НИКИФОР ГРИГОРА

АНТИРЕТИКА. ОПИСАНИЕ АФОНА

В остальном, кажется мне, гора Афон достойна удивления и в том, что в отношении воздуха действительно обладает весьма великолепным естественным смешением, и что украшается некой многочисленной и разнообразной зеленью, и, чтобы сказать совершенно похвально, она приветствует чувство посетителей, даруя им наибольшую легкость, и тотчас предлагает полную радость наслаждения; и отовсюду течет, как из сокровищниц, и радующий дыхание запах и восхищающий колорит цветка. Большей частью она пребывает в чистых солнечных лучах, и покрыта листвою многих видов деревьев; и она богата рощами ¹ и пестрыми лугами-творением человеческих рук, и оглашается она звучанием птиц ² всякого рода; и рои пчел там облетают цветы и наполняют тихим жужжанием воздух, и из всего этого ткется там некий необыкновенный густой пеплос ³ наслаждения, не только весною, но во всякий случай и время, так как всегда равносопряжен круг четырех времен года к одинаковой прелести и наслаждению человеческих чувств, и особенно, когда из средины рощи и оных растений утреннее пение соловья ⁴ совоспевает, так сказать, вместе с одиноко живущими там, и сопрославляет Господа; ибо он (соловей) имеет в груди и некую боговдохновенную кифару и природный псалтирий ⁵, и совершенно стройное звучание труб гармоничной музыки ⁶ спонтанно охватывает слушателей.

И одновременно место увлажняется и переполняется многими источниками самоистекающих вод; потоки, извергающиеся здесь и там, рождаются как дети бесчисленных источников и, тихо и тайно, как бы крадущие бег друг у друга, соединяют свое течение, словно намеренно и сами молча и, подобно чувствующим существам, претендуя на некое воспитание, и давая большую возможность тамошним монахам, чтобы, ведя невозмутимую жизнь, крылья молитвы в спокойствии (ησυχη) возносили к богу, так как она (гора) предоставляет много природных удобств для безмолвия (ησυχια), желающим идти на земле за небесной политией. И правда, она доставляет обильное снабжение необходимым для разнообразного питания во всякое время из дому домой (οικοθεν οικαδε); и одновременно ее объемлет широкое море, доставляя ей, как из круга, большую прелесть, насколько не позволяя ей совершенно быть островом, [120] настолько оно дает без труда извлекать выгоду через перешеек из вытянувшегося наружу по длине равно как и по ширине материка. И просто отовсюду там признаки добродетели соединяются друг с другом, как от природы, так и от аскезы обитателей; вообще нет там сожительства с женщинами и необузданного взгляда, и роскошного искусства наряжаться, и столь многого, что собирает оное древнее сношение со змеей к некому празднику возобновлений ⁷ и наполняет жизнь великой мешаниной и волнением; нет ни публичной торговли, ни рынков, ни смотрителей рынков, ни судебных трибуналов, ни демонстрации красноречия, ни спеси, провозглашающей законы желания с колесницы.

Ни господство, ни рабство не делят там жизнь, но равноправие в речи, умеренность умонастроения, почтенность характера и благородная справедливость выступает на сцену и танцует вокруг того места и все, что творит небесную политию на земле и создает истинную философию в душе; не укореняется там ни богатство, ни расточительность денег, ни вялая изнеженность, но всякий характер есть воистину почтенный, благородный, стремящийся во дворцы добродетели и настроен на дорийский манер истинно для добрых дел. Ибо, с одной стороны, само собой, так сказать, оное место отпугивает и отталкивает всякое зло, с другой, внушает и поселяет в себе всяческую добродетель, и насколько оно добролюбиво, настолько злоненавистно.

И это издавна она (гора) провозгласила и предсказала, не губами и не какими-то вокальными органами, но делами, как бы воодушевленными, способными через всю землю и море распространять и провозглашать весть добра. Ибо, когда варварское и гордое умонастроение того древнего Ксеркса, распутствуя, равно как и роскошествуя, против природы всех вещей и поднявшись, чтобы все элементы заново преобразовывать, когда и, перекопав перешеек этой вот горы, его элементарно преобразовывал, переделывал место в остров, переправлял континентальные силы по влажным тогда рукам моря и показывал сухопутное войско морским, тогда наглядно, перед всенародным театром ойкумены, изобличила его гора, большей частью освободила от спеси для более человеческого умонастроения и через него научила всех царей, стратегов и сатрапов тому, чтобы, освободившись от неуместной спеси, мыслили, скажем, более скромно.

Таким образом, изначально природа устроила ее эргастерием добродетели ⁸, и она (гора) влечет к любви к себе самой издавна не только тех, кому позволено вкушать в каждом случае мед оной добродетели и безмолвия, но и тех, кому случилось узнать тамошние достоинства через уши, так что делает она, с одной стороны, знаменитыми из населивших ее непрерывно все время и до наших дней всех, которые сохранили до самого [121] конца чистым и неподкупным, не засоренным и свободным от всех плевел поле добродетели, а, с другой стороны, изгоняет остракизмом оттуда, всецело отбрасывает и отталкивает от себя сожительство с лицемерными и нечестивыми.

Комментарии

1. Обратим внимание на традиционность набора элементов для характеристики приятного места: «все луга Азии и ручьи и разнообразный цвет там произрастающего» (Greg. I. 324.7-8).

2. «Небеса, оглашающие всю землю, возвещают славу господа» (Greg. I 325,21-22), также в энкомии «переселяющаяся мудрость, достигшая императора» сравнивается с птицей (Greg. I. 326.12-19), речи императора характеризуются как «разнообразие красок, словно у полевых цветов» (Greg. I. 336.3-4). Эти примеры, вероятно, можно расценивать как еще одно свидетельство воздействия риторики на описание. Впрочем, изображения природы, особенно идеализированный «смешанный лес», «у Вергилия еще воспринимаемый», «уже у Овидия» настолько «типизирован и схематизирован», отмечает Э.Р. Курциус, что «эти фокусы (Kunststüecke)», становятся прочными топосами (см.: Curtius Е. R. Europäeische Literatur und lateinisches Mittelalter. Bern; Müenchen, 1984. S. 201).

3. Пеплос афинские женщины ткали в течение месяца к празднику Панафиней для деревянного изображения богини. Его несли в центре праздничного шествия. Ср.: Greg. f. 332.19-20.

4. Каллист I в жизнеописании Григория Синаита сравнивает его с соловьем. См.: Каллист. Житие... XVI. 25.11 (Зап. Ист.-филол. фак-та Императорского С.-Петербургского ун-та. 1896. № 35. С. 38.29-39.6). Согласно любезно предоставленному мне переводу X.-Ф. Байера: «Подобно тому, как соловей, пойманный охотником и заключенный, ни во что не ставит все то, что ему предлагается в пищу, но тоскует о приятной жизни среди гор и цветущих тамошних деревьях и о привычном его пребывании и провождении жизни около источников, текущих с приятной и прозрачной водой, и посему, ударяя крыльями, стремится и ищет свою достойную подругу, чтобы с ней попеременно и стройно петь и возглашать с обычной свободой и наслаждением звонкую и гармоничную песню...»

5. В тексте энкомия упоминается «кифара Орфея» (Greg. I. 333.25-334.1). Псалтирий-струнный инструмент (см.: LSJ. 2018).

6. В этой строчке, мы полагаем, отразилось увлечение автора теорией музыки. В энкомии содержится детальное описание механизма возникновения гармоничного звучания, опять как образ императорского красноречия: «Ибо подобно тому, как некий лучший музыкант (создает) гармонию в звуках, с одной стороны, натягивая струны так, как им должно располагаться, с другой, ослабляя, как это лучше, и делая размеренно интервалы, он, как возможно, лучше замешивает песню...». (Greg. I. 336.23-337.1).

7. εγκαινια — библейское слово (см.: LSJ. 469), сегодня употребляемое в Греции.

8. Императорский дворец в энкомии назван «эргастерием благоустройства, всякой моральной добродетели и упражнения» (аскезы — Greg. I. 327.13-14).

(пер. С. В. Красикова)
Текст воспроизведен по изданию: Описание Святой Горы у Никифора Григоры и Ratio vivendi византийских интеллектуалов // Античная древность и средние века, Вып. 29. 1998