10. Донесение королеве Христине из Москвы 24 сентября 1651 года.

Вашему Кор. В-ству по смиренному подданству было (послано) 22-го прошлого (месяца августа) мое последнее (письмо), на которое я этим покорнейше ссылаюсь.

Хотя я и думал, что упомянутый в моем последнем (письме) прибывший сюда из Польши гонец получит аудиенцию в следующее [59] воскресение, именно 24-го же (августа), ¹⁰⁹ однако это замедлилось до 27-го, так как Их Цар. В-ство после окончания моего последнего (письма) снова выехал (из Москвы).

В этот день (27 августа) пришли в замок: во-первых, находящийся здесь крымский заложник, который остановился перед "Посольским приказом", и был там приведен в канцелярию; во-вторых, греческий митрополит равным образом был остановлен перед "Посольским приказом" и приведен в канцелярию, но - в другой покой, а после него послали привести Карла Померенинга, который был остановлен перед Казенным двором (Schatzhoff) возле церкви св. Архангела, лежащей вблизи жилища Их Цар. В-ства, и приведен в канцелярию "Большого приказа".

Вскоре потом греческий митрополит поднялся на аудиенцию, сопровождаемый своим "приставом". Пока этот митрополит был наверху, послали привести польского гонца от его помещения при помощи назначенного ему "пристава". Прежде чем он успел прийти в замок, сказанный митрополит уже спускался. Таким образом, упомянутый гонец был также остановлен перед вышесказанной церковью, и приведен прямо наверх перед Их Цар. В-ством.

Когда же он после обыкновенной церемонии передал свой кредитив и спустился обратно, было предложено также итти наверх господину резиденту (Померенингу), но он признал себя обиженным и просил переводчика Вольфа Якобсона, который был назначен сопровождать сказанного господина резидента от шведского двора в замок, чтобы тот поднялся к г. государственному канцлеру и спросил его, была ли воля Их Цар. В-ства, чтобы он (Померенинг) так долго ждал и должен был итти наверх после польского гонца. Переводчик, так как господину резиденту уже было объявлено, что он должен итти наверх, не хотел этого сделать, но так как он видел, что господин резидент намерен итти наверх не раньше (чем тот иcполнит его просьбу), то (переводчик) должен был явиться наверх перед залой, в которой Их Цар. В-ство дают аудиенции, вызвать подканцлера Алмаза Иванова и спросить у него об этом, но он (Алмаз) вряд ли передал это Их Цар. В-ству, так как мне известно, что сказанный подканцлер тотчас дал ответ, что если резидент желает взойти, то он не должен долго медлить, как будто это именно приказано Их Цар. В-ством. Это резиденту было в свою очередь так сообщено, но господин резидент этим не удовлетворился и не хотел раньше взойти (пока не получит должного ответа). Тогда переводчик другой раз был наверху, но когда он (резидент) стол же мало, как и раньше, мог получить (удовлетворения), то он не захотел теперь упускать настоящего случая, так как Их Цар. В-ство совершенно редко заседают, если не приходят чрезвычайные [60] послы или гонцы, и должен был наконец отправиться наверх. Когда он пришел в залу, по обыкновенному обычаю и принятой здесь церемонии, он передал милостивейшую грамоту Вашего Кор. В-ства. Он также изложил следующее: (во первых) государственный канцлер Михаил Юрьевич раньше ему говорил, что Их Кор. В-ство не желают знать здесь никакого резидента от Их Цар. В-ства, так как шведский двор может быть хорошо представлен посредством хозяина (Gastgeber), или "дворника" (Dworinck), и Ваше Кор. В-ство послали для этого сюда меня (т.е. Родеса); во-вторых, что при происшедшем 3 года тому назад большом пожаре, произведенном злыми людьми, во время которого шведский двор совсем сгорел, он (Померенинг) потерпел большие убытки и хотя относительно этого подавал прошение, но не получил на это никакого ответа. На это его (Померенинга) представление (которое он изложил тут - на аудиенции) ему ничего не было отвечено, но ему только было решительно объявлено в ответ, что грамота Вашего Кор. В-ства будет переведена, и ему потом будет на нее отвечено. После этого он взял свой отпуск. После него также пошел наверх крымский заложник и получил свой отпуск. Мне известно, что канцлер Михаил Юрьевич очень смутился, когда он услышал от г. резидента в его представлении названным свое имя, и ему это было очень досадно, и, после того как Их Цар. В-ство с боярами встали, он тогда в свою очередь пошел в канцелярию и сказал переводчику, почему он переводил это, так как ведь по милостивейшей грамоте Вашего Кор. В-ства, данной мне, Их Цар. В-ство меня (Родеса) приняли за комиссара, а не за "дворника"; что же (касается того, что) он в другой статье жаловался относительно пожара и претендовал (на вознаграждение), то ему на это было отвечено уже раньше, к тому же ему тогда для его особы и обеспечения его имущества даже было послано 40 или 50 "стрельцов", которые его оберегали и охраняли, так что "мы (т.е. русские) хорошо знаем, что он не был ни обокраден ни ограблен, как он тогда уверял".

Упомянутый крымский заложник уехал. За него на границе должен быть дан в вымен русский заложник, находящийся в Татарии, когда с этой стороны будет отдана ежегодная дань (Tribut), которую должен конвоировать до границ и (там) сдать русский полковник (стрелецкий голова) Артемонович ¹¹⁰ (Artemonewitz) с 1.200 человек, который 7 этого (месяца сентября) отсюда отправился туда. [61]

Вышесказанный польский гонец был здесь недолго задержан, так что он первого этого (месяца сентября), после того как Их Цар. В-ство по своему ежегодному обычаю отпраздновали наступление нового года, получил свой отпуск и благополучно был отпущен с ответной грамотой и был одарен 3 хорошими сороками соболей и большим кубком. Его донесение (миссия) держится в тайне, но, насколько я мог узнать, Их Кор. польское В-ство, говорят, чувствуют себя некоторым образом обиженными из-за того, что через границы и за границы пропускаются (Россией) черкассы и донские казаки, которые соединяются с Хмельницким, что против последнего отпуска (постановления); они (польский король), хотя со своей армией и с Господней помощью вполне разрушили и разбили все татарское и Хмельницкого могущество, но не предполагали, что прибудут такие войска (Volcker); Их Кор. польское В-ство не думают, чтобы это происходило с ведома и по воле самого Цар. В-ства, но Их Кор. В-ство могут в этом увериться не ранее, чем они узнают, что воеводы, которые находятся на границах и виновны в таком пропуске, будут за это достойно наказаны. Какой же на это был дан ответ, до сих пор нельзя было разведать.

Недавно сюда пришло известие, что после того, как Хмельницкий узнал, что польская армия возвратилась (в Польшу), кроме принца (гетмана) Радзивила (Radziviel), который с несколькими тысячами людей остался в Киеве и вокруг него, и (польская армия), как здесь распространилась молва, отправилась против венгров, которые, говорят, вторглись в Польшу, то он (Хмельницкий, узнав об этом) снова отправился и собрал с поспешностью свои рассеянные войска и подступил к самому городу (Киеву), намереваясь его сильно блокировать; в нем лично находился принц Радзивил. И уже уверяют, что сказанный принц уже предложил возвратить город Хмельницкому, если он позволит ему уйти с его войском, но Хмельницкий, говорят, не хочет на это согласиться и ответил на это, что подобно тому, как они тираничали в городе, равным образом так и он хочет также с ними обойтись и одолеть Их силой.

Также в эти дни был отправлен гонец к Вашему Кор. В-ству, но по какому поводу, мне не было возможности еще узнать, как я об [62] этом сильно ни старался. ¹¹¹ Случилось ли это теперь из-за г. резидента Карла Померенинга, который недавно попал в большую беду, я не могу знать, но, если я не ошибаюсь, то упомянутый гонец уже за одно отправлен с другими делами, а несчастное происшествие г. резидента, которое здесь принято очень скверно, может быть также будет представлено Вашему Кор. В-ству вместе с другими делами. Я по моему подданнейшему долгу подданнейше сообщу (сейчас) вкратце об этом вашему Кор. В-ству, насколько было возможно мне с точностью узнать. Случилось, что господин резидент 3 сентября был в гостях, где все вполне мирно и благополучно друг с другом расстались, и господин Померенинг был первым, который расстался как раз в то время, когда наступал вечер, так что было еще достаточно светло. Он поехал верхом только с 4 "солдатами", назначенными Вашим Кор. В-ством шведскому двору в охрану, которые шли возле его лошади со своим холодным оружием, а его слуга ехал перед ним верхом. Они направлялись на шведский двор. Когда теперь они приблизились примерно недалеко к рынку, зазвонил пожарный колокол (набат), потому что в одном месте начинало гореть. Так как в такое время простой народ обыкновенно сильно сбегается, как и здесь произошло, то стало очень тесно. Господин резидент, который, может быть, без всякого сомнения, также спешил попасть домой, несколько въехал в сильную давку и потребовал дать место. Так как простой народ в такое время не принимает в соображение личности, то они не обратили большого внимания на его крик. Между тем явился князь Трубецкой (Drubetzkoi), который здесь считается после Их Цар. В-ства третьим лицом; он тогда был назначен как-бы штатгальтером над этим городом и должен был итти на пожар. Господин резидент, может быть, неумышленно как-то на него сильно и близко наехал, так что у его (князя) слуги, который нес свой фонарь, разбил ногой фонарь в куски, за что слуги (князя) начали браниться и кричать: "царов" (Zaarof), что означает то-же, что и (слово) насилие или тревога. Тогда нашлись среди давки некоторые, которые посчитали это за большую обиду и нашли удовольствие отомстить за это, стащили с лошади его (резидента) парня, который ехал верхом впереди него. На это, говорят, господин резидент, а потом также его "солдаты", вытащили свои шпаги и, как здесь передают, ранили 4 - 5 лиц. Прежде чем это так далеко зашло, точно также прибыл сюда "боярин" Илья [63] Данилович, тесть Их Цар. В-ства, который приказал отвести "солдат" и парня в (Стрелецкий) "приказ" и посадить там в заключение. После этого он же взял у резидента его шпагу и пистолет, но тогда тот, говорят, схватил другой пистолет и им угрожал. Между тем боярин Илья Данилович узнал, что это - шведский резидент и спросил его, действительно ли это он, на что тот отвечал, что да, это - он. После этого он (Илья Данилович) приказал вышеназванному полковнику Артемоновичу, который тоже был при этом, чтобы он проводил и для безопасности сопровождал резидента на его квартиру, на шведский двор. Это было его (Померенинга) счастье, иначе же он не вышел бы с того места живым. Это неожиданное известие я получил только на другой полдень. В течение утра оба "солдата" и его парень, которые были заключены в замке, были допрашиваемы. При этом допросе они объявили, что, хотя они слыхали какой-то звон, но не знают, был ли это от фонаря, но вытянули свое оружие не ранее, чем господин резидент вынул свою шпагу. После этого сейчас же это было доложено Их Цар. В-ству, которые, говорят, отнеслись к этому весьма нетерпимо. На третий день господин резидент старался поговорить с боярином Ильей Даниловичем в его доме, но ему не была тогда дана аудиенция, а отослали его в замок (Кремль) в аптеку, где он (Илья Данилович) находился по своей должности. Он (Померенинг) тогда туда и явился. Там, в присутствии нескольких офицеров, начал он говорить боярину Илье Даниловичу, что он выехал в злополучный час, так как его как раз постигло несчастие, что он в происшедший пожар попал в давку простого народа; он благодарил боярина Илью Даниловича, что он приказал так благополучно доставить его домой; он должен признать, что он (Илья Данилович) был его ангелом (хранителем), и просил, чтобы его воины были обратно отпущены, так как они ведь ни в чем не виноваты. На это ему было отвечено, что, действительно, хорошо знают, что его воины не виноваты, и что причиной беды был не кто иной, как он сам, и между прочим боярин, который сам при этом был, знает как все произошло, и если бы это не случилось ради Вашего Кор. В-ства, то он (Померенинг) оттуда таким образом не ушел бы. Его же спросили, почему он боярину разбил ногой фонарь в куски и тем обидел господина; также, как он до того дошел, что он и его воины вытащили свое оружие и нескольких ранили. На это господин резидент отвечал, что он не знает ни о каком фонаре, но если какой-нибудь (фонарь) разбит, то он готов за таковой охотно уплатить; своего же палаша он не обнажал, но когда на него хотели наступать силой, то он вытащил свой пистолет, а его солдаты могли извлечь свое оружие, так как они были при нем (резидентом) для той цели, чтобы его защищать. На это боярином было отвечено ему, что дело не в фонаре, за который легко заплатить, а в обиде, которую он (резидент) нанес господину, и что же он хотел сделать с 5 или 6 людьми против стольких тысяч! Боярин (также сказал): [64] "Если бы мы ради Их Кор. В-ства вас не защитили, то вы ведь остались бы (там мертвым). На это (резидент) отвечал, что беда уже случилась, и он просит простить ему это, выпустить воинов и сделать необходимые приготовления, чтоб он мог получить свой отпуск. На это ему сказанным боярином было снова отвечено: его отправление раньше было совершенно готово, но теперь он должен ждать окончания этого дела, которое теперь представлено Их Цар. В-ству. Итак, с этим он (резидент) оттуда ушел. Накануне 14-го (сентября) господин резидент послал в позднее время к своему парню в замок (в Стрелецкий приказ), где он был пойман (заключен), копию с прилагаемого 12 пункта, ¹¹² которую он (Померенинг,) выдавал за найденную им из некоторых привилегий, полученных от славной памяти Их Цар. В-ства Михаила Федоровича; (Померенинг послал эту копию) с приказанием, чтобы парень передал таковую в "Посольский приказ", который (парень) тогда с этим не ожидал до следующего дня, но передал таковую среди ночи. Как скоро наступил день, переводчик Вольф Якобсен должен был прийти в замок и это перевести. Когда теперь они это прочитали и поняли, то представили это Их Цар. В-ству. Тогда тотчас достали все договоры и соглашения, которые совершены между Вашего Кор. В-ства королевскими высокославными и праведнейшими господами предками и Их Цар. В-ства славными царскими предками; их пересматривали и около 3 дней с ними возились, но, говорят, об этом ничего не могли найти, так что это принято почти странно. Так это продолжалось до 19-го (сентября), в каковой день господин резидент был потребован в "Посольский приказ". Когда же он туда пришел, то государственный канцлер передал ему отпуск, который был написан, и в котором ему были представлено все это дело и некоторые раньше происшедшие случаи, и ему были выданы обратно воины вместе с его шпагой и пистолетами с такими словами, что Их Цар. В-ство прощает ему все это ради Вашего Кор. В-ства, что ему будут назначены приставы, подводы и (все) что ему будет необходимо, а он только должен с Божьей помощью уехать. Но он еще попросил, чтобы ему дозволили взять отпуск из рук Их Цар. В-ства, и можно было бы получить ответ на милостивейшую грамоту Вашего Кор. В-ства, но в этом ему было коротко отказано и сказано, что на этот раз он этого не достигнет и что он должен только уехать. ¹¹³ [65]

Об образе действий Хмельницкого прибывают такие разнообразные донесения, что почти не знаешь, чему верить, отчего также ничего не может быть отмечено достоверного. В прошедшую субботу пришли сюда от Хмельницкого 4 запорожских казака с грамотой к Их Цар. В-ству. Они в следующее воскресение, утром, получили аудиенцию у Их Цар. В-ства и отдали свой кредитив. Здесь говорят, как достоверное, что Хмельницкий снова просил отдаться под защиту их Цар. В-ства и, говорят, он желает вступить на их (царскую) службу с 40.000 человек, (чтобы воевать) против кого угодно, со святым уверением (клятвою), что он (Хмельницкий) со всеми своими будет жертвовать за Их Цар. В-ство телом, имуществом и кровью. Если бы с этой стороны находились против кого-нибудь в действии (в войне), то эта предлагаемая служба не была бы неприятной, но без этого (обстоятельства) это потребует порядочного обсуждения. Что из этого выйдет, покажет время.

Через Архангельск прибыли 2 полковника: один, говорят, - шотландец, другой - иностранец (Wahl); имена их будут сообщены в ближайшем (письме). А вчера из Лифляндии также прибыл сюда один английский полковник. Здесь собирается довольно много офицеров и большею частью все принимаются.

Их Цар. В-ство позавчера поехали отсюда со своей супругой в Троицкий (монастырь); выезд был великолепный.

Что дальше будет происходить в том или в другом, об этом я Вашему Кор. В-ству с подданнейшим смирением буду сообщать время от времени.

(Далее следуют добрые пожелания королеве и подпись:) Иоганн де Родес.

Москва, 24 сентября 51 г.

Комментарии

109. Тут противоречие с предыдущим письмом, в котором сказано, что гонца примут: "в будущее воскресение - 31-го этого (месяца августа)".

110. Артамон Сергеевич Матвеев, думный дворянин, упоминается, как стрелецкий голова, в апреле 1651 г, в 1653 г, 1654 г.. В 1671 назначен ведать приказ Полоняничных денег и Посольский прик., с 1672 г. стал окольничим, а с 1674 г. - боярином (С.А.Белокуров, Пос. пр., 112). Русские и крымцы ежегодно съезжались на Валуйке для размена с обеих сторон посланников - "годовых послов". В 1651 году (авг.-ноябрь) состоялось отправление на посольскую размену на Валуйку окольничего кн. Дм. Долгорукова для отпуска оттуда в Крым 2 русских посланников и крымского посла Османа Аталыка и др., а также для принятия в обмен из Крыма возвращавшихся русских посланников и новых крымсих послов. С этою целью 30 авг. этого года было велено грамотой: "А служилым людем с окольничьим со кн. Дм. Алексеевичем (Долгоруким) и с дьяком Семеном (Звягиным) быти с Москвы дворянам десяти человекам, да жильцам десяти человекам, да московскому голове стрелецкому Артемону Матвееву с приказом, а лошади у них драгунские". (М. Гл. Арх. М. Ин. Д., крымские дела 1651 г., кар. 121, № 18).

111. В сентябре 1651 г. был отправлен в Швецию гонцом подьячий Поместного приказа Яков Козлов с двумя грамотами от 17 сентября: в первой была просьба к королеве поймать и выдать укрывавшегося Лжешуйского Тимошку Анкидинова и его слугу Костку Конюхова, во второй заключалась жалоба на Померенинга за его дурные поступки и просьба наказать его за это. Русская грамота в Швецию от 17 сент. 1651 г. по делу Анкидинова и Конюхова издана в Д. к А. Ист., т. VI, № 138, гр. V.

112. Родес, следовательно, послал при письме текст этого пункта, но теперь при донесении его не оказалось.

113. Грамота к королеве жалуется, что Померенинг, получив уже прощальную аудиенцию, "ездил безвременно ночью в гости во многие места и напився пьян чинил многие задоры". 3 сентября случился в Москве "ночным временем пожар", и князь Алексей Никитич Трубецкой ехал его тушить, но повстречался с резидентом, который посек шпагой трех стрельцов, при чем двух так тяжело, что опасались за их жизнь. ПотомПомеренинг прислал в Стрелецкий приказ письмо, в котором было написано имя царя Михаила "не по вечному докончанию, просто Михаилом Федоровичем". (Жалобная грамота на резидента, как и все другие русские акты, касающиеся пребывания его в Москве изданы в сборнике материалов К. И. Якубова, "Россия и Швеция в пол. XVII в.". отдел V; донесения же Померенинга - в VI отделе).