подносили ему чарку водки от Царя и Пaтpиapxa, и он направлялся обратно от престола, пятясь спиною, и проходил таким образом расстояние 20 футов и во все время кланялся. Для гостей приготовлено было великолепное угощение, но, шутки ради, самые кушанья и способ подавания их на стол были неправильны и неприятны. Убранство блюд было скудно и неизящно, напитки были невкусные, и самые лучшие из них, как в старинное время, сделаны были из водки и меду; и все обязаны были пить их; и, не смотря на то, что со всех стороне поднимались самые усиленные просьбы и жалобы шуточные и нешуточные, но в этот день никто не получил ни одного стакана хорошего пива и ни капли какого бы то ни было вина. Им говорили, что отцы их не пили этого напитка, а потому и им пить его не следует. Танцы и музыка были в этот вечере по Русскому обычаю, и наконец, хотя это было среди зимы и мороз был очень сильный, но для новобрачных приготовили постель в саду, в беседке, где не было печи, чтоб согревать комнату. Это сделано было согласно суеверному обычаю этой страны. Так как Pyccкиe дома строятся без труб и каминов, и комнаты зимою нагреваются только посредством печей, то на потолке накладывают значительное количество земли, чтобы не пропускать тепло из комнаты (как мы уже имели случай заметить в другом месте нашей беседы). Pyccкие, вследствие этого, находят, что молодой чете не подобает проводить первую ночь с землею над головами, так как это отзывается [156] могилой и смертью и может служить дурным предзнаменованием; у них вошло в обыкновение, даже если свадьба случится среди зимы, укладывать молодых так, как Царь приказал это сделать в отношении шута своего. Некоторые из Русских до сих пор суеверно следуют этому обычаю, и первую ночь с молодой женой проводят в холодной комнате.

Затем я буду говорить о торговле в России и о разных препятствиях и затруднениях в промышленности, которым подвергаются подданные Царя, через самопроизвольные учреждения Правительства и дурное управление, существовавшее до сих пор и еще по нынешнее время одинаково тягостное и вредное для страны; я также упомяну о некоторых подробностях, которые положительно вредят непосредственным выгодам Царя.

Poccия, вообще говоря, cтрaнa ровная и плодородная и изобилует всем, что потребно для жизни человека. Так как в стране этой нет огнедышащих гор, и она отстоит далеко от теx глубоких мест в море, где оно не измеримо (разве только около самых берегов), то здесь ничто не подрывает землю и не заставляет поверхность ее понижаться, а также не бывает и землетрясения. Воздух в стране этой здоровый и хороший, и я полагаю, что не бывает тут и 20-той части туманов, и пятой части того количества дождя, которые выпадают у нас, в Англии, или в Ирландии. Страна эта испещрена пастбищами и пахотной землей, лесами, озерами, реками, и везде, где мне случаюсь проезжать (а я путешествовал почти во всех краях Царских владений), я встречал по большей части красивое и восхитительное местоположение. Pyccкие говорят про себя что они богаты рыбой и хлебом, а я могу прибавить, что страна их изобилует лошадьми и скотом; также в лесах их водится множество дичи, особенно замечательное явление в природе, это существующая в Poccии (и встречающаяся там весьма часто) порода зайцев, которые каждую зиму, как только снег покроет землю, делаются белыми, как молоко, а весною каждого года опять изменяют цвет свой, и тогда бывают похожи на наших обыкновенных зайцев. В Poccии существуют два рода зайцев; тех из них, которые превращаются зимою и делаются белыми, Pyccкиe называют Заяц (Zaits), других же, [157] встречающихся преимущественно в южном крае, они называют Русак (Rossac). Замечательно, что медведи, встречающееся в самых северных частях Царских владений, по большей части белые, равно как и большая часть лисиц, мех коих называется горностай. Эту породу я видал зимою, но никогда не случалось мне видеть ее летом.

По случаю сурового холода, царствующего в этой стране, не только журавли, лебеди, утки, гуси, барашки и все прочие разнообразные водяные птицы, которыми ни одна страна так не изобилует, как Poccия, но также почти все птицы, живущие на суше, с наступлением зимы улетают на юг, и возвращаются только с наступлением весны, когда снег начинает таять и из-под него показывается обнаженная земля. В той полосе, в которой находится Москва, это бывает обыкновенно не ранее половины Апреля, или последних чисел этого месяца, когда дни становятся уже длиннее и солнце приобретает достаточно силы, чтобы проникнуть сквозь толстый слой снега, покрывающий землю, и заставить его таять. Тогда, дней через восемь, или много через две недели, поля совершенно зеленеют, погода становится чувствительно теплее, деревья пускают почки, трава начинает расти и на лугах тотчас же появляются цветы, а соловьи, равно как и прочие птицы, прилетевшие обратно с юга, везде чирикают и поют.

Pyccкие два раза в год, при перемене времени года, изъявляют свою радость: во-первых, когда выпадает на землю первый снег и зима на столько установится, что является возможность в санях на лошадях переезжать через лед. Это изменение погоды, при сильном северном ветре, случается весьма быстро, а иногда в промежуток 24 часов. На кануне еще не было льда, а на другой день лошадь, запряженная в сани, уже может проезжать по рекам. Когда зима таким образом установится, то по всем направлениям через озера и реки открываются кратчайшие пути и возможность переезда в санях, что представляет самый удобный и быстрый способ сообщения для путешественников, равно как и для перевозки товаров. Сани их весьма легкие, устроены удобно, и без затруднения для лошади легко скользят по снегу и по льду. Везде, где проложены дороги, снег, от частой по нему езды в санях, делается [158] гладким и твердым, как лед. В ожидании этого времена года, почти во всех местах России заготовляются большие запасы товаров, чтобы воспользоваться удобством и дешевизною зимнего перевоза. Исключение бывает только в тех местностях, где существуете водяное cooбщение посредством плотов, лодок и кораблей. Во все время зимы, как только установится санная езда, к Москве направляется ежедневно несколько тысяч саней с кладью, запряженных в одну лошадь. Замечательно, что в России перевозка зимою на санях обходятся в 1/4, или 1/5 дешевле, чем летом на колесах. Рyccкиe обыкновенно летом в телеги свои запрягают по одной лошади, так как телеги их очень легки и дороги, вследствие этого, хорошо сохраняются и остаются гладкими и ровными; ибо колеса не глубоко врезаются в землю.

Другая пора в году, когда Pyccкиe предаются радости, бывает после того, как лед начинает таять, становится опасен для переправы и наконец ломается на куски. Тогда сообщения по рекам снова открыты для лодок и кораблей. В этих двух случаях Pyccкиe устраивают нечто вроде праздников и веселятся с соседями своими.

Произведения и рукодельные изделия, которыми Poccия поддерживает торговлю с иностранными землями, суть следующие: поташ, вайдаш, Русские кожи, меха, полотно, лен, пенька, тюленья кожа, ворванное caлo, канифоль, смола, деготь, икра, сало, мед, воск и рыбий клей двоякого рода: первый употребляется для окон в кораблях и проч., а из второго вываривают клей столярный. Также вывозят из России лес для корабельных мачт, строевой лес, дуб и сосновое дерево. Если Царь доживет до исполнения своего намерения устроить водяной путь между Волгой и Петербургом, то тогда легко и дешево будет привозить туда дуб и всякий другой лес, равно как и хлеб в большем количестве, что будет весьма выгодно для Царя и для страны, так как оттуда можно будет вывозить все это во все страны Европы. Грузка хлеба и привоз его будет обходиться гораздо дешевле, чем во всех прочих пристанях, в Риге, Гданьске, Королевце и других местах на Балтике, где одни Голландцы нагружают хлебом ежегодно 800, или 1000, кораблей. [159]

Pyccкиe большею частью пекут хлеб свой изо ржи, считая его всего более питательною и укрепляющею пищей для человека. Во многих местах на Волге, между устьями Шексны и Казанью, четверик ржи обыкновенно продается по 6-ти, или 7-ми, пенсов, четверик пшеницы по 9-ти пенсов, и цена прочего хлеба соответственно этому.

В Царских владениях добывают также серу и селитру; в окрестностях Москвы, на многих небольших реках, устроены пороховые заводы, где иностранцы делают значительное количество пороху, не только для потребности Царя, но и чтобы сбывать его другим народам. В Казанской Губернии находятся также некоторые медные руды; в Царской стране есть тоже много железных руд, в особенности близ Венева (Venize) и Москвы и по берегам Онежского озера. Во всех этих местах вырабатывают железо для разнородного употребления в России, делают оружия для снабжения Царского войска, и довели его уже теперь до некоторого совершенства. Говорят даже, что по случаю дешевизны материала и рабочей цены, Poccия будет снабжать и прочие Государства оружием и другими железными изделиями, образцы коих еще до приезда моего в эту страну были высланы с этой целью за границу. Вот что производит Царская страна по части войны и торговли, и если взять в соображение выгодное положение, представляемое этими большими реками, которые повсюду распространяют притоки свои и протекают через самое сердце России, впадая в четыре большие моря (как я уже прежде в другом месте сказал), то можно предположить, что при таком развитии промышленности, какая существует в Англии и в других свободных странах, производство всего этого могло бы быть значительно улучшено, торговля могла бы расшириться, народ стал бы счастливым, и Цари Mocковские (так как страна их весьма обширна) могли бы в непродолжительном времени сравняться могуществом и силою с любым Государством в мире. В отношении же Турок Царь более всех прочих Европейских Государей, которые обыкновенно ведут с ними войну, мог бы поколебать Империю их, так как дешевизна и изобилие леса дает возможность устроить флот и легко содержать войско по сю сторону Азова.

Здесь следует заметить два, три, обстоятельства, [160] относящиеся к тому вреду, который причиняет Царским доходам развращенность нравов Бояр его и несправедливое управление, столь тягостное и притеснительное для народа, вопреки всем попыткам преобразования со стороны Царя. Из нижесказанного будет явствовать, что везде, где торговля стеснена, народ неминуемо беднеет, потому беднеет также и Государь.

Первое обстоятельство, о котором я помяну, оказалось весьма убыточным для Царских доходов и несправедливым в отношении народа. Когда я только что приехал в страну эту, самые большие серебряные монеты были только копейки (Copeeks) или пенсы, и самые меньшие денежки (Half-pence or Farthings), вычеканенные из того же металла. Монеты эти были чистого серебра и имели полный вес, соответствующий лучшим деньгам в других странах, так что при размене небольшой суммы, посланной мною в Англию, я получил тогда два, или три, процента прибыли. Но после бедственного поражения Царского войска, всей артиллерии и обоза при Нарве в 1700 году, при тогдашних стесненных обстоятельствах и необходимости поднять новые силы, чтоб продолжать новую войну, решено было привлечь в Царскую службу еще большее число иностранцев. Один из любимых Бояр Царских сделал предложение, которое поддержали и все прочие. Оно состояло в том, чтобы переплавить старые деньги и, вместо их, вычеканить новые копейки и денежки, весом в пять раз ниже прежних, и которые все-таки должны были бы иметь ту же ценность; но, что всего хуже, это то, что копейки делались не из чистого серебра, а с примесью.

Через год после того, как перечеканили деньги, заметно стало, что народ копит старые деньги и неохотно с ними расстается, не желая приносить их на Монетный Двор; поэтому издан был еще новый Указ, по которому всякий, кто возвращал старые деньги, получал за них новые с прибылью 10%. Приказано было вычеканить более крупную монету, как то: рубли, полтины, четвертаки, гривенники (10), пятачки (5) и 3 копейки. По этому случаю риксдолар (Rix Dollar) (монета, которою иностранные купцы обязаны были в Царских таможнях платить пошлину за все ввозные товары), ходивший во времена старых денег 55 копеек, ныне, [161] перечеканенный с примесью, сделался рублем и получил ценность 100 копеек.

Пo случаю этого нового чекана Русской монеты, не только я (для которого это было поводом первого разногласия на счет уплаты жалованья), но и множество других иностранцев пострадали во время выдачи им жалованья. С тех пор, однако, люди, вступающие в Царскую службу, стали более предусмотрительны, преимущественно же те, которые делали условия в Англии: они выговаривали, чтобы следуемые им деньги выплачивались через купцов и рассчитаны были на фунты стерлинги.

Вслед за тем paзмен, на котором основана торговля, упал на 30%, или 40%, и цена всех предметов, преимущественно же тех, которые привозились из иностранных земель, увеличилась cooтветcтвенно размену. В oбopoте оказалось множество ложной монеты c примесью, вышедшей, как предполагают, не из рук Правительства. Размен от этого еще более пострадал, и будет становиться все хуже и хуже, покуда это не будет исправлено. В итоге все это оказалось очень дурной политикой, так как все то, что требовалось из-за границы собственно на нужды Царя и Государства, как то: предметы, необходимые для снаряжения войска и прочие иностранные предметы, на которые существует запрос и которые посылаются в Россию, возвысились в цене соответственно курсу. Но зло это стало всего болеe ощутительно недавно при содержании Царского войска в Помории (Pomerania), где, при paзмене денег, терялось 40 % и 45 %, a также очень ощутительно оказалось это при покупке кораблей, которые Царь приобрел в Англии и Голландии, так что Царь в собственных своих делах понес значительный убыток от этой неправильной меры, от которой пострадали иностранцы в отношении их жалованья и купцы в своей торговле.

Это не единственное бедствие, под гнетом которого находится страна эта, cтpaждущая от того, что у Царя нет честных и способных Министров, могущих помочь ему в делах, относящихся до торговли и распределения его доходов. Эти дела он предоставляет обыкновенно своим Господами, которые от времени до времени, по своему уcмотрению докладывают ему об них, тогда как Его Величество занимается распоряжениями, относящимися до войска и приготовлениями для кораблей, делает [162] часто чертежи собственными своими руками, строит корабли и исчисляет размеры мачт, парусов и такелажа, военных кораблей, яхт, бригантин, галер, полугалер и разного рода других судов, входящих в состав флота; в этом он находит великое наслаждение. Бояре же его, довольные тем, что внимание его отвлечено в эту сторону, сами тем временем стараются удержать в своих руках дела, относящиеся более непосредственно к торговле и повинностям, лежащим на народе. Я упоминал прежде о новом Присутственном Месте, устроенном Царем тотчас после возвращения его из путешествия, в котором он приказал заседать некоторым из значительных купцов и дал им власть распределять и собирать подати и обязательства, относящиеся до торговли. Но вскоре это было оставлено в стороне и другие предположения начали приводиться в действие. Назначены были новые чиновники, называемые прибыльщики (Prebulshicks) (или способствующие к пользе Царской казны). Эти лица, на основании сделанных проектов, получили полную власть (по старому Русскому способу) распределять ту, или другую, отрасль податей и пошлин, собираемых в пользу Царя. Они предполагали добыть с большою скоростью большие суммы в Царскую казну; ниже следует изложение всего того, что положительно повредило торговле и стеснило ее.

Во-первых: они скупают присвояют только себя многие из главных товаров, составляющих богатство Царской страны, как то: поташ, деготь и пр., покупают большое количество товаров и затем возвышают цены на них, запрещая Русским купцам продавать этого рода товар до тех пор, пока товар, скупленный таким образом для Царя (как они говорят), будет весь распродан по установленной ими цене. Помимо этого присвоения и возвышения цен на товары, что стесняло и убивало торговлю в России, также накладывают новую пошлину на разного рода товары, не предупреждая об этом заблаговременно, и часто это делается уже после того, как поверенные в Москве писали своим верителям за границу и корабли с товарами уже на пути. Случается это и тогда, когда они уже прибыли в Архангельск, что ставит иноземных купцов в величайшее затруднение, потому что они должны либо покориться и принять товар по ценам, надбавленным новыми пошлинами, либо корабли [163] их должны возвратиться домой без груза, и, вследствие этого, обмануть надежды сообщителей (Correspondents) их, рассчитывающих на товары, которые они подрядились поставить.

Во-вторых, когда, по прибытии в Архангельск товаров из заграничных рынков, объявлено было, что они необходимы для нужд Царя, то, вслед за тем, отдавалось приказание, чтоб никакой Русский купец, или кто-либо другой, не смел покупать товаров, пришедших в пристань, прежде чем будет скуплено все то, что требуется для Царя. По этой причине иностранные купцы часто принуждены были отпускать товары свои по ценам, предложенными им лицами, посланными делать закупки для Царя, так что в первом из этих случаев туземный купец не может знать, поощрят ли ему заготовление товаров, и по какой цене ему следует продавать их, чтоб не пропустить возможности продать их со временем с выгодой для себя; во втором же из этих двух примеров, иностранные купцы, вследствие этого присвоения и наложения новых пошлин без предварительного уведомления, терпели часто значительный вред и неудовольствия. Я предоставляю самим купцам рассказать об этом. С ними нередко поступали самым постыдным образом и, под разными вымышленными предлогами, разрывали договор, даже и в таких случаях, когда он был совершен от Царского имени в Присутственном Месте. Во многих таких случаях добиться правосудия и исправить зло оказывалось весьма трудным и часто не возможным, не смотря на сильные жалобы и возражения. Вследствие всех этих причин, и во избежание на будущее время подобного же рода зла, сделаны были убедительные представления и ходатайства о том, чтоб заключен был торговый договор, или чтоб Царь определил, по крайней мере, какие именно следует взимать пошлины с товаров ввозных и вывозных, и чтобы об этом объявлено было десять, или двенадцать, месяцев раньше, дабы купцы могли распределить по этому дела свои. Но Господа и любимцы Царские воспротивились этому, так как этим они лишались случая обогащаться посредством подарков и подкупа со стороны тех, которые, нуждаясь в них, заискивали их расположение.

В-третьих: эти прибыльщики уполномочены были входить во все дома и делать обыск, в виду могущих находиться там [164] товаров, имели власть распределять и взимать тягостные пошлины с внутренней торговли и рынков, и на всем протяжении Царских владений тревожить и притеснять народ, не зависимо от той общей подати, которую обязаны были вносить с каждого дома и с каждой семьи. Через эти своевольные действия, вместе с притеснениями со стороны Воевод, Правителей, Дьяков и мелких чиновников, простой народ утрачивает всякую охоту к промыслу и занимается им лишь настолько, насколько потребно для удовлетворения его нужд, потому что даже, если и удастся кому-нибудь из них, стараниями своими и искусством, добыть денег, то они по истине не могут назвать их своими, но с покорностью говорят: “Все, что мы имеем, принадлежит Богу да Царю”. Они также не дерзают казаться бoгaтыми ни в одеждах своих, ни в домах своих, так как вообще между ними считается всего безопаснее казаться бедным, чтоб не обратить на себя внимание тем, то имеешь деньги. В этом случае их преследуют и мучают до той минуты, пока они не расстанутся с деньгами своими, прибегая к подкупам и подаркам, чтоб только оставили их в покое. Подобных примеров можно насчитать десятки тысяч. По этой-то причине, проезжая в Poccии пo деревням, особенно зимою, вы увидите большую часть простолюдинов, сидящих в праздности на улице, или в домах своих; главную заботу свою они прилaгают к своему хозяйству: они стараются посеять и сжать вовремя и запастись грубым платьем, для предохранения себя от холода; все же деньги, добываемые ими, простолюдины имеют обыкновение прятать, зарывая их в землю, и, таким образом по смерти этих людей безвозвратно утрачиваются значительные суммы.

Правители и лица, власть имеющие, прибегают ко многим ужасным способам для притеснения народа, между прочим самое обыкновенное заключается в том, чтобы, под предлогом какой-нибудь вымышленной вины, призвать человека к допросу, угрожая кнутом (Knout) и батогами (Bottocks). Также нередко поощряют подавать на него жалобы и доносы. В этом случае, каково бы ни было правocyдиe, всякий человек должен неминуемо либо подвергнуться ударам, либо, смотря по средствам своим, откупиться от наказания деньгами. [165]

Простые крестьяне, посланные для работ под мое начальство, слезно жаловались мне на несправедливости и обиды, которым подвергались со стороны Городничих и Уездных чиновников, подчиненных этим Правителям. Это случалось особенно часто в бытность мою в Воронеже, и когда я предлагал им сделать представление о всех этих несправедливостях нынешнему Адмиралу Апраксину (заведовавшему в то время этой областью), и обещал, что сделаю все то, что только в моей власти, ручаясь, что добьюсь для них правды, то они убедительно просили меня ни в каком случае не упоминать о тех вещах, на которые они мне жаловались. Они объясняли это тем, что если б даже в данную минуту они и добились правды, то все-таки в последствии им пришлось бы пострадать и быть разоренными за то, что они жаловались на людей, власть имеющих, кои открыли бы, что донос произошел через них.

Вот еще одно обстоятельство, относящееся до бедственного положения этих людей, о котором я не могу не упомянуть, a именно: если какой-либо бедный человек, по природе бoлеe смышленый и лучший работник, чем соседи его, бывает избран и назначен для исполнения какой-либо Царской работы, то он по двум нижеследующим причинам всегда старается скрыть свои способности и притворяется невежественным. Во-первых: если станет известно, что в какой-либо области, городе, или месте, живет такой-то человек искусный и способный, то его уже не оставят в покое и постоянно будут требовать и давать ему работу, или по приказанию самого Правители, или подвластных ему чиновников, или местных Дворян, у которых они находятся рабами, и с этой минуты такой человек уже не может распоряжаться своим временем, ни получить для себя приличного вознаграждения, а вместо того, если им будут недовольны, или если он начнет роптать, то часто за труды свои он получает удары. Во-вторых: в случае, когда из места жительства их высылается известное число работников на Царскую работу, если один из них окажется способнее и искуснее своих товарищей (кроме тех случаев, когда сам Царь тут присутствует, и знает об этом), то на него накладывается и больше труда и больше ответственности в работе, хотя это не [166] доставляет ему никакого большого поощрения против других работников. В то время, когда я находился в Воронеже, я приказал Голландскому плотничному мастеру, служившему под моим начальством, выбрать, для сооружения снаряда, который тогда изготовлялся, двух, или трех самых искусных людей, каких только мог найти между Русскими плотниками, чтоб приставить их к этой работе. Между прочим, он назвал мне одного, которого из всех считал лучшим работником, я же расходился с ним во мнении, так как человек этот никогда ничем не выказался. На это он отвечал мне, что уверен в том, что названная им личность действительно хороший работник, и что он мог это заметить по тому, как он действовал инструментами, но что, по выше означенной причине, человек этот был совершенно прав, не выказывая своих способностей. На опыте все оказалось действительно так, как представлял мне Голландец.

Не смотря на все представления, деланные мною во время работ, которыми я занимался, и все мои старания получить из Царской казны хоть малое вознаграждение для работников, по моему мнению, заслуживающих оное, я не мог ни для одного из них выхлопотать ни одной копейки в день, так как в России не существует обыкновения при всех таких работах, как те, коими я занимался, платить деньги и жалованье простым работникам и мастеровым. Чтобы читателю легче было понять, каким образом получают плату эти люди, приставленные к исполнению общественных работ, необходимо рассказать следующее. В России вcе простолюдины или крестьяне (которые возделывают, пашут и засевают землю) суть рабы и принадлежат или самому Царю, или Боярам, или монастырям, или Дворянам этой страны, и когда Царь жалует кому-либо деревню (эти последние часто описываются и отнимаются от одного человека, чтобы отдать их другому), или когда покупают, или продают, в Poccии деревни, либо поместья, то ценность их исчисляется не по пространству земли, принадлежащей к ним, а по числу жителей или рабов, населяющих землю. Каждый дом или семья получает в надел известный участок земли, за который обязаны они платить своему владельцу соответственную сумму деньгами, хлебом и всякого рода произведениями в [167] натуре. Кроме общих налогов, накладаемых на них особыми Царскими Указами, для покрытия военных издержек, в России существует обыкновение для всяких Царских работ или дел, где требуется известное число простых работников, плотников, каменщиков, или кузнецов, посылать, по усмотрению, к Правителям областей, уездов и городов предписания набрать работников из среды крестьян или рабов, иногда приходится так, что каждый 3, 5 или 10-й дом обязан поставить человека, плотника, кузнеца, или простого работника с лошадью, или без лошади, на столько-то месяцев, или столько-то времени, смотря по назначению. Поставляются эти люди на счет города, или деревни, откуда велено набирать работников, и притом до тех пор, пока не сменит их новое число свежих людей, набранных из другого округа, или из того же самого места. До сведения моего дошло, что иногда половина народонаселения, принадлежащего известной деревне, или округу, высылалась поочередно сменять другую, не получая за это ни какого жалованья. Вследствие этого обыкновения в России, когда я старался, по мере сил моих, выхлопотать, в пользу некоторых лиц, действительно способных, вознаграждение, хотя бы по копейке в день, чтобы тем поощрить и прочих, то, в бытность мою в Воронеже, я получил от Господина Апраксина ответ, что не было до сих пор примера, чтобы из Царской казны выдавались людям деньги за исполнение их обязанностей в деле, на которое они были отправлены, но что, взамен этого, растут в Poccии батоги, и что, если они не исполняют требуемых от них работ, то их следует за это бить. Если все это взять в соображение, то нельзя удивляться тому, что Pyccкиe из всех народов в мире самый вялый народ и тяжел на подъем, когда идет дело о преуспеянии в искусстве, или науке, и при всяком удобном случае готов возмутиться и принять участие в самых варварских жестокостях, в надежде избавиться от рабства, которое наследственно тяготит на нем.

Там, где Царь присутствует лично, он дает поощрения некоторым из тех мастеровых и простых работников, которые имеют счастье находиться у него на глазах и которых он признает достойными. Преимущественно же в деле построения и оснащения судов, где он ежедневно находится в [168] среде работников, он часто берет в руки инструмент и сам с ними работает; но Бояре его совсем противоположного нрава и во всех частях Царских владений, во всех местах и случаях, общая сложность подданных его все еще находится под тем же гнетом, препятствующим развитию всякого дарования. Можно сказать с достоверностью, что если нынешний Царь умрет, прежде чем большая часть его cтарых Бояр отравится на тот свет, то большая часть всего того, чем он старался преобразовать страну свою, переправится в старую прежнюю форму, тем более, что предполагают, что сын его, нынешний Царевич Русский, нравом вовсе не похож на отца своего. Он склонен к ханжеству и суеверию, и его легко можно будет привести к тому, чтоб он возвратился к прежней системе и отложил в сторону все вещи, достойные похвалы, начатые настоящим Царем. Здесь, между прочими причинами, я должен упомянуть об одной из главных, вызывающей неудовольствие большой части Дворянства. Это то, что против их воли заставляют их переселяться на житье с женами и семействами в Пeтepбypг, где они обязаны строить себе новые дома, и где съестные припасы дороже, чем в Москве, а корм для лошадей в 6, или 8, раз ценнее, так как в Петербурге на него весьма большие требования, а страна эти производит его весьма малое количество: ибо бoлеe чем 2/3 ее состоят из лесов и болот. Не только одни Дворяне, но купцы и всякого рода торговцы, обязаны туда переселяться и торговать чем им прикажут; все это cтечение народа возвышает цену на съестные припасы и приводит в cтесненное положение тех, которые поставлены в необходимость жить тут для сухопутной, или морской, службы, для построек и для всех тех работ, которые Царь уже привел в исполнение и еще намеревается исполнить. Тогда как в Москве все господа и почетные люди имеют для жилищ своих не только огромные здания в самом городе, но также дачи и деревни, где устроены у них рыбные пруды и сады, со множеством разнородных плодовитых деревьев, и всякие увеселительные места. Петербург же, лежащий под 60° 15’ с. ш. не может производить ничего подобного. Кроме того Москва, — их родина и самое любимое место; тут они окружены друзьями и знакомыми, живут недалеко от деревень своих, легко и [169] дешево могут получать оттуда съестные припасы, привозимые крестьянами их.

Что же касается Царя, то он большой охотник до воды: корабли и лодки составляют его восторг, и он так любит управлять парусами, что даже зимою, когда река Нева и устья ее у взморья замерзли, и нельзя уже более плавать по воде, он имеет нарочно устроенные лодки, искусным образом приспособленные для катанья по льду, и каждый день, когда дует ветер, если что-нибудь особенное не помешает ему, он в вышесказанных лодках с развевающимися флагами и вымпелами, управляет парусами и реит от ветра по льду точно также, как во время плавания по воде. Господа его не находят ни наслаждения, ни удовольствия, в подобного рода вещах, хотя по-видимому делают Царю вежливости каждый раз, когда он говорит им о красотах, или прелестях Петербурга, но как только они сойдутся между собою, то жалуются и говорят, что в Петербурге достаточно слез и воды, и что они молят Бога о том, чтоб вернуться опять на житье в Москву.

Москва находится почти в середине России, на реке того же имени, впадающей в Оку (Асса), и занимает большое пространство земли, где даже и в самой средине города каждый значительный человек имеет свой сад и внешний двор, принадлежащий к его дому. Когда путешественник подъезжает к городу, то этот последний представляется ему со множеством церквей, монастырей, Боярских и Дворянских домов, колоколен, куполов, крестов над церквами, позолоченными и раскрашенными, и все это заставляет думать, что это самый богатый и красивый город в мире. Так показалось и мне с первого взгляда, подъезжая по Новгородской дороге, с которой вид всего красивее; но когда разглядишь все это поближе, то является разочарование и обманутые ожидания. Проезжая по улицам, замечаешь, что дома, за исключением домов Боярских, принадлежащих некоторым богатым людям, все построены из дерева, преимущественно же лицевая сторона, выходящая на улицу, и очень не представительны с виду. Стены и изгороди между улицами и домами также деревянные, и сами улицы, вместо того, чтоб быть вымощены камнем, выложены деревом, посредством сосновых балок, длиною в 15, или 16, футов, положенных одна подле [170] другой поперек улицы, и лежат на других нижних балках, расположенных вдоль улицы; они их обыкновенно возвышают над грязью, покрывающей улицу и находящейся по бокам их так, что с обеих сторон сырость стекает на них и они большею частью остаются сухи. Это дает мне случай упомянуть о частых и разрушительных пожарах, случающихся в этой стране, так как не только в Москве, но и во всех больших и малых городах России, все здания строятся таким же образом, и это часто причиняет такие страшные пожары, какие не встречаются ни в какой другой земле в мире. Например, в Москве раз начавшись, пожар, особенно летом, когда все сухо и готово вспыхнуть, распространяется во все стороны с такою яростью, что не возможно противостоять ему. В этой крайности Pyccкие, в надежде остановить пожар, имеют обыкновение ломать дома и деревянные изгороди, и часто, не имея времени убрать их в сторону, оставляют лежать на земле, вместе с деревом, коим вымощены улицы, и тем дают большую пищу огню. Я знал случаи, когда менее, чем в полдня, горело пространство более, чем на расстояние Русской мили, и уничтожено было несколько тысяч домов, прежде чем пожар был потушен, и нередко даже прежде, чем жители имели возможность спасти и 10-ю часть своего имущества. Это привело многих людей к самой крайней бедности после того, как все их имущество сгорело; это и есть одна из главных причин, почему дома в Москве кажутся такими бедными: жители не имеют достаточно денег, чтобы возобновлять их в лучшем виде, так как уже не раз случалось, что как только перестроят их, то они опять сгорят до основания.

Царь, равно как и подданные его, много пострадали от этих повальных пожаров. Я помню, как однажды, в бытность мою в Москве, около Москвы реки сгорело в одном магазине, принадлежащем Царю, на 100,000 руб. табаку. Кроме того, подданные его, вследствие этих пожаров, часто лишаются возможности платить подати и налоги. Достоверно, что в течение времени, проведенного мною в Poccии, собственно город Москва от этих случайных пожаров пострадал в пять раз более, чем от всех налогов и военных издержек. Это опять [171] приводит меня к сделанным мною уже прежде, замечаниям на счет глупости и безрассудства Русских господ Советников Царских и клевретов их, так называемых, прибыльщиков (Рrebulshicks), не смотря на то, что эти повторенные потери и разорения посредством пожаров столь велики, что я, как полагаю, в течение 20 лет равняются тому, что потребовалось бы для перестройки всего города Москвы камнем, или кирпичом, но ни они сами, ни отцы их (которых они так почитают), не остановились на этих соображениях, хотя могли бы уже давно рассчитать все это и подумать о способе, могущем предотвратить такую беду. Можно бы было, по общему согласию, посредством общей оценки, составить капитал для понижения цены кирпича, и отпускать его ниже обыкновенной цены тем лицам, кои имели несчастие лишиться домов своих от пожаров. Это послужило бы поощрением к перестройке главной столицы России кирпичными зданиями, тогда как теперь, не только самые дома, но и множество хлебных зерен, съестных припасов и богатых товаров, постоянно истребляются огнем, и от этого в большей, или меньшей, степени страдают и Царские доходы, и все Государство приходить в разорение, а все-таки нынешние Царские Советники так мало обратили внимание на то, чтобы изыскать средство врачевания подобного зла, но они даже действуют совершенно противоположно, и лет восемь тому назад наложили сильную пошлину на кирпич, приставив прибыльщиков взимать эту пошлину, так что теперь во всех Царских владениях кирпич стали продавать почти вдвое дороже того, что он стоил прежде, и многие люди, которые охотно бы построили дома свои из кирпича, с целью предохранить их от истребления пожаром, теперь не в состоянии этого сделать. В тех домах, которые Pyccкиe строят из кирпича (чтобы предохранить их от пожара), они выводят стены очень толстые, со сводом наверху, и по углам связывают их железными брусьями, также делают железные двери и ставни к окнам, таким образом во время пожаров сгорает только крыша дома, покрытая обыкновенно сосновыми досками, за исключением тех немногих Московских домов, которые с некоторого времени стали покрывать черепицей, и других, принадлежащих богатым Господам, которые кроют их листовым железом. Еще многими [172] другими примерами мог бы я доказать, что способ действия этих прибыльщиков положительно уменьшил значительным образом Цapcкиe доходы, убил торговлю и разорил народ. Но мне кажется, я уже сказал достаточно, чтобы читатель мог видеть, какое это счастье жить в свободной стране.

Еще замечу нечто, что было весьма неразумно применено к делу на основании предположения, составленного для того, чтоб принести значительную пользу Царской стране, но не достигшего предполагаемого выгодного последствия, а именно: лет 12, или 14, тому назад в Совет представлен был расчет великого количества сукна, употребляемого ежегодно в стране этой и привозимого из Англии и Голландии, и о том, как выгодно было бы для России, во избежание этого расхода, делать сукно в Москве, преимущественно для снабжения одеждой Царского войска. Не смотря на то, что иностранные купцы уверяли, что шерсть их слишком грубая и не годится для сукна, все-таки решено было сделать опыт, и затем отдано было приказание послать в Голландию за прядильщиками, ткачами, стригунами, красильщиками и проч., равно как и за всеми необходимыми орудиями, чтобы завести в России шерстяную фабрику. С этою целью на берегу Москвы реки отведена была большая четырехугольная площадь, обстроенная кирпичными домами для помещения нескольких сотен рабочих, долженствовавших находится под руководством мастеров-ремесленников, прибывших из Голландии учить Царский народ тому, как делают, приготовляют и красят сукно. Расходы по всему этому возвышались уже до нескольких сотен тысяч рублей, прежде чем для первого опыта сделан был хоть один локоть сукна. Когда же опыт пришел к окончанию, то оказалось, что Русская шерсть (которая весьма короткая, жесткая и почти такая же, как шерсть собаки) не могла годиться, чтобы прясть ее в нитку для сукна, так что потом пришлось посылать в Голландию и доставить оттуда шерсть, чтоб примешать ее к Русской шерсти. В итоге вышло, что даже самое грубое сукно, только годное для солдат, легче доставать, чем делать его в России.

Таким образом они шли наперекор природе и разуму: ибо в стране их не имеется годной шерсти, тогда как, напротив, лен хорошо растет в России, и оттуда снабжаются им [173] и другие народы. Несомненно, что если бы Царь употребил хоть 40% этих расходов на то, чтоб выписать нескольких иностранцев, могущих сообщить народу его разные улучшения по части льняного рукоделия, то, поучившись немного, и с помощью лучших, не имевшихся у них до сих пор, инструментов для пряжи льна и тканья полотен, употребление коих им не известно, собственные подданные его могли бы в скором времени (при должном поощрении) довести это дело до достаточного совершенства, что дало бы им возможность продавать за границу в чужие страны большее количество полотен и по более сходным ценам, чем могли бы это делать какие-либо другие Государства, теперь же, за недостатком этого усовершенствования, все, не имеющие понятия о торговле и покупающие Русское полотно, постоянно жалуются на то, что оно не имеет должной ширины, подобно тому, которое делается в других странах; полотно, которое они ткут для рубашек, не шире 20-ти дюймов, так что приходится для этого предмета употреблять четыре полотнища; и до сих пор еще не сделано опыта улучшения по этой части; не смотря на все убеждения иностранных купцов, Pyccкиe упорствуют в своей привычке, и ткут полотно слишком узкое для всякого употребления.

Я мог бы привести еще много подобных примеров заблyждения и упорства их, столь противных выгодам и пoльзам Poccии, но я боюсь, что я и то уже слишком много распространялся, и потому дам только самый короткий отчет о преобразовании Царского войска, которое, благодаря его личной заботе и хорошему правлению, привело его к такому усовершенствованию, до которого не пытался привести оное ни один из его предшественников.

Я уже упоминал о том, что Русское войско одето было в длинные кафтаны, и что Царь, по возвращении своем из путешествия, одел некоторые полки в форменные мундиры, подобно войску других Европейских Государств. Я также заметил, что он установил в военном учении новую дисциплину, заимствованную от других народов, и что он принял в службу свою иностранных офицеров; я полагаю, что читателю занимательно будет узнaть, какими приемами и каким способом он из собственного своего народа старался сделать солдат, [174] матросов в проч. Чтобы иметь людей, способных для службы в войске, на кораблях и во всяких других должностях, он приказал составить список, сколько у каждого Боярина и Дворянина сыновей, и какими они владеют поместьями. Иных послал он путешествовать, других отправил в армию и во флот, чтоб служить там на собственном иждивении, покуда они упражнятся в деле и отличатся своим поведением на столько, чтобы удостоиться какого-либо значения и поступить на Царское жалованье. Сыновья самых высших Господ, прослуживши несколько времени солдатами, производились сначала в Прапорщики, потом постепенно повышались, соответственно их поведению. На общественных увеселениях и в общественных местах на них приказано было не обращать особого внимания, и не оказывать им ни какого особого уважения, кроме того, которое соответствовало занимаемой ими должности, коей удостоились на службе Его Величества.

Чтобы приказание это было болee действительно, и чтобы все лица, которых он посылает в войско, или во флот, могли остаться этим довольны, Царь сам показал им пример, взяв на себя должность во флоте и в армии, действуя и пользуясь постепенными повышениями, как всякий другой человек. Обо всем этом необходимо сообщить более подробно.

Первый титул, который он взял на себя, был титул лоцмана в то время, когда он впервые построил корабли на Переяславском oзepе, а также и во время похода против Азова в 1695 году; Урядником же он записался перед тем, как пустился путешествовать по Европе. По возвращении своем, когда он изменил учреждение и имя стрельцов, назвав их солдатами, он ваял на себя начальствование ротой в одном из первых гвардейских полков. Я сам видел, как он шел впереди своей роты по улицам Москвы во время освящения воды в реке, что обыкновенно в Москве и по всей России делается два раза в год, при торжественном крестном ходе духовенства. По возвращении Его Beличества из путешествий, он собственными руками сделал чертеж 50-ти пушечного военного корабля, и начал его строить на Воронежских доках, приказав, в присутствии всех своих Господ, прежде упомянутому мнимому Царю, произвести его в строительные мастера; по этому случаю [175] шут его приветствовал речью насчет его искусства и различных степеней знания, приобретенных им в путешествиях, а мнимый Царь удостоверял его в своей милости и в том, что он может ожидать дальнейшего повышения, соответственного его достоинствам.

Эти три титула он взял на себя, когда я только что приехал в страну, и ни в каком общественном собрании, или увеселении, никто не смел обращаться к нему иначе, как называя его Капитаном. Он продолжала таким образом служить в течение 8 лет, прежде чем достиг Полковничьего чина, что случилось после особенного уcпеxa его в деле против Шведов в Польше; после же того, как он одержал великую победу под Полтавою и в торжестве вернулся в Москву, он был произведен в Генерал-Лейтенанты и, сколько я помню, два года перед тем был сделан Контр-Адмиралом Флота, и, согласно этому, поднял свой флаг. До меня дошли слухи, что в течение нынешнего лета он с обычной обрядностью произведен был в Вице-Адмиралы.

Во всех этих разных чинах, до которых его постепенно возвышали, он постоянно получал свое жалованье и давал расписку в том. Деньги обыкновенно приносились и вручались ему во время какого-нибудь великого праздника, на котором присутствовали все его Господа По этому случаю мнимый Царь обыкновенно делал ему вежливые приветствия насчет того, что он хорошо служил и трудился для общественного блага. Пили за его здоровье, как за Капитана, Корабельного Строителя, Полковника, или Генерала, смотря по тому, какое ему в этот раз приходилось получать жалованье. Когда же спускают на воду корабль, строенный им самим, или такой, который строился под его именем Русскими его помощниками, то мнимый Царь и Господа всегда дарят ему серебряную посуду, деньги и сукно, чтоб сделал он себе новое платье, так как в тот день, когда он работает между плотниками, собственное его платье большею частью бывает достаточно испачкано. Это делается обыкновенно после того, как корабль уже спущен на воду и Царь начинает пировать и веселиться.

Шут его в этих случаях всегда много хлопочет: иной раз он его хвалит, а иной говорит, что с ним обходятся [176] слишком милостиво и быстро повышают: он перечисляете все то, что ему следовало бы сделать прежде, чем по справедливости получить право на такое поощрение, и всегда при этом делает косвенные намеки на привычки и обычаи прежних Царей, их дурное yправление Государством, дурное устройство войска, ханжество старых Бояр и проч. Вот какими мерами Царь добродушно и весело старается доказать своим Господам, что он ожидает от них, чтоб они не считали ни себя, ни сыновей своих, слишком важными лицами для служения земле своей, получая постепенное повышение в чинах. Сделав это, он тем не ограничился, но неусыпно старается вникать в достоинства и поведение всех тех, кто служит в его войске, награждая, или наказывая, каждого, смотря по тому, что он заслужил. Существует много разительных примеров подобного рода. Этим способом он из среды своего собственного народа снабдил войско хорошими офицерами, которые, быв родом Дворяне первостепенные, должны, вместе с чем, отличаться духом мужества и храбрости. Что же касается до войска вообще и простых солдат, из которых состоят полки, то те, которые служат в коннице, по большей части Дворянские сыновья низшего разряда, владеющие небольшими поместьями, а также некоторые сыновья Священников; потому что Царь заметив, что страна его переполнена Священниками малообразованными и воспитывающими обыкновенно сыновей своих в том же невежестве, предназначая их к тому же служению, приказал всех их переписать и отправить в войско. Он также неоднократно посылал туда значительное число излишних Подьячих (Subdiackshicks), находящихся в Приказах, и других лиц, набранных из среды мелких торговцев, так что между Царскими драгунами и в легкой коннице встречается весьма мало крестьян или крепостных.

Что же касается до пехотных солдат то, вследствие разных, нижеследующих, замечательных обстоятельств они более всех других людей в мире годны для службы. Во-первых: в России между простолюдинами (мужчинами и женщинами) существует обыкновение, по крайней мере раз, или два, в неделю ходить в их баню (Bagnio) или потовые бани, и даже среди зимы они выходят голые из этих бань и бросаются в реку; если [177] же нет тут реки, то выливают ceбе на голову два, три, ведра холодной воды. Таким образом, приучившись с самого детства к этим крайним и быстрым переходам от жара к холоду, они не боятся простуды и не подвергаются кашлю, о котором в этой стране не имеют понятия: они могут безопасно путешествовать по степи во время самых суровых морозов и ложиться на ночь спать около костра, разложенного на снегу. С одной стороны, эта способность переносить такого рода трудности, делает их годными для военной жизни, с другой же стороны, если Русский будет иметь сухари (Sucarie), что есть не что иное, как печеный ржаной хлеб, изрезанный на мелкие четырехугольные кусочки и высушенный потом в печи, если он только будет иметь эти сухари и простую воду, чтоб запить их, то он способен удовлетвориться этим и идти меpным шагом недели две без остановки. Если же он получает еще от времени до времени чарку водки, то считает себя вполне удовлетворенным и счастливым.

Во-вторых, Русские ни во что ставят смерть и не боятся ее. Вообще замечают, что когда им приходится идти на казнь, они делают это совершенно беззаботно. Я сам видел, как многие из них шли с цепями на ногах и с зажженными восковыми свечами в руках. Проходя мимо толпы народа, они кланялись и говорили: “Простите, братцы!” и народ отвечал им тем же, прощаясь с ними; и так они клали головы свои на плахи и с твердым, спокойным лицом отдавали жизнь свою. На этом основании все те, которые лучше меня могут об этом судить, считают, что при хороших офицерах Pyccкиe непременно будут отличными солдатами; и во многих случаях в недавнее время было уже доказано, что те из них, которых хорошо ведут и применяют к делу, могут также хорошо устоять и сражаются не хуже прочих народов.

Кроме собственного его народа, Царское войско состоит еще из нескольких Казацких (Cossacks) полков, находящихся под начальством их собственных офицеров. Bсе они принадлежат к легкой коннице и оказались весьма полезными в Русских войнах против Турок и Татар, а в настоящей войне против Шведов: их обыкновенно отправляли с отрядом Русской конницы во все те посылки, где приходилось сбирать подать [178] и жечь, или грабить страну. У Царя есть также отряд Калмыков (Cullmicks), которые, согласно заключенному с ними мирному союзу, обязаны всегда сопровождать его войско. Это сильный воинственный народ, который только нуждается в дисциплине, чтоб образовать из него солдат. Калмыки доставили Царю значительную победу над Шведским отрядом около Пскова (Plesco), вскоре после потерянной битвы под Нарвой

Я уже прежде говорил о дромадерах, употребляемых Калмыками на восточном берегу Волги для перевозки своих пожитков. Лошади, не привыкшие видеть этих животных, очень боятся их, и в испуге, с великой поспешностью, убегают от них. При встрече Русских с Шведским отрядом, на который они собирались напасть, этим Калмыкам с несколькими дромадерами впереди, приказано было начать нападение: как только они приблизились к ним, Шведские лошади так испугались, что подались и выбились из строя; тут Русские напали на них и разбили их. Казаков обыкновенно насчитывали до 10,000 человек, а Калмыков около 6,000; все же Царское войско, находящееся у него на жалованье в разных местах, состоит, в общей сложности, из ста двадцати, или ста тридцати, тысяч человек.

Есть еще одна вещь, посредством которой Царь весьма усовершенствовал свое войско. До его времени Pyccкиe не имели правильной артиллерии и, сколько известно, никогда с успехом не осаждали ни одной значительной крепости; у них также не было хороших офицеров, исключительно принадлежащих к артиллерии; но нынешний Царь, около двух лет после возвращения своего из путешествия, завел правильную артиллерию и дал ей военный мундир, как у других народов. В настоящее время многие из его подданных находятся в артиллерии его Капитанами и Офицерами: они изучили артиллерийскую науку и сделались хорошими бомбардирами, а затем еще многих других ежедневно высылают из его Математического Училища в Москве, служить в артиллерии, равно как и на кораблях, сверх тех, которые посылались, и до сих пор посылаются, за границу изучат ремесленные искусства и науки, быв предварительно обучены только Арифметике и Геометрии. Таких-то именно прибыло в Англию, месяц тому назад, около двадцати человек, которых приказано поместить в учение по части разных ремесел, [179] относящихся до кораблестроения и артиллерии; из них образуют кораблестроителей, канатных мастеров, парусников, кузнецов и проч.

Царь обращает особенное внимание на то, чтоб его подданные сделались способными служить ему во всех этих делах. Для этой цели он не жалеет трудов и постоянно сам работает в среде этих людей, отдает приказания, делает распоряжения во всем, что только относится до войска и флота, и находит в этом великое наслаждение. Об нем можно оказать, что он сам вполне солдат и знает, что требуется от барабанщика, равно как и от Генерала. Кроме того, он инженер, пушкарь, делатель потешных огней, кораблестроитель, токарь, боцман, оружейный мастер, кузнец и проч.; при всем этом он часто сам работает собственноручно, и сам наблюдает, чтобы в самых мелких вещах, как и в более важных распоряжениях, все было исполнено согласно его мысли.

Не могу не заметить еще одного: так как те места, где изготовляются корабли и где расположены войска его, находятся иногда в весьма дальнем друг от друга расстоянии, то я полагаю, что (по соразмерности времени, проведенного мною в стране этой) он путешествовал двадцать раз более, чем какой-либо Государь в мире до него, и ни в какой стране, за исключением такой, где ездят на санях, не могло бы это быть приведено в исполнение. Обыкновенный его способ путешествия зимою равняется ста Английским милям в день, или около того. Он совершает эти переезды на переменных свежих лошадях. Хотя в России весьма удобно таким образом путешествовать зимою в санях, но в этой стране не существует нигде гостиниц, ни других порядочных мест, где бы можно было найти приют, за исключением больших городов, отстоящих друг от друга миль на сто.

Поэтому Царь, чтоб сделать путешествие более приятным для себя и для сопровождающих его Офицеров и Господ, приказал построить на дорогах, ведущих в Воронеж, Киев, Смоленск и Петербург, на 20, или 30, верстном расстоянии друг от друга удобные дома, где можно найти приют и пищу. Он также приказал на вышеозначенных дорогах поставить на каждой миле столбы, с четко написанным по Английски и [180] по Русски означением расстояния от места до места, так что путники, находящееся на этих дорогах, легко могут знать, как далеко им еще остается ехать. Преимущественно же с целью сделать Петербург болee приятным, он, около семи лет тому назад, приказал Мистеру Фергарсону и Мистеру Гвину (Gwin) обстоятельно осмотреть дорогу между Петербургом и Москвою, отыскать отношение одного места к другому, чтобы на всем протяжении провести дорогу прямой чертой через леса, озера, болота и реки, что и сокращает дорогу на одну пятую против теперешнего протяжения. С тех пор уже начертана была линия этой дороги и в 1710 году окончательно намечена в прямом направлении через леса, и как только кончится война, и Царю возможно будет уделить людей и денег на этот предмет, он предполагает провести эту дорогу.