АДАМ ОЛЕАРИЙ

ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ГОЛШТИНСКОГО ПОСОЛЬСТВА В МОСКОВИЮ И ПЕРСИЮ

Поездка из Ревеля в Нарву; далее: о городе Нарве

Мы опять переходим к нашему путешествию. Остановка наша в Ревеле продолжалась уже слишком двенадцать недель, когда вернулись к нам отосланный из Кальмара в Шлезвиг слуга наш с требовавшимися для нас вещами, а также наш русский переводчик Ганс Арпенбек, который был послан в Москву сообщить великому князю о продолжительной нашей задержке в пути и о кораблекрушении, нами испытанном. После этого мы пустились опять в путь, велев гофмейстеру кое с кем из людей, а также с нашей утварью и вещами ехать вперед на 30 санях; они и выехали 24 февраля из Ревеля. 2 марта пустились в путь послы, а с ними вся остальная свита. Кое-кто из членов магистрата и многие добрые друзья провожали нас с милю пути; мы проехали в этот день целые 7 миль до имения Колка [Колк], принадлежащего шведскому полководцу г. Якову де-ла-Гарди. 3 того же месяца мы дошли до имения Кунды, принадлежавшего г. Иоганну Мюллеру, моему покойному тестю, 4 того же месяца мы проехали 5 миль дальше до [118] имения г. Иоганна Фокка. 6 марта сделали мы еще 5 миль до г. Нарвы, где снова нас встретили выстрелами из двух больших орудий.

Город Нарва находится в Аллентакене на ингерманландской границе, в 60 градусах от экватора, на быстротекущей реке, которая у жителей зовется “Нарвскою рекою”. Река эта у города Нарвы достигает почти той же ширины, как река Эльба в Германии. Вода в ней бурой окраски. Она вытекает из большого озера Пейпус, лежащего в шести милях от города Дерпта. Менее чем в полумиле от города Нарвы имеется высокий водопад: вода со страшным шумом падает со скалистого уступа и в двух милях за городом впадает в Финский залив. Так как брызги воды, ниспадающей на скалы, летят в высоту, то, при ярком солнечном свете, до и после полудня всегда получается радуга, на которую приятно смотреть. Ради высокого водопада товары из Пскова и Дерпта, следующие через Нарву к морю, должны в полумиле выше города выгружаться и сухим путем доставляться в город.

Город Нарва, по преданию, построен королем датским Вальдемаром II в 1223 г по Р. X. По сю сторону воды лежит довольно хорошо построенный замок, в котором в то время находился наместник. По ту сторону воды находился окруженный тремя каменными стенами укрепленный замок Ивангород. Его, как полагают, тиран Иван Васильевич велел весьма спешно построить и назвать по [119] своему имени. В 1558 по Р. X. тиран захватил г. Нарву, но в 1581 г. шведский король Иоанн снова завоевал этот город через Понтуса де-ла-Гарди. За замком до сих пор находилось укрепленное место, называвшееся “русскою Нарвою”; она, как пишет Хитрей в своей “Saxonia”, была основана в 1492 г. Здесь жили одни лишь русские и беспрепятственно отправляли в открытой [приходской] церкви свое богослужение. Теперь, кажется, всех русских с той стороны выселили и перевели в город. В наше время Нарва была невелика, но, как пограничная крепость, она была обнесена крепкими валами и каменными стенами и снабжена довольно хорошим гарнизоном. На валу, лежащем близ Лифляндских ворот, я нашел следующее замечательное явление: с высоты свода (вал — полый извнутри и сводчатый) капала вниз вода, превращавшаяся в твердый камень; на земле получалось нечто с виду похожее на вылитое сюда жидкое тесто.

Так как торговля, раньше бывшая здесь весьма значительною, но уменьшившаяся вследствие войн, теперь опять начинает направляться сюда, то, по новой распланировке, предполагается расширить город сравнительно с прежним, разделить его правильными и ровными улицами и хорошо укрепить. Немного лет тому назад стали строить здесь дорогие великолепные каменные дома, а теперь все время строят из камня, тем более что больше уже никому не позволяется, как прежде, строить из одного дерева. Поощряется увеличение построек ежедневно усиливающимся притоком купцов и ремесленников: в прошлом, т. е. 1654 г., много таковых направились сюда, поселились здесь и стали гражданами. Так как из-за англо-голландской войны торговые поездки в Архангельск сократились, то в Нарву в столь короткое время и из Германии и из России направилось столько товару, что — по достоверным сведениям, которыми я располагаю — в означенном году 60 судов, прибывших из Западного [Немецкого] и Восточного [Балтийского] морей, здесь разгрузились и увезли драгоценных товаров на пятьсот тысяч талеров. Мне кажется, что, в силу общих смен и перемен, теперь Ревель — не знаю, от каких именно местных невзгод — падет, а Нарва вскоре значительно усилится. Вот поэтому-то и занялись теперь тем, чтобы вновь восстановить [120] глубину русла, которое у устья Нарвской реки, в двух милях от города, занесено песком: [когда эта мель будет уничтожена, то] в будущем величайшие суда окажутся в состоянии с полным грузом входить в реку и выходить из нее под самым городом, где они будут иметь безопасную гавань.

И его величество король шведский совершенно освободил город от подсудности придворным судам этого государства и власти наместников, посадив там бургграфа. Таковым является в настоящее время высокоблагородный и почтенный Филипп фон-Крузеншерн, придворный советник его величества короля шведского и генерал-директор коммерции в Эстонии и Ингерманландии, многолюбимый свояк мой. Ему дана юрисдикция в церковных и политических делах; он председательствует и управляет всем, заступая место короля.

Раньше там была только одна каменная церковь немецкой общины; в этой церкви иногда говорилась проповедь по-шведски. Теперь же, как говорят, и шведская община построила отдельную красивую каменную церковь, так что в настоящее время и у шведской и у немецкой общин имеется по особой церкви. Как выше было сказано, там находится г. магистр Генрих Стааль, суперинтендент в Ингерманландии и Аллентакене. Он несколько лет уже весьма старается обучением, проповедью и всякими побуждениями обратить в нашу веру живущих там русских. Но до сих пор у него в этом деле было больше хлопот, чем удачи.

Между Нарвою и Ревелем, равно как и в Ингерманландии и почти во всей Лифляндии, вследствие громадных лесов, имеется, наряду с полезной дичью, много хищных зверей. Из хищников больше всего имеется медведей и волков, которые наносят много вреда сельским жителям.

Зимою волки безбоязненно вбегают во дворы, а если скот заперт, то они подкапываются под стены и вытаскивают наружу овец; зачастую уносят они и собак со двора. Во многих местах они ночью делают дороги небезопасными. Думают, однако, будто можно их напугать и удержать: стоит только волочить за санями дубину на длинной веревке.

В 1634 г., 24 января, в 1 1/2 [121] милях от Нарвы небольшой, без сомнения — бешеный волк встретил 12 русских крестьян, которые ехали друг за другом с санями, нагруженными сеном. Волк, прежде всего, набросился на первого, вскочил на него, захватил за горло и повалил на землю. То же сделал он и еще с другим. У третьего содрал он шкуру с головы, четвертому оторвал нос и щеки, пятого и шестого также весьма сильно повредил. Когда задние это увидели, то они сбежались, вступили в бой с волком, одолели его и убили.

Одного из пораненных русских я, вместе с нашим доктором, посетил в Нарве и осмотрел его. Лицо и голова его были в том ужасном состоянии, которое тогда же было изображено на прилагаемом рисунке. Вместе со всеми другими ранеными и он умер от бешенства. Шкуру этого волка набили и чучело показывали послам. Его жители Нарвы хранят, как память об этой жестокой расправе.

О медведе рассказывал мне почти такою же рода историю некий стрелок в Эрмесе в Лифляндии. В 1630 г в одной деревне в тех местах крестьянин поставил перед шинком открытую бочку с сельдями для продажи, а сам вошел в шинок. В это время из лесу пришел большой сильный медведь, присоседился к бочке и поел из нее, сколько ему нужно было. После этого он направился во двор к лошадям, а когда крестьяне прибежали спасать их, то он одновременно с лошадьми поранил и некоторых из крестьян, заставив их отступить. После этого он вошел в дом, нашел там чан для варки пива, [122] полный свежесваренного напитка; тут он напился этого пива до отвалу. Хозяйка дома, спрятавшаяся с двумя детьми на печку, в страшной боязни молча наблюдала за недобрым гостем. Напившись, медведь направился в лес. Когда крестьяне заметили, что он начал шататься, они последовали за ним. На дороге он свалился, подобно пьяному человеку, и заснул, тут они на него набросились и убили его. Думали, что у этого медведя были отняты детеныши, вследствие чего он и странствовал, разыскивая их.

Другой крестьянин на ночь отпустил свою лошадь на подножный корм в лес. Когда он утром захотел вернуть ее, то нашел, что какой-то медведь уже сидит возле нее, успев хорошенько пообедать ею. Как только медведь увидел мужика, он тотчас же оставил падаль, подбежал к крестьянину, схватил его и в лапах понес к падали. К счастью, однако, при крестьянине находилась маленькая собака; она с лаем погналась за медведем и укусила его в пятку. Медведь, желая защититься от собаки, выпустил мужика, который поспешно убежал. Рассказывают, что медведи — особенно в Ингерманландии — убивают много лосей, так как эти животные очень медлительны. Как передают, они не щадят и тел покойников, вырывая их из земли, если они не слишком глубоко закопаны, и съедая их. Так, например, осенью 1634 г. они за Гаккегоффом в сторону Нарвы выкопали 13 [123] трупов на кладбище и унесли тела, лежавшие в гробах, вместе с этими последними.

Немного лет тому назад знатная, в этих местах весьма известная женщина во время путешествия застала медведя, несшего в лапах труп, причем саван тащился за ним. Ее лошадь, при виде этого зрелища, зафыркала и забилась и так понеслась вместе с санями, что женщина потерпела немало опасности на рытвинах и камнях.

Рассказывают еще много других еще более странных историй про происшествия, бывшие там с медведями. Например, нам рассказывали, как около Риги медведь 14 суток держал женщину в своей пещере, как, далее, подстреленные медведи захватили и угостили охотников и как те чудесно от них спаслись, и т. п. Так как все это должно показаться невероятным читателю, не слыхавшему еще ничего подобного, то я решил в своей книге не приводить подобных подробностей.

От Нарвы до Новгорода и о Новгороде

7 марта мы опять выехали из Нарвы и вечером прибыли в Лилиенгаген, лежащий в 7 милях от Нарвы. 8 того же месяца мы проехали 6 миль до Заречья. 9 мы до полудня проехали 4 мили до Орлина, шведской деревни, где наш переводчик, высланный нами вперед к границе, снова встретил нас с сообщением: “Пристав на границе нас ожидает”.

Послы призвали к себе знатнейших из свиты и вновь любезно напомнили им, что, ради его княжеской светлости, им, послам, должна оказываться полагающаяся честь; вследствие этого каждый обязан вести себя так, как требуется от данной должности: “Ведь русские, через границы которых мы теперь переступаем, обращают особое внимание на то, с каким почтением к послам относится их свита”. Мы, и по долгу и по охоте, обещали поступать так, но в то же время просили, чтобы и с каждым из нас обращались милостиво, по состоянию и правам каждого, и чтобы не набрасывались с руганью на того или иного без различия (как могло бы иногда показаться); когда это нам было обещано, мы весело направились навстречу приставу, которого мы встретили, в миле расстояния за Орлином, в лесу под открытом небом; он ждал нас, остановившись в снегу, с 24 стрельцами и 90 санями. Пристав, по имени Константин Иванович Арбузов, увидя, что послы вылезают из саней, также выбрался из своих саней и встал; он был в зеленом шелковом кафтане, обвешанном золотыми цепями; поверх кафтана висела длинная одежда, подбитая куницами. Когда послы направились к нему, он сделал несколько шагов навстречу им, сказав: “Послы, снимите ваши шляпы!” Так как послы и так уже схватились за шляпы, то переводчик возразил: “Дорогой пристав, это уже сделано”. После этого пристав начал читать по записке: по повелению великого государя царя и великого князя Михаила Феодоровича, всея [124] России самодержца и проч., воевода новгородский князь Петр Александрович Репнин послал его принять послов Филиппа Крузиуса и Отгона Брюггеманна, снабдить их подводами и провизиею и сопроводить до Новгорода и Москвы. Только когда послы поблагодарили за это, пристав подал им впервые руку, спросив о здоровье и о том, каково им было во время поездки. После этого лошади были запряжены в наши сани, и в тот же день нас довезли до деревни Зверин[ки], отстоящей на 6 миль [от предыдущего места остановки].

19 марта в полдень мы прибыли в Тесово, а к вечеру в деревню Мокрицы, лежащую в 8 милях от Звериной]. 11 того же месяца мы достигли Великого Новгорода. При въезде пристав стремился насильно протесниться на первое место наряду с послами и, несмотря на их противодействие, продолжал добиваться своего. Когда мы прибыли в свое помещение, пристав через нашего переводчика просил послов о прощении за грубость к ним во время въезда, ссылаясь на то, что сделано это им было не по собственному почину, а по приказанию воеводы: если бы он не исполнил этого приказания, то на него было бы донесено великому князю и он подвергся бы сильной неприятности.

Великий Новгород находится, как полагают, в 40 немецких милях от Нарвы. Здесь я определил высоту полюса в 58° 23'. Хотя Лундорпий в продолжении к Слейдану и указывает на 62°, а Павел Иовий ¹⁰⁰ даже на 64° — но это было бы слишком далеко к северу. Последний пишет в своей книге “О московском посольстве”: “Новгород удручается как бы постоянною зимою и мраком весьма продолжительных ночей: ведь Северный полюс у него отстоит от горизонта на целых 64 градуса”.

Я в 1636 г. 15 марта в полдень точно определил высоту солнца и нашел, что расстояние его от горизонта равно 33° 45'. Склонение солнца, ввиду високосного года, по долготе ¹⁰¹ [прямому восхождению] в приблизительно 55° [5?], нужно было принимать в 2° 8'. Если их вычесть из высоты солнца, то получается для высоты экватора 31° 37'. Вычтя их из 90°, мы получаем для высоты полюса 58° 23'. С этим вычислением согласен и бывший шведский посол Андрей Буреус; этот ученый, весьма сведущий в математике и прилежный муж, на своей шведско-русской карте ставит это место таким же точно образом, даже еще на 10 минут ниже.

Город Новгород — довольно велик: он имеет в окружности — милю, ранее он был, однако, еще больше, как видно по старым стенам, церквей и монастырей, расположенных снаружи и пришедших там и сям уже в разрушение. Из-за многих монастырей, церквей и куполов город извне великолепен, но дома, а равно валы и укрепления города, как и в большинстве городов всей России, сложены и выстроены из елового леса или балок. Город лежит в ровной местности у богатой рыбою реки Волхова, в которой, наряду с другими рыбами, имеются и очень большие, жирные и вкусные окуни: их продают по очень дешевой цене. В этих местах имеется много добрых пашен и пастбищ для скота; здесь получается масса конопли, льну, меду и воску. Здесь же приготовляется прекраснейшая юфть, которою они много [126] торгуют. Город лежит весьма удобно для торговли, так как через него протекает судоходная река Волхов, которая берет начало из озера Ильменя, находящегося в полумиле выше города, и впадает в Ладожское озеро, дающее у Нотебурга начало реке Неве, изливающейся в Финский залив Балтийского моря. В прежние времена лифляндцы, литовцы, поляки, шведы, датчане, немцы и фламандцы вели оживленную торговлю с Новгородом, вследствие чего он стал весьма богат и могуществен. Город этот некогда являлся главным во всей России. Это была княжеская резиденция, а вся провинция [новгородская], имеющая большое протяжение и простирающаяся вплоть до Торжка, была особым княжеством, не подчинявшимся царю и имевшим своих князей и монету. Ввиду большого населения города, богатства и могущества его, составлена гордая поговорка; говорили так: “А кто может стояти против Бога да и Велика Новагорода?”. Но Сенека говорит иначе: “Нет ничего столь великого, что бы не могло погибнуть”. Каковы были на самом деле могущество и неодолимость Новгорода, это городу, к несчастью своему, пришлось не раз испытать на себе. Например, в 1427 г. Витовт с польским войском так сильно теснил его, что новгородцы должны были прийти с мольбами и большими подарками просить о мире, как об этом рассказывает Соломон Нейгебауэр в 5 книге своей “Historia rerum Polonicarum”: “Витовт с польским войском вел войну против русских новгородцев — свободный народ, — выставляя предлогом споры о границах. Справившись, против ожидания их, с трудностями пути и став лагерем у Опочки, он, по униженным просьбам и после огромных поднесенных ему подарков, согласился на мир с ними”.

Точно также и в 1477 г. их одолел тиран Иван Васильевич ¹⁰² Грозный после семилетней войны, войдя в город, по совету и при помощи их же собственного архиепископа Феофила, с вооруженной силою под предлогом привода вновь к послушанию греческой церкви некоторых жителей, которые казались сторонниками римской церкви. Он захватил имущество всех купцов и знатнейших граждан, отнял у самого архиепископа все его золото и серебро и увез более 300 подвод, нагруженных золотом, серебром, жемчугом и другими драгоценностями. Он же переселил в Москву и самих выше указанных новгородцев, а на их место перевел в город других лиц, обязав их ежегодно платить большие подати. Обо всем этом подробно рассказывают барон Сигизмунд фон-Герберштейн, при жизни которого это событие случилось, а также и Александр Гваньини.

Известно, что перенесли новгородцы в 1569 г. при жестоком тиране Иване Васильевиче, который, из ложного подозрения, будто они находились в заговоре против него с его сводным братом (казненным, по его повелению, ядом) и сносились с королем польским, напал на них с войском, перебил всех, кто вокруг города и в городе встретились ему и его солдатам, изрубил многих в куски, загнал громадные толпы на длинный мост, сбросил их в воду и устроил такое страшное кровопролитие, какое еще неслыханно было в России. В этом избиении погибло 2770 [127] знатных граждан, не считая женщин, детей и простонародья. В Новгородском округе были им частью разграблены, частью сожжены 175 монастырей: монахи были перебиты, а что из имущества не сгорело, то тиран захватил с собою, как об этом рассказывает Гваньини в своей “Descriptio Moschoviae”.

Датский дворянин Яков ¹⁰³ [Ульфельд], которого король Фридерик II датский отрядил послом к этому тирану — великому князю, рассказывает в своем “Hodoeporicon Ruthenicum”, что мертвыми телами столь многих тысяч жалким образом казненных людей река Волхов так была наполнена, что нарушено было правильное течение ее: она вышла из берегов и должна была разлиться по полям. Так как эти события случились всего за 8 лет до проезда посла, то ему о них могли дать вполне достаточные сведения новгородские жители, у которых он отдыхал более месяца. Он так рассказывает в означенном описании путешествия: “Хотя это и кажется мало вероятным, но что все происходило в действительности именно так, об этом я узнал от заслуживающих доверия лиц в России, т. е. от людей, до сих пор живущих в Новгороде под московскою властью: иначе я не включал бы этого в свой рассказ”. Далее он рассказывает, что в то время местность кругом Новгорода, ввиду этих опустошений, была так гола, что если бы пристав не распорядился доставкою провизии из других мест, то они померли бы от голода.

Так как я уже упомянул о жестокой тирании, выказанной Иваном Васильевичем по отношению к Великому Новгороду, то я думаю, ради интереса читателей, привести, по Гваньини, еще два ужасных примера тогдашних событий.

После того как тиран — великий князь совершил вышеуказанное бесчеловечное избиение, архиепископ, правивший в городе, попросил его к себе, чтобы — вероятно, из страха — приветствовать его. Тиран не отказал ему и в назначенный час явился со своими вооруженными телохранителями и провожатыми. Однако во время трапезы он послал своих людей разгромить богатую золотом и серебром церковь св. Софии (в которой знатнейшие лица хранили свои драгоценности, считая ее за безопасное место) и выбрать все, что в ней было. После обеда он лишил архиепископа всех его драгоценных одежд, епископских украшений и уборов и сказал: “Теперь тебе уже непристойно быть архиепископом. Будь лучше волынщиком, ходи с медведем и заставляй его за деньги плясать. Ты возьмешь себе жену, которую я тебе выбрал и назначил”. Обращаясь к другим игуменам и настоятелям, которые бежали из монастырей в город и также участвовали в этом пиршестве, он сказал: “Вы все должны явиться на свадьбу архиепископа. Я вас приглашаю на эту свадьбу; только вы должны принести хорошие свадебные подарки”. После этого он каждому велел уплатить известную сумму, смотря по тому, насколько он того или иного считал состоятельным. Угрозами он добился того, что они принесли эти деньги. Они это сделали тем охотнее, что полагали — деньги пойдут обобранному архиепископу. Однако он забрал деньги себе, а архиепископу велел подвести [128] жеребую белую кобылу и, указывая на нее пальцем, сказал: “Смотри: вот твоя жена, садись на нее и поезжай в Москву; там я велю тебя принять в цех волынщиков, чтобы ты наигрывал для пляшущего медведя”. Бедняк принужден был в плохом суконном кафтане сесть на лошадь, ноги его связали под брюхом лошади, на шею ему повесили лиру, цитру и волынку, и таким образом он должен был проехать по Новгороду и играть на волынке; так как он этой игре никогда не учился, легко себе представить, какова была музыка. Архиепископ отделался от тирана этим позором. Что же касается вышеозначенных игуменов и монахов, то их тиран велел предать разнородным страшным смертным казням: большинство было изрублено топорами, другие были, посажены на кол и загнаны в воду и утоплены.

После этого настала очередь знатного и богатого человека Федора Сыркова. Его он вытребовал в лагерь недалеко от Новгорода, велел ему обвязать веревку вокруг тела и протащить сквозь реку Волхов. Когда тиран заметил, что он уже тонет, он велел его вытащить и спросил: что он видел под водою хорошего. Тот отвечал: “Великий князь! Я видел, как собрались все черти из этой реки, из Ладожского озера и других окрестных вод и дожидаются твоей души, чтобы унести ее с собою в бездну ада”. На это тиран отвечал: “Хорошо! Ты это правильно разглядел. Поэтому я отблагодарю тебе за объяснение виденного тобою”. После этого он велел его держать по колена в котле, полном кипящей воды, и варить его ноги до тех пор, пока он не признался, где спрятаны его золото и сокровища: человек это был очень богатый, построивший и восстановивший на свой счет 12 монастырей. Когда, измученный пыткою, он велел принести 30000 гульденов серебряной монетою, тиран велел его, вместе с его братом Алексеем, изрубить в куски и бросить в реку.

Вот какое поражение и какие страшные избиения испытал в то время добрый город Новгород, убедившийся тогда, как ему [трудно] устоять против силы. У него, кроме того, еще в свежей памяти, как в 1611 г. шведский полководец Яков де-ла-Гарди с ним справился и доказал ему ничтожество его поговорки о великом могуществе.

Теперь великим князем московским назначены сюда воевода и митрополит, живущие во дворце, расположенном по ею сторону реки и окруженном крепкой каменной стеною. Через этих лиц великий князь управляет городом и всей провинциею в светских и духовных делах.

У новгородцев, когда они еще были язычниками, был идол, по имени Перун — бог огня (русские “перуном” зовут огонь). На том месте, где стоял идол, построен монастырь сохранивший еще название от него: “Перунский монастырь”. Идол имел вид человека, а в руках держал кремень, с виду похожий на громовую стрелу или луч. В честь идола этого они днем и ночью жгли костер из дубового леса, и если прислужник из лени давал погаснуть огню, его наказывали смертною казнью. Когда, однако, новгородцы были крещены и стали христианами, они бросили идол в Волхов. Как они рассказывают, идол поплыл против течения, и когда он подошел к мосту, то [129] раздался голос: “Вот вам, новгородцы, на память обо мне”, и на мост была выброшена дубина. Этот голос Перуна и впоследствии слышался в известные дни года, и тогда жители сбегались толпами и жестоко избивали друг друга дубинами, так что воеводе стоило большого труда разнять их. По сообщению достоверного свидетеля — барона фон Герберштейна, подобные вещи происходили и в его время. Теперь ни о чем подобном не слышно.

По ту сторону реки, насупротив дворца, находится монастырь св. Антония. Как они говорят, сам св. Антоний большим чудом заставил построить здесь этот монастырь. Русские рассказывают, да и сами верят, что св. Антоний в Риме сел на жернов, поплыл на нем по Тибру в море и, вокруг Испании, Франции, Дании, через Зунд, Балтийское море. Ладожское озеро и реку Волхов, доплыл до Великого Новгорода, где он вместе с камнем вышел на берег. Когда он увидел тут рыбаков, только что выходивших на ловлю, он уговорился с ними за известную плату, чтобы они уступили ему то, что прежде всего выловят. Рыбаки, закинув сети, вытащили на берег большой ящик, в котором оказались церковные сосуды, книги и деньги св. Антония. Святой устроил здесь часовню, поселился в ней и, по преданию, в ней же скончался и погребен. Говорят, что можно до сего дня видеть в ней истленное тело угодника и что с больными, приходящими сюда с молитвою, совершаются здесь большие чудеса. Чужих и иностранцев, однако, внутрь не пускают. Показывают некоторым только жернов, который прислонен к стене. Ввиду столь великого чуда и в воспоминание св. Антония они построили здесь большой и великолепный монастырь и снабдили его богатыми доходами.

Мы прожили в Новгороде до 5 дня. Воевода однажды велел прислать послам подарок в виде 24 приготовленных кушаний всякого рода и 16 различных напитков. Точно также поступил и канцлер [дьяк] Богдан Федорович Обобуров, который во время предыдущего посольства был нашим приставом. Послы, со своей стороны, подарили воеводе новую немецкую карету.

Поездка от Великого Новгорода до Москвы и въезд наш в Москву

16 марта мы со 129 свежими лошадьми вновь выступили на санях и в тот же вечер проехали 4 мили до Бронниц, где нас вновь снабдили свежими лошадьми, с помощью которых на следующий день мы отправились дальше и до полудня сделали 40 верст или 8 миль до Медной, а после обеда прошли 25 верст до яма Крестцы. 18 того же месяца прибыли мы в Яжелбицы, через 6 миль, а затем в ям Зимогорье — через 4 мили. 19 того же месяца сделали мы 50 верст до Коломны, а 20 до яма у Вышнего Волочка — 5 миль.

В этой деревне к нам привели мальчика 12 лет, который несколько недель перед тем женился; в подобней же брак в Твери вступила девочка в 11 лет. Ведь в России так же, как и в Финляндии, допускаются [130] сватовство и браки для детей двенадцатилетних и еще более юных. Большею частью происходит это со вдовами и с мальчиками, которых родители успели помереть; делается это, чтобы они оставались в своих поместьях и не зависели от друзей и опекунов.

К вечеру мы доехали до убогой деревни Выдропуск, в 7 милях от предыдущего места. Здесь мы с трудом поместились, так как тут было не более трех дворов, а комнаты в них — вроде свиных хлевов. Хотя в течение всей поездки курные избы, повсеместно встречавшиеся в деревнях в России, были немногим лучше, но все-таки в них было больше удобств для остановок.

21 марта мы сделали 7 миль до города Торжка, 22 того же месяца мы переправились через реку и прошли 6 миль до Троицкойедной, а затем 6 миль до города Твери. Так как здесь снег успел уже стаять в некоторых местах, где имеются холмы, и мы на санях с трудом передвигались по сухому пути, то в этот и следующий день мы спустились на Волгу, покрытую толстым льдом, и к вечеру прибыли к деревне Городне, проехав

6 миль. 24 того же месяца мы опять перешли на сушу, переправились через 2 реки и достигли деревень Завидово и Спас-Заулки; последняя в 7 милях от места предыдущего ночлега.

В течение этих дней нам пришлось переправиться через несколько рек; так как они не были вполне покрыты льдом, но в то же время не были и свободны ото льда, то оказались весьма неудобными для переправы и доставили нам много хлопот. За большою деревнею Клип, через которую мы проехали 25 того же месяца, течет река Сестра, впадающая в Дубну, которая в свою очередь течет в Волгу. В реке Сестре нам пришлось забивать крепкие сваи впереди льда, чтобы река не снесла его вниз, пока мы переправлялись. 26 того же месяца Сестра, в полумиле от перевоза в предыдущий день, ввиду кривизны своей, вновь нам повстречалась на дороге, и опять пришлось через нее переправляться. В этот вечер доехали мы до Пешек, в 7 милях от Клина, 27 того же месяца мы переправились через две реки, и к вечеру прошли 6 миль до Черкизова. 28 того же месяца мы проехали всего 3 мили до Николы Деребни ¹⁰⁴, оттуда остается всего две небольших мили до города Москвы. Здесь мы, подобно другим послам, идущим этим путем, должны были обождать, пока о нашем прибытии возвестили великому князю и сделали распоряжение о приеме. Тем временем мы надели ливрейные платья и приготовились к въезду. Когда пристав узнал, что на следующий день к полудню ему ведено ввести нас в город, мы двинулись в следующем порядке:

1. Спереди ехали 24 стрельца. Это были казаки, которые, вместе с приставом, проводили нас, от границы до сих пор.

2. За ними ехал наш маршал.

3. Затем следовали чиновники и гофъюнкеры, по три в ряд. Более знатные шли впереди.

4. Три трубача с серебряными трубами.

5. Оба господина посла, каждый в особых санях.

Впереди послов шли 6 лейб-стрелков со своими ружьями. Рядом с послами шли 6 драбантов с [131] протазанами. За санями шли мальчики, или пажи, а за ними следовали остальные люди верхами. Багаж везли позади в добром порядке. Пристав ехал верхом, рядом с послами, по правую руку. Когда мы были приблизительно в полумиле от города, мы встретили несколько отрядов русских и татарских всадников. Все они были в драгоценных одеждах, как и бывшие с ними несколько немцев. Они проехали кругом нашего отряда и опять направились к городу. Вслед за ними пришли другие отряды русских, разделились и поехали с обеих сторон рядом с нами.

Приблизительно в двух мушкетных выстрелах от города к нам навстречу выехали два пристава со многими всадниками, совершенно таким же образом, как при первом нашем въезде. Когда приставы ¹⁰⁵ были еще в 20 шагах от нас, они велели сказать, чтобы господа послы вышли из своих саней и подошли к ним. Сами же приставы сошли с коней и обнажили головы не раньше, как когда это предварительно сделано было послами. Подобного образа действий, насколько возможно тщательно, должны придерживаться — ради государя своего — знатнейшие сановники великого князя, в особенности приставы его (у которых собезьянничали это некоторые переводчики в Москве), за нарушение этого обычая им грозят немилость или кнут. [132]

Прием послов произошел тем же способом, как в предыдущий раз. Старший пристав начал так: “Великий государь царь и великий князь Михаил Феодорович и проч. (прочитан было по ярлыку весь великокняжеский титул) приказал нам великого государя Фридерика, князя голштинского, великих послов: тебя, Филиппа Крузиуса, и тебя, Отгона Брюггеманна, принять и проводить в его царского величества столичный город”. Другой пристав прибавил: “Его царское величество отрядил настоящего дворянина (т. е. гофъюнкера) Павла Иванова сына Салманова (так назывался старший пристав) и меня, Андрея Ивановича Чубарова, приставами для службы при вас, послах”. После этого выступил великокняжеский шталмейстер, также произнес свою речь и подвел послам, для въезда, две прекрасных белых высоких лошади, украшенных так же, как и в предыдущий раз. Знатнейшим из свиты доставлены были еще 12 других лошадей. Нас повели в средний город, в так называемый Китай-город, причем по обе стороны стояли несколько тысяч стрельцов, расставленных в два ряда по всем улицам, начиная от крайних наружных ворот и до посольского дома. Нас поместили невдалеке от Кремля в высоком каменном доме, ранее принадлежавшем архиепископу Суздальскому, который немного лет тому назад впал в немилость и был сослан в Сибирь. В обычном посольском дворе в это время находился персидский посол, прибывший незадолго до нас.

Едва успели мы в Москве сойти с коней и прибыть на двор наш, как явились русские и доставили из великокняжеской кухни и погреба разных яств и питей, причем каждому послу, а также шести старшим служащим их напитки назначены были особо. В том же роде с этих пор ежедневно стали снабжаться кухня и погреб наши, пока мы находились в Москве. Доставлялось нам:

Ежедневно:

62 хлеба, каждый в 1 копейку или любекский шиллинг.

Четверть быка.

4 овцы. 12 кур. 2 гуся.

Заяц или тетерев.

50 яиц. 10 копеек на свечи.

5 копеек на кухню.

Еженедельно:

1 пуд (т. е. 40 фунтов) масла.

1 пуд соли.

3 ведра уксусу.

2 овцы и 1 гусь.

Напитков ежедневно:

15 кувшинов для господ [послов] и гофъюнкеров, а именно: 3 самых малых — водки, 1 — испанского вина ¹⁰⁶, 8 — различных медов ¹⁰⁷ и 3 — пива. Кроме того, для людей наших доставлялись: 1 бочка пива, бочонок меду и еще небольшой бочонок водки.

Это продовольствие доставлено было нам вдвойне в день нашего [133] приезда, а также в Вербное воскресенье, день св. Пасхи и день рождения молодого принца. Кушанья мы велели нашему повару готовить по немецкому способу. Нам не только услуживали люди, назначенные для службы при нашем дворе, но и приставы, приходившие ежедневно в гости к послам. У ворот двора, правда, находился десятник или капрал с 9 стрельцами, но как только мы побывали на публичной аудиенции или, как они говорят, “увидели ясные очи его царского величества”, нам опять при уходе и приходе, приглашении и посещении гостей стала предоставляться прежняя или даже еще большая свобода, безо всякого со стороны русских противодействия.

3 апреля послов на прежних лошадях с обычным блеском проводили на публичную аудиенцию. При поезде придерживался тот же порядок, что и во время въезда: только секретарь, ехавший один впереди послов, нес в протянутой вверх руке княжеские верительные грамоты, завернутые в красную тафту. Стрельцы и народ стояли толпами на улицах от посольского двора до Кремля и аудиенц-зала. Конные эстафеты, по русскому обыкновению, часто и поспешно отправлялись от дворца к послам, принося приказание то ускорять, то замедлять езду, то даже останавливаться. Делалось это для того, чтобы его царское величество вовремя успел сесть на престол для аудиенции.

Церемонии и великолепие дальнейшей аудиенции совершенно соответствовали тому, что было год тому назад, на первой аудиенции. Из сводчатой передней, полной сановитых русских, двое вельмож вышли навстречу послам, приняли их и привели пред его царское величество. Царь сам спросил о здоровье его княжеской светлости, так же, как и прежде, принял верительную грамоту, дал руку для поцелуя и пожаловал нас своим столом.

Пропозиция ¹⁰⁸, которую посол Крузиус сделал на этой аудиенции, была изложена следующим образом:

“Пресветлейший, державнейший государь царь и великий князь Михаил Феодорович всея России, державнейший царь и великий князь! Вашему царскому величеству светлейший высокородный князь и государь Фридерик, наследник норвежский, герцог шлезвигский, голштинский, стормарнский и дитмарсенский, граф ольденбургский и дельмснгорстский, милостивейший князь и государь наш, присылает свой привет друга, дяди и свояка и желает всего лучшего по родственному, его княжеской светлости, расположению.

Прежде всего его княжеская светлость очень был бы обрадован, если бы ему возвестили, что ваше царское величество с молодым государем и наследником и со всем царским домом находятся в добром телесном здравии, в счастливом мирном правлении и во всяческом высоком царском благополучии. Он желает от всего сердца, чтобы Всевышний милостиво сохранил надолго все сии блага вашему царскому величеству и всему царскому дому.

Вслед за сим вашему царскому величеству его княжеская светлость приносит свою благодарность друга, дяди и свояка за то, что ваше царское величество по родственному [134] чувству соизволили на свободный пропуск нас, послов его княжеской светлости, через великие свои государства и земли в Персию и обратно. По сему его княжеская светлость опять отправил нас с настоящим верительным письмом и приказал при этом, чтобы все, что раньше относительно свободного пропуска в Персию и, обратно говорилось и решалось, теперь было в точности подтверждено ратификациею, переданною нам его светлостью, и чтобы мы также представили вашему царскому величеству еще иные вещи.

К вашему царскому величеству теперь его княжеская светлость обращается с просьбою друга, дяди и свояка разрешить нам тайную аудиенцию, выслушать нашу просьбу и сделать но ней благоприятное решение. По отношению к вашему царскому величеству его княжеская светлость, со своей стороны, свидетельствует свою готовность ко всем услугам и свою дружбу дяди и свояка, о чем мы считаем необходимым вкратце объявить от имени его княжеской светлости. Кроме того, мы, с должным почтением, решаемся поручить милости вашего царского величества нас самих”.

После аудиенции один из кравчих великого князя, князь Семен Петрович Львов, прибыл верхом и доставил милостиво пожалованные великим князем кушанья: всего 40 блюд, все, ввиду поста — рыбные блюда, вареные и жареные, а также печенья и овощи (без мяса) и 12 кувшинов напитков.

Когда стол был накрыт и блюда приготовлены, кравчий собственноручно подал послам и знатнейшим чинам свиты каждому по чаше крепкой водки. Потом он взял большие золотые чаши и велел пить круговую за здоровье его царского величества, а затем — молодого принца и его княжеской светлости. Князю подарен был большой бокал, а прислуге, принесшей стол, несколько рублей денег. После этого князь уехал обратно.

Мы сели за стол и попробовали некоторых русских кушаний, из которых иные были приготовлены очень хорошо, но большей частью с луком и чесноком. Остальные мы разослали переводчикам и добрым друзьям в городе.

Тем временем персидский посол на своем дворе, лежавшем близь нашего помещения, устроил веселую музыку литаврами, свирелями и трубами. Питие здравиц нас и так уже настроило очень весело, и мы тем паче были побуждены провести этот день в веселье и добром расположении, чему сильно содействовали и различные великолепные напитки, доставленные нам великим князем.

5 апреля нас повели к первой тайной аудиенции. Бояре и вельможи, уделившие нам аудиенцию, были те же, что исполняли это поручение в предыдущем году, за исключением государственного канцлера Грамотина, отказавшегося от службы, за старостью. Его заменил Федор Федоров сын Лихачев.

Пока шла аудиенция, дома у нас умер один из наших лакеев Франц Вильгельм из Пфальца: 8 дней тому назад, во время поездки, из опрокинувшихся саней ему упала на грудь шкатулка, или дорожный ящик, Брюггеманна, находившийся у него [135] на хранении. Труп мы на третий день благоприлично похоронили; так как покойный был реформатского исповедания, то гроб сначала понесли в кальвинистскую церковь, где произнесено было надгробное слово. После этого похоронили его на немецком кладбище. Для этих похорон великий князь прислал к нам с приставом пятнадцать своих белых лошадей.

9 сего месяца мы имели другую тайную аудиенцию.

10 апреля, в Вербное Воскресенье, русские торжественной церемонией справляли праздник Входа Иисуса Христа в Иерусалим. Великий князь, которого в предыдущий день просили о позволении посмотреть на это зрелище, прислал послам обычные их две лошади и еще 15 лошадей. Против ворот Кремля нам отвели просторное место, а русских, которых перед Кремлем собралось более 10 тысяч человек, ведено было отстранить, чтобы мы лучше могли видеть процессию. За нами, на помосте, должны были стоять персидские послы со своею свитою. Процессия, направлявшаяся из Кремля в Иерусалимскую церковь ¹⁰⁹, шла в таком порядке.

Сначала великий князь со своими боярами был в церкви Пресвятой Марии и слушал там обедню. Потом он вышел в торжественной процессии, вместе с патриархом, из Кремля. Впереди, на очень большой и широкой, но весьма низкой телеге, везли дерево, на котором было нацеплено много яблок, фиг и изюму. На дереве сидели 4 мальчика в белых сорочках, певшие: “Осанна”.

За ним следовали многие попы в белых ризах и драгоценном богослужебном одеянии. Они несли хоругви, кресты и иконы на длинных палках и пели в один голос. У некоторых были в руках кадильницы, которыми они размахивали в сторону народа. Далее шли знатнейшие гости или купцы. За ними шли дьяки, писцы, секретари и, наконец, князья и бояре, иные с пальмовыми ветвями.

Потом следовал великий князь в великолепных одеждах и с короною на голове. Его вели под руки знатнейшие государственные советники, как-то: князь Иван Борисович Черкасский и князь Алексей Михайлович Львов. Сам он вел за длинные уздцы лошадь патриарха. Лошадь была покрыта сукном; ей были приделаны длинные уши для сходства с ослом. Патриарх сидел на ней боком; на его белую круглую шапку, осыпанную очень крупным жемчугом, также была надета корона. В правой руке его находился золотой осыпанный драгоценными камнями крест, которым он благословлял окружающий народ. Народ же весьма низко кланялся и крестился на него и на крест его. Рядом с патриархом и позади него шли митрополиты, епископы и другие попы, несшие то книги, то кадильницы. Тут же находились [137] 50 мальчиков, одетых большею частью в красное; одни снимали перед великим князем свои одежды и расстилали их на дороге, другие же вместо одежды расстилали разноцветные куски сукна (локтя в два величиною), для того чтобы великий князь и патриарх прошли по ним. Когда великий князь подошел к послам, и послы ему поклонились, то он остановился и отправил к ним своего старшего переводчика Ганса Гельмса, велев спросить о здоровье их. Он обождал, пока переводчик опять вернулся к нему, и потом продолжал идти дальше к церкви. Пробыв в церкви с полчаса, они опять вернулись в прежнем порядке. Великий князь опять постоял около места послов и велел им сказать, что в этот день они получат кушанья с его стола. Однако вместо этого нам лишь удвоен был обычный наш корм или провиант.

Патриарх дает великому князю за то, что тот ведет его лошадь, 200 рублей или 400 рейхсталеров. Это Вербное Воскресенье и в других русских городах справляется с подобною же торжественностью: патриарха при этом заменяют епископы или попы, а великого князя — воеводы.

17 апреля, в день Св. Пасхи, среди русских было большое веселье, как ввиду веселого дня Воскресения Христова, так и ввиду конца их продолжительного поста. В этот день, а также и в течение 14 дней после него все решительно, знатные и простые люди, молодые и старые обзаводятся крашеными яйцами. На всех улицах ходят бесчисленные торговцы яйцами, продающие подобные вареные и украшенные разными красками яйца.

Когда они встречаются на улицах, то приветствуют друг друга поцелуем в уста. При этом один говорит: “Христос воскресе”, другой отвечает: “Воистину воскресе”.

И решительно никто, ни мужчина, ни женщина, ни вельможа, ни простого звания человек, не откажет другому в таком поцелуе и приветствии, равно как и в крашеном яйце. Сам великий князь раздает подобные пасхальные яйца своим знатным придворным и служителям. У него было даже обыкновение в пасхальную ночь, до прихода к заутрене, посещать тюрьмы, открывать их, давать всем заключенным (а таковых всегда бывало немало) по яйцу и овчинному полушубку со словами: “Пусть они радуются, так как Христос, умерший ради их грехов, теперь воистину воскрес”. После этого он опять приказывал запирать тюрьмы и уходил в церковь.

В течение всего времени Св. Пасхи раньше не только происходило по частным домам посещение добрых друзей, но прилежно посещались духовными и светскими лицами, женщинами и мужчинами простые кабаки или дома для распития пива, меда и водки. При этом все они так напивались, что не раз видели их лежащими на улицах, так что родственникам приходилось класть пьяных на телеги или сани и везти домой; при таких обстоятельствах понятно, что по утрам то и дело попадались на улицах убитые и догола ограбленные. Теперь, благодаря патриарху, несколько поубавились эти слишком уже большие безобразия в посещении кабаков. [138]

Об особых аудиенциях Брюггеманна, о наших аудиенциях третьей, четвертой, пятой и последней тайной, равно как и об аудиенциях иных народов; кроме того, вообще о бывших в то время событиях

29 апреля посол Брюггеманн, согласно с своей просьбой, имел у бояр особую тайную аудиенцию ¹¹⁰. Без своего сотоварища он с немногими провожатыми поехал в Кремль, был отведен в казенный двор, и здесь его в особом помещении выслушивали около двух часов. О его предложениях здесь, сделанных не по приказанию свыше, а по собственному его почину, другой посол господин Крузиус ничего не должен был знать.

6 мая господа послы вместе имели третью, а 17 мая четвертую аудиенцию. 27 того же месяца они имели пятую и последнюю аудиенцию.

30 мая, с соизволения великого князя, гофмейстер молодого князя предпринял соколиную охоту и пригласил на нее знатнейших служителей послов. Он прислал нам собственных своих лошадей и вывел на две мили за город на веселую поляну, где он, позабавившись охотою, угощал нас под палаткою — водкой, медом, пряниками, астраханским виноградом и вишневым вареньем.

1 июня был день рождения молодого принца князя Ивана Михайловича. Этот день был высокоторжественно отпразднован русскими. Чтобы мы приняли участие в празднике, нам обычный провиант доставлен был вдвойне.

3 того же месяца посол Брюггеманн вторично поехал один в Кремль и втайне беседовал с боярами.

4 того же месяца, накануне Св. Троицы, его царское величество со своими боярами и советниками сидел на аудиенции и давал отпуск всем другим послам, которые одновременно с нами находились в Москве.

Прежде всего поехал в Кремль персидский посол — “купчина” ¹¹¹, или купец. Он вернулся с наброшенным на плечи русским красным атласным кафтаном, подбитым прекрасными соболями. Подобный обычай существует и в Персии при отпуске.

После него поехали в Кремль греки и армяне, а, наконец, и некоторые татары, спустившиеся вниз со своими рекредитивами и подарками, которые они несли открыто.

12 того же месяца прибыл к Москве наш кухонный писец Иаков Шеве из Германии: мы его оставили позади, чтобы он привез нам несколько подарков для персидского шаха, изготовлявшихся в Данциге. Его, однако, задержали на три дня перед городом, пока канцлер успел доложить о нем его царскому величеству, предпринявшему тогда паломничество вне города, и испросить разрешение на въезд его.

15 того же месяца великий князь со своей супругою вновь вернулся. Великий князь имел за собою своих бояр и придворных людей, а великая княгиня — тридцать шесть своих девиц и прислужниц в красных платьях и белых шляпах, с которых на спину свисали длинные красные шнуры. Вокруг шеи у них висела белая фата; все они заметно были нарумянены. Они ехали на лошадях по-мужски. [139]

17 того же месяца я был отправлен послами в канцелярию, чтобы кое-что передать государственному канцлеру. Так как канцлер пожелал, чтобы я, ради большего почета, был введен приставом, то мне, вследствие этого, пришлось довольно долго простоять в сенях с простыми русскими и лакеями и ждать, пока наконец нашли и доставили нашего пристава.

Старший и младший канцлер приняли меня любезно, дав также благоприятный ответ на мою просьбу. Окно и стол у них были покрыты прекрасным ковром; а перед канцлером стояла большая и красивая серебряная (впрочем пустая) чернильница. Как мне рассказали, и ковер и чернильница были приготовлены перед моим приходом, а затем опять были убраны. Обыкновенно у них в канцеляриях не очень опрятно. Поэтому-то, вероятно, и задержали меня в передней.

Как мы собрались в путь в Персию, и сколько человек мы взяли с собою из Москвы

20 того же месяца прибыли приставы и писцы и сообщили от имени его царского величества, что теперь можно будет в любое время отправиться из Москвы в Персию ¹¹²: посольство не теперь, но уже только по возвращении своем будет допущено к руке его царского величества; теперь подобное допущение не шло бы ввиду того, что посольство не прощается окончательно и не уходит домой. На последней аудиенции его царское величество должен вручить рекредитивы и передать его княжеской светлости свой привет, чего нельзя сделать ввиду предстоящего еще персидского путешествия послов.

Вследствие этого мы приготовились в путь для дальнейшей поездки и велели приготовить несколько лодок, чтобы на них проехать из Москвы до Нижнего. Так как тамошнюю дорогу нам изобразили весьма опасной — особенно предупреждали нас насчет казаков и разбойников на Волге, — то послы, с соизволения его царского величества, приняли на нашу службу и на дорогу в Персию с собою 30 человек царских солдат и офицеров.

Это были:

Гуго Крафферт. Родом из Шотландии.

Иоганн Китт.

Эрдваль Юнгер.

Поручики.

Вильгельм Моррой. Застрелен в Испагани индейцами.

Александр Эйкенгудт.

Вильгельм Бурлей.

Георг Фропесен. Сержанты.

Даниель Глин, каптенармус.

Простые слуги.

Тобиас Гансен, барабанщик, который вскоре же упал из лодки в реку Оку и утонул.

Александр Чаммерс, найденный за Шемахою мертвым на телеге, после того, как он был болен несколько дней перед тем.

Карл Стеке — застрелен в Испагани индейцами. [140]

Андрей Тодт — тоже застрелен индейцами.

Петр Шмок.

Михаил Сиберс.

Курт Янсон.

Генрих Долль.

Лоренц Рим.

Давид Лонде.

Вильгельм Моррой.

Грилис Томсон.

Яков Якобсон.

Иоганн. Китт.

Георг Ватсон.

Ричард Рилинг.

Карл Ольсон — застрелен индейцами в Испагани.

Вильгельм Гой — украденный татарами во время обратной поездки, когда он у города Тарки слишком далеко отошел от лагеря.

Томас Стокдом.

Вильгельм Групс — умер в Испагани от дизентерии.

Рицерд Мейсон.

Георг Шеер, профос.

Кроме них для гребли и всяческой простой черной работы на море и на суше были наняты некоторые русские ¹¹³, как-то:

Симон Кирилов сын.

Ларька.

Филька Юрьев.

Ларивон Иванов сын.

Иван Иванов сын, будучи в Персии, умер от дизентерии.

Все эти люди с несколькими металлическими орудиями, которые мы привезли с собою из Германии, а также с иными орудиями для метания камней, купленными нами в Москве, вместе с утварью нашею и с посудою, 24 и 26 июня были посланы вперед в Нижний Новгород.

О польских послах, как они прибыли под Москву и как они вели себя с русскими

26 того же месяца прибыли под Москву польские послы ¹¹⁴ или, как они это называют, великие гонцы. Их ввели в город в тот же день. Когда эти послы заметили некоторых из нас, выехавших за город посмотреть на въезд, то они, обнажив головы, любезно кивнули нам и приветствовали нас. Между тем по отношению к русским приставам они оставались неподвижными и серьезными.

Точно так же приставы, к большой своей досаде, должны были первыми сойти со своих лошадей и обнажить свои головы перед послами. Поляки говорили, что так и должно поступать, так как они ведь прибыли не для того, чтобы приветствовать русских, но — чтобы быть приветствуемыми.

Послам не были доставлены и обычные в таких случаях великокняжеские лошади для въезда: дело в том, что незадолго перед тем другой великий польский посол не принял их, так как захотел въехать на своей собственной лошади. Упоминаемый мною великий посол (о котором я нахожу нужным сказать еще несколько слов) прибыл вскоре после освобождения от осады Смоленска и поражения русских перед этим городом. Как нам рассказывали, он во всем поступал наперекор русским. Во время публичной аудиенции он произнес свою речь не стоя, но сидя, и [141] когда при произнесении королевского титула бояре, согласно с обычаем своим, не захотели снимать шапок, он стал горячо и с бранью возражать на это, прекратил произнесение своей речи и молчал, пока его царское величество не кивнул боярам, чтобы те обнажили свои головы.

Хотя его величество польский король не велел представлять подарков, но посол от себя лично поднес великому князю красивую карету. Когда, однако, и ему поднесены были несколько сороков соболей, то посол не захотел их принять. Тогда и великий князь отослал его карету обратно.

Как говорят, он велел пристава сбросить с лестницы, на что его царское величество весьма сильно разгневался. Царь велел его спросить: “Сделано ли это по приказанию короля или по собственному его усмотрению? Если это ему приказано, то его царскому величеству придется до времени ничего не решать по этому поводу. Победа в руках Божиих, Бог дает ее, кому захочет. Правда, на сей раз победа досталась его королевскому величеству, но в другой раз уже этого не будет. Если же его царскому величеству станет известно, что посол поступил так по собственному почину, то он напишет о том королю, который, без сомнения, не оставит такого поступка без наказания”.

Так как этот великий посланник или великий гонец не отнесся с уважением к русскому великолепию и пышности при въезде, то ему устроили въезд тем более скромный.

Русский паспорт ¹¹⁵

Когда мы теперь закончили дела наши в Москве, мы приготовились к дальнейшей поездке и получили от великого князя нижеследующего вида открытый лист, обращенный к местным великокняжеским воеводам и слугам и переведенный царскими толмачами. Из него можно усмотреть канцелярский стиль русских.

Его царского величества данный княжеским голштинским послам открытый лист.

“От великого государя [царя] и великого князя Михаила Феодоровича всея России, с Москвы до городов Коломны, Переяславля, Рязани, Касимова, Мурома, Нижнего Новгорода, Казани и Астрахани нашим боярам и воеводам и дьякам и всем нашим начальным лицам.

По нашему указу отпущены из Москвы в Персию к персидскому шаху Сефи, для переговоров о ходе и торге голштинских купцов, голштинского князя Фридерика послы и советники Филипп Крузиус и Отгон Брюггеманн, а с ними же отпущены из Москвы в Персию их голштинские немецкие люди, 85 человек, а также стража из наших наемных служилых московских немцев, принятых ими в числе 30 человек; кроме того, позволено им, для усиления свиты, принанять в Нижнем или в Казани или в Астрахани, в качестве провожатых для путешествия в Персию, 11 человек добровольцев, русских или [142] немцев. В Нижнем же позволяется им нанять или принять двух штурманов, знающих основательно путь по Волге. А как они в Персии побывают и будут в обратном пути в Голштинскую землю, через нашу Московскую державу, то им, голштинским послам, в равной мере дозволяется и жалуется, когда вновь им понадобится, принанять для стражи или для работы, к тем сорока людям, еще в Астрахани или в Казани или где им удобно будет, русских и немецких добровольцев, сколько им будет надобно. А сколько и каких людей и в каком городе они по нашему указу примут, и тех людей они поименно пусть пошлют для отписки и допроса в те города к нашим боярам и воеводам и к дьякам, дабы было о них ведомо. А если они вернутся из Персии зимним путем, то позволено им нанять на собственные деньги из наших русских людей тех, кто захочет наняться, вместе с подводами, нужными для проезда.

А в приставы послан из Москвы к Астрахани астраханский дворянин Родион Горбатов. А как Родион с голштинскими послами в какой город прибудет, и вы бы, наши бояре, воеводы, дьяки и все наши начальные люди, Родиона и голштинских послов с ним во всех местах пропускали, безо всякой задержки. А как побудут они в Персии и опять поедут обратно в Голштинскую землю через нашу Московскую державу, вы бы дозволили им, голштинским послам, по сему нашему паспорту, когда им [143] понадобится, для стражи на Волге и дорогах принанимать работников, к 40 [помянутым] людям, в Астрахани или Казани или где им удобнее и сколько им понадобится. И когда и сколько и в каком городе на пути в Персию они наймут наших русских или немецких людей, указано тех людей поименно для допроса и отписки послать в те города к вам для ведома, чтобы не было среди них разбойников или беглых холопов. А как голштинские послы вернутся из Персии зимним путем, вы бы дозволили им, чтобы они наняли наших русских людей с подводами на свои деньги, сколько им понадобится. И чтобы также не делалось им никакой задержки, когда они из Москвы поедут в Персию и опять когда они из Персии вернутся к нам в Москву, а также чтобы и ни в каком городе не происходило никакого обмана. А голштинских послов держать в чести, их людям оказывать всяческую дружбу. Сами же голштинские послы и люди их на пути в Персию и из Персии к нам обратно в Москву всем нашим русским людям не будут производить никакого обмана, ни насилия, ни разбоя; ни также приказывать брать корм для себя и для людей своих насилием. Напротив, приказано и позволено им покупать, как для самих себя, так и для собственных людей и для принятых и нанятых людей, на пути в Персию и на обратном пути из Персии, всяческий корм, за собственные деньги, у всех, кто им захочет что-либо продать. Писано в Москве в лето 7144, июня в 20 день.

Царь и великий князь Михаил Феодорович всея России.

Дьяк Максим Матюшкин”.

О русском государстве, его провинциях, реках и городах

Россия или, как некоторые говорят, “белая Русь” (именуемая по главному и столичному городу Москве, лежащему в середине страны, обыкновенно Московиею) является одною из самых крайних частей Европы, граничит с Азиею и имеет весьма большое протяжение: она простирается по длине на 30° или 450 немецких миль, по ширине на 16° или [2]40 миль. Если обратить внимание на то, что теперь находится под властью царя или московского великого князя, то оказывается, что границы России на север или полночь заходят за полярный круг и примыкают к Ледовитому океану, на восток или утро доходят до большой реки Обь, протекающей через Ногайскую Татарию; на юге или к полудню примыкают к крымским или перекопским татарам, а на западе или к вечеру соседями России являются Литва, Польша, Лифляндия и Швеция.

Русская земля делится на разные княжества и провинции, большею частью вошедшие в содержание титула великого князя. Первым и важнейшим из них было раньше княжество Володимерское или Владимирское, как теперь они его называют, расположенное между обеими реками Волгою и Окою. В нем еще имеется старинный город и кремль того же названия. Он построен великим князем Володимером ¹¹⁶ в 928 г. [1096 ?] по Р. X., и при нем и при [144] следующих великих князьях был царскою столицею, пока великий князь [Иван] Данилов[ич] ¹¹⁷ [[Михайлович]] не вывел оттуда престол и перенес его в Москву.

Другие княжества раньше имели своих князей и государей, которые ими управляли, но теперь все они — в большинстве случаев усилиями тирана Ивана Васильевича — путем войн подчинены царскому и московитскому скипетру.

Через эти земли и провинции текут многие прекрасные, длинные и судоходные реки: я могу, пожалуй, сказать, что подобные им вряд ли можно найти еще где-либо в Европе. Главнейшая из них — Волга, длину которой — только от Нижнего Новгорода до Каспийского моря — мы определили в 500 немецких миль, не считая ее изгиба от истоков до Нижнего, что составило бы еще 100 миль слишком. Днепр или Борисфен также прекрасная река; он отделяет Россию от Литвы и впадает в Понт Эвксинский или Черное море. В том же роде и Двина, впадающая у Архангельска в Белое море. Ока и Москва — также довольно большие реки, которые, однако, несколько меньше, чем три предыдущих. Мы не говорим уже о многих иных менее значительных реках, которые доставляют пропитание жителям как по удобству своему для торговли, так и богатым уловом рыбы.

Следует при этом обратить особое внимание на то, что эти реки не берут — как это обыкновенно бывает — начало в горах и скалах (таковых нет во всем великом княжестве), но в лужах, болотистых и песчаных местах.

В России находится много больших и по своему великолепных городов, среди которых знатнейшие — Москва, Великий Новгород, Нижний Новгород, Псков, Смоленск (впрочем, этот последний город сначала принадлежал не русским, но литовцам и королю польскому, как о том можно прочесть в “Московской хронике” Петрея; однако в 1514 г. московиты заняли его, в 1611 г. он снова был завоеван Сигизмундом, королем польским, в 1632 г. его вновь осаждал великий князь Михаил Феодорович, которому, однако, пришлось с большими потерями и бесславно снять осаду; теперь же, в минувшем 1654 г., город, по соглашению, опять достался великому князю), Архангельск (большой приморский и торговый город), Тверь, Торжок, Рязань, Тула, Калуга, Ростов, Переяславль, Ярославль, Углич, Вологда, Владимир, Старая Русса. От последнего города, как некоторые думают, Россия получила свое название.

Перечисленные мною — знатнейшие города в России, но, и помимо их, Россия имеет очень много небольших городов, много местечек и бесчисленное количество деревень.

В городах там и сям встречаются кремли, которые, однако, в большинстве случаев, подобно самым городам, построены из бревен и балок, наложенных друг на друга, что является плохою защитою от поджигателей.

Имеются также кое-где в Казанской, Астраханской и других Татариях, подчиненных великому князю, хорошие города. Так как, однако, они не относятся собственно к России, то мы рассмотрим их в рассказе о нашем проезде через них и мимо них. [145]

Что касается Москвы, столицы и главного города всего великого княжества, то она вполне того стоит, чтобы подробнее на ней остановиться.

Она получила название от реки Москвы, которая протекает через южную часть города и омывает Красную стену. Барон фон-Герберштейн пишет, что, как он узнал у других, полюс поднят над московским горизонтом на 58°, но что сам он со своею астролябиею, 9 июня в полдень, нашел высоту солнца в 58°. Полагая по новому календарю, что солнце находилось в 18° Близнецов (][) и имело склонение в 23°, я вычитаю это число из высоты солнца и получаю высоту экватора в 35°. Если это число вычесть из целого квадранта [четверти круга] в 90°, то получается в остатке 55°, а не 50°, как ему хотели вычислить по определенной им высоте. Впрочем, если даже считать и по старому календарю, все-таки выйдет не по его мнению. Я лично, после многократного исследования высоты полюса, определил ее в 55°36' широты. В первом издании у меня по ошибке типографа напечатано 56°. Что касается долготы Москвы, то она составляет 66°, насколько мне удалось вычислить по прохождению луны через меридиан.

Город этот лежит посередине и как бы в лоне страны, и московиты считают, что он отстоит отовсюду от границ на 120 миль; однако мили не везде одинаковы. Величину города в окружности надо считать в три немецких мили, но раньше, как говорят, он был вдвое больше. Матвей из Мехова пишет, что Москва в его время была вдвое больше Флоренции в Тоскане или вдвое больше Праги в Чехии. Она совершенно — вплоть до Кремля — погорела в 1571 г. при большом набеге крымских или перекопских татар; то же самое произошло с нею вторично в 1611 г., когда ее сожгли поляки. Об этом рассказывают Гельмольд в своей “Chronica Slavonica”, Хитрей в “Saxonia” в своем рассказе о том же годе, Меттеран (впрочем — под 1572 г.) и Петрей в “Московской хронике”; говорят об этом и сами русские. Настоящий план города, как он расположен и как в настоящее время окружен валами и укреплениями, читатель может видеть в нашей книге.

Говорят, еще теперь насчитывается до 40 тысяч пожарищ.

Жилые строения в городе (за исключением домов бояр и некоторых богатейших купцов и немцев, имеющих на дворах своих каменные дворцы) построены из дерева или из скрещенных и насаженных друг на друга сосновых и еловых балок, как это можно видеть на некоторых рисунках. Крыши крыты тесом, поверх которого кладут бересту, а иногда — дерн. Поэтому-то часто и происходят сильные пожары: не проходит месяца или даже недели, чтобы несколько домов, а временами, если ветер силен — целые переулки не уничтожались огнем. Мы в свое время по ночам иногда видели, как в 3—4 местах зараз поднималось пламя. Незадолго до нашего прибытия погорела третья часть города и, говорят, четыре года тому назад было опять то же самое. При подобном несчастье стрельцы и особые стражники должны оказывать огню противодействие. Водою здесь никогда не тушат, а зато немедленно ломают ближайшие к пожару дома, чтобы огонь потерял [146] свою силу и погас. Для этой надобности каждый солдат и стражник ночью должен иметь при себе топор.

Чтобы предохранить каменные дворцы и подвалы от стремительного пламени во время пожаров, в них устраивают весьма маленькие оконные отверстия, которые запираются ставнями из листового железа.

Те, чьи дома погибли от пожара, легко могут обзавестись новыми домами за Белой стеной ¹¹⁸ на особом рынке стоит много домов, частью сложенных, частью разобранных. Их можно купить и задешево доставить на место и сложить.

Улицы широки, но осенью и в дождливую погоду очень грязны и вязки. Поэтому большинство улиц застлано круглыми бревнами, поставленными рядом; по ним идут как по мосткам. Весь город русские делят на 4 главных части: первая называется Китай-городом, т. е. “средним городом”, так как она занимает средину, обозначенную на плане буквою В; [147] она окружена толстою каменною так называемою Красною стеною. С южной стороны, как уже сказано, стена эта омывается рекою Москвою, а с севера рекою Неглинною, которая за Кремлем соединяется с Москвою рекою. Почти половину этой части города занимает великокняжеский замок Кремль, имеющий окружность величиною и шириною с целый город, с тройными каменными стенами, окруженными глубокою канавою и снабженными великолепными орудиями и солдатами. Внутри находится много великолепных, построенных из камня зданий, дворцов и церквей, которые обитаются и посещаются великим князем, патриархом, знатнейшими государственными советниками и вельможами. Хотя прежний великий князь Михаил Феодорович, живший во время нашего посольства, имел хорошие каменные палаты, а также и для государя сына своего, нынешнего великого князя, построил весьма великолепное строение и дворец на итальянский манер, но сам он — ради здоровья, как они говорили — жил в деревянном здании. Говорят, что нынешний патриарх также велел теперь построить себе для жилища весьма великолепное здание, которое немногим хуже здания великого князя.

Наряду с двумя монастырями, в которых живут монахи и монахини, стоять здесь 50 каменных церквей из них знаменитейшие и величайшие — Троицкая, Пресв. Марии, Михаила Архангела (в этой последней погребаются великие князья) и св. Николая. Одна из них находится по левую руку (мы проходили мимо нее, поднимаясь к аудиенц-залу) и имеет большие двери из двух створок, совершенно покрытые толстым листовым серебром.

Эти церкви, как вообще все каменные церкви во всей стране, имеют 5 белых куполов, а на каждом из них тройной [осьмиконечный] крест — все это в том роде и того вида, как изображено на прилагаемом рисунке, представляющем действительную церковь, находящуюся у Белой стены. Что же касается кремлевских церквей, то в них колокольни обтянуты гладкою густо позолоченною жестью, которая, при ярком солнечном свете, превосходно блестит и дает всему городу снаружи прекрасный облик. Вследствие этого некоторые из нас, придя в город, говорили: “Снаружи город кажется Иерусалимом, а внутри он точно Вифлеем”.

Посреди кремлевской площади стоит высочайшая колокольня — “Иван Великий”, которая также обита вышеупомянутою позолоченною жестью и полна колоколов. Рядом с нею стоит другая колокольня, на которой висит очень большой колокол, который, как говорят, весом в 356 центнеров и отлит в правление великого князя Бориса Годунова. В этот колокол звонят во время больших торжеств или “праздников”, как они говорят, или же при въезде великих послов или при доставлении их на публичную аудиенцию. Его приводят в движение 24, а то и более людей, стоящих внизу на площади. С обеих сторон колокольни висят два длинных каната, к которым внизу примыкает много мелких веревок по числу людей, обязанных их тянуть.

Колокол этот, во избежание сильного сотрясения и опасности для колокольни, лишь слегка приводят в движение, вследствие чего [148] несколько человек стоят наверху у колокола для помощи при раскачивании языка его.

Посреди этой стены находятся и сокровищницы, провиантные склады и пороховые погреба великого князя.

Вне Кремля в Китай-городе, по правую сторону от больших кремлевских ворот стоит искусно построенная церковь Св. Троицы, строитель которой, по окончании ее, ослеплен был тираном, чтобы уже впредь ничего подобного не строить. Прилежно срисованное мною изображение ее дано выше. Невдалеке от этой церкви находится помост; около него неподвижно лежат на земле два больших металлических орудия: они направлены против большой дороги, по [149] которой обыкновенно вторгаются татары. Перед Кремлем находится величайшая и лучшая в городе рыночная площадь, которая весь день полна торговцев, мужчин и женщин, рабов и праздношатающихся. Вблизи помоста, где на вышеозначенном рисунке представлены великий князь и патриарх, стоят обыкновенно женщины и торгуют холстами, а иные стоят, держа во рту кольца (чаще всего—с бирюзою) и предлагая их для продажи. Как я слышал, одновременно с этой торговлею они предлагают покупателям еще кое-что иное.

На площади и в соседних улицах каждому товару и каждому промыслу положены особые места и лавки, так что однородные промыслы встречаются в одном месте. Торговцы шелком, сукном, золотых дел мастера, шорники, сапожники, портные, скорняки, шапочники и другие — все имеют свои особые улицы, где они и продают свои товары. Этот порядок очень удобен: каждый, благодаря ему, знает, куда ему пойти и где получить то или иное. Тут же, невдалеке от Кремля, в улице направо, находится их иконный рынок, где продаются исключительно писанные изображения старинных святых. Называют они торг иконами не куплею и продажею, а “меною на деньги”; при этом долго не торгуются.

Далее в эту сторону направо, если идти от Посольского двора к Кремлю, находится особое место, где русские, сидя, при хорошей погоде, под открытым небом, бреются и стригутся. Этот рынок у них называющийся Вшивым рынком, так устлан волосами, что по ним ходишь, как по мягкой обивке.

В этой части живут большинство, притом самых знатных гостей или купцов, а также некоторые московские князья.

Другую часть города именуют они Царь-городом; она расположена в виде полумесяца и окружена крепкой каменной стеною, у них именуемой Белою стеною; посередине через нее протекает река Неглинная. Здесь живет много вельмож и московских князей, детей боярских, знатных граждан и купцов, которые по временам уезжают на торг по стране. Также имеются здесь различные ремесленники, преимущественно булочники. Тут же находятся хлебные и мучные лабазы, лотки с говядиною, скотный рынок, кабаки для пива, меда и водки. В этой же части находится конюшня его царского величества. Здесь же находится литейный завод, а именно в местности, которую они называют Поганым бродом, на реке Неглинной; здесь они льют много металлических орудий и больших колоколов. Здесь до сих пор находился очень опытный мастер, по имени Ганс Фалькен ¹¹⁹ из Нюренберга; от него некоторые русские путем одного лишь наблюдения научились литью. При помощи особой сноровки он устраивал орудия таким образом, что 26 фунтов железа можно было с успехом выбросить из орудия при помощи 25 фунтов пороху; поэтому он так прославился в Голландии, что и упоминается в голландском издании Меттерана.

Третья часть города Москвы называется Скородомом. Это крайняя часть, с востока, севера и запада окаймляющая Царь-город. Раньше, перед тем как татары сожгли город, она, как говорят, имела окружность в 26 верст, т. е. в 5 немецких миль. Река [150] Яуза протекает через нее и соединяется с Москвою-рекою. В этой части находится лесной рынок и вышеназванной рынок домов, где можно купить дом и получить его готово отстроенным [для установки} в другой части города через два дня: балки уже пригнаны друг к другу, и остается только сложить их и законопатить щели мхом.

Четвертая часть города — Стрелецкая слобода — лежит к югу от реки Москвы в сторону татар и окружена оградою из бревен и деревянными укреплениями. Говорят, что эта часть выстроена Василием, отцом тирана, для иноземных солдат: поляков, литовцев и немцев, и названа, по попойкам, “Налейками”, от слова “налей!” Это название появилось потому, что иноземцы более московитов занимались выпивками и, так как нельзя было надеяться, чтобы этот привычный и даже прирожденный порок можно было искоренить, то им дали полную свободу пить. Чтобы они, однако, дурным примером своим не заразили русских (эти последние также весьма склонны к пиршествам и выпивкам, но в течение целого года им разрешается напиваться лишь в немногие дни — в самые большие праздники), то пьяной братии пришлось жить в одиночестве за рекою. Об этом можно прочитать у Герберштейна и у Гвагнина. Теперь в этой части живут стрельцы или солдаты, состоящие на службе его царского величества, а также другое простонародье.

Внутри и вне окружающих город Москву стен находятся много церквей, часовен и монастырей. В первом издании я обозначил их цифрою 1600, что господину Иоганну Лудвигу Готтфриду в его соч. “Archontiligia Cosmica” показалось весьма удивительным и почти невероятным. На самом деле, однако, я еще понизил цифру: мною потом были наведены еще новые справки частью у наших земляков, знающих город уже много лет, частью у самих московитов, которые в минувшем году при приеме ими их пленника Лжешуйского некоторое время находились у нас в Голштинии, так что я имел возможность ежедневно видеться с ними. Все они единогласно утверждали, что в городе Москве найдется более 2000 церквей, монастырей и часовен.

В настоящее время почти каждый пятый дом является часовнею, так как каждый вельможа строит себе собственную часовню и держит на свой счет особого попа; только сам вельможа и его домашние молятся Богу в этой часовне. По указанию нынешнего патриарха, ввиду часто возникающих пожаров, большинство деревянных часовен сломаны и построены вновь из камня; некоторые часовни внутри не шире 15 футов. О Москве в изложенном нами сказано достаточно.

Так как и город Архангельск является важным торговым городом и, насколько мне известно, нигде еще не описан, то я немногими словами упомяну и о нем.

На картах, как и в атласе, называется этот город св. Михаилом Архангелом, но русские называют его обыкновенно Архангельском. Он лежит далеко на севере в земле Двинской, на реке Двине, а именно на том ее месте, где река разделяется, течет мимо острова Пудожемского и впадает в Белое море.

Город и гавань его не стары, так [151] как раньше суда входили в левый рукав Двины у монастыря св. Николая, отчего гавань и называлась гаванью св. Николая, как можно видеть это у Петрея. Так как, однако, от наносных песков это устье стало слишком мелким, а правый рукав глубже, то воспользовались правым рукавом и на нем построили город.

Как говорят, сам по себе город невелик, но он славится из-за многочисленных купцов и заморской торговли. Ежегодно приезжают сюда голландские, английские и гамбургские суда с различными товарами. В то же самое время собираются в путь купцы по [всей] стране, особенно немцы из Москвы, а зимою со своим товаром на санях они вновь возвращаются отсюда домой.

Нынешний великий князь перенес сюда большую таможню; пошлины собирает воевода, живущий в местном кремле.

Так как купцам эти пошлины несколько обременительны, а, с другой стороны, его величество король шведский желает брать лишь [152] пошлину в 2% при провозе товаров через Лифляндию к Нарве, то полагают, что большая часть торгового движения будет отвлечена от Архангельска и направится через Балтийское море в Лифляндию, тем более что здесь этой торговле угрожает меньше опасностей.

Недалеко от Архангельска в Белом море в особом заливе расположены три острова, лежащие близко друг к другу. Наибольший из них называется Соловка, другие — Анзер и Кузова ¹²⁰. На Соловке-острове находится монастырь, в котором погребен русский святой. Великий князь, по указанию патриарха, в минувшем году велел его останки выкопать здесь и перевезти в Москву, о чем ниже будет подробнее рассказано. Некоторые утверждают, будто предыдущие великие князья укрыли на этом острове — высоком, скалистом, крутом и не легко доступном — большие сокровища.

Что касается расположения этого города и въезда в него из моря, то я получил от доброго приятеля, не раз туда ездившего и хорошо знающего эту местность, рисунок, который я здесь сообщаю благосклонному читателю и любителям топографии.

Комментарии

100. Иовий - автор известного сочинения о России.

101. долготе. Словом Lange обозначались в XVII в. и долгота, и прямое восхождение. Место это для переводчика осталось неясным.

102. одолел тиран Иван Вас. По-видимому, ошибка Олеария. Впрочем, Грозным называли и Ивана III.

103. дворянин Яков. В других местах в переводе напечатано: Иаков. Его фамилия Ульфельд; озаглавлена его книга: “Jacobi Nobilis Dani, Hodoeporicon Ruthenicum”, Francofurt, 1608.

104. Николы Деребни. Иначе Дербеневского.

105. приставы. Салманов и Чубаров.

106. испанского вина. По русскому рукописному списку “романеи”.

107. различных медов. В русском рукописном списке названы меды: обарный (выше всех), вишневый или малиновый, ковшечный, паточный, цеженый и “добрый” (последний сорт).

108. Пропозиция. В подл. Proposition, обычное название речи на аудиенции.

109. Иерусалимскую церковь. Иначе Покровскую (Василий Блаженный). Описание этого шествия на осляти в “Выходах государей царей” и в “Дворцовых разрядах” не сохранилось.

110. особую тайную аудиенцию. В русских документах говорится, что 28 апреля Брюггеман заявил: “Арцух (герцог) мне милостиво приказал некоторыя дела тайно объявить, — чтоб его царское величество обеима им доверному переводчику те дела велел у меня у одного слушать, как мне от его княжеской милости наказано”. Аудиенция была 29 апреля на казенном дворе. Говорилось о задержке “и бояре послу говорили, что они сами себя держать и отпуском мотчают (т. е. медлят), что по своему договору казны ефимков в царскаго величества казну не платят, а, не заплатя им по своему договору ефимков, в Персиду отпустить немочно”. Тут же посол Брюггеман подал письмо о желании голландцев поселиться в Ижорской земле; здесь говорилось: “Ныне прямое время приходит, чтоб то велели говорити с свейскою коруною... деньгами, честью и дружбой без кровопролития можно назад поворотить что прежде сего к тому было и много тысячи людей гинуло”. Предполагалась какая-то денежная комбинация для возвращения России Ижорской земли (Ингерманландии). По-видимому, Олеарий считает эти переговоры Брюггемана не основанными на инструкции, но в русских документах говорится, что Брюггеман представил выписку из наказа со словами: “Что именованный Отто Брюгман один станет делати, и Филиппу Крузиусу то любити”.

111. купчина. Это — обычное наименование персидских (как тогда говорили — кизылбашских) послов. Наурус или, по русским документам, Наврум-ага, также запрашивался русскими властями. К нему для этой цели, во время переговоров с голштинцами, посылался Прокофий Враской. О разговоре с ним купчины русские документы сообщают: “И кизылбашский де купчина Наврум-ага ему Прокофью говорил, что в том волен царское величество, даст ли голстенскому князю голстенским его торговым людем для торговли ход через свое государство в Персиду или нет. А будет царское величество голстенским торговым людям ход в Персиду для торговли через свое государство даст и велит об них о торговле их отписати ко государю их, и государь де его, для царского величества братственные дружбы и любви, учнет их во всем беречь, а государя де он своего мысли не ведает, будет ли ему в том на царское величество в любовь или нет. А прибыли до государю его в торговле их, как они учнут ездить, никакие не будет, пошлин де никаких в персидском государстве, опричь Гилян [т. е. помимо провинции гилянской], с приезжих никаких торговых людей не емлют, а емлют де пошлины в одной Гиляни с проезжих людей, с товаров со всяких со ста рублев по два рубли, потому что в Гилянах у государя их пошлина откупная и тем ея откупщикам торговых людей и беречь ведено, только де у которых торговых людей какие товары в котором городе либо покрадут или разобьют и те де товары правят по государя их указу на них”.

112. отправиться из Москвы в Персию. Это было выражено не так любезно. Послы просились или в Персию или назад, и вот “пришед от царя бояре говорили послам, что они, царского величества бояре, с ними, послы, говорили и они, послы, с ними, и они те их речи до царского величества доносили и царскому величеству объявили и великому государю царю и его царского величества бояром то в великое подивление, что они, послы, то делают своим упрямством; да только царское величество положил то на свой государской рассуд и, оказуючи свою государскую любовь ко государю их, Фридерику князю, им, послом его, ход ныне в персидское государство дал”.

Об этих солдатах и офицерах имеются следующие (рукописные) документы посольского приказа:

I. “Государю царю и великому князю Михаилу Федоровичи веса Русии бьют челом холопи твои капитаны: Гугор Краферт, Яганка Кит, Арцбадтка Юнгер и саржанты и рядовые солдаты 19 человекь. По твоему государеву указу взяты мы, холопи твои, из иноземского приказу в посольской приказ и ведено нам для провожанья и обереганья с голстенскими послы в Кизылбаскую землю ехать, а сказано нам, холопем твоим,, твое царское жалованное слово, как будем назад к Москве и ты, государь, помилуешь нас, холопей своих, по-прежнему. А ныне мы, холопи твои, приехали из Кизылбаские земли к тебе, государю, к Москве. Милосердый государь царь и великий князь Михаиле Федорович всеа Русии, пожалуй нас холопей своих, вели, государь, имяна наши опять отослать из посольского приказу в иноземской приказ и вели, государь, нам свое царское жалованье корм давать против нашей братьи. Царь, государь, смилуйся, пожалуй”.

На обороте помета: “147, генваря в 30 день подал полковник Александр Краферт. Указал государь отослать тех иноземцев в иноземской приказ”.

II. “Перевод с росписи, что прислали в посольской приказ к диаком думному Федору Лихачеву, да Михаилу Матюшкину да Григорию Львову голстинские послы Филипус Кризиюс да Отто Брюггеман с приставы Федором Рагозиным да с подьячим с Иваном Протопоповым в нынешнем во 147 году генваря в 11 день.

Роспись тем людем, которых великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича, всея Русии самодержца и иных многих государств государя и обладателя, его царского величества, в великом царстве и земле пресветлейшаго и высокорожденного князя и государя Фредрика, наследника норвецкаго, арцуха шлезвицкаго, голстенскаго и иных, его княжеской милости, думные и послы Филипус Крузиюс да От Брюггеман в прошлом 1686 году наняли на свой ход в Персиду, которой ход Божиею помощью ныне вершился и где те люди давались. Солдаты: Гуго Крафорт капитан опять здесь на Москве, Яган Кит опять здесь на Москве, Эртвадь Юнгер капитан опять здесь на Москве, Видим Бурлей, сержант, опять здесь на Москве, Александр Эйкенгур, сержант, опять здесь на Москве, Юрьи Фаръисон, сержант, опять здесь на Москве, Андрей Моррей, сержант, убит в Испагане, Даниель Глон, сержант, опять здесь на Москве. Рицерт Маисон, Давыд Лондес, Яган Кит, Михель Зибрис, Лоренц Рим, Томас Стокдом, Грилис Томсон, Якуб Якобсон, Вильгельм Моррей, Петр Смок, Индрик Доль, Юрьи Ватсон, Конрат Янсон, сии все ещо живы и ныне здесь на Москве. Вильгельме Гривес умер в Испагане, Шарль Стоке убит в Испагане, Андрес Тот убит в Испагане, Вильгельм Гой в Таркове у Суркай-хана украден, Тобияс Гансон на Оке утонул. Карл Олофсон убит в Испагане.

А те все, которые живы ныне опять в его царского величества в царствующем в великом граде Москве в лицах заплачены и отпущены.

113. Русские люди: “Семен Кирилов сын Уланов опять здесь на Москве. Иван Степанов сын в Персиде в Касхане, туды едучи умер, Филип Юрьев сын опять с нами к Москве приехал, Ларион Офанасьев сын назад едучи в Астрахани отпущен и заплачен, Влас Сергиев сын назад едучи в Астрахани отпущен и заплачен, а из Нижнего опять к нам пристал и с нами к Москве приехал, Иван Еремеев да Остафей да Григорей да Иван Садко, сии четыре человека в Низовой, туды едучи, по их прошенью отпущены и заплачены и назад на Русь поехали”.

114. польские послы. “Пришли к Москве польского и литовского короля Владислава посланники Януш Оборской да Ян Куновской” (“Дворц. разр.” II, 511).

115. русский паспорт. Подлинной подорожной нам не удалось найти.

116. Володимером Мономахом.

117. Данилов Михайлович. В подл. Danilow Michailowitz вместо Иван Данилович.

118. у Белой стены. Точнее по тексту “в Белой стене”.

119. Ганс Фалькен иначе Фальк.

120. Кузова. Cosowa, в переводе П.. Барсова — Косого. На нынешних картах показан остров Кузова. О. М. Бодянский полагает, что нужно читать “остров Косого” и понимать под ним нынешний Заячий остров.