АДАМ ОЛЕАРИЙ

ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ГОЛШТИНСКОГО ПОСОЛЬСТВА В МОСКОВИЮ И ПЕРСИЮ

О крестном знамении русских, о том, как они себя благословляют, и об иконах святых, перед которыми они кладут поклоны

Слушая чтение некоторых глав из Библии, русские одновременно стоят с обнаженными головами перед своими иконами (как ведь и вообще никто, ни даже сам великий князь, не смеет находиться в церкви с покрытою головою, кроме лишь священника, сохраняющего на голове свою “скуфью”, или шапочку, в которой он посвящался), очень часто кладут поклоны и благословляют себя, как это описано Герберштейном: для этой цели они пользуются первыми тремя пальцами правой руки, касаясь ими сначала лба, потом груди, затем проводя справа налево и приговаривая каждый раз: “Господи, помилуй”.

Петр Микляев, недавний русский посол в Голштинии, дал мне объяснение крестного знамения и того, о чем разумные люди при этом вспоминают: три пальца знаменуют собою Св. Троицу, поднятие руки ко лбу — Вознесение Христа, приуготовляющего нам место на небе, прикосновение к груди указывает на сердце и на заключение в нем слова божия; движение же справа налево [указывает] на свойство Страшного Суда, когда благочестивые будут поставлены направо, а злые налево, [274] первые будут вознесены к блаженству, а вторые низвергнуты в ад.

Подобного рода крестное знамение применяют они при всех своих начинаниях, и в светских и в домашних делах так же, как и в духовных; без него они не берутся ни за еду, ни за питье, ни вообще за какое-либо дело.

Что касается почитания икон, то нет указаний на то, чтобы оно было обычно в церкви в течение первых трехсот лет до времен императора Константина Великого, хотя, вероятно, как видно из Тертуллиана, и изображались живописью или резцом духовного содержания картины, притчи и истории, тем не менее эти изображения не почитали как святых, и не молились им, как это делают русские. Русские говорят, что научились этому от Дамаскина; я, однако, думаю, что они приняли и это из греческой церкви. Они не признают резных изображений, говоря, что Бог воспретил приготовлять резные, а не живописные изображения, и поклоняться им. Поэтому приходится удивляться, что они так высоко почитают резное изображение Николы Чудотворца в Москве — может быть, потому, что он, кажется, не из древних, а из новых святых у них. В прочих случаях у них употребляются исключительно живописные картины, которые без особого искусства и изящества коричнево-желтой краскою написаны на досках, обыкновенно длиною в 1/4 или 1/2 локтя и несколько более узких.

Они не почитают и не уважают икон, помимо тех, которые написаны русскими или греками, как бы другие нации ни приготовляли их прекрасно и искусно. Как будто религия мастера могла бы передаться и иконе!

У них в Москве имеются особые рынок и лавки, где они продают подобные иконы, или, как они это говорят, “выменивают на деньги и серебро”, так как ведь было бы неприлично покупать богов.

Они никогда также не оставляют икон на попечении людей, которые не их религии, опасаясь, что с ними не будут обращаться с должным почетом.

Когда несколько лет тому назад немецкий купец Кароль Мёллин купил у русского каменный дом, русские начисто выскребли все иконы, написанные на стенах, на штукатурке, и пыль от них унесли с собою. Они сильно нас бранят за то, что мы духовного содержания картины, особенно же распятие Христа, изображаем на печках и становимся к ним заднею частью тела.

Крестьяне в деревнях не желали допустить, чтобы мы касались руками их икон или, лежа на лавках, обращались к ним ногами. У некоторых из них, после нашего постоя, должен был являться поп с кадилом и вновь освящать иконы, точно они были нами загрязнены.

В их церквах висит на стенах большое количество икон, из которых самые многочисленные и самые знаменитые должны представлять Господа Христа, Св. Деву Марию и Николая, главного их патрона. У каждого здесь имеется свой святой или своя икона, перед которою он молится. Если кто-либо совершит грубое преступление, достойное отлучения, то его святой [его икона] удаляется из церкви; этой иконою он может после этого пользоваться дома, так как [275] отлученный не смеет более входить в церковь. Те, у кого есть средства, убирают и украшают свои иконы великолепнейшим образом жемчугом и драгоценными камнями. Икона непременно требуется для молитвы; поэтому они должны у них быть не только в церквах и во время публичных процессий, но и у каждого в его доме, комнате и каморке, чтобы во время молитвы иметь ее перед глазами. Когда они собираются молиться, они зажигают одну или две восковые свечи и прикрепляют их перед иконою; от этой причины часто, когда они забудут потушить свечу, происходят пожары. До сих пор и немцам приходилось, ради русских, держать такие иконы в своих домах, так как иначе русские неохотно с ними сносились, да и нельзя было получить русской прислуги без этого. Теперь же патриарх не желает допускать, чтобы их иконы еще встречались в немецких комнатах, по его мнению, недостойных этой чести. Когда русский отправляется к другому в дом или комнату, он сначала воздает честь Богу и произносит свое “Господи”. Только после этого он начинает говорить с людьми. В дом он входит как немой, ни на кого не обращая внимания, хотя бы даже 10 и более человек находились в помещении. Лишь только войдя в комнату, он, прежде всего, обращается к иконе, которая обыкновенно поставлена за столом в углу; если ее ему не видно, он спрашивает: “Есть ли Бог?”. Лишь только заметив ее, он, с поклонами перед нею, трижды совершает крестное знамение. Затем он оборачивается к людям, здоровается с ними и справляет свое дело.

Они приписывают иконам весьма большую силу, будто они совершенно особым образом могут помогать в делах. Неоднократно уже упоминавшийся датский дворянин Иаков говорит, что они в его время икону на палке держали в пиве во время пивоварения, надеясь, что тогда пиво лучше сварится. Они их как-то боятся и страшатся, точно в них действительно имеется какая-то божественная сущность. Когда они желают при иконах заняться плотскою утехою, то они завешивают их платком. Иногда они ими наводят страх на людей. В 1643 г. по Р. X., в июне месяце, случилось как-то, что одна из их икон начала казаться в лице своем краснее обыкновенного. Попы сообщили об этом патриарху и великому князю, подняли из-за этого целую историю, точно это обстоятельство знаменовало собою что-то великое; говорили, что следует объявить дни покаяния и поста, дабы отстранить грозящее наказание. Великий князь, как государь благочестивый и богобоязненный, принял это близко к сердцу, призвал русских живописцев и под крестным целованием спрашивал их, произошло ли это от естественных причин или нет. Живописцы, хорошенько осмотрев икону, сказали: “Здесь нет чуда, так как краска с лица от времени сходит, и поэтому просвечивает красный грунт”. После этого страхи прекратились.

Временами и попы, помощью вымышленных и написанных на иконах знамений, пугают людей, так что те должны поститься и молиться, жертвовать попам и давать милостыню, которую простецы из народа из благоговения и дают в больших количествах. Нечто подобное, говорит, [276] произошло в Архангельске несколько лет тому назад. Два попа, с помощью обмана, собрали много денежных пожертвований, но при дележе поспорили, вступили в драку и донесли друг на друга относительно обмана. После этого и кнуту пришлось показать свое знамение.

Что простой неразумный народ приписывает иконам большую силу, видно из следующего. Когда в 1611 году шведский полководец Иаков дела-Гарди занял Великий Новгород и при этом произошел пожар, некий русский стал держать против огня свою икону св. Николая и молился, чтобы она помогла погасить огонь. Когда, однако, помощи не последовало, а напротив, огонь все более и более стал распространяться, он в нетерпении бросил свою икону в огонь и сказал: “Если ты нам не желаешь помочь, то помоги себе сам и туши”.

К нему можно бы было обратиться со словами Лактанция: “Quae vanitas aliqua[m] ab his sperare tutelam, quae tueri semetipsanon possunt”, т.е. “Разве ты не видишь, что безумно ждать помощи от тех, кто сами себе не могут помочь”. В то время солдаты, не найдя в домах много такого, чем бы могли воспользоваться, взяли с собою иконы, но русские побежали за ними и за дорогую цену выкупили эти иконы.

Простонародье, особенно вне городов и в деревнях, желая приучить детей к богобоязни, ставит их перед иконами, чтобы они перед ними в глубоком смирении и почтительности клали поклоны, крестились и говорили “Господи”. Им при этом не говорится, что все это значит, так что с нежного детства всякий привыкает к мысли, что иконы — боги, как, впрочем, старшие их и называют. В Ладоге моя хозяйка не хотела дать своему ребенку, едва говорившему и стоявшему, поесть, пока тот подобным образом девять раз подряд не воздал, как она говорила, славы своему Богу.

Однако некоторые знатные люди и лица, живущие в городах близ церквей, имеют несколько лучшие — а умнейшие из них и совершенно иные мысли об иконах.

В русской Нарве жил знатный богатый купец, еще и теперь здравствующий; звали его Филиппом N.; это был словоохотливый любезный мужчина, который иногда приходил к столу к нашим послам и о том или другом давал хорошие сведения. Однажды — это было 30 января 1634 г., с нашим медиком г. Гартманом Граманом, по его просьбе, зашел я к нему в гости. Когда мы вступили с ним в беседу о их религии, особенно об иконах, он при нас произнес исповедание веры, из которого мы могли усмотреть истинного христианина. Он сказал, между прочим: он никакого значения не придает иконам, взял свой носовой платок и провел им по иконе, говоря: “Так я могу стереть краску и потом сжечь дерево; в этом ли искать мне спасение?” Он показал мне библию на славянском языке, в которой был очень начитан, открывал в нескольких местах и переводил, говоря: “Вот здесь я должен искать волю Божию и держаться ее”. Постов, которые соблюдаются большинством русских, он не признавал; он говорил; “Что в том, что я не ем мяса, но имею зато в своем распоряжении великолепнейшие рыбы и напиваюсь водки и меду; [277] истинный пост заключается в том, что Богом указано чрез пророка Иоиля в первой и второй главе. Так я пощусь, если я не принимаю ничего, кроме воды и хлеба, и усердно молюсь”. Он жаловался при этом, что очень многие из его земляков не имеют таких познаний в религиозных делах и в совершении христианского долга. Когда мы возразили, почему он, будучи так просвещен Богом, не постарается научить своих собратий лучшему, он ответил: у него нет на это призвания; кроме того, ему бы не поверили, но сочли бы его даже за еретика; если же он все-таки держит иконы у себя, то это делается ради памяти о Боге и святых. После этого он вынес из комнаты изображение шведского короля Густава, напечатанное на золоченной коже, и сказал: “Ведь подобный портрет, изображающий столь храброго героя, совершившего так много великих дел, мы бы охотно, в честь его памяти, держали в наших комнатах; почему же ему не держать у себя для памяти изображения святых, бывших столь великими чудотворцами в духовных делах?” Разумные русские вообще чтут свои иконы святых и молятся им по своей религии, однако не ради материи или потому, чтобы приравнивали их изображению Божию, но из любви и почтения к святым, находящимся на небе. Та честь, которая оказывается иконе, ощущается и тем, кого иконы изображают. Именно это-то и постановили греки в 787 г. на константинопольском соборе против икономахов или иконоборцев, при участии 850 епископов, и ввели в своих церквах, в то время, когда патриархами были в Константинополе Тарасий, в Александрии Политиан, в Антиохии Феодорит и в Иерусалиме — Илия? Это постановление, однако, было отвергнуто на франкфуртском соборе, который в 794 г. был собран императором Карлом Великим, как о том сказано в каноне втором: “Возбужден был вопрос о новом соборе, который греки собрали в Константинополе относительно почитания икон. На этом соборе было постановлено, что те, кто не будут оказывать изображениям святых того же служения и обожания, как Божественной Троице, присуждаются анафеме. Святейшие отцы наши, отрицая всякое обожание и служение, отвергли и единогласно осудили это учение”, “Concilia magna”, t. XX, р. 145.

В недавнее время “казанский протопоп” Иван Неронов выступил в Москве и решился говорить против иконопочитания в следующих словах: “Не следует честь, полагающуюся Богу, воздавать иконам, которые руками сделаны из дерева и красок, хотя бы они даже и должны были представлять изображение Бога и святых; не следует ли, в этом рассуждении, скорее почитать людей и молиться им, так как они созданы по образу и подобию Божию и сами сделали эти иконы?” Ведь именно то же говорил Сенека: “Изображения богов почитают, молятся пред ними, склонив колени, обожают их, сидят или стоят пред ними целыми днями, а мастеров, их изготовивших, презирают”. Или же как Лактанций говорит: “Насколько справедливее и правильнее было бы почитать живые изображения Бога, чтобы услужить живому”. И также: “Несообразная и нелепая вещь, что изображение человека обожается изображением [278] Божиим”. Однако добрый священник тотчас, когда патриарх об этом узнал, был лишен своей священнической шапки и сослан с суровыми угрозами в Каменный монастырь на Волге ¹⁵⁹; [это было сделано], чтобы учение его не распространилось еще более и иконы могли сохранить обычное к ним почитание.

Когда их иконы становятся старыми, так что моль их поедает и они распадаются, они их не выбрасывают и не сжигают их, но или опускают их в текущую воду, давая им плыть, куда им угодно, или же на кладбище или в древесном саду закапывают их глубоко в землю, причем стараются не допустить каких-либо нечистот в этом месте.

О предполагаемых у русских святых, которые имеются у них в стране и к которым они совершают паломничества

Как справедливо пишет Антоний Поссевин, у русских имеется несколько тел их предполагаемых святых, о которых они, баснословя, рассказывают, будто они еще и теперь совершают великие чудеса и могут исцелять больных. Несколько таких святых находятся в Москве. Два года тому назад, а именно в 1653 году, они получили сюда нового святого, которого весьма сильно почитают. Он именуется “чудотворец Филипп митрополит”. Происходит он из древнего дворянского рода Колычевых в Москве, жил во времена тирана Ивана Васильевича в Москве и неоднократно говорил этому тирану правду по поводу странностей его управления и жестокого, нехристианского и даже бесчеловечного образа жизни; поэтому тиран рассердился на него и в немилости сослал его в дальний монастырь. Так как, однако, он, тем не менее, иногда увещевал его письмами и остротою пера своего вновь вскрывал старые раны, то тиран в гневе послал одного из слуг своих в монастырь, чтобы удавить его веревкою. Колычев, готовый умереть, беспрекословно отдался на волю убийцы и просил лишь, чтобы тот не веревкою, а ножом, отнял у него жизнь; тот так и сделал, и вонзил ему нож ¹⁶⁰ под сердцем в тело. Братия этого монастыря объявила его мучеником, отвезла [тело] на остров в Белом море за Архангельском и там погребла в часовне. Этот остров называется Соловками; его можно найти выше на морской карте при описании Архангельска.

Нынешний патриарх ¹⁶¹, будучи еще митрополитом ростовским и ярославским, стал говорить, что он слышал от некоторых людей, как многие увечные люди, лишь помолившись перед все еще нетленным телом этого святого, получали исцеление. Он уговорил поэтому его царское величество доставить вышесказанное мертвое тело оттуда и перевезти его в Москву.

Чтобы перевезти его, отрядили господина Михаила Левонтьевича ¹⁶² с дьяком; наряду с другим народом он взял с собою и двух сыновей своих. Они на двух ладьях или больших открытых лодках направились к острову. Посол прибыл благополучно, но дьяк с двумя сыновьями [279] посла и с народом, ехавшим в другой ладье, потерялись и уже более не нашлись.

Когда тело святого Колычева доставлено было на милю от Москвы, его царское величество со всем своим придворным штатом, а также патриарх с клиром вышли к нему навстречу. При этом ростовский и ярославский митрополит ¹⁶³, по имени Варлаам, человек лет более 70, весьма толстого телосложения, упал, находясь недалеко от святого, и остался лежать мертвым. Святого же ввезли в город с большим великолепием и поместили в Кремле в соборе, или важнейшей церкви. Тут он совершил много чудес над больными, приходившими сюда с молитвами, и многие, не бывшие раньше слепыми, хромыми, глухими и немыми, под прилежным наблюдением патриарха, стали опять зрячими, стали ходить, слышать и говорить. Когда происходило подобное чудо, всякий раз звонили в большой колокол, причем в начале недели этот звон слышался раза четыре или пять. Теперь больше не слышно о таком количестве чудес от него, так как, по их словам, люди, при прибытии его бывшие благочестивыми, снова стали безбожными и уже не приходят к нему со столь сильною верою. Они говорят, что он лежит нетленным и теперь еще, под покрывалом, которое, однако, никто не смеет поднять.

Имеется у них еще и другой святой в Троицком монастыре, находящемся в 12 милях от Москвы к западу. Он именуется Сергий. С ним дело было так. Говорят, это был большой дородный человек и что сначала был он храбрым солдатом. Потом он отказался от мирской жизни, стал отшельником и наконец отправился в Троицкий монастырь, чтобы там провести остатки своей жизни в качестве монаха. По своей весьма благочестивой и богобоязненной жизни он избран был в игумены; говорят, молитвою своею он помог многим людям и совершал чудеса. Он принял ученика, по имени Никона, который наследовал от учителя своего те же добродетели. Сергий скончался в 1563 году. ¹⁶⁴ После смерти оба они были канонизованы и записаны в число святых, они и лежат погребенные в том же монастыре. Говорят, что до сих пор они могут показывать череп одного из них с нетленным еще мозгом. Поляки, как рассказывают, неоднократно нападали на этот монастырь и хотели его брать штурмом, но когда братия монастыря противоставляла неприятелям череп с мозгом Сергия, то не только они оказывались не в состоянии что-либо сделать монастырю, но и вступали в распрю друг с другом и обращали мечи свои друг на друга. Хотя Петрей и говорит о тщетной осаде, веденной польским полковником Яном Сапегою, но [по его словам], Сапега отогнан был шведским войском. Монастырь получил наименование от Сергия и именуется Сергиевскою Троицею и просто монастырем св. Троицы.

Что касается упоминаемого Герберштейном в названном месте медного горшка, будто бы находящегося там, то нынешние русские ничего подобного не знают. [Про этот горшок передавали], будто при варке в нем известных кушаний, в особенности капусты [щей], он никогда не делался пустым: сколько бы из него ни черпали для угощения братии, [280] все-таки в нем будто бы никогда не было ни лишка, ни недостатка. Известно, во всяком случае, что в монастыре этом более 300 человек братии и что он имеет столь богатые доходы, как ни один во всей стране, так как великие князья и богатые вельможи завещали и еще продолжают сюда завещать большие суммы. И проезжающие мимо него господа и купцы, если они богаты, кладут сюда богатые милостыни, чтобы молились о их душах, и дарована была защита им от всякого несчастия.

В этот монастырь великий князь со знатнейшими своими господами ездит два раза в год на паломничество, а именно на Троицу и около Михайлова дня [день преп. Сергия 26 сентября]. Не доехав полумили от монастыря, он оставляет лошадей и идет со всей своею свитой пешком до своей цели; здесь он остается несколько дней для молитвы, причем, в течение этого времени, игумен обязан доставлять великому князю и всем его провожатым бесплатно провиант и корм для лошадей. Так как здесь местность чрезвычайно красивая и хорошие заповедные места для дичи, то великий князь обыкновенно и забавляется здесь охотою.

В Казани много лет тому назад, когда, однако, русские уже владели этим городом, найдена была в земле икона Девы Марии и выставлена в этом городе. Копия ее доставлена была в Москву, где в память ее построена церковь в конце большой рыночной площади, где стоят ножевые лавки; она называется церковью Пречистой Казанской. В церковь эту около указанного времени совершают паломничества и многие приезжие из других местностей.

Точно так же и в Великом Новгороде, как уже выше сказано, ежегодно совершается большое паломничество, и в Новгород из разных мест собирается очень много народу, которые идут из города к монастырю Хутынскому за добрых 7 верст. В это время в городе, особенно перед Никольскими воротами, обращенными в сторону монастыря, где кабатчики устраивают свои палатки, происходят сильное пьянство и разные бесстыдные деяния. Этот праздник и паломничество они зовут “Праздник Варлама Хутынского” ¹⁶⁵, родившегося в Новгороде и погребенного в монастыре Хутынском. Как говорят, и он совершал много чудес, исцеляя больных. Подобных предполагаемых святых здесь и там в стране находится довольно много.

О русских церквах

Выше при описании зданий в Москве сказано, что в Кремле и в городе очень много церквей, часовен и монастырей; внутри и вне городских стен их насчитывается более 2000, так как теперь каждый из вельмож, имеющий некоторое имущество, велит себе построить особую часовню; большинство из них из камня. Каменные церкви все внутри с круглыми сводами. Русские не могли мне объяснить, чем это [281] обстоятельство вызвано. Я предполагаю, что ими это заимствовано у древнейших народов, которые в большинстве случаев строили свод храмы круглыми (как об этом можно прочитать у Резина “De antiquit. Romanis”), полагая что они, являясь Божьими домами, должны иметь сходство с небесным сводом. Так и греческий историк Дион Кассий пишет о прекрасном языческом храме Пантеоне в Риме (этот храм также был построен круглым и еще и ныне может быть осматриваем там), что Пантеон, как на то указывает его имя, должен включать в себя изображения всех богов и круглою формою своей сходствовать с небом. Впрочем, некоторые думают, что Пантеон потому имеет круглую форму, чтобы не оскорбить ни одно из божеств, которых изображения стоят по стенам кругом, в отношении их достоинства и величия, им принадлежащего друг перед другом. Боасард, впрочем, пишет: “Так как Марк Агриппа построил этот храм в честь One или Кибелы, матери богов, имеющей под своим покровительством круглую землю, то и храм этот должен был получить круглую форму”.

Другие говорят, что древние потому строили свои церкви круглыми, чтобы дать указание на бесконечное величие Бога, которому в них следует поклоняться. Почти то же самое говорить Меркурий [Гермес] Трисмегист: “Бог — это мысленный шар, центр которого находится везде, а окружность нигде, так как нигде не ограничены величие и громада Божий”. У древних существовал еще такого рода способ моления, что они во время молитвы вращались кругом, как на это указывает Цэлий Rodiginis ¹⁶⁶ по Плинию: “При молитве мы поднимаем правую руку к устам и вращаем все тело”. Говорят, что этот способ моления установлен Нумою Помпилием, вторым царем римским.

У русских в церквах нет ни стульев ни скамеек, так как никто не смеет сидя молиться, но все должны молиться и совершать богослужение стоя или коленопреклоненно или же лежа (так, говорят, часто поступал бывший великий князь Михаил Феодорович).

Они не терпят в своих церквах ни органов, ни других музыкальных инструментов, но говорят: “Инструменты, не имеющие ни души ни жизни, не могут хвалить Бога”. Когда говорят, что ведь люди действуют при этом, производя красивые мелодии, и указывают на псалмы и на пример Давида, то они говорят: “В Ветхом Завете это, действительно, применялось, но в Новом уже не применяется”. Однако, вне церквей, в домах, в особенности же во время пиршеств, они охотно пользуются музыкою. Так как, однако, ею злоупотребляли в кабаках и в шинках, а также и на открытых улицах для всякого разврата и пения постыдных песен, то нынешний патриарх, два года тому назад, прежде всего, велел разбить все инструменты кабацких музыкантов, какие оказались на улицах, затем запретил русским вообще инструментальную музыку, велел забрать инструменты в домах, и однажды пять телег, полных ими, были отправлены за Москву-реку и там сожжены. Немцам, впрочем, разрешается пользоваться музыкою в своих домах; так же точно [282] разрешено это и вельможе Никите ¹⁶⁹, другу немцев, который держит у себя во дворе позитив [органчик без педали] и другие инструменты; впрочем, ему патриарх не может многого сказать.

На церквах и колокольнях непременно должен находиться крест, который или простой, или (в большинстве случаев) тройной. Поэтому они не считают наших церквей, не имеющих крестов, за настоящие церкви. Они говорят, что крест обозначает главу церкви, т. е. Христа; так как Христос был распят на кресте, то крест стал гербом Христовым, и там, где подобного герба нет, там нет и церкви. Поэтому-то церковь и является святым, чистым местом, куда ничто нечистое не должно входить. Они неохотно впускают сюда приверженцев чужой религии. Когда мы в первый раз прибыли в страну и некоторые из нас, по незнанию, вошли в их церкви для осмотра их, они нас под руки вывели из церкви и метлою вымели пол за нами. Таков же, как говорят, обычай у них, если в церковь заберется нечистое существо или собака; лишь только они заметят нечто подобное, как тотчас же омывают загрязненное место и освящают его вновь водою, огнем и ладаном. Церковные дворы они также держат в чистоте и святости. Под страхом высокой пени никто не имеет права на них мочиться.

У церквей у них висит много — иногда пять или шесть колоколов, из которых самый большой весом не свыше 2 центнеров, обыкновенно даже значительно меньше; их звоном они зовут в церковь; звонят также и в тот момент, когда поп, служа обедню, поднимает чашу.

Ввиду большого количества церквей и часовен в Москве имеется несколько тысяч колоколов, которые во время богослужения дают разнообразный перезвон и мелодию, так что непривычный человек слушает это с изумлением. Один человек может управлять тремя или четырьмя колоколами. Тогда они привязывают веревки не к колоколам, а к языкам, и концы веревок частью берут в руки, частью привязывают к локтям; затем они приводят в движение один колокол за другим. При звоне они соблюдают известный такт.

Звон считают они необходимою вещью при своем богослужении и полагают, что последнее, без звона, было бы несовершенно. Поэтому однажды приставы и изумились, когда шведские гг. послы около Михайлова дня им сказали: и они желали бы справить свой “праздник”. [Они говорили]: как же послы справят в Москве свой “праздник”, если они не захватили с собою в столь дальнее путешествие колоколов.

Над церковными воротами, а также и над городскими, они вешают иконы или изображают их живописью, чтобы прохожие перед ними клали поклоны, крестились и говорили свое “Господи”. Они крестятся и молятся не только на иконы, но и на кресты, поставленные на церквах. Поэтому на улицах то и дело встречаешь молящихся русских. [283]

О духовном управлении русских, о клириках, церковнослужителях и монахах

Духовное управление, консистория и церковная служба справляются и совершаются патриархом, митрополитами, архиепископами, епископом, архидиаконом, протопопами и попами. Патриарх является верховным главой в роде, как у католиков папа римский. Избрание его раньше зависело от патриарха константинопольского, а потом требовалось только утверждение. Патриарх Филарет Никитич, третий из таковых, был последним из тех, кого утверждал константинопольский патриарх. Ныне же и то и другое производится в городе Москве самими русскими. Патриарх избирается митрополитами, архиепископами и епископами из собственной среды. Для этой цели они собираются в Кремле, в величайшей церкви, — по их обозначению — “соборе” или собрании, и избирают из своей среды двух, иногда четырех или пять лиц, которых они считают умнейшими, начитаннейшими и наиболее безупречного поведения в своей среде. О них они докладывают его царскому величеству, и один из них его царским величеством, по совещании с остальным духовенством, избирается. Иногда, если они, ввиду равенства в достоинстве лиц, не знают, кого предпочесть, то бросается жребий. Так было, например, при избрании предыдущего патриарха, бывшего лишь игуменом ¹⁶⁹ в монастыре и привлеченного к участию в выборах лишь ради особого почета, так как он был человек очень разумный. Когда жребий выпал на него и другие стали прекословить, то жеребьевка была повторена, и он был вновь указан. Так как, однако, великий князь заметил, что другие этому завидуют, то жребий метали в третий раз, и опять-таки счастье выпало ему. Тогда его царское величество сказал: “Я вижу, что ему это предназначено, и он избран Богом; поэтому пусть он, а не иной кто-либо будет патриархом”.

Как только патриарх избран, ему вручается вводная грамота за подписями и печатями избирателей, [в обозначение того], что он признан достойным и, с согласия их всех, избран справедливым образом. К этому еще его царское величество прибавляет свою конфирмацию или утверждение.

Патриарх, после великого князя, имеет наибольшую честь и власть в стране. Он судья над духовными в делах, которые не подлежат одному лишь светскому праву, ему принадлежит надзор над религиозными делами, добрыми нравами и христианским образом жизни; что ему при этом представится правильным, он, по усмотрению своему, устраивает, учреждает и упраздняет, предоставляя великому князю исполнение. В его предприятиях ни великий князь, ни вообще кто бы то ни был, не имеет права советовать, ни того менее противоречить ему, если не считать того случая, когда, как выше упомянуто, Никита стал ему противоречить из-за своей иностранной одежды.

Предыдущий патриарх, а в [284] особенности нынешний, изменили и отменили очень много вещей в стране, которые в течение долгого времени были в употреблении, и ввел новшества, как я неоднократно уже упоминал об этом.

Нынешний патриарх называется Никон. Как уже выше сказано, он был митрополитом ростовским и ярославским.¹⁷⁰ Это человек лет 40, свежий и энергичный; он живет в Кремле в великолепном дворце, который он сам для себя велел построить; доставляет себе все удобства, соответствующие их обычаям, живет широко и охотно шутит. Как рассказывают, когда недавно дала себя вторично окрестить, вместе с друзьями своими, некая прекрасная девица, пришедшая потом принять у него благословение, то он сказал ей: “Прекрасная девица, я не знаю, должен ли я сначала поцеловать тебя или сначала благословить”. У них существует обычай вновь принятых в их религию, по даровании им благословения, приветствовать христианским поцелуем.

“Митрополитов”, как они у них называются, имеется четыре:

1. “Новгородский и великолуцкий”, в Новгороде.

2. “Ростовский и ярославский”, живущий в Ростове.

3. “Казанский и свияжский”, в Казани.

4. “Сарский и подонский”. Он живет в Москве в Кремле.

Затем следуют архиепископы, которых семь.

1. “Архиепископ вологодский и великопермский”, с местопребыванием в городе Вологде.

2. “Рязанский и муромский”, с местопребыванием в Рязани.

3. “Суздальский и тарусский”, в Суздали.

4. “Тверской и кашинский”, в Твери.

5. “Сибирский и тобольский”, в Тобольске.

6. “Астраханский и терский”, в Астрахани.

7. “Псковский и изборский”, живущий во Пскове.

За ними следует епископ “коломенский и каширский” ¹⁷¹, живущий в Коломне; помимо его иного епископа во всей стране нет. В Москве при патриархе имеется еще “архидиакон”, который служит ему канцлером и является правой рукой его, В соборе в Кремле имеется “протодиакон”. В городах находятся “протопопы”, “попы” и “диаконы”. За ними следуют “пономари”, т. е. дьячки, ведающие отпирание и запирание церквей и колокольный звон. В монастырях имеются различные “архимандриты”, “келари” и “игумены”, являющиеся там как бы начальниками, аббатами и преорами.

Патриарх, митрополиты, архиепископы и епископы не имеют права жениться; когда они занимают эти должности, они должны воздерживаться от законных своих жен.

Все эти духовные лица, за исключением протопопов и диаконов, не имеют права носить кольца на руках и носить штаны; они должны иметь на теле шерстяные, а не полотняные сорочки и не должны спать в кроватях. В монастырях совершенно не едят мяса и не держат там ни вина, ни водки, ни меду, ни крепкого пива, Патриарху также не разрешается носить сорочку из полотна, но она у него может быть из темного шелку.

Обычное ежедневное одеяние [285] патриархов, митрополитов, архиепископов и епископов, а также и монахов, состоит из черных длинных кафтанов, поверх которых они носят черные плащи. На головах у них черные чепцы [клобуки], с три локтя шириной; у них посередине твердая круглая пластинка, с большую тарелку, а сзади [чепцы эти] свисают с головы. Когда они ходят по улицам, у них в руках “посохи”, которые вверху с добрый палец прямоугольно изогнуты.

Попов или священников в Москве имеется до 4 тысяч, ввиду большого количества церквей; в иных церквах которые побольше, имеются 6, 8 и до 10 священников. Поп, желающий получить такой сан, отправляется к патриарху, митрополиту или епископу, который ближе всего к нему; здесь ему производится испытание, и если найдено будет, что он достоин, то есть если он умеет хорошо читать, писать и петь, то его посвящают и утверждают [это посвящение] письменной аттестацией. При этой инвеституре ему надевают священнические ризы, которые не особенно отличаются от светского костюма; волосы вверху на голове у него состригаются и надевается шапочка, именуемая “скуфьею” (подобно нашей калотте, она держит плотно на коже), вокруг которой остальные волосы длинно свисают на плечи, как у женщины. Эту шапочку они в течение дня никогда не снимают, разве чтобы дать себе постричь голову. Это священный, заповедный предмет, имеющий большие права. Кто бьет попа и попадет на шапку или же сделает так, что она упадет на землю, подлежит сильной каре и должен платить за “бесчестие”. Однако, тем не менее, попов все-таки бьют, так как обыкновенно это люди более пропившиеся и негодные, чем все остальные. Чтобы при этом пощадить святую шапочку, ее сначала снимают, потом хорошенько колотят попа, и снова аккуратно надевают ему шапку. Подобным делам потом не очень удивляются.

Протопоп и поп или священник, по обычаю греков, непременно должен быть женат, а если жена его помрет, то, оставшись духовным лицом, он уже не смеет жениться. Изречение св. [апостола] Павла в I послании к Тимофею, ст. 3 “подобает епископу быть единой жены мужу” они понимают не в том смысле, что это сказано против многоженства, но так “поп или священник должен иметь жену и не должен жениться более, чем один раз”.

В этом обстоятельстве русские, наравне с греками, между прочим, видят важную причину несогласия своего с латинской или римской церковью, так как она священникам воспрещает жениться, поступая в этом, по их мнению, в противность постановлению св. собора. Это вытекает из послания русского митрополита Иоанна ¹⁷² к римскому архиепископу (как он его называет). Послание это можно найти у Герберштейна в его “Comment, rerum Moscov.”, где, между прочим, говорится: “Превеликой ошибкой и грехом в отношении брака священников является то, что вы отказываетесь принимать Тело Христово от лиц, имеющих супруг. Между тем св. собор, бывший в Гангре, постановил в 4-м каноне: кто презирает священника, по закону имеющего супругу, и говорит, что нельзя из рук его принимать [286] таинство, да будет анафема”. Этот канон помещен в “Concilia Magna”, т. II, стр. 506, при толковании Исидора Меркатора, в следующих словах: “Если кто отличает женатого священника, как бы по случаю брака [полагая], что он не должен предлагать [св. дары] и будет воздерживаться от предложения им [св. даров], да будет анафема”. Глоссатор соборов замечает по поводу этого канона: “не тот, кто имеет жену, но кто имел”. Поссевин же в “священном толковании” на решение в Гангре говорит по Григорию: “Правила святых отцов преподаны в зависимости от времени, места, лица и дела или по настоятельной необходимости”. Настоящий канон писан против евстафиан, считавших брак мерзостью”.

Русские священники, до принятия священного сана, должны быть женаты, притом на девицах, а не на вдовах, еще того менее на особах с дурной славой или имеющих родственниц с подобной славой. Если кто в брачную ночь не найдет девственности и это станет известным, тот лишается своего сана. Поп не имеет права подойти к алтарю и служить обедню, если он в предыдущую ночь имел плотское соитие с женой своей. Если у священника помирает жена, он может служить “заутрени” и “вечерни”, но не смеет служить “обедни”, во время которой происходит пресуществление св. даров и причащение. Он после этого уже не смеет служить у алтаря, не имеет права крестить и венчать брачующихся, но может только читать и петь. Такие [вдовые] священники обыкновенно поступают на службу при посольствах, состоя при послах для богослужения. Они не имеют также права вторично жениться. Впрочем, молодой вдовый поп, который не решается жить без брака, имеет право снять свою скуфью, или шапочку, и платье и, став светским человеком, заняться купечеством или каким-либо ремеслом и в таком случае вновь жениться. Подобного рода случаи происходят у них довольно часто. Если священник стар и уже не может или не желает служить “заутрени” и “вечерни” в церквах, он может отправиться в монастырь и стать монахом.

У русских в городах и вне городов в разных местах много монастырей мужских и женских, большей частью устроенных по уставу Василия Великого.

В монастыри направляются частью из бедности, частью по старости и дряхлости, частью вследствие супружеских несчастий, частью же приходится идти сюда и ради иных причин, против собственной воли; иные направляются сюда и добровольно из особого благочестия, причем поступают так и весьма богатые люди. Если богатый человек направляется в монастырь, он берет с собой только часть своего наличного имущества, а остальное остается его наследникам, как немного лет тому назад установлено в их “новом соборном” уложении. Раньше они забирали с собой в монастырь все свое имущество, вследствие чего большая часть земли попала под власть монастырей, и царь, в конце концов, мог остаться без земли и без крестьян. У некоторых монастырей но этим причинам богатые доходы, между тем как иные совершенно бедны. Устав монастырей должен соблюдаться твердо и неуклонно. В определенное время днем и [287] ночью прилежно совершают они свои молитвенные, часы и богослужение, имея почти всегда при себе свои четки. В монастырях они ведут суровый образ жизни, никогда не едят мяса и свежей рыбы, а питаются лишь соленой рыбою, медом, молоком, сыром и огородными овощами, в особенности сырыми и солеными огурцами, пьют при этом квас или кофент, иногда кроша сюда огурцы и хлебая затем ложками. Вне монастырей, однако, они охотно дают себя угостить добрым друзьями, так что иной раз приходится везти их пьяными из домов в монастырь. Большинство из них простые глупые люди; едва десятый из них, да и вообще из русского простонародья (как о них правильно пишет Clem. Adam в “Anglorum navigatio ad Moscovitas”, “и десятый не знает молитвы Господней”), знает “Отче наш”. Немногие из них знают что-либо о десяти заповедях Божиих, полагая, что подобные вещи следует знать вельможам и высшим духовным лицам, а не им (См. об этом у Гвагнина в гл. 3 “О религии русских”). Геннинг в “Лифляндской хронике”, на стр. 56, упоминает о том, что тиранический великий князь однажды в Новгороде во время свадьбы герцога Магнуса Датского посохом бил по голове некоторых монахов за то, что они не могли столь же быстро петь по книге, как он пел наизусть (вместо брачной песни) афанасиевский символ веры. Многих монахов можно часто видеть идущими, едущими верхом или в санях — вроде мужиков или ямщиков; занятия или поступки у них те же, что у мирян, от которых их можно отличить лишь по черному их костюму.

Имеются и такие люди, которые из особого благочестия уединяются в монастыри, строят здесь у дороги часовни и в них ведут суровую жизнь, как отшельники. Они существуют одной милостыней, которую дают крестьяне и проезжие люди. Мы встречали таких людей между Новгородом и Тверью.

О посте у русских

Русская церковь устанавливает весьма строгий способ поста, который теми, кто желают быть благочестивы и богобоязненны, соблюдается добросовестно, а остальными несколько более слабо. Впрочем, все, кого я знал, будучи предоставлены сами себе, даже во время путешествия, не хотели вкушать в постные дни мяса, хотя знатнейшие себе и позволяли есть по средам и пятницам самые дорогие рыбы. Когда начинается главнейший пост, то они, насколько можно судить извне, в еде соблюдают большую умеренность и избегают всего, что имеет связь с мясом. В последнее время избегают они и сахару (его они раньше не называли “поганым”), так как немного лет тому назад иностранный купец Бокк сказал патриарху, что для очистки сахара пользуются яичным белком.

В течение года у них больше постных дней, чем тех дней, когда они могут есть мясо. Наряду с упомянутым двухдневным еженедельным постом, у них имеется первый большой [288] семинедельный пост в четыредесятницу; начинается он от воскресенья Este mihi ¹⁷³ и продолжается до Пасхи. Первую неделю этого поста они зовут масленицей, во время которой они не едят ни мяса ни рыбы, но лишь масло, молоко и яйца, притом так напиваясь ежедневно водки, меду и пива и так угощаясь, что они не помнят сами себя; последствиями этого являются великий разврат и легкомыслие, а раньше зачастую совершались, как выше сказано, нападения и убийства. Итак, это плохая подготовка к посту. Здесь не помешало бы напоминание Василия (“Проповеди”, стр. 186) в “похвале посту”: “не через пьянство путь к посту, и не через трезвость — к распущенности”. В течение следующей недели они начинают жить умеренно, едят лишь мед и овощи, пьют квас и воду, ходят в бани, потеют и смывают совершенные в течение предыдущей недели грехи, принимают также благословение от попов. В остальное время большинство лиц, желающих быть более благочестивыми, не едят и рыбы, за исключением воскресенья. Второй пост начинается на 8 день после Троицы и продолжается до дня Петра и Павла. Его называют Петровским постом. Третий начинается 1 августа и продолжается 14 дней. Четвертый — с 12 [14] ноября по Рождество. В течение недели после Рождества вплоть до Нового года они все едят мясо, и всякий запасается, у кого лишь есть на покупку мяса деньги. Так же поступают они в течение всех праздников и воскресений, если только они не совпадают с постом, и полагают, это было бы грехом, если бы они не ели [в эти дни] мяса. По словам Гвагнина, они не хотят нарушить апостольского правила, переданного Климентом, а именно, чтобы никто в воскресенье или день субботний не постился. “Если окажется, что кто-либо из клириков в воскресенье постится или в день субботний — разве в один лишь единственный, — то пусть он будет смещен, а если так поступит мирянин, то пусть он будет отлучен от паствы”. Это правило напечатано в “Concilia Magna”, венецианского издания, т. I, стр. 23, канон 66. В новом парижском издании оно опущено, наравне со многими другими.

В течение поста, особенно во время Великого поста, когда они не едят более ни мяса ни рыбы, а также и в другое время в течение 8 дней до причащения, никто, ни священник ни иной кто не смеет плотски совокупиться со своей женой под страхом высокой пени. Я, впрочем, полагаю, что ни сами они, ни жены их не выдают друг друга в этих случаях, и что поэтому пени этой собирается весьма не много.

Во время Великого поста, когда подходит время исповеди, некоторые покупают птиц, которых вновь выпускают на свободу в воздух. Они полагают, что этим освобождением птиц совершают доброе дело и что за это и Бог их освободит от их грехов.

Исповедь русские считают необходимым делом для обращения к Богу и примирения с Ним. У взрослых и [289] разумных она непременно должна предшествовать причастию. Допускают к исповеди и причастию в любое время. Однако обыкновенно пользуются для этой цели временем около Пасхи. На Страстной неделе иные пораньше, а большинство в пятницу идут к исповеди и затем в субботу перед Пасхой получают причастие. В течение восьми дней перед исповедью они должны истязать свое тело суровым постом: не едят ничего, кроме черствого хлеба с квасом и кислыми напитком, от которого у них в животе начинается боль и они делаются полубольными. Исповедь должна совершаться внутри церкви под круглым сводом перед священником. Исповедующийся должен непрестанно смотреть на особо назначенную для этой цели икону, рассказать все грехи, им совершенные, и обещать вести лучшую жизнь. После этого священник разрешает его от грехов и, смотря по величине его грехов, назначает ему в виде наказания: либо попоститься некоторое время, либо сделать несколько сот или тысяч поклонов перед иконой своего святого, приговаривая: “Господи, помилуй”, или воздержаться от жены своей в течение некоторого времени (последнее, ввиду их пылкого нрава, является для них, если они только выдержат это, очень тяжелым наказанием), либо не входить некоторое время в церковь, но останавливаться у дверей ее. Если же грехи столь велики, что даже эти виды наказаний еще недостаточны, то грешнику приходится омыться святой водой, зачерпнутой из освященной в крещение реки и сохраняемой для подобных надобностей в течение целого года в церквах, откуда священники за деньги продают ее. Тогда они полагают, что исполнили переданное через пророка Исаию повеление Божие и освободились от грехов своих.

Св. причастие не может быть принято в день мясоястия, но в пост, или же в день, когда оно принимается, нужно поститься.

Они принимают причастие под двумя или, можно даже сказать, под тремя видами, так как они смешивают хлеб, вино и воду. Хлеб, употребляемый у них для св. причастия, должен быть квашен и испечен вдовой священника. И это обстоятельство является одной из причин, почему русские не желают придерживаться латинской церкви, так как в этой последней при св. причастии применяется неквашеный хлеб. Они говорят: “Это иудейский обычай, так как иудеям при вкушении пасхального агнца было приказано есть пресный хлеб, а именно в память об освобождении их из Египта; мы же, христиане, ничего не имеем общего ни с египетским рабством, ни с освобождением от него. К тому же Христос при установлении св. причастия не ел со своими учениками иудейского пасхального ягненка, и поэтому вовсе не должен был иметь неквашеный хлеб. Когда иудеи едят своего пасхального агнца, они и этот обычай должны соблюдать, и еще многие иные церемонии, которые не происходили во время Христовой вечери. Ведь Христос не стоя ел со своими учениками за столом, но сидя, так как в ином случае Иоанн не мог бы возлежать на груди Его. Кроме того, не написано в Писании; “Христос взял неквашеный хлеб”, но “хлеб”, переломил его, подал ученикам и [290] сказал, чтобы они ели его в память Его страданий, а вовсе не в память освобождения из Египта”. На этом основании русские, заодно с греческой церковью, полагают, что латинская церковь поступает неправильно, употребляя в данном случае неквашеный хлеб. На этом основании Михаил, константинопольский патриарх, предал анафеме латинскую церковь и проклял ее, как видно из “Anton.”, ч. III, стр. 571, и из послания папы Льва IX от 1064 г. к только что названному патриарху; это послание можно прочитать в “Concila magna”, т. XX, стр. 467 и в “Annales” Барония, т. II, стр. 212. Хлеб, который у русских применяется во время причастия, частью освящается в великий четверток, частью в тот же день, когда думают им воспользоваться. Тот, который освящается в великий четверток, применяется для больных и приготовлен следующим образом. Они берут испеченный для этой цели хлеб, величиной вдвое больше рейхсталера и с изображением распятия по середине. Над ним поется “Агнец Божий” и произносится благословение, а затем та часть, на которой распятие, выкалывается железным инструментом, похожим на копье, и разрезается. Затем ее кладут в деревянного голубя и вешают над алтарем, чтобы мыши или что-либо нечистое не проникло сюда. Если теперь в течение года кто-либо заболеет и вдруг пожелает причаститься, то берется небольшой кусочек такого хлеба из голубя, на него наливаются три капельки красного вина, все это кладется в чашу, затем иногда подливается сюда немного воды (иногда же не делается это — смотря по тому, как больному легче принять) и на ложке подается больному. Иногда, если больной не в состоянии проглотить хлеб, ему подается одно вино. Когда они дают причастие здоровым в церкви, во время публичного приобщения, то у них имеется небольшой круглый хлебец величиной с полрейхсталера, сформированный и вырезанный вроде предыдущего. От него они отламывают столько кусков, сколько имеется причащающихся, крошат их в красное вино и несколько тепловатую воду (они говорят, что кровь и вода, вытекшие из раны Христовой, без сомнения, были еще несколько теплы), благословляют все это и полагают, что при этом происходит пресуществление, а именно, что хлеб и вино воистину превращаются в плоть и кровь Христовы. Они подают их приобщающимся на ложке, говоря при этом: “Вот истинные плоть и кровь Христовы, за тебя и за многих приносимые во оставление грехов твоих; сколь часто ты их принимаешь, то принимай их в воспоминание о Христе. Бог да благословит тебя”. Этот способ давать причастия с накрошенным в вино хлебом применялся у некоторых еще в четвертом веке, и таких людей называли тогда “intinctores” [“обмакиватели”]. В 337 г. папа Юлий I отверг и проклял этот способ, как о том можно прочитать в “Concilia magna”, т. II, стр. 620, постановление 7.

После принятия св. тайн некоторые русские, желающие быть особенно благочестивыми, ложатся и засыпают, или же принуждают себя спать целый день, чтобы не иметь повода грешить. В воскресенье после этого они получают в церкви от священника еще кусочек освященного [291] хлеба, из которого средняя часть и распятие вырезаны для причастия, и съедают его. Это они называют “кутьею” ¹⁷⁴, которая у них должна являться как бы даром и знамением общей христианской любви между ними.

Они дают немного причастия и малым больным детям; тем же, кто уже достигли семилетнего возраста, оно дается обычным способом. Они говорят, что с семи лет люди начинают грешить. Такое учение ими, без сомнения, заимствовано из древней церкви, которая, по принятии крещения, считала детей достойными воспринять причастие. Подобный обычай существовал в III веке во времена Киприана, как видно из его книги “De lapsis”; он продержался и до V даже века, до времен Августина, как можно прочесть в I книге соч. Августина “De peccatorum mentis et remissione”, гл. XIX и XX (они помещены в томе VII, стр. 666). Позже только остатки от причастия давались детям. Из Никифора Каллиста видно, что такой обычай существовал в Константинополе. Если от освященного хлеба и вина что-либо оставалось, то остатки давали натощак в пищу безупречным детям, ходившим в школу. И сам Никифор вкушал эти остатки, как он сообщает в XVII книге “Церковной истории”, гл. XXV, стр. 889. У безумных причастием только касаются губ.

Священника, в тот день, когда он погребал мертвого, или прощался с покойником, не имеет права подавать причастие, так как он считается тогда нечистым. Он также не может его дать роженице в том месте, где она родила ребенка; напротив, ее приходится перенести в иное помещение и хорошенько обмыть. Раньше они рассылали св. дары по стране к тем, кто не имели вблизи себя священников, иногда также давали освященный хлеб солдатам и путешественникам на дорогу, чтобы они, только исповедавшись дома, могли потом в любое время принять его. Они обыкновенно сохраняли его до тех пор, пока не заболевали чем-либо, с тем, чтобы в случае, если б не удалось подняться с одра, тем не менее не без запаса направиться в вечную жизнь.

Рассказывают, впрочем, что и у древних был обычай принимать часть св. даров в причастии, а часть сохранять при себе, чтобы находить в них утешение во время преследований и других несчастий или вкушать от них до обеда. Это видно из Тертуллиана, который во 11 книге “К супруге”, стр. 482, говорит, обращаясь к супружеской чете из язычника и христианки: “Пусть муж (язычник) не знает, от чего ты тайком вкушаешь накануне всякой пищи. И если даже он будет это знать, он не поверил бы, что хлеб есть то, чем он называется”. Также и Киприан в книге “De lapsis” говорит: “Когда некая женщина сделала попытку недостойными руками открыть свой ларец, в котором были св. дары Господа, ее испугал поднявшийся оттуда огонь, так что она не решилась подступиться”. Это обыкновение оправдывает Василий в послании “Ad Caesariam Patriciam”, говоря: “Так как отшельникам было совсем неудобно и слишком трудно ходить часто в церковь и христианские собрания, то им пришлось привыкнуть к тому, чтобы брать Евхаристию и освященные хлеб и воду с собой в пустыню”. Об этом см. также у Беллармина “De Eucharistia”, lib. IV, cap. 4, pag. 785. [292]

В древние времена были и такие люди, которые пользовались вместо вина виноградным суслом для причастия. Они опускали в освященное сусло кусок полотна, затем сушили его и сохраняли; когда нужно было воспользоваться им, они отрезали от него кусок и обмывали его в воде, как о том можно прочесть в “Concilia magna”, т. II, стр. 610; против них направлено постановление 7.

Имеются известные лица: например, те, кто нарушили присягу, кто совершили убийство и покаялись или же совершили еще иные крупные грехи, — которым причастие не дается даже вплоть до смертного одра их. Вольному, которому никакое лекарство уже не может помочь, они дают причастие одновременно с последним помазанием, и после этого больной уже не имеет права принимать лекарства, но должен отдаться всецело на волю Божию. Они не дают такому больному и есть, если только не станет очевидным, что он вновь поправляется и что поэтому можно вполне надеяться на его выздоровление. Мощи или кости святых они опускают в воду или водку, которую дают пить больному. Это обстоятельство заметил и Поссевин: см. “De rebus Moscoviticis”, p. 5.

Некоторые богатые люди, находясь на одре болезни и замечая, что приходит время помирать, принимают причастие, а затем принимают монашеский чин, дают себя постричь, помазать и надевают монашеское одеяние. Такой человек, принявший серафимские одежды (как они их называют), в течение восьми дней не может принимать ни лекарства ни пищи. Они говорят: теперь он уже находится в чине святых ангелов. Если окажется, что подобный больной, против ожидании, выздоровеет, то он должен сдержать свой обет, развестись со своей супругой и идти в монастырь.

О погребении их покойников

Что касается похорон у русских, то таковые происходят, как и все их публичные действия, с весьма многими церемониями. Как кто помрет, сходятся ближайшие друзья его и помогают женщинам чрезвычайно громко выть и вопить. Они становятся кругом трупа и спрашивают: “Отчего он умер? разве чувствовал он недостаток в еде, питье, одежде или чем-либо подобном? разве жена его недостаточно была хороша, молода, прекрасна и верна?” и т. д. Эти же жалобы повторяются у могилы, где предполагается зарыть данное лицо. Нечто подобное происходит на могилах в определенное время года, как о том подробнее рассказано выше.

Тотчас же посылают за священником и дарят ему пива, меду и водки, прося помолиться за душу умершего, чтобы ей было хорошо. Труп моют, одевают в белую полотняную одежду, надевают ему башмаки из тонкой красной кожи, кладут руки крест-накрест и затем кладут его в гроб (таковые продаются у них открыто во многих частях города; они срублены из целых деревьев и различной величины), после чего накидывают на гроб покрывало, иногда — кафтан покойного. Гроб приносят в церковь, и если покойник был [293] человек знатный, то он остается в церкви зимой в течение 8 дней. Здесь священник ежедневно окропляет его святой водой, окуривают его миррой, поет при этом и служит заупокойные обедни за души усопших.

Вынос тела происходит таким образом. Покойника несут 4 или 6 человек; если умерли монахиня или монах, то монахини и монахи должны нести гроб. Перед покойником идут несколько закутанных женщин из числа ближайших друзей покойника, поднимая весьма жалкие вопли и крики. Иногда они громко кричат, иногда они несколько останавливаются, то они опять начинают причитать и жалуются на слишком раннее отшествие их друга, говорят, что лучше было бы, если бы он пожил дольше, так как он был человек благочестивый и дорогой для них. В то же время несколько попов, идущих впереди покойника и за ним и несущих иконы и кадильницы, поют что-то, причем в их пении можно разобрать лишь слова: “Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный”.

За покойником следуют ближайшие друзья и добрые знакомые, притом без всякого порядка, целой гурьбой. У каждого в руке по восковой свече. По приходе их к могиле и по установке покойника на место, гроб раскрывается и на покойника еще раз кадят. Над ним держат икону, которую он, в честь своего святого, особенно почитал, священник читает молитву и часто повторяет следующие [294] слова: “Господи, помяни эту душу”; кроме того, читаются еще и некоторые изречения по чину греческой литургии. Оставшаяся вдова в это время стоит у тела и ее печальный крик еще раз раздается с повторением вышеприведенных вопросов”. Потом друзья, вместе с ней, подходят к гробу, целуют его, а иногда, под конец, и самого покойника и затем отступают в сторону. После этого подходит поп и дает мертвецу паспорт ¹⁷⁵ в могилу. Этот паспорт за деньги покупается в Москве у патриарха, а в иных местах у митрополитов и архиепископов; в случае же отсутствия этих последних — у попов. Паспорт составлен в таких выражениях:

“Мы, NN, епископ и священник здесь в N, исповедуем и свидетельствуем сим, что настоящий N жил у нас как истинный православный христианин. И хотя он иногда и грешил, он все-таки покаялся в своих грехах, получил разрешение и принял св. причастие во оставление грехов. Он правильно чтил Бога и святых его, постился и молился, как следует. Со мной, N, своим духовником, он во всем примирился, так что я вполне простил ему вси грехи его. Поэтому мы и дали ему в дорогу этот паспорт, чтобы он мог показать его св. Петру и остальным святым, дабы беспрепятственно быть впущенным в двери радости”.

Этот паспорт подписан патриархом, епископом или попом, снабжен печатью и кладется покойнику меж двух пальцев. Простоватые люди думают, что этот паспорт, точно рекомендательное письмо, имеет большое значение для того света. На самом деле, он больше всего на пользу священникам, которые получают за него деньги. Подобный паспорт упоминается Гвагнином, “De religione Moscovitomm”, гл. II, стр. 174. Как только паспорт передан мертвецу, гроб закрывается и закапывается. Они ставят всех мертвецов так, чтобы они лицом были обращены к восходу солнца. После того как покойник похоронен, окружающие крестятся перед иконами и направляются опять домой. Друзьям устраивается траурный пир, здесь запивают горе, и обыкновенно мужчины и женщины, сильно охмелевшие, возвращаются домой.

Русские печалятся о своих мертвецах шесть недель, причем в это время богатые устраивают большие пиры, приглашая наряду с друзьями и всех священников, присутствовавших на похоронах. Они пользуются для этой цели третьим, девятым и двадцатым днями; однако почему они берут именно эти, а не иные какие-либо дни, о том я ничего не мог узнать до сих пор у русских. Без сомнения, этот обычай ими заимствован у греков, которые, как видно из примечаний Мартина Крузия к “Historia ecclesiastica Turco-Graeciae”, стр. 213, имеют этот обычай в Константинополе, но вместо двадцатого дня берут сороковой. Причины этих пиров, которые двоякого рода, могут быть узнаны на том же месте. Эти три пиршества должны обозначать то же, что [римские] insta или parentalia. Это — воспоминание и жертвы о покойниках для того, чтобы оставшиеся относились друг к другу с любовью и дружбой. Поэтому-то установлены особые кушанья, как-то: освященный хлеб, называемый у русских кутьей. Греки справляют подобные пиршества в своих церквах, и между прочим раздают также такие [295] кусочки освященного хлеба. Русские же (попы так же, как и другие) при подобных братских пиршествах, пьют так дружно, что потом на руках и ногах ползут домой.

Над местом погребения или могилами тех, у кого есть некоторые средства, на кладбищах устраиваются небольшие хижины, в которых можно стоять человеку; они обыкновенно завешаны циновками. В них через каждые шесть недель поп, капеллан или монах должен ежедневно утром и после полудня читать некоторые псалмы Давидовы и несколько глав из Нового Завета ради спасены душ умерших. Хотя русские, подобно грекам, не верят в существование чистилища (как о том правильно пишут Герберштейн, Поссевин и Гвагнин), тем не менее они уверены, что существуют особые два места, куда попадают души сейчас по отделении своем и где они ждут страшного суда и восстановления тел своих; места эти соответствуют тому, как кто жил и совершал ли он добрые или злые дела. Благочестивые попадают в веселое и приятное место, где они живут в радости, в сообществе добрых ангелов, безбожные же попадают в мрачную чудовищную долину, где живут страшные, злые духи.

Поэтому они и полагают, что душа, по оставлении тела, находясь как бы на пути к этим местам, прилежной молитвой и предстательством своего бывшего исповедника, попа, монаха или иного кого-либо может быть приведена на истинный путь в радости и к общению с добрыми ангелами, а если она направилась налево, в юдоль страха, то все-таки Бог может быть смягчен жертвами и умолен, чтобы Он оставил свой гнев по поводу грехов ее, вписал ее в книгу жизни и в свое время в великий день суда оказал ей тем большую милость. Эту цель преследуют они и в своей раздаче милостыни. Когда помирает богатый человек, то в течение шести недель ежедневно раздается бедным некоторое количество хлеба и денег. И так ведь среди русских находятся люди, которые не только много средств жертвуют на церкви и монастыри, но, кроме того, щедрой рукой раздают милостыню бедным, хотя, с другой стороны, они не очень совестятся обмануть своего ближнего при покупке, продаже и других делах. Когда лавочники по утрам идут из домов своих в церковь и оттуда в лавки свои, то они сначала на хлебном [ситном] рынке покупают несколько хлебов, берут их с собой, разрезают их и делят между нищими, которых в Москве чрезвычайно много. У этих нищих от таких милостынь получается столь большое изобилие всего им нужного, что они режут хлеб в четырехугольные куски, величиной в дюйм, сушат в печах и продают эти, по их выражению, “сухари” целыми мешками на рынках проезжим людям.

Московиты относятся терпимо и ведут сношения с представителями [296] всех наций и религий, как-то: с лютеранами, кальвинистами, армянами, татарами, персиянами и турками. Однако они крайне неохотно видят и слышат папистов и иудеев, и русского нельзя сильнее обидеть, как выбранив его иудеем [жидом], хотя многие из купечества довольно похожи на жидов. Лютеране и кальвинисты до сих пор встречали хороший прием не только в разных местах в стране, но и в самой Москве при дворе, ради торговли и сношений, которые с ними усердно ведутся, а также и ради тех должностей, на которых они служат его царскому величеству дома и в поле. Тех из них, что живут в Москве, имеется до 1000. Каждому разрешается по своему совершать богослужение в публичных церквах. Раньше обе религии имели в городе Москве в округе Царь-город свои построенные здесь церкви. Однако лютеране лет 20 тому назад ¹⁷⁶ потеряли церковь из-за ссоры и драки женщин, споривших о первенстве. Когда перед тогдашней осадой Смоленска немецкие военные офицеры женились на купеческих служанках, то эти последние, как жены капитанов и поручиков, уже более не хотели сидеть ниже бывших своих барынь. Жены же купцов полагали, что было бы постыдно для них, если бы те, кто недавно были их служанками, стали сидеть выше, чем они сами. Вследствие этого в церкви поднялся большой спор, который, в конце концов, перешел в драку. Патриарх в это время проезжал мимо церкви, увидел свалку и спросил о причинах ее. Когда ему сообщили, что это в немецкой церкви идет спор из-за мест, он сказал: “Я полагал, что они будут приходить в церковь с благоговейными мыслями для совершения своего богослужения, а не ради высокомерия”. После этого он приказал, чтобы тотчас церковь была сломана, и, действительно, в тот же день она была разрушена до основания. Лютеранам, однако, позволили построить вне Белой стены, в округе Большой город, новую.

Кальвинисты также внутри Белой стены стали, рядом со своей деревянной часовней, строить красивую каменную церковь и довели ее почти до крыши. Так как, однако, патриарх и великий князь не разрешили постройки, а лишь смотрели на нее сквозь пальцы, то патриарху как-то пришло в голову приказать разрушить эту церковь, а заодно упразднить и часовню, находившуюся близ нее. После этого кальвинисты некоторое время для слушания проповеди ходили в церковь к лютеранам, пока они, наконец, не получили собственной церкви.

Когда некоторое время спустя лютеране принуждены были, по настоянию патриарха, убрать свою церковь и из Большого города, они, с соизволения его царского величества, заняли вне вала на свободной площади место и построили на ней церковь, большую, чем предыдущая. Однако, недавно, при отмене русской одежды (о чем сказано выше), они вновь со своей церковью должны были перейти на другое место. Произошло это таким образом.

Попы в Москве уже 15 и более лет жаловались, что немцы, живущие среди русских в городе, закупили самые большие и лучшие площади из их приходских земель и обстроили их так, что попы потеряли многое из своих доходов. Однако, так как [297] предыдущий великий князь относился благосклонно к немцам, им ничего нельзя было добиться. Теперь, однако, когда сам патриарх стал жаловаться, что немцы ходят среди русских в одинаковых с ними одеждах и как бы крадут у него благословение, попы воспользовались случаем, возобновили свою жалобу и довели дело до того, что отдан был строгий приказ: кто из немцев хочет перекреститься по русскому обряду, тот пусть остается жить в городе, но кто отказывается поступить так, тот обязан в течение короткого времени вместе с жилищем своим выбраться из города за Покровские ворота, в Кокуй, место, где 40 и более лет тому назад немцы исключительно жили и где погребен датского короля Христиана IV брат, герцог Иоганн.

Это место лежит на реке Яузе и получило название Кокуй по следующей причине. Так как жены немецких солдат, живших там, видя что-либо особенное на мимо идущих русских, говорили друг другу: “Kuck! Kucke hie!”, т. е. “Смотри! Смотри здесь!”, то русские переменили эти слова в постыдное слово: “х.й, х.й” (что обозначает мужеский член) и кричали немцам, когда им приходилось идти в это место, в виде брани ¹⁷⁷:

“Немчин, [м.]чись на х.й, х.й”, т. е. “Немец, убирайся на...” и т. д. По этому поводу к его царскому величеству была направлена жалостливая челобитная: они, немцы видят, что в настоящее время, безо всякой причины, подвергались они поношению со стороны русской нации, и, несмотря на верную службу свою и доброе расположение, выказанные перед его царским величеством и его подданными, тем не менее, на улицах, со стороны разных оборванцев, встречают и слышат вслед столь постыдные слова. Они просят поэтому его царское величество, чтобы он, по похвальному примеру предков своих, принял их под милостивейшую защиту свою и оберегал от таких поносителей и т. д. После этого его царское величество велел публично объявить следующее: “Кто с этого дня будет кричать [подобные слова], хотя бы вслед самому незнатному из немцев, тот, безо всякого снисхождения, будет наказан кнутом”, т. е. по их способу. Действительно, несколько человек нарушителей этого запрета были так наказаны, что ушли домой с окровавленными спинами. Теперь немцы освободились от этих позорных криков вслед. Его царское величество теперь дал этому месту другое наименование, назвав его “Новой иноземской слободой”. Здесь каждому, по его личному состоянию, должности или промыслу, отведено определенное место для построек и вся слобода разделена правильными улицами. Те, у кого в городе были деревянные дома, велели их сломать и вновь сложить в Новой иноземской слободе, где они теперь, в случае часто возникающих у русских пожаров, живут в гораздо большей безопасности, чем в городе. Большинство немцев говорят, что снятие русской одежды и отделение от русских домов и ежедневных сношений с русскими было им столь же больно, как, например, было бы для рака утопление его, ради наказания, в воде.

Когда немцы теперь увидели, что им как бы дан особый город для мирной жизни в нем, они не задумались сами сломить свои, далекие теперь от них, церкви и перенести их к своим [298] очагам и домам, в “Новую иноземскую слободу”. Теперь у лютеран здесь две немецкие церкви, а у кальвинистов — голландская и английская. Сначала, впрочем, они и здесь терпели сильный соблазн, вследствие обвинения жены полковника Лесли в том, будто она (как выше сказано) своевольно бросила русские иконы в огонь. В немецких церквах тогда сорвали кафедры проповедников и алтари, а также снесли и крыши, но через некоторое время им разрешено было вновь покрыть церкви крышами; лишь алтари и кафедры проповедников им не позволили возобновить. Лютеране огородили большое кладбище, на котором они и кальвинисты погребают своих покойников. Обе религии здесь уживаются мирно друга с другом, и ради веры не бывает неприятностей. Нынешний лютеранский проповедник — г. Бальтазар Фаденрехт, человек очень ловкий и даровитый. Предыдущий проповедник (в наше время) был г. Мартин Мунстерберг из Данцига, даровитый и прилежный человек, сначала имевший хорошие средства и бывший очень щедрым; из-за этого, а также вследствие испытанных им больших пожаров, он потерял все свое имущество и сильно преследовался русскими за долги, так что от заботы и горя он заболел и умер, не достигнув даже 36 лет. Предшественник его, г. Геор Окзе, человек старый, был привезен в Москву, в качестве купора для вина, евангелическим купцом Каролем Молином. Так как община стала увеличиваться и долгое время не имела правильно поставленного пастыря, а все-таки хотела в определенное время слушать проповедь, этот же г. Георг был достаточно начитан и знал толк в проповедях, то они избрали его в свои пасторы, и он прилежно справлял эту должность в течение нескольких лет. Когда он, наконец, от старости устал читать и заниматься и на проповеднической кафедре стал несколько заговариваться, то община освободила его от служения, дав, однако, ему и жене его содержание для жизни. Он был еще жив во время первого нашего посольства.

Реформаты также имели ученого человека в качестве проповедника. Это — магистр Гейнрих Инхенгёффер из Герцберга, сначала бывший лютеранином, прибывший с солдатами в страну и служивший походным проповедником в войну под Смоленском. Позже в Москве он стал кальвинистом. Он написал рассужденьице, напечатанное им в Бремене под заглавием: “Ключ к истинному пониманию “запертых дверей” Joh. 20”, и опровергнутое суперинтендентом в Борне в мейссенской земле доктором Давидом Авербахом ¹⁷⁸. Оставшаяся вдова этого магистра Инхенгёффера, живущая еще в Москве, — дочь знаменитого виттенбергского богослова доктора Форстера. Он никогда не уговаривал ее к отпадению, к чему, впрочем, она и сама не чувствовала склонности; напротив, он говорил: “Пусть она останется при лютеранской вере: она может спастись и при ней, так как поступить лучше она не умеет”. У реформатов имеется и теперь ученый муж — магистр Андрей Гардинус, родом из Шотландии.

Как сказано, русские ничего не имеют против нахождения в их стране лютеран и кальвинистов вместе с их богослужением. Что же касается [299] римско-католиков или папистов, то они до сих пор встречали у них мало расположения; напротив, они вместе с их религией были как бы мерзостью в их глазах. В 1627 г. король французский Людовик XIII прислал посла по имени Луи-де-Гэ к прежнему великому князю, с просьбой разрешить французской нации свободу торговли в России; при этом он сделал попытку добиться постройки для них католической церкви. Однако в этом ему было отказано.

Когда должна была начаться война со Смоленском, и между начальниками, которые были призваны в страну, оказались и католики, то им за посадку в страну дан был подарок, а затем их с добрым конвоем вновь отправили через границу. В договорах, которые они заключили с нами ради персидской торговли, они внесли строгий запрет, чтобы в случае направления голштинцев для торговли в Персии, они не имели в своей среде людей латинской веры (так зовут они римских католиков). Так ненавистно у них и самое имя их. Следует удивляться, как они, тем не менее, в 1610 г. избрали в великие князья Владислава, королевича польского; впрочем, они потом, еще до начала им действительного управления, отвергли его и позже относились к полякам и к их религии с гораздо большей ненавистью, чем раньше, за то, что они совершили над иконами их, русских, столь большие надругательства.

Эта древняя и как бы прирожденная ненависть и недружелюбие русских к папистам или латинской церкви, впитана их предками от греков и их религии и от них передана потомству и получила дальнейшее развитие. Так как русские являются сторонниками греческой церкви, то они полагают, что в этом деле должны разделять вражду, которую греческая церковь хранила по отношению к латинской в течение многих сот лет.

Откуда получился такой раздор между греческой и латинской церквами, которые сначала были совершенно согласны друг с другом, видно из церковной истории. А именно: началось дело из-за спора епископов о первенстве, а затем присоединились сюда еще некоторая ошибочные мнений о догматах веры, принятые греками, против учения римской церкви...

...Так как греки ¹⁷⁹ видели примеры соблазна и тирании в поведении правителей латинской церкви, то они восчувствовали к ним омерзение и гнев, передавшиеся и их потомству.

Русские, пишущие себя членами греческой церкви, ввиду отделения греческой церкви от латинской (впрочем, они говорят: латинская отделилась от них), а также ввиду того, что члены этой церкви всегда были во вражде [с латинской], желают следовать грекам и в этом деле. Они и теперь еще не терпят возле себя сторонников латинской веры или папистов, но зато ладят с теми, кто от папистов отделился.

Русские, правда, говорят, что во всех статьях своей веры, церковных законах и обычаях, равно как и в нравах, они следуют древнейшим грекам. Я, однако, думаю, что ничему они так не научились и ничего так не усвоили, как пьянство, которым славились греки. “У греков был, — говорит Цицерон, — такой закон: или пей, или убирайся”. Во многих [300] вещах, как в основных статьях религии, так и в церковных обычаях и церемониях, они от них отстали. Поэтому и греки считают их схизматиками, хотя и не решаются сказать это, ввиду большой поддержки, которую они ежегодно получают от русских.

Герберштейн в своих “Commentaru rerum Moscoviticarum”, p. 31, упоминает, что константинопольский епископ или патриарх однажды, по просьбе московитов, послал им греческого ученого монаха, по имени Максимиана ¹⁸⁰, чтобы привести в добрый порядок статьи, правила и все вообще, относящееся к греческой религии. Когда монах занялся этим делом, он заметил много грубых заблуждений и указал на них великому князю. Однако вскоре затем он потерялся, и неизвестно было, куда он делся. Полагают, что они тайно его умертвили. То же случилось и с греческим купцом Марком ¹⁸¹, которого они, за подобные же речи, устранили. Они и теперь настроены так же, и со всяким, кто предложит нечто подобное, будет не лучше, чем с вышеупомянутым протопопом Нероновым, говорившим против икон, или с Логином в Муроме, начавшим проповедовать.

В предыдущем достаточно сказано о нынешнем состоянии России и свойствах ее жителей, при описании каковых я излагал больше подробностей, чем принято в описании путешествия. Так как, однако, многим было бы небесполезно узнать такие частью новые, частью не всякому известные вещи, то я надеюсь, что благосклонный читатель не отнесется неблагоприятно к этому моему отступлению, которое я случайно оказался в состоянии сделать. Не посетует читатель, вероятно, и на то, что я прибавлю сюда прекрасные мысли ¹⁸² моего бывшего спутника по путешествию доктора Павла Флеминга; мысли эти внушены русскими, преимущественно теми, которые живут в новгородских землях. Пробыв у них, во время первого нашего путешествия, целых пять месяцев, он писал:

Бесспорно всякий. [301] Тот с великими сравним,

[Дальнейшие рассуждения о необходимости довольства малым и благах скромной жизни опущены. Заключительные строки таковы:]

Святая простота, святое украшенье, [302]

Комментарии

159. Каменный монастырь Спасокаменный монастырь не на Волге, а на Кубенском озере.

160. вонзил ему нож. Св. Филипп был задушен, а не зарезан.

161. Нынешний патриарх - Никон. Он был в 1651 г. митрополитом новгородским.

162. Михаила Левонтьевича. Рассказ о доставке мощей в Москву и о лицах, для этой цели отряженных, весьма неточен. Погиб из членов посольства дьяк Гаврила Леонтьев.

163. ростовский и ярославский митрополит... Варлаам Варлаам ум. 9 июля 1652 г. В этот же день доставлены в Москву мощи св. Филиппа. Олеарий, вообще допускавший веру в сверхъестественное, относился, как видно из текста, весьма недоверчиво к чудесам русских святых.

164. скончался в 1563 г. Это грубая ошибка. О. М. Бодянский предполагает здесь описку, вместо 1393.

165. Варлама Хутынского. Св. Варлаам ум. 6 ноября 1193 г. Он первый игумен Спасо-Варлаамиева Хутынского монастыря.

166. Цэлий Rodiginis нужно исправить Rodiginus. Его книга “Lectiones antiguae”, fol, 1550. 167. нынешний патриарх - Никон.

168. вельможе Никите - Романову.

169. бывшего лишь игуменом. Это Иосиф, хиротонисанный 27 марта 1642 г. из архимандритов Симоновских.

170. митрополитом ростовским и ярославским. Таковым Никон не был; он был из архимандритов Новоспасских хиротонисан в 1643 г. в митрополиты новгородские, а затем в 1652 г. в патриархи.

171. коломенский и каширский. В переводе П. Барсова неправильно: “коломенский и касимовский”,

172. послания русского митрополита Иоанна. О. М. Бодянский в примечании к переводу П. Барсова указывает, что этот митрополит — Иоанн II (XI века), а папа — Климент III (антипапа). Митрополит был грек и писал послание по-гречески. Славянский текст данного места таков: “Третья вина ваша о браце иерейстем есть, яко и гнушаетеся от рук таковых причащатися. Послушай же ныне, что о сей главизне глаголет святый благочестивый собор иже в Гангре. Пишет же ныне в правиле таковое: иже уничижает презвитера, по закону жене причтено, и глаголет, яко же подобает, служащу ему, от того причащений не примати, да проклят будет”.

173. Este mihi латинское название последнего воскресенья перед постом, по началу католической обедни с Псалма LXXI, 3.

174. “кутьею”. Олеарий здесь, очевидно, напутал.

175. мертвецу паспорт. У Олеария ясно сказано “паспорт” (Pass), и такое название этой грамоты было обычно у иностранцев (ср. “Посольство фон Кленка”, 1900, стр. 437). П. Барсов переводит: “разрешительную молитву”.

176. лет 20 тому назад. Так сказано во всех изданиях, начиная с издания 1656 г.

177. в виде брани: “Немчин и т. д. Подл.: “Nimzin trisna chui, du Teutscher, packe dich auff etc.” У Даля в словаре говорится о поговорке “Фрыга [то же, что иностранец, немчин], шиш на Кокуй”, причем Кокуй является обычным, неизвестного происхождения,, названием места, а “шиш” обозначает приблизительно то же, что и “цыц”. Tz у Олеария обыкновенно обозначает ч.

178. Авербахом в разных изданиях Averbach и Awerbach; можно передать и через “Ауэрбах”.

179. ... Так как греки. Нами пропущено длинное церковно-историческое отступление у Олеария. Здесь излагается, по доступным Олеарию церковно-историческим актам и трудам канонистов, происхождение греко-римской церковной распри. Факты приводятся со времен апостольских вплоть до XV в. Это ученое исследование Олеария почти не касается непосредственно России (упомянута здесь, впрочем, роль митрополита Исидора на Флорентийском соборе) и не имеет самостоятельной ценности. Поэтому оно в переводе опущено.

180. по имени Максимиана. Имеется в виду известный Максим Грек.

181. греческим купцом Марком. Пропущено перед этими словами: “неким” (подлин.: “einem griechischen Kauffmann”).

182. прекрасные мысли. В переводе уделено место этому идиллическому восхвалению русских поселян XVII в. в противовес грубым, непристойным стихам неизвестного. Заметим кстати, что, кроме П. Флеминга и самого Олеария, из членов свиты писали стихи посол Ф. Крузиус, Г. Граман и Имгофф, поместившие стихи при предисловии к изданию 1647 г.