12. Донесение королеве Христине из Москвы 20 октября 1651 года.

По вернообязанному долгу и смиреннейшему подданству 6-го этого (месяца октября) было (послано) Вашему Кор. В-ству мое последнее (письмо), а с тех пор ничего особенного не произошло.

Прибывшие сюда 4 запорожских казака, которые упомянуты в моем последнем (письме), получили отпуск только 8 этого (месяца [67] октября) и были отпущены с достаточным уважением с грамотой к упомянутому Хмельницкому. Я не мог узнать, как об этом ни старался, о настоящем основании и условиях Их принятия (в русское подданство), и об этом снова что-то замолчали. Мне потом стало известно, что уже назначенным (поименованным в прошлом письме) господам в польское посольство снова было объявлено, но все-таки только временно, об Их поездке. Между тем теперь должен отправиться один Герасим Семенович Дохтуров ¹¹⁶ (Garrassim Simonowitz Doctorof), как малый посол; он должен переговорить об его (посольства) отправлении и вскоре готовится в дорогу. Как полагают, ему нечто другое поручено, (а именно) чтобы узнать при этом, что думают с польской стороны относительно здешнего принятия Хмельницкого и его армии. Если тогда обстоятельства сложатся благоприятно, то вероятно (в Польшу) отправится большое посольство.

Позавчера было приказано пороховому мастеру Гансу Пахераху (Hans Pacherach) поспешно сделать столько пороха, сколько он может.

Кроме того, здесь не мало любопытствуют узнать, какие будут результаты любских переговоров, так как получили известие, что господа послы, говорят, собрались в Любеке.

Из Польши сюда прибыл через Псков француз, который назвался Жан де Гроном ¹¹⁷ (Jean de Gron) и объявился здесь у двора и хочет показать посредством своих паспортов, которых он, говорят, имеет порядочно, как-то: от короля польского, - что он служил у [68] этого короля за тайного советника, от королевы польской, - что он служил у нее за доктора теологии, и от князя курляндского, - что он служил у него за посланника в Францию. Это весьма коварная голова, и он вполне подобен иезуиту. Как скоро он был расспрашиваем в первый раз, он объявил, что Божий Дух слишком 15 месяцев побуждает его отречься от своей еретической веры и снова принять древнюю, сохраненную и неоспоримую греческую религию, которой теперь нельзя более найти ни в одном месте во всем свете, как (только) в России; что он так стремился прийти в эту страну, что этого нельзя выразить человеческим языком, но теперь он благодарит Бога, что он так далеко пришел, и ему более ничего не нужно и ничего более не желательно, как попасть в монастырь и там получить чистое праведное настоящее христианское крещение; что, как скоро он его получит, он надеется видеть ясные очи Их Цар. В-ства и ожидать их милости. Он об этом уже долгое время просит, но медлят его выслушать, хотя здесь в крещении никому не отказывают, но все-таки кажется, что хотят прежде точно разузнать о его личности. Но он, чем дале, тем боле просит, и указывал на латинском языке, что он готовился (уже) прошлый год отправиться морем и хотел сюда прибыть, но во время этого прекрасного намерения, с целью привести в исполнение спасение своей души, его постигло несчастие, так как он подвергся кораблекрушению, так что он потерял своих 12 слуг и все свое имущество, при чем одного только золота, серебра и драгоценностей свыше, чем на 10.000 дукатов, так что он должен был кое-как перебиваться в одежде лодочника (Bootsmann); после этого он снова явился в Польшу, и когда же, приблизительно год тому назад, сюда приходил польский посол господин Сандомирский (Sandimirski), он полагал прийти с ним, но когда он пришел в Смоленск, то заболел горячкой, так что должен был остаться там лежать; наконец его все-таки услышал Бог и вот теперь привел сюда; так как он смертный и в особенности плох здоровьем, то он просит пред Богом и во имя Его, чтобы способствовали его намерению и приказали бы, ради Бога, его крестить и чем скорее, тем лучше, чтобы он мог отправиться на тот свет не в своем язычестве и еретичестве, за что наконец (если русские его не крестят) они явятся в ответе пред Божьим судом. По моему мнению, в этом скрывается нечто другое, так как по всему его делу видно, что он интриган (Practicken macher), который, может быть, когда он благополучно сильно приластится и завяжет среди великих (особ) знакомство, намеревается произвести в этом государстве некоторое смятение. Что далее будет с ним, покажет время.

Недавно прибыл из Астрахани один "сын боярский". Он секретно известил своего друга, что в этом году в Астрахани не было ни одного персидского купца; причина этого, говорят, та, что персидский государь умертвил в Персии до 600 русских купцов и приказал конфисковать у всех русских купцов их товары. Он (сын боярский) [69] полагает, что это оттого произошло, что татарский князь, по имени Сурам Мурза (Suram Mursen), [который нанес (русским) на русских границах некоторый вред] был преследуем русскими до гор. Также думают, что бывший здесь год тому назад персидский посол тоже достаточно этому способствовал, так как он отчасти тогда жаловался на какую-то несправедливость, которую (русские) причинили ему при сдаче шелка, и сказал, что русские почувствуют это в его стране (в Персии). Персидский государь, говорят, одержал большую победу над Могулом (Mogul). ¹¹⁸

Сюда также дошло известие, что партия татар вторглась при Белогороде (Bolowgorod), и (ими) была уведена, говорят, значительная часть русских.

8-го этого (месяца октября) поехал отсюда г. резидент Карл Померенинг, и со времени его отъезда отсюда здесь ничего более не произошло в канцелярии относительно его личности.

Сейчас я узнал, что вышеназванный Жан де Грон отведен в монастырь, где должен быть крещен. Может быть, этому злодею неудадутся его козни, так как ему мало доверяют, и, как говорят, он после крещения будет послан в Астрахань в монастырь, пока он будет жив, чтобы он, раз он такой хороший христианин, там усердно молился.

Что теперь происходит при наступающей зимней торговле в курсе торговли, Ваше Кор. В-ство всемилостивейше могут видеть из приложенного циркуляра ¹¹⁹ (Lauffzettel), посредством которого я дал наставление некоторым лифляндским купцам прибыть в эту зиму сюда и таким образом мало-по-малу положить начало торговле. Так как для споспешествования этого еще необходимо (сделать) и то и другое, а об этом требуется милостивейшая резолюция Вашего Кор. В-ства, то я в эту зиму отправлю своего слугу в Стокгольм и подданнейше пошлю Вашему Кор. В-ству известие и о том и о другом. ¹²⁰ [70]

Недавно Адольф Эберс писал мне из Новгорода, что он через 2 гонцов (Einspenninger) уже 18 июля получил там селитру, которую следовало доставить из-за покойного господина Крусбиорна. Так как он (Эберс) несколько раз просил (русских), чтобы они приняли ее от него, но он ничего не мог этим достичь, то вследствие этого он домогается ради Вашего Кор. В-ства, чтобы я здесь подготовил (выхлопотал), дабы она (селитра) была вручена (принята русскими) за надлежащей квитанцией и взысканием реверса (обязательства), данного от себя покойным Крусбиорном. Я тотчас просил аудиенции у канцлера в "Посольском приказе", которую я сейчас получил. Итак, я сообщил (канцлеру), что селитра уже несколько месяцев как пришла в Новгород, и хотя Адольф Эберс просил воеводу об этом (о приеме ея), но он на это не получил резолюции. На это мне было отвечено, что они хотя знают, что селитра туда пришла, но, говорят, она плоха по сравнению с образцом, оставленным здесь покойным Крусбиорном. Но так как мне известно, что при пробе была незначительная разница, то я это, насколько мог, опроверг, и наконец получил резолюцию, что это должно быть донесено Их Цар. В-ству, и мне на это будет выдан ответ, что я потом, через несколько дней, и получил, а именно, что будет сделано распоряжение о приеме (селитры), но все-таки то, что окажется после последующей пробы плохим, будет вычтено из суммы. Этому я немного противился и сказал, что, может быть, если настоящий мастер будет делать ее пробу, то мало или ничего не окажется негодным, или же она окажется даже лучшей, а если это и было бы (что она плохая), то ради Вашего Кор. В-ства можно также претендовать на то, что она лучше по весу. На это канцлер ответил мне, что он должен из-за этого написать воеводе, послать ему вышеупомянутый реверс и постановить приказ о приеме (селитры), о чем я и, значит, написал Адольфу Эверсу. ¹²¹

(Далее следуют добрые пожелания королеве и подпись:) Иоганн де Родес.

Москва, 20 октября 51 г. [71]

P. S. Сейчас же в заключение я узнал, что здесь несколько недель тому назад пришло известие, что в Стокгольме при Их Кор. В-стве один русский выдает себя за Шуйского (Zuski) и наследника прежних великих князей, но он, говорят, был здесь в канцелярии писцом (подьячим) и 8 лет тому назад из-за одного преступления бежал через польскую границу. Последний посланный отсюда гонец к Вашему Кор. В-ству Яков Козлов ¹²² (Jacob Gossloff) отослан потребовать его от Вашего Кор. В-ства.

Комментарии

116. Дьяк Г. С. Дохтуров был отправлен гонцом в Варшаву, чтобы напомнить королю, что тот должен наказать тех лиц, которые неправильно пишут государев титул, и пожаловаться на беспорядки, чинимые поляками, и на бывшее укрывательство Анкидинова с его слугой, которые тогда уже переправились в Швецию. Но Дохтуров надолго задержался в Москве и отправился в Польшу только 14 декабря. (Бантыш- Каменский, "Об. вн. сн.", а Родес доносил 11 дек., что Дохтуров отправился в Польшу 10 декабря).

117. Дело о приезде в Россию француза "доктора богословии" Жана де Грона и его брата Карла для крещения в греческую веру хранится в М. Гл. Арх. Ин. Д., в делах о приезде иностранцев в Россию 1651 г.. № 12.

Братья де Грон приехали в Москву 30 сентября 1651 г. (160 г.). Ян действительно подавал латинскую челобитню, в которой он писал (согласно русскому переводу, сделанному в то время), что желает как можно скорее креститься, "а промеж того времени ему кажетца всякой час за год и всякой день за сто лет и для того покорностью бьет челом, чтоб ему с братом по самому скорому времени по желаню и по обещанью своему до российские веры допущену быть, которая есть един киот и ковчег, которой от соблазных ересей потопленья не осквернен". 4 декабря "они отданы под начало в Чюдов монастырь" (он находится в Кремле же, возле соборов). 11 января 1652 г. (160 г.) "Онтон и Данил де Гроновы" были на аудиенции у царя, где им было объявлено о принятии их на государеву службу, и им были даны подарки; они же принесли присягу верой и правдой служить своему новому государю.

118. Великими Моголами европейцы называли государей одной тюркской династии, персы же называли "Могул" (т.е. монголами) именно джагатайских тюрков, живших за Аму-Дарьей (Новый энц. слов. Брокгауза: "Великие моголы"). В данном месте у Родеса, очевидно, не вполне точные данные; никаких 600 купцов персы не убивали. В начале 1650 г. приезжал в Москву шахский посол (донес. Родеса 9 февр. 1650 г.) и жаловался, что русские взимают большие пошлины, а казаки грабят персидских купцов; русские отвечали, что они не могут усмотрет за всеми казаками, но все-таки пойманных казаков казнили в присутствии посла: однако в том же 1650 г. в Шемахе и Гиляни персы захватили русских купцов и не отпускали их в Россию несколько лет. Кроме того, русский подданный Чебан-Мурза перекочевал ближе к Персии и отдался в подданство шаху. В 1651 г. ходил на него царский подданный князь Муцал Черкасский и русские войска, а вместе с ним Суркай, шевкал Тарковский, который однако изменил и перешел к Чебану-Мурзе. К ним пришли на помощь персидские войска. Русские войска былы разбиты, и многие взяты в плен.

119. Его при донесении не оказалось.

120. Родес, действительно, деятельно принялся за развитие торговых сношений шведов с русскими, стараясь, насколько это было ему возможно,устранять с пути нежелательные для этой торговли явления; так, он старался о благоустройстве шведского двора и о пропуске шведов в Москву; с последнею целью он несколько позже, именно 28 ноября 1651 г., подал в Посольский приказ челобитню А. Иванову и Анд. Немирову, жалуясь, что русские не пропускают в Москву шведов и иногда даже посылают их назад, хотя у тех и есть проезжия грамоты, "а ныне де розные торговые люди хотят нынешнею зимою сюда ехать", почему Родес и просил, чтобы царь велел новгородскому воеводе пропускать в Москву без всякого задержания, согласно мирным договорам, всех шведов, которые имеют с собою проезжия грамоты (М. Гл. Арх. Ин. Д., шв. д., р. II, 1651 г., № 8).

121. 10 апр. 1651 года приезжал швед Яган Розелинт (Рузенли) с грамотами от королевы, и в одной грамоте заключалась просьба указать,где и кому принять от Швеции на границе заемную селитру. Русские в 1639 г. дали Швеции взаймы 3.000 пудов селитры, и Крусбиорн, тогдашний шведский резидент в Москве, обязался возвратить ее через год, но в самом деле он в 1642 г. возвратил только немного более 161 пуда, т.е. в 1648 г. осталось доставить 2.939 пудов. (О приезде в Москву шв. переводчика Ягана Розелинта с грамотой от королевы - о межевых комиссарах, селитре и уплате денег за перебежчиков - в М. Гл. А. Ин. Д., шв. д., р. I, кн. 29, 7159/1651 г. март-май 14).

122. О нем, без упоминания имени и фамилии, Родес писал в донесении 24 сент. 1651 г. М. (Гл. А. Ин. Д., шв. д, р. I, кн. 35, 7160/1651 г. сент. 18-ноября 2: отпуск в Швецию гонцом подьячего Як. Козлова и толмача Алферея с 2 грамотами об Анкидинове и Конюхове, скрывающихся в Швеции, и с жалобой на поступки Померенинга).