ПРОКОПИЙ КЕСАРИЙСКИЙ

ТАЙНАЯ ИСТОРИЯ

XXI. 1. Вот что можно сказать об этом императоре. Помимо того, эпарх (префект) претория каждый год вносил в императорскую казну налогов больше чем на сумму 3000 фунтов золота. 2. Эти деньги назывались [331] «воздушными» («с неба упавшими») (Этому вопросу посвящена статья Fornarites — Aerikon — aerarium — fiscus в «Arceion busani dikaiou» 1929-1931. Выводы автора мало приемлемы). Этим названием, я думаю, обозначалось то, что этот налог не был каким-нибудь установленным или обычным, но получался он случайно, как будто бы «с неба падал», а правильнее было бы называть его делом его подлости. 3. Пользуясь таким названием, поставленные в должности префекта претории тем безбоязненнее все время прибегали к грабежам подданных. 4. Они делали вид, что налог этот они собирают для нужд императора, но и сами без труда приобретали себе благодаря ему царские богатства. 5. Обычно вначале Юстиниан не считал нужным обращать на это внимание, выжидая благоприятного момента, чтобы, как только они соберут себе огромные богатства, выдвинув против них неопровержимые обвинения, он мог бы отобрать у них все их состояние. Так он поступил и с Иоанном из Каппадокии. 6. Действительно все, которые за это время получали эту должность, внезапно становились богатыми сверх меры. Исключение нужно сделать для двоих: для Фоки (Он был сыном Кратера. См. Иоанн Лидиец (267, 5); «Пасхальная хроника» (I, 621, 9); Малала (449, 5); Феофан (I, 180, 16)), о котором я упоминал в прежних книгах (Прокопий — Войны с персами, кн. I, гл. 24. § 18), как о человеке до щепетильности справедливом, — этот человек, занимая данную должность, остался чист от всякой корысти, и для Басса, который получил эту должность позднее. 7. Из них ни тот, ни другой не могли сохранить должности дольше году, но как люди неподходящие и совершенно не соответствующие времени через несколько месяцев должны были покинуть должность. 8. Чтобы мне не рассказывать о каждом (таком гнусном) случае в отдельности и не затянуть своего изложения до бесконечности, я замечу, что в Византии то же самое делалось также и в остальных магистратурах. 9. Юстиниан действовал так повсеместно во всей Римской империи. Отобрав себе самых негодных людей и назначив их на высшие должности за большие деньги, он отдавал им государство на разграбление. 10. Для человека разумного или обладающего хоть каплей здравого смысла не было никакого основания вперед вносить свои личные деньги с тем, чтобы потом грабить ничем неповинных. 11. Получив эти деньги от тех, кто с ним договорился, Юстиниан предоставлял им полную свободу всячески извлекать выгоду из своих подданных; они же, губя все эти области вместе с их населением, ставили себе лишь одну цель: в дальнейшем самим сделаться богатыми. 12. Те, которые получали должности в (провинциальных) городах, заняв деньги у ростовщиков за жестокие проценты и уплатив их тому, кто дал это назначение, когда они оказывались в полученных ими областях, проявляли против своих подданных все, какие только можно придумать, меры несправедливости, больше всего заботясь о том, чтобы уплатить своим кредиторам условленную сумму, а, кроме того, и самим попасть в число богатейших людей. 13. Такие действия не грозили им никакой опасностью или неприятностью, но скорее могли способствовать их славе, в зависимости от того, как велико было число тех, кто попадал в их руки, и кого они могли без всякого основания казнить и ограбить. 14. И самое имя убийцы и разбойника у них обыкновенно превращалось в имя энергичного человека. 15. Если же Юстиниан замечал, что кто-либо из этих власть имущих в провинциях приобрел себе крупное состояние, у них он под тем или иным предлогом, поймав как рыбу сетью, тотчас отбирал целиком все состояние. 16. Затем им был издан закон относительно лиц, вступающих [332] в управление той или другой магистратурой или провинцией, который требовал, чтобы они приносили клятву (Новелла 8, гл. 7): что они будут непричастны ко всякому грабежу и по своей должности не будут ничего ни давать, ни брать. 17. Он прибавил всякие проклятия, которые произносились по обычаю предков еще в древние времена, если кто нарушит эти постановления. 18. Но не прошло и года со времени издания этого закона, как он сам, пренебрегая всеми этими постановлениями и проклятиями, без стыда, не чувствуя никакой неловкости, стал брать плату за назначение на магистратуры и в Византии, и в провинции, не где-нибудь в закоулке, но открыто,. на площади, при всем народе. 19. А те, которые купили себе должности, преступая все клятвы, еще больше, чем прежде, стали заниматься грабежом. 20. Впоследствии он придумал нечто такое, чему даже поверить трудно. Те магистратуры, которые он считал самыми важными в Византии и в других городах, он решил больше не отдавать на откуп, как раньше, но, специально выискавши людей, посылал их туда на определенное жалованье, требуя от них, чтобы они, получая жалованье, отдавали ему все, что они награбят. 21. Они же, получая жалованье, с тем большим бесстрашием обирали всю страну и тащили все себе; всюду свирепствовал этот наемный произвол под именем государственных чиновников, грабя подданных. 22. И здесь император с самой мелочной тщательностью все время назначал для заведывания этими должностями тех, которые поистине из всех были самыми негодными, и, всегда выискав, как охотник зверя по следу, такое воплощение зла, он считал это большой своей удачей. 23. И вот, когда он этих поистине первых по подлости людей поставил во главе правления, и они, проявляя высший произвол своей власти, вынесли на свет всю свою нравственную испорченность, мы удивлялись, как только человеческая природа могла дать место такой преступности. 24. Когда же через некоторое время люди, сменившие их у власти, могли намного обогнать их своей грабительской деятельностью, то люди с недоумением спрашивали друг друга, каким образом те, которые раньше казались самыми негодными, могли быть превзойдены своими преемниками настолько, что нежданно-негаданно по своему образу действия оказались людьми прекрасными и добропорядочными. Затем явившиеся третьими (настолько же) по всякой своей низости одерживали верх над вторыми. Следовавшие за ними, благодаря тем необычайным и новым (формам насилия, проявленным ими и вызвавшим) нарекания на них, дали возможность своим предшественникам заслужить имя честных людей. 25. Когда эти бедствия продолжались все дальше и дальше, то всем на опыте пришлось убедиться, что нет предела испорченности человеческой природы; эта низость, выросшая на знании прежних преступлений и благодаря произволу и дерзости соблазненная возможностью мучить и вредить попавшим в ее руки, по-видимому, достигает такой степени, измерить которую можно только сознанием тех, кто подвергся этим бедствиям. 26. Так обстояло дело у римлян со всеми магистратурами. Часто, когда отряды гуннов, сделав набег, забрав пленных и ограбив римскую область, уходили назад, римские военачальники во Фракии и Иллирии решали напасть на них, но они, встретив в этом препятствие, должны были воздерживаться, так как им предъявлялись письма императора Юстиниана, запрещавшие нападать на варваров, под предлогом, что они являются для римлян нужными союзниками против готов или против каких-либо других врагов. 27. Поэтому [333] эти варвары грабили и забирали в плен живущих здесь римлян, как враги, и со всей этой добычей и пленниками возвращались домой, как друзья и союзники римлян. 28. Часто земледельцы, живущие здесь, побуждаемые любовью к взятым в плен своим женам и детям, собравшись вместе, нападали на уходящих варваров и (бывало) многих убивали, отбирали у них всю добычу и овладевали их конями. Но за это им приходилось на себе испытывать весьма неприятные последствия. 29. Посланные к ним из Византии считали для себя дозволенным мучить и издеваться над ними и без всякого угрызения совести накладывать на них денежные штрафы, пока они не отдадут всех коней, которых отняли у варваров.

XXII. 1. Когда император и Феодора устранили Иоанна из Каппадокии, они хотели найти ему заместителя по этой должности; совместно испытывая мысли всех людей, они старательно отыскивали самого негодного человека, желая найти в нем служителя своей тирании, чтобы тем скорее иметь возможность погубить своих подданных. 2. Временно они вместо Иоанна назначили на эту должность Феодота, человека не очень хороших нравов, но такого, который им все же не мог очень нравиться. 3. Но в дальнейшем они продолжали всюду искать и высматривать. И вот сверх ожидания им попался некто по имени Петр (Малала (491, 6); Георгий — О зданиях (114, 9). См. статью Xаури: — Petros Patricios Magister und Petros Patrikios Barsymas, BZ, XIV, S. 529 f), по профессии — меняла, родом сириец, прозвище которого было Барсима. Он издавна сидел на рынке у меняльного стола с медью и из этого занятия добывал себе позорнейшую выгоду, ловко устраивая кражу оболов и обсчитывая имеющих с ним дело благодаря быстроте пальцев. 4. Он умел ловко и бесстыдно украсть из денег тех лиц, которые обращались к нему; пойманный же на месте преступления — клялся и божился и ошибку рук покрывал дерзостью языка. 5. Зачисленный в отряд воинов ипархов, он дошел до такого негодяйства, что очень понравился Феодоре, и с легким сердцем на пути выполнения ее безбожных планов он делал невероятные вещи. 6. Поэтому они тотчас же сместили Феодота с той должности, которую он занимал после Иоанна Каппадокийского, и назначили на нее Петра, который сумел все сделать согласно с желанием их обоих. 7. Несущих военную службу он лишил всякого жалованья и всякого содержания, не боясь и не стыдясь ничего; торговать должностями он стал еще позорнее, чем прежде, и сделав их еще более бесславными, он продавал их тем, которые не колебались совершать такую безбожную покупку, предоставив безоговорочно на полный произвол тем, кто купил эти должности, и души и имущество подданных. 8. Тем самым и ему и внесшему плату за должность предоставлялась полная возможность красть и всячески грабить. 9. Из столицы (Так толкует это место Хаури; другие, как, например, Рейске, переводя это место «от главы государства», подразумевают здесь или императора или praefectus praetorii) государства шла продажа душ человеческих, издавались предписания, гибельные для городов; в верховных судебных инстанциях и в народном суде на площади ходил узаконенный разбойник, дающий имя своему делу — сбор денег, внесенных, как цена за его должность. И не было у потерпевших никакой надежды на возмездие за те преступления, жертвами которых они стали (Весь текст этого параграфа является крайне испорченным и до сих пор не установленным и плохо истолкованным). 10. И из числа тех, кто был обслуживающим персоналом при его [334] должности, — а их было много и из них многие очень почтенны, — Петр всегда привлекал к себе самых негодных. 11. Эти нарушения законов совершал не он один, но и все те, которые занимали эту должность до и после него. 12. Там же правонарушения совершались и у так называемого «магистра» (Ср. Кассиодор — Var. (VI, 6)), и у «палатинов» (начальников схол), которые обычно ведали государственными сокровищами и так называемыми «приватными» (личными), а также «патримонием» (удельными землями императора); совершалось это, говоря кратко, везде, во всех назначенных магистратурах, и в Византии и, по другим городам. 13. С того времени, как этот деспот взял управление в свои руки по каждой магистратуре у исполняющих ее полагающиеся им доходы без всякого основания отбирались то им самим, то префектом, а они, выполняя приказы вышестоящих своих властей, в крайней бедности в течение всего срока магистратуры должны были служить им, как самые настоящие рабы. 14. Когда в Византию было ввезено очень много хлеба, то большая часть его загнила; тогда Петр разослал его по городам Востока по определенным разверсткам, хотя хлеб этот уже был непригоден для питания людей; разослал продавать не по той цене, по которой обыкновенно продавался самый лучший хлеб, но по гораздо более высокой. Таким образом, покупатели должны были платить за него большие деньги по грубо повышенным ценам, а затем этот хлеб бросать в море или в канализационные канавы. 15. Но когда в Византии собралось много хлеба чистого и неиспорченного, он решил продавать его многим из городов, нуждающихся в хлебе. 16. Этим путем он получил двойную сумму сравнительно с той, которую государственное казначейство раньше выплатило за этот же хлеб тем, кто обязан был его поставлять. 17. Но когда на следующий год урожай был вовсе не так хорош, и хлебный караван, прибывший в Византию, был значительно меньше, чем это соответствовало потребностям города, поставленный таким положением в крайнее затруднение Петр велел скупить у жителей Вифинии, Фригии и Фракии огромное количество хлеба. 18. На жителей этих мест было возложено доставить этот груз с великим трудом до моря, с неменьшей опасностью доставить его в Византию и там получить от него соответственно бессмысленно скудную оплату; штрафы же на них устанавливались там такой величины, что всякий был доволен, если ему было дозволено этот хлеб даром отдать в государственные житницы и самому еще заплатить за него двойную цену. 19. Эти тяжкие (Хаури предлагает читать: «проклинаемые всеми») поставки обычно называли «синоной» — скупка хлеба (См. Иоанн Лидией (264, 7); ср. Панченко — Прокопий, стр. 128-132). Но когда даже при таких мерах в Византии не было достаточно хлеба, народ начинал обращаться с жалобами к императору. 20. Равным образом и воины, почти все, не получая полагающегося им жалованья, во всем городе производили великий шум и волнение. 21. Казалось даже, что император гневается на Петра; он хотел снять его с должности столько же по тем причинам, о которых только что сказано, сколько и потому, что он слыхал, будто Петр утаил чудовищно огромные суммы, которые ему удалось украсть из государственных средств. 22. Это так и было на самом деле. Но Феодора не позволила мужу поступить, как он хотел. Она до крайности любила Барсиму, как мне по крайней мере кажется, за его негодяйство и за его исключительное уменье вредить подданным. 23. Сама она была в высшей степени кровожадна и до крайности исполнена бесчеловечности, [335] и от служащих ей она требовала — возможно больше подходить к ее привычкам и характеру. 24. Носится слух, что она была заколдована Петром и против воли относилась к нему благосклонно. 25. Ко всякому колдовству и чернокнижию этот Барсима был очень расположен; он восхищался так называемыми манихеями и считал для себя вполне возможным открыто предстательствовать за них. 26. Хотя императрица слыхала о таком его отношении, тем не менее она не лишила его своего расположения, но еще больше из-за этого решила его охранять и любить. 27. Ведь она сама с самых юных лет имела общение с магами и колдунами, знающими всякие травы, — самый образ ее жизни приводил ее к этому; всю свою жизнь она прожила, веря этому и надеясь на это. 28. Говорят, что и Юстиниана она подчинила себе не столько своими нежностями и ласками, сколько демонской силой. 29. Конечно, Юстиниан не был человеком большого ума, справедливым или устойчивым в хороших намерениях, чтобы оказаться сильнее таких злоухищрений: он явно подчинялся своей жажде убийств и корыстолюбию и легко уступал тем, кто хотел его обманывать или умел ему льстить. 30. В делах для него особенно важных он без всякого основания был очень переменчив и вечно был он подобен легкой пыли. 31. Поэтому никто ни из его родных, ни из близких никогда не полагался на него; что касается образа действий, его мысли всегда подвергались крайним переменам. 32. Поэтому-то, как сказано выше, он был так доступен всяким кудесникам и без всякого труда оказался в руках Феодоры; потому-то императрица так сильно и любила Петра, как человека, ревностно занимавшегося всем этим. 33. С той должности, которую он занимал раньше (Как praefectus praetorii), император с трудом снял его, но по настоянию Феодоры немного спустя назначил его заведующим казначейством, сняв с этой должности Иоанна, который занял ее немного месяцев тому назад. 34. Этот человек был родом из Палестины, очень мягкий и хороший; он не умел находить источники незаконных доходов и никогда не обидел никого на свете. 35. Конечно, весь народ питал к нему исключительную любовь, потому-то он никак не мог понравиться Юстиниану и его супруге; всякий раз, как они в числе своих помощников сверх своего ожидания видели какого-нибудь человека хорошего и достойного, они приходили в крайнее смущение и, исполненные крайнего недовольства, всячески старались возможно скорее избавиться от него. 36. Так вот этого-то Иоанна и сменил Петр, став во главе императорской сокровищницы, и вновь сделался главнейшим виновником великих бедствий для населения. 37. Те деньги, которые каждый год император издревле раздавал, как пособие, низшим классам, он урезал и, незаконным образом богатея от этих общественных сумм, часть из них уступал императору. 38. А лишившиеся этих денег сидели в великой печали, так как и золотую монету он счел нужным выпускать не такую, какая обычно была в ходу, но установил ее меньшего веса, чего никогда раньше не бывало (Ср. кн. VII(III), гл. 1, § 30. Кроме того, Панченко, назв. раб., стр. 161, 162). 39. Вот каковы были все магистратуры при этом императоре. А сейчас я расскажу, как он разорял повсеместно владельцев имений. 40. Достаточно будет нам напомнить о рассылаемых по разным городам чиновниках, о чем я говорил не так давно, и указать на страдания от этих людей. Прежде всего эти чиновники, применяя насилие, грабили землевладельцев и этим уже сказано все. [336]

XXIII. 1. Прежде издавна был обычай, чтобы каждый, кто занимал престол Римской империи, не один раз, но многократно, прощал всем своим подданным недоимки по государственным налогам для того, чтобы у обедневших и не имеющих средств, откуда уплатить эти недоимки, не висела вечно эта петля на шее и чтобы не давать повода (для злоупотреблений) сборщикам податей, пытающимся придираться к тем из плательщиков податей, которые ничего не должны по налогам. Этот же человек за 32 года своего правления ничего подобного не сделал для своих подданных. 2. Поэтому обедневшим было необходимо бежать без всякой надежды на возвращение. 3. А ябедники мучили всякими страхами честных людей, выставляя против них обвинения в том, что будто бы они неполностью заплатили подати за прежнее время из наложенного на их имение взноса. 4. И эти несчастные боялись не столько нового обложения налогами, сколько того, что они незаконно будут отягощены взысканиями в качестве недоимок за столь продолжительный срок. 5. Поэтому многие действительно отдавали свои имения этим ябедникам или государству и сами уходили. 6. А затем, несмотря на то, что большая часть Азии была опустошена мидянами и сарацинами, а вся Европа разграблена гуннами, славянами и антами, что из городов одни были разрушены до основания, другие дочиста обобраны благодаря денежным контрибуциям, несмотря на то, что варвары увели с собою в плен всех людей со всем их достоянием, что вследствие чуть ли не ежедневных их набегов все области стали безлюдными и необрабатываемыми, — несмотря на все это, он, тем не менее, не снял ни с кого налогов, исключая тех городов, которые были взяты приступом, да и то на один только год. 7. Даже если бы он сделал так, как император Анастасий, и на семь лет отменил (Прокопий — Войны с персами, I, 36, 10) подати для взятых врагами городов, думаю, даже в этом случае он поступил бы не вполне соответственно с обстоятельствами времени: ведь Кабад ушел, нанеся огромные повреждения всем постройкам, а Хозрой вообще сжег дотла все, что захватил, причинив попавшим ему в руки еще большие бедствия. 8. И для этих людей, с которых он сложил такую смехотворную часть налогов, и для всех других, которым часто приходилось видеть в своих пределах войска мидян и, можно сказать, постоянно толпы гуннов и сарацин, ограбивших дотла земли Востока, когда и европейские варвары не в меньшей мере совершали всегда и повсеместно те же насилия над римлянами, — для них этот император был злом более тяжелым, чем все варвары. 9. По удалении неприятелей хозяева имений тотчас же попадали в сети императорских декретов о принудительной скупке хлеба (синоне), о так называемых переложениях платежей и доплатах. 10. Что это за декреты и какую цель они преследовали, я сейчас укажу (По поводу всех этих трех видов обложений см. Панченко, стр. 128-149. Специально этому вопросу посвящены работы: А. Рiganiоl — L'impot de capitation sous Bas-Empire Romain (1916) и Ostrogorskу — Das Steuersystem im Byzantin, Altertum (1931). Более обширные работы: Monnier — греческий. Etudes de droit byzantin («Nouvelle revue hist, de droit franc. et etranger», 1892-1895); Оstrogоrsky — Die Steuergemeinde d. byzant. Reiches im X Jahr., 1931; Dоelger — Beitraege zur Geschichte d. byzant. Finanzverwaltung (X-XI Jahr.) «Byzant. Archiv» IX (1927)). 11. Владельцев имений заставляли содержать римское войско пропорционально размерам наложенной на каждого подати, причем нормы этих поставок определялись не тем, какова потребность в продовольствии в данный момент, но тем, сколько вообще с них можно взять и какое количество постановлено взыскать, причем [337] вовсе не спрашивалось, есть ли в данный момент в этой области нужные запасы (Ср. Новелла 130, гл. 2). 12. И вот, эти несчастные были вынуждены доставлять солдатам и их коням нужное им продовольствие, покупая его целиком за большие деньги по очень повышенным ценам и при этом иногда в отдаленной области, привозить его туда, где в это время находилось войско, и сдавать его заведующим военным хозяйством не той мерой, как это полагается для всех людей, но как заблагорассудится этим приемщикам. 13. Таков порядок того, что называется «скупкой хлеба» — синоной, в результате которого у хозяев имений вытягивались все жилы. 14. В силу этого им по необходимости приходилось платить ежегодно налогов по крайней мере в десять раз больше, так как они должны были, как сказано выше, обслуживать не только войско, но на них, постигнутых уже такими бедами, часто сваливалась необходимость доставлять хлеб и в Византию. И не только один этот, именуемый Барсима, дерзал на такое нечестие и правонарушение, но и раньше его так поступал и Иоанн из Каппадокии, и позднее те, которые приняли от Барсимы высокое звание этой должности. 15. Так обстояло дело со скупкой хлеба. Что же касается «эпиболе», то это какая-то непредвиденная чума, внезапно поразившая владельцев имений и с корнем вырвавшая у них надежду на возможность жизни. 16. Дело в том, что налоги с поместий, или опустевших или запущенных, владельцам которых и колонам (земледельцам) пришлось или уже совсем погибнуть, или, покинув отчие земли, скрываться от постигших их из-за всего этого бедствий, эти налоги властители не сочли недостойным себя переложить на тех, которые еще не совсем были разорены. 17. Вот что обозначает слово «эпиболе», особенно распространившееся, как это и естественно, в это самое время. Что же касается «диаграфе», чтобы сказать в кратких словах и не задерживаться на этом, заключается она вот в чем. 18. Необходимость заставляла, особенно в эти печальные времена, налагать на города большие взыскания. Об условиях привлечения к ним и о способах их взысканий выданный момент я не буду говорить, чтобы рассказ мой не оказался бесконечным. 19. Эти суммы платили владельцы имений, прибавляя их пропорционально к наложенной на каждого из них подати. 20. Но на этом их бедствия не кончались; моровая язва, охватившая всю остальную землю, поразила также и Римскую империю и уничтожила большую часть колонов (земледельцев); поэтому, как и естественно, имения обезлюдели, но Юстиниан не оказал никакой пощады их владельцам: 21. он неизменно взыскивал с них ежегодный налог и не только то, что было наложено на каждого из них, но и долю погибших их соседей. 22. Сверх этого возлагалось на них еще многое другое, о чем я говорил несколько раньше, что всегда отягощало имевших несчастие быть владельцами имений. Кроме того, им приходилось обслуживать воинов, поселенных в самых лучших и роскошнейших помещениях, а самим все это время жить в самых плохих и заброшенных строениях. 23. Все это пришлось постоянно испытывать людям в течение правления Юстиниана и Феодоры, так как ни войны, ни другие величайшие бедствия за это время не прекращались. 24. И раз уже я упомянул о домах, я не считаю возможным обойти молчанием и то, что владельцы домов в Византии должны были поселить в них варваров, которых было в Византии около 70000. Не говоря уже о том, что сами они не могли пользоваться удобствами и выгодами от своих владений, они подвергались и многим другим неприятностям. [338]

XXIV. 1. Не должно конечно, обойти молчанием и то, что было сделано Юстинианом по отношению воинов (Ср. Агафий (306, 21)), во главе которых он поставил самых негодных людей (Ср. кн. II, гл. 15, 9), приказав им собирать и здесь возможно большее количество денег, причем они знали, что двенадцатая (Ср. Новелла 130, гл. 1) часть добытого будет принадлежать им. Этим людям было дано имя логофетов. 2. Они ежегодно употребляли следующий прием. Закон и обычай установили, чтобы воинское жалованье выплачивалось не всем одинаковое, но тем, которые были еще молоды и недавно стали совершать походы, жалованье было меньше, а для уже испытанных и находящихся в средине платежных списков, жалованье платилось выше. 3. Для ветеранов и собирающихся уйти в отставку из военной службы жалованье было еще более высокое, для того, чтобы они в дальнейшем, живя, как частные люди, имели достаточно средств на прожиток и, когда им придется пройти весь путь своей жизни, могли бы оставить своим домашним из личных средств некоторое утешение. 4. Таким образом, самое время, всегда повышая тех воинов, которые получали меньше и ставя их на места умерших или уходящих в отставку из военной службы, давало каждому из них по старшинству службы возможность получить более высокое жалованье из государственного казначейства. 5. Но так называемые логофеты не позволяли вычеркивать из списков имена умерших, хотя их погибало очень много помимо всего прочего, потому, что шли постоянные войны. Кроме того, они еще в течение продолжительного времени не пополняли войско новыми наборами. 6. Поэтому число воинов в государстве становилось все меньше и меньше (См. Агафий (305, 16). Армия при Юстиниане была доведена до 150000 вместо бывшей раньше в 640000 (см. Иоанн Антиохийский, Mueller, FHG, IV, 622), так что появление Зебергана с 7000 гуннов под стенами Византии воспринималось, как ужасающее нашествие), а те, которым давно уже умершие не давали повышаться по спискам, продолжали оставаться, вопреки своим заслугам, в разрядах ниже оплачиваемых, получая жалованья меньше, чем полагающееся им по норме. Все же деньги, следовавшие воинам за все это время, благодаря этим логофетам, доставались на долю Юстиниана. 7. Кроме того, они заставляли страдать воинов и от многих других обид, специально связанных с их службой, как будто в возмещение за те опасности, которые они несли на войне. Одним бросалось обвинение в том, что они греки, как будто бы уже заранее было решено, что, будучи эллином, нельзя быть честным и храбрым человеком; другим — что они несут военную службу без разрешения от императора, хотя насчет этого они показывали бумагу с подписью императора, но логофеты без всякого колебания осмеливались признавать ее подложной; наконец, третьим ставилось на вид, что им пришлось на несколько дней уйти, покинув своих товарищей. 8. Кроме того впоследствии некоторые из дворцовой охраны были разосланы по всей Римской империи, конечно, под тем предлогом, чтобы произвести ревизию регулярных войск и выявить, кто из них (будто бы) совершенно непригоден для военной службы, и у некоторых, как бесполезных или устаревших. они решались отнимать пояса. В дальнейшем эти несчастные должны были открыто на площади просить себе для пропитания милостыню у людей благочестивых, являясь для всех встречавшихся с ними поводом для слез и стенаний. Что касается других, то они, чтобы и им не испытать такого [339] бедствия, платили (следователям) крупные суммы. Таким образом, вышло, что воины, как люди, из которых всякими способами вытянули жилы, оказались из всех в самом нищенском положении и не было уже у них охоты воевать. 9. Поэтому-то и в Италии дела римлян пришли в полный упадок. Дело в том, что логофет Александр (Прокопий — Война с готами, кн. VII (III), гл. 1, § 28 cл.), посланный в Италию, без всякого стыда решился проявить к солдатам такое обидное отношение, а c италийцев взыскивал их личные деньги, под предлогом наказания за их защиту установлений Теодориха и готов. 10. И не только обыкновенные воины были доведены до бедности и поставлены в безвыходное положение притеснениями логофетов, но и очень многие из сотрудников всех военачальников, которые в прежнее время пользовались большой славой, были теперь обречены на голод и крайнюю бедность. 11. У них не было уже ни средств, ни возможности, откуда бы они могли добывать себе нужное им пропитание. 12. Раз уже в своем рассказе о положении войска мне пришлось об этом заговорить, я добавлю еще следующее. В прежние времена римские императоры повсюду, по всем окраинам Римского государства, содержали очень большие отряды войск для охраны границ Римской империи, особенно в восточной ее части, отражая там набеги персов и сарацин. Эти войска так и назывались «пограничными». 13. К ним император Юстиниан с самого начала отнесся так невнимательно и небрежно, что те, кто должен был платить им жалованье, задерживали его за четыре и за пять лет; когда же у римлян и персов был заключен мир, эти несчастные, как будто бы и им предстоит пользоваться благами мира, были принуждаемы отказаться за указанное время от жалованья, которое им задолжали, в пользу государственной казны. А затем и самое наименование такой войсковой части было уничтожено без всякого основания. 14. Таким образом, на дальнейшее время границы Римской империи остались без охраны, а воины неожиданно для себя должны были смотреть в руки тем, кто привык заниматься благотворительностью, раздавая подаяние. 15. Другие воины, числом не меньше 3500, с самого начала были назначены для охраны дворца; их называют схолариями (Агафий (310, 2)). 16. В прежние времена обычно они получали из государственного казначейства более высокое жалованье, чем все другие. Прежние государи, выбрав их по их доблести (и воинским заслугам) из числа армян, ставили на эту высокую должность. 17. Но с того времени, как Зенон принял императорскую власть, всем дано было право, даже трусам и людям совсем не воинственным, вступать в эту (преторианскую) гвардию. 18. С течением времени даже рабы, если они могли заплатить назначенную сумму, покупали себе это воинское звание. Когда же Юстин стал императором, этот Юстиниан многих возвел в это высокое звание, взяв с них большие суммы. 19. Когда он в дальнейшем увидал, что в этих списках нет уже ни одного лишнего места, он прибавил к ним других, до двух тысяч, которых стали называть сверхкомплектными. 20. Когда же он сам сделался императором, он очень скоро отстранил всех этих сверхкомплектных, не вернув им ничего из внесенных ими денег. 21. По отношению тех, которые были в числе схолариев, он придумал следующее. Когда становилось известным, что войско будет послано в Ливию, в Италию или против персов, то давался приказ собираться схолариям, якобы потому, что они должны будут принять участие в этом походе, хотя Юстиниан точно знал, что в военном отношении они ничего не стоят; [340] а те, боясь этого, на известный срок отказывались от жалованья. И такие вещи схолариям приходилось испытывать не раз. 22. Петр все то время, когда он нес должность так называемого магистра (Praefectus officiorum — начальник преторианской гвардии), чуть не ежедневно мучил их несказанными вымогательствами. 23. Правда, он был (с виду) очень мягким и никогда не позволял себе грубого обращения, но из всех людей он был наивеличайший вор, человек, исполненный самой позорной грязи. Об этом Петре я упоминал раньше, что он был виновником смерти Амалазунты, дочери Теодориха (См. гл. XVI, § 5). 24. При дворце есть и другие, более высокие военные должности; им обычно идет тем более высокое казенное жалованье, чем выше та сумма, за которую они купили этот военный чин; они носят название доместиков и протекторов. С давних времен это были люди совершенно неопытные в военных делах. 25. Они числились в списках императорского двора исключительно только ради церемониала и внешности. Одни из них издавна жили в Византии, другие — в области галатов и в разных других местах. 26. Запугивая всегда и их вышеуказанным способом, Юстиниан принуждал их отказаться от полагающегося им жалованья. 27. Я подведу вкратце итог. Был закон, чтобы каждые пять лет император одаривал каждого из воинов определенной суммой золота. 28. И каждые пять лет (специальные) посланные по всей Римской империи каждому воину передавали по пяти золотых статеров. 29. И никак нельзя было не выполнить этот (вошедший в плоть и кровь) обычай. Но с того времени, как этот человек стал управлять государством, он ни разу не сделал, да и не собирался делать, ничего подобного, хотя с того времени прошло уже 32 года, так что люди почти что уже и забыли об этом случае. 30. Теперь я расскажу о другом способе грабежа подданных, который он придумал. Те, которые в Византии у императора или у магистратов несут военную службу или прилагают свою руку по письменной части, или служат как-нибудь иначе, — сначала помещаются в самом конце списка, с течением же времени они повышаются рангом, занимая всегда места тех, которые или умирают или уходят в отставку. Так каждый из них, поднимаясь по служебной лестнице, доходит до верхней ступени; этим он достигает предела своей почетной службы. 31. И вот тем, которые дошли до столь высокой должности, издревле выплачивалось такое количество золота, что каждый год это выражалось в сумме более 10000 фунтов золота. Это давало им возможность безбедно проводить свою старость, и из других лиц многие вместе с ними получали отсюда большую пользу. Этим путем и государственные дела приходили к большому благополучию. 32. Но этот император, лишив их почти всего этого, принес огромный вред и им, и всем остальным людям. Бедность, поразившая сначала их самих, затем перешла и на других, на тех, которые прежде в некотором отношении были участниками их благосостояния. 33. И если кто подсчитает те денежные суммы, которых они лишились в течение тридцати двух лет, то найдет, какое огромное количество денег удалось ему похитить у них.

XXV. 1. Так обошелся этот тиран с несущими военную службу. А то, как он поступил с купцами, моряками, ремесленниками и рыночными торговцами, а через них и со всеми остальными людьми, я сейчас изложу. 2. По ту и другую сторону Византии есть два пролива, один — в Геллеспонте между Систом и Абидосом, другой — у устья так называемого [341] Эвксинского Понта, где находится знаменитый храм (богородицы) (В тексте стоит просто hieron — храм; об этом месте см. Арриан — Перипл., гл. 12). 3. В проливе Геллеспонта не было никакой государственной таможни, но в Абидосе находился начальник, посылаемый императором наблюдать за тем, чтобы корабль, везущий оружие в Византию, не мог доставить его туда без соизволения императора и чтобы никто не мог плыть в открытое море из Византии, не имея письменного разрешения за печатью тех лиц, которые ведают этим делом. Не полагалось плыть из Византии, не получив разрешения на выезд от лиц, являющихся помощниками по управлению так называемого магистра (magister officiorum). Он взыскивал с владельцев кораблей налог, о котором по его незначительности не стоило бы и говорить: считалось справедливым, чтобы этот чиновник получал некоторую мзду за свою работу. 4. А тот, кто посылался ко второму проливу, получая постоянное вознаграждение от императора, тщательно производил обыск кораблей и осмотр тех товаров, о которых я говорил, наблюдая, не везут ли к варварам, живущим по берегам Эвксинского Понта, чего-либо такого, чего не полагалось везти из земли римлян к варварам. Этому уполномоченному не полагалось ничего брать для себя от этих мореходов. 5. Но с тех пор, как Юстиниан взошел на императорский престол, и у того и у другого пролива были установлены государственные таможни и, отправляя сюда двух чиновников, которые получали определенное жалованье, он приказал им добывать отсюда всякими способами возможно большее количество денег. 6. Они же, стараясь показать свою преданность ему, ограбив за один раз плывущих на всю стоимость их грузов, затем отпускали их. 7. Вот что делалось у того и другого пролива. А в Византии он придумал следующее. Поставив во главе этого предприятия одного из близких себе лиц, по происхождению сирийца, по имени Аддея (Повидимому, тот же, о котором говорит Эвагрий (V, 3); Никифор Каллист (XII, 34); ср. Феофан (I, 242, 9)), он приказал ему доставлять для него какую-либо прибыль от кораблей, приходящих с моря в Византию. 8. И вот он все корабли, идущие с моря в Византию, пускал в гавань не иначе, как накладывая на мореходов взыскание, равное стоимости всего провоза на их собственных кораблях, или заставлял их везти товары в Ливию и в Италию. 9. Некоторые из них, не желая брать на себя издержки обратного провоза и вообще заниматься в дальнейшем морским делом, сжигали свои корабли и, довольные, тотчас же удалялись. 10. Те же, которым по необходимости приходилось добывать себе пропитание этим промыслом, — продолжали в дальнейшем перевозить товары, возложив на тех, кто нанимал их для провоза груза, тройную цену; а эти оптовики, ясно, могли покрыть свои убытки, только возложив их на мелкого потребителя их товаров; и таким образом для римского народа всячески готовилась голодная смерть. 11. Так обстояло дело в государстве с торговлей. А что этими государями было сделано с разменной монетой, думаю, не должно быть обойдено молчанием в моем рассказе. 12. Обычно раньше менялы за один золотой статер давали обращавшимся к ним 210 оболов, которые они называли «фоллами» (обрезки кожи). Юстиниан же с Феодорой, изобретая всевозможные источники личного обогащения, постановили давать за статер 180 оболов (Малала (486, 19). Ср. Панченко, стр. 162). Этим от каждой золотой монеты они отрезали седьмую часть... всех людей. 13. Введя на большую часть товаров так называемые монополии и заставив желающих [342] что-либо купить задыхаться каждый день в петле этих цен, эти правители оставили незакабаленной только одну торговлю — платьем, но и тут они придумали следующее. 14. Платья из коконов шелка-сырца издревле обычно делались в двух городах Финикии: в Берите и в Тире. 15. Крупные торговцы этим товаром, их представители и ремесленники-мастера со времен отцов и дедов жили здесь, и отсюда обычно после выработки эти товары распространялись по всей земле. 16. Когда же во время правления Юстиниана занимавшиеся этим делом в Византии и в других городах стали продавать эту одежду дороже, ссылаясь на то, что в настоящее время персы накинули цену на сырец значительно выше, чем она была в прежнее время, и что теперь десятинные сборы в Римской империи выше, чем прежде, то император, делая перед всеми вид, будто он негодует на это, законом запретил, чтобы цена на такую одежду была выше, чем восемь золотых за фунт шелка. 17. Тем, кто нарушит этот закон, грозило наказание в виде конфискации всего наличного состояния. Торговавших этим товаром такое постановление ставило в совершенно безвыходное и невозможное положение. Купцам, которые приобрели эти товары по более высоким ценам, нельзя было продавать их покупателям по более низкой цене. 18. Поэтому они не считали возможным продолжать с выгодой для себя эту торговлю, но понемногу, украдкой, из-под полы, они стали распродавать оставшиеся у них товары подобного рода, конечно, только кому-либо из знакомых, которым было приятно так наряжаться, тратя свое богатство, или которым по какой-либо иной причине это было необходимо. 19. Узнав об этом от своих наушников, не произведя никакого расследования по этим слухам, императрица отняла у этих людей все их товары, наложив на них сверх того штраф в 100 фунтов золота. Впоследствии эти государи не сочли недостойным себя самим заняться производством таких одежд из шелка в Византии (Такую вставку предлагает сделать в этом месте Хаури). Во главе этого производства стоит заведующий царскими сокровищами. 20. Назначив Петра, по прозванию Барсима, на эту должность, немного времени спустя они разрешили ему совершить безбожные поступки. 21. По отношению к другим он считал нужным строго придерживаться закона, а заставляя рабочих-специалистов по этому производству работать только на одного себя, он продавал, вовсе не скрываясь, но открыто, на площади, унцию шелка, окрашенного в какую-нибудь краску, не меньше чем за б золотых, а шелк, окрашенный в царскую краску, которая называется «головером» (чистый пурпур) он продавал более чем за 24 золотых. 22. Он извлек отсюда для императора большие деньги, а сам, прикрываясь этим, тайно воровал еще большие суммы. Начиная с этого времени, такая, система так и осталась на все времена. 23. Ибо он один и до моего времени открыто остается и поставщиком и продавцом этого товара. 24. Те же поставщики, которые прежде занимались этим делом в Византии и во всех других городах, перевозя товары по морю и по суше, чувствовали, естественно, тяжелые последствия этого постановления. 25. В городах же, о которых я говорил выше, почти весь простой народ сразу стал нищим. Простые ремесленники, занятые прежде ручной работой, должны были, естественно, бороться с голодной смертью, прося подаяние; многие по той же причине переменили свое подданство и бежали в персидские пределы. 26. И один только хранитель императорских сокровищ, неизменно занимаясь этой выгодной для него выделкой товаров, часть доходов, получаемых отсюда, как сказано, считал [343] возможным доставлять императору, а сам, похищая большую часть, богател на общественных бедах. Но довольно об этом.

XXVI. 1. Каким образом он смог и в Византии, и в каждом другом городе уничтожить все, что составляло честь и славу государства и всякое благолепие, я сейчас расскажу. 2. Прежде всего он решил уничтожить почетное звание адвокатов (Малала (470, 19); ср. Панченко, стр. 198). Он прежде всего отнял у них всякое право на гонорар, благодаря которому прежде, выступая с защитительными речами, они обычно получали средства для роскошной жизни и для своего внешнего блеска. Император приказал, чтобы обе стороны приносили присягу, и с этого времени адвокаты, поставленные в столь унизительное положение, были в большом унынии. 3. Когда же он отобрал имущество, как я об этом говорил выше, у членов сената и у всех тех, которые в Византии и во всей Римской империи считались богатыми, то в дальнейшем сословию адвокатов по своей профессии не оставалось ничего другого, как только сидеть сложа руки, 4. так как у людей, имеющих какое-либо положение, не оставалось уже ничего ценного, из-за чего бы они вступали друг с другом в споры. Таким образом, сословие адвокатов из многочисленного стало малочисленным, из уважаемого оно теперь повсюду стало испытывать крайне унизительное к себе отношение. И, естественно, они все находились в крайней бедности и жили, получая за свое дело одни насмешки и оскорбления. 5. Он заставил нуждаться в самом необходимом и врачей, и профессоров общеобразовательных предметов (права). То содержание, которое прежние императоры установили выплачивать им по этим профессиям из государственного казначейства, Юстиниан отнял все. 6. Больше того, все те средства, которые жители всех городов собирали между собой или для городских расходов или для устройства у себя зрелищ, он не побоялся перечислить и соединить их с государственными налогами (См. Панченко, стр. 168-169). 7. И в дальнейшем не было уже никакого внимания ни к врачам, ни к профессорам; никто уже не мог заботиться о городском благоустройстве, не было уже освещения по городам на государственный счет, не было никаких других удовольствий для населения городов. 8. Театральные представления, скачки, охоту (на арене) с этого времени он почти все прекратил (Малала (417, 2)), а ведь в этой обстановке его жена родилась, воспиталась и выросла. 9. Впоследствии он велел прекратить эти зрелища и в Византии, для того, чтобы не отпускать на это обычных средств из казначейства, благодаря которым находили себе пропитание очень многие, почти бесчисленное количество лиц. 10. И в частной жизни, и в общественной было одно горе и уныние, как будто какое-то несчастие свалилось на них с неба, и жизнь у всех стала безрадостной. 11. Сидя ли у себя дома или встречаясь на рынках и в храмах, люди не разговаривали ни о чем другом, как о своих бедах и несчастиях, о чудовищных размерах этого небывалого горя. 12. Таково было положение в городах. Теперь нужно сказать о том, о чем я еще не упомянул в своем рассказе. Каждый год в Римской империи выбирались два консула: один — в Риме, другой — в Византии. 13. Всякий, кто призывался на эту высокую должность, должен был за время своего управления истратить для государства больше чем 2000 фунтов золота; небольшая часть этой суммы шла из его личных средств, а главный расход шел из средств [344] императора. 14. Эти деньги шли как на поддержку других, о чем я уже говорил, так, главным образом, тратились на тех, кто попал в тяжелые материальные условия и особенно на служителей сцены. Благодаря этому всегда получалась очень большая поддержка экономическому положению города. 15. Но с тех пор как Юстиниан принял императорскую власть, все это больше уже не делалось в установленное время. Сначала при нем консул у римлян оставался в своей должности долгое время (Малала (426, 21; 478, 20); Феофан (I, 174, 16); «Пасхальная хроника» (I, 617; 18); Кедрен (I, 642, 15); Марцеллин Комес под 452 (1) г.; Новелла 105, гл. 2), а, в конце концов, народ даже во сне перестал видеть новые избрания. Вследствие этого людям пришлось влачить в бедности беспросветно жалкое существование, так как (император) уже не отпускал своим подданным обычного (вспомоществования), напротив, даже и то, что у них было, всякими способами отнимал. 16. Как это ненасытное чудовище, поглотив все государственные средства, затем отобрало все имения и богатства сенаторов, и отдельно у каждого и у всех вместе, я думаю, об этом мною рассказано достаточно. 17. Полагаю, что более чем достаточно изложено мной и то, какими приемами ему удалось отнять достояние также у других, считавшихся богатыми, пуская против них в ход ябеды и доносы. Это относится и к воинам, и к служителям магистратов, и к несшим военную службу во дворце, к земледельцам — колонам и владельцам поместий, к служителям слова и к тем, кто своей профессией избрал науки юридические и общекультурного значения, а также к купцам, владельцам судов и морякам, к ремесленникам и рабочим, к торговцам на рынках и к тем, кто находил себе средства для жизни в сценической профессии. Можно сказать, не было никого, кого бы не поразил тот или иной ущерб, проистекающий по воле Юстиниана. 18. Как он поступил с людьми, живущими подаяниями, людьми маленькими и неимущими, находящимися в крайней нужде и унижении, я сейчас расскажу. А то, что он сделал по отношению к церковнослужителям, я расскажу в дальнейшем изложении (Прокопий не раз выражал намерение описать специально церковную политику Юстиниана; ср. гл. I, § 14). 19. Прежде всего, взяв в свое распоряжение все лавки и введя так называемые монополии на товары первой необходимости, он стал взыскивать со всех людей более чем тройную цену. 20. Если бы я хотел рассказать о других бесчисленных несправедливостях, проистекающих от этих монополий, то я не взял бы на себя смелость говорить о них даже в бесконечной речи; но самое горькое было то, что он всегда грабил покупавших хлеб, а не покупать его не могли ни ремесленники, ни бедняки, ни люди, находящиеся в крайнем унижении. 21. Каждый год он считал допустимым извлекать для себя отсюда 300 фунтов золота, а хлеб стал (дороже и) полон золы. Побуждаемый своим корыстолюбием, этот император не побоялся даже на это наложить свою нечестивую руку. 22. Пользуясь этим предлогом, те, на кого была возложена столь почетная обязанность (портить продукты), искусными приемами извлекали личную выгоду и очень легко доходили до великого богатства. В самые урожайные годы они всегда, сверх ожидания, искусственно устраивали человеческими руками голод для неимущих, так как никому ни в коем случае не дозволялось ввозить зерно откуда бы то ни было, но по необходимости все должны были есть этот покупной хлеб. 23. Хотя бы эти императоры Юстиниан и Феодора видели, что [345] городской водопровод развалился (Феофан (I, 237, 8; 239, 24). Зонара (XIV, 63) рассказывает, что Юстиниан сам разрушил один из водопроводов, нуждаясь в свинцовых его трубах. Это было в 543 г., на 16-м году правления Юстиниана) и только незначительную часть воды пропускает в город, но не обращали на это внимания и не желали отпустить (на его исправление) ни гроша денег, хотя вокруг городских водоемов толпа чуть не душила друг друга и все бани были закрыты. А в то же время без всякого расчета бросались огромные суммы денег на приморское строительство и на другие бессмысленные сооружения; повсюду в подгородных имениях воздвигались великолепные дворцы, как будто им уже недоставало тех дворцов, в которых постоянно любили жить прежние императоры. 24. Так, не вследствие бережливости в деньгах, а ради гибели человеческой, он решил оставлять без внимания постройку водопровода, так как никто никогда не был готов более Юстиниана нечистыми путями присваивать себе чужие деньги и еще более скверным образом тотчас же их истратить. 25. Из двух вещей, которые остались для питания и питья людям, дошедшим до крайней нужды и нищеты, а именно вода и хлеб, даже в этих вещах император причинил им вред, как я рассказывал, сделав так, что воды у них недоставало, а хлеб стал гораздо дороже. 26. И не только в Византии поступил он так с бедными, но также и с живущими в других местах. О них и пойдет сейчас мой рассказ. 27. Захватив Италию, Теодорих оставил там тех, которые несли военные должности (преторианские) при римском дворце. Этим он хотел сохранить след старого государственного управления, оставив каждому небольшое ежедневное жалованье. Было их очень много. 28. В числе их были так называемые силенциарии, доместики и схоларии, у которых ничего военного больше не осталось, кроме звания да этого жалованья, едва хватавшего им на прожитие. Теодорих приказал передавать его их детям и их потомкам. 29. Нищим, которые жили около храма апостола Петра, он назначил ежегодно по 3000 медимнов хлеба за счет государства. Эти выдачи и тем, и другим производились до тех пор, пока в Италию не прибыл Александр Псалидий («Ножницы») (Прокопий — Война с готами, кн. VII (III), гл. 1, § 30). 30. Этот человек без малейшего колебания решил все это уничтожить. Узнав об этом, Юстиниан, римский император, нашел такие действия совершенно правильными и еще больше, чем прежде, держал Александра в чести. Во время этой командировки Александр сделал и с эллинами следующее: 31. Издревле заботу об охране Фермопильского прохода несли на себе земледельцы, возделывавшие здешние места и посменно охранявшие находящуюся здесь стену, когда ожидали нашествия каких-либо варваров, желавших прорваться в Пелопоннес. 32. Когда во время этой командировки Александр прибыл сюда, то, делая вид, будто он заботится об интересах жителей Пелопоннеса, он сказал, что нельзя поручать охрану этого прохода крестьянам. 33. Поэтому он поместил здесь отряд воинов, приблизительно в 2000 человек, постановив, чтобы жалованье им шло не из императорской казны, а все деньги, предназначавшиеся на городское благоустройство и зрелища из всех эллинских городов (Ср. Панченко, стр. 164-169), под этим предлогом он перечислил в казначейство, с тем, чтобы на них содержать этот военный отряд. Вследствие этого в дальнейшем во всей Элладе, даже в самих Афинах, не производилось больше никакого ремонта зданий и не делалось ничего хорошего. 34. Однако Юстиниан без всякого колебания подтвердил все эти распоряжения Псалидия. 35. Вот что тогда произошло там. Теперь [346] мне надо перейти к нищим в Александрии. Был там некто Гефест из числа адвокатов, который, сделавшись префектом Александрии, удержал народ от мятежа, нагнав страху на мятежников, и причинил крайние из крайних бед жителям этого города. 36. Обратив всю торговлю в городе в так называемую монополию, он не позволял ни одному купцу заниматься этим делом, но, став сам единственным торговцем, он продавал все товары, конечно, установив на них такие произвольные цены, на которые давало ему право его официальное положение. И вот весь город, все жители Александрии задыхались от недостатка предметов первой необходимости, которые в прежнее время мог легко покупать даже крайне бедный люд. Особенно же они почувствовали утеснение в хлебе. 37. Дело в том, что хлеб в Египте имел право скупать только он один и никому другому не давалось разрешения купить ни единого медимна, поэтому и (качество) хлеба, и цены на него он устанавливал, как хотел. 38. В результате этого в скором времени он сам собрал сказочное богатство и удовлетворил жажду императора к деньгам. 39. Из-за страха перед Гефестом народ Александрии молча переносил постигшие его бедствия, а самодержец в уважение к постоянно доставляемым ему деньгам любил этого человека превыше всех. 40. Возымев намерение еще более заслужить расположение императора, этот Гефест придумал следующее. 41. Став римским императором, Диоклетиан постановил каждый год раздавать большое количество хлеба из государственных складов нуждающимся александрийцам. 42. С тех пор беднейшее население города, распределив между собой эти раздачи, по наследству передавало их своим потомкам вплоть до описываемого времени. 43. Но Гефест, отняв у людей, и без того уже нуждающихся в насущном пропитании, ежегодное количество хлеба в 2000000 медимнов, оставил их лежать в государственных кладовых, а императору написал, что эти люди получали до сих пор такие раздачи несправедливо и не соответственно пользе государства. 44. Поэтому император с большой охотой утвердил эту меру и почувствовал к нему еще большее расположение, а те из александрийцев, которые в этой раздаче видели единственную свою надежду на существование, почувствовали всю прелесть такой бесчеловечности, проявленной на том, что было самым необходимым для их существования.

XXVII. 1. Юстинианом совершено столько преступлений, что целого века нехватило бы, чтобы рассказать обо всех них. 2. Да будет дозволено мне выбрать несколько примеров из всей этой массы, рассказ о которых совершенно ясно обрисует всем будущим поколениям полностью весь его характер, показав, что был он двуличен и что ему не было никакого дела ни до бога, ни до священнослужителей, ни до законов, ни до того народа, о котором он должен был заботиться; что он не думал ни об уважении к кому бы то ни было, ни о пользе государства, ни о том, чтобы делом и словом послужить ему или чтобы под каким-нибудь предлогом постараться оправдать свои преступления. Ничто из этого ему не приходило на ум; его интересовало только одно: как бы ему ограбить деньги со всей земли. Я начну вот с чего (Дальнейший эпизод передает Либерат — Бревиарий, гл. 23. Ср. Кирилла Скифополита — Житие Саввы; Кедрен (I, 555, 22); Феофан (I, 222, 18); Крамер — Anecdota (II, 110)). 3. Он сам назначил архиереем в Александрию некоего человека по имени Павла. Случилось, что в это время префектом Александрии был некто Родон, родом из Финикии. 4. Юстиниан поручил [347] ему во всем содействовать Павлу со всяким старанием, с тем, чтобы ни одно из его, Павла, требований не осталось бы невыполненным. 5. Он думал, что таким образом ему удастся уговорить александрийских еретиков (Конъектура Хаури; другие конъектуры: «знатных» (Алеманн); «первых лиц» или «наибольшее число» (Рейске); «священнослужителей» (Изамбер)) присоединиться к исповеданию Халкедонского собора. 6. Был некий Арсений, родом из Палестины, который был принят императрицей Феодорой в число самих близких к ней лиц и поэтому получил большое влияние; он собрал огромное богатство, так что дошел до высокого звания сенатора, хотя был он самый грязный человек. 7. Был он самаритом, но, чтобы не потерять приобретенную им власть, он решил прикрыться именем христианина. 8. И вот, его отец и брат, полагаясь на его влияние живя в Скифополе и скрывая свою отческую веру, с его согласия совершали невыносимые преступления против всех христиан. 9. Поэтому граждане восстав против них, подвергли их обоих самой безжалостной смерти, а отсюда произошло много бед для жителей Палестины. 10. Тогда ни Юстиниан, ни императрица не сделали Арсению никакого зла, хотя именно он был главным виновником всех этих неприятных событий, но запретили ему впредь появляться во дворце, потому что из-за него они постоянно осаждались жалобами со стороны христиан. 11. Этот Арсений, думая, что он вновь заслужит расположение императора, немного спустя отправился вместе с Павлом в Александрию, чтобы во всем быть ему помощником и всеми силами содействовать в убеждении александрийцев. 12. За то время, когда он был лишен доступа во дворец, он усиленно показывал свою преданность ко всем христианским догматам. 13. Этим он вызвал неудовольствие Феодоры, так как в этих вопросах она придерживалась, как я указал в предыдущих рассказах (Прокопий, гл. X, § 15), других взглядов, чем император. 14. Когда они прибыли в Александрию, то Павел передал на казнь Родону некоего Псоя, диакона, говоря, что он один мешает ему выполнить волю императора. 15. Руководясь письмами императора, частыми и очень настойчивыми, Родон решил казнить этого человека, и он, подвергнутый жестокой пытке, вскоре умирает. 16. Когда это известие дошло до императора, то он, под сильнейшим и настойчивым влиянием императрицы, возложил всю вину за это дело на Павла, Родона и Арсения, как будто забыв о всех данных им приказаниях этим людям. 17. Назначив Либерия, одного из патрициев города Рима, префектом Александрии, он послал туда нескольких чтимых иереев, с тем, чтобы они произвели расследование по этому делу; в числе их был и римский архидиакон Пелагий, являясь представителем от лица римского папы Вигилия, который возложил на него это поручение (В качестве папского легата). 18. Расследовав это дело об убийстве, они тотчас низложили Павла, лишив его архиерейства: бежавшему в Византию Родону император приказал отсечь голову, а его деньги конфисковал, хотя Родон предъявил 13 писем, которые ему написал император, неоднократно и со всей настойчивостью повелевая во всем подчиняться Павлу, если он прикажет что-либо сделать, и ни в чем не противодействовать ему, чтобы он мог относительно исповедания веры выполнить то, что было решено (на соборе). 19. Арсения, согласно решению Феодоры, Либерии посадил на кол, а император постановил конфисковать его имущество, хотя он не мог обвинить его в чем-либо, кроме совместного проживания с Павлом. 20. Правильно ли он тут поступил или нет, этого я сказать не могу, но сейчас покажу, [348] ради чего все это я рассказал. 21. Спустя некоторое время Павел прибыл в Византию и, преподнеся нашему императору 700 фунтов золота, просил его возвратить ему епископский престол, говоря, что он был лишен его противозаконно. 22. Юстиниан милостиво принял деньги и держал этого человека в большой чести и обещал, что очень скоро он назначит его александрийским архиереем, хотя это место было занято уже другим: при этом Юстиниан делал вид, будто он ничего не знает, что тех, кто жил с ним и кто решился ему служить, он же сам велел казнить и их имущество конфисковал. 23. Августейший император усиленно и настойчиво старался выполнить это дело, и относительно Павла определенно считалось, что он непременно получит опять эту епископию. 24. Но (папа) Вигилий, находившийся тогда в Византии, несмотря на приказание императора, решил ни в каком случае не уступать ему и, ссылаясь на точку зрения Пелагия, говорил, что для него невозможно, раз теперь вновь поднимается вопрос об этом процессе, отказаться от высказанного от его имени Пелагием суждения. 25. Таким образом, ясно, что этот император не заботился ни о чем другом, кроме возможности грабить и отнимать деньги. Я хочу рассказать еще следующий случай. 26. Был некто Фаустин, родом из Палестины, бывший в прежнее время самаритом, но по необходимости, боясь закона, принявший имя христианина. 27. Этот Фаустин дошел до звания сенатора и получил власть (префекта) над этой областью. Вскоре он был отрешен от этой должности и когда вернулся в Византию, то некоторые из священнослужителей стали обвинять его, донеся, что будто бы он тайно принадлежит к секте самаритов и по отношению к христианам, жившим в Палестине, позволил себе совершить ряд поступков. 28. Юстиниан сделал вид, будто он исполнен гнева и возмущен тем, что в то время, как он занимает престол римского императора, подвергается с чьей бы то ни было стороны осмеянию христово имя. 29. Сенаторы, произведя расследование этого дела, наказали Фаустина изгнанием, под сильнейшим давлением императора. 30. Но получив от Фаустина столько денег, сколько хотел, император, тотчас же подвергнув это решение вторичному рассмотрению, признал его не имеющим силы. 31. Фаустин вновь получил прежнее (сенаторское) звание, был принят императором в число друзей и, назначенный заведующим (прокуратором) императорскими имениями в Палестине и в Финикии, еще с большей смелостью и безопасностью для себя стал делать все, что ему было угодно. 32. Так вот каким образом Юстиниан считал нужным сохранять христианское православие; хотя я привел не много примеров, но даже из этого краткого изложения можно вполне вывести надлежащее заключение. 33. А как он без зазрения совести изменял законы, раз за это ему были предложены деньги, я расскажу в самых коротких словах.

XXVIII. 1. Был в городе Эмесе некий Приск, который замечательно хорошо научился подделывать чужие подписи; он был удивительно искусный специалист в этом гнусном деле. 2. Много лет тому назад церковь Эмесы одним из виднейших граждан города была сделана наследницей его имущества. 3. Этот человек, по своему званию патриций, по имени Маммиан — человек славного рода и исключительно богатый. 4. В правление Юстиниана вышеупомянутый Приск получил поручение произвести обследование всех домов этого города; и вот, если он находил какой-нибудь дом, цветущий богатством и вполне подходящий, чтобы с него можно было взыскать крупные суммы, то тщательным образом разузнавал о предках [349] владельцев этого дома и, найдя их старинные письма, составлял как будто бы от их имени целый ряд документов, в которых они заявляли, что обязаны возвратить крупные суммы денег Маммиану, как полученные ими от него в качестве ссуды под залог их имущества. 5. Этих обязательств по таким поддельным документам собралось не меньше, чем на 10000 фунтов золота. 6. Затем, чудесным образом подделав подпись того человека, который тогда, когда был еще жив Маммиан, — человека, пользовавшегося большой славой за свою справедливость и за другие достоинства, который, сидя на площади, составлял все документы для граждан, закрепляя каждый т них собственноручной подписью, — римляне называют такого человека «табеллионом» (нотариусом), — так вот, подделав его подпись, Приск передал все документы заведывавшим делами церкви в Эмесе, договорившись с ними, что ему будет дана часть полученных таким образом, денег. 7. Но на их пути стоял закон (Новелла 9; см. Новелла 111), который для всех других видов судебных дел устанавливал срок давности в 30 лет, а для некоторых немногих, в том числе так называемых закладных, этот срок удлинялся до 40 лет. Тогда они придумывают следующее. 8. Отправившись в Византию и преподнеся этому императору большую сумму денег, они просили его помочь им в выполнении этого дела: погубить граждан, которые никогда и никому не были должны. 9. Получив эти деньги, Юстиниан без всякого промедления издает закон, по которому для судебных дел церквей о принадлежащем им имуществе устанавливается новый срок давности, не тот, который был до сих пор предписан, но удлиняется до 100 лет, и что это постановление должно иметь законную силу не только в Эмесе, но и во всей Римской империи. 10. Провести в жизнь это дело в Эмесе император поручил некоему Лонгину (Малала (482, 1). Вероятно, ему посвящена эпиграмма Арабия Схоластика в «Anthol. Palat.» (XVI, 39)), человеку энергичному и обладающему огромной физической силой, который впоследствии был в Византии начальником над народом. 11. Заведующие делами церкви, сначала предъявив иск на основании вышеназванных документов к кому-то из граждан, получили тотчас же право да взыскание 200 фунтов золота с этого человека, так как он ничего не мог противопоставить в свою защиту ввиду столь большой давности и неведения того, что тогда происходило. 12. В великой печали сидели все люди, особенно же самые знатные из жителей Эмесы, отданные на произвол доносчиков и клеветников. 13. Когда же это бедствие постигло уже очень многих из граждан, то по божьему промыслу суждено было случиться следующему. 14. Приску, творцу этого гнусного дела, Лонгин приказал принести все документы, а когда он стал отказываться сделать это, он изо всей силы дал ему по уху. 15. Не выдержав удара столь сильного человека, он упал навзничь; дрожа и будучи в крайнем страхе, подозревая, что Лонгин уже все это дело заметил, он во всем сознался ему. Таким образом вся эта гнусность была вынесена на свет и всей этой ябеде суждено было увидать конец. 16. Юстиниан не только для римлян постоянно, чуть ли не каждый день, издавал все новые и новые законы, но этот император старался разрушить и те законы, которые почитали евреи. 17. Если случалось, что по времени праздник пасхи у них приходился раньше, чем у христиан (По словам Феофана, от которого эти сведения заимствует Иоанн Сикул, император Юстиниан не раз передвигал сроки празднования пасхи), он не позволял иудеям справлять его в установленное время, совершать в эти дни поклонение своему богу или выполнять свои [350] священные обряды. 18. И многих из них под предлогом, что они в это время вкушают мясо агнца, обвинив в нарушении государственных законов, поставленные на эту должность магистраты штрафовали на большие суммы. 19. Я знаю бесчисленное количество других подобного рода дел Юстиниана; я не стану их перечислять, так как нужно же положить конец рассказу. Ведь уж и из того, что сказано, достаточно ясно можно составить себе представление о характере этого человека.

XXIX. 1. Что был он притворщик и человек двуличный, я это сейчас покажу. Отрешив от занимаемой им должности того Либерия, о котором я недавно упоминал (Прокопий, гл. XXVII, § 17), на его место он поставил Иоанна, родом египтянина, по прозвищу Лаксариона. 2. Когда об этом узнал Пелагий, бывший очень большим другом Либерия, он спросил императора, справедлив ли слух относительно Лаксариона. 3. Юстиниан тотчас же отрекся, утверждая, что ничего подобного он не сделал; он вручил ему грамоты к Либерию, поручая ему очень крепко держаться за свою власть и никому никоим образом ее не передавать. 4. Он говорил, что в данный момент не желает его отрешать. Но в Византии у Иоанна был дядя, по имени Эвдемон; он достиг звания консула, был очень богат и до тех пор был заведующим (прокуратором) личным имуществом императора. 5. Этот Эвдемон, до которого дошли эти слухи, тоже с своей стороны спросил императора, твердо ли остается за его племянником это назначение на должность (префекта Александрии). 6. И вот, Юстиниан, отрицая то, что он написал Либерию, точно такое же письмо написал Иоанну, повелевая ему всеми силами сохранить за собой власть над провинцией. 7. Он утверждал, что по этому вопросу им не постановлено для него ничего нового. Полагаясь на эти письма, Иоанн потребовал, чтобы Либерии уходил из резиденции префекта, так как он снят с этой должности. 8. Либерии отвечал ему, что он вовсе не намерен его слушаться, само собой разумеется, тоже руководясь письмами императора. 9. И вот Иоанн, вооружив тех, кто составлял его свиту, пошел на Либерия, а Либерии со своими сторонниками решил сопротивляться. Произошла битва, в которой пало много народу, в том числе и сам Иоанн, получивший назначение в Александрию префектом. 10. Вследствие очень сильных и настойчивых просьб Эвдемона Либерии тотчас же был вызван в Византию, и сенат, произведя расследование всего этого дела, оправдал Либерия, так как не он нападал, но ему пришлось совершить это убийство, защищаясь. 11. А император подтвердил это решение сената только после того, как тайно оштрафовал его на крупную сумму. 12. Вот как Юстиниан умел говорить правду и действовать прямо. Как бы в дополнение к своему рассказу я считаю вполне уместным передать следующее. Немного спустя этот Эвдемон скончался, оставив после себя много родственников. Он не написал никакого завещания, не высказал своей воли никаким-либо иным способом. 13. Приблизительно в то же время умер Эвфрат (Прокопий — Война с готами, кн. VIII (IV), гл. 3, § 19), начальник дворцовых евнухов, оставив племянника, но тоже никак не распорядившисьсвоим огромным состоянием. 14. Имущество того и другого император отобрал в свою пользу, по собственному произволу назначив себя их наследником, а из законных наследников никому не дал ни гроша. 15. С таким-то уважением относился этот император к законам и к родственникам близких к нему людей. 16. Точно так же и много раньше этого времени, [351] после смерти Иринея, он отобрал все его состояние, не имея на это никакого права. 17. Приблизительно в то же время произошло вот какое событие, о чем я не хочу умолчать. Был некий Анатолий, занимавший в списке сенаторов Аскалона первое место. Его дочь взял замуж один из жителей Кесарии, по имени Мамилиан, происходящий из очень знатного рода. 18. Эта девушка была единственной наследницей, так как у Анатолия она была только одна. 19. Издревле было установлено законом, если сенатор какого-либо (провинциального) города окончит свои дни, не оставив детей мужского пола, то из оставленного им состояния четвертая часть поступает в распоряжение сената этого города, всем же остальным могут пользоваться наследники умершего. Но и здесь император показал обычные качества своего характера, чуть ли не накануне успев издать закон, изменявший все дело, а именно: если умирает сенатор, не оставляя после себя потомства мужского пола, то наследники получают четвертую часть его состояния, а все остальное переходит в собственность государственного казначейства и сената данного города (Ср. Новелла 38, гл. I). 20. Однако никогда еще, с того времени как существуют люди, ни казначейство, ни император не имели права на получение доли из имущества человека сенаторского звания. 21. И вот, когда был издан этот закон, а для Анатолия наступил последний день жизни, его дочь внесла полагающуюся часть наследства после него в государственное казначейство и в сенат (своего родного) города на основании изданного закона, и сам император и сенаторы города Аскалона дали ей письменные расписки, признавая в них полный расчет и прекращение всяких претензий к ней по этому делу, так как она правильно и точно внесла все им причитающееся. 22. Несколько времени спустя умер и Мамилиан, который был зятем Анатолия; у него осталась только одна дочь, которая, естественно, одна только и была наследницей своего отца. 23. Затем и она еще при жизни своей матери дошла до предела своей жизни, быв замужем за каким-то человеком знатного рода, не оставив потомства ни женского, ни мужского пола. 24. Тогда Юстиниан тотчас же наложил руку на все их богатства, высказав следующее удивительное положение: будто противно установлениям религии и благочестия, чтобы дочь Анатолия, бывшая уже старухой, обогащалась состоянием и мужа, и отца. 25. Но чтобы эта женщина не стала затем нищей, он постановил, чтобы она получала на прожитие каждый день, вплоть до своей смерти, по золотому статеру. Юстиниан внес это постановление в тот документ, по которому он ограбил все ее состояние, заявляя, что этот статер он назначает ей ради своего благочестия: «Свойственно мне, — как он выразился действовать благочестиво и богобоязненно». 26. Но довольно говорить об этом, чтобы рассказ мой не перешел все границы, так как ни один человек не может рассказать всех своих воспоминаний. 27. Но что он не обращал внимания и на венетов («голубых»), которые, казалось, были его сторонниками, раз он видел перед собою деньги, об этом я все-таки расскажу. 28. Был в Киликии некто Малфан (Хаури в аппарате делает замечание, что в Новелле 142 упоминается некто Морфан, равно и в письме Юстиниана и в актах Мопсуестенского синода — Морфаний) зять того Льва, который, как я упоминал раньше (Прокопий, гл. XVII, § 32, гл. XV, § 16), занимал должность референдария (докладчика). 29. Юстиниан послал его в Киликию с приказанием подавить враждебные выступления. Взявшись за дело, под этим предлогом Малфан [352] совершил ряд ужасных преступлений по отношению к очень многим киликийцам, грабя их деньги и имущество; часть этих денег он отправлял тирану, а другую часть он считал правильным прибавить к своему богатству. 30. Все остальные молча сносили выпавшие на их долю беды, венеты же («голубые»), которые были в Тарсе, уверенные, что благодаря расположению к ним императора (Другие рукописи дают чтение: «императрицы») они могут говорить, что хотят, публично на городской площади в отсутствие Малфана очень ругали его. 31. Малфан, узнав об этом, собрал отряд воинов, тотчас же ночью направился в Таре и, разослав ранним утром воинов по домам, велел покончить с ними. 32. Венеты («голубые»), считая это за вражеское нападение, стали защищаться, как и чем позволяли им обстоятельства. В темноте произошло много разных преступлений; между прочим, пораженный стрелой, пал и Дамиан, бывший сенатором. 33. А этот Дамиан был главою здешней партии венетов («голубых»). Когда слух об этом деле дошел до Византии, охваченные негодованием венеты («голубые») наполнили весь город великим шумом; они сильно надоедали императору с этим делом, а Льва и Малфана они очень поносили и страшно грозили им. 34. Самодержец тоже не в меньшей степени делал вид, что очень раздражен тем, что произошло. Он тотчас издал указ, повелевая расследовать дело и наказать Малфана за все его политические проступки. 35. Но Лев, преподнеся ему большую сумму золотом, тотчас успокоил и его гнев против Малфана, и его любовь к венетам («голубым»). Дело осталось нерасследованным, а когда Малфан вернулся в Византию и явился к императору, то был принят весьма милостиво и ему был оказан большой почет. 36. Подстерегши его, когда он выходил от императора, венеты («голубые») напали на него и изранили его во дворце; они собирались убить его, если бы некоторые из них не помешали им в этом, а именно те, которые уже заранее тайно получили за это деньги от Льва. 37. И кто бы не назвал такой политический строй заслуживающим всякого сожаления, при котором император, получив взятку, оставил нерасследованными обвинения, а мятежники во дворце, в присутствии императора, без всякого опасения решились напасть на одного из высших магистратов и поднять на него беззаконные руки?! 38. И, тем не менее, за все это не было никакого возмездия ни Малфану, ни тем, кто поднялся против него. Из этого всякий, кто хочет, пусть сделает свое заключение о характере и нравственных качествах императора Юстиниана.

XXX. 1. А обращал ли он какое-либо внимание на пользу государства, это может стать ясным для всякого из его мероприятий по отношению к почте и к разведчикам. 2. Бывшие раньше римские самодержцы очень заботились о том, чтобы все сообщалось им возможно скорее и доходило без всякого промедления: как то, что совершается врагами в той или другой области, так и происходящие по городом восстания или какое-либо иное неожиданное бедствие; одним словом, они хотели, чтобы им становилось быстро известным то, что происходит повсеместно во всей Римской империи со стороны ли магистратов или кого бы то ни было другого; наконец, чтобы те, кто пересылает им ежегодные доходы, могли делать это без всякого промедления и опасности (Иоанн Лидиец, 254, 16). В заботах об этом императоры повсеместно [353] организовали быстрое почтовое сообщение следующим образом. 3. На расстоянии однодневного пути, который может пройти человек налегке, они устроили станции, иногда восемь, иногда меньше, но обычно число их не было никогда меньше пяти. 4. На каждой такой стоянке содержалось до 40 лошадей; соответственно количеству коней на всех стоянках находились и конюхи. 5. Так как лошади были очень хорошие, то благодаря частым сменам едущие, на которых возлагались все те поручения, о которых я только что говорил, иной раз, бывало, в один день на таких перекладных совершали десятидневный путь. Притом и владельцы имений, расположенных всюду, даже в глубине страны, делались от этого очень зажиточными. 6. То продовольствие, которое оставалось у них от прошлого года, они ежегодно продавали государству на содержание лошадей и конюхов. За это они получали крупные суммы. 7. В результате этого государство всегда получало наложенные на каждого подати, и в свою очередь те, кто доставлял это продовольствие, сами тотчас же за него получали наличные деньги. И это давало возможность совершаться всему как следует к пользе государства. 8. Так шли дела прежде. Но этот властитель, прежде всего уничтожив почтовые станции от Халкедона до Дакибизы, заставил всех отправляющихся из Византии прямо вплоть до Гелленополя, чего они вовсе не хотели, плыть на кораблях. 9. А плыть им приходилось на таких маленьких суденышках, на каких обыкновенно здесь переезжают через пролив. И если, случалось, поднималась буря, им приходилось подвергаться большим опасностям. При неотложной необходимости торопиться им не было никакой возможности подстерегать благоприятный момент или выжидать, когда наступит спокойствие на море. 10. Затем почтовый тракт в прежнем виде он оставил только на дороге, которая вела к границам Персии, на всем же остальном Востоке вплоть до Египта, на дорогах длиною целого дневного пути, он оставил по одной только станции, да и то на них содержались не кони, а ослы в небольшом количестве. 11. Поэтому известия обо всем, что случалось в каждой области, приходили поздно и много времени спустя после нужного момента; а так как о событиях сообщали с опозданием, то делу, понятно, никак нельзя было помочь. Что же касается помещиков, то запасы продовольствия у них гнили или бесцельно лежали, и для хозяев от них не было никакой пользы. 12. Относительно разведчиков дело обстояло вот как. В прежнее время много людей, получая содержание от государства, шли в пределы врагов и проникали даже в самый дворец персидского царя, под видом ли торговли или под другим каким предлогом; они до точности расследовали все и, вернувшись в пределы Римской империи, могли сообщать начальникам тайные планы врагов. 13. Начальники же, предупрежденные, принимали свои меры и поэтому для них ничего не случалось непредвиденного. Такие же методы были применяемы издревле и мидянами. Как говорят, Хозрой, введя более высокую оплату работы разведчиков, пожал богатые плоды такой предусмотрительности. 14. От него ничего не было скрыто, что делается у римлян. Юстиниан же, не потратив на них ни единой монеты, даже самое имя разведчиков уничтожил в Римской империи, вследствие чего ему пришлось совершить много ошибок. Между прочим, из-за этого врагами была захвачена Лазика, так как римляне совершенно не были осведомлены, куда пойдет персидский царь со своим войском. 15. В прежние времена обычно на государственный счет содержалось очень много верблюдов, которые следовали за римским войском, если оно шло против врагов, и везли для него все необходимое. 16. Вследствие этого ни крестьянам не приходилось [354] в принудительном порядке возить эстафеты (Некоторые рукописи дают чтение «возить с полей». Но это слово (греческий) не встречается в греческой литературе, тогда как греческий — довольно известное выражение (вплоть до Эсхила)), ни у войска никогда не было недостатка во всем необходимом. Но Юстиниан уничтожил и их почти всех. Поэтому теперь, когда римское войско направляется против неприятелей, оказывается невозможным, чтобы у римского войска было все, что сейчас требуется. 17. Так относился он к тому, к чему он в интересах государства должен был бы прилагать особое усердие. Кстати будет вспомнить и об одной из его шуток. 18. В числе юристов в Кесарии был некий Эвангел, человек неглупый, который, воспользовавшись благоприятным для себя стечением обстоятельств, оказался обладателем всякого рода богатств, и, между прочим, стал крупным землевладельцем. 19. Впоследствии он купил приморскую деревню, называвшуюся «Порфиреоном» (Это местечко было, вероятно, названо «Порфиреоном» потому, что здесь тирские моряки ловили «пурпурных» улиток), за 300 фунтов золота. Узнав об этом, император Юстиниан тотчас отнял у него это имение, заплатив ему лишь малую часть его стоимости, причем произнес такую фразу, что Эвангелу («Благовествующему», проповеднику евангельской бедности), будучи юристом, нет никакого блага в том, что он будет обладателем такой («порфиродостойной») (Это место было настолько значительно, что уже во времена Юстиниана считалось епископией) области". 20. Но будет говорить об этом: достаточно и того немногого, о чем я упомянул сейчас. 21. Из нововведений Юстиниана и Феодоры в придворной жизни надо отметить следующие. Издревле сенат, являясь к императору, обычно приветствовал его следующим образом. Кто был родом патриций, целовал его в правую часть груди, 22. а император, отпуская его, целовал его в голову; все же остальные уходили, преклонив перед императором правое колено. 23. Приветствовать и поклоняться императрице — такого обычая не было. При Юстиниане же и Феодоре все являвшиеся к ним на прием, не исключая и тех, которые носили высокое звание патрициев, падали перед ними ниц, вытянувши во всю длину руки и ноги, затем, облобызав и ту и другую ногу у обоих императоров, они поднимались (Обычно было принято считать, что такой церемониал был введен в подражание персидскому двору. Аlfoeldi в своем докладе на Международном конгрессе в Варшаве в 1933 г. — «Die Einfuehrung des persischen Hofzeremoniells im Roemerreiche» — доказывает, что это — традиция не персидская, а римско-эллинистическая). 24. Таким, образом, и Феодора не отказывалась от такого поклонения. Она считала вполне желательным для себя, чтобы к ней являлись послы персов и других варваров, и одаряла их ценными подарками, как будто бы она была носительницей власти в Римской империи, — дело, небывалое во все времена. 25. В прежнее время те, кто являлся во дворец, приветствовали самого государя именем императора, а его супругу — императрицей, а из остальных высших магистратов каждого они приветствовали именем той должности, какую он в данное время занимал. 26. Теперь же, если кто-нибудь в беседе с Юстинианом или Феодорой употреблял слово император или императрица, а не называл их владыкой и владычицей, магистратов же, какую бы высокую должность они ни занимали, не постарается назвать их рабами, то такого человека считали совершенно невоспитанным, дерзким и несдержанным на язык, и он уходил из дворца, как совершивший тягчайшее преступление (против этикета) и позволивший себе неслыханную и недопустимую дерзость. 27. В прежние времена не много и не часто люди бывали [355] во дворце. Но с того времени, как Юстиниан и Феодора приняли власть, магистраты и прочие (виднейшие) люди все должны были непрерывно пребывать во дворце. 28. Дело в том, что в старину магистраты имели право судить и совершать законные действия самостоятельно. 29. Поставленные начальники выполняли обычные обязанности, оставаясь в своих присутственных местах, а подчиненные, не видя и не слыша по отношению к себе никакого принуждения, понятно, не надоедали императору. 30. Эти же властители, захватывая на горе и гибель своих подданных все дела в свои руки, заставляли всех магистратов, как самых последних рабов, вечно сидеть возле себя. Почти каждый день можно было видеть суды по большей части безлюдными, а в приемной императора толпу, оскорбления, великую толкотню и вечное и сплошное раболепство. 31. Те, которые считались наиболее близкими лицами к Юстиниану и Феодоре, непрерывно целыми днями, иногда и большую часть ночи, простаивали там в приемной, без сна и без еды, и, нарушая все привычные сроки жизни, безвременно погибали. Вот во что обращалось у них их кажущееся счастье! 32. А те люди, которые были свободны от всех забот, вели между собою разные речи о том, куда девались богатства Римской империи. 33. Одни утверждали, что все перешло к варварам, другие говорили, что император держит их спрятанными во многих тайниках. 34. И вот, когда Юстиниан, если он человек, отойдет в другой мир, или если он, владыка демонов, освободится от этого бренного тела, те, которые тогда еще случайно останутся в живых, узнают о нем всю правду.