РАССКАЗ

ОБ ИМПЕРАТОРАХ ДОМА ВАЛЕНТИНИАНА И ФЕОДОСИЯ

NARRATIO DE IMPERATORIBUS DOMUS VALENTINIANAE ET THEODOSIAE

ОБ ОБЩЕСТВЕННОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ «РАССКАЗА ОБ ИМПЕРАТОРАХ ДОМА ВАЛЕНТИНИАНА И ФЕОДОСИЯ»

Краткое сочинение, названное в первом (и последнем) своем издании Т. Моммзена «Narratio de imperatoribus domus Valentinianae et Theodosianae» ¹, было обнаружено издателем в двух рукописях. Одна из них, наиболее полная, находится в составе Брюссельского кодекса (n. 1791-1794) X в.; другую, начинающуюся с описания правления Грациана, содержит codex universitatis Matritensis n. 134 (XIII в.). Т. Моммзен поместил издание «Рассказа» первым в цикле, содержащем кроме него две широко известные летописи – «Галльскую хронику 452 года» и «Галльскую хронику 511 года» ². Поводом к такой композиции издания послужило некоторое сходство ряда пассажей «Рассказа» и упомянутых хроник, что позволило Т. Моммзену осторожно предположить происхождение некоторых хроникальных эпизодов из «Narratio». Правда опытнейший немецкий исследователь оговорился, что сходство между названными сочинениями не таково, чтобы он «отважился с несомненностью утверждать это» ³. Между тем издательский прием Т. Моммзена дал возможность некоторым ученым чуть ли не идентифицировать материалы «Narratio» и (прежде всего) «Галльской хроники 452 года», более подробной и пространной нежели «Галльская хроника 511 года». Из последних работ, активно ссылающихся подобным образом на «Рассказ», можно выделить, например, капитальную монографию А. Пабст ⁴. Между тем такой подход имеет прямое отношение к датировке источника, к определению его жанровой [42] принадлежности и даже к выявлению вектора его общественной направленности, к вопросу о том, каких признаков в нем больше – позднеантичного или средневекового сочинения. Именно наблюдения по последнему поводу я и попытаюсь сделать в данной статье.

Прежде всего можно обратить внимание на определение Т. Моммзеном авторства «Рассказа»: последний был написан, по мнению исследователя, скорее всего современником Феодосия II ⁵. Однако единственный пассаж в источнике, дающий на первый взгляд, основание для такого предположения, гласит, что указанный император «с течением времени, пожалуй, явился достойным быть сопоставленным с величайшими государями» (р. 630. 2). Здесь явно выражается симпатия автора «Рассказа» к Феодосию II, последнему из императоров, упомянутых в тексте, но не удостоенному специального раздела в сочинении (Гонорий, повествование о котором завершает дошедший до нас текст, умер в 423 г.). Однако отмеченный пассаж не содержит и намека на то, что его автор был современником Феодосия II. Не содержат подобной восторженной оценки императора и обе галльские хроники, некоторые эпизоды которых, по Т. Моммзену, находят соответствие в тексте «Рассказа». Следовательно, поиск датировки интересующего нас источника в направлении, предложенном немецким ученым, бесперспективен.

Что касается упомянутого соответствия отдельных мест галльских хроник и «Рассказа», то для каких-то выводов на этот счет следует для начала обратиться к жанровым признакам сочинения, к его композиции, к узловым моментам повествования. Ибо сравнивать имеет смысл в первую очередь главное, чему уделяет внимание «Рассказ».

Даже беглый взгляд на «Narratio» позволяет заметить, что повествование, размеренное периодами шести царствований (от Валентиниана I до Гонория включительно), открывается в начале каждой своей части устойчивыми словесными формулами типа «[такой-то] процарствовал [столько-то] лет». Вариации обрамления этих формул допускаются, но имеют лишь уточняющий характер – относительно параллельности какого-то правления и статуса последнего. Например: «Валентиниан процарствовал 11 лет, в то время как брат его Валент был призван [им] в качестве соправителя...» (р. 629. 1-2); «Валент... процарствовал в провинциях Востока после кончины брата 3 года, в то время как в Италии и Галлии правил Грациан, сын Валентиниана Августа...» (р. 629. 7-8). Особо необходимо отметить, что в перечислении правлений императоров собственно «дома Валентиниана и Феодосия» отсутствуют специальные разделы о царствованиях [43] Валентиниана II (драматическая судьба его рассматривается лишь в составе эпизода, посвященного Феодосию I) и Феодосия II (сведения о нем заполняют маленький раздел, посвященный Аркадию). О легитимном соправительстве Констанция III кратко сообщается при описании царствования Гонория. Совершенно исключены из композиционного ряда «Рассказа» правления узурпаторов, хотя кое-кто из них в отдельных разделах назван (Магн Максим и Евгений – в сообщениях о Грациане и Феодосии I, Константин III и его сыновья, а также Приск Аттал – в повествовании о правлении Гонория).

Таким образом создается, в частности, впечатление, что для автора «Рассказа» время – не единая и непрерывная линия, соединяющая начало и конец того, что описывается в сочинении, а скорее последовательная совокупность зачастую параллельных периодов отдельных царствований, – свойство, подмеченное Я.Н. Любарским в исследованиях текста «Продолжателя Феофана» (X в.) ⁶. К этому можно добавить, что в каком-то смысле повествование нашего источника формально вроде бы схоже с текстом Продолжателя Феофана тем, что напоминает сумму рассказов биографического характера.

Но это – на первый взгляд. Эпизоды «Рассказа» – не биографии, хотя отдельные элементы риторических биографических сочинений в них можно обнаружить. Это наличие таких сведений об императорах (героях эпизодов) как информация об их родителях (правда, не всегда: о предках и родителях Валентинина I, Валента и Феодосия I не говорится ничего), элементы сведений о воспитании [Грациан «был приучен» магистром Авсонием к изучению наук (р. 629. 14-15)], – но подобные элементы риторики – скорее случайность, чем закономерность. Акцент вроде бы делается на деяниях императоров, но набор этих деяний оказывается крайне узок, а описание их содержания тяготеет к сужению до размеров оценки, без конкретизации сделанного. Валентиниан I, например, – «строгий и деятельный император, особенно внимательный к культу католической религии» (р. 629. 3-4). О нем, помимо фиксации некоторых родственных связей и продолжительности правления, «Рассказ» сообщает лишь две конкретные детали – о его знакомстве с Мартином Турским и Амвросием Медиоланским и о его смерти во время похода в Иллирик. Та же схема присуща и описанию правления Валента, – с разницей в том, что оно тяготеет к псогосу: император – жестокий гонитель католиков, покровитель еретиков-ариан, обстоятельства его смерти свидетельствуют, что она, – должное наказание» святотатцу. В рассказе о царствовании Грациана [44] опять-таки дается оценка отношения императора к католицизму (на этот раз – положительная) и кратко описываются обстоятельства его смерти. В повествовании о Феодосии факты и оценки конфессионального плана исчезают, зато почти что подробно и в безусловно положительном тоне фиксируются два его похода на Запад против узурпаторов Максима и Евгения. Плюс – опять-таки обращается внимание на обстоятельства его смерти.

Подобие хотя и шаткой, но схемы, присущей эпизодам о правлении указанных четырех императоров, исчезает в пятом и шестом разделах «Рассказа», посвященных Аркадию и Гонорию. Правда, сообщение о Гонории, самое объемное в нашем источнике и насыщенное фактами, по характеру тяготеет к повествованию о Феодосии I. Так же отсутствует конфессиональный портрет императора, в позитивном духе фиксируются факты уничтожения им ряда тиранов. Констатируются обстоятельства смерти. Но главное в этом рассказе, безотносительно к деяниям героя, – описание бедствий, постигших Римскую империю.

Правление Аркадия в «Рассказе» вообще не наполнено событиями и даже не имеет оценки. Наоборот, автор как бы отстраняется от своего героя, т.к. сосредотачивается на положительных эпитетах в адрес будущего правления его сына, Феодосия II.

Таким образом, эпизоды «Рассказа» содержат лишь слабые элементы риторической биографии, их композиция строго не рубрицирована, а тенденция к этой рубрициорованности в первых четырех эпизодах весьма относительна.

С этими свойствами «Рассказа» явно связано и то обстоятельство, что представления его автора о мотивах исторического движения и поступках кого-либо из его героев неоднозначны. С одной стороны, мысль о божественном проведении, карающем человека за негативные «вызовы», в тексте вроде бы присутствует: Валент, благоволивший арианам и притеснявший правоверных, погибая в битве с готами, «претерпел за кощунство должное наказание» (р. 629. 12). Но подобный случай в «Рассказе» единичен. Происхождение ряда значимых событий в основном приписывается действиям людей. Проиллюстрирую это на весьма показательных примерах из описаний царствования Феодосия I и Гонория. Феодосий I, пойдя войной на Максима, «отомстил сполна» за смерть Грациана и за изгнание Валентиниана II (р. 629. 20-22). Валентиниан II погиб, то ли повесившись сам, то ли вследствие принуждения со стороны магистра войск Арбогаста (р. 629. 22-24) ⁷. Однако особо следует обратить внимание на то, что Феодосий I [45] в результате военного похода не как-нибудь а «счастливейшим образом» (felicissime) одолел тирана Евгения (р. 629. 26-27). Подобная оценка похода Феодосия обнаруживает параллель с оценкой почти аналогичных действий Гонория. Примечательно, что констатируя причинение «многого тяжкого вреда» государству во времена Гонория, автор «Рассказа» даже не пытается намекнуть на трансцедентную каузальность происхождения перечисленных им примеров такого вреда – взятия Рима Аларихом, разорения варварами Галлии и Испании, ликвидации римской власти в Британии (р. 630. 5-10). С другой стороны, прямо указывая, что хотя Гонорий против внешних врагов «ничего удачного» (nihil... prospere) никогда, пожалуй, не совершил», в уничтожении тиранов он «оказался наисчастливейшим» (felicissimus fuit) (p. 630. 10-12). Приводятся конкретные имена узурпаторов, которых император «одолел, пленил, уничтожил» (р. 630.14).

Категории «удачи» и «счастья» в упомянутом контексте, особенно учитывая их приложение к событиям принципиальным, знаковым, вряд ли сопрягаются с концепцией провидения в христианско-средневековом смысле ⁸.

Вместе с тем бросается в глаза, что одна из подчеркиваемых автором «Рассказа» добродетелей императоров это «внимательность» к католической вере. Таковы Валентиниан I и Грациан. Валент же, «непомерно» благоволивший арианам, «жестокий гонитель» католиков, однозначно порицается. По сути дела осуждение проарианской позиции Валента – центральный мотив эпизода, посвященного этому правителю. Крайне важно отметить, что католики для автора «Расссказа» – nostri, а католицизм – religio nostra (p. 629.8, 15-16).

Однако не все так просто. В «Рассказе» упоминаются Мартин Турский и Амвросий Медиоланский (как eximios sacerdotes), Иероним Стридонский, Августин и Паулин Ноланский (как eximi in doctrina catholica viri) (p. 629. 4-5; p. 630. 17-19). Обращают на себя внимание два обстоятельства. Мартин и Амвросий – второстепенные, заключительные герои эпизода, посвященного Валентиниану I, и появляются [46] только в связи с констатацией знакомства императора с ними. Двое других видных церковных деятеля появляются в финале эпизода, посвященного правлению Гонория, – как «сильнейшие в католическом ученьи мужи в его время». В этом повествовании о Гонории таким же (по количеству уделенных ей строк) вниманием автора пользуется сестра императора Галла Пладиция и его соправитель Констанций III. Примечательно и то, что в положительной характеристике Мартина и Амвросия акцент делается на том, что один из них прославил себя своими сочинениями, другой – «жизненными заслугами, достойными сравнения с апостольскими» (р. 629. 5-6). Соответственно, ум и ученость Иеронима, Августина и Паулина обнаруживаются в их сочинениях, представленных «в бесчисленных книгах» (innumerabilium voluminum) (p. 630. 19-21). Подобное избирательное внимание к деятельности отцов церкви, а именно – к церковно-литературной ее стороне, обнаруживает известную параллель, например, в «Хрониконе» комита Марцеллина, современника Юстиниана I (правда, в «Хрониконе» из названных авторов в подобном ключе характеризуется только Иероним, зато гораздо обстоятельнее) ⁹. Церковно-политическая деятельность «отцов» в «Рассказе» даже не упоминается.

Любопытно, что имя Амвросия, заслужившего внимание в эпизоде, посвященном Валентиниану I, вообще не звучит в рассказе о Феодосии I. Казалось бы правление последнего в церковно-политическом отношении заслеживает большего внимания, нежели царствования Валентиниана и Гонория. Знамениты «миланский инцидент» с Феодосием, где победителем оказался епископ медиоланский, – одно из общих мест литературы кон. IV-V в., затрагивающей так или иначе правление этого императора ¹⁰. Между тем «Рассказ», при всей положительной оценке конкретных мероприятий Феодосия I, ни словом не упоминает не только о конфронтации с Амвросием в Милане, но и вообще о церковной и религиозной политике императора. Примечательно, что «Галльская хроника 452 года» в эпизодах, фиксирующих события правления Феодосия I, уделяет внимание Амвросию трижды (Chron. Gall. 452. II, 13-15), причем один раз – как интеллектуалу, автору знаменитых гимнов, «которые доселе никогда не распевались тактами в латинской церкви» (Ibid., II, 15) ¹¹. «Миланский инцидент» подается хронистом, однако, в редуцированном виде – без упоминания Амвросия, Милана, просто как «исключительный пример» раскаяния [47] «благочестивейшего императора» за «ужасное деяние в Фессалонике» (Ibid., II, 20) ¹². Иными словами, никакой параллели такому пассажу в «Рассказе» нет. Сходство же оценок интеллектуальной деятельности Амвросия «Хроникой» и «Рассказом» крайне относительно, – не говоря уже о разнице в описаниях содержания этой деятельности.

Итак, типично светское содержание событий царствования Феодосия I в «Рассказе» лишь подчеркивает светскую, несредневековую направленность произведения.

Обращение к поставленной Т. Моммзеном проблеме сходства некоторых пассажей галльских хроник и «Рассказа» проливает дополнительный свет на только что сделанный вывод. Опять-таки обратимся прежде всего к «конфессиональному ряду» информации – как к средству, способному ярче всего раскрыть либо античную, либо медиевальную принадлежность интересующего нас произведения.

Мартин Турский, упоминаемый «Рассказом» в «жизнеописании» Валентиниана I как человек, прославленный благодаря «жизненным заслугам, достойным сравнения с апостольскими» (р. 629. 5-6), в «Галльской хронике 452 года» (в разделе, посвященном правлению Грациана), оказывается «знаменитым благодаря апостольским добродетелям» (Chron. Gall. 452.11, 4). Само по себе сходство (но не идентичность) подобных оценок мало о чем говорит: суждение о миссии Мартина как о сходной с апостольской – общее место в патристической литературе, откуда могли черпать авторы «Хроники» и «Рассказа» независимо друг от друга ¹³. Но вот Амвросий «Рассказа», просто известный своими сочинениями, «изданными для потомков» (р. 629. 5-6), согласно той же хронике, «пишет для Грациана Августа ярчайшие сочинения против нечестия ариан» (Chron. Gall.452.II, 8). И если император Грациан «Рассказа» «не [был] невнимательным по отношению к культу нашей религии» (р. 629. 15-16), то в хронике он «всем, чем возможно, проявил себя покровительствующим религии и церкви» (Chron. Gall. 452. II, З) ¹⁴. Налицо – разное конкретное отображение одних и тех же конкретных идей. Наконец, сентенция «Рассказа» о католической учености Иеронима, Августина и Паулина, доказывающаяся их многочисленными сочинениями (р. 630. 18-21), находит лишь слабое подобие в сообщении хроники о размышлениях Августина над многими вопросами «посредством неисчислимых сочинений» (Chron. Gall. 452. II, 47). Очень лапидарно воплощает ту же [48] идею «Галльская хроника 511 года»: «Святой Августин пишет множество сочинений» (Chron. Gall. 511. II, 541). Об интеллектуальных трудах других, упомянутых «Рассказом» отцов церкви эта хроника не говорит ничего.

Другой весьма значимый для расматриваемого вопроса информативный ряд «Рассказа» и галльских хроник – “антиузурпаторский" – также демонстрирует содержательные различия пассажей при совпадении в ряде случаев конкретных идей и предметной лексики. Узурпатор Максим, согласно «Хронике 452 года», «после того как произошло столкновение с Грацианом, убил последнего, когда [тот] бежал к Лугдуну» (Chron. Gall. 452. II, 9). В «Рассказе» – иные акценты и иная лексика: Грациан «был убит, побежденный тираном Максимом... у галльского городка Лугдунума, к которому подходил, находясь в бегстве после гибели войска» (р. 629. 16-18). Автор соответствующего пассажа «Галльской хроники 511 года» уточняет, что Грациан «был убит... дуксом Андрагасием» (Chron. Gall. 511. II, 517) ¹⁵. Валентиниан II в «Рассказе» бежал от Магна Максима к Феодосию I, «будучи изгнан из Италии» (р. 629. 20-21). Валентиниан II «Галльской хроники 452 года», «испугавшись за свою шею, бежал от тирана к Феодосию» (Chron. Gall. 452. II, 16). В «Рассказе» Феодосий I «отомстил сполна и за Грациана (когда в поход выступили мужи Востока), и возвел на царство Валентиниана» (р. 629. 21-22). В «Хронике 452 года» он, «перейдя с войском в Италию, уничтожает Максима и возвращает Валентиниана на прежнее царство» (Chron. Gall. 452. II, 18). Совсем иначе, в предельно лапидарной форме, гибель Максима констатируется в «Хронике 511 года» (Chron. Gall. 511. II, 523). Совершенно разными словами в «Рассказе» и «Хронике 452 года» излагаются обстоятельства воцарения и гибели узурпаторов Евгения (р. 629. 24-27; ср.: Chron. Gall. 452. II, 29-31), Константина III, Иовина, Севастиана и Максима (р. 630. 12-14; ср.: Chron. Gall. 452. II, 63, 66, 68, 69, 71, 85, 89). «Галльская хроника 511 года» об этих тиранах, за исключением Евгения (Chron. Gall. 511. II, 529, 532), не упоминает воваГаким образом, в отдельных эпизодах «Рассказа» и «Галльской хроники 452 года» обнаруживаются не столько лексические, сколько сюжетные совпадения. Однако последние касаются настолько знаковых для поздней античности фактов церковной и светской истории, что подобные сюжетные и лексические признаки можно обнаружить и в других литературных памятниках того времени. Следует добавить, что проведенные сравнения отдельных пассажей «Рассказа» и хроник [49] наглядно демонстрируют: типично средневековая монотонность хроник, их тенденция к лексическому и синтаксическому единообразию явно контрастируют с определенной художественной раскованностью и экспрессией «Рассказа» ¹⁶.

Медиевальные признаки последнего оказываются крайне немногочисленными и неразвитыми. Это – устойчивые словесные формулы, открывающие разделы «Рассказа»; тенденция разделов к превращению в сумму эпизодов биографического характера (не нарушающая, однако, цельности повествования); определенное признание провидения движущей силой событий и, наконец, внимание к конфессиональному фактору в царствовании некоторых императоров. Однако место провидения оказывается на периферии раскрытия детерминизма исторического процесса; события «Рассказа» в большей степени определяются его героями, – причем им в известной степени способствуют сугубо античные категории «удачи» и «счастья». Внимание же к «вероисповедальному» информативному ряду (действительно к одному из основных), оказывается типично светским: деяния «отцов» как церковных деятелей автор почти не фиксирует, а если и фиксирует (как в случае с Мартином Турским), то в самом общем, клишированном виде; церковная политика императоров интересует автора крайне избирательно и опять-таки в самом общем виде. Удельный вес светских сюжетов (в основном раскрывающих политические потрясения внутри империи) решительно преобладает.

В итоге по своим внутренним и внешним признакам «Рассказ» в несравнимо большей мере отражает позднеантичное, нежели раннесредневековое историческое мышление. И хотя самая ранняя из содержащих его рукописей приходится на X в., искать происхождение нашего источника следует, скорее всего, именно в позднеантичном мире.

В качестве известной иллюстрации к подобному выводу прилагаю свой перевод этого в высшей степени примечательного памятника. [50]

РАССКАЗ ОБ ИМПЕРАТОРАХ ДОМА ВАЛЕНТИНИАНА И ФЕОДОСИЯ

(1) Валентиниан процарствовал 11 лет, в то время, как брат его Валент был призван [им] в качестве соправителя, а немногим позже Августом был назначен сын [его] Грациан. Когда он торопился было из Галльских провинций в Иллирик, то умер, едва начался поход. Строгий и деятельный император, особенно внимательный к культу католической религии, он познакомился с исключительными священнослужителями своего времени Мартином и Амвросием, одному из которых не позволяют находиться в неизвестности сочинения его, изданные для потомков, а другого – жизненные заслуги, достойные сравнения с апостольскими.

(2) Валент, свирепый по отношению к нашим людям и жестокий гонитель, процарствовал в провинциях Востока после кончины брата 3 года, в то время как в Италии и Галлии правил Грациан, сын Валентиниана Августа; между тем как к ереси ариан, сектой которых был крещен, он непомерно благоволит, то католиков преследует вплоть до кровопролития и крайних наказаний. Впоследствии, а именно когда злополучно двинул было войско против готов, которые опустошали Фракии, он, после того как все войско погибло, претерпел за кощунство должное наказание, сожженный врагами.

(3) Грациан процарствовал после отца и дяди 6 лет, в то время как соправителями были призваны [его] брат Валентиниан, совсем еще ребенок, и Феодосий, которого он поставил над Востоком. Сам по себе деятельный и достаточно приученный магистром Авсонием к изучению наук, он, однако, не [был] невнимательным по отношению к культу нашей религии. Он был убит, побежденный тираном Максимом (который в Британиях присвоил титул Августа) у галльского городка Лугдунума, к которому подходил, находясь в бегстве после гибели войска.

(4) Феодосий процарствовал 11 лет после Грациана. Он – в то время как удерживал власть на Востоке, и к нему, будучи изгнан из Италии, бежал Валентиниан Август (когда в Галлиях был умерщвлен брат его Грациан), – отомстил сполна и за Грациана (когда в поход выступили мужи Востока) и возвел на царство Валентиниана. Но после того как спустя некоторое время сей Валентинина в известном галльском городе Виенне окончил жизнь в петле, неведомо, от своей ли руки или принужденный [к этому] насилием со стороны магистра войск Арбогаста, и некий Евгений принялся было заведомо преступно льнуть к власти, – Феодосий, после того как поставил над Востоком сына своего Аркадия, сам счастливейшим образом одолел тирана, так как против Евгения был предпринят поход, а вслед за этим почувствовал, что его мучит крайне тяжкий недуг. Он назначил Гонория, [51] другого сына, Августом Африки, Италии и Галлий; и когда таким образом между двумя [его] сыновьями было разделено владение Римским земным кругом, он почил не преждевременной смертью в Медиолане.

(5) Аркадий процарствовал в провинциях Востока 12 лет, тогда как брат [его] Гонорий как бы являлся соправителем, хотя троны были разделены. И он оставил опеку над государством совсем еще юному сыну Феодосию, который, однако с течением времени пожалуй явился достойным быть сопоставленным с величайшими государями.

(6) Гонорий процарствовал 32 года, 12 с братом и после кончины брата 20 [лет]; вместе с Феодосием, сыном своего брата Аркадия, он как бы был соправителем Восточной империи. Многий тяжкий вред был причинен государству в его правление, но самым жестоким было то, что город Рим был взят и разрушен Аларихом, королем готов. Сестра императора, Плацидия Августа, сначала пленница, затем супруга короля, со своей стороны по временам вроде бы портила позицию варвара. Галлии и Испании были разорены и до основания стерты племенами варваров – вандалов, свевов, аланов, – Британии – навсегда уничтожены для римского имени. И хотя вышеназванный государь по отношению к внешним врагам ничего удачного никогда вроде бы не совершил, на погибель тиранов он оказался наисчастливейшим. Самых значительных из них, то есть Константина вместе с сыновьями, Иовином и [его] братом Севастианом, Аттала, опиравшегося на мужей готов, Максима, облеченного в пурпур в Испаниях, и некоторых других он одолел, пленил, уничтожил. Наконец, когда дела резко вышли за пределы желаемого, он взял в соправители Констанция, трижды консула и патрикия, после того как [тот] сочетался вторым браком с сестрой его Плацидией Августой. Когда тот в скором времени погиб, сам он, недолго пережив родственника, тоже умер – в Равенне, от водянки. Сильнейшими в католическом ученьи мужами в его время явились пресвитер Иероним, епископ Августин и, пожалуй, Паулин епископ Ноланский. Сколь большим было преклонение перед их умом и учением вроде бы обнаруживают представленные ими в бесчисленных книгах сочинения.

Комментарии

1. См.: MGH АА. Т. IX. Vol. 1. Р. 629-630 (далее в статье ссылки на «Narratio» – «Рассказ» даются без обозначения названия источника, но с использованием пагинации).

2. См.: Ibid. Р. 631-666 (далее – Chron. Gall. 452; Chron. Gall. 511).

3. Ibid. P. 617.

4. Pabst A. Divisio regni. Der Zerfall des Imperium Romanum in der Sicht der Zeitgenossen. Bonn, 1986. S. 348. Anm. 621.

5. MGH АА. Т. IX. Vol. 1. Р. 617.

6. См.: Любарский Я. Н. Продолжатель Феофана: хроника, история, жизнеописание? // Он же. Византийские историки и писатели. СПб., 1999. С. 106.

7. Это – единственный пассаж в «Рассказе», прямо свидетельствующий о разновариантности сведений источников, использованных его автором, а также об осознанном стремлении последнего установить реальные казуальные связи между событиями.

8. Представления о «счастливости» военачальника, оберегаемого Фортуной, существовали в Риме еще во времена классической республики. Особенно рельефно эти взгляды выступают в эпоху кризиса римского полиса и в Ранней империи. См.: Taeger F. Charisma. Studien zur Geschichte des antiken Herrscherkultes. Stuttgart, 1960. Bd. 2. S. 20 ff.; Fears J. R. The Theology of Victory at Rome: Approaches and Problems // Aufstieg und Niedergang der Romichen Welt / Hrsg. von H. Temporini und W. Hasse. В.; N.-Y. 1981. Bd. II. 17. 2. P. 787 ff.

9. См.: Kozlov A. S. Valoraciones sociales de Marcelino Comes // Erytheia. 1994. 15. P. 37.

10. См.: Lippold A. Theodosius der Gro?e und seine Zeit. Munchen, 1980. S. 91.

11. Ср.: Paulini Mediolaniensis. Vita Ambrosii episcopi Mediolaniensis, 13 // PL. Vol. 14. Col. 34.

12. Ср.: Tyrranius Rufinus presbyter Aquileiensis. Eusebii historia ecclesiastica a Rufino translata et continuata // PL. Vol. 58 (далее – Rufin.), 11. 18.

13. См. об этом: Sulpicii Severi vita Martini Turonensis episcopi. Vienna, 1866. XIII, 9. Ср.: Frend W. H. C. The Rise of Christianity. Philadelphia, 1985. P. 708.

14. Ср.: Rufinus, 11. 13.

15. То, что Максим (как и в «Рассказе») «переправился из Британии» и убил Грациана с помощью «дукса Андрагафия», отмечается Руфином. См.: Rufin, II. 14.

16. Можно отметить, что только в одном из сравниваемых мест «Хроника 452 года» обнаруживает эмоциональный заряд, – когда речь идет о вышеупомянутом раскаянии Феодосия I за резню в Фессалонике. Другой экспрессивный эпизод (не имеющий содержательной аналогии в «Рассказе») – о «буйстве племен» в Галлии, происходящем одновременно с «недостойными» интригами Стилихона, добивавшегося «царской власти» для своего сына. (Chron. Gall. 452. II, 55).

(пер. А. С. Козлова)
Текст воспроизведен по изданию: Об общественной принадлежности "Рассказа об императорских домах Валентиниана и Феодосия" // Античная древность и средние века, Вып. 32. 2001