ПРОДОЛЖАТЕЛЬ ФЕОФАНА

ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ЦАРЕЙ

КНИГА V.

31. Людей, пригодных к судейским обязанностям и от учения образованных, и по характеру и нраву благочестивых и бескорыстных, он с низших ступеней поднял, чинами возвысил, положил им ежегодную рогу, иное довольствие и щедрые выдачи и назначил их чуть ли не на каждую улицу и каждое непорочное обиталище. Здание, называемое Халкой, некогда роскошное и удивительное, но от времени, небрежения властителей, а также пожаров во многих местах уже разрушенное, с прохудившейся крышей, он трудами своими и многими затратами расчистил, украсил и устроил там общий суд, поважней Ареопага и Гелиеи. ⁷⁸ Но не только [111] отбирая и выдвигая таких судей, даровал он справедливость людям, утверждавшим, что страдают несправедливо: он ежедневно выдавал пропитание тем, кто вынужден был приходить в царственный город из-за насилия сильнейших. Опасаясь, что многие нередко покидают город из-за недостатка средств к существованию, не дождавшись завершения их дела, он назначил им достаточное довольствие, на которое истцы могли существовать, пока судья не вынесет приговор. Делал он это не только для полного искоренения несправедливости, но и сам себя проявлял по этой части. Когда случалось ему отдыхать от военных походов и приема всевозможных посольств, царь покидал дворец, восседал в так называемом Гениконе, названном так, по-видимому, из-за массы стекающихся туда отовсюду людей, ⁷⁹ и с великим тщанием и непременным усердием рассматривал дела тех, кого, как это часто бывает, пользуясь непомерной своей властью, обидели сборщики налогов и кто, будто в общий пританей, ⁸⁰ явилися в это судилище со своими жалобами. Вот так защищал он обиженных и законными наказаниями отбивал у обидчиков охоту к подобным вещам. Рассказывают, будто через некоторое время пришел как-то раз царь в этот суд, чтобы защитить обиженных от обид, а жалобщиков не оказалось. Царь решил, что им закрывают к нему доступ, и разослал стражников по всем частям города с приказом искать людей, у которых есть какие-нибудь жалобы. Те вернулись с сообщением, что нигде не нашли ни одного жалобщика, и тогда, говорят, сей благородный царь заплакал от радости и возблагодарил Бога. Увидел царь, что есть у дурных [112] людей возможность злоупотреблений из-за того, что при записи налоговых сборов ради краткости пользовались старыми знаками дробей: одной второй, одной шестой, одной двенадцатой. И вот решил он пресечь возможность для любителей злоупотреблений и распорядился писать в налоговых списках простыми буквами, которые бы и крестьянин мог прочесть, обозначая суммы полностью выписанными и четкими цифрами, при этом выделил средства и на книги, и на писание, и на писцов, дабы не терпели бедняки обиды. ⁸¹ И стало это великим знаком радения его о подданных, ведь желал он, чтобы никто ни от кого не терпел обид. Таков был он в делах общественных и гражданских.

32. Не пожелал царь оставить без своих забот и божьи церкви (разместились они в мирском корабле и находятся под попечением властителя, тем более что был Василий боголюбив и носил в себе великий страх божий). Увидел царь, что и они пребывают в волнении и брожении, что и их из-за прежнего властителя коснулась общая порча, что лишен стада и трона своего их законный предводитель ⁸² и что другой ими владеет; не закрыл глаз царь на это, но собрал и созвал отовсюду божьих иереев, как смог, унял волнение в церквах, подтвердил решения прошлого седьмого священного собора, предал анафеме уцелевших еще еретиков-иконоборцев. ⁸³ И дал он церкви истинного жениха, детям-отца в соответствии с канонами, а занимавшего его место освободил от дел, пока не призовет того Господь к себе. ⁸⁴ Так по-доброму и по-хорошему распорядился он церковными делами и своим тщанием и радением водворил сколь возможно спокойствие в церкви.

33. Кроме того, он обнаружил в гражданских законах неясность и путаницу, ибо смешаны были хорошие и дурные, то бишь вместе и без разбора записаны устаревшие и действующие, и вот сколь было можно и должно, он их исправил, устаревшие по бесполезности устранил, а множество, силу имеющих, очистил и ради легкости запоминания объединил по главам в едином своде. ⁸⁵

34. Как гусеницы к сладким деревьям, липнет зависть к добрым делам, и дурные демоны, завидующие благоденствию и благополучию, руками мерзких людей пытаются замутить поток добра. Потому и составили заговор и замыслили убийство императора Симватий и Георгий вместе с толпой преступных и нечестивых людей. Но не допустил, не позволил Бог, чтобы так скоро отомстило зло за свое поражение и вытеснило на земле благозаконие и справедливость: один из заговорщиков раскрыл их мерзость. В соответствии с уликами грозило им по закону высшее наказание: помимо изъятия и конфискации всего имущества еще и лишения самой жизни. ⁸⁶ Но человеколюбие сего благородного царя определило им только вырывание глаз, да и то лишь у зачинщиков этого мерзкого заговора. Он бы еще и больше умерил бы наказание, если бы не знал, что его чрезмерное человеколюбие побудит и других подражать преступникам, а это заставит и его прибегнуть к суровым карам. Вот почему упомянутым наказанием он дал этим людям время для раскаяния, а остальных негодяев усовестил. Желая пресечь всякие поползновения алкающих чужой смерти, он возвел в царское достоинство старших из сыновей своих, [113] Константина и Льва, взращенных и воспитанных по-царски и сияющих всеми императорскими добродетелями. Этим он еще больше укоренился. на троне и вознес на него благородные царские побеги. ⁸⁷

35. Раз уже я заговорил об этом, хочу рассказать и о других его детях и как благочестиво распорядился он каждым из них, ибо как и древних благочестивых и блаженных мужей, а может и более, нежели их,. наградил Бог Василия детьми многочисленными и прекрасными, и вот через некоторое время приобщил к царской власти и третьего своего сына-Александра. Младшего же из них, Стефана, он, как Авраам Исаака, отдал Богу и сопричислил и посвятил божьей церкви. Женское же племя, числом мужескому равное, он в святой обители всеславной мученицы Евфимии ⁸⁸ принес в дар и посвятил Богу как угодное ему приношение и жертву и украсил их платьем и одеждами, кои положены святым и непорочным девам, невестам бессмертного жениха Христа. ⁸⁹ Хотя по времени эти события случились и позже, но рассказ о них пусть будет помещен здесь, как по природе, так и в связи с повестью о четверице братьев.

36. Когда успешно и в согласии с благочестивым и богоугодным его намерением были улажены внутренние дела, беспокойная забота о государственном благе позвала его в дальние походы, дабы своими трудами,. благородством и мужеством расширил он пределы державы и подальше оттеснил и отогнал неприятеля. И не отверг царь этих забот, но прежде всего созывом и призывом новобранцев пополнил воинские списки, сократившиеся оттого, что урезано было войску жалование, рога и царское довольствие, укрепил его выплатами и дарами. Он упражнял солдат в воинской науке, непрерывными трудами обучил искусству боя, преподал в лучшем виде науку послушания и соблюдения дисциплины и только. после этого двинулся с ними походом против варваров на защиту своих земляков, родичей и подданных. Ведь знал царь, что даже простейшим из ремесел нельзя овладеть без учения и даже сапожному делу не выучиться без наставника, я уже не говорю о чем-либо более серьезном. Если можно было бы по одному желанию, без учения и нужного опыта постичь воинское искусство и науку, это означало бы, что не делу учат, а вздор несут в трактатах по тактике знатоки военного дела, не говоря уже о великих самодержцах и полководцах, воздвигших много трофеев над многими врагами, ибо никто из них никогда не рисковал выступить на неприятеля. с необученным и неподготовленным войском. Но нельзя ни знать без учения, ни воевать без упражнения и тренировки. Вот почему сей доблестный царь первым делом снарядил и обучил воинские полки, пополнил старое войско новонабранным, подобающими выплатами и дарами придал силы и укрепил десницы воинов, а уж потом ударил с ним по врагу, воздвиг множество трофеев, завоевал тысячи побед.

37. Коротко расскажу об этом. Положение города... занявшись делами ⁹⁰... с наступлением весны облачился в доспехи, встал в ряды своего воинства, полагая, что истинный властитель обязан первый встретить опасность и ради благоденствия подданных добровольно принять на себя все труды и муки. Как раз в это время правитель Тефрики именем Хрисохир, отличный и мужеством и умом, весьма тревожил ромейскую землю [114] и народы, ежедневно брал в полон множество сельских жителей и потому .держал себя надменно и нагло, вот против него и подвластного ему города и отправился походом царь. При всей своей дерзости и наглости не осмелился Хрисохир в открытую противостоять доблести приближающегося войска, мужеству и уму самодержца, но отступил и решил оборонять и укреплять лишь свой город. И вот, не испытывая никакого сопротивления, двинулся вперед царь, разоряя, грабя, разрушая и сжигая все подвластные Хрисохиру городки и селения, захватывая неисчислимую добычу и полон. Подойдя к самой Тефрике, он попытался было взять город налетом и небольшим приступом, но увидел, что неприступна она и сильна и крепостью стен, и огромным множеством варваров, и изобилием припасов, а поскольку за короткое время вся округа была разорена, провиант почти весь съеден огромной толпой воинов, решил отказаться от длительной осады. Он разграбил Авару, Спафу и другие близлежащие крепости и, повернув назад, возвратился на родину, ведя за собой все войско в целости и сохранности и, как говорилось, с добычей и пленными. ⁹¹

38. Между тем другой исмаилитский город под названием Гаранта, став свидетелем великого избиения в Тефрике, отправил послов, просил даровать ему мир и записать в число союзников. И великий царь, проявляя столько же кротости к друзьям, сколько суровости к недругам, уступил послам, даровал мир просящим и оттого вместо неприятелей приобрел союзников. Многие последовали этому примеру, и среди них армянин Куртикий, владевший тогда Локаной и непрерывно разорявший окраины ромейской державы, который перешел к самодержцу и передал ему и город, и оружие, и войско, ибо был восхищен его кротостью, сочетавшейся с мужеством и справедливостью в соединении с силой. ⁹²

39. Пока наблюдали за ним враги и ждали, против кого он обратится, чтобы и им изготовиться к обороне, царь отправил отряд отборных воителей против Запетры. Воины ускоренным маршем прошли через теснины, напали на город, взяли его первым приступом, убили многих жителей, захватили богатый полон и добычу и вывели из тюрем их давних узников. Затем они спалили окрестные села, разорили Самосату, сходу переправились через Евфрат (они не встретили никакого сопротивления, поскольку враги расположились лагерем неподалеку от царя), захватили большой полон и добычу и возвратились к самодержцу, который все еще находился у реки Зарнух (где Керамисий) и вроде будто пребывал в праздности, а на деле все мудро устраивал руками своих подданных.

40. Снявшись оттуда, царь со всем войском двинулся по дороге в Мелитину. Подойдя же к берегу Евфрата, увидел, что река из-за жаркого времени разлилась и вышла из берегов, но сидеть у переправы и ждать, пока воды усмирятся, счел негожим и недостойным своей силы и потому решил перебросить через реку мост и спешно совершил для этого все необходимые приготовления. Желая утешить своих воинов, помочь им легче переносить тяготы труда, да и себя изнурить добровольным трудом, чтобы, если случится заниматься недобровольным, не оплошать и не опешить, он ревностно трудился вместе с воинами и, взгромоздив на плечи огромные тяжести, доставлял их к мосту: грузы, которые легко таскал [115] царь, с трудом переносили три воина. ⁹³ Переправившись таким образом через Евфрат, он немедленно разорил крепость под названием Рапсакий. Он также приказал халдам и колониатам напасть на земли между Евфратом и Арсином, овладел благодаря им большой добычей и полоном и разорил крепость Куртики, Хахон, Амер, Муриник и Авделу. Сам же напал на Мелитину, тогда мужами обильную и варварами густонаселенную, и хотя они перед городом бросились навстречу ему с варварскими завываниями и криками, явил тогда царь свою доблесть, так что не только. подданных, но и врагов поразили его мужество и ловкость. С трезвым расчетом и одновременно юношеским пылом напал он на врага, явил силу, отличился отвагой, предстал вопреки всем опасностям бесстрашным и неодолимым и первый, сея кругом смерть, обратил противников в бегство. Потом и его воины сделали то же самое со своими противниками и, нанося смертельные раны, преследовали их до самого города, так что равнина перед крепостью усеялась трупами, а вода перед стеной окрасилась кровью. Много неприятелей было взято живьем, иные сами в страхе перебежали к нам, а остальные были заперты в крепости и не могли уже из нее выйти. Решил тогда было царь установить машины, подвезти всяческие осадные орудия и в штурме явить свою доблесть и отвагу, но когда увидел, как крепок город поясом стен, неодолим из-за множества защитников на стенах, а также узнал от перебежчиков, что имеет изобилие припасов и не боится длительной осады, снялся оттуда и напал на манихейскую землю. ⁹⁴ Он посек ее как дерево, предал огню дома, все на своем пути разорил, сжег и срыл до основания крепость Аргауф, а также Кутакий, Стефан и Рахат. Потом он щедро вознаградил свое войско, каждого из отличившихся отличил наградами и с богатой добычей и победными венками вернулся в царственный город. Войдя через Золотые ворота будто древние самодержцы-триумфаторы великославного Рима, принял он от народа победные славословиями здравицы и, как был с дороги, отправился в великий дворец Мудрости божьей, дабы вознести молитвы и подобающие благодарения. Занимавший тогда патриарший престол ⁹⁵ увенчал его победным венком, и царь вернулся во дворец.

41. И снова погрузился он в государственные заботы, принимал и как должно ответствовал посольствам разных народов. Недолго услаждал он душу с женой и детьми, но обходил в городе святые и божьи храмы и молился в них, а потом снова принимался за привычные дела- государственное управление и суд-и выказывал при этом заботу и неусыпное попечение о подданных. Ежедневно посещая святой божий храм и взывая к своим заступникам перед Богом, архистратигу Михаилу и пророку Илье, ⁹⁶ он без конца молил господа не дать ему умереть, прежде чем не увидит погибель Хрисохира и три копья, вонзившихся в его мерзкую голову. Так все позже и произошло. Дело было так. На следующий год упомянутый Хрисохир напал на ромейские земли и принялся их грабить. а царь, как и обычно, отправил против него начальника схол. ⁹⁷ Тот выступал во главе всего ромейского войска, но, поскольку встречи с врагом в открытом бою опасался, ромейское войско следовало за неприятеле на некотором расстоянии, отражая отдельные набеги и не позволяя [116] беспрепятственно рассеяться по стране. В чем-то варвар преуспел, в чем-то потерпел неудачу и, когда время позвало его, вспомнил о возвращений на родину и с богатой добычей отправился в свои земли. Начальник же схол приказал двум стратигам (Харсиана и Армениака) со своими отрядами следовать и сопровождать Хрисохира до Вафириака, оттуда же, если Хрисохир пошлет войско в ромейские пределы, сообщить об этом доместику, а если прямым ходом отправится в свою берлогу, оставить его и возвратиться.

42. Когда варварское войско к вечеру подошло к так называемому Вафириаку и встало лагерем у подножия горы, а ромейские стратиги расположились повыше и принялись обсуждать дальнейшие планы, между воинами обеих фем, таксиархами и лохагами, начались споры и раздоры, кто кого превосходит, харсианские воины приписывали превосходство в отваге и мужестве себе, а воины из Армениака не соглашались уступить им первенство в воинской доблести. Как рассказывают, когда распря разгорелась и страсти накалились, главари отряда из Армениака сказали, что незачем нам кичиться на словах мужеством и впустую хвастаться, если можно на деле показать, кто из нас отважней. Враг невдалеке, и давайте по делам выявим храбрецов и по доблести рассудим, кто первый. Речи эти дошли до стратигов, которые учли мужественный порыв и рвение войска и сочли свое положение на местности выгодным, поскольку должны были с возвышенности напасть на врага, расположившегося на равнине, и разделили свои силы надвое. Было решено, что около шести сотен отборных воинов вместе со стратигами нападут на варварское войско, остальная же часть немногочисленного ромейского воинства, чтобы создать впечатление многочисленности, будет стоять наверху в готовности. При этом они договорились о времени, чтобы, когда воины нападут на врага, они тоже подняли оглушительный шум громкими криками и звуками труб, многократно усиленных горным эхом. И вот они облачаются в доспехи и, пользуясь ночной темнотой, незаметно приближаются к неприятельскому лагерю. Перед рассветом, когда солнце не успело еще окончательно покинуть нижнюю полусферу, ⁹⁸ они с громким торжествующим пением и с криками: "За крестом победа!"-набросились на врага, с горы же им вторили боевые кличи остальных. Пораженные неожиданностью, варвары не имели времени ни построиться, ни даже различить, что за орда на них движется, и никакого иного для себя спасительного выхода найти не смогли, как только обратиться в бегство; их устрашила и повлекла к гибели горячая царская молитва. Во исполнение приказа ромеи непрерывно громко окликали вовсе не участвовавших в преследовании стратигов, тагмы и начальника схол и тем ввергали бегущих в еще больший страх и замешательство, преследование растянулось на тридцать миль, и все пространство усеялось бесчисленными трупами.

43. Как рассказывают, сей бесстыдный и дерзкий Хрисохир бежал вместе с несколькими воинами из своей свиты, а преследовал его некий ромей, Пулад именем, который в свое время находился в плену в Тефрике он, отличаясь нравом приятным и утонченным, был близок и знаком [117] Хрисохиру. Увидев, с каким рвением и старанием тот его преследует, варвар, обернувшись, сказал Пуладу: "Что я тебе сделал плохого, несчастный, что ты, как бешеный, преследуешь меня и хочешь убить?" На что тот коротко ответил, что за благодеяния твои, господин, по божьему внушению я тебе воздам сегодня, для того тебя и преследую. И вот один, словно лишенный Богом рассудка, в страхе и отчаянии скакал впереди, а другой следовал за ним с отвагой и дерзким задором, пока не оказался преследуемый перед глубоким рвом, перемахнуть через который у его коня не было ни сил, ни смелости. В то время как Хрисохир раздумывал, что делать, Пулад поразил его копьем в бок, и тот, теряя сознание от боли, тотчас рухнул с коня. Тут один из его слуг, Диаконица именем, стремительно соскочив на землю, принялся помогать упавшему и, положив его голову на свои колена, зарыдал от горя. В этот момент к Пуладу присоединились и другие воины, которые, спрыгнув с коней, отрубили у лишившегося уже чувств и умирающего Хрисохира голову, а этого Диаконицу присоединили к числу других пленных. Так неприятель потерпел нежданное поражение, а христианская слава взметнулась ввысь, и вместе с вестниками сей радости отправили царю голову Хрисохира. ⁹⁹ А пребывал он тогда в так называемом Петрии, где находилось святое обиталище его родных дочерей. ¹⁰⁰ И когда доставили ему голову, вспомнил царь свои молитвы и со слезами устремил око разума к тому, кто исполняет желания молящих, приказал принести лук и стрелы, быстро натянув тетиву и не глядя, метнул три стрелы в преступную голову, и ни одна не миновала цели. И счел царь, что достойно воздал после смерти нечестивцу за многие тысячи тех, коих тот погубил за долгие годы своего владычества. Такой конец постиг Хрисохира и расцветшую тогда мощь Тефрики благодаря помощи Господа, склонившегося к беспрестанным мольбам царя, благочестиво царствующего Василия.

44. Когда свято и боголюбиво завершил жизнь славный патриарх Игнатий, который в седой старости, в свите добродетелей и среди всеобщего славословия покинул этот мир и переселился в лучший, царь по-доброму отдал церковь тому, кто прежде притязал на нее не по-доброму, и на пустующий трон града-царя в согласии с законами и канонами возвел мудрейшего Фотия. Он и прежде, почитая его разнообразную мудрость и добродетель, не обходил Фотия своими милостями и почестями и, хотя лишил его трона (ибо ничего не хотел предпочесть справедливости), все сделал, дабы его утешить. Потому и поселил Фотия в царском дворце и назначил воспитателем и наставником своих детей. ¹⁰¹ Так царь, насколько доставало его сил, не обходил вниманием ни одного страждущего, со всеми обходился приветливо и радушно и непрестанно, как мог, их утешал.

45. Хотя к своим подданным он относился с отеческой любовью и попечением, нашлись люди, которые его ненавидели и, того более, завидовали и злоумышляли на его жизнь. Так, например, пресловутый Куркуас, возгордившись, как это случается, от богатства и роскоши, захотел присвоить себе власть и, составив из толпы своих единомышленников заговор, только ждал случая для нападения. Но до этого дело не дошло, [118] один из заговорщиков донес царю об этих замыслах, и негодяи были отданы правосудию. Но снять человеколюбие благородного царя смягчило суровость правосудия и умерило наказание. Только самому зачинщику вырвали глаза, а остальных человеколюбиво вразумили бичеванием тела и лишением волос. И получили они должные наставления скорее как бы от отца, нежели господина. ¹⁰²

46. Не позволяли царю дремать заботы о государстве и еще не завоеванные трофеи. Прежде всего царь умом, тщанием, а также обильными дарами, использовав и убеждение и силу, отторг от варварской власти и вернул в исконное владение ромеям необходимый для Ромейской державы прекрасно укрепленный Лул, ¹⁰³ который вместе со всем гарнизоном был захвачен агарянами в результате прежнего нашего легкомыслия относительно... и небрежения всем полезным; эта крепость сильна и неприступна благодаря своему местоположению. А после Лула и крепость Мелуй добровольно сдалась самодержцу и провозгласила его своим господином. Манихейский же город Катавалу царь разорил тогда стараниями своих стратигов. Но не столько радовали его успехи, завоеванные чужими руками, сколько огорчало, что не воздвигает он трофеи собственными трудами и опасностями. Вот почему, взяв с собой старшего из сыновей, Константина, дабы, как молодому псу, дать благородному отпрыску вкусить крови и самому стать его учителем в военном искусстве и в непреклонной отваге перед лицом опасности, отправился с ним в Сирию, прибыл в Кесарию у Аргея (это первый из городов Каппадокии), наставил войско своих отборных солдат в военном искусстве, выделил из них отряд, который отправил вперед, как передовой дозор и разведку, а сам с основным войском двинулся за ним, дабы острие хорошо выкованного меча направить вперед, а его мощнейшую часть пустить вослед. Быстро миновав опустевшие крепости, они разрушили Псилокастел и Парамокастел и захватили в плен остававшихся там жителей. Обитатели же крепости Фалакра испугались двигающегося войска и добровольно сдались царю. А Апавдел (сын Амра), эмир Аназарва, который, пока был царь далеко, как истинный варвар храбрился и хвастался, теперь вместе со строем мелитипцев искал спасения в бегстве и безопасным для себя счел только спрятаться в какой-нибудь норе. В буре этого наступления были разрушены Каис, или Катасам, Ровам, или Энделехон, а вместе с ними Андал и так называемая Эримосикея; тогда же перебежал к царю и небезызвестный Сим, сын Таила, державший под своей властью теснины Тавра и опустошавший ромейские окраины. ¹⁰⁴

47. Пусть никто не удивляется и не досадует, что я так коротко, просто и как бы наспех повествую о столь великих деяниях: мой рассказ, можно сказать, уподобляется быстроте самих дел и потому так прост и бегл. Ибо скорее захвачены были эти земли и завершены деяния, нежели пишутся эти строки. А с другой стороны, немало времени уже утекло с тех пор и как бы от долгого молчания поблекли подробности, и не могу я ни знать, ни поведать о видах боевых построений, натисках нападающих, развертывании и смыкании рядов или удачных стратегических маневрах, и потому не надо мне медлить и как бы копаться в частностях, [119] которыми расширяется повествование. ¹⁰⁵ Ведь сведений бездоказательных (а разговоров пусть ведется сколько угодно) я без проверки не приемлю, дабы не подумали, будто приписываю я царю вымышленные деяния, никогда им не совершавшиеся, тем более что и сам он при жизни не любил речей льстивых и усладительных. И уж если не хватает у нас ни досуга, ни сил описать события, всеми признанные, то не растягивать же рассказ о сомнительных. Однако вернемся назад и возвратим повествование на первоначальный путь.

48. После этого царь переправился через реки Онопникт и Сарос и подошел к Кукусу, ¹⁰⁶ выжег заросли, вырубил деревья, сделал проходы в непроходимых местах и одержал верх над засевшими в них отрядами. Достигнув Каллиполя и Падасии и одолевая неодолимую дорогу, он сошел с коня и пешим шел по узкой тропе, своим усердием ободряя обессилевших воинов. Явился он тогда и к Германикии, но поскольку противника не оказалось и следа (все вражеские воины заперлись в городе и ни один не решался выйти на бой), царь предал огню всю округу, обратил красоту предместий в поле опустошения и отправился к Адате. Но на открытое сражение жители города не осмелились, спрятались за стенами и решили выдерживать осаду. Поэтому царь опустошил предместья, разорил городок под названием Геронт, отдал его на разграбление своим воинам, возбудил их отвагу добычей, напал с ними на стены, пустил в дело осадные орудия и весьма надеялся силой войска взять город в сокрушительном приступе. Видя, однако, с какой беспечностью относятся ж происходящему жители города, как вроде и не обеспокоены они гибелью своей отчизны, решил выяснить, на что возлагают они свои надежды и почему, по видимости, не обращают на него почти никакого внимания. И вот от одного из местных жителей он услышал, что некий человек, слывущий в городе благочестивым, осведомленный то ли благодаря божественному знанию, то ли благодаря научным расчетам, совершенно уверил их в том, что взять город суждено не тебе, ныне осаждающему его, а другому человеку из твоего рода, Константину именем; потому и не волнует их случившееся. В ответ царь показал на своего сына, назвал его имя, Константин, и сказал, что уж не так далек от истины их пифийский оракул в том, что ныне должен быть взят город. На что собеседник возразил, что не этот Константин должен разорить город, а другой из потомков твоих через много лет. Эти речи раздражили царя и, решив делом опровергнуть пустую болтовню, он еще усердней приступил к осаде и решительней пустил в дело машины. Но видел царь, что старается он вовсю, а успеха нет, что твердо рассчитывать ему не на что, понимал, какой ущерб терпит под открытым небом в этих холодных местах его воинство, а потому, решив, что уж лучше ему сохранить своих людей, нежели одолеть врагов, счел нужным уйти оттуда до наступления зимы. Так было тогда, нам же, кто по прошествии столького времени стал свидетелем осуществления сего пророчества, приходится лишь удивляться, сколь точное знание и какое постижение истины было присуще этим варварам, чья жизнь и суеверия столь предосудительны. Ведь не смог тогда царь взять город, а ныне, в наше время его внук, дитя Порфиры [120] Константин, сын мудрейшего Льва, совершил сей подвиг, и ему принадлежит честь истребления всех жителей Адаты. ¹⁰⁷ Вот так, по речению Гомера, счастье, когда у почившего мужа останется бодрый сын, чтоб отметить дерзнувшим посягнуть на державу его предков. ¹⁰⁸ Но пусть вернется рассказ на стезю свою и сообщит о дальнейших событиях.

49. Он насытил тогда войско полоном и добычей, потом, вспомнив ввиду трудной и долгой дороги о возвращении, велел мечом освободиться от пленников и оставил потомкам Агари великий страх перед собою. Предвидя нападения варваров в теснинах (знал царь, плохи оправдания стратига: "Я де такого не ожидал"), он устроил в удобных местах засады и схватил немало тех, кто сам хотел взять в плен других. Видя такое, властитель тех мест, небезызвестный Авделомел, отправил послов, просил мира и безопасности, обещал стать благомысленным рабом и вручил под начало и покровительство царю подвластные ему крепости и земли. И царь принял просьбу, предоставил искомое, и стал с тех пор Авделомел добровольным царским союзником против своих соплеменников. Оттуда он, перевалив через гору Аргей, прибыл в Кесарию, где получил победные известия из Колонии и Лула. Не заставили себя ждать и хоругви, множество добычи и пленных из крепостей Тарса и манихейских городов. Там же велел он перебить и огромную толпу приведенных ему курдов, ибо те были почти ни на что не годны, а уже и так перенасыщенное войско не желало тащить за собой бесполезную обузу. Войдя на обратном пути в Мидей, царь вознаградил своих воинов, обласкал и продвинул каждого в соответствии с проявленной доблестью, отпустил их на зиму, а сам двинулся дальше. Придя в царственный город, он по прежнему обычаю принял от патриарха венок победы, а от народа-победные славословия.

50. С течением времени увяла и померкла Тефрика, расцвела и окрепла мощь тарсийцев, и уж снова наседали они на крайние пределы Ромейской державы. ¹⁰⁹ Некий Андрей из скифов, в то время человек известный, являя образцы мужества, не уступавшего его силе, нападал на них и многих (особенно выезжавших в набеги и отрывавшихся от остального войска) убивал и брал в плен. Он ежедневно давал немало свидетельств мужества и ума, и был возведен царем в сан патрикия и назначен начальником схол. Ну а после этого он уже с большими правами и властью непрестанно вступал в открытые сражения с мелитинцами и тарсийцами и одерживал над ними победы. Как-то раз написал ему эмир Тарса слова, полные безумия и хулы на господа нашего Иисуса Христа, Бога и его святейшую матерь, что де вот посмотрю я, как поможет тебе сын Марии и сама родительница его, когда я с добрым войском пойду на тебя. Взял он тогда это поносное письмо и с великим плачем возложил к образу Богородицы с сыном на руках и сказал: "Смотри, мать Слова и Бога, и ты, предвечный от отца и во времени от матери, как кичится и злобствует на избранный народ твой сей варвар, спесивец и новый Сенахирим, будь же помощницей и поборницей рабов твоих и да узнают все "народы силу твоей власти". Такое с содроганием сердца и великим плачем говорил он в мольбе к Богу, а потом во главе ромейского войска выступил против Тарса. Дойдя до места [121] под названием Поданд, где протекает одноименная река, обнаружил он выстроившееся против него варварское войско. С упованием на Бога сей доблестный муж бросился на врага со всем своим войском, кое прежде вдохновил к бою призывными речами и немало явил примеров ума и мужества, а поскольку его ипостратиги, таксиархи, лохаги и все простые воины мужественно сражались, обратилась в бегство от этой великой резни толпа варваров, сам же эмир и цвет воинов, его окружавший, пали еще раньше. Лишь немногие остававшиеся в лагере или стоявшие в задних рядах с трудом избежали опасности и спаслись в Таре. Своих похоронили, трупы врагов стащили в одно место и сложили из них высокую гору, дабы служила она потомкам вместо памятника, а потом он вернулся домой с добром, добычей и многочисленными пленниками, при этом отнесся к своему успеху благоразумно, счел его лишь божьим делом и Господу приписал и водительство в бою, и великую эту победу. ¹¹⁰ Поэтому он и отказался двигаться дальше, опасаясь, как бы из-за ненасытной жажды побед и стремления к большему завистливая Немесида, как это нередко случается, не сгубила уже достигнутого. Он сообщил самодержцу о всем случившемся, но получить награду за свои подвиги ему помешали зависть соперников, которые прожужжали уши царю и клеветали на него, будто по злой воле он не дал ромеям захватить Таре. "Потому что,-говорили они,-отдал бы Бог город в наши руки, если бы только Андрей воспользовался победой, да и воины были воодушевлены успехом, потеряли же мы его по легкомыслию полководца". Эти непрерывные речи убедили царя (ведь нередко и разумных людей обманывают речи, которые им по сердцу), и лишил он Андрея должности, поскольку де тот не использовал до конца доблестные победы над врагами, а вместо него назначил командовать тагмами и всем войском небезызвестного Кесту, именуемого Стипиотом, который и Таре взять обещал, и в неразумии своем надеялся совершить многие другие подвиги. ¹¹¹

51. Тот сразу со всем ромейским войском отправился к Тарсу, и тут выяснилось, что вовсе Андрей не злоумышленник и трус, а осмотрительный, разумный, отменный военачальник. Стипиот полагал, что варвары уже у него в руках, и потому ничего дельного заранее не предусмотрел, не подготовил засад, ни о чем не подумал, как это полагалось бы опытному я рассудительному полководцу, но в неразумии ума и неосмотрительной дерзости явился к самому Тарсу в место, именуемое Хрисовулом. Видя такую неосторожность (Стипиот не разместил войско в надежных местах, не защитил лагерь ни валом, ни рвом и не сделал ничего другого, что предусмотрел бы разумный и искусный полководец), варвары решили похитить победу ночью, напали на него, бездумного и беззаботного, и, воспользовавшись трудным и тяжелым положением своих противников, применили, как выяснилось, умный маневр. После недавнего поражения их оставалось мало, все они были наперечет и из-за своей малочисленности по необходимости прибегли к хитрости: собрали множество коней, к их хвостам привязали сухие шкуры и по сигналу погнали их во многие места ромейского стана. А потом и сами они, гремя тимпанами, устремились с разных сторон и с обнаженными мечами ворвались в середину лагеря. [122] Смятение и страх обуяли ромейское войско; смешавшись между собой кони и люди валились в одну кучу. В результате варвары одолели, учинили неимоверную резню, и множество наших бесславно сами задушили и растоптали друг друга. Так нежданно и негаданно одолели нас дети Исмаила и, перерубив жилы Ромейской державы, звуками тимпанов и варварскими завываниями отпраздновали свою победу. Такой исход этому бессмысленному походу уготовила для ромеев зависть, и такой трофей над прежде торжествовавшими ромеями поставила ревнивая Немесида. ¹¹² Так обстояли дела во времена благочестивого царя Василия в землях восходящего солнца.

52. Перехожу к рассказу о западных. Соответственно всему прочему еще больше небрегли в царствование Михаила западными делами, и потому почти вся Италия, которая прежде принадлежала нашему новому Риму, ¹¹³ а также большая часть Сицилии были завоеваны соседней Карфагенской державой ¹¹⁴ и превратились в данника варваров. К тому же еще и скифы, обитающие в Паннонии, Далмации и лежащих за ними землях (я имею в виду хорватов, сербов, захлумов, тервуниотов, каналитов, диоклитианов и рентанов) сбросили узду исконного ромейского владычества, приобрели самостоятельность и самовластие и управляться стали только собственными правителями. А большая их часть впала в отступничество еще большее и отреклась от божественного крещения, так что уж не было у них больше залогов дружбы и служения ромеям. ¹¹⁵

53. Так обстояли дела на Западе, такая там царила сумятица и беспорядок, а со временем добавились еще и карфагенские агаряне, которые, поставив начальниками Солдана, Самву и Калфуса, коих за пороки и военную опытность ценили много выше других своих соплеменников, послали против Далмации флот из тридцати шести кораблей, захвативших много далматинских городов, и среди них Вутому, Росу и Нижний Декатор. Поскольку все шло по их расчетам, враги подошли к главному городу всего этого народа (его название Рагуса) и довольно долго осаждали его. Но захватить его с налету они не могли из-за отчаянного сопротивления защитников, для которых, как говорится, дело шло о жизни и смерти. Какое-то время рагусяне терпели беды, но доведенные до крайнего отчаяния и теснимые нуждой отправили послов к царю, словно и не знали, что совсем другим занят властитель, и просили пожалеть и защитить тех, кому грозило обратиться в данников не признающих Христа. Послы еще не прибыли в царственный город и находились где-то в пути, когда покинул мир этот ничтожный царь, а самодержавная власть перешла к неусыпному и неустанному радетелю общего блага Василию. ¹¹⁶ А он и прежде печалился и страдал их бедами и теперь выслушал послов со вниманием, хорошо понял все тяготы осажденных, счел раны единоверцев своей болью и принялся снаряжать тех, кто должен был отправиться на помощь просителям. Он оснастил флот в сто кораблей, все подготовил как должно, выбрал мужа, отличавшегося умом и опытностью (я имею в виду друнгария флота патрикия Никиту, по прозванию Оорифа), ¹¹⁷ и будто испепеляющую молнию послал его на врага. Между тем осаждавшие город африканские сарацины узнали от перебежчиков о послах,[123] отправленных рагусянами к царю просить помощи и подкрепления, и поскольку быстро взять город отчаялись, а прихода царского войска опасались, сняли осаду и ушли из тех мест. Переправившись в Италию, ныне именуемую Лонгивардией, они разорили крепость Бари ¹¹⁸ и, обосновавшись там, совершали ежедневные набеги на близлежащие земли; решались они и на более далекие походы, постоянно что-нибудь захватывали и овладели всей Лонгивардией, чуть ли не до некогда великославного Рима. Так обстояли дела.

54. Видя, какую помощь получили от ромеев жители Далмации, узнав о благожелательности, неизменной справедливости и добродетели нового ромейского царя, упомянутые племена (хорваты, сербы и остальные) предпочли находиться под добрым управлением, нежели ненадежно и в дерзости управлять самим, поспешили признать над собой прежнюю власть и вернуться под ромейское господство. Поэтому и они тоже (и те, что отложились, оставшись в той же вере, и те, что вовсе отреклись от божественного крещения) отправили послов к царю, напомнили ко времени об исконном своем служении и сколь полезны были они некогда для ромеев и просили отдать их под милосердное ярмо Ромейской державы и власти ее пастыря. Царь благосклонно выслушал просьбу, поскольку и прежде огорчался и досадовал, что от его державы отсечена и отторгнута немалая часть, принял их, обошелся с ними благомысленно, будто милосердный отец с сыном, неразумно от него отступившимся, а потом раскаявшимся и вернувшимся, ¹¹⁹ и тотчас отправил вместе с царским человеком иереев, дабы прежде всего избавить их от грозящей душам опасности, вернуть к прежней вере и спасти от заблуждений, порожденных безумием и бездумием. По свершении сего богоугодного деяния, когда сподобились все божественного крещения и вернулись к покорности ромеям, приобрела там полноту царская власть, и по человеколюбивому повелению властителя все получили себе в правители людей из своего племени. Ибо не стал он продавать должности правителей, чтобы поставить командовать тех, кто заплатит побольше и будет стричь, как овец, его подданных. ¹²⁰ Вот почему, поступая весьма разумно, он поставил править людей, ими самими выбранных и как бы утвержденных, кои как выборные правители должны были сохранять к ним отеческое благоволение. Но хватит об этом.

55. Между тем (варвары, которые, как уже говорилось раньше, ¹²¹ переправились во время несообразного и легкомысленного царствования в Ромейскую державу и были отогнаны от Рагусы, все еще находились в Италии, совершали непрерывные набеги, безжалостно все грабили и захватили около ста пятидесяти крепостей, одни-в результате осады, другие-благодаря предательству. Слыша об этом, царь очень тревожился и, терзаясь заботами, искал способа, как ему или наголову разгромить врага, или изгнать и выдворить его из Ромейской державы. Понимал царь, что войско, коим, как уже говорилось, командовал Никита Оорифа, отправленное на помощь рагусянам и всему народу далматов, не могло успешно сражаться с таким множеством варваров главным образом потому, что часто нужно было вступать в стычки в глубине страны и далеко удаляться от моря, что для корабельного войска и несподручно и [124] невозможно. Посылать же в поход другие силы он не считал нужным из-за больших расходов и необходимости в войске на месте. И вот, приняв разумное решение, царь отправил послов к Людовику, королю Франкии, и римскому папе с просьбой помочь его войску и вместе с ним выступить против обосновавшихся в Бари агарян, ¹²² а также приказал славянам из упомянутых только что земель содействовать предприятию и на рагусских и собственных своих кораблях переправиться через Далматское море. Они собрались вместе, составили огромное войско, и, поскольку ромейский наварх всех превосходил мужеством и умом, Бари был быстро взят. ¹²³ Сама крепость, округа и весь полон достался Ромейской державе, страна вернула себе своих жителей, а Солдана вместе с его агарянским войском увел в Капую франкский король, владевший (помимо Веневенда) и этим городом. Так закончилась первая кампания царя на западе, и царственный город украсился добытыми там трофеями и славой.

56. Поскольку любит история расцвечивать свой рассказ отступлениями и прельщать слух внемлющих, следует рассказать и о том, что случилось меж королем Франкии, эмиром африканским Солданом и жителями Капуи и Веневенда. Два года жил Солдан у короля Франкии, и никто никогда не видел его смеющимся. Король пообещал дать золота тому, кому удастся застать его смеющимся. И вот некий человек объявил королю, что видел всегда мрачного Солдана смеющимся, и представил тому свидетелей. Позвав Солдана, король спросил о причине такой перемены и смеха. "Наблюдал я за колесницей,-ответил Солдан,-и заметил, как вращаются ее колеса: их верх становится низом, а низ-снова верхом. И принял я это за образ ненадежного и неверного человеческого счастья и рассмеялся, но также и задумался, какими ненадежными вещами мы кичимся, и решил, что, может быть, и я, как упал с высоты вниз, так снова из ничтожного состояния вознесусь на вершину". Услышав такое, король подумал и о своей судьбе, оценил ум Солдана и даровал ему право свободной речи и общения с собой. ¹²⁴

57. Коварный и как финикиец ¹²⁵ хитрый, Солдан решил добыть себе спасение двойной клеветой. Дело в том, что его, человека разумного и мудрого благодаря долголетнему опыту и к тому же сменившего счастливую судьбу на несчастливую, нередко посещали правители крепостей Капуи и Веневенда. Изображая дружеское расположение, он сказал как-то, что хотел бы сообщить им о тайном намерении короля, но опасается доноса. Те поклялись, что все останется между ними, и Солдан сказал, будто хочет король отправить всех вас в оковах в свою страну Франкию, иначе де не будет он иметь твердой власти над вашими городами. Те не очень-то поверили его словам и потребовали улик пояснее, и сказал тогда Солдан королю, что не владеть тебе надежно этими крепостями, пока живут там их правители, но, если хочешь иметь твердую власть, отправь их закованных во Франкию. Поверив словам Солдана, король велел быстро ковать цепи, будто подгоняла его какая-то срочная необходимость. Увидев же снова правителей, Солдан сказал им: "Вот не верили вы моим словам, пойдите-ка и посмотрите, что изготовляют все кузнецы по королевскому приказу, а когда увидите оковы и цепи, уже не откажетесь поверить [125] тому, что говорится ради вашего собственного спасения". Убедившись на этом примере в правдивости варвара, они начали верить ему и во всем остальном и стали искать способа, как им защититься от короля. И когда вскоре отправился король на охоту, они заперли за ним городские ворота и отказались впустить назад. Тот был не в силах ничего предпринять и возвратился в свою страну. ¹²⁶

58. И вот явился Солдан к правителям и потребовал благодарности за донос-разрешения вернуться на свою родину. Ему разрешили, но, возвратившись в Карфаген и снова взяв власть, он не отступился от своей злокозненности и пошел войной на Капую и Веневенд; таким образом воздавал он ее правителям благодарность за спасение. А те отправили послов к королю. Но он с глумлениями отослал их назад, сказав, что только рад будет их погибели. Тогда шлют правители сих крепостей вестника к царю. И вот милосердный и человеколюбивый царь быстро направляет посланца с сообщением, чтобы ожидали в скором времени от него помощи. ¹²⁷ Но прежде чем передать ответ пославшим его, оказался весть передающий в руках врагов. И говорит ему Солдан, что, если поможешь ты мне в моем замысле, и жизнь спасешь и дары получишь. Тот согласился выполнить любой приказ, и Солдан сказал ему: "Хочу, чтобы встал ты у стены и сказал тем, кто за ней, что совершил я службу свою и поручение выполнил, но не ждите помощи от царя, не внял он вашим просьбам". Тот обещал так и сказать, и был вместе со слугами Солдана отправлен к городу, чтобы произнести эти слова перед его жителями. Но когда оказался под стенами и по его просьбе привели к нему первых людей города, сказал следующее: "Пусть нависла смерть надо мной и близка казнь, но не сокрою правды, только прошу и заклинаю вас, воздайте за это благодарность детям моим и супруге, ведь я, мои господа, хотя ныне и нахожусь во вражеских руках, но службу свою выполнил и ваше послание ромейскому царю передал, ждите вскорости помощи от него, а потому стойте мужественно и не бойтесь, ибо грядет ваш-но не мой-избавитель". Услышав такое, помощники Солдана пришли в бешенство и зарубили его мечами на месте, ¹²⁸ А Солдан, испугавшись царского войска, снял осаду и вернулся в свою страну. С тех пор предводители сих крепостей оставались верными царю и сохраняли ему покорность.

59. Вторгся в то время в ромейские пределы и другой агарянский флот, но благодаря непрестанным царским мольбам к Богу, разумным распоряжениям и надлежащему ведению дел победа осталась за ромеями, а потомки Агари потерпели бесславное поражение. А произошло следующее. Эмир Тарса, Есман именем, снарядив флот из тридцати больших кораблей, именуемых кумвариями, напал на крепость Еврип. ¹²⁹ Между тем стратиг Эллады (это был Эниат) по царскому приказу стянул со всей Эллады большое войско, оснастил стены защитными приспособлениями, и когда увидели обитатели крепости, как корабли приближаются к стенам, и варваров, пытающихся густым дождем стрел оттеснить и прогнать со стен защитников, преисполнились гневом и мужеством, стали доблестно обороняться и, пользуясь камнеметными орудиями и стрелобаллистами,. а то и бросая камни вручную, ежедневно губили множество варваров. [126] Но не только это. Дождавшись благоприятного ветра, они жидким огнем спалили большинство кораблей. Оказавшись в безысходном и отчаянном положении и зная, что из жажды золота многие добровольно готовы пойти на смерть, варвар выставил перед лагерем щит, полный золота, и сказал: "Эту награду в дар вместе с сотней красивейших девушек отдаю тому, кто первый ворвется в город и обеспечит победу соплеменникам". Увидев это из города, защитники поняли смысл происходящего, возбудили в себе отвагу призывными речами и, распахнув ворота, по одному знаку мужественно бросились на варваров. Много врагов было тогда убито, пал смертельно раненный эмир, а остальные обратились в бегство, но преследователи не отставали от них, убивали и гнали до самых оставшихся у варваров кораблей. И учинена была тогда великая резня над варварами. Оставшиеся в живых сели на немногочисленные свои суда и постыдно бежали на родину. Так варварский флот даже без помощи морских сил ромеев, а лишь молитвами царя и доблестью защитников потерпел позорное поражение и бесславно вернулся восвояси.

60. Так рассеяна была туча из Тарса, но уже собиралась новая буря-с Крита. Дело в том, что у эмира этого острова небезызвестного Сайта, сына Апохапса ¹³⁰ (а в помощниках у него состоял некий Фотий, муж деятельный и воинственный), имелось на Крите двадцать пять кумварий. При них соответственно находилось и множество миопаронов и пентикондоров, ¹³¹ которые часто называют сактурами и галеями. На них-то и вторгались они в пределы Ромейской державы и, опустошая весь район Эгейского моря, нередко доходили и до Прикониса на Геллеспонте, многих жителей при этом обращали в рабство и убивали. На этот критский флот и напал тогда упомянутый выше патрикий Никита, ¹³² начальствовавший над ромейскими триерами, он вступил с ним в жестокий бой, сразу сжег жидким огнем двадцать критских судов, а их команды-варваров-поделил между мечом, огнем и водой. Остальные же, избежав гибели в море, искали спасения в бегстве. ¹³³

61. Такие потери понесли критяне, вернулись домой в горе, но успокоиться не пожелали и снова принялись бесчинствовать на море, тревожили и грабили земли, отдаленные от столицы (я говорю о Пелопоннесе и островах к югу от него), при этом навархом у них был упомянутый выше Фотий. В конце концов послали против него во главе ромейских триер доблестного флотоводца Никиту (я говорю об Оорифе), который после нескольких дней благополучного плавания достиг Пелопоннеса. Причалив в Кенхрейской гавани и узнав, что варвары оскверняют западные области Пелопоннеса, Мефону, Патры и соседние коринфские земли, задумал он думу мудрую и разумную. Никита решил не плыть вокруг Пелопоннеса, не огибать Малеи, чтобы, отмерив морем тысячу миль, ¹³⁴ упустить время, а за одну ночь с помощью своего опыта и множества рук волоком перетянуть суда через Коринфский перешеек к другому его берегу, и сразу же приступил к делу. Нежданно предстал он перед ни о чем не подозревающим противником и внезапностью своего появления и незабытым ужасом прошлой битвы вселил страх и не дал врагу ни построиться в боевом порядке, ни вспомнить о мужестве. Одни из вражеских кораблей он сжег, [127] другие пустил ко дну, а из варваров одних погубил мечом, других утопил в пучине, начальника их убил, остальных же принудил рассеяться по острову. ¹³⁵ Позднее он их поймал, схватил и подверг разным наказаниям: с одних содрал кожу (особенно с отрекшихся от христова крещения) и говорил при этом, что забирает у них не принадлежащую им собственность, у других, причиняя жуткую боль, вырезал ремни от шеи до пят, иных же, подняв на журавлях, сталкивал и сбрасывал с высоты в чаны со смолой и говорил, что подвергает их своему крещению, мучительному и мрачному. Так глумился он над побежденными и, наказав в соответствии с их виной, отбил охоту снова воевать с Ромейской державой. Так рассеяна была южная туча и с тех пор...

62. А с запада уже надвигалась новая страшная буря: амермумн Африки оснастил огромные суда-числом шестьдесят-и устремился на державу ромеев. ¹³⁶ Он опустошил все на своем пути, захватил множество пленников и подошел к островам Кефалиния и Закинф. Получив такое известие, царь немедленно пришел на помощь, снарядил множество триер, диер и прочих быстроходных судов и послал во главе большого флота начальника морских сил (это был Насар). ¹³⁷ Насар немедленно отплыл и, воспользовавшись попутным ветром, вскоре подошел к Мефоне, но напасть на врага ему помешало вот что. Многие гребцы струсили и маленькими группами, тайком покинули суда, корабли из-за их бегства потеряли должную скорость и уже не могли с прежней силой и натиском напасть на врага, потому-то и отказался Насар от мысли со столь малыми силами выступить против неприятеля. О случившемся он немедленно через. гонца сообщил императору. А тот быстро послал людей, к сему предназначенных, которые схватили всех дезертиров и заключили их в тюрьму. Хотел же царь, не марая своих рук кровью соплеменников, вселить должный страх в остальных гребцов, дабы не стал заразителен дурной пример и не возжелали они в своем большинстве дурного и легкомысленного. И вот, задумав думу разумную, он приказал друнгарию виглы еще ночью вывести из претория узников числом тридцать, преступников, приговоренных по закону к смерти, сажей вымазать их лица, пламенем спалить волосы и бороды, изменить их вид до неузнаваемости, да к тому же и позаботиться, чтобы никто не осмелился назвать их или обратиться по имени, а наказанием за это установить смерть; потом на ипподроме, будто зачинщиков бегства матросов, наказать их бичами, со связанными за спиной руками провести по городской площади и в кандалах отправить в Пелопоннес, дабы приняли они положенное наказание в месте, откуда бежали. Совершить же это приказано было стратигу Пелопоннеса Иоанну, по прозванию Критскому, который во исполнение царева повеления приказал установить в Мефоне столько крестов, сколько отправили ему узников, и пригвоздить к ним этих мнимых зачинщиков бегства. Прослышал про это ромейский флот, увидел мнимых трусов, пожалел несчастных и сам приготовился к тяжким испытаниям, отрекся от распущенности и лени и попросил предводителя скорее вести его на врага.

63. Насар же пополнил остаток своего войска пелопоннесскими воинами и мардаитами, ¹³⁸ взял себе стратига-помощника и приготовился [128]. к наступлению. Тем временем сарацины, заметившие великую трусость ромейского флота (им казалось, что моряки только зря тратят время), в полной безопасности покидали свои суда и грабили подвластные земли и острова. Но морское ромейское воинство неожиданно и незаметно к ним приблизилось и по данному стратигом знаку ночью внезапно напало на врага. Не имея времени ни встать в строй, ни взяться за оружие, сарацины потерпели полное поражение, а их корабли были сожжены огнем вместе с людьми и всем оснащением. А тех, кто все-таки избежал пламени, Насар как благодарственную жертву даровал божьей церкви в Мефоне. Добычей же и телами убитых он позволил воспользоваться своему войску. Он также спешно обо всем сообщил царю и спросил, что ему делать и куда направляться. Царь похвалил его за содеянное и велел двигаться дальше.

64. Поскольку войско было вдохновлено собственными подвигами, Насар переправился в Сицилию и Панорм, напал и разграбил тамошние города-данников карфагенских агарян. Он овладел также судами и множеством кораблей с большим грузом масла и другого товара, еще более ценного. Рассказывают, что в продажу тогда пошло столько масла, что цены пали, и фунт стоил один обол. ¹³⁹

65. Потом этот флот переправился в Италию и, соединившись там с ромейскими гоплитами ¹⁴⁰ и конниками (ими командовал и царский протовестиарий Прокопий и тогдашний стратиг Фракии и Македонии Лев, которого звали Апостипом), совершил немало полезного для Ромейской державы. Отплывшую же из Африки новую флотилию Насар разбил у острова Стели, а захваченные агарянами крепости Калаврии и Лонгивардии почти все освободил от варварской власти и отдал под начало ромеев. Вот так это морское воинство, преодолев коварство, зависть и злобу, с богатой добычей и победными венками вернулось к царю, наполнив ликованием сердца всех граждан и дав царю множество поводов вознести к Богу молитвы благодарения и признательности.

66. А вот войску сухопутному так и не удалось избежать зависти. Оно тоже совершило мужественные и славные деяния, но лишилось главного своего полководца из-за вражды и распри, случившейся в самый момент сражения. Дело было в следующем. Лев враждовал с Прокопием. Когда же они вместе схватились с противником, случилось так, что Апостип, сражавшийся во главе фракийцев и македонцев на правом фланге, одолел неприятеля и учинил великую резню. Прокопия же в это время вместе с его славянами и западными воинами на другом фланге теснил враг. Из-за вражды, о которой говорилось выше, его товарищ не послал ему помощи, поэтому отряды Прокопия обратились в бегство, конь под ним пал, и преследователи убили полководца. ¹⁴¹ Так закончилась эта битва, ну а Лев, желая прославить себя еще каким-нибудь славным деянием, дабы затемнить горестное последствие вражды, взял собственное войско, присоединил к нему спасшихся бегством воинов Прокопия и отправился походом на крепость Тарент, еще находившуюся в руках агарян, взял ее сокрушительным приступом и пленил весь гарнизон. Он позволил [129] хорошо поживиться своим солдатам и доставил большую добычу царю. Не милостиво принял ее царь, не вознаградил Льва как героя, но расследовал дело, и найдя, что стратиг-товарищ Льва погиб из-за вспыхнувшей на поле боя распри, лишил полководца должности, изгнал и отправил его на жительство в собственное имение вблизи Котиея.

67. В дальнейшем Апостипа ждала такая судьба. Против него сговорились между собой протостратор Веан и кувикуларий Хамарет, первый из его ближайших, составившие донос на своего господина, в котором говорилось, что протовестиарий Прокопий погиб по умыслу их хозяина, а также содержались обвинения в оскорблении императорского величества и другие тяжкие и серьезные наветы. С этим доносом Хамарет явился в царственный город, где и вручил его царю. Об этом узнали сыновья Апостипа Варда и Давид, которые собственноручно убили Веана, безжалостно зарубив его мечами. Испуганные собственной дерзостью и в страхе перед императором, они вместе с отцом попытались спастись бегством в Сирию. Но узнавший про это царь с великой поспешностью отправил за ними мацглавита Варцапедона, чтобы схватить и доставить их к нему. Тот настиг беглецов, изо всех сил спешащих в Сирию, уже в Каппадокии, попытался, согласно царскому приказу, их схватить, те доказали сопротивление и отчаянно защищались. В произошедшей ссоре и стычке сыновья Апостипа были убиты, сам же он схвачен и в оковах доставлен к царю, пребывавшему тогда в царском своем имении в Иерии. ¹⁴² По царскому приказу его отдали на суд магистра Мануила, вырвали один глаз и отрубили руку ввиду выдвинутого обвинения и попытки бегства к врагу. Остаток дней он прожил изгнанником в Месемврии. Так закончилась история с Апостипом, впрочем, человеком малодостойным.

68. Пока царские ипостратиги вершили дела на западе, зашевелились южные арабы; сочтя, что пребывает царь в бездействии, лености и легкомыслии, они подняли голову и решили вновь попытать счастья на море. Они смастерили суда в приморских Огородах Египта и Сирии и задумали отправиться в поход на подвластные ромеям земли и моря. Но прежде сочли нужным выведать о состоянии дел царя и отправили соглядатая, пользующегося и ромейским платьем, и языком, дабы тот все разведал и им сообщил. Но ни на миг не забывал царь государственных забот, загодя .предусматривал все нужное, и не укрылась от него постройка кораблей в Сирии, поэтому позаботился он о снаряжении множества диер и триер, собрал в столице морскую сипу и ожидал будущего. А пока что, дабы корабельный сброд не пребывал в лености и не распустился, велел занять его на сооружении храма Иисуса Христа, архангелов и Ильи Пророка, воздвигавшегося тогда в царском дворце, ¹⁴³ а когда покажется из сирийских пределов флот, отправить суда на войну. Пришедший из Сирии соглядатай увидел множество кораблей и снаряженное к походу войско, обо всем разузнал, разведал и сообщил отправившим его, а те, услышав, вопреки ожиданиям, о готовности царя, испугались, склонились к миру и потеряли охоту выходить в море, корабельный же народ остался в царственном городе заниматься упомянутым делом. [130]

69. Тем временем карфагенские варвары, помня о прошлом своем поражении, опасались, как бы ромейский флот и в будущем не попытался переправиться на их берег, поэтому они тоже построили много судов, но весна кончилась, сведений о наступлении царских сил не поступало, и, заподозрив, что царево войско занято в других войнах, осмелились двинуться походом на Сицилию, дошли до ее главного города (я имею в виду Сиракузы), осадили его, разграбили округу и разорили села и поместья. Когда сицилийский стратиг сообщил об этом царю, ему немедленно был послан флот, снаряженный против Сирии, во главе с навархом Адрианом (он был тогда командующим морскими силами). Тот вышел из столицы но с попутным ветром ему не повезло, и с трудом добравшись до Пелопоннеса, он причалил к Монемвасии, в гавани под названием Иерак, где стал ждать благоприятного ветра. Был же он легкомыслен и не горел душой, чтобы броситься навстречу ветрам или на веслах в затишье поспешить к цели, поэтому, когда он терял время в названной гавани, агаряне ужесточили осаду и прилагали все силы, торопясь добиться желаемого, пока не придет помощь к осажденным. И вот взят был приступом город, учинена великая резня над защитниками, захвачено в полон все множество его жителей, его богатства стали добычей врагов, сам город был снесен до основания, а его божьи храмы преданы огню, и в развалины превращен град, до той поры прекрасный и славный, многократно отражавший множество войск эллинских и варварских. ¹⁴⁴

Комментарии

78 Ареопаг и Гелиея — суды в древних Афинах.

79 Геникон — государственная казна в Константинополе (местоположение не установлено) (см.: Janin R. Constantinople... Р. 170). Константин Багрянородный этимологизирует слово genikon, производя его от genoV — «род», «племя».

80 Пританей — верховный государственный орган в Афинах, имевший судебные функции. Рассказывая о судебной деятельности своего деда, Константин Багрянородный постоянно ассоциирует ее с судопроизводством демократических Афин.

81 См.: Doеlger F. Regesten... Bd. 1. № 507. Цифры и дроби должны были, согласно распоряжению, писаться словами без сокращений.

82 Имеется в виду патриарх Игнатий, который был в 858 г. заменен новым главой церкви Фотием (см. с. 84). Придя к власти, Василий уже 25 сентября 867 г. сместил Фотия и восстановил на троне Игнатия. Причины этой акции по разному освещаются нашими источниками. Продолжатель Георгия Монаха, например, утверждает, что Фотий отказал Василию в праве святого причастия и называл его разбойником и отцеубийцей. Вполне вероятно, что в основе этих действий лежало желание привести к власти противников прежнего режима, а также стремление восстановить отношения с Римским папой, весьма неблагожелательно относившемся к Фотию. Перипетиям взаимоотношений Фотия и Игнатия посвящена большая литература (см.: Beck H-G. Ceschichte... S. 109; Dvornik R. The Photian Schism. P. 132 ff.).

83 Речь идет о Восьмом вселенском соборе, заседавшем в св. Софии с октября 869 г. по февраль 870 г., подтвердившем решения предыдущего Седьмого вселенского собора 787 г., высказавшегося против иконоборчества. Синод в присутствии легатов Римского папы санкционировал назначение патриархом Игнатия и смещение Фотия. Подробно см.: Beck H-G. Geschichte... S. 109 ff.

84 После смерти Игнатия Фотий в 877 г. вновь занял патриарший престол.

85 В период правления Василия в Византии происходит оживленная законодательная деятельность. Именно в это время был составлен новый сборник права, так называемый «Прохирон», а также подготовлен появившийся в свет только при Льве VI сборник «Василики» (см.: Липшиц Е. Э. Законодательство и юриспруденция в Византии в IX—Х вв. Историко-юридические этюды. Л., 1981. С. 43 сл.; Pieler P. Byzantinische Rechtsliteratur // Hunger H. Die hochspraechliche Profane Literatur der Byzantiner. Muenchen, 1978. Bd. 2. S. 445).

86 He совсем ясно, о каком заговоре идет речь в данном случае. О восстании Симватия и Георгия Пигана в 866 г. уже шла речь выше (см. с. 103). Не дублирует ли здесь этот эпизод наш автор?

87 Коронация состоялась 6 января 870 г. Лев в это время — четырехлетний мальчик. Впрочем, коронация в столь юном возрасте была в обычае византийского двора.

88 «Всеславной мученицы Евфимии» (греч. paneujimou...eujhmiaV) — еще один случай непереводимой игры слов. «Всеславная» и «Евфимия» — слова одного корня. О монастыре св. Евфимии в Петрии см.: Janin R. La Geographie... Т. 3. Р. 134.

89 Имена дочерей Василия (Анастасия, Анна, Елена, Мария) известны из книги Константина Багрянородного «О церемониях византийского двора» (De cerem. P. 648.20 сл.).

90 В тексте многочисленные лакуны.

91 Хрисохир, племянник и зять Карвея, ставший во главе павликианского движения в 863 г. после смерти Карвея, совершал далекие рейды в глубь византийской территории. Василий, возможно, через посредство Петра Сицилийского, посетившего Тефрику, пытался вести переговоры с Хрисохиром, оказавшиеся, однако, безрезультатными. Первый поход Василия на Тефрику, о котором здесь говорится, обычно датируется 871 г. (см.: Васильев А. Византия и арабы. Т. 2. С. 30). А. Каждан отнес этот поход к 868 г. (Каждан А. П. Из истории византийской хронографии Х в. //ВВ. 1962. Т. 21. С. 107 и след.; ср. возражения М. Лооса: Laos М. Оu est la question du mouvement paulicien? // Известия на институт за Българска история. 1964. 14—15. С. 368, пр. 8). Этот поход закончился сокрушительным поражением Василия, который сам чуть не очутился в плену (см.: Leo Gram. 255.7 сл.; Ps.-Sym. 690.5 сл.). Из вполне понятных соображений Константин Багрянородный значительно преуменьшает размеры этого поражения. Начавшийся здесь и продолжающийся далее рассказ о борьбе Василия I с павликианами и арабами мало согласуется с данными других наших источников. Большую трудность представляет хронологическое расположение событий. Об этих проблемах подробно см.: Lemerle P. L'histoire... Р. 96 suiv.

92 На восточных границах Византии в зоне непрекращающегося соперничества арабов и византийцев существовало немало полусамостоятельных княжеств, правители которых в зависимости от меняющейся ситуации с легкостью переходили на ту или иную сторону. Упомянутый здесь Куртикий принадлежал к знатному армянскому роду, выходцы из которого в конце IX в. переселились в Византию, где стали играть немалую роль (см.: Markwart Jos. Suedarmenien und die Tigrisquellen nach griechischen und arabischen Geographen. Wien, 1930. S. 295, Anm. 1).

93 О том, как его отец не гнушался труда во время этого военного похода, сообщается в «Тактике» Льва VI (PG 107, col. 772).

94 У остальных греческих хронистов об этом походе имеются лишь весьма краткие замечания. А. Васильев, ассоциируя это сообщение с рассказом Табари, датирует неудачный поход на Мелитину 873 г. (Васильев А. Византия и арабы. Т. 2. С. 42). Если такая датировка верна, то эта кампания была предпринята уже после второго похода Василия на Тефрику в 872 г. Мелитина была взята византийцами только в 876/877 г. (Ps.-Sym. 692.8 сл.).

95 Т. е. Игнатий.

96 Скорее всего, речь должна идти о так называемой «Новой церкви» (см. с. 64),. хотя хронология здесь точно не сходится. Новая церковь была освящена только в 880 г.

97 Речь идет о втором военном походе византийцев против Тефрики, во главе которого стоял зять Василия Христофор. В результате похода павликианская столица была разрушена до основания (см.: Georg. Cont. 841.17, Leo Gram. 255.16). По сообщению Генесия, город погиб от страшного землетрясения (Gen. 85.60 сл.). Таким образом, ни Генесий, ни наш автор не упоминают взятия города византийцами. Поход обычно датируется 872 г. (см.: Васильев А. Византия и арабы. Т. 2. С. 31 и след.).

98 Замечание Константина Багрянородного о «полусфере» позволяет заключить о заимствовании византийцами пифагорейского и платоновского представлений о шарообразной форме земли.

99 История убийства Хрисохира подробно описывается Генесием (Gen. 86.85). Генесий, однако, полагает, что военная экспедиция, закончившаяся гибелью павликианского вождя, имела место через два года после упомянутого здесь похода на Тефрику.

100 Имеется в виду монастырь св. Евфимии, см. с. 113.

101 Фотий был возвращен из ссылки и назначен воспитателем царских детей уже в начале семидесятых годов. Патриархом он был вторично рукоположен 26 октября 877 г., через три дня после смерти Игнатия. Подробности этих событий см.: Hergenrother J. Photius. Patriarch von Konstantinople. Sein Leben, seine Schriften und das griechische Schisma. Regensburg, 1867. Bd. 2. S. 266 ff.; Dvornik F. The Photian Schism. P. 159 ff.

102 Речь идет о заговоре доместика иканатов Иоанна Куркуаса (см.: Leo Gram. 261.8 сл., Ps.-Sym. 699.9 сл., Georg. Cont. 847). Если верить сообщению Псевдо-Симеона, эти события происходили на девятнадцатом году царствования Василия, т. е. в 886/887 гг., незадолго до его смерти. В нашем сочинении эпизод в хронологическом отношении стоит явно «не на месте». Вероятно, однако, что связь здесь тематическая: начав рассказывать о милосердии царя, Константин Багрянородный приводит пример «милостивого» обхождения с преступниками. Судя по числу и рангу участников (в хрониках говорится о пятидесяти пяти синклитиках), заговор этот имел большой размах (см.: Dvornik F. The Photian Schism. P. 244).

103 Лул, имевший большое стратегическое значение, перешел под власть арабов в 832 г. Подробный рассказ о взятии Лула византийцами сохранился у Ибн-Ал-Асира под 263 годом хиджры (сентябрь 876—сентябрь 877 г.) (см.: Васильев А. Византия и арабы. Т. 2. С. 61 и след.; Honigmann Е. Die Ostgrenze des byzantinischen Reiches von 363 bis 1071. Bruxelles, 1935. S. 60 ff.).

104 Таил — не имя отца, а прозвище Сима («долговязый»). Этот Сим упоминается и в арабских источниках (Lemerle P. L'histoire... Р. 106, п. 5). Сирийский поход Василия следует датировать второй половиной 878 — первой половиной 879 г. Terminus post quern — май 878 г. (время падения Сиракуз, до этого момента вряд ли Василий осмелился покинуть столицу), terminus ante quern — сентябрь 879 г. (смерть сына Василия Константина, вместе с которым отправился в поход царь).

105 Нельзя не признать справедливости самооценки Константина. В его распоряжении, видимо, не было ни документов, ни точных сведений о восточных кампаниях Василия (главки 46—49). Именно поэтому его рассказ об этих событиях часто неясен и неотчетлив и с трудом поддается хронологическому распределению и географической локализации (см. подробней: Lemerle P. L'histoire... Р. 104 suiv.).

106 По мнению А. Васильева (Васильев А. Византия и арабы. Т. 2 С. 78 и след.), сравнившего рассказ Константина с данными арабских источников, речь здесь должна идти не о продолжении описанного похода, а о новой кампании Василия I лета — осени 882 г. П. Лемерль (Lemerle P. L'histoire... Р. 106 suiv.) и другие исследователи рассматривают эти события как единую кампанию и датируют их, следовательно, 878 г. — началом 879.

107 Это прорицание — типичный образец предсказания post eventurn. Адата была взята византийцами лишь в 957 г., при Константине VII Багрянородном, авторе настоящего сочинения. В то же время комментируемый пассаж закономерно вызывает сомнения в авторстве Константина. Мог ли царственный писатель говорить о себе в третьем лице и в столь торжественных выражениях? Не исключено, однако, что похвала Константину — вставка редактора сочинения.

108 Одиссея. III. 196.

109 Текст фразы восстановлен из параллельного места «Хроники» Скилицы.

110 Сопоставляя данные Константина Багрянородного, Генесия и арабских источников, А. Васильев делает вывод, что речь здесь должна идти о кампании 878 г., и весь эпизод, таким образом, является в хронологическом отношении отступлением назад (Васильев А. Византия и арабы. Т. 1. С. 70, прим. 3).

111 По сообщению Продолжателя Георгия, царь сместил Андрея, потому что тот был сторонником сына Василия Льва (Georg. Cont. 847.10 сл.).

112 Арабские источники датируют поражение Стипиота 14 сентября 883 г. Таким образом, события, о которых наш автор рассказывает как о последовательных, разделялись промежутком в пять лет (см.: Васильев А. Византия и арабы. Т. 2. С. 81 и след).

113 Новым Римом византийцы считали Константинополь.

114 Под Карфагенской державой Константин понимает государство арабов в Северной Африке, образовавшееся еще в середине VII в. В это время североафриканские арабы находились под властью династии Аглабидов и фактически были независимы от Багдадского халифата. В середине IX в. шло интенсивное завоевание Сицилии и южной Италии арабами. К концу правления Михаила III фактически одни лишь Сиракузы оставались в руках византийцев. Арабское завоевание облегчалось непрестанной междоусобицей южноиталийских городов, поочередно приглашавших для борьбы с соперниками арабов. Упрек Михаилу III в небрежении «западными делами» несправедлив. Византийское правительство неоднократно посылало военные экспедиции в Италию, которые, однако, в большинстве случаев кончались безуспешно (см.: Васильев А. Византия и арабы. Т. 1. С. 153 и след.).

115 Как сообщалось ранее, Далмация отложилась от Византии в царствование Михаила II (см. с. 39). Христианство далматы впервые приняли еще в начале VII в. при императоре Ираклии, вторичного крещения они сподобились около 867 г. Константин Багрянородный перечисляет здесь «на одном дыхании» этнонимы и наименования жителей городов. Ср. подобное же перечисление в сочинении «Об управлении империей» Константина Багрянородного (DAI 29.55 сл.). Подробные объяснения читатель найдет в комментарии к этой главе трактата (DAI II, р. 101).

116 Точное указание на время описываемого события: 867 г.

117 Неясно, идентичен ли этот Никита Оорифа упомянутым выше носителям этого же имени (см. с. 38, 61). Рассказ об этой войне и об осаде Рагусы султаном Муфаред-ибн-Салемом (Солданом) воспроизводится Константином также в сочинениях «О фемах» (De Thematibus. P. 61.13 suiv.) и «Об управлении империей» (DAI 29.90 сл.). Сообщения о ней содержатся также и в латинских хрониках. Повествование Константина Багрянородного не отличается четкостью и исторической точностью. Не исключено, что царственный писатель спутал две осады Рагусы в 847/848 и в 867 гг. (см.: Bury J. В. The-Treatise De administrando imperio // BZ. 1906. Bd. 15. P. 544 ff.; DAI II, P. 103).

118 Явная ошибка Константина: Бари был захвачен арабами еще в 841 г.

119 Намек на знаменитую евангельскую притчу о блудном сыне.

120 фраза дошла с лакуной, переводим по смыслу.

121 См. с. 122.

122 Впервые Людовик II (по просьбе итальянских городов) появился под Бари и сделал попытку взять город еще в 867 г. Посольство Василия (о котором идет речь и в других источниках) было отправлено к Людовику II и папе Адриану II в 869 г (см.: Doеlger F. Regesten... Bd. 1. N 480, 481). Василий предлагал женить своего сына на дочери короля Ирменгарде. В большинстве источников инициатива этого союза приписывается не Василию, а Людовику О взаимоотношениях Людовика II и папства с Византией в это время см.: Gay J. L'ltalie meridionale et l Empire byzantin. Paris, 1904. P. 80 suiv.; Falkenhausen V. Untersuchungcn ueber die byzantinische Herrschaft in Sueditalien vom 9. bis 11. Jahrhundert. Wiesbaden, 1967. S. 18 ff.

123 Бари был взят штурмом 2 февраля 871 г., однако только в 876 г. передан под власть Византии.

124 В повествовании о Салдане явно прослеживается мотив фольклорного происхождения — рассказ о людях, которые никогда не смеются, но которых тем или иным способом удается рассмешить герою (ср. Царевну-Несмеяну русских народных сказок). Разнообразные отражения этого мотива учтены С. Томпсоном (Thompson S. The Types of the Folktales. A Classification and Bibliography. Helsinki, 1961. F 591). Что касается «колеса фортуны», то этот мотив, весьма распространенный на Западе (см.: Patch H. Я. The Goddes Fortuna in Mediaeval Literature. Cambridge, 1927), почти не находит отражения в византийской литературе. С рассказом Константина мы можем сопоставить только повествование Феофилакта Симокатты о царе Египта Сесотрисе (Theoph. Sim. VI. 11, русский перевод С. П. Кондратьева: Феофилакт Симокатта. История. М., 1957. С. 151). Последний велел плененным царям впрячься в колесницу, на которой сам восседал. Один из царей, пристально глядевший на вращающееся колесо, на вопрос, почему он это делает, отвечает примерно то же, что и Солдан в нашем случае. Не явился ли этот рассказ образцом для приведенной здесь легенды? Этот же эпизод содержится и в сочинении «Об управлении империей» Константина Багрянородного (см. DAI 29.119—126; ср. соответствующий комментарий DAI II, р. 105).

125 Пунийская (финикийская) хитрость вошла в пословицу еще в античности.

126 История с хитростью Солдана и изгнанием короля Людовика рассказывается Константином также и в сочинении «Об управлении империей» (DAI 29.130 сл.; ср комментарий DAI II, р. 105). Рассказ этот, скорее всего, имеет легендарный характер. На самом деле после успешной осады Бари правители Веневенда, Сполето, Салерио и Неаполя взбунтовались против Людовика, который был схвачен и в августе — сентябре 871 г. содержался в плену у Аделхиса, правителя Веневенда, а потом был отпущен (см.: Gay J . L'ltalie... Р. 101 suiv.).

127 Рассказ Константина обо всех этих событиях недостаточно ясен и достоверен. Согласно западным источникам, Солдан пробыл в плену у герцога Веневендского 5 лет и был отпущен только в 876 г. (см.: Hirsch F. Studien... S. 258 ff.). Новая война Солдана с Капуей и Веневендом — вероятно, вымысел нашего автора. В 872 г. арабы предприняли новое наступление на Салерно и Веневенд. По просьбе городов Людовик вновь явился к ним на помощь и разбил арабов невдалеке от Вевевенда. Обращение Аделхиса Веневендского к Византии имело место в 873 г. Василий отправил в Италию войско под командованием патрикия Георгия (см.: Васильев А. Византия и арабы. Т. 2. С. 44).

128 Этот эпизод в деталях напоминает рассказ Павла Диакона об осаде Веневенда в 663 г. византийским императором Константом II. Роль посла там выполняет Сесуальд, отправленный осажденным Ромуальдом с просьбой о помощи к своему отцу Гримуальду (см.: MGH. Scriptores rerum langobardicarum et italicarum saec. VI—IX. 1878. P. 148). He является ли здесь этот эпизод актуализованной легендой?

129 Кто такой этот Есман (возможно, Осман), неизвестно. Среди эмиров Тарса носителя такого имени не зафиксировано (см.: Christides V. The Raids... Р. 91). В. Христидис датирует нападение Есмана 875 г.

130 Об Апохапсе см. с. 35. Его сын Саит властвовал над Критом с 855 по 880 г.

131 Миопароны и пентикондоры — античные названия легких судов.

132 Т. е. Никита Оорифа, см. с. 122.

133 Время нападений критских арабов определяется разными историками достаточно произвольно. А. Васильев относит их к 872 г. (Васильев А. Византия и арабы. Т. 2. С. 46 и след.). А. Фогт говорит о 874—876 гг. (Vogt A. Basile 1-ег... Р. 328).

134 Константин в полтора раза преувеличивает длину морского пути вокруг Пелопоннеса.

135 У исследователей нет «опорных пунктов» для более или менее точной датировки этого сражения. Его время определяют по-разному: от 872 до 881 г.

136 Речь идет об аглабидском эмире северной Африки Ибрахиме-ибн-Ахмете, поход которого относится к 880 г. Об этом походе см.: Gay J. L'ltalie... Р. 113 suiv.; Eickhoff Е. Seekrieg... S. 235 ff.

137 В житии Ильи Младшего приводится преном Насара — Василий (см.: J. Da Casta-Louillet. Saints de Sicile et l'Italie meridionale aux VIII, IX et X siecles // Byz. 1959-1960. Vol. 29-30. P. 100, n. 3).

138 Отряд мардаитов часто упоминается в составе византийского войска. Мардаиты — принявшее христианство воинственное горное племя сирийского происхождения, обитавшее первоначально в горах Ливана и оказывавшее сильное сопротивление арабам. Византийское правительство расселило мардаитов на своей территории и весьма ценило как искусных воинов.

139 Константин Багрянородный пользуется античным обозначением мелкой монеты.

140 Гоплиты в древней Греции — тяжеловооруженные воины. Константин вновь употребляет античный термин.

141 Об этой битве (880 г.) и предательстве Апостипа имеются также короткие заметки в хрониках «семьи Симеона Логофета» (Georg. Cont. 845.5 сл.; Leo Gram. 258.18 сл.). Согласно этой версии, Прокопий выступил «со всеми западными фемами» (см.: Gay J. L'ltalie... Р. 112 suiv.).

142 На Иерии (полуостров на азиатском берегу Пропонтиды) был расположен один из пригородных дворцов, служивших для отдыха императорам (см.: Janin R. Constantinople... Р. 147).

143 Имеется в виду уже упомянутая Новая церковь, см. с. 64.

144 В условиях почти не прекращающихся византийско-арабских войн морская база Сиракузы играла исключительно важное стратегическое значение. После восьмимесячной осады город был взят 21 мая 878 г. События осады, штурма и взятия города, описанные в ряде источников, весьма драматичны. Подробно об этих событиях см.: Eickhoff Е. Seekrieg... S. 220 ff.; Lavagnini В. Siracusa occupata dagli Arabi // Bvz. 1959—1960. Vol. 29—30. P. 267 suiv.