АЛ-МАСУДИ

ЗОЛОТЫЕ КОПИ И РОССЫПИ САМОЦВЕТОВ

МУРУДЖ АЗ-ЗАХАБ ВА МА'ДИН АЛ-ДЖАУХАР

/355/ [ХХII] О халифате ал-Мустакфи би-л-Лаха

Присягнули ал-Мустакфи би-л-Лаху, и он Абу-л-Касим 'Абдаллах б. 'Али ал-Муктафи, [в] субботу трех [ночей], прошедших от сафара триста тридцать третьего года (25.09.944). И был он свергнут в ша'бане триста тридцать четвертого года, [когда] осталось от этого месяца семь [ночей] (30.03.946). Был халифат его год и четыре месяца без [нескольких] дней. Мать его — умм валад.

/356/ Совокупность известий [об ал-Мустакфи], деяниях его и обо всем замечательном, что было в дни его

Предуведомили мы при упоминании нашем [о] свержении ал-Муттаки ли-л-Лаха, что присягнули ал-Мустакфи заранее на Нахр 'Иса в округе Базурийа ¹, напротив деревни, известной как ас-Синдиййа, в [то] время, когда выкололи глаза ал-Муттаки. Присягнули ему Абу-л-Вафа' Тузун и прочие присутствовавшие военачальники, государственные люди и люди века его из кадиев, из них кади Абу-л-Хасан Мухаммад б. ал-Хусайн б. Абу-ш-Шавариб ², и сообщество хашимитов. Молился он впереди них в тот день [539] [во время] закатной и вечерней молитв ³. Двинулся он, пока [не] остановился в воскресенье в аш-Шаммасиййи. Когда [же] был понедельник ⁴, спустился он по воде, сидя в таййаре, называемом «ал-Газал» ⁵, и на нем [была] длинная узкая шапка. Упомянули, что была она у отца его ал-Муктафи би-л-Лаха. И впереди него Тузун ат-Турки, Мухаммад б. Мухаммад б. Йахйа б. Ширзад и сообщество из гуламов его. И выдали ему ал-Муттаки слепым и Ахмада б. 'Абдаллаха ал-Кади ⁶ схваченным. Пришли после этого прочие кадии и хашимиты и присягнули ему.

Поставил он вазиром Абу-л-Фараджа Мухаммада б. 'Али ас-Самири [на некий] срок, потом разгневался на него.

И завладел делом его Мухаммад б. Ширзад.

Уселся [ал-Мустакфи] перед людьми, спросил о кадиях и выяснил дело столичных судебных заседателей. Приказал он сместить некоторых [из] них, приказал потребовать у некоторых [из] них покаяния во лжи и [утвердить в должностях] некоторых [из] них за то, что узнал о них до халифата своего. [Тогда] исполнили кадии [то], что приказал он им.

Поставил [ал-Мустакфи] кадием на Восточной стороне Мухаммада б. 'Ису, известного как Ибн Абу Муса ал-Ханафи ⁷, а на Западной стороне Мухаммада б. ал-Хусайна б. Абу-ш-Шавариб ал-Умави ал-Ханафи. [Тогда] сказало простонародье: «Доселе простирается власть его». И, будучи халифом, не мог он более ни приказывать, ни запрещать.

Было между ним и между ал-Фадлом б. ал-Муктадиром, который называется ал-Мути' ⁸, прежде /357/ соседство в Доме Ибн Тахира и соперничество в игре с голубями и запуске их и в игре с козлами, петухами и перепелами, и это то, что называется в Сирии ан-нафх ⁹. Когда [же] повезли ал-Мустакфи на Нахр 'Иса, чтобы присягнуть ему, бежал ал-Мути' из дома своего, зная, что [ал-Мустакфи] прикончит его. И когда утвердилась [власть] ал-Мустакфи, [стал] он искать ал-Мути', но не обнаружил никаких следов его. [Тогда] разрушил [ал-Мустакфи] дом его и уничтожил все, что смог — сад и прочее.

Упомянул Абу-л-Хасан 'Али б. Ахмад ал-Катиб ал-Багдади ¹⁰. Он сказал: Когда стал ал-Мустакфи халифом, приставил к нему Тузун одного из тюркских гуламов своих, [чтобы] он стоял перед [халифом]. А был у ал-Мустакфи [другой] гулам, нрав которого был ему ведом и который вырос на службе его. И ал-Мустакфи [540] склонялся к своему гуламу, а Тузун хотел от ал-Мустакфи, чтобы он предпочитал приставленного к нему перед первым гуламом его Ал-Мустакфи [же] посылал тюркского гулама по делам своим, следуя желанию Тузуна, но не награждал его [так], как награждал гулама своего.

Сказал [Абу-л-Хасан 'Али б. Ахмад]: Однажды повернулся ал-Мустакфи к Мухаммаду б. Мухаммаду б. Йахйе б. Ширзаду ал-Катибу и сказал ему: «Знаешь ли ты известие [об] ал-Хаджжадже б. Йусуфе и жителях Сирии?» Он сказал: «Нет, о Повелитель Верующих». Он сказал: «Упомянули, что ал-Хаджжадж б. Йусуф избрал людей из жителей Ирака, у которых он обнаружил [такие] способности, каких не нашел он у приближенных своих сирийцев. Тягостно показалось это сирийцам, и они заговорили о том. Достигли [ал-Хаджжаджа] речи их. И он поехал верхом, и сопровождали его представители обеих сторон, и завел [он] их далеко в пустыню. Показался издали верблюжий караван. [Ал-Хаджжадж] позвал некоего сирийца и сказал ему: «Ступай, узнай, что это за фигуры, и разведай, куда они едут». И не замедлил [муж этот] прийти и сообщить [ал-Хаджжаджу], что это верблюды. [Тогда] он сказал: «Груженые ли они?» Сказал [тот муж]: «Не знаю, но я вернусь и узнаю это». А ал-Хаджжадж послал ему вдогонку другого мужа из жителей Ирака и приказал ему подобное [тому], что приказал сирийцу. Когда [же] вернулся иракец, обратился к нему ал-Хаджжадж, а жители Сирии слушали, /358/ [и спросил]: «Что там?» Он сказал: «Верблюды». Сказал [ал-Хаджжадж]: «Каково число их?» Он сказал: «Тридцать». Сказал [ал-Хаджжадж]: «Что они везут?» Сказал [иракец]: «Масло». Сказал [ал-Хаджадж]: «Откуда оно?» Сказал [иракец]: «Оттуда-то». Сказал ал-Хаджжадж: «Куда они направляются?» Сказал [иракец]: «Туда-то». Сказал [ал-Хаджжадж]-«Кто их хозяин?» Сказал [иракец]: «Такой-то». [Тогда] повернулся [ал-Хаджжадж] к жителям Сирии и сказал:

Упрекают 'Амра. И если бы умер он или удалился,
То немногим увеличилось бы богатство твое, о 'Амр».

[Тогда] сказал Ибн Ширзад: «Сказал, о Повелитель Верующих, некий [из] людей вежества об этом же:

Наихудший из двух посланных но одному и тому же делу
Тот, кто нуждается в посланном за ним вслед. [541]
А вот пословица мудрецов:
«Путь каждого невежды — двойной»».

Сказал ал-Мустакфи: «Как хорошо описал ал-Бухтури сообразительность посланного в [стихотворном] речении своем:

И словно его сообразительность посылает
В черноту дел факел огня».

И узнал Ибн Ширзад, [что] тяготится ал-Мустакфи гуламом Тузуна. [Тогда] известил он Тузуна об этом, и тот избавил [ал-Мустакфи] от него и удалил [гулама] со службы его.

Рассказывал Абу Исхак Ибрахим б. Исхак, известный как Ибн ал-Вакил ал-Багдади. Он сказал: Был отец мой в старину на службе у ал-Муктафи. И когда случилось с ним [то], о чем знают все, пошел я на службу к сыну его 'Абаллаху б. ал-Муктафи [ал-Мустакфи]. Когда [же] достался ему халифат, был я наиприближеннейшим к нему из людей. И увидел я однажды, [что] у него [собрались] те сотрапезники, с которыми общался он до халифства своего, соседи его по окрестностям Дома Тахира. Вспомнили они вино, свойства его и [то], что сказали люди о нем в прозе и стихах. [Тогда] сказал некий [из] присутствовавших: «О Повелитель Верующих, не видел я никого, [кто бы] описал вино лучше описания некоего позднего [стихотворца]. Поистине, сказал он [о вине] в одной книге своей о винопитии и описал [вино, упомянув], что нет в мире единой вещи, взявшей от четырех матерей своих достоинства их и присвоившей наиблагороднейшие свойства их, кроме вина. [Ведь] у него цвет огня, и это наилучший [из] цветов, нежность воздуха, и это наитончайшее [из] свойств, сладость воды, и это наиприятнейший вкус, холод /359/ земли, и это — наичудеснейшее [свойство] напитков». Сказал [сотрапезник]: «Эти четыре [элемента], даже если и присутствуют во всех яствах и напитках, [то] не в чистом виде, и не главенствуют они в [этих яствах и напитках так], как главенствуют, по нашему описанию, в вине. Сказал описавший [вино]: «Сказал я о соединении упомянутых нами свойств в [вине]:

Ничто не приносит такого отдохновения ¹¹, как состоящее из
Четырех [субстанций], в которых опора людям:
Сладости воды, нежности воздуха,
Жара огня и холода влажной [земли]. [542]

И так как вино [обладает для людей тем] значением, что мы описали, [имея] преимущество перед прочим, что получают от мира этого, [то] свойства его лучше, нежели [свойства] прочего. И различается [вино] по своим достоинствам, и хвалимо оно за возбуждаемые им разнообразные страсти».

Сказал [описавший вино]: «Что же до лучей вина, то они подобны [лучам] всякого светоносного предмета, такого как Солнце, Луна, звезда, огонь и иные светоносные вещи. Что же до света его, то можно сравнить его со всяким красным в мире и желтым, таким как яхонт, сердолик, золото и прочее из дорогих драгоценностей и роскошных украшении».

Сказал он: «Уподобили древние [вино] крови зарезанного и крови внутренностей. Другие уподобили его маслу, винограду и прочему. Сравнение [вина] с благородными драгоценностями предпочтительнее и [всего] лучше для восхваления его».

Сказал [восхваляющий вино]: «Что же до чистоты [вина], то выдерживает [оно] сопоставление со всем, к чему приложимо имя чистоты. Некий [из] древних поэтов сказал о чистоте [вина]:

И увидишь ты сквозь него соринку,
Находящуюся далеко.

И это наилучшее, что сказали поэты, описывая вино».

Скачал он: «Сказал Абу Нувас о [вине], вкусе его, запахе, красоте, цвете его, лучах, воздействии его на душу, о приспособлениях [для и изготовления] его, условиях [приготовления вина], [винных] бочках, времяпрепровождении с [вином], винопитии по уграм и вечерам и прочем, его касающемся, чем почти исчерпывается описание [вина], если бы не обширность свойств его, которым нет предела».

Описал Абу Нувас свет [вина] и сказал:

/360/ И словно [кубок вина] в ладони его —
Солнце, и рука его — луна ¹².

И он сказал:

Совершило [вино], когда смешали его в доме,
[Деяние |, подобное деянию утра во тьме,
И пошел путник [во] тьме, ведомый |вином],
Словно руководствуясь придорожными знаками ¹³. [543]

И сказал он также:

Дочь десяти [лет] ¹⁴, чистая и нежная,
И если полить ею ночь, исчезнет вся темнота ¹⁵.

И сказал он также:

Если осушит [вино] пьющий его, покажется ему, [что]
Целует он во тьме ночи звезду.
Видишь ты, где бы ни находилось оно в доме, восток,
А где его нет — запад ¹⁶.

И сказал он также:

И пьюший от лучистого сияния [вина]
Словно пьет из чаши свет пылающей головни ¹⁷.

И сказал он также:

[Тогда] сказал я ему: «Пожалей меня, уж
Брезжит утро в окошке».
И сказал он, удивясь: «Разве это [утро]?
Нет [иного] утра, кроме света вина».
Поднялся он к кувшину и заткнул горлышко его.
[Тогда] вернулась ночь, [окутанная] почерневшим покрывалом ¹⁸.

И сказал он также:

Красное без смешения, желтое без смешения.
Словно не |вино] встречает тебя, а сияние солнца ¹⁹.

И сказал он:

Словно огонь в [вине] пылающий,
Порой ты страшишься его, [а порой] опасаешься ²⁰.

И сказал он также:

Красное. Если бы развели его водой, то затмило бы
Свет очей ²¹.

И сказал он также:

Исходит от него сияние, когда смешают его,
Словно серые [верблюды] бросаются вслед ифритам ²²,

/361/ И сказал он: [544]

Выдержано оно в кувшине и позаимствовало
Свет раннего солнца и холод тьмы ²³.

И сказал он:

[Тогда] дозволил он мне пить вино, у которого видишь ты
Лучи, простирающиеся до самых высот ²⁴.

И сказал он:

Сказал он: «Раздобудь мне фонарь».
Сказал ты ему: «Подожди,
Станет тебе и мне фонарем свет [вина]».
Налил я в бутыль глоток [вина].
[И] было оно для нас до [самого] утра утром ²⁵».

Сказал [сотрапезник ал-Мустакфи]: «У [Абу Нуваса] много описано в этом роде, в уподоблении огню и сравнении [со] светом, с превращением ночи [в] день и тьмы в свет, и это величайшая глубина описания и крайняя степень восхваления».

Сказал он: «Нет среди описаний цвета [вина] и света его ничего лучше описаний [Абу Нуваса], ибо нет ничего [сильнее] красотою нежели свет».

Сказал [Ибн ал-Вакил ал-Багдади]: И вселились [в] ал-Мустакфи радость, веселье и ликование [по поводу того], что было сказано: [Тогда] сказал он: «Горе тебе! Избавь меня от этого описания». Сказал [сотрапезник]: «Да, о господин мой».

Сказал 'Абдаллах б. Мухаммад ан-Наши': Оставил ал-Мустакфи вино, когда достался ему халифат, однако приказал он [в тот раз принести] его и призвал к питию его.

Когда пришло в упадок халифское [правление] ал-Мустакфи, стал он искать ал-Фадла б. ал-Муктадира, как предуведомили мы, по [причине] вражды, бывшей между ними из-за упомянутого нами и [из-за] прочего, о чем мы умолчали. [Тогда] бежал ал-Фадл. Передавали, что бежал он к Ахмаду б. Бувайху ад-Дайлами ²⁶ переодетым. Ахмад обошелся с ним хорошо и не выдал его. Когда же умер Тузун, вошел ад-Дайлами [в] Багдад ²⁷ и вышли из него тюрки, отправился он к Насир ад-Даула Абу Мухаммаду ал-Хасану б. 'Абдаллаху б. Хамдану. [Насир ад-Даула] и сын его дяди Абу 'Абдаллах б. Абу-л-'Ала' спустились [вниз по реке] с [ал-Фадлом б. ал-Муктадиром], и были между ним и между Ибн Бувайхом ад-Дайлами знаменитые битвы. Ад-Дайлами перешел на Западную [545] сторону, и с ним ал-Мустакфи, а ал-Мути' прятался в Багдаде, и ал-Мустакфи /362/ искал его самым тщательным образом. [Тогда] остановился ал-Мустакфи в церкви, известной как Дурта ²⁸, на Западной стороне.

Упомянул Абу Исхак Ибрахим б. Исхак, известный как Ибн ал-Вакил, и мы предуведомили о положении его среди приближенных ал-Мустакфи. Он сказал: Был ал-Мустакфи постоянно испуганным, боявшимся, что ал-Мути' завладеет халифатом, [что] отдадут ему [халифат] и что будет он править им, как пожелает. И грудь [ал-Мустакфи] сжималась от этого. Жаловался он [на] это иногда упомянутым нами любимым своим сотрапезникам, и они воодушевляли его и принижали ал-Мути', пока [не] сказал он им однажды: «Возжаждал я, чтобы собрались мы в такой-то и такой-то день, дабы вспомнить различные яства и сказанное об этом людьми в стихах». [Тогда] договорился он с ними об этом. Когда [же] настал [тот] день и они пришли, повернулся [к ним] ал-Мустакфи и сказал: «Говорите, что приготовил каждый из вас». И сказал один из них: «Припомнились мне, о Повелитель Верующих, байты Ибн ал-Му'тазза, в которых описывает он корзину с солениями». И сказал [ал-Мустакфи]: «Говори». Сказал [сотрапезник]:

Наслаждайся двурукой корзиной, что принесли тебе.
Расставлены по краям ее чаши друг над другом.
В них различные блюда разложены рядами —
Красные и желтые, и нет в них порока.
В них засоленный тархун, задохшийся,
И красное соленье в них, и каперсы.
Отдало им цвет раннее солнце, и он принес его,
Словно [сам] он из солнечного света, пахучий.
В них майоран, и напротив него
Отборная гвоздика.
И соленый индийский гранат, и нет ему
По вкусу подобного, и нет в цвете его порока,
Словно мускус в благоухании его.
Острый он на вкус, и запах [его] — благоуханный.
И соленый дикий тимьян. Поистине, цвет его —
Цвет, [о] котором поведали нам мускус и смола,
И соленый чеснок. Едва увидишь его,
Почувствуешь запах его, к еде призывающий, [546]
Словно в оливах темнота ночи.
Рядом с ними свитки вымоченной в уксусе рыбы.
Если посмотришь [на] лук, что в [этих чашах],
[То] он словно серебро, внутри которого — огонь.
/363/ И репа круглой формы,
Вкус ее смешивается со вкусом уксуса.
Словно белое в ней и красное, —
Дирхамы, среди которых разбросаны динары.
По краям [корзины] сверкает
Нам звезда светом зари.
Подобна она цветку сада, в который глядят
Полная луна, солнце, тьма и свет ²⁹.

Сказал ал-Мустакфи: «Согласно этому описанию явится и закуска. Подавайте. И сегодня [не] едим ничего [иного], кроме [того], что вы описываете». [Тогда] сказал другой из собеседников: «О Повелитель Верующих, у Махмуда б. ал-Хусайна ал-Катиба, известного как Кушаджим, [есть] описание корзины [с] диковинами ³⁰:

Когда проголодаемся,
Нам приготовят корзину.
Украсил ее повар
Наилучшим образом.
И прибыла она, наилучшей
Едой нагруженная.
Вот козленок, которого поджарили,
Перевязали ему кишечник.
Положили на него
Зелень мяты и тархун.
Вот цыпленок [с] широким горлом,
Хорошо пропитанный жиром.
Вот куропатка и курица,
Славно поджаренные,
Поджаренный пирог с мясом,
Следом за пирожным, что называют «тардина».
И красная из белых
Рядом с маслинами.
И серединки ломтиков хлеба,
Напитанные маслом с водой,
Порождают они у страждущего несварением желудка [547]
Неодолимый голод.
Вот сладкий лимон, осыпанный сахарной пудрой и амброй.
И ломтики острого сыра,
В которые он завернут.
Появился он, словно жемчуг, в
Нежных ожерельях скрываемый.
/364/ Затем уксус, прочищающий носы,
Если они забиты.
Баклажан и соус буран,
Столь любезный душе твоей.
Спаржа. Клянусь,
Насладишься ты этой спаржей.
Пирожок в сале,
В сахаре похороненный.
Есть у меня для тебя круговая
Чаша зелья, и бутылочка,
И нога, обещавшая соединение,
Изогнутая, словно буква нун ³¹.
У красавца сила взоров
И вкрадчивые речи.
Горчица, поющая тебе
Напевы несочиненные.
О тот, кто опечален
И отдален от дома печали своей,
Чем оправдаешься, если не
Видишь ты, что создан он для любви?»

[Тогда] сказал ал-Мустакфи: «Хорошо [причитал] ты и хорошо описал сказавший». Потом приказал он принести все, что было описано. Потом сказал он: «Дальше. У кого [есть] что-либо еще?» [Тогда] сказал другой: «У Ибн ар-Руми есть описание васта ³²:

О спрашивающий меня о собрании наслаждений,
Спрашивали об этом самые искусные в описание.
Вот что сочинил я о нем,
Избежав нечистого [в] нем и его пороков.
Возьми, о желающий яства,
Два круглых хлебца из белой муки.
Не видел ты глаза, смотревшего (на] подобные им.
Очисти оба края от покрова их. [548]
Чтобы остался только хлебный мякиш,
На котором лежат кучки мясного рагу,
Мясо курицы и мясо цыпленка.
Плавающие в виноградном соусе.
И положи на них ряды миндаля
Напротив орехов рядами.
Словно точки [лежат там] сыр с оливами,
И вокруг них мята и тархун.
Видишь ты между ними подобное молоку,
Разделенное, словно йеменская вышивка.
/365/ Взгляни на вареные красные яйца,
Которые усеяли васт, словно дирхамы и динары.
Посыпь ряды солью и не
Усердствуй, но [посыпь] умеренно.
Вновь верни к ним глаза на мгновение.
Поистине, глазам от них счастье.
Услаждай ими глаза долго.
Покрой хлебом и ешь на здоровье.
Впивайся зубами и кусай,
Спеши разрушить [то], что построил.
Город видишь ты, круглый, как колесо,
Склоны его высоки, как круп лошади.
И иногда подобен [он] жернову, мелящему зерно,
[И все это] подрезал ты зубами своими.
Желание мое [устремлено] к нему, и я — предводитель
Желудка, шайтан которого побиваем камнями».

И сказал другой: «О Повелитель Верующих, [вот стихи] Исхака б. Ибрахима ал-Маусили, описывающие пирог с жареным мясом:

О спрашивающий меня о наивкуснейшем,
Спросил ты об этом самого знающего [из] людей.
Возьми нежного красного мяса
И немного начини его салом.
Положи в него колечки лука
И влажную зеленую райскую капусту.
Потом положи обильно руты,
Корицы и горсть кориандра
И после этого немного гвоздики,
Доброго имбиря и перца, [549]
Горсть тмина, немного отвара
И две полные горсти едкой соли.
[Затем] растолки это, о господин мой, сильно.
Потом разведи огонь,
Положи все это в котел и налей воды
Доверху и накрой крышкой.
Когда выкипит вода,
И выпарит ее огонь окончательно,
Заверни [начинку], если пожелаешь, в лепешки,
А потом скрепи края [их].
/366/ Или, если пожелаешь, возьми немного теста,
В меру замешенного, мягкого.
[Затем] обмажь [пирог] ячменной кашей,
Потом загни края его вверх.
Налей в горшок хорошего масла,
Хорошенько пропеки [пирог] на масле,
Положи его на красивое блюдо.
Начинка его остра от горчицы.
И поешь [пирога] с горчицей вдоволь.
И он — наивкуснейший [из] кушаний, что готовятся быстро».

Сказал другой [сотрапезник]: «О Повелитель Верующих, [вот стихи] Махмуда б. ал-Хусайна б. ас-Синди Кушаджима ал-Катиба, описывающие спаржу:

[Есть] у нас копья с искривленными концами,
Древки их скручены, словно мочало,
Красивые, нет на них узлов.
Головы их возвышаются над телами,
Стоят они, словно колонны,
Прямые, как стрелы в колчане.
Тафтяная на них одежда.
Впитали они горячую красную подливу,
И подобны теперь румянцу,
Нарисованному гневной рукой.
И смешались румянец и краснота руки.
[Подобна спаржа] золотой ткани, славно сработанной.
Она — словно [расшитое] бисером покрывало, расстеленное.
Если бы можно было сохранить ее,
Стали бы ее вставлять в кольца вместо жемчужин. [550]
Поверх них отвар, смягчающий вкус.
Рядом горячая морковь,
Одетая в масляную одежду.
Словно обмотан вокруг нее
Золотой или серебряный шнурок, что скрепляет.
И если бы увидел их молящийся или постящийся,
Разговелся бы и простерся ниц».

И когда [сотрапезник] закончил [читать] это, сказал ему ал-Мустакфи: «Все это затруднительно найти в нынешнее время в этой местности. Однако если напишем ал-Ихшиду Мухаммаду б. Тугджу, /367/ [то] привезет он нам тех злаков из Дамаска. [Теперь] прочтите нам о [том], что [здесь] можно найти».Сказал другой [сотрапезник]: «О Повелитель Верующих, [вот стихи] Мухаммада б. ал-Вазира, известного как ал-Хафиз ад-Димашки ³³, описывающие аруззу ³⁴:

Божественна арузза, которую принес
Повар. [Подобна она] красотой полной луне посреди неба.
Чище снега, одетая в двойную ткань,
Сотканную ветрами и росами.
Словно [лежит] она на подносе,
Белом, подобном разрезанной жемчужине.
Слепит она очи светом своим.
Подобен он свету предвечерней полной луны.
И сахар по бокам ее — словно
Свет, что разлит над нею сиянием».

[Тогда] сказал другой: «О Повелитель Верующих, прочту стихи одного [из] поздних [поэтов] о харисе:

Наивкуснейшее [из блюд], что ест человек,
Когда на дворе апрель
И долго еще ждать жаркого из баранины и козлятины, —
Хариса, приготовленная женщинами
Умелыми, с прелестными руками.
Соединилось [в харисе мясо] птиц и ягнят.
Кипят в котле [ее] жир,
Мясо, курдюк и сало,
И жирная гусятина,
Белая пшеница и горох.
Еще миндаль и [зерна] ³⁵, [551]
Славно смолотые мельником.
А еще соль и приправы,
Устали руки готовить ее,
А другие блюда ей завидуют,
Когда принесут их гуламы.
Занимает она поднос и стол,
И над нею, словно [небесный] свод, ростки бамбука.
Подобны они потолку со стенами,
Изогнут [он], и ни на что не опирается.
Поднесли это вкушающему два отрока.
При виде харисы блестят глаза.
[Всякий] муж склоняется к ней.
Тянется к ней [и] голодный, и сытый,
И желают ее и домочадцы, и гости.
Властвует она над их зубами.
Просветляются ею головы
И здоровеют, поглощая ее, тела.
/368/ Придумал ее в век свой Сасан ³⁶,
И удивила она Хосрова Ану Ширвана.
Если увидит ее голодный, мечтающий о еде,
Не утерпит он и на нее набросится».

И сказал другой: «О Повелитель Верующих, [вот стихи] одного [из] поздних [стихотворцев], описывающие мадиру ³⁷:

Поистине, мадира среди кушаний
Словно луна в ночь полнолуния.
Восход ее над столами
Словно сияние во тьме.
Подобна полумесяцу, если появится он
Перед людьми в окружении облаков,
На ониксовом тихамском подносе, наполненном
Для гостей.
Удивила она Абу Хурайру ³⁸,
Когда принесли ему пищу,
И одолела страсть [к еде]
Его намерение поститься.
Увидел он в поедании [мадиры]
Счастье и поспешил к ней.
Уклонился он от [552]
Сотрапезничества с имамом,
Ибо нет там мадиры,
Что исцеляет страждущего от болезней.
Принесли ее с кухни,
Не принеся греха.
Сладостная она, странная
И удивительная для людей».

И сказал другой [сотрапезник]: «О Повелитель Верующих, [вот стихи] Махмуда б. ал-Хусайна [Кушаджима], описывающие джузабу:

Джузаба из превосходного риса,
Бледная, словно влюбленная ³⁹,
Удивительная, блистающая цветом своим
От рук повара, знающего, искусного.
Соткана она подобной червонному золоту,
Розовая, создание Творца,
Окрашенная сахаром [из] ал-Ахваза ⁴⁰,
И вкус ее приятнее [ласк] любовника.
Потонувшая в жиру, дрожащая,
Круги на ней от дуновения пробующего.
Нежная, на ощупь [словно] масло,
И запах ее как превосходная амбра.
Когда появится она в чаше своей,
Сияет подобно звезде темной ночью.
/369/ Полноцветная желтизна ее подобна сердолику,
Что украшает шеи юных девственниц с прекрасным телом.
Слаще спасения, пришедшего к ищущему его,
Для сердца смятенного, трепещущего».

И сказал другой: «О Повелитель Верующих, у меня [стихи] одного из новых [стихотворцев], описывающих джузабу:

И джузаба, цветом подобная ониксу,
Ее вкус для меня как вкус старого вина.
Из чистого сахара сделанная
И из чистого толченого шафрана.
Утопленная в курином жире
И в сале. Окажи честь сей утопленнице.
Сладостная [на] вкус, если попробуешь,
И аромат ее подобен аромату благовоний. [553]
Крепко обнимает бока ее
Сосуд, в котором она заключена.
Источает [этот] сосуд благоуханный запах.
И никто не устоит перед сладостью ее».

И сказал другой: «О Повелитель Верующих, [вот стихи] Махмуда б. ал-Хусайна Кушаджима, описывающие булочки:

Найдутся у меня для друзей, если одолеет голод,
Булочки, подобные страницам книг.
Лежат они, как
Пчелиные соты, белые, с рыхлым мякишем.
Напитались они миндальным маслом,
Плавали [в нем] и потонули.
Оставила розовая вода в них свой след,
И корочка их — пузырьки над пузырьками.
Если увидит их печальный сердцем, возвеселится.
Подобны они уложенным стопками книгам.
Но еще слаще видеть, [как] берут [они] в плен
Всякого мужа».

[Тогда] повернулся ал-Мустакфи к учителю, учившему его в отрочестве благости души, над которым он посмеивался и которым восхищался, и сказал ему: «Прочли они нам [то], что ты слышал. [Так] прочти [и] ты нам». Он сказал: «Не знаю я [того], что сказали те и что прочитали они, однако пошел я накануне этого дня бродить и пришел [в] Батурунджу ⁴¹, увидел сады ее и вспомнил речение Абу Нуваса о них. И, [клянусь] Аллахом, опечалило оно меня и завладело мной». [Тогда] сказал ему ал-Мустакфи: «А что же сказал Абу Нувас и [как] описал он [сады эти]?» Сказал [учитель]:

/370/ Не важно, что спят глаза твои, о Ибн Вахб,
Если из-за огня любви в сердце твоем огонь.
В Батурундже пребываю я, и меня там,
Если пойдут чаши в круговую, уважают.
Расскажу тебе, что прошел я по ней однажды,
И сердце мое от страсти встревожилось.
Там нарцисс, зовущий слугу моего:
«Остановись. Выдержанным стало наше вино,
Запел фазан, запросило дождя удовольствие,
И распустились цветы». [554]
[И] свернули мы в сады очей
Глядящих, хотя в них чернота.
Вместо век у них белизна
И вместо зрачков желтизна.
В это время воскликнули розы:
«К нам, о полуношники.
У нас есть вино, о котором забыло
Время и чье существование — тайна».
И склонились мы над розами.
Не слышно [стало] жалоб нарцисса, сам он на них отвечает.
Увидел нарцисс деяние роз
И воззвал, и воскликнул: «О пряности! [На подмогу!]»
Увидели розы два войска,
[Воины которых] желты, воззвали, и пришли к ним цветы граната.
Возмутились ливанские яблоки, когда
Накалились от битвы черенки их.
Собрали пряности войско из
Больших и малых лимонных деревьев.
И увидел я весну в войске
Желтизны, и зарделось сердце мое,
А все из-за румянца
Тех, кто так плохо обращается с нами ⁴².

И не видел я ⁴³ ал-Мустакфи с [тех] пор, как принял он халифат, веселее, нежели в тот день. Наградил он всех собеседников, певцов и забавников, что присутствовали. Потом велел он принести золото и серебро из того, что имелось у него, несмотря на стесненность его обстоятельств. И, [клянусь] Аллахом, не видел я у него после подобного этому. /371/ Потом схватил его Ахмад б. Бувайх ад-Дайлами и выколол ему глаза. [А вышло так], что затянулась война между Абу Мухаммедом ал-Хусайном б. 'Абдаллахом б. Хамданом ⁴⁴ — и был он на Восточной стороне, и с ним тюрки, — и сыном дяди его ал-Хусайном б. Са'идом б. Хамданом, [с одной стороны], и между Ахмадом б. Бувайхом ад-Дайлами на Западной стороне, и ал-Мустакфи [был] с ним.

Ад-Дайлами обвинил его [в том, что он] обратился к Хамданидам с просьбой, написал им об обстоятельствах его и раскрыл им секреты его, наряду с [тем], о чем уже было известно.

[Тогда Ахмад б. Бувайх] выколол глаза ему и поставил править ал-Мути'. И устроил ад-Дайлами западню [с] ночным нападением [555] дайламитов. Он посадил их ночью на суда с горнами и «черепахами» ⁴⁵ и высадил их во многих местах на улице на Восточной стороне. [Тогда] перехитрил он Хамданидов, и они ушли к Мосулу после многих столкновений с тюрками в области Такрита. Укрепились власть Ахмада б. Бувайха ад-Дайлами, и он принялся обустраивать страну и сравнял речные изгибы, как гласят дошедшие до нас известия [о] нем и о деяниях его, [учитывая] отдаленность [от нас] местопребывания [его], расстройство дорог, пресечение известий и пребывание наше в странах Египетской и Сирийской.