РАХЕВИН

ДЕЯНИЯ [ИМПЕРАТОРА] ФРИДРИХА

DE GESTIS FREDERICI

35. – Слово современника об Оттоне Фрейзингенском. + 1158 г.

(Около 1170 г.).

Автор-современник, продолжая прерванный труд Оттона Фр. на 1156 г. (см. выше, примечание к ст. 34), а именно Жизнь Фридриха Барбаруссы, во второй книге своего продолжения доходит до 1158 года, когда умер Оттон Фр., и по этому поводу посвящает XI главу некрологу своего предшественника.

XI. О смерти Оттона, епископа Фрейзингенского. Римский император (т. е. Фридрих I Барбарусса), хотя и был благоприятствуем фортуною во всех своих делах, но в это время (т. е. около 1158 г.) должен был потерпеть от жестокости слепой Смерти, постигшей некоторых из князей; благородство их происхождения, великий ум и превосходные качества души и тела требуют от нас передать память о них потомству. В числе их первое место занимает Оттон, Фрейзингенской церкви преподобный пастырь, автор этой Истории (т. е. «Жизни Фридриха Барбаруссы»), и достойный более счастливого конца, если бы, как говорят иные, судьба не позавидовала его доблестям. Так как моя родина (Фрейзинген) удручена сугубою печалью и смертью столь преславного мужа, и пожаром Фрейзингенской церкви (в том же году, когда умер епископ), то никто не вменит мне в вину того, что я намерен изложить подробнее и бедствия родного города, и скорбную кончину своего возлюбленного владыки и воспитателя, и дать место печали, ибо мы видели, как еще недавно наш город преисполнен был радостным счастием, а теперь уже дошел до последней степени падения. Если же кто-нибудь, как выразился кто-то, будет жестокосердым судьею, то пусть он это событие занесет в историю, а писателю оставить его слезы.

В год от воплощения господня MCLIX (1159), индикта VII, в правление пресветлейшего императора Фридриха, в год его империи III, королевства же V, вышеупомянутый святитель, волею божиею, переселился из здешнего мира. Он был как бы ниспослан небом и нашел нашу церковь лишенною почти всего имущества; ее состояние было расхищено, дворцы пришли в упадок, прислуга дошла до печального состояния, в монастырях о религии не думали нисколько или очень мало; но покойный с божиею помощью привел все в прежний порядок и поселил в духовенстве религиозность, [381] возвратил прислуге свободу, богатствам обилие, зданиям их украшение; его заботы, труды и заслуга для своей кафедры и своих людей были так велики, что его можно было принять не столько за восстановителя, сколько за основателя. В этом отношении ему помогало и его рождение, и честность и почетное общественное положение. А именно, он был внук императора Гейнриха IV, племянник Гейнриха Пятого по матери, единоутробный брат короля Конрада (III) и дядя ныне благополучно царствующего августейшего императора Фридриха (I); родился же он от знатнейшего князя в государстве Леопольда, маркграфа (Австрии) и Агнесы, дочери Гейнриха IV императора; двоюродными братьями его были Конрад епископ Падуанский, Леопольд герцог Баварии и Гейнрих герцог Австрии; сестры его – Гертруда герцогиня Богемская и Берта герцогиня Польская, также маркиза Монферратская, родительница императрицы Испании. Таково было знаменитое его происхождение и знатное родство. Научными сведениями он был снабжен не так, как то обыкновенно встречается, и между епископами Швабии считался первым или в числе первых, так, что не только обладал знанием писания и понимал его таинственный смысл и значение, но и был почти первым, который занес в нашу страну тонкость философических сочинений и книг Аристотеля относительно топик, аналитики и эленхов (in topicis, analyticis et elenchis). Вследствие таких и других многих преимуществ и по причине знания светских дел и изумительного красноречия, он весьма часто с твердостью защищал интересы церкви пред королями и князьями, и это снискало ему немалую славу, а слава, как водится, породила зависть; но он неустрашимо разрушал козни своих противников и честно выходил честным без всякого ущерба для себя из всякого спора. Свой образ жизни он устроил по образцу устава Цистерциенсов (т. е. монастыря Сито, Citeaux); у них же он был сделан сначала аббатом в монастыре Моримунде и снискал такую похвалу, что мог бы сказать себе: «Поднимайся, друг, выше». Возведенный в звание епископа, когда уже остыл в нем жар юности и усилились страсти пылкого возраста, он, отклоняя от себя греховные прелести и не давая веса суду людскому, начал трудиться больше для Бога, которого не может обмануть ни совесть, ни сердце, и старался жить по слову Евангелия: «Да не знает твоя левая рука того, что делает правая». Таким образом, если в нем и осталось что-нибудь из суеты прежней светской жизни, то впоследствии все подобное очистил и истребил язык порицателей, этот острый меч. Но что и говорить об этом? Когда вышеупомянутый император Фридрих отправился в итальянский поход, и он должен был бы идти, как человек необходимый и полезный для дел империи, но ему удалось отказаться, и, как человек богобоязненный, он предпочел остаться среди молящейся братии, нежели среди бранного шума, и мог бы сказать: «Господи, приими меня молящагося с братиею, которая» и проч. Получив от императора благосклонное согласие на то, чтобы остаться дома, он препоручить себя и удрученную печалями церковь его милостям и, предвидя [382] пророчески свою кончину, из опасения, чтобы церковь не пострадала после его смерти, просил для нее свободы избрания, как то делалось в прежние времена в других церквах. Получив согласие на такую просьбу, он возвратился домой. Когда некоторым была предсказана его смерть в видениях или во сне, Оттон вознамерился навестить капитул Цистерциенсов и, не смотря на болезнь и слабость тела, предпринял тяжелый путь и прибыль в монастырь Моримунд. Там, пролежав несколько дней в постели и не сомневаясь больше в своей смерти, был помазан по обычаю св. елеем и составил в порядке духовное завещание относительно своего имущества; заботясь также и о спасении своей души, он приказал подать себе в руки одну книгу (вероятно одно из богословских сочинений Оттона) и передал ее людям книжным и богобоязненным, прося рассмотреть, не оскорбляет ли кого-нибудь то, что он мог сказать в пользу магистра Гильберта, и предоставляя им все подобное исправить; сам же исповедался последователем кафолической веры, по правилам св. римской и вселенской церкви. Потом с сердцем сокрушенным, в уничижении, покаялся в своих прегрешениях, принял св. причастие и посреди собрания святых, как епископов, так и аббатов, отдал Богу душу. Счастливый и по достоинству награжденный муж! он умер прежде, нежели мог видеть, как его возлюбленная церковь, с которою он был связан сердечною любовью, обратилась в прах и пепелище. При жизни он указал братии место своего погребения за церковью, где всякий мог бы топтать ногами его могилу; но такой его последней воле воспротивились, и он был погребен с честью внутри церкви, близь большого алтаря; могиле же его братия оказывала всякое почтение и уважение. И я, который писал начало этого труда с его слов и предпринял довести дело до конца по приказанию государя (Фридриха I Барбаруссы), даже закрыл ему своею рукою глаза, сочинил ему следующую эпитафию и приказал начертать ее на могильном камне:

Quicquid in orbe beat praeclaros et meliores,

Praeesulis Ottonis mire cumulavjt honores и т. д.

В следующей главе автор рассказывает о пожаре церквей в Фрейзингене и затем слова возвращается к главному предмету, т. е. к описанию деяний Фридриха Барбаруссы.

Каноник Радевик.

De gestis Friderici. – Кн. II. 11.

Радевик был каноником церкви в Фрейзингене и жил в одно время с Оттоном Фрейзингенским (см. о нем выше, на стр. 379). Он продолжал жизнеописание Фридриха Барбаруссы, предпринятое Оттоном, и довел его до 1160 года. Об изданиях труда Радевика и их исследовании см. выше, на стр. 379.

(пер. М. М. Стасюлевича)
Текст воспроизведен по изданию: История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. Том III. СПб. 1887