КНИГА НАЗЫВАЕМАЯ НОВЫЙ ЛЕТОПИСЕЦ

313. О приходе под Москву. Наутро же с Яузы реки пошли под Москву. Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой с ратными людьми встретил его [князя Дмитрия Михайловича] и звал его стоять к себе в острог. Он же ему отказал, [сказав], что отнюдь вместе с казаками [им] не стоять. И, придя, встали у Арбатских ворот, и встали по станам подле Каменного города, подле стены, и сделали острог, и окопали кругом рвом, и едва успели укрепиться до гетманского прихода. Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и казаки начали на князя Дмитрия Михайловича и на Кузьму и на ратных людей нелюбовь держать за то, что к ним в таборы не пошли.

314. О приходе гетманском под Москву и о первом бое. Наутро же после своего прихода под Москву послали проведывать по всем городам [о приходе] гетмана. И августа в 21-й день прибежали под Москву и сказали, что гетман с Вязем поднялся, идет под Москву. Князь Дмитрий же и все ратные люди начали готовиться против гетмана и укрепляться. Гетман же пришел под Москву и встал на Поклонной горе. Наутро же перешел Москву реку под Новым Девичьим монастырем и пришел близко к Чертольским воротам. Князь Дмитрий со всеми ратными людьми стоял против него, а князь Дмитрий Трубецкой стоял на другой стороне Москвы реки у Крымского двора; и прислал [князь Дмитрий Трубецкой] к князю Дмитрию Михайловичу, [прося] прислать к ним пять конных сотен, а им бы нападать на них [литовских людей] со стороны. Они же [князь Дмитрий Пожарский и Кузьма] чаяли, что правдиво прислал он за людьми, и, выбрав лучшие пять сотен, послали к ним. С гетманом же был бой конный с первого часа до восьмого, от князя Дмитрия же Трубецкого из полку и из таборов казачьих помощи не было никакой, лишь казаки ругались, говоря: “Богатые пришли из Ярославля, и сами одни отстоятся от гетмана”. Гетман же наступал всеми людьми, князь же Дмитрий и все воеводы, которые с ним пришли с ратными людьми, не могли против гетмана выстоять конными людьми, и повелели всей рати сойти с коней, и начали биться пешими; едва за руки не брались между собой, едва против них [375] выстаивая. Головы же те, которые [были] посланы ко князю Дмитрию Трубецкому, видя изнеможение своих полков, а от него никакой помощи нет, быстро пошли от него из полка без его повеления. Он же не захотел их пустить. Они же его не послушали, пошли в свои полки и многую помощь оказали. Атаманы же полка Трубецкого: Филат Межаков, Афанасий Коломна, Дружина Романов, Макар Козлов пошли самовольно на помощь и говорили князю Дмитрию Трубецкому, что “в нашей нелюбви Московскому государству и ратным людям погибель происходит”. И пришли на помощь ко князю Дмитрию в полки и, по милости Всещедрого Бога, гетмана отбили и многих литовских людей убили. Наутро же собрали трупов литовских больше тысячи человек и повелели закопать их в ямы. Гетман же, отойдя, встал на Поклонной горе, а с Поклонной горы перешел и встал у Пречистой Донской.

315. О походе в Москву изменника Гришки Орлова с гайдуками. В ту же ночь после боя изменник Гришка Орлов прошел в Москву, а с собою провел гайдуков шестьсот человек, и поставил их у Москвы у реки на берегу, у [церкви] Егория в Ендове, а сам прошел в город.

316. О побоище гетмана и об отходе гетмана от Москвы. И августа в 24-й день, на память святого отца нашего Петра митрополита, пошел гетман с запасами на проход в Москву. Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой с ратными людьми встал от Москвы реки, от Лужников. Князь Дмитрий Михайлович со своей стороны встал у Москвы реки, у [церкви] Ильи пророка Обыденного, а воевод, которые с ним пришли из Ярославля, поставил там, где был деревянный город по рву. А против гетмана послал сотни многие. И был бой великий с утра до шестого часа; гетман же, видя против себя крепкое стояние московских людей, напустился на них всеми людьми, сотни и полки смял и втоптал в Москву реку. Едва сам князь Дмитрий с полком своим стоял против них. Князь Дмитрий Трубецкой и казаки все пошли в таборы. Гетман же, придя, встал у [церкви] Екатерины мученицы Христовой и таборы поставил. И острожек, что был у [церкви] Климента папы римского, а сидели в нем казаки, литовские люди взяли и посадили своих литовских людей. Люди же стояли в великом ужасе и посылали к казакам, чтобы сообща сражаться с гетманом. Они же отнюдь не помогали. В то же время случилось быть в полках у князя Дмитрия Михайловича Пожарского троицкому келарю Авраамию Палицыну, и пошел в таборы к казакам, и молил их, и посулил им многую монастырскую казну. Они же его послушали, пошли и пришли с обеих сторон, от полка Трубецкого и от полка Пожарского, и соединись вместе, острожек Клементьевский взяли и Литву побили: одних венгорей перебили семьсот человек, и опять сели в остроге, а иные, пехота, легла [376] по ямам и по зарослям на пути, чтобы не пропустить гетмана в город. Всею ратью начали плакать и служить молебны, чтобы Московское государство Бог избавил от погибели, и обещали всею ратью поставить храм во имя Сретения Пречистой Богородицы и во имя святого апостола и евангелиста Ивана Богослова да Петра митрополита, московского чудотворца. День же был близок к вечеру, и вложил Бог храбрость в немощного: пришел Кузьма Минин к князю Дмитрию Михайловичу и просил у него людей. Князь Дмитрий же ему ответил: “Бери кого хочешь”. Он же взял ротмистра Хмелевского и три сотни дворянские, и перешел за Москву реку, и встал у Крымского двора. Тут же стояла у Крымского двора рота литовская конная да пешая. Кузьма же с теми сотнями напустился прямо на них. Они же были Богом гонимы и помощью Пречистой Богоматери и московских чудотворцев и, не дожидаясь их, побежали к таборам Хаткеевым, и рота роту смяла. Пехота же, видя то, из ям и из зарослей пошла натиском к таборам. Конные же все напустились [на них]. Гетман же, покинув многие запасы и шатры, побежал из таборов. Воеводы же и ратные люди встали по рву деревянного города, запасы и шатры все захватили. Многие же люди хотели биться. Начальники же их не пустили за ров, говоря им, что не бывает в один день две радости, а то сделалось помощью Божиею. И повелели стрелять казакам и стрельцам, и была стрельба на два часа так, что не слышно было, кто что говорит. Огонь же был и дым, как от пожара великого, гетман же был в великом ужасе и отошел к Пречистой Донской, и стоял всю ночь, не распрягая лошадей. Наутро же побежал от Москвы. Из-за срама же своего прямо в Литву пошел.

317. О съезде бояр и воевод. Начальники же начали между собой быть не в совете из-за того, что князь Дмитрий Тимофеевич хотел, чтобы князь Дмитрий Пожарский и Кузьма ездили к нему в таборы. Они же к нему не ездили, не потому, что к нему не хотели ездить, а боясь убийства от казаков. И приговорили всей ратью съезжаться на Неглинной. И тут же начали съезжаться и земское дело решать.

318. О взятии города Вологды. Узнали черкасы, что ратные люди из Ярославля пошли все под Москву, и от гетмана отвернули и пошли к Вологде. И пришли к Вологде ночью, и град Вологду взяли из-за небрежения воевод, и град пожгли, и людей побили, и казну взяли.

319. Бережение от гетманской присылки. Сказали же начальникам, что гетман хочет прислать набегом [войско] с запасами в Москву. Они же начали думать, как бы гетмана не пропустить в Москву. И повелели всей рати от Москвы реки до Москвы реки же плести плетни и насыпать землю. И выкопали ров великий, и сами [377] воеводы стояли, переменяясь, день и ночь. Литовские люди, услышав о такой крепости, не пошли с запасами.

320. О взятии Китай города. Литовским же людям начало в городе быть утеснение великое: никуда их не выпускали. Голод же у них был великий, выпускали из города всяких людей. По милости же Всещедрого Бога [в день] на память Аверкия Великого пошли [ратные люди] приступом, и Китай [город] взяли, и многих литовских людей перебили.

321. О выпуске жен боярских и людей всяких чинов. Литовские люди, видя свое изнеможение, повелели боярам и всяким людям жен своих выпускать из города вон. Бояре же тем опечалились, куда их выпустить вон, и послали к князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому и к Кузьме и ко всем ратным людям, чтоб пожаловали их, приняли бы [жен] без позора. Князь Дмитрий же повелел им жен своих выпускать, и пошел сам и принял их жен с честью и проводил каждую к приятелям своим, и повелел им давать обеспечение. Казаки же все за то князя Дмитрия хотели убить, потому что грабить не дал боярынь.

322. О выводе бояр и сдаче Кремля. Литовские же люди, видя свое изнеможение и голод великий, град Кремль сдавать начали и начали уговариваться о том, чтобы их не перебили, полковникам же и ротмистрам и шляхте чтобы идти в полк к князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому, а к Трубецкому отнюдь не захотели идти в полк. Казаки же, видя, что пришли на Каменный мост все бояре, собрались все с знаменами и оружием, пришли и хотели с полком князя Дмитрия биться, и едва у них без бою обошлось. Казаки же пошли к себе в таборы, а бояре из города вышли. Князь Дмитрий Михайлович принял их с честью и воздал им честь великую. Наутро же полковник Струе с товарищами Кремль город сдали. И Струса взяли в полк к князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому со всем полком его. Казаки же весь полк его перебили, немногие остались. Полк Будилы взяли в полк князя Дмитрия Михайловича Пожарского, и их послали по городам, ни одного не убили и не ограбили из них. Сидение же было [их] в Москве таким жестоким, что не только собак и кошек ели, но и русских людей убивали. И не только русских людей убивали и ели, но и сами друг друга убивали и ели. Да не только живых людей убивали, но и мертвых из земли выкапывали: когда взяли Китай, то сами видели, глазами своими, что во многих чанах засолена была человечина.

323. О приходе казаков на бояр. Начальники же начали съезжаться в город. Казаки же начали просить жалование беспрестанно, а то себе ни во что поставили, что [литовские люди] всю казну Московскую взяли, и едва у них немного государевой казны отняли. И приходили [казаки] много [раз] в город. В один же день [378] пришли в город и хотели перебить начальников. За них же вступились дворяне, не дали их перебить. У них же с дворянами много вражды было, едва без крови обошлось.

324. О взятии вязьмичей с грамотами. Схватили вязьмичей детей боярских, князя Федора Енгилдеева с товарищами. Они пришли из Вязьмы, а чаяли, что еще сидят в Москве литовские люди. И грамоты у них взяли, и сказали [они], что король пришел в Вязьму Начальники же и все ратные были в великом ужасе. Люди же из-под Москвы все разъехались, и запасами Москва не наполнилась. И начали писать в Казань и в другие города. В Казани же Никанор Шульгин воровал и Москве не помогал, и тех [посланцев] хотел убить, которые к нему приезжали. Начальники и все ратные люди положили упование на Бога и на том стали, что всем помереть за православную веру.

325. Об [осадном] сидении Погорельском. Пришел король из Вязьмы под Погорелое городище и приступал сильными приступами. Сидел тут воевода князь Юрий Шаховской, и послал к королю, говоря: “Пойди под Москву; будет Москва за тобою, мы готовы твои”. Король же пошел от Погорелого городища и пришел под Волок.

326. О приходе под Москву Жолкевского молодого и об отходе от Москвы. Из Вязьмы послал король под Москву Жолкевского молодого да князя Даниила Мезецкого, который был в послах с митрополитом [Филаретом] да с князем Василием [Голицыным], дьяка Ивана Грамотина уговаривать Москву, чтобы приняли королевича на царство. Они же пришли внезапно под Москву. Люди же все начальники были в великом ужасе и положили упование на Бога. И вышли против них, и начали с ними биться, и взяли тут в бою смолянина Ивана Философова [в плен], и начали его расспрашивать: “Хотят ли взять королевича на царство, и Москва ныне людна ли, и запасы в ней есть ли?” Ему же дал Бог слово, что отвечать, и сказал им: “Москва людна и хлебна, и на том все обещались, что всем помереть за православную веру, а королевича на царство не брать” Они же, услышав то, ужаснулись и пошли наспех под Волок. Король же и паны рада начали того Философова расспрашивать сами. Он же, не убоявшись ничего, то же поведал королю и панам радным.

327. О приступе к Волоку. Услышал то король, что московские люди все на том встали, чтобы не брать сына его королевича на Московское государство, и повелел приступать сильными приступами к Волоку. На Волоке же в ту пору был воевода Иван Карамышев да Степан Чемесов, от них же толку мало было во граде. Бой же вели атаманы: Нелюб Марков да Иван Епанчин, бились на приступах, едва за руки не берясь, и на трех приступах перебили великое множество литовских и немецких людей. [379]

328. Об отходе королевском из земли и об отказе немецким людям. Король же, видя мужество и крепкое стояние московских людей и срам свой и побитие литовских и немецких людей, пошел наспех из Московского государства: многие у него люди литовские и немецкие померли от мороза и голода. В Московском же государстве начальники и все люди воздали хвалу Богу, как Бог показал предивные чудеса такими последними [оставшимися] людьми Народы Московского государства, дал им Бог храбрость, встали против тех злодеев, и очистил Бог Московское государство радением начальников и службой и радением ратных людей, и послали [сообщить об этом] во все города. Во всех же городах была радость великая. Немцам же английским, которые пришли было к Архангельскому городу Московскому государству на помощь, князю Артемию с товарищами, повелели отказать: Бог очистил [государство] и русскими людьми. Те же злодеи, изменники Московского государства, которые хотели добра Литве, и писали в город [Кремль], и грамоты королевские которые брали у лазутчиков и клали и посылали в город, все эти враги посрамлены были.

329. О побоище Заруцкого под Переславлем. Заруцкий же с ворами пришел под Переславлем и [хотел его] приступом взять. Воевода же Михаил Матвеевич Бутурлин вышел против них и разбил их наголову. Заруцкий же, взяв Маринку, с остальными людьми пошел в украинные города. И, идя, многие города взял, и воевод перебил, и города пожег.

330. О посылке по городам [за выборными] к избранию государя. Начальники же и все люди, видя над собой милость Божию, начали думать, как бы им избрать государя на Московское государство праведного, чтобы дан был от Бога, а не от людей. И послали во все города Московского государства, чтобы ехали к Москве на избрание государя власти и бояре и всяких чинов люди.

331. О присылке из Новгорода. Пришел же из Новгорода от Якова Пунтусова посланник Богдан Дубровский с тем, что королевич идет в Новгород. Они же ему отказали, говоря: “Того у нас и на уме нет, чтоб нам взять иноземца на Московское государство; а что мы с вами ссылались из Ярославля, то мы ссылались для того, чтобы нам в ту пору не помешали, боясь того, чтобы не пошли в поморские города. А ныне Бог Московское государство очистил, и мы рады с вами, с помощью Божией, биться, идти на очищение Новгородского государства.

332. Царство государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии в лето 7121 (1613) году. Пришли же изо всех городов и из монастырей к Москве митрополиты и архиепископы и всяких чинов всякие люди и начали избирать государя. И многое было волнение людям: каждый хотел по своему замыслу [380] делать, каждый про кого-то [своего] говорил, забыв писание: “Бог не только царство, но и власть кому хочет, тому дает; и кого Бог призовет, того и прославит”. Было же волнение великое, и никто не смел произнести [имя], а если кто и хотел [это] сделать [то не мог]; коли Бог чему не повелел, то не угодно Ему было. Бог же призрел на православную христианскую веру и хотел утвердить на Российском государстве благочестивый корень, яко же и в древности [дал] израильскому роду царя Саула, так же и наши слезы призрел Бог, и дал нам праведного государя. “Род праведных благословится, — говорит пророк, — и семя их в благословении будет”. Так благословил Бог и прославил племя и родство царское, достославного и святого и блаженной памяти государя царя и великого князя Федора Ивановича всея Русии племянника, благоверного и Богом избранного и Богом соблюдаемого от всех скорбей государя и великого князя Михаила Федоровича, всея Русии самодержца, сына великого боярского рода боярина Федора Никитича Юрьева. И положилась во всех людей мысль, не только в вельмож и служилых людей, но и в простых во всех православных христиан, и в сущих младенцев, и возопили все громогласно, что люб всем на Московское государство Михаил Федорович Юрьев. В тот же день была радость великая в Москве, и пришли в соборную апостольскую церковь Пречистой Богородицы, и служили молебны с звоном и со слезами. И была радость великая, как [будто] из тьмы люди вышли на свет. И кто может судьбы Божий испытать: иные подкупали и засылали, желая не в свою степень [встать]. Бог же того не изволил. Он же [Михаил Федорович], благочестивый государь, того и в мыслях не имел и не хотел: был он в то время у себя в вотчине, того и не ведая, да Богу он угоден был. И заочно помазал его Бог елеем святым и нарек его царем.

333. О посольстве в Кострому. Власти же и бояре и все люди начали избирать из всех чинов [кого] послать бить челом к его матери, к великой государыне старице иноке Марфе Ивановне, чтобы всех православных христиан пожаловала, благословила бы сына своего, царя государя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии, на Московское государство и на все Российские царства, и у него, государя, милости просить, чтобы не презрел горьких слез православных христиан. И послали на Кострому из всех чинов рязанского архиепископа Феодорита и с ним многих властей черных, а из бояр Федора Ивановича Шереметева, и изо всех чинов всяких людей многих. Они же пошли и пришли на Кострому, он же, государь, был в то время в Ипатцком монастыре.

334. О приезде в Кострому к государю. Архиепископ же Феодорит и боярин Федор Иванович Шереметев и все люди пошли в соборную церковь Пречистой Богородицы и служили молебны, и [381] взяли честные кресты и местный чудотворный образ Пречистой Богородицы Федоровской и многие иконы, и пошли в Ипатцкий монастырь и служили молебны у Живоначальной Троицы, и пришли к нему, государю, и к матери его, великой государыне старице Марфе Ивановне, и пали все на землю: не только что плакали, но и вопль был великий. И молили его, государя, чтобы шел на свой царский престол, на Московское государство. Он же, государь, и мать его, великая старица, со слезами им отказывали, говоря, что он юн еще. И был же плач и прошение много часов, и кому против Божией десницы стоять, коли чему Бог повелевает быть, едва его государя и мать его, великую государыню, умолили. И пожаловала она, благословила на Московское государство сына своего, государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии. Была в тот день на Костроме радость великая, и составили празднование чудотворной иконе Пречистой Богородицы Федоровской. К Москве же к боярам и ко всей земле послали и возвестили им всем. Была же радость на Москве больше первой.

335. О Никаноровом воровстве. В Москве же все люди поцеловали крест и послали властей и дворян во все города, приводить к крестному целованию. Во всех же городах с радостью целовали крест. Пришли же в Арзамас. В Арзамасе же в то время был вор Никанор Шульгин со всей казанской ратью, и начали приводить к кресту. Никанор хотел по-прежнему воровать, не стал крест целовать, а говорил посланникам, что “без совета с казанцами креста целовать не хочет”. Ратные же люди и все понизовые люди Казанского государства и града Арзамаса не послушали его и начали целовать крест. Никанор же со своими советниками пошел в Казань наспех, желая Казань смутить. Казанцы же, услышав про (избрание] государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии и про Никанорово воровство, встретили Никанора в Свияжском и отказали ему: “В Казань тебе ехать незачем”. В Свияжском же его схватили и привели его к Москве. С Москвы же его послали в Сибирь; там и скончался.

336. О приходе государя в Ярославль. Пошел государь и великий князь Михаил Федорович всея Русии с Костромы в Ярославль. Ярославцы же, власти и все люди, встречали его, государя, радостно со образами и с хлебами и с великими дарами. От радости же не могли [слова] вымолвить в слезах. Он же, государь, был в Ярославле немногое время, и в Москву писать повелел, чтобы послали за Заруцким.

337. О посылке за Заруцким. Бояре же по государеву указу послали за Заруцким князя Ивана Никитича Одоевского, а с ним из городов повелели идти воеводам: с ратью из Суздаля князю Роману Петровичу Пожарскому, с Тулы князю Григорию Васильевичу [382] Тюфякину, из Владимира Ивану Васильевичу Измайлову, с Рязани Мирону Андреевичу Вельяминову. И повелели им идти за Заруцким. Заруцкий же пошел в украинные города к Воронежу И многие слышали у Заруцкого в полку, что государь воцарился, и пошли от него назад ко государю многие; которые истинные воры, те начали отъезжать. Он же с Маринкою пошел прямо к Воронежу. Воеводы же его встретили под Воронежем, и был под Воронежем бой; и ничего ему не сделали. Он же многих воронежцев перебил и перебрался через Дон с Маринкой, и пошел в Астрахань степью.

338. О посылке из Ярославля на Тихвин. Царь государь и великий князь Михаил Федорович всея Русии из Ярославля пошел к Москве, а под Тихвин на немцев послал воевод своих князя Семена Васильевича Прозоровского да Леонтия Андреевича Вельяминова со многой ратью.

339. О приходе государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии к Москве. Царь же государь и великий князь Михаил Федорович всея Русии пришел под Москву. Люди же Московского государства встретили его с хлебами, а власти и бояре встретили за городом с крестами. И пришел государь к Москве на свой царский престол в лето 7121 (1613) году после Великого дня в первое воскресение на день Святых жен Мироносиц. На Москве же была радость великая, и пели молебны.

340. О венчании царским венцом государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии. Люди же увидели себе свет, не имели веры, не ожидая себе такой радости. И пришли к государю всей землею со слезами бить челом, чтобы государь венчался свои царским венцом. Он же не презрел их моления и венчался своим царским венцом в тот же год, а венчал его, государя, царским венцом казанский митрополит Ефрем и все власти Московского государства. А в чинах были бояре: с каруною и осыпал [деньгами] боярин князь Федор Иванович Мстиславский, с скипетром — боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, с шапкою — Иван Никитич Романов, с яблоком — Василий Петрович Морозов. За царским платьем ходил на Казенный двор боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский да казначей Никифор Васильевич Траханиотов. И как платье принесли в палату в золотую, и в соборную церковь платье послали с боярином Василием Петровичем Морозовым да с казначеем Никифором Траханиотовым, а с яблоком был боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский. В тот же день пожаловал государь многих в бояре и окольничьи, были столы у государя три дня

341. О посылке в Литву. Бояре же послали от себя в Литву к панам раде каширянина Дениса Аладьина, с тем, что дал им Бог на Московское государство царя государя и великого князя Михаила [383] Федоровича всея Русии на царство. Денис же в Литве был, и никакого бесчестия ему в Литве не было, и отпустили его назад к Москве, и государь Дениса пожаловал, дал ему вотчину.

342. О посылке под Смоленск и о взятии городов и стоянии под Смоленском. Царь государь и великий князь Михаил Федорович всея Русии, посоветовавшись со своими боярами, как бы ему очистить свою государскую вотчину, приговорил послать под Смоленск стольника князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, да князя Ивана Федоровича Троекурова, да дьяка Афанасия Царевского со многой ратью. Они же пошли в Вязьму, и вязьмичи царю крест целовали. Тут же посадили воеводу, а сами пошли к Дорогобужу. Потом же и в Дорогобуже крест государю целовали. В Дорогобуже же оставили воеводу, а сами пошли под Белую, а в Белой сидели литовские люди и немецкие. И под Белой стояли, и бои с ними были частые. Немецкие же люди сослались с воеводами и Белую сдали. И литовских людей многих убили, а иных взяли, и пошли под Смоленск. На Белую же государь послал воевод своих Матвея Плещеева да Григория Загряжского. Воеводы же стояли под Смоленском, и утеснение делали литовским людям великое, и Литовскую землю воевали: города многие, посады и уезды. В Смоленске же литовские люди едва отсиделись.

343. О послах по государствам. Царь же государь и великий князь Михаил Федорович всея Русии послал послов по всем государствам. Государи же разных государств послов приняли с честью и опять отпустили ко государю к Москве, и своих послов к государю послали с великими дарами. И пришли к государю послы от турского царя, и от кизылбашского, и от английского, и от иных государств со многими дарами. Государь же тех послов пожаловал и отпустил их честно.

344. О приезде казаков от Заруцкого. Пришли к Москве от Заруцкого многие казаки и возвестили про Заруцкого, что [он] пошел в Астрахань, а они воротились с поля, а за ними многие иные казаки будут. Государь же их пожаловал и послал их всех под Смоленск.

345. Об осаде тихвинской. Пришли же немецкие люди из Великого Новгорода под Тихвин, и Тихвин осадили, и многое утеснение русским людям делали: едва с помощью Пречистой Богородицы усидели. Немецкие же люди, видя крепость московских людей, от Тихвина отошли прочь.

346. О походе воевод под Новгород и об отходе. Царь государь и великий князь Михаил Федорович всея Русии приговорил с боярами послать под Великий Новгород боярина князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, да окольничего князя Даниила Ивановича Мезецкого со многой ратью; да к ним послал вприбавку Василия [384] Ивановича Бутурлина. Они же пришли в Торжок. Было же у них в рати нестроение великое и грабили казаки и всякие люди; и тут зимовали. Весной же пришли под Новгород и встали на Бронницах. Место тут неудобное было и тесное. Острожек же поставили за рекою Метою. Пришли же из Новгорода Яков Пунтусов с немецкими людьми, и их осадили и утеснение им сделали великое, многих людей убили из наряда. Такое же сделали утеснение, что из ямы в яму не перейти, и голод был сильный. И от такого великого утеснения [воеводы] не могли стоять, пошли отходить. И при отходе многих русских людей убили, едва сами воеводы отошли пешими. Острожек же, который был за Метою рекою, взяли, дав крестное целование [что никого не убьют], и всех перебили. Пришел же Яков в Новгород и еще большее утеснение стал русским людям делать.

347. О походе под Москву иконы Пречистой Богородицы Казанской. Принесен был образ Богородицы Казанской под Москву к князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому да к Ивану Заруцкому. И был тот образ под Москвою до зимы. Тот же образ с протопопом казанским отпустили назад. Протопоп же пришел в Ярославль. В то же время пришли из Нижнего князь Дмитрий и Кузьма со всей ратью, и, увидев ту икону Пречистой Богородицы Казанской, с помощью которой под Москвою взяли Новый Девичий монастырь у литовских людей, тот образ поставили в Ярославле, а с того образа список списали, и, украсив, отпустили в Казань с протопопом. Ратные же люди начали великую веру держать к образу Пречистой Богородицы, и многие чудеса от того образа были. Во время боя с гетманом и в московское взятие многие же чудеса были. По взятии же Кремля города князь Дмитрий Михайлович Пожарский освятил храм в своем приходе Введения Пречистой Богородицы на Устретинской улице, и ту икону Пречистой Богородицы Казанской поставил тут. Священники же того храма возвестили царю государю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии про те чудеса, как во время боя с гетманом и в московское взятие от того образа великие чудеса были Царь же Михаил Федорович всея Русии и мать его, великая старица Марфа Ивановна, начали к тому образу веру держать великую, и повелели праздновать дважды в год и ход установили с крестами: первое празднование и ход с крестами — июля в 8-й день [на память] святого великомученика Прокопия, в тот день, когда явилась Пречистая Богородица в граде Казани, а другое празднование — месяца октября в 22-й день, на память святого отца нашего Аверкия Ерапольского чудотворца, как очистилось Московское государство. Тот же образ по повелению государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии и по благословению великого государя святейшего патриарха [385] Филарета Никитича московского и всея Русии украсил многой утварью боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский по обету своему в лето 7133 (1625) году.

348. О послании в Литву к митрополиту Филарету Никитичу ростовскому игумена Ефрема. Послал государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Русии в Литву к отцу своему, великому государю, преосвященному митрополиту Филарету Никитичу ростовскому сретенского игумена Ефрема, услышав про него и про его государеву жизнь и утеснение. Ведал он, государь [царь], что у него, государя, нет никакого человека, и чаял он, государь, что к нему, государю [Филарету Никитичу], пустят. Литовские же люди того игумена Ефрема сперва к нему, государю, не пустили. После же того ему, государю, его и отдали, и был у него, покамест его, государя, Бог [не] принес в Московское государство. А как к Москве пришли, его [игумена Ефрема] государь пожаловал и повелел ему быть по-прежнему в Сретенском монастыре

349. О посылке в Литву Федора Желябовского. Царь государь и великий князь Михаил Федорович всея Русии послал в Литву Федора Желябовского от себя, государя, ко отцу своему с грамотами и от бояр к панам раде и повелел ему того добиться, чтобы видеть его [Филарета Никитича] государевы очи Федор же пришел в Литву, и у панов рады был, и о том говорил, чтобы дали видеть очи великого государя. Они же ему позволили. Он же пришел к преосвященному митрополиту Филарету Никитичу. Тут же было несколько панов. Лев Сапега [и другие]. Федор же, правя челобитие, в слезах едва мог слово вымолвить и поднес грамоты от государя. Грамоты же те вперед взял Лев Сапега и прочел сам. Перед отъездом Федор был в другой раз у митрополита, и повелели [паны] ему, государю, грамоты писать без царского наименования [своего сына царя Михаила Федоровича], просто. Митрополит же Филарет Никитич отвечал: “Не могу просто написать, без царского наименования: боюсь от Бога наказания; что ему Бог дал, а мне как отнять, коли Бог нарек его царем”. И отпустил Федора, а к царю послал благословение и сказал ему: “Иди и скажи царю государю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии, а жизнь мою видишь сам”. Федора же из Литвы отпустили. И, придя из Литвы, возвестил то все государю царю. Государь же царь за то Федора пожаловал.

350. О приходе на украинные города ногайских людей. Пришли ногайские люди войною на Московское государство и воевали многие украинные города. И перебрались через Оку реку, и воевали коломенские, и серпуховские, и боровские места, и пришли под Москву в Домодедовскую волость и многих людей в плен взяли. Тем же городам многую пакость содеяли: дворян и детей боярских [386] многих схватили. В разъезде взяли под Москвою Дениса Аладьина, а товарищей его иных побили, а иные убежали к Москве.

351. О послах ногайских к Москве. Услышал же в Ногайской орде князь Исчерек со всеми мурзами, что воцарился на Московском государстве государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Русии, прислал к Москве послов своих бить челом о вине своей, что ходили ногайские люди воевать Московское государство без их [мурз] ведома; и [били челом, чтобы] пожаловал бы государь их, велел принять под свою высокую руку. И государь послов пожаловал и отпустил их к мурзам.

352. О посылке под Астрахань и о взятии Астрахани и о Маринке. Послал государь под Астрахань боярина князя Ивана Никитича Одоевского, да окольничего Семена Васильевича Головина, да дьяка Василия Июдина. Они же пошли и зимовали в Казани, а Заруцкий в ту пору зимовал с Маринкой в Астрахани. И начал астраханцам делать утеснение великое, и воеводу князя Ивана Дмитриевича Хворостинина казнил. И была в Астрахани между ними рознь великая. И прослышал про то воевода на Терке Петр Васильевич Головин, и послал под Астрахань казанца Василия Хохлова с ратными людьми. Он же пришел под Астрахань. Астраханцы увидели, что он пришел, и выбежали к нему все из Астрахани. Заруцкий же, видя приход терских людей и соединение с ними астраханцев, побежал из Астрахани с Маринкою на Еик. Воевода же Петр Васильевич Головин послал к Москве с сеунчем того Василия Хохлова. Боярин же князь Иван Никитич Одоевский с товарищами пошли наспех в Астрахань; и, придя, в Астрахани сели; и тех воров, которых захватил, тех переловили; и укрепился в Астрахани и послал за Заруцким многих людей. Они же его встретили на Еике, на острове, и тут его побили, и Маринку и Воренка живых взяли, и многую с ними казну взяли, и послали его к Москве к государю. На Москве же того Заруцкого посадили на кол, а Воренка и изменника Федьку Андронова повесили, а Маринка умерла в Москве.

353. О посылке из-под Смоленска князя Ивана Троекурова и о побитии русских людей. Воевода князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский отпустил товарища своего князя Ивана Федоровича Троекурова и повелел по литовскому рубежу поставить острожки и на дорогах засеки сделать. Так же и было сделано. Литовские же люди, староста оршанский, много раз хотели пройти под Смоленск. Они же его не пропускали. В Смоленске же был голод великий, едва сидели [в нем литовские люди]; еще бы неделю времени, и Смоленск бы сдали. Грехов ради наших, чему Бог не повелевает быть [того не бывает], в рати же встало волнение великое; и против мысли князя Дмитрия Мамстрюковича пошли все под Смоленск, и острожки все покинули и засеки Литовские же люди [387] прошли с запасами под Смоленск, и запасы многие [русские войска] пропустили. Князь Дмитрий с товарищам послал к рубежу голову Михаила Новосильцева да Якова Тухачевского и повелел им поставить острог в крепком месте, чтобы не пропустить [литовских людей] с запасами. Они же, спьяну придя, поставили острог от неразумия в неудачном месте. И литовские люди пошли под Смоленск. Они же вышли из острожка на поле против них. Литовские же люди побили их наголову, убили больше двух тысяч. Сами же убежали под Смоленск с небольшим отрядом. Смоленск же с той поры укрепился.

354. О воровстве и о побитии казаков и черкас. Опять древний враг наш дьявол, видя богомудрую кротость и теплую веру в Бога и милостивого к людям и праведного государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии, вложил в простых людей казаков корысть большую и грабеж и убийство православных христиан. Был же у них старейшина именем Баловень, с ним же были многие казаки и боярские люди, и воевал и предавал запустению Московское государство. Была же война великая на Романове, на Угличе, в Пошехонье и в Бежецком верху, в Кашине, на Белоозере, и в Новгородском уезде, и в Каргополе, и на Вологде, и на Bare, и в иных городах. Другие же казаки воевали северские и украинные города и многие беды творили, различными муками мучили, так, как и в древние времена таких мук не было: людей ломали на деревьях, и в рот [пороховое] зелье сыпали и зажигали, и на огне жгли без милости, женскому полу груди прорезывали и веревки продергивали и вешали, и в тайные уды зелье сыпали и зажигали; и многими различными иными муками мучили, и многие города разорили и многие места опустошили. Царь же государь и великий князь Михаил Федорович всея Русии, услышав о тех бедах, послал в Ярославль боярина своего князя Бориса Михайловича Лыкова, а с ним властей, и повелел их [казаков] своим милосердием уговаривать, чтобы обратились на истинный путь. Боярин же пришел в Ярославль и послал к ним во многие места с государевым милостивым словом. В то же время пришли в Московское государство черкасы, воевали многие места и пошли вниз по Волге. Боярин же князь Борис Михайлович Лыков пошел за ними наспех; и сошелся с ними в Балахонском уезде в Васильевой слободке, и тут их побил, языков многих взял, а остальные потонули в воде, немногие убежали в украинные города. Сам же пришел опять в Ярославль. Посланцы же пришли в Ярославль те, которые ездили к казакам, и возвестили ему о непреклонном их свирепстве. Услышав же то, он пошел на Вологду и посылал за ними много раз. Посланные же отряды их побивали и языков многих к нему приводили. Он же, по государеву указу, милостиво наказывал, а иных вешал. Они же отнюдь на то не смотрели. [388] Боярин же князь Борис Михайлович Лыков со всеми ратными людьми начал за ними сам подниматься. Они же, услышав о его приходе, собрались из разных мест и пошли под Москву, говоря себе: “Идем своими головами государю бить челом”. И, придя к Москве, встали под Симоновым монастырем. Боярин же князь Борис Михайлович шел за ними и встал в Дорогомилове. Они же, придя, начали и на Москве воровать. Государь же, видя их неуклонное воровство и нежелание обращаться на истинный путь, повелел на них идти, а старшин их в городе перехватали. Они же, казаки, и тут не опомнились, начали биться. И тут их побили, а остальные побежали к северским казакам. Боярин же князь Борис Михайлович пошел за ними и нагнал их в Кременском уезде на реке Луже. Они же тут укрепились и хотели биться. Он же их взял, дав им крестное целование, и привел к Москве, ничего им не сделав. Старейшин же их, того Баловня с товарищами, повесили, а иных по тюрьмам разослали. С тех пор в тех городах не было войны от казаков.

355. О бое орловском, и о сожжении городов. Пришли же на Северу литовские люди, полковник Лисовский, под Брянск, и к Брянску приступал и ничего Брянску не сделал. И пошел от Брянска к Карачеву, и Карачев взял, и воеводу князя Юрия Шаховского послал в Литву, а сам сел в Карачеве. Государь же, услышав про то, послал на него боярина своего князя Дмитрия Михайловича Пожарского, да воеводу Степана Исленьева, да дьяка Семово Заборовского. Князь Дмитрий же пришел в Белев. Тут же пришли и остальные казаки воровские, и вину свою государю принесли, и крест целовали, и пошли с боярином. Князь Дмитрий Михайлович из Волхова пошел к Карачеву. Лисовский же, услышав, что идет против него боярин, Карачев выжег и пошел верхней дорогой к Орлу. Князь Дмитрий Михайлович, услышав про то, пошел наспех, чтобы занять вперед литовских людей Орловское городище. В воскресный день с утра пришли они оба вдруг. Впереди же шел в ертоуле Иван Гаврилович Пушкин, и начал с ними биться. Люди же ратные, видя бой, дрогнули и побежали назад, так, что и сам воевода Степан Исленьев и дьяк Семой с ними бежали. Боярин же князь Дмитрий Михайлович Пожарский с небольшим отрядом с ними бился много часов, едва за руки не взявшись бились. Видя свое изнеможение, загородились телегами и сидели в обозе. Лисовский же с литовскими людьми, видя их крепость и мужество великое, а того не ведая, что люди побежали от них, отошел и встал в двух верстах. Ратные же люди начали говорить, что [надо] отойти к Волхову. Он же [князь Дмитрий Михайлович] им отказал, [говоря] что [надо] помереть всем на сем месте. Такую в тот день храбрость московские люди показали: с такими многочисленными людьми малочисленным отрядом сражаясь. Литовских людей было в ту пору 2000, с боярином всего [389] осталось шестьсот человек; и большой урон литовским людям нанесли: иных убили и поранили, многих и живых взяли, триста человек шляхтичей. Воевода же Степан Исленьев и дьяк воротились назад и приехали к боярину вечером, а ратные люди начали съезжаться той ночью. Тем же беглецам было тут наказание. Ратные люди же собрались. Боярин князь Дмитрий Михайлович пошел на Лисовс-кого. Лисовский же, видя, что идут на него, отошел быстро и встал под Кромами. Ратные же люди пошли за ними к Кромам. Лисовский же, услышав о походе за собой воевод, отошел от Кром, как разбойник, к Волхову, и пробежал днем и ночью полтораста поприщ, едва Волхов не захватив. В Волхове в ту пору воевода был Степан Иванович Волынский, и осаду крепкую имел в Волхове, и Лисовского от города отбил прочь. Лисовский же пошел к Белеву. В Белеве же были воеводы князь Михаил Долгорукий да Петр Бунаков, и, услышав про Лисовского, покинули город, побежали в лес. Лисовский же пришел в Белев, Божий церкви и город и посад пожег и из Бе-лева пошел к Лихвину. В Лихвине же был воевода Федор Стрешнев с небольшим отрядом, и вышел из города, и с Лисовским бился, и к городу [Лисовский] не приступил. Он же [Лисовский] пошел к Перемышлю. Воевода же и все люди покинули Перемышль, побежали в Калугу. Боярин же князь Дмитрий Михайлович Пожарский, услышав про Лисовского, что [он] встал в Перемышле, послал впереди себя наскоро в Калугу голов с сотнями; и пришли [они] в Калугу. Лисовский же, услышав, что пришли в Калугу ратные люди, в Калугу не пошел. Боярин же с ратными людьми пришел и встал в Лихвине, а сражаться с Лисовским не с кем.

356. О стоянии короля свицкого под Псковом. В то же время стоял под Псковом свицкой король Густав, и делал утеснение граду великое, и по городу из наряду бил беспрестанно. Воеводы же в то время в городе были боярин Василий Петрович Морозов, да Федор Леонтьевич Бутурлин, да князь Афанасий Федорович Гагарин; по милости Живоначальной Троицы и псковских чудотворцев Всеволода и Довмонта, псковичи из города выходили и с ними бились, и многих немецких людей убивали, и немецкого воеводу Ивелгора тут убили; тот был у короля лучший военачальник. Король же, видя мужество и крепкое стояние псковских ратных людей, покинув наряд, пошел за море. Псков же, по милости Божией, очистился.

357. О войне Лисовского и о побоище под Ржевой и под Алексиным. Пришла к боярину к князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому казанская рать. Он же с ними собрался и пошел к Перемышлю на Лисовского. Лисовский же, видя его приход, Перемышль выжег и пошел из Перемышля наспех между Вязьмой и Можайском. Боярин же князь Дмитрий Михайлович послал за ним воевод с ратными людьми, а сам за ним не пошел, потому что впал [390] в болезнь лютую, и его повезли в Калугу. Ратные же люди за Лисовским не пошли потому, что все казанские люди побежали в Казань. Лисовский же пошел под Ржеву Владимирову. В Ржеве же в ту пору стоял с ратными людьми боярин Федор Иванович Шереметев, пошел было к Пскову на помощь. Лисовский же пришел и многих людей перебил на посаде и по слободам, и к городу приступал многими приступами, едва от него отсиделись. И пошел Лисовский от Ржевы войною, и был под Кашиным и под Угличем. Те же города от него отсиделись. Он же больше к тем городам не приступал: ходил войною. Пришел же между Ярославлем и Костромой в суздальские места воевать и пошел на город, на Кляземский. И прошел между Владимиром и Муромом, и пошел на муромское сельцо Мещеру. И пришел в рязанские места между Коломной и Переславлем Рязанским на село Кузьминское. И пошел в тульские места, прошел между Тулой и Серпуховым, и пришел в алексинские места. Государь же за ним посылал многих воевод. Они же его не могли догнать, за то государь на них опалу положил. И едва его догнал в Алексинском уезде князь Федор Семенович Куракин, и тут же с ним был бой, мало ему вреда причинили и людей у него убили немного. И пошел [Лисовский] на северские места в Литву.

358. О посольстве под Смоленск. Пришли же под Смоленск послы: бискуп да Микулай Родивил с товарищами. Государь же послал послов московских: боярина князя Ивана Михайловича Воротынского, князя Алексея Юрьевича Сицкого, да окольничего Артемия Васильевича Измайлова, да дворян Семена Коробьина, да Ефима Телепнева, да с ним стольников и дворян московских. Послы же были под Смоленском на посольстве много раз. У литовских же послов все они [сами] решают, московским же обо всем ведено писать ко государю в Москву. С Москвы же к ним полного указа не посылали. Послы же стояли и пошли от Смоленска, и посольство у них не состоялось; а литовские послы на том пришли, чтобы мириться [с уступкой Литве] одного Смоленска. Всему же тому доброму делу и посольству было разрушение от дьяка Петра Третьякова.

359. О приезде из Новгорода к Москве. В Новгороде же в то время немцы многие беды делали новгородским людям и на правеже до смерти убивали. Монастыри и церкви и на посаде и в уезде на Софийской стороне разорили, и колокола и наряд весь вывезли в Немцы, всю Софийскую сторону разорили и дворы пожгли. Одну Бог сохранил Торговую сторону, на которой церкви Божий не разорились. К тому приводили людей, чтобы крест целовали королю. Многие же на то прельстились, хотели целовать крест, а иные и целовали крест королю. Всем же хотели объявить, чтобы целовали крест королю. Бог же не желал православной веры отдать в [391] латинство, и положил Бог в сердце крепость немногим людям. Пришел князь Никифор Мещерский с товарищами, немногими людьми, к архимандриту Хутыня монастыря Киприану, и возвестил ему погибель новгородскую, и на том обещались, чтобы помереть за православную христианскую веру и королю креста не целовать. Тот же архимандрит Киприан молил их и укреплял со слезами, чтобы пострадали за истинную православную христианскую веру. И, благословив их, отпустил на том, чтобы им пострадать за веру. Они же, взяв благословение у архимандрита, пошли и пришли к немцам. Воеводы же немецкие начали им говорить, чтобы крест целовали королю. Тот же князь Никифор с товарищами отказали им прямо, [говоря]: “Хотите души погубить, а нам от Московского царства не отделиться и королю креста не целовать”. Немцы же, рассердившись, повелели их приставам отдать. Увидели же немцы крепость и мужество московских людей и повелели своим советникам говорить, чтобы им [новгородцам] послать к королю бить челом, чтобы король изволил сослаться с Московским государством. Те же их русские советники начали те слова распространять в людях. Митрополит же Исидор, услышав те слова, послал к немецким людям того же архимандрита Киприана. Немецкие же люди повелели им с Москвою сослаться, чтобы государь с Москвы велел сослаться с послами свицкого короля. И начали выбирать, кого бы к Москве послать. Немцы же и русские люди выбрали того же архимандрита Киприана да с ним дворян. Якова Боборыкина да Матвея Муравьева. Они же пришли к государю к Москве, и были прежде у бояр на Казенном дворе, и били челом государю о своих винах, что по грехам сделалось: “Целовали крест поневоле королевичу, а ныне у него, государя, милости просим, чтобы государь милость показал, вступился за Новгородское государство, чтобы и остальные бедные не погибли”. Бояре же о том их челобитии возвестили государю. Государь же, услышав об их терпении, милость показал, и повелел им быть [у себя], и дал им свои царские очи у [церкви] Рождества на Сенях видеть Они же государю били челом и милости просили со слезами. Государь же им сказал свое милостивое слово и ко всему Новгородскому уезду, которые ему, государю, добра хотят, и повелел им грамоту дать; грамоту одну повелел государь написать к митрополиту и ко всему Новгородскому государству, [про то] с чем они приезжали, да [другую] грамоту государь велел послать в тайне к митрополиту и ко всем людям, что государь их пожаловал и вину им всю простил. Тот же архимандрит и дворяне, услышав о государской неизреченной милости к себе, рады были. Архимандрит же Киприан пал у ног государевых и просил милости у него, государя, о тех, которые воровали и посягали на православных христиан. Государь же, по его прошению, милость показал, повелел к тем грамоты написать [392] охранные. И повелел им дать список [с грамот], выписав все неправды немцев. Они же пришли в Новгород и возвестили все митрополиту и немцам о том, зачем их посылали, а те милостивые государевы грамоты раздали все тайно. После их приезда узнали немцы про те грамоты и про их челобитье в Москве, а писал о том с Москвы в Немцы Петр Третьяков. Тому же архимандриту и дворянам было утеснение и гонение великое. Архимандриту же больше всех муки были: били его немилосердно, после же того избиения били на правеже до полусмерти, и стужею, и голодом морили; едва с таких мук душа укрепилась. После же того тот архимандрит был первопрестольным архиепископом в Сибири, после же был на Крутицах в митрополитах, а с Крутиц послан в Великий Новгород на митрополию (На поле более поздним почерком приписка: “там и скончался”. — Примеч. ред. издания 1910 г.).

360. О посольстве на Песках. После новгородского посольства послал государь послов своих на съезд с немецкими людьми:

окольничего князя Даниила Ивановича Мезецкого, да Алексея Ивановича Зюзина, да дьяков Микулая Новокщенова, да Добрыню Семенова. И был съезд с немецкими людьми на Песках, и посольство у них тут не состоялось и разъехались. Московские послы пошли к Москве, а немецкие в Новгород. Еще больше стали делать новгородцам утеснение великое.

361. Об английском после. Пришел к Москве из Английской земли посол князь Иван Ульянов и был на посольстве у государя с тем, что его прислал король для того, чтобы государю примириться со свицким королем, а ему бы быть между послами третьим. Государь же его пожаловал, отпустил к свицкому королю, а своих государь послал послов тех же: князя Даниила Ивановича Мезецкого с товарищами на Тихвин; и было же посольство и съезд.

362. О мирном постановлении со свицким [королем]. И тут было посольство, а английский посол с обеих сторон был в третьих. И тут на посольстве помирились вековечным миром, и [договорились, что] перебежчикам ни с одной стороны не перебегать; и Новгород и иные города немцы государю отдали, а государь в Немецкую землю поступился городами: Ивангородом, Ямой, Копорьем, Орешком. И тут послы разошлись. Князь Даниил с товарищами пошел в Новгород и Новгород принял у немцев. Посол же английский пришел к Москве. Государь же его пожаловал, и воздал ему честь великую, и отпустил его в Английскую землю.

363. О посылке воевод в Новгород. В Новгород послал государь на место князя Даниила Мезецкого боярина князя Ивана Андреевича Хованского да Мирона Андреевича Вельяминова. Князя [393] Ивана Андреевича громили по дороге литовские люди, едва от них убежал в лес.

364. О послах в Свицкую землю. Послал государь к свицкому королю после мирного постановления послов своих: князя Федора Петровича Борятинского да Осипа Прончищева. Тех же послов черкасы громили тут же, где и князя Ивана [Хованского]. Осипа же Прончищева тут взяли; сына у него отняли и на глазах отца убили.

365. О войне черкасской. Бог же наказует нас своим праведным наказанием, была в Московском государстве война от Черкасов, такой же войны не было от начала, и русские люди не знали, куда ходить. Пришли [черкасы] на торопецкие места, и прошли Новгородским уездом, и Углицким, и Пошехонским, и пришли в Вологодский уезд. Из Вологодского уезда пошли в поморские города и воевали Вагу и тотемские места и устюжские, и пошли в Двинскую землю к Студеному морю, и шли по непроходимым местам. Были в Неноксе, и в Луде, и в Уне, и подле моря, и пришли в Каргопольский уезд, и вышли в Новгородский уезд, к Сумскому острогу. Нигде же им вреда не было. Тут же их много убили в Заонежских погостах. Последние же пришли на Олонец. Тут же их олончане и остальных перебили, а воевали Московскую землю проходя: [ни] под городами, ни по волостям нигде не стояли. Земли же много опустошили, а сами пропали все.

366. О приходе Гашевского под Смоленск. Пришел под Смоленск Гашевский с литовскими людьми и поставил острог близ Смоленского острога, где сидели московские воеводы, а на Северу послал Лисовского со своим полком. Лисовский же пошел на Московское государство, похваляясь. Бог же его, окаянного, не пропустил: пришел в Комарицкую волость и внезапно упал с коня и свою окаянную душу испроверг [из тела]. Литовские же люди выбрали на его место в полковники ротмистра Раткевича и пошли назад под Смоленск. И не доходя до Смоленска, того Раткевича убили, и выбрали в полковники пана Чаплинского. Гашевский же, услышав, что лисовщики идут под Смоленск, пошел мимо острога московских воевод; поставил острог на Московской дороге в Твердилицах, чтобы не пропустить к Москве из острожка и с Москвы в острог; и утеснение великое сделал [русским людям] под Смоленском.

367. О походе боярина и воевод под Дорогобуж. Государь же, услышав об утеснении ратным людям под Смоленском, послал в Дорогобуж боярина князя Юрия Яншеевича Сулешова, да князя Семена Васильевича Прозоровского, да князя Никиту Петровича Борятинского, да дьяка Ивана Грязева, а с ними послал государь многую рать: стольников и стряпчих и дворян московских и многую рать Московского государства конную и пешую. Они же пришли и встали в Дорогобуже, и из Дорогобужа послали острог поставить [394] на Славуж. Литовские же люди пришли и острожек взяли, воевод и ратных людей всех схватили. Под Смоленском же и далее утеснение было ратным людям.

368. О приходе литовских людей к Дорогобужу и отходе из Дорогобужа [воевод]. Пришли же к Гашевскому лисовщики. Гашевский же собрался со всеми литовскими людьми, пошел под Дорогобуж и пришел под Дорогобуж внезапно, и стада конские многие отогнал, едва могли ему противиться; и вышли из города те, у которых в городе были лошади, многих литовских людей из полка лисовщиков перебили, и языков взяли, и стадо отбили. Гашевский же от Дорогобужа отошел со всеми людьми и встал опять под острожком. Князь Юрий же устроил в Дорогобуже осаду и оставил воеводу Иваниса Ододурова, а сам из Дорогобужа пошел к Москве без государева указу. Государь же послал в Вязьму князя Петра Пронского да князя Михаила Белосельского с ратными людьми, да в Вязьме был осадный воевода князь Никита Гагарин.

369. Об отходе от Смоленска. Услышав же воеводы под Смоленском Михаил Бутурлин да Исаак Погожий, что из Дорогобужа воеводы пошли со всеми людьми, а королевич из Литвы идет к Смоленску, а помощи себе ниоткуда не ждали и, покинув острог, пошли прочь. Литовские же люди на них приходили, и они от них отошли с боем, и многих московских людей перебили. Воеводы же с ратными людьми пришли к Москве. Государь на них положил опалу за то, что отошли от Смоленска.

370. О посылке бояр по городам. Услышал государь, что идет королевич в Московское государство, послал по городам бояр своих, а велел собираться с ратными людьми: в Ярославль князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, в Муром боярина князя Бориса Михайловича Лыкова. Они же собрались с ратными людьми.

371. Об измене дорогобужской и о бегстве вяземском. Пришел же королевич под Дорогобуж и встал под Дорогобужем. Воевода же Иванис Ододуров государю изменил, и Дорогобуж сдал, и королевичу крест целовал со всеми людьми. Услышали про то воеводы в Вязьме князь Петр Пронский с товарищами, покинув Вязьму, побежали к Москве. Казаки же от него [князя Петра Пронского] отворотили и пошли украинные места воевать. Воевода же князь Никита Гагарин сидел в меньшом городе. Вязьмичи посадские люди и стрельцы, видя свое бессилие, что сидеть [в осаде] не с кем, покинули свои дома, пошли из Вязьмы прочь, каждый по [разным] городам. Воевода же князь Никита Гагарин, видя, что его покинули одного, заплакав, пошел к Москве. И пришли к Москве все вяземские воеводы. Государь на князя Петра Пронского и на князя Михаила Белосельского положил опалу: бив кнутом, сослали их в Сибирь, а поместья и вотчины велел государь у них отписать и [395] раздать; а на князя Никиту Гагарина государь опалы не положил, потому что он пошел поневоле из Вязьмы.

372. О посылке из Дорогобужа к Москве Иваниса [Ододурова] с товарищами. Королевич же послал в украинные города Чаплинского, а к Москве отпустил воеводу Иваниса Ододурова с товарищами да смолян Ивана Зубова с товарищами, для того, чтобы прельстить московских людей. Они же пришли к Москве. Государь же на них положил опалу: Иваниса сослал в Казань, а иных по разным городам. А Чаплинский, придя под Мещовск, и Мещовск взял, и воеводу Истому Засецкого взял и послал к королевичу в Вязьму; а из Мещовска Чаплинский пришел под Козельск. В Козельске же изменили и город сдали, и королевичу крест целовали. Чаплинский же в Козельске встал и зимовал, и из Козельска многие города повоевал.

373. О посылке в Калугу. Пришли же из Калуги ко государю к Москве из всех чинов разные люди и били челом государю со слезами, чтобы государь Калуги литовским людям не выдал, послал бы в Калугу боярина с ратными людьми, потому что пришли в Козельск многие литовские люди, а королевич идет в Вязьму. А били челом, [прося], чтобы государь послал именно боярина своего князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Государь же их пожаловал и послал в Калугу боярина своего князя Дмитрия Михайловича Пожарского с ратными людьми. Он же едва прошел в Калугу от литовских людей и, придя в Калугу, устроил осаду, и послал к казакам, которые воровали на Северской земле, чтобы шли в Калугу, а вину им государь простил. Они же тотчас пришли в Калугу с радостью и, живя в Калуге, многую службу государю показали.

374. О посылке бояр и воевод по городам. Сведал государь, что королевич пришел в Вязьму, и послал против королевича бояр своих: на Волок боярина князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского да князя Василия Ахамашуковича Черкасского, в Можайск боярина князя Бориса Михайловича Лыкова да Григория Валуева. Они же, придя, в тех городах осаду устроили и посылали отряды на литовских людей. И многие бои с литовскими людьми были, и острожки у литовских людей во многих местах взяли, и изменника ротмистра Ивана Редрицкого взяли отряд, посланный из Можайска.

375. О приходе под Калугу литовских людей, и об острожке на Горках, и [об] отходе из Говоркова Опалинского. Пришел же из Вязьмы полковник Опалинский и встал в Товаркове, от Калуги в пятнадцати верстах. К нему же из Козельска полковник Чаплинский пришел под Калугу. Боярин же князь Дмитрий Михайлович Пожарский с товарищами с ратными людьми вышел против них за Лаврентьевский монастырь, и был тот бой весь день; с обеих сторон немало людей перебили и разошлись. После же того на [396] десятый день тот же Опалинский и Чаплинский пришли ночью под Калугу, хотели неожиданно взять Калугу. У боярина же были караулы и заставы крепкие, и пустили их [литовских людей] в надолбы. И, выйдя из города, многих литовских людей перебили и от города отбили прочь. Опалинский же, стоя тут, послал в Оболенские и в серпуховские места воевать. Боярин же, видя войну по тем городам, послал на Горки Романа Бегичева с ратными людьми и повелел им поставить острог. Литовские же люди пришли, не хотели дать острог ставить. И литовских людей отбили, и острог поставили. Боярин же посылал под Товарково многие отряды и большое утеснение делал Опалинскому, многих убивали и языков многих у них брали. Опалинский же, видя утеснение, отошел с небольшим отрядом в Вязьму.

376. О приходе королевича из Вязьмы. Пошел королевич из Вязьмы и встал в Борисовом городище, от Можайска в семи верстах. И приходили к Можайску много раз, и, выходя из Можайска, ратные люди бились с литовскими людьми, и бои были многие. С обеих сторон многих людей побивали, и отходили [литовские люди] опять в Борисово, и стояли долгое время в Борисове. И утеснение делали великое Можайску.

377. Об отписке из Можайска к государю к Москве. Писал из Можайска боярин князь Борис Михайлович Лыков к государю к Москве, что от королевича ратным людям [делается] утеснение великое. И по его письму повелел государь с Волока идти в Рузу боярину князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому со всеми людьми. И пришел князь Дмитрий Мамстрюкович в Рузу, и поставили острог, а из Калуги велел государь идти боярину князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому со всеми людьми в Боровск.

378. О побоище московских людей под Пафнутьевым монастырем. Послал князь Дмитрий Мамстрюкович товарища своего князя Василия Ахамашуковича Черкасского в Пафнутьев монастырь, потому что в ту пору от королевича был послан отряд воевать Оболенский и Серпуховской уезд. Пришел же князь Василий на Пафнутьев монастырь. В ту же пору пришли из Калуги в Пафнутьев монастырь сотни от боярина князя Дмитрия Михайловича Пожарского, острог ставить перед его приходом. Князь Василий начал им говорить, чтобы они шли с ним. Головы же и атаманы казачьи пошли с ним, и сошлись с литовскими людьми в семи верстах от Пафнутьева монастыря. Литовские же люди стояли таборами. И не было у воевод с головами согласия, и пришли нестройно. Литовские же люди начали биться и московских людей столкнули, начали убивать многих. Так, если бы не две сотни смоленские, стоявшие в укрытии, и те стояли самовольно, а не по воеводскому велению, они бы всех перебили. И те сотни отбили многих людей. Самих же из [397] неможение не брало, и от них побежали. Их же топтали до Пафнутьева монастыря, едва воевода ушел в Пафнутьев монастырь. Многих же московских людей перебили: одних смолян убили шестьдесят человек, а в полку князя Дмитрия Михайловича Пожарского убили полтораста человек. Сам же князь Василий из Пафнутьева пошел в Рузу.

379. О походе бояр из городов. Царь же Михаил Федорович повелел боярам всем идти в одно место. Из Рузы велел государь идти князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому, а из Калуги князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому со всей ратью. Князю Дмитрию Мамстрюковичу велел идти в Можайск, а князю Дмитрию Михайловичу в Пафнутьев монастырь.

380. О походе князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского в Можайск. Послал князь Дмитрий Мамстрюкович вперед себя под Можайск [ратных людей] и повелел в Лужецком монастыре острог поставить. Они же пришли в Лужецкий монастырь и начали острог ставить. Князь же Дмитрий Мамстрюкович поспешил за ними вскоре. Литовские же люди пришли все и острог ставить не дали. И был бой с ними великий, и московских людей осилили, едва отошли в Можайск. Запасы же все захватили. В Можайске же еще большая стала хлебная дороговизна и утеснение от литовских людей.

381. О приходе из Калуги в Боровск и о посылках [ратных людей] на литовских людей. Пришел из Калуги в Пафнутьев монастырь боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский и поставил у Пафнутьева монастыря острог. К нему же пришли с Москвы астраханский мурза Курмаш с юртовскими татарами да с стрельцами астраханскими, и посылали много отрядов под королевичевы таборы и литовских людей убивали, языков брали, и утеснение им делали великое. В то же время пришел к королевичу полковник Казанский.

382. О приходе королевича под Можайск. Пошел королевич из Борисова под Можайск и встал в Лужецком монастыре, и Можайску великое утеснение сделал, за конским кормом из города не выпускал. Немцы же, подойдя к городу при помощи шанцев, из наряду били по городу беспрестанно и многих людей убивали. Воеводу же князя Дмитрия Мамстрюковича ранили из пушки, едва от раны ожил. А в Борисове городке сидел в ту пору воевода Константин Ивашкин. Литовские же люди много раз к нему приходили и не могли ничего ему сделать, потому что был тот городок весьма крепок.

383. О выводе бояр из Можайска. Царь же Михаил Федорович, услышав, что в Можайске собралось людей много, а от литовских людей утеснение великое и голод, послал с Москвы в прибавку [398] к боярину, ко князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому, окольничего князя Григория Константиновича Волконского, а с ним дворян московских и жильцов, и повелел государь идти боярину князю Дмитрию Михайловичу и окольничему князю Григорию со всеми людьми в Можайск, чтобы вывести из Можайска бояр и ратных конных людей, а в Можайске оставить осадных людей пеших. А к боярам [было] писано о том же. Прослышав про то, воевода в Борисове Константин Ивашкин, покинув город Борисов, пошел со всеми людьми в полки к боярину князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому. Князь Дмитрий же, услышав, что Борисов городок воевода покинул, послал голову Богдана Лупандина с астраханскими стрельцами. Богдан же едва захватил Борисов от литовских людей. Бояре же и воеводы сослались с боярином князем Дмитрием Михайловичем Пожарским да с окольничим князем Григорием Константиновичем Волконским о том, чтоб осаду укрепили в Можайске, и они бы шли к Можайску. И боярин князь Дмитрий Михайлович и окольничий князь Григорий Константинович пошли к Можайску. Сотни же послали под Можайск, а сами встали в Борисове. Бояре же и воеводы со всеми ратными людьми пошли из Можайска. Боярин же князь Дмитрий Михайлович Пожарский пропустил бояр и всех ратных людей можайских сидельцев и сам пошел за ними же; и по милости Божией [вышли] из Можайска все благополучно. Воевода же в Можайске остался Федор Васильевич Волынский, и станы пожгли все. И бояре пришли в Пафнутьев монастырь, а князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского вывезли из Можайска перед этим. Боярам же князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому и князю Борису Михайловичу Лыкову со всеми ратными людьми повелел государь идти к Москве.

384. О взятии Ливен и Ельца и о послах московских и крымских. Пришел же из-за порогов гетман Саадашной в украинные города с запорожскими казаками, и пришел к городу Ливнам, и город Ливны взял приступом. Воеводу князя Никиту Черкасского взял в плен, а товарища его Петра Данилова убил, и многих людей перебил, и город выжег. И, взяв Ливны, пошел к Ельцу. И пришел под Елец, и под Ельцом стоял немалое время, и Елец взял обманом: спереди поманили немногие люди. Воевода же в ту пору был Андрей Полев, и осадное сидение было для него непривычно. И вышел со всеми людьми из города на них. Саадашной же со всеми людьми пришел сзади, и город взял. В то же время были посланы послы в Крым: Степан Хрущев, да подьячий Семейка Бредихин, да тут же были крымские люди пятьдесят человек, да с ними же было послано мягкой казны [мехов] на десять тысяч [рублей]. Черкасы же ту казну взяли и того Степана Хрущева и Семейку взяли в плен, а крымских послов иных взяли живых, а многих перебили; и воеводу [399] Андрея Полева убили, и жену его в плен взяли, а град Елец разорили и выжгли, и многих людей в плен взяли, и казну государеву всю взяли. Послов же русских и крымских выменяли под Москвою.

385. О приходе с шумом на бояр. Враг же наш супостат дьявол, искони не желая видеть добрый род христианский, возмущает людей на всякое зло. После прихода же бояр к Москве взволновал дьявол людей ратных: приходили на бояр с большим шумом и указывали, чего сами не знали. Едва премилостивый Бог утолил такое волнение без крови. В начале мятежа же у них во всем были в большом воровстве ярославец Богдан Тургенев, смолянин Яков Тухачевский, нижегородец Афанасий Жедринский; и иные с ними многие всех людей возмутили.

386. О приходе королевича под Москву и об [осадном] сидении можайском. Королевич же, стоя под Можайском, приступал многими жестокими приступами к Можайску. Воевода же Федор Васильевич Волынский положил упование на Бога, ни на которую его [королевича] прелесть не прельстился, и с ними бились, не щадя голов своих. Королевич же, видя их крепость, от Можайска пошел под Москву и встал в Звенигороде, от Москвы в сорока верстах.

387. Об осаде Михайлова. Саадашной же пришел из-под Ельца. Под Михайлов пришел, и Михайлов осадил, и приступал жестокими приступами. Михайловцы же с ним бились, не щадя голов своих.

388. О походе из Серпухова на Коломну и о воровстве казачьем. Царь же Михаил Федорович всея Русии повелел на них идти из Пафнутьева монастыря боярину князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому да окольничему князю Григорию Константиновичу Волконскому с ратью. Они же пошли в Серпухов. В рати же было многое волнение: не хотели идти в Серпухов. Казаки же многие пошли за Оку реку и начали воровать. Князь Дмитрий и князь Григорий пришли в Серпухов. Князь Дмитрий же впал в болезнь лютую и был смертельно болен. Ему же государь велел быть в Москве, а князю Григорию со всеми людьми ведено идти на Коломну. А черкасы в ту пору пришли к Оке реке, и не хотели тех черкас через реку пропустить. Черкасы же московских людей начали осиливать. Они же отошли на Коломну, и начали казаки воровать и грабить. И была у дворян с казаками рознь. Казаки же покинули воевод, пошли во Владимирский уезд и встали в вотчине боярина князя Федора Ивановича Мстиславского, в Ераполческой волости, и опустошили многие места, людей убивали и много крови христианской пролили.

389. О приходе королевича под Москву и посылке бояр по городам. Пришел же королевич под Москву и встал [от нее] на расстоянии семи поприщ. Царь же Михаил Федорович всея Русии, [400] видя, что помощи Московскому государству ниоткуда нет, послал за помощью по городам бояр своих: в Ярославль боярина князя Ивана Борисовича Черкасского, в Нижний боярина князя Бориса Михайловича Лыкова.

390. О походе Саадашного под Москву. Саадашной же, перейдя Оку реку, с черкасами под Коломну не пошел, а пошел Каширской дорогой, и пришел на Котел, а передовые отряды пришли к Пречистой Донской и стояли на конях, а запасы стали пропускать. Бояре же с Москвы шли со всей ратью [на них], и, грехов ради наших, ужас [их] взял, и боя с ними не завязали. И прошли [черкасы] мимо Москвы к королевичу в таборы.

391. О приступе московском. Перебежали к Москве перебежчики француские немцы два петардщика и сказали, что нынешней ночью будет приступ к Москве. Государь же и бояре сперва тому не поверили. И послал государь к воротам бояр и повелел укреплять. В середине ночи пришел гетман со всеми людьми к Арбатским воротам, и к Острожным воротам приставил петарду и ворота Острожные выломал, и в Остроге многие люди были: едва Бог сохранил царствующий град Москву помощью Пречистой Богородицы. В тот день был праздник Пречистой Богородицы, славного Ее Покрова. Тех литовских людей от града отбили и многих людей у них убили. Гетман же отошел прочь и встал опять в таборах. Государь же тех петардщиков пожаловал своим государевым великим жалованием; а которых тут в остроге убили, и у жен их и у детей, у русских людей и у немцев, не велел государь ни поместий, ни вотчин брать на себя, ни одной чети. Государь же поставил храм каменный по обету своему во имя Покрова Пречистой Богородицы, в дворцовом селе Рубцове.

392. О знамении небесном. В лето 7127 (1618) году было знамение великое: на небесах явилась над самой Москвою звезда. Величиной она была, как и прочие звезды, светлостью же тех звезд светлее. Она же стояла над Москвою, и хвост у нее был большой. И стояла на Польскую и на Немецкую землю хвостом. От самой же звезды пошел хвост узкий, и от часу же начал распространяться; и хвост распространился как будто на поприще. Царь же и все люди, видя такое знамение на небесах, весьма ужаснулись. Чаяли, что это знамение Московскому царству, и страшились королевича, что он в ту пору пришел на Москву. Мудрые же люди философы о той звезде стали толковать, что та звезда не к погибели Московского государства, но к радости и тишине. О той де звезде принято толковать: как она стоит главою, над которым государством, в том государстве Бог подает все благое и тишину; никакого же мятежа в том государстве не бывает, а на которые государства она стоит хвостом, в тех же государствах бывает всякое нестроение и бывает [401] кровопролитие многое и междоусобная брань и войны великие между ними. Такое толкование и сбылось: в Литовской земле была война великая, в Немецких же государствах также были между ними войны великие и кровопролитие; и друг у друга многие города взяли, и многие места запустели, и были у них между собой войны великие по 138 (1630) год, а впредь об них Бог ведает, покамест у них Бог велит быть войнам.

393. О храбрости и убиении князя Михаила Конаева. В то же время был в Москве служивший государю сын Конай Мурзы князь Михаил, бывший в православной христианской вере. И за православную веру, и за государя ходил он с Москвы на литовские таборы, и многих литовских людей побивал, и языков многих приводил, и бился с Литвой беспрестанно, не щадя головы своей. После же того пошел по Озерецкой дороге и пришел в село Белый Раст. И тут литовских людей много перебил и языков многих взял, и пошел к Москве, и пришел между Озерецким и Белым Растом. И тут на него напали литовские люди. И был у него с ними бой великий, многие же дивились его богатырству, уподобился он древним богатырям; тут же его и убили.

394. О послании к Москве от послов литовских. Послали к Москве послы литовские [гонцов], чтобы с ними устроить съезд. Государь же повелел послать своих послов боярина Федора Ивановича Шереметева, да князя Даниила Ивановича Мезецкого, да окольничего Артемия Васильевича Измайлова. И съезд с ними был много дней; и под Москвой посольство на [тех] съездах не состоялось.

395. Об отходе казачьем и об уговоре казаков. Казаки же были в Москве в то время многочисленны, и не захотели потерпеть, а от воровства своего отстать. И, взбунтовавшись ночью, проломили за Яузой острог и побежали из Москвы тысячи три казаков. Государь за ними послал уговаривать бояр своих князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого да князя Даниила Ивановича Мезецкого. Они же их догнали в пяти поприщах от Москвы и едва их поворотили. И пришли казаки к острогу, и в острог не идут. Государь же всех послал бояр. Бояре же их едва ввели в острог. Государь то им в вину не поставил и пожаловал их своим государевым жалованием.

396. О приходе королевича из-под Москвы под Троицу и о взятии калужском. После приступа московского и после съезда посольского пришел королевич со всеми людьми к Троице и, под монастырем стоя, посылал с прелестью, чтобы монастырь сдался. Власти же, архимандрит Дионисий да келарь старец Авраамий Палицын, повелели по ним со стен из пушек бить и с места сбили. Они же пошли мимо Троицы за версту и встали в троицком селе Рогачове, от Троицы в двенадцати верстах, под Калугу послали из-под Москвы черкас, гетмана Саадашного. Саадашной же пришел к [402] Серпухову и острог взял, а в городе отсиделись. А из Серпухова пошел под Калугу. В то же время в Калуге сидел в тюрьме казак Меркушка Соколовский, и из тюрьмы убежал и прибежал в таборы к Саадашному, и повел их к Калуге ночью, и вел их подле Оки реки к Глухой башне, и вошли в острог, никто их не видел. И острог взяли, и людей перебили много, и острог выжгли, едва в городе отсиделись. Саадашный тут под Калугой стоял, покамест мирное постановление не состоялось.

397. О посылке из Ярославля на литовских людей и побитие литовских людей в Белозерской, уезде. Послал королевич из-под Троицы воевать галицкие места, и костромские, и ярославские, и пошехонские, и белозерские места. А в Ярославле в то время был боярин князь Иван Борисович Черкасский, к нему же пришли казаки из Ярополческой волости, которые воровали, разоряли Московское государство. Боярин князь Иван Борисович послал на литовских людей товарища своего князя Григория Васильевича Тюфякина со многими ратными людьми, а тем казакам сказал милостивое государево слово, что им государь вину простил, а они бы шли на литовских людей с воеводами, с князем Григорием Тюфякиным. Князь Григорий же литовских людей встретил в Белозерском уезде. Они же стояли по деревням. Он же пришел на их станы, и литовских людей побил, и языков многих взял, немногие люди убежали. Ратным же людям в ту пору поход труден был: голод был самим [людям] и коням, потому что в ту пору была пора зимняя.

398. О посланниках литовских. Пришли к Москве из-под Троицы от послов литовских посланники: Сапега молодой да пан Гридич, с тем, чтобы съехаться послам под Троицей, чтобы доброму делу договор составить и кровопролитие христианское остановить. Государь же не велел им никакого утеснения делать и повелел их принять и отпустить назад.

399. О мирном постановлении с литовскими людьми. После отпуска же посланников литовских послал государь к Троице на съезд послов своих боярина Федора Ивановича Шереметева, да князя Даниила Ивановича Мезецкого, да окольничего Артемия Васильевича Измайлова, да дьяка Ивана Болотникова, а с ними государь велел послать стольников и стряпчих и дворян московских, и из городов рать многую. И повелел им встать у Троицы, а к послам литовским послать гонца. Послы же с Москвы пришли в Троицкий монастырь и укрепились, и послали к послам, [решая] где бы съехаться, и решили съехаться в семи верстах от Троицы в троицком селе Сваткове. Бояре московские послали в заложники дворян, а литовские люди приехали в Троицкий монастырь, и съехались послы в селе Сваткове. И на первом съезде у них ничего доброго не сделалось, разошлись с бранью, а на другом съезде чуть с ними бою [403] не было, а на третьем съезде помирились на четырнадцать лет и шесть месяцев, а отдали Литве городов московских: Смоленск, Белую, Невель, Красный, Дорогобуж, Рославль, Почеп, Трубческ, Себеж, Серпейск, Стародуб, Новгородок, Чернигов, Монастырский, и записями укрепились.

400. О выходе королевича из Московского государства и о выводе литовских людей. После мирного постановления пошел королевич прочь из Московского государства в Литву, а шел мимо Твери, а литовских людей послал выводить из Московского государства пана Рашкевского, и черкасам из Калуги велел идти вон. В ту же зиму литовские люди вышли из Московского государства в Литву, а как черкасы пошли из Калуги, из них воротились на государеву службу человек с триста.

401. О размене из Литвы митрополита Филарета Никитича и бояр. Послал государь в Вязьму для размена с литовскими людьми и с паном Струсом послов, бояр Федора Ивановича Шереметева, да князя Даниила Ивановича Мезецкого, да окольничего Артемия Васильевича Измайлова. Они же пришли в Вязьму и в Вязьме были долгое время, дожидаясь послов литовских для размена. И пришли из Литвы послы, и митрополита Филарета Никитича, и боярина Михаила Борисовича Шеина, и дьяка Томила Лутовского, и всех дворян, которые были с послами и которые были взяты языками, привезли с собою. И в Вязьме Александр Гашевский с [русскими] послами замешкался, хотел того, чтобы землею поступились. Патриарх же Филарет Никитич послал к московским послам, чтобы ни одной чети не уступали земли Литве. Послы же литовские, видя крепкое стояние патриарха Филарета, разменялись, а боярина князя Василия Васильевича Голицына в Литве не стало.

402. О приходе к Москве патриарха и о встречах боярских, [посланных] от государя. Пришел же патриарх Филарет Никитич в Можайск, и государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Русии послал к нему, государю, навстречу бояр и окольничих, а велел государь встречать его в трех местах. Первая встреча — в Можайске, а встречали архиепископ рязанский Иосиф, да боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский, да окольничий князь Григорий Константинович Волконский; а другая встреча — на Вязьме, а встречали вологодский архиепископ Макарий, да боярин Василий Петрович Морозов, да думный дворянин Гаврило Григорьевич Пушкин; третья встреча — в Звенигороде, а встречал его Крутицкий митрополит Иона, да боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, да окольничий Федор Леонтьевич Бутурлин. А на последнем стану перед Москвой встречали все бояре.

403. О приходе патриарха к Москве и о встрече [его] государем. Пришел митрополит государь Филарет под Москву. [404] Государь царь Михаил Федорович всея Русии встретил отца своего, государя Филарета Никитича, за речкою Преснею с боярами и с дворянами и со всем народом Московского государства. Многие же слезы были тогда от радости у государя царя и всего народа Московского государства. И после же [были слезы], ибо радость была на Москве великая, потому что столь много лет был [Филарет Никитич] в Литве в утеснении и гонении. Власти же его встретили за Каменным мостом с крестами. Государь же царь Михаил Федорович всея Русии в тот день, в который его государя отца Филарета Никитича выменяли, поставил храм во имя пророка Елисея между Никитской улицей и Тверской, и установил празднование большое. Митрополит же государь Филарет Никитич на Патриаршем дворе не встал, а встал на Троицком подворье. Государь же царь Михаил Федорович всея Русии из-за прихода отца своего тех, которые были в его государевой опале под присмотром приставов, и тех, которые были сосланы по городами и темницам, пожаловал, велел освободить.

404. О приходе патриарха ерусалимского. Пришел к Москве из Палестинской земли от Гроба Господня из Ерусалима патриарх Феофан Ерусалимский, а шел из Цареграда да на Крым.

405. Об умалении [Филарета Никитича] и наставлении на патриаршество. Пришли же к государю власти и бояре и всем народом Московского государства били ему челом со слезами, чтобы он, государь, упросил отца своего, государя Филарета Никитича, чтобы [он] вступился за православную христианскую веру и был бы на престоле патриаршем московском и всея Русии. И государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу их челобитие угодно было, и пошел с властями и со всеми боярами к отцу своему Филарету Никитичу и молил его. Он же, государь, от того много отпирался, не желая быть [патриархом]. И едва его государь, и власти, и бояре, и весь народ Московского государства умолили. В тот же год, после прихода из Литвы, поставлен был патриархом московским и всея Русии, а поставлен был на патриаршество ерусалимским патриархом Феофаном и всеми властями Московского государства. Он же, великий государь, сел на престоле патриаршем московском и всея Русии и исповедал слово Божие, и укрепил всю православную христианскую веру, и многие народы привел в православную веру. Как в древности чудотворец Леонтий Ростовский привел заблудшую чудь в православную веру, так и он, великий государь святитель, многие поганые веры привел [в православную веру]. Всех крестил, и под началом все были у него, государя, на патриаршем дворе. Да не только что слово Божие исповедал, но и земским всем управлял, от насилия многих спас; никого в Московском государстве сильных не было, кроме них, государей [царя и патриарха]. И тех, которые служили государю в безгосударное [405] время, а не были пожалованы, он же, государь, всех тех взыскал и пожаловал, и держал у себя в милости, никому же их не выдавал. Поставление же его, государя, было на патриаршество в лето 7127 (1619) году.

406. О походе государевом по монастырям. После поставления патриарха государя Филарета Никитича московского и всея Русии государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Русии по обету своему ходил помолиться к Макарию чудотворцу на Унжу, и по иным чудотворцам, и был в том походе у чудотворцев переславских, и у ростовских, и у ярославских, и у Пречистой Богородицы Федоровской на Костроме, а к Москве государь пришел после Дмитриева дня. Во 128 (1620) году в то же время ходил государь к Живоначальной Троице и к Николе чудотворцу на Угрешу молиться, пешком, в [благодарность Богу] за приход отца своего.

407. О преставлении царицы Александры. В то же время преставилась царица [жена] царевича Ивана Ивановича, сына царя Ивана Васильевича всея Русии, а была пострижена в Суздале в Покровском девичьем монастыре; а была [она] дочь Богдана Юрьевича Сабурова; а постриг ее царь Иван Васильевич при жизни царевича Ивана Ивановича, раскручинившись. Погребена она в Вознесенском монастыре с царицами вместе.

408. О преставлении царицы Прасковьи. В то же время преставилась царица Прасковья Михайловна [жена] царевича Ивана Ивановича же, а была пострижена на Белоозере, в Девичьем монастыре, а из Девичьего монастыря переведена была во Владимир в Девичий монастырь, а из Владимира переведена была в Москву, и была в Ивановском монастыре, тут и преставилась. А погребена в Вознесенском монастыре с царицами вместе, а постриг ее царь Иван Васильевич при [жизни] царевича. Дочь была каширянина Михаила Солового.

409. О послах турских. Пришел из Цареграда посол Фома Кантакузин, а ним государевы послы: Иван Кондырев да подьячий Тихон Бормосов, и привезли к государю от турского царя грамоты дружественные и дары многие. Государь же посла пожаловал и отпустил его к турскому царю.

410. О побитии послов московских и турских. Послал государь и святейший патриарх к турскому царю послов своих Ивана Бегичева [с товарищами] с многими дарами. И пришел Иван в город турского царя Кафу со всеми людьми, которые с ним [были] посланы, и [с ним] турского царя посольские люди. В ту пору пришел из Крыма царевич Калга, и всех государевых послов и турских людей тут взял, и казну государеву захватил, и их перебил всех.

411. О бывшем законном сочетании браком государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии. В лето 7133 [406] (1624) году государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Русии, поговорив с отцом своим, с великим государем святейшим патриархом Филаретом Никитичем московским и всея Русии и со своей матерью, с великой государыней старицей инокой Марфой Ивановной, захотел сочетаться законным браком, и взял за себя государь [дочь] боярина князя Владимира Тимофеевича Долгорукого, царицу Марию Владимировну. А радость его государева была сентября в 18-й день, а тысяцкий был у государя боярин князь Иван Борисович Черкасский; а дружки с государевой стороны были бояре: князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский да князь Дмитрий Михайлович Пожарский с княгинями, а с царицыной стороны были дружки боярин Михаил Борисович Шеин да князь Роман Петрович Пожарский с женами. В первый же день была радость великая. Грехов же ради наших, от начала враг наш дьявол не хочет добра роду человеческому, научил враг человека своим дьявольским ухищрением, и испортили царицу Марию Владимировну. И была государыня больна от свадьбы и до Крещения Господня. В том же году, в самое Крещение, предала свою праведную душу Богу, и погребена была в Вознесенском монастыре с благочестивыми царицами.

412. О принесении срачицы Господней в царствующий град Москву и о различных исцелениях болящих. Писал к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии и к великому государю святейшему патриарху Филарету Никитичу московскому и всея Русии из Кизылбаш посол государев Василий Коробьин: как де он был на посольстве у шаха, и шах де ему говорил, как он де ходил в Грузинскую землю, и он де взял в ту пору срачицу Господню в золотом ковчеге. И будет де то государю угодно, я [шах] пошлю ее к государю Государь же и святейший патриарх писали Василию Коробьину, чтобы вместо других дел добивался этого сокровища, чтобы прислали к Москве В том же году пришли к государю к Москве кизылбашские послы: Русин бек да Мурат бек, и принесли государю от шаха и от себя дары многие и то бесценное сокровище, срачицу Господню, и были у государя и у патриарха с посольством в Грановитой палате и срачицу Господню поднесли патриарху Государь же и патриарх повелели ту срачицу Господню поместить на Казенном дворе, а сам государь и патриарх начали о том узнавать и расспрашивать гречан и [жителей] других земель Палестинской страны. И сказал государю и патриарху вологодский архиепископ Нектарий, который был в Иерусалиме архидьяконом и приезжал из Иерусалима в Грузию, и был де в соборной церкви, что в той церкви сделан столп каменный, а вокруг него многие свечи поставлены. И он де спрашивал, что это за столп, и ему сказали, что в том столпе находится срачица Господня, а заделана от войск кизылбашского шаха. Да келарь Спаса Нового монастыря Сербской [407] земли Аникей, а приехал с иерусалимским патриархом Феофаном, сказал, что в Иерусалиме ведомо, что в Грузии есть срачица Господня. А попала она в Грузию так: как де было распятие Христа, и в ту пору среди воинов при распятии Христа был грузинец, и как де сняли с Христа хитон и метали жребий [о нем], пал жребий на того грузинца; и он де взял ее и отвез в Грузинскую землю. Великий государь святейший патриарх Филарет Никитич московский и всея Русии, услышав то от них, повелел Новоспасскому архимандриту Иосифу и священникам и дьяконам взять ту срачицу с Казенного двора и носить по болящим. Они же начали носить и молебны петь, и начали быть многие исцеления различных недугов. Государь же и патриарх, услышав о том, возрадовались и повелели поставить ее [в церкви] Благовещания на сенях. И пришел патриарх со всем вселенским собором, и взяли срачицу Господню и понесли ее в соборную церковь Успения Пречистой Богородицы, и положили ее в ковчег золотой и поставили на гробе Господнем и отрезали у нее две части. Одну же положили в ковчег и ту понесли из соборной церкви по всем болящим, а другую [положили] в крест. Тот же крест был у государя в Верху. В соборной же церкви были многие исцеления различных недугов приходившим с верою. Патриарх же Филарет повелел Крутицкому митрополиту Киприану сложить стихиры и канон, и установили празднество, марта в 27-й день

413. О преставлении царицы Елены. В то же время преставилась царица Елена, царя Василия Ивановича жена, а была пострижена на Москве в московском Новом Девичьем монастыре, а дочь была боярина князя Петра Ивановича Буйносова-Ростовского

414. О послах Алтына царя. Пришли к государю послы от Восточной страны, в Московском же государстве про то царство и слуху не было, из-за Сибирского царства, от царя, называемого Алтына. Государь же их пожаловал своим государевым жалованием и отпустил их к Алтыну царю.

415. О после кизылбашском. Тот же посол кизылбашский, который принес срачицу Господню, начал в Москве пить и убил жену свою и людей шесть человек, и иных хотел перебить Товарищи его били челом государю, чтобы велел их расселить. Государь же, по их челобитию, поставил их по разным дворам и отпустил их в Кизылбаши, а с ними отпустил государь посла своего князя Григория Васильевича Тюфякина, да Григория Фефилатьева, да дьяка Федора Панова.

416. О приезде к. государю из разных земель. Преблагой же Бог наш, видя праведную веру и кротость и милость к людям благочестивого царя государя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии, прославил его милость не только в его государстве, но и в окрестных государствах. И начали к государю приезжать не только [408] мирские люди, но и иноческий чин. Пришел к нему, государю, служить юргенский царевич и из иных различных земель многие служилые люди. Потом же пришли власти за него, государя, Бога молить; и был в Московском государстве митрополит солунский, да епископ владимирский Иосиф, а после же был архиепископом в Суздале, и архимандриты и игумены разных монастырей.

417. О втором законном сочетании браком государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии. В лето 7124 (1616) (Описка, должно быть 7134 (1626) г. — Примеч. ред.) году государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Русии, поговорив с отцом своим патриархом Филаретом Никитичем московским и всея Русии и со своей матерью, с великой государыней старицей инокой Марфою Ивановной, захотел совокупиться законным браком. И взял государь за себя дочь Лукьяна Степановича Стрешнева, царицу Евдокию Лукьяновну; а на свадьбе в тысяцких, и в дружках, и в свахах, и во всяких чинах были прежние [бояре], которые были у него, государя, в чинах на прежней радости.

418. О пожаре московском. Премилостивый Бог, наказуя людей и отводя от греха, посылает милостивое наказание; было [это] в лето 7134 (1626) году, государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Русии с благочестивой царицей и великой княгиней Евдокией Лукьяновной пошел молиться к Живоначальной Троице в Сергиев монастырь. И без него, государя, в Преполовеньев день загорелось в Китае городе, на Варварском крестце, и начали от того гореть ряды. От того же загорелся на [церкви] Троицы, что на рву, верх, и от того загорелась в Кремле городе Вознесенская церковь и в Чудове [монастыре] соборная церковь, в них же чудотворные образы и казна многая погорели. И двор государев и патриарший, и в приказах всякие дела погорели; и житницы все и сушило государево все погорели; в Китае и в Кремле не осталось ничего: не только дворы, [но] и церкви Божий погорели. После пожара послал государь писцов по всей земле, потому что книги и дела все погорели.

419. О царевиче турском. Пришел в Путивль [человек], а назвался царевичем турским, что будто родился [он] от гречанки, а мать у него была попова дочь; а турский царь де взял ее за красоту. И как де отца его не стало, он де пошел в Солунь и там крестился. И государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руси, не желая с турским царем дружбы и братства нарушать, повелел его из своего государства выслать.

420. О рождении царевны и великой княжны Ирины Михайловны. В лето 7135 (1627) году родилась у государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии дочь царевна и [409] великая княжна Ирина Михайловна, и крещена была в Чудовом монастыре. А крестил ее сам святейший патриарх Филарет Никитич московский и всея Русии, а отец крестный [был] троицкий келарь Александр.

421. О после свицком. Пришел к государю от Густава, короля свицкого, посол Александр Рубец, а раньше был русский человек, смолянин, посадский человек, а свицкий король взял его в Литве, когда взял города литовские; а прислал с ним государю пленников турских и крымских людей, которые взяты в Литве, из плена. Государь же и патриарх его пожаловали и отпустили к королю, а тех пленников пожаловали и отпустили по своим землям.

422. О преставлении царицы Дарьи. В то же время преставилась царица Дарья [жена] царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии, а была пострижена на Тихвине в Девичьем монастыре, и повелели ее похоронить тут же в монастыре; а была [она] дочь Ивана Колтовского, а постриг ее царь Иван Васильевич при своей жизни.

423. О турских послах. Пришел к государю от турского царя посол Фома Кантакузин и был у государя и у патриарха. Государь же и святейший патриарх его пожаловали и отпустили к царю турскому.

424. О рождении царицы Пелагеи Михайловны. В лето 7136 (1628) году родилась у государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии дочь царевна и великая княжна Пелагея Михайловна, и крещена была в Чудовом монастыре. А крестил ее сам святейший патриарх Филарет Никитич московский и всея Русии, а отец крестный был троицкий келарь Александр.

425. О послах московских к турскому [царю]. Послал государь в Цареград послов своих: Семена Дементьева сына Яковлева да дьяка Петра Овдокимова, а с ними послал государь дары многие.

426. О преставлении царевны Пелагеи Михайловны. В лето 7137 (1629) году преставилась благочестивая царевна и великая княжна Пелагея Михайловна, и погребена в Вознесенском монастыре с благочестивыми царицами.

427. О послах кизылбашских. Пришли к государю от шаха кизылбашского послы со многими дарами и с жалобой на московских послов, на князя Григория Тюфякина с товарищами. Государь же кизылбашских послов пожаловал и отпустил к шаху, а с ними послал послов своих: Андрея Осиповича Плещеева да дьяка Никифора Палицына, а на послов, на князя Григория Тюфякина, государь положил опалу, и поместья и вотчины [их] повелел государь раздать в раздачу.

428. О рождении государю царевича князя Алексея Михайловича. В лето 7137 (1629) году, марта в 17-й день, родился у [410] государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии благочестивый царевич князь Алексей Михайлович всея Русии, и крещен был в Чудовом монастыре, а крестил его, государя, сам святейший патриарх Филарет Никитич московский и всея Русии, а отец крестный [был] троицкий келарь Александр.

429. О послах свицких к Москве. Пришли к государю свицкие послы от короля Густава Адольфа с тем, чтобы государь [вместе] с ним поднялся на литовского короля. Государь же ему повелел отказать, [сказав] что с литовским королем в мире, а в христианском государстве того не повелось, чтобы нарушить крестное целование. А как перемирие закончится, и государь тотчас не оставит без отмщения обид, полученных от своего недруга.

430. О пожарах московских. Премилостивый и прещедрый человеколюбивый Господь Бог наш, не желая создание Свое до конца истребить, видя человеческое поползновение к греху, всячески отвращая нас [от греха] и отводя от всяких непотребных и постыдных деяний, и многими различными образами и грозными знамениями яростно устрашая нас, заповедует нам с милостивым наказанием, наставляя нас на путь Его святых заповедей; было [это] в лето 7137

(1629) году, был пожар великий в Москве; загорелось в Чертолье и выгорело по самую Тверскую улицу, и за Белым городом погорели слободы. После того загорелось на другой стороне Неглинной, на Покровке у [церкви] Николы у Столпа, и в иных многих местах был пожар. В том же году был вихрь великий, и дождь, и гром, и молнии были великие, и со многих храмов главы и кресты сорвало, и хоромы многие ломало и с места на места переносило.

431. О рождении царевны Анны Михайловны. В лето 7138 (1630) году, месяца июля в 14-й день, родилась у государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии... (Здесь обрывается текст “Нового летописца” во всех принятых к изданию списках — Примеч. ред. издания 1910 г.).