ПРОКОПИЙ КЕСАРИЙСКИЙ

ТАЙНАЯ ИСТОРИЯ

XI. 1. Получив императорскую власть, Юстиниан тотчас же сумел все привести в расстройство. Все то, что прежде было запрещено законом, он ввел в государственную жизнь; все то, что существовало раньше и было обычным, он уничтожил, как будто для того он был облечен и украшен императорской порфирой, чтобы все изменилось и пришло в другой вид. 2. Бывшие прежде государственные должности он уничтожил, установил новые для ведения государственных дел под новыми названиями; то же самое он сделал с законами и с регулярной армией, не в силу законной необходимости, руководясь не понятием полезности, но для того, чтобы все было по-новому и носило его имя. А чего в данный момент он не мог переменить, на это он все-таки накладывал печать своего имени. 3. Никогда не мог он насытиться и почувствовать пресыщение от грабежа богатств или от избиения людей. Завладев состоянием очень многих богатых людей, он устремлялся к новым грабежам, тотчас же раздав прежнее тем или другим из варваров или истратив богатства прежней своей добычи на безумное строительство. 4. Предав смерти без всякого основания десятки тысяч, он тотчас начинал злоумышлять против большего еще числа. 5. Тогда, когда римляне пользовались миром со всеми соседними народами, он, не претерпевая такого положения и побуждаемый жаждой убийства, стал натравливать одни племена варваров на другие и, без всякого [307] основания вызывая к себе вождей гуннов, он раздавал им с безумной расточительностью большие суммы денег, конечно, заявляя на словах, что он делает эти подарки для укрепления дружбы; это, как было сказано, он делал еще со времени правления императора Юстина. 6. Они же, увезя с собою деньги, подсылали других из своих сотоварищей по власти вместе с их отрядами, советуя делать набеги на земли императора, чтобы и они могли получить плату за мир оттого, кто хотел его покупать столь бессмысленно. 7. И вот они грабили и забирали в плен людей в пределах Римской империи и, тем не менее, получали плату от императора. А следом за ними шли тотчас другие, чтобы грабить несчастных римлян и после этого грабежа они получали, как бы в награду за свое вторжение, щедрые подарки от императора. 8. Говоря кратко, таким образом они одни за другими безостановочно грабили и опустошали все подряд. 9. Таких объединений вождей у этих варваров было много, война же эта началась по вине безумной щедрости императора и положить ей конец было никак невозможно, но вечно она начиналась все сызнова. 10. Поэтому в данное время не было какого-либо места в Римской империи, горы ли, пещеры ли или чего-либо другого, которое осталось бы неразграбленным, а во многих местах страна подвергалась разграблению по пяти и больше раз. 11. Все то, что пришлось перенести от мидян, сарацин, славян, антов и других варваров, я рассказал в прежних своих книгах; здесь же, как я обещал в начале этого своего произведения, я считаю нужным изложить причины таких бедствий. 12. Заплатив Хозрою (Прокопий — Война с персами, кн. I, гл. 122, § 4) за мир огромное количество фунтов золота, по собственной воле, без всякого повода, он оказался сам главным виновником того, что мирный договор был нарушен, так как он упорно старался привлечь на свою сторону Аламундара и гуннов (Прокопий — Война с персами, кн. II, гл. I, § 12; гл. 3, § 47), бывших в союзных отношениях с персами; в своих книгах, касающихся этих обстоятельств, мне кажется, я рассказал об этом довольно ясно. 13. В то время как он навлекал всякие беды на римлян, возбуждая все эти восстания и войны, думая только об одном: всякими способами наполнить землю человеческой кровью и грабить возможно больше денег, он замыслил следующим образом другое жестокое и кровавое избиение своих подданных. 14. Во всей Римской империи было много превратных учений, которые обычно называются ересями: учения монтанистов, саббатианов и многие другие, в которых обычно заблуждаются мысли человеческие. 15. Им всем он велел отказаться (Малала (478, 12); Феофан (I, 176, 17). Ср. Новелла 109, 45; «Corpus iuris civilis», I, 5) от своего прежнего исповедания; тем, кто не послушается, он грозил многими карами; между прочим, он не разрешил им оставлять свое состояние по наследству детям и родственникам (Новелла 115, 3, 14; Новелла 129; Введение к Новелле 132). 16. Храмы этих так называемых еретиков и особенно тех, которые исповедывали арианство, имели невероятные богатства (Малала (479, 13); Кедрен (I, 642, 18)). 17. Что касается богатств, то ни весь римский сенат, ни другая какая-либо самая большая часть Римской империи не могли даже приблизительно сравниться с богатствами этих храмов. 18. Там было собрано золотых и серебряных вещей и драгоценных камней несказанное и несметное количество; они владели множеством домов и селений, большим количеством земли во всех частях империи. У них было много всего, что у всех людей является и называется богатством, так как [308] никто из предшествующих императоров их не беспокоил. 19. Очень много людей, и при этом православных, в силу своего ремесла работая у них, находили себе источники своего существования. 20. И вот, прежде всего конфисковав имущество этих храмов, император Юстиниан внезапно отнял у них все богатства. Вследствие этого для многих были закрыты все источники существования для дальнейшей жизни. 21. Затем тотчас же во все стороны было послано много лиц, которые, обходя страны, насильственно заставляли менять веру всех тех, кого они встречали отпавшими от веры отцов. 22. Так как это людям деревенского склада ума казалось нечестивым, то все они решили оказывать сопротивление, тем, которые требовали от них этого. 23. Поэтому многие из них были избиты военными отрядами, многие сами на себя наложили руки, в своей глупости полагая, что таким образом они особенно проявляют свое благочестие. Но большинство из них толпами покидали отчие земли и бежали, а жившие во Фригии последователи Монтана, запершись в своих храмах, тотчас же подожгли эти храмы и в порыве безумия погибли вместе с ними. Таким образом с этого времени вся Римская империя была наполнена избиением и люди толпами бежали из нее. 24. Подобный же закон был вскоре издан и относительно самаритян и вызвал необычайное волнение. 25. Те, которые жили в моей Кесарии и в других городах, сочтя глупым принимать мучения из-за какого-то бессмысленного догмата, вместо бывшего у них имени, переменив его, приняли имя христиан и под этой маской им удалось избежать опасности, которой им грозил закон. 26. Из них те, которые были людьми разумными и добропорядочными, не считали для себя недопустимым оставаться верными этой новой религии, большинство же, как люди раздраженные на то, что их заставили переменить религию отцов не добровольно, но силой закона, тотчас же уклонились в манихейство (Малала (423, 16); Кедрен (I, 639, 19); «Liber pontifical», ч. 1, стр. 130 (изд. Моммзена)) или примкнули к так называемому многобожию (политеизму). 27. Жители же деревень, собравшись все вместе, решили поднять оружие (Малала (445, 19); Феофан (I, 178, 22); Бар-Гебр (82); Кедрен (I, 646, 22); Гермес (VI, 376); Иоанн из Никиу (518); 3ахария (177)) против императора и выбрали себе вождем одного из разбойников, по имени Юлиана, сына Сабара. 28. Вступив в открытый бой с отрядами войск императора, они некоторое время держались, но затем, побежденные в сражении, они погибли вместе со своим предводителем. 29. Говорят, что при этих тяжелых обстоятельствах погибло до 100000 человек; и с этого времени эта часть страны, наиболее плодородная, стала пустынной и необработанной. 30. Для христиан же, которые владели этими землями, все это дело кончилось великим бедствием. Хотя они из этих земель не извлекали себе никаких доходов, им приходилось все время вносить императору ежегодный налог полностью, бывший иногда весьма значительным, так как (на такое взыскание) без всякой пощады было обращено все внимание. 31. Затем он обратил свое преследование против так называемых эллинов (Малала (449, 3); Феофан (I, 180, 11); Кедрен (I, 642, 16); Крамер — Anecdota (II, 320)), предавая тела их пыткам и конфискуя имущество. 32. Дело в том, что те из них, которые решили принять участие в исповедании и в имени христиан, конечно, на словах отвергнув то, которое было у них до сих пор, эти люди немного позднее по большей части были уличены в том, что совершают возлияния и жертвы (языческим богам) и другие нечестивые деяния. 33. То же, что он совершил по [309] отношению к христианам, я расскажу потом в дальнейших книгах (Прокопием обещание не исполнено). 34. Затем он законом запретил педерастию (Малала (436, 3); Феофан (I, 177, 11); 3онара (III, 275); Новеллы 77 и 141; Крамер — Anecdota (II, 322); Никифор Каллист (XVII, 32)), расследуя такие факты, обнаруженные не после опубликования этого закона, но арестуя и тех, кто был много раньше уличен в этой болезни. 35. Наказание их производилось без всякого внешнего благоприличия, так как следствие над ними производилось без всякого судоговорения и вполне точно установленным обвинением считалось заявление одного какого-нибудь мужчины или мальчика, при этом возможно и раба, иногда принужденного против воли давать показания против своего господина. 36. У тех, которые таким образом были уличены в преступлении, отрезали половые органы и водили, выставив на позорище. Вначале, такое жестокое наказание применялось не ко всем, но к тем, которые или считались принадлежащими к прасинам («зеленым»), или обладали крупным состоянием, или в чем-либо другом оказались враждебны правящим тиранам. 37. Сурово относились они и к звездочетам и астрологам. Поэтому этих людей, уже старых и в общем почтенных, которых нельзя было обвинить ни в чем другом, кроме того, что они захотели жить в данном городе, будучи учеными астрономами, этих людей магистраты, ведавшие наказанием воров, подвергали мучениям только за их науку и, стегая плетями по спине и плечам, посадив на верблюдов, возили для позора по всему городу. 38. Поэтому народ большими толпами убегал не только к варварам, но и к римлянам, живущим в далеких странах (По другому чтению: «но и к живущим далеко от римских пределов»), и в (каждой) области, в каждом городе можно было видеть все большее и большее число иноземцев. 39. Чтобы только скрыться из родной земли, каждый из них охотно менял ее на любую чужую землю, как будто бы их родина была захвачена врагами. 40. Такими-то способами, как я сказал, Юстиниан и Феодора ограбили и забрали себе богатство тех, которые в Византии и в других городах считались наиболее состоятельными, не принадлежа к сенаторскому сословию. 41. А каким образом они и у сенаторов смогли отобрать все их состояние, я сейчас расскажу.

XII. 1. Был в Византии некто Зенон, внук того Анфимия, который был в прежние времена императором на Западе. Юстиниан и Феодора умышленно делали вид, что хотят направить его в Египет, назначив его наместником этой области. 2. Он приготовился к отплытию, погрузив на корабль самое ценное из своих богатств. У него было бесчисленное количество серебра и золотых вещей, украшенных жемчугом, смарагдами (Наш аквамарин или берилл) и другими подобными же драгоценными камнями. Тогда Юстиниан и Феодора подговорили некоторых из тех, кто считался самыми верными его слугами, вынести оттуда возможно скорее все богатства, а корабль поджечь, заявив Зенону, что пожар на корабле произошел сам собой и что во время его погибли все сокровища. 3. Спустя некоторое время Зенон внезапно умер, а они тотчас завладели всем его состоянием, как его наследники. 4. Они при этом предъявили его завещание, к которому он, как шла молва, был совсем непричастен. 5. Подобным же образом они сделали себя наследниками Татиана, Демосфена и Гилары, которые как во всем остальном, так и по своему положению в римском сенате считались первыми людьми. У. некоторых других они отняли имущество, представив их (подложные) [310] письма. 6. Таким образом они стали наследниками Дионисия, который жил в Либане, Иоанна, сына Василия, который из всех жителей Эдессы был самым знатным и богатым; Велизарий насильно дал его в заложники персам, против всякого его желания, как мной рассказано в прежних книгах (Прокопий — Война с персами, кн. II, гл. 21, § 27). 7. Обвиняя римлян, что они обманули его и нарушили все те договорные условия, в залог выполнения которых Иоанн был дан ему Велизарием, Хозрой никак не хотел отпускать его и требовал, чтобы он был выкуплен, как обыкновенный военнопленный. 8. Тогда бабка Иоанна — она еще была у него жива, — собрав не меньше, чем 2000 фунтов серебра, готова была, как все и ожидали, выкупить своего внука. 9. Но когда этот выкуп пришел в Дары, узнав об этом, император запретил выполнять этот договор, чтобы, по его словам, богатство римлян не переправлялось к варварам. 10. Немного спустя Иоанн захворал и скончался, начальник же города (Дар), подделав письмо, заявил, что незадолго перед тем Иоанн написал ему, как своему другу, будто ему хотелось бы, чтобы все его состояние перешло по наследству к императору. 11. Я не в состоянии был бы перечислить имена всех других, наследниками которых Юстиниан и Феодора самовольно сделали самих себя. 12. До восстания так называемого «Ника» они считали возможным забирать себе состояния богатых людей поодиночке; когда же оно произошло, как я об этом рассказывал в прежних книгах (Прокопий — Война с персами, кн. I, гл. 24, § ?), тогда они, попросту говоря, конфисковали имущество почти всех членов сената, присвоили себе все их движимое имущество и из имений самые лучшие, где только хотели; из остальных земельных их владений, выбрав те, которые были обложены очень тяжелыми и несправедливыми налогами, они, под видом гуманности, отдали прежним их владельцам. 13. Поэтому-то, схваченные за горло сборщиками податей и мучимые все нарастающими каким-то образом процентами по своим обязательствам, они жаждали смерти, конца несчастной своей жизни, против воли влача свое жалкое существование. 14. Поэтому в моих глазах и глазах многих из моих (друзей того же сословия) они казались вовсе не людьми, а какими-то демонами, чумой и гибелью страны, или, как говорят поэты, «людей пожирателями», которые сообща задумали, как бы им возможно легче и скорее погубить всю жизнь и труды человеческого рода; они только носили на себе облик человеческий, а по существу, будучи человекоподобными демонами, они таким образом замутили и привели к гибели всю вселенную. 15. Это находит себе подтверждение наряду со многим другим также и в той огромности и силе преступлений, которые были ими совершены; и в этом главная сила и отличие деяний демонов от дел человеческих. 16. Конечно, и в прежние времена были люди, внушавшие великий к себе ужас, в силу ли своих природных извращений, или в силу сложившихся условий жизни, которые погубили враждебные им города, страны или что-либо подобное; но чтобы стать гибелью всех людей и несчастием для всей вселенной, этого никто не мог добиться, кроме этих людей. 17. Сама судьба как будто содействовала их планам в их стремлении погубить людей, помогая им землетрясениями, моровыми язвами и наводнениями; от всего этого в данное время погибло огромное количество населения, о чем я сейчас и поведу рассказ. Таким образом эти ужасы совершали они не силой человеческой, а какой-то иной-18. Передают, что мать Юстиниана говорила некоторым из своих родственников, что он является сыном не от ее мужа Савватия и не от какого-либо [311] человека. 19. Перед тем как она забеременела им, к ней не раз приходил какой-то невидимый демон, но дающий возможность ощутить себя, что он тут; а затем, сойдясь как муж с женой, он исчез, как сновидение. 20. Некоторые из приближенных Юстиниана, остававшиеся при нем до глубокой ночи, конечно, из числа несших служебные обязанности по дворцу, те, у которых душа была чистой, говорили, что вместо него видели какое-то необычайное привидение дьявольского вида. 21. Один из них рассказывал, что Юстиниан, внезапно вскочив с императорского трона, начинал ходить по всему дворцу, — долго сидеть на одном месте он вообще не мог; и вдруг, говорил он, у него пропадала голова Юстиниана, а остальное тело продолжало совершать эти долгие прогулки взад и вперед. Рассказывавший говорил, что при таком зрелище, не доверяя, что он видит это своими глазами, потрясенный и в полном смущении, он долгое время стоял на одном месте. 22. А затем голова вновь возвращалась к телу Юстиниана, и та часть тела, которая до этого времени казалась отсутствующей, сверх ожидания вновь появлялась и становилась на свое место. 23. Другой же рассказывал, что он стоял около Юстиниана, сидевшего на троне; и вдруг лицо Юстиниана стало похожим на простой кусок мяса, без бровей, без глаз на тех местах, на которых им полагалось быть, и вообще без всяких отличительных черт лица. По прошествии некоторого времени к нему вновь возвратился обычный вид. Это я пишу не как очевидец, но услыхал я все это от тех, которые серьезно и настойчиво утверждали, что видели все это сами. 24. Говорят, что какой-то монах, наиболее угодный богу, убежденный теми, кто вместе с ним жил в пустыне, был отправлен в Византию, чтобы ходатайствовать за живших рядом с ним, так как они подвергались нестерпимым насилиям и обидам. Прибыв в Византию, он сейчас же получил разрешение явиться к императору. 25. Когда он собирался уже предстать перед ним и переступил уже порог, идя к нему, он внезапно повернулся и пошел назад. 26. Евнух, который заведывал приемами, и все присутствующие здесь усиленно предлагали ему итти на прием; он же, ничего им не отвечая, но, подобно пораженному ударом грома, ушел отсюда и скрылся в жилище, где он остановился. Когда сопровождавшие его стали спрашивать, почему он так поступает, говорят, он ответил им прямо, что он увидал во дворце восседающим на троне владыку демонов, беседовать с которым или просить у него чего-либо он не считал для себя возможным. 27. Да и как этот Юстиниан мог кому-нибудь не показаться демоном греха и осквернения, он, который никогда не мог получить удовлетворения от еды, питья и сна; едва пробовал он от стоящих перед ним блюд, а глубокою ночью бродил он по двору, хотя чувственным удовольствиям любви был он предан безумно. 28. Некоторые из любовников Феодоры, когда она была еще на сцене, рассказывают, что некий демон, ворвавшись к ним, выгнал их из дому, чтобы провести с нею ночь. В Антиохии в труппе театра венетов («голубых») была одна танцовщица, по имени Македония, приобретшая большое влияние. 29. Еще в то время, когда император Юстин был жив и царствовал, она, бывало, писала письма Юстиниану и без труда губила тех, кого хотела, из знатнейших и богатых лиц на Востоке, а их состояние давала возможность конфисковать для государственного казначейства. 30. Говорят, что эта Македония дружески встретилась с Феодорой, возвращающейся из Африки и Ливии (См. гл. IX, § 27). Когда она увидела, что Феодора негодует на те оскорбления, которые она [312] получила от Гекебола, и огорчена потерею денег во время этого путешествия, она стала утешать и подбодрять ее, говоря, что счастье и вновь может предоставить ей возможность распоряжаться большими средствами. 31. Тогда, говорят, и Феодора сказала, что ей этой ночью во сне явилось видение и приказало не заботиться и не скорбеть об этих (потерянных) деньгах, 32. так как, прибыв в Византию, она возляжет на ложе владыки демонов и при помощи всяких своих ухищрений она станет его законной супругой, и тогда она будет властно распоряжаться всеми богатствами (империи).

XIII. 1. Таково было мнение о ней у большинства, а Юстиниан, будучи по своему характеру и нравам таким, как я описал его, старался выставить себя легкодоступным и милостивым ко всем, кто к нему обращался; никому не был закрыт доступ к нему и он никогда не сердился даже на тех, кто стоял или говорил с ним не так, как полагается по этикету. 2. Мало того, если он собирался кого-либо погубить, он не выказывал перед ним смущения. Он никогда не проявлял наружно ни гнева, ни раздражения против лиц ему неприятных, но лицо у него было кротким, брови не сдвинуты; тихим и ровным голосом он приказывал избивать десятки тысяч ни в чем неповинных людей, разрушать города, конфисковать и забирать в государственное казначейство все деньги. 3. По такому его поведению иной мог бы подумать, что по кротости он — сущая овца, но если бы кто-нибудь попытался обратиться к нему со слезной мольбой, взывая о милости к потерпевшим, то в этом случае он исполнялся такого гнева и злобы, что даже у лиц, наиболее, казалось бы, к нему близких, не оставалось в дальнейшем надежды на выполнение им их просьбы. 4. В вере христианской он считал себя твердым, но и это (как и все) у него служило на погибель его подданных. Церковнослужителям он позволял с полной безнаказанностью совершать насилия над своими ближними, и если они грабили своих соседей, он неизменно выражал им свое сочувствие и оказывал поддержку, думая, что этим проявляет свое богопочтение. 5. Он считал, что действует благочестиво, если выносит такие решения, по которым кто-либо из церковнослужителей, под предлогом (интересов церкви) захватив насильственно что-либо из не принадлежавшего ему, уходил с суда, выиграв дело. Справедливость он полагал в том, чтобы церковнослужители оказывались всегда победителями своих противников. 6. И когда он сам захватывал незаконным образом состояние живых ли или умерших и тотчас жертвовал их какому-либо храму, он гордился этим, с одной стороны, прикрыв таким покровом будто бы благочестивого деяния свои преступления, а с другой стороны — для того, чтобы (отнятое) имущество не могло вновь вернуться в руки тех, кто подвергся такому насилию. 7. Из-за этого он совершил бесчисленное количество убийств. Стремясь к тому, чтобы заставить всех исповедывать одинаковым образом христианскую веру (Малала (468, 1)), он, не обращая внимания ни на что, губил людей инаковерующих, делая это под видом благочестия. Он считал, что не является убийством, если гибли от его руки и умирали люди, бывшие не одного с ним исповедания. 8. Таким образом, он был вечно охвачен заботой об истреблении рода человеческого, придумывая неустанно вместе со своей (достойной) супругой причины, которые могли бы повести к этому. 9. Оба они (и Юстиниан и Феодора) были преданы в полной мере одинаковым страстям, как родные брат с сестрою, а если чем они по характеру даже и отличались, то, будучи [313] равно негодными, они старались показать особенно ярко эти свои расхождения и тем самым губили своих подданных. 10. По твердости своих убеждений Юстиниан был легче пыли и легко поддавался всякому, который мог вести его, куда хотел, если только дело не касалось человеколюбия или бескорыстия. Особенно он был падок на льстивые речи, 11. и льстящие ему легко могли его убедить, что он может подняться на воздух и даже быть вознесенным на небо. 12. Однажды сидевший вместе с ним Трибониан сказал, что он очень боится, как бы Юстиниан за его благочестие не был взят живым на небо. Такие похвалы, или, скорее (можно их назвать), насмешки, — он твердо хранил в своей памяти. 13. Если же случалось, что Юстиниан, удивленный доблестью, похвалил кого-нибудь, то немного спустя он начинал бранить его, как человека негодного. Подвергнув кого-нибудь из своих подданных позору и поношению, он вскоре затем на словах начинал его восхвалять, причем такая перемена не имела за собой никакого основания. 14. Мысли его зачастую были совершенно обратны тому, что он говорил или что хотел показать. 15. Каким он был в своих отношениях с друзьями и врагами, это я уже дал понять, опираясь на свидетельство очень многих поступков, совершенных Юстинианом. 16. Как враг он был неизменен и непреклонен; по отношению же к друзьям — крайне непостоянен. Из тех, которые были ему вполне преданы, он многих убил, а из числа тех, кого он когда-нибудь не взлюбил, он ни с кем не сделался другом. 17. Тех, которые казались наиболее близкими ему знакомыми и друзьями, он, в угоду своей супруге или желая сделать приятное кому-либо другому, не задумываясь предавал на гибель, хотя хорошо знал, что они умрут единственно из-за расположения и преданности к нему. 18. Он был человеком неверным и непостоянным во всем, исключая только бесчеловечности и корыстолюбия. Вот, чтобы он отказался от этих своих качеств, этого никто добиться не мог. 19. Если его жена не могла убедить его в чем-либо, она, указав ему, что есть надежды получить от этого большие деньги, могла вовлечь его в любое дело даже против его воли. 20. Из-за низкой выгоды он совершенно не стыдился и издавать законы, и вновь их отменять. 21. Судил он не на основании им же изданных законов, но его приговор зависел от того, где он видел для себя большие выгоды и где были обещаны ему ценные сокровища. 22. Он считал, что для него нет никакого стыда отнимать у своих подданных их имущество, воруя по мелочам, если нельзя было сразу отнять его под каким-нибудь предлогом, или выставив какое-нибудь невероятное обвинение, или под видом предъявления подложного завещания. 23. Когда он был владыкой римлян, не было по отношению к богу ни крепкой веры, ни исповедания, не было твердо установленных и неизменных законов, не было судебных решений, на которые можно было бы положиться, не было верности слову или договору. 24. Когда он посылал кого-нибудь из своих приближенных на какое-либо дело и если случалось, что они погубили многих из тех, с кем им приходилось сталкиваться, но зато награбили много денег, то эти люди им, императором, считались и именовались славнейшими, как совершившие в точности все, что им было поручено; если же они возвращались к нему, оказав пощаду и снисхождение людям, то после этого в дальнейшем они были у него в немилости и он считал их своими недругами, 25. и отвергнув их, как людей старого уклада, он уже больше не призывал их на службу. Поэтому многие старались показать себя в его глазах негодяями, хотя по своим привычкам и образу мыслей они и не были такими. 26. Часто, обещав кому-либо что-нибудь и подтвердив неизменность своего обещания [314] клятвою или письменным документом, он затем сознательно его забывал, полагая, что такой поступок приносит ему некую славу. 27. И такие вещи Юстиниан практиковал не только по отношению к подданным, но и по отношению ко многим из своих внешних врагов, о чем я говорил уже раньше. 28. Он больше, чем кто-либо, был способен не предаваться сну и никогда не позволял себе излишеств пресыщения в еде и питье, но, испробовав кушанья и притронувшись к ним, можно сказать, кончиками пальцев, он уже приказывал их убрать, 29. как будто все это казалось ему делом ничтожным, какой-то принудительной формой физических потребностей. Часто он оставался по два дня и ночи без пищи, особенно когда приходило время перед так называемым праздником пасхи. 30. В это время он часто оставался, как я сказал, не евши дня по два, поддерживая свои силы небольшим количеством воды и свежих овощей; спал он, если приходилось, час, а все остальное время проводил в движении. 31. И если бы все эти способности и время он хотел употребить на нечто хорошее, то дела государства пришли бы в великое благополучие. 32. Теперь же, обратив все силы своей природы во вред римлянам, он смог разрушить до основания их государственный строй. Его вечное бодрствование, заботы и труды были направлены только на то, чтобы всегда и во всем придумывать страдания своим подданным под покровом все более и более высокопарных и хвастливых слов. 33. Он был, как уже раньше сказано, удивительно остроумным на подобные выдумки и быстр на выполнение нечестивых дел, так что и самые дарования его природы, в конце концов, вели к гибели его подданных.

XIV. 1. В делах было большое расстройство; не осталось и следа от привычных прежних установлений. Об этом я упомяну лишь в немногих словах, все же остальное считаю нужным пройти молчанием, чтобы рассказ мой не затянулся до бесконечности. 2. Прежде всего, ничего, что свойственно достоинству императорского звания, у него не было; не считая нужным соблюдать это и в общественной жизни, он и по языку, и по внешнему виду, и по образу жизни уподоблялся варварам. 3. Если ему приходилось выносить решение в письменной форме по судебным делам, то формулировать его он не поручал, как было обычно, имевшему звание квестора, но считал нужным выносить его сам, хотя у него был такой (варварский) язык. На суде при нем состояла огромная толпа помощников-юристов, так что те лица, которые считали себя здесь обиженными, не знали, кого же им обвинять. 4. Так называемым секретарям он не поручал, как это было установлено издревле, ведать секретной перепиской императора, но он писал, можно сказать, все сам лично, особенно, если что нужно было приказать тем, кто были начальниками и судьями в провинциальных городах, как им надо истолковывать то или другое постановление. 5. Он не позволял никому в Римской империи самостоятельно выносить то или другое решение, но, произвольно присвоив это право себе, он с бессмысленным произволом сам подготовлял свои будущие решения, выслушав заявление одной из тяжущихся сторон, и на основании этого тотчас, не произведя расследования, не сделав юридически обоснованных выводов, он выносил свой приговор, руководствуясь не законом или справедливостью, но самым неприкрытым образом поддаваясь позорному корыстолюбию. 6. Император — он не стыдился брать взятки, так как ненасытная жадность уничтожила у него всякий стыд. 7. Часто бывало, что то, что постановлялось сенатом и затем поступало на утверждение императора, в конце концов, получало у него совершенно обратное решение. 8. Дело в том, что сенат [315] сидел, как какая-нибудь картинка лишь для украшения, не имея права ни самостоятельно вынести решение, ни выступить с достойным предложением; его собирали только для вида, для выполнения древнего закона, так как никому из созванных сюда не полагалось вообще даже голоса подавать, а постановление выносилось императором и его супругой, по большей части на основании совещания по спорным вопросам друг с другом, и побеждало все то, на чем они между собой порешили. 9. Если кому-либо - казалось небезопасным, что он выиграл дело незаконным путем, то он, преподнеся этому императору еще новую сумму денег, добивался издания закона, идущего в разрез со всеми предшествующими. 10. Если же кто-либо другой начинал добиваться восстановления отмененного закона, то император вовсе не считал ниже своего достоинства отменить новый закон и восстановить старый. Не было никакой устойчивости власти, но вечно качались, склоняясь то на ту, то на другую сторону, бесы законности, смотря по тому, на какую сторону заставлял склоняться их лежащий на их чашке большой груз золота. На глазах у всех, на площади, и притом от имени императорского дворца, шла торговля, как в какой-нибудь лавке, не только судебными решениями, но и самим законодательством. 11. Так называемые референдарии уже не довольствовались тем, что делали императору доклады о прошениях обращающихся к нему с различными мольбами, а властям только сообщали, как было обычно; какой ответ, по его мнению, надо дать просителю, но, подобрав отовсюду несправедливые основания, всякого рода крючкотворством и ложными толкованиями обманывали Юстиниана, который и сам, по своей природе, был склонен к такому образу действий. 12. И тотчас, выйдя от императора и скрыв от тяжущихся, какое ими вынесено решение, они с них, беззащитных, пока никто не мог их опровергнуть, вымогали деньги, сколько было для них возможно. 13. В свою очередь и преторианцы (Ср. Новелла 82, гл. 3), которые несли стражу во дворце, явившись в дворцовый зал судебных заседаний к судьям, вооруженной рукой добивались судебного решения. 14. Все покинули, так сказать, тот пост, на который они были раньше поставлены, и по произволу стали итти дорогами, прежде бывшими для них недоступными и запретными. Все дела шли по неверным и ошибочным путям; ничто не сохранило своего собственного имени, и государственный строй уподобился царице, находящейся в руках шаловливых и развратных мальчишек. 15. Но, как я сказал вначале, я считаю нужным прекратить об этом дальнейший свой рассказ. Я хочу теперь рассказать о том человеке, который первый подкупил взятками этого императора, когда он производил суд. 16. Был некий Лев, родом киликиец, отличавшийся огромным корыстолюбием. Этот Лев оказался самым могущественным из всех льстецов и способным в души людей неопытных и неумных вкладывать свои мысли. 17. Он имел некоторый дар убеждения, которым он воздействовал на глупость тирана на погибель людей. Этот человек первый убедил Юстиниана продавать судебные решения за деньги. 18. И когда он сумел устроить себе вышеназванным способом возможность заниматься воровством, то уже не переставал действовать таким образом, и зло, распространяясь все дальше и дальше, достигло огромных размеров; всякий, кто хотел выиграть незаконный процесс против кого-либо из порядочных людей, тотчас же шел к Льву и, пообещав ему и тирану часть спорного имущества, тотчас же уходил из дворца, незаконно одержав верх. 19. [316] Благодаря этому Лев смог накопить себе огромные богатства и оказался владельцем больших земельных участков, но был главнейшим виновником того, что государственный строй у римлян пришел в полный упадок. 20. Люди, договорившиеся о чем-либо, ни в чем не могли иметь никакой уверенности, ни в законе, ни в клятве, ни в письменном договоре, ни в назначенном за его нарушение наказании, — одним словом, ни в чем ином, кроме денег, если они даны, как взятка, Льву и императору. 21. Но даже и в этом случае точка зрения Льва не оставалась твердой; он не считал недостойным для себя заниматься вымогательством и от противной стороны. 22. Обирая и ту и другую сторону, которые на него полагались, он оставлял их просьбы без внимания, и никогда у него не появлялось сознание стыда в том, что он действует против них. 23. Если только от этого ему получалась выгода, он даже и не думал, что для него будет позором подобное двурушничество.

XV. 1. Таков был Юстиниан. Что касается Феодоры, то душа и мысли ее закостенели, как камень, в постоянной бесчеловечности. 2. Ее никогда нельзя было ни убедить, ни заставить сделать что-либо для другого, но со всей непреклонной настойчивостью она проводила то, что решила, причем никто не решался просить у нее милости для того, кто впал у нее в немилость. 3. Ни продолжительность времени, ни удовлетворение от приведенного в исполнение наказания, ни всякого рода мольбы, ни страх смерти, — а всякий может ждать, что она поразит его, как божья кара, — ничто не могло заставить ее укротить свой гнев. 4. И вообще никто не видал, чтобы Феодора примирилась с кем-либо, кто стал на ее пути, даже если он умер; даже сын умершего, как бы приняв по наследству от отца ненависть императрицы, передавал ее до третьего колена. 5. И насколько быстро дух ее воспламенялся гневом и всегда готова она была губить людей, настолько невозможно было для нее прекратить гнев и успокоиться. 6. За своим телом она ухаживала даже больше, чем это было нужно, но меньше, чем ей хотелось. 7. Тотчас после сна она шла в баню; очень долго пробыв там и омывшись, она закусывала, а закусив, отдыхала. 8. За завтраком и обедом она приказывала подавать кушанья и питье самые изысканные. Время сна у нее было всегда очень продолжительно, днем — до сумерек, ночью — до восхода солнца. 9. Предаваясь таким излишествам в своем образе жизни, небольшой остаток дня она считала для себя вполне достаточным для того, чтобы управлять всей Римской империей. 10. И если император посылал кого-либо для исполнения той или другой должности против ее желания, то дела этого человека приходили в такое положение, что немного спустя он отрешался от должности, подвергался великому поношению и погибал самой позорной смертью. 11. Вести всякое дело с Юстинианом было легко не только потому, что он был по характеру человеком легко поддающимся, но и потому, что спал он мало, как я сказал выше, и был очень доступен. 12. Для людей даже незнатных и совершенно неизвестных имелась полная возможность не только быть принятыми тираном, но и беседовать с ним и по секрету говорить с ним. 13. Но чтобы быть принятым императрицей, даже для людей, занимающих высшие должности, требовалось много времени и труда; постоянно должны были все они сидеть там в каком-то рабском ожидании, находясь все время в узком и душном помещении. Не быть здесь для любого из начальствующих лиц равнялось смертельной опасности. 14. Все время стояли они (в этом коридоре) на цыпочках, каждый стараясь [317] вытянуть шею и голову выше своих соседей, чтобы выходящие из внутренних покоев императрицы евнухи могли его видеть. 15. Приглашались из них только некоторые, и то с трудом и по прошествии многих дней ожидания, и, входя к ней с великим страхом, они уходили возможно скорее, только положив перед ней земной поклон и прикоснувшись краями губ подошвы ее ног. 16. Права говорить с ней или просить ее о чем-либо, если она сама не приказывала, им не предоставлялось. Таким образом вся политическая жизнь обратилась в сплошное холопство, а она была надсмотрщицей и дрессировщицей этих рабов. 17. Таким образом дела римлян приходили в упадок, как вследствие кажущейся легкой доступности и податливости деспота, так вследствие недоступности и высокомерия Феодоры. 18. В его доступности было нечто неустойчивое, ее высокомерие мешало выполнению дел. 19. Во всем этом выявлялось у них различие образа мыслей и жизни, но общим было для них корыстолюбие, жажда убийств и отсутствие всякой правдивости. 20. Оба они обладали поразительным искусством оболгать других, и если о ком-нибудь из числа враждебных Феодоре лиц начинали говорить, что он совершил правонарушение, хотя бы ничтожное, на которое не стоило даже обращать внимания, она тотчас же выдумывала и приписывала этому человеку такие вины, в которых он был совсем неповинен, и раздувала дело, как некое великое его преступление. 21. Выслушивалось бесконечное количество наветов, и уже готов был суд о низвержении существующего порядка (Текст, повидимому, очень испорчен. Переведено по конъектуре Хаури. Возможен другой перевод: «тотчас же назначался суд относительно ограбления подданных». Об этом важном месте см. Панченко, стр. 193, прим. 2, но его конъектура мне мало понятна); у нее собирались судьи и она сама выбирала таких, которые готовы были драться между собой из-за того, кто из них больше других способен понравиться императрице, подавая свое мнение, бесчеловечностью своего приговора. 22. Таким образом состояние человека, попавшего в такую беду, она тотчас конфисковала, а его самого, подвергнув самому позорному наказанию, хотя бы он с древних времен принадлежал к знатнейшим фамилиям, она считала вполне допустимым для себя или наказать изгнанием, или казнить. 23. Если же одному из тех, к кому она благоволила, приходилось попасться в незаконных убийствах или в каком-либо ином величайшем преступлении, то она то с угрозами, то с глумлением, насмехаясь над решимостью обвинителей, заставляла их против их воли молчать о происшествии. 24. Даже самые серьезные из дел, когда ей было это угодно, она могла превратить в комедию, как будто дело шло вроде представления на сцене (цирка) или театра. 25. Был некий патриций, человек престарелый и долгое время занимавший высшие должности. Имя его я хорошо знаю, но здесь не назову, чтобы не увековечить вместе с его именем нанесенную ему обиду. Он дал одному из приближенных Феодоры взаймы крупную сумму денег, но взыскать ее судом он никак не мог. Тогда он явился к императрице с тем, чтобы пожаловаться на человека, с которым ему пришлось столкнуться, и просить помочь ему в его справедливом деле. 26. Узнав вперед об этом его намерении, Феодора приказала евнухам, когда явится к ней этот патриций, чтобы они все окружили его и чтобы они слушали, что она будет говорить, подсказав им, что они должны будут ей отвечать. 27. Когда патриций был введен в покои императрицы (гинекей), он, преклонившись перед нею, как полагалось воздавать ей поклонение, голосом, дрожащим от слез, сказал ей: «О, владычица! Трудно для человека патрицианского [318] звания нуждаться в деньгах. 28. То, что вызывает сочувствие и сожаление по отношению к другим, это по отношению к людям моего звания превращается в форму крайнего оскорбления. 29. Всякому другому, пришедшему в тяжелое положение, можно сказать об этом своим заимодавцам и тотчас же получить временное облегчение в своих затруднениях; патриций же, не имеющий возможности заплатить своим заимодавцам долги, прежде всего, очень стыдится сказать об этом; сказав же, он не сможет убедить их в справедливости своих слов, так как такое звание не совместимо с понятием бедности. 30. А если он и убедит, ему придется услышать за это самые позорные и оскорбительные слова. 31. Так вот, государыня, есть и у меня денежные обязательства; одни дали мне взаймы, другие от меня получили взаймы деньги. 32. Тех, которые дали мне взаймы и непрестанно мне надоедают, я не могу прогнать от себя из уважения к моему званию; те же, которые мне должны, не будучи патрициями, пользуются недостойными отговорками. 33. Прибегая к тебе, умоляю и прошу помочь мне в моем справедливом деле и избавить меня от гнетущих меня бед». 34. Так он сказал, а эта женщина звучным голосом ответила ему: «О, патриций (такой-то)», а хор евнухов подхватил ей в ответ: «Какая большая кила у тебя». 35. Вновь этот человек стал умолять ее и произнес речь, приблизительно такого же содержания, как я привел выше, но женщина ответила ему так же, как и раньше, и хор, как и раньше, подхватил ее слова, пока, наконец, этот несчастный, отказавшись от своего намерения, не совершил перед ней обычного поклона и не ушел домой. 36. Большую часть года она проводила в подгородных дворцах на берегу моря; больше всего она жила в так называемом Герее (Мюллер, FHG (IV, 385). Об этом месте много упоминаний у современных византийских поэтов. Не его ли описывает Филострат в «Картинах», стр. 36-37 русского перевода?), и вследствие этого большое количество ее свиты испытывало сильные бедствия. 37. Они страдали от недостатка продовольствия и подвергались всяким морским опасностям, особенно, если, случалось, налетала буря или появлялось какое-либо морское чудовище (См. кн. VII (III) гл. 29, § 9; 3онара (III, 283, 3)). 38. Но они, Юстиниан и Феодора, ни во что не ставили несчастия всех других людей, только бы им самим можно было наслаждаться всякими удовольствиями. 39. Каков был образ действий Феодоры по отношению к своим недругам, я сейчас это расскажу, конечно, ограничившись немногими примерами, чтобы не показалось, что я взял на себя неисполнимый труд.

XVI. 1. Когда Амалазунта, желая избавиться от общения с готами, решила переменить свой образ жизни и задумывала переехать в Византию, о чем я рассказывал в предшествующих книгах (Прокопий — Война с готами, кн. V, гл. 2, § 23), то Феодору взяло раздумье: Амалазунта была женщиной знатного рода и царственного происхождения, по внешности исключительно красива и умела очень решительно проводить свои планы; ее величественный вид и исключительно мужественный склад ума делали ее подозрительной в глазах Феодоры, которая боялась легкомыслия своего мужа. Свою ревность Феодора проявила не в каких-нибудь мелких поступках, но стала строить козни против Амалазунты вплоть до ее убийства. 2. Тотчас она убедила своего мужа, чтобы он в качестве посла отправил в Италию одного Петра. 3. При отправлении император дал ему же поручения, которые я привел в [319] соответственных местах своего рассказа (Прокопий — Война с готами, кн. V, гл. 4, § 17), но где сообщить всю истину, как это произошло, мне не представлялось возможным из-за страха перед императрицей. 4. Сама же Феодора дала Петру только одно приказание: возможно скорее убрать Амалазунту из числа живых людей, поставив ему на вид надежду, что если он выполнит ее приказание, он будет осыпан великими милостями. 5. И вот, когда он прибыл в Италию (ясно, что природное чувство этого человека ничуть не возмущалось и не мучилось, готовя преступное убийство, в надежде на обещанные ему или высокую должность или большие богатства), не знаю, чем склонив Теодата, он убедил его убить Амалазунту. За это Петр получил звание магистра (Magister divinorum officiorum. К этому Петру обращены две Новеллы Юстиниана, 123 и 137. Прокопий и Кассиодор считают его одним из красноречивейших ораторов. Свида сообщает, что он написал историю своего времени, отрывки из которой видел еще Алеманн в Ватиканской библиотеке. Теперь они, повидимому, исчезли. Ему посвящена эпиграмма Леонтия Схоластика в Anthologia Palatina (XVI, 37)) и величайшую власть но заслужил от всех и величайшую ненависть. 6. Таков был печальный конец Амалазунты. 7. Был у Юстиниана секретарь по имени Приск (Малала (449, 12); Феофан (I, 186, 15); Гермес (VI, 376). О его пафлагонском происхождении см. BZ 9 (1900), S. 6764; Hammer — Konstantinopel und Bosporus (I, 176 f)) родом пафлагонец, очень крупный негодяй, вполне подходящий, чтобы по своему характеру понравиться своему повелителю, которого он очень любил; он мог думать, что с его стороны пользуется таким же расположением. Поэтому-то очень скоро он стал обладателем огромного, но незаконно приобретенного богатства. 8. Так как он держался с Феодорой гордо и пытался ей противодействовать, то Феодора оклеветала его перед мужем. 9. Вначале она не имела успеха, но немного спустя среди зимы она велела посадить его на корабль и, отправив туда, куда хотела, против его воли она постригла его и сделала церковнослужителем (Дьяконом в Кизике). 10. Сам же Юстиниан, не показывая виду, что он что-либо знает о случившемся, не стал разыскивать, где находится Приск, и в дальнейшем даже и не вспоминал о нем; как будто пораженный беспамятством, он хранил о нем глубокое молчание, деньги же его (хотя у него осталось родственников немало) (Такова конъектура Хаури; обычный перевод: «деньги же его, оставив ему лишь немного, все ограбил»), он ограбил все. 11. Когда против нее явилось подозрение, что (она влюблена) (Конъектура Хаури; обычный перевод: «когда у нее явилось подозрение в неверности одного из своих рабов») в одного из своих рабов, по имени Ареобинда, родом варвара, но очень красивого и юного, которого она назначила хранителем своих драгоценностей, то, желая снять с себя это обвинение, хотя говорили, что она безумно влюблена в этого юношу, решила подвергнуть его жесточайшему наказанию (плетьми), а в дальнейшем мы вообще не узнали ничего об его судьбе, и доныне никто уже его не видал. 12. Если она хотела скрыть что-либо из того, что делалось по ее приказанию, то это для всех так и оставалось канувшим в воду, и всякий, кто принимал в этом деле даже самое близкое участие, не имел права ни сообщить об этом никому из самых близких ему людей, ни отвечать на вопрос, если кто его об этом настойчиво спрашивал. 13. С того времени как существуют люди, ни один тиран не внушал такого страха. Притом никому из ее противников невозможно было укрыться от нее. 14. Целая толпа шпионов докладывала [320] ей все то, что делалось или говорилось, на площади или внутри домов. 15. Если же она не хотела, чтобы каким-либо образом обнаружилось, какому наказанию подвергся кто-либо с ее стороны, она поступала так: 16. вызвав к себе этого человека, если он был из числа знатных, она с глазу на глаз передав его ссылала в самые дальние места Римской империи. 17. Глубокой ночью этого человека, закутанного и связанного, получивший такое приказание сажал на корабль и ехал с ним туда, куда указано Феодорой; там он еще более тайно передавал его другому, вполне опытному в подобного рода службе, приказав сторожить этого человека самым тщательным образом и запретив кому бы то ни было говорить о нем. И он оставался там до тех пор, пока или императрица не сжалится над несчастным, или пока он не умирал долгое время спустя, после тяжких мучений, истощенный всеми постигшими его здесь несчастиями. 18. Вот еще пример: некий Басиан, принадлежащий к партии прасинов («зеленых»), юноша знатного рода, сильно поносил Феодору и тем вызвал ее гнев. Так как ему стало известно об ее гневе, то Басиан бежал в храм архангела (Михаила). 19. Но Феодора тотчас же приказала магистрату, поставленному для поддержания порядка среди народа (Praetor plebis — префект полиции), (арестовать его); она ни словом не обвиняла его в брани на себя, но выставляла против него обвинение в педерастии. 20. Названный магистрат удалил из храма этого человека и подверг его невыносимым мучениям, так что даже весь народ, видя подвергнутым таким страданиям его тело, тело человека знатного и в прежнее время воспитанного в холе, проникся к нему чувством сострадания и с плачем поднял крик чуть не до небес, прося пощадить юношу ради всех них. 21. Но Феодора велела подвергнуть его еще большему наказанию и, отсекши ему половые органы, без всякой его вины погубила его, а имущество его конфисковала. 22. Таким образом, когда эту бабу охватывал гнев, то ни храм не давал безопасного убежища, ни ясный запрет со стороны закона не мог спасти его; мольбы всего города не оказывались достаточными, чтобы вырвать из ее рук попавшего в столь несчастное положение; одним словом, все встречавшиеся препятствия на ее пути она сметала. 23. Равным образом против некоего Диогена, за то, что он принадлежал к партии прасинов («зеленых»), человека обходительного и любимого всеми, даже самим императором, она направила свой гнев. Но никаких других ложных обвинений, кроме мужеложства, против него при всем старании она выставить не могла. 24. Поэтому она подготовила двух его рабов и выставила их, как обвинителей и как свидетелей против их господина. 25. Но так как следствие и суд над ним шел не скрытно, не в полной тайне, как это обычно ею делалось, но всенародно, и так как, согласно с высоким положением Диогена, судьи были выбраны в большом количестве из очень известных лиц, то было ясно, что при тщательном расследовании со стороны судей речи рабов не могли быть признаны для суда достоверными, тем более что и рабы-то были очень юны, тогда Феодора арестовала одного из родственников Диогена, Феодора, и посадила его в обычную в таких случаях (свою) тюрьму. 26. Там, с одной стороны, многими заманчивыми предложениями, с другой — угрозами тяжких наказаний она старалась обойти и привлечь на свою сторону этого человека. Так как ей это не удавалось, она велела обвязать по лбу и ушам голову этого человека воловьей жилой и эту жилу закручивать и затягивать. 27. И хотя Феодор мог думать, что его глаза выскочат из орбит, покинув свои обычные места, [321] однако он даже в этом случае решил ничего не придумывать, чего никогда не было на самом деле. 28. Поэтому судьи освободили Диогена, считая обвинение бездоказательным, а весь город всенародно отпраздновал этот случай, как величайшее торжество.

XVII. 1. Таковы были эти дела. В начале этой книги я уже рассказал, как она поступила с Велизарием, Фотием и Бузой. 2. Расскажу следующий случай: двое стасиотов, принадлежавших к партии венетов («голубых»), родом киликийцы, с громким криком напали на начальника Второй Киликии Каллиника (Эвагрий (IV, 32); Никифор Каллист (XVII, 21)) и без всякого основания нанесли ему оскорбление действием, а его конюшего, который стоял рядом с ним и пытался защитить своего хозяина, они убили на глазах как самого этого начальника, так и всего народа. 3. Каллиник арестовал этих членов партии венетов («голубых»), уличенных в убийстве не только данного человека, но и многих других, и привлек к суду и совершенно законно казнил. Феодора, узнав об этом и стремясь показать, что она благоволит к венетам («голубым»), велела его, еще сохранявшего власть, посадить на кол на могиле этих убийц без всякого на то основания. 4. А император, выставляя на вид перед всеми, что он плачет и скорбит о его гибели, сидел у себя дома, похрюкивая от удовольствия; участникам этого дела он грозил многими наказаниями, но не сделал им ничего, забрать же деньги умершего он счел для себя вполне подходящим. 5. Проявляла Феодора свою заботу и о наказании тех, которые прегрешали своим телом. Действительно, собрав больше чем 500 женщин легкого поведения, которые для скудного пропитания занимались открыто развратом по 3 обола, за гроши, посредине площадей, она отправила их на противоположный берег моря в так называемый монастырь «Раскаяния» (Прокопий — О постройках (I, 9, 2); Малала (440, 16); Новелла 14; Иоанн из Никиу (518); Гаммер (II, 307)). Заключив их там, она хотела заставить их переменить прежнюю жизнь на новую. 6. Некоторые из них ночью кинулись вниз с высоты и этим избавили себя от этой принудительной и нежелательной для них перемены жизни. 7. Были в Византии две девушки-сестры, славные консульским званием не только отца и деда, но издревле считавшиеся в среде сенаторской аристократии первыми по знатности крови. 8. Они уже вышли замуж, но их мужьям суждено было погибнуть, и они остались вдовами. И вот Феодора приняла близко к сердцу, чтобы выдать их замуж, но выбрала им двух людей из самого низкого звания, бесстыжих и грубых, обвиняя этих женщин в том, что они ведут нестрогий образ жизни. 9. Боясь, как бы им не пришлось вступить в такой брак, они бежали в храм Софии и, войдя в священный баптистерий, крепко держались за купель. 10. Но императрица поставила их в такое безвыходное и несчастное положение, что им пришлось согласиться сменить на брак постигшие их беды. До такой степени для нее не существовало никакого места, столь священного и неприкосновенного, чтобы служить убежищем. 11. И вот они должны были выйти замуж против своей воли за людей нищих и ничего не стоящих, много низших по положению, чем они, хотя у них было много женихов из знатных фамилий. 12. И их мать, тоже вдова, не осмеливаясь плакать и рыдать над таким несчастием, присутствовала на этой свадьбе. 13. Впоследствии Феодора, желая загладить свой мерзкий поступок делом своего милосердия, решила утешить их за счет государственного [322] несчастия: 14. мужа и той и другой женщины она назначила важными чиновниками. Но и в этом молодым женщинам не было утешения: невыносимые и нестерпимые несчастия пришлось перенести почти всем подданным от этих людей, о чем я буду говорить впоследствии (Хаури по конъектуре Braun'a, принимаемой и Панченко (стр. 41). Рукописи дают «говорил раньше». Прокопий нигде не говорит об этих людях). 15. Феодора не обращала внимания ни на высокое положение, ни на святость государственных законов, ни на что другое, лишь бы только выполнить свою волю. 16. Когда Феодора была еще на сцене, случилось, что она забеременела от одного из своих любовников. Она поздно заметила это несчастие, и хотя делала все, как она это привыкла, чтобы произвести выкидыш, но уже никак не могла убить этого еще не оформившегося ребенка, так как он почти уже принял человеческий образ. 17. Так как все ее попытки оставались безрезультатными, она принуждена была родить. Отец родившегося ребенка, видя ее опечаленной, попавшей в затруднительное положение, так как, ставши матерью, она не могла уже зарабатывать попрежнему, торгуя своим телом, и так как он весьма основательно подозревал, что она изведет ребенка, то он отобрал его от Феодоры, и дав ему (при крещении) имя Иоанна, так как ребенок был мужского пола, увез его с собой в Аравию, куда он уже отправлялся и сам. 18. Когда этот человек был на пороге смерти, а Иоанн был уже юношей, то отец рассказал ему все, кто его мать. 19. После его смерти, совершив все обряды погребения, как полагается, спустя некоторое время юноша явился в Византию и рассказал все дело тем, которые ведали приемом у его матери. 20. Думая, что она не замыслит против него, что было бы противно человеческим чувствам, они объявляют матери, что прибыл ее сын Иоанн. 21. Эта женщина, испугавшись, что эти разговоры дойдут до мужа, велела им привести сына к ней. 22. Когда он явился, она поручила его одному из своих служителей, которому она обычно поручала дела подобного рода. 23. Каким образом этот несчастный исчез впоследствии из числа людей, этого сказать я не могу, и никто с тех пор не видел его, даже после смерти императрицы. 24. Вследствие всего этого нравы почти всех женщин были испорченными. Они нарушали верность своим мужьям с полной свободой, и эти поступки не грозили им никакой опасностью и не приносили никакого вреда, так как даже те, которые были захвачены на месте преступления и судимы за прелюбодеяние, оставались безнаказанными и не испытывали ничего плохого; в свою очередь, они, тотчас же прибегнув к покровительству императрицы, поднимали перед судом дело об отмене приговора, добивались совершенно другого решения и подавали иск на своих мужей. 25. И эти мужья без всякого следствия должны были в качестве штрафа платить двойную сумму приданого. По большей части, подвергнув бичеванию, их уводили в тюрьму, и вновь и вновь им приходилось видеть, как эти разукрашенные развратницы еще с большей распущенностью безбоязненно предавались постыдным радостям со своими любовниками. А многие из этих развратников за такие дела удостоились даже разных почестей. 26. Поэтому большинство мужей в дальнейшем терпело нечестивые деяния своих жен и с большим удовольствием молчало, чем рисковало подвергнуться бичеванию. Они предоставляли им полную свободу тем, что старались не быть свидетелями их скандального поведения на месте преступления. 27. Так Феодора считала себя вправе распоряжаться по произволу в государстве. Начальствующих лиц и священнослужителей она выбирала и, можно [323] сказать, рукополагала; она искала только одного и всегда опасалась, как бы такого высокого положения не получил какой-либо хороший и достойный человек, который отказался бы служить ей и выполнять ее приказания. 28. Все браки она устраивала по какому-то божьему наитию (Такое чтение рукописей и Хаури. Был предложен ряд конъектур: «устраивала чуждым для нас способом» — Рейске; «обычным для себя способом» — Алеманн; «каким-то непривычным образом» — Крашенинников); до брака эти люди не были помолвлены по добровольному согласию. 29. Внезапно та или другая делались женою кого-либо, не потому, что ему она нравилась, что обычно бывает даже у варваров, но потому, что так угодно Феодоре. 30. В свою очередь и тем, кто выходил замуж, приходилось переносить то же самое. Их заставляли соединяться браком с людьми, которые им совсем не были желательны. 31. Часто, насильно заставив невесту повернуть назад с порога брачной комнаты, она оставляла жениха без радости гименея, без всякого другого основания, лишь только потому, что это ей не нравится, как в сильном гневе говорила она. 32. Так поступила она со многими другими, в том числе и со Львом (См. ниже, гл. 29, § 28), который занимал почетную должность референдария, и с Сатурнином, сыном Гермогена, бывшего магистром. За этого Сатурнина была просватана девушка, его двоюродная сестра, очень образованная, воспитанная и красивая; за него помолвил ее отец ее Кирилл, когда уже Гермоген умер. 33. Когда их брачный чертог был готов, Феодора арестовала жениха, и он был отведен на другое ложе; с плачем и стенаниями он должен был жениться на дочери Хрисомалло. 34. Эта Хрисомалло была в прежнее время танцовщицей и, само собой разумеется, гетерой; теперь же она с другой Хрисомалло и Индаро жила во дворце. 35. Вместо разговоров о мужских членах и театральных сплетнях, они устраивали здесь государственные дела. 36. Проведя ночь со своей молодой женой и найдя ее лишенной невинности, он сообщил кому-то из своих родных, что женился он не на невинной (Буквальный перевод: «что его жена — сосуд уже пробуравленный»). 37. Когда это дошло до Феодоры, она приказала служителям поднять его на плечи («на воздуси»), как какого-нибудь мальчишку, ходящего в школу к учителю, и говоря, что ему нечего гордиться и чваниться, велела жестоко его выпороть и посоветовала ему в дальнейшем не распускать языка. 38. Что она сделала с Иоанном из Каппадокии, это рассказано мною в прежних книгах (Прокопий — Войны с персами, кн. 1, гл. 25, § 13; «Тайная история», гл. 2, § 15). Все это было сделано ею в гневе на этого человека, но не за его ошибки в государственных делах (доказательством этому служит то, что с теми, кто впоследствии совершал ужаснейшие проступки по отношению к ее подданным, она ни с кем так не поступила), но за то, что он вообще осмелился пойти против нее, а, главным образом, за то, что доносил на нее императору, так что почти вызвал у Юстиниана к ней открыто враждебное отношение. 39. Мне нужно здесь, как я уже сказал вначале, привести самые истинные причины тех или иных ее поступков. 40. Когда она, как я уже раньше рассказывал, сослала его в Египет, подвергнув жестокому наказанию, она даже мучениями этого человека не насытила к нему своей злобы, но все время не переставала искать против него лжесвидетелей. 41. Спустя четыре года (Малала (483, 17)), ей удалось найти двоих прасинов («зеленых») из числа тех, которые были в Кизике и, как говорят, участвовали в возмущении против епископа. 42. Частью льстивыми речами, частью угрозами она обошла [324] их, так что один из них, из страха или окрыленный великими надеждами, взял на себя это скверное дело, именно (обвинив в уголовном преступлении, довести до) убийства Иоанна. 43. Но другой не мог решиться пойти против истины, хотя он был так истерзан на пытке, что, казалось, вот-вот умрет. 44. Поэтому даже и при посредстве таких тайных ков она никак не могла устроить гибели Иоанну. Тогда она велела отрубить правые руки у обоих юношей; у одного за то, что он не захотел быть лжесвидетелем, у другого — для того, чтобы не оказался совершенно очевидным ее злой умысел. 45. И хотя все это делалось на глазах у всех среди бела дня, Юстиниан делал вид, что он решительно ничего не знает из того, что происходило.

XVIII. 1. Что Юстиниан был не человек, но некий демон (См. выше, гл. 12, § 14), как я сказал, в образе человека, доказательство этого можно найти, если принять во внимание огромность бедствий, которые он причинил людям. 2. В чрезмерности содеянного выясняется и сила его совершившего. 3. Точное число тех, кто был уничтожен им, думаю я, мог бы сказать из всех только один господь бог. 4. Скорее, по моему мнению, можно было бы исчислить весь песок земной, чем тех, кого погубил этот император. Прикидывая в уме в общих чертах те области, которым по его воле суждено было обезлюдеть и обратиться в пустыни, я утверждаю, что погубил он сотни миллионов. 5. Ливия, столь огромная по своему пространству, была до такой степени разорена им, что, проезжая по ней долгое время, трудно было бы встретить там хоть одного человека, да и это казалось удивительным. 6. Ведь когда вандалы вначале взялись здесь за оружие, было их до 80000 вооруженных (О численности вандалов в Африке см. статью Наurу — Ueber die Staerke der Vandalen in Africa, BZ, 14(1905), S. 527 f), что же касается числа их жен, детей и рабов, то кто мог бы представить себе точное их количество? 7. Равным образом число тех жителей Ливии, которые обитали в прежнее время в городах, занимались возделыванием земли и вели морскую торговлю, чему я сам очень часто был очевидцем, — их количество кто из людей в состоянии исчислить? Еще больше, чем их, было там маврузиев, и всем им суждено было погибнуть со своими женами и со всем потомством. 8. Далее, многих римских воинов и многих из тех, которые последовали за ними из Византии, скрыла (в своих недрах) земля. Так что, если бы кто стал утверждать, что в Ливии погибло пятьсот мириад (5000000) людей, то, в сущности, я думаю, он назвал бы минимальное число. 9. Дело в том, что после победы над вандалами Юстиниан вовсе не заботился о том, чтобы закрепить власть над страною и вовсе не думал охраною собственности (новых) подданных заслужить неизменное их расположение; но он тотчас же без малейшего промедления отозвал к себе Велизария, возведя на него обвинение, будто он хочет захватить насильственно власть, что совершенно не соответствовало настроению Велизария (Прокопий — Война с вандалами, кн. VI, гл. 8). Юстиниан хотел, устраивая здесь все по своему произволу, иметь возможность высосать все соки из Ливии и ограбить ее целиком. 10. Конечно, Юстиниан тотчас же послал земельных оценщиков и стал устанавливать непосильные налоги, которых прежде не было. Лучшие земли он присвоил себе, а арианам запретил исповедание их веры. 11. Он не соблюдал срока военных наборов и вообще для солдат жизнь при нем была тяжелая. Происходившие вследствие этого [325] восстания кончались великой гибелью (человеческих жизней). 12. Он не в силах был сохранять раз установленные порядки, ему как бы на роду было написано все спутывать и мутить. 13. Италия, бывшая по меньшей мере раза в три обширнее Ливии, стала повсеместно безлюдной еще в большей степени, чем Ливия. А отсюда можно будет представить себе приблизительно и число погибших. 14. О причине постигших Италию несчастий я рассказывал раньше (Прокопий — Война с готами, кн. VII, гл. 1, § 23 cл.). Все ошибки и правонарушения, которые Юстиниан совершил в Ливии, были повторены им и здесь, в Италии. 15. Послав сюда так называемых логофетов, он все поставил вверх ногами и все погубил. 16. До этой войны власть готов простиралась от области галлов вплоть до пределов Дакии, там, где находится город Сирмий. 17. Когда же в Италию пришло войско римлян, то земли галлов и венетов в большей своей части были заняты германцами. 18. Сирмий и прилегавшую к нему область заняли гепиды, и вся эта страна, говоря кратко, стала совершенно безлюдной: 19. одних из них погубила война, других же — болезни и моровая язва, что всегда является спутником войны. 20. Что же касается Иллирии и всей Фракии, если считать от Ионийского залива вплоть до предместий Византии, в том числе и Элладу и область Херсонеса, то с того времени, как Юстиниан принял власть над Римской империей, гунны, славяне и анты, делая почти ежегодно набеги, творили над жителями этих областей нестерпимые вещи. 21. Я думаю, что при каждом набеге было убито здесь и взято в плен римлян по 200000 человек, так что эта страна повсюду стала подобной скифской пустыне. 22. Вот что случилось в Ливии и в Европе за эту войну. На восточные же границы римлян, начиная от Египта вплоть до персидских границ, все это время непрерывно делали набеги сарацины (Ср. Аммиан Марцеллин (XIV, 4)) и так нещадно ее опустошали, что все эти местности оказались наиболее обезлюдевшими, и, думаю, что никогда ни один человек, как бы он ни исследовал, не подсчитает количества погибших там таким образом людей. 23. Точно так же и персы под начальством Хозроя четыре раза вторгались в остальную часть Римской империи, брали приступом города и тех людей, которых они забирали во взятых ими городах и в каждой захваченной ими области, одних они убивали, других уводили с собой; таким образом, землю, в которую им приходилось вторгаться, они обращали в безлюдную пустыню. 24. А с той поры, как они один за другим стали совершать походы в Колхиду, все это время вплоть до сегодняшнего дня приходилось погибать там и им самим, и лазам, и римлянам. 25. Однако и персам, и сарацинам, и гуннам, и всему славянскому племени, равно как и иным варварским народам, не удавалось уходить из римских пределов без тяжелых потерь. 26. Как во время вторжения, так еще больше во время осад и сражений им приходилось терпеть большие поражения и потери, и гибло их ничуть не меньшие, чем римлян. 27. Так что не только римляне, но почти и все варвары (Ср. Агафий (332, 1)) утоляли все оскверняющую кровожадность Юстиниана. 28. Конечно, и Хозрой сам по себе по своему характеру был человеком дурным, но все поводы для войны, как это мною показано в надлежащих местах моего рассказа (Прокопий — Войны с персами, кн. I, гл. 23), давал ему всегда Юстиниан. 29. Он не считал нужным согласовать свои предприятия с подходящим временем, но делал все не во-время. В течение мира или перемирий он неустанно готовил в своей коварной душе поводы для войны со своими [326] соседями, а во время самой войны, без всякого основания падая духом, вследствие корыстолюбия делал нужные для дела приготовления чересчур медленно. Вместо заботы о текущих делах он занимался вопросами высокомудрыми; весь уходя в рассуждения о природе божества, он не прекращал войны в силу своей кровожадности и любви к гнусным убийствам, а в то же время, не будучи в силах одолеть врагов, по своей мелочности занимался ненужными и вредными пустяками. 30. Потому-то во время его правления вся земля была залита человеческой кровью, широкой рекой лившейся как у римлян, так почти и у всех варваров. 31. Вот какие события, в кратких словах, произошли за это время в военных делах повсюду в пределах Римской империи. 32. Если же подсчитать тех, которые погибли во время восстания в Византии и в каждом отдельном городе, то, думаю, что здесь произошло избиение людей, ничуть не меньшее, чем на войне. 33. Так как справедливость совершенно не существовала и не было одинакового отношения к виновным, так как одна из партий проявляла всегда свою преданность императору (в отличие от другой), то сторонники и той, и другой совершенно не хотели оставаться спокойными; одни — вследствие того, что не пользовались любовью императора, другие — потому что не вполне были в ней уверены; они или впадали в отчаяние или охватывались безумной самоуверенностью; поэтому иногда и те, и другие, собравшись большими массами, шли друг против друга, иногда же сражались маленькими отрядами или устраивали засады, при случае и против отдельных лиц. В продолжение 32 лет не упуская ни одного момента, они совершали друг против друга нестерпимые насилия и многократно привлекались к уголовной ответственности со стороны начальника, поставленного над народом. 34. Наказание за нарушение порядка по большей части обращалось на прасинов («зеленых»), но не в меньшей степени усмирения самаритян и других так называемых еретиков наполнили Римскую империю кровью и убийствами. 35. Об этом я упоминаю теперь лишь в общих словах, так как немного раньше (См. гл. II, § 14 сл.) я в достаточной мере рассказал об этом. 36. Вот что пришлось испытать всем людям от этого воплотившегося в человеческое тело демона; вина за это лежит на нем с того самого момента, как он стал императором. Каких бедствий был он причиной, совершив их таинственной своей силой и по демонской своей природе, я сейчас расскажу. 37. Когда он правил Римской империей, многие различные беды постигли ее; одни упорно приписывали их присутствию и злокозненности бывшего при нем злого духа, другие же говорили, что бог возненавидел дела его и отвратил свое лицо от Римской империи, отдав ее на погибель кровавым демонам следующим образом. 38. Так, река Скирт, разлившись, затопила Эдессу (Малала (418, 8); Феофан (I, 171, 18); Эвагрий (IV, 8); Кедрен (I, 639, 21); Зонара (III, 268); 3ахария (154, 4); Михаил Сириец (180 cл.); «Хроника Эдессы» (стр. 129); Крамер — Anecdota (II, 319)) и причинила ее обитателям бесчисленное количество бедствий, о чём я буду писать позднее (Прокопий — О постройках, кн. II, гл. 7, 2). 39. Нил, разлившись, как обыкновенно, не спал в установленное время и тем причинил многим из живших по его берегам ужасные бедствия, как я рассказывал (Прокопий — Война с готами, кн. VII, гл. 29. Ср. Иоанн из Никиу (513)) об этом раньше. 40. Река Кидн, устремившись на Таре, залила его почти весь в продолжение многих дней, и вода ушла не прежде, чем нанесла городу неисцелимые [327] бедствия (Прокопий — О постройках, кн, V, гл. 5, § 14. Ср. Михаил Сириец, стр. 194; Бар-Гебр, 84). 41. Землетрясения разрушили Антиохию (Малала (419, 5; 442, 18); Эвагрий (IV, 5); Никифор Каллист (XVII, 3); Крамер — Anecdota (II, 109,320); Кедрен (I, 641, 1; 646,6); Иоанн из Никиу (504 сл.); «Хроника Эдессы» (132); Иоанн, еп. Эфесский — Commentarii de beatis orientalibus (224 сл.); 3axapия (154, 31); Фeофан (I, 172, 1, 10, 30; 177, 22)), первый из городов на Востоке, соседнюю с ней Селевкию (Малала (421, 14); Иоанн из Никиу (505)) и самый знаменитый город в Киликии, Аназарб (Малала (418, 6); Феофан (I, 171, 14); Эвагрий (IV, 8); 3онара (III, 268); Никифор Каллист (XVII, 3); Кедрен (I, 639, 20)). 42. Число погибших вместе с ними людей кто мог бы сосчитать? Сюда надо прибавить гибель Ибор, Амасеи (Малала (448, 3)), первого из городов у (Эвксинского) Понта, Полибота во Фригии и того города, который Писиды называют Филомедой; были разрушены, кроме того, Лихнид в области эпиротов и Коринф (Малала (418, 4); Феофан (I, 168, 10); Кедрен (638, 15); Эвагрий (IV, 8)), бывшие с древнейших времен самыми многолюдными городами. 43. Эти города все без исключения за это время были разрушены землетрясениями, а вместе с городами гибель постигла почти и всех живших в них. 44. Поразившая империю моровая язва, о которой я упоминал уже раньше (Прокопий — Войны с персами, кн. II, гл. 22. § 1), унесла приблизительно половину оставшихся в живых людей. 45. Вот сколько народа погибло за то время, когда Юстиниан вначале стал управлять Римским государством, а затем явился самодержавным его императором.

XIX. 1. Я хочу теперь рассказать, как он начисто ограбил у всех их богатства, но предварительно я передам о том сновидении, которое в начале правления императора Юстиниана пришлось увидать во время ночного покоя одному из знатнейших лиц. 2. Он рассказал, что ему снилось, будто он стоит в Византии на берегу моря, на том, который напротив Халкедона, и видит, что посередине пролива стоит Юстиниан. 3. И сначала он поглотил всю воду моря, так что можно было думать, что в дальнейшем он будет стоять на сухом материке, ввиду того что вода уже больше не поступала в пролив. Но затем сюда устремилась другая вода, полная грязи и нечистот, вытекая обильно из канализационных труб с той и другой стороны; он поглотил и эту воду и вновь сделал сухим ложе пролива. 4. Это сновидение имело вот какое значение: когда дядя этого Юстиниана, Юстин, сделался императором, то он нашел государственное казначейство полным деньгами. 5. Император Анастасий был самым предусмотрительным и самым экономным из всех самодержцев; он боялся, — что и случилось, — как бы его преемник, чувствуя недостаток в деньгах, не стал, быть может, грабить подданных. Поэтому он, прежде чем окончить дни своей жизни, наполнил золотом до отказа все сокровищницы, 6. Все эти деньги Юстиниан очень быстро расточил, отчасти на бессмысленное морское строительство, отчасти благотворительствуя варварам. А ведь можно было бы думать, что для императора, даже очень любящего широко жить, этих денег хватило бы лет на сто. 7. Те, которые стояли во главе императорских сокровищ, и казначейства, и всех других императорских доходов, утверждали, что Анастасий после своего более чем 27-летнего правления оставил в государственной казне 320000 фунтов золота. 8. Но еще тогда, [328] когда в продолжение девяти лет императором был Юстин, когда этот Юстиниан привел весь государственный строй в расстройство и беспорядок, (по их словам) было собрано во дворец всеми правдами и неправдами 400000 фунтов золота, но и из них не осталось ничего (По словам Марцелла Комес под 521 г., Юстиниан, будучи консулом в этом году, истратил все эти деньги). И еще при жизни Юстина этим человеком они были истрачены так, как я уже рассказывал (См. гл. VIII, § 4) раньше. 9. А сколько денег он сам за все время своего правления сумел незаконно присвоить и истратить, нет никакой возможности ни рассказать: об этом, ни сосчитать, ни указать их количество. 10. Как некая река, вечно текущая, он каждый день грабил и разорял своих подданных, но все награбленное тотчас же утекало к варварам (или на какое-либо морское строительство). 11. Истратив таким образом государственные богатства, Юстиниан обратил свой взор на своих подданных. И тотчас он у очень многих отнял их состояние: подверг их без всякого основания всякому насилию. При полном отсутствии всякой вины он осуждал тех, которые считались богатыми в Византии и во всяком другом городе, одних обвиняя в многобожии, других — в ересях и в неправом исповедании христианской веры, иных в педерастии или в любовных связях с монахинями или других каких-либо незаконных сожительствах, или в подготовлении заговоров, или в приверженности к партии прасинов («зеленых»), или в оскорблении его личности, как императора, или приписывая им какое-либо другое слово или выражение, или вдруг оказываясь наследником умерших, а бывало иногда и еще живых, как будто бы усыновленный ими. 12. Это были славнейшие из его деяний. А как он, воспользовавшись бывшим против него восстанием, которое называли «Ника», тотчас же стал наследником всех сенаторов, и как до этого восстания он самолично, у каждого в отдельности, не у малого числа лиц отнял их состояние, об этом я только что рассказывал (См. гл. XII, § 12). 13. Всех варваров, при всяком удобном случае, он одарял крупными суммами денег, восточных и западных, живущих на севере и на юге, вплоть до живущих в Британии, — одним словом, племена, живущие повсюду на земле, о которых раньше к нам даже не доходил слух и которых мы увидали раньше, чем узнали название их племени. 14. Они, осведомившись о характере этого человека, стали стекаться к нему в Византию со всех концов земли. 15. Он же, ничуть не задумываясь, но даже вследствие этого преисполненный радости и считая величайшим счастьем и удачей расточать богатства римлян, бросал их варварам или на морское строительство и, щедро одарив каждого из них, отправлял в его родную страну. 16. Благодаря этому все варвары стали полными хозяевами богатств Римской империи, или получая деньги от императора, или грабя пределы Римской державы, или получая их в виде выкупа за пленных, или заключая за деньги перемирие. Вот во что было суждено вылиться тому сновидению, о котором я только что рассказывал. 17. Юстиниан сумел придумать и другие хитрые способы ограбления своих подданных; насколько возможно кратко, я сейчас расскажу о них; благодаря им он имел возможность не сразу все, но постепенно ограбить у всех их имущество.

XX. 1. Прежде всего он назначил в Византии начальника над народом (Род префекта полиции (Новелла 13, издан. 535 г.). См. эпиграмму Леонтия — Anthol. Palat. (XVI, 32). Бывший praefectus vigiliarum) с весьма широкими полномочиями; его обязанностью было ежегодно [329] распределять налоги между теми, кто имел лавки, и тем давать им возможность продавать товары по любой цене. 2. И для граждан сложилось такое положение при покупке на рынке товаров и продовольствия, что хотя на них накидывали тройные цены, им некому было на это жаловаться. 3. И от этого население понесло великий убыток. Часть этих налогов поступала в пользу государства, но, главным образом, отсюда имели возможность богатеть поставленные наблюдать за этим делом чиновники. 4. В результате всего этого низшие служители этих властей, охваченные жадностью при такой позорной службе, и хозяева лавок, побуждаемые безнаказанностью при правонарушениях, проявляли нестерпимый произвол по отношению к принужденным покупать тогда товары; и они не только во много раз повышали стоимость товаров, но и неслыханным образом при помощи всяких хитростей фальсифицировали эти товары. 5. Затем Юстиниан установил много так называемых монополий и тем (незаметным образом) продал благосостояние своих подданных людям, которые сочли вполне достойным для себя изыскать отсюда свою выгоду. Получив взамен этого надлежащую оплату, сам император отстранялся от этого дела, а внесшим ему деньги он предоставлял устраивать все это дело, как они хотят. 6. Также открыто он совершал правонарушения и во всех других отраслях управления. Уделив императору часть, обычно не очень большую, от своих награбленных доходов, начальники и их уполномоченные по каждому делу затем уже вполне безбоязненно грабили тех, кто попадал в их руки. 7. Как будто бы ему нехватало для этого издревле установленных магистратур, он придумал для управления государством еще две, хотя раньше все жалобы разбирал поставленный над народом магистрат. 8. Но чтобы впредь иметь для себя еще большее число доносчиков и чтобы можно было тем скорее и легче подвергать пыткам ни в чем неповинных людей, он решил установить эти две должности. 9. В ведение магистратов, получивших назначение на одну из этих должностей, входило ведать, конечно, только на словах, проступки по воровству; они получили название «преторов демов» (Малала (479, 19); Иоанн Лидиец (265, 5); Новелла 13, гл. 1 и Новелла 80, гл. 1). Ведавшим делами по другой магистратуре он приказал налагать наказания на педерастов и входивших в общение с женщинами противоестественным образом, и на тех, кто в исповедании веры не придерживался православной религии: этому магистрату он дал название квезитора (следователя). 10. Если претор в числе ворованных вещей захватывал вещи очень ценные и заслуживающие большого внимания, он считал нужным относить их императору, говоря, что хозяев их нельзя найти нигде. 11. Таким образом на долю императора всегда доставались самые дорогие вещи. А так называемый квезитор, обрабатывая и обирая попавших в его руки, что хотел — относил императору, но и сам противозаконным образом без зазрения совести также богател, грабя чужое добро. 12. Не требовалось перед носителями этих должностей выступать обвинителям или представлять свидетелей того, что сделано, но постоянно в течение всего этого времени обвиняемых без суда и следствия возможно секретнее лишали жизни и отбирали все их имущество. 13. Впоследствии этот запятнанный кровью убийца поручил этим двум магистратам, а равно и поставленному над народом магистрату заниматься одинаково разбором жалоб, предложив им вступить в состязание между собой, кто из них будет в состоянии больше и скорее погубить людей. 14. Говорят, что один из них как-то [330] спросил Юстиниана: кто из них должен вести дело, если поступит донос на кого-нибудь сразу им троим? Он, не задумываясь, ответил ему: «Тот из них, кто сумеет предупредить других (быстротой решения)». 15. Звание так называемого квестора он лишил всякого нравственного значения; прежние императоры, можно сказать все, особенно заботились об этой магистратуре, чтобы ведали ею люди опытные и знающие во всех отношениях, а особенно в законах, и чтобы они отличались исключительной неподкупностью, считая, что принесет государству большой вред, если занимающие этот пост будут страдать неопытностью или ими будет руководить корыстолюбие. 16. Первым на это место император назначил Трибониана, о нравственных качествах которого достаточно сказано в первых книгах (Прокопий — Войны с персами, кн. I, гл. 24, § 16). 17. Когда же Трибониан окончил дни своего существования, император отобрал часть его состояния, хотя после его смерти у него остался сын и большое количество родственников. После него на эту должность император назначил Юнила, родом из Ливии, которому законы не были известны даже по слуху, так как он не принадлежал к числу «риторов», бывших образованными законоведами; латинский язык он знал, для изучения же эллинского он никогда не ходил даже в начальную школу, и язык его был неспособен произносить эллинские слова (не раз бывало, когда он пытался заговорить по-эллински, он вызывал смех у своих слуг). Но корыстолюбием он был одержим невероятным, настолько, что, ничуть не скрываясь, среди бела дня он торговал бумагами с подписью императора. 18. Он нисколько не стыдился из-за одного золотого статера протягивать руку первому попавшемуся. 19. Не меньше семи лет («Тайная история» писалось в 550 г. Таким образом, Юнил не мог быть преемником Трибониана раньше 543 г. Но так как, по словам Прокопия, в момент составления этой книги пост этот занимал уже Константин, то, очевидно, Юнил вступил в исполнение этой должности на год, а может быть, и на несколько лет раньше 543 г. (Xаури)) государство было принуждено подвергаться из-за него насмешкам. 20. Когда же и Юнил дошел до предела своей жизни, император возвел в это высокое звание Константина. Он был довольно сведущ в законах, но очень молод и не испытал еще сил в юридических прениях, а грабительскими наклонностями и чванством он отличался больше всех. 21. К нему Юстиниан питал особенно нежные чувства и считал его самым близким своим другом. С его помощью император считал для себя вполне допустимым производить и свои постоянные грабежи и решать все судебные дела. 22. Поэтому за короткое время Константин собрал огромные богатства. Он проявлял такое сверхъестественное высокомерие, в своей спеси «головой в облака упираясь» (Видимо, цитата из Аристофана — Облака (225)) и так презрительно обращаясь со всеми, что некоторые, желая привести свои дела к благополучному окончанию и для этого собираясь преподнести ему большую сумму денег, не могли этого сделать иначе, как передав их наиболее доверенным его лицам. 23. Встретиться с ним или переговорить с ним не представлялось ни для кого никакой возможности, кроме того времени, когда он спешно шел к императору или возвращался от него, причем и здесь он не замедлял своего шага, но говорил с большой поспешностью и быстротой, чтобы просители не заняли его время разговорами без всякой выгоды для него.