1572

Еще какое-то время предложение [о бракосочетании с принцем Наваррским] продолжало обсуждаться, и королева Наваррская, его мать ¹, прибыла ко двору, где брачный договор был полностью согласован. Это произошло уже накануне ее смерти, которая была [41] отмечена одним занятным случаем, не оставшимся в Истории, но заслуживающим того, чтобы Вы ² о нем знали.

Вместе с мадам де Невер ³, характер которой Вам хорошо известен, ее сестрами ⁴, господином кардиналом де Бурбоном ⁵, мадам де Гиз ⁶, госпожой принцессой де Конде ⁷ мы приехали в парижский дом усопшей королевы Наваррской с целью отдать последний долг в соответствии с ее положением и нашим семейным родством ⁸ (это происходило без пышности и церемоний нашей религии, в довольно скромных условиях, которые дозволяла гугенотская вера: она [королева] лежала на своей обычной кровати, с открытым пологом, без свечей, без священников, без креста и святой воды; все мы находились в пяти или шести шагах от ее ложа и могли лишь смотреть) ⁹. Мадам де Невер, которую в свою бытность [королева [42] Наваррская] ненавидела более, чем кого бы то ни было, и которая отвечала ей тем же, а как Вам известно, она [мадам де Невер] была весьма остра на язык и не щадила тех, кого терпеть не могла, неожиданно отошла от нас и, склоняясь во множестве красивых, почтительных и глубоких реверансов, подошла к кровати и, взяв руку королевы, поцеловала ее. Затем, с низким поклоном, полным уважения, она вернулась к нам. Все мы, знавшие их отношения, оценили это...

[пропуск в рукописи]

Несколько месяцев спустя принц Наваррский, отныне ставший королем Наварры, продолжая носить траур по королеве, своей матери, прибыл сюда [в Париж] в сопровождении восьмисот дворян, также облаченных в траурные одежды, и был принят королем и всем двором со многими почестями ¹⁰. Наше бракосочетание состоялось через несколько дней с таким торжеством и великолепием, каких не удостаивался никто до меня ¹¹. Король Наваррский и его свита сменили свои одежды на праздничные и весьма богатые наряды; разодет был и весь двор, как Вы знаете, и можете лучше об этом рассказать. Я была одета по-королевски, в короне и в накидке из горностая, закрывающей плечи, вся сверкающая от драгоценных камней короны; на мне был длинный голубой плащ со шлейфом в четыре локтя, и шлейф несли три принцессы. От дворца епископа до Собора Богоматери были установлены [деревянные] помосты, украшенные золоченым сукном, что полагалось делать, когда выходят замуж дочери Франции. Люди толпились внизу, наблюдая проходящих по помостам новобрачных и весь двор... Мы приблизились к вратам Собора, где в тот день отправлял службу [43] господин кардинал де Бурбон. Когда перед нами были произнесены слова, полагающиеся в таких случаях, мы прошли по этому же помосту до трибуны, разделявшей неф и хоры, где находилось две лестницы – одна, чтобы спускаться с названных хоров, другая, чтобы покидать неф. Король Наваррский спустился по последней из нефа и вышел из Собора ¹². Мы...

[пропуск в рукописи]

Фортуна, никогда не дающая людям полного счастья, вскоре обратила состояние счастливого торжества и празднеств в полностью противоположное: покушение на адмирала оскорбило всех исповедующих религию [гугенотов] и повергло их в отчаяние ¹³. В связи с этим Пардайан-старший ¹⁴ и некоторые другие предводители гугенотов говорили с королевой-матерью в таких выражениях, что заставили ее подумать, не возникло ли у них дурное намерение в отношении ее самой. По предложению господина де Гиза и моего брата – короля Польши, позже ставшего королем Франции ¹⁵, было принято решение пресечь их возможные действия. Совет этот [сначала] не был одобрен королем Карлом, который весьма благоволил к господину адмиралу, господину де Ларошфуко ¹⁶, [44] Телиньи ¹⁷, Ла Ну ¹⁸ и иным руководителям этой религии, и рассчитывал, что они послужат ему во Фландрии. И, как я услышала от него самого, для него было слишком большой болью согласиться с этим решением. Если бы ему не внушили, что речь идет о его жизни и о его государстве, он никогда бы не принял такого совета.

Узнав о покушении, совершенном в отношении господина адмирала, которого Моревер намеревался убить из окна пистолетным выстрелом, но сумел лишь ранить в плечо ¹⁹, король Карл сильно заподозрил, что названный Моревер осуществил свой замысел по поручению господина де Гиза (как месть за смерть покойного господина де Гиза, его отца, которого названный адмирал приказал убить похожим способом посредством Польтро ²⁰), и был настолько разгневан на господина де Гиза, что поклялся осуществить в [45] отношении него правосудие. И если бы господин де Гиз не скрылся в тот же день, король приказал бы его схватить. Королева-мать никогда еще не прилагала столько стараний, чтобы убедить короля Карла, что покушение было совершено ради блага его королевства. Но как я уже упоминала прежде, король питал расположение к господину адмиралу, Ла Ну и Телиньи, в которых он находил ум и благородство, будучи сам государем великодушным, благоволящим только к тем, в ком он эти достоинства признавал. И хотя названные господа были весьма опасны для его государства, эти хитрецы умели хорошо притворяться и завоевали сердце этого храброго государя тем, что внушили ему уверенность в пользе своих услуг при расширении королевства, предложив план славных и успешных походов во Фландрию, что по-настоящему было приятным его большой и благородной душе. Поэтому королева моя мать попыталась представить ему, что убийство господина де Гиза [старшего], осуществленное по наущению адмирала, извиняет поступок его [Гиза] сына, который, не в силах добиваться справедливости, вынужден был прибегнуть к мести, ставшей также местью за убийство по приказу названного адмирала господина Шарри, одного из командиров королевской гвардии и весьма достойного человека, верно служившего ей во время ее регентства в малолетство его, короля Карла, и что адмирал достоин такого с ним обхождения ²¹. И хотя подобные слова могли бы убедить короля, что месть за смерть названного Шарри не покидала сердце королевы-матери, но боль от потери людей, которые, как он полагал, однажды стали бы полезными, захватила его страстную душу и затмила его разум настолько, что он не мог ни умерить, ни изменить свое искреннее желание сотворить правосудие, приказав всем, кто ищет господина де Гиза, схватить его, поскольку не хотел оставить безнаказанным такое деяние.

Наконец, когда благодаря угрозам Пардайана на ужине у королевы моей матери открылся злой умысел гугенотов, она поняла, [46] что этот случай может повернуть дела таким образом, что если не разрушить их планы, той же ночью они предпримут покушение на нее и на короля. В таких условиях она приняла решение открыто рассказать королю Карлу правду обо всем и об опасности, которой он подвергается, обратившись с этой целью к господину маршалу де Рецу, поскольку знала, что никто, кроме него, не сможет сделать это лучше, так как он являлся наиболее доверенным лицом короля, пользующимся его особым благорасположением ²².

Каковой маршал вошел в кабинет короля между девятью и десятью часами вечера и сказал, что, как преданный ему слуга, он не может скрывать опасность, которая грозит королю, если тот продолжит настаивать на своем решении осуществить правосудие в отношении господина де Гиза; ибо король должен знать, что покушение на адмирала не было делом одного лишь господина де Гиза, поскольку в нем участвовали брат короля – король Польши, позже король Франции, и королева, наша мать. Также ему известно о крайнем неудовольствии, которое испытала [в свое время] королева-мать, получив известие о гибели Шарри, и у нее были на то веские основания, потому что она потеряла одного из слуг, зависящих только от нее; ведь, как известно королю, во времена его малолетства вся Франция была разделена на католиков, во главе с господином де Гизом (старшим), и гугенотов, во главе с принцем де Конде (старшим) ²³, причем и те, и другие пытались [47] отнять у него корону, которая была сохранена по воле Божьей только благодаря осторожности и осмотрительности королевы-матери. И не было у нее в это опасное время более верного слуги, чем названный Шарри. Король также должен знать, что она поклялась отомстить за его смерть, и, кроме того, понимать, что названный адмирал всегда был чрезмерно опасен для его государства, потому что какие бы свидетельства своей покорности он ни предъявлял, включая желание послужить Его Величеству во Фландрии, у него не было иного намерения, кроме организации смуты во Франции. Поэтому она затеяла это дело с целью изгнать в лице адмирала чуму из королевства, но, к несчастью, Моревер промахнулся с выстрелом, а гугеноты пришли в большое возмущение, считая виновниками покушения не только господина де Гиза, но и королеву-мать, и брата короля – короля Польши, поверив также, что и сам король дал на это согласие, а посему этой же ночью они [гугеноты] решили прибегнуть к оружию. В итоге очевидно, что Его Величество пребывает в огромной опасности, исходящей как от католиков из-за господина де Гиза, так и от гугенотов по вышеназванным причинам.

Король Карл, будучи очень осторожным от природы и всегда прислушивающимся к мнению королевы нашей матери, и как государь, ревнитель католической веры, осознав также положение вещей, незамедлительно решил согласиться с королевой-матерью и, следуя ее воле, положиться на католиков, защищая себя от гугенотов. Однако он выразил крайнее сожаление, что не в силах спасти Телиньи, Ла Ну и господина де Ларошфуко. После этого, отправившись в покои королевы-матери, он послал за господином де Гизом и другими католическими принцами и капитанами, и там [у королевы-матери] было принято решение учинить резню той же ночью – ночью на Святого Варфоломея ²⁴. Сразу же приступили к делу: цепи были натянуты ²⁵, зазвонили колокола, каждый устремился в свой квартал, в соответствии с приказом, кто к адмиралу, кто к остальным гугенотам. Господин де Гиз направил к дому адмирала немецкого дворянина Бема ²⁶, который, поднявшись в его [48] комнату, заколол его кинжалом и выбросил из окна к ногам своего господина, герцога де Гиза.

Что касается меня, то я пребывала в полном неведении всего. Я лишь видела, что все пришли в движение: гугеноты пребывали в отчаянии от покушения, а господа де Гизы перешептывались, опасаясь, что им придется отвечать за содеянное. Гугеноты считали меня подозрительной, потому что я была католичкой, а католики – потому что я была женой гугенота, короля Наваррского. Поэтому никто ничего мне не говорил вплоть до вечера, когда я присутствовала на церемонии отхода ко сну королевы моей матери. Сидя на сундуке рядом со своей сестрой герцогиней Лотарингской ²⁷, я видела, что она крайне опечалена. Королева-мать, разговаривая с кем-то, заметила меня и сказала, что отпускает меня идти спать. Но когда я сделала реверанс, сестра взяла меня за руку и остановила. Заливаясь слезами, она произнесла: «Ради Бога, сестра, не ходите туда», и ее слова меня крайне испугали. Королева-мать обратила на это внимание и, подозвав мою сестру, не сдержала свой гнев, запретив ей что-либо мне говорить. Сестра ответила, что нет никакой надобности приносить меня в жертву, поскольку, без сомнения, если что-нибудь откроется, они [гугеноты] выместят на мне всю ненависть. Королева-мать тогда сказала, что Бог даст, ничего плохого не произойдет, и как бы то ни было, нужно, чтобы я отправлялась и не вызывала у них никаких подозрений, которые могут помешать делу. Я хорошо видела, что они [королева-мать и герцогиня Лотарингская] спорили, но не слышала их слов. Королева-мать вновь мне жестко приказала отправляться спать, а моя сестра, вся в слезах, пожелала мне спокойной ночи, не осмеливаясь что-либо добавить. Я ушла, оцепенев от страха и неизвестности, не в силах представить, чего я должна бояться.

Сразу же, как я оказалась в своих покоях, я вознесла молитвы Господу, прося Его оберечь меня небесным покровом и защитить, не зная от кого и от чего. Видя это, король мой муж ²⁸, который был уже в постели, попросил меня ложиться, что я и сделала. [49] Вокруг его кровати ²⁹ находилось тридцать или сорок гугенотов, которых я еще плохо знала, ибо немного времени прошло с момента заключения нашего брака ³⁰. Всю ночь они только и делали, что обсуждали покушение, совершенное на господина адмирала, решив, как настанет день, потребовать от короля правосудия в отношении господина де Гиза, а если их требование не будет удовлетворено, осуществить его [правосудие] самим. Мне же запали в сердце слезы моей сестры, и я не могла уснуть из-за опасений, которые она мне внушила и о существе которых я ничего не знала. Ночь так и прошла, и я не сомкнула глаз. На рассвете король мой муж сказал, что собирается поиграть в мяч в ожидании церемонии пробуждения короля Карла, где намерен потребовать у него справедливости. Он покинул мою комнату, и все его дворяне ушли вместе с ним. Видя, что уже занялся день и, полагая, что опасность, о которой предупреждала моя сестра, уже миновала, одолеваемая сном, я приказала своей кормилице запереть дверь, чтобы поспать себе в удовольствие.

Час спустя, когда я была погружена в сон, какой-то мужчина стал стучать в дверь руками и ногами, выкрикивая: «Наварра! Наварра!» Кормилица, думая, что это вернулся король, мой муж, быстро отворила дверь и впустила его. В комнату вбежал дворянин по имени Леран, племянник господина д’Одона ³¹, раненный ударом шпаги в локоть и алебардой в плечо, которого преследовали четверо вооруженных людей, вслед за ним проникнувших в мои покои. Ища спасения, он бросился на мою кровать. Чувствуя, что он схватил меня, я вырвалась и упала на пол, между кроватью и стеной, и он вслед за мной, крепко сжав меня в своих объятиях. Я никогда [50] не знала этого человека и не понимала, явился ли он с целью причинить мне зло или же его преследователи желали ему того, а может и мне самой. Мы оба закричали и были испуганы один больше другого. Наконец, Бог пожелал, чтобы господин де Нансей, капитан [королевских] гвардейцев ³², подоспел к нам и, найдя меня в столь печальном положении и проникшись сочувствием, не смог таки сдержать улыбку. Довольно строго отчитав военных за оскорбительное вторжение и выпроводив их вон, он предоставил мне возможность распоряжаться жизнью этого бедного человека, который все еще держал меня. Я велела его уложить в своем кабинете ³³ и оказывать помощь до тех пор, пока он полностью не поправится ³⁴. Пока я меняла свою рубашку, поскольку вся она была залита кровью, господин де Нансей рассказал мне, что произошло, и уверил, что король мой муж находится в покоях короля [Карла] и ему ничего не угрожает. Меня переодели в платье для ночного выхода, и в сопровождении капитана я поспешила в покои своей сестры мадам Лотарингской, куда вошла скорее мертвая, чем живая. Из прихожей, все двери которой были распахнуты, [сюда] вбежал дворянин по имени Бурс ³⁵, спасаясь от гвардейцев, идущих по пятам, и пал под ударом алебарды в трех шагах от меня. Отшатнувшись в сторону и почти без чувств, я оказалась в руках господина де Нансея, решив, что этот удар пронзит нас обоих. Немного придя в себя, я вошла в малую комнату моей сестры, где она почивала, и когда я там находилась, господин де Миоссан, [51] первый камер-юнкер короля ³⁶, моего мужа, и Арманьяк, его первый камердинер ³⁷, пришли ко мне умолять спасти их жизни. Тогда я отправилась к королю и бросилась в ноги ему и королеве-матери, прося их об этой милости, каковую они в конце концов оказали.

Пять или шесть дней спустя те, кто затеял это деяние, поняли, что не достигли своей главной цели (а таковой были не столько гугеноты, сколько [гугенотские] принцы крови ³⁸), и, поддерживая раздражение по поводу того, что король мой муж и принц де Конде (младший) были оставлены [в живых], а также понимая, что никто не может посягать на короля Наваррского, поскольку он – мой муж, они начали плести новую сеть. Королеву мою мать стали убеждать в том, что мне нужно развестись. Я узнала об этом уже во время Пасхальных праздников ³⁹, на одной из церемоний утреннего пробуждения королевы-матери. Она взяла с меня клятву что я скажу правду, и потребовала ответа, исполнял ли король мой муж свой супружеский долг, и если нет, то это повод для расторжения брака. Я стала ее уверять, что не понимаю, о чем она меня спрашивает. Могла ли я тогда говорить правдиво, как та римлянка, на которую разгневался ее муж за то, что она его не предупредила о его дурном дыхании, и ответившая, что была уверена в том, что у всех мужчин пахнет так же, потому что кроме него ни с кем не была близка... ⁴⁰ Но как бы то ни было, поскольку она [королева-мать] выдала меня замуж, в этом положении я и хотела бы оставаться, сильно подозревая, что в желании нас разлучить с мужем заложена злая уловка. [52]

[Пропуск в рукописи]

Комментарии

1. Королевой Наваррской была Жанна д’Альбре (1528-1572) – единственная дочь Генриха д’Альбре, короля Наваррского, и Маргариты Ангулемской (чаще называемой Наваррской), сестры Франциска I и известной писательницы (автора одного из шедевров французской ренессансной литературы – «Гептамерона»). Вдова Антуана де Бурбона, герцога Вандомского, первого принца крови (1562), фактически возглавляла гугенотское движение с конца 1560-х гг., отличившись организацией обороны Ла-Рошели во время Третьей религиозной войны. С целью закрепления Сен-Жерменского мира 1570 года, после долгих проволочек и сомнений, в апреле 1572 года дала согласие на брак своего сына Генриха де Бурбона, принца Наваррского и Маргариты де Валуа. Скончалась в Париже 9 июня от туберкулеза во время подготовки свадебных торжеств.

2. Т. е. Брантом.

3. Герцогиня Неверская, Генриетта Клевская (1542-1601) – старшая дочь Франсуа Клевского, герцога Неверского, и Маргариты де Бурбон, наследница герцогства Неверского, которое принесла в приданое своему мужу Людовику Гонзаге из дома герцогов Мантуанских. Одна из самых близких подруг Маргариты. О ее ненависти к Жанне д’Альбре ходили легенды.

4. Сестрами герцогини Неверской были Екатерина, жена Генриха де Гиза, в первом браке принцесса де Порсиан (1548-1633), и Мария Клевская (1553-1574), первая супруга Генриха де Бурбона, принца де Конде, двоюродного брата Генриха Наваррского, платоническая возлюбленная герцога Анжуйского, будущего Генриха III.

5. См. выше.

6. Речь идет о вдовствующей герцогине де Гиз Антуанетте де Бурбон (1494-1582), дочери Франсуа де Бурбона, герцога Вандомского, и Марии де Сен-Поль де Люксембург, супруге первого герцога де Гиза – Клода Лотарингского (ум. 1550), и бабке Генриха де Гиза. Она также приходилась бабкой королеве Шотландии Марии Стюарт. Жанна д’Альбре являлась вдовой ее родного племянника Антуана де Бурбона.

7. Принцесса де Конде – Франсуаза-Мария де Лонгвиль-Орлеанская (ок. 1544-1601), дочь Франсуа Орлеанского, герцога де Лонгвиль, и Жаклин де Роган, вторая жена принца Людовика де Конде, погибшего при Жарнаке в 1569 году. Мать Шарля де Бурбона, графа Суассонского, двоюродного брата Генриха Наваррского.

8. Судя по вышеперечисленным лицам, к Жанне д’Альбре приехали родственники, так или иначе имеющие отношение к дому Бурбонов. Собственно королевскую семью представляла одна Маргарита де Валуа, невеста ее сына, которой королева Наваррская приходилась двоюродной теткой.

9. Религиозные различия католиков и протестантов касались и правил погребения. Эту тему исследовал Бернар Руссель, см.: «С почетом предать земле»: церемония погребения и Реформация во Франции XVI-XVII веков // Французский ежегодник 2004. Формы религиозности в XV – начале XIX вв. М., 2004. С. 83-97.

10. Генрих де Бурбон, первый принц крови, после смерти матери принял титул короля Наваррского. В начале июля 1572 года с огромной свитой он прибыл в Париж на свадебные торжества. В течение июля-августа гугеноты со всей Франции продолжали стекаться в Париж, не столько на свадьбу одного из своих лидеров, сколько в ожидании скорого похода во Фландрию, которая восстала против власти испанского короля Филиппа II, в том числе под лозунгами протестантизма. То, что Париж с его преимущественно католическим населением, враждебно настроенным к гугенотам, был донельзя переполнен протестантами, готовящимися воевать, порождало многочисленные столкновения в городе уже до дня бракосочетания и последующей Варфоломеевской ночи.

11. Свадьба состоялась 18 августа 1572 года.

12. Согласно сложному церемониалу, специально разработанному для свадьбы гугенота и католички и одобренному совместно Екатериной Медичи и Жанной д’Альбре, Генрих Наваррский не мог присутствовать собственно на католическом богослужении и покинул Собор Парижской Богоматери. Его представлял герцог Анжуйский, брат Маргариты.

13. Свадебные торжества должны были продолжаться целую неделю, однако 22 августа 1572 года произошло покушение на одного из лидеров гугенотов и инициатора войны с Испанией во Фландрии адмирала Гаспара де Колиньи (1519-1572).

14. Видимо, Блез де Пардайан, сеньор де Ла Мот-Гондрен, гасконец из окружения Генриха Наваррского. Погиб в Варфоломеевскую ночь.

15. В действительности Генрих Анжуйский, будущий Генрих III, еще не был тогда королем Польши. Он будет выбран польской шляхтой в следующем году.

16. Ларошфуко – Франсуа III, граф де Ларошфуко, принц де Марсийак (ок. 1524-1572) – французский капитан, командующий отрядом тяжелой кавалерии, сын Франсуа II де Ларошфуко и Анны де Полиньяк. Был женат вторым браком на Шарлотте де Руа, сестре принцессы де Конде, первой жены принца Людовика. Несмотря на свою протестантскую религию, являлся приближенным Карла IX, который пытался спасти его от резни. Погиб в Варфоломеевскую ночь.

17. Шарль, сеньор де Телиньи, являлся зятем адмирала де Колиньи, мужем его дочери Луизы де Колиньи, и принадлежал к одному из самых известных дворянских родов Франции. Один из тех, кто подписывал Сен-Жерменский мир (1570) от имени гугенотов. Вместе с адмиралом погиб во время событий Варфоломеевской ночи. Его вдова стала женой принца Вильгельма Оранского.

18. Франсуа де Ла Ну, сеньор де Ла Ну-Бриор (1531-1591) – принадлежал к старинному бретонскому роду, сын Франсуа (I) де Ла Ну, муж Маргариты де Телиньи, сестры предшествующего персонажа. Чудом избежал смерти во время резни в Париже. Один из командующих гугенотской армией, отличался веротерпимостью, патриотизмом и высокими моральными качествами. Будучи в испанском плену, в 1580-1585 годах написал «Политические и военные речи» (частично переведены и опубликованы И. В. Кривушиным и Е. С. Кривушиной в кн.: Проблемы социальной истории и культуры средних веков и раннего нового времени / Под ред. Г. Е. Лебедевой. Вып. 4. СПб., 2003. С. 189-217). Погиб на службе Генриха IV во время осады одного из городов.

19. Покушение на Колиньи совершил Шарль Лувье, сеньор де Моревер (ум. 1583) – авантюрист и бретер, долгое время бывший пажом в доме Гизов. Известен также тем, что был женат на знатной итальянке – Маргарите Аквинской.

20. Герцог Франсуа де Гиз, отец Генриха де Гиза, был убит в январе 1563 года гугенотом Жаном де Польтро, сеньором де Мере, близким к Колиньи. В течение ряда лет Гизы пытались осуществить в отношении Колиньи правосудие и в 1569 году добились от Парижского парламента – главного судебного органа Франции – заочного смертного приговора адмиралу. Однако после подписания Сен-Жерменского мира с гугенотами (1570) приговор был аннулирован. Месть Гизов не состоялась, и, возможно, это был один из мотивов их стремления уничтожить Колиньи. Вместе с тем, к покушению их подталкивала и Испания, с которой они были связаны в течение ряда лет и которая опасалась войны с Францией во Фландрии.

21. Жак Прево, сеньор де Шарри являлся одним из командиров королевских гвардейцев и был предан королеве-матери. Служил под началом полковника д’Андело, брата Колиньи. Брантом пишет, что он был убит в январе 1564 года из мести пуатевинским дворянином Шателье-Порто, «которого очень любил господин адмирал и господин д’Андело» и брат которого погиб несколькими годами ранее от рук Шарри. Впоследствии Шателье-Порто, попав в плен к католикам, был умерщвлен по приказу Екатерины Медичи. См.: Новоселов В. Р. Последний довод чести. Дуэль во Франции в XVI – начале XVII века. СПб., 2005. С. 108-109.

22. На самом деле Альбер де Гонди (1522-1602) тогда еще не был маршалом Франции. Сын Антуана де Гонди, прибывшего из Италии во Францию в свите Екатерины Медичи и ставшего гофмейстером Генриха II, он был женат на Клод-Екатерине де Клермон-Дампьер, баронессе де Рец (см. выше), одной из подруг королевы-матери. Благодаря жене стал доверенным лицом Екатерины Медичи, затем маршалом Франции в 1573 году, графом и, наконец, герцогом де Рец в 1581 году. Свидетельства современников подтверждают рассказ Маргариты: Реца действительно считали одним из ответственных за события Варфоломеевской ночи. Вместе с тем не все историки согласны с этим мнением, см.: Эрланже Филипп. Резня в ночь на святого Варфоломея. 24 августа 1572 года. СПб., 2002. С. 184-185.

23. Маргарита вкладывает в уста Реца напоминание о событиях Первой религиозной войны, когда Карл IX еще находился под полной опекой матери, поскольку не считался совершеннолетним (с 1563). Как известно, тогда старший герцог де Гиз, Франсуа Лотарингский (1519-1563), глава католиков, вел борьбу с принцем де Конде Людовиком I де Бурбоном (1530-1569), лидером гугенотов. Последний приходился младшим братом королю Наваррскому Антуану де Бурбону и был женат первым браком на Элеоноре де Руа, представительнице семьи Шатийонов (1551), которая и обратила его в протестантскую религию.

24. Ночь на святого Варфоломея – с 23 на 24 августа 1572 года, соответственно, с субботы на воскресенье.

25. Образное выражение, означающее, что пути к отступлению закрыты. В средние века цепями на ночь перегораживали улицы городов.

26. На самом деле он был чехом, на службе у Гизов. Бем – прозвище, переиначенное Bohême – Чехия, Богемия. Его настоящее имя – Карел Диановиц (ум. 1575).

27. Клод Французская, герцогиня Лотарингская (см. выше) находилась в то время в Париже, приехав на свадьбу своей младшей сестры. Во время церемонии отхода ко сну королевы-матери, в отличие от всех остальных, Клод и Маргарита обладали привилегией сидеть в ее присутствии как дочери Франции.

28. В дальнейшем своем повествовании Маргарита так и будет называть его – «король мой муж», в отличие от «короля», под которым она будет подразумевать только короля Франции.

29. По обычаю супруги спали в отдельных кроватях.

30. Свидетельство секретаря графа де Ларошфуко сеньора де Мерже: «Названный граф позвал меня и поручил вернуться в покои короля Наваррского, чтобы сказать ему, что получил известие о том, что господа де Гиз и Невер остались в городе и не ночуют в Лувре. Я так и поступил, найдя короля спящим вместе с королевой, его женой, и сказав ему на ухо то, что велел мне передать ему господин граф [...]. Король [Франции] попросил названного короля Наваррского призвать к себе по возможности как можно больше дворян, поскольку он опасался, что господа Гизы что-то затеяли; по этой причине вооруженные дворяне вернулись в гардеробную названного короля Наваррского» (Mergey Jean de. Mémoires / Éd. Michaud et Poujoulat. Paris, 1838. P. 575).

31. Габриель де Леви, барон де Леран (ок. 1550-1638) – сын Гастона де Леви, барона де Лерана, и племянник Жана-Клода де Леви, барона д’Одона – известных гугенотских капитанов, активных участников гражданских войн.

32. Гаспар де Ла Шатр, сеньор де Нансей (1539-1576) – сын Жоашена де Ла Шатра, губернатора Орлеана, и Франсуазы Фуше. Являлся капитаном королевских гвардейцев с 1568 года, участник многих военных кампаний.

33. Как правило, кабинет представлял собой смежное со спальней помещение.

34. О дальнейшей судьбе барона де Лерана см. статью В. В. Шишкина.

35. В оригинале – Bourse. Французские издатели мемуаров Маргариты обошли молчанием этот трагический персонаж, видимо, по причине отсутствия какой-либо информации. Возможно, погибший (?) в резне дворянин – это Жан де Монморанси, сеньор де Бурс (ок. 1520-1570-е), гугенот, который упоминается в самом подробном биографическом справочнике «Протестантская Франция» братьев Хааг. При каких обстоятельствах и когда он умер, неизвестно, см.: Haag Eug. et Haag Em. La France protestante. T. VII. Paris, 1857. P. 492-493. Не исключено также, что королева пишет об одном из его сыновей, носившем такой же титул – Жозиа де Бурсе.

36. Генрих д’Альбре, барон де Миоссанс и де Коарраз (ок. 1536-1599) – сын Жана д’Альбре и Сюзанны де Бурбон, родственник Генриха Наваррского как со стороны отца, так и матери, в то время – его первый камер-юнкер. Будущий генеральный наместник и губернатор Беарна и Нижней Наварры.

37. Жан д’Изоре, сеньор д’Арманьяк (ум. 1591) – (точнее – Жан д’Арманьяк, сеньор д’Изоре, – см. http://armagnac.narod.ru/Texts/MercFr.htm, – Распознаватель) – первый камердинер короля Наваррского. Благополучно пережил Варфоломеевскую ночь, позднее был назначен бальи Лудена. Погиб при осаде Шартра.

38. Гугенотские принцы крови – это Генрих де Бурбон, король Наваррский, и его двоюродный брат Генрих I де Бурбон, принц де Конде (1552-1588) – сын принца Людовика I де Конде и Элеоноры де Руа. Оба отреклись от протестантской веры во время Варфоломеевской ночи, чтобы спасти свои жизни.

39. По сути, Маргарита говорит здесь уже о пасхальных праздниках следующего, 1573 года, которые выпали на март.

40. Королева Наваррская намекает здесь на сюжет из «Славных мужей» св. Иеронима Стридонского (347 – ок. 420), который приводит диалог римлянки Билии и ее мужа, римского консула.