АДАМ ОЛЕАРИЙ

ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ГОЛШТИНСКОГО ПОСОЛЬСТВА В МОСКОВИЮ И ПЕРСИЮ

28 августа заблаговременно внове собрались мы в путь и до восхода солнца дошла до города Самары, который считается в 350 в. от [333] Казани. Этот город лежит по левую руку, в 2 верстах от берега, построен в виде четырехугольника, имеет небольшое количество каменных церквей и монастырей и получил название от реки Самары, которая в 3 верстах под городом дает рукав (его они называют — Сын-Самары ²³⁷) в Волгу, но главным течением своим вливается в нее лишь 30 верстами ниже.

У нас, правда, было желание остановиться перед городом и узнать, каковы были дальнейшие показания обоих арестантов, посланных вперед с нашим приставом, но так как ветер стал превосходно-попутным, мы подняли паруса и поехали дальше. Мы и за этот день прошли хорошее расстояние, более чем когда-либо ранение, а к вечеру перед Казацкой горой, которая считается в 115 верстах от Самары, стали на якорь. Таким образом, предсказание русских относительно хорошей погоды начало сбываться.

За Самарой вправо опять начинаются горы, однако — не той высоты, как раньше. Первая гора тянется на 30 верст до реки Самары, против которой справа также впадает [в Волгу] другая река Аскула ²³⁸. Волга здесь имеет в ширину 3 версты. Далее следует гора Печерская ²³⁹, пр.; она скалиста, покрыта отдельными лесками и простирается вниз по реке на 40 в. В ста верстах от Самары к западу посреди реки лежит остров Батрак ²⁴⁰, длиной в 3 версты, а в 10 верстах от него другой остров Лопатин, длиной в 5 верст. Здесь с правой стороны впадает река Сызрань ²⁴¹. За ней мы проехали мимо нескольких небольших островов, лежащих посреди реки, и поздно вечером прибыли к Казацкой горе, у которой остановились.

Казацкая гора гола, безо всякого леса и длиной в 60 верст. Название свое она получила от донских казаков, которые раньше жили здесь в большом количестве, нападая на мимо идущие суда и грабя их. После того, как однажды посланные из города Самары стрельцы напали на них и несколько сот из них перебили, они здесь уже больше не показывались так часто. При проезде мимо горы о них сочинен был ²⁴² следующий сонет:

И эта гора, подобно следовавшим за ней, временами отходит в сторону сути, а через несколько миль опять подступает к берегу. [334]

29 того же месяца мы у конца Казацкой горы проехали мимо реки Паньщины ²⁴³ и, совершив в течение дня 45 в., стали якорем перед островом Сагеринским ²⁴⁴, где на судно пришли несколько рыбаков, сообщивших, что недалеко на берегу показались 40 казаков. Здесь наши бочки с пивом опустели, и нашим людям пришлось начать пить воду, смешанную с небольшим количеством уксусу.

30 августа рано утром мы пришли к реке Чагре, которая вытекает за предыдущим островом, со стороны штирборта. В 40 в. за ним мы дошли до острова Соснового, на котором, по словам принятого на судно перед Самарой рыбака, будто бы стояли и ожидали нас несколько сот казаков. Мы в полном вооружении прошли остров, но никого не заметили. К полудню мы наткнулись на гору Тихий, образующую вправо большую излучину; издали кажется, будто эта гора совершенно замыкает Волгу. Близ нее повсюду вода мелкая, и находится здесь одна из главнейших мелей, которую они зовут Овечьим бродом. В этом месте, как говорят, казаки верхами и пешие переходят через Волгу. Здесь же находится много небольших островов, покрытых лесом и удобных для разбойников.

Мы встретили двух рыбаков, которые нам сказали, что 8 дней тому назад казаки отняли у них большую лодку и говорили им о приходе через немного дней большого иноземного судна с немцами. К вечеру мы вновь призвали на судно двух рыбаков: старого и молодого, и спросили их о казаках. Старик сначала говорил, что ничего о них не знает, когда, однако, молодой оказался более разговорчивым и заявил, что напротив в лесу имеются 40 человек казаков, то и старый подтвердил это и сказал: “У них 6 лодок, которые они вытащили на берег в кусты, но обо всем этом нельзя рассказывать, так как иначе рискуешь жизнью”. Он просил также, чтобы мы взяли их, как бы пленников, с собой и в другом месте ночью высадили на берег; так и было сделано. Мы доверяли этим рыбакам не более, чем казакам, удвоили ночью стражу и рано утром в сумерки отпустили рыбаков. В этот день мы сделали 60 верст.

В последнее число августа мы опять имели очень попутный ветер, так что к вечеру прошли 120 верст. Мы, прежде всего, пришли к острову Осиновому, лежащему в 100 верстах от следующего города Саратова. Против него мы попали на песчаную мель, которая трется от берега с правой стороны; здесь судно несколько раз касалось дна, но мы все-таки не засели и не имели замедления. В 20 верстах от мели был другой остров Шисмамаго[?] ²⁴⁵, а затем Колтов, в 50 верстах от Саратова. Здесь мы определили глубину воды в 16, 20, 30 и 40 фут. Между этими двумя островами мы встретили две русских баржи, принадлежавшие патриарху московскому, а также насаду с соленой осетровой икрой, принадлежавшую великому князю. На каждом из этих судов было 400 человек рабочих. Когда они подошли к нам, они дали салют из ружей, а мы отвечали выстрелом из пушки. За Колтовым у берега стояли опять 4 баржи, нагруженные солью и соленой рыбой, принадлежавшей выдающемуся купцу в Москве Григорию Никитову [Никитичу]; [335] все они шли из Астрахани. С них сообщили, что недалеко от Астрахани баржам на разных лодках повстречались 250 казаков, которые, однако, от них ничего не потребовали. Недалеко от упомянутого острова, направо, на берегу, лежит очень высокая гора, длиной в 40 верст. Гора эта называется Змеевой, потому что в многих изгибах она то отходит в сторону, то опять направляется к берегу. Некоторые баснословят, что гора получила название от змея сверхъестественной величины, жившего здесь долгое время, нанесшего много вреда и наконец изрубленного храбрым героем в три куска, которые затем превратились тотчас же в камни. Говорят, что действительно на горе можно видеть три больших длинных камня, лежащих близко друг к другу, точно они были отбиты от одного куска. Почти в конце горы и вплоть до города Саратова находятся много островов, лежащих рядом друга с другом и один позади другого; русские зовут их Сорок островов ²⁴⁶.

1 сентября мы встретили весьма рано 3 больших струга в 300 ластов ²⁴⁷; они шли на 12 футов в глубину и тащили за собой несколько мелких лодок, при помощи которых облегчаются суда перед мелями. Самый большой из стругов принадлежал богатому монастырю Троицкому ²⁴⁸, находящемуся в 12 милях от Москвы. Как и с предыдущими судами, мы обменялись с ними салютами. До полудня около 9 часов мы проехали мимо города Саратова. Этот город лежит в 4 верстах от главной реки в ровном Поле, на рукаве, который Волга кидает от себя по левую руку. Здесь живут одни лишь стрельцы, находящиеся под управлением воеводы и полковника и обязанные защищать страну от татар, которые именуются у них калмыками: они живут отсюда вплоть до Каспийского моря и реки Яика и довольно часто предпринимают набеги вверх по Волге.

Город Саратов лежит под полярной высотой в 52° 12' и до него от Самары считается 360 верст. В этот день мы прошли с попутным ветром мимо двух островов, лежащих недалеко один от другого (они звали их Криушой ²⁴⁹ и Сапуновкой), и вскоре прибыли к Ахматовской горе ²⁵⁰, конец который приходится у острова того же названия; последний считается в 50 верстах от Саратова. Гора эта красива с виду, ради зелени, покрывающей ее верхушку, крутого склона из пестрой почвы посередине, и длинного зеленого пригорка, замыкающего ее внизу в виде искусственного придатка. Здесь мы вновь встретили большой струг, выславший на лодке к нам несколько человек, известивших нас, что по эту сторону Астрахани они встретили 70 казаков, которые, однако, ехали тихо вперед и ничего им не сказали. 4 дня перед тем, однако, всего 10 казаков напали на них и отобрали у них несколько сот рублей. Казаки, правда, не пришли к ним на судно, где они вполне были в состоянии отразить разбойников, но отняли у них вышедшие вперед лодки с якорями, без которых им нельзя было обойтись, и продержали эти лодки, пока деньги не были уплачены.

Когда по заходе солнца мы стали на якорь, то увидели по левую сторону у берега 10 казаков, которые спешили вверх по реке и в лодке переправлялись на другой берег. [336] Посол Брюг[ге]ман тотчас велел 8 мушкетерам, частью из солдат, частью из людей свиты, на лодке поспешить за ними и доставить их на судно. Казаки, однако, вытащили лодку на берег и спрятались в лесу, вследствие чего наши, ничего не добившись, темной ночью вернулись на судно. Наш маршал по этому поводу имел горячий спор с послом Брюг[ге]маном, которому говорил, что очень неудобно и опасно высылать людей ночью на подобные предприятия, в которых им нельзя оказать поддержки Брюггеман отвечал резкими словами.

2 сентября мы пришли к острову Ахматовскому, и в 20 верстах от него к другому — Золотому, который длиной в 3 версты. Потом пришли мы к Золотой горе, получившей, как говорят, свое название оттого, что некогда, как нам рассказывали, татары здесь напали на богатую “станицу”, или флотилию, одолели ее и ограбили, после чего разбойники деньги и золотые вещи делили шляпами. Эта гора в 70 верстах от Саратова. Сейчас же за концом ее начинается белая Меловая гора, которая тянется по берегу вниз по реке на 40 в. и на поверхности своей так ровна, точно она по шнуру сглажена. К реке она круто спускается, а у подножья близ воды украшена красиво растущими деревьями. За ней следует еще иная, которую мы назвали Столбовой горой; она также была очень приятна на вид: со стороны обрывистого края здесь много выдающихся наружу кусков, которые, в качестве каменных жил, остались не размытыми после смытия рыхлого песка; они были похожи на столбы синей, красной и желтой окраски и были перемешаны с зелеными кустами ²⁵¹.

3 сентября мы с левой стороны увидели реку [Е]руслан ²⁵², а направо напротив круглую гору Ураков [бугор] ²⁵³, которую считают в расстоянии 150 в. от Саратова. Эта гора, как говорят, получила свое название от татарского государя Урака, который здесь бился с казаками, остался на поле битвы и лежит погребенный здесь. Дальше с правой стороны находится гора и река Камышинка. Эта река вытекает из реки Иловли ²⁵⁴, которая в свою очередь впадает в большую реку Дон, текущую в сторону Понта и представляющую пограничную реку между Азией и Европой. По этой реке, как говорят, донские казаки со своими мелкими лодками направляются к Волге. Поэтому это место и считается крайне опасным в отношении разбойников. Здесь мы на высоком берегу направо увидели много водруженных деревянных крестов. Много лет тому назад русский полк бился здесь с казаками, которые хотели укрепить это место и закрыть свободный проход по Волге. В этой стычке, как говорят, пали с обеих сторон 1000 человек, и русские были здесь погребены.

Когда мы прошли мимо этого места, то заметили весь персидский и татарский караван, состоявший из 16 больших и 6 малых лодок, шедших рядом и гуськом. Когда мы заметили, что они, ожидая нас, опустили весла и лишь неслись по реке, то мы подняли все паруса и одновременно старательнее взялись и за весла, чтобы догнать их. Когда мы близко к ним подъехали, мы велели трем нашим трубачам весело заиграть и [337] дали салют из 4 пушек. Караван отвечал мушкетными выстрелами из всех лодок. После этого выстрелили и наши мушкетеры, и с обеих сторон пошло большое ликование.

Во главе этого каравана, собравшегося окончательно перед Самарой, были, кроме вышеозначенного шахского персидского купчины и татарского князя Мусала, русский посланник Алексей Савинович Романчуков, отправленный от его царского величества к шаху персидскому, татарский посол из Крыма, купец персидского государственного канцлера и еще два других купца из персидской провинции Гилян.

После салютных выстрелов, татарский князь послал лодку со стрельцами — в караване их для конвоя имелось 400 — к нашему судну, велел приветствовать послов и спросить о их здоровье. Когда они прибыли к кораблю, то они сначала остановились и дали салют, затем капитан их взошел на судно и исполнил свое поручение. Едва они лишь отъехали опять, как паши послы велели фон Ухтерицу, Фоме Мельвиллю и Гансу Арпенбэку, русскому переводчику, отправиться, в сопровождении нескольких солдат, приветствовать татарского князя. Я же с фон Мандельсло, персидским толмачом и некоторыми из свиты послан был на двух лодках к шахскому купчине.

По дороге мы встретили нескольких персов, которые были направлены купчиной к нашим послам. Когда мы подошли к персидскому судну и слева хотели пристать к нему, поспешно выбежали несколько слуг и начали усердно махать нам, чтобы мы не отсюда, а с другой стороны лодки взошли на борт: на левой стороне находилось помещение жены их господина, которую никто не должен был видеть. Когда мы теперь с правой стороны вступили на судно, то тут уже стояли многочисленные слуги, которые взяли нас под руки, помогли вступить на лодку и провели нас к купчине. Этого последнего мы застали на диване, вышиной с локоть и покрытом красивым ковром. Он сидел на мохнатом белом турецком одеяле, ноги, по их обычаю, у него были подогнуты, а спина опиралась о красную атласную подушку. Он любезно принял нас, ударив рукой в грудь и нагнув голову: подобная церемония у них обычна при приеме гостей. Он попросил нас усесться к нему на ковер. Так как мы не привыкли к подобному способу сидения, то нам было тяжело и мы еле справились с этой задачей. Он с любезным выражением лица выслушал наши просьбы и ответ свой выразил во многих вежливых и почтительных словах, насчет которых персы — народ очень умелый и очень любезный. Между прочим, он так сердечно обрадовался по поводу нашего прибытия, что — по его словам — вид корабля причинил ему такое удовольствие, как будто бы он увидел Персию или в ней свой дом, куда он так давно стремится. Он жаловался на нелюбезный обычай русской нации, испытанный нами и состоявший в том, что нас держали взаперти и не дозволяли посещать друг друга. По прибытии в Персию, по его словам, мы будем иметь там больше свободы, чем сами даже туземные жители; он надеялся, что по прибытии нашем к его царю, шаху Сефи, он, купчина, ввиду завязавшегося на [338] пути между нами знакомства, будет назначен нашим мехемандаром, или проводником. Он обещал, что в этом случае он выкажет нам полную дружбу. Он говорил также, что, если у него есть что-либо в настоящее время на судне, чем бы он мог услужить нам, то он ни в чем не отказал бы нам, и т. д. в этом роде.

Из позолоченных чар он угощал нас крепкой русской водкой, изюмом, персидскими орехами или фисташками, частью сушеными, частью солеными. Когда в это время на нашем корабле стали провозглашать тосты в присутствии персидских посланцев купчины, и стали трубить в трубы и стрелять из пушек и мушкетов, то и он начал пить за здоровье наших послов. Когда мы попрощались с ним, он по секрету сообщил нам, что, по достоверным, имеющимся у него сведениям, королем польским отправлен был посол к шаху Сефи, ездивший через Константинополь (или Стамбул, по их выражению), а ныне возвращающийся обратно и находящийся в Астрахани. Этому послу приказано идти в Москву к великому князю, но воевода не желает разрешить ему поездку вверх по реке до получения об этом приказа из Москвы. [Купчина предлагал] послам подумать, чего этот посол желает. Другие лица из находившихся в караване также отправили посланцев на наше судно, приветствовали нас и просили остаться в их обществе. Они обещались охотно дожидаться в тех случаях, если бы мы сели на мель, и помогать везде, где бы это ни понадобилось. Таким образом мы, после нового салюта на всех кораблях и лодках, отплыли совместно.

К вечеру с быстро наставшей бурей поднялись гроза и ливень, причем были два сильных громовых удара; однако вслед за тем вновь настала тихая погода. Это обстоятельство изображено было нашим Флемингом в особом сонете ²⁵⁵...

4 сентября, ввиду воскресного дня, когда наш пастор захотел начать проповедовать, пришли вновь несколько татар от черкасского князя Мусала. Они посетили послов, чтобы сообщить им, что князь теперь несколько недомогает, но как только он поправится, он лично посетит господ [послов]. Наиболее знатный из татар, говоривший от лица всех, был длинный желтый человек с совершенно черными волосами и большой длинной бородой. Он был одет в черную овчинную шубу, мехом наружу, и был похож на то, как малюют черта. Другие, одетые в черные и коричневые суконные кафтаны, были не многим приятнее на вид. После того как их угостили несколькими чарками водки, они, при салютных выстрелах своих стрельцов, вновь отбыли.

К полудню мы пришли к реке Болыклее, отстоящей на 90 верст от вчерашней Камышинки и на 90 верст от следующего города Царицына. Пройдя еще 16 верст, мы миновали очень высокую песчаную гору Стрельну(ю), и в конце ее, в 60 верстах по эту сторону от Царицына, имели наш ночлег.

5 того же месяца, едва лишь собравшись в путь, мы наткнулись на сушь, на которой было всего только 5 1/2 фут. воды; поэтому пришлось тащить корабль в сторону, и он, наконец, с большим сотрясением перетащился. Тем временем караван ушел вперед до г. Царицына, где он [339] должен был получить свежих стрельцов для конвоя. К полудню он прибыл на место, откуда едва полперехода дневного до великого и известного Танаиса или Дона, который на протяжении 7 миль течет рядом с Волгой к востоку. Еще немного ниже пришли мы к Ахтубскому устью, где Волга получает первое ответвление и с левого берега откидывает рукав в сторону суши; этот рукав течет сначала одну версту против реки к ВСВ, а затем направляется к ЮВ и впадает в Каспийское море. Здесь высота полюса равнялась 48°51’.

В 5 верстах далее вглубь страны и в 7 верстах от Царицына еще в настоящее время, нам говорят, сохранились развалины города, который жестокий изверг Тамерлан построил из обожженных камней, воздвигнув в нем и большой увеселительный дворец; называется он Царевым городом ²⁵⁶. После того как город этот был опустошен, русские увезли наибольшее количество камней в Астрахань и построили из них большую часть городских стен, церквей, монастырей и других зданий. Еще в наше время несколько лодок, нагруженных камнем, шли отсюда и направлялись в Астрахань.

Близ этой местности рыбак при помощи удочки рядом с нашим кораблем поймал белугу; длиной почти в 4 локтя, а обхватом в 1 1/2 локтя; фигурой она почти похожа на осетра, только белее его и с большим ртом. Ее били, точно быка, большим молотом по голове, [чтоб убить]; она была продана за талер.

6 сентября мы вновь встретили караван под Царицыном. Ехавшие с ним разбили на берегу свои палатки и ждали нового конвоя. Так как ветер был попутный, то мы проехали мимо них. Город Царицын считается в 350 верстах от Саратова; он лежит на правом берегу на холме; он невелик и имеет форму параллелограмма с 6 деревянными укреплениями и башнями. Живут в нем одни лишь стрельцы, которых здесь было 400; они должны были бдительно следить за татарами и казаками и служить конвоем для мимо едущих барж. Высота полюса здесь 48°23' [исправлено в конце книги: 49°42'].

От Царицына до Астрахани

Отсюда вплоть до Астрахани и за нею до Каспийского моря местность пустынная, песчаная и непригодная для хлебопашества. Поэтому эти города, в том числе и Астрахань, должны выписывать свой хлеб с привозом вниз по Волге — в большинстве случаев из Казани. Несмотря на это обстоятельство, хлеб, привозимый вниз по реке, ввиду большого количества, в котором он доставляется, здесь гораздо дешевле, чем в самой Москве. Подобное явление часто происходит и в Голландии.

Сейчас же ниже Царицына лежит, с правой стороны, остров Сарпинский, длиной в 12 верст. На нем стрельцы пасут своих коров и иной скот. Незадолго до нашего прибытия казаки, заметив, что жены и дочери стрельцов ежедневно, часто без стражи, переправлялись на остров доить коров, подстерегли их, схватили, натешились над ними и в остальном [340] невредимыми отправили их обратно к стрельцам домой.

За этим островом из реки Дона впадает в Волгу небольшая речка, по которой могут ходить только челноки и самые легкие лодки; об этом рассказывал не только наш лоцман, но говорили и некоторые из наших рабочих, раньше бегавшие с казаками и плывшие по этой речке. На обычных ландкартах эта речка никем не обозначена, за исключением лишь Исаака Массы; она именуется у него Камоус.

В этот день, как и в некоторые следующие, все время была здесь сильная жара, точно у нас в каникулярное время. Здесь, как рассказывали русские, ежегодно в это время такая жаркая погода.

17 сентября было так пасмурно и такая непогода, что трудно было подвинуться вперед. После того как мы протащились 10 верст, мы с правой стороны на высокой красной песчаной горе увидели виселицу; это была первая из тех, какие мы видели в этих областях. На них воеводы ближайшего города обыкновенно вешают разбойничающих казаков. Говорят, впрочем, что никто не остается висеть долее 8 дней, как его уже успевают скрасть с виселицы его собратья.

Посол Брюг[ге]ман здесь вызвал к себе людей свиты и сказал, что он некоторых из них подозревает в тайном заговоре против него. [Он жаловался,] что, в случае необходимости, ему нельзя будет положиться на них, а между тем он ожидал не этого, но совершенно иного от них, да и заслужил, ввиду трудной должности своей и ежедневно испытываемой заботы о них, совершенно иное отношение. Поэтому он потребовал от музыкантского, драбантского и лакейского столов присяги в верности в виде личной клятвы. Все они, хотя и утверждали, что высказанное им обвинение вовсе их не касается и что они и так, по долгу службы своей, достаточно почитают себя обязанными хранить верность, тем не менее охотно дали присягу, попросив лишь, чтобы посол отныне не нападал, как это бывало до сих пор, на всякого без различия и зачастую безо всякой причины, со словами, затрагивающими честь и унижающими; “что их касается, то они готовы, лишь бы хорошо с ними обращались, не только верно и с любовью служить ему, но, по любви к нему, в случае нужды, даже положить свою жизнь за него”. Людям, правда, было обещано, что просьба эта будет исполнена, но...

В этот день мы встретили большую баржу; некоторые из бывших на ней на небольшой лодке подъехали к нашему кораблю и, явившись на судно, сообщили, что три недели тому назад они выехали из Астрахани, что по дороге на них напали казаки и отняли всю провизию, так что они 4 дня ничего не ели. Они просили дать им немного хлеба, чтобы утолить голод, пока они не встретят где-либо своих собратий или доедут до города. Мы дали им мешок сухарей, или черствых кусков хлеба, за что они все ударили головами оземь и сильно благодарили нас.

В 40 верстах за Царицыном направо тянется длинная ровная гора, а против нее расположен такой же остров; и остров и гора именуются Насоновскими. Между горой и островом расположен узкий [341] искривленный глубокий проход; здесь несколько лет тому назад, как говорят, казаки обманули и перебили несколько сот стрельцов, искавших и преследовавших их.

К вечеру рыбак принес на судно неизвестную нам рыбу, которую они называют чиберика ²⁵⁷. Она длиной более 2 1/2 локтя, имеет широкий длинный нос, вроде утиного клюва, на спине и на обоих боках у нее черные и белые пятна, вроде как у польской пестрой собаки, но только расположенные в большом порядке. Брюхо этой рыбы совершенно белое. Вкус сладок и приятен, как вкус лосося. Рыбаки доставили нам и род осетра, именуемый стерлядями; они длиной менее локтя, не бывают больше, и очень вкусны. Волга доставляет их повсюду в большом количестве, и они продаются за дешевую цену.

8 того же месяца караван нас вновь догнал у мыса суши вправо от нас, называвшегося Поповицкою Юркою ²⁵⁸ на том основании, что раньше некий русский попович, бывши полковником и атаманом казацким, в этом месте обыкновенно собирал свой отряд. Это место находится в 70 в. от предыдущего города. От этого места на протяжении 40 верст книзу до горы Каменный Яр, находятся несколько островов и мелей, на которых то мы, то персы отчасти застревали. В 20 верстах далее находится высокий остров Вязовый, длиной в 4 версты; за ним течет река того же имени. Когда мы прошли еще 30 верст, ветер загнал нас в залив направо, куда впадает река “Володимирское устье”. Так как ветер был очень благоприятен для дальнейшей поездки, то мы не захотели долго мешкать здесь, все принялись за дело и при помощи двух якорей вскоре вытащили судно из этого места. После этого мы на всех парусах проехали мимо местности Ступина, от которой 30 верст до следующего затем города Черного Яра. В 12 верстах по эту сторону Черного Яра снова от Волги влево отделяется река “Ахтубы нижнее устье” и соединяется с вышеупомянутым “Ахтубским [устьем]”. За этой рекой мы вместе с караваном стали на якоре у острова Осинового ²⁵⁹ [Сенного?] в 7 верстах от города, пройдя в этот день 135 верст или 27 миль.

Вокруг этой местности почтя вплоть до Астрахани по обе стороны реки в кустарники весьма часто растет Glycerrhiza или солодковый корень, достигая большой толщины. Здесь стебель его поднимается с половину роста человеческого, а семя его свисает в длинных стручках, как у черной вики. Мы находили его и в Мидии на всех полях и особенно у реки Аракса, где корень достигает толщины руки; он дает такой же нужный сок, как и у нас.

9 сентября к полудню мы сильной бурей были пригнаны под городок Черный Яр, где опустили якорь. Этот городок, в [2]00 верстах от Царицына, был 9 лет тому назад, по приказанию великого князя, построен полумилей ниже. Однако, так как перед ним высокий берег обвалился и несколько отклонил реку от города, то 2 месяца тому назад его перенесли сюда. Он лежит по правую сторону на высоком берегу, имеет 8 башен и окружен толстой бревенчатой оградой. Ввиду многих бродящих здесь кругом татар и казаков город занят [342] исключительно стрельцами. Против каждого из углов города на расстоянии 1/4 мили на 4 высоких столбах построены караулки, откуда стрельцы, как со сторожевых вышек, могут далеко и широко обзирать всю местность, тем более что она ровна и безвестна. Вызвали постройку этого города великие убийства и грабежи, в то время совершенные здесь казаками. Как говорят, 400 казаков хитростью напали на русский караван из 1500 человек и перебили более половины их. Воспользовались они такого рода уловкой. Когда они заметили, что лодки не все находились друг возле друга, но некоторые из них, а прежде всего их стража, ушли вперед на выстрел из ружья, то казаки, спрятавшись здесь, где река течет сильнее всего, у высокого берега, пропустили передние лодки со стрельцами, затем напали на остальные и перебили бывших в них. Хотя стрельцы и оправились и поспешили обратно, но сильное течение так задержало их лодки, что большая часть убийств и грабежа уже успела произойти, казаки выбрались на сушу и ускакали на своих лошадях. Здесь, кроме как на берегу, особенно с правой стороны, уже не видишь деревьев, но лишь сухую сожженную почву и степные растения.

Когда мы 10 сентября едва миновали город, ветер так сильно подул нам навстречу, что мы в течение всего дня, как ни старались, не могли сделать более 10 верст. К вечеру несколько рыбаков доставили нам на судно очень большого жирного карпа в 30 фунтов весом и 8 больших судаков, каких мы не видали еще за все время нашего путешествия. Они не хотели при этом брать денег, говоря, что известные торговцы в Москве, арендующие эту часть Волги, послали их сюда для рыболовства и что, если узнают про продажу ими хотя бы малейшей рыбы, то им жестоко придется поплатиться за это. Они хлопотали, [по-видимому], о водке и, получив ее полкувшина, со многими благодарностями и с радостью уехали.

11 того же месяца, идя с попутным ветром и постоянно пользуясь парусами, мы за день прошли 120 верст. Около полудня мы прошли у горы Половина, получившей свое название оттого, что здесь половина пути от Царицына до Астрахани, а именно 250 верст. Наша нынешняя ночевка происходила за островами Кизяр ²⁶⁰.

Ночью, когда следить за стражей пришла очередь послу Брюг[ге]ману, посередине реки большая лодка тихо прошла мимо нашего корабля. Когда сначала на наш окрик никто не захотел отвечать и идти на судно, то пришлось из 15 мушкетов дать выстрел по ней, а пушкарю было приказано направить на нее пушку. Тем временем один из ехавших в лодке в небольшом челноке подъехал к нам и сказал, что это не враги, а русские, которых 7 человек в лодке с солью. Так как они получили от каравана, находившегося на расстоянии выстрела из ружья за нами, в подарок водку, то его братья все улеглись и заснули, дав лодке идти по течению. Когда наш лоцман узнал его — оба они были из Нижнего, — то ему дали несколько чарок водки и отпустили обратно. Утром он, в благодарность за угощение, принес несколько стерлядей. Следует удивляться, что никто из находившихся в лодке не был ранен нашей неосновательной стрельбой. [343]

Так как ветер в течение всей этой ночи был очень благоприятен, то мы не запотели потерять его и к утру около 3 часов вновь пустились в путь, причем вскоре со стороны бакборта встретили новый рукав Волги — Бухвостов, незаметно входящий в предыдущий. Потом подошли мы к острову Копановскому, против которого направо высоки берег суши называется Копанов Яр; он находится в 150 верстах от Астрахани. Через 20 верст прошли мы к четвертому отделяющемуся рукаву Даниловское устье, который отдельно направляется в Каспийское море. В 15 верстах ниже его почти посередине Волги лежит прекрасный круглый, заросший красивыми деревьями и кустами островок Екатерининский.

За ним мы издали увидели на песчаном холме большой затонувший струг; так как нашим он показался как бы устроенным казаками укреплением и при том, пожалуй, несколько казаков и показались в кустах, то люди наши должны были стать под ружье, и было приказано дать несколько выстрелов в кусты. При этом у нашего кухонного прислужника Иакова Ганзена лопнул мушкет, им заряженный двойным зарядом, глубоко вырвал у него левый большой палец, державшийся им на дуле, и кроме того нанес ему еще много ран на лбу, груди и руках.

Сделав в этот день 100 верст, мы за островом Пирушки ²⁶¹ [?], в 80 верстах от Астрахани, бросили якорь,

13 сентября рано утром, как раз, когда во время молитвы, мы по положению должны были читать 13-ю главу IV книги Моисеевой, где говорится о разведывании Ханаанской страны и ее богатых плодах и крупном винограде, нам пришлось увидеть первые фрукты. Из Астрахани пришли 2 лодки, с которых нам продали прекрасный крупный виноград, ягоды которого были величиной почти с грецкий орех, а также большие очень вкусные персики и дыни.

Главнейшие места, к которым мы пришли в этот день, были: Митюшка ²⁶², отделяющийся рукав, частью впадающий во встреченный вчера рукав, частью, через немного верст, вливающийся в Волгу. Говорят, он является настоящим гнездом разбойников. Так как между двумя расположенными перед ним островами показались несколько казаков, посол велел дать по ним выстрел из пушки. Через 5 верст мы встретили последнюю сушь перед Астраханью — Кабанью мель, в 70 верстах от города, а еще через 5 верст — мыс или выступ Кабаний Яр; затем через 5 верст следовал, в 50 в. от Астрахани, остров Ичибурский ²⁶³, за которым мы остановились на ночлег.

Около этой местности, как и выше ее и у Каспийского моря, мы видели больших зобатых гусей, которых русские зовут “бабами”. Их штук 100 сидело вместе на берегу. Ниже о них будет сказано подробнее.

14 сентября, едва мы успели сделать 2 версты, нас с ЮВ встретила сильнейшая буря, так что мы принуждены были остаться здесь до следующего дня. Под нами оказалась глубина в 80 фут. воды. Здесь князь Мусал подарил послам различных напитков: пива, меду и водки, предложив, если напитки эти понравятся, еще доставить их.

15 сентября, когда мы рано утром получили добрую погоду и [344] ветер, мы около 4 час. утра вновь поднялись и на указанной глубине счастливо шли на парусах к югу, так что мы заблаговременно прошли мимо острова Бузана, в 25 верстах, и мимо реки или рукава Болч[у]ка ²⁶⁴, в 15 верстах от города, а в 8 час. утра, с расстояния в 12 верст, издали, ввиду ровной повсюду и безлесной местности, увидели давнюю цель поисков — Астрахань. Здесь как раз проходил рукав Гнилуша, отделяющийся от Волги и примыкающий к ней за Астраханью: этот рукав многими разделенными устьями впадает в Каспийское море.

К полудню мы с благоприятным ветром и погодой прибыли к далеко прославленному городу Астрахани, и, при милостивой помощи Божией, как бы сделали из Европы, первой части света, первый шаг в Азию. Вся Астрахань лежит уже за рекой Волгой, отделяющей Европу от Азии.

Мы остановились перед городом посередине реки и для салюта выстрелили из всех пушек на нашем корабле. Жителям, которые в числе более тысячи стояли на берегу, это показалось весьма удивительным.

О стране Нагайской и Астраханской, а также о жителях их

При первом же вступлении в эту местность мы, не пускаясь, еще далеко в путь, рассмотрим немного положение и особенности как главного города, так и жителей его.

Древние описыватели мира и земель, как-то: Птолемей, Страбон и другие, следовавшие их примеру, или совсем не упоминали, или лишь в немногих словах говорили о живущих здесь и по соседству татарах; обыкновенно под общим названиям скифов понимались и сарматы и татары. Между тем они отличаются друг от друга весьма существенно, как по жизни, нравам и обычаям, так и по местностям и названиям. Матвей из Мехова ²⁶⁵, поляк, писавший 150 лет тому назад, говорит в предисловии к своей книге “о двух Сарматиях”, что древние писатели потому не могли написать об этих племенах ничего определенного, что они — в противоположность мнению некоторых новых исторических писателей — в древние времена не жили здесь, но что являются новым народом, который, считая от его времени, не более чем за 300 лет пришел сюда с востока. В 1211 г. — говорит он в другой главе — в мае месяце показалась большая комета, направлявшаяся в сторону Дона и России и простиравшая свой хвост к западу; этой-то кометой и было предсказано прибытие нынешних татар. Действительно, годом позже эти разбойничьи народы бежали из Индии, так как там они умертвили собственного государя, соединились с некоторыми северными жителями, сходными с ними, направились к Понту, где жили г[о]ты, а затем перешли на жительство к берегам Дона и Волги, стали неоднократно нападать на русские земли (что они делают и до сего дня) и существовали здесь грабежом.

В 8 главе он же перечисляет их названия, разделяя их на 4 орды или толпы, и называет их “заволжскими”, “перекопскими”, “казанскими” и [345] “нагайскими”. Ему следует Гвагнин, а Гвагнину Joan Raw в своей космографии. Гвагнин, правда, определяет у татар 16 орд. Волжскими эти писатели, конечно, зовут тех, кто живут у Волги. Таковыми могут быть и черемисские, казанские и другие татары. Что же касается нагайских, то ясно, что они живут в Нагайской земле. Я оставляю в стороне, как означенные и другие писатели называют этих татар, как они их делят и какие отводят им места. Я сообщу лишь то, что я видел сам и услышал в наше время.

Нагайской землей является страна, населенная нагайскими татарами; она занимает область между реками Волгой и Яиком ²⁶⁶ вплоть до Каспийского моря. Главным городом здесь Астрахань, по имени которой иные называют и всю эту землю. Полагают, что государь, построивший этот город и владевший им некогда, назывался будто бы Астраан. Город этот не лежит, как говорит Герберштейн и думают иные, в нескольких днях пути от реки внутри страны, но примыкает к главному течению реки Волги и лежит на острове Долгом, образуемом отделяющимся рукавом Волги.

В Астрахани я, при помощи повторных исследований, определил высоту полюса в 46°22'. Здесь климат довольно теплый. В сентябре и октябре здесь погода была так хороша и тепла, как у нас в жаркое лето, особенно когда дул северо-восточный ветер или ветер с Волги. Когда он, однако, шел с юга, со стороны моря, то он обыкновенно приносил с собой холод, а иногда воздух, от которого пахло морем. В июне, июле и августе, когда мы находились там во время обратного нашего путешествия, жара была очень сильная, но, ввиду постоянных ветров, нам она не казалась тягостною. Зима, хотя и длится не дольше 2 месяцев, приносит с собой такой холод, что Волга — в противность мнению некоторых писателей — совершенно замерзает, и на ней можно ездить на санях.

Остров Долгий, так же как и суша направо от него, за рекой, — песчаный и неплодородный, налево же, к востоку, как и вообще вплоть до Яика, как говорят, имеются хорошие пастбища. По эту сторону Волги к западу имеется большая ровная и сухая степь. По направлению к Понту или Черному морю эта степь простирается на 70, а к югу к Каспийскому морю на 80 немецких миль. Мы ее измерили в 11 трудных дневных переходов, о которых ниже будет сказано. Эта пустыня доставляет великолепнейшую соль, встречающуюся здесь в различных ямах, лужах и стоячих озерах, из которых самые замечательные: Мочаковское, в 10 верстах, Каинково, в 15, и Гвоздовское, в 30 верстах от Астрахани. В лагунах или соляных лужах имеются соляные жилы, через которые рассол подымается вверх; под влиянием солнечной жары, соль выпаривается на поверхность в виде ледяных глыб кристальной чистоты и толщиной с палец; у нее приятный запах фиалки. Каждый желающий может собирать эту соль, платя лишь великому князю за 2 пуда (в пуде 40 фунтов) и копейку или шиллинг пошлины. Русские ведут обширную торговлю солью, свозят ее на берег Волги, насыпают большими кучами и развозят по всей России — по не [346] всей Мидии, Персии и Армении, как говорит Петрей в своей “Московской хронике”. Дело в том, что в этих странах имеются собственные великолепные соляные россыпи ²⁶⁷... Кроме того, неверно то, что он рассказывает, будто в двух милях от Астрахани находятся 2 соляных горы, именуемые Бузин и до того неистощимые, что если бы даже 20 или 30 тысяч человек ежедневно со всех сил своих отбивали и отламывали части от такой горы, то и в таком случае, после усиленной их всех работы, не было бы видно, отломано ли что-либо или отбито от горы, так как гора растет тем сильнее, чем сильнее отбивают от нее части и притом она так тверда, как скала. Такой горы во всей этой стране не найти; вероятно, она перешла в Утопию ²⁶⁸. Относительно же соляных луж несомненно, что чем больше снимать с них соляных глыб, тем более они садятся на них, так как в рассоле нет недостатка у богатых источников.

На Волге от этого места до Каспийского моря, лежащего в 12 милях от Астрахани, совершается чрезвычайно богатая ловля рыбы всевозможных сортов; рыба эта весьма дешева, так как за 1 грош можно купить 12 больших карпов, а 200 стерлядей или малых осетров (это очень вкусная рыба) за 15 грошей. Здесь же имеется и очень много раков; так как ни татары, ни русские не едят их, то их без всякого внимания выбрасывают.

Вокруг этих мест, ввиду близости моря и многих лежащих под Астраханью тростников и лесистых островов, имеется очень много пернатой дичи, особенно много диких гусей и больших красных уток, которых татары умеют быстро ловить с помощью обученных соколов и ястребов. Здесь имеется и много диких свиней, которых татары преследуют и продают задешево русским, так как сами они, в силу закона своего, не могут их есть.

Что касается садовых плодов, то они здесь так великолепны, что мы лучших не находили даже в Персии: это яблоки, квиты, грецкие орехи, большие желтые дыни, а также арбузы, именуемые у турок и татар karpus — так как они очень холодят, а у персов — hinduanae” так как индусы некогда ввезли их в Персию (они строением похожи на дыни или, вернее, на тыквы, имеют зеленую корку, мякоть телесного цвета, очень водянистую и сахарной сладости, и черные зерна). Подобного рода арбузов и дынь татары доставляли еженедельно возов 10—20 в Астрахань на рынок по очень дешевой цене.

Раньше здесь вовсе не родился виноград. Персидские купцы доставили в Астрахань первые виноградные лозы, посаженные старым монахом в монастыре перед городом. Так как заметили, что они вполне удаются, то в 1613 г., по приказанию великого князя, означенный монах устроил настоящий виноградник, который затем из году в год все расширялся. Он приносит великолепные большие и сладкие гроздья, которые частью наряду с другими плодами, получаемыми в тут же устроенном фруктовом саду, посылаются к великому князю в Москву, а частью продаются в стране воеводам и боярам. Теперь и некоторые астраханские горожане у домов своих устроили виноградники, и, например, наш хозяин говорил нам, что его виноградник принес ему в этом году [347] до 100 талеров. Мне в нынешнем году принесли достоверное известие, что в настоящее время в Астрахани будет разводиться такое количество винограда, что ежегодно 50—60 пип, или больших бочек вина, отсюда будет доставляться в Москву. У них имеется свой виноградарь Иаков Ботман, учившийся у нас в Готторпе у его княжеской светлости придворного увеселительного садовода.

Упомянутый мной монах имел от роду 105 лет; он был по рождению австриец, взятый на войне в плен еще мальчиком, был доставлен в Россию, здесь перекрещен, обращен в русскую веру и сослан сюда в монастырь. В данное время он имел в своих руках управление всем монастырем. Он владел еще небольшим количеством немецких слов, сделал много добра тем из нас, которые его посетили, пришел также посетить послов и принес им в подарок фрукты с деревьев, посаженных им собственноручно. Он был все еще веселого нрава. Когда он выпил пару чарок водки, он начал показывать свою силу и плясать без палки, хотя и трясущимися ногами. Он говорил, что в этой стране много здоровых и весьма старых людей.

Жителями этой нагайской или астраханской области, как уже сказано, раньше были исключительно татары. Они имели своего царя, состоявшего с казанскими и крымскими татарами в дружбе и союзе, так что противник, нападавший на одного из них, имел дело со всеми тремя. Поэтому великому князю Ивану Васильевичу через два года после завоевания царства казанского пришлось иметь войну и с царством нагайским, которое он также покорил себе. Столица нагайская, Астрахань, 1 августа 1554 г. ²⁶⁹ была взята штурмом, татары были изгнаны из нее, и город был занят русскими.

Город этот впоследствии тиран укрепил толстой каменной стеной, нынешний же великий князь велел расширить его и построить около него “Стрелецкий город” или часть, где живут стрельцы. Если смотреть извне с Волги, которая здесь шириной в 2260 фут, то город этот оказывается красивым ввиду многих башен и церковных колоколен, а внутри он состоит большей частью из деревянных строений. Он хорошо укреплен сильным гарнизоном при многих, — как они говорят, 500 — металлических орудиях, в числе которых имеются несколько картаульных и полукартаульных, которые мы сами видели. Теперь, говорят, здесь имеются 9 приказов, каждому из которых принадлежат 600 стрельцов, постоянно стоящих наготове и настороже, под начальством двух воевод ²⁷⁰, канцлера [дьяка] и нескольких капитанов; они должны держать татар в узде. В городе не только русские, но персияне и индийцы, все имеют по своему рынку. Так как и бухарские, крымские и нагайские татары, а также армяне (христианский народ) со всякими товарами ведут тут большую торговлю и промыслы, то как говорят, город этот и приносит ежегодно его царскому величеству большую сумму, — даже одних пошлин 12 000 рублей, или 24 тысячи рейхсталеров.

Туземные татары — частью нагайцы, частью крымцы — не имеют права селиться в городе, но лишь в определенных местах за городом, не имея при том права огораживаться иным чем-либо, как лишь [348] частоколом. Впрочем, у них и по всей их стране нет укрепленных городов или деревень, они живут в избах [кибитках], которые круглы, с диаметром обыкновенно в 10 фут, сплетены из тростника или камыша и похожи на корзины для кур у нас; сверху они покрыты войлоком, в середине которого оставлено отверстие для дыма; впрочем, близ этого отверстия прикрепляется еще кусок войлока, который может вертеться по ветру. Когда зажженный ими из сухого кустарника и сушеного коровьего помета костер выгорит, а также уйдет и дым, то они опускают верхний кусок войлока; а если погода холодная, то вся изба окружается войлоком или тростником. Тогда жены и дети сидят вокруг угольев и золы. Таким образом на продолжительный срок сохраняется тепло. Подобного рода избы изображены на помещенном ниже [при описании обратного путешествия] плане города.

Летом у них нет постоянного местопребывания в каком-либо месте; они меняют и перемещают свое местопребывание всякий раз, как им приходится искать для скота свежих и хороших пастбищ. Тогда они ставят свои избы на высокие телеги, которые всегда стоят возле них, и перекочевывают с женами, детьми и домашним скарбом, размещенными на коровах, волах, лошадях и верблюдах. Поэтому-то русские и назвали их “половцами” ²⁷¹ за эту [349] постоянную погоню за местом, “ловлю полей”. Зимой они, разделившись на несколько орд (можно сравнить с немецким [употребительным в Шлезвиге] выражением Harde — “округ”) или отрядов идут к Астрахани и селятся в таком расстоянии друг от друга, чтобы в случае нужды поспеть друга к другу на помощь. Нередко на них нападают и грабят их постоянные их враги калмыки, не только рассеянные отсюда до Саратова и называемые в этих местах булгарскими татарами, но живущие и за Яиком; набеги свои они совершают в то время, когда вода замерзнет и везде оказывается удобным перебегать через нее. Чтобы, однако, татары были в состоянии тем легче встретить врагов и защититься, им в это время из русской оружейной палаты выдаются ружья и другое военное снаряжение, которое они в начале лета опять возвращают. Другого оружия они не имеют права держать при себе.

Они, правда, не платят великому князю дани, но когда он захочет, чтобы они выступили в поход против врага, то они должны являться, что, впрочем, они делают охотно в надежде на добычу, которая является лучшим источником богатства у них так же, как у дагестанских татар, о которых будет речь при описании обратного путешествия. Они быстро могут собрать несколько тысяч человек и они очень смелы при нападении на врага.

Им, правда, разрушается иметь своих собственных князей, атаманов и судей, но чтобы не было оснований ожидать мятежа, несколько человек их мурз или князей всегда должны поочередно храниться и содержаться в Астрахани в кремле в качестве заложников.

Нагайские, а равно и крымские татары, дородны, низкорослы, с широкими лицами и небольшими глазами, кожа их черно-желтая, и у мужчин лица сморщенные, как у старух, в бороде у них волос мало, а головы они догола бреют.

Все они носят длинные кафтаны частью из серого сукна, частью — особенно нагайцы — шубы и шапки из овечьей кожи, с вывернутым наружу мехом. Женщины, которые не очень безобразны лицом, носят белые полотняные одеяния и складчатые круглые шайки, заостряющиеся кверху, вроде каски; спереди они обсажены и увешаны русскими копейками, точно кольцами. Родившаяся первой, а также и некоторые другие из их дочерей, если они еще в чреве матери были родителями обещаны Богу или известному имаму и святому, носят в знак рабской преданности своей в правой ноздре кольца с бирюзой, рубином или кораллами; подобные же кольца носят мальчики в ушах. Этот же обычай имеется у персов ²⁷²... Дети ходят голые, без сорочек, и у всех у них отвислые животы.

Пищу себе эти татары добывают скотоводством, рыболовством и птицеловством. Их рогатый скот велик ростом и силен, подобно польскому, а у овец, подобно как у персидских, имеются большие толстые хвосты из чистого сала, висящие иногда от 20 до 30 фунтов. У них отвислые уши, как у собак водолазов, и высокие изогнутые носы. Лошади их невзрачны, но сильны и очень выносливы. У них имеются и верблюды, но редко с одним, а обыкновенно с двумя [350] горбами на спине; последних они зовут боггур, первых товэ.

Обыкновенное кушанье татар составляет вяленая на солнце рыба, которую они едят вместо хлеба; рис и пшено они мелют и приготовляют из них лепешки, которые жарят в растительном масле или меду. Наряду с другим мясом они едят и верблюжье и конское; пьют они воду и молоко, причем особенно кобылье молоко считают за лакомый и здоровый напиток. Поэтому, когда однажды послы поехали посмотреть их орды и лагери, они им налили этого молока из кожаного мешка и подали выпить.

Религия татар магометанская, причем они исполняют обряды не персов, а турок. Некоторые из татар приняли русскую веру и дали себя окрестить. Они выказали любезность по отношению к нам, и один из их мурз или князей захотел, в угоду послам, устроить соколиную охоту и даже сделал необходимые для этого приготовления, но воевода запретил это ему.

Что еще произошло во время нашего пребывания в Астрахани, и как нас разные лица посещали и угощали пирами

Пока мы стояли на месте под Астраханью, чтобы варить пиво, печь [хлеб], бить скот и пополнять, в меру необходимости, наши опустевшие кухни и погреба, к нашим послам неоднократно присылали [депутации] персы, татарские князья и другие лица; они доставляли подарки, иногда являлись с визитом лично, а в других случаях приглашали к себе.

Когда мы, как выше сказано, едва лишь стали под Астраханью на нашем корабле, и дали салют; шахский персидский купчина, равно как и другие персидские купцы, только что прибывшие из Персии, поднесли для привета послам несколько прекрасных больших арбузов, дынь, яблок, персиков, абрикосов и крупный виноград с просьбой принять его у них, так как и они чужестранцы здесь. [Они прибавили]: “Если Бог нам поможет добраться до Персии, то все, что им принадлежит, будет и нашим”. Послы, со своей стороны, послали несколько человек к купчине, а также к князю Мусалу, чтобы поднести им разные ценные воды, водку и конфеты.

На другой день по прибытии нашем пришли несколько партий персидских купцов на наш корабль, чтобы осмотреть его и посетить послов; каждый из них принес с собой несколько фруктов: в Персии существует обычай, чтобы никто не смел являться перед большими вельможами без подарков, хотя бы и незначительных. По обычаю земляков своих, и эти персы были очень любезны и обходительны, что нам показалось весьма странным после грубости русских. Так как они являлись для нас новым, давно желанным народом, с которым мы предполагали поближе познакомиться, то это обстоятельство нас весьма приятно поразило, и мы тем более разрешили им у себя свободы. Все они так охмелели у нас, что при уходе с судна некоторые попадали в воду, а старый видный купец [351] даже заснул на корабле и остался на ночь у нас. Этот старик во время питья стал выказывать нам такое искреннее расположение, что когда послы, подавая ему стакан с франконским вином, сказали: вино нашей страны, может быть, не понравится ему и не покажется вкусным после их крепких напитков, он схватил стакан со словами: “Даже если это окажется ядом, но вы его подаете, я все же его выпью”.

17 сентября шахский купчина вновь сделал послам подарок, поднесши два мешка рису, который качеством зерна превосходил обыкновенный рис, был очень красив, крупен и совершенно бел, а также чашку маринованного персидского чесноку, приятного на вкус...

Одновременно со слугами купчины пришли и другие, плававшие по морю персы, осмотрели корабль, удивляясь столь большой постройке, заявили, что оно не пригодится на Каспийском море, где волны очень высоки и коротки, и что поэтому, по крайней мере, хоть мачты следовало бы укоротить. “Кюлзюм — так называли они Каспийское море — с тех пор, как по нем ездят, не видал еще столь большого судна”. Их персидские суда устроены, как наши небольшие баржи; по форме своей они похожи на наши купальные ванны; они стоят очень высоко над водой, скрепляются снизу доверху многими балками и поперечными брусьями, выходящими по обе стороны наружу и укрепленными помощью клиньев. Посредине они совершенно открыты, не имеют помпы, так что воду приходится вычерпывать; у них только один большой парус, как у русских, и они не умеют лавировать. Поэтому, когда поднимается буря, они или, с величайшей опасностью, идут с ветром или же принуждены бывают бросить якорь. Редко какое-либо из них решается выйти в море более чем на глубину в 10 сажен.

После того как персы вновь вступили на судно, наши послы, через секретаря, послали большой бокал в подарок старшему воеводе Федору Васильевичу, причем запросили его мнения и совета относительно дальнейшей нашей поездки: удобнее ли будет нам 'идти сушей или морем. Воевода попросил отсрочки на несколько дней, чтобы посоветоваться с другими мореходами. Однако по многим причинам у нас считали более удобным ехать водой, чем сушей.

19 того же месяца татарский князь Мусал предупредил о своем приходе и посещении им послов на судне; ради него наша шлюпка была выложена коврами и послана с некоторыми из нас навстречу на берег. Князь прибыл в сопровождении 40 лиц; при нем был еще другой мурза и великокняжеский посланник Алексей Савинович. Сам он был в дорогом русском платье, вышитом золотом и жемчугом. Это был высокий ростом, крепкий, видный господин, с лицом белым и приятным и с длинными, черными как смоль волосами; ему было лет 28; он был весел и красноречив. Когда он вступил на корабль, сначала протрубили трубачи, потом выстрелили из 3 пушек, а во время угощения в каюте послов играла музыка. Драбанты, лакеи и солдаты стояли в порядке и с оружием; все это очень понравилось татарину, и он все это очень хвалил. После того как он весело провел в каюте 2 часа [352] и, согласно с высказанным им желанием, был проведен по кораблю, его провели и вниз в столовую и упрашивали сесть за стол, покрытый разного рода конфетами, он не захотел уже садиться, но поспешил опять домой. При отъезде его опять дан был салют из пушек и мушкетов.

20 сентября послы отправили нашего маршала приветствовать купчину, прося его оказать им честь и посетить корабль, что и было сделано на следующий день. Купчина, по имени Наурус ²⁷³, прибыл с еще другим знатным купцом из Персии, по имени Науреддин Мухаммед, вместе с приставом, данным ему воеводой. И они были приняты и получили угощение, подобно татарскому князю. Когда они среди всевозможных приятных разговоров и увеселений, некоторое время прослушали нашу музыку, они попросили, чтобы им разрешено было доставить свои музыкальные инструменты. Это были свирели и литавры. Литавры были сделаны из гончарной глины и обожжены; они имели вид продолговатых больших горшков. Били они странно, но искусно, соблюдая разнообразные мелодии и красивые темпы. С такой музыкой они вновь проехали с судна на берег. Можно было слышать, как они еще довольно долго играли в своих палатках, разбитых на берегу.

22 того же месяца воевода велел доставить свои ответные подарки послам, а именно 20 кусков копченого сала: и 12 штук больших копченых рыб, и бочку икры, и бочку пива, и бочку меду.

К обеду польский посол, о котором купчина упоминал в разговоре с нами 3 сентября, вместе с шахским персидским послом, отправленным к королю польскому, прислал к нам двух служителей, чтобы приветствовать наших послов и подарить нам бутылку шараб или персидского вина. Польским послом был монах, писавший себя “Fr[ater] Johannes de Lucca, indignus sacri ordinis praedicator”. Персидским же послом был архиепископ из Армении Августин Базеций; их высланные к нам слуги были итальянский капуцин и француз. Они жаловались, что их вот уже более 5 месяцев держат в Астрахани, как пленников, и не пропускают дальше.

В этот день наши послы послали сообщить воеводе, что они желали бы завтра посетить князя Мусала; они просили о лошадях для верховой езды для себя и некоторых провожатых. Эта просьба была любезно исполнена, и на следующий день шталмейстер воеводы привел лошадей к берегу. Послы сначала поехали с знатнейшими из свиты в дом, который перед городом был предоставлен нам, должным образом велели сообщить о прибытии своем Мусалу, и, когда мы услыхали, что он с нетерпением ждет нас, мы поехали к его помещению, находившемуся в городе. Князь в великолепных одеждах вышел навстречу послам во дворе у крыльца, любезно принял нас и привел в помещение, обвешанное коврами. При нем находился посланник Алексей, и здесь же был татарский посол из Крыма, также находившийся при караване, человек гордый и грубый нравом. Мусал велел в чрезмерном количестве поставить на столь астраханские садовые плоды, а также вино, пиво, мед и водку. Он велел [353] играть на регале [ручном органе], и тут же весело заиграли несколько русских трубачей, служивших воеводе. Он предложил с добрыми пожеланиями тосты за здоровье его царского величества и его милости князя голштинского, причем мы пили из больших бокалов и серебряных чар. Он стоял все время среди своих служителей и каждому из нас, даже пажам и слугам, передавал сам бокал в руки, выказав вообще большую ласковость. Тем временем Алексей начал многими словами открыто восхвалять род, храбрость и т. п. Мусала: он не простой мурза, каких много среди татар, но родной племянник (сын брата) великого и чуть не знатнейшего вельможи при великокняжеском дворе князя Ивана Борисовича Черкаского; в настоящее время он получил от его царского величества ленное владение и, в знак высокой милости, драгоценные одежды и большие подарки. Из братьев его один теперь при дворе его царского величества и получает там великолепное содержание. Сестра его просватана за шаха персидского и т. д.

Во время этого пира высокоблагородный Иоганн Альбрехт фон Мандельсло заключил со мной обязательство, чтобы тот из нас, кто раньше помрет, был почтен со стороны оставшегося в живых похвальным словом. По слабой силе своей, я так и сделал, как видно по описанию его путешествия на восток, которое я издаю отдельно.

Воспользовавшись в течение нескольких часов всяческой дружбой и расположением Мусала и простившись с ним, послы думали в этот же вечер поехать в место, где живут татары, чтобы посмотреть их. Поэтому мы и направились к городским воротам, откуда ближе всего было пройти туда. Однако эти ворота, по приказанию воеводы, не знаю по какому подозрению, были заперты перед нами, вследствие чего мы и вернулись опять на корабль.

24 того же месяца посланник Алексей пришел на корабль посетить послов, был хорошо принят и угощен. Он был в веселом настроении и предложил быть с нами в доброй дружбе и согласии в Персии. Нашим людям и служителям, проводившим его опять на его судно и бывшим в числе 12, он подарил, из благодарности, по соболю.

Этот русский, отправленный от великого князя московского к шаху персидскому в качестве посланника, а главным образом для наблюдения над нашими делами и поступками, был человек лет 30, доброго разума и очень хитрый. Он мог назвать несколько латинских слов и, против обычного нрава русских, имел склонность к свободным искусствам, особенно к некоторым математическим наукам и к латинскому языку. Он просил, чтобы мы ему помогли в изучении всего этого. И, действительно, в Персии, когда мы с ним были вместе, и в особенности на возвратном пути, прилежным вниманием, постоянным разговором и упражнениями в течение 5 месяцев он дошел до того, что мог выражать свои мысли, хотя не особенно складно; кроме того, он стал понимать употребление астролябии, [определение] часов и высоты солнца, а также геометрию. Нашим часовщиком ему сделана была астролябия, и везде, где он приходил в город или деревню на ночлег, в особенности же в [354] Астрахани, Алексей выходил на улицы, чтобы упражняться, и называл людям высоту домов и зданий: русским, которые не привыкли что-либо подобное видеть у своих земляков, это казалось весьма удивительным.

26 того же месяца шахский купчина пригласил послов с их свитой на следующий день на банкета, причем он одновременно захотел знать имя и титул нашего милостивейшего князя и государя, а также имена послов: он предложил послать гонца вперед в Шемаху, в Мидию, к тамошнему хану и губернатору, для сообщения о нашем прибытии, чтобы, по приходе на персидскую границу, нас тем скорее могли доставить дальше.

26 сентября купчина прислал на берег 7 оседланных и красиво украшенных лошадей, чтобы доставить на них послов.

Купчина Наурус в доме, предоставленном ему для этой цели в городе воеводой, устроил и приготовил все весьма великолепно и пышно. Против дома на другом доме была снята крыша, устроен был театр и увешан свисавшими вниз пестрыми персидскими одеялами; он же украшен был двумя воткнутыми флагами. Здесь стояли 3 литаврщика и свирельщики, которые при прибытии послов, как и во время пиршества, играли в роде хора.

В доме, где происходило угощение, внутри все стены были завешаны персидскими и турецкими коврами. Купчина перед двором вышел навстречу послам, принял их весьма любезно и повел их вверх, через две великолепные комнаты, сверху, внизу и с боков одетые в великолепные ковры, — в помещение, обитое золотой парчой. В каждом помещении, для нашего удобства, — против обыкновения персов, которые все сидят и едят на земле, поставлены были столы и скамейки, покрытые великолепными коврами. Столы были уставлены садовыми плодами и сластями: виноград, яблоки, дыни, персики, абрикосы, миндаль, два рода изюму (один из них представлял небольшие белые и очень сладкие ягоды без косточек), лущеные большие грецкие орехи, фисташки, всевозможные в сахаре и меду вареные индийские чуждые фрукты стояли на столе, покрытые шелковыми платками.

Едва мы только уселись, как появились духовные лица: шахский персидский и королевский польский послы, надев поверх своей духовной одежды кафтаны из золотой парчи, подаренные им шахом персидским; у каждого на груди висело по золотому кресту. Они понимали по-латыни, испански, итальянски и французски, на каковых языках они и вели свои разговоры с послами. Когда и они сели, сласти были открыты, нас попросили есть и поили очень крепкой водкой, медом и пивом. После того как нас таким образом 2 часа проугощали, по общему обыкновению персидскому, сласти были убраны, стол накрыть для кушаний и уставлен различной едой в серебряных и медных луженых блюдах. Все блюда были наполнены вареным рисом различных цветов, а на рис были положены вареные и жареные куры, утки, говядина, баранина и рыба; все это были кушанья, хорошо приготовленные и вкусные.

Персы за столом не пользуются ножами; они учили нас, как нам, по [355] их способу, делить мясо руками и кушать. Впрочем, куры и другое мясо обыкновенно до подачи на стол поваром разделяются на удобные куски. Рис, который они едят вместо хлеба, они берут большими пальцами, иногда и всей пригоршней с блюда, кладут на него кусочек мяса и все это несут ко рту. При каждом столе стоял суфреджи, или кравчий, который небольшой серебряной лопаточкой при помощи руки брал кушанья из больших сосудов, в которых они подавались, и перекладывал на небольшие блюда; иногда на одном блюде на рисе оказывались одновременно разложенными четыре или пять разных кушаний. Обыкновенно на двоих, но в некоторых случаях и на троих, подается одно подобное блюдо с кушаньями. Во время обеда пили очень мало, но тем более после него. Наконец, каждому в фарфоровой чашке дана была для питья горячая черная жидкость kahawe [кофе]... Персы по отношению ко всем нам выказали любезность и услужливость, так что мы их обходительность и доброе расположение к немецкой нации усмотрели не только в их словах, но и в их делах.

При прощании, которое совершено было весьма дружелюбно и почтительно всеми сторонами: как монахами, так и персами, весело зазвучали со своеобразным тактом и мелодией литавры и свирели. Двое знатнейших персов провожали послов до городских ворот и простились с ними, принеся им благодарность за то, что они, послы, охотно и послушно явились; при этом сами они свидетельствовали готовность еще более послужить нам. Когда послы снова сели в шлюпку, так же, как и при выходе из нее, даны были несколько выстрелов из орудия для каменных ядер. Таким образом, этот день был посвящен тому, что мы завязали добрую дружбу с иностранными нациями.

27 того же месяца послы с немногими из нас выехали за милю от Астрахани, чтобы осмотреть жилища татар. По дороге, в разных местах, мы видели, как бегали в круге привязанные к столбу волы и лошади, которые должны были выбивать и молотить просо. Около всех их хижин мы видели поставленных здесь соколов или орлов, которыми они пользуются для охоты. На возвратном пути мы встретили одного из их князей; он ехал в овчинной шубе, мехом наружу, с соколом, он сожалел, что не находился у своей орды и не мог угостить послов.

В этот день великокняжеский посланник Алексей Савинович направился вперед в Персию через Каспийское море.

28 сентября другой знатный купец Науредди[н] Мухаммед устроил в честь наших послов банкет, прошедший столь же великолепно и с теми же церемониями, как устроенный у Науруса. Театр для литаврщиков и свирельщиков на дворе против стола был устроен почти великолепнее предыдущего. К участию в беседе с нами были приглашены и монахи. Точно так же находились здесь несколько восточных индийцев и двое русских, отряженных воеводой и знавших персидский язык. Это было сделано, чтобы он узнал, о чем будут наши речи. Поэтому, когда посол Б[рюггеман] начал говорить речи, метившие весьма далеко и направленные против турка, врага [356] персов, но не врага русских, а персам эти речи показались опасными и досадными, то они попросили его оставить эту материю и просто повеселиться с ними: из этой устроенной ими беседы — [говорили они] — и скудного угощения следовало заключить не о чем-либо ином, как о любви их к нам, которую они обязаны испытывать по отношению ко всем тем лицам, которых высокие монархи в дружбе посылают к их шаху. Все, что делается здесь, является лишь малым намеком на привет в собственной их стране. Вскоре после этого монахи, по приказанию воеводы, должны были уйти с пиршества.

29 того же месяца нагайский мурза, встретившийся нам третьего дня, явился, чтобы посмотреть корабль. Он принес несколько диких гусей, которых он поймал помощью сокола, и пригласил послов на упомянутую выше, но воеводой запрещенную охоту с соколами.

30 сентября воевода велел подарить послам несколько русских сластей: это были большие толстые пряники, а также сухое варенье из смородины и других ягод, спрессованное частью в форме большого богемского сыра, частью в виде широких свернутых кусков, похожих на фунтовую или подошвенную кожу ²⁷⁴ у нас. Подобного рода свертки присылались нам и в Москве великим князем и другими господами; они кисловатого довольно приятного вкуса и употребляются у них больше в кушаньях.

1 октября я, в сопровождении двух лиц свиты, был отправлен к воеводе в канцелярию, чтобы справить некоторые дела. Здесь меня, правда, любезно приняли и попросили посидеть с князем Мусалом, который также находился здесь, но на просьбу мою я не мог получить ответа раньше, как выслушав сначала жалобу бывшего нашего пристава Родиона на посла Бр[югге]мана и выговор по этому поводу: посол на Волге часто относился к нему весьма нехорошо, зачастую называл его “бл.д..им сыном”, “собакой” и другими подобными титулами, и вообще часто ругал, а ведь между тем Родион — царский посланец и дан нам в дорогу для почета; если бы посланец был виновен в чем, то следовало не самим в этом роде мстить за себя, но пожаловаться на него начальству, поставленному его царским величеством везде, особенно же в Астрахани; начальство бы наложило полагающиеся и достаточные для послов наказания; по его, воеводы, мнению, и его милости князю голштинскому столь же мало, как и его царскому величеству, понравилось бы, если бы он узнал, что так в его земле обошлись с его служащим; по долгу службы, он, воевода, должен был сказать все это нам. Лишь после этого он дал нам желанный ответ на нашу просьбу.

Комментарии

237. Сын-Самары. На нынешних картах этого названия мы не встретили.

238. река Аскула. О. М. Бодянский предполагает ее близ нынешнего села Аскулы.

239. гора Печерская. Он же предполагает эту гору у с. Печерского-Николаевского.

240. остров Батрак - ныне станция Батраки близ железнодорожного моста через Волгу.

241. река Сызрань - ныне речка Сызранка.

242. сочинен был Павлом Флемингом.

243. реки Паньщины. На нынешних картах есть большой остров Паньщинский и с правой стороны (вниз) у него Паньщинская воложка.

244. островом Сагеринским. На нынешних картах мы этого названия не нашли. Названия Чагра, Сосновый,. Осиновый и Колтов, встречающиеся на этой и след. страницах, имеются на нынешних картах. Счет верст, однако, не сходится с нынешним. Например, Колтов (Колтовский) остров в 90, а не в 50 верстах от Саратова по фарватеру.

245. Шисмамаго. В подлин. Schismamago; на карте Олеария: Schichmamago. Это название невозможно отождествить с каким-либо из современных.

246. Сорок островов прибл. от Баронска до Саратова.

247. 300 ластов. Ласт — 120 пудов.

248. монастырю Троицкому т.е. Троицко-Сергиевскому.

249. Криушой. Криуша — название островов и т. п. очень частое на Волге.

250. Ахматовской горе. В 1300—1315 верстах от Нижнего село Ахмат и Ахматовский остров.

251. Горы, упоминаемые здесь, как и выше, — отдельные части Средневолжской возвышенности.

252. Еруслан. В подлин.: Ruslane.

253. Ураков бугор. Так на нынешних картах; в подл.: Urakoffskarul.

254. вытекает из Иловли. Иловлю и Камышинку предполагал соединить Петр I; бифуркация, может быть, существовала в половодье.

255. в особом сонете. В сонете заключается лишь обращение к Эолу, Нептуну, Юпитеру и другим божествам, ссорою которых Флеминг объясняет внезапные перемены в погоде.

256. Царевым городом. Он расположен на развалинах Сарая, столицы Золотой орды.

257. чиберика. По догадке О. М. Бодянского, может быть, чабань.

258. Поповицкою Юркою. Ныне Поповицкое. Название “Юрка” теперь отсутствует на картах. Почти все дальнейшие названия находятся на нынешних картах.

259. Осинового. В подлин.: Ossino. “Осинового острова” теперь нет, но есть “Сенной”.

260. островами Кизяр. В подл.; Insein Kisiar На новейших картах их нет.

261. Пирушки. В подл.: Puruski.

262. Митюшка. Ср. нынеш. название Митина на 10-верстной карте низовьев Волги.

263. Ичибурский. На соврем. картах его нет.

264. Болчука. В подл.: Baltzik

265. Матвей из Мехова - польский историк, вошедший в “Historic Ruthenica scriptores exteri” (Спб., 1841).

266. Яиком - Уралом.

267. соляные россыпи. После этих слов опущена ссылка на часть книги Олеария, касающуюся Персии.

268. перешла в Утопию т. е. оказалась выдумкою.

269. 1 августа 1554 г. Вернее: 2 июля 1554 г.

270. двух воевод. Бывало в Астрахани и по трое воевод: напр., с 1636 по 1637 г. окольничий Федор Васильевич Волынский, Иван Никифорович Давыдов и Илья Иванович Зубов (“Списки городовых воевод” А. П. Барсукова).

271. половцами. Этимология эта очень сомнительного достоинства.

272. у персов. Опущена ссылка на часть книги, касающаяся Персии.

273. Наурус. В русских документах Наврум-ага.

274. фунтовую... кожу. В подл.: Pfundleder. Обозначение более тяжелой кожи.