ШИХАБ АД-ДИН МУХАММАД АН-НАСАВИ

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ СУЛТАНА ДЖАЛАЛ АД-ДИНА МАНКБУРНЫ

СИРАТ АС-СУЛТАН ДЖАЛАЛ АД-ДИН МАНКБУРНЫ 

Рассказ о выезде Теркен-хатун из Хорезма в последних числах шестьсот шестнадцатого года (Начало марта 1220 г.)

Посол Чингиз-хана — вышеупомянутый хаджиб [Данишманд] прибыл в Хорезм одновременно с вестью о бегстве султана с берегов Джейхуна. Теркен-хатун была встревожена этой вестью настолько, что не стала обольщаться преуменьшением опасности. Она не сочла Хорезм надежным убежищем и взяла с собой всех, кого можно было взять из жен султана, его младших детей, а также сокровища его казны и выступила из Хорезма, прощаясь с ним. При этом прощании из глаз струились слезы, а сердца таяли.

Перед своим отъездом она совершила вопреки справедливости такое, что время отметило недобрым словом и заклеймило вечным позором на лице века. А именно: думая, что огонь этой смуты вскоре погаснет, а развязавшийся узел будет завязан снова и вскоре наступит утро после темной ночи, она приказала убить всех находившихся в Хорезме пленных владетелей, их сыновей и людей высоких степеней из числа видных садров и благородных господ. Всего их было двенадцать человек ¹, находившихся под ее защитой. Среди них были, например, два сына ² султана Тогрула ас-Салджуки, владетель Балха 'Имад ад-Дин, его сын — владетель Термеза ал-Малик Бахрам-шах ³, владетель Бамйана 'Ала' ад-Дин ⁴, владетель Вахша [79] Джамал ад-Дин 'Умар, два сына владетеля Сугнака ⁵, что в Стране тюрок, и [еще] Бурхан ад-Дин Мухаммад Садр Джахан, его брат Ифтихар Джахан, его два сына, Малик ал-Ислам и 'Азиз ал-Ислам ⁶, и другие. /48/ Она не знала, что положить заплату на эту прореху и заштопать этот разрыв лучше было бы, обратившись к Аллаху всевышнему с раскаянием, и что обращение к справедливости похвально и в начале и в конце.

И вот она выступила из Хорезма в сопровождении тех, кто мог уйти. Для большинства людей оказалось трудным делом сопровождать ее, так как их души не позволяли им бросить то, что они собрали из имущества и накопили из дозволенного и запретного.

Она взяла с собой 'Умар-хана, сына правителя Языра ⁷. Она отложила [его казнь], зная, что ему известны непроторенные дороги в его страну. Упомянутый ('Умар-хан) носил лакаб Сабур-хан («долготерпеливый»). Причиной его прозвания Сабур-ханом было то, что его брат Хинду-хан, когда захватил власть, велел выколоть ему глаза. Но тот, кто выполнял этот приказ, пожалел его и не тронул его глаз, сохранив ему зрение. Упомянутый притворялся слепым на протяжении одиннадцати лет, пока не умер Хинду-хан и пока Теркен-хатун не овладела областью Языр, ссылаясь на то, что Хинду-хан был женат на женщине из ее племени, ее родственнице. Тогда 'Умар-хан открыл глаза и отправился к султанскому двору, надеясь на утверждение владения за ним. Однако он не добился того, на что надеялся, а получил только прозвище Сабур-хан.

Так вот, упомянутый ('Умар-хан), находясь на службе у нее, выехал из Хорезма. С ней не было никого другого ⁸, на кого она могла бы положиться, чтобы отвратить несчастье, устранить бедствие и защититься от суровой беды. Все это время он верно служил ей. Когда же она приблизилась к пределам Языра, то стала бояться, что упомянутый покинет ее, и приказала отрубить ему голову. Он был убит беззащитный, погубленный вероломством. А она отправилась дальше с находившимися при ней женами [султана] и сокровищами и поднялась в крепость Илал ⁹, одну из самых неприступных крепостей Мазандарана. Она оставалась здесь до тех пор, пока татары окончательно не изгнали султана и [пока] он не нашел убежище на острове, где и умер. Об этом мы, если будет угодно Аллаху, расскажем дальше.

Крепость Илал находилась в осаде в течение четырех месяцев. Вокруг нее татары возвели стены /49/ и устроили в них ворота, которые запирались ночью и открывались днем. Таков был их обычай при осаде неприступных крепостей. [Так [80] продолжается], пока положение крепости не станет безвыходным.

Особенно удивительно, что эту крепость — одну из крепостей Мазандарана, который отличается постоянными ливнями и обилием влаги, где редко проясняется небо и дожди льют чуть ли не беспрерывно, — покорила жажда. И вот определил Аллах всевышний, что во время осады небо оставалось ясным. Это вынудило ее (Теркен-хатун) просить пощады, и ей обещали ее. Она вышла [из крепости], и вместе с ней смещенный вазир Мухаммад ибн Салих. Говорят, что в момент, когда она выходила из крепости, поток воды устремился через ее ворота и в этот день все водоемы были переполнены. В этом тайна Аллаха всевышнего, единого в могуществе разрушать одни здания и воздвигать другие. «Поистине, в этом — напоминание для обладающих разумом!» (Коран XXXIX, 22 (21)).

Теркен-хатун была взята в плен ¹⁰, и ее увезли к Чингиз-хану. Слухи о ней время от времени доходили до Джалал ад-Дина во время его [владычества], но я не знаю, как обошлась с ней судьба после этого. Евнух Бадр ад-Дин Хилал, один из ее слуг, рассказал мне, что, когда надежда на ее освобождение была потеряна, сам он сумел спастись у Джалал ад-Дина, который окружил его заботой. Он оказался удачливым и получил высокую должность. Он сказал: «Я говорил ей: “Давай убежим к Джалал ад-Дину, сыну твоего сына и сокровищу твоего сердца. Ведь до нас часто доходят вести о его силе, могуществе и обширности его владения”. Она сказала: “Прочь, пропади он вовсе! Как я могу опуститься до того, чтобы стать зависимой от милости сына Ай-Чичек — так звали мать Джалал ад-Дина — и [находиться] под его покровительством, и это после моих детей Узлаг-шаха и Ак-шаха? Даже плен у Чингиз-хана и мое нынешнее унижение и позор для меня лучше, чем это!”»

/50/ Она питала к Джалал ад-Дину сильную ненависть. Упомянутый евнух рассказывал мне: «Ее положение в плену стало таким бедственным, что она не раз являлась к обеденному столу Чингиз-хана и приносила оттуда кое-что, и ей хватало этой пищи на несколько дней». А до этого [любое] ее приказание исполнялось в большинстве областей! И хвала Тому, кто изменяет обстоятельства — одно за другим.

Что касается младших детей султана, то все они были убиты, когда вышли из крепости Илал, за исключением младшего из них по возрасту — Кюмахи-шаха. Она (Теркен-[81]хатун) привязалась к нему, проводя с ним дни несчастья и горя и часы страданий и скорби. Однажды она расчесывала ему волосы и говорила при этом: «Сегодня у меня так сжимается сердце, как никогда раньше». Вдруг подошел к ней один из сархангов ¹¹ Чингиз-хана, чтобы взять мальчика. Его разлучили с ней, и больше она не видела его. Когда мальчика привели к нему (Чингиз-хану), он приказал задушить его, и тот был задушен. Вот и она в сем мире получила должное за то, что совершила, погубив и истребив детей государей.

Что касается дочерей султана, то каждую из них взял в жены кто-либо из изменников ¹². Исключением была Хан-Султан, та, которая была замужем за султаном султанов, правителем Самарканда 'Усманом ¹³. Сын Чингиз-хана Души-хан оставил ее для себя ¹⁴. А на Теркен-Султан, родной сестре Узлаг-шаха, женился хаджиб Данишманд, который в качестве посла Чингиз-хана приходил к Теркен-хатун.

Что касается положения отстраненного вазира Низам ал-Мулка, то он пребывал среди них в почете и милости, так как они знали, что мнение султана о нем изменилось и вазир был смещен со своей должности. Иногда Чингиз-хан приказывал ему проверить платежи некоторых областей, что было для него немалой честью. Так было, пока Души-хан не захватил Хорезм и не выместил свою злобу на его населении.

/51/ Певицы султана были доставлены к Чингиз-хану, и среди них красивая и привлекательная Бинт Занкиджа. Ее у Чингиз-хана выпросил самаркандский глазной врач (каххал) Зайн. Упомянутый когда-то излечил проклятого (Чингиз-хана) от офтальмии, и тот подарил ее ему. Каххал был человеком донельзя отвратительным по внешности и скверным в обращении. Поэтому она ненавидела его, и она была вправе не променять на подобного человека султана ислама, даже низведенного с вершин двух звезд Малой Медведицы (ал-Фаркадайн) на землю. Она находилась два или три дня у вазира, который постоянно пил, от каххала несколько раз являлись, требуя привести ее, а она отказывалась. Тогда каххал отправился к Чингиз-хану, бранясь, и передал, что вазир говорил: «Я имею на нее больше прав, чем кто-либо другой!» Чингиз-хан разгневался и велел привести вазира. Тот предстал перед Чингиз-ханом, который стал перечислять его измены своему господину и покровителю и вред, нанесенный им государству султана. И он нарушил данные вазиру обещания защиты и разрешил пролить на землю его запретную кровь. [82]

Кое-что о положении Теркен-хатун и ее истории

Упомянутая была из племени Байавут, а это одна из ветвей [племени] Йемек. Когда положение ее стало высоким, она получила лакаб Худаванд-и джахан, что означает «Властительница мира». Она была дочерью Джанкиши, одного из тюркских государей. Текиш, сын Ил-Арслана, взял ее в жены так, как государи женятся на дочерях государей. Когда власть перешла к султану Мухаммаду по наследству от его отца Текиша, к нему примкнули племена Йемек и соседние с ними из тюрок. Благодаря им умножились силы султана, и он воспользовался их силой. По этой причине Теркен-хатун и распоряжалась в государстве ¹⁵, и как только султан завладевал какой-нибудь страной, он выделял там для нее лично важную область.

Она была величественна и разумна. Когда к ней поступали жалобы, она разбиралась в них беспристрастно /52/ и справедливо и была на стороне притесненного против обидчика, однако она с легкостью отваживалась на убийство. Она делала много доброго и полезного для страны, и, если бы мы перечислили все, что видели из ее великих дел, наша речь бы затянулась. Ее секретарями (куттаб ал-инша') были семь человек из числа знаменитых, достойных людей и больших господ. Если от нее и от султана поступали два различных указа по одному и тому же делу, то внимание обращалось только на дату и во всех странах действовали по последнему из них. Тугра' ее указов была такова: «Добродетель мира и веры Улуг-Теркен, царица женщин обоих миров». Девиз ее: «Ищу защиты только у Аллаха». Она писала его толстым каламом, превосходным почерком, так что ее знак (девиз) было трудно подделать.

Рассказ об отъезде султана из Келифа после завоевания Чингиз-ханом Бухары

Когда султан узнал о захвате Чингиз-ханом Отрара и уничтожении Инал-хана и бывших с ним войск ¹⁶, он остановился у границ Келифа ¹⁷ и Андхуда, выжидая подхода сборищ, выступивших с разных сторон, и не предпринимая ничего в [83] ожидании непредвиденных событий, доставлявших ему тяготы ночей.

После захвата Отрара Чингиз-хан направился к Бухаре — самому близкому городу к средоточиям султанских знамен — и осадил ее ¹⁸. Этим он стремился вбить клин между султаном и его войсками, разделенными так, что их нельзя уже было собрать, даже если бы султан понял [ошибочность] своих действий. И вот Чингиз-хан остановился у стен Бухары, окружил ее, умножив свои силы за счет /53/ согнанных сюда пехотинцев и всадников из Отрара. Сражение за Бухару продолжалось днем и ночью, пока он не завладел ею благодаря своей мощи и силе.

Когда амир-ахур Кушлу и находившиеся с ним сподвижники султана увидели, что Бухара вскоре будет взята, они, обсудив дело между собой, решили заменить позор поражения остатком решимости. Они сошлись на том, что выступят все, как один, и начнут атаку, чтобы избавиться от петли и спастись от тяжести гнета. Так они и поступили и вышли, и если бы Он (Аллах) пожелал, то имели бы успех.

Когда татары увидели, что дело плохо, положение серьезно, что лезвие заострено, а зло велико, они обратились вспять перед их авангардом и открыли им путь для бегства. Если бы мусульмане сопроводили одну атаку другой, отбрасывая их словно пинком в спину и ввязываясь в сражение, то обратили бы в бегство татар. Но так как судьба отвернулась от них, они довольствовались лишь своим спасением. Когда татары увидели, что их цель — [только] избавление, они бросились следом за ними, стали перекрывать пути их бегства и преследовали их до берегов Джейхуна. Из них спасся лишь Инандж-хан с небольшим отрядом. Гибель постигла большую часть этого войска. А из вещей, оружия, рабов и снаряжения татары захватили столько, что сами стали богаты, а их вьюки тяжелы.

Когда до султана дошло сообщение об этом горестном событии, оно вызвало у него тревогу и опечалило его, его сердце совсем ослабело и руки опустились. Он перешел Джейхун в жалком состоянии, утратив надежду защитить области Мавераннахра. Когда его положение стало бедственным и он потерял самых храбрых воинов, его покинули семь тысяч человек хита'и из [войск] его племянников — сыновей его дядьев по матери — и перебежали к татарам. Правитель Кундуза 'Ала' ад-Дин прибыл на подмогу Чингиз-хану, объявив о своей вражде с султаном. Перешел к нему и эмир Мах Руи, один из знатных людей Балха. Люди стали оставлять его и незаметно уходить, и с той поры власть ослабела, наступило /54/ похмелье, расторглись узы и подорвались решимость и мощь. Каждая [84] веревка рвется, и каждое дело может прекратиться. Точно так же «Аллах дарует власть, кому пожелает, и отнимает власть, от кого пожелает» (Коран III, 25 (26)). А Он — «исполнитель того, что Он желает» (Коран XI, 109 (107); ср. LXXXV, 16 (16)).

Когда от знатных лиц, упомянутых выше, до Чингиз-хана дошла весть — они сообщили ему, какой страх испытал султан, и уведомили его, как он пал духом, — он снарядил в поход двух предводителей: Джэбэ-нойана и Сюбете-Бахадура с тридцатью тысячами [воинов]. Они перешли реку, направляясь в Хорасан, и рыскали по стране. Угроза была выполнена, и кровопролитие, грабежи и разрушения были таковы, что ремесленники разбегались в страхе, а земледельцы скитались голые. Было извлечено открытое и закрытое, выжато явное и спрятанное, и не было слышно ни блеяния, ни рева: лишь кричали совы и отдавалось эхо.

[Люди] стали свидетелями таких бедствий, о каких не слыхали в древние века, во времена исчезнувших государств. Слыхано ли, чтобы [какая-то] орда выступила из мест восхода солнца, прошла по земле вплоть до Баб ал-Абваба ¹⁹, а оттуда перебралась в Страну кыпчаков, совершила на ее племена яростный набег и орудовала мечами наудачу? Не успевала она ступить на какую-нибудь землю, как разоряла ее, а захватив какой-нибудь город, разрушала его. Затем, после такого кругового похода, она возвратилась к своему повелителю через Хорезм невредимой и с добычей, погубив при этом пашни страны и приплод скота и поставив ее население под острия мечей. И все это менее чем за два года!

Поистине, «земля принадлежит Аллаху: Он дает ее в наследие, кому пожелает из Своих рабов, а конец — богобоязненным» (Коран VII, 125 (128)).

Рассказ о том, какие бедствия и тревоги испытал султан до его смерти на острове моря Кулзум ²⁰

/55/ Когда султан перешел Джейхун, к нему на службу прибыл 'Имад ад-Дин Мухаммад ибн аш-Шадид ас-Сави, вазир его сына Рукн ад-Дина, владетеля Ирака. Его сын Рукн ад-Дин направил его (вазира) к султанскому двору будто бы для [85] решения дел. Но втайне он хотел обрести покой, освободившись от вазира: еще до этого он жаловался султану на его высокомерие и произвол и на то, что тот в делах следует лишь своей прихоти и своему желанию.

Прибыв к султанскому двору и узнав о том, что предпринято против него, он стал плести сети хитрости, чтобы спастись из этого трудного положения. А это был человек, к речам которого прислушивались и советам которого следовали. И вот он начал нашептывать султану, что если [он] пройдет в Ирак, позабыв Хорасан и его жителей и пренебрегая местом своего рождения и водами, орошающими его приобретенное и унаследованное [владения], то к нему стекутся такие богатства и он [соберет] столько людей, что сумеет заделать брешь и залечить свои раны.

Это были лживые басни и обманчивые рассказы, «точно мираж в пустыне. Жаждущий считает его водой, а когда подойдет к нему, видит, что это — ничто» (Коран XXIV, 39 (39)). А султан отдал наилучшее и приобрел сомнительное, оставил столько областей и людей, что в сравнении с этим Ирак подобен понятию частицы (аш-шай') у му'тазилитов, даже ничтожнее, либо же монаде тех, кто признает ее существование, даже меньше ее ²¹. Султан с берегов Джейхуна направился в Нишапур и оставался в Нишапуре днем только час ²² из-за страха, овладевшего его сердцем, боязни, обосновавшейся в глубине его души, из-за опасения, которое завело его в русло сомнений и не давало ему [возможности] сложить крылья для отдыха.

Эмир Тадж ад-Дин 'Умар ал-Бистами, который был одним из вакилдаров ²³, рассказывал: «Во время этого своего перехода в Ирак султан прибыл в Бистам ²⁴. Он позвал меня к себе и велел [кому-то] принести /56/ десять сундуков. А затем спросил: “Знаешь ли ты, что в них?” Я сказал: “Султан более сведущ в этом”. Он сказал: “Все это драгоценные камни, которым нет цены. Известна стоимость только этих двух, — он указал на два из них. — В них столько драгоценностей, что их стоимость равняется хараджу всей земли”. Он велел мне отвезти их в крепость Ардахн ²⁵. Это одна из самых неприступных крепостей на земле, орлы и те не достигали ее высоты, и ее обитатели видели птиц только сверху. Я отвез сундуки туда и у тамошнего вали взял расписку в том, что доставил их в запечатанном виде. Впоследствии, когда татары разошлись по многим странам и оказались в безопасности со стороны султана, они осадили упомянутую крепость, пока вали не заключил с ними перемирия [86] на условиях передачи им сундуков, которые они получили запечатанными. Их отправили Чингиз-хану».

Так вот, прибыв в Ирак ²⁶, султан остановился в долине Даулатабада ²⁷, а это один из округов Хамадана. Он оставался здесь лишь несколько дней, имея при себе из тех, кого извергла страна, — скорее из жалких остатков отступивших — около двадцати тысяч всадников. Но то, что так устрашило его, было не чем иным, как боевым кличем и вражеской конницей, окружившей его сплошь словно линия окружности. Сам он ускользнул от нее, но гибель постигла большую часть его приближенных. 'Имад ал-Мулк был в числе тех, кто был убит в тот день. Султан же с небольшим количеством своих спутников и свиты спасся бегством в Джил ^27а, а затем оттуда в Исфизар, а это самая неприступная область Мазандарана ²⁸ из-за ее узких ущелий и теснин. Далее отсюда он перебрался к побережью моря и здесь остановился близ гавани, в одном из ее селений ²⁹. Он посещал мечеть, где совершал по пяти молитв с имамом деревни, тот читал ему Коран, а он плакал, давал обеты и заверял Аллаха всевышнего, что установит справедливость, если Тот предопределит ему спасение и укрепит устои его государства, пока неожиданно не напали /57/ на него (селение) татары. С ними находился Рукн ад-Дин Кабуд-Джама ³⁰. Султан когда-то убил его дядю по отцу Нусрат ад-Дина и его сына 'Изз ад-Дина Кай-Хусрау и завладел их страной. И вот Рукн ад-Дин теперь воспользовался случаем, присоединился к татарам и захватил область, принадлежавшую его дяде, и не было здесь никого, кто бы мог с ним соперничать.

Когда татары неожиданно для султана напали на это селение, он сел на судно. Тут же на судно посыпались стрелы с их стороны, а группа их людей вслед за ним бросилась в воду, стремясь захватить султана. Но поспешность привела их к гибели, а вода доставила [адский] огонь.

Некоторые из тех, кто был на судне с султаном, рассказывали мне: «Когда мы вели судно, султан заболел плевритом и потерял надежду остаться в живых. В явном отчаянии и печали он говорил: “Из всех областей земли, которыми мы владели, не осталось у нас даже двух локтей, чтобы выкопать могилу. Но сей мир — это не дом для живущего; полагаться на его прочность — значит предаваться самообману и обольщению. Это всего лишь обитель для странников, через одни ворота которой входят, а через другие выходят. “Назидайтесь, обладающие зрением!” (Коран LIX, 2 (2))». [87]

Они рассказали мне: «Прибыв на остров ³¹, он очень обрадовался этому и пребывал здесь одиноким изгнанником, не владея ни полученным по наследству, ни вновь приобретенным. А болезнь его все усиливалась. Среди жителей Мазандарана были люди, которые приносили ему еду и то, чего ему хотелось.

Он как-то сказал: “Иной раз мне хочется, чтобы у меня был конь, который пасся бы вокруг этого моего шатра”. — Для него был разбит небольшой шатер. — Когда об этом услышал малик Тадж ад-Дин [ал-]Хасан ³² — а он был одним из сархангов султана и возвысился до сана малика при Джалал ад-Дине, который воздал ему должное милостями и щедротами за его службу султану в эти дни и дал ему во владение Астрабад /58/ с его округами и крепостями, — он подарил султану буланого коня».

А в прежние времена старший конюший султана эмир Ихтийар ад-Дин — у него было собрано тридцать тысяч коней — говорил, бывало: «А если я захочу, то доведу их количество до шестидесяти тысяч и не истрачу ни одного динара или дирхема. Достаточно мне для этого призвать от каждого табуна (душар) лошадей султана, имеющихся в стране, по одному чабану, и число коней еще увеличится на тридцать тысяч». Пусть вдумчивый судит, насколько различны эти два положения, и извлечет уроки! Да!

Если кто-нибудь в эти дни приносил немного съестного или что-либо другое, он писал для него указ о высокой должности или о значительном владении икта'. Нередко такой человек сам брался писать грамоту, так как у султана не было тех, кто бы писал «островные указы». Все это были скорее послания на имя Джалал ад-Дина. И когда он появился [в стране] и грамоты предъявили ему, он утвердил их полностью. А если у кого-нибудь был нож или полотенце либо же [иной] знак султана, обозначавший икта' или должность, то Джалал ад-Дин целовал эту вещь, принимал и подписывал распоряжение об этом.

Когда султана здесь, на острове, настигла смерть ³³ и дни его для завершения его долга [перед Аллахом] истекли, его омыли близкие слуги — чавуш ³⁴ Шамс ад-Дин Махмуд ибн Йалаг и старший постельничий Мукарраб ад-Дин, имевший титул главного конюшего. У султана не было даже савана, в который его можно было бы завернуть. Тогда упомянутый Шамс ад-Дин завернул его в саван из своей рубахи ³⁵. Он был похоронен на острове, и было это в шестьсот семнадцатом году (8.III 1220 — 24.II 1221). [88]

Он унижал владык, охотился на господ
    и каждого могущественного превращал в покорного.
/59/ Вокруг него теснились послушные владыки —
    их приводили к нему одного за другим.
И когда укрепилось его дело,
    земля стала для него малой,
А величие внушило ему, что судьба,
    если захочет уничтожить его, отступит в бессилии.
Тогда и пришла к нему разгневанная смерть,
    обратив против него блестящий меч,
И не смогли помочь ему люди, защитники его,
    и ни один вождь не указал ему выхода.
Таков удел тех, кто злорадствует, —
    век губит их поколение за поколением!

Рассказ о прибытии Шихаб ад-Дина ал-Хиваки из Хорезма в Насу, об осаде татарами Насы, убийстве Шихаб ад-Дина и истреблении населения [Насы]

Шихаб ад-Дин Абу Са'д ибн 'Имран ³⁶ был выдающимся, достойным факихом, муфтием толка аш-Шафи'и ³⁷, да будет доволен им Аллах!

К фикху он прибавил [знание] лексикологии, медицины, диалектики и других наук красноречия, языкознания и [науки] о хорошем управлении. Юпитер был приобретателем его успеха, Меркурий — слушателем его поучений. Проницательный был ничтожен рядом с его сметливостью, самый остроумный был слугой его мысли. Он достиг при султане такой степени, после которой не остается места для желания большей, ибо нельзя возвыситься выше неба. Он (султан) советовался с ним по серьезным вопросам и прислушивался к его мнению в важнейших делах. И не раз можно было видеть, как владыки и вазиры земли, люди высоких степеней из числа эмиров стояли у его дверей рядами, а он в это время по обыкновению обучал имамов. Он вел /60/ преподавание в пяти мадрасах Хорезма и не прерывал здесь занятий, пока не уезжал, и тогда хаджибы [султана] могли беседовать с ним о [различных] делах. Иной раз проситель ждал у дверей год или более, уходя и снова возвращаясь, и не мог добиться решения по своему делу из-за того, что дела были многочисленны, государство обширно, а толпа просителей велика. Султан нуждался в печати, чтобы ставить свой знак, а именно: «Уповаю на Аллаха единого». Его [89] замещала, заверяя печатью указы, старшая из его дочерей, Хан-Султан, потому что указов стало так много, что на то, чтобы ставить знак, уходила большая часть времени султана, и это отвлекало его от других важных дел. Поэтому в последние годы сам он ставил знак лишь на указах, содержавших особо важные распоряжения.

О высокой степени Шихаб ад-Дина Абу Са'да свидетельствует и то, что в тех случаях, когда послание исходило на имя кого-либо из владетелей, кто бы он ни был, его имя упоминалось в конце указа после имени вазира. Что касается Шихаб ад-Дина, то в знак его величия и почтения к его степени его имя не упоминалось, чтобы оно не стояло после [имени] вазира, а писалось так: «По высочайшему повелению, да возвеличит Аллах повелителя, и по верховному указу, да пребудет оно вечно великим!» Дальше шли упомянутые нами лакабы вазира, а затем писали в соответствии с посланием, поступившим для переписки [набело].

Он (Шихаб ад-Дин) построил при шафиитской мечети в Хорезме библиотеку, подобной которой не видели ни раньше, ни впоследствии. Когда он решил выступить из Хорезма, потеряв надежду на возвращение туда, он не хотел оставлять книги и взял с собой самые дорогие из них. После его убийства в Насе они попали в руки простонародья и черни. Я стал разыскивать их, собирал их и приобрел наиболее ценные из них. Я владел ими, пока не очутился, влекомый руками чужбины, то в восточной, то в западной части земли. Я оставил их в крепости вместе с тем, что имел из унаследованного /61/ и приобретенного. Впоследствии из всего покинутого я сожалел только о книгах.

Когда упомянутый (Шихаб ад-Дин) прибыл в Насу с большим количеством людей из числа жителей Хорезма, он остановился здесь и стал ждать возобновления сообщений от султана, чтобы явиться к нему на службу. И вот поступило известие о его прибытии в Нишапур и поспешном отъезде оттуда. Шихаб ад-Дин растерялся и не знал, что предпринять, решимость его исчезла, и в мысли появилось смятение. Так было до тех пор, пока не прибыл один из эмиров Насы, Баха' ад-Дин Мухаммад ибн Абу Сахл, и не сообщил, что, когда султан в страхе бежал, он поручил ему отправиться в Насу и предупредить людей, сказав им: «Поистине, враг не таков, как Другие войска. Лучший образ действий — это очистить страну и Удалиться на время в пустыни и в горы, пока они не соберут во время нападений то, чем насытятся их глаза и руки, и не возвратятся, А люди спасутся от их внезапных набегов. Затем, [90] если жители Насы могут восстановить свою крепость — ее перед тем разрушил султан, — то мы разрешаем им отстроить ее вновь и укрепиться в ней».

Султан Текиш [в свое время] несколько раз пытался завладеть [Насой], но не мог одолеть ее. Потеряв надежду на захват ее своими силами, он заключил мир с ее правителем 'Имад ад-Дином Мухаммадом ибн 'Умаром ибн Хамзой ³⁸, надел ему на шею петлю подчинения себе и заставил его участвовать в завоевании остальных городов Хорасана, близких и отдаленных от Насы. Он не оставил в Хорасане ни одного непокоренного города.

Спустя год или несколько раньше после смерти Текиша умер 'Имад ад-Дин, а через шесть месяцев после его смерти умер его старший сын и наследник — Насир ад-Дин Са'ид. Говорили, что он подослал к своему отцу кого-то, кто /62/ напоил его смертельным ядом. Но после него он недолго наслаждался властью.

Тогда султан отправился в Насу и увез в Хорезм малолетних детей 'Имад ад-Дина и его казну. Дети его оставались здесь в заточении, пока не пришли татары, тогда они и освободились, о чем мы расскажем дальше.

Когда султан отнял у них Насу, он велел разрушить ее крепость, и она была разрушена до самого основания. По этому месту прошли плугами и боронами так, что вся почва была разрыхлена, и в знак мести здесь посеяли ячмень. А это была одна из самых удивительных крепостей, построенных на холмах. Она отличалась тем, что была очень велика и вмещала множество народа. Не было такого жителя города, богатого или бедного, который не имел бы здесь своего двора или дома. В середине ее была другая крепость для правителей, выше той, и вода текла отсюда в ту крепость, что ниже ее. В нижней крепости вода появлялась только на глубине семидесяти локтей. Причиной этого, как говорили, было то, что верхняя крепость была на горе и там был родник, а та, которая ниже, сооружена на земле, свезенной к подножию горы.

Когда во времена Гиштаспа, царя персов ³⁹, Наса стала рубежом, преграждающим путь, и границей, разделяющей тюрок и персов, население этой области принудили собирать эту землю к подножию горы; поэтому крепость стала большой.

Так вот, когда они услыхали то, что передал Баха' ад-Дин Мухаммад ибн Абу Сахл от имени султана, они предпочли восстановление крепости уходу из города. И вазир Захир ад-Дин Мас'уд ибн ал-Мунаввар аш-Шаши приступил к ее [91] строительству, прибегнув к принудительным работам (сухра). Он изменил ее [вид] и в итоге построил вокруг нее стену, [высотой] такую, как садовая ограда, и люди закрепились в ней. С ними остались и Шихаб ад-Дин Абу Са'д ибн 'Имран ал-Хиваки, и некоторое число из жителей Хорезма. Узнав о пребывании здесь упомянутого (Шихаб ад-Дина), эмир Тадж ад-Дин Мухаммад ибн Са'ид, его дядя — по матери — эмир 'Изз ад-Дин /63/ Кай-Хусрау и несколько эмиров Хорасана пожелали присоединиться к нему и остаться с ним в дни бедствия для того, чтобы это принесло им пользу, как заслуга перед султаном, и оградило их от козней случайных людей.

И случилось так, что Чингиз-хан отрядил [для похода] на Хорасан своего зятя Тогачар-нойана ⁴⁰ и эмира из числа своих предводителей по имени Берке-нойан ⁴¹ с десятью тысячами всадников, чтобы они разграбили, сожгли страну, высосали мозг ее костей и кровь ее жил и очистили ее от жалких остатков и последних искр жизни. Отдельный отряд из них во главе с эмиром, известным по имени Бел-Куш, достиг Насы. Жители ее метали стрелы им навстречу. Одна стрела попала в грудь Бел- Куша, и он упал мертвым. За это они отомстили жителям Насы и осадили ее раньше других городов Хорасана. Они подошли к ней с полчищем, надвигавшимся словно черная ночь, и осаждали ее крепость на протяжении пятнадцати дней, не прекращая сражения ни днем, ни ночью. Против нее было установлено двадцать катапульт, которые тащили люди, собранные из областей Хорасана. Татары гнали пленных под прикрытиями-домами вроде таранов, сделанными из дерева и покрытыми шкурами. Если пленные возвращались, не доставив прикрытия к стене, им рубили головы. Поэтому они были настойчивы и наконец пробили брешь, которую нельзя было заделать. После этого все татары надели свои доспехи и ночью бросились штурмовать [крепость], овладели стеной и разошлись по ней, а жители спрятались в своих домах. А когда настал день, татары спустились к ним со стены и погнали их на открытое место за садами, называемое 'Адрабан, будто стадо овец, /64/ которое сгоняют пастухи.

Татары не протянули своих рук к добыче и грабежу, пока не собрали их с детьми и женщинами на этом обширном пространстве. Вопли разрывали покровы небес, и крики наполняли воздух. Затем они приказали людям крепко связать друг друга, и те покорно исполнили это. Между тем, если бы они не сделали этого, а разбежались бы, стремясь к спасению, и бежали [даже] без боя — ведь горы близко, — то большинство их спаслось бы. И вот, когда они были связаны, татары подошли [92] к ним с луками, бросили их на землю и накормили ими земных червей и птиц небесных. И сколько было пролитой крови, разорванных покровов, детей, убитых и брошенных у груди своих погибших матерей! Количество убитых из числа жителей Насы и тех, кто находился здесь из чужестранцев и подданных ее округа, было семьдесят тысяч. А ведь это был лишь один из округов Хорасана!

Шихаб ад-Дина ал-Хиваки и его сына, достойного саййида Тадж ад-Дина, привели связанными к Тогачар-нойану и Берке-нойану. Были доставлены также и сундуки с сокровищами Шихаб ад-Дина, которые были опорожнены перед ним, так что золото оказалось между ним и татарскими вождями. Оба они были убиты как мученики, а он (Шихаб ад-Дин) теперь похоронен в Насе в мазаре, называемом Мил Джафта.

Краткое описание того, что случилось в Хорасане после бегства султана, - нет нужды в подробностях, ибо обстоятельства похожи друг на друга: повсюду только смерть, везде разрушение

Когда султан, спасаясь, отправился в Ирак, оставив позади области Хорасана и пренебрегая ими, за ним в погоню пустились /65/ Джэбэ-нойан и Сюбете-Бахадур. А через реку [Джейхун] переправились в Хорасан проклятые Тогачар и Берке, и в Насе произошло то, о чем мы уже рассказали. Они (татары) разошлись по областям Хорасана, образовав отдельные отряды, и распространили [огонь] поджога. И всякий раз, когда один из таких отрядов в количестве тысячи всадников нападал на какую-либо местность, он собирал людей из окрестных деревень и двигался с ними к городу, где их силами ставили катапульты и пробивали бреши в стенах, пока не овладевали городом. А тогда не оставалось в нем никого, кто мог бы развести огонь или жить в доме. И душами овладел страх, причем у попавшего в плен было спокойнее на душе, чем у того, кто сидел дома, ожидая исхода событий.

В это время я находился в своей крепости, известной под названием Хурандиз, одной из лучших крепостей Хорасана. Мне неизвестно, кто из моих предков первым владел ею, так как рассказы о ней противоречат друг другу в зависимости от склонностей [рассказчиков], а мне надлежит говорить только [93] правду. Считают, что она находится в руках моих предков с тех пор, как возник ислам и занялась его заря в Хорасане. А Аллах об этом знает лучше!

И вот в те дни, когда мир бушевал в смятении, крепость стала местом, куда бежали пленные, и убежищем для охваченных страхом, так как она была центром области, серединой возделанной местности. [Люди], имевшие свиту, и самые известные обладатели богатств спасались сюда бегством, босые и голые, и я по мере возможности прикрывал их наготу и помогал им в том, что их постигло, а затем провожал их к тем из их родственников, кого миновали мечи. И татары продолжали действовать таким образом, пока не захватили Хорасан до самых его окраин.

К ним перешел некто по имени Хабаш, происходивший из Касиджа, а это одно из имений Устува Хабушана ⁴². Он был сархангом, но они, издеваясь, смеха ради титуловали его маликом, поставили его во главе вероотступников и поручили ему установку катапульт /66/ и управление пехотинцами. Люди претерпели от него страшные бедствия, невыносимые унижения и мучения, ниспосланные небесами. Он вступил на скверный путь и стал писать ра'исам поместий, а селения Хорасана имели стены, рвы и мечети, и ра'исы их были могущественны. И вот он приказывал какому-нибудь из них, чтобы тот явился сам вместе со своими подданными и доставил лопаты и мотыги, а также столько, сколько могли, луков и осадных орудий. И если ра'ис соглашался на это, то он (Хабаш) осаждал их силами какой-нибудь город, захватывал его и изливал на жителей жестокие мучения. Если же кто-нибудь из ра'исов пренебрегал этим приказом и уклонялся, то Хабаш шел к нему, осаждал его, выводил из укрепления его и тех, кто был с ним, предавая их мечу и отправляя по пути смерти.

Татары откладывали осаду Нишапура и предпочитали разорять другие округа, считавшиеся подчиненными ему, пока не закончили разрушение их всех: здесь было более двадцати городов. Затем со всеми своими силами они направились к Нишапуру, чтобы наказать его жителей большой бедой. К городу собрались и те их племена, которые были рассеяны в разных концах Хорасана. Когда татары подошли к нему, жители его выступили, начав сражение, и в грудь проклятого Тогачара попала стрела, завладевшая местом его души и избавившая людей от его зла: он отправился в «огонь Аллаха воспламененный, который вздымается над сердцами» (Коран CIV. 6-7 (6—7)). [94]

Убедившись в превосходстве простонародья, татары поняли, что Нишапур удастся взять лишь с помощью подкреплений. Тогда они отложили осаду и написали Чингиз-хану, обращаясь за подкреплением и помощью. Он послал к ним Кутуку-нойана, Кед-Бука-нойана, Толан-Черби и некоторых других эмиров с пятьюдесятью тысячами всадников. Они подошли к Нишапуру и окружили его в конце шестьсот восемнадцатого года (Февраль 1222 г.) ⁴³. Это было после /67/ ухода Джалал ад-Дина в Индию, о чем мы расскажем, если будет угодно Аллаху.

Когда татары приблизились, они остановились восточнее города, в деревне Нушджан, где было много деревьев и имелась в изобилии вода. Они находились здесь, пока не восполнили недостатка в осадных орудиях: защитных стенах, подвижных башнях, катапультах и таранах. Они направились к Нишапуру и в тот же день установили двести катапульт с полным оснащением и метали из них. Через три дня они овладели им и причинили ему то же, что и остальным городам. Он стал таким же, как и другие, и по нему прошел поток, несчастье охватило его кругом, и день и ночь оплакивали его. Затем татары приказали пленным сровнять его лопатами, пока земля не стала ровной, без комьев и камней, и всадник не мог бы здесь споткнуться, а они играли здесь в мяч. Большая часть жителей погибла под землей, так как они до этого устроили себе подвалы и подземные ходы, полагая, что они смогут там удержаться.

Когда Джалал ад-Дин, как об этом будет сказано далее, вернулся из Индии и завладел областями Хорасана и соседними с ним частями Ирака и Мазандарана, то, несмотря на их разорение, откапывание кладов отдавалось на откуп за три тысячи динаров в год. Чаще всего откупщик брал на себя уплату такой суммы и в один день добывал ее, так как деньги были засыпаны в ямах вместе с их владельцами. Подобное происходило повсеместно и в других городах Хорасана, Хорезма, Ирака, Мазандарана, Аррана, Азербайджана, Гура, Газны, Бамйана, Сиджистана вплоть до границ Индии.

И если бы я рассказывал об этом подробно, то ничего не пришлось бы изменять, кроме имени осаждавшего и осажденного, и нет нужды продолжать речь об этом. [95]

Рассказ о том, как султан назначил наследником престола своего сына Джалал ад-Дина Манкбурны и отстранил [от наследования] другого сына - Кутб ад-Дина Узлаг-шаха

Мы уже упоминали, что наследником престола был назначен Кутб ад-Дин Узлаг-шах, поскольку в то время приходилось потворствовать желаниям Теркен-хатун и следовать ее воле как вблизи, так и вдали от нее.

Когда болезнь султана на острове усилилась и он узнал, что его мать попала в плен, он призвал Джалал ад-Дина и находившихся на острове двух его братьев, Узлаг-шаха и Ак-шаха, и сказал: «Узы власти порвались, устои державы ослаблены и разрушены. Стало ясно, какие цели у этого врага: его когти и зубы крепко вцепились в страну. Отомстить ему за меня может лишь мой сын Манкбурны. И вот я назначаю его наследником престола, а вам обоим надлежит подчиняться ему и вступить на путь следования за ним». Затем он собственноручно прикрепил свой меч к бедру Джалал ад-Дина. После этого он оставался в живых всего несколько дней и скончался, представ перед своим господом. Он сошел в могилу со своим горем, да помилует его Аллах всевышний!

Рассказ о положении Хорезма после отъезда Теркен-хатун оттуда

Когда упомянутая выехала из Хорезма и покинула его, она не оставила там никого, кто мог бы упорядочить дела и управлять массой [людей]. Власть над [городом] взял в свои руки 'Али Кух-и Даруган ⁴⁴, а он был смутьян и забияка ⁴⁵. Кух-и Даруганом его прозвали за его большую лживость; значение этого имени: «ложь такая, как гора».

Из-за неумения устроить дела, незнания законов управления и ничтожности его понятия в делах руководства люди оказались в тяжелом положении и смятении. Исчез почтительный страх /69/ перед властью. Души людей склонились к тому, что в их природе: к междоусобице, взаимной вражде и ненависти. Доходы дивана стали объектом расхищения для любого мошенника и добычей каждого хищника. Если упомянутый Кух-[96] и Даруган писал требование в какую-либо местность о сборе хараджа в сумме ста тысяч динаров, а ему доставляли из них только одну тысячу динаров, то он радовался и этому. Ему казалось, что эти деньги — дар, великодушно отданный ему, что это — проявление любви и расположения к нему.

Так продолжалось до тех пор, пока не возвратились в Хорезм после смерти султана некоторые чиновники дивана, такие, как мушриф ⁴⁶ 'Имад ад-Дин и Шараф ад-Дин Кёпек ⁴⁷. Они подделали письма от имени султана, а так как люди еще не знали о кончине султана, то они взяли в руки средства дивана. Кух-и Даруган воздержался от решения дел, так как услыхал, что султан жив и [противостоит] татарам.

Положение [в Хорезме] оставалось таким до возвращения сюда Джалал ад-Дина и его двух братьев, Узлаг-шаха и Ак-шаха, после смерти султана.

Когда султан отправился к милости Аллаха и был похоронен на острове, как это описано ранее, Джалал ад-Дин с двумя упомянутыми братьями перебрался морем в Хорезм. С ними было около семидесяти всадников. Когда они приблизились к Хорезму, их встретили из города с лошадьми, оружием и знаменами, и благодаря этому улучшилось их положение. Прекратилось расстройство, и люди радовались их прибытию, как радуется человек, страдавший недугом, но получивший спасительное лекарство, или как тот, кого отчаялись /70/ увидеть, а он вернулся к своим друзьям.

К ним собралось семь тысяч всадников из числа султанских войск, из тех, кто скрывался в пустынях и кого выбросили в Хорезм разные сборища и группы. Большая часть их была из племени Байавут, а предводителем их был Бучи-Пахлаван, прозванный Кутлуг-ханом. Они питали склонность к Узлаг-шаху из-за родственных связей с ним, отвергали его согласие на отказ [от наследования], отвечая неблагодарностью на благое дело. Они сговорились схватить Джалал ад-Дина и заточить его или же убить. О том, что готовится против Джалал ад-Дина, [97] узнал Инандж-хан ⁴⁸. Он сообщил ему об этом и посоветовал уехать. И он пустился в путь, направляясь в Хорасан с тремястами всадников во главе с Дамир-Маликом ⁴⁹. А те (Узлаг-шах и Ак-шах) оставались после него в Хорезме три дня. Они получили тревожную весть о движении татар со стороны Мавераннахра по направлению к Хорезму. Тогда они выступили вслед за Джалал ад-Дином, направляясь в Хорасан. В дальнейшем, если будет угодно Аллаху, мы расскажем о том, что произошло с ними и с Джалал ад-Дином после их отъезда.

Рассказ о Низам ад-Дине ас-Сам'ани, о его пребывании в моей крепости Хурандиз на протяжении некоторого времени и о его поспешном отъезде из нее из-за боязни

Низам ад-Дин ас-Сам'ани ⁵⁰ был из семьи достойных ученых и ра'исов, обладал добродетелями, унаследованными с тех времен, когда свет стал приходить на смену мраку, а ночи и дни стали чередоваться. Члены благородных семей не отрицали [древности] их происхождения, а если кого-нибудь из них встречали, то говорили: «Я встретил господина». Упомянутый был благородным, достойным, даже скорее звездой достоинств. Светило падало к стопам его, знатоки красноречия чуть ли не поклонялись ему. Когда он произносил речь, говорилось: «Да не сомкнутся [его уста]!», а когда /71/ писал, то просили: «Да не остановятся его десять [пальцев] !»

Он был переведен в Хорезм по желанию султана, с тем чтобы подобный человек постоянно находился при нем и он [мог] советоваться с ним о делах и устроении государства. Он получил от султана завидный чин и высокое положение. Когда он оставил султанскую службу, то захотел укрыть в какой-либо крепости то, что сохранилось, страшась утратить последнее, еще не захваченное бедой. Он прибыл в крепость Хурандиз и пробыл там два месяца. Несмотря на свою знатность и высокое положение, он несколько раз выступал в крепости с проповедями из-за жара его души и колебания его надежд. Возможно, если бы его попросили выступить с проповедью в Хорезме, когда люди были [обычными] людьми и время — [обычным] временем ⁵¹, он отказался бы от этого. Когда он в своей проповеди упоминал о султане, то не мог удержаться от [98] плача, начинал рыдать и слушавшие тоже начинали плакать и кричать.

Когда татары овладели Насой — а это был первый из захваченных ими городов Хорасана — и он узнал о том, что они убили имама Шихаб ад-Дина ал-Хиваки — да смилостивится над ним Аллах, — его охватил страх и им овладели испуг и трусость. Вместе со мной он обходил укрепления крепости и показывал мне места, с которых соскользнули бы муравьи, если бы поднимались, и куда не могла бы залететь птица в высоком полете, и говорил: «Вот здесь появятся татары!»

Случилось так, что один из главных [татарских] тиранов, Начин-нойан ⁵², на третий день после захвата ими Насы прибыл к крепости и подступил к тому единственному месту, откуда можно было спуститься [из нее]. Едва Низам ад-Дин увидел это, его терпение истощилось и он впал в панику. Он настоял на том, чтобы я проводил его по горам какой-либо /72/ безопасной стороной вместе с его свитой, вьючными животными, гулямами и всем скарбом. Я сделал это с неодобрением скрытым, даже явным и удивился страху, который овладел столпами и вельможами державы. Они при этом не верили, что крепость может [их] защитить и что какая-то сила может отразить и отогнать [врага]. Да сохранит Аллах нас от беспомощности!

И вот упомянутый (Низам ад-Дин) ночью спустился [из крепости] по горам с западной их стороны, татары же расположились с восточной стороны. Когда они спустились с горы, то оказались на холме, по которому нельзя было пройти, и они катились до самого подножия холма. При этом у них разбилось несколько вьючных животных. Упомянутый прибыл в Хорезм, где в то время находились вернувшиеся с острова сыновья султана, и прислал указ Узлаг-шаха [о пожаловании мне] богатого икта'.

Так вот, когда проклятый Начин-нойан увидел, что эта крепость как орел в воздухе — нет [к ней] ни доступа, ни приступа, он направил посла и предъявил требования. Он потребовал десять тысяч локтей сукна и предъявил несколько других подлых требований на свой позор, а он был отмечен его бесчестьем и клеймен его огнем или, скорее, срамом. Для него не было достаточно одежд, захваченных у жителей Насы! Я согласился на то, что он требовал, чтобы отвратить большую беду при помощи меньшей.

Когда ткани были собраны, никто из крепости не осмеливался отнести их, так как все знали, что они (татары) убивают всякого, кто выполняет их желание. Наконец два дряхлых старика из жителей крепости добровольно согласились [99] на это. Они привели своих детей и завещали заботиться о них и делать им добро, если они оба будут убиты. Это сукно было доставлено проклятому, тот принял его, убил обоих стариков и удалился. Затем он стал совершать набеги на всю округу и согнал столько скота, что им наполнились степи и стали тесны для него равнины и пустыни. Ничто не миновало его рук, а селения сжигались дотла.

/73/ Очень удивительно следующее: в то время как гибель распространилась по всему Хорасану, а упомянутая крепость отличалась от других мест тем, что уцелела от их набегов и избежала их мести, в ней появилась чума и принесла гибель большей части ее жителей. В один день из крепости выходило столько похоронных процессий, что они догоняли одна другую. Ангел смерти избавил их от мучений осады. И слава Тому, кто назначил смерть [уделом] для тварей! И хорошо сказал тот, кто сказал:

Кто не гибнет от меча — гибнет иначе!
    Различны причины, но беда одна!

Глава 28

Рассказ об отъезде Джалал ад-Дина из Хорезма и причина этого

Когда Джалал ад-Дин узнал, что его брат Узлаг-шах и эмиры, выступающие заодно с ним, решили схватить его и сговорились его уничтожить, он пустился в путь с тремястами всадников во главе с Дамир-Маликом. Он за несколько дней пересек пустыню, отделяющую Хорезм от Хорасана, а караваны ее проходят за шестнадцать дней пути при обычных чередованиях переходов и остановок. Он вышел из пустыни к округу Насы.

Чингиз-хан же, получив сообщение о возвращении сыновей султана в Хорезм, направил туда огромное войско и приказал войскам в Хорасане рассеяться по границе упомянутой пустыни и наблюдать из засад. Они устроили вокруг этой пустыни кольцо от границ Мерва до пределов Шахристаны ⁵³, а это один из округов Фаравы ⁵⁴, с тем чтобы схватить сыновей султана, когда те, вытесненные из Хорезма, задумают уйти в Хорасан. На границе пустыни, близ Насы, стояло семьсот всадников из них (татар), и люди не знали причины их пребывания здесь, пока /74/ из пустыни не вышел Джалал ад-Дин. Он сразился с ними, и каждая из сторон достигла предела возможного в [100] поражении врагов, в ударах, наносимых мечами и копьями. Битва закончилась поражением татар. Они бросили награбленную добычу, свои пожитки, снаряжение, оружие и припасы. Из них спаслись лишь редкие одиночки и бежавшие заранее. Это был первый мусульманский меч, обагрившийся их кровью и игравший частями их тел.

Джалал ад-Дин говорил мне после того, как его дело возвысилось и его власть укрепилась: «Если бы не твои татары — то есть татары округа Насы — и не подмога лошадьми, принадлежавшими им, нам не удалось бы добраться до Нишапура из-за слабости наших коней, на которых мы пересекли пустыню». А часть татар, потеряв надежду спастись от мечей и копий, в беспорядке бежала, [скрываясь] в каналах округа, но крестьяне извлекали их и гнали к городу, где им рубили головы.

В ту пору я находился в городе Насе на службе у эмира Ихтийар ад-Дина Занги ибн Мухаммада ибн Хамзы. Упомянутый еще не знал, чем закончилось дело с татарами, как вдруг к нему прибыло письмо от ра'иса Джаванманда — а это одно из селений Насы. В нем говорилось: «К нам сегодня днем прибыли всадники в количестве около трехсот человек с черными знаменами. Они утверждали, что среди них Джалал ад-Дин и что они истребили татар, находившихся близ Насы. Мы не поверили им, пока кто-то из них не подошел близко к стене и не сказал: “Вам простительна эта осторожность, и султан благодарит вас за это. Спустите нам что-либо из съестного и корма для коней, чтобы утолить голод и помочь нам продолжить путь. Иначе вы, потом узнав положение, пожалеете”». /75/ Он (ра'ис) продолжал: «Тогда мы спустили им то, в чем они нуждались, и через час они тронулись в путь».

Когда владетель Насы убедился в том, что тот, кто напал на татар, находившихся в [округе] Насы, был Джалал ад-Дин, он послал одного из своих приближенных с лошадьми и навьюченными мулами в знак службы, но тот не догнал его. Джалал ад-Дин направился в Нишапур, а тот, кто отправился с лошадьми и мулами, остался в крепости Хурандиз, пока не прибыли через три дня после него Узлаг-шах и Ак-шах, бежавшие от татар, и он предоставил лошадей и мулов им. Сам же Джалал ад-Дин прибыл в Нишапур победителем, радуясь тому, что в угоду Аллаху всевышнему он обагрил свой меч кровью безбожников. [101]

Рассказ об уходе Кутб ад-Дина Узлаг-шаха и его брата Ак-шаха из Хорезма после отъезда оттуда Джалал ад-Дина, о причине этого [бегства] и о том, чем закончилось дело их обоих

Когда Джалал ад-Дин выехал из Хорезма, спасаясь от языков гибели и убегая от того, что замыслили против него души и глаза, пришло сообщение о том, что татары отправили войско в Хорезм с целью лишить [братьев] возможности быстро осуществить свои намерения и вытеснить их из укреплений их надежд. Поэтому Кутб ад-Дин в испуге бежал оттуда со своим братом Ак-шахом, не зная, что делать, так как в это время он был лишен сведений о местопребывании Джалал ад-Дина и помощи от него. Он пустился за ним, разыскивая его, проходя там, где он проходил, и шел как помощник или как соперник, пока не достиг Мардж Шаига. Здесь к нему явился посланец из Насы с лошадьми, предназначенными [в подарок] Джалал ад-Дину. Этот дар, хотя был незначителен и ничтожен, был принят с благодарностью. Он за это наделил владетеля Насы некоторыми местностями сверх области, которая была у него под властью. /76/ Правитель Насы очень обрадовался этому. Он готов был удовольствоваться лишь тем, что его оставили в безопасности, так как он возвратился в Насу во времена татар и вернул свое наследственное владение без указа (мисал), подтверждающего [это], и без султанского распоряжения, которым можно было бы доказать [право на владение] и оправдаться.

И вот, когда они были заняты урегулированием дел владений икта', к ним прибыл вестник с письмом от моего двоюродного брата по отцу Са'д ад-Дина Джа'фара ибн Мухаммада. Он предупреждал, что к крепости подошел отряд татар, собирающий сведения о Джалал ад-Дине, его цели и о том, какие султанские войска прибыли после него. Татары не знали о прибытии Узлаг-шаха [в крепость]. В своем письме он упоминал, что сам он вышел из крепости, чтобы отвлечь татар стычкой, пока не выступит султан, то есть Узлаг-шах, вооруженный для боя или готовый бежать.

Узлаг-шах тотчас сел на коня и выехал. Татары преследовали его до Устува в области Хабушан и настигли его в селении, называемом Вашта. Он занял позицию против них и выстроил [свой отряд]. Обе стороны усердствовали в битве и не щадили своего оружия. Затем дело завершилось поражением [102] безбожных, и они обратились в бегство. Поистине, был водопой для нацеленных копий и состязание для быстроногих коней. Из татар спаслись лишь всадники на скакунах и те, кто спрятался в извилинах вади.

Узлаг-шах и его спутники были ослеплены тем, что одержали скорую победу, и забыли о том, каков может быть в будущем удар судьбы. Они полагали, что в местностях Хорасана не осталось татар, кроме тех, кто уже попал под острия [копий] или был отогнан к потокам мечей. И вот, когда они находились на этой своей стоянке, на них неожиданно напал другой отряд из проклятых [татар]. И лишь тогда, когда нападавшие окружили их, как ожерелье шею, они ужаснулись, и то, что было легким, стало трудным, а за победой последовал разгром.

/77/ Он облачился в одежды смерти, обагрив их кровью,
   но еще ночь не скрыла их, а они стали зеленой тафтой ⁵⁵.

Он умер мучеником за веру, да помилует его Аллах, и вместе с ним погибли его брат Ак-шах и все, кто был с ними из жертв несчастий и тех, кого захватили клыки бедствий ⁵⁶. Татары вернулись с головами их обоих, насаженными на копья. Назло благородным и на досаду тем, кто это видел, они носили их по стране, и жители, увидев эти две головы, были в смятении, и [казалось], повторилась для них трагедия Хасана и Хусайна ⁵⁷. Да спасет Аллах этот наш мир от той бездумной, что пожирает своих детей без жалости, от жестокой [судьбы], не соблюдающей долга в обращении с гостями [в сем мире]. На превратности судьбы и жестокость времени жалуются [только] Аллаху. Да!

У этих погибших были драгоценные камни, подобные блестящим звездам, но татары не разыскали их. Простонародье этого селения вышло к убитым и собрало драгоценности. Мало разбираясь в них, они продавали их по самой низкой цене на мелочном рынке. Как рассказывал мне правитель Насы Нусрат ад-Дин ^57а, он купил у них несколько бадахшанских драгоценных камней, каждый из которых весил три или четыре мискаля ⁵⁸, и любой из этих камней стоил тридцать или меньше динаров. Упомянутый (Нусрат ад-Дин) приобрел в их числе один алмаз за семьдесят динаров. Он был доставлен впоследствии Джалал ад-Дину. Тот узнал алмаз и сказал: «Этот камень принадлежал моему брату Узлаг-шаху. Его купили для него в Хорезме за четыре тысячи динаров». Джалал ад-Дин отдал его в Гяндже ювелиру, с тем чтобы он вставил его в перстень, но тот заявил, что потерял алмаз, и это подтвердилось. Велели оглашать по городу о потере в течение двух дней, однако он не был найден. [103]

Рассказ о прибытии Джалал ад-Дина в Нишапур и отъезде из города по направлению к Газне

/78/ Когда [Джалал ад-Дин] прибыл в Нишапур и остановился здесь, оттачивая свою решимость вести священную войну, он начал писать эмирам, владетелям краев и узурпаторам, захватившим в это время различные местности из-за того, что некому было защитить их. Таких стало много, и острословы того времени называли их «эмирами седьмого года». Им было приказано поспешить с прибытием и сбором войск, и приказ был подкреплен обнадеживающим обещанием, что милость не будет нарушена.

Ихтийар ад-Дин Занги ибн Мухаммад ибн Хамза к этому времени уже вернулся в Насу, завладел захваченным у него правом и вернул себе отнятое наследство. Хотя он был уверен в смерти султана, он не осмеливался объявить себя независимым. Бывало, писались указы и разрешения, а он заверял их знаком того, кто наследовал султану [Мухаммаду] в Насе до того, как ею завладели татары. Так он поступал, пока не получил указ (тауки') Джалал ад-Дина с утверждением его в том, чем завладела его рука, возвратившая [отобранное], и с обещанием прибавить, если он (Джалал ад-Дин) увидит с его стороны еще более усердную службу. Тогда [на грамотах] вновь появилась печать Ихтийар ад-Дина.

Джалал ад-Дин находился в Нишапуре на протяжении месяца ⁵⁹, отправляя гонцов в разные стороны для сбора войска и подкреплений, пока татары не узнали об этом и не поспешили воспрепятствовать его намерениям. Тогда он выступил из Нишапура с присоединившимися к нему хорезмийцами, быстро одолевая расстояния, пока не прибыл в крепость ал-Кахира, построенную в Заузане правителем Кермана Му'аййид ал-Мулком ⁶⁰. Сторожевые огни в ней из-за высоты казались звездами или, скорее, светлячками. Он (Джалал ад-Дин) собирался закрепиться в ней. Однако 'Айн ал-Мулк, зять Му'аййид ал-Мулка, которому была поручена защита крепости, предостерег его от этого, сказав ему: «Нехорошо, если подобный тебе укроется в какой-то крепости, даже если бы она была построена на “роге” звезд ал-Фаркадан, на вершине [созвездия] ал-Джауза' ⁶¹ или еще выше и дальше. Крепости /79/ для владык — это то же, что хребет лошади для льва. И даже если ты укрепишься в крепости, то татары [все равно будут] разрушать ее строения, пока не достигнут цели». Тогда Джалал [104] ад-Дин велел принести часть золота, находившегося в хранилищах крепости. Оно было доставлено, и он распределил мешки [с золотом] среди сопровождавших его приближенных. Он покинул ал-Кахиру и поспешно отправился к границам Буста ⁶².

Там он узнал, что Чингиз-хан находится в Талакане ⁶³ с многочисленным отрядом и ополчениями, не поддающимися подсчету. И вот свет дня показался ему темной ночью, а остановка и бегство — [одинаково] страшными, так как, куда бы он ни обратился, нет спасения ни позади, ни впереди него. Тогда [Джалал ад-Дин], продолжая подвергаться опасности, спешно двинулся в Газну, обходя все находящееся в домах и не ступая на землю для остановки. На второй или третий день ему сообщили, что поблизости находится Амин-Малик, двоюродный брат султана [Мухаммада] по матери, правитель Герата и его мукта' ⁶⁴. Он уже покинул Герат, стремясь удалиться от татар, и направился в Систан ⁶⁵, чтобы овладеть им, но не смог. Теперь он возвращался, имея при себе десять тысяч всадников-тюрок, подобных львятам, бросающимся [на добычу]. [Они были] из числа отборных войск султана, спасшихся от бедствий, их количество возрастало, и они были готовы к бою. Джалал ад-Дин послал к нему [гонца], сообщая, что он близко, и побуждая [его] скорее явиться к нему.

И вот оба они встретились и сговорились напасть на татар, осаждавших крепость Кандахар ⁶⁶. Оба они выступили против них, а враги Аллаха, ослепленные, не видели, какие несчастья их подстерегают и какие ловушки их окружают. Они полагали, что враг только бежит от них, подобно газели, что никто не собирается нападать, что копья сопротивления притуплены и некому действовать ими, как вдруг они увидели эти копья, которые жаждут их горла и стремятся к их сердцам, /80/ и оседлали спину бегства. Но спаслись из них лишь немногие, и они принесли Чингиз-хану весть о том, что случилось с его войском. Его охватило смятение, когда он увидел, что сподвижники его стали мясом для острых мечей и пищей для хромых орлов ⁶⁷.

А Джалал ад-Дин направился в Газну и вступил в нее славно, победно, прославляя Аллаха за то, что облегчил ему дело успеха. Может быть, тот, кто знаком с «Книгой путей и государств» ⁶⁸, знает, как огромно расстояние от Хорезма до Газны, на протяжении которого стояли войска Чингиз-хана, искавшие Джалал ад-Дина. И все же он (Джалал ад-Дин) нашел противника подобно настигающей ночи, хотя преодолел большое расстояние. И слыхал ли ты когда-нибудь о войсках, так быстро прошедших расстояние в два месяца пути, и о массе, [105] которая была так велика, что могла заполнить пространство между двумя морями?

Рассказ о положении Бадр ад-Дина Инандж-хана и о том, что произошло с ним в Хорасане и других местах после его спасения из Бухары, вплоть до его смерти в Ши'б Салмане

Бадр ад-Дин Инандж-хан был одним из великих эмиров султана [Мухаммада], одним из его хаджибов, видных военачальников и вельмож. Султан назначил его в числе тех, кто был размещен в Бухаре, как уже было сказано ⁶⁹. Потом, когда ею (Бухарой) завладели татары, страх забросил его в пустыню, примыкающую к Насе, с небольшим отрядом из числа его приверженцев и других. Он находился там, куда не осмеливаются [заходить] ищущие мест для кочевья, где не видно идущих на водопой и нет ни воды, ни пищи.

Когда Ихтийар ад-Дин Занги, правитель Насы, услышал, что он там пребывает в страхе, то решил снабдить его, чтобы это было для него самой полезной заслугой в глазах султана и преградой между ним и теми, кто оспаривал его право на наследование. Он написал ему, поздравив его со спасением /81/ и обещая ему любую возможную помощь, чтобы тот поставил у него посох пребывания. [Он сделал это], так как знал о высоком месте и недосягаемом положении Бадр ад-Дина и надеялся воспользоваться его заступничеством и ожидаемым могуществом.

И он (Ихтийар ад-Дин) сказал: «Если вы удалились в пустыню, остерегаясь внезапного набега татар, то ведь и мы внимательно следим за тем, где они останавливаются и куда направляются». Поэтому упомянутый (Инандж-хан) направился в Насу, и Ихтийар ад-Дин помог ему тем, чем было возможно, предоставив оружие, вьючных животных, одежду, снаряжение и съестные припасы, так что положение его стало лучше и замешательство его прошло.

В Нашджуване — одном из главных селений Насы, где было много людей и имелись стены, ров и бастионы, ра'ис Абу-л-Фатх склонился на сторону татар и вступил с ними в переписку. Когда погибли войска, стоявшие в Хорезме, он известил татар о том, что Инандж-хан находится в Насе и сговорился с ее владетелем. К нему было отряжено войско, чтобы преследовать [106] Инандж-хана и захватить его. Когда татары прибыли в Нашджуван, ра'ис дал человека, который указал им путь к Инандж-хану, находившемуся поблизости. Во время пребывания Инандж-хана в Насе и ее окрестностях к нему присоединились из остатков войск султана все скрывавшиеся в убежище и очутившиеся в этой местности. Он выстроил их в боевом порядке против врага и побуждал верующих к сражению.

Я был очевидцем сражения, добиваясь достойной участи усердствующих в сравнении с сидящими [дома] (Перефразировка коранической цитаты (IV, 97/95)), так как я сопровождал его (Инандж-хана) в качестве заместителя правителя Насы для содействия его стремлениям и исполнения его требований, чтобы он не нуждался в чем-либо, если необходимость заставит его обратиться [к правителю]. И я видел, что Инандж-хан [совершил] в битве такое, что, если бы это в свое время видел Рустам, его устрашило бы то, как Инандж-хан владеет уздой, а искусство Инандж-хана действовать мечом и копьем воспитало бы его. Когда разыгрался бой, он ринулся в пучину его, /82/ наносил удары обеими руками и разрубал кольчуги пополам. Татары дважды атаковали его, но он твердо стоял против них. В это время воздух был оглушен скрежетанием железа о железо, мечи утоляли жажду грудей своих у водопоя сонных артерий. Меч Инандж-хана сломался, когда разгорелся уголь сражения, вспыхнуло пламя битвы. Конь его упал, и он вскочил на другого. Соратники освободили его от окружившего и наседавшего на него сброда и [вывели] из смешавшихся рядов. А когда он вскочил на своего коня, он бросился на врагов так, что сделал эту атаку завершением битвы и концом сражения. Разбитые [татары] побежали, показали тыл и обратились вспять в беспомощности, думая, что бегство избавит их от преследования и защитит их от скорой гибели. Но ведь позади их кони с длинными шеями, а перед ними бесплодная пустыня. Инандж-хан преследовал разбитых до Нашджувана, опьянев от истребления, жаждущий их крови. Весь тот день он рубил мечом их спины и сеял среди них смерть, преследуя их в каждой норе и извлекая их из любого убежища.

К концу дня он достиг Нашджувана, а туда удалилась группа татар, обломков, размельченных жерновом войны; они стояли у ворот Нашджувана и звали Абу-л-Фатха. Однако Абу-л-Фатх отказался впустить их после того, как очернил свое [107] лицо краской отступничества и оделся в одежду безбожия, так что ухудшил [свою судьбу] потерей обоих миров. И когда татары увидели, что огонь преследования достиг рва, они стали бросаться в воду, а Инандж-хан вместе с теми, кто прибыл с ним на самых быстрых конях, остановился и стал поливать их дождем [стрел] из тучи луков, /83/ пока они не утонули и не отправились в вечный огонь.

Когда он (Инандж-хан) вернулся в свой лагерь с победным знаменем и славой, достигшей экватора, то отправил к правителю Насы посла с радостной вестью, что Аллах помог ему достигнуть желаемого и направил его стрелы прямо в цель. Он отправил с ним (послом) десять татарских лошадей в качестве подарка и десять пленников и предписал ему (Ихтийар ад-Дину) осадить Нашджуван и очистить его от Абу-л-Фатха. Он осадил его и овладел им, а Абу-л-Фатх погиб, сжатый в тисках. «Он утратил и ближайшую жизнь и последнюю. Это — явная потеря!» (Коран XXII, 11 (11)).

Инандж-хан направился в сторону Абиварда ⁷⁰, а в душах [людей] уже укрепилось почтение к нему. Он собрал харадж Абиварда, и никто не оспаривал этого. Там к нему примкнули предводители войск султана из тех, кого подстерегали опасности и скрывали ущелья и долины, таких, как Илтадж-Малик, Тегин-Малик, Бекшан Ханкиши, амир-ахур Кочидек, ал-хадим Амин ад-Дин Рафик и другие.

Он вернулся в Насу, и отряды его стали больше, а количество его сторонников и войск умножилось. Его прибытие туда совпало со смертью Ихтийар ад-Дина Занги. Он (Инандж-хан) потребовал от его преемника, чтобы тот предоставил ему харадж Насы за шестьсот восемнадцатый год (25.II 1221 — 14.II 1222) в качестве подмоги для снабжения присоединившихся к нему людей из войск султана. Тот добровольно или из страха согласился на это, и Инандж-хан собрал налог и распределил его между ними. Отсюда он отправился в Сабзавар ⁷¹, один из округов Нишапура, где [находился] Илчи-Пахлаван ⁷², захвативший здесь власть.

Инандж-хан стремился отнять у него Сабзавар, и они сошлись в сражении близ города. Битва закончилась поражением Илчи-/84/Пахлавана, и бегство привело его к Джалал ад-Дину, который тогда находился в глубине Индии. Могущество Инандж-хана усилилось, и власть его распространилась на самые отдаленные области всего Хорасана и на все остальное, уцелевшее от смут. [108]

Затем Куч-Тегин-Пахлаван, находившийся в Мерве и завладевший его остатками ⁷³, которые пощадила судьба, переправился через Джейхун в Бухару, неожиданно напал здесь на начальника отряда татар и убил его. Тогда пришла в движение присмиревшая было смута и разгорелась угасшая злоба. Они (татары) в количестве десяти тысяч всадников выступили против него и разбили его. Бегство привело его в Сабзавар, где находился Йекенгу, сын Илчи-Пахлавана ⁷⁴. Они оба остановились там и сговорились направиться в Джурджан и присоединиться к Инандж-хану, который в это время находился поблизости от него. Они прибыли к нему, а вслед за ними гнались татары. Оба они колебались между двумя желаниями: принять бой или бежать дальше — и меняли ход своих коней от шага до рыси. Они застали его (Инандж-хана) в ал-Халка — открытом пространстве между Джурджаном и Астрабадом, достаточно обширном для маневрирования и битвы.

Татары прибыли через два дня после них, и обе стороны выстроились в боевом порядке. Затем разгорелось горнило битвы и смешались подчиненные и возглавляющие. Были видны мечи, достававшие мозги из черепов, и копья, лизавшие кровь из сердец. Но вскоре поднялась туча пыли и скрыла предметы от глаз, так что нельзя было отличить копья от щитов. Из известных воинов и прославленных героев в этот день погибли за веру Саркангу ⁷⁵ и амир-ахур Кочидек, равные в ударах мечом и копьем. И окрасилась /85/ земля в цвет анемонов от разбрызганной крови шей и плеч. Наконец, подкосились ноги тюрок, и они частью попали в плен, а частью погибли. Инандж-хан, пришпорив коня и освободившись от [лишнего] груза, устремился в путь, пока не добрался до Гийас ад-Дина Пир-шаха, находившегося в Рее. Тот обрадовался его прибытию и признал его заслуги. Он постоянно оказывал ему почет, пока Инандж-хану не пришло в голову посвататься к его матери, что вызвало удаление от желаемого и имело последствием стыд и порицание.

Он (Инандж-хан) прожил после этого лишь несколько дней. Говорят, что к нему подослали кого-то, кто дал ему отравленную настойку и оставил его поверженным на его постели, а правда ли это — Аллах знает лучше. Он был похоронен в Ши'б Салмане в области Фарс, а это — известный мазар.

Сражение в Джурджане произошло в шестьсот девятнадцатом году (15.II 1222 — 3.II 1223). Я также присутствовал там, и превратности [109] войны забросили меня к испахбаду 'Имад ад-Дауле Нусрат ад-Дину Мухаммаду ибн Кабуд-Джама ⁷⁶, находившемуся в крепости Хумайун. Он принял меня с почетом, и я оставался у него несколько дней, пока дороги не стали безопасными и он не направил меня под охраной в мою крепость.

Рассказ о положении сына султана, владетеля Ирака Рукн ад-Дина Гурсанджти, и о том, что с ним произошло

Упомянутый присоединился к султану во время его отступления в Ирак. Бегство после поражения при Фарразине привело его к границам Кермана, на который распространялась его власть /86/ и где исполнялись его распоряжения. Он оставался здесь в течение девяти месяцев и вершил дела в землях Кермана, распоряжаясь по своему усмотрению его налогами и деньгами, пока его не охватило желание вернуться в Ирак. Здесь ему изменило счастье и разбилось его огниво. Он отправился туда, идя своими ногами навстречу гибели. Подъехав к Исфахану, он получил известие о том, что Джамал ад-Дин Мухаммад ибн Аи-Аба ал-Фарразини ⁷⁷ задумал захватить Ирак и собрал в Хамадане некоторое количество иракских тюрок, проходимцев, зачинщиков смут, таких, как Ибн Лачин Джа-кырджа, казначей (хазинадар) Айбек, Ибн Карагез, Hyp ад-Дин Джабра'ил, Ак-Сункур ал-Куфи, Айбек ал-Абдар и владетель Казвина Музаффар ад-Дин Баздар.

Однако случилось так, что в эти дни кади Исфахана Мас'уд ибн Са'ид выступил против него (Рукн ад-Дина), склонившись к дружбе с Джамал ад-Дином ибн Аи-Аба. Рукн ад-Дин вместе с находившимся здесь войском и сторонниками ра'иса Садр ад-Дина ал-Худжанди ⁷⁸ двинулся к кварталу кади, известному под названием Джубара. Он проливал кровь и убивал до тех пор, пока полностью не завладел им. А кади убежал в Фарс, укрывшись под покровительством атабека Са'да, который обеспечил ему безопасность, приютил его и облагодетельствовал. После этого Рукн ад-Дин решил идти в Хамадан, чтобы встретить там Джамал ад-Дина, принять меры предосторожности против него и скосить выросшую траву его зла. Войска его разбрелись по кварталам Исфахана, чтобы запастись пищей и одеждой и удовлетворить свою нужду в этом. Но сердца /87/ жителей его (Исфахана) были уже озлоблены против них из-за грабежа и [110] кровопролития, которые те учинили в квартале кади. Поэтому они закрыли городские ворота, взялись за ножи и убили многих из них на рынках и в лавках. Это подорвало силу и мощь Рукн ад-Дина, и окрепшая было его решимость ослабела.

А затем он отрядил своего двоюродного брата по матери Карши-бека, [а также] Тоган-хана, Куч-Буга-хана, эмира знамени (амир ал-'алам) ⁷⁹ Ирака Шамс ад-Дина для сражения с Ибн Ай-Аба ал-'Ираки. Когда расстояние между сторонами стало близким, Куч-Буга-хан вероломно перешел на сторону Ибн Ай-Аба, поступив неблагодарно по отношению к тому, кто поставил его во главе прекрасных воинов, кто, подобрав его ничтожным, сделал ханом. Из-за его предательства стали малодушными остальные военачальники и, не приняв боя, повернули обратно.

Рукн ад-Дин устремился к Рею и встретил здесь группу исмаилитских проповедников (ду'ат). Они призывали жителей Рея следовать их толку и прельщали их спасением, если они станут их приверженцами. Узнав о них, Рукн ад-Дин покончил с ними ⁸⁰.

Не успел он собраться здесь с силами, как пришла весть о том, что татары направляются к нему и намерены напасть на него. Тогда он скрылся в крепости Устунаванд и укрепился там ⁸¹. Эта крепость была хорошо защищена, крылья орлов были слабы, чтобы достигнуть ее высоты; при трудности доступа к ней она не нуждалась в стенах. Татары окружили ее и, как обычно при осаде подобных крепостей, возвели вокруг нее стену. Рукн ад-Дин и те, которые владели ею до него, считали, что взять ее, иначе чем измором, невозможно, и [то] после длительной осады, /88/ а хитростью или коварством ее не одолеть.

И он испугался лишь тогда, когда [услышал] крики проклятых [татар], раздавшиеся на заре вокруг его жилища. Причиной этого было то, что стража была размещена с тех сторон, откуда ожидали опасности и где можно было предполагать применение хитрости. Однако из виду были упущены места, на которых из-за их неприступности предшественники не считали нужным ставить стражу. В одном из этих мест татары обнаружили расщелину в стене, заросшую снизу доверху травой. Они сделали из железа длинные колья и ночью вбили их туда. Когда они вколачивали кол, то на него поднимался один из них и вбивал другой, выше того, а затем поднимался все выше, спускал веревку и поднимал других. Так они окружили дом, когда воины разошлись, и страж и привратник были бессильны. Перед ними распахнулась дверь, за которой было милосердие, а с наружной стороны — мучения. [111]

Он пожелал им доброй ночи, и был им постелью шелк,
    а пришел к ним утром — ложем их стала пыль.
И те из них, у кого в руках было копье,
    стали подобны тем, у кого руки окрашены хной ⁸².

Рукн ад-Дин был убит ими ⁸³, и, увы, не помогли ему ни роскошные одежды, ни прямой стан, ни облик, подобный луне, ни уважение к его величию и славе.

В день его смерти бану Нахбан были подобны
звездам небесным, [увидевшим], что полный месяц пал ниц ⁸⁴.

Когда к Джамал ад-Дину ибн Аи-Аба и бывшим с ним иракским эмирам пришла весть о том, что произошло с /89/ Рукн ад-Дином и его спутниками, его сердце затрепетало и он потерял голову. А те войска, что были в Хамадане, начали нашептывать ему со всех сторон, чтобы он поступил на службу к татарам и овладел с их помощью наследственным владением. Они толкали его на [путь] заблуждения, побуждая к невозможному, «наподобие сатаны: вот он сказал человеку: “Будь неверным! ”А когда тот стал неверным, он сказал: “Я отрекаюсь от тебя. Я боюсь Аллаха, Господа миров!” И завершением для них обоих было то, что они — в огне, вечно пребывая там. Таково воздаяние неправедным!» (Коран LIX, 16—17 (16—17))

И он вступил с ними в переписку, выказывая покорность, послушание и объявляя о своем подчинении. Татары прислали ему татарскую почетную одежду, известную злополучием и скроенную подлостью и позором. И он надел ее, выказывая им дружелюбие, и очернил свое лицо краской отступничества.

Татары, отправляясь в Хамадан, послали к нему и передали следующее: «Если ты верен тому, что заявлял о повиновении и дружбе к нам, то тебе надлежит явиться». Он явился к ним, доверяя данному ими договорному обязательству, но они бросили ему в лицо слова отказа от дружбы. И он устыдился того, что доверился коварным и «основал свою постройку на краю осыпающегося берега» (Коран IX, 110 (109)).

Убив его и бывших с ним иракцев, татары пришли в Хамадан. Их встретил ра'ис 'Ала' ад-Даула аш-Шариф ал-'Алави ⁸⁵. [Джамал ад-Дин] ибн Аи-Аба причинил ему много бедствий и заставил его отдать ему все деньги, которыми он владел, и лишил его их. Упомянутый ра'ис обещал татарам полное повиновение. Тогда татары поручили ему управление этим городом [и ушли]. Ведь они знали, что Джэбэ-нойан и [112] Сюбете-Бахадур, захватив Хамадан в начале выступления татар, вымели начисто богатства города и изгнали жителей оттуда, и не осталось там ни достатка, ни какой-либо защиты.

Рассказ о положении Гийас ад-Дина и его походе в Керман

Султан некогда определил Керман во владение своему сыну Гийас ад-Дину Пир-шаху. Однако он не успел добраться сюда до того, как был осажден Фарразин, о чем уже говорилось. И вот он вырвался из зубов несчастья в крепость Карун ⁸⁶, и владетель крепости эмир Тадж ад-Дин служил ему надлежащим образом. Так было, пока Рукн ад-Дин Гурсанджти не возвратился из Кермана в Исфахан и не послал ему [письмо], побуждая его к походу на Керман и уведомляя его, что эта область свободна от тех, кто мог бы сопротивляться, и очищена от тех, кто защищал бы ее или оспаривал [власть] в ней. Тогда Гийас ад-Дин направился в Исфахан, где находился Рукн ад-Дин, который оказал ему должные почести и обошелся с ним милостиво и внимательно. Через три дня он выступил на Керман и завладел им. Для него стала прозрачна вода [Кермана] и обильно потекло молоко его богатств. Его дело здесь становилось все более блестящим, в то время как положение Рукн ад-Дина в Ираке стало ухудшаться и закончилось его гибелью в крепости Устунаванд, о чем мы уже рассказывали.

Однако надежды на него (Гийас ад-Дина) оказались тщетными и ничтожными, а судьба превратила его достоинства в [их] противоположность, и людям почтенным и достойным была сообщена печальная истина.

Из-за него запнулись во ртах языки,
[споткнулись] посыльные на дорогах и каламы в письмах ⁸⁷.

Ирак превратился в поле для тех, кто стремился овладеть им, и лишился тех, кто мог быть противником для них.

К этому времени атабек Йиган Таиси ⁸⁸ вышел из места его заточения в крепости Сарджахан ⁸⁹. Причина /91/ его заточения в тюрьму была такова. Султан [Мухаммад] до этого назначил его на службу к своему сыну Рукн ад-Дину Гурсанджти, когда отдал ему во владение Ирак, с тем чтобы Йиган Таиси был его атабеком и служил ему. Вскоре Рукн ад-Дин пожаловался [113] своему отцу на наглость и надменность упомянутого. Он дал отцу понять, что если тот ослабит узду атабека и позволит ему действовать и поступать как угодно, то будет от него такое, чего потом не исправишь. Тогда султан разрешил ему схватить атабека, и он арестовал его и держал в заточении в крепости Сарджахан до тех пор, пока Ирак во время всех этих смут не лишился своих защитников и не стал открытым для жаждавших захватить его. В это время вали этой крепости Асад ад-Дин ал-Джувайни освободил его, так как прихоти [судьбы] были благосклонны к нему, а мнения об отвержении его стали считаться ошибочными. Затем к нему собрались отряды из иракцев и хорезмийцев, и благодаря им его плечи расправились, его клыки и когти стали острыми. Среди тех, кто присоединился к нему, были: мукта' Саве ⁹⁰ — Баха' ад-Дин Сакур, Джамал ад-Дин 'Умар ибн Баздар, эмир Кай-Хусрау, мукта' Кашана ⁹¹ — Hyp ад-Дин Джабра'ил, сын Hyp ад-Дина Кыран Хувана, Айдамир аш-Шами, мукта' Симнана — Кётек, Айдогды Келе, Тогрул ал-А'сар (Левша) и мукта' Караджа ⁹² — Сайф ад-Дин Гётйарук.

За это время Одек-хан ⁹³ успел захватить Исфахан. Гийас ад-Дин хотел склонить его сердце к себе и вовлечь его в свою партию и женил его на своей сестре Айси-хатун, чтобы упрочить его повиновение. Он откладывал ее свадьбу, пока для него не стала ясной неизвестная ему раньше вражда между упомянутым (Одек-ханом) и атабеком Йиганом Таиси: ведь оба они захватили две части Ирака. Над ними возобладал шайтан, и оба они не нашли иного пути, /92/ кроме раздора, и отказались от согласных действий. Атабек двинулся против Одек-хана, находившегося в Исфахане с семью тысячами всадников или около того, из числа иракских и хорезмийских тюрок. И когда Одек-хан узнал о походе атабека против него, он обратился к Гийас ад-Дину за поддержкой, а тот послал ему на помощь две тысячи всадников во главе с Даулат-Маликом. Но атабек опередил его и выступил до прибытия подкрепления Одек-хану. Они оба встретились в бою близ Исфахана. Одек-хан располагал малыми силами, и сражение закончилось тем, что он попал в плен. Атабек воздержался от убийства его из-за родственных связей с султаном и потому, что он отличался от своих сподвижников высоким саном.

Когда вино оказало свое действие на атабека и его друзей, он велел привести Одек-хана, и его доставили в зал пиршества, переполненный иракцами. Атабек оказал ему должные почести, встретил его стоя, с почетом и уважением. Однако его усадили ниже некоторых иракцев, что вывело его из себя. Фамильярное [114] обращение с ним, несмотря на [известную] его близость к султану, привело к тому, что он стал дерзким в речи по отношению к атабеку и вступил с ним в спор. Тогда атабек приказал покончить с ним, и он был задушен. Отрезвев, атабек раскаялся в том, что совершил, но было поздно: меч поразил безоружного.

Когда Даулат-Малик, отправленный из Кермана в подкрепление Одек-хану против атабека Йигана Таиси, узнал о сражении у ворот Исфахана, он натянул поводья и остановился там, куда прибыл. Он написал Гийас ад-Дину, сообщив, каково положение дел и почему он не бросился в пучину сражения. Тогда Гийас ад-Дин присоединился к нему, чтобы отомстить и смыть позор. Они сошлись для похода на Исфахан, где находился атабек Йиган Таиси. /93/ Кади города ⁹⁴ помирился с ним (Йиганом Таиси) или подчинился ему [вместе] с жителями своего квартала. Не подчинился ему лишь квартал ра'иса Садр ад-Дина ал-Худжанди ⁸⁵ из-за неутоленной мести и вражды между ним [и кади]. Гийас ад-Дин спешно отправился в Исфахан, а атабек утром оказался поблизости, еще раньше, чем был предупрежден об опасности, и [прежде], чем страх поразил его. Получилось так, как сказал Абу Фирас ⁹⁶:

О, как часто твердыни не устрашали меня [неприступностью стен],
    ведь я поднимался на них по развалинам с восходом зари.

Убедившись, что ему не избежать службы и не уклониться от повиновения, атабек пал ниц, когда увидел Гийас ад-Дина, испачкал лицо пылью и проявлял покорность свою всеми другими способами. И прекратилась в душе Гийас ад-Дина вражда, возникшая из-за того, что тот разрешил своим людям убить Одек-хана. Он выдал за Йигана Таиси замуж свою сестру Айси-хатун и сыграл свадьбу. Однако сопровождавшие его эмиры отнеслись к этому враждебно: они покинули его лагерь и избегали общения с ним до тех пор, пока Гийас ад-Дин не послал к ним нескольких послов с предложением о перемирии и отказе от взаимной вражды. Тогда у них отпало подозрение, они перестали замышлять разрыв и стремиться [к этому]. Вернувшись к службе, они выказали послушание и искреннюю поддержку, за исключением Айдамира аш-Шами ⁹⁷, которого судьба привела к атабеку Узбеку, правителю Азербайджана, где он и погиб.

Гийас ад-Дин утвердился в Ираке, и его власть распространилась на Хорасан и Мазандаран. Он отдал весь Мазандаран в качестве икта' Даулат-Малику, который укрепил здесь свое владычество. Йиган Таиси [занял] Хамадан с его областями и [115] округами, и его господство распространилось здесь повсюду. Каждый из них обоих занялся управлением в своей области, упорядочивая свои дела и взимая подати с них.

Когда /94/ Даулат-Малик вернулся на службу к Гийас ад-Дину, мощь последнего усилилась и он совершил поход на Азербайджан, где правителем был атабек Узбек ибн Мухаммад ибн Ильдегиз. Гийас ад-Дин предпринял набег на город Марагу ⁹⁸ и другие владения атабека, примыкающие к Ираку, и остановился в Учане ⁹⁹. К месту его пребывания неоднократно прибывали послы Узбека, добиваясь мира, чтобы откупиться от жаркого сражения и горького зла. Он выдал за Гийас ад-Дина княгиню (малику) ал-Джалалийу, правительницу Нахичевана. После того как основы согласия были укреплены, Гийас ад-Дин возвратился в Ирак.

Комментарии

1 В гл. 11 ан-Насави пишет, что наубу Зу-л-Карнайна отбивало 27 человек. А перечень их имен, следующий далее, наводит на мысль об ошибке в тексте. Вместо «двенадцать» следует, как видно, читать «двадцать два».

1 Ранее (см. примеч. 81 к гл. 11) речь шла об одном сыне.

3 См. примеч. 84 к гл. 11.

4 См. примеч. 83 к гл. 11.

5 Сугнак (Сыгнак) — город на берегу Сырдарьи. Развалины находятся в 18 км к северу от станции Тюмень-Арык (Казахстан).

6 О садрах из рода Бурхан см. примеч. 90 к гл. 11. Об умерщвлении перечисленных лиц см. также: ал-Джувайни, 2, с. 466; Ибн Халдун, с. 240.

7 Бартольд. Сочинения, 3, с. 131: «На полпути между Ашхабадом и Кызыл-Арватом лежат руины города Дуруна, который в начале XIII в. получил имя Языр от живущих там туркменских племен». Развалины находятся близ станции Бахарден.

8 Вместе с Теркен-хатун из Хорезма выехал ее вазир Низам ал-Мулк Насир ад-Дин Мухаммад ибн Салих (ал-Джувайни, 2, с. 466). См. примеч. 87 к гл. 11.

9 Крепость Илал была расположена в верховьях р. Сари (Теджен) в области Дуданга в Табаристане. См.: Hudud, с. 77. По ал-Джувайни (2, с. 466), Теркен-хатун отправила часть семьи султана и сокровища в крепость Лариджан (ок. 80 км к с-в от Тегерана, в горах Демавенда).

10 Согласно Ибн ал-Асиру (9, с. 335), Теркен-хатун была взята в плен в 617 г. х. (1220 г. ). Вместе со всей свитой она была отправлена к Чингиз-хану в Талакан. Когда они предстали перед Чингиз-ханом, то вазир Насир ад-Дин был подвергнут пытке, а все дети хорезмшаха были умерщвлены. См.: ал-Джувайни, 2, С. 467—468; ср.: Бартольд. Сочинения, 1, с. 497—498; Kafesoglu, c. 270—271. Чингиз-хан, отправляясь в Монголию, остановился на несколько дней в Самарканде. Выезжая оттуда, «он приказал Теркен-хатун, матери султана Мухаммада, и его женам выйти вперед и громко оплакивать государство [хорезмшахов], пока монгольские войска не пройдут перед ними» (Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 226). Теркен-хатун была привезена в Каракорум, где умерла в 630 г. х. О ее положении в монгольской столице см. также: ал-Джувайни, 2, с. 468; Ибн Халдун, c. 240.

11 Сарханг (перс. ) — воинский чин командира крупного отряда (в несколько сот человек). В армии хорезмшахов — командир отряда в 500 всадников.

12 По ал-Джувайни, две дочери хорезмшаха были отданы Джагатаю. Одну из них он сделал своей наложницей, а другую отдал своему вазиру Кутб ад-Дину Хабашу. Из доставшихся Огедею и Толи дочерей султана одна была отдана хаджибу ал-'Амиду.

13 Хан-Султан, дочь хорезмшаха, была выдана замуж за правителя Самарканда султана 'Усмана весной 597 г. х. О ней см. также гл. 85.

14 По другому сообщению (ал-Джувайни, 1, с. 126), Хан-Султан была отдана красильщику в Имиле (средневековый город в бассейне р. Или, близ совр. Чугучака). Красильщик женился на ней и прожил с ней до самой смерти.

15 При изучении истории государства Хорезмшахов периода правления султана Мухаммада отчетливо видна главенствующая роль его матери Теркен-хатун, чьи распоряжения и советы Мухаммад выполнял беспрекословно. В государстве сложилась своего рода диархия — абсолютным владыкой считался Мухаммад — хорезмшах и султан, но в действительности он был в полном подчинении своей матери. Наличие у нее собственного дивана ал-инша' говорит о ее независимом положении в решении вопросов государственного характера. После неудачного похода на Багдад хорезмшах обосновался в Самарканде, куда перенес свою резиденцию, а в столице государства — Гургандже — осталась Теркен-хатун со своим двором. Она имела также собственные владения икта'. См.: ал-Джувайни, 2, с. 466; Буниятов. Хорезмшахи, с. 87.

16 См. примеч. 141, 156 и 157 к гл. 16.

17 Келиф — город, расположенный на обоих берегах Амударьи. См.: ал-Козвини. Нузхат, С. 153; Бартольд. Сочинения, 1, с. 130—131. В списках Сират название города передается как Кутлуф. В каирском издании сочинения Х. Хамди в примечании к названию пишет: «Кутлуф — городок в Хорасане, между городами Балх и Мерв» (ан-Насави, Хамди, с. 100).

18 «Купол ислама в Восточных странах и Город мира (т. е. Багдад) этих стран» — Бухара, по ал-Джувайни (1, с. 102) и Рашид ад-Дину (пер., 1/2, с. 205), была осаждена монголами «в первых числах мухаррама 617 г. х. » (первая половина марта 1220 г. ). См.: Бар Эбрей, 2, с. 505: «в первом месяце 617 года арабов». Однако современники событий — Ибн ал-Асир (9, с. 332) и ал-Джузджани (1, с. 274; 2, с. 976) —дают более точную дату начала осады Бухары — месяц зу-л-хиджжа 616 г. х. (февраль 1220 г. ).

По сообщению источников, военачальники, бывшие в Бухаре (примеч. 144 к гл. 16), после трех дней осады приняли решение покинуть город и, прорвав кольцо монгольских войск, уйти в Хорасан. Однако монголы быстро настигли отступающие в беспорядке войска бухарского гарнизона и перебили большую часть их. Спасся только Инандж-хан, который успел переправиться через Аму-дарью. Оставшиеся без защитников горожане решили сдать город монголам. К Чингиз-хану была послана делегация во главе с кади Бадр ад-Дином Кади-ханом, и во вторник 4 зу-л-хиджжа 616 г. х. (10 февраля 1220 г. ) город был захвачен монголами. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 332. По ал-Джузджани (1, с. 274), Бухара была взята 10 зу-л-хиджжа (16 февраля). Согласно данным Юань ши, Бухара была взята монголами в третью луну года гян-гэна (5. IV—3. V 1220 г. ). См.: Мункуев, с. 99, примеч. 59.

Часть горожан и войск (по Ибн ал-Асиру — 400 воинов) укрылась в цитадели и сопротивлялась еще 12 дней. Город был разрушен и сожжен, часть жителей была перебита, а часть угнана к Самарканду и другим городам Хорезма, где монголы использовали их при осаде. Чингиз-хан назначил правителем захваченной Бухары баскака Таушу.

Подробно об осаде Бухары и действиях монголов в городе см.: Ибн ал-Асир, 9, С. 332—333; ал-Джувайни, 1, с. 97—109; Бар Эбрей, 2, с. 505—506; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, С. 203—206; ср.: Бартольд. Сочинения, 1, с. 476—478; Kafesoglu, с. 261—264.

19 Баб ал-Абваб (Дербенд) — совр. Дербент.

20 Море Кулзум — Каспийское море.

21 Му'тозилиты — теологическое направление в исламе, связанное с умозрительной философией, в том числе атомистическим учением.

22 Покинув берега Амударьи, хорезмшах Мухаммад направился в Ирак. По пути его пытались убить его спутники — родственники Теркен-хатун из племени Уран. Однако он был предупрежден и бежал в Нишапур с несколькими телохранителями (Ибн ал-Асир, 9, с. 334; ал-Джувайни, 2, с. 109; ал-Джузджани, 1, с. 277; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 209—210). По пути в Нишапур хорезмшах остановился в крепости Калат, в округе Туса, но вскоре покинул ее и 12 сафара 617 г. х. (18. IV 1220 г. ) прибыл в Нишапур (см.: ал-Джувайни, 1, с. 171; 2, С. 379). По ал-Джувайни (2, с. 381), хорезмшах находился в Нишапуре до четверга 7 раби' I 617 г. х. (12. V 1220 г. ).

23 Тадж ад-Дин 'Умар ал-Бистами — один из шести назначенных хорезмшахом вакилдаров. См. примеч. 128 к гл. 13.

24 Бистам — город у отрогов Эльбурса. См.: Йакут, 2, с. 180—181.

25 Ардахн (Ардахин, Ардахан) — крепость в горах между Демавендом и Мазандараном, в трех днях пути от Рея. См.: Йакут, 1, с. 189; Бартольд. Сочинения, 1, с. 489.

26 После Нишапура хорезмшах, преследуемый отрядами Джэбэ-нойана и Сюбете-Бахадура, метался от одного города к другому и от одной крепости к другой, но везде встречал холодный прием у местных правителей, которых предостерегал письмами Чингиз-хан. Близ крепости Фарразин хорезмшах встретил сына Рукн ад-Дина с 30-тысячным отрядом войск. Отсюда они направились к крепости Карун (на одноименной горе между Реем и Табаристаном), где он оставил часть своего гарема. Отсюда он добрался до крепости Сарджахан (в Гиляне; см.: Йакут, 5, с. 64), где оставался в течение семи дней, после чего отправился к Исфизару (или Устундару; см.: Йакут, 1, с. 231), а затем у Амуля вышел к Каспийскому морю. См.: ал-Джувайни, 2, с. 381—385; ал-Джузджани, 1, с. 276—277; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 210—213; ср.: Бартольд. Сочинения, 1, с. 489 и сл. ; Kafesoglu, c. 279 и сл. Как видно из текста Сират, ан-Насави дает иное описание бегства хорезмшаха.

27 Даулатабад — селение в округе Рея.

27а Джил — совр. Гилян.

28 Мазандаран (совр. Мазендеран) — историческая область, более известна под названием Табаристан. В настоящее время одна из прикаспийских провинций в Северном Иране. См.: Бартольд. Сочинения, 7, с. 215—225.

29 Вероятно, это было село Дабуйе (или Дабуйи), близ Амуля. См.: ал-Джувайни, 2, с. 385.

30 Рукн ад-Дин Кабуд-Джама — правитель одноименного округа. См. примеч. 22 к гл. При монголах Рукн ад-Дин и его сын 'Имад ад-Даула Нусрат ад-Дин продолжали оставаться испахбадами округа Кабуд-Джама. См.: ал-Джувайни, l, C. 338, 351; 2, с. 486, 487, 542.

31 В. В. Бартольд (Сочинения, 1, с. 493) предполагает, что это был остров Ашур-Адэ (совр. Ашурада), расположенный близ города и гавани Абескуна (Абаскуна), у устья р. Горган. Ибн ал-Асир по этому поводу пишет (9, с. 334): «Он (хорезмшах) достиг гавани моря Табаристана, известной по имени Бар Сакун. У него там была крепость в море. Едва он и его спутники поднялись на корабли, появились татары, но они успели выйти в море». См. также: Ибн Халдун, с. 385.

32 Тадж ад-Дин ал-Хасан — мукта' Астрабада, второго по величине города области Джурджан, в 30 км к ю-в от Каспийского моря. См.: Йакут, 1, с. 224.

33 По ал-Джувайни (1, с. 279), хорезмшах Мухаммад умер в 617 г. х. Раверти же (см.: ал-Джузджани, 1, с. 277—279, примеч. 5) без указания источника датирует его смерть шаввалем 617 г. х. (29. XI—27. XII 1220 г. ). Очевидно, эта дата все же вероятна, ибо в «Стеле» Сун Цзы-чжэня и в «Биографии Елюй Чуцая» в Юань ши («История династии Юань» — официальной истории монголов, составленной в 1369 г., — Бартольд. Сочинения, 1, с. 93) говорится: «Когда зимой в году гян-гэн (6. II 1220—24. I 1221) раздался раскат грома и его величество [Чингиз-хан] спросил об этом [явлении], его превосходительство [Елюй Чуцай] сказал [ему]: “Со-ли-тань (т. е. султан Мухаммад) умрет в дикой местности!” Впоследствии действительно случилось так». См.: Мункуев, с. 70, 99, 186. Ибн ал-Асир (9, С. 334) говорит только, что хорезмшах умер в крепости на этом острове. Бар Эбрей пишет (2, с. 516): «В 620 году арабов (4. II 1223—23. I 1224) султан 'Ала' ад-Дин заперся в укрепленной крепости на берегу Гирканского моря и отдал душу всевышнему».

34 Чавуш — вестовой, младший воинский чин, выполняющий различные поручения (см.: ДТС, с. 142).

35 Ас-Суйути (с. 113) упоминает, что хорезмшах был завернут в саван слугой по имени Шаш ал-Фарраш. Это Мукарраб ад-Дин, о котором см. примеч. 14 к гл. 85.

36 Шихаб ад-Дин Абу Са'д ибн 'Имран ал-Хиваки — один из выдающихся деятелей государства Хорезмшахов — «столп веры и твердыня царства» (см.: ал-Козвини Закарийа', с. 529; ал-Джувайни, 1, с. 322). Когда в рамадане 600 г. х. (3. V—1. VI 1204 г. ) владетель Гура Шихаб ад-Дин Мухаммад ал-Гури (1203—1206) осадил столицу хорезмшахов Гургандж, имам Шихаб ад-Дин ал-Хиваки призвал жителей на защиту города. В 617 г. х., когда хорезмшах Мухаммад после убийства монгольских купцов созвал в Самарканде военный совет, то Шихаб ад-Дин ал-Хиваки, с мнением которого хорезмшах считался, предложил ему собрать все свои войска и напасть на уставших монголов, но Мухаммад, как мы видели, отклонил этот полезный совет. См.: Ибн ал-Асир, 9, с. 331.

37 Население Хивы, откуда происходил Шихаб ад-Дин ал-Хиваки, придерживалось шафиитского мазхаба ислама, тогда как жители других городов государства Хорезмшахов были ханафитами.

Имам Абу 'Абдаллах Мухаммад ибн Идрис аш-Шафи'и (ум. в 820 г. ) — основатель мазхаба шафиитов.

38 'Имад ад-Дин Мухаммад ибн 'Умар ибн Хамза ан-Насави — один из представителей семейства ра'исов, правивших городом Наса (ум. в 1201 г. ). См.: ал-Казвини Закарийа', с. 465.

Другим представителем этого рода является сын упомянутого — Насир ад-Дин Са'ид. Упоминаемый в главах 28, 30, 31 Ихтийар ад-Дин Занги ибн Мухаммад ибн 'Умар ибн Хамза — второй сын 'Имад ад-Дина. В главах 29 и 45 говорится о Нусрат ад-Дине Хамзе ибн Мухаммаде ибн 'Умаре ибн Хамзе — двоюродном брате Ихтийар ад-Дина. См.: Ибн Халдун, с. 251.

39 Гиштасп (Гистасп, Виштасп) — в данном тексте правитель персов Дарий I (522—486 до н. э. ).

40 Тогачар-нойан — зять (кюреген) Чингиз-хана. В. В. Бартольд идентифицирует его с Токучаром (или Токочаром) из «Сокровенного сказания» (§ 257) и Рашид ад-Дина (пер., 1/2, с. 220). См.: Бартольд. Сочинения, 1, с. 491. Подробности см. у Дж. А. Бойля (ал-Джувайни, 1, с. 174—175, примеч. 11).

41 Берке-нойана В. В. Бартольд (Сочинения, 1, с. 491, примеч. 6) идентифицирует с Берке из племени джалаиров, который, по Рашид ад-Дину, сопровождал Джэбэ и Сюбете в их большом походе, но умер «на том берегу реки», т. е. на восточном берегу Амударьи. См.: Рашид ад-Дин, Березин, 7, с. 52.

42 Устува (Усту) — один из округов Хорасана с главным городом Хабушан (совр. Кучан). См.: Йакут, 1, с. 225; 3, с. 398.

43 Монголы перед Нишапуром в первый раз появились в ноябре 1220 г. Однако город оказал сопротивление, и монголы отступили. В сражении был убит Тогачар-нойан. Второй штурм Нишапура монголы начали в среду 7 апреля 1221 г., стены города были пробиты в пятницу 9-го, и в субботу 10 апреля город был взят. Подробности сражения за Нишапур см.: ал-Джувайни, 1, с. 169 и сл. Дата окружения Нишапура монголами, приводимая ан-Насави (конец 618 г. х., т. е. приблизительно декабрь 1221 — январь 1222 г. ), слишком далека от событий.

44 Хорезмского авантюриста 'Али Кух-и Даругана В. В. Бартольд (Сочинения, 5, с. 500) и Дж. А. Бойль (ал-Джувайни, 1, с. 124, примеч. 6) отождествляют с сипахсаларом 'Али Дуругини. Однако поведение первого в Хорасане совсем не вяжется со званием сипахсалара, т. е. командующего войсками, по крайней мере в масштабе провинции. Это мог быть также вождь племенных войск (см., например: Horst, с. 23, 39, 42, 110, 113, 116, 117—118 и т. д. ). Возможно, здесь совпадение имен двух разных людей. Ср.: Kafesoglu, с. 271, примеч. 169.

О событиях в Хорезме в это время см.: ал-Джувайни, 1, с. 123 и сл. ; 2, с. 401.

45 Так переводим слово 'аййар — «проходимец», «баламут». Однако 'аййары городов Ирана и Средней Азии были организованы в своеобразные отряды или братства с особым кодексом чести и поведения. См.: Беленицкий, с. 331—346; Большаков, с. 283—286.

46 Мушриф (производное от ашрафа — «наблюдать», «надзирать») — чиновник, служивший в финансово-контрольном управлении (диван ал-ишраф). См.: Horst, C. 38—39, 51—53.

47 Прозвище Шараф ад-Дина — Кёпек (Пёс) имеет написание кбк только в рук. В. В рук. P вторая буква в слове точки не имеет; в издании О. Удаса — кйк. В. В. Бартольд (1, с. 499, примеч. 4) считает, что «слово искажено в тексте Насави», и полагает, что должно быть вакил. У И. Кафесоглу (с. 271, примеч. 166) — вакил-и дар. Чтение Кёпек допустимо, ибо у Ибн Биби (с. 134—135, 177, 188, 191—200) встречается имя Са'д ад-Дин Кёпек. Ср. Кётек — мукта' Симнана в гл. 33.

48 О заговоре против Джалал ад-Дина см.: ал-Джувайни, 2, с. 402—403; ал- Джузджани, 1, с. 286; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 214.

49 Сподвижник Джалал ад-Дина Манкбурны — Дамир-Малик — возглавлял оборону Ходженда против монголов. Не удержав города, Дамир-Малик с тысячью воинов укрепился на острове посреди Сырдарьи. Совершая смелые вылазки, Дамир-Малик (ал-Джувайни сравнивает его подвиги с подвигами героя Шах-наме Рустама) нанес монголам большой урон. Однако из-за отсутствия оружия и припасов Дамир-Малик был вынужден покинуть остров и на лодках уйти вниз по реке. Преследуемый монголами, Дамир-Малик потерял всех своих воинов, но сумел уйти и присоединиться к Джалал ад-Дину, с которым находился до его последних дней. Подробности осады Ходженда и дальнейшей судьбы Дамир-Малика см.: ал-Джувайни, 1, с. 91—95; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, С. 201—203. См. также недавно вышедший исторический роман узбекского писателя Мирмухсина «Темур-Малик» (Таш., 1986).

50 Личность Низам ад-Дина ас-Сам'ани идентифицировать не удалось. Возможно, он происходил из семьи известных мервских ученых, носивших эту нисбу. См.: ас-Субки, 1, с. 56, 186.

51 Пословица, восходящая к бейту неизвестного поэта доисламского периода. См.: ал-Хамадани, с. 252.

52 Личность этого монгольского военачальника установить не удалось. Однако он может быть одним из нойанов отряда Тогачара, штурмовавшего Насу.

53 Шахристана — город, находившийся а одном фарсахе севернее Насы. См.: Йакут, 5, с. 315—316.

54 Фарава, упоминаемая арабскими географами, предположительно идентифицируется с совр. Кызыл-Арватом. См.: Hudud, с. 133: «Фарава — рабат, расположенный на границе между Хорасаном и Дихистаном, на краю пустыни. Это пограничный пост против гузов». См.: Йакут, б, с. 325—326.

55 Двустишие из поминальных стихов Абу Таммама (ок. 805—846), посвященных одному из военачальников халифата, Мухаммаду ибн Хумайду ат-Туси, погибшему в 829 г. в войне с Бабеком (см.: Абу Таммам, с. 320).

56 По ал-Джувайни (2, с. 402—403), Узлаг-шах и Ак-шах были взяты монголами в плен и казнены через два дня. Рашид aд-Дин, пер., 1/2, с. 214: «Монголы, не зная, что это царевичи, перебили их со всеми людьми, которые были с ними».

57 Хасан (ок. 624—669) и Хусайн (убит в 680 г. ) — сыновья четвертого праведного халифа 'Али ибн Абу Талиба (656—661).

57а См. примеч. 38 к гл. 22.

58 Мискал — 24 карата — 4,68 г (Хинц, с. 13). Судя по цене, камни весили не три или четыре мискаля, а во много раз больше. У М. Минуви (ан-Hacaвu, Минуви, с. 90): «. . . вес каждого из них — три тысячи мискалей стоимостью тридцать динаров или меньше», что маловероятно.

59 Согласно ал-Джувайни (2, с. 403), Джалал ад-Дин оставался в пригороде Нишапура Шадйахе два или три дня и выехал в Газну 15 зу-л-хиджжа 617 г. х. (10. II 1221 г. ). Рашид ад-Дин (пер., 1/2, с. 214) сообщает, что Джалал ад-Дин пробыл в Шадйахе три дня, занимаясь приготовлениями к пути.

60 О деятельности Му'аййид ал-Мулка Кавам ад-Дина см. гл. 12.

61 Ал-Фаркадан — букв. «два теленка», две звезды в созвездии Малой Медведицы; ал-Джауза' — созвездие Близнецов.

62 По ал-Джувайни (2, с. 404), Джалал ад-Дин ушел из Заузана из-за враждебной встречи жителями, которые заявили, что если монголы нападут на него с одной стороны, то они, в свою очередь, забросают его камнями со стен крепости. Ср.: «И когда пришли к жителям селения, то попросили пищи, но те отказались принять их в гости» (Коран XVIII, 76).

63 Существовало три Талакана: Талакан (совр. Таликан) в Бадахшане; второй Талакан, разрушенный Чингиз-ханом, находился между Балхом и Мерв ар-Рудом (см.: ал-Джувайни, 1, с. 132); третий Талакан был близ Казвина. Здесь речь идет о Талакане бадахшанском.

64 Двоюродный брат Джалал ад-Дина, вали Герата Амин-Малик (у Ибн ал-Асира — Малик-хан; ал-Джузджани — «Малик-хан, который ранее носил имя Амин-и хаджиб»; в «Сокровенном сказании» и у Рашид ад-Дина — Хан-Мелик; ал-Джувайни — Амин-Малик, Йамин-Малик и Йамин ал-Мулк) был главой тюрок Канглы. Его дочь была замужем за Джалал ад-Дином.

Во время бегства хорезмшаха 'Ала' ад-Дина Мухаммада Амин-Малик, видя гибель государства, подчинился Чингиз-хану и получил от него ярлык. Вторгнувшиеся в Хорасан отряды Джэбэ и Сюбете получили приказ не грабить владения Амин-Малика. Однако двигавшиеся следом за основными силами монголов отряды Тогачар-нойана, нарушив запрет, занялись мародерством и встретили упорное сопротивление. Хотя Амин-Малик и сообщил Чингиз-хану о происшедшем, все же он, боясь гнева Чингиз-хана, ушел со своим 10-тысячным отрядом к Газне, тем более что к этому моменту он узнал о прибытии туда Джалал ад-Дина (см.: ал-Джувайни, 1, с. 287; Сокровенное сказание, § 257; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, С. 220—221).

Герат — один из главных городов средневекового Хорасана, ныне в Афганистане. В 1221 г. был разрушен монголами, восстановлен в 1236 г.

65 Систан (Сиджистан, Сеистан) — в средние века обширная область на территории Ирана и Афганистана. Совр. Сеистан — пограничная с Пакистаном область на ю-в Ирана в составе провинции Керман. Подробнее см.: Бартольд. Сочинения, 7, с. 83—101.

66 Кандахар (совр. Кандагар) — город в Афганистане. См.: Йакут, 7, с. 167—168 (Кундухар).

67 О сражении у Кандахара сведений в других источниках нет. Ибн ал-Асир (9, с. 343) отмечает победу мусульман над монголами в трехдневном сражении в местности Балк, в округе Газны.

68 Вероятно, имеется в виду сочинение Ибн Хордадбеха.

69 О событиях в Бухаре до и после ее взятия монголами см. примеч. 44 к гл. 16 и примеч. 18 к гл. 20.

70 Абивард (Бавард) был расположен близ современного села Абивард, в 8 км от станции Каахка (Туркмения). См.: Йакут, 1, с. 102.

71 Сабзавар — город в Хорасане, по дороге из Нишапура в Рей.

72 Илчи-Пахлаван — один из военачальников Джалал ад-Дина. О нем см. также: ал-Джувайни, 2, с. 421, 427; Рашид ад-Дин, пер., 1/2, с. 241, 243.

73 Мерв был взят монголами 1 мухаррама 618 г. х. (25. II 1221 г. ). Правителем города монголы назначили эмира Дийа' ад-Дина 'Али, а шихной — монгола Бармаса.

13 рамадана 618 г. х. (31. X 1221 г. ) жители Мерва восстали и изгнали Бармаса. Дийа' ад-Дин не принял сторону восставших, и, как только в город прибыл Куч-Тегин-Пахлаван, он ушел с монголами в крепость Мург. Куч-Тегин-Пахлаван восстановил стены Мерва и плотину на р. Мургаб, а затем ликвидировал Дийа' ад-Дина 'Али. Вскоре монголы подавили восстание, и Куч-Тегин-Пахлаван с тысячным отрядом покинул Мерв, но был настигнут монголами у села Сангбаст и разбит. Самому Куч-Тегину удалось спастись и бежать в Сабзавар. См.: ал-Джувайни, 1, с. 163—166. См. примеч. 36 к гл. 61, а также гл. 73.

74 Чтение имени сына Илчи-Пахлавана условно. У ал-Джувайни (1, с. 158, 164, 167) вместо Илчи-Пахлавана и его сына фигурируют Пахлаван Абу Бакр Дивана и его сын Шамс ад-Дин. В остальном изложение событий у нашего автора совпадает с рассказом о событиях у ал-Джувайни. Только вместо Сабзавара у ал-Джувайни Сарахс.

75 Не является ли этот Саркангу тем же лицом, что и Йекенгу, т. е. сыном Илчи-Пахлавана?

76 О правителях округа Кабуд-Джама см. гл. 7 и 21.

77 Малик ал-умара' Джамал ад-Дин Улуг Бар-бек Аи-Аба ал-Фарразини был мудаббиром последнего атабека Азербайджана — Узбека (1210-11—1225). Джамал ад-Дин Мухаммад ибн Аи-Аба ал-Фарразини, о котором идет речь, является его сыном.

78 Рукн ад-Дин Мас'уд ибн Са'ид ибн Мухаммад ибн 'Абд ар-Рахман был наследственным кади Исфахана. Его отец, Са'ид ибн Мухаммад, был известным ханафитским факихом (Ибн ал-Джаузи, 9, с. 160).

Наследственными ра'исами Исфахана были и представители рода ал-Худжанди. Между двумя этими родами существовала постоянная вражда и борьба за господствующее положение среди городского населения. Этим обстоятельством всегда пользовались династы или завоеватели, которые, исподволь разжигая эту вражду, довольно легко овладевали Исфаханом. О борьбе этих родов существует множество сообщений в сочинениях средневековых авторов. См.: ар-Раванди, 1, с. 155; 2, С. 399; ал-Исфахани 'Имад ад-Дин, с. 142—143, 219—221, 243—244, 252; ал-Казвини Закарийа', с. 198, 301; 'Ауфи, 1, с. 266—268, 354—356; ал-Джувайни, 2, с. 475. См. также гл. 33, 42 и 59.

79 О должности эмира знамени см.: ал-Калкашанди, 4, с. 8.

80 Рукн ад-Дин Гурсанджти, по ал-Джувайни, находился в Рее два месяца, а по Рашид ад-Дину — «некоторое время».

81 По ал-Джувайни и Рашид ад-Дину, Рукн ад-Дин укрылся в крепости Фирузкух, которая также считалась неприступной.

82 Двустишие поэта ал-Мутанабби (915—965). См.: ал-Мутанабби, с. 384. Приводится также в гл. 106.

83 Крепость Устунаванд осаждалась монголами шесть месяцев. Монголами командовали нойаны Таймас и Тайнал. После падения крепости Рукн ад-Дин вместе с оставшимися в живых защитниками был доставлен к монголам, которые предложили ему преклонить перед ними колена. После отказа Рукн ад-Дин и его сподвижники были убиты. Был убит также атабек и вазир Рукн ад-Дина — 'Имад ал-Мулк Мухаммад ас-Сави. См.: ал-Джувайни, 2, с. 436, 475—476.

84 Стих Абу Таммама. См.: Абу Таммам, с. 320.

85 Ра'ис Хамадана 'Ала' ад-Даула аш-Шариф ал-'Алави подчинился подошедшим к городу монголам и послал им коней, одежду, пищу, скот и вино. Монголы назначили его шихной города, однако Джамал ад-Дин ибн Ай-Аба сместил его и захватил власть в Хамадане. 'Ала' ад-Даула был заточен в крепость Гирит (Кал'а Гирит), которая находилась в Северном Луристане (к югу от совр. Хорремабада). См.: ал-Джувайни, 1, с. 147—148. 'Ала' ад-Даула был потомственным ра'исом Хамадана. Его дед Абу Хашим Зайд ибн ал-Хасан ал-Хусайни ал-'Алави был ра'исом города 47 лет (до марта 1108 г. ). Его же дед по матери ас-Сахиб Абу-л-Касим ибн 'Ибад владел огромными богатствами. Во время одной из конфискаций сельджукский султан Мухаммад (1105—1118) отобрал у него 700 тысяч динаров. См.: Ибн ал-Асир, 8, с. 258; Ибн ал-Джаузи, 9, с. 160.

86 См. примеч. 26 к гл. 21.

87 Бейт ал-Мутанабби из стихов, посвященных сестре правителя Халеба Сайф ад-Даула ал-Хамдани (944—967). См.: ал-Мутанабби, с. 386.

88 Йиган Таиси был дядей Гийас ад-Дина Пир-шаха по матери и его атабеком. Об их взаимоотношениях см. также: Ибн ал-Асир, 9, с. 351.

89 Крепость Сарджахан была расположена между Занджаном и Тарумом, по дороге в Гилян. См.: ал-Казвини. Нузхат, с. 69.

90 Саве — город между Реем и Хамаданом. Был разрушен монголами, которые перебили все его население. См.: Йакут, 5, с. 21—22; ал-Казвини Закарийа', С. 283—284, 386—389; ал-Казвини. Нузхат, с. 67—68.

91 Кашан—город между Кумом и Исфаханом. См.: Йакут, 7, с. 13; ал-Казвини Закарийа', с. 432—433; ал-Казвини. Нузхат, с. 71—72.

92 Карадж — город на полпути между Хамаданом и Исфаханом. См.: Йакут, 7, с. 230.

93 Установить личность Одек-хана не удалось. Однако далее ан-Насави говорит о нем как об одном из амир-ахуров хорезмшахов. См.: ал-Калкашанди, 5, С. 460—461.

94 Здесь имеется в виду кади Исфахана Рукн ад-Дин Мас'уд ибн Са'ид. См.: примеч. 78 к гл. 32.

95 См. примеч. 78 к гл. 32.

96 Абу Фирас ал-Хамдани (932—967) — двоюродный брат владетеля Халеба Сайф ад-Даула ал-Хамдани. Автор стихотворного дивана и известных касид ар-Румийат.

97 В рукописи ошибка: не Айдамир аш-Шами, а Айбек аш-Шами. Об этих событиях см.: Ибн ал-Асир, 9, с. 351.

98 Марага (совр. Мераге) — город в Южном Азербайджане.

99 Учан — город в Южном Азербайджане.