ПЕТР ПЕТРЕЙ

РЕЛЯЦИЯ

Достоверная и правдивая Реляция о некоторых событиях, происшедших в последние годы в Великом княжестве Московском, написанная: в назидание и поучение всем верноподданным Шведской короны Пэром Пэрсоном Упсальским.

Напечатано в Стокгольме Аддерсом Гуттервицем в 1608 году от рождества Христова.

Могущественного и высокородного князя и господина Карла IX, ¹ повелителя шведов, готов, венедов, финнов, карел, лапландцев в Норландии, каян и эстон в Лифляндии, нашего всемилостивейшего господина, а также шведской державы верные мужи и советники благородные и высокородные господа, казначей Сэвед Риббинг из Фоскерийда, гофмаршал Ерген Классов из Бибю, камергер Нильс Андерсон из Форедаля, мои благожелатели и покровители.

Благородные высокородные господа, благосклонные покровители. Насколько мне известно, многие люди в стране и за ее пределами верят лживым рассказам о том, что сын бывшего великого князя Московии Ивана Васильевича Дмитрий, убитый семнадцать лет назад по наущению Бориса Годунова собственными слугами в Угличе, теперь воскрес и, воскреснув, с помощью папы и польского короля захватил власть в Московии, и после того, как он получил власть, он снова был убит и сожжен, а потом вновь воскрес и теперь ведет войну с правящим великим князем Василием Ивановичем Шуйским. Итак, об этом должны узнать истину и не может быть никаких сомнений, а только твердая уверенность в том, что не Дмитрий, подлинный сын Ивана Васильевича, был убит в Москве в 1606 г. Василием Ивановичем Шуйским, ² а Гришка Отрепьев (Griska Тrеpeia),которому иезуиты своими коварными интригами и предательскими кознями помогли захватить власть и говорили, что он не был убит, а спасся и есть подлинный сын Ивана Васильевича, для того, чтобы с его помощью получить возможность распространить свой яд, насаждать ложную религию и уничтожать греческую, которая [74] господствует почти шесть столетий. Но после того, как лицемерно выдуманный Дмитрий - Гришка Отрепьев - со своими святотатственными делами погиб, он получил расплату за предательство, которую, как известно из истории, получает каждый изменник. И поскольку Ваши милости были всегда благосклонны и щедры ко мне и стремились узнать чужие дела, я в знак благодарности за всю вашу благосклонную помощь, а также для того, чтобы Ваши милости и впредь оставались моими благосклонными господами и повелителями, посвятил Вам описание московских событий, готовый к услугаг и покорно надеясь, что Ваши милости пожелают благосклонно принять эту ничтожную работу, которая, быть может, доставит Вам некоторое удовольствие. Желаю при этом Вашим милостям всех благ, всего того, что дорого под милосердным покровительством бога, здоровья на всю жизнь и долгого благополучия, покорный и готовый к услугам.

Из Стокгольма 8 ноября 1608 года от рождества Христова.

Всегда готовый к услугам Вашей милости

Пэр Пэрсон.

Все те, кто имеет какой-либо опыт, не так несведущи и глупы, чтобы не знать или, по крайней мере, не слышать о той смуте, войне и кровопролитии, которые в истекшие годы произошли в великом княжестве Московском, или России, и имели своей причиной козни папы, польского короля и иезуитов. Поэтому, если есть сейчас кто-нибудь, живущий в стране или за ее пределами, кто не знает об этом жестоком кровопролитии, я хочу рассказать ему об этом в назидание и поучение всю правду с самого начала коротко и просто. Чтобы это сделать, как подобает, необходимо оглянуться немного назад и показать сами причины, приведшие к этим кровавым событиям.

Главная причина, видимо, состоит в том, что всемогущий бог хотел наказать всю страну тремя несчастьями, а именно: голодом и дороговизной, чумой, гражданской войной и кровопролитием, которые следовали одно за другим ³. Ибо в стране в 1601, 1602 и 1603 годах была такая дороговизна, голод и нужда, что несколько сотен тысяч людей умерло от голода. Многие в городах лежали мертвые на улицах, многие - на дорогах и тропинках с травой или соломой во рту. Многие ели кору, траву или корни и тем утоляли голод. Многие ели навоз и другие отбросы. Многие лизали с земли кровь, которая сочилась из убитых животных. Многие ели конину, кошек и крыс. Да, они ели еще более опасную и грубую пищу, а именно - человеческое мясо. Родители не щадили детей, также как и дети - родителей. В больших семьях доходили до того, что брали самого толстого, убивали его, варили или жарили и съедали. Таким образом многие расстались с жизнью. Я видел в Москве, как одна обессилевшая, очень слабая женщина, несшая своего родного сына, схватила его руку и откусила от нее два куска, съела их и села на дороге. Она, наверное, убила бы ребенка, если бы другие люди не забрали его. Никто не осмеливался открыто приносить хлеб на рынок и продавать его, ибо нищие сразу выхватывали хлеб. Одна мера ржи стоила 19 талеров, в то время как [76] ранее она стоила не более 12 эре. Люди продавали сами себя за гроши и давали в том на себя запись. Родители продавали детей, мужья - жен. Столь ужасного голода и нищеты, как в эти три года, не было ни в одном другом королевстве или стране христианской или языческой ни в мирное время, ни в войну, что я и хочу показать.

После этого несчастья пришла чума, которая была так же беспощадна, как и голод, но все-таки она была не так страшна, ибо лучше пасть от руки божией, нежели от руки человеческой. Когда чума прекратилась, началась война и смута, и всяческие беды, так что вся страна была жестоко наказана и пришла в жалкое состояние из-за этих трех несчастий, которые, видимо, были ниспосланы им за гордыню, безбожие, поклонение идолам, еретичество, зло, несправедливость и жестокую тиранию, в которую кровавый пес Иван Васильевич, московский князь, поверг как своих подданных, так и иностранцев. Но особенно жесток он был к бедной Лифляндии, грабя и сжигая ее, обирая и позоря женщин и девиц, вывозя вдов и маленьких детей, которых потом продавали в Татарию и другим народам на вечные слезы и нужду, которым не будет конца в этом мире, и они со слезами, стенаниями и страхом будут взывать к богу. Поэтому теперь всевышний внял их мольбам, и его детям и последователям пришлось искоренять безбожие и тиранию, в которые он поверг вдов и сирот. Ибо бог справедлив, велик, всемогущ и ужасен, бог над всеми богами, господин над всеми господами, вершит суд свой, не взирая на липа; что он обещает, то и выполняет, как это видно на примере детей и родственников тирана, который против воли бога, грабя и муча бесчисленное множество людей, вдов и сирот, привел их к жалкому концу. Бог говорит, что нельзя печалить ни вдов, ни сирот. Если вы печалите их, то они взывают ко мне, и я внимаю их голосу, и мой гнев будет ужасен, и я поражу вас своим мечом. Так же (В тексте "Item" (лат.)) он будет наказывать за грехи отцов до [77] третьего и четвертого поколений. Каждая душа, которая совершает такие ужасные преступления, будет искоренена за жестокость, тиранию, безбожие и несправедливость; произойдут перемены, и власть будет отобрана от одного рода и передана другому, что доказывает как библейская история, так и языческие хроники. За безбожие были изгнаны наследники Соломона из Израиля и возвысились потом последователи Натана, от рода которого родился Мессия, наш единственный спаситель. Тарквиний Великий за грехи и жестокость своего сына, которые он творил с Лукрецией, был наказан и отстранен от власти в Риме так, что имя его с тех пор никогда не произносилось в Риме ж никто из его родичей после этого не получил какой-либо высокой должности. Жестокий король Христиан ⁴ за его тиранию над подданными, духовными и светскими, дворянами и простолюдинами, всеми государственными сословиями, высокими и низкими, единодушно был лишен прав на шведскую корону вместе со своими наследниками, и в его государстве стал править славный король Густав ⁵ со своими наследниками, которого по праву можно назвать отцом реданы, что доказали закон о престолонаследии и другие его дела. Таким образом видно, какие причины устраняют один род от власти и возвышают другой.

После того, как Россия была жестоко наказана двумя бедами, чумой и дороговизной, на нее обрушилась не менее страшная третья - гражданская война, которая свирепствует уже шесть лет. Причиной гражданской войны, которая велась и ведется, явилось то, что бог захотел наказать страну за неискупимую вину тремя карами, и для этого послужил особым орудием Борис Годунов. Ибо если бог хочет наказать страну, он обыкновенно использует особые средства, при помощи которых все осуществляет. Итак, Борис Годунов был избранным оружием, корнем и началом тех событий, которые будут здесь описаны. Ибо в это время тиран Иван Васильевич Грозный закрыл глаза, что произошло в 1583 ⁶ году, и его слабые сыновья не [78] были способны управлять страной, после того как Иван Васильевич убил своего старшего сына собственным посохом лишь по той причине, что он просил отца, чтобы он не обращался так немилосердно и не по христиански с бедными пленниками, попавшими в его власть. Его второй сын Федор был от природы мягким и безвольным, короче говоря, он не имел всех пяти органов чувств, он был равнодушен к мирским делам и к власти. Он иногда ходил звонить в колокола в церковь, поэтому отец часто говорил, что он больше похож на пономаря, нежели на царского сына. Третий сын, Дмитрий, был еще совсем дитя. Поэтому конюший Ивана Васильевича Борис Федорович Годунов захватил власть и сам решал все дела. Он был любезный, умный и осторожный человек, но при этом очень лживый и злобный. Поэтому, чтобы никто не подумал, что он жаждет власти и сам хочет стать великим князем, он допустил венчать на царство сына Ивана Васильевича Федора, с которым, так как он был мягким и безвольным, никто не считался и никто его не боялся, поэтому Борис взял власть в свои руки и правил, как хотел. ⁷ Он начал сразу замышлять и строить козни, и таким образом получил возможность привести к гибели и искоренить старинный великокняжеский род, чтобы самому и своим наследникам прийти к власти и царскому величию, что будет видно в дальнейшем.

В Московии в старину был обычай, когда великий или удельный князь или боярин имел бесплодную жену ⁸, у которой не было детей, он должен был уведомить об этом патриарха и, дав ему доказательства бесплодия своей супруги, заявить, что хочет развестись с ней и получить разрешение взять другую, с которой он может иметь детей.

По этому же обычаю решала Дума в Московии, когда великая княгиня оказывалась бесплодной и не могла иметь детей от великого князя. Она должна была удалиться в монастырь, а князь женился на другой, от которой он мог иметь наследников. Сестра князя Федора Ивановича [79] Милославского ⁹ (В тексте "Zislouskis") была из знатнейшего рода в государстве. Но Борис, который имел другие намерения, запретил совершить этот брак и повел другую игру. Он вел тайные переговоры с патриархом, чтобы тот никоим образом не давал согласия на это, и отговаривался тем, что произойдет зло, война и другие беды, если у великого князя появятся наследники и придут в совершеннолетие при живом Дмитрии. Патриарх, внимая речам Бориса, позволил уговорить себя, так что решение, которое приняла Дума, не имело успеха. Тогда Борис, по совету патриарха, приказал тайно увести девушку из дома, заточить ее в монастырь и постричь в монахини, где она должна оставаться до самой смерти. Никто не осмелился возразить, ибо Борис с патриархом имели полную власть. Когда другие бояре сказали, что надо найти другую невесту великому князю, то Борис и патриарх возражали против этого, сказав, что в государстве нет другой равной великому князю, с которой он мог бы вступить в брак, поэтому великому князю надо довольствоваться тем, что он имеет, из этого можно легко понять, что Борис жаждал власти, ибо он не позволил великому князю по обычаю вступить в другой брак и стране получить наследника.

Ясно, что Борис имел намерение сам стать великим князем, ибо когда он увидел, что его замысел удался, он вознамерился сразу после этого устранить с дороги Дмитрия, который до достижения совершеннолетия находился в Угличе. Он опасался, что если великий князь Федор умрет, то пока жив Дмитрий, ему не удастся захватить власть. Поэтому, задумав исполнить свои намерения, обратился он к молодым дворянам двора Дмитрия, дав им большие подарки и посулив дать в тысячу раз больше, если они каким-либо образом умертвят Дмитрия. Они позволили ослепить себя подарками и оглушить посулами, и поступили как Иуда: предали и убили своего господина. Ибо те, на кого он надеялся, напали на него, те, которые ели его хлеб, убили [80]

и предали его раньше, чем он заметил это. Это произошло так, как было условлено у них с Борисом. В полночь устроили они пожар в городе и пошли во дворец к Дмитрию, ибо знали, что он выйдет на улицу посмотреть, как народ тушит пожар. И когда он, спускаясь по лестнице ¹⁰, выходил из дворца, наемники вынули свои смертоносные кинжалы, убили его и сразу побежали к пожарищу, крича, что Дмитрий убит, от чего люди испугались и, бросив тушить пожар, побежали ко дворцу. Когда они прибежали туда и увидели, что все сказанное правда, они так разъярились, что убили всех слуг Дмитрия, которые там были. Они сказали: из-за этих предателей все мы будем наказаны, когда великий князь в Москве и Борис Годунов узнают об этом. Поэтому мы хотим отомстить за его смерть неверным слугам. Мы же в этом неповинны и сами потеряли по их вине в огне свои дома и имущество. Но Борис, обладавший властью, узнав об этом, не посчитался с тем, что они лишились и домов, и имущества, что некоторые из предателей, которых он нанял, были убиты, покарал именитых горожан и купцов веревкой и топором, тюрьмой и застенком, и другими казнями, поверг их без жалости в нужду и немилость. Сам же он притворился, что сердечно жалеет Дмитрия и не хотел его смерти, оплакивая и скорбя перед народом, в то время, как сердце его ликовало от радости.

Не удивительно, что Борис приказал наказать горожан в Угличе по той причине, что они убили некоторых нанятых им предателей, и он обвинил их в смерти Дмитрия потому, что в Московии есть обычай, когда кто-либо низкого или высокого звания, крестьянин или господин, выступит против великого князя, то должен быть наказан не только он сам, но и его жена и дети, и все те, кто ему помогал.

Об этом нами сказано уже достаточно, теперь мы хотим вновь перейти к самим событиям и посмотреть, что делал дальше Борис. Хотя теперь Борис знал, что Дмитрий мертв, он не верил сам себе, и для того, чтобы окончательно убедиться в этом, он отправил туда не только [81] своих слуг, но и одного из знатнейших бояр, Василия Ивановича Шуйского, который правит теперь в Московии, чтобы он доподлинно узнал и удостоверился, что Дмитрий на самом деле убит. Я если это окажется правдой, то он должен был похоронить его там. После того, как он узнал правду, он приказал похоронить Дмитрия в ближайшем ко дворцу монастыре с почетом по их обычаям, а дворец разрушить. Дворец я видел собственными глазами и был на лестнице, на которой, как говорят, он был убит, и много раз слышал от высокородного Шуйского как в Москве, так и в военном лагере, что он похоронил подлинного сына Ивана Васильевича Дмитрия, в том он давал клятву.

После того, как Дмитрий был убит, Борис, не опасаясь более, что он сможет причинить ему какие-либо препятствия в делах, стремился всеми способами восстановить мир между Швецией и Россией с тем, чтобы когда страна обретет тишину и спокойствие и не будет иметь ни внешних, ни внутренних врагов, он смог осуществить те замыслы, которые уже начали осуществляться. Ибо год спустя после заключения мира в Тиесе между Россией и Швецией, в 1594 году почил великий князь Федор Иванович ¹¹, его свояк, и некоторые думали, что Борис его отравил. А пока он лежал на смертном одре, пришли к нему бояре спросить, кто после него возьмет власть и станет великим князем, ибо наследника в стране не было. И отвечал, что передаст свой скипетр перед смертью. И когда настало время и пробил его час, он постригся в монахи (ибо у них такой обычай, и они твердо верят, что тот, кто наденет перед смертью монашеское облачение, обретет вечное блаженство в раю, о других же это неведомо), и передал скипетр свой Никите Романовичу, ¹² который был его ближайшим другом, что Борису пришлось не по душе и вызвало его раздражение. После того, как он был назначен конюшим и воеводой, он отправился к стрельцам, выдал им жалованье и выступил с ними к Серпухову против татар, которых тогда там было много тысяч, и заключил с ними мир, [82] обещая ежегодно выплачивать дань. Поэтому татары ушли своим путем, и сразу после их отступления Борис сладкими речами, обещаниями, уговорами и подарками начал вести переговоры с воинскими людьми, чтобы они избрали его царем и великим князем русским против воли бояр и дворян Москвы, обещая служить ему не на живот, а на смерть, против всех, кто не соглашался с их действиями. Поэтому он сразу двинулся с воинскими людьми к Москве. А там не нашлось никого, кто выступил бы против него, все согласились с тем, что было сделано, и венчали его на царство. Всех бояр, которые были против него, и тех, кому умерший великий князь завещал свою державу, а также всех тех, кто принадлежал к роду Ивана Васильевича, приказал он мучить немилосердно и отнять у них все движимое и недвижимое имущество, которое им принадлежало.

После того, как Борис Годунов захватил власть после смерти Федора Ивановича, многие возненавидели его, как духовные, так и светские люди, и было много таких, которые охотно отняли бы у него власть. Но не нашлось никого, кто бы осмелился укусить эту лису. Многие отрубили бы ему голову, но никто не осмеливался взяться за топор. Поэтому Борис продолжал править до тех пор, пока не пришел один монах, который лишил власти его и его род, и поступил с ним так, как Борис поступил с родом и наследниками Ивана Васильевича. Этот монах был низкого происхождения, родом из Ярославского княжества и звали его Гришка Отрепьев. Он был порочным и плутоватым, поэтому родители отправили его в монастырь, который назывался Чудов (Timouka) , чтобы монахи, которые вели суровый и праведный образ жизни, воспитали его и позаботились о том, чтобы он исправился и вел праведный образ жизни. Но Гришке не понравилась жизнь в монастыре и, едва увидев свою келью, он убежал из монастыря. И так как он был неисправимым плутом и хитроумным чернокнижником, а также был осведомлен из хроник о московских [83] делах, ¹³ то направился сначала в Путивль, а оттуда в Киев в монастырь, где был хорошо принят. Он достиг совершенства в своем плутовстве, и сумел так проявить себя, что понравился настоятелю монастыря и тот рекомендовал его воеводе Адаму Вишневецкому ¹⁴. Тот сразу взял его к себе на службу и обучил его всяким рыцарским играм, фехтованию, турнирам и т.д. Кроме того, он был очень способным и послушным, стремился вникать во все дела. Он тем еще отличался от других, что одна рука у него была немного длиннее другой, на левой стороне носа у него была бородавка, волосы были темные и жесткие, выражение лица кроткое; роста он был небольшого и коренастый. Поэтому им казалось, что он может участвовать во всех авантюрах, и, посоветовавшись друг с другом, князь и настоятель монастыря решили послать его к сандомирскому воеводе Острожскому, который был одним из знатнейших людей государства в Польше и Литве и т.д., где он тотчас же отдал себя во власть дьявола. Ибо как только иезуиты увидели его внешность и телосложение, они сразу подумали о том, что Иван Васильевич имел сына, который обличьем был похож на Гришку и был убит несколько лет назад. Иезуиты обдумали свои намерения и то, как их можно было осуществить с его помощью, ибо они сразу по совету воеводы начали внушать ему, что если он последует их советам, то может достичь большой славы и величия, благодаря тому, что имеет на своем теле такие же знаки, какие некогда имел сын Ивана Васильевича Дмитрий. Для этого он должен теперь же назваться Дмитрием и объявить себя подлинным сыном Ивана Васильевича и законным наследником престола, которого Борис Годунов незаконно лишил власти. Тогда они окажут ему надежную поддержку и помогут золотом, деньгами, лошадьми, военным снаряжением и всем, что потребуется, чтобы захватить власть в стране, но при условии, что когда он обретет величие и займет престол великого князя Московии, он должен взять в жены дочь сандомирского воеводы, упразднить греческую [84] религию и насадить папистскую. Выслушав это, Гришка не медлил, а сразу согласился на все, дав письменную и устную клятву исполнить все их условия. Ее подписали также его покровители и наставники - иезуиты, папа, и Рим, обещая помощь и поддержку во всех делах. Воевода Острожский ¹⁵ повез его после этого к королю Сигизмунду в Польшу, где ему была устроена пышная встреча. Он сидел за королевским столом и, как только он об этом попросил, получил разрешение нанимать войска. От папы получил он деньги, а недостающие дали ему взаймы два воеводы в таком количестве, что для этого они должны были лишиться всего своего движимого и недвижимого имущества и всего, что они имели. Он вооружил 12 000 человек и сразу направил их через русскую границу. А после того, как они узнали, что Борис когда-то в прошлом строго наказал донских казаков ¹⁶ за их непокорность и разбой, которым они занимались на границах, и казаки затаили зло на него, Гришка сразу отправился к ним и вступил в переговоры с ними, слезно жалуясь на то зло, которое не по христиански причинил ему Борис, и сказал, что он подлинный сын Ивана Васильевича и ему по закону принадлежит великое княжество Московское, из которого Борис его предательски изгнал, и строил козни и посягал на его жизнь и благополучие. А после того, как он чудом спасся из силков Бориса, так что он теперь не может причинить ему зла, он зашел так далеко, что папа и польский король сжалились над ним, посочувствовали его справедливому делу и помогли ему войском, при помощи которого он пытается добиться удачи. Поэтому желает он, чтобы казаки, за которых он полагается и к которым он испытывает доверие, по справедливости и из христианского сострадания оказали бы ему поддержку в справедливом деле и помогли бы занять трон своего отца. Тогда, как только он получит корону, наградит их по царски не только одеждой и деньгами, но и поместьями и домами.

Когда казаки услышали это, их сердца забились от [85] радости, ибо они получили возможность отомстить Борису за своих братьев, наказанных за разбой. И они с простертыми к нему руками сказали: "Да!", согласились служить ему не на живот, а на смерть и признали его своим господином. Они доказали это сразу, как только перешли границу и подошли к Чернигову ¹⁷, потребовав сдаться, так как с ними подлинный наследник, и Гришка обратился к гарнизону с теми же словами, которые он перед этим говорил казакам. Бывший там воевода князь Иван Токмаков размышлял не очень долго, так как он не был расположен к Борису. Он сразу же сдал город и признал Гришку своим господином. Эту крепость Гришка использовал в интересах своих и иезуитов. Как только его войска оказались внутри крепости, он оставил там польского полковника, а сам отправился вглубь страны и захватил еще пять крепостей. Казаков было 12 000, они все время наблюдали за крымскими татарами и сообщали об их действиях. У них был полковник, которого звали Корела, он был большой колдун, и при помощи его искусства и волшебства Гришка достиг многого. ¹⁸

После этих побед и успехов Гришка направился в Путивль, который по величине мог сравниться с Новгородом, где жили волжские казаки; их было 8000. В этом городе была резиденция воеводы Михаила Михайловича Салтыкова. Поначалу он не хотел сдавать город Гришке. Тогда донские казаки обратились к волжским, говоря, что подлинный наследник с ними, они жаловались на жестокость и несправедливость, причиненные им Борисом, и говорили, что такая же участь ожидает со временем и волжских казаков за их верную службу. "Чтобы вам, также как и нам, было хорошо, давайте держаться друг друга. У нас теперь есть хорошая возможность отомстить Борису и его сторонникам". Они поверили этим словам, и все перешли на сторону Гришки. Когда воевода, охранявший город, узнал об этом, он сдал город Гришке и стал служить ему.

В то время, когда окраины пришли в возмущение и [86] Гришке удавалось все, что он предпринимал, так как никто не противостоял ему, Борис, поняв это, начал призывать стрельцов со всей страны в Москву и приказал им выступить против Гришки, который объявил себя сыном Ивана Васильевича и назвался Дмитрием.

С этой же целью отправил Борис своих посланников к римскому императору и королю Христиану IV датскому ¹⁹, сетуя на то возмущение, которое учинили поляки с Гришкой в его стране и которое он без помощи других государей не может подавить до тех пор, пока многие его подданные верят злостному обману поляков, а у него мало иноземных солдат. Поэтому, если римский император благоволит к нему, Борису, то пусть он поможет ему войском. А так как римский император желал, чтобы папистская религия распространилась и поддерживал папу и его сторонников, объединенных в святую, а скорее проклятую лигу, (В тексте "Santa Potuis maledicta Liga" (лат.)) посол Бориса ничего не добился и остался с длинным носом. Помощь, которую он ожидал от своего предполагаемого свояка и союзника короля Дании, не поступала, как не осуществились и те намерения, которые он задумал, чтобы подчинить себе многие страны и владения, для чего собственно они и хотели породниться, как стало достоверно известно в Московии от слуг герцога Ганса, как немецких, так и датских, о чем я имею достоверные сведения и утверждаю это. Но бог из своего непостижимого милосердия сразу уничтожил те замыслы, которые были связаны с предполагаемым родством, и был с нами и шведской державой, так что наши души ускользнули, как птицы из силков птицелова.

После того, как стрельцы собрались, Борис послал двух больших бояр к ним в лагерь. Одного из них звали Петр Федорович Басманов, он был воеводой в Новгороде. Следует знать, что в России есть три Новгорода, один называется Великий Новгород, который расположен близ наших границ. Другой, который лежит на казанском пути, [87] называется Нижним Новгородом. Третий и есть тот самый Новгород, где был воеводой Басманов, он называется Новгород Северский. Басманов вел себя мужественно и по-рыцарски. Когда враг подошел к городу, осадил его и подверг обстрелу и штурму, он принял бой и отбросил врага назад, не обращая внимания на то, что противник поджег деревянные укрепления и полностью разрушил башни крепости. Погасив пожар, он атаковал лагерь врага и вынудил его оставить поле битвы и поспешить оборонять лагерь, и тогда люди Бориса приняли первый бой с противником, который произошел в день св. Фомы в 1604 году. Но так как у Басманова было недостаточно сил, то он должен был вновь вернуться в город, ибо русские, которые были на другой стороне в сражении, не хотели первыми выступать против врага, за исключением иноземцев, которых было не более 600 человек. В этом сражении сильно пострадал старший воевода князь Федор Иванович Шуйский, он упал с лошади, и Гришка сильно потрепал бы русским шкуру, если бы иностранцы не проявили мужества, а Басманов не вернулся бы в крепость. Там было 2000 русских и 70 иностранцев, и после того, как их воевода пострадал, они ушли назад в свой лагерь и там тихо отсиживались четырнадцать дней, пока их военачальник не исцелился.

Здесь должен я вспомнить и второго боярина, которого Борис послал к войскам, и рассказать, как он вел себя. Его звали князь Василий Михайлович Мосальский. Борис послал с ним 25 000 рублей для своего войска. Но он не нашел дороги к людям Бориса и попал к Гришке: там он был превосходно принят, они встретили его с дудками и барабанами с большим почетом, и он стал Гришкиным маршалком (военачальником). Деньги, которые он вез с собой, Гришка роздал своим казакам. Поляки же не получили ничего, поэтому они отказались служить и не хотели сделать ни одного выстрела до тех пор, пока не получат денег. Поэтому воеводы Острожский и Вишневецкий, бывшие при [88] Гришке, должны были отправиться в Польшу, чтобы добыть побольше людей и денег, что они и сделали, и привели с собой 2000 поляков. После того, как они были так обижены, Гришка больше не осмеливался оставаться здесь, тем более, что увидел, что крепость он взять не сможет, и тогда он отправился к другому городу, который он и захватил.

Когда военачальники Бориса узнали об этом, они выступили за ним и остановились в трех милях от того места, где Гришка разбил свой лагерь. Но так как они не знали, сколько войска у Гришки и какова обстановка в лагере, они не осмеливались подойти ближе, а тоже расположились лагерем. И так как это место было плодородно и изобиловало травой и съестными припасами, то свыше 7000 человек войска начали его грабить и опустошать. Но когда они отошли на милю от лагеря, то встретили четыре польских отряда, которые заставили их не грабить и опустошать, а делать нечто иное. При этом поляки убили 4000 человек. Те, которым удалось избежать этой участи, бежали сломя голову в великом страхе в свой лагерь, напугав всех, кто там был, так что на следующий день они окружили себя толстым слоем валежника. Но на третий день они вновь обрели мужество. Они отобрали 12 000 добровольцев из лучших и храбрейших воинов, которые должны были узнать, где находятся враги. И когда они обнаружили их, и враги увидели русских, они не замедлили напасть на них и вступить с ними в бой, который продолжался несколько часов. А когда наступила ночь, они разошлись, и каждый направился своим путем. Поляки убили в этой схватке две тысячи русских и 1000 захватили в плен. Русские захватили всего одного пленного и были этим довольны, полагая, что им выпала большая удача захватить пленника. Когда они вернулись в лагерь и привели бедного пленника к начальникам, он был допрошен. А он был пьяница, попросил дать ему вина и пива и тогда обещал сообщить все сведения, в противном же случае отказался. За это начальники [89] рассердилисъ на него и приказали пытать, от чего он и умер. А так как они не получили от него никаких сведений, то раздели его донага и повесили на сосне. Но начальники были озабочены тем, что не получили никаких сведений от пленного и не знали, что им делать, идти вперед или возвращаться назад. Тогда они все-таки решились на последнее, объявив тревогу, что завтра они должны быть готовы во всеоружии выступить против врага. Когда наступило утро, каждый вооружился и к полудню они вышли из леса на равнину. Но Гришка недолго медлил, а сразу пошел в наступление и насел на русских со всем своим войском так, что они стали отступать к лагерю. Иноземцы, бывшие при этом, атаковали на равнине Гришину полевую артиллерию и выбили ее оттуда. Когда русские увидели это, они воодушевились и пришли на помощь иноземцам, и так храбро ударили вместе с ними по Гришиным людям, что те бежали, и Гришка проиграл сражение. Русские победили благодаря предусмотрительности и мужеству иноземцев. Иноземцы тогда же захватили бы и Гришку в плен и погнали бы врага дальше, если бы начальники, заметив это, не послали за ними, запретив им преследовать врага. В этой битве, происшедшей 20 января 1605 года, Гришка потерял 8000 солдат, войсковые литавры и всю свою полевую артиллерию. Борис потерял 5000 русских и 25 иноземцев.

Теперь, когда Гришка был разбит, он отступил к Путивлю, где у него был прекрасный дворец, и написал в Польшу, прося помощи. Люди Бориса подошли к городу Рыльску, которым владел Гришка, но так как у них было мало порядка, они не смогли ничего сделать и с позором ушли оттуда. Среди них не было единства; одни хотели на север, другие - на запад, одни хотели домой, другие - сражаться. Из-за этого Борис сильно разгневался и написал им, что если они не хотят впасть в великую немилость, то не должны расходиться по домам до тех пор, пока не прогонят врагов из страны и не возвратят всех владений. [90] Когда войска Бориса подошли к крепости Кромы, там было 6000 донских казаков во главе с их начальником Корелой. Там они стояли шесть недель, все время перестреливаясь с врагами, так что ни один день не обходился без многих жертв. У русских не было порядка, и у них чесались уши от желания получить нового повелителя. Они не хотели ничем поступиться для дела. Иноземцы подожгли крепость и штурмовали ее, чтобы войти в город. Когда русские начальники увидели это, они побежали к ним и вернули их назад, сказав, что великий князь приказал не штурмовать крепость, а взять ее измором, чтобы сохранить своих людей.

Пока они действовали столь опрометчиво и ничего не делали, в Москве умер великий князь Борис Годунов. Некоторые считали, что он покончил с собой с горя и досады из-за лжи и неверности, которые обнаружил в своих военачальниках и многих подданных, а также от того, что не смог получить никакой помощи от союзников - римского императора и датского короля. Другие же считали, что он был отравлен, А как это было на самом деле, я не знаю, мне об этом ничего неизвестно, одно лишь совершенно верно, что он умер внезапно.

После смерти Бориса в Москве присягнули и поклялись в верности его сыну Федору Борисовичу. Затем послали гонца в лагерь объявить войскам, что они должны сделать то же самое: принести присягу молодому государю и доказать ему свою верность и покорность. Но так как между их военачальниками не было согласия, перессорились между собой и солдаты. Те кто хорошо относился к Борису, присягнули его- сыну, другие отошли от них и устроили в лагере бунт, послали ночью к врагам-казакам, которые находились, в городе, порох и свинец и сказали, что хотят быть с ними заодно, а чтобы им можно было это сделать, пусть они нападут на тех воинских людей, у которых была артиллерия и которые размещались по левую сторону от крепости, ибо там были самые ярые противники Гришки. [91] Казаки сделали так, как их научили и, посоветовавшись между собой, напали всеми силами, и тогда в лагере возникла смута, одни бежали туда, другие - сюда. Те, которые кричали "Дмитрий", вставали на одну сторону, а те, которые кричали "Федор", - на другую, нападая друг на друга, и когда они ослабели, казаки вместе с предателями набросились на них (а всего их было полторы сотни из целой тысячи) и выбили их из лагеря, захватили, некоторых воевод в плен, среди которых был Иван Иванович Годунов и Михаил Глебович Салтыков, ²⁰ воевода и наместник нотебургский, и жестоко терзали их.

После того, как Гришкин отряд таким способом увеличился, многие знатные бояре склонились к нему и послали князя Ивана Ивановича Голицына ²¹ к Гришке, покорнейше умоляя, чтобы он простил их за то, что они выступали против него, ибо они были обмануты. Но после того, как они узнали правду, припадая к его ногам, они просят милости и хотят доказать ему свою преданность и, если он согласен на их предложение, они окажут ему содействие в овладении отцовский наследством, помогут отобрать престол у врагов, рискуя жизнью и имениями. Когда Гришка получил это радостное известие, он не медлил, а привел в готовность людей и сразу двинул их к городу Орлу, где отступники ожидали его прибытия, а затем двинулся вглубь страны, не встречая никакого сопротивления. Теперь он был отважен, т.к. имел достаточно войск, и ему не грозила никакая опасность. Куда он ни приходил, все вставали на его сторону. Но когда на тридцатый день он подошел к Москве, то выжидал восемь дней, чтобы узнать, что предпримут сторонники Годунова, и написал к народу в Москве, что он подлинный наследник престола, и поэтому они должны доказать ему свою верность и покорность, которые являли его отцу, схватив его злейших врагов Годуновых. Но москвичи не решились это сделать, а пошли к князю Василию Ивановичу Шуйскому, ныне правящему великому князю, попросив его не скрывать от них правду, а сказать, на [92] самом ли деле он приказал похоронить Дмитрия, сына Ивана Васильевича, который, как говорят, был убит в Угличе. И он ответил, что Дмитрий избежал козней Бориса Годунова, а вместо него был убит сын священника, он же и был похоронен. А Дмитрий жив и ждет, когда придет его время.

Почему Василий Иванович сделал это, несмотря на то, что знал правду, может понять всякий, кто имеет разум. Дело в том, что он сам намеревался таким образом прийти к власти и стать великим князем, как это и произошло теперь. Когда люди получили от него такой ответ, они дружно кинулись ко дворцу и схватили Федора, сына Бориса,, которому прежде присягали на верность. Они схватили также великую княгиню, жену Бориса, и ее дочь, и всех прочих из рода и двора Бориса, разграбив все их имущество, так что Годуновы, которые раньше были знатными господами и правили страной, стали теперь бедными пленниками и были безжалостно уничтожены.

И все-таки, хотя этот беглый монах и подлый - тиран Гришка Трепеев захватил в свои руки многие города и крепости, и вся страна покорилась ему и никто больше не сопротивлялся ему, Гришка боялся того, что в лице Федора появится умный, ловкий и осторожный наследник, который, обретя силу и придя в совершеннолетие, в будущем не только причинит ему неприятности, но и лишит его власти. Поэтому Гришка сговорился с подьячим, которого звали Иван Богданов, что тот отправится в Москву и тайно уничтожит обоих, мать и сына, и распространит в народе слух_г что они сами отравились. А дочь он должен держать под надежной охраной до тех пор, пока он сам не прибудет в Москву. Подьячий с усердием все исполнил согласно воле своего господина. Как только он прибыл в Москву, он удушил мать и сына и распространил в народе слух, что они отравились, но на самом деле они были насильственно умерщвлены, и следы от веревки, которой они были задушены, я видел собственными глазами вместе со многими тысячами людей. [93]

Теперь, когда все это было исполнено, Гришка с великим торжеством и радостью отправился в Москву и вступил туда 18 мая 1605 г. и 21 июля был коронован царем и великим князем московским.

Первое, что сделал Гришка после коронации, это велел выкопать тело Бориса Годунова из царской могилы и положить его вместе с сыном Федором Борисовичем и его матерью великой княгиней Марией Малютиной на окраине города в простой безлюдной церкви. Его дочь, Аксинью Борисовну, невесту короля Дании, он лишил девичества и сослал в монастырь, где она была пострижена в монахини и должна была оставаться до конца дней своих.

Те мучения, которым Борис подверг детей и род Ивана Васильевича, не минули и его детей и род. Гришка отплатил ему той же монетой, так что немногие из обоих родов остались в живых.

Когда с этим было покончено, он вспомнил свою клятву и обещания, которые дал в Польше, о том, что как только он получит власть, он всеми силами начнет способствовать распространению папистской религии. Поэтому он сразу же приказал, чтобы иезуитам, пришедшим с ним в страну, отдали самый большой двор, какой только есть в Москве, с тем, чтобы они могли там совершать богослужения своему ложному богу. И для того, чтобы это безбожное учение Антихриста имело здесь успех и распространилось, папский легат Антоний Лонгинус (Так в тексте, вероятно опечатка, должно быть "Ронгинус" - Рангони) находившийся при дворе короля Сигизмунда в Польше, послал туда своего племянника с четырьмя иезуитами, которые должны были распространять свою религию, благо они приобрели сильного покровителя и патрона, который признавал папистскую религию и старался сделать все по воле папы, не желавшего ничего, кроме утверждения своей ложной веры. И подобно тому, как папа есть орудие сатаны, которым тот совращает [94] бесчисленное множество людей, Тришка стал теперь орудием папы, посредством которого тот намеревался искоренить греческую религию и ввергнуть ее во мрак, ярмо, рабство и вечное проклятие, и подчинить ее воле дьявола, что и произошло бы, если бы ныне правящий великий князь Василий Иванович Шуйский не воспрепятствовал этому. Ибо после того, как иезуиты получили разрешение на мессу и проповедь, и делали, что хотели, а Гришка им покровительствовал и защищал их, никто не осмеливался перечить им и его невесте, дочери сандомирского воеводы, а также ее отцу Острожскому. (Так в тексте) В качестве посла польского короля Сигизмунда в страну прибыл Александр Корвино Гонсевский с тремя тысячами человек, чтобы украсить свадьбу, которая должна была вскоре состояться. Их сопровождали двенадцать иезуитов, которые должны были уговаривать грубых и невежественных русских людей принять ложную религию, если же они не захотят этого добровольно, то принудить их силой. Но свадьба, которая во всем великолепии началась 8 мая 1606 года, закончилась слезами и скорбью 17 мая, ибо Гришка был убит вместе с 1702 поляками, невеста, ее отец и брат, а также посол короля Сигизмунда были схвачены. Это произошло так. После того, как Гришка совершил свое злое дело, он открыл свои замыслы воеводе Василию Михайловичу Мосальскому, который был его советником и доверенным лицом и который ранее доставил Гришке 25 000 рублей от Бориса. Но как только тот узнал, какие намерения имеет Гришка, желая уничтожения их религии и погибели русских, он рассказал о замыслах и кознях Гришки некоторым из боярской Думы в Москве, за что впоследствии был пожалован ныне правящим великим князем Василием Ивановичем Шуйским воеводством в Кексгольме.

Теперь, когда бояре узнали и увидели, что Гришка начал каждодневно осуществлять свои замыслы, а именно: упразднять в стране греческую религию и вводить новую [95] папистскую, обогащать иноземцев, ставить поляков выше русских, не допуская никого из них к себе без разрешения поляков. Польскому королю Сигизмунду, который оказывал ему всяческую помощь и содействие, благодаря чему он получил власть в Московии, он обещал уничтожить мирный договор, заключенный между Россией и Швецией, и начал уже выполнять это, для чего приказал привезти к Иваягороду много тысяч бревен, чем он, видимо, хотел показать, какую ужасную бойню он готовит Шведскому государству и намерен приказать повесить и лишить головы тех своих подданных как высокого, так и низкого звания, которые не хотят принять римскую религию. Он приказал готовить пир на 17 мая. Но лир этот для них плохо кончился, как было уже сказано. Ибо некоторые из боярской Думы в ночь накануне пира велели объявить народу от имени Гришки, чтобы утром, как только рассветет, все собирались и шли ко дворцу. Когда настал день, множество людей собралось у дворца вместе с князьями, боярами и дворянами, которые были связаны с князем Василием Ивановичем Шуйским. Знатные люди сразу же по обычаю прошли в переднюю к Гришке, сказав иностранцам, которые были в охране, чтобы они стояли тихо и не двигались и отдали русским свои шпаги, если хотят, чтобы их пощадили. Они испугались этих угроз и выполнили требования: стояли тихо и не брались за оружие, а русские отобрали у них шпаги.

Когда это произошло, и русские не опасались больше страза, Шуйский приказал бить в набат, от чего Гришка, спавший сладким сном со своею невестой, проснулся ж вышел спросить, почему произошел пожар, так как били в те колокола, в которые бьют, когда начинается пожар. А когда Гришка вышел, то увидел, что дело совсем не в пожаре, а в чем-то другом. И когда он понял, что дело касается его, он вернулся в свои покои, надел кафтан и с саблей в руке выпрыгнул в окно, думая, что ему удастся уйти и скрыться. Но когда он прыгал, то повредил ногу, и [96] бояре, которые были там и караулили его, схватили его и привели в большой дворец, в котором великие князья имели обыкновение принимать иноземных государей и послов.

Пока все это шумело и бушевало, и звонили колокола, Шуйский повелел объявить народу, что поляки были в полном вооружении и хотели перебить думных бояр, занять Москву и сделать русских своими рабами. От этого люди пришли в великую ярость и бросились по приказу Шуйского на дома и дворцы поляков, и убили из них 1702 человека, так как они, ничего не подозревая, были объяты сном, выпив много вина и пива, и не смогли защищаться, будучи застигнуты врасплох.

Затем Шуйский с боярами и дворянами пошли во дворец к Гришке. Он держал в одной руке золотой крест, а в другой - длинный нож. Как только они вошли, один из бояр сразу стал бранить Гришку, говоря, что он совсем не сын Ивана Васильевича, а лжец, мошенник и предатель. От этого Гришка разгневался и разрубил ему саблей лоб, от чего тот умер, других же бояр он попросил, чтобы они пошли к его матери и спросили у нее, родной ли он ее сын или нет. Если она скажет, что нет, то пусть тогда они выдадут его народу и прикажут забить его насмерть камнями. Когда он сказал это, Шуйский пошел к его матери и спросил ее об этом. Но она совершенно отрицала это, сказав, что она совсем не его мать и что она никогда не рождала на свет иного сына, кроме Дмитрия, который был убит в Угличе. Когда Щуйский возвратился с таким ответом и поведал об этом боярам, один из них, которого звали Михаил Игнатьевич Татищев, встал и ударил его (Т.е. Дмитрия) саблей по голове, и тогда все остальные последовали его примеру, стали рубить его саблями и топтать ногами, и приказал отнести его на площадь к народу и положить в чем мать родила на стол и объявить, что он мошенник и изменник, а не сын Ивана Васильевича. Выдал же себя за его сына по наущению иезуитов, которые научили его этому злодейству. У Гришкиных ног под столом был брошен [97] знатный боярин Басманов, о котором уже говорилось ранее, и который теперь был убит. И так как он держал сторону Гришки, они взяли веревку и привязали его ногу к Гришкиной ноге, дабы они лежали вместе на площади три дня, и чтобы каждый увидел, что беглый монах и осквернитель девственности на самом деле мертв. После того как все увидели его конец, повезли его на телеге на заброшенное кладбище и там зарыли. Но спустя два дня после его погребения ударил сильный мороз и тогда люди пошли к ныне правящему великому князю Василию Ивановичу и покорно попросили разрешения зарыть еретика и изменника в другом месте, сказав, что большой мороз, погубивший урожай, случился от того, что бог разгневался и захотел наказать их за то, что они закопали Гришку в освященной земле, а он этого не достоин, так как отрекся от греческой религии и распространял римскую. Чтобы успокоить народ, Шуйский приказал выкопать его тело и вывезти из города на неосвященную землю, что сразу и было исполнено. После чего разожгли костер, бросили его уда и сожгли дотла, а прах развеяли по ветру, чтобы он нес прочь весь яд, который распространял Гришка.

Так Гришка встретил свою плачевную смерть и достойный конец. Однако нашлись такие люди, которые говорили, чтО он спасся и жив, и на самом деле является подлинным сыном Ивана Васильевича, что может быть только грубой ложъю и выдумкой иезуитов, которые были причиной этой ужасной кровавой бойни, а простые люди были обмануты им так, что поднялись друг на друга и еще поныне расплачиваются за бунт и войну. И как теперь из истории известно, подлинный сын Ивана Васильевича убит и похоронен в Угличе, а Гришка, который по наущению дьявола и иезуитов выдал себя за Дмитрия, был убит в Москве, похоронен и снова вырыт и развеян по ветру. В дополнение к тому, что Гришка никоим образом не был подлинным Дмитрием, каждый здравомыслящий человек, имеющий разум и не желающий быть увлеченным ложью, [98] может более чем достаточно убедиться в этом на основании следующих аргументов,

Ибо, во-первых, если бы Гришка был подлинным, а не ложным Дмитрием, то к тому времени, когда он получил власть в Московии, ему должно было быть не более 22 лет. А Гришке монаху, который так быстро получил власть, было больше 30 лет в то время, когда он благодаря своему дьявольскому искусству и козням иезуитов добился успеха в Московии.

Во-вторых, когда свершилась его коронация, в Москву явился монах из того монастыря, в котором раньше был Гришка, и опознал его и сказал во всеуслышанье в городе перед всем народом, что Гришка лжец и мошенник, и не Дмитрий, родной сын Ивана Васильевича, за которого он себя выдает. Он (монах) учил его (Гришку) читать и писать и хорошо знал его и его род. Когда люди услышали это, схватили они монаха и привели его к Гришке. Но монах был бесстрашен и стоял на своем, сказав Гришке в глаза, что он погубил себя ложью и предательством, за что Гришка приказал его без суда безжалостно бросить в реку и утопить.

В-третьих, когда это произошло, ныне правящий Великий князь Василий Иванович Шуйский уверял, что он совсем не Дмитрий, за которого себя выдавал. Поэтому Гришка приказал схватить его и отвести на площадь и положить его голову на плаху, намереваясь обезглавить его, если он не возьмет своих слов обратно и не признает всего сказанного им за ложь. Но так как смерть всего горше, а жизнь сладка и мила, то он из человеческой слабости и признал ложь за правду, не осмеливаясь предпочесть честь и правду лжи и жизни. И поскольку у русских в обычае поступать так, то и его нельзя винить в этом.

В-четвертых, после того как стал распространяться этот слух, и Гришка стал сильно изменять власть и религию, многие стали подозревать Гришку и сомневаться, действительно ли он настоящий Дмитрий. Узнав это, Гришка пошел [99] к здравствующей Великой княгине вдове Ивана Васильевича, которую он называл своей матерью, и сказал ей, что он намерен приказать выкопать сына священника, который был убит вместо него и похоронен по-княжески, и похоронить в другом месте в соответствии с его сословием и положением. Но мать была против этого и не соглашалась, так как она хорошо знала, что это ее подлинный сын убит и похоронен в Угличе. Великая княгиня тайно открыла это одной лифляндке, которая была захвачена в плен во время московитской войны и находилась у нее в услужения, что Гришка, который выдавал себя за Дмитрия, не был сыном ее или Ивана Васильевича. Из этого каждый может увидеть, если бы Гришка был ее настоящим сыном, она охотно бы согласилась на вскрытие могилы, так как этим она упрочила бы его власть и отвела от него подозрения и сомнения, которые питал к нему народ.

В-пятых, если бы Гришка был жив и был настоящим Дмитрием, то не выбрали бы казаки кого-либо на его место, как они это сделали с князем Петром, который выдал себя за его родственника я двоюродного брата и который был пойман в 1607 году у Тулы, а в 1608 году повешен в Москве.

В-шестых, если бы Гришка был подлинным Дмитрием, казаки и другие отступники после смерти князя Петра не выбрали бы двух других своими правителями и не сделали бы их сыновьями Федора Ивановича, которых он никогда не имел, за исключением одного побочного, которого он прижил с одной пленной девицей из рода Тизен, да и тот вскоре умер.

В-седьмых, если бы Гришка был подлинным Дмитрием, то один из именитейших иезуитов в Кракове, патер Савицкий ²²; не сказал бы так, услышав мой ответ на его вопрос о том, намерен ли новый Великий князь Гришка распространять в стране римскую религию. Он спросил меня об этом при моем приезде из Москвы в Краков. Когда я ответил, что поскольку он имеет такое намерение, русские могут отобрать у него власть, Савицкий сказал: "Нами он приведен к [100] власти, нами же может быть лишен ее". (В тексте по латыни: "...nostra ope et auxilio ad imperatoriam malestatem evectus est, ita nostra etiam ope de ilia maiestate potest deijci")

В-восьмых, король Сигизмунд сам спрашивал меня, когда я прибыл из России 4 декабря 1605 года, а он праздновал свою свадьбу в Кракове с сестрой королевы Констанцией, как нравится русским их новый Великий князь. Когда я ответил, что он не тот, за кого себя выдает, король, помолчав, вышел в другую комнату. То же самое признавал и королевский посланник, который в это же время прибыл от Гришки и имел такие же правдивые и достоверные сведения о Гришке, как и я ²³. И по той причине, что никто не должен был получить достоверных сведений о Гришке, а также, чтобы не препятствовать его козням, приказал мне король через Великого Канцлера Литовского Льва Сапегу не рассказывать об этом, если я хочу наслаждаться жизнью. Но ввиду того, что Гришкина невеста собиралась ехать в Россию и справить там свадьбу, иезуиты и некоторые члены Сейма заключили между собой соглашение с целью подчинить Россию Польше и устранить Гришку. Поэтому они вознамерились послать с ней 4000 человек, и она ожидала на границе в Орше прибытия к ней посланника польского короля с 3000 человек с тем, чтобы оттуда и следовать в Москву. Но прежде чем они въедут в страну, решено было договориться с поляками, 5000 которых находилось в Москве, чтобы 3000 из них встречали невесту при въезде в Москву, другие же 2000 должны оставаться в городе и ни в коем случае не покидать его. Ибо вошло в обычай, что при прибытии таких важных персон посылает Великий князь всех, кто может, без оружия и в лучших одеждах на украшенных лошадях навстречу им встречать и сопровождать в город их. И когда поляки узнали это, вознамерились они напасть на русских и перебить их, когда они встретят их без оружия, сойдут с лошадей и преклонят свои головы [101] перед невестой. Другие поляки, которые останутся в городе, нападут на русских и таким образом захватят всю Россию и подчинят ее польской короне, что может быть и произошло бы, если бы это не было опасно для отца невесты. Но так как пока они не осмелились сделать это, то отступились и сделали так, как уже было сказано раньше. Что могут иезуиты возразить против этого? Не они ли организовали эту кровавую баню? Не они ли научили Гришку его предательству? Не они ли помогли ему людьми, деньгами и снаряжением захватить московский престол? Не они ли устраивали заговоры и строили козни, дабы ввести в России ложную папскую веру и искоренить греческую? Не они ли намеревались ранее и теперь подчинить Россию папе и польским дворянам? Да, они делали это и прежде, сговариваясь с сыном бывшего короля Эрика ХIV, короля шведов, готов и венедов по имени Густав. Чем только иезуиты не прельщали его, чтобы он поехал в Россию, и все, чему он научился и узнал у иезуитов, и все свои богатства, не скупясь на подарки, должен был он направить на то, чтобы подчинить Россию, чего бы это не стоило, и как бы это не было трудно, и за это он будет вознагражден и станет могущественным властелином. По советам и наущению иезуитов он поехал в 1598 году в Россию к Борису Годунову, который поначалу не только пышно принял его и одарил дорогими подарками, но и обещал ему в жену свою дочь Аксинью. Но так как Густав не делал ничего по воле Великого князя, а также не сделал ничего, чтобы отблагодарить его и сделать ему приятное, а думал только о том, чему его научили иезуиты, то от этого он пришел в большую немилость, и дела его стали плохи. И в конце концов он увидел, что он не в силах осуществить то, что он желал и что он не имеет даже возможности послать тайно какое-либо известие от себя через границу. Поэтому попросил он Бориса Годунова, чтобы он разрешил послать ему своего слугу, горожанина из Данцига по имени Кристофер Котор, к шведскому [102] графу Эрику Бpare в Висингборг, якобы для того, чтобы уговорить его приехать к Великому князю. Но все получилось иначе. Когда он, в конце концов, получил разрешение, то отправил он сразу же Котора в путь с письмом и подарками к графу Эрику и другим иезуитам. Но когда он подошел к Пскову, приказал Борис Годунов достать и прочитать письмо, которое он написал, и если письмо содержит что-то другое, то задержать там гонца до самой его смерти. Подарки же и подношения, которые были при нем, Густаву не возвращать, а взять в залог Великому князю, от чего Густав очень опечалился и загрустил и проклял иезуитов, которые научили его этому. А так как иезуиты не могли получать известий от него и даже не знали, что с ним и что он исполнил, они послали к нему испанского монаха окольным северным путем с письмами, которые он получил от пилигримов, и так как никто не заметил, откуда пришел монах, то ему разрешили отправиться своим путем обратно домой. Но когда он пошел, его выследили русские и нашли несколько иезуитских писем, которые Борис приказал прочитать, после чего монах, несший эти письма, был отправлен уже другим путем к Белому морю в монастырь, который называется Соловецким, где он содержался до тех пор, пока Гришка не освободил его. после этого Густав пришел в большую немилость, и больше о нем не заботились, проводили назад. Свадьба с дочерью Бориса не состоялась, и он жил до самой смерти в бедности и нищете и после смерти был погребен в пустынной церкви в Кашине (в тексте "Casnitz") в 1607 г. и это лишь потому, что его наставниками и опекунами были иезуиты.

Из всех перечисленных аргументов и доказательств может каждый разумный человек, имеющий здравый рассудок и желающий, знать правду, понять, что Дмитрий, подлинный сын Ивана Васильевича, был никто иной как беглый монах Гришка Трепеев, который выдал себя за Дмитрия по наущению иезуитов, и оба они были убиты. [103]

После смерти Гришки на царствование был избран князь Василий Иванович Шуйский и коронован 1 июля 1606 года, что чрезвычайно раздосадовало многих дворян и казаков. Поэтому они сразу выступили против него и ведут войну с ним и сильно досаждают ему ежедневными оскорблениями. При этом он держится мужественно, и победил много тысяч своих врагов. Что будет дальше, увидим со временем.

Таков краткий и бесхитростный рассказ о событиях, которые произошли в простые годы в Московии, свидетелем которых был я сам и видел, как эти события начинались и происходили. Я видел также войну, которую Борис Годунов и Гришка вели друг с другом и все другие беды и несчастья, посетившие эту страну, как то: чума и дороговизна, о чем я свидетельствую перед богом и людьми и было это гак, как я описал. Что касается смерти Гришки, то о ней мне рассказывали русские и иностранцы, которым можно верить, в Московии, когда я в 1608 году был послан всемогущим высокородным князек господином Карлом IX, королем шведов, готов, венедов, финнов, карел, лапландцев в Норландии, каянцев, эстов и лифляндцев и т.д., моим всемилостивейшим господином с особым поручением к царю и ныне правящему Великому князю Василию Ивановичу Шуйскому. Возблагодарим же единодушно бога, все мы, живущие в обетованном и славном королевстве, за непостижимое милосердие, которое он явил нам. Ибо в это опасное время он дал нам такого всемогущего и славного короля, который украшен всевозможными добродетелями и столь богато одарен такими достоинствами, которые необходимы королю для того, чтобы править своими верноподданными и защищать их от нынешних и грядущих опасностей. Поэтому нам всем надлежит с сердечной мольбой просить Бога, чтобы он из милости дал бы нам еще долго жить под его правлением и сохранил бы Его Королевское Величество в добром здравии, дабы все его начинания заканчивались благополучно во славу Божию, для благоденствия церковной общины и для пользы Его [104] Королевского Величества и всего королевского дома, а также для блага и спокойствия всех его подданных. А что казаки и другие подданные Великого князя Василия Ивановича Шуйского, высокие и низкие, отошли от него, и теперь, как и раньше, ведут войну против него и коварно отобрали у него много земель, замков и крепостей под тем предлогом, что будто бы подлинный сын Ивана Васильевича восстал из мертвых и возглавляет мятежную папистскую войну, которая все равно никогда не может быть признана правой, что ясно видно из хода событий, настоящей же причиной войны был сам черт, Папа римский и те поляки, которые подстрекали и обманывали казаков, которым они теперь оказывают всякую помощь и поддержку, как людьми, так и деньгами, чтобы они оставались при своих враждебных замыслах, которые в конце концов принесут им зло, как и всем тем, которые сражаются против правды и становятся против правого дела, возбуждая в странах и государствах вражду и разногласия, хитрыми кознями сталкивая людей друг с другом. Да поможет нам единственный Спаситель наш Иисус Христос, который сам есть справедливость, да сохранит он всех тех, кто стоит за справедливость, да отвергнет он советы безбожников и мятежников и переломит им хребет.

Комментарии

1 Карл IX (1550-1611), герцог Седерманландский, младший сын Густава Вазы, с 1604 г. - король Швеции. Вел борьбу против своего племянника Сигизмунда Вазы, короля Польши и номинального короля Швеции. Карл IX опирался на бюргерство, мелкопоместное дворянство и протестантскую церковь. В 1595 г. после низложения в Швеции Сигизмунда, он становится правителем государства. Карл IX стремился захватить Прибалтику и вдвое побережье Балтийского моря, территории, принадлежащие Польше и Дании. Шведский король активизировал свое политику и на востоке. Он пытался при помощи дипломатических миссий, посылки наемников Делагарди и Василию Шуйскому и даже оккупации ряда северо-западных районов Руси, вмешаться в дела русского государства. Подобная политика Карла IX создала благоприятные предпосылки для открытой шведской интервенции на территории России в 1611-1613 гг. (Советская историческая энциклопедия (СИЭ), т.7, с.47; История Швеции. М., 1974, с.168-170, 180-186).

2 Князь Василий Иванович Шуйский (1552-1612), русский царь с 1606 по 1610 гг. В 1591 г. был главой. Комиссии, посланной царем Борисом для расследования дела об убийстве царевича Дмитрия. В 1605 г. в угоду Лжедмитрию признал его публично "законным царем". Но вскоре стал инициатором боярского заговора, направленного против Самозванца. Был схвачен, приговорен к смертной казни, но помилован Лжедмитрием. Василий Шуйский был ведущей фигурой восстания 17 мая 1606 г., окончившегося захватом Кремля и убийством Самозванца. Через два дня, 19 мая 1606 г., он был избран на царство группой своих единомышленников - бояр. Царь Василий Шуйский проводил крепостническую политику, защищая интересы феодальной верхушки, которой он был обязан властью. Одновременно, перед лицом грозной опасности - восстания Болотникова, правительство Шуйского стремилось усилить процесс консолидации господствующего класса. Как указывал И.И.Смирнов, это стремление добиться перехода на свою сторону, прежде всего, служилых людей - помещиков "составляет стержень всей внутренней политики Шуйского". Подавив восстание Болотникова (1606-1607), царь Василий столкнулся вначале с завуалированной, а затем открытой интервенцией со стороны соседей России. Дворянство, недовольное действиями правительства, открыто выступило против "боярского царя". В июле 1610 г. Василий Шуйский был свергнут и пострижен в монахи. Через год гетман Жолкевский, командующий польскими войсками, увез его в качестве почетного пленника в Польшу, где он вскоре и умер (см. Смирнов И.И. Восстание Болотникова. М.-Л., 1951, с.396-429 и др.; Шепелев И.С. Освободительная и классовая борьба в Русском государстве в 1608-1610 гг. Пятигорск, 1957; СИЭ, т.2, с.995,996).

3 О стихийных бедствиях - неурожае, голоде, чуме, постигших Россию в 1601-1603 гг., подробно сообщают как русские, так и иностранные источники. Известна целая серия актов времени Бориса Годунова, направленных на урегулирование продажи хлеба. О страшном голоде на Москве пишет и Авраамий Палицын, и автор "Нового летописца", а также ряд местных летописцев Поморья, Новгорода, Пскова, Галича, Нижнего Новгорода ("Сказание Авраамия Палицына". М.-Л., 1955, с.105,106 и др.; Полное собрание русских летописей (ПСРЛ), Т. XIV, ч II, СПб., 1910, с.55, 61 и др.; Копанев А.И. Пинежский летописец XVII в. - Рукописное наследие Древней Руси. По материалам Пушкинского дома. Л., 1972, с.81; Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. - Исторические записки, т.10, 1941, с.94; Кунцевич Г.З. История о Казанском царстве или казанский летописец. СПб., 1905, с.605; Псковские летописи, вып.2, М., 1955, с.265 и др.). Записки К. Буссова, Я. Маржерета и И.Массы также полны сведений о стихийных бедствиях 1601-1603 гг. (Буссов К. Московская хроника, с.96-100 и др.; Сказания современников о Дмитрии самозванце, т.1. СПб., 1859, с.292; Масса И. Краткое известие о Московии в начале ХУЛ в., с. 58-60). Влияние стихийных бедствий на обострение классовых противоречий в стране было отмечено в ряде советских работ (см. Смирнов И.И. Восстание Болотникова 1606-1607 гг.; Зимин А.А. Некоторые вопросы истории крестьянской войны в начале ХУЛ в. - Вопросы истории, 1958, № 3; а также новейшее исследование Корецкого В.И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России. М., 1975),

4 Христиан II датский, король Швеции (1513-1523) вел активную политику с целью укрепления своей власти в Дании, Норвегии и Швеции. Он пытался сохранить Кальмарскую унию, по которой все три скандинавских государства имели одного короля, проводили одну внешнюю политику, оказывали друг другу помощь в случае войны или мятежа. Заключенная в 1397 г., она к концу XV в. стала тормозом для политического и экономического развития Швеции, суверенитет которой целиком зависел от Дании. Против унии и засилья датчан выступали почти все сословия шведского общества, за исключением крупных аристократов и католической церкви. Христиан II, начавший в 1518 г. войну против Швеции, полагал укрепить свое положение и добиться выполнения всех статей унии. Одержав победу над шведами и захватив Стокгольм, он начал массовые репрессии. В ноябре 1520 г. солдаты Христиана перебили в столице Швеции и близлежащих районах сотни противников короля. Эти события получили название "Стокгольмской кровавой бани". В стране вспыхнуло восстание, которое привело к изгнанию датчан и завоеванию Швецией самостоятельности. В 1523 г. Христиан II был декоронован риксдагом. (История Швеции, с.145-147, 149-151 и др.).

5 Густав I Ваза (1496-1560), король Швеции с 1523 г. Участвовал в войне против датчан в 1518-1520 гг. После поражения ж начавшегося террора против сторонников самостоятельности Швеции бежал на северо-запад страны, в область Далекарлин, жители которой подняли восстание. В результате выступления народных масс датские войска были изгнаны из Швеции. Весной 1523 г. Густав был избран шведским королем. Густав I Ваза официально расторг Кальмарскую унию, провел в стране реформацию, положил конец экономическому могуществу в стране ганзейских городов, многое сделал для создания централизованного государства. В 1544 г. шведский риксдаг признал наследственные права потомков Густава Вазы на шведский престол. (История Швеции, с.145-170).

6 Петрей неправильно приводит дату смерти Ивана Грозного, который скончался 19 марта 1584 г. (Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 1975, с.328).

7 Утверждение Петрея, что Борис Годунов не захватил власть после смерти Грозного только из-за боязни, что его упрекнут в властолюбии, неверно. В завещании царя Ивана Васильевича Годунов даже не включен в регентский совет при слабоумном Федоре. Как пишет новейший исследователь Р.Г.Скрынников: "Вопреки легендам, Грозный не захотел включить в число опекунов своего любимца Бориса Годунова. В браке с Ириной Годуновой царевич Федор не имел детей. Царь пытался спасти будущее династии и помышлял развести сына. "На случай развода Федора Грозный и не включил в число его опекунов Бориса Годунова, который мог помешать исполнению царских планов". (Скрынников Р.Г. Иван Грозный, с.238).

8 Петрей ошибается, сообщая о бесплодии супруги царя Федора, царицы Ирины. В 1592 г. она родила дочь, царевну Феодосию, умершую в младенчестве. (ПСРЛ, т. XIV, с.16).

9 Упоминание сестры Федора Ивановича Мстиславского, предполагаемой невесты царя Федора, ведет к двум эпизодам борьбы бояр с Борисом Годуновым. Отец Федора Ивановича и его сестры, князь Иван Федорович Мстиславский был видным политическим деятелем конца эпохи Ивана Грозного. Крестный отец в. кн. Дмитрия Ивановича, он входил наравне с Н.Р.Юрьевым, И.П.Шуйским, В.Я.Вельским в регентский совет при больном царе Федоре. В 1585 г. князь Мстиславский возглавил заговор против Бориса Годунова с целью устранить его с политической арены. Его поддерживали "Шуйские и Воротынские и Головины и Колычевы и иные служивые люди и чернь московская". Заговор был разгромлен и князь Иван Федорович Мстиславский был сослан в монастырь, где в 1586 г. и умер. Но вскоре выступление против Бориса повторилось. Теперь во главе недовольных "княжат” выступали Шуйские, которые действительно обвинили царицу Ирину в "неплодии" и требовали развода царя. Все это означало конец политического могущества Бориса Годунова. Вероятно, Петрей в своем сообщении объединил два известия: рассказ о заговоре И.Ф. Мстиславского и рассказ о выступления Шуйских. (ПСР1, т. XIV, с.36, 37. См. также комментарии А.И. Копанева в кн.: Буссов К. Московская хроника, с.335, 336; Очерки истории СССР, XV-XVII вв. М., 1955, с. 474).

10 Петрей указывает, что Дмитрий был убит на лестнице дворца. Но существует и другая версия. Так, К. Буссов пишет: "В большой тайне Годунов прельстил деньгами двух русских людей, и они перерезали царевичу горло в Угличском кремле на месте, отведенном для игр". (Буссов К. Московская хроника, с.80).

11 Петрей ошибочно указывает, что "год спустя после заключения мира в Тиесе (Тявзине, - Ю.Л.) между Россией и Швецией, в 1594 году" скончался царь Федор. Мир в Тявзине был заключен в 1595 г., а Федор Иванович скончался 7 января 1589 г. (Очерки истории СССР, ХУ-ХУП в., с. 476, 485).

12 Эпизод с передачей умирающим царем Федором скипетра Никите Романовичу, т.е. Федору Никитичу Романову, есть и в записках И.Массы и в "Хронике" Буссова. Правда, в последнем памятнике этот рассказ более обширен и другой редакции. Русские источники "Повесть о житии царя Федора" и "Новый летописец" сообщают, что царь Федор "по себе вручив скипетр благозаконной супруге своей" царице Ирине. Как указывает А.И. Копанев, она фактически царствовала вплоть до своего ухода в монастырь, и только тогда возник вопрос об избрании нового государя. (Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в., с.48; Буссов К. Московская хроника, с.80,81, 337; ПСРЛ, Т.XIV, с.19, 49).

13 Указание Петрея на то, что Гришка Отрепьев хорошо знал и разбирался в московских "хрониках и летописях" весьма интересно. Этот факт показывает на определенную начитанность и "образованность" Самозванца. Книжный человек Руси XVI - XVII вв. должен был хорошо знать летописи, как источник по истории государства. На них ссылались при разрешении вопросов внешней и внутренней политики. Так известно, сколь хорошо знал летописание Иван Грозный. Он ссылался на летописи не только при обосновании вопросов внешней политики, но и при расследовании "измен" своих мятежных бояр, а также сам выступал в роли редактора летописных памятников (Скрынников Р.Г. Иван Грозный, с.62, 63, 80 и др.).

14 Сообщение Петрея о том, что вначале Самозванец появился при дворе воеводы Адама Вишневецкого полностью подтверждается документальными источниками. В письме короля Сигизмунда III от 15 февраля 1604 г. к канцлеру Яну Замойскому находим прямую ссылку на участие Вишневецкого в авантюре. Король пишет, что Самозванец "отправился к князю Адаму Вишневецкому, который дал нам знать о нем, а мы приказали, чтобы он прислал его к нам..." Вопрос, почему именно Адам Вишневецкий стал "крестным отцом" Самозванца, видимо, заслуживает самого пристального внимания. Он происходил из богатого и знатного рода и владел до граничными с Московией землями. На него была возложена служба на рубеже. Адам Вишневецкий, русский по происхождению (его родственник Дмитрий Вишневецкий был троюродным дядей Ивана Грозного), воспитанник иезуитской школы в Вильно, он, тем не менее, был православный и сохранил связи с киевским духовенством. Петрей в своем рассказе подчеркивает, что князю Гришка Отрепьев был рекомендован настоятелем киевского монастыря. Вероятно, фигура Самозванца заинтересовала Вишневецкого, склонного к политическим интригам, известную роль сыграли здесь и иезуиты. О появлении "царевича Дмитрия" король узнал уже в ноябре 1603 г. Сигизмунд III потребовал от Адама Вишневецкого присылки его в Краков. Но своевольный магнат не исполнил приказа короля. Он вместе с Лжедмитрием послал гонцов к казакам на Днепр и Дон. По некоторым сведениям Самозванец сам ездил в Дикое поле для вербовки казаков в свои отряды. "До нас доходят слухи, - пикет в упомянутом выше письме король Сигизмунд, будто бы Дмитрий отправился к Низовым казакам с тем, чтобы при помощи их занять Московский престол". Вместе с тем вербовка в войско Лжедмитрия I и покупка оружия при прямом участии Адама Вишневецкого и при открытом попустительстве киевского воеводы князя Острожского, настолько возросли на Украине осенью 1603 г., что последовал специальный указ короля, запрещающий создавать отряды и продавать порох и вооружение. Это показывает, что король де не поддерживает авантюры Адама Вишневецкого, его друзей и иезуитов. Короля тревожит существование мирного договора между Польшей и Россией, заключенного на двадцать лет. Сигизмунд III опасается открытой войны с Россией, "дело идет о нарушении союза, о трудностях, которые бы пали на Речь Посполитую, к тому же не только на время настоящее". Король с беспокойством указывал на недовольство царя Бориса, на начавшуюся концентрацию войск на границе с Польшей. В то же время появление на московском престоле креатуры польской короны было чрезвычайно заманчиво. Король указывает в письме к Яну Замойскому: "этот важный случай послужит к добру, славе и увеличению Речи Посполитой, ибо, если бы этот Дмитрий, при нашей помощи, был посажен на царство, много бы выгод произошло из этого обстоятельства, и Швеция, в таком случае, легче могла бы быть освобождена и Инфлянты (Лифляндцы, - Ю.Л.) были бы успокоены и силы, сравнительно с каждым неприятелем, могло бы много прибыть". Как видим, король откровенен со своим канцлером. В результате этого письма было послание Яна Замойского к Адаму Вишневецкому с просьбой присылки Самозванца к нему, к канцлеру Замойскому. Вскоре Лжедмитрий со своим покровителем уезжает в Самбор, а затем в Краков. (Записки гетмана Жолкевского о Московской войне. Приложение. СПб., 1871, стб. 5-10).

15 Петрей спутал титул киевского воеводы князя Острожского с титулом старосты сандомирского князя Мнишека. Второй был активным пособником Лжедмитрия и, пожалуй, более чем кто-либо из польских магнатов способствовал авантюре Самозванца. О Юрии Мнишеке и его дочери Марине Петрей неоднократно упоминает в своем сочинении. К моменту появления Лжедмитрия Юрий Мнишек, сандомирский воевода, и его семейство были на грани разорения. Появление Самозванца представилось сандомирскому воеводе выходом из создавшегося положения, единственной возможностью обогатиться и нажить политический капитал. Вишневецкий, родственник Мнишека, привез Лжедмитрия в Самбор. Здесь в резиденции воеводы и был составлен план действий. Были использованы связи Мнишека при дворе, с иезуитами, с папским нунцием Рангони. Ни Мнишек, ни Вишневецкие, состоящие на службе польской короны, активно включившись в организацию авантюры, не думали, во что может вылиться их политическая игра и как она отразится на судьбе государства. В авантюре Самозванца ими управляли самые низменные и корыстные побуждения. Характерно, что современники превосходно понимали стремления Мнишека и его друзей и обвиняли их в интригах при дворе и втягивании Речи Посполитой в войну с Россией. Гетман Жолкевский, участник событий, писал: "эта Московская война, причинившая ужасное кровопролитие и столь много бедствий, которые еще не кончились, произошла от человека, подобного Бриссонету, пана Юрия Мнишека, воеводы Сандомирского; из честолюбия и корыстных видов решился он покровительствовать и вести на царство Московское, москвитянина Гришку, сына Отрепьева, который обманом назвался царевичем московским Дмитрием Иоанновичем". Далее гетман указывает, какими методами действовал Мнишек: "С помощью лести и лжи, которые были орудиями его действий, и родственника своего ксёндза Берната Мациевского, епископа Краковского и кардинала, имевшего в то время большой вес при дворе, он достиг того, что король явно стал благоприятствовать этому делу и смотрел на оное сквозь пальцы, против совета многих знатнейших сенаторов, которым оно весьма не нравилось". Жолкевский прямо указывает, что сам Мнишек никогда и не сомневался, что имеет дело с самозванцем. "Известно было на основании доказательств, и сам пан воевода Сандомирский знал, что сей обманщик не был Дмитрием; но ослепленный корыстолюбием и гордостью, упорно поддерживал это предприятие". Мнишеку и его друзьям удалось оказать давление на короля. И, наконец, 15 марта 1604 г. Самозванец был принят Сигизмундом в Кракове. Об этой встрече упоминает и Петрей. Это было начало активных действий Самозванца, которому столь много способствовали Мнишек и его окружение. (См. подробно: Записки гетмана Жолкевского, стб. 7-11).

16 Действительно, царь Борис превосходно понимал социальную опасность, которую представляли "казачьи вольности", и пытался локализовать распространение казачества окраинными, пограничными районами. "Новый летописец" пишет: "казаком от царя Бориса было гонение великое; не пущал их ни на который город; куда они не приидут, и их везде имаше и по темницам сажаху". (ПСРЛ, т. XIV, с. 61).

17 В основном Петрей довольно последовательно и правильно излагает события. Самозванец действительно в августе 1604 г. перешел с многотысячным войском русскую границу. Источники подтверждают численность его армии - около 20 тыс. воинов, указанных Петреем. Он правильно указывает также на то, что одним из первых захваченных Самозванцем городов, был Чернигов. Возможно, что воеводой города, решившим перейти на сторону Самозванца_ действительно был князь Иван Токмаков, отличившийся при захвате Ям-города в 1600 г. "Новый летописец" называет другое имя - воеводу Ивана Татева, еще в 1601 г. посланного "по украинскому разряду", то есть для охраны рубежей. Можно предположить, что воеводой был Иван Токмаков, а Иван Татев командовал войсками, присланными из Москвы для подавления "воров" в пограничных городах. Подобно тому, как в Путивле, также сдавшемся без боя, городским воеводой был "окаянный князь Василей Рубец Масалской" по определению "Нового летописца", а окольничий Михаил Михайлович Салтыков был прислан с войсками. (ПСРЛ, т. XIV, с.62; Разрядная книга 1559-1605. Составитель Л.Ф.Кузьмина. Ответственный редактор А.Н.Буганов. М., 1974, с.259; Очерки истории СССР XVI-XVII вв., с.494).

18 Андрей Корела - атаман донских казаков. По русским источникам был послан в качестве посла с Дона в Польшу к Самозванцу. В дальнейшем активно выступал на стороне Лжедмитрия I. Кореле со своим отрядом удалось занять в 1605 г. Кромы и выдержать осаду правительственных войск. При воцарении Лжедмитрия I Корела вместе со своими казаками находился в Москве. (О нем см. подробно: ПСРЛ, Т.Х1У, с.60,63; Буссов К. Московская хроника 1584-1613, с.103,349; Корецкий В.И. Формирование крепостного права и первая Крестьянская война в России, с.253).

19 Христиан IV (1577-1648), король Дании с 1596 г. Стремился к превращению Дании в гегемона на севере Европы. Он содействовал развитию торговли и экономики, построил несколько новых портов и гаваней на Балтике, поощрял ремесла и промышленность. В области внешней политики, боролся за укрепление датского господства в Северной Германии и на побережье Балтийского моря. В период правления Христиана ¹⁷ были сделаны попытки завязать более крепкие связи Дании с Россией. Последняя рассматривалась как естественный союзник против Швеции. "При Христиане IV было несколько военных столкновений Дании со своими соседями. Война 1611-1613 гг. окончилась победой датчан над Швецией. Но вмешательство Христиана IV в Тридцатилетнюю войну (1618-1648) на стороне антигабсбургской коалиции привело к поражению Дании и ознаменовало спад ее политического влияния в Балтийском регионе. (См. подробно: История Швеции, с.185-191 и др.).

20 Салтыков Михаил Глебович, видный политический деятель Руси конца ХVI - начала ХVII вв., умер до 1621 г. В 1598 г. окольничий и воевода в Рязани, в том же году участвовал в Земском соборе, на котором был избран царем Борис Годунов. С 1601 г. Салтыков стал боярином. В 1600-1602 гг. участвовал в русско-польских переговорах, во главе посольства ездил в Краков. Был поставлен воеводой войска, действовавшего против Самозванца. После смерти Бориса перешел на сторону Лжедмитрия I. В период правления Самозванца становится активным участником заговора Василия Шуйского. Но при царе Василии из Москвы был удален и стал воеводой Ивангорода и Орешка (Нотебурга). В 1609 г. бежал в Тушино к Лжедмитрию П. С этого момента он навсегда связывает свою политическую карьеру с интервентами, являясь наиболее активным сторонником польского короля. В октябре 1611 г. он уезжает в Польшу с посольством с требованием присылки новых войск. В Россию он не вернулся, получив от короля земельные владения на территории Речи Посполитой (Разрядные книги 1598-1638 гг. Составители В.И.Буганов и Л.Ф.Кузьмина. Ответственный ред. В.И. Буганов. М., 1974; Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве ХV-ХVII вв. М., 1937; Смирнов И.И. Восстание Болотникова; Шепелев И.С. Освободительная и классовая борьба в Русском государствев 1608-1610 гг.).

21 У Петрея ошибка. Вместе с Михаилом Глебовичем Салтыковым и Иваном Ивановичем Годуновым принимал участие в военных действиях против Самозванца Василий Васильевич Голицын, а не Иван Иванович Голицын. (Разрядные книги 1559-1605, с.351).

22 Савицкий Каспар, доктор богословия, иезуит, в начале ХVI в. пользовался большим политическим влиянием в Польше. Родился в 50-х гг. ХVI в. в Вильно, вступил в Орден в Риме в 1576 г. В Италии получил превосходное образование, что в дальнейшем весьма способствовало его административной и богословской карьере. После возвращения на родину руководил местными иезуитскими школами в Вильно, Калише и Кракове. Ловкий, находчивый политик, хороший педагог и блестящий проповедник, Савицкий имел многочисленные и прочные связи среди краковской знати и при дворе Сигизмунда III. В 1604 г. Савицкий был настоятелем дома професов (иезуитов высших степеней) при церкви св. Варвары в Кракове. Первая встреча Джедмитрия I с Савицким состоялась 31 марта 1604 г. Вскоре пмосковский царевич" тайно переходит в католичество, а его духовником становится Савицкий. Последний является фактическим автором письма - обращения Лжедмитрия I к папе Клименту VIII о своем "приобщении" к римско-католической церкви. Оно датируется 24 апреля 1604 г. и написано по-польски рукой Самозванца. К письму был приложен перевод на латинский язык, сделанный тем же Савицким, духовник русского "царевича" после отъезда из Кракова Лжедмитрия I развивает бурную деятельность. Через духовника короля иезуита Барча, провинциала (начальника) польских иезуитов Деция Штейнера и папского нунция Рангони, он оказывает давление на Сигизмунда Ш с целью добиться материальной и политической поддержки претендента на московский престол. Король разрешает подданным польской короны вступить в войско "московского царевича". Савицкий активно поддерживает связь с Лжедмитрием I и в то же время является постоянным корреспондентом генерала Ордена иезуитов Клавдио Аквавива, находящегося в Риме, и известного деятеля пропаганды католицизма в России иезуита Антонио Поссевино, жившего тогда в Венеции. В июле 1605 г. через папского нунция Рангони Савицкий, которому предстояло выехать к своему "духовному сыну" в Москву, запросил инструкции по поводу распространения католической религии на Востоке. Этому вопросу было посвящено специальное заседание Трибунала Инквизиции под председательством папы. Через некоторое время Савицкий получил ответ, в котором говорилось, что святейшая инквизиция и первосвященник римский твердо верят в энергию и опыт патера Савицкого и предоставляют ему полную свободу действия в России.

В конце 1605 г. Савицкий встречается с прибывшим из Москвы Петреем. Их разговор о Лжедмитрии действительно произошел 4-го декабря, как указывает в своем сочинении шведский историк. Марина Мнишек, при которой в Кракове находился духовник "царя Московии", выехала из столицы королевства в небольшой городок Промник 3 декабря. Савицкий остался в Кракове встречать своего начальника, провинциала польских иезуитов Штейнера. Последний прибыл в тот же день, 3 декабря. Через 3 дня (6 декабря) Савицкий в Промнике совершал в присутствии Марины мессу и произнес проповедь. Следовательно, встречаться с Петреем Савицкий мог действительно либо 4, либо 5 декабря. Скорее всего, эта встреча, как и указывает Петрей, была 4-го декабря, учитывая, что для богослужения 6 декабря Савицкому необходимо было добраться от Кракова до Промника.

В марте 1606 г. Марина Мнишек со свитой, в которой находился и Каспар Савицкий, выехала в Москву. По дороге духовник Ляедмитрия вел дневник, из которого видно, что наблюдательный путешественник интересовался не только местными святынями в Можайске, но и гарнизоном и укреплениями Смоленска. Перед самым въездом в Москву Марина исповедовалась Савицкому, а тот напомнил о необходимости ей всегда помнить "о своих обещаниях, сделанных некогда и папскому нунцию, и многим другим лицам, т.е. что она будет убеждать своего супруга Дмитрия к ревностному распространению католической веры и не забудет об Ордене иезуитов, оказавшем ему столь великие услуги". Далее Савицкий продолжает: "Кроме того, я просил еще, чтобы она позволила мне доступ к себе и к Дмитрию, что в государстве Московском сопряжено с большими затруднениями для иностранцев. Она выслушала все это благосклонно и ответила, что будет в этом деле употреблять все старания; после чего отпустила меня со всеми признаками своего расположения", (О дальнейшей судьбе Савицкого см. подробно: Смирнов И.И. Восстание Болотникова, с.474,475).

23 Определить, кого конкретно Петрей имеет в виду, почти невозможно. На конец 1605 и начало 1606 гг. падает кульминационный пункт развития отношений Лжедмитрия I с поляками. В этот период Москву посещают десятки политических и дипломатических агентов Сигизмунда Ш, многочисленные миссии, представители святейшего престола и католических орденов. Например, зимой 1605 г. вернулся из Москвы личный представитель нунция Рангони Пратиссоли, побывавший с какой-то таинственной миссией у Лжедмитрия I. С русской стороны в Краков посылались многочисленные посольства. Осенью 1605 г. прибыло посольство А. Власова по поводу сватовства Лжедмитрия к Марине Мнишек, в начале января 1606 г. в Краков приехал личный представитель "московского царя" и его секретарь Бучинский, в середине января того же года польский сейм и короля посетило посольство С. Безобразова. Причем два последних совершенно конкретно поднимали при переговорах не только вопрос о личности нового царя, но и касались проблем оппозиционных настроений в Москве и даже свержения Лжедмитрия I. И если Бучинский с беспокойством сетовал на то, что против Лжедмитрия I выступает влиятельная группа политиков в самой Польше, которые располагают сведениями о готовящемся заговоре в Москве, то Безобразов прямо повел двойную игру, исполняя роль официального посла перед королем и сеймом и неофициального посланника враждебного к Лжедмитрию I оппозиционного московского боярства перед канцлером Львом Сапегой. Учитывая, что подобная информация о Лжедмитрии I и заговоре бояр исходила из разных источников, вполне вероятно, что ее Петрей мог почерпнуть от любого польского посланника или гонца, прибывшего из Москвы. Отметим также, что подобные сведения о Самозванце и о его скором свержении были известны в Швеции и помимо личного агента короля Карла IX Петра Петрея. Польский иезуит Феликс Крицкий послал в Швецию записку о сейме 1606 г., где многие члены сейма выступали против Лжедмитрия I с призывом договориться с московским боярством и заменить Самозванца Сигизмундом Ш или его сыном Владиславом. Эта записка была адресована графу Эрику Браге, которого Петрей в своем сочинении называет иезуитом. (См.: Записки гетмана Жолкевского, стб. 9-11, а также: Пирлинг О. Димитрий Самозванец. М., 1912, с. 313. О связи польских иезуитов с графом Эриком Браге О .Пирлинг не знал).