ОДОН ДЕЙЛЬСКИЙ

О СТРАНСТВОВАНИИ ЛЮДОВИКА VII, ФРАНКСКОГО КОРОЛЯ, НА ВОСТОК

DE LUDOVICI VII REGIS PROFECTIONE IN ORIENTEM

Константинополь перед латинским завоеванием

(Оdo de Diogilo, monachus. De profectione regis Francorum in Orientem. Migne. Patrologia latina, 195. Перевод (с некоторыми исправлениями и сокращениями) воспроизводится по книге: М. Стасюлевич. История средних веков)

Константинополь, слава Греции, город, известный своими богатствами и еще более богатый, нежели о нем говорят, построен треугольником, в виде корабельного паруса. В переднем углу видна св. София и дворец Константина, в котором находится часовня, знаменитая святейшими мощами. Когда мы прибыли в этот город, у нас с правой стороны был Босфор и впадающий в него Золотой рог, берущий свое начало милях в четырех. В той стороне находится дворец, называемый Влахерною; находясь на низменном месте, но отстроенный с большим искусством и с большими издержками, он выведен достаточно высоко и доставляет своим обитателям тройное удовольствие, вследствие близости моря, полей и города, которые видны отовсюду вместе. Его внешняя красота несравненна, а внутренность превосходит все, что я мог бы сказать. Везде позолота и разнообразие цветов; двор превосходно выстлан мрамором, и трудно решить, что увеличивает ценность или красоту этого дворца, изумительное ли искусство, употребленное на него, или дорогие материалы, из которых он отстроен. Внутри у самых стен находятся пустопорожние места, где работает плуг и заступ; они разбиты на огороды, которые доставляют городу всякого рода овощи. Подземные каналы, проведенные извне, доставляют городу в изобилии пресную воду. Впрочем, город грязен и вонюч, и во многих его местах царствует вечный мрак. Действительно, богатые занимают своими постройками городские площади, а клоаки и мрачные улицы представлены бедным и иностранцам. В этих местах совершаются убийства, грабежи и всякого рода преступления, которые боятся света. Так как в городе живут без всякого суда, и там столько же властителей, сколько богатых, и столько же воров, сколько бедных, то ни один злодей не чувствует ни страха, ни стыда; преступление не наказывается законом и никогда не совершается явно, среди белого дня. В этом городе во всем крайность: он превышает другие города своими богатствами, а также порочностью своих жителей.

В Константинополе находится большое число церквей, меньших, но таких же красивых, как св. София, и которые, помимо своей красоты, еще более замечательны по многочисленным находящимся в них мощам святых. В церквах бывает столько народа, сколько они могут вместить: одни приходят из любопытства, другие по благочестию. Сам король, сопровождаемый императором, посетил святые места и, по возвращении, [238] уступая настойчивым просьбам последнего, отправился к нему обедать. Это празднество, на которое было приглашено множество гостей, было замечательно и по своему убранству и по изысканности яств, и по роскоши игр, которыми удовлетворялся вместе и слух, и вкус и зрение.

...

Все это время наши рынки были хорошо снабжены провизией и со стороны моря и у дворца; даже и в палатках нам делали весьма выгодные предложения. Так, мы покупали рубашку меньше чем за 2 денария, а 30 рубашек за 3 солида без 1 марки; но, отойдя от города дня на три пути, мы покупали уже рубашку за 5 и за 6 денариев, а за дюжину платил и 3 солида и 1 марку.

...

Таковы были споры двух партий (т. е. желавших прямо завоевать Константинополь и требовавших продолжения начатого похода в Палестину), и обе стороны приводили справедливые доводы. Я думаю, однако, что епископ одержал бы, наконец, верх, если бы греки, за неимением силы, не пустили в ход хитрость. Смотря недоверчиво на наше промедление, они не смели, однако, торопить; но зато они начали сокращать подвозы на рынках и различными слухами, которые они распускали о немцах [т, е. о Конраде III], побуждали наших отправиться за море. Сначала они начали рассказывать, что турки собрали многочисленную армию и что немцы избили у них 14 тысяч человек, сами не потеряв ни одного. В другой день, рассказав еще более счастливый случай, они вызывали нас тем к скорейшей переправе. Они говорили, что немцы прибыли в Иконий, и что еще до их прибытия население этого города разбежалось, пораженное ужасом; к этому прибавляли, что немцы торопятся идти дальше и что их император писал греческому императору, прося его принять и защищать завоеванное им без всякого труда. Такие вести волновали армию; поднялся ропот на короля. Одни завидовали добычам немцев, другие их успеху. Таким образом, король, побежденный рассказами греков и жалобой своих, решился переплыть море, не ожидая остальных. Император, желавший того, доставил ему немедленно огромное число кораблей. Но король, переплыв пролив св. Георгия, должен был провести 15 дней в ожидании остальной части своей армии и еще 15 дней страдать от вероломства греков. Греки, достигнув желаемой цели, начали обнаруживать свои затаенные помыслы. А безумные поступки наших доставили им предлог к оправданию своей злобы. Потому многие и говорили, что греки причиняют им зло не из ненависти к нам, но из чувства мести. Но кто знает одну сторону дела, тот судит только вполовину, и кто изучил вопрос неглубоко, тот не произнесет правильного суждения. Может быть, греки и были оскорблены, но верно то, что они ничем бы не были умиротворены.

...

И так, мы переплыли море, а за нами вблизи следовали суда с съестными припасами и менялами. Это последние разложили все свои богатства на берегу; их столы блестели золотом и были украшены серебряными вазами, которые они скупали у наших. К ним являлись из нашей армии люди для промена того, в чем они нуждались; а вместе с ними подходили и такие люди, которые увлеклись чужою собственностью. Однажды какой-то фландр, человек, достойный батогов или костра, видя такие несметные богатства и ослепленный корыстью, начал тащить все, что ему нравилось; он вызвал и других к такому же преступлению как своею дерзостью, так и приманкою дорогой добычи. Между тем как безумцы бросались во все стороны, люди, имевшие деньги, пустились бежать. Крики и неистовство увеличивались; столы были опрокинуты; золото разбросано и раскрадено; спасаясь от смерти, ограбленные менялы обратились в бегство [239] корабли приняли к себе беглецов и, оставив берег, перевезли их в город вместе с многими из наших, отправлявшихся за съестными припасами. По высадке их на берег, они были избиты и ограблены; все те, которые оставались в городе, как гости, также лишились имущества.