МУХАММАД-КАЗИМ

НАДИРОВА ИСТОРИЯ

ТА'РИХ-И 'АЛАМАРА-ЙИ НАДИРИ

Поднятие знамени государем-мирозавоевателем с целью завоевания Индии и овладение городом Газни

...Итак, государь-мирозавоеватель и владыка эпохи в месяце сафаре 1151 года (21 мая - 18 июня 1738 г) направил поводья намерения к завоеванию Индии.

Пройдя этапы и переходы, он пришел в Карабаг, один из подчиненных Газни округов ¹. В это время прибыло несколько шпионов из окрестностей крепости Захак-и Мардуш ², города Лагмана и аймаков Хезареджата; они доложили высочайшей /88б/ особе (Буквально: “небеснопрестольному порогу”), что так как до этого был отдан непреложный приказ, чтобы газии ³ и племенные вожди (сархайл), питая надежду, прибыли к халифскому дворцу ⁴ - то, получив могущественный указ, эти люди, упорствуя и не подчиняясь, возмутились. Что касается Мир-Хушай-султана хезарейца, который является одним из знатных и известных людей хезарейского племени, то священной особе доложили, что, если к нему будет послано несколько умеющих говорить людей с могущественным указом государя-мирозавоевателя, может быть, вступив на путь единства, искренности и преданности, он прибудет к мирозавоевателю.

Когда счастливец эпохи услышал о неподчинении и упорстве того испорченного племени, им овладела досада, и он приказал, чтобы проворные слуги поставили на [месте] помянутой стоянки палатки и надиров шатер и приготовили царский пир. Сначала он приказал, чтобы Му'мин-хан-бек Марви, который состоял в ряду постоянных дежурных мир украшающего дворца, взял тысячу пятьсот газиев из числа подчиненных ему и отправился в Лагман в Хезареджате ⁵. После его отправки он дал своему старшему ⁶ сыну, свету очей своих, знаменитому, любимому, счастливому [40] Насраллах-мирзе двадцать тысяч храбрых (Буквально: “охотящихся на львов”) воинов и приказал отправиться в горы аймаков, крепость Захак и прочие места этой области, приложить старание к наказанию непокорных и мятежников, которые, свернув с пути подчинения и покорности государю-мирозавоевателю, восстали, и привести их к покорности и послушанию, после чего в городе Кабуле присоединиться к победоносному войску. Дав своему достойному сыну много указаний о подготовке, командовании и осторожности, он отправил его в тот район.

Два-три дня спустя с войском, огромным, как море, и шумным, как гром, /89а/ он на крыльях движения направился к столице султана Махмуда Газнави (Столица Махмуда Газнави - Газни). После его прибытия в те пределы к милостивой, счастливой особе прибыла группа военачальников, племенных вождей (сархайл) и старшин (ришсафид) той области, каждый с многими подношениями и бесчисленными подарками, и, надев на свою шею ошейник послушания и покорности, они удостоились поцеловать священный ковер (Это выражение означало низкий поклон) и были сверх меры обласканы падишахом, причем он почтил их дорогими халатами и царскими милостями.

Когда слух о любви, милосердии, справедливости и щедрости счастливого государя распространился в той стране среди ее знати и простого народа, некоторые мятежники, нечестивые и непокорные, из страха перед [наказанием] за свои действия и поступки рассеявшиеся в горах и степи, все с подарками и дарами явились в мир украшающий дворец, заявили о желании служить священному стремени (То есть Надиру. В дальнейшем это постоянно встречающееся выражение будет переводиться как “особа” или “свита”) и были включены в ряды искренних слуг. Один из прежних поэтов сказал:

Государь! Крепи основу справедливости: лишь ею
Государство твое будет расширяться день за днем.
Жди победы от Аллаха! Но без помощи народа.
Всяк противник будет слабым, хоть и был он раньше львом. [41]

Когда мирозавоевательные знамена пробыли несколько дней в тех пределах, группа сердаров и племенных начальников Газни явилась к победоносной особе. Счастливый государь опять каждого из этой группы удостоил высоких должностей и необъятных областей и отпустил на родину и в их область; некоторых из них, заявивших о желании служить священной особе, он включил в число прочих мулазимов и сделал мулазимамин ⁷свиты. Когда великий ум мирозавоевателя совсем успокоился насчет той страны, он распрощался с ханами и военачальниками той местности и поводья мирозавоевательной деятельности повернул в сторону завоевания славного города Кабула.

/89б/ Поднятие мирозавоевателем знамени [для похода] на Кабул, сражение с Шахнаваз-ханом и его поражение.

Когда при поддержке могущественного и всевластного [бoга] и по милости создателя небесносановный государь закончил завоевание города Газни, он [двинулся] с огромным, как море, войском и шумными, как гром, славными воинами, так что земля и время от топота копыт лошадей и криков храбрецов пришли в волнение и возбуждение подобно волнующемуся морю и столбы небесного свода задрожали - как сказано в Коране: “Когда потряслась земля сотрясением” (Коран, 99,),- и лицо мир освежающего солнца потускнело и потемнело в пыли и дыму, Сатурн от страха укрылся в созвездии Овна, а разгневанный Марс от сияния шлемов и вида лат пришел в себя (То есть у Марса прошел гнев при виде всего вооружения). Высочайший падишах с великой пышностью направился в Кабул. Вовремя движения [войска] группа людей из племен афганцев, какури, бангашири ⁸ и прочие, которые жили [там] со своим скотом и избиение и отнятие имущества которых было отсрочено, направились с надеждой в халифский дворец и успокоились; а всякий, к кому приступил ангел смерти по поводу его смертного часа и кто был обречен [42] предопределением неба, был убит, взят в плен, пал в неизвестности, не осуществив своих желаний, и стал пищею мух и собак. Счастливец эпохи очистил и освободил помянутые края и области от грязи пребывания мятежников и направился к месту цели.

Во время прибытия, в трех переходах от Кабула, было приказано, чтобы Хан-'Али-хан гоклан и Касим-бек каджар с одним полком из победоносного войска пошли вперед в качестве передового отряда, захватили несколько человек из кочевников и жителей той местности и привели к священной особе.

Когда последних представили милостивой священной особе, он расспросил их о положении в Кабуле, и они доложили, что /90а/ в Кабуле согласно непреложному приказу падишаха Индии находится около десяти-двенадцати тысяч человек индийцев в виде охраны и около двенадцати тысяч человек из племени раджпутов в крепости Захак-и Мардуш; так как это - место прохождения противников и врагов-иранцев, они должны жить всегда в тех пределах и охранять [границу] и, если кто-нибудь извне будет проходить, приложить старание к отражению его. Правитель области Кабула ⁹ по этому поводу написал охране Захака, чтобы [эти войска] пришли ему на помощь и присоединились к войску Кабула. Вчера к вечеру прибыли несколько беглецов и сообщили, что у государя-мирозавоевателя имеется сын по имени Насраллах-мирза; он прибыл с отрядом победоносного войска, завоевал крепость Захак и войско раджпутов [частью] перебил и [частью] взял в плен. Правитель области Кабула, услышав это наводящее страх известие, занялся военными делами и приведением крепости в осадное положение: стал укреплять и приводить в порядок башни и стены крепости Кабул. В высокий дворец потомков тимуровой семьи ¹⁰ было отправлено много гонцов с докладами и о прибытии победоносных надировых войск было подробно и вновь доложено подножию правосудного престола. Однако крайний страх и ужас овладели жителями той местности, так что сразу при появлении победоносных надировых знамен все жители той земли придут к милостивой особе, потому что при появлении знамен счастливца область Газни [43] стала испускать лучи [его славы] (Мухаммад-Казим хочет сказать, что благосклонное отношение Надира к жителям Газни способствовало распространению славы о нем и в других местах). Группа начальников той области прибыла в эти пределы и сообщила знати и простому народу об обходительности и великодушии государя-мирозавоевателя, так что все жители этой местности тайно приготовились к искренней службе, и вполне возможно, /90б/ что на завтрашней стоянке большое число людей придет в халифский дворец.

Победоносный государь чрезвычайно обрадовался сообщению этих людей. Он приказал отпустить их и распорядился, чтобы каждому дали халат и отпустили к месту цели.

Когда освещающее мир солнце вынуло над голубой крепостью неба золотой меч из ножен горизонта и золотое небо показалось над небом серебряным (То есть наступило утро), счастливец эпохи выступил с огромным войском и направился в сторону Кабула. А с той стороны полновластный правитель города по имени Шахзададж-хан, узнав о прибытии победоносного войска счастливца, предался обманчивым мечтам и нелепому образу действий и решил выйти из крепости и дать сражение победоносным войскам, [думая, что], может быть, одержит выдающуюся победу. Они (Имеются в виду Шахзададж-хан и его войска) не знали, что страшный лев не падет от хитрости бессильной лисицы и с сильным, как крепость, соколом от покушения слабого воробья неприятности не случится.

Анка ¹¹ не попадает в силок для соколов:
Ведь он всегда пустует, какой уж там улов!

Этот глупый человек с группой кабульских богатырей и храбрецов вышел из города наперерез победоносному войску. В тот день мирозавоеватель назначил Хан-'Али-хана гоклана и Касим-бека каджара с шестью тысячами рустемоподобных богатырей для разведки; когда они прошли около шести миль ¹² от стоянки, правитель Кабула Шахнаваз-хан вдруг увидел знамена победоносного войска. Этот злополучный человек, взойдя на [44] вершину песчаного холма, стал подсчитывать численность того войска. Когда он победоносное войско, в действительности малое, увидел многочисленным (Так в подлиннике. Автор выразился неловко; из дальнейшего мы видим, что он хотел сказать: Шахнаваз небольшой персидский авангард принял за все персидское войско), он обрадовался и сказал своим командирам: “Войско Надира эпохи /91а/ малочисленно; теперь мы одной смелой атакой рассеем ряды их сплоченности, захватим живым счастливца эпохи и отошлем к падишаху Мухаммаду”. Каждому из своих газиев и храбрых воинов он поручил захватить живым счастливого повелителя. Этот странный человек был охвачен таким неисполнимым желанием, как вдруг рустемоподобные воины и решительные, как Бахрам, богатыри подобно стремительному потоку и летящему соколу бросились на индийское войско и ударами острого меча и смертоносного копья рассеяли как звезды Медведицы ряды сборища, которое увидели напротив себя. Индийские воины, как стадо лисиц, помчались от враждебных газиев и достигли отряда Шахнаваз-хана. Они кричали, прося помощи, и по приказу Шахнаваз-хгана заместитель правителя Кабула Шадгахи-хан, храбрец своего времени и знаменитый полководец, чтобы помочь (В рукописи ошибочно вместо *** (помощь) написано *** (возвращение))разбитому войску, с тремя тысячами всадников из кабульских богатырей напал на победоносное войско. Высокородный сердар Мухаммед Касим-бек каджар с полком храбрых богатырей, разбив ряды авангарда, имел намерение ударить на враждебнее кабульское войско, как вдруг помянутые газии атаковали победоносное войско и между обеими сторонами произошел крайне трудный бой, так что от ударов пронзающих броню копий лик небосвода омрачился и потемнел и от блеска убивающих мечей лица героев и храбрецов стали цвета шафрана и аргавана (То есть пожелтели и покраснели. Аргаван ("Иудино дерево" - Cеrcis siliquastrum) покрывается ранней весней сначала ярко-красными цветами и уже потом - листвой). Когда эмир Аслан-хан узнал о многочисленности того войска, он без колебания и вялости [45] положил руку на рукоять острого меча, напал со всем своим войском на войско /91б/ Шахнаваз-хана и от рассекающих темя ударов мечей головы хвастливых воинов попадали на почву судьбы. Удары пронизывающих сердце копий и стрел прокалывали голову Сатурна, и проникающие через гранит стрелы, как сжигающая мир молния, сверкали в воздухе; от ударов боевых секир головы воинов появлялись подобно звездам Плеяд (Автор хочет сказать, что отрубленные головы воинов в блестящих шлемах взлетали на воздух и сверкали, как звезды Плеяд), а от смертоносных пуль позорно превращались в решето.

Некоторое время между обеими сторонами шел чрезвычайно трудный бой; кабульские газии, не выдержав, обратились в бегство /92а/ и ушли в сторону Кабула. Увидя такую смелость, храбрость и геройство кызылбашских войск, Шахнаваз-хан волей-неволей с полными крови глазами повернул своих коней обратно, с небольшим числом людей, смертный час которых был несколько отсрочен, с позором унес из этой кровожадной пропасти свою душу от когтей свирепого льва и бросился в кабульскую крепость. Когда Шахзададж-хан узнал о разгроме своего войска, он тотчас приказал укрепить башни и стену крепости; жители той местности приложили полное старание, наполнили башни и стену крепости ружейными стрелками (туфангчи), фальконетами (занбурак), сафпузанами, пушками и бадлиджамин ¹³, укрепились как следует для войны и приготовились к бою.

Поднятие счастливым государем знамени для завоевания Кабула и овладение этим городом, подобным Ираму ¹⁴

Снимающие одежду с времени и эпохи и раскрывающие смысл добра и зла (Эта глава при буквальном переводе должна бы начинаться так: “мирозавоеватели времени и эпохи и раскрывающие смысл добра и зла...” и т. д. Здесь писец сделал грубую ошибку и не вдумался в текст; автор, очевидно, писал ***, т. е. “снимающие одежду (или покрывало)”, а не *** - “мирозавоеватели”, что является бессмыслицей), нанизывая жемчуг на нитку, рассказывают, что, когда счастливец эпохи двинулся с помянутых стоянок и на второй стоянке узнал о победе Хан-'Али-хана и Касим-хана, он [46] приказал, чтобы тот высокородный сердар (То есть Аслан-хан) с подчиненным ему войском направился к крепости Кабул; мирозавоеватель также отправился вслед за ним. Помянутый сердар, прибыв [туда], выстроил ряды напротив крепости, остановился на одной возвышенности и разбил свои палатки и шатры. Через некоторое время показались знамена войска счастливца, так что лик блестящего солнца из-за пыли и шума потускнел и потемнел, а от восклицаний героев, крика бойцов, ржания лошадей и звука золотых и серебряных рожков небесным сводом овладел трепет.

Когда Шахзададж-хан и прочие жители той местности /92б/ увидели весь этот блеск, величие и необъятное войско, дрожь напала на их члены; приступив к Шахнаваз-хану, они сказали: “Глупый негодяй! Каким образом ты утверждал, что у Надира эпохи больше десяти тысяч человек не имеется? Как случилось, что у небесных звезд счет есть, а у войска счастливца нет числа и счета?” Шахнаваз-хан сказал: “Я увидел то самое войско, которое в первый день пришло и остановилось, и счел его войском счастливца; если бы я знал, что он имеет все это войско, я бы перестал сражаться, пошел бы мирным путем и установил союз”. Шахзададж-хан сказал: “Теперь у нас нет другого выхода, кроме как держаться в осаде и укрываться в крепости. Если мы заключим мир и отдадим ему ключи крепости, население Индии многие годы и бесчисленные века будет проклинать нас, наших дядей и наше племя, и будут говорить: десяти дней не удержали крепость Кабул и из страха за свою жизнь отдали кызылбашскому войску эту крепость, являющуюся границей стран Индии. Я не вынесу этого позора. Пока я имею душу в теле, я буду старательно выдерживать осаду и жертвовать собою для курканова ¹⁵ небесновысокого очага”.

Этот умный человек принял такое решение и сделал то, что было необходимо, чтобы выдержать осаду и пожертвовать собой. Тогда мирозавоеватель окружил крепость победоносным войском (В этом месте над строкой приписка: “пятого числа месяца раби 'I 1151 года” (23 июня 1738 г). Эта дата взята у Махди-хана) [47] и, ведя два-три дня вокруг нее бой, стреляя по стене ядрами и бомбами (хумбара), поколебал стойкость осажденных, но дело вперед не подвинул. У той крепости имеется четыре фаса; одна сторона находится напротив горы, и если кто-нибудь /93а/ поднимется на эту гору и будет смотреть, он увидит под своими ногами всю крепость. Жители этой местности построили вокруг той горы несколько крепких башен и поместили в них несколько опытных ружейных стрелков, чтобы, если кто-нибудь захочет выступить против, стрелки, отражая их, воспрепятствовали этому. Было доложено о командующем положении этой горы, и по приказу мирозавоевателя на Фатх-'Али-хана Систани было возложено выслать вперед сеистанских стрелков из лука и овладеть этой сильной горой. Этот знаменитый воин своего времени вследствие подлежащего исполнению приказа счастливого государя послал впереди себя две-три тысячи пехотинцев и забулистанских ружейных стрелков и дал бой на той высокой горе. При первой атаке находившиеся в тех башнях не выдержали натиска победоносного войска и бросились вниз с башен; часть их была убита, а некоторые, будучи ранены, с тысячью мучений спустились с горы и ушли. Славные сеистанцы захватили те несколько башен, которые были на горе, устроили укрепление, остановились и доложили государю, что те несколько башен, опиравшиеся на неподвижные звезды и планеты, вошли во владение могущественного государя. Было приказано начальнику артиллерии (топ-чибаши) победоносного войска поставить на вершине горы несколько осадных орудий и приложить необходимое старание ко взятию крепости. Сердарам и предводителям войска (сархайл-и сипах) было приказано, чтобы пехота и конница окружили крепость, и начальник артиллерии Йар-бек-хан с вершины той небесновеличественной горы стрелял в середину крепости из пушек и мортир. По приказу Шахнаваз-хана искусные артиллеристы, которые в темную ночь ударом огненного снаряда выбивали камешек из затылка змеи ¹⁶, [также] старательно стреляли /93б/ из пушек. Благодаря вечному счастью счастливого государя каждый пушечный снаряд, попадавший в крепость, убивал большое число артиллеристов и солдат, и артиллеристы [48] Шахнаваз-хана погибли от действия смертоносных снарядов. Когда жители Кабула увидели, что снаряды пушек и мортир подобны внезапной смерти, весеннему дождю и круглому граду, они прекратили [оборону], и крепостные башни и стена очистились от защитников.

По непреложному приказу на обязанность сердаров, племенных вождей (сархайл), минбашин ¹⁷ и газиев было возложено атаковать крепость с разных сторон; в силу вечного счастья [государя ] победоносные воины и разумные храбрецы в течение одного часа поднялись на башни и стену и принялись убивать и грабить. Когда Шахнаваз-хан и Шадгахи-хан увидели эту смелость и храбрость, они волей-неволей бежали из самого города и засели в цитадели этой крепости (Как видно из изложения, до сих пор речь шла об осаде города, который был обнесен крепостной стеной. Кроме укрепленного города, остатки стен которого видны до сих пор в Кабуле на прилегающих возвышенностях, была еще цитадель: это - Балахисар), куда ушел Шахзададж-хан. Большое число их солдат было убито кызылбашским войском и уничтожено, а другая часть рассеялась.

В тот день и в ту ночь до тех пор, как муэззины послали в выпуклый небесный свод утренний призыв к молитве, звуки труб и крики достигали вершин синего неба. Кто из кабульцев высовывал голову из своего дома и имел намерение сражаться, тот отдавал голову на ветер гибели и присоединялся к ушедшим. Кызылбашские газии усердно убивали их и разграбляли их имущество. Уничтожающий врагов падишах в это время, взойдя на портал медресе, был занят рассматриванием той крепости (Имеется в виду укрепленный город, но не цитадель, которая еще не была взята). в это время жители той местности бежали /94а / в один из кварталов города, ворота и стены которого опирались на небосвод, засели там и стали защищаться. Когда калантары и старшины (риш-сафид) увидели положение таким, они волей-неволей с обильными подношениями и подарками, плача и прося пощады, обратились во дворец государя-мирозавоевателя. Падишах населенной четверти земли даровал им пощаду, и эта группа, явившись [49] к священной особе, просила за несчастных [жителей] местности и говорила языком фактов ¹⁸:

Да будет, о шах, в твоей власти весь мир!
Ведь ты - редкость века в Иране, Надир (Игра слов: надир значит “редкий”).
Твоим правосудьем Иран и Туран
Живут и украшены больше всех стран.
Кабул пощади и прости нас, о шах!
Отдаст тебе Индию с Синдом Аллах.

Милостивый падишах пощадил жизнь и имущество этих неуживчивых людей и приказал, чтобы громкоголосые джарчи и чауши ¹⁹ прокричали строгий приказ: если кто-нибудь из победоносного войска посягнет на имущество и совершит убийство и ограбление жителей Кабула, того счастливый государь предаст казни. Как только был услышан подлежащий исполнению приказ, победоносное войско прекратило грабеж и вернулось в величественный, как Сатурн, лагерь.

На следующий день, когда было начало месяца раби' I 1150 года (У Мухаммад-Казима ошибочно 1150 г. вместо 1151 г. Первое число раби' I 1151 г. было 19 июня 1738 г. По Махди-хану - 12 раби' I (30 июня)). Шахзададж-хан и Шахнаваз-хан (Над этим словом приписка: Рахимдад-хан) с начальниками и командирами Кабула вышли из цитадели крепости с саблями на шее ²⁰ и, прося пощады, прибыли к правосудному счастливому порогу. Победоносный государь почтил ханов и командиров опросом и милостями и, снова сделав Шахзададж-хана ханом и командующим [войск] той области, назвал отцом. К Шахнаваз-хану и Шадгахи-хану для привлечения к себе жителей тех пределов  (Буквально: “поселившихся в тех пределах”) он отнесся внимательно и успокоил сердце ближних и дальних, тюрок и таджиков разными щедрыми милостями и обнадежил безграничной царской благосклонностью. /94б/ Конечно, знать и простой народ Кабульской области поспешили в августейшую ставку, ища убежища у высокого порога, они в тени беспредельной милости и благодеяний нашли спасение от солнца событий. Были отданы подлежащие исполнению высочайшие [50] приказы о том, чтобы никто из высших и низших занимающего место звезд войска не обидел ни одного жителя ни на одно зернышко ячменя, ни на один ман ²¹ соломы: если же будет поступлено против приказа, за каждое злое дело будет отсечена голова и за каждый причиненный ущерб - [казнен] начальник. После успокоения той местности Шахзададж-хан отдал чиновникам мир украшающего дворца ключи от казначейств и подземных сокровищниц, которые были в Кабуле в его распоряжении. Государь-мирозавоеватель, по правилу великодушия и принимая во внимание имущество своего государства, отослал к Шахзададж-хану ключи от казначейств и сказал: “Слава богу, в настоящее время в благоустроенном казначействе имеются двенадцатилетние сокровища и казна газиев (Мухаммад-Казим хочет сказать, что на имевшиеся в персидской казне средства можно было двенадцать лет содержать войско), и я не желаю его имущества”,- и подарил ему кабульскую казну, [Были отчеканены] монеты и прочитана хутба на славное имя и дорогое прозвание.

Рассказчик упоминает, что в то время, когда блестящие знамена счастливца направились из Ирака ²² для завоевания крепости Кандахар, герой эпохи оставил в той области эмира Аслан-хана, наименовав его сердаром, и во время движения из города Кандахара он отдал непреложный приказ, чтобы тот должность заместителя правителя Исфахана передал Хатим-хану чамишгазаку хорасанскому, а сам [быстро], как гонец, прибыл в мир украшающий дворец, дабы в индийском походе, находясь в счастливой свите, быть занятым службой шаху, вере и государству и не оказаться обездоленным этим государством. Этот высокородный хан прибыл в городе Кабуле к небеснопышному дворцу и был удостоен чести поклониться правосудному порогу.

После завоевания Кабула и успокоения той местности он (То есть Надир) оставил у Шахзададж-хана три тысячи человек /95а/ кызылбашского войска с одним из искренне преданных гулямов и дал ему много указаний о том, что приезжающих и уезжающих чиновников ²³ [51] нужно пропускать здравыми и невредимыми, доставлять до Газни и оттуда до Кандахара и возвращать. Двинувшись оттуда, он направился для завоевания Пешавера и Джелалабада.

Назначение государем-мирозавоевателем царевича Насраллах-мирзы для завоевания города Лагмана и описание сражений с племенами таймани, бангишири, хезара и аймак ²⁴.

Как уже было написано мир украшающим пером, когда счастливец судьбы назначил на стоянке в Карабаге своего достойного, счастливого сына Насраллах-мирзу с сильными полками для наказания племен раджпутов и хезара и завоевания крепости Захак-и Мардуш, города Лагмана и прочих [мест) той области, счастливый царственный навваб ²⁵ освободился от службы мирозавоевателю и с войском, подобным волнующемуся морю, отправился к назначенному месту. До выступления царственных знамен Му'мин-хан-бек Марви, состоявший в числе постоянных дежурных сотников и приближенных мир украшающего дворца, был непреложным приказом назначен с двумя-тремя тысячами [солдат] в авангард победоносного войска, и было приказано, чтобы, придя в области хезарейцев и таймани, он первым долгом занялся подавлением и устранением Мир-Хушая хезарейца; если же не справится с ним, вслед за победоносным войском (То есть за авангардом Му'мин-хана; победоносным войском здесь называется всякий персидский отряд, под чьей бы командой он ни был) прибудет счастливый сын [Надира] Насраллах-мирза и займется разгромом племени. Му'мин-хан-бек во время прибытия в горную область хезарейцев сначала отправил к Мир-Хушай-султану хезарейцу двух благомыслящих старшин (кадхуда), доброжелательных к искреннему правительству, и написал письмо следующего содержания: “В настоящее время согласно мир украшающему приказу будет поступлено так: если поднимешь мятеж /95б/ и возмущение и не проявишь покорности и подчинения, все твои племена (Имеются в виду подвластные ему кочевые племена) я захвачу в плен и перебью, [52] и отведу во дворец мирозавоевателя. Если же оставишь сопротивление и мятеж, вступишь на путь единства и будешь [действовать ] в союзе и согласии, то заслужишь снисхождение и безграничную милость счастливого государя”.

Он отправил к нему помянутых старшин. Когда они прибыли, Mиp-Хушай-султан прекрасно встретил их и был любезен. Собрав всех вождей и предводителей Хезареджата, он признал полезным подчиниться и со многими подношениями] и подарками отправиться в халифский дворец счастливца. Этот благомыслящий человек вместе с группой старшин с подношениями и подарками прибыл к Му'мин-хан-беку, и тот после свидания [с ним] отправил его вместе со старшинами в высокий дворец. По прибытии в ставку; где они удостоились чести поцеловать ковер счастливца и были обласканы, он отправил часть своих старшин, чтобы они в течение двадцати дней завербовали пять тысяч человек из племени хезара и привели к победоносной особе.

Между тем Му'мин-хан-бек вступил в хезарейские горы, и большая часть тех, кто в душе своей решил сопротивляться и бунтовать, волей-неволей сама явилась и подчинилась. Когда в течение месяца он навел порядок в той области и было на самом деле достигнуто успокоение, он повернул поводья намерения б сторону верховной ставки и отправился.

Когда царственный навваб освободился от пребывания у мирозавоевателя и выступил, то, пройдя [некоторое] расстояние, он прибыл к проходу у крепости Захак-и Мардуш. Это были горы, поднявшие вершину к синеве неба, а подножьем опиравшиеся на Гавмахи ²⁶. Если кому-нибудь придет мысль пройти через эти горы к крепости, ему нужно сойти с лошади /96а/ и идти в ту сторону пешему. Ни одно живое существо не знает такого прохода. Пять-шесть тысяч пеших ружейных стрелков прибыли [туда], построили у входа в ущелье сильное укрепление и на самом деле преградили путь победоносному войску. Когда царственный навваб прибыл в тот район, дозорные доложили с положении дела. Было приказано, чтобы командиры, тысячники и сотники спешили всех газиев, послали их впереди себя и во что бы то ни стало захватили силою ту сильную крепость и [53] неприступное ущелье. Исполняя приказ благородного царевича, отважные (Буквально: “берущие крепости”) тысячники и сотники с рожками и трубами, наступая на ту горную крепость, занялись стрельбой из громогласных ружей, метанием пронзающих сердце стрел и стрельбой из зарбзанов ²⁷, а с вершины гор отряд раджпутов каждым выстрелом сбивал храбреца и каждым камнем - командира.

Подобные Бахрему газии, как свирепые леопарды, вступили на ту гору, не опасаясь ружейной стрельбы того отряда, а меткие ружейные стрелки, расположившись на верху тех высоких командующих гор, стрельбой из ружей выбивали врагов со стен и башен, которые те построили на горах. Группа славных бойцов, приготовив лестницы и арканы, стала подниматься на башни. И тем и другим войском овладело ревностное чувство чести и храбрость, и они наверху и на скатах повели борьбу друг с другом.

Когда высокоодаренный царевич увидел с гор, что эти два войска, величественные, как страшный суд, упорно и мужественно сражаются друг с другом, чувство чести заговорило в нем: он тотчас сошел со счастливого коня, /96б/ надел на ноги карабахские сапоги и, взяв в бой широкий щит, с обнаженной саблей вместе с отрядом своих гулямов вступил в эти бесконечные горы. Когда хорасанские стрелки услышали восклицания счастливого навваба, чувство благородного рвения и храбрости овладело ими, и они, напав сразу сплошной массой, прорвали нить единства отряда раджпутов; это злосчастное войско бросилось вниз с тех горных башен и рассеялось подобно звездам Большой и Малой Медведиц. Победоносные газии овладели всеми башнями на тех горах, и около четырех тысяч человек этого племени было убито победоносным войском.

Царственный навваб в тот день поднял на тех горах шатер славы и величия до высшей точки стояния молодого месяца и ту ночь провел на помянутой стоянке. Утром следующего дня, когда Джамшид с белым знаменем, то есть солнце, надел для боя украшенную золотом победоносную кольчугу и, вступив на поле [54] боя на вращающемся небе, победил и рассеял войско ночи (В этом описании восхода солнца наш автор явно подражает Махди-хану),- царственный навваб с хорасанским войском прошел через те горы и бесконечное ущелье и направился к крепости Захак.

Во время [его] прибытия в те пределы местные жители привели в готовность и усилили башни и стену пушками, ружьями, стрелами, самострелами, зарбзанами, шипами и “верблюжьей колючкой” и решили сражаться. Они не знали о требовании голубого неба (То есть о велении судьбы) и о дурном действии своей неудачной звезды, ибо когда хитрая лисица может сопротивляться льву и что могут сделать с златокрылым соколом слабая птичка и ничтожный воробей? Эти злонравные люди возмечтали о помощи племени радж-путов, которое в количестве двенадцати тысяч человек с древних времен до этих пор по приказу полновластного государя Индии /97а/ находилось в той крепости, пограничной с Ираном и Тураном,и всегда было занято несением гарнизонной службы и охраной той местности. Жители того района в расчете на помощь того дурного племени решили сопротивляться и вступили на путь борьбы и упорства.

Когда с той стороны царственный навваб с волнующимся, как море, войском подошел к укреплению, он увидел крепость, которая во всем великолепии красовалась на вершине горы подобно звездам на небосводе; стены и башни ее, как двенадцать созвездий зодиака, поднимали голову до синевы неба. Царевич и прочие военачальники увидели диковинную крепость и, [заметив] высоту укрепления, закусили палец удивления зубами размышления (Иранец в знак удивления прикусывает палец. Эта манера существовала издавна; на миниатюрах удивленный человек всегда изображается с пальцем во рту. В тексте ошибочно *** (писание) вместо *** (удивление). ) : “Как сможем мы овладеть такой крепостью?” В тот день они окружили крепость, и Насраллах приказал, чтобы хорасанские стрелки с разных сторон вступили на вершину той горы и приложили полное старание к стрельбе из ружей, самострелов и зарбзанов. От шума и криков победоносных войск трепет овладел [55] осажденными в крепости. На отряд племени раджпутов, хваставших по поводу предстоящего сражения, подействовали упреки осажденных в помянутой крепости, поносивших их [за трусость], и три-четыре тысячи их, выйдя из ворот крепости, стали отражать победоносное войско. Газии джезаири ²⁸, не боясь большого числа этих погибших людей, сразу остановили это несчастное сборище и многочисленную толпу выстрелами из джезаиров, ружей и самострелов) и в полчаса рассеяли ряды сплоченности этого племени. Около двух тысяч человек из этой шайки было убито выстрелами из ружей, другая часть бросилась вниз с вершины этих гор и, поломав головы и руки, отдала душу принимающим души ангелам (То есть ангелам смерти); немногие бежали, с тысячью мучений попали в крепость /97б/ и оказались в осаде.

Когда местные жители, увидев силу удара и храбрость [нападавших], поняли, что, если они будут сопротивляться, они не справятся с победоносным войском и подвергнутся гибели и мученьям,- их начальники и племенные вожди (сархайл) волей-неволей с мечами на шее, взяв в руки “божье слово” (“Божье слово” - Коран) и сделав его своим ходатаем, плача и проливая кровавые слезы, говоря, “пощады!”,- прибыли к царственному наввабу. Этот благородный царевич простил их вину, отказался от наказания их, и деньги, ткани и золотые вещи, которые много раз привозились от падишаха Индии для нужд властей той крепости и [в невозможности] подсчета которых сознавался осторожный счетчик, поступили в распоряжение правительства владыки мира. Несколько дней он прилагал необходимое старание для приведения в порядок важных дел в той стране. После успокоения он выступил из той области и повернул поводья намерения для наказания хезарейца Ибра-хима, который был одним из мятежников и непокорных той местности.

Прибыв в те места, он отдал приказ о набеге на помянутые племена. Хезареец Ибрахим не смог отразить победоносное войско и ушел в сторону города Курбан ²⁹. Победоносное войско [56] отнюдь не проявляло небрежности в уничтожении и грабеже этих племен; когда большинство мятежников было наказано, другая часть, вступившая на путь умиротворения, была пощажена, и с тех стоянок он направился к мирозавоевательному войску (Буквально: “к проходящему по [всему] миру войску”. В персидском языке *** (урду) имеет два основных значения: “войско” и “лагерь”; вошедшее в русский язык слово “орда” заключает в себе оба эти значения. Но писец в настоящем труде везде вместо слова *** (мир), которое как здесь, так и вообще часто встречается в сочетании со словом ***, а именно *** (проходящий по миру, рыскающий по свету), употребил слово (планета Сатурн), и получилась бессмыслица: “проходящий по Сатурну”. В настоящем переводе выражение *** будет переводиться как “мирозавоевательное войско”); на стоянке Чарикар [царевич] имел честь присоединиться к победоносной особе.

Во время этого похода царевич в области крепости Захак назначил часть победоносных газиев и разумных храбрецов под командой главного знаменосца Диван-Кули-бека для преследования хезарейца Ибрахима, который ушел в крепость /98а/ Курбан и сел в осаду. После прибытия победоносных войск помянутый Ибрахим с небольшим числом людей ушел в сторону Мультана. Диван-Кули-бек осадил эту крепость [Курбан]; на другой день местные жители, не видя никакого выхода, кроме подчинения и покорности, вступили на путь примирения, и с них в виде штрафа было взято пятьсот лошадей для бесподобного государя. Назир ³⁰ славной личной казны Имам-Верды-хан кырыклу, который еще до того прибыл в ту местность и имел друзей [среди жителей], доложил государю-мирозавоевателю, что с жителей того места несправедливо взяли пятьсот лошадей (Мухаммад-Казим хочет сказать, что такой большой штраф является жестокостью по отношению к жителям). Счастливец эпохи потребовал, чтобы Диван-Кули-бек прибыл [быстро], как гонец. Ввиду того, что в этом была выгода для казны и так как хезареец Ибрахим находился в том городе и жители того места проявили небрежность в задержании этого проклятого, он отправил Диван-Кули-бека для управления тем округом с тем, чтобы во время пребывания [двора] в Кабуле он [57] явился к священной особе и присоединился к победоносному войску.

В то время у счастливца эпохи от области Кандахара до границы Кабула не осталось врагов, мятежников и непокорных, потому что кочевые племена (Два слова *** и *** наш автор употребляет рядом как синонимы, и потому здесь переводятся как одно понятие: “кочевые племена”. Правда, в современном языке *** значит “мелкий и крупный рогатый скот”, но здесь значение “скот” для слова *** никак не подходит) белуджей, афганцев, хезарейцев, таймани, кыпчаков, тарини ³¹, какури, бангшири и прочие все подчинились счастливому государю. Государь-мирозавоеватель после успокоения мятежников Кабула двинулся с целью нападения на Индию, прибыл в Чарикар, в четырех переходах от Кабула, остановился и довел величие до высшей точки стояния полумесяца. Он выразил такое желание: “Так как завоевание Индии может затянуться, то лучше всего, если мы своего старшего славного, дорогого и счастливого сына Риза-Кули-мирзу /98б/ вызовем из Балхской области к себе и, отдав в его руки управление Ираном, отправимся к месту цели”. С этим намерением он во время завоевания Кабула послал в Балх гонцов, и согласно приказу мирозавоевателя было отдано распоряжение о вызове царевича.

/129а/ Поднятие знамени счастливым государем для завоевания Джелалабада, истребление племени катур ³² и прибытие Риза-Кули-мирзы

Эпоху рассказом своим украшая,
Как жемчуг на нитку, слова подбирая,
Вот так повествует историк Надира
Об этом царе - повелителе мира.
Когда на индийцев пошел он войною
Со спутником верным - счастливой звездою,
Вселенную всю охватило волненье,
Судьба поступила к нему в услуженье.
С востока Ирана Надир появился,
Мрак ночи индийской сияньем сменился. [58]

Повествователь этих слов и строитель этих тысяч (То есть автор этих тысяч сообщений. Как поэт сравнивается с человеком, нанизывающим жемчуг на нитку, так писатель-историк уподобляется Мухаммад-Казимом строителю, складывающему кирпичи) упоминает, что, когда счастливец эпохи отпустил мервских газиев и отправил в Мерв, он выступил с остановки Чахар-дара и направился в Джелалабад. В то время священная особа задумала своего старшего, знаменитого сына Риза-Кули-мирзу вызвать к себе; поэтому он отправил гонцов в город Балх, чтобы счастливый навваб и Тахмасп-хан джалаир прибыли в мир украшающий дворец, а управление и должность правителя той области он пожаловал Нийаз-хану, брату 'Азиз-Кули дадхваха. После получения указов царственный навваб и Тахмасп-хан джалаир с группой начальников и командиров направились через Кабул в мир украшающий дворец, а Нийаз-хан приложил полное старание и настойчивость к наведению порядка в той области. Царевич, пройдя расстояние, прибыл в благостный город Кабул, провел там несколько дней в удовольствиях и веселье и, выехав оттуда, направился к счастливцу эпохи.

Когда государь-мирозавоеватель с волнующимся, как море, войском, переходя с места на место, прибыл в район Джелалабада, то с начала его движения все кочевые племена той страны, как афганское племя, раджпуты, аламуты, сакнари ³³ и какури [подчинились ему] (В тексте нет сказуемого, которое относилось бы к кочевым племенам. У читающего естественно возникает вопрос: а что же случилось с перечисленными кочевыми племенами? Они, конечно, подчинились, и эта догадка наша включена в квадратные скобки. Как это, так и многие другие места показывают, насколько небрежно относились писцы к произведению Мухаммад-Казима, пропуская непонятные места, коверкая текст и делая грубые орфографические ошибки). Когда слух о движении блестящих знамен распространился среди знати и простого народа, [некоторые вожди], как Умара-Хасан, Умара-Шаху, /129б/ Умара-Дару и Умара-Кашмир вместе с газиями и старшинами с многими подношениями и подарками явились к счастливой особе и, надев себе на шею ошейник подчинения, послушания и покорности, честно и добросовестно приготовились к искренней службе. [59] Мирозавоеватель приказал, чтобы они дали победоносному войску продовольствие и фураж и небрежности не допускали. Вследствие подлежащего исполнению приказа помянутые старшины были отпущены из дворца мирозавоевателя; Умара-Хасан, который был наиболее важным из тех людей, остался в священной свите. В течение трех дней он доставил столько зерна мирозавоевательному войску (Буквально: “проходящему по миру войску”), что записывавшие [поступавший] ячмень для животных признавались в бессилии подсчитать его. Счастливец эпохи оказал милость сверх меры и всячески обласкал Умара-Хасана и прочих джелалабадских вождей.

Однако [была] часть афганского племени, имевшая в горах в четырех фарсахах ³⁴ от того места укрепления и жилища и известная, как людоеды. В прежние времена эмир Тимур Куркан целых три месяца с 700 тысяч [войска] воевал с этим племенем, большое число убил и пленил и в конце концов заключил мир и отправился в Индию; в последнее время помянутое племя стало своевольничать и противиться и было известно в это время как племя катур.

Умара-Хасан и прочие джелалабадские старшины доложили: “Мы все дошли до крайности от их насилий и притеснений. Если вы избавите нас, несчастных, от этого зла, Аллах и посланник божий будут довольны, потому что они далеки от бога и божьего посланника”.

Сказали: “Спаси нас, судья неподкупный:
Мы очень страдаем от шайки преступной.
Так мучит народ этот злой и презренный,
Что мы обратились к владыке вселенной.
Ища постоянно войны или ссоры,
Спускаются с гор, как поток, эти воры.
Живут грабежом и законов не знают:
Как бога они ведь огонь почитают.
Сперва грабят дом. Не довольствуясь этим,
Они направляются /130а/ к женам и детям.
Потом, совершивши мужчин избиенье,
Уводят всех жен и сжигают селенье.
У них и снаружи людского нет вида,
И все их занятье - грабеж и обида. [60]
Повсюду торчат, как колючки, кинжалы;
Все злее змеи, скорпионова жала.
Нет жалости в сердце, стыда нет во взоре,
Слов нежных не слышно у них в разговоре.
Числом больше дивов разбойники эти.
Бог знает один, сколько дивов на свете!
Хотя они вшей очень много имеют,
Но все ж лихорадкой совсем не болеют,
Как псы, едят падаль, и рты их зловонны,
Кричат будто коршуны или вороны
В воде, на земле что ни будет валяться,-
Они все съедят и не будут бояться.
Их голос - ослиный, они низкорослы
И, как у змеи, животы у них пестры.
В развалинах, словно сова, обитают,-
И видом и встречей беду предвещают.
Найти чтоб жену, они стаями ходят:
За ней, как собаки, десятками бродят.
Они петухи, у них чести нет места:
Вчера была мать, а сегодня - невеста.
Из похоти сходятся между собою,
Совсем не стыдясь пред семьею родною.
Мужские, как женские, волосы длинны,
И носят одежду до пяток мужчины.
А если им ветер под мышки подует,
Ту вонь за фарсах посторонний почует.
Слоновые ноги, а руки - громада,
Всяк силой своей превосходит Фархада”.

Словом, они заявили знаменитому государю много жалоб на это негодное племя. Когда он услышал этот рассказ, огонь гнева вспыхнул в очаге груди его величества мирозавоевателя, и он приказал, чтобы эмир Аслан-хан кырыклу взял шесть тысяч джезаири и шесть тысяч хорасанских ружейных стрелков и принял меры к уничтожению этого злодейского племени. Согласно подлежащему исполнению приказу счастливого государя этот высокородный хан спешил всех тех победоносных солдат, и они направились к вершине тех гор. Когда они вступили на верх горы, помянутое племя из самонадеянности в числе пяти-шести тысяч человек преградило путь победоносному войску и занялось стрельбой из ружей и бросанием кусков камня, а с этой стороны [61] славные джезаири стали стрелять из драконоподобных джезаиров (Так как дракона представляли извергающим из пасти пламя, ружья и пушки часто уподобляются драконам), /130б/ и в этой первой атаке вследствие безостановочной стрельбы у [кафиров] не хватило терпения, они обратились в бегство и, как вороны и коршуны, рассеялись по горам и пещерам. Победоносное войско, не дав им времени [опомниться], ружейными выстрелами убило четыре-пять тысяч человек и в первый же день овладело той горою, которая была первым жилищем этого племени; ночь оно провело в тех жилищах. Помянутое племя в числе пятидесяти-шестидесяти тысяч человек вышло из окрестных гор и пещер, и, крича, как свиньи и медведи, некоторые стали стрелять из ружей, а большинство стало бросать поленья, палки и камни. [Словно охотники], поражающие дичь, джезаири старательно стреляли пулями и стрелами и в полчаса рассеяли ряды их сплоченности, как звезды Большой и Малой Медведиц. Еще две тысячи славных бойцов, имевшие щиты и мечи и готовые нанести поражение тому племени, сейчас же атаковали ту несчастную толпу, и долины и реки наполнились телами убитых.

Когда племя катур увидело такую сумятицу, как во время Страшного суда, та часть его, в смерти которой произошла некоторая отсрочка, в числе пятидесяти тысяч семей, являющихся наиболее сильными в том племени, расположилась и укрепилась на горе, известной как Кух-и Джахан. Эти злосчастные люди были опечалены гибелью и ограблением [части] того племени; около шестидесяти-семидесяти человек из них собрались с непокрытыми головами и босые. Что же касается победоносного войска, то оно после уничтожения и ограбления тех [людей] провело ночь у подножия той горы. Утром, когда мир мрака от действия света изменился и подошва горизонта от лучей освещающего мир солнца стала похожей на вышитый золотом шелк,

Природа вздохнула, и утро настало, -
И ночи как будто совсем не бывало.

В это время дозорные довели до слуха Аслан-хана, что у подошвы этой горы слышатся странные и дикие крики со стороны [62] людоедов племени катур; они не могли определить, что это за голоса и крики. Высокий сердар приказал по поводу этого страшного сообщения, /131а/ чтобы хорасанские ружейные стрелки в числе тысячи человек пошли и постарались выяснить в чем дело. После прибытия тысячи человек вдруг восемь-девять тысяч человек из этого презренного племени вышли с одной стороны той горы и сразу напали на этих ружейных стрелков. Пока хорасанские газии собирались обороняться (То есть выстраивались и заряжали свои джезаиры и ружья) та злосчастная шайка, как волки и кабаны, настигла их и дубинами, палками и крюками (Копья с крюками на конце употреблялись для того, чтобы стащить всадника с коня или повалить пешего) расстроила и разорвала на части, как холст, около пятисот-шестисот газиев; остальные из этого отряда с тысячью мучений добрались до его величества и от страха и ужаса перед тем племенем бросились в палатки. Однако вслед за этим злодейская банда расхрабрилась и в числе пятидесяти-шестидесяти тысяч человек бросилась к укреплению высокородного сердара. Когда всадник поля боя и шест арены храбрости (Автор сравнивает Аслан-хана с балансирным шестом, благодаря которому акробат сохраняет равновесие) эмир Аслан кырыклу увидел такое положение, он соскочил с лошади и всех газиев побудил к стрельбе из джезаиров, так что славные воины отказались от [спасения] своей жизни и занялись стрельбой из драконоподобных джезаиров. С обеих сторон загорелся бой (Буквально: “базар боя”; базар и торговля фигурируют во многих аллегориях), так что кровопийца Бахрам в синей могиле (То есть Марс в синем небе; Бахрамом называли планету Марс) прикусил зубами палец удивления и ни на одну минуту не мог успокоиться от изумления и восхваления их, пока они не вернулись, перебив много врагов; из тех презренных было много убитых и [были] полумертвые, желавшие умереть. Еще минуты не отдохнули от боя, как новые тридцать тысяч атаковали укрепление, но и в этот раз с помощью всемогущего бога и благодаря [руководству] счастливого эмира большую часть врагов уложили выстрелами из дальнобойных [ружей], а уцелевшие раненые вернулись ни живыми ни [63] мертвыми. Еще не очистили [воины] свое оружие от крови врагов, как еще тысяча свежих [врагов] атаковала укрепление; и в этот раз хорасанские храбрецы, не отдохнув, подобно разъяренным львам, которые, охотясь, нападают на оленей /131б/ и [другую] дичь, непрерывно атаковали врагов. Сначала стреляя из ружей и джезаиров, они каждый раз делали десять тысяч выстрелов из дальнобойного [оружия] и каждый раз сбивали большое число людей, [так что] телами убитых были загромождены высокие горы и возвышенности.

Фирдауси:
Когда звуки труб боевых раздались,
От ужаса горы вблизи затряслись.
Весь мир, как облитый смолой, почернел,
На землю посыпалось облако стрел.
Гремела секира, жужжала стрела,
Земля вместе с небом в движенье пришла.
Три дня и три ночи, пока бой пылал,
И солнце светило, и месяц сиял.
Смешалися стрелы, мечи и булат,
Свод неба от пыли туманом объят.

В тот полный волнений день, бывший образцом Страшного суда и изображением воскрешения из мертвых, сорок-пятьдесят тысяч человек из племени катур лишились здешней жизни и стали обитателями страны небытия. Воистину, старания эмира Аслан-хана, минбаши Заман-бека, сына Баба-Карима Машхади, минбаши Исма'ил-бека Радкани, Мухаммад-'Али-бека серверлю афшара и хорасанских джезаири показали в тот день такой бой, какого не будет на ристалище сражения на поверхности бытия, ибо, как в прежние времена, когда Сам, сын Наримана, Рустам, сын Заля, и Исфандийар, сын Ру'ина, ведали поле боя, так и в то старое время, когда другие руководители сражений мирозавоевания и владычества вели войну, - такого рода битва не велась ни одним могущественным лицом и никаким распорядительным человеком.

В то время, когда высокородный сердар отправил тысячу человек к подошве горы, чтобы они выяснили [причину] шума и криков и вернулись, они возвратились, потерпев там поражение. Толпа неразумных и несдержанных бежала до высочайшей [64] ставки, нигде не останавливаясь; прибыв к мирозавоевательному войску, они пустили слух, что эмир Аслан-хан разбит, и в тот день сплетники высокого войска довели это до августейшего слуха. Счастливый государь вызвал к себе несколько беглецов и целиком расследовал дело /132а/ о сражении; они доложили высочайшей особе об обстоятельствах своего ухода и прочих событиях. Счастливец эпохи приказал убить четырех беглецов и велел Имам-Верды-хану кырыклу взять десять тысяч газиев-афшаров азербайджанских и хорасанских и отправиться на помощь эмиру Аслан-хану.

А там хорасанское войско до трех суток ревностно сражалось, и из убитых образовались холмы. Свинец и порох у победоносного войска кончились и племя людоедов катур также устало; некоторые раненые бежали и рассеялись в горах и пустыне Около двадцати тысяч новоприбывших вступили в бой, да и те думали бежать. Победоносное войско было также обеспокоено недостатком свинца и пороха и хотело, полагаясь на милость божию и вечное счастье счастливого государя, броситься с мечами на то заблудшее племя и довести спор до конца, как вдруг в долине поднялась пыль, от которой лик мира потускнел и потемнел, и из середины пыли и центра окрестности показались десять полотнищ знамен, признак десяти тысяч победоносных воинов. Однако у хорасанского войска возникло большое опасение: может быть, новое войско подходит на помощь племени катур? Но вот победоносное войско подошло, друга отличили от врага и атаковали племя злодеев. Когда хорасанское войско узнало о прибытии Имам-Верды-хана, каждый, бывший борзой собакой, стал львом, и они храбро атаковали, так что то проклятое племя, не устояв против победоносного войска, бросилось бежать и рассеялось, как звезды Большой и Малой Медведиц. Эти два стремящихся в бой войска, преследуя врагов, в течение одних суток всех, кого ни находили в горах /132б/ и долине, убивали и сделали так, что ни одного из них в той местности не оказалось.

В течение еще пяти суток эмир Аслан-хан и Имам-Верды-хан вместе обходили те горы и долины и, так как никакого признака этого племени не нашли, доложили об этом [65] государю-мирозавоевателю, и им было разрешено вернуться. Помянутые ханы с большой честью и неизъяснимым почетом прибыли в мир украшающий дворец и стали объектом милостей и внимания. Слух об этом распространился по всей Индии среди знати и простого народа.

В тот радостный день владыка мира, государь-мирозавоеватель устроил райское торжество для сердаров и племенных начальников, и все музыканты, певцы, танцоры и фокусники были заняты на этом небесном собрании пением песен и фокусами. В это время прибыли несколько гонцов и доложили августейшей особе, что счастливый навваб Риза-Кули-мирза вместе с Тахмасп-ханом джалаиром прибывает к победоносной особе; счастливый государь приказал всем сердарам и племенным вождям поехать навстречу царственному принцу. С полным почетом он прибыл в небесноподобный дворец и был удостоен чести поклониться шаху. Счастливец эпохи очень хвалил своего любимого сына, проявил [к нему] бесконечную благосклонность, подозвал к себе и, поцеловав в лоб, посадил напротив себя. В отношении Тахмасп-хана настолько любезен не был; некоторое время спустя он стал ему выговаривать: “Августейший правитель тебе не приказывал двигаться через реку Джейхун в сторону Мавераннахра ³⁵, задумывать мирозавоевание и ввергать в пучину войск Турана моего любимого сына и войско, в котором каждый мне как сын. /133а/ А если бы, не дай бог, дела приняли другой оборот, ты пустил бы на ветер гибели мой дом и народ Ирана! Если бы случилось поражение, то подумай сам: если бы [ты] потерпел поражение и кто-нибудь вышел бы из боя живым, каким образом он перешел бы через Джейхун? Волей-неволей ему пришлось бы утонуть в бесконечном море. Когда ты вернулся в Балх, зачем было снова идти для завоевания Бадахшана?” Сколько счастливец эпохи ни говорил подобных речей, Тахмасп-хан джалаир не давал совсем ответа и молчал; когда владыка мира закончил свои гневные речи, он стал докладывать: “Да буду жертвой твоего правосудного порога! Слава Аллаху, по его милости и благодаря вечному счастью тени Аллаха (“Тень Аллаха” - довольно часто встречающийся титул персидских шахов и турецких султанов), ничего не случилось из того, [66] что вы говорили, и я доставил старшего славного сына, единственную жемчужину царственных очей, счастливца времен, здравым и невредимым, с полной славой и несказанными знаниями и посадил на почетном месте собрания в благостном присутствии. Если этот преданный слуга негоден для службы, отдайте [мою должность] другим слугам”. Когда он это сказал, слезы навернулись на глазах его. Счастливец эпохи понял, что боль овладела его сердцем, и отпустил его; помянутый сердар вернулся в свою комнату.

В тот день и вечер [Надир] распростер ковер радости и веселья и всех сердаров и командиров почтил подарками и милостями. На второй вечер он потребовал Тахмасп-хана для уединенной беседы и, оказав ему внимание, любовь и снисхождение, сказал: “Если бы я не поступил с тобой так грубо и резко, могло бы случиться, что другие сердары и племенные начальники, которых мы назначили на окраинах [богом] хранимой страны, успокоятся, отдадут на гибель победоносное войско и будут скитаться в злосчастном бесславии; а так как я сделал тебе /133б/ нагоняй, другие сердары войска не совершат своеволия, которое противоречило бы приказу могущественного правительства”. Помянутый сердар, начав докладывать, сказал: “Да буду жертвой твоего великодушного порога! Когда ты освободил этого слугу от присутствия в победоносной свите, ты приказал драгоценными словами: „Если ты введешь мать городов (“Матерью городов” называли Балх) во владения могущественного правительства, не будет препятствия тому, чтобы ты перешел через реку Джейхун и приступил к завоеванию областей племени кунграт ³⁶, крепости Карши и Шуллук". В силу непреложного приказа (То есть приказа Надира) я, видя в узбекском племени признаки слабости и бессилия, перешел через реку Джейхун и приложил большое старание к подавлению врагов и непокорных той области, и, если бы было решение мирозавоевателя, я благодаря [твоему] вечному счастью включил бы Бухару и весь Мавераннахр в сферу владений мирозавоевателя. Так как в приказе было велено [67] вернуться, мы волей-неволей возвратились в Балх. Хотя счастливый повелитель в большом и малом взыскивает с меня, но царевич сегодня по уму, проницательности и [по способности к] мирозавоеванию является единственной жемчужиной, какую водолаз судьбы увидит до скончания мира. Такой редкостной жемчужины еще не выходило из раковины воображения на поверхность бытия и не было видано. По храбрости он равен Рустаму, сыну Дастана, и Саму, сыну Наримана, а справедлив и щедр так, что тысячи таких, как Ануширван и Хатим Тай, должны служить ему (То есть справедливый Ануширван и щедрый Хатим Тай стоят настолько ниже его, что годятся ему в слуги). Он не был ребенком, который ходит в школу, чтобы по каждому моему приказу и запрещению соглашаться со мной, одним из преданных слуг небесновысокого дворца,- но в соответствии с приказом счастливца он по большинству дел совещался и советовался с этим старым слугой, а иначе, во всяком случае, я поступал бы так, как решил бы высокородный царевич”.

Владыка мира усмехнулся на слова этого мудреца [своего] времени и, сверх меры и воображения одарив его и обласкав, отпустил.

/134а/ Устройство счастливым правителем собрания и назначение им своего сына Риза Кули-мирзы наследником престола Ирана

Положение украшающих престол верховного господства, мудрых, счастливых государей, благополучие которых в силу творчества предвечного, единого, щедрого творца изо дня в день растет подобно сказочному цветнику, - положение таких государей, а также их современников прочно и спокойно. Близким к сказанному является положение счастливого навваба, у стремени которого находится небесная сфера, высокосановного царевича Риза-Кули-мирзы. Когда прошло три дня после его прибытия, владыка мира,- этот Хусрау-мирозавоеватель, счастливый государь,- приказал, чтобы в том районе для падишахского торжества отвели восхитительную поляну и веселый [68] луг, дабы после остановки славных знамен в том месте в присутствии населения и знати Ирана назначить наместника для той страны и поводья деятельности повернуть в сторону завоевания Индии. Исполнители дел надлежащим образом, соответственно высокой энергии владыки мира, приложили крайнее старание и усердие к приготовлению всего необходимого и принятию подготовительных мер. Что касается назначения места для этого райского торжества, то выбрали восхитительное просторное место и луг с растительностью (На полях примечание автора: “Расположено на остановке Бахар-Суфла”. Это же место указано и Махди-ханом); от мускусного запаха воздуха успокаивался ум, и от умеренности разносящего амбру ветерка сила воскрешающего дуновения (Буквально: “дуновения Иисуса”; этому дуновению мусульманские писатели приписывали чудесные свойства (см. Коран, 3,₄₃)) увеличивалась. Его проточные ручьи и каналы были воистину “садами, под которыми протекали реки” (Коран, 3,₁₈. Писец вместо слова *** (сады) написал *** (жизнь), что является бессмыслицей), а зелень и сады его земной поверхности, подобной раю, были образцом “Ирама с колоннами, подобного которому не было создано в странах” (Коран, 89, _6-7. Здесь писец также сделал ошибку, написав *** вместо ***). В этом восхитительном месте верхушки палаток, шатров, ограды и приемного шатра джемшидоподобного падишаха возвели до высоты точки стояния солнца и луны.

От автора:
Все эти палатки он щедрой рукою
Египетской тканью покрыл дорогою.
И вот на земле из шатров и завес
Возвысилось сразу сто тысяч небес

Недосягаемый счастливый [государь], осветив своей небоподобной особой то отрадное место, сделал его образцом вышнего рая и в том истинно райском собрании, /134б/ устраивая радость и веселье, пустил вкруговую веселую чашу с ароматным вином. У [красавцев] со щеками, подобными тюльпанам, от жара вина алое (Буквально: “цвета аргавана”) лицо [стало] цвета гранатового рубина, и у сладкоустых [69] [юношей ] постоянным движением кубков поддерживались пыл и веселье - сущность дней юности. Прекрасноголосые певцы [развлекали] веселыми напевами вместе с мелодичными соловьями и искусными музыкантами, играющими разные мелодии в созвучии с утоляющими печаль газелями.

От автора:
Напевы со всех раздалися сторон
И все без различья слились в один тон.
Певец столько чувства в напевы вложил,
Что даже рахаб хусайни позабыл.
Оставив вражду, 'ираки и байат
Шагают, как в день Ашура, в один ряд.
В гармонии все инструменты слились,
Рыданье и стон в небесах раздались.
Тут тысячи были поэтов, певцов, -
Обилие звуков, мелодий и слов (Мухаммад-Казим хочет сказать, что здесь даже несозвучные тона слились в одну стройную гармонию; так, несовместимые напевы 'ираки и байат слились в одну мелодию подобно тому, как житель Ирака и представитель племени байат, забыв старинную вражду, идут в праздник Ашура вместе в одной процессии).

Счастливый, знаменитый [государь], как солнце среди звезд и планет, сел на престол удачи, а украшенное драгоценными камнями сиденье оставил напротив восточного солнца, как бы для звезды Юпитера, и наместник государя Риза-Кули-мирза занял там место. Остальные сыновья, как Насраллах-мирза и Имам-Кули-мирза, встали, сложив руки вежливости на груди. Прочим великим эмирам были назначены места сиденья для султанов, высших государственных чинов (диванийан), знати, вельмож и правителей (хуккам) больших городов страны - справа и слева, соответственно чину и рангу каждого. Знать и приближенные с булавами и жезлами выстроились напротив халифского трона на почтительном расстоянии. Словом, в тот радостный день по блеску щедрой особы падишаха, имеющего [многочисленное], как звезды, войско, было установлено, что, пока глаза солнца и месяца смотрят на земную поверхность, они не видели еще ни одного великого государя, который устраивал бы подобным [70] образом собрание. Старый небесный свод, несмотря на то что каждого человека видит и слышит, ни в одном веке подобного этому, вызывающему зависть рая [собрания не видел] (В тексте “не видел” пропущено ошибочно, так как дальше идет “и не слышал”) и не слышал. Когда райское собрание было устроено с таким великолепием и мозг пьющих вино от паров благоуханного напитка освежился и повеселел, стольники и заведующие делами кухни украсили разноцветные скатерти /135а/ разного рода благами по образцу “мяса птиц, которое они любят, и плодов, которые они предпочитают” (Коран, 56, _20-21 (в этих стихах речь идет о наслаждениях, ожидающих праведников в раю)). Было столько приготовлено различных кушаний и напитков в этом восхитительном месте, что было бы достаточно до Страшного суда для ищущих пропитания, и пищи (Буквально: “той провизии, которую уносят из гостей”) хватило бы неимущим для существования до дня воскресения из мертвых. Различные племена воспользовались трапезой, которую блестящий падишах устроил для всех людей, и ковер еды и питья был убран. Рука щедрого, счастливого, как Фаридун, падишаха украсила стан способности каждого из присутствующих на собрании пышными халатами, многочисленными одеждами из расшитых золотом тканей, атласа и парчи, собольими, беличьими и горностаевыми шубами и роскошным, дорогим и красивым верхним платьем, так что в тот счастливый день они (То есть представители племен и знати) были почтены и прославлены до высшей точки небесного свода. Также в тот радостный день по щедрости и доброте высокоревностного государя случилось так, что вследствие надежды и упования он из царского великодушия и милости возложил на своего счастливого сына и зеницу ока Риза-Кули-мирзу должность наместника в Иране. Всех великих ханов, начальников и почтенных лиц он приветствовал и поздравил, а царский наместник был удостоен шахского объятия. По окончании собрания он дал своему наместнику на особой аудиенции несколько наставлений:

“Во-первых, когда ты прибудешь в Иран, то к шаху Тахмаспу Сефевиду, который находится в городе Себзеваре под домашним [71] арестом, назначь сторожами своих приверженцев и доброжелателей и запрети хождение простого народа, чтобы никто извне к нему не ходил. Правителей (хуккам), калантаров и чиновников (забитан), которых мы назначили на окраины страны, не сменяй и не заменяй и оказывай им такое же, [как прежде], внимание. К крестьянам (ра'айа) и степным кочевникам проявляй должное внимание. Если, не дай бог, из стран Туркестана, Турции или Европы прибудет в Иран войско, посоветуйся относительно борьбы с ним /135б/ со старшинами и начальниками племен и жителей степи, дабы поступить так, [как они будут советовать], каково бы ни было их мнение о борьбе и войне. Зря не бросайся в пропасть войны; если можно, ищи мира и примирения. Наглых разбойников и людей неблагодарных наказывай безжалостно и ни на один миг не проявляй нерадения. С купцами и караванами, прибывающими с окраин страны, соблюдай приветливость, потому что слух о справедливости, правосудии и величии твоем распространится в разных странах мира. Относись с должным уважением к подданным податным (ра'айа) и привилегированным (барайа) и не давай хода людям, не признающим справедливости. Заботься о людях искренних и преданных, служивших в нашей счастливой свите, и возвышай их до небесного свода. Подарки и награды зря не раздавай и благоустроенной казной нашей не распоряжайся; расходы делай в соответствии с доходами. Пока не соберешь двух динаров ³⁷, и одного динара не расходуй, - разве только в то время, когда появится непримиримый противник и прибытие его вызовет опустошение страны и истребление племен; в подобном несчастье не жалей казны на победоносное войско. Необходимого уважения и приветливости к потомкам 'Али и лучшему представителю сефевидской семьи шаху Тахмаспу не допускай (Таков точный перевод. Персидский текст гласит: ***. Здесь писец ошибся и надо читать: *** (“He проявляй небрежности в [оказании] уважения и приветливости...” и т. д)). Не проявляй нерадивости и все время посылай [72] гонцов в богохранимые области [с требованием] службы и приказами, хотя бы нужного дела и не было; в этом деле нерадивости не проявляй, нить управления областями держи крепко. Если, не дай бог, в течение шести месяцев не будет известий и указаний о нас, отдавай падишахские распоряжения таким образом, как ты сам найдешь полезным. Если тебе понадобится войско тех воинов, которые находятся на границах, вроде Мерва, Меручака, Кандахара, Еревана и Хамадана, не посылай и освобождай”. Словом, он дал много наставлений и бесчисленные поручения и приказал в делах верховной власти не отдавать никакого приказа, не посоветовавшись с Кадир-Кули афшаром и Хаджи Мухаммад-беком афшаром, которые были важными лицами в помянутом племени и людьми /136а/ старыми, бывалыми, испытавшими в жизни зной и холод. После многих указаний, избрав счастливый час, он приказал счастливому наместнику государя освободиться от счастливого стремени и отправиться в Иран. “Аллах делает, как захочет, и приказывает так, как пожелает” (Коран, 5,₁; 3,₃₅; 22,₁₉).

/143а/ Поднятие счастливым государем знамени с целью завоевания Пешавера и описание поражения Насир-хана и овладения тем городом

Когда небеснопрестольный государь, обладатель многочисленного, как звезды, войска, златовенечный Надир назначил на стоянке Джелалабад своего достойного счастливого сына Риза-Кули-мирзу в Хорасан, он выступил из той области, как бурная туча и раскаты грома, с величественным, как Страшный суд, войском и направил поводья движения в 1150 году (Ошибочно вместо 1151 г. (1738-39)) хиджры к завоеванию Пешавера. Поверхность долины и степь с появлением ароматных растений и различных цветов стали подобными хамелеону. Пылающие щеки розы и благоуханные локоны гиацинта вырвали у обезумевшего от любви соловья признание из сердца и терпение из души, и он запел на лугу. Могучею рукою султана весны открылись ланитам времени двери радости и язык фактов, и, восхваляя красавиц цветника роз, он начал такую песню: [73]

Опять на нашем поле рисунок изумрудный,
Опять нас услаждает весенний воздух чудный.
/143б/ На горы и долины, зеленые поляны
Небесный свод рассыпал кровавые тюльпаны.
Вновь соловей влюбленный на ветке распевает,
Да горлинка рыданьем тоску нам нагоняет.

Словом, небеснопышный государь, Надир (Здесь слово надир употреблено в значении “редкость”, “диковина”) арабских и персидских стран с могучими полками, [передвигаясь] со стоянки на стоянку (Наверху приписка: “12 [числа] месяца ша'бана” (25 ноября 1738 г); эта дата приведена по Махди-хану), охотясь на яйлаках ³⁸ той области и наслаждаясь свежим воздухом, направился к месту цели. Когда он подошел к Пешаверу на расстояние трех переходов ³⁹, дозорные, следовавшие непосредственно перед войском, доложили счастливому государю, что прибыл отряд из племени раджпутов, преградил ущелье под названием Хайберская теснина, которое является местом прохождения путников, и стену и башни, [сооруженные в нем], наполнил ружейными стрелками. Это было сделано потому, что когда о движении блестящих знамен счастливца стало известно Насир-хану Пишавари, - а он был человек настолько щедрый, что тысячи подобных Хатим Таю были слугами в его дворце, а в отношении справедливости был редкостным драгоценным камнем чистой воды и цвета, так что Ануширван Справедливый был его рабом, и в то время подобных ему не было,- когда он узнал о прибытии могущественного, как Джамшид, государя, он сначала написал командирам, племенным вождям и старшинам своих окраин, областей и уездов, чтобы явились к нему со своим войском. Двадцати тысячам метких, опытных и обученных ружейных стрелков, которые в темную ночь огненной пулей выбивали камешек из затылка змеи, он приказал отправиться с Йунус-ханом Турани к тому проходу, приложить необходимое старание к охране его и не допустить, чтобы кызылбашское войско прошло через те пределы в эту страну. После отправки Йунус-хана он занялся подготовкой остальных своих газиев, выступил из самого города и, разбив палатки и шатер [74] на берегу реки, протекавшей в двух фарсахах от города, стал очень хвастать, что, дескать, если всевышнему богу будет угодно, я благодаря вечному курканову счастью сотру с лица земли хорасанца Надира. /144а/ Некоторые командиры, племенные начальники и вообще войско говорили ему, что борьба правителя с победоносным счастливцем является безумием и беспечностью, потому что у трехсот тысяч семейств людоедов племени катур, которые обессилили все области Индии и были всегда заняты убийством и ограблением мусульман, он сжег в пламени счастливого государя основу (В тексте употреблено слово ***, означающее урожай или кучу зерна; так как на урожае основывается благосостояние людей, что и имелось в виду автором, в переводе употреблено слово “основа”) их прочности и спокойствия. Афганец Хусайн-хан имел пятьсот тысяч семей афганского племени и изумрудный Кайтул ⁴⁰ был в его подчинении; последний был разрушен пламенем его огня, подобного Страшному суду. “Откуда взять силы, чтобы в схватке победить такого мудрого повелителя? Это - безумное предприятие!” Насир-хан сказал в ответ: “То, что вы сказали, есть изложение действительного, но у меня есть дело, которого вы не знаете”. Все стали просить, чтобы он сказал. Он заявил: “Благодаря могуществу немилости падишахов, [потомков] эмира Тимура Счастливого, я получил в наследство от предков величие и покой. [Теперь], в конце [моей] жизни, когда победоносные кызылбашские войска прибыли в эту страну, если я ради пятидневной тленной жизни откажусь от благодарности падишаху Куркану и без боя и сопротивления встречу счастливого правителя, все население Индии и Синда будет укорять и проклинать меня и до дня Страшного суда я буду обесславлен в жизни и наказан господом-творцом. Если вы, военачальники, откажетесь от своей многолетней благодарности и пожелаете встретить счастливца, не будет никаких препятствий тому, чтобы вы пошли к нему и приобрели для себя полный почет, но я, бьюсь об заклад жизнью, не явлюсь /144б/ к блестящей, священной, высочайшей особе”.

Когда командиры и племенные начальники услышали речь о верности и твердости, все они сказали: “Если ты намерен [75] сражаться и жертвовать собою, мы также не распустим подол терпения и выносливости (Это выражение значит: “не потеряем терпения и выносливости”. “Подвязать подол” означает “взяться за что-нибудь” или “приступить к чему-нибудь”. ), сделаем необходимое для службы и соблюдения благодарности и пожертвуем головой и имуществом на пути веры и для курканова государства”. Все военачальники заключили друг с другом договор и союз и, подвязав подол геройства к поясу храбрости, занялись приготовлением дротиков и копий.

Что касается [войска Надира], то сколько счастливый государь ни назначал джезаири и славных бойцов, чтобы они оттеснили отряд раджпутов и назначенных в то ущелье, удачи не было. Он назначил несколько человек из передового отряда, чтобы они пошли, захватили в окрестностях и округах той области языка и привели. Согласно подлежащему исполнению приказу мирозавоевателя помянутые дозорные тотчас сели на быстрых, как ветер, коней, захватили десять человек из числа жителей степи той области и доставили к могущественному, как Джам-шид, государю. Когда он расспросил о том, как пройти из этой местности в Пешавер, один человек из той группы доложил августейшей особе: “Да буду жертвой твоего правосудного порога! Четыре-пять дней тому назад я остановился в самом городе Пеша-вере, когда правитель Насир-хан с величественным, как Страшный суд, войском в четырех фарсахах от того города раскинул палатки и шатры, и каждый день из окраин и областей к нему прибывали полки и отряды войска и ополчение. Он себя неоднократно успокаивал, что надирово войско не имеет силы и возможности пройти сюда через теснину Хайбера и, если даже будет продовольствие и фураж для войска, оно рассеется, обратится в бегство и уйдет. /145а/ Он ведет в таком роде хвастливые речи и собирает стремящееся в бой войско”. Когда мирозавоеватель усвоил смысл речей этого умного человека, он сказал: “Когда ты прибыл в эти пределы, откуда ты пришел?” Тот доложил: “В трех переходах от этих гор имеется узкая дорога и темное ущелье. Если счастливый государь желает направиться в ту сторону, я поведу [его] по той дороге и за четверо суток доведу до войска [76] Насир-хана”. Когда мирозавоеватель уяснил смысл заявления этого человека с приятной речью, он тотчас приказал, чтобы четырнадцать тысяч сильных и смелых воинов сели на быстрых, как ветер, коней, а войско поручил своему знаменитому сыну Насраллах-мирзе и дал указания: “Каждый день у входа в теснину занимайте себя стычками с вражеским войском, дабы противник не узнал о нашем движении, пока вы не получите от нас сообщения”. Могущественный, подобно Джамшиду, государь в тот день подождал, пока сияющее солнце ушло в мрачную яму и мир потемнел, и, взяв проводником того самого человека, быстрым маршем отправился с победоносным войском для победы над Насир-ханом. Пройдя [некоторое] расстояние, достигли бесподобной горы, в сравнении с которой высоту высшей точки стояния Сатурна ты счел бы вышиной дворца, а Млечный Путь на небе - проезжей дорогой; ни стреле воображения не было возможности подняться на нее, ни птице-мысли - взлететь. Взору счастливого государя представилось ущелье, полное страха и ужаса и с признаками мрака и враждебности. Волей-неволей - по словам стиха “кто положится на Аллаха, тому этого достаточно” (То есть, кто полагается на Аллаха, того он удовлетворит (Коран, 65, ₃)) ,- он сошел со счастливого коня, вступил в эту страшную расщелину и отправился в путь. В течение одних суток /145б/ все победоносное войско прошло через это темное ущелье в то место, где был простор и открытое пространство, и остановилось. С того места счастливый правитель, вставив ногу в счастливое стремя, пошел быстро и направился в Пешавер. Спустя сутки на другой день, когда взошли на песчаный холм, вдруг на месте восхода: солнца взгляд дозорных победоносного войска упал на войско правителя Насир-хана, который вполне спокойно раскинул палатки и шатер и предался отдыху, удовольствиям и веселью. Дозорные доложили о положении [вражеских войск], и счастливец эпохи расположил победоносное войско по отрядам, а сам взошел на вершину холма, как златокрылый сокол, и стал смотреть вправо и влево от тех людей. Потом, разделив смелых, как Бахрам, газиев на четыре отряда, сам с группой преданных [77] мулазимов под надировым знаменем, как восходящее солнце, сел на быстрого златоуздого коня и сразу приказал играть барабанщикам и трубачам.

Победоносные воины, как голодный сокол, нападающий на фазана, и как пылающий огонь, охватывающий лес, взявшись за мечи, копья и стрелы, напали на то величественное, как Страшный суд, войско. В это время правитель Насир-хан был занят в своей палатке обязательной молитвой, как вдруг призыв “Когда потрясется земля сотрясением своим” (Коран, 99, ₁) раздался в мире, шум и сумятица битвы и звон золота и серебра оглушили уши неба. Насир-хан, ошеломленный, сел на свою лошадь и, побуждая своих храбрецов к бою, говорил: “Что это за шум? Уж не протрубила ли труба Страшного суда или происходит сотворение нового мира?” Каждый из его войска говорил то же самое. Кто спал, кто бодрствовал, [когда началась] кровопролитная битва,- все были ошеломлены и удивлены и спрашивали друг у друга свое имя и признаки. /146а/ Спустя час темным индийцам стало ясно и очевидно, что кызылбашское войско напало на них, превратило светлый день их в темную ночь, и вследствие могущества и храбрости победоносного войска у этих несчастных отнята [способность] движения. Волей-неволей и без задержки они обратились в быстрое бегство и призывали друг друга к этому невыносимому расставанью. [Кызылбашское] войско, не обнажая сабель, как неизбежная судьба, спешило вслед за ними, на каждом шагу сбивало всадника, как тень, на землю унижения и отправляло в ночь небытия; остатки того войска (Имеется в виду индийское войско) в стесненном состоянии и полном расстройстве укрылись в крепости и на высоких местах.

Один из афшарских воинов во время схватки настиг сзади Насир-хана и уже хотел ударом смертоносного (Буквально: “подобного ядовитой змее”) копья покончить с ним, как один из его гулямов закричал: “Эй, молодец! Этот человек - правитель Насир-хан. Если ты возьмешь его живым и доставишь к счастливцу эпохи, ты по богатству мирскими [78] благами уподобишься Каруну” ⁴¹. Так как в смерти Насир-хана произошла отсрочка, тот воин протянул руку, схватил его за кушак и стащил с лошади. Сойдя с лошади, он связал обе его руки, посадил верхом сзади себя и отправился к небесносановному государю. Он нашел его на верху песчаного холма и доложил, что это правитель Насир-хан. Мирозавоеватель позвал несколько других пленных и спросил; все доложили, что это действительно так. Владыка мира возблагодарил бога и тотчас приказал надеть на него роскошное падишахское платье, подарил ему лошадь с убором, украшенным драгоценными камнями, и проявил дружеское и милостивое отношение сверх меры, так что трудно представить это. Он назначил грубых и строгих насакчи ⁴², чтобы приказать победоносному войску, преследовавшему разбитое войско, вернуться в высокий лагерь и не причинять беглецам затруднений,- но какая была от этого польза, если победоносное войско до ворот крепости воздвигло холмы из убитых и из тысяч не ушел живым и один человек, /147а/ потому что все были убиты или взяты в плен победоносным войском. Остальное войско, занимавшееся поисками беглецов, вернулось в мирозавоевательный лагерь, и владыка мира вместе с правителем Насир-ханом прибыл в тот день в палатки и шатер.

Так как победоносное войско прибыло быстрым маршем и палаток с собой не имело, в тот радостный день оно остановилось в палатках и шатрах правителя Насир-хана. Группу командиров и начальников того войска, которые были захвачены храбрецами и которых собирались убить, владыка мира приказал отпустить и почтил помянутых сердаров роскошными халатами и подобающими лошадьми. Вызвав к себе правителя Насир-хана с командирами, он сказал: “Что касается необходимого постоянства и самопожертвования, которые вы проявили, то мироукрасительным умом это понято так, что из уважения к падишаху Индии вы проявили больше прежнего хорошее старание в службе, честности и порядочности. Когда вы первый раз совещались, вы сначала были намерены встретить нашу августейшую особу; потом, когда правитель Насир-хан, имея в виду самопожертвование и благодарность куркановой [династии], решился на сражение, чтобы [79] выполнить договор и союз, и пришел с этим намерением [принять] бой,- он с помощью всеславного, всемогущего [бога] и благодаря неустанному счастью мирозавоевателя попал в руки победоносного войска. Теперь я вас отпускаю с тем, чтобы вы пошли в Пешавер, успокоили жителей той местности и вернулись в мирозавоевательное войско. Знайте, что всю эту дружбу и снисхождение к вам /147б/ я проявляю по той причине, что вы сохранили верность и благодарность нашему старшему брату падишаху Мухаммаду, не были нерадивыми в борьбе и защите и, показав больше прежнего свое усердие, не пожалели своей жизни и имущества. Такому преданному слуге нужно оказать дружеское расположение и внимание. Если богу будет угодно, нами намечено после завоевания силою вечного счастья стран Индии возвысить и отличить правителя Насир-хана среди ему подобных современников”. Словом, оказав сверх меры милости и обнадежив дружественной поддержкой, он отпустил их и назначил на службу в Пешавер.

Помянутые ханы с большой радостью прибыли в прекрасный город Пешавер и рассказали знати и простому народу о щедрости и справедливости счастливца эпохи и его заботливости о подданных.

В тот счастливый день по приказу правителя Насир-хана старшины (кадхуда) и старосты (ришсафид) базарного люда и кварталов занялись украшением и иллюминацией [улиц]. На другой день жители этого прекрасного города, чрезвычайно радуясь счастливому прибытию, поспешили навстречу счастливому кортежу и вследствие этой радости украсили и убрали город таким образом, что майдан ⁴³ выровняли и посыпали песком, а стену и потолки его украсили рисунками и картинами. По краям майдана в виде четырехугольника [поставили] решетку... (Пропуск; далее искажение: ***) и талантливые мастера с большим искусством [сделали] из раскрашенного дерева кипарисы, чинары, чудесные цветы и подвижное небо. С каждой стороны решетки он устроил празднество. Бесконечные свечи и светильники поместили на этих деревьях, гиацинтах и [80] небесах и ночью, [кроме] зажигания светильников и ламп и воспламенения огней, майдан украсили, привязав веревками фигуры животных и бесподобные ракеты. Во время зажигания свечей, /148а/ светильников и факелов огонь воспламенил эти ракеты и наполнил мир, подобно кузнечному горну, разноцветными искрами (Описание украшений майдана наполнено орфографическими и иными ошибками. Видимо, сам автор, основываясь, в лучшем случае, на рассказах очевидцев, не представлял себе ясно эту феерическую картину. Тем более не разбирался в этом писец и, конечно, исказил некоторые слова до неузнаваемости).

Незадолго до прибытия счастливца эпохи дорогу на протяжении двух фарсангов устлали узорной шелковой тканью, камкой, парчой и златотканым бархатом и устроили аллею из разноцветных картонных деревьев, разукрашенную пестрыми цветами. Когда правитель Насир-хан явился для встречи к светлейшей счастливой особе и стал просить, чтобы он счастливыми шагами украсил и освятил город Пешавер, как небесный рай, музыканты и фокусники по индийскому обычаю наигрывали мелодии рак и кабула. Чтобы удовлетворить желание правителя Насир-хана, владыка мира отправился и прибыл в тот прекрасный город. Когда благосклонный взгляд упал на разостланные ковры, убранство и украшения жителей того места, он очень обрадовался и приказал, чтобы грубые и строгие насакчи в самом городе приказали: если кто-нибудь из победоносного войска совершит насилие и несправедливость в отношении податного и неподатного населения, его голову отделят от тела. В тот радостный день владыка мира похвалил Насир-хана, подарил ему лошадь, снаряжение и украшенный драгоценными камнями пояс и, остановившись в шахском дворце, поднял славу до высшей точки стояния молодого месяца.

Он приказал, чтобы быстрые всадники вместе с людьми Насир-хана отправились к Хайберской теснине и Йунус-хана, сторожившего проход, вернули бы без боя к священной особе. Но дело было в том, что в ту ночь, когда войско Насир-хана потерпело поражение, несколько человек из разбитого войска, [81] у одного из которых был там брат, а у другого - отец, пришли и рассказали /148б/ о поражении Надир-хана; те двадцать тысяч человек рассеялись в горах и долинах. Так как каждый день между наввабом Насраллах-мирзой и тем отрядом происходили стычки. на другой день дежурная часть (Буквально: “ежедневное войско”) явилась на поле сражения, но сколько [кызылбаши] ни ждали, признаков того войска не было. Объяснив это хитростью того отряда, они вернулись обратно и ждали (В тексте ошибочно “не ждали”, что является бессмыслицей) до заката: может быть, покажутся признаки [войска], но оно не появилось. Счастливый навваб приказал нескольким дозорным добыть и доставить определенные сведения. После прибытия дозорных и получения известия о бегстве того отряда счастливый царственный навваб с войском, подобным волнующемуся синему морю, выступил и направился в Пешавер. В пути он встретил гонцов, которых послал мирозавоеватель.

В тот день счастливый повелитель [сидел] с сердарами, племенными вождями и Насир-ханом на верху очень высокого замка, который был выше и крепче всех зданий Пешавера. Его построили знающие мастера и сделали, окно... (Здесь писец также достаточно напутал, и если точно переводить написанное им, то получится бессмысленная фраза, а именно: сделали окно “на танга, украшенные драгоценными камнями”; танга - серебряная монета) так, что если смотрели на обширную равнину, то видели [вдаль] на десять фарсангов.

В тот день правитель Насир-хан говорил своим военачальникам, что у счастливца эпохи войска и свиты нет; с этим самым войском, которое он имеет с собой, он хочет захватить Индию. В это время на обширной равнине со стороны Хайберской теснины показалась пыль и [послышался] гром, так что лик солнца потускнел и потемнел, и поднялись шум и волнение, подобные величайшему ужасу (То есть Страшному суду). У Насир-хана и сердаров желчь в теле превратилась в воду (Печень считалась вместилищем храбрости и силы. Поэтому слово *** имеет значение “желчь” и “храбрость”, “сила”, и это образное выражение означает, что Насир-хан и сердары испугались), и они говорили про себя: “Уж не прогремела [82] ли труба Исрафила ⁴⁴, что оттуда показались древки и полотнища знамен, каждое из которых является знаком тысячи человек?” /149а/ Под тем знаменем, которое было внушительнее и красочнее всех, показался воин с темным лицом и в кольчуге, чрезвычайно важного вида. Насир-хан спросил Мирзу Заки, приближенного счастливца эпохи, относительно этого знаменитого воина и этого войска. Тот сказал, что этого молодого человека зовут эмир Аслан кырыклу; он является сердаром и командующим (сахиб ихтийар) войском Хорасана. Час спустя показались другие знамена, внушительнее и больше тех; [впереди] с независимым видом (Буквально: “с полной независимостью”) [ехал] человек сильного сложения, с большими руками, верхом на лошади с золотым седлом, перед ним [шли] четыреста скороходов. Правитель Насир-хан спросил, и Мирза Заки ответил: “Этого человека зовут Тахмасп-хан джалаир вакил ад-даула; он пришел с войсками Астрабада, Гургана, Мазандерана, Атека и Хорасана”. Словом, победоносное войско пришло полками и отрядами и, остановившись вне крепости, поставило свои палатки и шатры.

На другой день проворные слуги поставили надирову палатку и шатер, верхушка которого затемняла лик солнца и луны. Когда победоносное войско расположилось и успокоилось, в тот же день и счастливец эпохи поднялся на верх того сильного замка и разговоривал с Насир-ханом об Индии, как вдруг показалась пыль и [послышался] сильный гром, как будто возник Ноев потоп. Насир-хан и военачальники Индии взволновались: не прибывает ли падишах Индии или Синда,- и стали рассматривать то войско. Показалось сорок полотнищ золотых и серебряных знамен и под сенью каждого полотнища знамени была тысяча покрытых золотом [воинов], сверкавших, как восходящее солнце. Под сенью знамени, украшенного драгоценными камнями и блестящего, как солнце, был красивый юноша, /149б/ весь в драгоценных камнях, с драгоценным султаном на шапке. Тысяча двести скороходов, одетых в диба ⁴⁵, с украшенными драгоценными камнями булавами шли впереди него, и еще сорок тысяч человек [83] отрядами в полном порядке шли сзади него,- каждый, как воинственный Бахрам.

Правитель Насир-хан спросил об этом войске и этом юноше: “Кто этот знаменитый воин, у поводьев лошади которого идут во дворец все сердары этого войска?” Мирза Заки сказал: “Этот юноша - Насраллах-мирза, старший сын счастливца эпохи”. Словом, в тот день до захода солнца войско счастливца прибывало отрядами и останавливалось. У Насир-хана при виде этого войска рассудок улетел из головы. Он говорил: “Боже! Тебе подобает царство и власть, ибо все это величие и сан ты дал смертному рабу своему и подчинил ему всех людей”.

Словом, милостивый падишах (То есть Надир) три дня спустя прибыл в надиров шатер и предался удовольствиям.

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.