ШИХАБ АД-ДИН МУХАММАД АН-НАСАВИ

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ СУЛТАНА ДЖАЛАЛ АД-ДИНА МАНКБУРНЫ

СИРАТ АС-СУЛТАН ДЖАЛАЛ АД-ДИН МАНКБУРНЫ 

Рассказ о походе Гийас ад-Дина на Фарс, о его набегах на области Фарса и преступлениях его войска там

[Вначале] Гийас ад-Дин в Ираке платил своим соседям полной взаимностью, придерживаясь, [как и они], скрытности и притворства, пока его могущество не усилилось за счет присоединившихся к нему людей из султанских войск, избежавших смерти и рассеянных жестокой войной. Это совпало с бегством Инандж-хана после сражения, разыгравшегося между ним и татарами вблизи Джурджана, о чем говорилось выше ¹. Он (Гийас ад-Дин) воздал ему должное при его прибытии и излил на него поток благосклонности, принимая во внимание его прежние права и его преданность, проявленную ранее и ожидаемую [в будущем]. Оказывая ему уважение и почет и одаривая подарками его и его людей, он дошел до того, что вызвал этим зависть обоих своих дядей по матери, Даулат-Малика и Балтай-Малика, и отчужденность атабека Йигана Таиси. Эти трое решили покончить с упомянутым Инандж-ханом по причине ненависти к нему и досады, завидуя его положению и противодействуя этому.

/95/ Когда Гийас ад-Дин узнал, что они замыслили зло против Инандж-хана и задумали обман и предательство по отношению к нему, он предостерег их и предупредил о последующем [116] возмездии. Тогда они, не желая поддерживать связь с ним, ушли в разные области с обидой в душе и скрытой ненавистью в сердце.

Тогда же произошло третье вторжение татар в Ирак (В 621 г.х. (24.I 1224 — 12.I 1225)), и они застали союз расстроенным и разобщенным. Они напали на Даулат-Малика на границах Занджана ² и убили его. Так он испытал пагубность своего поступка, и зло его предательства обернулось против него самого. Когда его окружили пасти язычников и он увидел себя между челюстями гибели, он указал своему сыну Баракат-хану ³, еще ребенку, дорогу в Азербайджан и сказал: «Держись ее до тех пор, пока она не приведет тебя в безопасное место». Мальчик шел по этому пути до Табриза, где атабек Узбек принял его с любовью и воспитывал его, заменяя ему отца до тех пор, пока из Индии не появились отряды Джалал ад-Дина и не овладели Табризом. Тогда он был извлечен из ножен затруднений и выведен из теснин [бедствий] на открытое пространство.

Затем, возвращаясь из Занджана, татары напали на Йигана Таиси. Они разграбили большую часть его богатств и истребили всех его военачальников. Сам же он со своей женой спасся, пробравшись к границам Тарума ⁴. Татары же вернулись обратно и перешли Джейхун как победители, гордясь тем, что захватили. Такова зависть, которая находит удовлетворение лишь тогда, когда тот, кому завидуют, находится в бедственном положении и судьба уже оскалилась против него своими клыками и несчастьями.

Те из них, которые спаслись, пришли к Гийас ад-Дину с лицами, очерненными неповиновением, толпой, которую рассеяло поражение. И благодаря им его мощь усилилась, и его тыл укрепился с их возвращением. За это время он успел отомстить владетелю Фарса атабеку Музаффар ад-Дину Са'ду ибн Занги за многие дела, в том числе за переписку с жителями /96/ Исфахана с целью склонить [на свою сторону] их изменчивые симпатии и выяснить, каковы их непостоянные и колеблющиеся настроения, а также за то, что в тяжелых [для Гийас ад-Дина] обстоятельствах атабек мало заботился о том, чтобы выполнить его требование о ссуде деньгами и помощи людьми. Гийас ад-Дин во главе многочисленных войск и многотысячной конницы отправился в Фарс ⁵. Когда атабек понял, что ему не устоять против Гийас ад-Дина, он заперся в крепости Истахр. Тогда Гийас ад-Дин двинулся против нее, напал на предместье (рабад), силой овладел им и разорил его, карая и [117] насильничая. Затем отсюда он двинулся на Шираз, захватил город силой и напоил его вином из чаш мести. Затем он некоторое время осаждал крепость Джира, но, получив выкуп, заключил мир с ее жителями и даровал им пощаду ⁶. Здесь умер Инандж-хан и был похоронен в Ши'б Салмане.

Он (Гийас ад-Дин) отрядил Алп-Эр-хана в Казирун ⁷, [откуда происходил] шейх Абу Исхак аш-Ширази ⁸. Алп-Эр-хан захватил город, угнал в плен детей, предал насилию женщин, дав волю мести в отношении его жителей. На протяжении веков здесь были накоплены из пожертвований большие богатства, Алп-Эр-хан перевез их в свою казну, и этим было восстановлено его положение во всем расцвете и блеске. Но, увы, притеснения — это железное ожерелье, а поборы — позорная тяжесть. Такое пропитание — по внешности мед, но то, что скрыто внутри его, — смертельный яд. И, конечно же, дело его (Алп-Эр-хана) закончилось тем, что татары взяли его в плен у ворот Исфахана. Они связали его ноги под [брюхом] коня, скрутили ему руки сзади и отправили его к хакану по дороге протяженностью в два года пути. Хакан сжег его, предав его огню, [уже] полуживого. Может быть, это скоротечное мучение отвратит от него его жребий и он не будет вторично мучиться [в потустороннем мире]. Ведь «Аллах велик, обладатель мщения» (Коран III, 3 (3)).

/97/ Отсюда Гийас ад-Дин направился к границам Рамхура, что в пределах области Багдада. 'Алам ад-Дин Кайсар ⁹, правивший от имени Высокого дивана, ушел оттуда, полагая, что Гийас ад-Дин будет вести себя здесь так же, как в Фарсе, то есть грабить, жечь, проливать кровь и притеснять. Но Гийас ад-Дин не напал на город, сохраняя благопристойность и соблюдая повиновение и долг, предписанные Аллахом. Имам ан-Насир, да будет над ним благословение Аллаха, в этом году собрал множество [воинов] из Ирбила и других областей ал-Джазиры, Дийар-Бакра и [Дийар]-Раби'а ¹⁰. Он отправил послание Гийас ад-Дину, приглашая его возвратиться к тому, что более похвально в этой жизни и предпочтительно в потусторонней. Гийас ад-Дин с покорностью повиновался этому и возвратился в Ирак. [118]

Рассказ о событиях в Газне до прибытия туда Джалал ад-Дина

Газной управлял Кузбар-Малик, как на'иб Джалал ад-Дина. Когда Амин-Малику пришло на ум направиться в Сеистан с целью овладеть им, он послал к Кузбар-Малику человека, предлагал объединиться [для похода] на упомянутую страну. И тот пошел к нему на помощь, удалившись от Газны и ее областей.

Ихтийар ад-Дин Харбушт ¹¹, один из старейшин Гура, находился [в это время] в Пешаваре в своих владениях икта', которыми когда-то наделил его здесь Джалал ад-Дин. И вот теперь, воспользовавшись тем, что Газна осталась без защитников, он решил нарушить заповедь [мира] с ней. Он вступил туда, так как их отсутствие (Кузбар-Малика и Амин-Малика) помогало ему. Салах ад-Дин Мухаммад ан-Наса'и ¹², вали крепости, преданный султану, заключил мир с Харбуштом при захвате Газны, на словах показывая свою приверженность ему, а втайне замышляя воспользоваться случаем для действий против него. Когда он установил дружеские отношения с ним и ему представилась возможность, он, встретив его однажды на площади, /98/ вонзил кинжал в его грудь и разорвал завесу его жизни ¹³.

[Затем] Салах [ад-Дин] возобновил борьбу против смуты, искоренил порочность и [к прибытию] султана очистил страну. Он распорядился относительно сторонников Харбушта, и на них неожиданно напали во всех домах и комнатах и извлекали их из-под земли и из-под камней. По его же приказу был распят Тадж ад-Дин, племянник — сын сестры — Харбушта.

Ради ал-Мулк был мушрифом дивана Джалал ад-Дина в Газне. Салах ад-Дин решил поручить ему дела дивана, с тем чтобы тот не стремился к независимости, а сам он не потерял право на харадж и деньги (ал-амвал). Он поручил ему это, однако, упрочившись на этом месте, Ради ал-Мулк возгордился, стал вести себя высокомерно и заносчиво и важничать. А вскоре он увидел, что дела государства не заштопаны — и все больше зияют дыры, — а их еще сильнее разрывают, вместо того чтобы зашить. Он задерживал расходование средств дивана, все больше и больше накладывал руку на такие награды и выплаты, распоряжение которыми не входит в полномочия вазиров.

Затем он почувствовал, что Салах ад-Дин не одобряет ни совершенных им проступков, имеющих недостойные последствия, ни его приобретений, источники которых не назывались. [119]

Тогда Ради ал-Мулк настроил против него группу людей из Сеистана, и те убили его ¹⁴. Ради ал-Мулк стал править самостоятельно ¹⁵, пока не прибыл сюда (в Газну) Джалал ад-Дин. Он решил оставить все без изменений, до поры до времени не обращать внимания на прежнее неразумие Ради ал-Мулка и быть притворно глухим к тому, что он услышал о его проступках. Так было, пока он не разбил татар у Парвана, о чем будет сказано ниже, и не вернулся в Газну победителем. Тогда Джалал ад-Дин приказал схватить его и взыскать те деньги, которые он расходовал так расточительно, и те, что получил на мнимые расходы. Для того чтобы взыскать с него деньги, его сдавили [в тисках], пока он не умер страшной смертью.

Рассказ о событиях в Газне после возвращения туда Джалал ад-Дина

Он прибыл в Газну в шестьсот восемнадцатом году (25.II 1221 — 14.II 1222). Люди радостно встречали его прибытие, /99/ как постившийся встречает месяц прекращения поста или пострадавший от засухи — проливной дождь. На службу к нему перешли Сайф ад-Дин Играк ал-Халаджи, правитель Балха А'зам-Малик, правитель афганцев Музаффар-Малик и [предводитель карлуков] ал-Хасан Карлук — каждый из них имел около тридцати тысяч всадников. С Джалал ад-Дином было столько же его войск и войска Амин-Малика ¹⁶.

Когда Чингиз-хан узнал о том, какая беда стряслась с его войском в Кандахаре, он отрядил своего сына Толи-хана с многочисленным войском, состоящим из отборных воинов, [верных], как потник седла, и [храбрых], как острые мечи. Джалал ад-Дин встретил его с твердым намерением вести джихад и усердно защищать ислам. Он столкнулся с ним у Парвана ¹⁷ с конницей, подобной горным потокам, и воинами, [храбрыми] как львы. Когда показались оба отряда, он сам ринулся на центр Толи-хана, расстроил его [боевой] порядок, бросил под копыта конницы его знамена, принудил его бежать и оставить свою позицию. И [тогда] обрушились на татар мечи мщения. Сидя в седле ненависти, Джалал ад-Дин отсекал мечами концы шейных вен, отделял плечи от мест, где они [120] сходятся. А как же иначе? Ведь они причинили большие страдания ему, его братьям и отцу, его государству, его родне и приближенным, охранявшим его. Он остался без отца и потомства, без господина и без раба, несчастье забросило его в степи, а опасности завели в пустыни.

Толи-хан был убит в пылу сражения, в самом разгаре атаки. Было взято много пленных, так что слуги приводили захваченных ими людей к нему (Джалал ад-Дину) и вбивали им в уши колья, сводя с ними счеты. Джалал ад-Дин радовался и смотрел на это с сияющей улыбкой на лице. Так подвергли их истязаниям в этом мире, «а, конечно, наказание будущей жизни сильнее и длительнее» (Коран XX, 127 (127)).

/100/ Отряд татар до этого осаждал крепость Валийан ¹⁸, и ее положение стало угрожающим. Но когда они узнали о том, какие жестокие мучения излил Аллах на [татар Толи-хана], они покинули ее, обманувшиеся в своих надеждах, испуганные, и Аллах даровал мусульманам спасение. Когда беглецы возвратились к Чингиз-хану, он сам выступил против него (Джалал ад-Дина) с войсками, для которых, [если они] собирались, пространство было тесным и их обилие затопило бы равнину.

Случилось так, что к этому времени войска халаджей [и карлуков] под предводительством Сайф ад-Дина Играка, А'зам-Малика и Музаффар-Малика в гневе покинули Джалал ад-Дина как раз тогда, когда он больше всего нуждался в их присутствии и их помощи. А причина этого была в том, что когда они разбили сына Чингиз-хана у Парвана, то тюрки при разделе добычи, доставленной им Аллахом, поспорили с ними на [свой] позор, печатью которого они были клеймены и его огнем таврованы. Некоторые из тюрок Амин-Малика даже оспаривали у А'зам-Малика коня из татарской конницы, и спор между ними затянулся. Тюрк ударил его своей плетью, и это вызвало возмущение в их душах и ненависть в их сердцах. В их умах закипела злоба, так как они видели, что не могут добиться справедливого дележа. И как ни старался Джалал ад-Дин удовлетворить их, тюрки становились еще злее и несдержаннее в своем обращении и в отсутствии учтивости, у них было мало опыта в этих делах и они не хотели видеть, каковы будут последствия. Чужеземцы (ал-гураба') (Здесь имеются в виду гурцы и афганцы) жаловались друг другу, что эти тюрки считают, что татары не из рода людского, они не знают страха, так как мечи не оставляют на них следа, и они не [121] отступают, ибо на них не действуют копья. Но ведь мы видели, /101/ как мечи расправлялись с их суставами, а с племенами — копья и камни, [как] они довольствовались обетом, который нарушается, и соглашением, которое расторгается. [Они совершали это] «превознесением на земле и ухищрением зла. Но злое ухищрение окружает только обладателей его» (Коран XXXV, 41 (43)). Когда Джалал ад-Дин ублаготворял их, чтобы возвратить, и направлял послов для заключения прочного союза, тюрки отвечали ненавистью. «Дело Аллаха было решением предрешенным» (Коран XXXIII, 38 (38)), и они покинули его ¹⁹. Таким образом, государи этого дома (Хорезмшахов) совершили ошибку, взяв в помощь тюрок против такого же племени из числа многобожников. Ведь кто сражается без непоколебимой веры и твердой убежденности, не надеется на воздаяние и не боится [адских] мучений, не гарантирован от слабости при нужде и от того, чтобы следовать своим желаниям в любое время и ежечасно. Да!

Когда Джалал ад-Дин узнал о том, что враг Аллаха выступил против него с главной частью своих войск и окружил его громадной силой в то время, когда его покинули эмиры с их отважными героями и толпами их воинов, он в предчувствии беды ощутил страх и понял, что не в силах противостоять Чингиз-хану, если не возвратит [ушедших] и не последует их воле. Он решил укрыться за водами Синда, затем возобновить здесь переговоры с отколовшимися от него и дать им понять, что возвращение похвально и для обеих сторон более полезно. И если они согласятся на это, то он встретит Чингиз-хана ранним утром, опираясь на помощь находящихся с ним тюрок.

Между тем Чингиз-хан опередил его в том, что он задумал предпринять, и дело сложилось не так, как предполагалось. У Джалал ад-Дина при его выезде из Газны были сильные колики, и в таком положении он не мог больше сидеть в паланкине. Однако он сел на коня, терпеливо снося невероятную боль и мучительные страдания. И это продолжалось до тех пор, пока ему не были дарованы /102/ окончательное исцеление и полное выздоровление. Тем временем поступило сообщение о том, что авангард Чингиз-хана остановился в Гардизе ²⁰. Тогда Джалал ад-Дин ночью сел в седло и при наступлении утра, озаренный содействием и водительством Аллаха, воздал хвалу за свой ночной переход и внезапно напал на этот авангард в Гардизе, и его выручили только прекрасные вожаки [табунов] и [122] высекающие искры из камней [кони], а спасла его только быстрота конницы под покровом ночи ²¹.

Когда об этом узнал проклятый, это напугало его и он было уже оплакивал свои надежды. Но он пустился в путь, не обращая ни на что внимания и совершая самые быстрые переходы. Джалал ад-Дин вернулся в свой лагерь на берегу реки Синд, но ему не хватило времени на то, что он намеревался сделать: собрать суда и возвратить отряды. Подошло лишь одно судно, и он распорядился переправить свою мать, жену и тех, кто составлял его дом и кого скрывали его покровы. Но судно разбилось, и переправиться было невозможно. И [в это время] явился Чингиз-хан, готовый к битве. «А когда Аллах пожелает людям зла, то нет возможности отвратить это, нет у них помимо Него заступника!» (Коран XIII, 12 (11)).

Рассказ о сражении между Джалал ад-Дином и Чингиз-ханом на берегу реки Синд. А это одна из величайших битв и самых страшных бед

Чингиз-хан подошел к берегу реки Синд до того, как Джалал ад-Дин успел выполнить то, что задумал: вернуть отколовшихся эмиров. И вот налетели друг на друга конные, сошлись в бою храбрецы и держались стойко в течение всего этого дня. Затем настало утро среды, восьмого дня шавваля шестьсот восемнадцатого года (25 ноября 1221 г. (приходится, однако, на четверг)). И тогда встретились обе стороны и сошлись ремни подпруги, Джалал ад-Дин предстал перед ним (Чингиз-ханом) с небольшим количеством [воинов], /103/ покинутый большим их числом,

с душой, переживающей позор, как будто
    он безбожник в страхе или еще хуже того ²².

Затем он сам ринулся в самый центр [войск] Чингиз-хана и разорвал его на части, пробив в нем просеки дорог. Проклятый сам обратился в бегство; разбитый, он подгонял корабль избавления и, ослабленный, стремился к спасению. Круг почти [123] сомкнулся вокруг безбожных, и поражение продолжало охватывать обитателей адского огня. Однако проклятый до сражения выделил в засаду десять тысяч всадников из числа отборных воинов, имевших титул бахадуров. Они вышли на правый фланг Джалал ад-Дина, где находился Амин-Малик, и разбили его, отбросив к центру. Вследствие этого расстроился боевой порядок [Джалал ад-Дина] и была поколеблена его стойкость. Битва прошла, [оставив] погибших, обагренных кровью [раненых], утонувших в реке. Некоторые воины подходили к реке и сами бросались в ее стремнину, зная, что неизбежно утонут и что нет пути к спасению. Во время битвы был взят в плен сын Джалал ад-Дина — мальчик семи или восьми лет: он был убит перед Чингиз-ханом. А когда Джалал ад-Дин, разбитый, вернулся к берегу реки Синд, он увидел, что его мать, мать его сына и все женщины его гарема вопят истошными голосами: «Заклинаем тебя Аллахом, убей нас и спаси нас от плена!» Тогда он распорядился, и они были утоплены. Поистине, это исключительное несчастье и невероятная беда! ²³

Что касается войск халаджей, покинувших Джалал ад-Дина, то Чингиз-хан, после того как покончил с Джалал ад-Дином, вынудил их спуститься с горных /104/ хребтов, с их высоты и вершин, и заставил их выйти из лесных чащ и глубоких ущелий.

А'зам-Малик укрепился в крепости Дарваз ²⁴. Ее держали в осаде, пока она не была взята и присоединена к другим, захваченным ранее ²⁵.

'Арид Дийа' ал-Мулк 'Ала' ад-Дин Мухаммад ибн Маудуд ан-Насави ²⁶, человек благородного происхождения, огниво щедрости которого постоянно высекало [искры], рассказал мне: «Я бросился в воду, совершенно не умея плавать, стал тонуть и был близок к гибели. Когда я попал в пучину бушующих вод, я вдруг заметил мальчика с надутым бурдюком. Я протянул руку и хотел утопить его и взять у него бурдюк. Но он сказал: “Если желаешь своего спасения без моей гибели, держись и ты за него (бурдюк), и я доставлю тебя к берегу”. Я так и поступил, и мы спаслись. После этого я повсюду искал его, чтобы вознаградить за то, что он сделал, но не нашел его, хотя таких, которые спаслись, было немного». [124]

Рассказ о том, как Джалал ад-Дин переправился через реку Синд, и о событиях шестьсот девятнадцатого года (15.II 1222 — 3.II 1223)

Когда Джалал ад-Дин подъехал к берегу реки Синд, позади него не было убежища, а вокруг него все было средоточием гибели. Он увидел позади себя мечи, а впереди — полноводную реку и в полном снаряжении подтолкнул ногой своего коня в воду. И конь вместе с ним переправился через эту великую реку свершением Аллаха всевышнего в отношении того, кого Он хотел сохранить. Этот конь оставался с ним до того, как он взял Тифлис, и был освобожден от верховой езды.

/105/ На той стороне уже спаслось около четырех тысяч человек из его войск, они были босые и голые, будто воскресшие, которые были собраны и выведены из могил. Среди них было триста всадников, которые после переправы двигались навстречу Джалал ад-Дину в течение трех дней, так как пучина забросила их в дальнюю местность с тремя их военачальниками, это были Кулбарс Бахадур, Кабкух и шарабдар ²⁷ Са'д ад-Дин. Люди не знали о спасении Джалал ад-Дина, стали слабыми и блуждали в беспорядке, не зная, что предпринять, словно овцы, лишенные пастуха, окруженные волчьей стаей [или] угнанные всадниками-охотниками. Так продолжалось до тех пор, пока Джалал ад-Дин не соединился с ними. И они вышли навстречу ему, как на праздник, и им казалось, что они родились вновь.

В мастерских Джалал ад-Дина по изготовлению кольчуг (заррад-хана) был человек по имени Джамал аз-Заррад («мастер по кольчугам»). Еще до того, как началось сражение, он подался куда глаза глядят со своим добром, которое он смог взять с собой. К этому времени он прибыл с лодкой, в которой были одежда и еда. Он пересек воды [Синда], и они вынесли его к ним. Это очень понравилось Джалал ад-Дину, и он назначил его устаздаром ²⁸ и дал ему лакаб Ихтийар ад-Дин. Упоминание о его делах последует в своем месте, если будет угодно Аллаху всевышнему.

Когда правитель [области] гор ал-Джуд рана Шатра ²⁹ узнал, что превратности войны удалили Джалал ад-Дина, разбитого, с небольшим числом его сподвижников и остатком его сторонников на край его страны и что в результате сражения у [125] него осталась лишь малая часть конницы, он направился к нему с воинами числом около тысячи конных и пятью тысячами пеших, чтобы заполучить свою долю, воспользовавшись удобным случаем и моментом /106/ ослабления [Джалал ад-Дина].

Получив сообщение о нем, Джалал ад-Дин увидел, что смерть уже раскрыла свою пасть, а лезвия [мечей] угрожают его лицу и затылку. И куда бы он ни стремился, везде обнажались против него мечи, куда бы он ни подался, всюду его окружала смерть. С ним были также раненые, и если бы он захотел поспешно удалиться, то сопровождать их было очень трудно.

Он знал, что индийцы, если захватят их (раненых), то убьют их не иначе, как жестоко и мучительно, и вот пошел брат к раненому брату из них, близкий направлялся к беспомощному родственнику и отрубали им головы. А [остальные] выступили, приняв решение переправиться через реку ³⁰ в сторону татар, скрыться где-нибудь в окружающих [ее] лесах и густых чащах и жить добычей, которая попадет им в руки при набегах, чтобы индийцам казалось, что это кто-то из татар. В то время как они советовались об этом, пешие направились туда, куда замышляли, а Джалал ад-Дин отстал от них со своими помощниками и командирами своей конницы в качестве авангарда. Тут появились рана Шатра и те злокозненные, которые были с ним. Когда перед его глазами оказался Джалал ад-Дин, он сам атаковал его со своим войском, но скорее с безрассудством. Тогда Джалал ад-Дин, помножив решимость своих людей на стойкость, выбрал для себя позицию и, приблизившись к нему, выпустил в него стрелу, которая попала ему в грудь, разорвав покров его души. И он пал на колени, поклоняясь, но не поклоном совершающего молитву, а так, как падает погибающий. А его войска бежали, и Джалал ад-Дин завладел его конями, снаряжением и [всем] тем, чем Аллах наделил его из богатств.

Когда Камар ад-Дин, на'иб Кубачи в Нандане и Сакуне ³¹, услышал отзвуки этого удивительного сражения и чудесной новости, он стал искать сближения с Джалал ад-Дином путем подношения редкостных даров и различных подарков, в числе которых был дихлиз ³². Он заранее старался избежать сражения с ним, остерегаясь того, что произошло с раной Шатра в результате встречи и битвы [с Джалал ад-Дином], и это нашло У последнего благоприятный отклик. [126]

Рассказ о том, как между Джалал ад-Дином и Кубачой царили то согласие, то раздоры

Когда Джалал ад-Дин отдохнул от тягот жестокого боя и собрал воедино своих сподвижников, оставшихся в живых после сражения, ему сообщили, что дочь Амин-Малика не утонула, спаслась и находится в Учче ³³, одном из городов [во владениях] Кубачи. Он направил к нему посла и передал, что его жены, обитательницы женской половины его дома, скрытые покрывалом в его гареме, утонули. Поистине, дочь Амин-Малика достойна того, чтобы вступить в брак с ним, и он желал бы перевезти ее в дом. Пусть же ее снарядят [для переезда] к нему в сопровождении посла. Тогда Кубача живо взялся за дело, чтобы удовлетворить Джалал ад-Дина тем, к чему он так стремился, и приготовил для нее приданое, соответствующее достоинству ее мужа, сопроводил ее подарками для Джалал ад-Дина, в числе которых был слон. Джалал ад-Дин принял все это с удовольствием, а его самого встретил самыми лучшими словами и делами. Было достигнуто перемирие, и в стране установилась безопасность. Так продолжалось до тех пор, пока дни не принесли рознь и ссору, а скорпионы порока не приползли с враждой, и тогда снова возникли причины [для] неприязни, о чем будет сказано ниже.

Одной из этих причин было то, что султан [Мухаммад] назначил Шамс ал-Мулка Шихаб ад-Дина Алпа вазиром к Джалал ад-Дину, о чем мы уже сообщали ³⁴. Упомянутый был средоточием качеств, необходимых для главенства, никто не обладал ими так, как он, и в малой степени, и никто не был наделен, подобно ему, даже долей благородного великодушия и умеренности характера. Он внушал почтение, из-за которого прятались [даже] ночные кузнечики и обращались вспять источники горного потока. Война забросила его к Кубаче, который обеспечил его безопасность, приютил его и был к нему благосклонен. Так как он считал, что Джалал ад-Дина нет среди тех, кто спасся, и, [следовательно], среди тех, кого можно было опасаться или побаиваться, он доверил ему (вазиру) такие дела, которые из осторожности нужно было скрывать от него. И вот когда он убедился, что /108/ Джалал ад-Дин уцелел, то стал питать неприязнь к Шамс ал-Мулку, так как сам открыл ему боль своей груди, и раскаивался в том, что доверил ему свою сокровенную тайну. [127]

Узнав, что Шамс ал-Мулк находится у него (Кубачи), Джалал ад-Дин пригласил вазира к себе. И подозрение побудило Кубачу отказаться от долга совести и положиться на то, чтобы пролить его кровь и скрыть следы тайны, доверенной вазиру. Кубача, боясь ее разглашения, полагал, что уничтожил эти следы, вручив их ему [навсегда].

Об этом Джалал ад-Дин не знал до тех пор, пока к нему не перешли покинувшие Кубачу Нусрат ад-Дин Мухаммад ибн ал-Хасан ибн Хармил ³⁵ и эмир Айаз, известный под именем Хазар-Мард ³⁶. Тогда они сообщили о подоплеке его дела и о сокровенной его тайне — о вероломстве Кубачи и его коварстве, которое проявилось в убийстве вазира, нашедшего у него убежище.

Другой причиной вражды было также то, что сын Амин-Малика, Кыран-хан ³⁷, после сражения оказался в Калоре ³⁸, одном из городов Кубачи; кто-то из простонародья города захотел ограбить его, и он был убит ³⁹, будучи еще ребенком, со щеками краше розы, со станом, [тонким], как ветвь, с красивым и благородным лицом. Затем Кубаче принесли из награбленного у сироты жемчужину, которая была в его ухе. И он поблагодарил того, кто принес [ее], и наградил убийцу добром за его убийство, даровал ему в качестве икта' поместье (дай'а). [Джалал ад-Дин] затаил гнев в сердце, но скрывал эту ненависть, храня ее глубоко в душе, выжидая малейшей возможности легко устранить затруднение.

Это продолжалось до тех пор, пока к нему (Джалал ад-Дину) не присоединились эмиры, отделившиеся от его брата Гийас ад-Дина Пир-шаха, а именно: Санджакан-хан, Илчи-Пахлаван, Ур-хан, силахдар Сайирджа и Текчарук Ханкиши. Тогда замиравшее было дыхание усилилось и согрелись замерзшие сердца. Затем он устремился на город Калор и осадил его и продолжал сражаться против него, нанося удары /109/ острыми мечами и наказывая за бороду и за кудри (Т.е. за старого вазира Шамс ал-Мулка и за юного сына Амин-Малика). Когда он сам повел наступление, ему угодила стрела в руку, и он стал подобен пораженному льву, раненому и разъяренному тигру ⁴⁰, не ослаблял натиска в бою ни ночью, ни днем, пока не завладел городом и не оставил в нем кого-либо, кто вел битву, даже если он был скрыт под покрывалом.

Затем отсюда он направился к крепости Тарнудж ⁴¹ и, остановившись там, сам со своей свитой начал сражение, и здесь в него попала другая стрела. Он присоединил Тарнудж к его сестре, [ранее взятой крепости Калор], находившейся [128] поблизости, и она при разграблении пострадала больше, чем от войны ⁴². Все это усилило вражду между ним и Кубачой.

Когда Кубача увидел, что его страна постепенно уменьшается, он начал собирать силы и решил обратиться за помощью. Затем он выступил примерно с десятью тысячами конных, и Шамс ад-Дин Илтутмыш ⁴³ помог ему частью своего войска. И вот, он всецело отдался тому, чтобы добиться своих прав, и отважился на сражение. А Джалал ад-Дин знал, что рискует, если со своими спутниками, жестоко измученными в битвах и [по горло] сытыми несчастьями, будет ожидать встречи [с Кубачой]. Он решил быть стойким и поскакал,

двигаясь в густой ночи тайно,
    так что сбоку лишь колебались тени,

с голодными львами и волками, алчными от тяжелых испытаний, от тягот злополучия и беды, пока не охватил Кубачу и его войско так, как окружность окружает центр. Он опередил своей готовностью его выступление и обратил его в поспешное бегство ⁴⁴. И тот отправился в путь сам вместе с теми, кто показал в бегстве спины.

/110/ Спасаясь на своем скакуне, мчался он, как будто
    страусы пасли его домашних птиц, и спешил,
Но застигла его тяжкая беда и превратила
    острую пику в его руке в веретено.

Кубача оставил пустой лагерь таким, каким он был: с разбитыми шатрами и установленными дихлизами с обильными сокровищами и множеством оружия.

Джалал ад-Дин со своими спутниками расположился, как [обычно] располагается войско в шатрах, установленных заранее. Они отправились со всем, что добыли из денег и вещей, прикрыли этим наготу своих лучников и исправили слабость своего положения. Слава ему за то, что он достиг похвальной цели, к которой стремился, и плодородного места для своих людей, блуждающих в поисках кочевья.

Так распоряжается время тем, что есть у живущих:
    несчастье [одних] людей — польза для [других]. [128]

Рассказ о событиях после разгрома Джалал ад-Дином Кубачи и о том, что произошло между ним и Шамс ад-Дином Илтутмышем до того, как он ушел из Индии

Разбив Кубачу, Джалал ад-Дин напал на Лахавур ⁴⁵. Здесь находился сын Кубачи ⁴⁶, он восстал против своего отца и завладел городом. Джалал ад-Дин решил утвердить Лахавур за ним при условии уплаты денежной [суммы] немедленно и другой, вносимой ежегодно ⁴⁷. Затем он отправился в Садусан ⁴⁸, где наместником (вали) от имени Кубачи был Фахр ад-Дин ас-Салари ⁴⁹. Этот встретил Джалал ад-Дина с покорностью и добровольно или из страха передал ему городские ключи ⁵⁰. Джалал ад-Дин собрал налоги и удовлетворил воинов. После этого он отправился отсюда в сторону Уччи и осаждал ее в течение нескольких дней. С обеих сторон было убито /111/ множество народа. Затем они заключили мир при условии уплаты дани, которая была [тотчас] внесена. Затем он пустился в путь, направляясь к Хатисару ⁵¹. Здешний рай — рай на индийском языке означает малик — был одним из подданных Шамс ад-Дина Илтутмыша, его сподвижником, принесшим присягу повиновения ему и его гербу. Он покорно вышел навстречу [Джалал ад-Дину] и явился на службу, перейдя на его сторону. Джалал ад-Дин поставил здесь посох пребывания, чтобы собраться с силами после трудностей пути и отдохнуть от перенесенной опасности ⁵². Здесь он получил сообщение о том, что Шамс ад-Дин Илтутмыш направился к нему с тридцатью тысячами конных, сотней тысяч пеших и тремястами слонов. Это было полчище, обременившее своей тяжестью плечо пустыни и заслонившее [поднятой им] пылью воздушные просторы.

Воробья поднимает обилие его перьев,
   и падает он, если нет у него перьев для взлета.

Тогда Джалал ад-Дин храбро выступил против него. Впереди него в качестве авангарда шел Джахан-Пахлаван Узбек Та'и, один из героев-богатырей и славных витязей.

Он был в пути, когда авангард Шамс ад-Дина выступил против него, [преградив дорогу], и Узбек Та'и очутился в самой середине войска Шамс ад-Дина. Тогда он напал на часть войска, истребил и ранил многих и прислал к Джалал ад-Дину человека, сообщившего о великом множестве и огромной толпе [130] [войск Илтутмыша]. Тотчас вслед за этим прибыл и посол Шамс ад-Дина Илтутмыша, чтобы запросить мира, искать [дружественного] рукопожатия, удержать руку борьбы, передав [следующее]: «Не составляет тайны то, что позади тебя враг веры. А ты сегодня — султан мусульман и сын их султана. Я не позволю себе идти против тебя, служить помощником судьбы и быть орудием происходящего. И не подобает такому, как я, обнажать меч против /112/ такого, как ты! Это возможно только тогда, когда к этому вынудит оборона или если это будет вызвано предосторожностью и необходимостью. И если ты сочтешь целесообразным, я выдам за тебя свою дочь, с тем чтобы упрочить доверие, усилить любовь и устранить вражду» ⁵³.

Джалал ад-Дин отнесся к сказанному благосклонно. Он поручил двум своим сподвижникам, а именно Йезидек-Пахлавану и Сункурджику Таиси, сопровождать посла. Они отправились к Илтутмышу и предпочли его [Джалал ад-Дину], обосновались у него, избавившись от всего, что выпало на их долю из страшных тягот и продолжительных походов, когда они не знали отдыха ни ночью, ни днем.

И распространились вести о том, что Илтутмыш, Кубача и прочие владетели Индии, все ее малики (райи), правители (такакира) ⁵⁴ и наместники областей договорились между собой низложить его. [Они решили] держаться в борьбе с ним берега реки Пянджшир и оттеснить его туда, где бы не было возможности для защиты, и травить его, как ящерицу.

Таким образом, его беда стала еще большей, а его решимость ослабела перед лицом испытаний. Он увидел, что судьба ополчилась против него и, в то время как он своими усилиями закрывал одни ворота для превратностей, она открывала против него много других. Чтобы упорядочить это дело лучшим образом и в поисках выхода из положения, он обратился за советом к своим помощникам.

Их мнения колебались, то сходясь, то отдаляясь одно от другого, а высказывания их различались и в ошибках, и в верных суждениях. Что касается прибывших из Ирака, отделившихся от его брата Гийас ад-Дина, то они в большинстве своем стремились к походу на Ирак, подстрекая его (Джалал ад-Дина) вырвать Ирак из рук его брата. При этом они упоминали, что это удобная цель для завоевателей, так как там царят самонадеянность и угодливость советников, которые заботятся о собственной безопасности перед лицом [враждебных] стремлений и угроз. Они пренебрегают Гийас ад-Дином, считая его устои ненадежными, его управление — мягким, а его [самого] слабым. Джахан-Пахлаван Узбек советовал [131] Джалал ад-Дину остаться в Индии, [защищая] ее от Чингиз-хана, находя это самым правильным, если учитывать, [что] владыки (мулук) Индии ослабели. /113/ В результате желание [Джалал ад-Дина] завладеть наследственными владениями и управлять там побудило его отправиться в Ирак, и он поспешно устремился туда ⁵⁵.

Он оставил Джахан-Пахлавана своим на'ибом в той части Индии, которой он завладел, а ал-Хасана Карлука ⁵⁶, дав ему лакаб Вафа'-Малик, назначил на'ибом тех областей Тура и Газны, что уцелели после ударов татар. Вафа'-Малик находился здесь до последних своих дней и истечения срока положенных ему месяцев и лет, а Джахан-Пахлаван был изгнан из тех мест, где он управлял, в шестьсот двадцать седьмом году (20.XI 1229 — 8.XI 1230), а затем прибыл в Ирак. Описание его дальнейшего положения последует в своем месте, если пожелает Аллах всевышний ⁵⁷.

Рассказ об осаде татарами Хорезма в [месяце] зу-л-ка'да шестьсот семнадцатого года (28.XII 1220 — 26.I 1221) и захвате его ими в сафаре шестьсот восемнадцатого года (27.III — 24.IV 1221)

Я решил уделить особое внимание описанию его осады, в отличие от других городов, учитывая его серьезное значение, а также то, что его [падение] явилось началом торжества татар ⁵⁸.

Когда сыновья султана удалились из Хорезма, как мы упоминали об этом, татары вторглись в его пределы, но находились поодаль от [города], пока не закончилась подготовка их войск и снаряжения к осаде и пока из других стран не подошли подмога и подкрепление [татарам]. Первым из них прибыл Баичу-бек ⁵⁹ с огромным войском. Затем подошел сын Чингиз-хана Уктай, который в наши дни является ал-хаканом ⁶⁰. Вслед за ними мерзкий [Чингиз-хан] отправил свой личный отряд во главе с Бугурджи-нойаном с его злейшими дьяволами и ужасными ифритами. За ними направил он своего сына Чагатая и вместе с ним — Толана-Черби, Устун-нойана и Кадан-нойана с сотней /114/ тысяч или большим количеством [воинов] ⁶¹.

Они начали готовиться к осаде и изготовлять [132] приспособления для нее в виде катапульт (манджаник), черепах (матарис) и осадных машин (даббабат). Когда они увидели, что в Хорезме и в его области нет камней для катапульт, они нашли там в большом изобилии тутовые деревья с толстыми стволами и большими корнями. Они стали вырезать из них круглые куски, затем размачивали их в воде, и те становились тяжелыми и твердыми как камни. [Татары] заменили ими камни для катапульт. Они продолжали находиться в отдалении от него (Хорезма) до тех пор, пока не закончили подготовку осадных орудий.

Немного спустя в Мавераннахр явился Души(Джочи)-хан со своими воинами. Он послал к ним (жителям Хорезма) людей, предупреждая их и предостерегая, и обещал им пощаду, если они сдадут его (Хорезм) без боя, и сказал, что Чингиз-хан подарил [город] ему и что он воздержится от его разрушения и намерен сохранить [город] для себя. Об этом будто бы свидетельствует то, что за время своего пребывания вблизи от него (Хорезма) это войско не предпринимало набегов на его сельские местности, отличая Хорезм от других областей большей заботой и большей милостью, опасаясь за него, чтобы он не стал жертвой судьбы ущерба и чтобы его не достигла рука уничтожения ⁶².

Разумные из числа жителей склонялись к заключению мира, однако глупцы взяли верх над их мнением и взглядами:

Но дело того, кто оставил [его] без внимания, уже пропало ⁶³.

Султан, находясь на острове, писал им: «Поистине, в отношении жителей Хорезма у нас и у наших предков непреложные права и обязательства — нынешние и прежние, которые возлагают на нас долг советовать и сочувствовать им. Этот враг — враг одолевающий, и вы должны заключить мир, [избрав] самый добрый путь, и отвести зло наиболее подходящим способом».

Однако глупец одолел мнение благоразумного, сделанное предупреждение не помогло, и власть ускользнула из рук обладавших ею.

/115/ Тогда Души-хан устремился к нему (Хорезму) со [скопищем, подобным] морю, соединив [все] отдельное в одно целое. Он стал брать его квартал за кварталом. Когда он захватывал один из них, люди искали спасения в другом, сражались очень ожесточенно и защищали свои семьи как только могли. Но положение стало трудным, зло обнажило свои клыки, и у них осталось только три квартала, где люди толпились в тесноте ⁶⁴.

Когда их сила истощилась, и у них не было другого выхода, [133] они направили к Души-хану достойного факиха 'Ала' ад-Дина ал-Хаййати, мухтасиба Хорезма ⁶⁵, которого султан уважал за совершенство в науке и делах. Он молил о милости и просил заступничества: это было в то время, когда [в город] уже вонзились когти Души-хана и его клыки и грудь были в крови. И разве нельзя было [сделать] это прежде, чем к этому принудила необходимость и истекло время для такого выбора?

Души-хан приказал оказать ему уважение и разбить для него шатер из числа шатров хана. Когда 'Ала' ад-Дин предстал [перед ханом], то среди прочего, упомянутого им, он сказал: «Мы уже увидели, как страшен хан, теперь настало время нам стать свидетелями его милосердия». Услышав это, проклятый воспылал гневом и воскликнул: «Что страшного они видели во мне? Ведь они сами губили моих воинов и затянули сражение! Это я видел их грозный облик! А вот теперь я покажу, [каков должен быть] страх передо мной!»

По его приказу стали выводить людей одного за другим, поодиночке и группами. Было объявлено, чтобы ремесленники отделились и отошли в сторону. Те, кто так поступил, спаслись, а иные считали, что ремесленники будут угнаны в их (татар) страну, а остальные будут оставлены на своей родине и будут жить в своих жилищах, в родных домах, — и не отделились. Затем мечи, а также секиры и стрелы обрушились на них, пока не повергли их на землю и не собрали их во владениях смерти.

Рассказ о выступлении Джалал ад-Дина из Индии, прибытии его в Керман в шестьсот двадцать первом году (24.I 1224 — 12.I 1225) и о том, какие произошли события до того, как он завладел Ираком

Джалал ад-Дин и те, кто был с ним, испытали при столкновениях копий в огромных пустынях между Керманом и Индией душевные муки и потрясения, которые заставили их позабыть другие печали. Всех их подхватили потоки гибели, и они нуждались в тех пустынях в капле для губ и влаге для рта, не говоря уже о пище. Человек задыхался при дуновении самума, словно больной лихорадкой, его дыхание было постоянно отравлено, возвращаясь к нему [время от времени], пока не прекращалось вовсе. [134]

Джалал ад-Дин достиг Кермана с четырьмя тысячами воинов, при этом некоторые из них ехали на коровах и ослах.

В Кермане на'ибом его брата Гийас ад-Дина был Барак-хаджиб. Этот Барак был хаджибом гюр-хана ⁶⁶, государя хита'и, прибыл к султану [Мухаммаду] в качестве посла, когда только завязались отношения между ними обоими, и так понравился ему, что тот против его желания не дал ему вернуться к своему государю. Так он был задержан в Хорезме до тех пор, пока Аллах не оставил султана наследником земли и жилищ [хита'и] и не сделал его владыкой их страны и городов. Тогда султан призвал его, возвысил и включил его в число своих хаджибов. Он пребывал на этой должности до тех пор, пока судьба не исторгла то, что скрывали ее недра, — татарскую смуту. Столкновения бросали его туда и сюда, пока он не стал служить Гийас ад-Дину Пир-шаху, который в ту пору был властителем Кермана. Тот приютил его, оказал ему почет, осыпал его своей милостью и щедростью, имея в виду привлечь его и воспользоваться его способностями. Когда Гийас ад-Дину удалось овладеть Ираком, так как у него не было соперников в борьбе за эту страну, он назначил Барака своим на'ибом в Кермане, желая положиться на него и надеясь /117/ на его верность. Он полагал, что благодеяние, сделанное им ранее, принесет плоды и не будет забыто, а оказанная милость заслужит признательность, а не доверие, позабыв о том, что при отсутствии воды земля покрывается трещинами, относился с добрыми намерениями к тому, кто уже таил в себе [стремление] отделиться. И упомянутый (Барак) находился там, сочетая покорность с отчужденностью и скрывая свои замыслы.

Так продолжалось до тех пор, пока пустыня не забросила Джалал ад-Дина в Керман. И он нашел, что [хаджиб] внешне покорен, дружествен, чистосердечен в своем повиновении и расторопен. Джалал ад-Дин находился в Джувашире ⁶⁷, столице государства и местонахождении престола, на протяжении месяца, пока не догадался, что тот замыслил предательство, затаив злой умысел и коварство. Тогда он посоветовался о его деле с лучшими своими сподвижниками, людьми преданными и верными, из числа своих на'ибов и хаджибов. Ур-хан посоветовал ему схватить его, очистить государство Керман и воспользоваться помощью [для похода] против других владений и областей.

И как много благоразумных мужей [становятся] непокорными! [135]

С этим мнением не согласился Шараф-ал-Мулк 'Али ибн Абу-л-Касим ал-Дженди, известный по титулу Ходжа Джахан ⁶⁸. Он сказал: «Это первый из правителей и знатных лиц страны, добровольно изъявивший покорность. Не каждый удостоверился в его вероломстве и коварстве и убедился в лицемерии его мысли и веры. Если ты поспешишь с наказанием за его измену, сердца наполнятся ненавистью, души возмутятся, исчезнут симпатии и изменятся мысли и намерения».

После этого Джалал ад-Дин выступил в сторону Шираза ⁶⁹. К нему прибыл 'Ала' ад-Даула, правитель Йезда ⁷⁰, он изъявил покорность ему и провозгласил клич подчинения, /118/ радуясь, что встретил его шествие и что его звезды взошли. Он доставил столько слуг и подарков, что заселил жилище [Джалал ад-Дина]. Султан даровал ему лакаб Ата-хан ⁷¹, и для него был написан указ, утверждавший за ним [владение] его страной.

Так как из-за обид, о которых говорилось выше, владетель Фарса атабек Са'д враждовал с его братом Гийас ад-Дином, Джалал ад-Дин захотел приблизить атабека к себе. Он направил к нему вазира Шараф ал-Мулка, выразив желание посвататься к его дочери. Атабек не замедлил согласиться, проявить покорность и поскакал галопом по ристалищу желаний [Джалал ад-Дина]. Упомянутый (Шараф ал-Мулк) возвратился, успешно добившись цели и щедро удовлетворив пожелание, он перевез благородную [невесту], доставив для чести султаната редкостную жемчужину из раковины [одного] из владений. Породнившись с атабеком, Джалал ад-Дин заручился его поддержкой, и благодаря этому усилилась твердость его намерений.

Затем из Шираза он направился в Исфахан. К нему навстречу вышел Рукн ад-Дин Мас'уд ибн Са'ид, страстно желая видеть его и радуясь [возможности] оказать ему помощь и содействие из любви к нему, не знавшей ни узды, ни недоуздка, и из дружбы, которая может и взнуздать и оседлать. Исфахан дал ему самое дорогое: оружие, изготовленное для войска, и снаряжение, собранное для ведения войны, и у [воинов Джалал ад-Дина] стало легче на душе, когда нашлось наконец, что оседлать и во что одеться.

Когда Гийас ад-Дин услышал, что он (Джалал ад-Дин) в затруднительном и неопределенном положении, он выступил против него с теми остатками султанских войск, которые были под его опекой и держались под сенью его знамени, числом около тридцати тысяч конных. [Он явился] для того, чтобы отвратить Джалал ад-Дина от того, к чему его влекло и на что он обратил свое внимание. И вот Джалал ад-Дин, услышав о его приближении, вернулся со своими приверженцами, утратив [136] надежду [добиться] того, к чему стремилась его душа, разочарованный и печальный из-за неудачи его притязаний. Он отправил к Гийас ад-Дину амир-ахура Одека, одного из самых хитрых придворных, чтобы сказать [следующее]: /119/«Поистине, [если бы] ужасные бедствия, которые я испытывал после [смерти] султана, “пришлись на долю гор, то они отказались бы их понести” (Это сложная перефразировка места из Корана (ср.ХХХIII, 72/72)), находя их тяжелыми, и отказались бы смириться; когда “стеснилась земля там, где была широка” (Коран IX, 25(25)), а руки мои стали дрожать от того, что я унаследовал и добыл [сам], я прибыл к тебе, чтобы отдохнуть у тебя несколько дней. Когда я узнал, что для гостя у тебя имеется только быстрый меч, а для путника, желающего остановиться, — лишь отточенный клинок, я повернул вспять, не утолив жажды из-за мечей, преграждающих путь к источникам воды и отвращающих [от них], словно их пришли замутить» ⁷².

Он отправил ему [останки] Толи-хана, сына Чингиз-хана, его коня и его меч: как мы уже говорили, Толи-хан был убит в сражении у Парвана ⁷³.

Услышав об этом послании, Гийас ад-Дин ушел, повернув в другую сторону, и возвратился в Рей расстроенным, а его войска разошлись по летовкам.

Отправляя своего посланца, Джалал ад-Дин передал ему несколько перстней с печатью и велел ему доставить их группе султанских эмиров в качестве знаков того, что он выражает им [свою] милость, [и приказал] прельстить их его устным обещанием, отвращая их от склонности к его брату, и придерживаться тайны [в переговорах] и с ними и с братом.

Некоторые из них, получив перстень с печаткой, промолчали и согласились, отколовшись, присоединиться к нему и отказаться от поддержки его брата. А кое-кто поспешил с ним к Гийас ад-Дину и передавал перстень ему. Он велел при этом схватить упомянутого посланца и охранять его.

Абу Бакр Малик, один их двоюродных братьев [Джалал ад-Дина] по матери, уклонившийся от сражения с ним, первый перешел на службу к Джалал ад-Дину. Он сказал, что сердца склоняются к нему и жаждут встречи с ним, стремясь совершить доброе дело, обязуясь подчиниться ему. Тогда Джалал ад-Дин поскакал с тремя тысячами обессиленных [всадников], уповая лишь на Аллаха /120/ и надеясь на обещанную [Аллахом] победу. Он проделал этот путь, словно облака, подгоняемые южным ветром, с воинами, которые если бы захотели [преодолеть] [137] горы, то [сделали бы это], словно козлы, а если бы направились по равнине, были бы как горные потоки. Их уже настигали испытания и поражали бедствия, [но они шли], пока не остановились, ослабив поводья, в Укуте ⁷⁴, ночью, в которой из-за пыли сражения звезды были [словно] зубы.

Гийас ад-Дин не успел привести в порядок [войско], он был застигнут врасплох, не имея подмоги. Как только к нему явился вестник с предупреждением, он, сменяя лошадей, умчался в крепость Сулукан ⁷⁵. Джалал ад-Дин вошел в его шатер, в котором находилась Баклава ⁷⁶ — мать Гийас ад-Дина. Он обошелся с ней по принятому обычаю, оказывая ей почет и уважение, и не одобрил тревоги Гийас ад-Дина и то, что тот покинул свое место, сказав: «Кроме него, не осталось никого из сыновей моего отца, и я отдам ему все, что ему угодно и что он пожелает. Поистине, он для меня сегодня словно глаз для зрячего, даже еще дороже, или как мощная рука, а то и ближе». Тогда она отправила к сыну посланца, чтобы умерить его страх и успокоить его душу, и [Гийас ад-Дин] вернулся к нему на службу. Да!

Таким путем султан [Джалал ад-Дин] в этом кругу занял положение, [соответствующее] султанскому. Ханы и эмиры приходили к нему с саванами на плечах просить прощения. С лицами, испачканными землей, они становились перед ним с просьбой простить им совершенные ранее преступления — помощь выступавшим против него. В извинениях он услышал то, что восстанавливало их дружественность к нему и удаляло возобновление их зла. Стали чисты для него напитки власти, молоко [от доходов] правления обильно потекло к нему, и поступали сокровища городов и крепостей. Прошло лишь немного времени, и перед его порогом предстали те, кто находился в Хорасане, Ираке и Мазандаране из числа захвативших власть там. Страх перед ним заставил их спуститься с вершин крепостей, привлек из самых отдаленных их земель. /121/ Они стали без приглашения прибывать один за другим. Среди них [явились] такие, чей образ действий в дни смуты был добропорядочен; они выдворялись на свои места. Были среди них и вступившие на скверный путь: они испытали губительность своего тиранства, а ведь раньше они были стойкими в своем упрямстве. Были и такие, кто, отделившись, провозглашал хутбу [лишь] Гийас ад-Дину. Но вот погибли остатки призраков в своей борьбе и [исчезли] последние их Духи во взаимном уничтожении. Таким образом, дни султана очистились от удручавших его людей и погасли те огни смут, что еще горели. Вазиры и 'амили разошлись в разные концы [138] [земель] с султанскими указами и контролировали их [исполнение] ⁷⁷.

Кое-что об образе действий Гийас ад-Дина при его владычестве

Когда султан находился в Индии и, как мы уже упомянули, терпел тягости продолжительной борьбы, встречаясь лицом к лицу с мечами и стрелами, к Гийас ад-Дину стали собираться самые мужественные из воинов его отца — [те], кого прятали леса и укрывали горы. С ними он вторгся в Ирак и завладел им. В Хорасане, Ираке и Мазандаране, как мы об этом говорили, была установлена хутба с его именем. И каждый из появившихся захватчиков в своей местности не вносил подати и выказывал свою покорность лишь на словах.

Тадж ад-Дин Камар овладел Нишапуром и прилегающими к нему областями, невзирая на их расстроенное положение и отсутствие средств. Илетгю ⁷⁸, сын Илчи-Пахлавана, захватил Сабзавар ⁷⁹, Байхак ⁸⁰ и примыкающие к ним земли. Шал ал-Хита'и завладел Джувайном ⁸¹, ал-Джамом ⁸², Бахарзом ⁸³ и граничащими с ними областями. Один военачальник (исфахсалар), получивший лакаб Низам ад-Дин, занял Исфараин ⁸⁴, Бандавар ⁸⁵ и прилегающие земли. А другой, который во времена великого султана [Мухаммада] был исфахсаларом в Вахше ⁸⁶, известный под именем Шамс ад-Дин 'Али ибн 'Умар, опустошил крепость Су'лук ⁸⁷. Его огонь разгорелся, и столкновения между ними и ан-Низамом ⁸⁸ следовали одно за другим, и в них погибло множество людей.

[В это время] Ихтийар ад-Дин /122/ Занги ибн Мухаммад ибн 'Умар ибн Хамза вернулся в Насу ⁸⁹.

До этого на протяжении девятнадцати лет ему, его братьям и двоюродным братьям по отцу запрещалось выходить из Хорезма. И вот он возвратился в [земли], которые отец оставил ему в наследство, и завладел ими. Однако дни его пребывания там были сочтены. После него его место занял его двоюродный брат Нусрат ад-Дин Хамза ибн Мухаммад ибн Хамза ибн 'Умар ибн Хамза. Тадж ад-Дин 'Умар ибн Мас'уд, а был он из туркмен, захватил Абивард и Хуркан ⁹⁰ до земель, примыкающих к Мерву, и построил крепость Марга ⁹¹.

К этому времени противостояли друг другу даже звезды Симак и сшибались лбами небесные сферы. Таково было [139] положение в Хорасане, и точно так обстояло дело в Мазандаране и Ираке, и нет нужды распространяться [об этом].

[Между тем] Гийас ад-Дин полностью предался своим удовольствиям, погрузившись в дела страсти и похоти, не присутствуя в достойном месте и не обнажая меча, покоящегося в ножнах.

Между тем татары отрядили против него десять тысяч конницы. Он не стал сопротивляться им и, услышав о них, отошел в горы, открывая им доступ в Ирак. И они творили все, что хотели, — грабили, убивали и жгли.

Когда тюрки увидели слабость в деле управления, они обнаружили порочность, опустошили страну и перебили скот, который татары еще оставили в Ираке. Они приходили в селение и скрывались в засаде до тех пор, пока крестьяне утром не выводили скот наружу, тогда они угоняли его средь бела дня в город. Крестьяне взывали о помощи, но ее не было. Бывало, владелец быка следовал за своим быком и несколько раз выкупал его обратно, если ему не удавалось купить быка подешевле.

Все это происходило из-за слабости узды его правления. Что до [остального], то он — да будет милостив к нему Аллах — был отважен душой, опытен, как рубящий меч, а то и острее, подобен сияющей луне, даже светлее [ее]. Но когда иссякли источники доходов его казны, он вынужден был как-то успокоить тюрок; и если кто-нибудь из них проявлял настойчивость в домогательствах и упорствовал в своем требовании, он удовлетворял его повышением его лакаба: если он был эмиром, то он давал ему лакаб малика; если он был маликом, /123/ то получал лакаб хана, и таким образом он тянул время, откладывая срок [новых требований].

И можно подумать, что Абу Бакр ал-Хорезми ^91а описал именно его положение, когда говорил:

Что со мною? Я вижу Аббасидов, которые
    открыли ворота для прозвищ и имен.
Они дают лакаб такому человеку, что, будь в живых их предок,
    он не сделал бы его даже сторожем в отхожем месте.
Дирхемов стало мало в руках этого нашего халифа,
    вот он и пустил в оборот для людей лакабы

Его (Гийас ад-Дина) мать распоряжалась тем, что было под властью сына, и получила лакаб Худаванд-и Джахан наравне с матерью султана [Мухаммада] Теркен-хатун. И люди страдали от безумства, препирательства и путаницы. Что касается вражды, то базары бойко торговали ею: она не залеживалась, ветры ее дули непрестанно и соперничество было в избытке и не [140] прекращалось, тучи его сгущались и не рассеивались. Люди постоянно пребывали в состоянии враждебности и споров, отчужденности и стычек до тех пор, пока Аллах всевышний не даровал им появление султана из Индии. Тогда время стало лучше, а смутьяны и грабители стали сдержаннее, унялся и вор и задира.

Уже отложил 'Абдаллах угрозу своей мести
    на ночь, чтобы могли ползти ее скорпионы ⁹².

В связи с тем что дело дошло до рассказа о Шараф ал-Мулке, необходимо показать его происхождение, начало его дела и то, как он переходил от одной степени к другой, высшей по положению и более важной по значению, пока не занял пост вазира.

Рассказ о [деятельности] Фахр ад-Дина 'Али ибн Абу-л-Касима ал-Дженди до того, как он стал вазиром и получил лакаб Шараф ал-Мулк Ходжа Джахан

В течение некоторого времени упомянутый (Фахр ад-Дин) был на'ибом мустауфи ⁹³ в диване Дженда: это было первым из его занятий, началом его власти и службы. Впоследствии он стал управлять им самостоятельно.

В те дни вазиром в нем (Дженде) был Наджиб ад-Дин аш-Шахразури, известный как ал-киссадар ⁹⁴. Ал-киссадар — это тот, кому подают заявления с просьбами и жалобами на протяжении всей недели, и он, собрав, их, передает к месту /124/ рассмотрения в ночь на пятницу, когда султан отводит время для этого, и получает [от султана] ответы на них. У них это была высокая должность. Его сын Баха' ал-Мулк Хаджи ⁹⁵ замещал его в качестве вазира в Дженде. Этот Наджиб ад-Дин сопровождал султана [Мухаммада] и служил ему в этой должности в те дни, когда султан был еще командующим войском в Хорасане ⁹⁶. Эта должность дает высокое положение и выгоду — при обеспеченном спокойствии и непрерывно поступающих доходах.

И вот, когда Фахр ад-Дину удалось занять должность мустауфи в Дженде, у него возникло желание одолеть Наджиб ад-Дина и отнять у него должность вазира Дженда. Он подал на [141] него жалобу о присвоении им двух тысяч динаров во время отправления им его должности. Когда он стал уже Ходжой Джаханом, он — да смилостивится над ним Аллах — в одной дружеской компании рассказывал: «Когда я решился выступить с жалобой против упомянутого, то об осуществлении своего намерения я советовался с несколькими влиятельными людьми из числа тех, кто не был бы небрежен в советовании мне и для кого было безразлично, он ли преуспеет или я. Но они лишь предостерегали меня неустанно и говорили: “Берегись, берегись!”, так как знали о прочности его положения, о внимании к его слову и его влиятельности в государстве благодаря прежней его службе и его превосходству. Однако это не отвратило меня от того, к чему я жадно стремился по велению души, — от цели отнять у него должность вазира. Была подана жалоба об указанной сумме, а в диване подтвердили ее и сообщили о ней султану. Однажды, когда у него была общая аудиенция, я пошел вместе со всеми и остановился позади людей. Я увидел Наджиб ад-Дина, стоявшего возле трона, и кроме него здесь было лишь несколько человек. Он стоял, потупившись и задумавшись. Тогда султан, обращаясь к нему, сказал: “Мне не случалось видеть тебя, Наджиб ад-Дин, задумчивым. Может быть, ты думаешь, что тот, кто подал на тебя жалобу относительно небольшой суммы, умаляет в моих глазах твое достоинство? Так вот, клянусь Аллахом и могилой моего отца-султана, я не потребую с тебя ничего из того, в чем тебя обвиняют. Более того, я отдаю эту сумму в качестве подарка от себя твоему сыну Баха' ал-Мулку Хаджи”. И Наджиб ад-Дин поцеловал землю. Так я убедился в величии его положения и был изумлен и испуган. Я возвратился домой, еле волоча ноги по земле, в ужасе, охватившем мое тело, в страхе, ослабившем мою стойкость, /125/ в отчаянии от того, что я совершил по отношению к тому, кто выше меня по силе и чье огниво высекает больше искр успеха. Так проходили для меня в Хорезме дни черные, словно ночи, а ночи бессонные, словно дни, до того времени, когда появился султанский приказ о назначении меня на должность вазира Дженда. Тогда исчезло то, что причиняло мне страдание, и вспыхнуло радостью то, что уже угасало. Да!»

Он занимал эту должность четыре года. Все чаще стал он чинить насилие и обременил несправедливостью плечи подданных. В его дни они стали более голыми, чем камни давильни или обнаженный меч, чем сбитая ветвь или курица, насаженная на вертел.

После этого случилось, что султан держал путь в Бухару и проезжал через Дженд, и они поспешили подробно изложить [142] жалобы, подняв такой крик, какой поднимается, когда птицы готовятся улететь или когда собирается караван паломников страны. У одного он отнял имущество и угнал детей, у другого захватил наследственные владения, чем привел его к гибели, у опороченного, снедаемого изнутри огнем страха, он гасил его за взятку. Султан позволил им сжечь его на их огне, с тем чтобы охладить их пыл и облегчить их души. Однако упомянутый (Фахр ад-Дин) спрятался и исчез, а потом удалился оттуда в Бухару. Они схватили его заместителя и сожгли его.

Из Бухары Фахр ад-Дин перебрался в область Талакана, где и остановился, не давая знать о себе и не показываясь на глаза и не оставляя следа, пока татарские напасти не забросили Джалал ад-Дина к пределам Газны, о чем говорилось раньше ⁹⁷. Тогда [Фахр ад-Дин] поспешил ко двору [султана] и занял место среди его хаджибов. Он был бойким в речах, смелым и терпеливым в отношениях с султаном, весел в беседах и красноречив в разговоре по-тюркски. Он продолжал исполнять должность хаджиба, пока не произошло сражение у реки Синд, о чем мы говорили раньше ⁹⁸. Тогда погибли видные люди державы: некоторые из них были убиты, а некоторые утонули. От руки Кубачи погиб и сам вазир Шамс ал-Мулк Шихаб ад-Дин Алп ал-Харави, как об этом говорилось выше ⁹⁹. Так высшая должность дивана оставалась без человека, который мог бы повести дела в тех землях Индии, которые вошли во владение [султана], управлять ими и наблюдать за их положением и делами.

/126/ И вот упомянутый был назначен главой вазирата в качестве заместителя того, кто окажется позже соответствующим этой должности. Судьба помогла ему, и он оставался у власти и достиг степени, из-за которой враждуют знатные вельможи и великие господа. Такой степени были удостоены лишь те немногие, слава о которых прошла по [разным] странам и которых признали выдающиеся мужи Хорасана и Ирака.

И дело его возвысилось, и достоинство его возросло. Опираясь на свою смелость, он обходился без пророческой [мудрости]. Тот, кто приходил к нему по интересовавшему его делу, возвращался [от него] несчастным и был разочарован самым худшим образом.

А султан, хотя и укрепил его (Шараф ал-Мулка) власть и силу в разрешении дел [целых] провинций, которыми тот распоряжался как хотел, все же не возводил его в достоинство вазиров и не обращался к нему иначе, как к «Шараф ал-Мулку». Между тем у них (хорезмшахов) было принято [143] титуловать своих вазиров титулом «ходжа» и сажать их по правую сторону при общей аудиенции. Упомянутый же во времена своего вазирства находился перед султаном, там, где находятся хаджибы. Он садился лишь на общем ковре, а было [ранее] принято также, чтобы тот, кто имел лакаб Низам ал-Мулк, садился за особо отведенные ему подносы. Бывало, его предшественники вазиры сидели в здании дивана в черном кресле. Шараф ал-Мулк не садился в кресло в здании дивана, а имел кресло у себя дома и, когда возвращался из дивана, сидел в нем. Было принято, что тот, кто имеет лакаб «Низам», восседая в вазирском кресле, не вставал перед тем, кто входил, даже если тот был владетельным лицом. Так [установили] в знак высокого уважения к этой должности и соблюдая этикет, соответствующий месту: ведь кресло поставлено вместо трона! Шараф ал-Мулк вставал перед видными должностными лицами, находясь на своем месте во главе дивана. При его предшественниках из числа великих вазиров, когда они ездили верхом, несли четыре копья с покрытыми золотом древками, а султан не разрешал ему этого.

Об остальном, что касается различных его дел, будет рассказано в своем месте, вплоть до того [времени], когда судьба потребовала с него его долг и дала ему испить чашу конца его жизни. Он приобщился к единому, всепрощающему [Аллаху]: поистине, щедрые живут недолго.

Рассказ о причине моего прибытия ко двору султана [Джалал ад-Дина] и о моем пребывании на службе

Когда малик Нусрат ад-Дин Хамза ибн Мухаммад [ибн Хамза] ибн 'Умар ибн Хамза, как я об этом уже сказал ¹⁰⁰, получил Насу в наследство от своего двоюродного брата, он назначил меня на'ибом в его делах и полагался на меня в том, что собирался предпринимать.

Упомянутый был чудом достоинств и морем щедрости. Он помнил наизусть Сакт аз-занд Абу-л-'Ала' [ал-Ма'арри], ал-Йамини ал-'Утби, ал-Мулаххас Фахр ад-Дина ар-Рази и ал-Ишарат шейха ра'иса [Ибн Сины] ¹⁰¹. У него были свои стихи на арабском и персидском языках, собранные в диваны. Вот одно из его стихотворений, написанных во время его пребывания в заключении: [144]

Поистине, я в оковах этого времени,
    подобно жемчужине, еще скрытой в раковине.
Украшена моим достоинством шея величия,
    и нанизано мое превосходство в ожерелье благородства.
Поистине, несмотря на злобу моих завистников,
    я моим гордым предкам достойный преемник.
И если время не признает моего достоинства,
    то это оплошность, допущенная от дряхлости.
Народам станет видна моя скорбь,
    подобно полной луне, скрывавшейся во мраке при затмении.
И придут [тогда] судьбы, и покорные
    скажут: «Прости за то, что прошло!»

Что касается его переписки, то это — дозволенное волшебство и ключевая вода, она превосходит сверкание лесных чащ и надушена ароматом северного ветра.

Среди того, что он писал мне в дни моего пребывания в Мазандаране вместе с Инандж-ханом, перед тем как к нему перешла власть, имеется следующее [письмо]: «Как возбудило меня воспоминание о страдании и согнули страстное желание и волнение! Уже часто бьют удары уставшей [поражать] молнии и послышался тихий шепот свежего ветерка. И отмечен тот, кто извлек это, взглядом, в котором пасутся стада слёз. Это он искал оживления от сообщения, по которому бы изголодался слух, из-за моего страстного желания услышать известия о высоком маджлисе, о [месте], самом дорогом для славы, базилике достоинства, первом плоде искусства, владеющем тонкостями умения. Аллах оживил истлевшие /128/ достоинства, распространив на них свою сень. А перед дорогой я упрекал себя за промедление, находился в обществе раскаяния и декламировал:

Разве я оставлю Лейлу?! Ведь между ней и мной
    лишь одна ночь. Поэтому я, поистине, очень терпелив.

[Я пишу] в поисках защиты от превратностей, вызвавших разлуку друзей. Как же иначе? Ведь не близко прибежище и далеко место посещения. Нет ныне утешения, кроме как в аромате доброты и в запахе воспоминаний о нем.

Некоторые из его слуг направились в сторону счастливой стоянки, и истинная преданность вызвала то, что уже послано кое-что из страстных переживаний, чтобы забвение не утвердилось на полях [послания]. А как же иначе? Ведь добрая дружба — это повиновение врожденным качествам. И Аллах всевышний да продлит его пребывание в этом мире. [Итак], до свидания».

Это образец того, чего достиг этот совершенный. И для [145] достижения желанной цели беспристрастность в [его] восхвалении и прославлении невозможна.

Он проявил себя искусным в науках древних, соединив это с прочими достоинствами. Он посвятил себя их изучению в дни своего пребывания в Хорезме, а оно длилось девятнадцать лет! Его предсказания по звездам редко когда не сбывались. Когда не было известий о султане [Джалал ад-Дине] и о том, что он находится в самой середине Индии, он, бывало, говорил, что султан еще появится, будет царствовать и водворит порядок и что Гийас ад-Дин не будет иметь успеха, так как звезда его не указывает на счастье: она только мерцает, а [впоследствии] погаснет. По этой причине он единственный, отличаясь этим от правителей округов, не провозглашал хутбы с именем Гийас ад-Дина. И через некоторое время случилось то, о чем он говорил, и дело обернулось так, как он предсказывал, но произошло это уже после его гибели. Вышло так, как говорится [в пословице]: ты узнал кое-что малое, а ускользнуло от тебя многое. Он предсказывал, что султан появится и дела его пойдут хорошо, но не знал, что сам погибнет раньше его появления. Он обманулся в надежде и ошибся в рассуждениях.

О успокаивающая меня обещанием, ведь смерть [может прийти] раньше,
    и если я умру от жажды, то пусть не падают капли дождя.

Когда Гийас ад-Дин узнал, каково мнение Нусрат ад-Дина о султане [Джалал ад-Дине], что он, в противоположность остальным, равным ему, предпочитает его и склонен к нему, он отрядил против него Тулука ибн Инандж-хана с войском его отца, дал ему в помощь Арслан-хана /129/ и других, из числа тех, кто захватил окраинные земли, и приказал им следовать указаниям Тулука в делах важных и второстепенных и стараться помогать ему в том, что он начал и предпринял.

Когда сообщение об этом дошло до Нусрат ад-Дина, он стал совещаться со своими советниками о том, как устранить беду и отразить грозную опасность. Итогом их раздумий было [решение] направить меня ко двору Гийас ад-Дина с некоторой суммой денег, чтобы отвратить этим распространяющуюся смуту и заткнуть открытые рты.

Я отправился туда неохотно. Через некоторое время, ночью, У границ Ругада ¹⁰² я столкнулся с сыном Инандж-хана. Я скрылся под покровом ночи, спасаясь от них, как перепуганный страус, и бежал, как Моисей, [когда его звал бог]. Когда я достиг Джурджана ¹⁰³, я увидел близ него шатры и узнал, что они принадлежат эмиру Коч-Канди, который прибыл от двора Джалал ад-Дина и направляется в Хорасан, чтобы стать там [146] на'ибом Ур-хана. Мне рассказали о том, что произошло в Рее, о прекращении власти Гийас ад-Дина и установлении власти Джалал ад-Дина. Тогда я отправился к упомянутому (Коч-Канди) и не знал, как мне идти: от радости я чуть было не летел к нему. Я долго беседовал с ним и услышал полное и подробное [сообщение] о состоянии дел. После этого я обдумал положение и понял, что нет смысла возвращаться назад и что отвратить сына Инандж-хана от Насы, в которую он вцепился своими когтями, может только султанский приказ. Я отправился в Астрабад, где находился малик Тадж ад-Дин ал-Хасан, готовившийся следовать ко двору Джалал ад-Дина. Тогда я решил сопровождать его и стал побуждать его торопиться. Но в то время, когда он собирался, на границу его области напал Данишманд-хан, приверженец Гийас ад-Дина, недостойный попирать ногами край султанского ковра. Из-за этого его (Тадж ад-Дина) приготовления расстроились, и необходимость заставила меня вернуться на Бистамскую дорогу. Я возвратился на нее и с опаской направился в Рей, а оттуда поспешно — в Исфахан. А вслед за мной шли известия об осаде Насы и натиске [врагов] на нее и не давали мне успокоиться и [свободно] вздохнуть. И все-таки я задержался в Исфахане на два месяца по необходимости, а не по желанию, так как к султану не было доступа по различным причинам, в том числе /130/ из-за смуты луров в горах и их угроз дорогам, ведущим к султану. <Ведь малик Хазарасп стал враждовать с султаном> ^103а из-за того, что наладились отношения и упрочилось согласие между султаном и атабеком Са'дом, а он (Хазарасп) был врагом атабека. А еще причинами [задержки] были снега, завалившие дороги, и гибель многих путников в этих опасных местах. В Исфахане я оставался у Балбана ал-Кудари ас-Сиркана, пока не наступили весенние дни со всей их прелестью и земля не оделась в нарядную одежду.

Знамена султана двинулись по направлению к Азербайджану ¹⁰⁴, а его лагерь находился у пределов Хамадана. Сам же султан отсутствовал. Он готовился неожиданно напасть на атабека Йигана Таиси, зятя Гийас ад-Дина, женатого на его сестре ¹⁰⁵.

Когда Аллах помог султану против его брата и отдал ему во владение то, что принадлежало ранее [брату], упомянутый (Йиган Таиси) ушел в сторону Азербайджана и увидел, что он ведет борьбу за государство, гибель которого предрешена и дни которого сочтены. Он и атабек Узбек, владетель Азербайджана, действовали совместно, противодействуя султану. Когда стало очевидно, что султанские знамена движутся по направлению к [147] ним обоим и окружают их, душа подсказала ему (Йигану Таиси), что нужно спешить в Ирак и воспользоваться отсутствием султана. Но весть о нем дошла до султана, и он неожиданно напал на него у Хамадана. Одержав над ним победу, он пощадил его, приютил и обеспечил для него защиту. Дело завершилось благоприятным для него исходом, и он возвратился к своим шатрам, радуясь, что достиг желаемого ¹⁰⁶.

А я преподнес Шараф ал-Мулку Ходже Джахану еще до возвращения султана ту [сумму], с которой послал меня Нусрат ад-Дин, предназначая ее в знак службы Карим аш-Шарку, вазиру Гийас ад-Дина ¹⁰⁷, — всего тысячу динаров. [Шараф ал-Мулк] поблагодарил меня и обещал мне содействие и решение дел. Исход был самым хорошим: был издан султанский указ об установлении [границ] его (Нусрат ад-Дина) области — к ней были присоединены некоторые соседние с ней местности. Они уже назначили одного из приближенных [султана], который должен был сопровождать меня в Насу, чтобы изгнать оттуда сына Инандж-хана и доставить его ко двору султана. Но не прошло двух или трех дней, как прибыл человек /131/ с известием о гибели Нусрат ад-Дина: сын Инандж-хана вывел его из крепости Насы и велел привести его к себе. Он поразил его, обманув обладавших надеждами, и погубил его назло благородным людям. Он был повергнут в могилу во цвете лет, и стали все, кто печалится о славных, горевать по нем и оплакивать его кровавыми слезами. Я стоял среди них, пораженный, и с болью в сердце произносил стихи:

Для меня в его смышлености и остроумии были
    верные признаки того, что он скоро умрет.

А сын Инандж-хана вознаградил меня за прошлую службу его отцу в Насе и Джурджане тем, что убил моих слуг, захваченных им, разграбил то, что застал из моего имущества, и завладел в моем доме всем унаследованным мною и приобретенным. [148]

Рассказ о походе султана в пределы Хузистана после того, как он одолел своего брата

Когда султан получил власть над своим братом и стал обращаться с ним как с одним из своих эмиров, действующих в соответствии с его желаниями, он направился в Хузистан и остался там зимовать. Оттуда он отправил в Высокий диван [халифата] посла Дийа' ал-Мулка 'Ала' ад-Дина Мухаммада ибн Маудуда, 'арида Насы ¹⁰⁸. Его послание содержало раздражение и упрек. Еще раньше [султан] направил Джахан-Пахлавана Илчи в качестве передового отряда. Вышеупомянутый (Джахан-Пахлаван Илчи) по дороге столкнулся с войском Высокого дивана и с арабами [племени] ал-Хафаджа ¹⁰⁹, напал на них и этим нарушил долг почтения и нанес бесчестье запретному, а войско Дивана возвратилось в Багдад в худшем виде, не достигнув желаемого. Некоторая часть его была приведена в султанский лагерь, но затем их освободили.

После этого события Дийа' ал-Мулк прибыл в Багдад и был принят там с должным почтением и надлежащим уважением, но его пребывание там затянулось, и люди высказывали об этом [различные] предположения и строили догадки относительно его отсутствия ¹¹⁰. [Это продолжалось] до тех пор, пока /132/ султан не завладел Марагой ¹¹¹. Тогда послу разрешили вернуться с обильным запасом добра и щедрой долей различных подарков.

А когда с лица весны было снято покрывало зимы, он (Джалал ад-Дин) двинулся из окрестностей Багдада в Азербайджан. Когда он приблизился к Дакуке ¹¹², жители ее поднялись на стены и стали во весь голос проклинать его за то, что постигло их из-за набегов, которым подверглись области Дивана. То, что он услышал, привело его в ярость, и он приказал наступать на город. Едва лишь была предпринята атака, как знамена были подняты [на стену] и последовали стычки. [Воины] обрушили мечи на ее жителей, и, пока не было объявлено о прекращении боя, погибло много людей ¹¹³.

Султан двинулся по направлению к Азербайджану. Когда он находился напротив гор Хамадана, он узнал о том, что Йиган Таиси перешел из Азербайджана в Ирак. [Именно тогда] произошло неожиданное нападение на него (Йигана Таиси) в Хамадане, о чем упоминалось выше ¹¹⁴. [149]

Рассказ о том, как султан завладел Азербайджаном

После того как Йиган Таиси стал нести службу [вассала], а Ирак был освобожден от тех, кто сеет смуту и управляет нечестно и недостойно, султан направился в Азербайджан. Когда он приблизился к нему, Шараф ал-Мулк получил письмо от жителей Мараги, побуждавших султана к решению идти туда, чтобы освободить их от того позорного гнета, который им пришлось испытать, от произвола важных господ, [правивших] государством, и [от] власти женщин ¹¹⁵. [Они терпели] еще от того, что грузины вцепились когтями в нее (Марагу), а также из-за слабости их владетеля — атабека — в защите своей неприкосновенности и обороне своего владения ¹¹⁶. Тогда султан устремился к ней и вошел в нее, не встретив сопротивления. Пробыв в ней несколько дней, он отправил оттуда кади Муджир ад-Дина 'Умара ибн Са'да ал-Хорезми в качестве посла к владетелю ар-Рума и владетелям аш-Шама с письмами, содержавшими уведомление о том, что он овладел областями Азербайджана ¹¹⁷ и острием своих зубов вырвал те [области], в которые вцепились было клыки грузин. Это были два его аргумента перед господом его! Он уведомлял их о том, что он намерен совершить набег на грузин, подвергнуть их разорению и опустошению и показать им, что в доме есть хозяин ¹¹⁸. И /133/ в основу [писем] было положено начало дружелюбия.

В тот же день султан назначил меня катибом ал-инша', и я вступил в эту должность, чтобы позабыть [о невзгодах], и сделал это неохотно, пренебрегая ею. Был я к тому же малоопытен и несведущ [в ней] и мало думал о том, что это должность с непрерывно поступающими доходами и неиссякающими выгодами, что почетность ее сочетает пользу с ущербом и содержит трудное и легкое.

Так, когда султан находился в Нахичеване для решения дел населения Хорасана и Мазандарана, мне в один день случилось получить в качестве прибылей и доходов от должности катиба ал-инша' свыше тысячи динаров. Что касается сумм меньше этой, то это был доход, который в другие дни не прекращался. Я стал бороться с теми, кто пытался соперничать со мной из-за этого. Муджир ад-Дин [в то время] удалился от службы, отправившись в упомянутые выше страны, и возвратился оттуда лишь после того, как был завоеван Тифлис.

Султан из Мараги двинулся к Учану. Это область, покрытая [150] зеленью, орошаемая проточными водами. Татары уже успели разрушить ее город в начале своего нашествия ¹¹⁹. Султан пробыл здесь несколько дней. Люди здесь снабжались продовольствием из Табриза, где находилась дочь Тогрула ибн Арслана — жена атабека Узбека, и им не препятствовали. И вот к нему (султану) пришел кто-то из жителей Табриза и пробудил в нем желание завладеть городом. Тогда он направился к городу и, расположившись лагерем близ него, окружил его со всех сторон.

Против него выступил ра'ис Низам ад-Дин, сын брата Шамс ад-Дина ат-Тугра'и ¹²⁰. Он полновластно распоряжался в городе, сидя на шее населения, а жители угождали ему, [как] и его предшественникам, наследовавшим город от своих отцов, из любви, которая уже вошла в их кровь ¹²¹.

И вот султан двинулся к городу и приказал эмирам приготовить осадные орудия: катапульты, осадные машины и лестницы. Они начали рубить [вокруг] города деревья, которых было очень много.

Через семь дней после того, как султан окружил город, оттуда вышел посол дочери Тогрула с просьбой гарантировать безопасность ей, ее рабам и слугам, а также сохранение их имущества и жизни с условием, что город Хой ¹²² будет оставлен за ней и она будет доставлена туда под защитой [султанской] охраны. Султан удовлетворил ее просьбу, и Табриз сдался в шестьсот двадцать втором году (13.I 1225—1.I 1226). Двух своих личных слуг — Тадж ад-Дина Кылыджа и Бадр ад-Дина Хилала — султан приставил к ней в качестве охраны. /134/ Они благополучно доставили ее вместе с сопровождающими ее слугами в Хой.

Султан вошел в Табриз и владел им милостиво и благосклонно. Он расположился в резиденции государя (дар ас-салтана) и назначил ра'иса Низам ад-Дина [ат-Тугра'и] главой города. Положение ат-Тугра'и было, как и прежде, таково, что его распоряжения выполнялись, а советы принимались. Упомянутый не входил в дела, касавшиеся государства и его денежных средств. Он занимался тем, что относится к нуждам подданных. Он угождал им, [заботился] об укреплении тех, кто был настроен мирно и уважительно, и сдерживал смутьянов и глупцов, хотя и не был облечен властью и не занимал какой-либо должности ¹²³. Так было до тех пор, пока он не был заточен, о чем будет сказано в своем месте, если будет угодно Аллаху всевышнему. [151]

Рассказ о том, как султан разгромил грузин

Когда султан захватил Азербайджан, грузины, в количестве шестидесяти тысяч человек ¹²⁴, собрались в местности в пределах [округа] Двина ¹²⁵, известной под названием Гарни ¹²⁶. Они демонстрировали стойкость, но за этим скрывалась глупость. От соседства султана их хватил паралич и столбняк, ими овладела тревога и печаль. Собравшись, они преследовали цель показать султану, насколько они могущественны и многочисленны. Они надеялись, что [он], может быть, пожелает пойти на мир с ними ¹²⁷ и они избавятся [таким образом] от жара наказания и от пучины бушующего моря. Вот почему они уверенно собрались в поход, позабыв о том, что государство Атабеков ¹²⁸ пало; ведь оно было для них местом охоты: туда они ходили за добычей вместе и порознь, парами и по одному.

Когда султан узнал, что они собрались для пустой болтовни, он устремился на них с теми воинами, которые были под рукой, так как большинство их уже разъехалось в свои владения икта' в Ираке и других местах. И вот, прибыв к берегу реки Араке, он застал там эмиров авангарда во главе с Джахан-Пахлаваном Илчи. Они сообщили ему, что враг поблизости и у него много [войск]. Он ответил на эту весть лишь тем, что, пришпорив коня, бросился вброд. Его не смутило то, что было сказано /135/ о близости врага и его многочисленности. За ним последовали и войска.

Когда он достиг Гарни, то увидел, что грузины расположились на возвышенности, словно высокая гора на горе, [сплошной] черной массой, как беспросветная ночь. И крайним пределом того, чем они проявили себя в тот день, были их крики, которые могли разорвать звездные покрывала и заставить слышать уши глухого. Но султан испугался их многочисленности не больше, чем волки пугаются свободно пасущихся овец, или так, как голодные львы боятся бродячего скота. Под покровом ночи он построил [войско] перед ними в ряды и расположил конницу, усилив центр своими витязями, левый фланг заполнил своими богатырями-защитниками, а правый окружил лучниками. Весь тот день он ожидал, что грузины спустятся [с горы] для сражения, но [они] не спускались. Когда солнце склонилось к закату, для султана разбили небольшой шатер позади центра, и он провел там ночь, а ханам и эмирам приказал поочередно сменять друг друга в [152] ночном бдении до самой зари. И они сделали то, что он приказал, и разошлись к своим огням. Когда настало утро, он призвал их и сказал: «Враг, очевидно, решил уклониться [от сражения] и стремится к затягиванию дела вместо нападения. И мы решили напасть на них, поднимаясь со всех сторон. Если они атакуют вас, то [можно] опередить их, не дав им спуститься, и забросать их стрелами». И султан выступил, поднимаясь вверх, скорее даже [не сам], а поддерживаемый [Аллахом]. Когда он выступил, двинулись и ищущие [боя], распрямив свои крылья, подобно орлам. Скорее других поднимался левый фланг султана, где находились его брат Гийас ад-Дин, Ур-хан, Йиган Таиси и некоторые другие эмиры. На них напал Шалва, один из их знаменитых хитрецов. Они начали сражение с ним, и стрелы летели так, словно это падают метеоры или летят снежинки, гонимые ветром. Муслим смешался с кафиром, имеющий выгоду [от истинной веры] — с тем, кто терпит убыток [от ложной], поднимающийся — со спускающимся, конный — с пешим. Они наносили друг другу удары по конечностям, в самые сердца и шеи и старались опередить друг друга в подъеме на вершину горы. Тот, кто бежал, видел, что может спастись и уцелеть [только] при восхождении [на гору], и его побуждали к подъему правдивость его надежды и верность его чаяний. А когда /136/ конница нанесла победоносные удары по несчастному сброду, грузины повернули свои спины к головам [конницы султана], и, прежде чем соперничество стало сражением, а метание стрел — взаимным истреблением, они понеслись на крыльях бегства, увешанные позором и бесчестьем. Они видели в силуэтах отряды, охватывающие их, а в тенях — охотников, настигающих их. Поле сражения было покрыто трупами, их было около четырех тысяч, тех, которые пали, спасаясь от жара погони ¹²⁹.

Султан остановился на холме, а грузин приводили к нему покорных, униженных, как гонят грешников к адскому огню. Лица у них были [покрыты] пылью безбожия и отягчены прахом беспомощности. Он стоял там, пока не вернулись [обратно] преследовавшие и не собрались захватившие добычу, и тот, кто хотел пройти к нему, ступал по убитым и топтал их.

Шамс ад-Дин ал-Куми — это был один из хаджибов атабека Узбека — рассказал мне следующее: «Когда во время владычества грузин мой господин [Узбек] послал меня к ним, <то на словах Шалва обошелся со мной по-хорошему, но в хвастовстве преступил границы приличия> ¹³⁰ и сказал: “Я хотел бы, чтобы 'Али, то есть Эмир верующих ¹³¹, — да будет мир над [153] ним — был бы жив и в мое время. Тогда я показал бы ему такую свою силу, которая заставила бы его позабыть и день Бадра, и день Хайбара” ¹²».

Когда в этот день было разбито их войско и погиб и тот, кто был под началом, и тот, кто стоял во главе, его (Шалву) охватило оцепенение. Он не различал, где земля под ним, опустился и заснул среди убитых, запачкав свое лицо кровью, черной от позора. Его обнаружил сын няни Гийас ад-Дина, еще мальчик. Он вытащил его и связанного привел к султану.

Так Аллах рассеял надежды проклятого на то, в чем он преступил границу дозволенного, и жестоко высмеял его: ведь он не был упомянут среди мужественных, не говоря уже о том, чтобы считаться героем.

Султан пощадил его и не спешил покончить с ним, чтобы люди видели, как Аллах справедливо поступает с теми, кто поносит две святыни веры и двух распространяющих истинное слово ¹³³.

Султан направил главу личных слуг Тадж ад-Дина Кылыджа в Табриз с группой /137/ их пленных эмиров и головами убитых с радостной вестью о том, что Аллах даровал ему победу, явившую блестящее зрелище и принесшую всеобщую славу.

С поля сражения он направился в город Двин ¹³⁴ и, предприняв наступление, захватил этот город через некоторое время. Затем он приказал местному кади отделить находившихся там мусульман — их жен и детей.

Аллах щедро даровал султану и его помощникам обильные богатства и неограниченное количество добычи. И этим сердца были отмыты от пятна зависти, так как участие в желанном обогащении было всеобщим и во всем, что добыли, они были равны.

Шараф ад-Дин Уздере и Хусам ад-Дин Хидр, [со] правители Сурмари ¹³⁵, в эти дни перешли на службу к султану и прибыли к нему, И он написал для них грамоту с утверждением такого, чем они были [удовлетворены] досыта. [154]

Рассказ о том, как султан возвратился из Двина в Табриз и оставил правое крыло войска в Стране грузин в раджабе шестьсот двадцать второго года (9.VII—7.VIII 1225)

Когда эта победа соединилась со следующей и второе завоевание последовало за первым, а султан, разослав свои отряды до крайних пределов страны Абхаз ¹³⁶, направлялся к Тифлису, к нему прибыло письмо Шараф ал-Мулка, который находился в Табризе. В письме он сообщал, что Шамс ад-Дин ат-Тугра'и и сын его брата Низам ад-Дин сговорились о его (Шараф ал-Мулка) убийстве и бунте против султана, — это были ложь и обман, направленные против того, кто [сам] был обижен. Через некоторое время выяснилось, что это клевета, которую нельзя подтвердить никакими доказательствами. Ведь ат-Тугра'и был набожен и справедлив в своем образе жизни, заботился о подданных, старался, чтобы они не испытывали страха и не разрешал никому преступать границ справедливости. И если у его (Табриза) жителей требовали то, чего не должно и не следует [взимать], и налагали на них сверх обычного, он защищал их — иной раз увещанием, а порой упрекая и выставляя на позор [чиновников].

/138/ На'ибы Шараф ал-Мулка пренебрегали этим. Ведь они владели Табризом, разрывая его на куски, их не удовлетворяло приобретенное, они не довольствовались незначительными повинностями, разевали жадные рты и не боялись: ведь не входят в пещеры, если ключами [служит] страх.

Подобно прожорливому киту, которого ничто не насыщает:
    он страдает от жажды, хотя пасть его в море.

Когда султан ознакомился с его письмом, оно влило в него яд ехидны и горечь отравы. Он решил вернуться в Табриз, полагая, что здесь изменилось настроение и приключилась болезнь, требующая обязательного лечения. Он собрал эмиров правого крыла войск у входа в свой шатер, и к ним вышел один из его хаджибов, который сообщил следующее: «Мы узнали о вашем нерадении на поле брани и о вашем взаимном согласии повернуть вспять, когда грузины нападут на вас, [уже] в то время, когда Аллах даровал нам победу и торжество и ниспослал злые мучения на тех, кто не верует. Мы простим [155] вам, когда мы убедимся, что вы в этой стране перевернете все вверх дном своими набегами до того, как мы возвратимся к вам».

Они заверили его в этом, и султан приставил к ним двух правителей Сурмари в качестве проводников к теснинам страны Абхаз и ее горным проходам.

Рассказал мне Хусам ад-Дин Хидр, а он был моим большим приятелем: «Мы находились с ними в [стране] Абхаз три месяца, непрерывно совершая набеги, пока совершенно не опустошили ее и не испытали ее жителей великими бедами, и стали дешевы грузинские рабы: их невольника продавали за два или три динара. Даже те из грузин, что спасались со своим скотом за перевалами, не были избавлены от набегов. Мы преследовали их до какого-либо перевала, останавливались и предостерегали [наших воинов], чтобы они не проходили [дальше], сообщая им, что за ним лежат теснины. Однако они не обращали внимания на это и шли дальше по одному или группами. Через два-три дня они возвращались с добычей и пленными. И унизил Аллах грузин перед ними. Они (воины) /139/ заставляли их спасаться из одного ущелья в другое, проливая кровь одной их группы вслед за другой, и достигли тех мест, где [еще] не развевалось знамя ислама и где не были прочитаны ни одна сура и ни один айат [Корана]».

Султан возвратился в Табриз, и Шараф ал-Мулк предстал перед ним с лжецами и негодяями, которые засвидетельствовали против ат-Тугра'и и сына его брата то, что ранее было передано султану, — ложь, для которой Аллах не создал ни головы, ни хвоста, и ее не укрепляют ни кольями, ни веревкой.

Султан приказал схватить их обоих. Что касается ра'иса [Низам ад-Дина], то его убили тут же и оставили труп на улице. А ат-Тугра'и был заточен в тюрьму и оштрафован на сумму более чем сто тысяч динаров, что было для него чрезмерным, и из-за этого его постигла бедность. Из этой суммы поступило в султанскую казну меньше тридцати тысяч динаров.

Затем он под охраной был переведен из Табриза в Марагу. Шараф ал-Мулк же неустанно продолжал плести интриги и затевать хитрости, чтобы погубить его, пока не получил печать [на указе] султана о его казни. Но Аллах пожелал продлить жизнь этого благородного вельможи и садра, которому не было ни подобия, ни замены. Его смерти не хотел человек, который был на'ибом дивана Джалал ад-Дина в Мараге. Он и снабдил его конями, и ат-Тугра'и скрылся под покровом ночи. Затем он отправился в Ирбил ¹³⁷, а оттуда в Багдад и совершил хаджж в [156] шестьсот двадцать пятом году (Ноябрь 1228 г.). Когда люди собрались вокруг Ка'бы, он стал с Кораном на голове под ее водосточным желобом, а [вокруг] стояли паломники из разных стран. И в присутствии наместника султана, [ответственного за хаджж], ат-Тугра'и сказал: «О люди! Уже сошлись все мусульмане на том, что у Аллаха нет на Его земле места более возвышенного, чем это, и дня более величественного, чем этот день, и нет более почитаемой и великой Книги, чем эта Книга! И я клянусь этими тремя, что все приписанное мне Шараф ал-Мулком не что иное, как клевета и ложь!» И он скрепил это суровой клятвой в своей невиновности, [как присягают повелителю]. И разъехались /140/ люди по домам: кто в Сирию, кто в Ирак, одни на запад, другие на восток, и каждая группа [паломников] говорила об этом событии по пути домой и на родине. Слухи об этом дошли и до султана, а когда прибыл амир ал-хаджж и засвидетельствовал все то, что он видел на месте (в Мекке), султан убедился, что ат-Тугра'и невиновен. Он раскаялся в том, что совершил, стыдясь того, в чем он отклонился [от истинного пути], печалясь из-за дурной славы, которую он приобрел надолго ^137а.

Увы! Где оно, раскаяние, когда в домах нет их обитателей и люди эти истлели под пластами сырой земли! И сказал Аллах всевышний: «О вы, которые уверовали! Если придет к вам распутник с вестью, то постарайтесь разузнать, чтобы по неведению не поразить каких-нибудь людей и чтобы не оказаться кающимися в том, что вы сделали» (Коран XLIX, 6(6)).

Затем султан обещал ему (ат-Тугра'и) безопасность, вернул его в Табриз, возвратил ему его владения после того, как они пришли в запустение, и его стали приглашать в качестве советника. Да!

Султан находился в Табризе, соблюдая пост в [месяце] рамадан. Он приказал воздвигнуть минбар в султанском дворе и назначил поименно тридцать улемов из разных областей и достойных ученых, находившихся здесь по своим делам. Каждый из них читал проповедь один день, а султан в это время сидел во дворце перед минбаром, благодарил тех из них, которые, читая проповедь, говорили правду, и упрекал тех, кто преувеличенно восхвалял [его] и говорил неправду. Садр ад-Дин ал-'Алави ал-Мараги ¹³⁸ — да смилостивится над ним Аллах — был в числе тех, кого он благодарил. [157]

Рассказ о том, как султан овладел Гянджой и другими городами Аррана

Когда султан, покинув Грузию, остановился на время в Табризе, он послал Ур-хана с его людьми в Гянджу, и тот взял в свои руки управление ею и округами, присоединенными к ней, такими, как Байлакан, Барда, Шамкур и Шутур ^138а. Наместником атабека [Узбека] здесь был ра'ис Джамал ад-Дин ал-Куми, обладавший богатством и деньгами, могуществом и обширной властью. Он сдал Ур-хану город, изъявив готовность служить ему, оставив за собой то, что он приобрел из благ, и Ур-хан утвердился в Гяндже.

Шараф ал-Мулк послал вместе с ним в Гянджу своего на'иба, известного [по имени] ал-Кафи, /141/ чтобы тот управлял делами дивана и сбором податей при передаче города.

Когда Ур-хан завладел городом, то запустил руку в средства дивана, которые ему не принадлежали. Он [решился на это], так как занимал высокое положение в государстве и был кровным родственником султана ¹³⁹.

Между ними (Ур-ханом и ал-Кафи) произошли объяснения, которые закончились грубостью. Ур-хан поднял свой меч на ал-Кафи. Весть об этом дошла до Шараф ал-Мулка, который пожаловался султану на положение дел. Он объяснил султану, что желает только одного — учета средств не для себя, а для его казны, и султан вернул Ур-хана ко двору.

Вражда между Ур-ханом и Шараф ал-Мулком продолжалась до конца их дней. Я ознакомился с несколькими письмами Ур-хана к Шараф ал-Мулку, в которых он обращался к нему только так: «Ходжа Таш», без всяких лакабов и официальных обращений. Эти письма содержали порицания, упреки, обвинения в ошибках и обмане в касавшихся его делах державы и вопросах управления государством. Он (Шараф ал-Мулк) старался задобрить его, но [Ур-хан] не отступал от своего упрямства и непримиримости. Шараф ал-Мулк, бывало, угождал ему, но тот не отвечал взаимностью. И если бы не исмаилиты ¹⁴⁰, которые освободили Шараф ал-Мулка от Ур-хана, последний заменил бы Шараф ал-Мулка кем-либо Другим. [158]

Рассказ о бракосочетании султана с дочерью Тогрула ибн Арслана

Когда султан находился в Табризе, от дочери Тогрула ибн Арслана прибыли женщины, которые сообщили султану о ее желании стать его женой и что она доказывает, прибегая к свидетелям, действительность развода с ее мужем, атабеком Узбеком. Султан согласился на это при условии, что будет доказана истинность развода ¹⁴¹.

Кади Варзукана ¹⁴² — одного из округов Табриза, а также другое лицо засвидетельствовали, что ее бывший муж связывал ее развод с изменой такому-то, а это имело место. Факих 'Изз ад-Дин ал-Казвини ¹⁴³, бывший тогда кади в Табризе, вынес решение о факте разлучения супругов. Принцесса (малика) послала много денег для того, чтобы осыпать ими народ [в честь свадьбы], и султан взял ее в жены.

После бракосочетания он отправился из Табриза в Хой и вошел к ней. К ее владениям помимо Хоя он прибавил еще два города — Салмас и Урмию с их округами.

/142/ Мне рассказывал садр Рабиб ад-Дин ¹⁴⁴, вазир атабека Узбека: «Когда атабек Узбек находился в крепости Алинджа ¹⁴⁵: в округе Кахичевана, он услышал о том, что султан шаг за шагом захватывает его страну. Он не говорил ничего, кроме [стиха из Корана]: “Ведь земля принадлежит Аллаху: Он дает ее в наследие, кому пожелает из Своих рабов, а конец — богобоязненным” (Коран VII, 125(128)), до тех пор, пока не услышал о бракосочетании. Он спросил об этом того, кто принес ему весть об этом: “Было ли это по согласию принцессы или против ее желания?” Тот ответил: “По ее добровольному желанию и после неоднократного с ее стороны сватовства. Она одарила свидетелей развода и оказала им милость”». Он (Рабиб ад-Дин) сказал: «Тогда [Узбек] положил голову на подушку, у него тотчас же начался жар, и он умер через несколько дней» ¹⁴⁶. [159]

Рассказ о причине назначения 'Изз ад-Дина ал-Казвини кади в Табризе и отстранении [от должности] Кавам ад-Дина ал-Джидари

Когда султан приблизился к пределам Азербайджана — в это время зарделась заря победы и показались предвестники успеха, — к нему прибыл в качестве посла, испрашивающего милость, Камал ад-Дин, исполнявший обязанности мустауфи в диване атабека [Узбека]. Он заискивал [перед султаном] и умолял его оставить [Узбека] на месте с условием, что тот будет провозглашать имя султана в хутбе и чеканить его имя на монетах и что в султанскую казну немедленно будет внесена [известная] сумма денег. Но его слова прошли мимо ушей султана, не запали в его сердце и не были восприняты с вниманием.

Упомянутого (посла) сопровождал факих 'Изз ад-Дин ал-Казвини, человек достойный и искусный. Ат-Тугра'и построил на свои деньги Мадрасу в Табризе и поручил ему преподавание там, а также в нескольких других мадрасах. Когда 'Изз ад-Дин убедился в том, что султан непременно хочет завладеть Азербайджаном и что речь по этому поводу может повлиять на султана лишь так, как легкий ветер действует на твердую скалу, он уединился с Шараф ал-Мулком и взял с него слово, что если он завладеет Табризом, то назначит его кади города.

В то время кади /143/ [Табриза] был Кавам ад-Дин ал-Джидари, сын сестры ат-Тугра'и, наследовавший эту должность от своих предков.

Когда султан овладел Табризом, положение ат-Тугра'и оставалось почетным и его слова принимались должным образом. И ал-Казвини понял, что данное ему обещание о назначении кади будет выполнено только после того, как с ат-Тугра'и случится несчастье. Тогда он стал изливать Шараф ал-Мулку клевету на ат-Тугра'и, [назойливую], как непрерывный Дождь, и сплетни, подобно миражу пустыни. Он действовал так, пока не восстановил Шараф ал-Мулка против ат-Тугра'и, как против злобного врага, и [тот] предстал в глазах Шараф ал-Мулка как упрямый противник. Затем его постигла беда, о чем мы уже упоминали, и ал-Казвини получил место кади.

Дошло до меня, что упомянутый (ал-Казвини) вошел к ат-Тугра'и, когда тот был заточен, изображая озабоченность, а на самом деле злорадствуя. До его прихода вошли его друзья с молитвенным ковриком ал-Казвини и расстелили его близ [160] места, где сидел ат-Тугра'и. Тогда ат-Тугра'и протянул руку, свернул коврик и бросил его туда, где ставят обувь. Затем вошел ал-Казвини, сел и обратился к нему с соболезнованием по поводу казни его племянника, ра'иса. Однако лицо ат-Тугра'и ничего не выражало и не выдавало волнения из-за его убийства, пока ал-Казвини не сказал: «Покойный был повержен несправедливостью, он был брошен под открытым небом, а я завернул его в саван и похоронил».

Тогда ат-Тугра'и заплакал и сказал: «Мне не было больно из-за того, что ты сообщил о его смерти:

Каждого сына человеческого, даже если его благоденствие продолжительно,
    когда-нибудь понесут на похоронных носилках ¹⁴⁷.

Но это твое сообщение, что завернул его в саван ты, — великий позор и вечное бесславие для всего нашего дома!»

И ал-Казвини приобрел у Шараф ал-Мулка власть, стал вмешиваться в дела, которые его не касались, возвышать одного и унижать другого, назначая того, кто взыскивает, и отвергая того, кому [должно] отдать [что-либо].

Так продолжалось до тех пор, пока не прибыл к султану кади Дамаска — посол ал-Малика ал-Му'аззама 'Исы ибн ал-Малика ал-'Адила Абу Бакра ибн Аййуба ¹⁴⁸ — да оросит Аллах их могилы, — а его сопровождал кади Муджир ад-Дин — посланник султана [Джалал ад-Дина] ¹⁴⁹.

После того как он вручил свое послание и вышел, он сидел в месте приемов (маджлис) вазира [Шараф ал-Мулка], переполненном знатными людьми. Здесь кади Муджир ад-Дин сказал кади Дамаска: «Сообщи нашему господину вазиру о том, что рассказал тебе 'Изз ад-Дин ал-Казвини». Тот отказывался от этого, пока Муджир ад-Дин не стал заклинать его благом султана, после чего он сказал: «Действительно, кади /144/ 'Изз ад-Дин говорил мне (В тексте: «ему») с упреком: “Что думает твой господин, то есть ал-Малик ал-Му'аззам, когда склоняется к этим, а не к своим братьям-султанам? Клянусь Аллахом, [даже] враждебность его братьев для него полезнее и выгоднее, чем искренние отношения с этой кликой! Поистине, он будет сожалеть о том, что он делает, уже тогда, когда раскаяние ему не поможет”» ¹⁵⁰.

Шараф ал-Мулка рассердило то, что он услышал, он вызвал ал-Казвини и поставил его с глазу на глаз с рассказчиком. Ал-Казвини стало стыдно, и он при своем красноречии бормотал, словно Бакил ¹⁵¹. Тогда Шараф ал-Мулк сказал: «Если бы не [161] уважение к старости и не почтение к учености, этот меч снес бы твою голову. Прочь от меня, ничтожный!» И 'Изз ад-Дин удалился посрамленный.

А я не знаю, кто из этих трех господ лучше, а какой из них дальше от добра — тот, кто просил свидетельствовать, сам свидетель или обвиняемый? Клянусь жизнью, 'Изз ад-Дин был справедлив в том, что сказал, ведь он упомянул о том, что было очевидно, и истинность этого подтвердилась на деле. И все же как отвратительна привычка к измене, а неблагодарность за благоволение — очевидный позор.

Он ('Изз ад-Дин) был отставлен, и, после того как имущество его было конфисковано, кади назначили Муджир ад-Дина, как мы еще скажем об этом, если будет угодно Аллаху всевышнему.

Рассказ о возвращении султана в Страну грузин и взятии им Тифлиса

После праздника султан отправился во второй набег в Грузию и этим обелил лицо веры, а щеки поклонников креста покрылись пылью. Когда он достиг реки Араке, я сильно заболел и не мог продолжать путь. Султан как раз тогда разрешил двум правителям Сурмари возвратиться в свой город, и я был отправлен с ними. Им был дан приказ о том, что они, пока я с ними, должны вскрывать письма, которые поступят к ним от правителей аш-Шама, ар-Рума и Грузии, только в моем присутствии и принимать любого посла из этих стран только при мне, чтобы я видел все, что к ним прибывало и что от них убывало. Я оставался там семь месяцев из-за того, что к султанским ставкам было трудно добраться, так как [султан] покорял дальние области Абхаза.

/145/ Когда султан был у берега реки Араке, он перехватил лазутчика с письмами Шалвы ал-Курджи, направленными к эмирам (князьям) Абхаза, [в которых] он предупреждал их о походе султана против них и предостерегал их ¹⁵². Султан распорядился, и он (Шалва) был разорван на две части на берегу реки.

В эту зиму в Стране грузин султан и его войска претерпели большие бедствия от снегов. Нахмурилось лицо небес, а стужа Действовала даже на копыта [коней], не говоря уже о руках, ногах и лицах [воинов]. [162]

Когда султан достиг лугов Тифлиса, он вызвал туда войска без вьюков и обоза. Он увидел, что Тифлис укреплен и неприступен, а его стены большей частью были возведены на горах и возвышенностях. Простонародье города сбежалось к губительному сражению, как мотыльки бросаются на огонь. Этих людей вовлекали в битву, пока они не удалились от городских стен, а потом бросились на них в атаку, так что их головы отделялись от тел, а кости от запястий. Они при отступлении столпились, а Гийас ад-Дин оказался раньше у ворот, и этой атакой был захвачен город ¹⁵³. Мечи полновластно распорядились его жителями, а руки [воинов] захватили все [их] добро. И были перебиты в нем (Тифлисе) все находившиеся там грузины и армяне.

А войска грузин и их азнауры заперлись в крепости. Особенность Тифлиса та, что он построен на берегу реки Куры, среди гор и долин: река отделяет город от крепости. Это широкая река, и перейти ее нельзя. Между городом и крепостью был деревянный мост, но он был сожжен, когда выяснилось, что положение ужасно и уже властвует рука мести, а на мосту теснится толпа.

Затем султан в течение одного дня переправился на другой берег, к месту крепости. Аллах предначертал ему и его войскам благополучие, и он окружил крепость. Люди стали готовить осадные орудия, но в это время из крепости вышел посланец грузин с просьбой о пощаде. Султан ответил на это согласием, так как нагрянула зима. Крепость сдалась ¹⁵⁴ со всем, что пребывало здесь на протяжении веков. Всего этого не пересчитали бы пальцы самого искусного знатока, а от их перечисления стало бы тесно в /146/ стопках реестров ¹⁵⁵.

Рассказ о намерении султана напасть на хаджибa Барака ¹⁵⁶ в Кермане и о том, как султан вернулся, не достигнув Кермана

Когда султан захватил Тифлис и распространил свои набеги до дальних границ Абхаза, до него все чаще стали доходить известия из Ирака о скверном замысле Барака в отношении покорности [султану] и о том, что он начал переписываться с татарами и обмениваться послами с ними, подстрекая их против султана. Кроме этого он прекратил установленные в знак дружбы платежи ¹⁵⁷. [163]

Шараф ад-Дин 'Али ибн ал-Фадл ат-Тафриши ¹⁵⁸ — вазир султана в Ираке — ежедневно сообщал вести о нем [султану]. Однажды от него к султану, когда тот находился в Абхазе, пришло сообщение ¹⁵⁹, что упомянутый (Барак) расположился лагерем на одной из равнин, будучи уверен, что султан далеко. И султана побудил его пыл, представивший трудное легким, а ухабистый [путь] — ровным, к тому, чтобы напасть на Барака в Кермане.

Султан отобрал шесть тысяч легковооруженных воинов и взял с собой своего брата Гийас ад-Дина, обещая ему Керман, когда он будет освобожден от отступника. Ведь Керман был его владением, а он доверил его вероломному и положился на бесчестного. Султан оставил свой гарем и обозы в Килакуне ¹⁶⁰ с именитыми ханами и большими эмирами.

Шараф ал-Мулк в это время находился в Тифлисе, сделав его центром, подвергая оттуда несчастьям остатки грузин, и его отряды наносили удары налево и направо, умножая их бедствия. Я находился в Сурмари — как я об этом говорил, — и сообщения о султане до нас не доходили.

Однажды я сидел, и всеми моими мыслями владела тревога, а печали охватили всю мою душу, как вдруг вошел один из султанских чавушей и возвестил о прибытии султана. Он был послан вперед для того, чтобы соорудили мост через реку Араке у Сурмари. Я пошел к мосту и стоял там, пока мост не навели, и тут же стояли оба правителя Сурмари. Султан переправился и расположился на восточной окраине города. Ему сообщили, /147/ что в Сурмари доставлены трое пленных грузин, известных их эмиров, взятых в плен султаном и отправленных ранее с маликом ал-хавасс Тадж ад-Дином Кылыджем в Табриз, когда он был отправлен туда после разгрома грузин. Их привел один из на'ибов Шараф ал-Мулка. Им было разрешено выкупиться за двадцать тысяч динаров. Большая часть этой суммы была уже получена на'ибом Шараф ал-Мулка в виде тканей, вещей и скота, и настало время освободить их. Но султан вызвал меня и приказал, чтобы никто не смел их освобождать. Он сказал: «Если бы я хотел продать своего врага, то собрал бы с грузин столько добра, что его не сожрал бы огонь и едва ли смогло погубить время».

Султан отправился в Керман, не прикоснувшись к тому, что они доставили в качестве выкупа. Я отправил все это Шараф ал-Мулку, который был тогда в Тифлисе. Он дал волю своей расточительной щедрости, и из этого имущества в его казне не осталось ничего.

Султан же, сопровождаемый другими пятью тысячами [164] всадников, помимо тех, которые направились с ним в Керман, выступил в набег на округ Хилата. В Сурмари к ним присоединился Санджакан-хан. Они вторглись в прилегающий к Сурмари округ Хилата и возвратились через три дня с добычей, от которой стало тесно на дорогах. А он сам отправился в Керман и мчался быстрее порывов ветра, отделяя ночь ото дня, не наслаждаясь ни вкусом еды, ни покоем сна.

Они свертывали расстояние на конях, как будто не скакали,
   а летели на крыльях ¹⁶¹.

Султан устал, но не достиг желаемого в отношении Барака, так как упомянутый был осторожен. Когда султан узнал, как тот осторожен и насколько [сильно] укрепился, он вернулся обратно, разочаровавшись в том, на что было направлено его старание.

Рассказ о том, что произошло с упомянутыми войсками в стране грузин во время отсутствия султана

Шараф ал-Мулк, как мы уже говорили об этом, находился в Тифлисе. Распространились слухи, дошедшие до /148/ ханов в Килакуне, о том, что Шараф ал-Мулк осажден в Тифлисе, а грузины подступили к нему с таким множеством [войск], которое они только смогли найти в колчанах ополчений. Ханы стали советоваться о его деле, о том, как отвести от него беду и устранить его затруднение. Большинство из них советовало не обращать внимания на него и заниматься возложенными на них заботами по охране гарема и имущества султана. Один лишь Ур-хан сказал: «Если грузины возьмут вазира султана в плен поблизости от такого войска, как это [наше], то на державе останется позор, унижение которого не будет забыто и пятно которого нельзя будет смыть с ее лица, а славу, добытую победами, заменят слухи о слабости и презрительные упреки».

Ур-хан утверждал это, несмотря на то что он, в отличие от других ханов, враждовал с Шараф ал-Мулком. Ведь он (Ур-хан) по своей натуре был благородным мужем, несравненным героем и обладал решительностью и благоразумием.

Затем он сам со своим войском выступил, и, когда они (ханы) увидели его старание помочь Шараф ал-Мулку и его искреннее намерение защищать и оборонять вазира, к нему [165] присоединились некоторые отряды. У него оказалось пять тысяч всадников или больше того, и с ними он направился к Тифлису.

Я сопровождал его, и выяснилось, что дошедшие до него вести об осаде Тифлиса — ложные слухи, противоречащие истине.

Через два дня прибыл малик ал-хавасс Тадж ад-Дин Кылыдж с сообщением о том, что султан, возвращающийся из Ирака, уже достиг Нахичевана. По обычаю награды за добрую весть Шараф ал-Мулк подарил ему четыре тысячи динаров.

Вслед за ним прибыл султан. Его войска разошлись по стране грузин, грабя и захватывая добычу ¹⁶². Султан расположил в Тифлисе Кыр-Малика ¹⁶³, Тадж ад-Дина ал-Хасана, мукта' Астрабада, и Нусрат ад-Дина Мухаммада ибн Кабуд-Джама ¹⁶⁴, владетеля Джурджана, и с войсками, свободными от шатров и груза, направился к Хилату. Когда он достиг его, против него поднялось простонародье вместе с находившимися в городе войсками аш-Шама. Он двинулся на них, и следствием его нападения были сраженные в бою, окровавленные раненые и пленные. Люди толпой отступили в город, а за ними ворвались войска, но тут же вернулись ¹⁶⁵.

/149/ Слухи о причинах их возвращения из города были различны. Тюрки говорили, что султан приказал им вернуться, чтобы город не был разграблен, так как он был уверен, что [Халат] будет взят, когда он этого захочет. Однако жители Хилата утверждали, что [войска] были выбиты силой. А Аллах знает лучше! Султан оставался у Хилата сорок дней, после чего возвратился.

Так вот, когда султан, отделившись от гарема и обозов, направился к Хилату, Шараф ал-Мулк двинулся на зимовку к Гяндже.

Владетель Арзан ар-Рума ¹⁶⁶, окрестив одного из своих сыновей, женил его на грузинской принцессе. Когда султан овладел Тифлисом, он призвал к себе этого юношу, обещал ему безопасность, приютил его и покровительствовал ему, пока не выступил к Хилату. В этот момент над юношей возобладал сатана, он вернулся к прежнему безбожию и бежал к грузинам ¹⁶⁷. Он сообщил им о малочисленности и слабости войск в Тифлисе. Грузины воспользовались тем, что султан далеко, а его войска в городе малочисленны, и направились к нему с тем количеством пеших и конных войск, которые им удалось собрать.

Кыр-Малик и эмиры, бывшие с ним, покинули город из-за трусости, которой Кыр-Малик [и ранее] славился, и из-за хорошо известной его нерадивости в делах. А грузины вступили в город и подожгли его, так как знали, что не смогут его удержать. [166]

Шараф ал-Мулк находился в Гяндже, и от него летели письма к султану, осаждавшему Хилат. Он сообщал о том, что грузины объединились и стремятся овладеть Тифлисом. Султан возвратился, однако дело было закончено еще до того, как он был предупрежден, удобный момент был упущен, и это не удалось ¹⁶⁸.

Наконец тюрки [племени] Йива' ¹⁶⁹ озлобили сердце султана: из-за них дороги стали небезопасными и они совершали набеги на соседствовавшие с ними области. Они были многочисленны и не раз выступали в поход в количестве до десяти тысяч всадников.

Когда султан отошел от Хилата, он пошел на них, /150/ предпринял против них набег, и не было недостатка ни в загубленных душах, ни в снятых головах. Он угнал их скот в Мукан ¹⁷⁰, и одна пятая (ал-хумс) добычи составила тридцать тысяч голов скота.

Когда султан утолил свой гнев против них, он отделился от войска с сотней всадников из его личных слуг и направился к Хою на встречу с принцессой, владетельницей Хоя. Когда он приблизился к городу, ему сообщили о том, что Беклик ас-Садиди и даватдар ¹⁷¹ Сункурджа с отрядом мамлюков атабека Узбека находятся на лугах близ Хоя и их вдвое больше, чем спутников султана. Однако султан не счел это причиной для возвращения и помчался вперед, бросившись на них с риском [для жизни]. Те не выдержали и бежали, а он преследовал их так стремительно, что у них перехватило дыхание. Они остановились, стали просить у него пощады, и он пощадил их. [После этого] они вступили на службу к нему.

Султан добрался до Гянджи уже после того, как грузины сожгли Тифлис.

Когда на этот раз Шараф ал-Мулк расстался [с султаном], который направлялся в Хилат, он арестовал кади Муджир ад-Дина 'Умара ибн Са'да ал-Хорезми и оштрафовал его на двенадцать тысяч динаров, обвинив его в измене султану во время миссии, с которой он послал его. Кади находился под стражей месяц, пока не внес в казну назначенной суммы. Упомянутый говорил, что сумма, взятая у него в виде взяток и «услуг» (хидам), превышала в несколько раз то, что он внес в казну.

Шараф ал-Мулк не хотел, чтобы Муджир ад-Дин оставался среди близких слуг султана после [этой] вражды, так как тот был знатен, занимал высокое положение и имел давние заслуги. Он назначил его кади Табриза, отнюдь не на то место, [которое подобало бы ему].

Комментарии

1 См. гл. 31.

2 Занджан (совр. Зенджан) — город в Южном Азербайджане.

3 Сын Даулат-Малика Баракат-хан стал впоследствии одним из видных эмиров Джалал ад-Дина. После смерти последнего Баракат-хан вместе с другими эмирами хорезмшаха служил конийским султанам и после ряда событий стал правителем Харрана. Автор «Жизнеописания», ан-Насави, был тогда вазиром Баракат-хана. См.: Буниятов. Хорезмшахи, с. 188 и сл.

4 Тарум — округ к северу от Занджана, на юго-западных отрогах Эльбурса.

5 К Гийас ад-Дину присоединились рассеянные монголами отряды хорезмийцев и войска Барак-хаджиба и Инандж-хана Огул-хаджиба. Объединенные силы под командованием Гийас ад-Дина напали на войска атабека Са'да в местности Дина, в Западном Фарсе, откуда Са'д бежал в Истахр. См.: ал-Джувайни, 2, с. 469; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 244.

6 Поход Гийас ад-Дина Пир-шаха против атабека Са'да, по Ибн ал-Асиру (9, с. 353), состоялся в конце 620 г. х. (ноябре—декабре 1223 г. ). Датировка ал-Джувайни (2, с. 469) — 619 г. х. (15. II 1222—3. II 1223) — неточна.  Джира — крепость в округе Шираза, близ Казируна. 

7 Казирун (совр. Казерун) — крепость в округе Шираза. См.: ал-Казвини Закарийа', с. 244; Йакут, 7, с. 206.

8 Шейх Абу Исхак Ибрахим ибн Шахрийар ал-Казируни аш-Ширази (963—1034) — основатель суфийского тариката исхакийа, или казирунийа. Гробница Абу Исхака в Казеруне почитаема приверженцами его учения.

9 'Алам ад-Дин Абу Наср Кайсар ибн 'Абдаллах ан-Насири — один из эмиров халифа ан-Насира. См.: Ибн ал-Фувати, 4/1, с. 615.

10 Ирбил (совр. Эрбиль) — город в Ираке; ал-Джазира — Верхняя Месопотамия; Дийар-Раби'а — название области в ал-Джазире.

11 Ихтийар ад-Дин Мухаммад ибн 'Али Харбушт с 20-тысячным войском (по ал-Джувайни) был на'ибом султана Джалал ад-Дина в Пешаваре. По ал-Джузджани, Ихтийар ад-Дин был направлен в Газну с 130-тысячным войском хорезмшахом Мухаммадом. Количество войск во втором случае явно преувеличено. Как бы то ни было, Амин-Малик, учитывая силу Харбушта, предложил ему союз на началах равенства, однако Харбушт отклонил это предложение, мотивируя отказ тем, что гурцы и тюрки в согласии жить не смогут. См.: ал-Джувайни, 2, с. 461; ал-Джузджани, 1, с. 286; 2, с. 1002, 1013 и сл. ; Бартольд. Сочинения, 1, с. 506—507.

12 По-видимому, Салах ад-Дин Мухаммад ан-Наса'и и правитель Газны и Гура, вазир султана Джалал ад-Дина Шамс ал-Мулк Шихаб ад-Дин 'Али ас- Сарахси (см. гл. 11), разгадали намерения Харбушта поднять гурцев против султана и отстранить его родственника, Амин-Малика, от участия в управлении Газной. См.: ал-Джувайни, 2, с. 461; ал-Джузджани, 1, с. 285—286.

13 По ал-Джувайни, Харбушт был убит в саду, а по ал-Джузджани — на пиру.

14 Кади Ради ал-Мулк и его брат 'Умдат ал-Мулк захватили власть в Газне, убив Салах ад-Дина ан-Наса'и. Ради ал-Мулк объявил себя правителем и в своих помыслах видел себя даже владыкой Индии. Однако в первом же сражении с туркменами и халаджами, которыми командовал Сайф ад-Дин Играк-Малик ал-Халаджи, войска Ради ал-Мулка были разбиты, а сам он убит. См.: ал-Джувайни, 1, с. 462.

15 После смерти Ради ал-Мулка Газной стал управлять его брат 'Умдат ал-Мулк. Однако против него выступили гурцы под командой А'зам-Малика, сына правителя Балха 'Имад ад-Дина, и правитель Кабула Малик-Шир, которые взяли Газну. 'Умдат ал-Мулк заперся в цитадели и сопротивлялся еще 40 дней. Изложение этих событий у ал-Джувайни (2, с. 462) не совпадает с тем, что говорится у ан-Насави и ал-Джузджани (2, с. 1016). Ср.: Бартольд. Сочинения, 1, С. 507—508.

16 К моменту прибытия Джалал ад-Дина в Газну город находился в руках А'зам-Малика. Под командованием султана и Амин-Малика было 30 тысяч войск. В Газне к ним присоединилось от 60 до 70 тысяч воинов (ал-Джувайни, 2, с. 463). По другому сообщению ал-Джувайни (2, с. 404), у Амин-Малика было 50 тысяч войск и у Сайф ад-Дина Играка — 40 тысяч. Ибн ал-Асир (9, с. 343) говорит, что собственно у Джалал ад-Дина было 60 тысяч воинов из числа войск его отца. По Рашид ад-Дину (пер., 1/2, с. 220), у Амин-Малика и Сайф ад-Дина Играка было по 40 тысяч воинов. Бар Эбрей (2, с. 514) называет общую цифру войск у Джалал ад-Дина — 90 тысяч; у ал-Джузджани (2, с. 1013): «130 тысяч всадников, бравых воинов, полностью экипированных». По сообщению Рашид ад-Дина, к. Джалал ад-Дину «присоединились окрестные огузские эмиры», упомянутые ан-Насави афганцы под командой Музаффар-Малика и карлуки под предводительством своего вождя ал-Хасана.

17 Упомянутый в тексте Парван (Фарван) — совр. Парван в Афганистане к с-з от Чарикара, у слияния рек Горбанд и Панджшер. Однако, по всей вероятности, речь идет о другом Парване — близ истоков р. Логар (приток р. Кабул), между Бамйаном и Газной. См.: ал-Джузджани, 1, с. 288; 2, с. 1021; Бартольд. Сочинения, l, с. 508, 509.

В сражении у Парвана, которое принесло победу воинам Джалал ад-Дина, у монголов было 30 тысяч войск (ал-Джувайни, 2, с. 406; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 221) под командой Шиги-Кутуку (о нем см.: Сокровенное сказание, § 135). Согласно ал-Джузджани (2, с. 1006), у монголов было 45 тысяч воинов. Ан-Насави предводителем монгольского войска называет Толи-хана. Неверна также версия о смерти Толи в этом сражении (Ибн-Халдун, с. 256). В двухдневном сражении монголы были разбиты, а Шиги-Кутуку с остатками войск бежал к Чингиз-хану в Талакан. Детали сражения см.: Ибн ал-Асир, 9, с. 343—344; ал-Джузджани, 1, с. 288—289; 2, с. 1006, 1042; Бар Эбрей, 2, с. 514; ал-Джувайни, 2, С. 406—407; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 221—222.

18 Накануне сражения у Парвана Джалал ад-Дин разгромил монгольский отряд под командой Текечука и Молгора у крепости Валийан (совр. Валиян-Котал, севернее Чарикара). У Ибн ал-Асира (9, с. 343): «Местность, называемая Б. л. к. »; ал-Джузджани (2, с. 1016) — Валиштан. См.: Вардан, с. 177; Гандзакеци, Тер-Григорян, с. 122.

Здесь в трехдневном сражении была убита тысяча монголов, остальные спаслись, переправившись через р. Панджшер и разрушив за собой мост (см.: ал-Джувайни, 2, с. 405; Рашид ад-Дин, г. ер., 1/2, с. 221). Ибн ал-Асир (9, с. 343) называет это сражение первой победой Джалал ад-Дина над монголами; вторая победа (Ибн ал-Асир, 9, с. 344) была одержана им у Парвана. Ср.: Бартольд. Сочинения, l, с. 509—510.

19 В сражении у Парвана войска Джалал ад-Дина захватили большое количество добычи. Во время ее дележа между Амин-Маликом и Сайф ад-Дином Играком возник спор из-за захваченного коня, и Амин-Малик ударил Сайф ад- Дина плетью по голове. Однако султан Джалал ад-Дин не решился наказать своего родственника, и в итоге обиженные Сайф ад-Дин, А'зам-Малик и Музаффар-Малик покинули со своими войсками Джалал ад-Дина. С ним остался только Амин-Малик со своими тюрками. См.: ал-Джувайни, 2, с. 407—408; ал- Джузджани, 2, с. 1031; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 222. У Ибн ал-Асира (9, с. 344) события изложены по-иному: во время ссоры из-за трофеев произошло побоище, в результате которого был убит брат Сайф ад-Дина Играка. Последний ушел, уведя с собой 30 тысяч войск. Джалал ад-Дин стал просить его остаться во имя священной войны с «неверными», но тот отказался, и «из-за этого ослабли силы мусульман, чем не замедлили воспользоваться монголы».

20 Гардиз — город в 50 км восточнее Газны.

21 Об этом нападении Джалал ад-Дина на авангард Чингиз-хана другие источники не говорят. Ал-Джувайни (2, с. 408—409) отмечает, что войска Чингиз-хана настигли арьергард Джалал ад-Дина, которым командовал его отчим Ур-хан, и разбил последнего.

22 Стих Абу Таммама (Абу Таммам, с. 320).

23 Трехдневное сражение у р. Синд (Инд) было, по словам Ибн ал-Асира (9, С. 344), таким жестоким, что прежние сражения казались детской игрой. Здесь погибли Амин-Малик и много хорезмийцев, однако монголов было убито и ранено намного больше. Бар Эбрей (2, с. 515) отмечает, что у монголов в этой битве было несметное число войск, которые отрезали Джалал ад-Дину путь к реке, что вынудило его сражаться с особым упорством. Чингиз-хан приказал схватить Джалал ад-Дина живым, и постепенно он был окружен. Однако султан прорвался и бросился с конем в реку. Чингиз-хан был изумлен поступком Джалал ад-Дина и сказал своим сыновьям: «Только такой сын должен быть у отца! Раз он сумел спасти себя с такого места брани и выбраться из такой пучины на берег спасения, от него проистекут множество деяний и бесчисленные смуты». См.: ал-Джувайни, 2, с. 406—407; ср.: Бартольд. Сочинения, 1, с. 512—513.

В следующем, 1222 г. 20-тысячный отряд под командованием Торбей-Токшина попытался настигнуть Джалал ад-Дина в Индии. Однако монголы не выдержали жары и повернули от Мултана назад. См.: Бар Эбрей, 2, с. 516; ал-Джувайни, 1, с. 141—142; Ибн Халдун, с. 258—259.

24 Дарваз — крепость в области Кабула, близ слияния рек Шарут и Сау.

25 После битвы у р. Синд Чингиз-хан в течение трех месяцев был занят уничтожением крепостей, в которых засели ушедшие от Джалал ад-Дина Сайф ад-Дин Играк и А'зам-Малик. См.: ал-Джувайни, 2, с. 1043—1047.

26 Дийа' ал-Мулк 'Ала' ад-Дин Мухаммад ибн Маудуд ан-Насави был 'аридом (или сахиб диван ал-джайш) — начальником войскового управления при хорезмшахе 'Ала' ад-Дине Мухаммаде. Войсковой диван ведал управлением владениями икта', выдачей жалованья и пособий военным всех рангов, контролировал и регистрировал личный состав войск и его вооружение. См.: Horst, с. 38 и сл. О Дийа' ал-Мулке см. гл. 46, 65.

27 Шарабдар — дворцовый виночерпий, смотритель султанских винных погребов (шараб-хана). Джашнигир — вторая должность, связанная с пробой вина за султанским столом на случай попытки отравления. См.: ал-Калкашанди, 5, с. 454, 460, 469.

28 Устаздар — придворная должность, в его ведении были все домашние дела султана — от кухни и винных погребов до свиты и невольников-гулямов. Устаздар первым являлся на зов султана и отдавал приказания, которые не обсуждались. Устаэдар ведал всеми расходами двора. См.: ал-Калкашанди, 4, С. 20.

29 Рана — «царь» у раджпутов. Рана местности Шатра, расположенной в горах Джуд (Северная Индия), был убит Джалал ад-Дином. Упоминаемый ал-Джувайни (1, с. 137) рана, убитый монголами, был, вероятно, сыном или родственником раны, убитого Джалал ад-Дином. Ал-Джузджани (2, с. 678, 815) сообщает, что в правление делийского султана Насир ад-Дина Махмуд-шаха I (1246—1265) его войска в раджабе 644 г. х. (ноябре 1246 г. ) совершили поход в горы Джуд против тамошнего раны за то, что он был проводником у монголов. Далее ал-Джузджани говорит о походах против других ран (2, с. 817, 824).

30 Речь идет о реке Джхилам (совр. Джелам) в округе Нандана (Северная Индия).

31 Камар ад-Дин Кермани — наместник владетеля Синда, Учи, Мултана, Лахора и Пешавара Насир ад-Дина Кубачи (1205—1227) в Нандане и Сакуне. О. И. Смирнова (Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 224, примеч. 3) идентифицирует Камар ад-Дина Кермани с маликом Камар ад-Дином Тамар (Тамур)-ханом Кыраном, будущим правителем Бенгалии (1244—1247). См. : ал-Джузджани, 2, с. 742—744. Этот Камар ад-Дин был куплен султаном Илтутмышем (1211—1236) и до правления султана Разии (1236—1239) не имел никаких владений. В правление Разии он стал владетелем Канауджа. Дж. А. Бойль полагает, что этот Камар ад-Дин — не кто иной, как Кубача (см.: ал-Джувайни, 1, с. 141—142, примеч. 3).

Нандана (изд. О. Удаса — Дебдеба; изд. М. Минуви — Дандана) — крепость, близ которой Джалал ад-Дин разбил рану Шатра. Рашид ад-Дин (пер., 1/2, с. 237), описывая эти события, сообщает, что Джалал ад-Дин разбил шайку бродяг, а затем, имея всего 120 воинов, разогнал 40-тысячное индийское войско. Далее, когда после этого сражения на него напал 6-тысячный отряд с гор Балала (Банкала) и Никала (в окрестностях Лахора), султан уничтожил большинство их, а часть перешла на его сторону, в результате чего у него стало около 3 тысяч воинов.

О Нандане см. у Раверти (ал-Джузджани, 1, с. 534 и сл., примеч. 1), а также у Дж. А. Бойля (ал-Джувайни, 1, с. 141—142, примеч. 2, 3). Сакун локализовать не удалось.

32 Дихлиз — длинный крытый проход или коридор.

33 Учча (Уча) — город на берегу р. Чинаб.

34 О назначении Шамс ал-Мулка Шихаб ад-Дина Алпа ас-Сарахси вазиром Джалал ад-Дина см. гл. 11. Вазир, как мы видели, правил от имени султана его наследственным владением — Газной и Гуром, где и происходили описываемые события. См. также примеч. 12 к гл. 35.

35 Нусрат ад-Дин Мухаммад ибн ал-Хасан (у Ибн ал-Асира — ал-Хусайн) ибн Хармил — сын бывшего подданного Гуридов 'Изз ад-Дина Абу Мухаммада Хасана ибн Хармила, правителя Герата во время хорезмшаха Мухаммада. За хорошую службу и помощь в войне против Гуридов хорезмшах наделил его большими поместьями, оказывал ему почести и назначил правителем земель с годовым доходом в 250 тысяч динаров. Однако в 1206 г. 'Изз ад-Дин вновь был привлечен Гуридами на их сторону. Он восстал против хорезмшаха и снова стал чеканить монеты с именем гуридского султана Гийас ад-Дина Махмуда (1206—1212) и упоминать его имя в хутбе. Хорезмшаху удалось выманить 'Изз ад-Дина из Герата, хотя против этого возражал его вазир Ходжа ас-Сахиб. 'Изз ад-Дин был схвачен, увезен в крепость Салумид и обезглавлен. Это произошло в 604 г. х. (28. VII 1207—15. VII 1208). См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 292—293; ал-Джувайни, l, C. 328—329, 332—334. См. также гл. 62.

36 По ал-Джузджани (2, с. 724 и сл. ), Малик 'Изз ад-Дин Кабир-хан Айаз-и Хазар-Мард ал-Му'иззи (ум. в 1241 г. ) был тюрком из ар-Рума. Сначала он был рабом гуридского султана Му'изз ад-Дина Мухаммада, затем Насир ад-Дина Кубачи, покинув которого примкнул к Джалал ад-Дину, а после его смерти перешел на службу к султану Шамс ад-Дину Илтутмышу.

37 У Ибн Халдуна (с. 260) — Кызыл-хан.

38 Калор может быть идентифицирован с Каллари, лежавшим к востоку от Синда, по дороге из Мансуры в Мултан.

39 По ал-Джувайни (2, с. 415), Кубача по требованию Джалал ад-Дина отправил к нему вместе с дочерью Амин-Малика и его сына — Кыран-хана.

40 Ал-Джувайни (2, с. 415) пишет, что Джалал ад-Дин был ранен при осаде крепости Парасравар в Пенджабе. См. также: Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 238.

41 Правильное чтение названия крепости установить не удалось. У ан-Насави (ан-Насави, Буниятов) — Барнуздж, Тарнурдж; у Ибн Халдуна — Тарнудж, что приемлемо.

42 Перевод дан на основе вариантов рук. P и Н.

43 Шамс ад-Дин Илтутмыш (1211—1236) —третий представитель династии делийских султанов Му'иззи, правивших в 1206—1290 гг. в Северной Индии. Об имени см.: Бартольд. Сочинения, 4, с. 356—357; Thomas. The Chronicles, с. 41—44, 74—76, 78—80; Bayur, c. 567—588.

44 Находясь в районе гор Джуд, султан Джалал ад-Дин женился на дочери рая (раджи) племени Хоккаров — Сангина. Последний послал на помощь султану часть своих войск под командой своего сына, которому султан дал имя Кутлуг-хан. Между этим раем и Кубачой, потерявшим большую часть своих земель, возникла распря, и Кубача решил на него напасть. Он расположился с 20-тысячным войском на берегу Синда, в 7 км от Уччи. Джалал ад-Дин выслал против него 7-тысячный отрад под командой Узбека Та'и. Кубача был разбит и бежал на лодке к крепостям Акар и Бхаккар, расположенным на одном из островов р. Синд. Весь лагерь Кубачи был захвачен Узбеком Та'и. См.: ал-Джувайни, 2, с. 414—415; Раишд ад-Дин, пер., 1/2, с. 136—137, 238. По ал-Джузджани (1, с. 542—544), это сражение случилось в месяце раби' I 624 г. х. (19. II—20. III 1227 г. ), однако эта дата не соответствует времени пребывания Джалал ад-Дина в Индии.

45 Лахавур (совр. Лахор) — город в Северном Пакистане.

46 Сына Кубачи звали 'Ала' ад-Дин Бахрам-шах.

47 После взятия Парасравара (см. примеч. 40 к гл. 39) Джалал ад-Дин узнал, что монголы снова отрядили за ним преследование. Он повернул в сторону Мултана и, следуя через владения Кубачи, потребовал у него отступных денег за мирный переход. Кубача отказался от выплаты и вновь выступил против султана. После часового сражения султан отошел к Учче, но ее население восстало против него, и он после двухдневной стоянки у города сжег его. См.: ал-Джувайни, 2, с. 415—416; Раишд ад-Дин, пер., 1/2, с. 238.

48 Садусан — город на берегу р. Михран (Инд), близ совр. Сехвана (Западный Пакистан). У ан-Насави — Сеистан; Ибн Халдун — Ташташан; ан-Насави, Минуви — Себистан.

49 Имя этого наместника Кубачи в Садусане у ал-Джузджани (2, с. 613): «Малик 'Изз ад-Дин Мухаммад ас-Салари, который был амир-хаджибом».

50 Командующим войсками Кубачи, оборонявшими Садусан, был Лачин Хитайан (т. е. кара-хитай). По ал-Джувайни (2, с. 416) и Рашид ад-Дину (пер., 1/2, с. 238), Лачин вывел войска на сражение с Джалал ад-Дином. Авангардом Джалал ад-Дина командовал эмир Ур-хан. Лачин в сражении был убит, и Ур-хан осадил Садусан. Только после этого произошло то, о чем говорит ан-Насави, т. е. Фахр ад-Дин ас-Салари явился к султану с повинной и Джалал ад-Дин оставил его правителем города.

51 После Садусана Джалал ад-Дин двинулся на Хатисар, Девал и Дамрилу, где правителем был Малик Синан ад-Дин Хатисар, одиннадцатый представитель сумранской линии раджпутов. По ал-Джувайни и Рашид ад-Дину, правитель этой области Чинсар бежал на один из островов р. Синд. Развалины Девала, который идентифицируется с Дайбулом (см.: Бартольд. Сочинения, 7, с. 93), находятся к ю-з от Татты. См.: Йакут, 4, с. 118: «Известный город на берегу моря Хинд» (Аравийского моря).

52 По ал-Джувайни (2, с. 416—417) и Рашид ад-Дину (пер., 1/2, с. 238), султан Джалал ад-Дин расположился лагерем у Девала и Дамрилы и послал часть войск под командой Хасс-хана в набег на столицу Гуджарата, Нахрвалу (Анхалвару), для захвата верблюдов. В Дамриле Джалал ад-Дин на месте разрушенной им крепости построил соборную мечеть.

53 Ал-Джузджани (1, с. 293; 2, с. 609) сообщает, что Илтутмыш, собрав огромную армию, выступил против Джалал ад-Дина, но последний, не приняв боя, повернул свои войска в сторону Уччи и Мултана. В примечании к этому эпизоду Раверти пишет: «Что касается направления Илтутмышем армии против султана, то это абсурд: он хорошо знал, на что идет. Он отправил большое посольство с богатыми подарками и снаряжением». Сообщение ан-Насави о сражении Джалал ад-Дина с Илтутмышем оказывается, таким образом, единственным и аналогий в других источниках не имеет.

54 Райи и такакира — титулы индийских правителей в передаче ан-Насави.

55 О дальнейшей судьбе Джахан-Пахлавана Узбека Та'и см. гл. 94. О выступлении Джалал ад-Дина в Ирак см. гл. 42.

56 См. примеч. 16 к гл. 36.

57 Находясь в Индии, султан Джалал ад-Дин чеканил от своего имени серебряные и медные монеты. Эдв. Томас (с. 90—91) приводит описание следующих его монет:

№ 71, серебро, 47 г, в уникальной коллекции В. М. Массона

№ 72, серебро и медь, вес 45 г, редкая

аверс — всадник слева, контуры ясные
реверс — легенда прямым четким куфи

№ 73, серебро и медь, вес 44 г

аверс — всадник слева, в более поздней обработке в индийском стиле
реверс — арабскими буквами

ас-султан ал-а'зам. Джалал
ад-Дунйа ва-д-Дин

№ 74, серебро и медь, вес 54 г

аверс — всадник
реверс — буйвол

№ 75, медь

58 О событиях в Хорезме накануне взятия его монголами см. гл. 25, 26, 28 и 29.

59 Баичу — вариант имени Баиджу. Ср.: Гандзакеци, Тер-Григорян, с. 140 — Бачу-Турчи; Гандзакеци, Ханларян, с. 175 — Бачу-хурчи; Вардан, с. 180 — Бачу; ан-Hacaвu, Буниятов — Бачи-бек (Баджи-бек); Бартольд. Сочинения, 1, с. 500 — Таджи-бек.

60 Огедей (Уктай) был вторым после Чингиз-хана великим ханом (кааном) с 1229 по 1241 г.

61 Как видно из «Жизнеописания», в столице государства Хорезме (Гургандже) властвовала мать хорезмшаха Теркен-хатун, которая уделяла обороне города большое внимание. Что касается жителей города, то они показали свою храбрость и мужество еще во время нападения на город гурийского султана Шихаб ад-Дина в 1204 г. Поэтому Чингиз-хан счел недостаточными для осады столицы войска своих сыновей Огедея и Чагатая. Сначала он усилил их своей гвардией, а потом послал к ним на помощь войска под командой своего старшего сына Джочи, усилив его вспомогательными отрядами из пленных самаркандцев. Кроме этого, зная военную мощь Гурганджа, Чингиз-хан использовал противоречия между Теркен-хатун и ее сыном. Он направил к Теркен-хатун хаджиба Данишманда с посланием, в котором осуждал неблагодарность Мухаммада в отношении ее забот о нем. Прибытие Данишманда в столицу совпало с бегством султана Мухаммада за Амударью. Это подорвало стойкость и решительность Теркен-хатун, и она, не ответив на послание Чингиз-хана, покинула столицу (см. гл. 17, 18).

Однако Гургандж сразу взять не удалось. Осада его, по Ибн ал-Асиру (9, С. 343) и Ибн Халдуну (с. 252), длилась пять месяцев, а по Рашид ад-Дину (пер., 1/2, с. 216) — более семи месяцев. См.: Буниятов. Хорезмшахи, с. 149 и сл.

62 Стремление Джочи захватить Гургандж в целости объясняется тем, что он входил в назначенный ему Чингиз-ханом улус и он хотел заполучить богатый город неразрушенным. Однако Чагатай не согласился с желанием брата, настаивая на разрушении столицы государства Хорезмшахов, и Чингиз-хан из-за раздоров между братьями назначил командующим войсками осады третьего сына, Огедея.

63 Полустишие из бейта поэта ал-Бухтури (820—897):

Я предложил вам совет мой на повороте в ал-Лива',
    но дело того, кто оставил [его] без внимания, уже пропало.

(См.: ал-Бухтури, с. 173. ) Ал-Лива' — местность на Аравийском полуострове.

64 Хотя в Гургандже было много войск, но ни одного ответственного за оборону лица не было. Затем начальником обороны был назначен родственник Теркен-хатун Хумар-Тегин. Монголам удалось ворваться в город через ворота Кабилан и достичь района Тануры, но они были отбиты. На этот раз отличились воины под командованием Фаридуна ал-Гури. Затем монголы, использовав пленных, засыпали ров и пытались разрушить плотину на Амударье, но трехтысячный отряд монголов был перебит защитниками. После этого Огедей приказал штурмовать город со всех сторон, и Хумар-Тегин, поняв, что сопротивление бесполезно и судьба Гурганджа решена, сдался монголам. Монголы на протяжении семи дней вели уличные бои с защитниками, разрушая и сжигая нефтью все взятые приступом дома и строения, сужая, таким образом, кольцо вокруг оставшихся в живых. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 341, 343; Йакут, 3, с. 474—479; Бар Эбрей, 2, с. 513; ал-Джувайни, 1, с. 123—128; Раишд ад-Дин, пер., 1/2, с. 214—217; ср.: Бартольд. Сочинения, 1, с. 500—504; Kafesoglu, c. 272—275.

65 Когда в Гургандже оставались незанятыми только три квартала, к монголам отправился просить пощады хорезмский мухтасиб 'Ала' ад-Дин ал-Хаййати, но это никакого влияния на Джочи не оказало, и огромная масса жителей, за исключением ремесленников, была перебита монголами. По ал-Джувайни (1, с. 127) и Рашид ад-Дину (пер., 1/2, с. 217), количество ремесленников составило 100 тысяч человек и все они были отправлены в Монголию.

Полное имя мухтасиба — 'Ала' ад-Дин Абу Садид ибн Мухаммад ибн Абу Садик Тахир ал-Хаййати ал-Хорезми. См.: Ибн ал-Фувати, 4/2, с. 1018—1019.

Мухтасиб — смотритель рынков, проверявший качество товаров, мяса, котлов, чистоту, доставку продуктов; он следил также за нравственностью населения. Должность эта обычно поручалась лицам грамотным, и они часто имели титул имама. См.: Horst, с. 95—96.

66 Барак и его брат Хамид-Пур были взяты в плен хорезмшахом Мухаммадом при разгроме кара-хитаев в 1210 г. Оба они были взяты хорезмшахом на службу и дослужились до звания хаджиба и эмира. Хамид-Пур был оставлен хорезмшахом в Бухаре и был в числе эмиров, оборонявших город от монголов (см. гл. 16). Барак же отправился в Ирак на службу к Гийас ад-Дину Пир-шаху, стал одним из его главных эмиров и получил титул Кутлуг-хан. По более позднему персидскому источнику, Барак-хаджиб был старшим сыном кара-хитайского гюр-хана. См.: Мухаммад ибн Ибрахим, с. 222.

Когда в Ирак пришло известие о приближении монгольских войск под командованием Толан-Черби, Барак решил уйти в Индию, где находился Джалал ад-Дин. Едва он достиг Джируфта в Кермане, как на него напал правитель крепости Джувашир (Гувашир) Шуджа' ад-Дин Абу-л-Касим, который позарился на кара-хитайских рабов, составлявших свиту Барака. Однако в ходе сражения Шуджа' ад-Дину изменили служившие ему тюркские добровольцы, которые перешли на сторону Барака. Сам Шуджа' ад-Дин был взят в плен Бараком и казнен. После этого Барак осадил Джувашир, где находился сын Шуджа' ад-Дина. Осада Джувашира Бараком продолжалась до прибытия к стенам города Джалал ад-Дина. См.: ал-Джувайни, 2, с. 417, 469—478; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 238, 244, 246.

67 По прибытии к осажденному Бараком Джуваширу Джалал ад-Дин послал приглашение сыну Шуджа' ад-Дина, осажденному в городе, прибыть на торжества по случаю вступления в брак дочери Барака. Сын Шуджа' ад-Дина сдал крепость Джалал ад-Дину. Через несколько дней султан выехал на охоту, пригласив с собой и Барака, но тот, сказавшись больным, от приглашения уклонился и, выставив из крепости людей Джалал ад-Дина, заперся в ней. Он заявил султану, что завоевал эту территорию своим мечом и Керман — не место для пребывания султанского престола. См.: ал-Джувайни, 1, с. 478—479; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 239.

68 Полное имя вазира султана Джалал ад-Дина — Шараф ал-Мулк Фахр ад-Дин 'Али ибн Абу-л-Касим ал-Дженди. И. П. Петрушевский (Петрушевский. Вазир, с. 34—35) неверно прочел нисбу вазира: вместо Дженди (происходящий из г. Дженда) он читает Джуди.

69 Покинув Керман, Джалал ад-Дин прибыл в столицу Фарса Шираз, где находился два с половиной месяца. Правитель Фарса атабек Са'д направил к султану своего сына Салгур-шаха и преподнес Джалал ад-Дину 500 коней, большое количество ценных подарков, тканей, рабов и выдал за него свою дочь Малику-хатун. См.: ал-Джувайни, 2, с. 418; Ибн Халдун, с. 262; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 239. Салгур-шах был отцом и атабеком предпоследнего, восьмого правителя Фарса — Сельджук-шаха (1263—1264).

70 Правитель Йезда, атабек Ата-хан 'Ала' ад-Даула ибн Туган-шах ибн Салгур (1143—1227), — седьмой представитель династии Каквайхидов (1008—1119) по женской линии.

71 Прозвище (лакаб) Ата-хан Джалал ад-Дин дал атабеку Йезда из-за его старости. Султан передал ему в качестве икта' Исфахан и его округ. См.: Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 240.

72 О взаимоотношениях Джалал ад-Дина и его брата Гийас ад-Дина см.: ал-Джувайни, 2, с. 419—420; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 240—241; Ибн Халдун, С. 262.

73 Сообщение ан-Насави о гибели Толи в битве у Парвана не соответствует действительности (см. также гл. 36).

74 Чтение названия условно, и отождествить его нам не удалось.

75 Наименование крепости не отождествлено нами.

76 У М. Минуви (ан-Насави, Минуви, с. 129, 133) имя матери Гийас ад-Дина — Бегляр Ай.

77 После того как Гийас ад-Дин помирился с братом и перешел в подчинение к Джалал ад-Дину, последний в 1224 г. двинулся в Хузистан и решил перезимовать в Шустаре (совр. Шуштер) — главном городе провинции Хузистан, расположенном в верховьях р. Карун (см.: Йакут, 2, с. 386—389; ал-Казвини Закарийа', с. 170—171; ал-Казвини. Нузхат, с. 107—108. Арабизированное название города — Тустар).

К Шустару султан подошел в мухарраме 621 г. х. (февраль 1224 г. ). Здесь к нему на службу прибыл Шихаб ад-Дин Сулайман-шах, глава туркменского племени Йива', будущий защитник Багдада от монголов. См.: ал-Джувайни, 2, с. 421. О. И. Смирнова (Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 241, примеч. 3) неверно идентифицирует этого Сулайман-шаха с Сулайман-шахом из династии Сельджукидов Ирака (1159—1161). Подробнее о Сулайман-шахе Йива'и см. гл. 85.

Об административной деятельности Гийас ад-Дина Пир-шаха, несмотря на кратковременность его правления, нам известно благодаря значительному количеству документов его дивана, дошедших до нас. Некоторые из этих документов см.: Hont, с. 99, 100. После месячного пребывания в Сабур-Хасте (совр. Хорремабад) Джалал ад-Дин пошел походом на Багдад (см. гл. 46).

78 У М. Минуви — Илан-Куш.

79 У ан-Насави вместо Сабзавара — Шираз.

80 Байхак — область и город в Хорасане. См.: Йакут, 2, с. 346—347.

81 Джувайн — округ между Байхаком и Джаджармом к с-з от Нишапура. См.: Йакут, 3, с. 181—182; ал-Казвини. Нузхат, с. 148—149.

82 Ал-Джам — совр. Торбете-Джам. См.: ал-Казвини. Нузхат, с. 151—152.

83 Бахарз — город южнее ал-Джама. См.: Йакут, 2, с. 28; ал-Казвини. Закарийа', с. 338—339.

84 Исфараин — средневековый город, развалины которого находятся к с-з от Нишапура. Разрушен Тамерланом в 1381 г. См.: Йакут, 1, с. 228—229; ал-Казвини Закарийа', с. 295.

85 Бандавар — городок близ Исфараина.

86 В тексте «Жизнеописания» вместо «в Вахше» (би-Вахш) стоит т. в. х. с.

87 Крепость находилась к северу от Исфараина. См.: ал-Казвини. Нузхат, с. 148. Имя эмира Шамс ад-Дина 'Али ибн 'Умара упоминается у ал-Джувайни (1, с. 155) в связи с переносом останков хорезмшаха Мухаммада с острова на Каспийском море в Мерв (мимо крепости Су'лук).

88 Упоминаемый в «Жизнеописании» ан-Низам — не кто иной, как Низам ад-Дин, брат совладельца крепости Су'лук Баха' ад-Дина. См.: ал-Джувайни, 2, с. 486, 488.

89 Об Ихтийар ад-Дине Занги, его роде и связанных с ним событиях см. примеч. 38 к гл. 22.

90 Хуркан — крепость, расположенная в округе Бистама, по дороге на Астрабад. См.: Йакут, 3, с. 421.

91 Марга — крепость близ Мерва. См.: ал-Джувайни, 1, с. 154, 165, 319.

91а Абу Бакр ал-Хорезми (935—993) жил в правление Бувейхидов (932—1062), которые узурпировали почти все права халифов, в частности заставляли их подписывать указы о раздаче титулов. См.: ас-Са'алиби, с. 230.

92 Стих из касиды Абу Таммама в честь 'Абдаллаха ибн Тахира ал-Хамдани. См.: Абу Таммам, c. 37.

93 Мустауфи— чиновник финансового ведомства (диван ал-истифа'), ведавший учетом прихода и расхода податных сумм. См.: Horst, c. 51.

94 Имя Наджиб ад-Дина аш-Шахразури ал-киссадара упоминается также у ал-Джувайни (1, с. 153) в связи с назначением хорезмшахом Мухаммадом его сына Баха' ал-Мулка Хаджи на пост правителя и вазира Дженда. В рук. В его нисба значится как аш-Шахрастани. Ср.: Ибн Халдун, с. 265: «Он происходил из Исфахана».

95 О Баха' ал-Мулке Хаджи см.: ал-Джувайни, 1, с. 153—154, 157—158.

96 Назначение 'Ала' ад-Дина Мухаммада наместником и главнокомандующим войсками (сахиб ал-джайш. ) Хорасана состоялось в конце 1193 г. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 230.

97 См. гл. 35 и 36.

98 См. гл. 37.

99 См. гл. 39.

100 См. примеч. 38 к гл. 22.

101 Абу-л-'Ала' Ахмад ибн 'Абдаллах ибн Сулайман ал-Ма'арри (979—1058) — поэт и философ, автор многих сочинений, в том числе Сакт аз-занд («Искры от огнива»); ал-'Утби, Абу-н-Наср Мухаммад (961—1036) — историк государства Газневидов. Автор сочинения ал-Йамини, посвященного газневидскому султану Йамин ад-Даула Махмуду ибн Себюк-Тегину (998—1030); ар-Рази, Фахр ад-Дин (1149—1209), был шейх ал-исламом в Герате, где его постоянно сопровождали триста учеников-факихов. Среди его богословских сочинений — ал-Мулаххас («Суть»), Мафатих ал-гайб («Ключи сокровенного») и др.; Абу 'Али ибн Сина (Авиценна) — знаменитый врач и философ (980—1037). Среди его сочинений — ал-Канун фи-т-тибб («Канон врачевания»), ал-Ишарат ва-т-танбихат («Указания и наставления») и др.

102 Ругад — округ в Мазандаране. См.: ал-Казвини. Нузхат, с. 156.

103 Джурджан (Гурган) — историческая область на юго-восточном побережье Каспийского моря, а также одноименный город (совр. Горган). См.: Йакут, 3, с. 75—79; ал-Казвини Закарийа', с. 348—351.

103а Восстановлено по рукописи В.

104 Поход султана Джалал ад-Дина на Азербайджан начался в 1225 г. См.: Буниятов. Атабеки, с. 120 и сл.

105 См. примеч. 88 к гл. 33.

106 Когда Джалал ад-Дин достиг в Азербайджане города Марат, до него дошла весть о том, что дядя Гийас ад-Дина, атабек Йиган Таиси, с 50-тысячным войском, совершив грабительский рейд по Азербайджану и перезимовав в Арране, на берегу Каспийского моря, вновь подверг Азербайджан разграблению. Отсюда Йиган Таиси по приказу халифа ан-Насира двинулся на Хамадан, который вместе с другими областями был отдан ему халифом в качестве икта'. В этом эпизоде отразилась политика халифа, который, находясь под угрозой похода Джалал ад-Дина на Багдад, подстрекал против него сильных владетелей.

Джалал ад-Дин двинул свои войска против Йигана Таиси. Скрытно, ночью, подойдя к лагерю атабека, воины султана окружили его в момент, когда там занимались дележом награбленной в Азербайджане и Арране добычи и большого количества скота. Утром Йиган Таиси увидел окруживших его воинов Джалал ад-Дина и его самого, в то время как он предполагал, что султан находится где-то под Багдадом. Йиган Таиси послал к султану свою жену, сестру султана, с просьбой о пощаде. Войска Йигана Таиси перешли на сторону Джалал ад-Дина, но он сам получил под командование другой отряд. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 358.

107 О вазире Гийас ад-Дина Пир-шаха — Тадж ад-Дине ибн Карим аш-Шарке ан-Нишапури — см. гл. 11 и 13. Сохранился документ о передаче ему вазирата. См.: Horst, с. 105—106.

108 Перезимовав в Хузистане (см. примеч. 77 к гл. 42), Джалал ад-Дин осадил Шустар, где правителем был эмир Музаффар ад-Дин по прозвищу Воджх ас-Сабу' («львиный лик») — мамлюк халифа ан-Насира. Хорезмшаху не удалось взять Шустар, и тогда он решил идти на Багдад, предварительно уведомив об этом халифа. Послание Джалал ад-Дина повез Дийа' ал-Мулк 'Ала' ад-Дин Мухаммад ан-Насави (о нем см. примеч. 36 к гл. 37 и гл. 65). В послании султан выражал надежду на помощь халифа в борьбе против общего врага — монголов. Однако ан-Насир не дал ответа на послание и снарядил против хорезмшаха 20-тысячную армию под командованием своего мамлюка, эмира Джамал ад-Дина Куш-Темура.

Не получив ответа, Джалал ад-Дин бросил свои войска на Ирак. Часть войск, захватив Бадрайу и Баксайу, достигла пределов Басры, где против них выступил шихна Басры Мил-Тегин. После безуспешной двухмесячной осады Басры хорезмшах отвел войска в сторону Багдада, где на него напал Куш-Темур. Однако он был разбит, и султан направил свои войска на столицу халифата.

Когда весть о разгроме халифских войск достигла Багдада, в городе спешно стали возводить укрепления и готовиться к осаде. Войска султана стали совершать рейды по окрестностям Багдада, обирая население и конфискуя скот и лошадей. В окрестностях Багдада Джалал ад-Дин находился 12 дней. См.: Ибн ал-Асир, 9, С. 355—356; ал-Джувайни, 2, с. 421—423.

109 Племя ал-Хафаджа входило в клан бану 'Укайл. Оно переселилось из района Медины к границам Басры и начало разбой на дорогах, грабя и убивая паломников в Мекку и Медину. Их разбил халиф ан-Насир, и, по существу, с 1192 г. они перестали быть сплоченной силой. Часть племени переселилась в дельту Нила.

110 В других источниках посольство Дийа' ал-Мулка в Багдад не зафиксировано.

111 Марагу Джалал ад-Дин взял в мае-июне 1225 г.

112 Дакука (в Ираке) была осаждена хорезмшахом в месяце раби' I 622 г. х. (13. III—11. IV. 1225 г. ). Населению удалось скрыться в цитадели, но хорезмшах овладел городом, разграбил его и перебил в Дакуке 20 тысяч жителей. См.: ал-'Айни, IV, л. 366.

113 После взятия Дакуки Джалал ад-Дин двинулся на Тикрит (на берегу Тигра), куда прибыли вызванные халифом войска Музаффар ад-Дина Абу Са'ида Гёк-Бори ибн 'Али Кучука (1168—1233) — последнего представителя ирбильских атабеков из династии Бектегинидов (1190—1233), правителя Ирбиля и Харрана. В месяце раби' II 622 г. х. (12. IV—10. V 1225 г. ) 10-тысячное войско Музаффар ад-Дина было разбито, а сам он попал в плен. Джалал ад-Дин наградил его почетными одеждами и отпустил, получив от него заверение в благонадежности. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 35б; ал-Джувайни, 2, с. 422—424; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 241—242; Ибн Халдун, с. 264—265.

Ибн Тагриберди (6, с. 260—261) сообщает, что халиф ан-Насир ассигновал на борьбу с Джалал ад-Дином миллион динаров.

Ал-Малик ал-Му'аззам 'Иса — айюбидский правитель Дамаска, Иерусалима и окрестных областей (1218—1227) — сообщил правителю Ирбиля Музаффар ад-Дину Гек-Бори: «Мне написал хорезмшах Джалал ад-Дин следующее: “Будь готов, ты и те, кто заключил со мной соглашение, мы двинемся против халифа, ибо он является причиной гибели мусульман и гибели моего отца и вторжения безбожных в страны ислама. Мы обнаружили его послание к ним (монголам), где он подстрекает их к вторжению в страны ислама”» (Сибт ибн ал-Джаузи, с. 417—418). Таким образом, мы видим еще одно подтверждение тому, что халиф ан-Насир вел с монголами переговоры, направленные против хорезмшаха. Кроме этого, халиф, видя в Джалал ад-Дине угрозу существованию Аббасидов, пошел даже на поклон к айюбиду ал-Малику ал-Ашрафу Мусе (1210—1230), чтобы привлечь его в качестве союзника. См.: Абу Шама, 1/2, С. 163.

114 См. примеч. 106 к гл. 45.

115 Последний атабек Азербайджана и Аррана, Музаффар ад-Дин Узбек, фактически забросил все дела по управлению государством, и правительницей государства была его жена — дочь последнего сельджукского султана Тогрула III (1176—1194). Подробности см.: Буниятов. Атабеки, указ.

116 Подробности о вторжении грузин см.: Буниятов. Атабеки, с. 105 и сл.

117 Находясь в Мараге, султан Джалал ад-Дин предпринял попытку вступить в контакт с правителями стран, граничащих с Азербайджаном. Он разослал послания конийскому султану 'Ала' ад-Дину Кай-Кубаду I (1219—1237), правителю ал-Джазиры, Хилата и Майафарикина ал-Малику ал-Ашрафу Мусе, правителю Дамаска, Иерусалима и Табарии ал-Малику ал-Му'аззаму 'Исе и правителю Египта ал-Малику ал-Камилу Мухаммаду (1218—1238). Сообщая о завоевании Азербайджана и о намерении напасть на Грузию, Джалал ад-Дин преследовал своим обращением цель установить нормальные отношения со своими новыми западными и южными соседями и обезопасить свои тылы. Послания всем перечисленным правителям доставлял кади Муджир ад-Дин 'Умар ал-Хорезми (ал-Хомави Мухаммад, л. 152а, и ал-Макризи, 1/1, с. 216: «Маджд ад-Дин — кади ал-мамалик ал-Ханафи») — «самый выдающийся ученый государства Хорезм, знания которого в различных науках весьма знамениты и известны повсеместно» (Ибн Биби, с. 142).

Текст посланий был, очевидно, один и тот же, поэтому ниже приводится послание Джалал ад-Дина в адрес конийского султана 'Ала' ад-Дина Кай-Кубада I:

«Салам! Наши молитвы, хвалу и возвеличивание в восхвалениях мы направляем к Высокому присутствию, доносящему к сердцам людей ласкающее дыхание сердечности и постоянство спокойствия и доверия, украшающих фундаменты дружбы и здания единства, — великому султану, Джамшиду века, Александру эпохи, чести религии и мира, полюсу ислама и мусульман, защите небес и солнцу высот, тени Аллаха во вселенной и гордости рода Сельджуков. . . — да будет вечным его владычество и да хранит Аллах его могущество!

Желание обрести счастье союза с Вами и упование на единство с Вами настолько крепки в нашем сердце, что, как бы ни быстр был калам, все равно он будет беспомощен в изложении этого на бумаге. Если до этого случая превратности времени, повороты эпохи и пересекали пути переписки, необходимой для радости друзей, пребывающих в отдалении и разлуке, то теперь необходимо поднять завесу разлуки и неприязни и обоюдно приложить старания к раскрытию ворот любви и единства. . .

Между нами, с благословения и милости Аллаха, существуют равенство в объявлении священной войны и сражений и единство в делах народа и религии. Самый подходящий человек для твоей любви и дружбы тот, кто подходит тебе по языку и вере!

Ваше высокое положение среди падишахов Магриба (Запада) — да пребудет оно высоким! — является средоточием защиты границ ислама и средством для очищения от людей безбожия и хулы. А в странах Машрика (Востока) мы своим могучим мечом гасим огонь смуты безбожных. И если в таком положении, когда так близки наши народы, мы не откроем путей дружбы, не пойдем дорогой единства, не обеспечим своих выгод и совместно не отразим наши беды, то кто же тогда станет нам другом? Где и в каких местах найдем мы воду и пропитание?

Это письмо, с благословения и милости Аллаха, составлено и отправлено в Высокое присутствие, которому мы желаем пребывать в постоянном счастье и радости, в конце месяца джумада второго 622 года (июль 1225 г.) из города Мараги, которая в настоящее время украшена нашими победоносными и триумфальными знаменами. Мы посылаем к Вам великого садра вселенной, достигшего высшей ступени знаний, опору государства (ас-садр ал-му'аззам ал-'алам муджтахид кавам ал-мулк) Муджир ад-Даула ва-д-Дин Тахира Шараф ал-Ислам ва-л-Муслимин Ифтихар Хорезм ва Хорасан, самого высокого из наместников и кади ал-кудат — а это самый старый из чинов нашего государства, — чтобы он открыл дорогу дружбы, стер пыль неприязни с зеркала сердец. Язык его передаст высокую степень нашего чистосердечия, поднимет завесу существующей неприязни и раскроет ворота приязни и единения!»

Султан 'Ала' ад-Дин Кай-Кубад I принял посла хорезмшаха с большим почетом. Цель посольства, казалось, была достигнута: были установлены дружеские отношения между обоими султанами, и они скрепили свою дружбу браком сына Кай-Кубада I, Гийас ад-Дина Кай-Хусрау II (1237—1246), с сестрой правителя Шираза, атабека Абу Бакра ибн Са'да (1226—1260), родственницей Джалал ад-Дина.

В ответном послании, составленном Маджд ад-Дином ат-Тугра' и ал-Асадабади, султан Кай-Кубад I выразил удовлетворение установлением согласия и дружбы между султанами. См.: Ибн Биби, с. 142—146. Ответ Джалал ад-Дину был послан с эмиром Салах ад-Дином, который вел переговоры от имени Кай-Кубада I.

Кроме султана Кай-Кубада I на послание хорезмшаха ответил ал-Малик ал-Му'аззам 'Иса, который еще в 619 г. х. пытался первым наладить контакт с Джалал ад-Дином в надежде заполучить в его лице союзника в междоусобной борьбе против своих братьев ал-Малика ал-Камила и ал-Малика ал-Ашрафа Мусы. Его послом к хорезмшаху в то время был мухтасиб Садр ад-Дин ал-Хасан ибн Мухаммад ал-Бакри (ум. в 1257 г. ), который сообщил Джалал ад-Дину о союзе двух братьев против хорезмшаха (см.: Сибт ибн ал-Джаузи, с. 410).

На этот раз послание ал-Малика ал-Му'аззама 'Исы доставил хорезмшаху войсковой судья (кади ал-'аскар) Дамаска Наджм ад-Дин Халил ибн 'Али ал-Хусайн (ум. в 1243 г. ), который заключил от имени своего господина оборонительный и наступательный союз с хорезмшахом. К этому союзу примкнул и правитель Ирбиля Музаффар ад-Дин Гёк-Бори. Оба новых союзника Джалал ад-Дина стали упоминать его имя в хутбе и на монетах. Подробности о переговорах см.: Ибн ал-Асир, 9, с. 357; Буниятов. Хорезмшахи, с. 163—165.

Дипломатическая деятельность кади Муджир ад-Дина, известная нам по рассказам ан-Насави, подтверждается грамотой на его имя, сохранившейся в рукописи сочинения Кисса-и салатин, принадлежащего перу 'Умара ибн Мухаммада ал-Катиби и составленного ок. 1229 г. См.: Horst, с. 101.

Сын кади Муджир ад-Дина, Тадж ад-Дин Му'тазз, в правление конийского султана 'Изз ад-Дина Кай-Кавуса II (1246—1257) был хранителем султанской казны, и султан ценил его выше других своих чиновников, наделив его в качестве икта' округом Аксарай. Впоследствии он был также приближен ко двору ильхана Хулагу. См.: Ибн Биби, с. 265; Аксарай, с. 155, 161.

118 После того как монголы в 1221—1222 гг., совершив опустошительный рейд по Азербайджану и Аррану, ушли оттуда, в страну вторглись в рамадане 619 г. х. (октябре 1222 г. ) грузины. Достигнув Байлакана, они разрушили вновь отстраивавшийся город и ушли (Ибн ал-Асир, 9, с. 349). В ша'бане 620 г. х. (сентябре 1223 г. ) владетель крепости Сурмари, находившейся в административном подчинении Хилата, отправился в Хилат, где он замещал правителя. Оттуда он совершил набег на Грузию и, разграбив несколько поселений, вернулся в Хилат. Прослышавшие об этом грузины под командованием правителя Двина Шалвы совершили ответный набег на Сурмари, которую осаждали несколько дней, а затем с награбленным добром отправились в Двин. Вернувшийся в Сурмари правитель уже не застал их. Он догнал их по дороге в Двин и, напав на них с тыла, ввязался в бой и отбил часть захваченной добычи. Между тем Шалва вновь собрал воинов и подошел с ними к Сурмари. Грузины находились в ущелье между Сурмари и Двином. Правитель Сурмари, закрыв вход и выход из ущелья, на рассвете напал на грузин, застав их врасплох. Среди пленных грузин оказался и Шалва, которого вызволили из плена благодаря посредничеству ал-Малика ал-Ашрафа Мусы. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 351, 359.

119 Это произошло во время первого нашествия монголов в 617 г. х.

120 По М. Минуви, ра'ис Табриза Низам ад-Дин был братом Шамс ад-Дина ат-Тугра'и.

121 Шамс ад-Дин ат-Тугра'и и его племянник Низам ад-Дин во время первого вторжения монголов в Азербайджан в 617 г. х. так организовали оборону Табриза, что монголы не смогли завладеть им. Ограничившись получением откупа в виде денег и одежды, монголы ушли от города. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 339.

122 Хой — город в Южном Азербайджане.

123 Джалал ад-Дин назначил в Табриз своего шихну, который препятствовал хорезмийским воинам заниматься мародерством. Пробыв в Табризе несколько дней, султан повел войска на Грузию. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 358—359; ал-Джувайни, 2, с. 424—426.

124 Цифра 60 тысяч приводится также Ибн ал-Асиром (9, с. 359) и епископом Степаносом (Армянские источники, с. 33). У ал-Джувайни (2, с. 426): «более 30 тысяч человек», у О. И. Смирновой (Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 242) ошибочно: «султан двинулся с 30 тысячами людей на грузин».

125 Двин — город и крепость в нижнем течении Гарничая. В средние века упоминался среди городов Азербайджана (см.: ал-'Умари, с. 114; Абу-л-Фида', 3, с. 582; ал-Макризи, 1/1, с. 40, 42; Ибн Халдун, с. 171, и др.).

126 Гарни (Гарниси) — средневековая крепость, развалины которой находятся к ю-в от Еревана, на берегу р. Гарничай.

127 В это время Грузией правила царица Русудана (1223—1245), сестра царя Георгия IV Лаша. См.: Картлис Цховреба, с. 169: «Хорезмийцы пришли на третий год после смерти Георгия Лаша (т. е. в 1225 г. )» — Георгий IV Лаша умер 18. I 1223 г. См.: Буниятов. Атабеки, с. 167—168.

128 Речь идет о государстве атабеков Азербайджана, которые правили страной в 1136—1225 гг. Правление последнего атабека Хамуша (1225—1230) было номинальным. См.: Буниятов. Атабеки, с. 176.

129 Грузинский летописец так описывает битву у Гарни: «Когда царица Русудана узнала о появлении хорезмийцев в ее государстве, она созвала войско восточное и западное, вручила им знамя, а командование — атабеку Иване [Мхаргрдзели]. Хорезмийцы стали лагерем в Гарниси, а на другой стороне расположились царские войска. Передовыми атабек поставил ахалцихских [владетелей] Иване и Шалву. Когда сблизились передовые грузинские отряды и султан, здесь вдруг атабек Иване отказался от битвы, а передовые послали ему гонца и просили его: “Мы уже сблизились с султаном, нас очень мало, и нам предстоит кровавая битва, и ты и твое мужество нам очень должны помочь”. Два-три раза посылали к нему гонца, но он ничего не ответил. Но так как ахалцихские Иване и Шалва были смелыми и мужественными, они, не побоявшись преимущества султанских войск, разгоряченными бросились в битву. И была страшной битва, с обеих сторон были бесчисленные жертвы. Атабек Иване и остальное грузинское войско видели эту страшную битву и не пожалели своих единоверцев — стояли в стороне и не захотели помочь. Говорят, что атабек Иване это сделал не из страха, а из зависти к ахалцихским Иване и Шалве.

И когда битва разгорелась, у обоих братьев убили коней, и им пришлось биться пешими. А когда были сломаны мечи ахалцихцев, тогда грузины бежали. Шалва был схвачен, а Иване убит». См.: Картлис Цховреба, с. 169—170.

Армянские источники виновным в поражении грузин у Гарни считают атабека Иване. Вардан (с. 175—176) пишет: «На них (хорезмийцев) пошли армяне, которых немало погибло при городке Гарни, а большая часть их нашла свою смерть в глубокой пропасти потому, что божий гнев был на Иване». Себастаци (Армянские источники, с. 24) сообщает: «Грузинский полководец Иване, собрав войска, выступил против него (Джалал ад-Дина) войной. Божий гнев постиг Иване, он потерпел поражение возле городка Гарни. Большая часть его войска [была] сброшена с утеса и скатилась в глубокое ущелье». Епископ Степанос (Армянские источники, с. 33) пишет: «Великий полководец Иване выставил [против хорезмшаха] 60 тысяч воинов. Не приняв боя под городком Гарни, без победы [врага], они обратились в бегство. И не от человеческих рук — невидимыми ангелами и бурей мечей они были низвергнуты в глубокие ущелья, где все погибли, а если некоторые и спаслись, то благодаря тому, что они спрятались в крепости Гегард (близ Гарни)». Анонимный автор (Армянские источники, с. 70) передает: «Султан напал на грузинские войска в Гарни и сбросил их с утеса в пропасть». Киракос Гандзакеци (Гандзакеци, Тер-Григорян, с. 114—115) так описывает битву у Гарни: «Иване, собрав большое войско, решил оказать сопротивление султану. Султан пришел в область Котайк. Направился туда также Иване с войском иберским и стал против него на возвышенности. Увидев их (хорезмийцев), он растерялся и остановился там. А султан двинул свое войско вперед и, подойдя, стал против них. Один из великих князей иберских, по имени Шалва, и его брат Иване, оба мужа храбрые и именитые, прославившиеся в войнах, увидя это, сказали остальному войску: “Вы оставайтесь и ждите, мы же вступим в бой. Если заставим хотя часть из них отступить — значит, победа наша, подходите также и вы. А если увидите, что они побеждают нас, — бегите и спасайтесь”.

Вступив в бой, они стали истреблять войско султана. Но войско иберов, не обратив на это внимания, бежало оттуда так, что во время бегства никто не знал бегущего с ним. Не преследуемые никем, все они в страхе бросались вниз, в глубокое ущелье, находящееся выше городка Гарни. Увидев это, войско султана стало преследовать их и многих перебило, а остальных сбросило со скал». (Ср.: Гандзакеци, Ханларян, с. 149. )

В таком же духе рассказывают об этих событиях Степанос Орбелиан (с. 225—226) и Мхитар Айриванский (с. 89).

Битва у Гарни произошла в ша'бане 622 г. х. (8. VIII—5. IX 1225 г. ). Ибн ал-Асир (9, с. 359) сообщает, что в результате битвы грузины потеряли 20 тысяч или более убитыми. Было взято в плен большинство их командиров, среди которых находился и Шалва Ахалцихели. Сам же атабек Иване бежал в крепость Бджни (см.: ал-Джувайни, 2, с. 426—427; Раишд ад-Дин, пер., 1/2, с. 242—243; ср.: Баратов, с. 122—123).

И. Джавахишвили, анализируя причины поражения грузинской армии у Гарни, соглашается с автором хроники, который объясняет неудачу грузин феодальными распрями в Грузии (Джавахишвили, с. 47—48).

130 Вставлено по тексту рук. В.

131 'Али ибн Абу Талиб (656—661) — четвертый «праведный халиф».

132 Бадр (Бадр Хунайн) — селение к ю-з от Медины, где 17 или 19 рамадана 2 г. х. (13 или 15 марта 624 г. ) произошло первое крупное сражение между мусульманами и язычниками-мекканцами. Сражение окончилось победой сторонников Мухаммада, положив начало его активным действиям против врагов ислама в Медине и на всем Аравийском полуострове.

Хайбар — оазис к северу от Медины. В 628 г. был захвачен Мухаммадом, который обложил данью его жителей — иудеев. Впоследствии хайбарцы были изгнаны из родных мест халифом 'Умаром (634—644).

133 По сообщению историков, князь Шалва «имел могучее телосложение и был мощен. Когда его привели к султану, тот соизволил спросить: “Где же твоя сила, о которой ты говаривал, где же владелец Зу-л-Факара (т. е. знаменитого меча халифа 'Али ибн Абу Талиба), многократно нападающий, чтобы посмотреть на удары [его] стального меча и мечущего огонь копья?” Тот ответил: “Это дело совершила счастливая звезда султана!” — и затем принял ислам и стал мусульманином» (см.: ал-Джувайни, 2, с. 427; Раишд ад-Дин, пер., 1/2, с. 243).

По версии ал-Джувайни, братьям Шалве и Иване Ахалцихели султан Джалал ад-Дин оказал почет и надеялся, что они будут помогать ему в завоевании Грузии. Султан наделил их в качестве икта' городами Марандом, Салмасом, Урмией и Ушну. Но братья обманули его надежды. Идя походом на Тифлис, султан спросил у братьев: «Какой путь лучше — Карсская дорога или же дорога через долину Маркаб (Памбакский перевал)?» Они ответили, что Карсская дорога проходит по укрепленным местам и следовать по ней невозможно, а дорога через Маркабский перевал — центральная и по ней к Тифлису ближе всего. А тем временем братья сообщили в Тифлис о продвижении султанских войск по второму пути, и грузины устроили на ней засаду. Султан отправил в Тифлис посла — таштдара Малика — на переговоры с царицей Русуданой, и в один из дней пребывания в Тифлисе таштдар встретил на берегу Куры пьяного монаха, который выболтал ему о планах Шалвы. Таштдар тут же отправился к султану и сообщил о засаде. Шалву и Иване схватили, учинили допрос и казнили. См.: ал-Джувайни, 2, с. 428—429; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 243. В таком же духе излагает события и автор анонимной Жамтаагмцерели, приводимой в Картлис Цховреба, однако он говорит только о Шалве, ему известно, что Иване был убит в битве у Гарни (Картлис Цховреба, с. 171).

Как видно, грузинский царский двор не придал посольству Джалал ад-Дина серьезного значения, чем не замедлил воспользоваться хорезмшах (см.: История Грузии, С. 223).

Детали жизни Шалвы в плену красочно описаны в «Страданиях святого славного мученика князя Шалвы — правителя Ахалцихского» (см.: Сабинин, с. 141—147). Сын князя Шалвы был одним из военачальников сельджукского конийского султана Гийас ад-Дина Кай-Хусрау II и принимал участие в сражении с монгольским отрядом под командованием Баичу-бек-нойана 6 мухаррама 641 г. х. (26. VI 1243 г. ). См.: Ибн Биби, с. 217—218.

134 После взятия Двина Джалал ад-Дин захватил Лори, а затем, следуя на Тифлис, прошел мимо крепости Алиабад. Об этих крепостях см. гл. 80, 81.

135 Сурмари (Сурмалу, совр. Игдыр в Турции) — город на южном берегу Аракса. Средневековая крепость Сурмари находилась на месте современных развалин Кара-Кала.

Хусам ад-Дин Хидр, один из двух соправителей Сурмари, был другом ан-Насави. Вместе с другим соправителем, Шараф ад-Дином Уздере, он перешел на службу к Джалал ад-Дину, однако отошел от него по причине мародерства и бесчинства хорезмийцев, действовавших по приказу вазира Шараф ал-Мулка. У Ибн Халдуна (с. 283): Хишам ад-Дин Хидр — правитель Табриза.

136 Здесь и далее под Абхазом понимается территория, подвластная Абхазской грузинской династии, а не Абхазия.

137 Ирбил (совр. Эрбиль) — город в Северном Ираке.

137а Как видно из «Жизнеописания», вазир султана Шараф ал-Мулк начал свою карьеру с доносов и клеветы на людей, чьему положению и месту в обществе он завидовал (см. также гл. 44). Видя, что Шамс ад-Дин ат-Тугра'и и его племянник Низам ад-Дин пользуются большим авторитетом среди жителей Табриза, вазир оклеветал их перед султаном и обвинил в заговоре против него в пользу атабека Узбека. См. также: Ибн ал-Асир, 9, с. 359—360.

138 Личность Садр ад-Дина ал-'Алави установить не удалось.

138а Байлакан — средневековый город в Азербайджане. Разрушен монголами. Развалины крепости локализуются на месте современного городища Орен-Кала. См.: Йакут, 2, с. 340—341; см. также: Пахомов, с. 15—32; Гюзальян. Барда — районный центр в Азербайджане. Шамкур (совр. Шамхор) — районный центр в Азербайджане. Шутур (Шангях Шутур) — крепость в 40—50 км восточнее Гянджи. См.: Йакут, 5, с. 236—237; ал-Казвини. Нузхат, с. 173.

139 Укрывшийся в цитадели Гянджи атабек Узбек пожаловался Джалал ад-Дину на мародерство войск Ур-хана в городе и его окрестностях, и султан послал отряд воинов, которые прекратили разбой. По Киракосу Гандзакеци, Урхан был женат на матери султана Джалал ад-Дина (Гандзакеци, Тер-Григорян, с. 116; Гандзакеци, Ханларян, с. 150).

140 Об исмаилитах см. исследование Л. В. Строевой (там же источники и литература по вопросу).

141 После бегства в июне 1225 г. правителя Азербайджана и Аррана атабека Узбека из Табриза в Гянджу правительницей страны осталась его жена — дочь последнего сельджукского султана Тогрула III. По версии нескольких авторов, во время осады Табриза Джалал ад-Дином в июле 1225 г. она поднялась на городскую стену и, увидев султана, влюбилась в него. Пожелав стать его женой, она затеяла с ним переговоры об этом и о сдаче Табриза без боя. Однако султан не согласился взять ее в жены до тех пор, пока у нее не будет развода с атабеком Узбеком. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 358; ал-Джувайни, 2, с. 424; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 242.

142 Варзукан — город к ю-з от Ахара, в верховьях р. Ахар. Кади Варзукана был Камал ад-Дин Ахмад ибн ал-'Азиз ал-Мараги. Против желания жены Узбека выйти замуж за султана Джалал ад-Дина выступил бывший кади Табриза Кавам ад-Дин ал-Джидари (ал-Хаддади), который знал, что официального развода атабек жене не давал. См.: Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 242.

143 'Изз ад-Дин Абу-л-Фада'ил. . . ибн 'Абд ал-Хамид ал-Казвини — факих и кади, прибыл в Табриз из Казвина и выдвинулся в правление султана Джалал ад-Дина именно в связи с решением о разводе атабека Узбека с женой. Умер 'Изз ад-Дин в 1250 г. (см.: Ибн ал-Фувати, 4/1, с. 274—276; 5, с. 135). См. также гл. 52.

Его сын, Мухйи ад-Дин Абу-л-Хасан 'Али ибн 'Изз ад-Дин Абу-л-Фада'ил ал-Казвини ат-Табризи, был кади Табриза и кади ал-кудат Азербайджана (см.: Ибн ал-Фувати, 5, с. 365, 392).

Его внук, 'Имад ад-Дин Абу-л-Фадл Ахмад ибн Мухйи ад-Дин Абу-л-Хасан 'Али, также был кади Табриза (см.: Ибн ал-Фувати, 4/2, с. 671).

Его правнук (через другого сына, Садр ад-Дина Мухаммада, и его сына Насир ад-Дина Мухаммада), 'Изз ад-Дин Абу-л-Ма'али Хусайн ибн Насир ад-Дин Мухаммад, также занимал пост кади Табриза. Насир ад-Дин Мухаммад был послом ильхана Газан-хана (1295—1304) к мамлюкскому султану ан-Насиру (1299—1309) в 698 г. х. (1298-99 г. ). Сын 'Изз ад-Дина Абу-л-Ма'али Хусайна был управляющим вакфами в Багдаде (см.: Ибн ал-Фувати, 4/1, с. 141).

144 О вазире Рабиб ад-Дине Дандане см. примеч. 11 к Введению.

145 Алинджа-кала — средневековая крепость близ Нахичевана, в верховьях р. Алинджачай. О руинах крепости см.: Щеблыкин, с. 36.

146 Атабек Узбек, спасаясь от преследования хорезмшаха, бежал из Гянджи в Алинджа-калу и умер там. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 360; ал-Джувайни, 2, с. 425—426; ал-Хусайни, с. 167.

147 Стих из касиды раннеисламского поэта Ка'ба ибн Зухайра (ум. в 662 г. ?) Банат Су'ад.

148 Речь идет о Наджм ад-Дине Халиле (см. примеч. 117 к гл. 47), который по возвращении в Дамаск (1227 г. ) жаловался на грубость и высокомерие хорезмшаха. См.: Ибн ал-Фурат, с. 280; ал-Хамави Мухаммад, л. 157б; Абу Шама, 1/2, с. 143.

149 О посольстве кади Муджир ад-Дина см. примеч. 117 к гл. 47.

150 Действительно, когда ал-Малик ал-Му'аззам 'Иса прекратил упоминание имени своего брата ал-Малика ал-Камила в хутбе, тот выступил походом на Дамаск (однако безуспешно). См.: ал-Макин, с. 136—137.

151 Бакил — мифический охотник, легендарный герой древнетюркского устного народного творчества.

152 См. примеч. 133 к гл. 48.

153 Джалал ад-Дин в течение мухаррама и сафара 623 г. х. (января — февраля 1226 г. ) был занят экипировкой армии и ее подготовкой к походу на Тифлис. Город бьи взят им 8 раби' первого (9 марта 1226 г. ). См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 366; ал-Джувайни, 2, с. 431; Ибн Халдун, с. 273.

Однако до этого произошли следующие события: главнокомандующим грузинскими войсками был Авак, сын Иване Мхаргрдзели. Прежде чем начать поход на Тифлис, Джалал ад-Дин встретился с Аваком в крепости Бджни, и в беседе султан заявил ему: «Я не пришел грабить Грузию, а пришел с миром. Но вы почему-то быстро вооружились и настроились против меня, и мира не стало. Сейчас, ибо ты один из главных визирей грузинского двора, послушай меня. Слышал ли ты о моем роде, о величии моего государства? Я сын великого владыки хорезмшаха. . . но судьба отвернулась от дома хорезмшахов, и я везде был побежден Чингиз-ханом. Когда я увидел, что он силен, а у меня нет сил, я оставил свое государство и направился в Грузию с миром. Я слышал о силе и мощи вашей страны и о смелости грузин. А сейчас я хочу, чтобы мы соединились и вместе боролись против врага. Я слышал, что ваш царь — женщина. Сделайте меня ее мужем и царем над вами, и мы вместе будем побеждать врагов наших. Если же вы так не поступите, то ваше государство будет разгромлено, а если даже я и уйду, то татары уже здесь. Вы не сможете им противостоять и не имеете сил для борьбы с ними. Пошли гонца к царице и сообщи о моем предложении, ибо я не хочу разгрома Грузии, а хочу защитить ее от врага, и вы меня поддержите, и будет мир». См.: Картлис Цховреба, с. 172—174.

Авак послал гонца к Русудане, и та отвергла предложение хорезмшаха, после чего он двинул войска на Грузию. Грузинские войска, усиленные отрядами аланов, лакзов и кыпчаков, выступили навстречу хорезмийцам, однако Джалал ад-Дин в нескольких сражениях разбил их и, заняв по пути Сомхити, преследовал отступающих грузин до Тифлиса (см.: Ибн ал-Асир, 9, с. 366). Царица Русудана и двор перебрались в Кутаис, оставив в Тифлисе большой гарнизон под командованием братьев Мемна и Боцо Боцосдзени. Битва за город шла с переменным успехом, но в одном сражении за городскими стенами грузинский отряд, отступая перед натиском превосходящих сил, не смог сдержать хорезмийцев, и войска Джалал ад-Дина, не без помощи живших в Тифлисе мусульман, ворвались в город через Гянджинские ворота.

В сражении на улицах города грузины потеряли своего командира Мемну, которого зарубил тифлисский мусульманин, и войска укрылись в цитадели города Исани.

Хорезмийцы учинили в Тифлисе погром, убивая жителей и занимаясь мародерством. Грузинский летописец весьма ярко рассказывает о зверствах, учиненных в городе хорезмийцами, которые не щадили никого. Деяния Джалал ад-Дина в Тифлисе летописец сравнивает с разгромом Иерусалима, учиненным императорами Веспасианом и Титом (см.: Ибн ал-Асир, 9, с. 366—367; ал-Джувайни, 2, С. 431—432; Картлис Цховреба, с. 174—177; Гандзакеци, Тер-Григорян, с. 155; Гандзакеци, Ханларян, с. 149—150; Себастаци — Армянские источники, с. 24; Вардан, с. 176).

154 Царица Русудана, узнав об избиении хорезмийцами жителей Тифлиса, приказала начальнику тифлисской цитадели Боцо сдаться. Было взято в плен 10 тысяч грузинских воинов. Джалал ад-Дин предложил им принять ислам, однако, по сообщению летописца, пленные отказались, и все они были перебиты на мосту, названному впоследствии «Мостом святых десяти тысяч мучеников тифлисских», и их трупы были сброшены в Куру. См.: Картлис Цховреба, с. 177—178; ср.: Сабинин, с. 147—154.

После взятия Тифлиса Джалал ад-Дин совершил опустошительный рейд по грузинским областям Сомхити, Картли, Триалети, Самцхе, Тао, Джавахети и Артаани.

155 Овладев Восточной Грузией и Тифлисом, султан Джалал ад-Дин начал чеканить здесь от своего имени монеты. Монет с именем Джалал ад-Дина весьма много, так как при взятии Тифлиса в его руки попала царская казна. Он воспользовался грузинскими монетами и перечеканил их в свои собственные. Это в основном медные дирхемы времен правления царей Тамар, Георгия Лаша и Русуданы.

Монеты имеют неправильную форму и разный вес.

    аверс — ас-султан ал-му'аззам

кругом гладкий ободок, вне которого

    дараба хаза-д-дирхам би-тарих саласа ва ширин ва ситтамийа

    реверс — Джалал ад-Дунйа ва-д-Дин

кругом гладкий ободок, вне которого

    да'афа Аллах джалалаху ва мадда зилалаху ва аййада икбалаху.

См.: Пахомов, с. 122 и сл. ; Капанадзе, с. 68—73.

156 О Барак-хаджибе см. также гл. 11 и 42.

157 Тенденцию к самостоятельности Барак-хаджиб проявлял каждый раз, когда слышал, что султану Джалал ад-Дину приходится трудно или он где-то вдали от Кермана. И на сей раз Барак, воспользовавшись занятостью хорезмшаха Грузией, объявил о своем неповиновении и перестал платить дань в султанскую казну.

158 О событиях, связанных с деятельностью вазира и наместника Джалал ад-Дина в Ираке — Шараф ад-Дина 'Али ат-Тафриши, см. гл. 59. Тафриш — округ Кашана в Ираке Персидском. См.: ал-Казвини. Нузхат, с. 72.

159 Сообщение о восстании Барак-хаджиба против Джалал ад-Дина было получено султаном в месяце джумада втором 623 г. х. (июне 1226 г. ). См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 367.

Барак (у Ибн ал-Асира — Булак) объявил Керман независимым от Джалал ад-Дина и даже пытался захватить Ирак. Он отправил к монголам посла с извещением о малочисленности султанских войск в Кермане, призывая их к походу против хорезмшаха.

160 Килакун (Килкун) — крепость на отрогах Шахдагского хребта.

161 Султан покрыл расстояние от Тифлиса до Кермана за 17 дней. Ранее он отправил к Бараку посла, которому было поручено склонить его к повиновению. Однако Барак заперся в одной из неприступных крепостей, на осаду которой надо было бы затратить длительное время. Джалал ад-Дин же готовил поход на Хилат и, простояв несколько дней близ Исфахана, вернулся в Тифлис, тем более что им было получено известие от вазира Шараф ал-Мулка о нападении войск правителя ал-Джазиры и Хилата ал-Малика ал-Ашрафа на его владения. С этого времени Барак-хаджиб стал независимым правителем Кермана. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 367—368; ал-Джувайни, 2, с. 433; Ибн Халдун, с. 275.

162 Возвратившись в рамадане 623 г. х. (сентябре 1226 г. ) из Кермана в Тифлис, Джалал ад-Дин совершил нападение на города Ани и Карс. В Ани находился гарнизон под командованием Иване Мхаргрдзели. Несмотря на применение осадных орудий и мощный штурм, грузинские войска отстояли Ани и Карс, и в начале шавваля 623 г. х. (октябре 1226 г. ) Джалал ад-Дин, оставив часть войск для продолжения осады, возвратился в Тифлис, совершая по пути туда набеги на населенные пункты (см.: Ибн ал-Асир, 9, с. 369—370; Ибн Халдун, С. 276). По сообщению Себастаци (Армянские источники, с. 24), Джалал ад-Дин в 1226 г. захватил также города Кемах и Арзинджан (совр. Эрзинджан).

163 Хусам ад-Дин Кыр-хан Малик и ряд других эмиров после смерти Джалал ад-Дина в августе 1231 г. вместе со своими войсками разошлись по странам Ближнего и Среднего Востока. Кыр-хану Малику и эмирам Баракат-хану, Йилан-Бугу, Сару-хану Ханберди и другим конийский султан 'Ала' ад-Дин Кай-Кубад I предложил перейти к нему на службу. Эмиры дали султану клятву верности и получили в качестве икта' округа Арзан ар-Рума и триста комплектов почетных одежд. Сам Кыр-хан получил Арзинджан. Вместе с войсками 'Ала' ад-Дина Кай-Кубада I он участвовал в осаде Амида. После смерти Кай-Кубада I 4 шавваля 634 г. х. (31. V 1237 г. ) султаном стал его сын Гийас ад-Дин Кай-Хусрау II. Кыр-хан поклялся ему в верности, хотя и был вначале сторонником группы эмиров, желавших посадить на трон султаната 'Изз ад-Дина Кай-Кавуса II (будущий султан, правил в 644—646 гг. х. - 1246—1248-49 гг. и вместе с братьями до 655 г. х. - 1257 г. ). Однако эмир Са'д ад-Дин Кёпек обвинил Кыр-хана перед султаном в том, что тот якобы хотел уклониться от султанской службы и увести свои войска в другую страну. А так как Кыр-хан знает все о положении султаната и его армии, то он сможет использовать это в пользу врагов Гийас ад-Дина Кай-Хусрау II. И если Кыр-хан будет арестован, то другие эмиры будут бояться султана и подчинятся ему.

Кыр-хан был схвачен, заточен в крепость, где заболел и умер. Узнав об этом, другие хорезмийские эмиры покинули Конийский султанат. См.: Ибн Биби, С. 170—174, 182, 188, 190—191, 200—203. Подробнее см.: Буниятов. Хорезмшахи, гл. 10.

164 В этом месте во всех рукописях — Ибн Кабуд-Джама. Вероятно, название местности Кабуд-Джама употреблялось как составная часть имени Рукн ад-Дина — отца Нусрат ад-Дина. См. примеч. 31 к гл. 21.

165 Первая осада Джалал ад-Дином Хилата (на восточном берегу оз. Ван) началась 12 зу-л-ка'да 623 г. х. (5. XI 1226 г. ). Наместником ал-Малика ал-Ашрафа в Хилате был хаджиб Хусам ад-Дин 'Али ибн Хаммад ал-Маусили ал-Ашрафи — «энергичный человек, которому Айюбиды обязаны своим значительным успехом в Армении» (см.: Minorsky, c. 150—154).

Ал-Малик ал-Ашраф Муса выражал в письме своему наместнику тревогу относительно судьбы Хилата, ибо он был наслышан о зверствах войск Джалал ад-Дина (см.: Ибн ал-Асир. Раса'ил, с. 24). Джалал ад-Дин хотел напасть на город внезапно, однако осведомители предупредили хаджиба 'Али, и город приготовился к обороне. Хорезмийцы подошли к городским воротам, вступили в сражение, и им удалось ворваться в предместья Хилата и достичь рынка Сук ад-Дакик. Начались обычные для хорезмийцев грабежи. Жители встали на защиту города и отогнали хорезмийцев. Через несколько дней Джалал ад-Дин сделал новую попытку овладеть Хилатом, но потерпел неудачу. Осада Хилата продолжалась до 25 зу-л-хиджжа 623 г. х. (15. XII 1226 г. ), после чего хорезмшах снял осаду из-за холодов, снега и нападений туркмен Йива' на Азербайджан (см.: Ибн ал-Асир, 9, с. 370; ал-Хамави Мухаммад, л. 1566—157а; Ибн Халдун, С. 276).

166 Арзан ар-Рум — современный Эрзурум (в Турции).

167 Сельджукский султан ар-Рума 'Изз ад-Дин Кылыдж-Арслан II (1156—1192) перед смертью разделил свое государство между 12 сыновьями. Один из них, Мугис ад-Дин Тогрул-шах, стал правителем Арзан ар-Рума. По сообщению Ибн ал-Асира (9, с. 351—352) и вслед за ним Абу-л-Фида' (3, с. 133), в 620 г. х. (1223 г. ) произошло невиданное и удивительное для мусульманского мира событие: правитель Арзан ар-Рума направил в Грузию посольство, имевшее целью женитьбу его старшего сына на грузинской царице Русудане, которая хотела выйти замуж только за представителя царского дома. Однако в Грузии достойного для нее жениха не нашлось. Царский двор отверг предложение о сватовстве принца из рода Сельджукидов, сославшись на то, что принц (по некоторым сообщениям, его звали Давуд ал-Малик ан-Насир) не христианин. Тогда отец приказал Давуду принять христианство, и он, сменив веру, женился на Русудане. Но, как видно из источников, Русудана была мало склонна к супружеской верности и подчинению мужу. Однажды Давуд застал ее спящей с рабом-мусульманином, и, когда стал упрекать ее, она заточила мужа в крепость. Затем она выписала себе мужа из страны аланов, но и с ним разделалась. После этого она хотела женить на себе одного мусульманина из Гянджи, но тот отказался сменить веру. Против ее неразборчивости в выборе мужей выступили придворные во главе с Иване Мхаргрдзели, запретив ей в дальнейшем решать вопросы подобного рода самостоятельно (см.: ал-'Умари, с. 124).

Ибн Биби (с. 167) сообщает другую версию: Русудана, обеспокоенная постоянными набегами малоазиатских сельджуков на Грузию, решила породниться с ними и избавиться от их нашествий. Она послала в Конию письмо, в котором помимо прочего писала, что во имя мира и спокойствия хотела бы выдать свою дочь Тамар, рожденную от брака с сельджукидом Давудом, замуж за принца Гийас ад-Дина Кай-Хусрау II; таким образом, в данном случае подтверждается брак между Русуданой и сыном правителя Арзан ар-Рума, о котором пишут Ибн ал-Асир и Абу-л-Фида'.

Бракосочетание состоялось в 1237 г., когда Гийас ад-Дин Кай-Хусрау II занял султанский престол. В Тифлис за невестой был отправлен мустауфи Шихаб ад-Дин ал-Кермани. Тамар была доставлена в Кайсарийу, где состоялась свадьба (см.: Ибн Биби, с. 199—200). По сообщению Бар Эбрея (2, с. 537—538), султан Гийас ад-Дин Кай-Хусрау II так сильно любил свою жену, что забросил государственные дела. Вместе с Тамар из Грузии прибыли ее брат Давид (будущий царь Давид Нарин) и большое число священников. Вскоре Тамар приняла ислам. Давид и священники были заточены в крепость, из которой их освободили только монголы. См.: История Грузии, с. 500—501; Гордлевский, с. 211.

168 В месяце раби' первом 624 г. х. (19. II—20. III 1227 г. ) грузинские войска воспользовались отсутствием хорезмшаха и напали на Тифлис. Гарнизон хорезмийцев бежал, и грузины, разграбив город, подожгли его и ушли, так как получили известие о подходе Джалал ад-Дина (см.: Ибн ал-Асир, 9, с. 373; Ибн Халдун, С. 276—277).

169 Туркменское племя Йива' является одним из ответвлений огузов. Йива'иты владели в правление халифа ал-Муктафи (1136—1160) Шахразуром, его округом и соседними крепостями в горах Ирака. Их вождем был Кыпчак ибн Арслан-Таш ат-Туркмани — основатель кыпчакского Киркукского эмирата. В 534 г. х. (28. VIII 1139—16. VIII 1140) против них совершил поход правитель Мосула атабек 'Имад ад-Дин Занги (1127—1146), разбил их и захватил все их владения. После этого Йива'иты перешли на службу к Зангидам (см.: Ибн ал-Асир, 9, С. 368).

В междоусобной борьбе между халифом ан-Насиром, последним сельджукским султаном Тогрулом III и атабеками Азербайджана в 584 г. х. (2. III 1188—18. II 1189) среди сторонников халифа находились и Йива'иты во главе с эмиром Махмудом ибн Парчамом ал-Йива'и (см.: ал-Хусайни, с. 152—153; Ибн Васил, 1, с. 84; Абу Шама, 1/2, с. ЗЗ). Внук Кыпчака ибн Арслан-Таша, эмир 'Изз ад-Дин Абу Мухаммад ал-Хасан ибн Йа'куб, был правителем крепости Кархини (Киркук) и прилегающих горных округов. В этой крепости в 585 г. х. укрылся последний сельджукский султан Тогрул III после бегства от войск халифа ан-Насира (см.: Ибн Шаддад, с. 192; Абу Шама, 1/2, с. 138; Ибн ал-Фувати, 4/1, с. 111—112). Находящийся на службе у хорезмшаха эмир Шихаб ад-Дин Сулайман-шах ал-Йива'и, о котором речь идет в «Жизнеописании» (см. примеч. 77 к гл. 42 и примеч. 6 к гл. 85) и у ал-Джувайни (2, с. 421), является потомком эмира Кыпчака.

Во время второй осады Хилата Джалал ад-Дином в числе осажденных находился один из йива'итских эмиров — Исма'ил ал-Йива'и (см. гл. 86). Представителем рода Кыпчака был эмир Фалак ад-Дин Абу-л-Музаффар ва Абу Харб Гази-бек ибн Кыпчак ибн 'Абдаллах ал-Йива'и ат-Турки, продолжавший владеть Киркукским эмиратом и в правление халифа ал-Мустансира (1226—1242). См.: Ибн ал-Фувати, 4/3, с. 506—507.

Йива'иты, воспользовавшись тем, что войска Джалал ад-Дина были заняты осадой Хилата, захватили азербайджанские города Аштар и Урмию и взыскали харадж с жителей Хоя, где находилась жена султана — дочь Тогрула III. Кроме этого они совершили опустошительный рейд по стране и перерезали торговый путь на Табриз, напали на караван купцов и отобрали у них товары и 20 тысяч голов мелкого рогатого скота. Жена султана сообщила ему о мародерстве йива'итов, и он напал на них, перебив большое их число (см.: Ибн ал-Асир, 9, с. 370-371).

170 Мукан (Мугань) — историческая область в Азербайджане, а также название одноименной равнины, простирающейся от Ардебиля (Южный Азербайджан) до низовьев Куры.

171 Даватдар (давадар, давидар, дувайдар) — от араб. дават, «чернильница», — должность носителя чернильного прибора. См.: ал-Калкашанди, 5, с. 462.