Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

НАСИР-И ХУСРАУ

КНИГА ПУТЕШЕСТВИЯ

САФАР-НАМЭ

7

ОПИСАНИЕ МЕККИ. АРАВИЯ И ЙЕМЕН. КА'БА. ЗЕМЗЕМ.

ОПИСАНИЕ ГОРОДА МЕККИ, ДА ПРОСЛАВИТ ЕЕ ГОСПОДЬ ВСЕВЫШНИЙ

Город Мекка лежит среди высоких гор, и с какой бы стороны ты ни подошел к городу, из-за гор самого города не видно. Самая высокая из гор около Мекки — гора Абу-Кубейс. Она круглая как купол, и если от подножия ее пустить стрелу, она достигла бы вершины горы. Она лежит к востоку от города, так что, когда люди смотрят на нее из Месджид-ал-Харам в месяце Дее 218 солнце встает над этой горой.

На вершине ее есть башенка, построенная из камней, говорят, что построил ее Авраам, мир да будет с ним.

Город выстроен на ровном пространстве между гор и площадь его не больше двойного полета стрелы в квадрате.

Месджид-ал-Харам лежит посреди этой долины, а вокруг нее расположен город, переулки и базары. [151] Где в горах были расселины, их закрыли каменными стенами с воротами посредине.

В городе нет деревьев, только у врат Месджид-ал-Харам, с западной стороны, называемых Баб Ибрахим, около колодца есть несколько высоких раскидистых деревьев.

К востоку от Месджид-ал-Харам тянется большой базар с севера на юг, на краю этого базара с южной стороны — гора Абу-Кубейс. Подножие горы Абу-Кубейс и называется Сафа. Оно устроено так: подножие горы превратили в нечто вроде больших ступеней, сложенных из камней. По этим ступеням люди ходят, молятся и делают то, что называется бег между Сафа и Мервэ, то есть бегут от Сафа на северный конец базара, к горе Мервэ.

Она не особенно высока и на ней выстроено много домов; лежит она посреди города. Когда совершают бег, нужно пробежать по этому базару с одного конца до другого.

Если кто-нибудь желает выполнить умрэ и едет из далеких мест, то в полфарсахе от Мекки на всех дорогах поставлены путевые знаки и выстроены мечети: там для совершения обряда он должен одеть ихрам. Облачаться в ихрам — значит снять с тела все шитые одежды, повязать бедра куском ткани, накинуть другой кусок ткани или повязку на плечи, громким голосом воскликнуть: “Лаббейка, Аллахумма, Лаббейка!” 219 и идти к Мекке.

Если же кто-нибудь, находясь в Мекке, желает совершить умрэ, он идет до этих путевых знаков, [152] там одевает ихрам и, восклицая: “Лаббейка!” вступает в Мекку с целью совершения умрэ.

Войдя в город, он идет к Месджид-ал-Харам, подходит к дому Ка'бы и начинает обходить его вправо так, чтобы левый бок его все время был обращен к Ка'бе. Он подходит к той колонне, на которой лежит Черный Камень, целует его, идет дальше, таким же образом совершает еще раз обход, снова подходит к камню и опять целует его. Это называется одним Тавафом. Таким же образом совершает семь Тавафов, три раза бегом и четыре раза медленным шагом.

Когда Таваф закончен, идут к месту Авраама, 220 мир да будет с ним, которое напротив Ка'бы, и становятся позади него, так что место это оказывается между Ка'бой и совершающим обряд. Там творят два раката намаза, называемого “намазом Тавафа”.

Затем входят в павильон колодца Земзем, пьют из него воду или смачивают себе ею лицо и выходят из Месджид-ал-Харам в дверь, называемую Баб-ас-Сафа. Это одна из дверей ограды, и, выходя из нее, оказываются прямо против горы Сафа.

Затем поднимаются на склон горы Сафа, обращаются лицом к Ка'бе и читают молитву, слова которой известны. Прочитав молитву, спускаются и идут через базар к горе Мервэ, то есть идут с юга на север. Когда идут по базару, обращаются в сторону дверей Месджид-ал-Харам. По этому самому базару посланник, [153] да сохранит его господь и да помилует, бежал сам и повелел и другим бежать по нему.

Длина его около пятидесяти шагов и по обеим сторонам четыре минарета. Между двумя из них люди проходят, когда бегут от горы Сафа и устремляются к двум другим по ту сторону базара; достигнув их, идут медленно до самой горы Мервэ. Когда дойдут до ступеней, поднимаются на них и читают известную молитву. Затем снова возвращаются и опять бегут через тот же базар. Таким образом четыре раза бегут от Сафа к Мервэ и три раза от Мервэ до Сафа, а в общей сложности пробегают по базару семь раз.

У самого подножия Мервэ есть базар, где двадцать лавок друг против друга: все они заняты цирюльниками, которые бреют головы паломникам.

Когда умрэ закончено и выходят из Харама, идут на большой базар, расположенный к востоку от Харама и называемый Сук-ал-Аттарин. 221 Это прекрасная постройка, и все торговцы там продают разные зелья.

В Мекке две бани, полы в них устланы зеленым камнем, обычно применяемым для точки ножей.

Я подсчитал, что в Мекке коренных жителей тысячи две, не больше. Все остальные, около пятисот человек — приезжие и муджавиры. В тот год там был недород, шестнадцать мен пшеницы стоили один магрибинский динар, и много народу покинуло город. [154] В Мекке были дома для жителей каждого города. Хорасана, Мавераннахра, Ирака и других областей, но большая часть их разрушилась и лежала в развалинах.

Багдадские халифы выстроили там много богоугодных заведений и красивых зданий, но в то время, когда я был там, часть их развалилась, а часть была обращена в частную собственность.

Вода в колодцах в Мекке соленая и горькая, так что пить ее невозможно, но там выстроено много больших водоемов и месани, каждый из которых обошелся около десяти тысяч динаров. В то время их наполняли дождевой водой, стекавшей по горным лощинам. Однако в то время, когда я там был, все они были пусты. Один из эмиров Адена, которого звали сыном Шад-Диля, провел в Мекку воду под землей и истратил на Это много денег. На Арафате этой водой поливали пашни и посевы. Ее там запрудили, устроили огороды, так что в Мекку попадало воды немного и до города не доходило. Там устроили водоем, в котором эта вода собиралась; водоносы брали ее оттуда, носили в город и продавали.

На дороге, на расстоянии полфарсаха есть колодец, называемый Бир-аз-Захид. 222 Возле него — прекрасная мечеть. Вода в этом колодце сладкая, и водоносы и оттуда носят ее и продают в Мекке. Климат в Мекке чрезвычайно жаркий. В конце месяца Бахмана, 223 по старому календарю, я видел там свежие огурцы, бадренгн и баклажаны. В этот четвертый раз, что мне случилось быть в [155] Мекке, я был там муджавиром с первого числа Раджаба четыреста сорок второго года 224 до двадцатого Зу-л-хидджэ. 225 Пятнадцатого Фарвардина 226 старого календаря поспел виноград, его начали привозить из деревень в город и продавать на базарах. Первого Ардибехишта 227 появились в обилии дыни, все плоды там есть даже и зимою и никогда не прекращаются.

ОПИСАНИЕ АРАВИИ И ЙЕМЕНА

Если из Мекки отправиться к югу, то через одну стоянку прибудешь в область Йемена, которая тянется до самого берега моря.

Области Йемена и Хиджаза соприкасаются, в обеих говорят по-арабски. В цветистой речи Йемен называют Химьяр, а Хиджаз — землей арабов.

С трех сторон эти две области окружает море и они таким образом представляют собой полуостров. С восточной стороны он омывается морем Басры, с западной — морем Кулзум, о котором я уже говорил ранее, что это канал, а с южной стороны — Океаном.

Длина этого полуострова, где находятся Йемен, от Куфы до Адена — около пятисот фарсахов с севера к югу; ширина от востока к западу, от Омана до Джара — около четырехсот фарсахов. Земля арабов тянется от Куфы до Мекки, земля химьяров — от Мекки до Адена.

Земля арабов мало обитаема, население ее живет по пустыням и долинам, обладает верблюдами [156] и другим скотом и обитает в палатках. Земля химьяров делится на три части: одна из них называется Тихамэ и лежит на западе по берегу моря Кулзум. Там много городов и обитаемых мест, как, например, Са'да, Зебид, Сан'а и другие города. Все эти города лежат в долинах; царь ее подчинен Абиссинии, он один из потомков Шад-Диля.

Другая часть Химьяра — горная область, называемая Недждом. Там много пустынных и холодных мест, ущелий и могучих замков.

Третья часть лежит с восточной стороны; там тоже много городов, как, например, Неджран, Ассар, Бише и другие. В этой части много областей и каждая область управляется своим королем и вождем. Одного общего султана и правителя там нет. Жители там не признают никакого начальства, — разбойники, убийцы и нечестивцы. Область эта занимает пространство в двести фарсахов на полтораста. Жителей там много и самого разного происхождения.

Замок Гумдан лежит в Йемене около города, называемого Сан'а. От этого замка там осталось сейчас нечто вроде холма посреди города. Там говорят, что владелец этого замка был царем над всем миром. Говорят, что в этом холме сокрыто много сокровищ и кладов, но никто не решается завладеть ими: ни султан, ни народ. В этом городе Сан'а изготовляют агат. Это — камень, добываемый из гор.

Его прокаливают, окружив песком, в огне, затем в песке же выставляют на солнце и обрабатывают на станке. Я видел в Мисре меч, привезенный султану из Йемена: и рукоятка и [157] ножны его были сделаны из одного куска красного агата, похожего на рубин.

ОПИСАНИЕ МЕСДЖИД-АЛ-ХАРАМ И ДОМА КА'БЫ

Я уже сказал, что дом Ка'бы лежит посреди Месджид-ал-Харам, а эта последняя — посреди города. Длина ее идет с востока на запад, а ширина — с севера на юг. Однако окружающая ее стена не прямоугольна, углы мало выдаются и образуют закругленную линию, ибо, когда в мечети творят намаз, со всех сторон нужно обращать лицо к Ка'бе.

Самая длинная сторона ограды мечети — от ворот Авраама, мир да будет с ним, до ворот Бену Хашим, она составляет четыреста двадцать четыре араша. Ширина ее от Баб-ан-Надвэ, на севере, до Баб-ас-Сафа, на юге, — триста четыре араша. По причине закругленности ограды двор местами кажется уже, а местами шире.

Вокруг мечети возведены три крытые галереи с мраморными колоннами, середина постройки четырехугольная. Со стороны двора в длину крыша поддерживается сорока пятью арками, в ширину арок двадцать три. Всего мраморных колонн сто восемьдесят четыре, и говорят, что все эти колонны привезены морем из Сирии по приказу багдадских халифов. Говорят также, что, когда привезли их в Мекку, продали корабельные канаты и разорванные веревки, которыми были привязаны колонны; от продажи этой было выручено шестьдесят тысяч магрибинских динаров. Из этих колонн одна, возле Баб-ан-Надвэ, красного мрамора и про нее говорят, что она [158] была куплена на вес золота; весить одна такая колонна должна около трех тысяч мен.

У Месджид-ал-Харам восемнадцать входов, украшенных арками, опирающимися на мраморные колонны; дверей ни у одного входа нет и войти можно всегда.

С восточной стороны четыре двери: у северного угла — Баб-ан-Неби 228 с тремя арками; по той же стене у южного угла другой вход, тоже называемый Баб-ан-Неби. Расстояние между Этими двумя входами более ста арашей; второй вход покоится на двух арках. Выйдя из этих дверей, попадаешь на базар Москательщиков, где находился дом посланника, мир да будет с ним. Через этот вход он ходил в мечеть совершать намаз. Когда минуешь этот вход, дальше по той же восточной стене будут Ворота Алия, мир да будет с ним. Это — тот вход, через который повелитель правоверных Али, мир да будет с ним, ходил в мечеть совершать намаз; у этого входа три арки.

Далее около утла мечети другой минарет, возвышающийся над Са'й, не тот, который у ворот Бену Хашим, он указывает до каких пор надо бежать. О нем я уже упоминал, говоря о четырех минаретах на базаре.

На южной стене, по длине мечети семь входов: первый из них на полукруглом углу ограды и называется Баб-ад-Даккакин, 229 с двумя арками. Если пройдешь немного дальше к западу, будет другой вход, тоже с двумя арками, называемый Баб-эл-Фесанин. Немного далее Баб-ас-Сафа, с [159] пятью арками, средняя арка у этого входа больше всех боковых. По бокам у нее еще две маленькие арки. Через эти двери выходил посланник божий, мир да будет с ним, когда шел на гору Сафа молиться. Порогом средней арки служит большой белый камень. Раньше там был черный камень, на который ступал своими благодатными ногами посланник божий, мир да будет с ним. След его благословенной стопы, мир да будет с ним, остался на этом камне, его вырезали и вставили в белый камень так, что концы пальцев ноги обращены в сторону мечети. Из паломников одни припадают к нему лицом, другие ставят на него ногу, чтобы удостоиться благодати. Я счел более уместным припасть к нему лицом.

Если пройти немного дальше к западу от Баб-ас-Сафа, будут другие ворота, с двумя арками, Баб-ас-Сатва, еще немного далее — Баб-ат-Таммарин, 230 тоже с двумя арками. За ними идет Баб-ал-Ме'амиль с двумя арками, против которой находится дом Абу-Джахля, 231 ныне превращенный в отхожие места.

На западной стене, в ширину мечети, три входа: первый — на южном углу, называемый Баб-аль-Умра, [160] с двумя арками. Посреди этой же стены— другой вход, называемый Воротами Авраама, мир да будет с ним, о трех арках. 232

На северной стене, в длину мечети, четыре входа: на западном углу — Баб-ал-Васит 233 с одной аркой, далее по направлению к востоку — Баб-ал-Аджалэ с одной аркой, еще далее посреди северной стены — Баб-ан-Надвэ с двумя арками, еще далее — Баб-ал-Мушаварэ 234 с одной аркой и, наконец, на северо-восточном углу мечети — Баб-Бени Шейбэ.

Дом Ка'бы находится посредине ограды мечети: он представляет собой удлиненный прямоугольник, длина которого — от севера к югу, а ширина — от востока к западу. Длина его — тридцать арашей, ширина — шестнадцать. Дверь расположена на восточной стороне. Когда войдешь в него, по правую руку будет Рукн Ираки, 235 по левую — угол Черного Камня; юго-западный угол называют Рукн Иемени, 236 северо-западный — Рукн Шами. 237

Черный Камень вделан в большой камень и расположен на углу стены на такой высоте, что если рослый человек станет возле него, он придется прямо против его груди. Длина Черного Камня — одна ладонь и четыре пальца, ширина — восемь пальцев, Форму он имеет округлую. От Черного Камня до входа в дом, четыре араша и пространство между Черным Камнем и входом в дом называют Мултазам. Дверь Ка'бы [161] поднята от земли на четыре араша, так что рослый человек, стоя на земле, достигает ее порога. К ней ведет деревянная лестница, которую приставляют в случае необходимости, чтобы люди могли подняться по ней и войти в Ка'бу. Она столь широка, что десять человек могут рядом подниматься и спускаться по ней. Пол Ка'бы поднят на указанную мною высоту.

ОПИСАНИЕ ДВЕРИ КА'БЫ

Это — деревянная дверь из дерева садж, с двумя половинками. Высота двери — шесть с половиной арашей, ширина каждой половинки — один гез и три четверти, что на обе половинки составляет три геза с половиной. Самая дверь и плинтусы покрыты надписями, кругами и различными рисунками из серебра. Самые надписи сделаны из золота и черненого серебра. На ней целиком написан следующий стих из Корана: “Первый храм, выстроенный среди людей, — это храм в Бекке”. 238

К двум половинкам двери приделаны два больших серебряных кольца, присланных из Газны. Они находятся на такой высоте, что достать до них рукой не может никто. Два других серебряных кольца, поменьше первых, тоже приделаны к двум половинкам, но уже так, что достать до них может всякий. На этих двух нижних кольцах висит большой серебряный замок, на который закрывают дверь. Пока замок не снят, двери открыть нельзя. [162]

ОПИСАНИЕ ВНУТРЕННОСТИ КА'БЫ

Ширина стен Ка'бы, то есть толщина их — шесть ладоней. Пол сплошь покрыт белыми мраморными плитами. Внутри Ка'бы три маленьких отделения наподобие площадок, одно из них — против двери, а два других — с северной стороны. В Ка'бе имеются деревянные колонны, поддерживающие потолок; все они четырехугольной формы и выточены из дерева садж, только одна имеет круглую форму.

С северной стороны есть продолговатая плита красного мрамора, вделанная в пол; говорят, что там посланник, молитвы и мир да будут над ним, совершал намаз. Всякий, кому это известно, всегда старается тоже помолиться там.

Все стены облицованы разноцветным мрамором. На западной стене шесть серебряных михрабов, прикрепленных к стене гвоздями. Все они высотою в человеческий рост, сделаны чрезвычайно изящно и покрыты инкрустациями и чернью. Михрабы эти прикреплены к стене на некоторой высоте от пола.

Стены на высоте четырех арашей от пола ничем не украшены, а начиная оттуда и до самого потолка покрыты мраморными плитами с инкрустацией и позолоченными рисунками.

В углах трех отделений, из которых одно помещается в Рукн Ираки, другое — в Рукн Иемени, а третье — в Рукн Шами, к стене прибито серебряными гвоздями по две деревянных доски. Доски эти происходят от ковчега Ноя, мир да будет с ним. Длина каждой из них — пять гезов, ширина — один гез. В отделениях позади Черного Камня лежит кусок красного шелка. [163]

Когда входишь в Ка'бу, по правую руку находится четырехугольное сооружение площадью три геза в квадрате, в нем устроены ступеньки, ведущие на крышу Ка'бы; наверху серебряная дверь с одной створкой, называемая Баб-ар-Рахмэ. 239 К ней приделан серебряный замок. Когда поднимешься на крышу, будет другая дверь, подъемная, какие обыкновенно делаются на крышах; обе стороны ее покрыты серебром.

Потолок Ка'бы деревянный, но весь закрыт шелком, так что дерева не видно совершенно. На фасаде под крышей видна золотая надпись: там написано имя египетского султана, вырвавшего Мекку из рук Аббасидских халифов. Это был ал-Азиз ли-Дин-Алла. 240 Кроме того, там имеется еще четыре больших серебряных доски, прикрепленных серебряными гвоздями к той же самой стене. На каждой из них написано имя одного из египетских султанов, каждый из них присылал такую доску во время своего правления.

Между колоннами подвешено четыре серебряных лампады. Крыша Ка'бы покрыта Йеменским мрамором, похожим на хрусталь.

В четырех углах Ка'бы четыре окна и в каждое из них вставлено стекло. При посредстве Этих окон Ка'ба освещается, но дождь туда проникнуть не может. Сток для дождевой воды устроен посреди северной стены; длина его — три геза и он весь покрыт золотыми надписями. [164]

Покров, которым закрывалась Ка'ба, — белого цвета. По нему идут две полосы вышивки, каждая шириною в один гез; пространство между ними около десяти гезов, пространство над и под ними такой же ширины. Благодаря этим двум полосам высота дома была разделена на три равных части, каждая около десяти гезов. По четырем концам покрова вытканы разноцветные михрабы, расшитые золотыми нитками. С каждой стороны три михраба: один, большой,— по середине и два, маленьких, — по обеим сторонам, так что всего на всех четырех стенах двенадцать михрабов.

С северной стороны снаружи Ка'бы выстроена стена высотою в полтора геза. Оба края ее примыкают к углам Ка'бы. Она имеет Форму полукруга, середина которого удалена от стены Ка'бы на пятнадцать гезов. Стены и земля в этой ограде покрыты разноцветным мрамором. Называется эта ограда Хиджр. Вода по стоку с крыши Ка'бы вся стекает в Хиджр. Под стоком поставлен зеленый камень в форме михраба, на который и течет вся вода из стока. Камень этот такой величины, что человек свободно может совершить на нем намаз.

Место Авраама, 241 мир да будет с ним, находится на восток от Ка'бы. Это—камень, на котором видны следы двух ног Авраама, мир да будет с ним. Он вделан в другой камень, покрытый четырехугольным деревянным чехлом, самой прекрасной работы. Он покрыт серебряными пластинами и с двух сторон прикреплен цепями [165] к большой скале. К цепям приделаны два замка, чтобы никто не мог прикоснуться к нему рукой. От этого места до Ка'бы — три араша. 

КОЛОДЕЦ ЗЕМЗЕМ

 Он тоже расположен к востоку от дома Ка'бы и находится на том же углу, где и Черный Камень. От колодца Земзем до Ка'бы сорок шесть арашей. Отверстие его — три геза с половиной в квадрате. Вода в нем солоновата, но пить ее все же можно.

Колодец окружен оградой из белого мрамора высотою в два араша. С четырех сторон ограды установлены водоемы, куда наливается вода, чтобы люди могли совершать омовение. Пол в ограде Земзема покрыт деревянной решеткой, чтобы проливаемая вода могла стекать. Вход в него расположен с восточной стороны.

Против ограды Земзема, на восточной же стороне, находится другое четырехугольное здание, с куполом, называемое Сикайет-ал-Хадж. 242 Там стоят кружки, из которых пьют паломники.

К востоку от этого Сикайет-ал-Хадж лежит другое продолговатое здание, с тремя куполами, называемое Хизанет-аз-Зейт. 243 Там хранят свечи, масло и лампады.

Вокруг Ка'бы повсюду стоят колонны, соединенные попарно перекладинами. Перекладины эти разукрашены инкрустациями и резьбой и к ним приделаны кольца и крючки, чтобы ночью туда [166] можно было вставлять свечи и вешать светильники. Их называют “меша'иль”. Расстояние от стены дома Ка'бы до этих самых меша'иль около полутораста гезов. Это — то самое место, где совершается таваф. Таким образом в ограде Месджид-ал-Харам, помимо великой Ка'бы, да возвысит ее господь всевышний, три здания: одно — ограда Земзема, другое — Сикайет-ал-Хадж и третье — Хизанет-аз-Зейт.

Вокруг мечети идет крытая галерея, где возле стены стоят сундуки, принадлежащие различным городам Магриба, Египта, Сирии, Рума, обоих Ираков, Хорасана, Мавераннахра и других областей.

В четырех фарсахах к северу от Мекки лежит местность Бурка. Там живет эмир Мекки со своим войском. Там есть проточная вода и деревья, и область эта в два фарсаха длиной и столько же шириной. В тот год я с первого Раджаба был в Мекке муджавиром. Существует там обычай в течение всего Раджаба каждый день на восходе солнца открывать дверь Ка'бы.

ОПИСАНИЕ ОТКРЫТИЯ ДВЕРИ КА'БЫ, ДА ВОЗВЫСИТ ЕЕ ГОСПОДЬ ВСЕВЫШНИЙ

Ключ от Ка'бы хранит одно арабское племя, называемое Бену Шейба; на нем же лежит и поддержание в ней порядка и чистоты. За это они получают от Египетского султана ежемесячное вознаграждение и почетные одежды. У них есть глава, который и хранит этот ключ.

Когда он направляется к Ка'бе, его сопровождают пять-шесть человек. Они подходят туда [167] и тогда человек десять паломников идут, берут описанную мною лестницу, приносят ее и ставят возле двери. Глава поднимается по ней и становится у порога, тогда туда же поднимаются два других человека и раскрывают покров желтого шелка. Один из этих двух людей берется за один край, второй за другой и закрывают им старца, словно завесой, на то время, пока он открывает дверь. Старец раскрывает замок и снимает его с колец.

В это время много паломников собирается возле дверей и, когда дверь раскрывается, они складывают руки и читают молитву. Все обитатели Мекки, когда слышат голоса паломников, знают, что в это время открывается дверь Харама. Тогда весь народ сразу начинает читать громким голосом молитву, и вся Мекка наполняется гулом голосов.

Затем старец входит, его два спутника продолжают держать покров, а он совершает два раката намаза. Затем он снова выходит, раскрывает обе половинки двери, становится на пороге и начинает громким голосом читать хутбу и призывать благословения на посланника божьего, мир и благословение да будет с ним и с родом его. Затем старец и его спутники становятся по бокам двери; начинают подходить паломники и входить в дом. Каждый из них совершает два раката намаза и снова выходит. Так продолжается до полудня.

Когда совершают в Ка'бе намаз, обращаются лицом к двери, но можно также обращаться в любую другую сторону. Как-то раз, когда Ка'ба была битком набита людьми, так что больше [168] войти уже никто не мог, — я начал считать людей: там было семьсот двадцать человек.

Жители Йемена, когда совершают хаддж, похожи на индусов: они опоясаны куском материи, волоса у них длинные, бороды заплетены. У каждого за поясом такой же кинжал, какой носят индусы. Говорят, что индусы ведут свое происхождение из Йемена. Слово “кеттарэ”, которым называют их кинжалы, было арабизовано в форме “катталэ”.

В течение Ша'бана, Рамазана и Шавваля двери Ка'бы открывают по понедельникам, четвергам и пятницам, но когда наступает месяц Зу-ль-Ка'дэ, ее уже перестают открывать.

УМРЭ, СОВЕРШАЕМОЕ В ДЖИ'РАНЭ

В четырех фарсахах к северу от Мекки лежит местность, называемая Джи'ранэ. Там избранник, да помилует его господь и да сохранит, остановился со своим войском, а шестнадцатого Зу-ль-Ка'дэ, надев там ихрам, пошел к Мекке, чтобы совершить умрэ. 244 Там два колодца: один, называемый Бир-ар-Расуль, 245 другой — Бир Али ибн-Абу-Талиб, 246 да помилует господь их обоих. В обоих колодцах вода очень сладкая, расположены они на расстоянии десяти гезов друг от друга. Предание это свято чтут в той местности и в упомянутый день совершают умрэ. [169]

Неподалеку от этих колодцев есть скала с углублениями величиной в чашу. Говорят, что пророк, да сохранит его господь и да помилует, своей рукой замешивал в этих углублениях тесто. Люди, которые ходят на поклон в эти места, замешивают в этих углублениях тесто водою из тех колодцев. Так как там много деревьев, там жe собирают хворост, пекут хлеб и с этой благодатью возвращаются домой.

Там есть еще другая высокая скала, с которой, по преданию, Билаль Абиссинец призывал к намазу. 247 Люди поднимаются на нее и поют призыв к намазу.

Когда я был там, там было необыкновенное скопление народа. Одних верблюдов с носилками было более тысячи, не говоря уже обо всем остальном.

Дорога, по которой я на этот раз приехал из Мисра в Мекку, составляет триста фарсахов. От Мекки до Йемена — двенадцать фарсахов. Долина Арафат окружена небольшими горами, похожими на холмы. Протяжение этой долины — около двух фарсахов в квадрате. Раньше там была мечеть, выстроенная Авраамом, мир да будет с ним, но теперь там остался только развалившийся мимбар из кирпича. Во время утренней молитвы на него поднимается хатиб и читает хутбу. Затем призывают к намазу, и все вместе совершают два раката, как это делается в путешествии. Затем [170] читают икамет 248 и снова вся община совершает два раката намаза. После этого хатиб садится на верблюда, и все едут на восток. На расстоянии одного фарсаха оттуда — небольшая скалистая гора; называемая Джебель-ар-Рахмэ. 249 Там останавливаются и молятся до захода солнца.

Сын Шад-Диля, эмир Адена, который издалека провел в Мекку воду и затратил на это много денег, вел воду от этой горы в долину Арафат. Там устроены водоемы, во время хадджа наполняемые водою для того, чтобы у паломников была вода. Тот же самый сын Шад-Диля построил на вершине Джебель-ар-Рахмэ большое сооружение с четырьмя арками, на куполе которого в день и ночь Арафата зажигают много светильников и свечей, так что их видно издалека. Говорят, что эмир Мекки взял с него тысячу динаров за разрешение выстроить это здание.

Девятого Зу-л-Хидджэ четыреста сорок второго года 250 я в четвертый раз, с помощью господа, преславного, всевышнего, сподобился совершить хаддж. Когда солнце садится, хатиб и паломники покидают Арафат. Проехав один фарсах, они достигают Маш'ар-ал-Харам, называемый Муздалифэ. Там выстроено деревянное здание наподобие максурэ, где народ совершает намаз; там же запасаются камнями, которые надлежит бросать в Мина. По обычаю эту ночь, то есть ночь накануне праздника, проводят там, на заре [171] совершают намаз, а когда встает солнце, едут в Мина, где паломники приносят жертвы. 251

Там имеется большая мечеть, называемая Хайф. Нет обычая читать в Мина хутбу или совершать там праздничный намаз, и избранник, да помилует его господь и да сохранит, не приказывал это делать.

В десятый день Зу-л-Хидджэ идут в Мина и бросают там камни — обряд, объяснение которого дается в изложении обрядностей хадджа. 252

Двенадцатого числа все, кто намерен пуститься в обратный путь, отъезжают оттуда, а кто желает остаться в Мекке, идет туда. [172]

8

ОТЪЕЗД ИЗ МЕККИ. ЙЕМЕН. ЛАХСА. БАСРА

После этого я нанял у одного бедуина верблюда до Лахсы, куда, как мне говорили, от Мекки едут тринадцать дней. Я попрощался с домом господа всевышнего в пятницу девятнадцатого Зу-л-Хидджэ четыреста сорок второго года, что соответствует первому Хурдада по старому календарю. 253 Проехав семь фарсахов от Мекки, я доехал до луга, за которым виднелась гора. Когда мы поехали по направлению к горе, нам попалась долина, где были деревни и колодец, называемый Бир-ал-Хусейн ибн-Селамэ. Воздух был прохладен, и мы шли по направлению к востоку.

В понедельник двадцать второго Зу-л-Хидджэ 254 мы прибыли в Таиф; от Мекки туда около двенадцати фарсахов. Таиф — местность, расположенная на вершинах гор. В Хурдаде месяце там было так холодно, что приходилось садиться на солнце, а в это же время в Мекке были в [173] изобилии дыни Город Таиф — городок с прочной крепостью, маленьким базаром и небольшой мечетью. Там есть проточная вода и много деревьев гранатовых и фиговых. Неподалеку от этого городка находится гробница Абд-Аллаха ибн-Аббаса, 255 да помилует его господь. Аббасидские халифы выстроили там огромную мечеть, в углу которой, по правую руку от мимбара и михраба, и находится могила. Народ выстроил возле этой мечети дома и поселился там.

Когда мы выехали из Таифа, нам пришлось ехать через горы и ущелья; повсюду были маленькие крепостцы и деревеньки. Посреди скал мне показали маленькую разрушенную крепостцу; бедуины говорили, что там жила Лейла. Рассказ о Лейле и Меджнуне 256 чрезвычайно удивителен.

Оттуда мы проехали к замку, называемому Мутар, от Таифа туда двенадцать фарсахов. Оттуда мы проехали в местность, называемую Сурейя; там было много плантаций финиковых пальм. Поля там орошают колодезной водой при помощи гидравлических колес. В этой местности, как утверждают, нет ни правителя, ни султана, повсюду живут независимые вожди и начальники. Жители занимаются грабежом и убийством и постоянно ведут междоусобные войны и распри. От Таифа туда считают двадцать пять фарсахов. Выехав оттуда, мы приехали к крепости, называемой Джаз; там, на протяжении полуфарсаха, [174] было четыре замка; мы остановились около самого большого из них, называемого Хисн Бени Нумейр. Там изредка попадались финиковые пальмы. В Джазе был дом того самого человека, у которого мы наняли верблюда. Мы провели там пятнадцать дней, потому что не было хафира, 257 который мог бы провести нас дальше.

У бедуинов в этой стране каждое племя имеет свою область, где пасутся его стада; чужой человек по этой области без хафира проходить не может, так как его сейчас же схватят и ограбят донага. Поэтому, если хочешь проехать по чьей-нибудь области, нужно взять хафира от ее населения. Хафир служит проводником; его называют также и калавуз.

Случайно вождь тех бедуинов, земли которых лежали на нашем пути и которых звали Бену Су'ад, прибыл в Джаз. Мы избрали его своим хафиром. Звали его Абу-Ганим Абс ибн-аль Ба'ир. Мы отправились с ним. Какое-то племя напало на нас, полагая, что нашло дичь; всякого чужестранца, которого видят, они называют дичью. Так как с нами был их вождь, они ничего не сказали, а если б не этот человек, нас бы наверно убили. В конце концов нам и там пришлось пробыть некоторое время, так как не было хафира, который мог бы повести нас дальше.

Оттуда мы наняли двух хафиров, каждого за десять динаров, чтобы они провели нас в область другого племени. Среди этого племени [175] семидесятилетние старики мне рассказывали, что во всю свою жизнь не ели ничего, кроме верблюжьего молока, так как в этой степи не растет ничего, кроме солоноватой травы, пригодной в пищу для верблюдов. Они даже полагали, что весь мир устроен так же. Так я переезжал от племени к племени, повсюду встречая опасности и угрозы. Однако господь благодатный, всевышний пожелал, чтобы я выбрался из всех этих опасностей целым и невредимым.

Оттуда мы приехали в местность, называемую Серба, где посреди расселин и скал были горы, круглые как купола. Я ни в одной стране не видал ничего подобного. Высота их была такова, что стрела до вершины не долетела бы. Они были тверды и гладки как яйцо, ни трещин, ни неровностей на них не замечалось. Нам пришлось проехать мимо них.

Когда мои спутники видели ящерицу, они убивали ее и ели и повсюду, где были бедуины, пили верблюжье молоко. Я не решался есть ящериц, пить верблюжье молоко тоже не мог; по дороге повсюду попадались деревья с плодами величиною в бобовину; я собрал немного этих плодов и довольствовался ими.

После бесконечных трудностей, насмотревшись на много разных вещей и претерпев много лишений, я двадцать третьего Сафара 258 прибыл в Фаладж. От Мекки туда сто восемьдесят фарсахов.

Фаладж этот лежит среди пустыни; это — обширная страна, совершенно разоренная вследствие [176] внутренних раздоров. Когда я посетил ее, обитаемо было пространство в полфарсаха длиной и милю шириной. На этой полосе было четырнадцать укреплений. Жители их—разбойники, развратники и безбожники. Четырнадцать замков этих принадлежат двум сторонам, которые постоянно воюют и враждуют друг с другом. Они утверждали, что происходят от Асхаб-эр-Раким, о которых господь великий и преславный упоминает в Коране. 259 Там было четыре подземных канала, служивших для орошения пальмовых плантаций. Поля у них расположены выше и орошаются большей частью колодезной водой. На полях работают верблюды, а не быки, а быков я там не видел вовсе. Полей у них мало и каждый человек назначает себе в день десять сиров 260 зерна, из которых и печет себе хлеб.

От одной вечерней молитвы до другой они, словно в месяце Рамазане, едят мало, а днем питаются финиками. Я видел там прекраснейшие финики, лучше, чем в Басре или других городах. Люди эти чрезвычайно бедны и несчастны, но, несмотря на всю свою бедность, постоянно воюют и враждуют друг с другом и проливают кровь. Я видел там финики, называемые мейдун: каждый из них весит десять драхм, а косточка в середине весила не более полутора дангов. 261 Мне говорили, что они не портятся даже, если [177] пролежат двадцать лет. Торговые сношения там ведутся на нишапурское золото.

В Фаладже я пробыл четыре месяца в положении, хуже которого трудно себе представить что-нибудь. Из мирских благ у меня были только две корзинки с книгами, а жители этой страны были люди голодные, нагие и невежественные: отправляясь на молитву, каждый обязательно брал с собой щит и меч, книг же они не покупали. Я жил в мечети, и так как у меня было немного киновари и синьки, я на стене этой мечети написал двустишие, сверху нарисовал ветку и листком разделил оба полустишия. Они увидели это, чрезвычайно удивились, и население всех замков сбежалось смотреть на эту надпись. Они сказали мне: — Если ты распишешь нам михраб в мечети, мы дадим тебе сто мен фиников. — А сто мен фиников для них представляло большое богатство, ибо в то время, когда я был там, туда пришел отряд арабов и требовал с них пятьсот мен фиников. Они не согласились, началась война и из населения замков было убито десять человек. Неприятель срубил тысячу пальм, но они все же не согласились дать и десяти мен фиников. Они заключили со мной такое условие, и я расписал им михраб. Эти сто мен фиников явились для меня спасением: у меня не было пищи и я уже отчаялся в жизни и думал, что никогда больше не выберусь из этой пустыни, так как оттуда до населенных мест приходилось пройти, в какую бы сторону пи пойти, двести фарсахов страшной и губительной пустыни.

За эти четыре месяца я ни разу не видал пяти мен пшеницы в одном месте. Наконец пришел [178] караван из Лемамы, бравший кожу и отвозивший ее в Лахсу, ибо из Йемена привозят кожу в Фаладж и продают ее купцам.

Один араб предложил свезти меня в Басру, но мне нечем было заплатить за наем верблюда. Оттуда до Басры двести фарсахов и за наем верблюда платят один динар, ибо хороший верблюд продается за два-три динара. Но так как у меня наличных денег не было, приходилось ехать в долг, и араб сказал: — Мы свезем тебя, а в Басре ты заплатишь тридцать динаров. — Поневоле пришлось согласиться, хотя в Басре я не бывал никогда.

Араб погрузил мои книги на верблюда, туда же посадил и моего брата, а сам я пошел пешком. Мы шли по направлению к восходу Медведицы, и почва все время была очень ровная, без гор и холмов. Земля была очень влажной и повсюду стояла дождевая вода. Шли день и ночь, хотя дороги не было и следа, шли как бы чутьем, и самое удивительное то, что внезапно все же пришли к колодцу, где была вода.

Короче сказать в четверо суток дошли до Лемамы. В Лемаме был большой старый замок, за замком — город и базар, где находились самые различные ремесленники. Мечеть там очень красива. Эмирами там с давних времен были Алиды и никто не отнимал у них этой области, так как поблизости не было мощного султана или царя, а Алиды эти обладают известной силой и в случае надобности могут выставить триста-четыреста всадников. Они принадлежат к секте Зейдитов и во время икамэ произносят слова: — Мухаммед и Али лучшие из людей. — Спешите [179] к лучшему из дел. — Говорили, что население этого города подчиняется шерифам. 262

В этой области много проточной воды в подземных каналах и в обилии пальмовые плантации. Говорили, что в год, когда урожай на финики, тысяча мен их стоит один динар. От Лемады до Лахсы — сорок фарсахов; зимой туда ехать можно, ибо тогда местами бывает дождевая вода для питья, летом же это невозможно.

Лахса — город, расположенный в долине; с какой бы стороны ты ни пожелал проехать туда, всегда придется ехать через огромную пустыню. Из мусульманских городов, где есть султан, от Лахсы ближе всего Басра.

Оттуда до Басры сто пятьдесят фарсахов. В Басре никогда не бывало султана, который решился бы пойти походом на Лахсу. 

ОПИСАНИЕ ЛАХСЫ 

Название это обозначает одновременно и город, и область, и пригороды, и крепость. Вокруг города одна за другой возведены четыре крепких стены из прочной глины; расстояние между двумя стенами около фарсаха. В городе есть мощные источники, из которых каждый может привести в действие пять жерновов. Вся эта вода применяется в дело в самой же области и за стены не выходит. Посреди укреплений выстроен красивый город, обладающий всем тем, что требуется для [180] больших городов. В городе больше двадцати тысяч мужчин, способных носить оружие.

Говорят, что султаном там был некий шериф, отвращавший людей от мусульманства. Он говорил: — Я разрешаю вас от обязанности молитвы и поста, — и претендовал на то, что он сам — единственный заступник этих людей. Звали его Абу-Саид.

Если спросишь жителей этого города, какой они секты, они отвечают: — Мы Бу-Саидиты. — Они не совершают намаза, не постятся, не признают Мухаммеда избранника, да сохранит его господь и да помилует, и пророческий сан его. Абу-Саид сказал им, что снова возвратится к ним, то есть после смерти. Могила его — посреди города Лахсы и вокруг нее выстроен красивый мешхед. Он завещал своим сыновьям, чтобы шесть человек из его потомков постоянно правили этой областью, защищали бы город, были справедливы и милостивы и не враждовали бы друг с другом, пока он не вернется.

Теперь у них большой замок, который является их столицей. Там у них есть трон, где могут одновременно сидеть шесть царей. Приказания и распоряжения они дают лишь с общего согласия. Везирей у них тоже шесть. Эти шесть царей сидят на одном троне, а шесть везирей — на другом, и по поводу всякого дела они совещаются друг с другом.

В то время у них было тридцать купленных рабов, негров и абиссинцев. Они занимались полевыми работами и ухаживали за садами. Десятины они с подданных не взимают, а если кто-нибудь обнищает или задолжает, ему выдают [181] пособие, пока дела его не поправятся. Если кто-нибудь имеет получить с другого по долговому обязательству, он не может требовать от него ничего, кроме основного капитала. Если в этот город попадает иностранец, знающий какое-нибудь ремесло, которое может прокормить его, ему дают денег, чтобы он приобрел себе все необходимые для его ремесла инструменты и орудия. Полученные деньги, в том же размере в каком он получил их, он может возвратить, когда ему заблагорассудится. Если у кого-нибудь из собственников недвижимости или мельниц пострадает его недвижимость, так что и обитать там уже будет невозможно, они посылают своих рабов, чтобы те пошли и вновь привели в порядок строения или мельницу. За это с собственника недвижимости не берут ничего. Есть в Лахсе мельницы, принадлежащие султану, там мелят для народа муку из зерна и ничего за это не берут. Мельница поддерживается в порядке, и мельники получают вознаграждение из денег султана. Султанов этих называют “садат” , 263 а везирей — “шаирэ”. 264 Соборной мечети в Лахсе нет, ни хутбы, ни намаза там не совершают. Есть только одна мечеть, выстроенная неким человеком по имени Али-ибн-Ахмед. Это был ревностный мусульманин, хаджи 265 и человек чрезвычайно богатый. Всякому паломнику, который приезжал в этот город, он давал пособие.

Вся торговля и все деловые сношения там ведутся на свинец; держат его в мешках, по [182] шесть тысяч драхм везут в каждом. Когда сделка заключена, отсчитывают мешки и берут сколько надо. Монету эту никто не имеет права вывозить оттуда. Там ткут прекрасные фута и вывозят их в Басру и другие города.

Если кто-нибудь совершает намаз, его не удерживают, но сами все же намаза не совершают. Когда султан дает аудиенцию, всякий, кто говорит с ним, дает ответы вежливые и ведет себя скромно. Вина они не пьют никогда.

Около могилы Абу-Саида день и ночь посменно держат наготове стреноженных коней, украшенных цепями и кистями, чтобы Абу-Саид мог сесть на коня когда воскреснет.

Абу-Саид, как утверждают, сказал своим сыновьям:—Когда я воскресну, может случиться, что вы меня не узнаете. Вот же вам знак: ударьте меня по шее мечом. Если это я, то останусь жив. — Установил он это для того, чтобы никто не мог выдать себя за Абу-Саида.

Одни из этих султанов во времена Багдадских халифов пошел с войском на Мекку, взял этот город, убил паломников, совершавших таваф вокруг Ка'бы, а черный камень выломал из угла и отвез в Лахсу. Они говорили, что этот камень — магнит для людей и притягивает к себе людей со всех концов мира. Они не знали, что влечет их туда величие и совершенство пророка Мухаммеда, избранника, да сохранит его господь и да помилует, ибо черный камень много лет находился там и ранее и все же никто туда не ездил. В конце концов черный камень у них выкупили назад и отвезли его на прежнее место. [183]

В городе Лахсе продают мясо всех животных: кошек, ослов, коров, собак, овец и других. Когда продают какое-нибудь животное, около мяса кладут его голову и кожу, чтобы покупатель знал, что покупает. Собак там откармливают словно овец и они делаются столь жирными, что не могут ходить; тогда их режут и едят. В семи фарсахах на восток от Лахсы лежит море. Если поехать по морю, приедешь в Бахрейн, остров в пятнадцать фарсахов длиною. Там есть большой город и много пальмовых плантаций.

В этом море добывают жемчуг, но из всего того, что добывают пловцы, половину надлежит отдавать султанам Лахсы. Если из Лахсы поедешь на юг, приедешь в Оман. Оман лежит на арабской земле, но с трех сторон его окружает пустыня, через которую никто не сможет проехать. Площадь Оманской области — семьдесят фарсахов в квадрате, климат там очень жаркий и там произрастает индийский орех, называемый наргиль.

Если от Омана поехать по морю прямо на восток, приедешь к берегам Мекана и Киша; если поедешь к югу, приедешь в Аден; если поедешь в противоположную сторону, попадешь в область Фар.

В Лахсе так много фиников, что ими там откармливают верблюдов. Бывает, что более тысячи мен отдают за один динар. Если поехать из Лахсы к северу, в семи фарсахах будет область, называемая Катиф, где тоже есть большой город и много пальмовых плантаций.

Один арабский эмир пошел на Лахсу, целый год осаждал ее, завладел одной из ее четырех [184] стен, много награбил, но ничего более не добился. Увидев меня, он спросил про положение звезда— Я желаю взять Лахсу, так как же? Смогу я это сделать или нет? Ведь у жителей ее нет никакой веры. — Я дал такой ответ, какой мне показался наиболее целесообразным.

Для меня что бедуины, что жители Лахсы— одинаково казались неверующими, ибо среди них есть люди, которые в течение целого года ни единого раза не польют воды на руки. Все это я утверждаю по личному опыту и совершенно не стремлюсь распространять ложные слухи, ибо я пробыл среди них девять месяцев подряд, не в разнос время. Верблюжьего молока я не мог пить, но где бы я ни попросил напиться воды, мне всегда предлагали этого молока. Когда я не брал и просил воды, мне говорили: — Если ты увидишь у кого-нибудь воду, попроси, а только у кого она есть? — Они во всю свою жизнь никогда не видали ни бани, ни проточной воды.

Однако теперь перейдем снова к самому рассказу. Когда мы выехали из Лемамы в сторону Басры, по дороге на иных стоянках была вода, на других ее не было.

Двадцатого Ша'бана четыреста сорок третьего года мы прибыли в город Басру. Город этот окружен со всех сторон высокой стеной, только со стороны, прилегающей к реке, стены не было. Река эта — Шатт-ал-Араб: Тигр и Евфрат сливаются вместе на границе области Басры и с того места, где к ним присоединяется канал Джуберэ, реку эту называют Шатт-ал-Араб. От Шатт-ал-Араб отведены два больших канала, между устьями которых расстояние около фарсаха. Оба они на [185] протяжении четырех фарсахов текут в сторону Кыблы, затем оба канала сливаются вместе и еще одни фарсах к югу теку т в одном русле.

От этих рек отведено бесчисленное множество мелких каналов; они идут во все стороны, а на берегах их насажены пальмовые плантации и разведены сады. Из этих двух каналов верхний, северо-восточный, называется Нахр Ма'киль, нижний, юго-восточный, — Нахр Убуллэ. Эти два канала образуют большой остров, имеющий форму удлиненного прямоугольника, и Басра лежит на короткой стороне этого прямоугольника. К юго-западу от Басры — пустыня, где нет ни заселенных мест, ни воды, ни деревьев.

Когда я там был, большая часть города была в развалинах и обитаемые части были разбросаны очень далеко друг от друга, так что от квартала до квартала приходилось идти полфарсаха по развалинам. Однако ворота и стены еще были очень прочны, население многочисленно и султан получал хороший доход. Эмиром Басры был в то время ибн-Абу-Калинджар, Дейлемит, одновременно правивший Фарсом. 266 Везирем у него был перс по имени Абу-Мансур сын Шахмердана.

Каждый день в Басре устраивают базар в трех местах: поутру торгуют в месте, называемым Сук-ал-Хуза'а, 267 днем — на Сук Осман, под вечер — на Сук-ал-Каддахин. 268 Торгуют там следующим [186] образом: если у кого-нибудь есть что-нибудь, он сдает этот товар меняле и получает от него расписку. Затем он покупает все, что ему надо, а вместо уплаты дает чек на того же самого менялу. За все время, что купец находится в городе, он сплошь пользуется расписками менял и совершенно не прибегает к звонкой монете.

Когда мы прибыли туда, мы были нагими и истощенными и походили на безумных. Волос мы не распускали в течение трех месяцев. Я хотел пойти в баню, чтобы согреться, там так было холодно, а одежды у меня не было. И у меня и у моего брата была только старая повязка на бедрах, да кусок рваного паласа на спине, чтобы защититься от холода. Я сказал: — Кто же нас теперь пустит в баню? — У меня был небольшой мешок, в котором я держал книги; я продал его, из вырученной за него суммы несколько медных дирхемов завернул в бумажку, чтобы дать надзирателю в бане, с тем, что он, быть может, дозволит нам пробыть там несколько лишних мгновений и отмыть всю нашу грязь. Когда я положил перед ним эти монетки, он взглянул на нас и подумал, что мы сумасшедшие. — Ступайте, — крикнул оп: — люди как раз сейчас будут выходить из бани; — и стал перед дверями, чтобы мы не могли войти. Мы ушли и поспешно пошли по улице. Около дверей бани играли дети, они подумали, что мы сумасшедшие, побежали за нами, начали бросать камнями и кричать. Мы завернули за угол и изумились прихотям судьбы.

Погонщик верблюдов требовал с нас тридцать магрибинских динаров и выхода у нас не было [187] никакого. В это время в Басру приехал везир правителя Ахваза Абу-л-Фатх Али ибн-Ахмед; Это человек ученый и благородный, отличавшийся познаниями в поэзии и литературе и большой щедростью. Он приехал туда с сыновьями и свитой и поселился там, однако делами не занимался. Мне случилось познакомиться с одним персом, тоже ученым человеком. Он водился с этим везиром и часто проводил с ним время. Однако этот перс был скуп и не имел средств помочь нам. Он рассказал о нашем положении везиру. Тот, как только услыхал об этом, тотчас же прислал за мной человека с лошадью: садись, мол, в том, что на тебе есть, и приезжай ко мне. Я стыдился своей нищеты и наготы и не счел возможным поехать; поэтому я написал записочку, извинился и сказал, что приду поклониться ему потом. Для этого у меня было две причины: во-первых, моя нищета, и, во-вторых, такой расчет: я полагал, что он, прочитав мою записку, убедится, что я обладаю познаниями в науках и литературе. Тогда я мог без стыда предстать перед ним.

Он тотчас же прислал мне тридцать динаров, чтобы я купил себе на эти деньги платье. Я купил две прекрасные пары платья и на третий день пошел к везиру. Я увидел человека благородного, ученого, образованного, прекрасной наружности, скромного, религиозного и красноречивого. У него было четыре сына: старший был красноречивым, образованным и умным юношей, звали его реис Абу-Абдаллах Ахмед ибн-Али ибн-Ахмед. Ои писал стихи, сочинял, был юношей разумным и воздержанным. Он поселил [188] нас у себя и мы пробыли у него с начала Ша'бана до середины Рамазана. 269 Везир приказал уплатить наш долг погонщику за наем верблюда и выручил нас из этой беды. Пусть господь, благословенный и всевышний, избавит всех рабов своих от огорчений, связанных с долгами!

Когда я собрался в путь, везир с подарками и почетом отправил нас водою, так что благодаря этому благородному человеку мы доехали до Фарса с почетом и удобством. Милостив да будет господь, велик и славен да будет он ко всем благородным людям.

В Басре тридцать мешхедов имени повелителя правоверных Али ибн-Абу-Талиба, да помилует его господь. Одни из них называется мешхед Бену Мазан. В Раби-ал-Авваль тридцать пятого года 270 от бегства пророка, да сохранит его господь и да помилует его, повелитель правоверных Али, да помилует его господь, прибыл в Басру. В это время Аиша, 271 да помилует ее господь, собиралась начать с ним войну. Он женился на дочери Мас'уда Нехшели, Лейле, которая жила в этом самом мешхеде. Повелитель правоверных, мир да будет с ним, прожил в этом самом доме семьдесят два дня, а затем поехал обратно, направляясь в Куфу. Другой мешхед находится рядом с соборной мечетью и называемый Баб-ат-Тыб. 272 В мечети в Басре я видел бревно длиною в тридцать арашей и толщиною в пять ладоней и четыре пальца, один конец был толще. Это было какое-то дерево из индийских пород, [189] и говорили, что его привез из Индии повелитель правоверных Али, мир да будет с ним. Остальные одиннадцать мешхедов все находятся в различных местах и я посетил их все.

После того как наше мирское положение улучшилось, мы оба оделись в хорошие одежды и однажды направились к той самой бане, куда нас не пустили. Когда мы вошли туда, надсмотрщик и все, кто там был, все встали и стояли все время, пока мы были там. Пришел банщик со своим помощником и начали услуживать нам. Когда мы вышли, все кто был в раздевальной, тоже встали и не садились, пока мы не оделись и не вышли. В это время одни из банщиков сказал своему товарищу: — Это те самые молодые люди, которых мы в такой-то день не пустили в баню. — Они полагали, что мы не понимаем их языка. Тогда я обратился к нему по-арабски: — Ты говоришь правду. Мы — те самые люди, у которых на спине были куски рваного паласа. — Человек этот устыдился и начал извиняться перед нами. Эти два случая произошли в течение двадцати дней, а сообщил я об этом, дабы люди знали, что не следует стенать, если судьба принесет бедствие, и не следует терять надежду на щедрость и милость творца, да будет прославлено величие его и да распространятся на всех щедроты его, ибо он, всевышний, всемилостив.

ОПИСАНИЕ ПРИЛИВА И ОТЛИВА В БАСРЕ И ЕЕ КАНАЛАХ

Оманское море обыкновенно два раза в сутки поднимается, достигает десяти гезов высоты и, [190] достигнув полной высоты, снова падает и убывает на десять-двенадцать гезов. Это упомянутое мною повышение на десять гезов заметно только по поставленной у воды колонне или стене, если же берег низкий и возвышенностей нет, вода заходит очень далеко.

Тигр и Евфрат текут очень медленно, так что в некоторых местах даже трудно понять, в какую сторону они текут. Когда начинается прилив, он отгоняет их воду назад фарсахов на сорок и начинает казаться, что течение в реках повернуло в обратную сторону и они текут вверх. В других местах, не на берегу моря, высота прилива зависит от степени возвышенности почвы: в низких местах вода поднимается сильно, в высоких — менее заметно.

Это явление называется приливом и отливом и находится в связи с положением луны, ибо, когда луна поднимается в зенит и орбиту Сатурна, в десятой и четвертой фазе, прилив бывает чрезвычайно силен, когда же луна стоит на одном из двух горизонтов, то есть на востоке или западе, бывает сильный отлив. Кроме того, когда луна находится в соединении или в положении противостояния солнцу, вода поднимается, то есть прилив в это время бывает сильней, а когда луна удалена от солнца на три фазы, вода убывает, то есть прилив не бывает особенно силен и не достигает такой высоты, как во время соединения и противостояния ее; в это же время и отлив бывает более сильным. Поэтому и говорят, что прилив и отлив находятся в связи с положением луны, истину же знает лишь господь всевышний. [191]

Город Убуллэ лежит на берегу канала и канал назван по его имени. Мне он показался городом цветущим: там есть и замки, и базары, и мечети, и рибаты, сосчитать и описать которые прямо-таки невозможно.

Самый город лежит на северном берегу, но на южном берегу тоже есть кварталы, мечети, рибаты и базары, здания там чрезвычайно велики и во всем мире не найти такого прекрасного места.

Эта часть города называется Шикк Осман. Большая, образующаяся от слияния Тигра и Евфрата река называется Шатт-эл-Араб и течет к востоку от Убуллэ. Город находится на юге. Канал Убуллэ и канал Ма'киль, как я уже говорил ранее, сливаются в Басре. К Басре принадлежит двадцать областей и в каждой из них много деревень и обработанной земли.

ОПИСАНИЕ ОБЛАСТЕЙ БАСРЫ

Хишшан, Шерребэ, Белас, Акар Мисан, ал-Мукин, Наср-ал-Харб, Шатт-ал-Араб, Са'д, Сам, Джа'фарийэ, ал-Мешан, ас-Сумд, ал-Джунэ, ал-Джезират-ал-Узма, Меррут, аш-Шерир, Джезирет-Эл-Урш, ла-Хумейда, Джуберэ, ал-МунФаридат.

Говорят, когда-то в устье канала Убуллэ суда не могли проходить, потому что там был большой водоворот. Тогда одна богатая женщина из жителей Басры приказала изготовить четыреста судов, наполнить их Финиковыми косточками, плотно закрыть сверху и потопить их в том месте, чтобы суда могли проходить там. [192]

В конце концов в середине Шавваля четыреста сорок третьего года 273 мы покинули Басру и сели на судно. Мы ехали четыре фарсаха от города Убуллэ и все время по берегам канала были сады, цветники, павильоны и беседки. Во все стороны шли каналы и по величине каждый из них напоминал реку. Приехав в Шикк Осман, мы сошли на берег против города Убуллэ и остановились там.

Семнадцатого числа мы сели на большое судно, называвшееся Буси. На берегах стояло много народа и, увидев это судно, все восклицали: — Да укажет тебе путь господь всевышний, о Буси!

Мы приехали в Аббадан и там многие сошли с корабля. Аббадан лежит на берегу моря и похож на остров, потому что Шатт в этом месте делится на два русла. Таким образом ни с какой стороны в Аббадан нельзя проехать иначе, как водой. К югу от Аббадана находится океан; во время прилива вода подходит к стенам города и во время отлива отходит немного меньше, чем на два фарсаха.

Некоторые люди покупали в Аббадане циновки, другие запасались там провизией. На другой день поутру судно вывели в море, и мы отправились к северу. На протяжении десяти фарсахов все еще можно было пить из моря воду и она была сладкой, потому что это была вода Шатта, языком вдающегося в море.

Когда взошло солнце, посреди моря показалось что-то вроде воробья; чем ближе мы подъезжали, тем больше оно становилось, но когда мы поравнялись с этим предметом, так что он был на [193] расстоянии одного фарсаха по левую руку от нас, поднялся противный ветер. Бросили якорь и спустили паруса. Я спросил, что это такое и мне ответили, что это хашаб.

ОПИСАНИЕ ХАШАБА

Это четыре больших бревна дерева садж, соединенных наподобие стенобитной машины. Расположены они четырехугольником; основание у него широкое, а верх узкий. Высота его над водой — сорок гезов; сверху наложено черепицы и камней. Все это прикрыто досками наподобие крыши, а сверху поставлены четыре арки, где должен находиться сторож. Про этот хашаб одни рассказывали, что его построил богатый купец, другие говорили, что он выстроен по приказу какого-то царя. Служит он для двух целей: во-первых, в этом месте есть движущиеся пески и море там неглубоко, так что если туда зайдет большое судно, оно может сесть на мель. По ночам там зажигают светильник в стеклянном колпаке, чтобы ветер не мог задуть его, а люди видели издалека свет и остерегались, ибо в таком месте никто не сможет спастись. Во-вторых, он служит для определения стран света, а также для того, чтобы предостерегать от пиратов, чтобы корабельщики, узнав о их близости, могли повернуть в сторону. Когда мы миновали этот хашаб и он скрылся из виду, показался другой, похожий на первый, но только без купола на крыше сторожки; его, вероятно, не смогли достроить.

Оттуда мы приехали в город Мехрубан. Это большой город на берегу моря с восточной стороны. [194] Там есть большой базар и красивая мечеть, но вода у них только дождевая, колодцев и каналов с пресной водой нет. У них устроены водоемы и бассейны и недостатка в воде не бывает никогда. Там выстроены три больших караван-сарая, каждый из них прочен и высок как крепость. В соборной крепости я увидел на мимбаре имя Якуба ибн-Лейса 274 и спросил кого-то о причине этой надписи. Тот ответил: — Якуб ибн-Лейс доходил и до этого города, но такой мощи не было ни у одного из остальных эмиров Хорасана. — В то время, когда я посетил этот город, он находился в руках сына того Абу-Калинджара, который был правителем Фарса.

Провизию, то есть съестные припасы, привозят в этот город из других городов и областей, так как там, кроме рыбы, ничего нет. В этом городе есть таможня и гавань. Если от этого города поехать вдоль берегов к югу, приедешь в Тевиэ и Казерун.

Мне пришлось пробыть некоторое время в Мехрубане, потому что, по словам жителей, дороги были не безопасны, так как сыновья Абу-Калинджары вели друг с другом войну и враждовали. Каждый из них встал во главе своих приверженцев, и вся страна пришла в смятение. [195]

Мне сказали, что в Аргане был некий именитый и ученый человек, по имени шейх Садид Мухаммед ибн-Абд-ал-Мелик. Мне пребывание в этом городе чрезвычайно наскучило и, услышав об этом человеке, я написал ему письмо, рассказал о своем положении и попросил его доставить меня в более безопасное место. Я отослал письмо и на третий день ко мне явились тридцать вооруженных пехотинцев и сообщили мне: — Нас прислал за тобой шейх, чтобы мы доставили тебя в Арган. — Под их защитой я отправился в этот город.

Арган — большой город с двадцатью тысячами жителей. По восточной его окраине проходит река, вытекающая из гор и идущая к северу. От этой реки отвели четыре больших канала и провели их через город, что стоило больших денег. Каналы эти проходят и дальше за черту города и там, на берегах их, разведено много цветников и садов, насажено много пальм, кислых и сладких апельсинов и масличных деревьев. Город устроен так, что под каждым домом устроено соответствующей величины другое помещение под землей. По этим подвалам проходит вода и благодаря этому жители могут отдыхать в летнее время в подвалах.

Среди жителей города были люди, принадлежащие к самым различным сектам. У Мутазилитов там был имам, по имени Абу Саид-ал-Басри; это был красноречивый человек, притязавший на большие познания и геометрии и математике. Я вступил с ним в диспут: мы задавали друг другу вопросы и давали ответы по вопросам логики, математики и других наук. [196]

Первого Рамазана 275 мы выехали оттуда и направились через горы в Исфахан. По дороге мы приехали к горе, где был узкий проход, называемый Ам. Говорят, что эту гору рассек мечом Бехрам Гур 276 и называют ее поэтому “Шемширбурид”. 277 Там я видел большую реку, стремительно вырывавшуюся из большой дыры по правую руку от нас и падавшую вниз с большой высоты. Называли ее Авам. Эта река постоянно течет летом, а когда наступает зима, останавливается и замерзает.

Затем мы приехали в город Лурдеган, в сорока фарсахах от Аргана. Лурдеган этот лежит на границе области Фарс.

Оттуда мы приехали в город Хан-Ленджан. На воротах его я увидел имя султана Тогрульбека. 278 Оттуда до Исфахани семь фарсахов. Жители Хан-Ленджана живут чрезвычайно спокойной и мирной жизнью; каждый из них занят своим делом и своим домашним хозяйством. [197]

9

ОБРАТНЫЙ ПУТЬ. ИСФАХАН. ТАБАС И ТУН. СНОВА В БАЛХЕ

Мы покинули этот город и восьмого Сафара четыреста сорок четвертого года 279 приехали в Исфахан. От Басры до Исфахана — сто восемьдесят фарсахов. Этот город лежит в долине, воздух и вода там замечательно хороши. Стоит только вырыть колодец на десять гезов в глубину, и тотчас же там появится прекрасная холодная вода.

Город окружен высокой прочной стеной с воротами и бойницами. Наверху стена по всему протяжению снабжена зубцами. В городе есть ручьи проточной воды и красивые высокие здания. Посреди города стоит красивая большая соборная мечеть. Говорят, что длина стены — три с половиной фарсаха. Весь город находится в цветущем состоянии, развалин я там не видел нигде. Базаров там много: я видел базар менял, где торгуют двести менял. Каждый базар окружен стеной и воротами, точно так же окружены [198] стенами с крепкими воротами и кварталы, и улицы.

Там были прекрасные караван-сараи и была улица, называемая Улицей Вышивальщиков, где было пятьдесят хороших караван-сараев; в каждом из них жило много торговцев и жильцов.

Тот караван, с которым ехали мы, вез тысячу триста харваров 280 разного товара, но когда мы приехали в этот город, наше прибытие осталось совершенно незаметным, ибо тесноты там нет, всюду достаточно помещений и прокормления.

Когда султан Тогруль-бек Абу-Талиб Мухаммед ибн Микаил ибн Сельджук, да помилует его господь, занял этот город, туда был назначен правителем молодой человек, родом из Нишапура, хороший письмоводитель, обладавший красивым почерком, человек спокойный и красивый. Звали его ходжа Амид. Он умел ценить достоинства людей, был красноречив и щедр. Султан повелел, чтобы в течение трех лет с жителей города ничего не брали. Правитель следовал этому указанию, и все переселенцы снова вернулись на родину. Человек этот принадлежал к числу секретарей султанского совета.

Незадолго до нашего приезда там был страшный недород, но когда мы приехали туда, там как раз снимали с полей ячмень. Полтора мена пшеничного хлеба отдавали за один полновесный дирхем, три мена ячменного хлеба тоже стоили [199] один дирхем. Там утверждали, что у них никто не видывал восьми мен хлеба дороже дирхема.

Во всех странах, где говорят по-персидски, я не видал города красивее, более населенного и более цветущего, чем Исфахан. Говорят, что пшеница, ячмень и другое зерно там может лежать в течение двадцати лет, не портясь. Многие утверждали, что раньше, когда вокруг города еще не было стены, воздух был еще лучше, чем теперь. Когда же выстроили стену, он стал хуже, так что многие вещи начали портиться. Однако в деревнях он остался таким же, каким и был. Так как караван медлил с отъездом, мы провели в Исфахане двадцать дней и выехали оттуда двадцать восьмого Сафара. 281

Мы приехали в деревню, называемую Хейсем-абад, а оттуда через долину и гору Маскиан доехали до поселка Наин, в тридцати фарсахах от Исфахана. Проехав сорок три фарсаха от Наина, мы прибыли в деревню Гермэ в округе Биабан, где около десяти или двенадцати деревень. Эта местность жаркая и там растут финиковые пальмы. В прежние времена эта область находилась во власти Куфджей, но когда мы приехали туда, эмир Килеки отнял ее у них и посадил своего наместника в деревне с небольшой крепостью, называемой Пиядэ. Он теперь владеет этой областью и следит за безопасностью на дорогах, и если Куфджи выезжают на разбой, эмир посылает против них своих военачальников. Те ловят Куфджей, отнимают у них все имущество [200] и убивают их. Благодаря охране этого великого человека теперь дорога совершенно безопасна и народ там живет покойно. Пусть господь благословенный, всевышний станет хранителем, защитником и помощником всех справедливых властителей и смилуется над душами тех из них, которые уже умерли.

По дороге через Биабан на расстоянии каждых двух фарсахов выстроены небольшие купола и водоемы, куда собирается дождевая вода. Устроены они в тех местах, где нет солончаков. Выстроены эти купола для того, чтобы люди не сбивались с пути и в жару и в холод могли отдохнуть там немного.

По дороге мы видели большое пространство, покрытое зыбучими песками; кто собьется с пути, тот не сможет выбраться из этих песков и погибнет там. Мы проехали дальше и попали в местность, покрытую солончаками, где почва местами вздувалась. Если бы кто-нибудь отошел в сторону от дороги, он несомненно провалился бы.

Оттуда мы приехали к рибату Зубейды, называемому также рибат Марами. Там пять колодцев с водой, и если бы не было этого рибата и этой воды, никто не смог бы проехать через эту пустыню. Оттуда мы проехали в область Табаса и остановились в деревне Рустабад. В Табас мы прибыли десятого Раби-ад-Авваль. 282 От Исфахана туда, как нам говорили, сто десять фарсахов.

Табас — многолюдный город, хотя он и похож на деревню. Воды там немного, полей обрабатывают [201] мало, но есть пальмовые плантации и сады. Если оттуда направиться к северу, в сорока фарсахах будет Нишапур; к югу, на расстоянии сорока фарсахов лежит Хабис, отделенный от Табаса пустыней. К востоку от города есть крутая гора.

В то время эмиром этого города был Килеки ибн-Мухаммед; он взял этот город мечом. Жизнь там была чрезвычайно спокойная и безопасная, жители даже на ночь не закрывали дверей в домах, а верблюдов пускали ходить по улицам, хотя город и не окружен стеной. Ни одна женщина там не решается заговорить с чужим мужчиной, а если бы она решилась, их обоих убили бы. Точно так же, благодаря охране и правосудию эмира, нет там ни воров, ни убийц. Из всех арабских и персидских стран такое правосудие и такую безопасность я видал только в четырех местах: во-первых, в области Дешт, в дни правления Лешкер-Хана; во-вторых, в Дейлемистане. при эмире эмиров Джестане ибн-Ибрахим; в-третьих, в дни ал-Мустансыра-би-Лла, повелителя правоверных, 283 и, в-четвертых, в Табасе, в дни эмира Абу-л-Хасана Килеки ибн-Мухаммеда. Сколько я ни скитался, нигде я не видал места более безопасного, чем эти четыре, и не слыхал про такое.

Он продержал нас в Табасе семнадцать дней, заботился о нас, как о своих гостях, а в день нашего отъезда пожаловал нас подарком и извинился перед нами. Господь преславный, всевышний [202] да будет доволен им. Он дал нам в сопровождение своего стремянного, и тот ехал с нами до самого Зузана, то есть около семидесяти двух фарсахов.

Проехав двенадцать фарсахов от Табаса, мы прибыли в Раккэ, поселок, где есть проточная вода, поля, сады и деревья. Он окружен стеной и имеет соборную мечеть. Деревень и полей вокруг очень много.

Девятого Раби-ал Ахир 284 мы выехали из Раккэ, а двенадцатого числа того же месяца прибыли в город Тун, от которого до Раккэ двадцать фарсахов. Тун когда-то был большим городом, но в то время, когда я посетил его, большая часть его превратилась в развалины. Он лежит в долине и там есть проточная вода и подземные каналы. С восточной стороны города много садов. Есть там также и прочная крепость. Мне говорили, что там четыреста мастерских, где ткут ковры.

В городе во дворах домой много фисташковых деревьев, а жители Балха и Тохаристана полагают, что фисташки растут и встречаются только на горах. Когда мы выехали из города, этот стремянный эмира рассказал мне следующее: — Однажды мы выехали из Туна в Гунабад. Откуда-то появились разбойники н напали на нас. Несколько человек со страху бросилось тогда в колодец, соединенный с подземным каналом. У одного из этих людей был очень нежный отец. Он приехал и нанял какого-то человека, чтобы тот спустился в колодец и вытащил его сына. [203] Приготовили все веревки и канаты, какие только у них были, собралось много народа и веревку пришлось спустить на семьсот гезов, чтобы человек этот мог спуститься на дно. Он привязал веревку к телу юноши и его вытащили, но он был уже мертвым. Когда этот человек вышел оттуда, он сообщил, что по каналу протекает огромное количество воды. Канал этот длиною в четыре фарсаха и вырыт, как говорят, по повелению Кай-Хусрау. 285

Двадцать третьего Раби-ал-Ахир мы приехали в город Каин, от Туна туда считают восемнадцать фарсахов, но караван идет не меньше четырех дней, так как фарсахи очень тяжелые. Каин— большой укрепленный город, вокруг кремля его вырыт ров. Соборная мечеть находится посреди кремля, в ней, в том месте, где максурэ, есть чрезвычайно большая арка, каких я не видывал в Хорасане, арка эта к самой мечети не подходит. Все здания в городе снабжены куполами.

Если от Каина направиться к северо-востоку, в восемнадцати фарсахах будет Зузаи, к югу, в тридцати фарсахах, — Герат. В Каине я видел одного человека по имени Абу-Мансур Мухаммед ибн-Дуст. Он, как говорили, обладал познаниями во всех науках — и в медицине, и в астрологии, и в логике. Он задал мне такой вопрос:—Что ты скажешь, есть какая-нибудь материя за пределами небесного свода п звезд? — Материей,— ответил я:—мы называем только то, что находится под этим небесным сводом, все остальное же нет...— А как ты скажешь, — спросил он: — [204] есть за пределами этих сводов что-нибудь нематериальное? — Неизбежно, — ответил я: — ибо мир ограничен, пределом его считают свод сводов. Пределом же называют то, что отделяет одно от другого. Если это установлено, приходится сделать вывод, что то, что находится за пределом небесного свода, не похоже на то, что в его пределах... — Так, — продолжал он: — если разум заставляет принять существование этого нематериального, то есть ли у него в свою очередь предел? Если есть, то до каких пор оно простирается? Если же нет, то каким образом безграничное может быть преходящим?

О таких вещах мы толковали некоторое время. — Все это чрезвычайно смущало меня, — молвил он. Я заметил: — Кого это не смущало?..

Короче сказать, по причине смуты, вызванной в Зузане Убейдом Нишапури, и восстания правителя Зузана мне пришлось пробыть в Каине целый месяц. Там я отпустил стремянного эмира Килеки. Из Каина я выехал, направляясь в Се-рахс и второго числа месяца Джумада-л-Ухра 286 я прибыл туда. От Басры до Серахса я насчитал триста девяносто фарсахов. Из Серахса я поехал через рибат Джа'фари, рибат Амрави и рибат Ни'мети... Все эти три рибата лежат на дороге неподалеку друг от друга. Двенадцатого Джумада-л-Ухра я прибыл в город Мерверруд, через два дня выехал оттуда и через Аб-и Герм девятнадцатого числа прибыл в Бариаб, что составляет тридцать шесть фарсахов. [205]

Эмиром Хорасана был Чагры-бек Абу-Сулейман Дауд-ибн-Микаил ибн Сельджук. Он находился в Шибургане и собирался ехать в Мерв, свою столицу.

Мы по причине небезопасности дорог поехали на Сенгилан, а оттуда через Се-дерэ проехали и Балх. Когда мы приехали в рибат Се-дерэ, я услышал, что брат мой Ходжа Абу-л-Фатх Абд-ал-Джалиль находится в свите везира эмира, некоего Абу-Насра. Я отсутствовал около семи лет. Когда мы прибыли в Дестгирд, мы встретили обоз с кладью, направлявшийся в Шибурган. Сопровождавший меня брат спросил, чьи это вещи. — Это вещи везира, — ответили ему. — Знаете ли вы Абу-л-Фатха Абд-ал-Джалиля? — спросил он.— С нами есть один из его людей.— Тотчас же к нам подошел какой-то человек и спросил: — Откуда вы идете? — Возвращаемся с хадджа.— У господина моего Абу-л-Фатха Абд-ал-Джалиля было два брата, — воскликнул он, — они столько-то лет тому назад уехали в хаддж, и он страстно тоскует по ним. Но кого он ни расспрашивал о них, никто не мог ничего ему сообщить. — Мы привезли письмо от Насира, — сказал мой брат: — когда твой господин приедет, мы вручим ому это письмо.

Прошло некоторое время, караван остановился посреди дороги, и мы тоже остановились. Слуга этот сказал: — Вот едет мой господин. Если он не найдет вас, он опечалится; если же вы мне дадите это письмо, я передам его, и он будет очень доволен. — Ты хочешь письмо Насира, — спросил мой брат, — или самого Насира? Вот он, Насир, перед тобой. [206]

Слуга от радости не знал, что делать, и мы отправились в сторону Балха через Миан и Руста. Брат же мой Абу-л-Фатх ехал через Дестгирд и вместе с везиром направлялся к эмиру Хорасана. Как только он услышал о нашем прибытии, он остановился у моста Джемугиан, чтобы дождаться нас. Это было в субботу двадцать шестого Джумада-л-Ухра четыреста сорок четвертого года. 287 После того как мы утратили все надежды, столько раз попадали в смертельную опасность и уже не рассчитывали остаться в живых, мы снова свиделись, смогли насладиться свиданием друг с другом и восхвалили господа, велик и славен да будет он.

В этот день мы въехали в Балх, и я написал эти три двустишия, соответствовавшие нашему положению.

Если долго в этом мире длятся беды и страданья,
Все ж и счастию и горю здесь всегда конец приходит.
Ночь и день для нас ничтожных свод вращается небесный,
День уйдет, ему на смену тотчас же другой приходит.
Мы из странствия вернулись... Из него вернуться можно,
В путь другой уйдем, оттуда к нам никто уж но приходит...

Все расстояние от Балха до Мисра, оттуда до Мекки, через Басру в Фарс и снова обратно в Балх, не считая поездок на поклон святым местам в сторону и других отклонений, составляет две тысячи двести двадцать фарсахов. Обо всем, [207] что я видел, я правдиво поведал, а если я сообщил что-нибудь неверно о том, что слышал, пусть читатели не считают меня глупцом, не порицают и не бранят. И если поможет мне господь, велик и славен да будет он, я, если совершу путешествие на Восток, опишу и то, что увижу там, если захочет господь всевышний, единый, мощный.

Слава господу, владыке миров. Помолимся о Мухаммеде и семье его и всех сподвижниках его.

Комментарии

218. Декабрь.

219. Я перед тобой, о Боже мой, я перед тобой.

220. Макам Ибрахим.

221. Рынок Москательщиков.

222. Колодец отшельника.

223. Январь.

224. 10 ноября 1050 г.

225. 3 мая 1051 г.

226. Март – апрель.

227. Апрель – май.

228. Врата пророка.

229. Врата мельников.

230. Ворота торговцев финиками.

231. Абу-Джахль (букв.: “Отец глупости”) — один из злейших противников Мухаммеда, говоривший, что если он увидит Мухаммеда распростертым во время молитвы, он наступит пророку на шею. К Абу-Джахлю комментаторы относят шестой и седьмой стихи 96-й суры Корана: “Но человек восстает, как только становится богатым”, и последние стихи этой суры, где говорится о каре, грозящей нечестивцу.

232. Третий вход на этой же стене автор забыл: он называется Баб-ал-Вада (Ворота Прощания).

233. Средние ворота.

234. Врата Совета.

235. Иракский угол.

236. Йеменский угол.

237. Сирийский угол.

238. Коран, III, 90. Бекка – название Мекки.

239. Врата Милосердия.

240. Абу Мансур Низар, ал-Азиз ли-Дин-Алла — пятый из Фатимидских правителей Египта. Правил с 975 по 996 г. н. э.

241. Макам Ибрахим.

242. Так сказать, “Водопой паломщиков”.

243. Кладовая для масла.

244. По словам арабского географа Якута, пророк остановился там, чтобы разделить добычу, взятую у Бену-Хавазин в Шаввале 8 года хиджры = январю-февралю 630 г. н. э.

245. Колодец пророка.

246. Колодед Али ибн-Абу-Талиба.

247. Билаль ибн-Рабах был рабом и был отпущен на волю пророком. Так как он отличался прекрасным голосом, ему была предоставлена должность муэдзина. Он умер в Дамаске в 20 году хиджры (640 г. н. э.).

248. Икамет — обряд, с которого начинается общая молитва. Заключается в повторении азана (призыва к молитве) с прибавкою слов “кад камат-ис-салат” = уже наступила молитва.

249. Гора Милосердия.

250. 27 апреля 1051 г.

251. Так называемый Курбан.

252. В долине Мина находятся три колонны, из которых главная называется “Большим Сатаной”. Паломники запасаются двадцать одним камнем и бросают по семи камней в каждую из этих колонн, произнося слова: “Во имя бога всевышнего, я совершаю это в знак ненависти к диаволу и для его посрамления”. Совершается это в память изгнания диавола Авраамом. После этого обряда совершается жертвоприношение, или Курбан.

253. 7 мая 1051г.

254. 10 мая.

255. Абд-Аллах ибн-Аббас — сын дяди Мухаммеда и родоначальник династии Аббасидов. Умер в Таифе в 68 году хиджры (687 г. н. э.).

256. Известные арабские влюбленные. История их любви послужила темой для многих поэм на мусульманском Востоке.

257. Покровитель-конвойный, даваемый путнику принимающим его под свою защиту племенем.

258. 8 июля 1051г.

259. Асхаб-эр-Раким — спящие отроки Ефесские, известные и христианской церкви. Легенда о них рассказана в Коране, сура XVIII, стихи 8—26.

260. Сир = пятнадцати мискалям (4x4,05 гр. = 16,2 гр.).

261. Данг, как мера веса = 3,148/6 гр.

262. Шерифы — букв. “благородные” — родовая аристократия, управлявшая делами всего рода или городского объединения.

263. Господа.

264. Советники.

265. Т.е. человек, совершивший хаддж, паломничество в Мекку.

266. Абу-Наср Хусрау Фируз Мелик-ар-Рахим, сын Имад-ад-Дина Абу-Калинджара Марзбана из династии Бундов; правил с 1048 по 1055 г. н. э. Фарсом и Ираком.

267. Рынок, где торгуют верблюжьим мясом.

268. Рынок мастеров, выделывающих чаши.

269. Т. е. полтора месяца.

270. Сентябрь 655 г. н. э.

271. Любимая жена пророка.

272. Врата Благоговения.

273. 20 февраля 1043 г.

274. Якуб — сын Лейса Саффара (медника), основатель династии Саффаридов. Сначала был разбойником, затем сделался наместником области Сеистан в Персии н, благодаря захватам соседних областей, увеличил свою власть настолько, что даже двинулся на Багдад, где однако был разбит братом халифа Му'тамида. Правил с 868 по 879 г. н. э.

275. 3 мая 1052 г.

276. Один из царей династии Сасанидов, правивший в 423 — 441 гг. н. э. Любимейший герой народных преданий. Гур, собственно, значит “дикий осел”, прозван он так якобы за свое пристрастие к охоте.

277. По-персидски “Разрезанная мечом”.

278. Рукн-ад-дин Абу-Талиб Тогрульбек, так называемый “великий сельджук”, в 1055 г. завоевавший Багдад. Правил с 1038 по 1063 г. н. э.

279. 10 июня 1052 г.

280. Харвар — букв. “груз осла” — столько, сколько может снести осел, мера веса, чрезвычайно колеблющаяся в разных районах Персии.

281. 30 июня

282. 9 июля 1052 г.

283. Т.е. фатимидского правителя Египта. О нем см. выше.

284. 8 августа.

285. Один из мифических персидских царей.

286. 1 октября.

287. 26 октября 1052 г.

Текст воспроизведен по изданию: Насир-и Хусрау. Сафар-наме. Книга путешествия. М. Academia, 1933.

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.