Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

Е. К. МЕЙЕНДОРФ

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ОРЕНБУРГА В БУХАРУ

Книга первая

Глава первая

Приготовления к путешествию. Отъезд. — Дорожные опасности. — Маршрут.

Весь состав посольства, которое должно было отправиться в Бухару, собирался в Оренбурге в течение августа. К этому времени предназначенные для конвоя казаки были отобраны оренбургским военным губернатором генералом от инфантерии Эссеном 1. Однако формирование этого отряда затянулось до середины сентября, и мы увидели, что лучшее время года миновало. По экономическим соображениям съестные припасы сначала хотели отправить на телегах, но от этого нас побудили отказаться различные сведения, полученные нами о стране, через которую нам предстояло следовать. Тогда было решено отправить основной провиант на верблюдах, а остальной погрузить на 25 телег для тех, кто в пути заболеет, или тех, кого могут ранить. Каждая телега была запряжена тройкой лошадей и сопровождалась башкиром. Ввиду того что в киргизской степи нам предстояло переправляться через реки, отряд снабдили двумя лодками, которые мы также погрузили на телеги. Последние были сконструированы так, что если их поставить на лодки, то они могут служить паромом, способным перевезти 20 человек. Чтобы преодолеть за два месяца пустыню, требовалось по 150 фунтов сухарей на каждого солдата и по 4 центнера овса на каждую лошадь, кроме того, крупы для отряда, двойного запаса снарядов для наших двух пушек, 15 кибиток, или войлочных палаток, 200 бочек для воды, наконец, немалое количество бочек водки. 320 верблюдов были нагружены провиантом для конвоя и 38-багажом членов посольства и продовольствием для них.

По приказу военного губернатора с киргизскими старейшинами было заключено соглашение о доставке в Оренбург необходимых посольству 358 верблюдов за плату по 110 рублей ассигнациями. 15 сентября они были приведены в Оренбург, чтобы везти на себе по 640 фунтов каждый. Желанный день отъезда наступил, но ни один киргиз не явился. Оренбургский базар оказался не в состоянии доставить необходимое [23] для нашего конвоя количество овса: пришлось посылать в соседние деревни, то есть за 150 верст от Оренбурга. Лишь один хозяин согласился намолотить нужное количество овса, и оно было привезено в Оренбург к 20 сентября. Содержание эскорта в течение его пребывания за пределами России было определено примерно в 72 тыс. рублей. Эту сумму обязательно надо было иметь звонкой монетой, чтобы получить продовольствие в Бухаре. Так как вывоз русской мелкой монеты был воспрещен, надо было раздобыть червонцы. Но у оренбургских купцов их в достаточном количестве не оказалось: понадобилось искать в Троицке, удаленном от Оренбурга на 600 верст. Эта попытка потерпела неудачу. Кончилось тем, что в Москву, отстоящую на 1500 верст от Оренбурга, был отправлен курьер, который нашел нужную сумму. Итак, непредвиденные обстоятельства откладывали наш отъезд. Благоприятное время года кончилось— середина сентября прошла,— и скоро должны были наступить сильные морозы. Начались дожди; град и снег выпадали каждый день.

Я вспомнил о лишениях, перенесенных войском Тимура на Сейхуне, описанных Шерефеддином 2. «Одни, — сообщал он, — отморозили нос и уши, другие — ноги и руки; небо было сплошною тучей, а земля — грудой снега». Места, через которые нам предстояло пройти, находились севернее, чем те, где погибла армия этого завоевателя 3. Я жалел наших плохо одетых солдат, предоставленных невзгодам зимы.

Мы устроили несколько совещаний с киргизами, чтобы обсудить маршрут и ознакомиться с предстоящими трудностями. Пятеро из них были нашими проводниками, самого опытного поставили во главе; остальные 60 киргизов должны были заботиться о верблюдах. Животные принадлежали различным владельцам. Они были объединены в коши, или группы, от 20 до 60 голов, сопровождаемые вожаком-киргизом. Произвели пробную загрузку, и тут выяснилось, что продолговатые тюки для перевозки наиболее удобны.

9 октября прибыла последняя группа верблюдов, и наш отъезд был назначен на следующий день.

10 октября губернатор произвел смотр всему конвою, собранному на большой оренбургской площади. Он приказал отслужить молебен и благословить путешественников. Религиозная церемония — духовные песнопения, благословения, предшествовавшие столь долгому пути через необъятные пустыни, — заключала в себе нечто внушительное и торжественное, усугублявшееся предчувствием опасностей, которые могли ожидать экспедицию. Оно не было лишено оснований. Киргизы, недовольные тем, что русские исследуют их пустыни, нередко совершают нападения на проходящие караваны. Так, в 1803 году недалеко от Сырдарьи подверглось нападению [24] киргизов посольство поручика Гавердовского 4. Благодаря упорной обороне ему едва удалось спастись самому, но его жена, врач и большая часть отряда остались во власти степных кочевников.

Даже в том случае, если киргизы не осмелятся напасть на такой многочисленный эскорт, как наш, не исключено, что они подожгут траву и камыш в степи, где мы будем проходить, чтобы тем самым умножить трудности путешествия или даже сделать его невозможным. Другой, весьма распространенный вид нападения заключается в том, чтобы, подкравшись ночью к пасущимся лошадям, с невероятной быстротой похитить часть из них. Этих действий следовало опасаться, потому что несколько грабителей, соединившись вместе и напав врасплох на наших часовых, могли причинить нам непоправимый урон.

Генерал Эссен, предвидевший эти опасности, с удовольствием принял предложение влиятельного киргизского султана Арунгазы Абдулгази 5 о сопровождении нашего посольства до Сырдарьи отрядом в несколько сот киргизов. Генерал придавал большое значение этому предложению, особенно ввиду морального влияния, которое оно должно было оказать на киргизов.

Однако мы значительно больше опасались хивинцев, занимавших часть областей к югу от Аральского моря. Они, не менее проворные, чем киргизы, но более сплоченные, неоднократно совершали набеги отрядами в четыре-пять тысяч человек. Правда, подобная численность кавалерии не вызывала особых опасений у наших пехотинцев, однако и эскорт наш вряд ли смог бы прикрыть 700 вьючных животных, в том числе верблюдов, принадлежавших бухарским купцам, которые были поручены нашей охране. Нападения грабителей столь же (быстры, сколь и неожиданны). Они наводят панику криком и воем, и верблюды, разбежавшись, легко попадают в их руки. Лучшее средство предупредить такое замешательство — заставить животных опуститься на задние ноги: тогда их с трудом можно поднять. Но часто не остается времени, чтобы прибегнуть к этой предосторожности, и тогда караван пропал: очутиться в киргизской степи без верблюдов — значит погибнуть.

Опасности подстерегают вас и в самой Бухарин, стране, подвластной варварскому и воинственному народу. Как я узнал впоследствии, перед нашим приездом в Оренбург бухарские купцы доверительно говорили своим знакомым: «Может статься, что никто из путешественников-христиан не вернется домой. Если даже хивинский хан разрешит им пройти, то уж наш хан не совершит ошибки, дозволив им отправиться обратно. Мы не хотим, чтобы христиане знакомились с нашей страной». [25]

Маршрут от Оренбурга до Бухары, по которому прошло русское посольство в 1820 году

Дата

Лагерные остановки

Природные условия

Версты и сажени

10 октября

12 »

13 »

14 »

16 »

17 »

19 »

20 »

21 »

23 »

24 »

25 »

27 »

28 »

30 »

31 »

1 ноября

2 »

4 »

6 »

7 »

8 »

 

9 »

 

11 »

12 »

13 »

Ручей Бердянка

» Битли-су

» Бурте

» Узун-буртех

»Кара-бута

Река Илек

» »

Ручей Тамды-яман*

» Суук-су

» Талаш-бег

 

 

 

 

Гора Бассага

 

Река Кублейлы-темир **

 

Река Тираклу

Ручей Кара-акенты ***

» Тубан

Каунджур

»

Озеро Ходжа

Колодец Кул-кудук

Аще-кудук

Чубар-тепе

Источник Октани ****

» Сары-булак

Гора Дерман-баши

Колодец Урачай

Кулли

Вода и трава

Воды мало

Вода

Вода, трава и кустарник

Вода, трава, деревья и кустарник »

»

»

Кустарники, камни, вода, трава

Кустарники, вода, трава

 

 

 

 

 

Немного кустарника и травы

 

Кустарник, немного травы, солоноватая вода

 

Хорошая вода, немного травы и кустарника

Дурная вода, немного травы и кустарника

Вода, кустарник, трава

»

»

Вода, камыш, трава

То же и кустарник

Вода, камыш, трава, немного кустарника

То же и солоноватая вода

Кустарник, трава, дурная вода

Немного кустарника, трава, дурная вода

Кустарник, трава, воды нет

Кустарник, плохая трава, дурная вода

Кустарник, плохая трава, соленая вода

20-251

25-460

33-289

26-102

35—302

27-434

31-60

27-380

29-470

35-37

 

 

 

 

31-386

 

28-29

 

31- 219

34-110

27-123

22-101

29-210

44-454

29-329

24-383

29-35

26-432

39-292

30-161

20-407

30-268

* По Эверсману — Тамбутан.— Прим пер.

** По Эверсману — Яман-темир.— Прим. пер.

*** По Эверсману — Караганды.— Прим. пер.

**** По Эверсману — Чилик.— Прим. пер. [26]

Дата

Лагерные остановки

Природные условия

Версты и сажени

14 ноября

15 »

 

 

18 »

 

19 »

22 »

23 »

24 »

25 »

27 »

28 »

29 »

1 декабря

3 »

4 »

5 »

6 »

7 »

9 »

10 »

11 »

12 »

13 »

15 »

16 »

17 »

18 »

20 »

Холм Сапах

Залив Камышлы

 

 

Ялтыр-куль

 

Река Сыр

Безымянное озерцо

Безымянная местность

Река Куван

» »

» »

» »

Безымянная местность

Джаныдарья *

У песков Кызылкума

Пески Кызылкума

» »

У песков Кызылкума

Колодец Юз-кудук

Безымянная местность

У песков Баткак

Горы Сусыз-кара

Источник Кара-агач **

Источник Агатма

Колодец Одун-кудук

Кишлак Кагатан

Город Вабкент

Кишлак Базарчи

Бухара

Кустарник

Рассеянный кустарник, хорошая вода, немного травы

 

Немного кустарника, хорошая вода и такая же трава

 

Кустарник, то же

Кустарник, трава, вода

Кустарник

Рассеянный кустарник, камыши, хорошая вода

Кустарник, то же

Немного кустарника, то же

Кустарник, то же

Кустарник, немного травы, воды нет

Кустарник, дурная вода, немного травы

Кустарник

»

»

Кустарник, немного травы

Хорошая вода, немного кустарника и травы

Воды нет, то же

Воды нет, кустарник, немного травы

То же

Немного кустарника, соленая вода

Немного кустарника, соленая вода

Хорошая вода, немного кустарника

Возделываемые земли

Возделываемые земли

Возделываемые земли

Возделываемые земли

26-162

25-219

 

 

27-19

 

26-12

9-378

24-79

29-329

19-304

16-249

28-14

30-40

33-449

35-109

42-162

44-69

46-5

43-311

43-300

43-182

33-442

40-58

38-275

38-386

17-366

17-289

23-169

2

Итого. . . 1586 верст 179 саженей

* по Сенковскому-Янгидарья, или Новая река.- Прим. пер.
** По Эверсману — Кара-ата.- Прим. пер. [27]

Глава вторая

Описание степи. — Киргизский аул. — Встречи посольства с султаном Арунгазы. — Охота на сайгаков

Предстоявший маршрут мы решили разбить на три участка. Первый — от Оренбурга до Мугоджарских гор — мы пересекли между ручьями Кара-акенты и Тубан примерно в 434 верстах от Оренбурга; второй — между Мугоджарскими горами и Сырдарьей и третий — от Сырдарьи до Бухары.

Природа первого участка на всем пути довольно однообразна: волнистая местность, изрезанная цепями холмов, склоны которых простираются иногда на 15—20 верст. Отсутствие деревьев и небольшие возвышенности всегда оставляют открытым необъятный горизонт, где взгляд тщетно ищет, на чем бы остановиться. Для степи характерны засушливость, однообразие и тишина. К концу мая лучи палящего солнца сжигают в этих краях травяной покров, и поверхность земли принимает и сохраняет грязно-желтый цвет.

Деревья на всем пути можно найти в двух местах. Повсюду только жалкие колючие кустарники высотой 3 фута и настолько редкие, что, по мнению европейца, они не в состоянии нарушить монотонность этих обширных пустынь. Мы пересекли довольно много ручьев, которые все кажутся одинаковыми и часто текут в одном и том же направлении. От Урала до Сырдарьи они проходимы вброд, но становятся безводными летом и осенью. Впрочем, Илек, Эмба, Темир, Орь и Иргиз можно назвать реками, тем более что они текут постоянно, хотя и не отличаются большой глубиной. Многие из ручьев пересыхают летом до такой степени, что следами их существования в весеннюю пору остаются только балки. Иные же превращаются в озерки в несколько сажен глубиной, то соединенные друг с другом струйкой воды, то без всякой связи между собой. Ежегодно степь покрывается большим количеством снега, быстро тающего с наступлением весны. В это время реки и вздувшиеся ручьи превращаются в буйно текущие потоки, образующие овраги, тем более глубокие, что почва повсюду глинистая.

В 30 верстах от Оренбурга на наиболее высоком из окрестных холмов, Джиланды-тепе, я нашел белемнит и аммонит 6. Между Узун-бурте и Кара-бутаком и далее везде до Мугоджарских гор я встречал в огромном количестве те же ископаемые, а также много раковин.

Почва почти всюду глинистая, сухая, твердая, усыпанная разноцветной галькой. Большинство холмов и отлогие склоны имеют округленные вершины, как будто потоки воды сгладили их. [28]

Близ бугров Бассага мы видели много окаменелостей — моллюски и даже зуб акулы — несомненное доказательство существования в древности морского дна. В Бердянке мы заметили остатки заброшенного медного рудника, о котором говорит Паллас 7, и другого — возле Кызыл-ова: несколько неглубоких скважин рядом с грудой камней, смешанных с медной рудой. Примерно в 7 верстах от нашего лагеря, на Узун-бурте, вверх по течению ручья, мы нашли каменный уголь. Мы испытали его в нашей кузнице: он горел очень хорошо.

Прибыв в Кара-бутак, мы были приятно удивлены, увидев небольшое деревце черной ольхи, да и местность показалась нам лучше. В степи нашим взорам пока еще не представлялось хоть сколько-нибудь мощной растительности. Подобное наблюдение мы имели возможность сделать вскоре на берегу Илека. Группы деревьев или кустов тополей и верб радуют здесь путника, утомленного созерцанием голой пустыни. Трава хороша всюду, где разливается река, и здесь киргизы устраивают летние кочевки. Илек — самая большая река из всех, которые встретились нам до Сырдарьи: он имеет в ширину около десяти сажен, очень быстр и течет по песчаному руслу; в нем водится много видов рыб: щука, окунь, пескарь, карп, карась и т. д.

На этих же берегах мы впервые увидели большое селение, или аул, состоящий из киргизских юрт. Наше внимание привлекли стада баранов численностью от 5 тыс. до 6 тыс. голов. Приблизившись к аулу, мы заметили юрты разной величины из белого или коричневого войлока; их было около 50, и они беспорядочно располагались группами в три, четыре и даже шесть юрт.

Мы узнали, что это — становище султана Арунгазы, одного из главных предводителей киргизов. Он ожидал нас, чтобы сопровождать до Сырдарьи и этим доброжелательным актом засвидетельствовать свою приверженность к русскому правительству, в помощи которого он, по правде сказать, сильно нуждался-из-за своих раздоров с хивинским ханом. На следующий день после нашего прибытия султан, окруженный свитой из сотни киргизов, прибыл верхом с визитом к г-ну Негри. На голове у него была чалма, что совершенно не принято в этой пустыне, но считается признаком благочестия со стороны магометанина, стремившегося отличить себя от киргизской массы. Все эти кочевники пожелали проникнуть в палатку Негри. Они действительно вошли туда, насколько позволяло место, и уселись на корточки.

У султана был хороший цвет лица, большие красивые черные глаза, приятная и серьезная внешность. На нас он произвел впечатление человека весьма рассудительного. Его визит продлился полтора часа. [29]

На другой день я отправился навестить его. По пути я встретил около 50 киргизов. Подъехав к ним, я узнал, что они собрались для исполнения приговора, вынесенного султаном одному их соплеменнику, укравшему лошадь. Согласно Корану, он был осужден на смерть. Но старики киргизы прашивали султана помиловать его, дабы провидение обеспечило благоприятный результат похода, который султан намеревался предпринять, и чтобы его милосердие оказалось счастливым предзнаменованием при встрече с русскими. Султан удовлетворил их просьбу, и наказание было смягчено.

Полуобнаженного вора с надетым на шею куском черной кошмы, свисавшей на плечи, два вооруженных нагайками всадника погнали до ближайшей юрты. Там ему вымазали лицо сажей и заставили пройти сквозь группу киргизов. Затем к хвосту лошади привязали веревку, велели вору взять ее в зубы и бежать за лошадью, которую двое гнали вскачь, а мчавшиеся за вором кочевники били его нагайками. Большинство присутствовавших смеялись до слез, некоторые ругались. Наконец спустя несколько минут вора отпустили. Затем он поблагодарил султана и обещал ему более не красть. Лошадь вора подверглась участи, которая первоначально была определена ее хозяину: ей перерезали горло, а затем в одно мгновение она была разъята на части и поделена между присутствовавшими киргизами, причем не обошлось без громких криков, возни и нагаечных ударов.

После того как мне пришлось оказаться свидетелем этой сцены, я отправился к султану, который попросил подождать несколько минут, чтобы приукрасить свое жилище. Наконец я был допущен и нашел султана сидевшим почти в центре большой круглой юрты. С одной стороны полукругом восседали его друзья, с другой — были приготовлены места для нас. Стены были украшены коврами, на веревке развешаны одежды, разостланы тигровые шкуры, виднелась богатая очень высокая диадема из золота, отделанная бирюзой и бледными рубинами,— головное украшение киргизки. На крюку висела мясная туша, стояли большие бурдюки с кобыльим молоком и несколько деревянных чаш. Предметы роскоши помещались рядом с вещами, предназначенными для удовлетворения насущных житейских потребностей, и любовь к пышности уживалась с примитивными вкусами.

Покинув Илек, мы направились к ручью Тамды-яман. Вскоре мы подошли к холму, образованному красноватыми скалами и большими аммонитами диаметром 2,5 фута,— здесь мы обнаружили также много богатых медью камней, которые, вероятно, нанесла сюда вода. Недалеко от устья Суук-су в Илек впадают четыре речки; отсюда пошло название не только этого места, но и всего района — Беш-тамак {«Пять рек»). [30]

До вершины Бассаги, откуда открывается весьма обширный вид, мы добрались настолько незаметно, что были удивлены, оказавшись на такой высоте. Эта вершина сложена из кристаллического гипса, покрывающего здесь всю степь. Бассага имеет в высоту только около 30 сажен; пологий склон ее направлен к северо-востоку, а крутой — к юго-востоку.

За Бассагой местность становится все более и более безводной; ковыль, который прежде встречался в изобилии, здесь почти исчезает; повсюду видна только глинистая, малоплодородная почва и несколько жалких растений вроде полыни; земля во многих местах растрескалась от летней жары.

Мы переправились вброд через Кублейлы-темир, проломив лед ударами топора. Эта река имеет примерно три сажени в ширину и в нескольких местах до сажени глубины. Вода хороша, дно песчаное, а берега заросли камышами, в которых иногда попадаются кабаны. Я видел здесь одного молодого киргиза, который, стоя в воде, около десяти минут рубил лед; затем он вышел на берег, положил топор и, не боясь холода, снова вошел в реку и окунулся три раза. Доказательство физической выносливости кочевого народа.

Кублейлы-темир — всего лишь ручей, о котором я не стал бы упоминать, если бы мы не обнаружили на одном из его берегов под поднятой до десяти сажен крутизной большое количество белемнитов и мышиных скелетов. Этот берег был сложен несколькими слоями конгломератов гравия и глины. Я прохаживался вдоль этой крутизны то по льду, то по земле, разыскивая окаменелости или интересные конгломераты, как вдруг заметил вверху крупное животное, которое собиралось прыгнуть с горки и, казалось, хотело броситься на меня. Я отступил, и оно тотчас же упало к моим ногам на лед, проломив его и разбив себе кости. Это был первый сайгак, разновидность антилопы, которого мне пришлось увидеть. Оказывается, за ним охотились конвойные казаки, преследовавшие его до самой пропасти. Сайгаки необычайно трусливы, и киргизы умеют этим пользоваться. Обычно охотники подкарауливают животных вблизи рек, куда стада сайгаков приходят на водопой. Киргизы втыкают в наклонном положении несколько рядов заостренных стеблей камыша, расположив их полукругом один возле другого на расстоянии около фута. Вокруг камышей они насыпают кучки земли в виде дуги, края которой удалены друг от друга примерно сажен на 50. Когда сайгаки появляются, спрятавшиеся киргизы начинают кричать и гонят их по направлению к дуге. Животные, приняв кучки земли за людей, теснятся к стеблям и напарываются на них. Донские казаки ловят их другим способом. Летом во время сильной жары сайгаки собираются в стада от 4 тыс. до 5 тыс. голов и, покидая свои степи в поисках прохлады, переправляются через Дон вплавь. [31]

Когда казаки бросаются в реку и убивают животных. Заслуживающие доверия лица уверяли меня, что видели в Губерлинских горах и на Урале примерно в июне, во время больших переселений сайгаков, стада численностью от 8 тыс. до 9 тыс. голов. Мясо сайгаков восхитительно, а из кожи шьют одежду, Приблизиться к ним, если только нет большой жары, почти возможно. В поисках тени сайгаки собираются в группы до голов и, опустив головы, держатся один за другим, в то время как вожак стаи прячет голову во впадине или за большим камнем. В этом положении их легко застигнуть врасплох. Когда убивают первого, второй обычно занимает его место, подставляя себя под удар охотника, который таким образом убивает подряд несколько следующих животных. Морда у сайгака очень своеобразна: она выгнута, как киргизского барана, с широкими и глубокими ноздрями, крытыми эластичным и очень мягким хрящом. Ноздри настолько велики, что в них забираются мошки и комары и нередко вынуждают сайгаков останавливаться, чтобы чихнуть, та у них не прямые, как это утверждают, а имеют форму лиры. Я не знаю ничего более грациозного, чем бег сайгака: с необыкновенной легкостью прыгает в разные стороны. Если сайгак молодой, то приручить его довольно легко; в окрестностях Оренбурга видели, как сайгаки следовали за своими хозяевами подобно собакам.

От Темира мы двинулись к высотам Мусевиль, похожим на Бассагу, и увидели вдали, верстах в 60, Мугоджарские горы. Вид этих величественно возвышающихся гор, синеватые контуры которых вырисовываются на горизонте, производит неизгладимое впечатление. Тем не менее мы горячо желали видеть их уже позади, чтобы более не подвергаться морозам и бурям, так как, по словам киргизов, климат южного склона гор значительно мягче. Впрочем, до сих пор мы были довольно счастливы: солнце блистало неизменно, а ночью термометр опускался только до 5—8° ниже нуля; лишь один раз было 10°. Этот холод, каким бы незначительным он ни был, казался все же очень резким, когда его приходилось испытывать в течение целого дня, находясь в войлочной юрте и используя в качестве топлива густой кустарник (счастье, когда его можно было найти!).

В Кара-акенты, что в 15 верстах от Мугоджар, вода была только в нескольких углублениях; солоноватая, мутная, отдающая глиной, она была самой плохой, какую нам приходилось пить. Киргизы смеялись над нами, когда мы делали гримасы, пробуя воду. Едва сносной она становилась лишь после заварки чая. Однако киргизы, привыкшие к кумысу, тоже пристрастились к чаю. Я видел киргизов, выпивавших до 8 фунтов этого напитка. [32]

Глава третья

Описание местности.-Киргизские могилы — Причины понижения уровня Аральскогоморя-Устье Сырдарьи

29 октября мы находились у подножия Мугоджар, каменистых гор, состоящих из своеобразно расположенных конических бугров, покрытых камнями или скалами из порфира, змеевика, кварца, полевого шпата, грюнштейна (при полном отсутствии гранита).

Долины странно контрастируют с этими горами; там, где скапливается и держится некоторое время вода, растительность имеет буйный характер, а земля черна и плодородна. Поэтому киргизы используют долины для выращивания хлеба и для пастбищ. Они ставят свои юрты между холмами, спасаясь от суровой поздней осени.

Высшей точкой Мугоджар (приблизительно 150 сажен от основания) является гора Айрук, что значит «Одинокий». Это название вполне себя оправдывает, так как гора действительно поднимается значительно выше прочих вершин. Ее называют также Айрурук, или «Вилы», так как она имеет две вершины.

Вообще, киргизы обозначают местности, попадающие в поле их зрения, характерными именами. Например, горы, расположенные к югу от Айрук-тага, известны под названием Яман-таг, или «Плохие горы», те же, которые находятся к северу, — Якши-таг, или «Хорошие горы». На склонах первых растет мало травы; на вторых много хороших пастбищ и воды.

Мугоджары, очевидно, являются продолжением Губерлинских гор: их соединение заметно между Губерлинской крепостью и Орском, там, где река Урал прорыла себе ложе через упомянутую скалистую цепь и, сжатая, катит свои волны между каменистыми и крутыми берегами, одинаковыми и по природе, и по очертаниям.

Эти горы в степи называют Ташкичу и Караул-тепе. Сначала, разделенные Кыр-гельды, они соединяются в 30 верстах от реки Урал, откуда направляются к югу в виде возвышенного плато и образуют затем горы Уркач, или «Горы Ур», так как река Ури, или Орь, омывает их подножие.

Возле истоков этой реки горы Уркач соединяются с Мугоджарскими, идущими на юго-запад. К западу от гор Уркач тянутся две цепи холмов: одна — разделяет бассейн Урала и Илека, другая — Илека и Эмбы.

Горы Якши-таг простираются вдоль правого берега реки Ори, а затем отделяются от нее и соединяются с горами Кар-надур («Собрание гор»). [33]

Мугоджары, наиболее высокие из степных гор, населенных киргизами Малой орды, представляют собой одно из разветвлений Уральского хребта, ни один отрог которого на Востоке не достигает Алтайских гор. Мы пересекли Мугоджары на протяжении 6 верст. Эти горы полностью исчезают только у ручья Тубан, где мы сделали остановку.

Я уже говорил о перемене температуры, причиной которой является Мугоджарская цепь. К югу от этих гор не выпадает обильных снегов: здесь теплее и меньше воды; небольшие серые или черные ростки полыни придают этой земле траурный вид, и на протяжении более чем 400 верст от берегов Каунджура до Сырдарьи мы не встретили ни одной реки.

Покинув эту горную цепь, мы сначала продвигались по ровной местности, потом — по пустыне, покрытой сыпучими песками, наконец, по глинистым, голым, лишенным растительности холмам, поднимающимся на высоту от 10 до 30 сажен и изборожденным и рассеченным водой, которая нередко прерывает их.

Множество солончаков, несколько плоских равнин, почва которых, образованная мягкой синеватой глиной, оседает под ногой путника, и, наконец, все обычные признаки уменьшения и отступления морской воды придают этой местности довольно унылый вид.

Первая равнина, открывшаяся перед нами, простирается от ручья Тубан до Каунджура, на дне которого было видно лишь несколько рытвин с водой. Ручей течет только весной по руслу шириной от 4 до 5 сажен. В такой безводной стране каждая капля воды становится драгоценной, и киргизы никогда не забывают место, где они встретили ее хотя бы раз. Поэтому 2 ноября наш первый проводник, Эманчи-бег, уже десять лет не бывавший в этой местности, посоветовал нам после того, как мы прошли 10 верст, сделать остановку именно у Каунджура. Он был убежден, что воду мы найдем только в озере Ходжа-куле, находящемся более чем в 15 верстах отсюда. Мы не хотели этому верить, потому что киргизы, заинтересованные в том, чтобы наш поход проходил как можно дольше, уже частенько нас обманывали. И мы продолжали свой путь. День кончался, но ничто не предвещало близости озера. В такое время года ночи особенно темны, и ориентироваться в степи было очень трудно. Мы не различали более ни верхушек гор, ни холмов, ни могил — приметы, коими пользуются киргизы при определении маршрута. Благоразумные киргизы советовали нам остановиться и отдохнуть. Но мы настаивали на своем — как можно скорее найти озеро. Киргизы делали все возможное, чтобы не потерять направления: они ехали верхом несколько впереди каравана, стараясь найти какую-нибудь тропинку или примету, которую [34] обычно оставляют в тех местах, где есть вода. Колодец, впадина, наполненная водой, озеро — это места встречи кочевников в пустынях, и тропы к ним образуются сами собой. Прошло уже несколько часов темной ночи; опасение, что мы сбились с пути, начало нас беспокоить, как вдруг в версте от головы колонны какой-то киргиз ударил по огниву и искрами произвел волшебный эффект. Со всех сторон послышались радостные крики: все бросились к тому, кому пришла в голову счастливая мысль воспользоваться средством, употребляемым киргизами, когда они ночью идут похищать лошадей, и тот, кто находит дорогу, пользуется этим сигналом, чтобы собрать своих товарищей. Мы прошли 2 или 3 версты и наконец в 8 часов вечера прибыли к берегам Ходжа-куля, сделав в этот день почти 45 верст. Это озеро обязано своим названием одному киргизскому ходже, или отшельнику, погребенному близ берега, среди нескольких могил. Ходжа-куль — первое озеро, которое мы встретили в степи.

Могилы здесь сооружены из гончарной глины, смешанной с рубленой соломой, за исключением могилы ходжи, которая построена из высушенных на солнце кирпичей. Внутри этого памятника находится гробница, похожая на все остальные. Киргизы подошли к ней помолиться. Ближе к Сырдарье памятников становится все больше, они образуют кладбища, похожие на города. Богатые киргизы иногда приглашают архитекторов из Бухары для сооружения могил из гончарной глины, они довольно прочны из-за сухости климата. Обычай требует, чтобы отдельные могилы всегда помещались на бугре. Если семья покойного бедна и не в состоянии сделать могилу из гончарной глины, то каждый из друзей или родственников, присутствующих на погребении, возлагает на могилу глыбу земли или камень, чтобы она была выше и выглядела внушительнее.

Киргизы, как и все восточные народы, испытывают большое уважение к мертвым. Обыкновенно на похоронах присутствуют родные и друзья, жены же покойного остаются дома: они рвут на себе волосы и испускают вопли отчаяния. Затем приходят родственники, чтобы выразить соболезнование неутешным вдовам. Успокоившись, жены велят резать баранов и лошадей, чтобы как следует угостить гостей. Любой праздник, обряд или какое-нибудь сборище всегда заканчивается грандиозным ужином.

Одним из самых больших праздников у этих кочевников считается годовщина смерти главы семьи, особенно первая, на которой обычно присутствуют от 300 до 600 человек; трапеза совмещается с религиозными церемониями.

Вскоре мы покинули Ходжа-куль, берега которого  покрыты камышом. Осенью оно сильно суживается, но весной, когда [35] Каунджур умножает его воды, озеро становится обширным. Мы направились к Кул-кудуку («Колодец раба»), расположенному на границе с пустыней Барсуки, представляющей в высшей степени своеобразный вид: она покрыта сыпучим песком, который образует многочисленные дюны, очень крутые, достигающие в высоту от 3 до 4 сажен. При каждом более или менее сильном порыве ветра эта пустыня меняет свою конфигурацию. Кое-где встречаются травы, какие-то колючие кусты (в том числе акация), и длинные корни этих растений, напоминающие змей, стелются вокруг этих подвижных холмов.

Мы прошли по пустыне 15 верст, на что потратили уйму времени, так как плохой корм значительно ослабил наших лошадей. Мы сделали остановку у колодца Кул-кудук, где дожгли десяток повозок. Они легко воспламенились и горели почти без дыма в отличие от кустарника, которым мы обычно пользовались. Мы погрузили на верблюдов оставшиеся колеса и доски, чтобы хотя бы еще несколько дней разжигать хороший костер.

Здесь много обильных родников, вода которых имеет привкус серы. Примерно в 100 саженях вправо от этих колодцев находится высохшее озеро, где мы собрали несколько кусков горькой соли. Наши казаки в сопровождении киргизов прошли приблизительно версты 2 влево от Кул-кудука и обнаружили в пластах поваренную соль от одного до двух дюймов толщиной.

Соль степных озер в отличие от нашей поваренной имеет другой вкус и, несмотря на белизну, смешана с множеством земляных частиц. Начиная от Кул-кудука, мы часто встречали такие соленые озера: они занимали иногда большие пространства, протяжением более 10 верст, отличались ослепительной белизной и были покрыты тонкой соленой пылью, поднимавшейся при движении по ним.

Пройдя Мугоджарские горы через перевал Сырканатчи и песчаные бугры, или дюны Малые Барсуки, начинающиеся в десяти верстах к северу от нашей стоянки и напоминающие Большие Барсуки, 9 ноября мы остановились у холма Сары-булак. Мы пересекли Малые Барсуки на протяжении 2 верст, причем промерзший песок показался нам неглубоким. Большие и Малые Барсуки расположены по соседству с Аральским морем; Малые примыкают к северо-западному берегу, а Большие, которые тянутся между Аральским и Каспийским морями, кончаются на расстоянии около десяти дней пути от Хивы.

Местность продолжает оставаться волнистой, и холмы заканчиваются отлогостями. Полынь — единственное растение в этих местах, пригодное для корма лошадей: начиная от Мугоджарских гор трава полностью отсутствует. Возле Аще-кудука [36] мы впервые увидели саксаул, хорошо известный в пустыне.

Киргизы и все обитающие в пустыне народности очень ценят этот кустарник; если вечером развести костер из саксаула, то головешки покрываются золой и всю ночь поддерживают в юрте приятное тепло. Это растение — разновидность тамариска, и листья его похожи на листья можжевельника. Его кора серо-желтоватого цвета, а очень тяжелую и крепкую древесину легче ломать, чем рубить. Саксаул имеет в диаметре самое большее два дюйма и растет вплоть до окрестностей Джаныдарьи. В этих местах саксаул — настоящее дерево толщиной полфута, высотой две сажени и размножается, образуя рощи.

На протяжении 2—3 верст вдоль южной части Сары-булака имеется большое число рытвин. С северной стороны склон этого холма пологий и покрыт полынью, с южной — представляет собою обнаженную глину, изрезанную потоками и загроможденную конусами, окруженными пропастями от 20 до 30 сажен глубиной. Я взбирался на эти высоты и находил в пластах маленькие раковины, рассеянные по склонам холма: одни толщиной 3—4 фута, другие длиной 2—3 дюйма, а также множество рыбьих костей. С вершины Сары-булака (60 верст) я видел высоты Кук-тырнак; основание их омывается волнами Аральского моря.

Я рассказал сопровождавшим нас киргизам о следах воды на Сары-булаке, и они меня уверяли, что их отцы еще видели, как Аральское море доходило до этого холма, ныне удаленного от моря на 60 верст. Впоследствии я слышал об этом еще много раз и считаю этот факт несомненным: он доказывает, в каких значительных размерах и как быстро происходит отступление Арала. Оно продолжается и теперь, а один из наших проводников вспомнил, что видел, как это море распространилось за Кулли и Сапак, которые мы пересекли 14 и 15 ноября. Не прошло и года после нашего путешествия, как большая бухта Сырдарьи Камышлы-баш увеличилась на 3 версты к востоку.

Приблизительно в 25 верстах вправо от Сары-булака возвышается холм Дерман-баши, который виден с большого расстояния и известен у киргизов под названием «Термембеса»; так его называют все киргизские роды, хотя у них довольно часто принято давать различные имена одним и тем же местам. Склоны самых низких холмов, окружающих Термембес, так же как и все те, которые нам встретились на пути от Сары-булака до Аральского моря, обращены в сторону этого водоема. Пересеченные оврагами и лишенные травы, они совершенно безводны, с округлыми вершинами. В то же время склоны их пологи и покрыты полынью. Следы действия воды на современное сложение всех этих холмов неоспоримы. [37]

Прежде чем добраться до Аральского моря, мы вступили в пустыню Каракумы («Черный песок»). К сожалению, происхождение этого названия мне не удалось выяснить. Все эти песчаные пустыни производят унылое впечатление. В Каракумах наблюдается обилие питьевой воды, которую можно обнаружить на глубине одной-двух саженей. Шедшие впереди нас казаки выкопали в Бехрачай-кудуке семнадцать колодцев, и во всех них было небольшое количество более ли менее солоноватой воды.

Каракумы простираются до южных берегов Арала, а в некоторых местах даже до Сырдарьи и продолжаются далее к востоку, где значительно расширяются. Возвращаясь из Бухары, мы пересекли эту пустыню за восемь дней на протяжении 260 верст, направляясь от Сырдарьи к Иргизу.

Пройдя совсем близко от Сары-чаганака (Такое же название имеет один из музыкальных инструментов.) («Желтой бухты»), образуемой Аральским морем, мы вернулись в пустыню Каракум, которую покинули лишь около Камышлы-баша. Берега Аральского моря от Сары-чаганака почти до устья Сырдарьи окаймлены каракумскими холмами. К югу от Кувана нам встретились еще пески, прерываемые время от времени глинистыми пространствами, вплотную примыкающими к озеру. Местность вдоль моря между Сырдарьей и Куваном почти целиком глинистая и ровная и могла бы стать плодородной, если там соорудить оросительные каналы.

Так как в течение долгого времени мы употребляли очень плохую воду, то вода Камышлы-баша показалась нам превосходной, и мы, лежа на животе на льду, пили ее с истинным наслаждением.

Камышлы-баш — большой залив, образованный Сырдарьей, окружностью около 50 верст. Это самое большое скопление пресной воды, которое мы встретили во время путешествия.

На следующий день мы отправились взглянуть на устье Сырдарьи. Объехав больше половины залива, мы заметили два места, где он, суживаясь, соединяется с Сырдарьей. Продвинувшись верст на 20 вдоль реки, замерзшей два дня назад, мы увидели наконец места, где воды Сырдарьи, смешиваясь с аральской, приобретают солоноватый вкус, а река начинает расширяться. Через 15 верст ее ширина достигает 40 верст. Образуемая ею дельта покрыта камышом, глубиной только около 4 футов, тогда как река, судоходная повсюду почти до Коканда, имеет на всем протяжении несколько сажен глубины.

Своей цели — увидеть устье Сырдарьи — мы достигли не сразу. Пригорки Караяр и Он-адам, представляющие собой мысы с обеих сторон этого устья, отчасти закрывали вид на [38] Аральское море. До вершин этих пригорков оставалось еще около 15 верст, проехали же мы более 50 и, увидев все же устье Сырдарьи, главную цель нашей экскурсии, вернулись назад.

Возле Камышлы-баша и вдоль Сырдарьи мы встретили много киргизов, вынужденных бежать из северных степей в поисках более мягкого климата. Встретили мы также и других киргизов, у которых хивинцы отобрали скот. Нищета заставила их стать рыбаками и земледельцами. Этими профессиями у киргизов занимаются только бедняки. Эти два народа грабят друг друга уже 30 лет, производя в порядке набега или возмездия то, что у них носит название баранты. Вследствие этих смут киргизы начали пользоваться для своего пропитания мукой, и скоро привычка и бережливость приучили их рассматривать ее как предмет первой необходимости, употребляя ее, впрочем, только в небольших количествах 8. В пограничных русских и бухарских городах они обменивают баранов, кожи, козью и верблюжью шерсть на муку. Этот способ они считают более легким, чем обработка неблагодарной земли. К тому же они боятся привязаться к земле и считают, что счастье в том, чтобы быть свободными как птицы. (Сравнение, которым они пользуются всякий раз, когда говорят о своей свободной жизни.)

Легко понять, почему зажиточные киргизы никогда не бывают земледельцами. Ведь их древнее предание гласит: «Киргизы потеряют свою свободу с того времени, как поселятся в домах и предадутся земледелию». Это предание подкрепляется примером башкир, судьба которых пугает их. Только киргизы-бедняки, не могущие ничего предложить в обмен на хлеб, производят его сами в нескольких местах: возле Илека, Эмбы, Иргиза и Ори, в долинах Мугоджарских гор и Уркача, вдоль Ходжа-куля и Аксакала, у Камышлы-баша и Сырдарьи и особенно между Джаны и Кувандарьею, где не более 15 лет живет племя каракалпаков.

Киргизы-земледельцы отдают предпочтение тем местам, где во время дождей в результате таяния снегов скапливается вода. Поля, расположенные у Сырдарьи и Камышлы-баша, они орошают при помощи небольших каналов. Возле Эмбы и Иргиза они провели речную воду в резервуары, откуда черпают ее для орошения. Эта тяжелая работа не позволяет им иметь поля значительных размеров, отчего там обработаны участки лишь в несколько квадратных сажен. Киргизы сеют здесь просо, дающее стократный урожай и почти никогда не обманывающее ожиданий земледельца.

Возле Сырдарьи есть каналы глубиной от 5 до 6 футов, вырытые в эпоху, предшествовавшую господству киргизов, которых я считал неспособными к столь тяжелому труду. Там как раз и расположены поля гораздо большего размера, где [39] киргизы обрабатывают пшеницу и ячмень; первую они сеют осенью, последний — весной. Занимаются они и бахчеводством: я видел несколько участков, засеянных дынями; урожай хранят в небольших ямах. Корм для тех немногих лошадей и домашних животных, которыми они располагают, состоит из листьев молодого камыша; рост его они ускоряют, сжигая прошлогодние растения, отчего берега Сырдарьи нередко производят неприглядное впечатление.

После 41-дневного марша 19 ноября посольство прибыло на берег Сырдарьи против высоты Кара-тепе. Последние 15 верст нам пришлось пройти по обширной равнине, покрытой камышом, обычно затопляемой весной. Эта равнина, которая тянется почти на 80 верст от устья Сырдарьи, имеет в длину от 10 до 15 верст. В некоторых местах, особенно вдоль берегов реки, камыши сменяются превосходной травой. 3а равниной вновь появляются пески Каракумы, которые тянутся почти до Сырдарьи, простираясь вдоль нее на 150 верст .

Обеспеченные водой районы Каракумов особенно населены зимой: киргизы со своими кибитками размещаются в каком-нибудь углублении, спасаясь от ветра. Прибрежные земли возле Сырдарьи — постоянное убежище бедных. Нищета порождает разбой. Проезжая эти места, мы нередко видели на вершинах холмов киргизов, ожидавших подобного случая, чтобы напасть на кого-нибудь. Проводники предупредили нас, и мы были начеку.

Возле устья Сырдарья имеет около 60 сажен в ширину, а 50 верстами выше — превышает 120. Река имеет быстрое течение и судоходна начиная от Коканда. Киргизы говорили нам, что примерно в 130 верстах от устья она проходима вброд, но только во время самой сильной жары, другие утверждают, что этого нет нигде.

Глава четвертая

Нравы и обычаи киргизов. — Выборы старейшин. — Их усобицы.

Киргизы, гордящиеся тем, что они обладают такой большой рекой, как Сырдарья, считают земли, орошаемые ее водами, степным раем. Холода здесь не такие резкие, как на берегах Илека, Ори, Иргиза, в горах Мугоджар и Уркач и песках Каракумов, морозы никогда не бывают настолько сильны, чтобы от них погибал скот и страдали люди. Поэтому зимовать на берегах Сырдарьи для них — истинное наслаждение. Но вот уже шесть лет как богатые киргизы лишены этого [40] удовольствия, так как хивинцы, их враги, повадились сюда. Киргизы также любят зимовать в камышах, достаточно густых, чтобы защищать от буранов.

Эти кочевники склонны к меланхолии, и ропот быстрых вод Сырдарьи доставляет им необычайную радость. Ведь ничто так не располагает к мечтательности, как шум речных волн, текущих, подобно времени, с монотонной быстротой. Часто ночью сидя на камне, они смотрят на луну и поют грустные песни. В этих песнях рассказывается об историческом прошлом киргизов, о славных подвигах народных героев. Эти поэмы обычно исполняются, однако, только профессиональными певцами. Я очень сожалею, что мне не довелось слышать эти песни. Неоднократно я говаривал киргизам, что с удовольствием послушал бы их. То, что я слышал раньше, представляло собой экспромты, содержавшие одни комплименты, адресованные слушателю. Однако несколько отрывков удержались в моей памяти. Один киргизский бий 9 , человек богатый, умный, глава многочисленного семейства, пропел мне следующую импровизацию: «Вам, который желает, чтоб я спел пред вами песню, я скажу, что бедный, но добрый бий стоит больше, чем хан, не заслуживающий уважения». Эти слова точно передавали его мысль, так как он был ярым врагом ханской власти. Этот же бий, проезжая как-то мимо нас, когда мы обедали, напевал вполголоса: «Посмотрите на этих русских, которые едят свиное мясо и пьют водку. Ну и люди!»

Однажды какой-то молодой киргиз распевал следующую песню, сложенную молодою девушкой: «Видишь ли этот снег? Ну что же! Мое тело белее. Видишь ли, как течет на снег кровь этого зарезанного барана? Ну что же! Мои щеки алее. Влезь на эту гору, ты увидишь там ствол сгоревшего дерева. Ну что же! Мои волосы чернее. У султана есть муллы, которые много пишут. Ну что же! Мои брови чернее, чем их чернила». Другой киргиз пропел мне: «Взгляните на этот аул, принадлежащий богачу; у него — только одна дочь. Днем она остается одна дома, по ночам же, когда она гуляет, ее сопровождает только луна».

Эти экспромты отражают идеологию киргизов: дети пустыни, они за исключением отношения к религии, остались вне зависимости от всякого влияния чужеземной цивилизации. Этот кочевой народ страстно любит свободу и презирает всякого, кто на нее посягает. Необузданный, воинственный, киргиз один верхом скачет по степи с поразительной быстротой 500—600 верст, чтобы повидать родственника или приятеля из другого рода. По дороге он останавливается почти у каждого аула, встречающегося на его пути, чтобы рассказать какую-нибудь новость. Он всегда уверен в том, что будет хорошо принят хозяевами, даже если его не знают, и [41] разделит с ними пищу. Обычно это — крут (Крут — сорт сыра, известного в Персии, Афганистане и даже у башкир), айран (Айран — заквашенное и слегка сгущенное овечье или козье молоко), мясо, а иногда кумыс, напиток, приготовляемый из кобыльего молока и весьма ценный в пустыне. Кочевник прекрасно запоминает местность, по которой путешествует, и, возвращаясь домой через несколько дней, в часы досуга рассказывает своим женам и детям о том, что видел. Жены — единственная рабочая сила в киргизской семье: они готовят пищу, расставляют юрты, седлают коня; обязанности мужчины ограничиваются присмотром за стадами. Я видел, как брат одного весьма уважаемого среди киргизов султана в течение 15 дней пас своих баранов верхом на лошади в одежде из красного сукна, не думая о том, что это унижает его достоинство.

Киргизы управляются старейшинами, главами семей, биями, батырами, султанами и ханами.

Титул бия обычно переходит по наследству; однако тот, кто не имеет заслуг или достоинств, быстро лишается его. В то же время съезд может пожаловать титул тому, кто сумел внушить к себе уважение, и его уже до присвоения этого почетного звания называют султаном.

Старейшиной выбирают старого киргиза, советам которого привыкли следовать. Он должен иметь состояние и многочисленную семью, ибо эти два условия в сочетании с незаурядным умом обязательны, чтобы повелевать племенами. Каковы бы ни были нравственные качества киргиза, у него всегда будут друзья, если он богат.

Батырами называют людей храбрых, справедливых и предприимчивых; во время войны это наездники.

Султаны — родственники хана; они всегда пользуются некоторым влиянием на киргизов. Их называют также тюря (господа). Этот титул способствует большему вниманию к ним, чем к простым киргизам; но если у них нет заслуг, они не найдут никакого повиновения у киргизов, главенствовать над коими можно только не жалея себя.

Хан фактически распоряжается жизнью и смертью киргизов. В случае деспотизма хана они взывают к общественному мнению, которое нигде так не сильно, как у кочевого народа. Недовольные перестают признавать несправедливого государя и избирают себе другого. Следовательно, хан обязан придерживаться установленных обычаев и законоположений Корана. Такое поведение укрепляет его власть. На деле же ему нужно иметь при себе преданного муллу, который сумеет объяснить законы в соответствии с интересами хана. А так как Священная книга и ее комментарии поддаются различным толкованиям, то хану необходимо уметь пользоваться ими, чтобы позволять себе такие шаги, на которые он иначе [42] никогда бы не решился. Он также должен окружить себя советниками, большей частью из старых киргизов, очень уважаемых в орде, и постараться пленить их щедростью и лестыо.

Впрочем, все эти меры не гарантируют ему постоянства его подданных: он должен также, когда понадобится, проявить деловитость, мужество, отвагу и справедливость.

И все же власть хана покоится на общем признании: если уж он его приобрел, то может править деспотически, однако лишь тогда, когда он действует в интересах народа. Таким образом, это общественное мнение ограничивает его власть: оно необходимо ему, чтобы удержаться на троне. Горе хану, если он вздумает не обращать на него внимания: та же сила, которая наградила его властью, не замедлит и ниспровергнуть его.

Я видел примеры беспощадности киргизов. Некоторые из сопровождавших нас, заподозрив вора в одном нищем, принадлежавшем к их орде, отобрали у него лошадь и одежду, связали ему руки и хотели отрубить голову, на что не имели никакого права. Чтобы привести приговор в исполнение, они должны были испросить разрешения молодого султана, которому их старейшина доверил свою власть. Султан возразил, и вор был отпущен. Однако спастись ему удалось с большим трудом...

Киргизы очень вспыльчивы: порой достаточно самой незначительной причины, вроде обманутого ожидания, чтобы вызвать их на кровавую месть.

Киргизские племена, в течение нескольких лет многократно подвергавшиеся набегам хивинцев, взывали к помощи бухарцев, немало караванов, которых было также расхищено этими разбойниками. Киргизы рассчитывали, что бухарское правительство не сможет отказать им в содействии (против притеснений со стороны Хивы. — Ред.). Обманувшись в своих надеждах, они пришли в ярость и решили грабить бухарские караваны. Один из киргизских предводителей отрезал хвост у своего коня, привез его в Бухару к первому визирю и сказал: «Так же как этот хвост отделен от моего коня, так я отделяю себя от вас; отныне я становлюсь вашим непримиримым врагом». Он тотчас же вышел с двумя-тремя своими друзьями и увел восемь верблюдов и двух человек. Так началась война, объявленная всей Бухарин одним человеком. Его дикое и жестокое поведение может дать представление о неукротимом характере этих народов.

Достаточно пустяковой причины, чтобы самый порядочный киргиз предался грабежу, распространенному среди населения [43] Большой и Малой орды. Народ Средней орды, которая более полустолетия имеет лучшее управление, уже привык к известному спокойствию, которого до сих пор не испытывали две первые. Подобная жестокость вызвана присущей последним воинственностью, безразличием к трудностям далеких походов и особенно фанатизмом, который главари этих грубых племен умело используют при организации своих наглых набегов. Поэтому легко понять, что после суровых, тяжелых для киргизов зим, они совершают набеги на аулы, чтобы поселиться в местности, привлекающей их мягкостью климата, например в Бухарии, столь знакомой им и столь прекрасной по сравнению с их пустынями. "По той же причине могли возобновляться переселения варваров в те страны, где в малом употреблении пушки и где неизвестны регулярные войска.

Я закончу отступление о киргизах одним замечанием; они «не называют себя киргизами, а именуют казаками, что означает «всадник» — по мнению одних, «воин» — по мнению других. Они утверждают, что киргизами их называют башкиры, но им неизвестно, откуда взялось это слово. Им называют только кочевников Большой орды. Во главе этой орды нет никаких ханов, и она находится в зависимости от различных султанов...

Ханы обеих других орд стремятся заслужить доверие России, которая играет большую роль в их назначении и принимает от них присягу на верность. Как кочевые орды туркменов платят дань хивинскому и бухарскому ханам, так киргизы являются подданными российского императора, и следует оказать им содействие в защите от хивинцев.

Глава пятая

Переправа через Сырдарью — Камышовые мосты. — Охота на кабанов. — Развалины. — Причины высыхания Джаныдарьи. — Торная дорога. Кызылкумы. — Разбои.

В июне от таяния снегов на вершинах Алатау воды Сырдарьи поднимаются и заливают берега. Достаточно небольшой обработки, чтобы здесь произрастали хлеб, фрукты, ивы и чинары, быть может, также хлопок и тутовые деревья. Во время нашего путешествия река была подо льдом, и мы переходили через нее с большими предосторожностями. Лед был настолько тонок, что треснул под нашими двумя пушками. Верблюд также проломил его ногой, и его вытащили из воды с невероятным трудом. Киргизы жгли связки камыша и рассыпали золу, чтобы верблюды не скользили по льду. В конце [44] концов после больших волнений и усилий мы переправились через Сырдарью, известную в древности под названием Яксарта. Когда мы возвращались в апреле, переправа оказалась труднее и проходила медленнее. Обе лодки, которые мы везли с собой, были использованы под паром, на котором наш эскорт и артиллерия переправились с одного берега на другой, в то время как лошади проделали это вплавь. Провиант за небольшое вознаграждение был перевезен на трех больших киргизских барках, находившихся на реке для транспортировки караванов. Эти барки, выстроенные из дерева тополя без железных гвоздей, были весьма хрупки; их доставили из Хивы по Аральскому морю.

Этот каботаж между Сырдарьей и Хивой часто осуществляли бедняки киргизы. Иногда барки привозят на Сырдарью из Туркестана, но они обходятся гораздо дороже, чем хивинские.

Верблюды пересекали реку вплавь. Довольно любопытное зрелище произвел на нас десяток этих животных, привязанных один сзади другого. Полуголые киргизы, поразившие нас своим атлетическим сложением, то держались возле верблюдов, то, плывя в стороне, кричали, заставляя их двигаться вперед; они суетились таким образом в течение целого дня. Трое из этих животных потонули, и их выбросило на берег. Киргизы, перерезав им горло, повернули их по направлению к Мекке, произнеся положенную молитву. Затем верблюды были немедленно съедены.

Во время плавания верблюд поворачивается боком, чтобы предоставить воде большую поверхность, и держится при помощи своих горбов, остающихся вровень с водой. Вторичная переправа через Сырдарью задержала нас на два дня.

Направляясь к Бухаре, мы перешли Кувандарью по льду» не испытывая никаких затруднений. Эта быстрая и окаймленная камышом река имеет от 10 до 15 сажен ширины и от 5 до 10 футов глубины. Вода ее очень прозрачна; это — рукав Сырдарьи.

По возвращении из Бухары мы оказались на том месте берега Кувандарьи, где находились остатки камышового моста. Для его восстановления крупные снопы камыша, соединенные вместе, были связаны и положены на два каната, также сплетенных из камыша и привязанных к кольям, вбитым на обоих берегах. Туда же прикрепили толстые веревки, увеличили число фашин 10 и добились того, что получился мост, по которому легко могли пройти верблюды. При этом нам приходилось все время спешить, чтобы быстрое течение не унесло этот плавучий мост.

Иногда вместо камыша употребляют туго стянутые веревками тюки с хлопком, так что вода только чуть-чуть намачивает их. [45]

Местность между Сырдарьей и Джаныдарьей покрыта песчаными буграми от 3 до 4 сажен высотой, покоящимися на глинистой почве, которая нередко чередуется с песками.

Проезжая равнину, покрытую в нескольких местах камышом и водой, мы были вынуждены сделать много объездов. Куван, вдоль которой мы двигались в течение четырех дней, катит свои чистые воды среди песков, которые тянутся к Джаныдарье примерно на 25 верст от того места, где мы перешли ее, направляясь в Бухару. Эта местность намного ближе к Кувану, чем другие пункты. Возвращаясь, мы обнаружили вблизи ее берегов озера Аралу-кулляр; они расположены вдоль Кувана и кончаются там, где от нее отходит Джаныдарья. Одни из них имеют до десяти верст в окружности, другие представляют собой лишь небольшие впадины, заполненные водой; летом они высыхают, и киргизы разводят в этих ложбинах сельскохозяйственные культуры.

Эта область наименее бесплодна из всех тех, которые мне пришлось наблюдать в степи: здесь видны следы обширных полей, которые обрабатывались каракалпаками еще в 1806 году. Эта народность — калмыцкого происхождения, слабая и бедная — не смогла долго противостоять частым набегам киргизов.

После того как каракалпаки в 1740 году напрасно искали помощи у русского правительства, а также у хивинцев и даже у бухарцев, они покинули в 1807 году свои плодородные поля и в надежде на более спокойную судьбу подчинились хивинцам или бухарцам. Разделенные таким образом, они скитаются ныне одни к югу от Аральского моря, другие — к западу от Самарканда севернее Зеравшана 11. Будучи небогатыми и располагая лишь ничтожным количеством верблюдов, они пользуются двухколесными арбами, запряженными волами или лошадьми.

По обоим берегам Джаныдарьи тянутся плоские глинистые равнины, пересеченные песчаными холмами, которые сообщаются с песками Кувандарьи и Кызылкумов. Здесь встречаются саксауловые рощи, где скрывается много видов зверей, например волки, дикие кошки и даже тигры. Многие киргизы рассказывали мне, что были вынуждены уводить свои стада из этого района, ибо они боятся охотиться на диких животных, особенно когда они собираются в стаи. На них охотятся в том случае, если встречаются с животными. Тогда человек 20, вооруженных фитильными ружьями, собираются возле камышей, где прячется тигр или какое-нибудь другое животное, и поджигают стебли с наветренной стороны. Жара и огонь заставляют зверя покинуть свое убежище и подставить себя под пули охотников. На берегах Аралу-кулляр и Кувандарьи, заросших камышами, нам удалось, [46] применив подобный способ, убить очень много кабанов. Между прочим, однажды мы уложили на месте 18 кабанов менее чем за три часа.

Такая охота представляла собой своеобразное зрелище. Посередине равнины, покрытой горевшими камышами, подымался густой дым; сквозь огонь виднелась казачья сотня, галопировавшая справа и слева от нас. Всадники натянули поводья и поджали ноги. Лошади выносили нас то вперед, то назад подчас в непосредственной близости от взбешенных зверей, которые то и дело исчезали в болоте, чтобы внезапно появиться снова. Со всех сторон слышались пистолетные и ружейные выстрелы. Кое-где виднелись раненые лошади, которых киргизы покупали для еды. Разъяренные казаки стремились пронзить кабанов пиками. Один яицкий казачий офицер, обиженный тем, что другой упрекнул его в трусости, слез с коня, спокойно уселся на огромного раненого вепря, схватил его за уши и, чтобы покончить с ним, в упор выстрелил из револьвера: пуля пробила животному череп. Вообразите себе эту сцену, и вы будете иметь представление об охоте на кабанов в пустыне.

Трудно передать читателю удовольствие, которое я испытал, очутившись наконец в лесу: свист ветра, раскачивавшего деревья, четкая линия горизонта — вся эта картина, столь не свойственная этим районам, напомнила мне родину и произвела на меня сильное впечатление. Только в пустыне, среди кочевников, понимаешь, какое счастье быть европейцем.

На равнине мы заметили следы древних каналов: вероятно, эта страна некогда была более заселена, чем теперь.

Хивинский хан Абдулгази 12 обычно проводил несколько летних месяцев на берегах Кызылдарьи, славящихся своими прекрасными пастбищами.

В киргизских степях нет ни одной местности, где было бы больше следов древних поселений, чем на берегах Джаныдарьи. Я видел развалины Куль-чуктам: это груды земли, тянущиеся на 150 сажен; самые возвышенные места, возможно, достигают 3 сажен высоты. Легко определить, что жилища здесь были построены из высушенных на солнце кирпичей. Рядом — остатки каналов шириной в 1 сажень, а глубиной всего в 2 фута. Встречается также много черепков из обожженной глины. Эти развалины находятся в 15 верстах от Джаныдарьи. Киргизы ничего не знают об этих развалинах, кроме того, что тут жили ногайцы: так они называют народы, обитавшие до них в данных степях (Башкирцы также утверждают, что их предки назывались ногайцами). Говорят, что такие развалины весьма многочисленны в восточной части киргизской степи; они встречаются также на Тоболе, [47] Илеке и Эмбе; лучше всего сохранились и наиболее известны развалины Джанкента, который, как предполагают, был резиденцией главы гузов 13. Джанкент, расположенный примерно в 40 верстах от устья Сырдарьи, между ней и Куваном, был выстроен из жженого кирпича; его руины окружены оросительными каналами и полями, ныне менее обширными, чем когда-то.

Джаныдарья — вероятно, древняя Кызылдарья. Впрочем, возможно, что последняя текла южнее, потому что верстах в 40 к югу от Джаныдарьи мы обнаружили следы русла какой-то большой реки. Джаныдарья, которая немногим более десяти лет назад была очень крупной рекой и в 1816 году превосходила шириной Куван, в настоящее время представляет собой лишь сухое русло более 100 сажен шириной с берегами от 3 до 5 сажен высотой и множеством ям в 2—3 сажени глубиной, из коих только в некоторых содержится вода. Это единственные сохранившиеся признаки Джаныдарьи, более не существующей. Такое почти внезапное высыхание, причина которого неизвестна, удивило многих киргизов.

Однако некоторые видят причину высыхания в том, что на берегах Кувана для облегчения обработки земли была сооружена деревянная плотина поперек Джаныдарьи, в том месте, где она отделяется от этой реки. Другие утверждают, что Джаныдарья была засыпана песками Кызылкумов, и это более правдоподобно. Может быть, исчезновение воды объясняется тенденцией к испарению или просачиванию сквозь песок. Какова бы ни была причина, факт потрясающий — Джаныдарья исчезла. Вода, сохранившаяся в углублениях древнего русла, имеет неприятный запах и очень вредна, тем более что в течение пяти дней перехода через большую пустыню Кызылкумы, лежащую на пути в Бухару, нет ни одного источника. От этой воды у наших солдат болели животы, а один даже умер.

Покинув Джаныдарью 3 декабря, мы оказались на большой дороге в Бухару. Я называю ее «большой» потому, что ширина ее около 3 сажен и проторена она множеством проезжающих. Эта дорога шла сначала через саксауловый лес; там на глинистой равнине, кончающейся в 57 верстах от Джаныдарьи, она делается менее заметной и снова становится проезжей в Кызылкумах, где проходит по долинам, образуемым песчаными буграми. По дороге часто проходят караваны, идущие из Бухары в Орск или Оренбург, а также киргизы, обитающие в западной части степи, ведут своих животных на бухарские базары. Они стараются пересечь Кызылкумы в наиболее узком месте и на обратном пути запастись водой из знаменитых буканских колодцев, расположенных у южных границ пустыни. [48]

Берега Джаныдарьи образуют природную границу страны, раскинувшуюся между Оренбургом и Бухарой. Глинистая местность здесь, несмотря на сухость, тем не менее значительно плодороднее: почва лежит на глинистых породах, тогда как в киргизской степи она покрывает песчаник или известковые породы.

Климат здесь также сильно отличается. Земноводные черепахи, редкие к северу от Джаныдарьи, весьма обычны в Кызылкумах. Там зимой выпадает мало снега, и он никогда долго не держится. Одним словом, все свидетельствует о жарком климате. Поэтому берега Кувана и Джаныдарьи, особенно в районе Аральского моря, также заселены киргизами, платящими дань Хиве.

Но сухость там поразительна: от Джаныдарьи до возделанных земель на протяжении 500 верст не встречается ни одной реки, и воду находят только в более или менее обильных колодцах, по большей части лишь солоноватую.

Кызылкумы в том направлении, в каком мы двигались, имели в ширину 100 верст. Длина их весьма значительна: она начинается от Сырдарьи, где пустыня сильно расширяется, до Аральского моря и Амударьи. Пустыня эта бесплодна: нигде нет воды. Утверждают, что когда-то возле дороги, по которой мы следовали, было три колодца, но их засыпали, чтобы ими более не пользовались разбойники, которые прятались среди соседних холмов. Разбойников изгнали из Кызылкумов, но теперь они скрываются в ущельях Буканских гор и иногда нападают на проезжающих и даже убивают их в случае сопротивления.

Буканские колодцы ныне так же опасны, как в былое время Кызылкумы, тем более что участок дороги между Бухарой и Оренбургом ближе всего к Хиве, а хивинцы постоянно находятся во вражде с бухарцами, или киргизами, или даже с теми и другими, как в 1820 году. Поэтому мы выслали патрули в теснины Букана. К счастью, этот опасный переход прошел без происшествий. Но через десять дней после нас караван бухарцев и киргизов был ограблен хивинцами, спрятавшимися у буканских колодцев. Они преследовали караван до Кызылкумов, где столкнулись с отрядом киргизов и вступили с ним в бой. На обратном пути мы нашли на дороге более сотни трупов, которые стали добычей собак и птиц. Разбросанные по песку осколки фаянса и фарфора, доски от ящиков и поломанные котлы свидетельствовали о месте нападения.

Кызылкумы покрыты песчаными буграми высотой в 3, 4, иногда 10 сажен, а на Беш-тепе, или «Пяти холмах», — около 30. Бугры расположены вдоль дороги, по которой мы следовали. С вершины самого высокого из них открывается огромное пространство, похожее на бурное море, внезапно превращенное [49] в песок. Найти там какой-либо предмет, на котором мог бы остановиться взор, невозможно; повсюду видна лишь однообразная песчаная пустыня. Очень мало кустарников, несколько колючих растений, отсутствие травы осенью, весной же растительность настолько жалка, что быстро высыхает и превращается в пыль.

Здесь живет множество ящериц различных пород, хамелеонов, черепах, крыс, байбаков, тушканчиков, сорок, ястребов, большое число птиц голубоватого цвета, похожих на ворон, но меньших по размеру. Следующей весной мы их не встретили. Таковы живые существа, отважившиеся обитать в этой бесплодной пустыне.

Почвы Кызылкумов — красноватая глинистая порода, выступающая в нескольких местах. Отсюда название пустыни: «кызыл» — «красный», «кум»— «песок». Эта подпочва размельчается и превращается в желтоватый песок, покрывающий ее, но не залегающий глубоко.

Покинув берега Джаныдарьи, попадаешь в обширную необитаемую область, заканчивающуюся в 40 верстах от Бухары и простирающуюся от берегов Сырдарьи против Туркестана и Ташкента до побережья Амударьи. Это пространство отделяет Бухарию от киргизских степей и Кокандское ханство от Хивинского.

На севере Бухарин расположены плодородные земли. Но страх перед хивинцами, народом смелым и жестоким, мешает киргизам строить здесь поселения. Кроме того, Бухарин располагает лучшими пастбищами, и ежегодно много киргизских семей, в основном бедных, оставляют родные края и устраиваются в пустынях Бухарин, спокойствие и более мягкий климат которых обещают им более счастливую участь

По ту сторону Джаныдарьи мы совершали путешествие, как я уже говорил, по часто посещаемой дороге. Почти ежедневно мы встречали киргизские караваны, направлявшиеся из Бухары. Киргизы, продав баранов, везли из города ячмень, крупу, табак, одежды и хлопчатобумажные ткани. Мы с удовольствием болтали с базарчи, то есть с людьми, возвращающимися с рынка, расспрашивали о новостях в Бухаре, интересовались, когда они выехали из столицы. Таким образом нам удавалось высчитать срок окончания столь долгого и тягостного пути, начинавшего нас сильно утомлять. Мы проходили по Кызылкумам от 42 до 46 верст в день — переходы очень значительные, если учесть, что нам приходилось все время пересекать пески. Тем не менее нам необходимо было спешить, чтобы не остаться без воды.

Наши лошади, находившие в Кызылкумах весьма скудный корм, заметно похудели; башкирские лошади были истощены: они не в состоянии были везти 6 телег, которые остались [50] у нас из 24, которыми мы располагали при отъезде из Оренбурга. Этих лошадей пришлось заменить казачьими, ранее нагруженными вьюками. Мы до крайности исхудали, особенно пехотинцы. Одним словом, все желали одного: поскорее закончить путешествие. Лед и джаныдарьинскую воду мы держали в кожаных мешках или бочонках, а между тем было очень трудно везти с собой запас воды, которого могло хватить на четыре с половиной дня.

После прибытия в Юз-кудук одна лошадь начала пить с такой жадностью, что упала и поднялась только через несколько часов. Несмотря на многочисленные трудности, ни одна верховая лошадь не пала. Зато мы потеряли много упряжных лошадей, раз даже восемь за день: изнуренные усталостью, они не могли следовать за нами.

Расстояние от Джаныдарьи до Юз-кудука составляет 211 верст. Мы прошли его за пять дней с артиллерией по песчаной пустыне, лишенной травы и воды, с очень большой быстротой, предварительно сделав более тысячи верст. Правда, наших пехотинцев по очереди везли верблюды, но для военного отряда совершить подобный поход в столь краткий срок было весьма трудно.

Глава шестая

Золотой рудник. — Агатма. — Прекрасная страна. — Встреча с жителями. — Русские пленники. — Свидание с куш-беги. — Торжественная встреча в Бухаре.

Пройдя через Кызылкумы, мы пересекли на отрезке в 40 верст равнину, покрытую полынью, справа ограниченную Буканскими горами. Сопровождавшие нас бухарцы, опасаясь неожиданного нападения хивинцев, убеждали нас избегать буканских колодцев — места очень опасного. Следовало держаться самого короткого пути и идти прямо к Юз-кудуку. Это помешало мне видеть Буканские горы вблизи; я смог их исследовать только будущей весной, во время нашего обратного пути. Они поднимались, подобно Мугоджарам, приблизительно сажен на 100 над уровнем равнины; очень крутые и каменистые, они сложены из кварца, смешанного с сиенитом и диабазом 14, и образуют многочисленные и очень узкие ущелья. Возле буканских колодцев имеется небольшой ручей, который вытекает из гор и исчезает, пробежав несколько сот сажен по равнине. Лучшая и вместе с тем более короткая дорога — та, которая ведет из Кызылкумов к буканским колодцам вдоль гор того же названия и доходит до Юз-кудука. [51]

После перехода через равнину, о которой я только что говорил, мы оказались в гористом районе, где тянутся Буканские горы, Юз-кудук, Капкан-таш и т. д. и т. д., которые представляют собой разветвления высоких хребтов, расположенных к югу от Коканда и к востоку от Бухары.

Возле буканских колодцев эта горная цепь поворачивает на запад; она продолжается до Амударьи и образует у ее берегов горы Чавасвали и Василькара 15, известные своими золотыми жилами. Они прельстили, говорят, Петра Великого, когда он повелел осуществить экспедицию Бековича 16. Хивинский хан противился тому, чтобы разрабатывали золото Василькара, боясь вызвать интерес русских. Эти рассказы, возможно, несколько преувеличены; я видел в Оренбурге кусок серного колчедана, найденного в Василькаре, который можно принять за золото.

Горы были сложены из сиенита, диабаза или кварца, смешанного с известняком, и были в основном темно-зеленого цвета. Эти камни расслаивались на пластинки, подобно шиферу. Данные горы более округлой и менее конической формы, чем Мугоджарские; долины и грунт здесь гораздо суше, даже полынь редка в них.

Дорога в нескольких местах очень крута, но широка и удобна. Юз-кудук, или «Сто колодцев», — узкая долина, в которой находятся два колодца примерно в три сажени глубиной. Вода в них превосходна и обильна. Есть еще 30 других, поменьше; большинство из них высохли.

Гористая область начинается в 7 верстах не доходя Юз-кудука. Она простирается на 34 версты до Капкан-таша, где мы снова вышли на равнину, оставив слева невысокие холмы Беш-булак и Букбульдук. Название «Букбульдук» буквально «перепелка», и киргизы образовали его путем звукоподражания, имитируя крик этой птицы.

В Капкан-таше много серных источников, вода которых плохо пахнет и очень соленая. Наши лошади почти не пили ее; но на обратном пути в марте одна лошадь осушила пять ведер этой гнилой воды. Так как было очень жарко и все страдали от жажды, нам стоило большого труда в течение нескольких минут сдерживать солдат, прежде чем позволить им пить эту отвратительную, но очень холодную воду.

В 22 верстах от Капкан-таша начинаются пески Баткаккумы, которые тянутся на 27 верст: они глубоки только на протяжении последних 4 верст. В 26 верстах от этих песков мы снова вступили в гористую область; ее называют «Сусызкара», то есть «черная, безводная». В самом деле, эти горы черного цвета, а поверхность их обнажена. Вода здесь имеется только в двух колодцах, оставшихся приблизительно в 10 верстах слева от нас. Когда наша вода кончилась, ее заменили снегом, который лежал на холмах, где, несмотря [52] на небольшую высоту, ощущалась заметная разница в температуре. Мы прибыли наконец в Кара-агач, сделав последние 40 верст по ровной местности, окруженной высотами.

В двух верстах от Кара-агача навстречу посольству вышли четыре бухарских таможенника. Они приветствовали нас, произнеся в наш адрес обычную формулу «Хуш амедид!» («Добро пожаловать!»), и уведомили, что хан, их государь, выслал продовольствие для нас в Агатму, в 38 верстах от Кара-агача. Г-н Негри учтиво выразил нашу признательность, и мы снова пустились в путь вместе с таможенниками.

В Кара-агаче мы впервые увидели деревья: сотня старых тутов окружала серный источник, где температура воды была примерно 15°. Эти деревья были посажены каким-то мусульманским святым, который жил и погребен здесь. Вода эта слывет чудотворной, и все сопровождавшие нас мусульмане искупались в ней. Источник вытекает из глинистого холмика. В большом количестве виднелись лоскутки и кусочки материи, развешанные на деревьях в качестве жертвоприношений святому.

Вода этого источника обильно бьет ключом и образует быстро исчезающий ручей, поглощаемый глинистым грунтом, по которому он протекает. Хотя мы совершали переход без отдыха в течение четырех дней, однако продолжали его и на пятый день, чтобы как можно скорее покинуть столь безводную местность и наконец отведать пищу, которую для нас приготовил бухарский хан.

В Агатму мы прибыли 13 декабря, перевалив в Кара-агаче через довольно высокую гору; ее склон очень отлог по направлению к Агатме. Бухарцы говорили, что в этом месте когда-то был город. Соседний холм, покрытый обломками кирпичей, кажется, подтверждает этот рассказ. Агатма находится в воронке, где, как полагают, видны следы озера, которое, вероятно, снабжало водой жителей. Подле озера видны два обильных источника; их сернистые воды менее теплы, чем в Кара-агаче.

В Агатме мы обратили внимание на небольшую глиняную башню, или дом со сводчатой крышей; он служит аванпостом бухарцев. Там они содержат отряд солдат, то ли опасаясь набега хивинцев, то ли поджидая караван из России. Часовой, помещающийся на возвышении, видит местность на большое расстояние.

Перед прибытием в Агатму бухарский юз-баши (начальник сотни) в сопровождении 20 всадников явился к г-ну поверенному в делах с сообщением, что хан послал его встретить посольство и предложить любую провизию, какую только пожелают члены посольства. Затем несколько всадников [53] подъехали к г-ну Негри, взяли его руку на восточный манер и хором повторяли: «Хуш амедид». Этот небольшой отряд вскоре ускакал обратно. Большинство его лошадей были весьма хороши: крупны, легки, полны огня и быстры. В одежду бухарских солдат в качестве формы входили только белые чалмы. На них были халаты, или длинные и широкие одеяния различных цветов. На одних они были из узорного или полосатого шелка, на других — из сукна; одни были одеты в материи из верблюжьей шерсти, а другие — облачены в кольчуги, едва доходившие до пояса.

Мы нашли в Агатме свежий белый хлеб, восхитительный виноград, арбузы и гранаты. Можно судить об удовольствии, которое испытывал каждый из нас, угощаясь хлебом и фруктами, если вспомнить, что в продолжение 70 дней нам пришлось питаться исключительно сухарями, становившимися с каждым днем все черствее. Наши лошади получили сытый корм и джугару. Последняя — род белых зерен, величиной и формой похожих на чечевицу; ее дают лошадям вместо ячменя.

Уже давно мы не встречали травы, даже полыни, и наши лошади чахли. Предоставленный им фураж произрастал на искусственных лугах — иные в Бухарин неизвестны. Наши животные были непривычны к нему, и несколько из них заболели оттого, что поели его слишком много, а может быть, оттого, что их поили более раза в день, чего бухарцы стараются не делать, если кормят лошадей ячменем. Мы потеряли в Бухаре 50 лошадей: без сомнения, этому способствовала скорее перемена корма, чем усталость.

Выйдя из Агатмы, мы пересекли равнину, которая показалась мне незаметно повышающейся вплоть до возделываемых пространств. Равнина эта глиниста; на пути, по которому мы двигались к Одун-кудуку, ее поверхность покрыта песком только в некоторых местах. Значительно больше песка было на дороге, по которой мы следовали обратно, в нескольких верстах к западу от первой.

Возле Одун-кудука мы видели следы древних каналов и развалины дома. Это, вероятно, свидетельствует о том, что некогда культурная часть Бухарин простиралась к северу много дальше, чем теперь, и что Агатма была по эту сторону границы, как в настоящее время Кагатан. В 17 верстах от Одун-кудука мы прошли сотню шагов среди песчаных бугров, между коими заметили остатки стен и глиняных жилищ. Пройдя через эти холмы, мы, к нашему большому удивлению, вступили в совершенно иную область: можно было подумать, что находишься за 1000 верст от однообразных мест, по которым мы только что двигались в течение 70 дней. Этими песчаными буграми заканчивалась пустыня. За нею простираются поля, видны каналы, древесные аллеи; со всех [55] сторон дома, селения, рощи, фруктовые сады, мечети и минареты. Одним словом, кажется, что тебя перенесли в какую-то волшебную страну.

Если вид этой местности вызывал чувство удивления у европейцев, глаза которых привыкли к лицезрению плодородных полей и заселенных мест, то какое же впечатление должна она производить на киргизов и других обитателей пустыни? Как же не будут они пытаться захватить столь облагодетельствованную природой страну, располагающую летом обширными равнинами для их кочевых передвижений, а зимой — городами и кишлаками для устройства убежищ от непостоянства сурового климата.

Мы находились в стране, едва знакомой европейцам; все здесь вызывало наше любопытство. Представьте себе тот интерес, с каким разглядывали нас жители, одетые в синие одежды и увенчанные белыми чалмами, сбежавшиеся нам навстречу: одни — пешком, другие — верхом, сидя на ослах или лошадях, теснясь вокруг нас и приветствуя нас по-своему. Многие свидетельствовали живейшим образом свою радость, обращая к нам по-русски несколько учтивых слов. Их выражения удивления, их крики, наконец, шумное движение, одушевлявшее всю эту толпу, придавали нашему въезду в Бухару вид народного празднества, веселье которого мы бы разделили, если бы не огорчавшее нас присутствие агентов полиции. Голоса их раздавались среди этого шума, и, вооруженные толстыми палками, они били без разбору направо и налево, заставляя уступить нам место и напоминая, что весь этот беспорядок причинил наш приезд и что старание увидеть столько урусов (Имя, которым большая часть восточных народов называет русских) влекло за собой опасение получить удар.

Мы испытывали тягостное чувство, заметив среди азиатского населения русских солдат, доведенных до печального состояния рабов. Большей частью это были 60-летние немощные старики; при виде своих соотечественников они не могли удержать слез и, невнятно бормоча несколько слов на родном языке, пытались броситься к нам. Чрезмерная радость оттого, что они снова увидели наших солдат, вызвала у них большое волнение. Эти трогательные душераздирающие сцены не поддаются описанию.

В Хатун-кудуке мы узнали, что куш-беги, один из важнейших чиновников бухарского правительства, ожидает нас в ближайшем селении. Почти в версте от возделанной местности нас встретил пенжа-баши (начальник пяти сотен) с двумя сотнями кавалеристов. Он проводил нас через толпу, и наша пехота с барабанным боем прошла к палатке, где находился куш-беги. Мы слезли с лошадей приблизительно [55] саженях в 30, чтобы пройти вперед между рядами пехотинцев, сидевших на земле и вставших, когда проходил поверенный в делах. Несколько разноцветных палаток представилось нашему взору; большое число лошадей, покрытых богатыми попонами и шитыми золотом чепраками, были привязаны к столбикам за шею и задние ноги. Много рабов и чиновников окружали палатки. Одним словом, все, что находилось вокруг нас, умножало торжественность этой первой встречи.

Куш-беги, которого звали Хаким-бек, сидел в палатке с четырьмя бухарскими сановниками. Когда г-н Негри занял приготовленное для него место, куш-беги, обращаясь к прикомандированным к посольству лицам, сказал: «Садитесь, ведь вы иностранцы. Мне доставляет большое удовольствие видеть вас». Г-н Негри, поговорив затем о церемониале, подлежащем соблюдению во время представления хану, совершенно не был согласен с куш-беги. Данная аудиенция началась при благоприятных условиях; прежде чем она окончилась, характер бухарцев разоблачился полностью. Куш-беги имел неосторожность просить г-на Негри подарить хану две наши пушки. Поняв, что не сможет этого добиться, он без зазрения совести стал просить для хана коляску г-на Негри. Впрочем, он не знал, что у нас было несколько верблюдов, нагруженных подарками для бухарского двора.

Куш-беги выглядел лет на пятьдесят; его длинная темно-каштановая борода начинала седеть; он был высокого роста, с приятным и добрым лицом. Объяснялся он по-персидски с большой легкостью. На голове у куш-беги была чалма из белого кашемира, а одет он был в халат из той же материи с крупными букетами и шубу на собольем меху, покрытую полосатым кашемиром.

Наше путешествие прошло так благоприятно, как только этого можно было пожелать. За исключением нескольких туманных дней и нескольких часов, когда шел снег и очень мелкий дождь, погода была в общем настолько хороша, что киргизы говорили, что среди нас, без сомнения, есть святые. Это постоянство ясной погоды значительно облегчило наш поход, предохранив от всех неприятностей, которые могли причинить дождь, снег и мороз.

17 декабря ночью мы проследовали мимо небольшого городка Вабкента, проехав по хорошо возделанной и густонаселенной местности. Мы пересекли столь же прекрасные места 18-го и прибыли в Базарчи, большое селение, расположенное в 2 верстах от Бухары. С момента нашего свидания с куш-беги мы проехали 40 верст и в продолжение этих двух дней были беспрестанно окружены многочисленной толпой: полицейские постоянно разгоняли людей палочными ударами; любопытные не пугались, убегали и снова возвращались. [56] Наши солдаты маршировали в величайшем порядке и были в полной форме. Звуки барабана вызывали возгласы удивления жителей. Таким образом мы продвигались вперед среди шума и выражений общего веселья, возбужденного нашим прибытием.

Недалеко от Вабкента четыре местных сановника явились приветствовать г-на Негри и вручили ему поздравительное письмо хана. Один из них был его родственником; он не знал персидского языка. Это был единственный из узбекских вельмож, встреченных мною, который не говорил на этом языке. Два других были рабами хана: один — афганец, другой — перс. Последний был одет в материю из верблюжьей шерсти, в то время как прочие облачены в красные или синие шелковые халаты, вытканные золотыми цветами.

В 15 верстах от Бухары появился глава ханских есаулов с 30 всадниками приветствовать г-на Негри. Он сопровождал нас до Базарчи, где мы остановились в загородном доме куш-беги. Комнаты оказались настолько сырыми, что мы предпочли оставаться в кибитках, несмотря на горячее желание покинуть их.

После 36-часовой дискуссии по поводу соблюдения церемониала дело закончилось к общему удовольствию: хан не возражал против того, чтобы г-н Негри сидел в его присутствии.

В полдень 20 декабря мы совершили торжественный въезд в Бухару: перед нами ехал казачий отряд и везли подарки, состоявшие из мехов, фарфора, хрусталя, часов и ружей. Другая часть казаков и часть пехоты замыкала шествие. Один сановник, узбек, весьма представительной наружности, превосходно говоривший по-персидски, опередил посольство, чтобы проводить его во дворец.

Медленно подвигаясь вперед вместе с кортежем, мы проследовали под большим порталом и, пройдя по извилистой, тесной и окаймленной печальными глинобитными зданиями с плоскими крышами улице, прибыли наконец на большую площадь, окруженную мечетями и колледжами, или медресе, где увидели ворота дворца.

Мы поднялись в сводчатый, сложенный из кирпичей коридор; с каждой стороны стояла шеренга солдат — приблизительно человек 400, вооруженных разнообразными ружьями. Затем мы вступили в маленький двор, далее прошли по переходу, где находился десяток пушек, и вошли в квадратный двор, окруженный стенами, вдоль которых сидели 300— 400 бухарцев в белых чалмах и халатах из золотой парчи. Затем, повернув направо, мы прошли в переднюю и, наконец, в приемный зал, где на подушках, покрытых ковром из красного сукна, богато расшитым золотом, сидел хан 17. На помосте был расстелен персидский ковер довольно посредственного [57] качества; стены были оштукатурены гипсом, а потолок покрыт раскрашенными досками.

Длина зала была в два раза больше его ширины. Хан занимал место у стены против входной двери; слева от него находились двое его сыновей, старшему из которых можно было дать лет 15, а справа — куш-беги. По обеим сторонам двери — пять сановников. Два камергера символически поддерживали г-на Негри. Приблизившись к хану на десять шагов и произнеся речь на персидском языке, он вручил куш-беги верительную грамоту и сел на отведенное ему место. Особы, состоявшие при посольстве, остались стоять у стены по обеим сторонам двери. Куш-беги немедленно представил письмо императора хану, и тот прочитал его вслух. Затем он попросил г-на Негри ввести в переднюю несколько наших солдат без оружия; увидя их, хан принялся хохотать как ребенок: в выражении его лица было нечто не совсем умное. Хану было 45 лет, у него красивая борода, черные глаза и оливковый цвет лица; он казался истощенным гаремными удовольствиями. На нем был черный бархатный халат, украшенный драгоценными камнями, и муслиновая чалма, увенчанная султаном из перьев цапли; золотая петлица пересекала по диагонали чалму, похожую на калеви, церемониальный головной убор великого визиря, капудан-паши и кизляр-агаси Оттоманской империи. У куш-беги и трех других вельмож на голове вместо чалмы были шапки из собольего меха в форме цилиндра. Церемониймейстер держал в руке что-то похожее на алебарду, заканчивавшуюся наверху серебряным топориком. Подарки были унесены в другую комнату в присутствии хана. Аудиенция продолжалась около 20 минут. Затем мы вышли из дворца и вновь присоединились к нашему конвою, который вернулся в Базарчи, где находился на бивуаке в саду в продолжение всей зимы. Г-н Негри и состоявшие при посольстве лица разместились в Бухаре в большом доме, принадлежащем куш-беги.

Мы оставались в городе с 20 декабря 1820 года до 10 марта 1821 года. Так как погода была отличной, то мы возвратились в Базарчи. Бивуак в садах этого местечка казался нам приятнее, чем пребывание в унылых бухарских домах 18.

Мы вышли из Базарчи 22 марта; 25-го покинули пределы Бухары, довольные тем, что познакомились с этой страной, но еще более довольные тем, что покинули ее.

Комментарии

1. Эссен Петр Кириллович (1772-1844) — командир Отдельного Оренбургского корпуса, оренбургский военный губернатор с 1817 по 1830 г. Генерал от инфантерии — «полный» пехотный генерал (это и другие не оговоренные примечания принадлежат переводчику — Е. К. Бетгеру).

2. Тимур (Тамерлан, 1336-1405) — средневековый полководец и завоеватель, создавший огромную империю в Центральной Азии; прославился исключительной жестокостью. — Прим. ред. Шараф ад-Дин Али Йезди (XV в.) — средневековый иранский историк; «служив в качестве летописца в главной канцелярии Тимура и написал фундаментальный труд о завоевательных походах «Зафарнома» («Книга побед»). — Прим. ред.

3. Сейхун — арабское название Сырдарьи. — Прим. ред. Е. К. Мейендорф допускает ошибку: войско Тимура пострадало от морозов, но отнюдь не погибло. — Прим. ред.

4. В июле 1803 г. из Оренбурга в Бухару отправилось торгово-политическое посольство царского правительства во главе с поручиком Я. П. Гавердовским. В урочище Ходжаберган (около 800 км к югу от тогдашней границы Российской империи) каравая, с которым оно следовало, подвергся нападению степных грабителей. Я. П. Гавердовский вернулся ни с чем. Об этом неудачном посольстве см.: «Разграбление киргизами русского каравана, шедшего в Бухарию в 1803 г. (Отрывок из дневных записок г-на Гавердовского)», — «Сибирский вестник», ч. II. «Смесь», 1823, стр. 29-45; ср. также: Н. А. Xалфин, Россия и ханства Средней Азии (первая половина XIX века), М., 1974, стр. 67-78. — Прим. ред.

5. Арунгазы Абдулгази — султан казахского Младшего жуза («Малой орды») во втором десятилетии XIX в. — Прим. ред.

6. Белемниты и аммониты — вымершие головоногие моллюски. — Прим. ред.

7. П. С. Паллас, Путешествие по разным провинциям Российской империи, ч. I, СПб., 1809, стр. 369-371.

8. Наметившийся у части казахского населения переход к оседлости и хлебопашеству был вызван глубокими социально-экономическими причинами, а не попытками хивинских ханов подчинить себе казахов, как это объясняет Е. К. Мейендорф. — Прим. ред.

9. Бий — представитель феодальной родовой знати в основном у казахов и киргизов. Бии контролировали общественную жизнь населения, в том числе суд, поэтому звание бия подчас не совсем точно отождествляется со званием судьи. — Прим. ред.

10. Фашины — связки прутьев, хвороста, камыша для укрепления насыпей, дорог через болота и т. п. — Прим. ред.

11. В рассказе о каракалпаках Е. К. Мейендорф допускает ряд неточностей. Антропологический тип каракалпаков содержит европеоидный и более поздний — монголоидный пласты; их язык относится к западной ветви тюркских языков (тогда как калмыцкий — к западномонгольской группе алтайских языков). Послы каракалпаков в 1742 г. прибыли в Оренбург и Петербург ходатайствовать о принятии их в русское подданство. Удовлетворение этой просьбы привело к нападению на каракалпаков в 1743 г. их прежнего владетеля казахского хана Абулхаира, что вынудило большую часть каракалпаков перейти на жительство с берегов Сырдарьи на западный проток ее дельты — Джаныдарью. В конце XVIII — начале XIX в. против них предпринимают завоевательные походы хивинские ханы, в результате чего каракалпаки в 1811 г. были покорены хивинцами и переселены в дельту Амударьи. Отдельные группы каракалпаков проживают в других районах Средней Азии. См. об этом: Т. А. Жданко, Проблема этногенеза каракалпаков, — «Краткие сообщения Института этнографии», 1962, вып. 36; С. К. Камалов, Каракалпаки в XVIII-XIX веках (к истории взаимоотношений с Россией и среднеазиатскими ханствами), Ташкент, 1968. — Прим. ред.

12. Абулгази (1603-1663) — хивинский хан. Интересовался историей и написал два содержательных труда: «Родословная туркмен» (пер. А. Г. Т уманского, Асхабад, 1897 и «Родословное древо тюрков» (пер. и предисл. Г. С. Саблукова; см. «Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском ун-те», т. 21, вып. 5-6, Казань, 1905-1906). — Прим. ред.

13. Гузы (чаще — огузы) — в данном случае союз кочевых тюрко-язычных племен Прикаспия и Приаралья IX-XI вв. Ставка их верховного вождя (ябгу) находилась в Янгикенте (Джанкент). — Прим. ред.

14. Сиенит, диабаз — изверженные горные породы. — Прим. ред.

15. Судя по приложенному к французскому оригиналу указателю, опущенному в настоящем издании, Чавасвали именуется также Шахбазвали. По-видимому, речь идет о гряде Шейхджели, составляющей западную часть хребта Султам-Уиз-дага. По моему мнению, это название автор спутал с названием селения Шейх-Аббас-вали, и оно превратилось в Шахбазвали. Горы Василькара, вероятно, не что иное, как северо-западная оконечность названного хребта, известная под именем Алтын-тау. См.: Гиршфельд, Военно-статистическое описание Хивинского ханства, ч. I, Ташкент, 1902, стр. 44-46.

16. Экспедиция Александра Бековича-Черкасского была в 1717 г. отправлена Петром I в Хиву для поисков золота и ведения переговоров о принятии хивинским ханом подданства Российской империи. А. Бекович-Черкасский и большая часть его спутников были предательски убиты в ханстве, не выполнив поставленных перед ними задач. — Прим. ред.

17. Эмир Хайдар из династии Мангытов (1753-1920), правил с 1800 по 1626 г.

18.. Перевод описания въезда посольства А. Ф. Негри в Бухару из книги Е. К. Мейендорфа впервые сделан проф. А. А. Семеновым в статье «К истории дипломатических сношений между Россией и Бухарой» («Известия АН УзССР», 1951, № 1, стр. 90-91).

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие из Оренбурга в Бухару. М. Наука. 1975

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.