16. Донесение королеве Христине из Москвы 14 января 1652 года.¹³⁸

Вашему Кор. В-ству 24-го прошлого (месяца декабря 1651 г.) по смиреннейшей обязанности было (послано) мое последнее (письмо).

В этот самый день, к вечеру, прибыл сюда с грамотой к Их Цар. В-ству из Польши гонец. ¹³⁹ Он со всеми своими людьми был одет в черное. 26-го он отправился на аудиенцию, и так как тогда как раз было доставлено кузнецами 6 - 8.000 мушкетных стволов, и последние были уложены в нижнем замке друг возле друга заряженными, то, как только упомянутый гонец вступил на лестницу замка, они были беглым огнем сожжены. Он был здесь хорошо принят и порядочно угощен. Как только грамота была вскрыта и прочтена, то, несмотря на то, что раньше было постановлено никого не посылать (в Польшу), пока не получится ответа от отправленного туда последним Герасима Семеновича Дохтурова (Garassim Simonowitz Doctorof), тотчас было решено нарядить в Польшу посольство, ¹⁴⁰ и для этого были [85] назначены (дворянин) Афанасий Осипович Прончищев (Offanassi Ossipowit Bronchischof) и (дьяк) Алмаз Иванович (Almaes Iwanowitz), которые были посланы (послами) к Вашему Кор. В-ству в 49 году. В их составе также идет Василий Прохоров (Wassilli Procherof), Филипп Иванов (Philip Iwanof) и Афанасий Денисов (Offanassi Denischof), которые все трое - писцы (подьячие). Предлолагают, что упомянутые послы будут присутствовать на имперском сейме в Польше; там они пожалуются на тех, которые погрешили [как думают сознательно] в титуле Их Цар. В-ства во время бывшего здесь в прошлом году польского посольства, и потребуют примерного их наказания; также они будут выведывать, как и каким образом между обоими государствами можно было бы наивыгоднее прекратить разногласия, которые будто бы довольно запутаны. И если от них относительно этого поступят хорошие известия, то все-таки будто должно остаться при том, что за ними должно последовать весьма большое посольство. 1-го января вышеупомянутый польский гонец был доставлен в замок и был отпущен вместе с грамотой. 4-го этого (месяца января) он отсюда уехал. Вышеупомянутое (русское) посольство 11-го этого (месяца) получило в замке отпуск и уехало отсюда 12-го. В тот же день, после того как (русские) послы уже уехали, было приказано переводчику Иоганну Бокеру фан Дельден (Iohann Bocker van Delden) поспешно приготовиться, чтобы в течение 2 - 3 дней спешно последовать за посольством и занять место среди его состава. Как я узнал, оба вышеупомянутые послы очень хлопотали о том, чтобы иметь его среди своего состава, так как они ценили, что он им в 49 году оказал в Швеции большие услуги.

Францбеков ¹⁴¹ (Farnsbeck), который перед тем жил в Стокгольме, был несколько лет тому назад назначен воеводой в Тобольск (Tobol) [86] в Сибири; в этой местности он обращался с подданными тиранически и скверно, так что последние на него здесь сильно пожаловались; на это отсюда тотчас вышел указ доставить его сюда арестованным, но он об этом был вполне своевременно оповещен и, так как он сообразил, что это ему может стоить головы, решил избежать опасности, но раньше он со своими имевшимися у него людьми совершенно разграбил окрестные местности, что оценивается в высокую сумму, и вместе с добычей удалился через "степь" в Китай (China). Пробрался ли он и остался ли невредим со стороны калмыцких татар или же будет теми, кто его преследует, в свою очередь пойман, - покажет время.

30-го прошлого месяца (декабря) мне было объявлено канцлером через переводчика Вольфа Якобсена, чтобы я пришел в замок на Казенный двор (Schatzhoffe), и что князь Алексей Михайлович Львов (Alexei Michaelowitz Lwof) назначен Их Цар. В-ством сообщить мне некоторые вещи. Поэтому я тотчас приготовился и поехал туда, но когда я туда прибыл, они уже уехали из замка, так что я должен был вернуться обратно. На другой день, именно 31-го, мне было снова объявлено, чтобы я был готов прибыть туда первого января. ¹⁴² Так как я сильно жаждал услышать их предложение, то в назначенное время явился с переводчиком, который пришел за мной. Итак, я нашел в казенной камере (Schatzkammer - Большой приказ) вышеупомянутого князя Алексея Михайловича Львова - государственного [87] гоффмейстера, сопровождаемаго канцлером Михаилом Юрьевичем. После нескольких комплиментов канцлер Михаил Юрьевич начал говорить о том, что Их Цар. В-ство велели спросить меня через своего боярина и князя Алексея Михайловича Львова, не получил ли я или из Швеции или из Ревеля какого-нибудь ответа на мои письма, которые я писал Вашему Кор. В-ству относительно Тимошки Анкидинова и его слуги Костки Конюхова. При этом он мне снова повторил все сообщение, которое они мне до этого сделали, и о котором я по подданнейшей обязанности известил Ваше Кор. В-ство 9-го ноября. На это я коротко ответил, что от Вашего Кор. В-ства из Швеции в продолжение такого времени невозможно получить ответа, и что из Ревеля я еще не имею никакого ответа, что ответ мог задержаться в том или другом (месте) вследствие ли дурного пути или по каким-нибудь другим приключившимся случайностям, но как только получу ответ, то я их об этом извещу. На это упомянутый князь сказал, что мне, без сомнения, известно, что между обоими великими государями, Их Цар. В-ством и Вашим Кор. В-ством, была установлена вечнопребывающим миром большая дружба, так что Их Цар. В-ство будут надеяться, что Их Кор. В-ство тоже будет поддерживать таковую и, особенно теперь, на требование Их Цар. В-ства прикажет вышеупомянутого пленника, который лживо выдавал себя за сына (Sohne) царя Василия Ивановича Шуйского, выдать вместе с его слугой. Они показали мне некоторые акты, написанные на пергаменте, на которых были рука (подпись) и печать польского короля, говоря, что король относительно таких лживо поступающих против Их Цар. В-ства нарочно договорился с ним, что когда какое-нибудь лицо будет выдавать себя когда-либо за какого-нибудь наследника в русском государстве, то они (самозванцы) должны быть не только изловлены и выданы, но королю также вменяется в обязанность, если кто-нибудь примется возмущать войско (Volck) или вообще русское государство, преследовать их вооруженной силой; до сих пор это было соблюдаемо королем, в чем они (русские) могли бы меня убедить посредством некоторых писем, которые были мне показаны лежащими на столе, говоря, что одно - от польского короля Хмельницкому, а другое - от Хмельницкого к Их Цар. В-ству, и написаны по поводу вышеупомянутого ложного Шуйского, в которых доказывается, что они со всем рвением старались об его поимке и выдаче; теперь же между Вашим Кор. В-ством и Их Цар. В-ством гораздо более крепкий и вечный мир, чем с Польшей, так что надеются, что Ваше Кор. В-ство не менее, чем польский король, согласно договору вечнопребывающего мира, будут это же исполнять. Однако так как такое предложение показалось мне что-то странным, хорошо зная, что заключается в соглашениях между Вашим Кор. В-ством и великим князем, так как подобной оговорки в них нельзя найти, то я отвечал относительно Вашего Кор. В-ства, что я могу уверить Их Цар. В-ство и присутствующего князя и канцлера, что все то, что [88] заключают в себе соглашения, будет свято соблюдаемо Вашим Кор. В-ством, и что с этой (шведской) стороны относительно нарушения их (договоров) нельзя ни в коем случае беспокоиться. Во время разговора я заметил посредством перевода, что они имеют известие, что мнимый Шуйский убежал из заключения в Ревеле, но они не хотели мне ничего сказать об этом, может быть, чтобы услышать, не выступлю ли я с чем-нибудь относительно этого, хотя мне это за день раньше под секретом было сообщено, но я, так как сам об этом не имел никакой грамоты, притворился, что ничего об этом не знаю. Часто упоминаемый князь добивался, чтобы я ради Их Цар. В-ства таковое довел до Вашего Кор. В-ства и чтобы я способствовал его выдаче настолько, насколько мне это возможно, и (говорил), что Их Цар. В-ство даже будут особой милостью побуждены меня за это свыше вознаградить. Но так как я никаким образом не мог бы вдаваться в эти дела, прежде чем я от кого-нибудь не имел бы хотя малейшего сведения об его положении, то я, чтобы легче мог об этом судить, начал прилежнее взвешивать подробности его скитаний и в виду того, что он раньше со столь многими паспортами чужестранных государей, князей и господ странствовал по свету и, как сильно его ни подстерегали, все-таки везде ускользал, то (я сообщу русским), что он равным образом, пожалуй, и в стране Вашего Кор. В-ства не будет пойман. Теперь же получается такое впечатление, что (русские), так как они знают, что птица улетела из сети, как будто бы не хотели из-за этого по внешнему виду делать большого дела. Между тем я чувствую, что они его здесь сильно разыскивают, но если об этом в канцелярии произойдут разговоры, то я подготовлен к этому, чтобы их встретить таким образом составленным (мною) относительно его сообщением, так что вряд ли они будут иметь повод в этом деле дальше о чем-либо стараться. Однако об этом я немного обстоятельнее далее сообщу с гонцом Вашему Кор. В-ству. Как я уверенно ожидаю, еще на этой неделе (гонец) должен быть послан, так как мне сегодня сообщено, что ответ на грамоту Вашего Кор. В-ства будто уже готов.

Здесь разведывалось купцами, должны ли быть наложены невыносимые пошлины на границах в Новгороде, Пскове и Ладоге на все товары, которые направляются в Лифляндию и Ингерманландию. Я достаточным образом об этом разведывал, но не мог получить об этом ничего точного, и, пока не возникнет ни одного примера, я не могу считать полезным об этом думать, в особенности, потому что большая комиссия в будущем году без всякого сомнения состоится, при чем она с той или с другой стороны выяснит этот вопрос; как я надеюсь, здесь с этим согласятся, о чем с гонцом Вашего Кор. В-ства я смогу подробнее написать.

(Далее следуют добрые пожелания королеве и подпись:) Иоганн де Родес.

Москва, 14 января 52 г.

Комментарии

138. М. Гл. Арх. Ин. Д., р. II, 1652 г. янв. - дек., № 4: о бытности в Москве Родеса, грамотах, поданных им, и отпусках на них.

139. 24 декабря 1651 г. приезжал польский гонец Обухович с требованием присылки на сейм русских послов для присутствия при наказании поляков, виновных в неверном написании государева титула.

140. Это посольство было отправлено 12 января для присутствия на сейме при суде и наказании лиц, неправильно писавших царский титул (именнопольские послы, бывшие в марте 1651 г. в Москве, не дописывали в титуле: "Карталинских и Грузинских царей и Кабардинской земли").

141. Дмитрий Андреевич Францбеков (Фаренсбах, Франзбеков, Францбеков), православный немец, был послан в Стокгольм русским агентом в 1635 г. (шведы звали его русским резидентом), но в том жe году отозван обратно. В 1648 г. он был назначен якутским воеводой (а не тобольским, как пишет Родес), способствовал покорению Даурии, но 31-го авг. 1651 г. в Якутск пришел указ, отзывающий Францбекова от воеводства, потому что на него была жалоба, что при нем все разбежались, так как он грабил и убивал ясачных. Именно в этом году в Якутск приехал сыщик, который сразу нагрянул на Францбекова и все его имущество, ценностью на 12.742 р. 65 коп., отписал на государя, как нечестно приобретенное, хотя впоследствии Францбекову были возвращены на 2 т. рублей взятые у него меха, но все остальное взято в казну (Н. Н. Оглоблин, "Обозрение столбцов и книг Сиб. пр.", ч. III. М., 1900 г., 182). Такой более благоприятный поворот в деле Д. Францбекова произошел благодаря его брату Ивану Францбекову, который в начале 1652 г. ударил челом государю, указывая, что Дмитрий в 159 г. был оклеветан торговыми людьми; по этому поводу состоялся в феврале приговор: "160 г. февраля в 21 де государевым, царевым и в-ого князя Алексея Михайловича всеа Руси словом приказал боярин князь Алексей Никитич Трубецкой дать государеву грамоту в Сибирь на Лену в Иркуцкой острог к стольнику к Ивану Акинфову, а велеть ему Дмитрея Франзбекова из Якуцкого острогу отпустит ко государю к Москве, а буде Дмитрей встретится с окольничим и воеводою со князем Иваном Ивановичем Лобановым-Ростовским и похочет с ним ехать в новую в Даурскую землю и ему ехать велеть, а что будет у него, у Дмитрея, взято животов и все те ево животы ему, Дмитрею, отдать" (М. Арх. М. Юст., Сиб. прик., ст. 338 - последняя треть столбца).