ИСТОРИЯ MAP ЯБАЛАХИ III И РАББАН САУМЫ

Перевод выполнен по изданию: Histoire de Mar Jabalaha, de trois autres patriarches, d'un pretre et de deux laique nestoriens / Ed. P. Bedjan. Paris. 1895.

СМЕРТЬ РАББАН САУМЫ И ЦАРЕЙ КАЙКАТУ И БАЙДАРА

Раббан Саума днем и ночью трудился над церковью, которую он строил, и выполнил это дело. Количество расходов и дарений, которые были затрачены на эту церковь, или вакф, положенный ей, составляли около 105 тысяч зузе. Раббан Саума был постоянен в своем служении и молитве и настаивал, чтобы установленное им принесение даров в церкви совершалось постоянно. Он чувствовал полный покой в келье около церкви, которую он поставил и украшением которой он сам является теперь и где постоянны молитвы и литургии. Да вознаградит его Господь наш наградой за труд блаженством Царства Небесного и долей со святыми на высоте!

Когда раббан Саума закончил церковь, о которой мы упоминали, он отправился на службу к мар католикосу в Багдад в год 1605 греков.

В месяце тешри первом того же года (октябрь 1293 г.) царь Байдар (Байду), ⁵⁴ сын брата царя Абаги, устроил великое [714] пиршество в месте, называемом Сиарзур. ⁵⁵ в честь католикоса и собрал на этот пир всех своих родственников. С этого пиршества раббан Саума встал, испытывая страдания, и он заболел. На следующий день он расстался с царем Байдаром и достиг города Арбелы по необходимым делам, и ласковы были с ним клирики. Но болезнь раббан Саумы ухудшилась, и он ослабев и оставался так до того, как прибыл католикос в город Багдад. Его болезнь стала тяжелее, здоровье его уходило, и не было надежды на его жизнь. Он удалился из этого мира страданий и мучений в мир святости, в град святых, Иерусалим небесный в ночь воскресенья после богоявления, [когда поется] унита “Церкви твоей” 10-го [числа месяца] кануна того же года (Январь 1294 г.).

Его святое тело было похоронено в [монастыре] Дарат Ромайе (монастырь ромеев), в северной стороне алтаря, вне его, во внутреннем дворе, в южной части той молельни. Да будет ему удел вместе с католикосами, среди которых он положен! Да успокоит его наш Господь и да поставит его одесную в великий день воздаяния, когда он отмерит по трудам каждому на весах праведных и верных!

Map Ябалаха католикос испытал великое горе при его кончине, и плач его достиг небес. Траур его был с народом, чтобы не говорили, что он в одиночестве оплакивает его. Знатные, власть имущие и все отцы города Багдада приходили, чтобы утешить его, и он согласился принять выражение сочувствия и на 3-й день вернулся на свой престол. Он имел основания горевать, как это приказывает закон природы. Покойный был мужественным, был поддержкой, помощью патриаршему двору, не только мар католикосу, но и всякому христианину, который приходил к нему.

Зимой католикос оставался в Багдаде. В день великого праздника (Пасха 18 апреля 1294 г.) он отправился в лагерь, победоносного царя Кайкату он встретил на Алатаге, в царской ставке. Тот почтил его многочисленными подарками, дал ему дорогую шубу, двух прекрасных мулов, поднес ему сункор, то есть зонтик, и 6000 зузе, чтобы почтить его. Одним словом, ни в чем, что бы мар католикос ни попросил, открыв уста, он не отказывал ему.

Так он вернулся от победоносного царя и положил основание святого монастыря мар Иоханана Крестителя на стороне северной города Марата, на расстоянии около трети [715] парасанга ⁵⁶ от него, в том же упомянутом году, в конце месяца хазирана (июнь 1294 г.). Стена была поставлена почти целиком, а самый храм — до начала сводов.

Внезапно поднялись бури, и волнения усилились в царстве; эмиры действовали лукаво в отношении царей, бури скорби обрушились на мир, и волнение охватило тварь. Были несправедливо убиты люди, многие селения были полонены насильно войсками.

Зимой 1606 г. греков (1294/95 г.), когда дороги из Адорбайгана в Багдад и Диарбекир были отрезаны, не прекратили противники своих возмущений, которые он” устраивали, пока царя Кайкату не погубили насильно и не передали царства царю Байдару. Да и, этот несчастный принял его из страха за свою жизнь. Он оставался на престоле с 24 нисана до 25 илула того же года или около этого. И он правил и царствовал в волнении и проводил дни в страхе.

Хитрости, лукавство и обманы, которые чинили враги между ним и царем победоносным Казаном, сыном царя покойного Аргуна, в течение этих 5 месяцев, невозможно выразить словами, так, чтобы не удлинить рассказа и не удалиться от повествования, которое было предпринято ради другой [цели].

Короче говоря, убийцы, благословенного царя Кайкату стремились к убийству и того другого царя, Байдара; произошло разделение, возмутилась вселенная. Возмутился народ арабов, чтобы отомстить церкви и ее чадам за гибель своих детей от отца этих царей. Затем, внезапно, в воскресенье, [когда поется унита] “Не могут уста”, которое пало в тот упомянутый год на 25 месяца илула (сентябрь 1295 г.), дошел слух о бегстве царя Байдара и его гибели, ⁵⁷ а с ним пришли испытания, которые были воистину таковы, точно [церковь] была оставлена Богом. [716]

ГОНЕНИЕ НА MAP ЯБАЛАХУ И НА ХРИСТИАН МАРАГИ

Один из эмиров, по имени Науруз, ⁵⁸ который не боялся Бога, осмелился и послал письма через посланцев, которые полетели в 4 стороны, подвластные этому государству, с тем, чтобы церкви были разрушены, чтобы алтари были разбиты, таинства прекратились, песнопения и перезвоны замолкли, а главы христиан с главами иудейских синагог и их знатные были убиты.

Map католикоса взяли в ту же ночь из его кельи в Мараге, и вне ее никто не спохватился, пока не рассвело. А наутро, в понедельник, вошли в его келью и ограбили в ней все, что было старого и нового, и не оставили гвоздя в стене.

Ночью следующего дня, вторника, который был 27 илула (сентября), мар католикос всю ночь был избиваем теми, кто его взял. Из епископов, которые были с ним, одних связали нагими, другие, оставив одежду, бежали, третьи выбросились с высоких мест. Католикоса повесили головой вниз, взяли ткань, то есть платок, положили в нее золы и привязали ее к его рту. Один бил его в грудь вертелом, говоря: “Оставь эту твою религию, чтобы не погибнуть, стань мусульманином (ethagar) ⁵⁹ и спасешься”. Он же, плача, не отвечал ни слова. Его били палкой по бедрам и по спине. Снова привели его на крышу кельи, говоря: “Отдай нам золото, и мы оставим тебя, и твое серебро выложи нам; покажи нам утаенное тобой и открой спрятанное тобой, и мы тебя спасем”. Map католикос, облеченный в тело слабое и болезненное, побоялся смерти и начал кричать на крыше: “Где ученики? Как бежали воспитанники? Какая нам польза в имуществе? Идите, выкупите вашего отца у безжалостных торговцев, спасите вашего учителя”.

Народ же — мужчины, женщины, юноши, и дети в полночной тьме взывали с горьким плачем; но от страха никто не мог приблизиться. Они искали помощи в плаче и убежища в мольбах, говоря: “О горы, падите на нас; о долины, скройте нас”. И исполнилось пророчество пророка сирийцев: “Так как мы пренебрегли путем и дали место великой зависти, сделал нас [Господь] предметом зависти таври (т. е. других людей), чтобы [717] нам испить от их насмешек. Уничтожили нечестивые наши церкви, в которых мы не молились усердно, осквернили алтарь, перед которым мы не служили должным образом”. ⁶⁰

Короче говоря, чтобы не удлинять рассказ, один из учеников [патриаршей] кельи пошел и взял в долг 15 000 зузе и понемногу-понемногу давал их в надежде на спасение [католикоса]. Когда те, что взяли католикоса, получили количество 5000 динаров, чаши, фиалы — все, что было в келье вместе с взятыми в долг [деньгами], они ушли из кельи в полдень во вторник.

Произошло великое смятение. Насильно пришел арабский народ, чтобы уничтожить великую церковь мар Шалитты, святого мученика. Они опустошили ее и взяли все, что в ней было, покрывала и сосуды евхаристии. Волнение их рева и буря их криков чуть не содрогнули землю и ее обитателей.

Может быть, читатель этой истории, потому что он не был среди этой бури, подумает, что рассказчик рассказывает сказку. Но это сказана правда, так как тот, кто это говорит, призывает в свидетели Бога, что никаким словом нельзя сказать и описать случившееся.

До церкви, построенной раббан Саумой, дошел царь армян Хетам Такфор ⁶¹ и множеством подарков и своим войском спас ее от разорения. Католикос, вырвавшись из рук взявших его, бежал к нему и эту ночь прятался [у него]. На следующее же утро, которое было четвергом, прибыл один эмир из посланных упомянутого Науруза и привез некие грамоты относительно того, чтобы убить католикоса. Он захватил многих людей, среди которых были люди царя Такфора, [и сказал им]: “Покажите мне католикоса, мне нужно с ним переговорить”.

Когда об этом услыхал мар католикос, дрогнуло его сердце, он бежал оттуда и оставил Такфора. Царь же Такфор умиротворил эмира, кое-что подарив ему, и отправился в Марагу.

Немного дней спустя царь Такфор прибыл в Тебриз. Map католикос, сменив все свое одеяние, один, в качестве одного из слуг, сопровождал Такфора до города Тебриза, потому что туда прибыл царь Казан. Около недели католикос прятался, [718] пока Такфор не попал к царю Казану и не сообщил его дела и не уговорил его пойти повидать царя. Так как прислужники патриархата были рассеяны, то с ним оставались лишь бедные юноши, они присоединились к мар католикосу и вошли с ним к царю Казану.

Царь не знал его и, поздоровавшись, задал ему два вопроса: “Откуда ты? Как твое имя?” — и только.

Католикос ответил на вопросы и благословил его. Он вышел, дрожа членами, и не по той причине, что грозила ему смерть, но из-за крещеных, что они пришли к такому концу!

Однако ангел-утешитель и мысль трезвая увещали его: “Искушение настигает нас лишь человеческое” (1 Кор. 10:13), так что он стал мужественным, говоря со слезами и плачем: “Кто даст голове моей воду и глазам моим фонтан слез, и я буду плакать день и ночь над несчастьем дочери моего народа” (Иер. 9:1).

Так было это.

В те дни было холодно, а лагерь был перенесен в зимнюю стоянку, в Муган. ⁶² Науруз проклятый был в Тебризе. Католикос же без средств, без верховых животных, без вьючных животных вернулся в Марату. Он немного времени оставался в своей келье, и вновь пришли другие преследователи. Он спасся из их рук бегством и изо дня в день путем многочисленных расходов избегал их. Ибо известно, что, в конце концов, всякая слава земная приводит к божественному смирению и что смирение, переносимое ради Бога, обращается к славе.

Когда католикос послал этой зимой в лагерь одного из учеников, чтобы обменять приказы и узнать, как обстоят дела, тот вернулся, словно бежавший, потому что никто не хотел сказать слово о христианах или пожалеть обиженных. Ученик этот с трудом вырвался из рук ренегата, оставившего свою религию и принявшего ислам.

После праздника Рождества года 1607 греков (1295 г.) в воскресенье, [когда поется песнопение] “Господь всех, когда подобно”, вновь пришли к католикосу посланные проклятого Науруза, держа в руках приказ: “Дай нам, о католикос, 10 000 динаров, которые ты получил во времена царя Кайкату, вот [719] тамга, или грамота с печатью, составленная по приказу эмира, чтобы они были возвращены”.

Келья (патриарший двор) уже прежде была пустой и обобранной. Прислужники кельи, когда услыхали это, тотчас рассеялись и спаслись бегством. Католикос же остался в руках этих монголов-мусульман и тех, которые заставили их идти. Страх напал на сынов церкви. Да и как сказать? Что? Если и епископы, бывшие при келье, и те бежали.

И остался один католикос в руках этих бесстыдных проклятых. В ту ночь он пообещал дать им селение [деревню], но их можно было удовлетворить только золотом. Тотчас, как они стали угрожать ему избиением, он начал брать в долг и отдавать им. В этот день, воскресенье, до вечера они получили 2000 динаров.

Некоторые из учеников посоветовались с католикосом, чтобы устроить его бегство и вырвать его из их рук, но он этого боялся. Но когда они стали настаивать, он согласился. При пении петуха [ранним утром] они вытащили его через малое окошко дома, где он был заключен, такое по величине, что никто бы не подумал, что ребенок может пройти через него. Они свели его вниз, и он отправился в другое место и спрятался.

Эти же [монголы], когда рассвело, устыдились и не знали, что им делать. Они боялись также, чтобы кто-нибудь не отомстил им и не сказал: “Вы его погубили”. Тотчас они покинули город и отправились дорогой в Багдад.

Только они ушли, прибыл от проклятого Науруза посланный, еще более злой, с которым был христианин, принявший ислам. Посланный привез с собой другой приказ, чтобы ему были даны 36 000 динаров. Так как мар католикос был спрятан, то эти неверные посланные схватили некоторых из учеников кельи. Они изранили их тела многочисленными ударами и мучениями. Они повесили их вниз головой, а в эти дни были холода и снег, сильнее которых здесь не видели. После того как весь город собрался, чтобы их спасти, с трудом их освободили из рук этих нечестивых [ценой 16 000] динаров.

Католикос остался со всеми теми, кто последовал за ним из епископов, монахов и мирян; преследуемые всеми, они прятались в домах мирян. Когда узнавали, что они в одном доме, они тотчас уходили в другой, до времени великого праздника Воскресения [Пасхи 1296 г.]. [720]

ЦАРЬ КАЗАН ПОЧТИЛ MAP ЯБАЛАХУ

Когда солнце спустилось в [созвездие] Тельца и мир несколько согрелся, послал католикос одного из монахов кельи к победоносному царю Казану в место, называемое Муган, зимовье монгольских царей, чтобы благословить его [Казана] и сообщить ему о том, что с ним случилось. Когда этот монах достиг лагеря, он старательно повидал всех эмиров и затем явился к победоносному царю. Он точно повторил ему те слова, которые сказал ему католикос: “Да будет благословен твой престол, царь, да утвердится он навеки и да будет верен твоему роду вечно”. Казан спросил: “Почему не пришел к нам католикос?” Ответил тот монах: “Потому что он находится в смятении, его вешали головой к земле и много били, от острой боли, которую он испытал от этого, он не смог прибыть, чтобы почтить тебя, владыка царь. Когда же с миром достигнет царь победоносный Тебриза, больной или здоровый [католикос] прибудет, чтобы приветствовать и почтить тебя”.

По воле Божией в глазах царя эти слова были ему приятны, и он дал католикосу согласно обычаю указ о том, чтобы гезита ⁶³ не взималась с христиан и чтобы никто из них не оставлял своей религии, а также чтобы католикос жил согласно обычаю, с ним обращались согласно его рангу, дабы он правил своим престолом и держал власть над своим имуществом. [Царь также дал] указ по всем областям, на имя всех эмиров и войск, чтобы все взятое насильно у католикоса или у епископов было им возвращено и чтобы все, что взяли багдадцы и их посланные, о которых мы выше упоминали, было возвращено. Он предназначил и выдал 5000 динаров на его расходы, говоря: “Они послужат католикосу поддержкой до того, как он прибудет к нам”. Так как Христос не оставляет своей церкви, он — целитель сокрушенных сердцем и спасает смиренных духом, он — прибежище бедных и их помощник во времена притеснений. Бог в своей любви наказует и огорчает, чтобы приобрести. Его взыскание не для того, чтобы отдалить или изгнать, но чтобы научить, что он не оставляет его, наказывая его наказанием не свыше его сил. И вновь призывает его в своей любви, поддерживает и приводит его к закату жизни, после того как он испытал его. [721]

Повернул [Господь] сердце царя — да будет почитаема его слава! — к своему народу “Как источник воды, так находится в [Господних] руках сердце [царя], и, куда он пожелает, он его направляет” (Притч. 21:1)

С того дня начали лучи спасения озарять всю церковь.

В областях Арбелы ⁶⁴ церкви были разрушены, в Тебризе и Хамадане они были разрушены совершенно, и их фундаменты выкорчеваны из земли. В Мосуле и в Багдаде [церкви], а также имения были выкуплены по дорогой цене и множеством дариков. ⁶⁵ Но церковь, которую построил католикос Макика в Багдаде по приказу Хулагу, победоносного царя, и Докуз-хатун, царицы верующей, была взята вместе с кельей и дворцом, которые принадлежали арабским царям. Когда Багдад был взят Хулагу, отцом этих царей, и покорен, он отдал эти дома католикосу мар Макике, чтобы он молился за него и за его род вовеки.

Им не было достатрчно того, что они взяли эту церковь и келью, которую он подавил, но заставили христиан останки двух отцов католикосов которые были похоронены там с епископами, монахами и верующими, увезти оттуда. Все это по приказу сына погибели, проклятого, заклятого Науруза, ненавистника всякой справедливости, врага правды, друга лжи.

Когда возвратился этот монах к мар католикосу и привез указ (puqdana), сообщал о любви эмиров и о большом благоволении победоносного пая к нему, то были открыты ворота его кельи и воссел католикос на свой престол. Он собрал своих правителей и приблизил домашних, которые были удалены. В тот день в диване были прочитаны указы, и всякий, кто взял что-нибудь [у католикоса], должен был вернуть. Отсюда католикос взял сумму (mlvsia), необходимую, чтобы отправиться к царю Казану. Он выехав из Мараги в место, называемое Уган, в месяце таммузе того же года греков, года 1607 (1296 г.), который совпал с месяцем рамаданом.

Через два дня после своего прибытия он явился к царю с должной честью. Царь положил благовония по обычаю и [722] посадил его справа. Принесли вина, и подал чашу царь католикосу и всем епископам, которые были с ним. Он удалился оттуда в любви. Насколько увеличилось его значение у царя, настолько это усугубило ненависть к нему в сердце врагов, которые придумывали злое и обо всем, что происходило, послали сообщить сыну погибели, проклятому Наурузу.

НОВЫЕ ГРАБЕЖИ И УБИЙСТВА В МАРАГЕ

В год 1608 греков (1296/97 г.) спустился победоносный царь в город Багдад зимовать. Map католикос оставался в Мараге.

Случилось же прибыть в Марагу некоему человеку по имени Шенак Эттамур, как рассказывают. Он распространял слухи, что с ним имеется указ, что всякий, кто не оставит христианства и не откажется от своей религии, будет убит. Он преувеличивал это сообщение, добавляя новое, такое, о чем не было никогда слышно в мире. Когда об этом услыхали арабы, они словно одичали и ожесточились, сердце их стало грозным и тяжким. В порыве своей силы весь народ бросился к келье и ограбил все, что нашел. Это случилось в среду, после воскресенья, когда поется “Пойдем, узнаем и прославим”, в Господнем посте.

Когда стало известно, что этот бесстыдный учинил это без царского приказа, но по своей злой воле и по силе своего злодейства, собрались эмиры и знатные, которые были в Мараге. Они решили устроить суд в воскресенье, чтобы было возвращено все имущество, которое было ограблено из кельи этим бесстыдным.

Среди взятого были сосуды большой ценности, а также золотая печать, которую царь царей Мангу-хан — да упокоит наш Господь его душу и даст ему удел со святыми — выдал патриаршей келье; тиара, которую мар папа прислал келье; другая печать, серебряная, которую подарил покойный царь Аргун католикосу. ⁶⁶ [723]

Когда собрался арабский народ перед эмирами и судьями и принесли палки, чтобы наказать виновных и побить их, они (арабы) в один голос закричали, схватили камни в свои руки, заткнули уши и стали преследовать эмиров и знатных, каждого из них до его дома. Каждого христианина, который попадал им в руки, они били и избивали без жалости.

В своем гневе они достигли кельи, разрушили все здания до дерева крыши включительно. Монахам кельи и юношам, которые поднялись на крышу, чтобы бежать, они камнями пробили головы. Один из учеников кельи, увидав это, повернулся к ним и ударил некоторых из них. Они рассердились еще больше, один из них поднялся, прячась, и ударил его мечом, срезал ему голову и бросил ее вниз. Монахи, бывшие там, бросились вниз, и некоторые из них поломали себе кости. Один из нечестивых, жаждая крови христиан, видя, что монахи бросаются, чтобы спастись, положил свою руку на нож, ударил одного монаха и убил его. Других же захватили верующие люди и увели их в свои дома.

Сокровищница церкви святого мар Гиваргиса, которую построил раббан Саума, была открыта, и все, что было в келье: сосуды из меди и железа, ковры, ящики для продуктов, которые избежали первого захвата, — были все захвачены и разграблены. При этом грабеже была оставлена и спасена церковь от разрушения и уничтожения; хотя это и было целью этих нечестивых, но Бог в своей любви к этой церкви воспрепятствовал им в том, чтобы они все ограбили.

Коротко говоря, это бедствие было еще более злым, чем в начале первого преследования, так что язык не может сказать о нем, ни трость ученого писца написать.

Если бы не милость Божия и не царица Бургзин Арги, верующая женщина, которая в своем доме спрятала католикоса и епископов и позаботилась о них с помощью заступника Бога, то не осталось бы церкви ничего, как только склонить голову и спрятать лицо, потому что восставшие искали случая начать убийства.

Через 5 дней они отправились в некое место, называемое Шакату, а оттуда удалились на гору, называемую Сиакух, до возвращения царя из Багдада в Хамадан. Вблизи этого города явился к нему католикос. Когда он увидал его, он сжалился над ним и над его бедственным положением. Царь дал указ и направил посланного, приказав схватить всех жителей Мараги, связать их и избить, пока они не отдадут того, что они ограбили в келье, и пока не отстроят церквей, как они были. После [724] многих мучений, битья и пыток, которые они претерпели, они отдали немногое, все остальное осталось у них.

ВОЛНЕНИЯ И БОРЬБА В КРЕПОСТИ АРБЕЛЕ

Не было достаточно того зла, которое случилось в келье; верующие, жившие в крепости Арбеле, испытали еще большие, чем эти, несчастья. Жители этого города — арабы решили приказать курдам (lkartavaie), чтобы они разрушили церковь. Случилось здесь быть христианам из царского войска, называемым [племенем] каягийе, то есть “спустившиеся с гор”, они стали метать в них стрелы и убили одного известного мужа. Началась борьба и ненависть, поднялось восстание, умножилось
зло. Гнев и злоба возросли с обеих сторон, со стороны христиан и арабов. Они повели осаду друг против друга, регулярную войну и перерезали мост крепости. Это не было случайным, но произошло потому, что сын погибели, Науруз проклятый, прибыл в Хорасан и желал восстать против царской власти и захватить ее. Он получал помощь повсюду и имел сторонников во всех сторонах, пока не открыл Бог его замыслы и не раскрыл его хитрости.

В то время как арабы осаждали эту крепость, был захвачен брат этого злодея, его жены и дети, и уничтожил их победоносный царь Казан — да сбережется его жизнь — в воскресенье, когда поется песнопение “Кто врач”, в посте Спасителя, в год 1608 греков (1297 г.). Вследствие этого вновь поднялось волнение. Были перерезаны дороги и пути, так как были установлены сторожевые посты над ними, потому что этот сын погибели бежал, а царские войска вышли его разыскивать и стремились его захватить.

В то время как они его преследовали, христиане крепости Арбела были преследуемы жившими вне ее. Последние построили вал, поставили баллисты, стенобитные машины и повели тяжелую войну с крепостью. Они захватили митрополита Арбелы по имени мар Авраам, мужа древнего и аскета, вместе со многими священниками церкви, клиром и верующими. Одних они убили, других продали за большую цену. Крепость оставалась в руках войск, среди которых были монголы того эмира, который это сделал (Науруза), и были курды из разных городов. Короче говоря, со всех сторон собрались, чтобы грабить христиан. Поэтому было много убийств и несказанное число было уведено в плен. Также и многие арабы погибли от меча. [725]

Это продолжалось с понедельника недели “молений ниневитян” до праздника честнейшего креста Господня упомянутого года.

Это было так. Войска победоносного царя вместе с великим эмиром, который был с ним, окружили в одной из крепостей Хорасана этого сына погибели (Науруза). Жители крепости его обманули, связали и предали связанным этим войскам. Сейчас же ему отрубили голову и послали ее победоносному царю. Посол, который вез ее, прибыл 25-го числа месяца аба того же года к победоносному царю к месту, называемому Шарбканех, находящемуся вблизи Алатага. ⁶⁷ Наступил отдых от множества его злодейств, от бури его замыслов и хитрости. Да будет его доля с сатаной, его советником и сообщником!

Против крепости Арбела с верующими, что были в ней, увеличились обвинения, и в царской ставке недовольство против них возросло, что, мол, они убили много арабов и восстали против государств, что всякого измаильтянина, который им встречается, они без жалости уничтожают. Увеличилась ненависть, умножились угрозы, так что слова эти дошли до ушей царя, и дело разбирали перед престолом.

На основании того, что мы говорили раньше, дал Бог милость в очах царя к христианам. Когда он узнал, что оклеветаны христиане, то, хотя он и уклонился от пути отцов и склонился к учению, делающему душу горькой, он схранил к ним все же благоволение. На слова, которые он услыхал относительно крепости, он ответил следующим образом.

Когда мар католикос достиг Алатага вместе с лагерем (царским двором), — из-за того, что с ним случилось, и потому, что ему негде было преклонить голову, — послал к нему победоносный царь двух знатных из своего окружения, одного из них звали Коджа Рашид ад-Дин, ⁶⁸ и другой был эмир Тармадад. Они сказали: “Царь приказал, чтобы мар католикос выслушал его указ”. Он ответил: “Кто же не слушается приказов царя, да живет он вечно?!”. Они же ответили: “Царь приказал: "Если царь выпустит христиан из этой крепости и даст им землю, воду, дома, будет оберегать их от всего, что может им повредить, приведет их сюда и удалит от них всякую тяготу подати, [726] как сделать это дело? Как это тебе представляется? Так как возросла вражда между этими двумя религиями арабов и сирийцев, то, если это положение так и останется, будет большой ущерб государству. Другие могут поднять восстания, если этих оставить как есть". Что скажет католикос об этом деле и относительно того, как его выполнить?”

Он ответил им. Когда он услыхал это, глаза его наполнились слезами, уста испустили крик боли, и он сказал с горестным огорчением: “Я услышал приказание моего господина царя, и никто не может уклониться от него или изменить его решение, но когда я вспоминаю или сообщаю о том, что случилось со мной, небо и земля вынуждены плакать. Если вы желаете и спрашиваете у меня ответа, чтобы передать его победоносному царю, то я скажу следующее. У меня была келья (патриарший двор) в Багдаде, церковь и мульки ⁶⁹ (mulkane), данные мне, и их отняли. Церковь и келья (патриарший двор) в Марате были разрушены до основания, и все, что было в них, было захвачено, так как вы это позволили. Я спасся от опасности быть убитым, как ясно из моего положения. Церковь же и келья в Тебризе остались лишь пустым пространством, без строений, и все, что было в них, разграблено. А в городе Хамадане нельзя даже найти того места, где были кельи и церкви. Остается только келья и церковь в крепости Арбеле с сотней душ, и их вы хотите рассеять и ограбить? Для чего мне продолжать жить? Пусть прикажет мой господин царь, чтобы я возвратился на Восток, откуда я пришел, или я отправлюсь в землю франков и кончу там мою жизнь”.

Когда услыхали это посланные, они огорчились, глаза их наполнились слезами, они тотчас поспешно встали и отправились к победоносному царю и точно передали его ответ. Сейчас же царь, да живет он вовеки, приказал, чтобы христиан из крепости не выводили и, если им не хватает пищи, дать им из давана, до того как спустятся войска, при наступлении зимнего времени.

Один ненавистный эмир воспрепятствовал этому, он написал и действовал иначе. То, что было наиболее желательно, — это освобождение несчастных, заключенных в крепости. После многих трудов и постоянных изменений вышел указ и был дан посланным, чтобы они отправились с ним в Арбелу и [727] освободили жителей крепости. Католикос послал с ними в крепость одного из епископов, чтобы создать возможность посредничества, чтобы ворота крепости были открыты и чтобы привести их всех к полному примирению.

Католикос расстался с послами и с епископом, бывшим с ними. Они достигли Арбелы 14 илула названного года (сентябрь 1297 г.). Они восстановили мост крепости, вошли и освободили жителей крепости и примирили их с арабами после многих трудов, мучений духа и огорчений сердца.

Расходы католикоса и тамошних христиан были немалыми: была дана сумма в 10 тысяч [динаров], помимо того, что было дано эмиру, который содействовал им в этом, из кельи в сумме 1500 других динаров.

Грамоту соглашения подтвердил эгемон (hgemona) арабов, а грамоту соглашения христиан с арабами подтвердил их митрополит. Обе грамоты взял один из эмиров и представил их победоносному царю.

Затем вышел другой указ, чтобы крепость принадлежала христианам и они имели право потребовать все, что у них было взято.

Зло кончилось, примирение укрепилось с помощью Божией, и изливались его благодеяния на его творение.

Между тем арабы не прекращали зла и досаждали христианам, как они это делали во все времена. Один из них, по имени Насреддин, стал господином дивана; он получил приказ царя, чтобы христиане платили гезиту и, когда они ходят по улицам, носили бы кушаки. И это зло было тяжелее всех других зол. Многие были убиты в городе мира (Багдаде). С них требовали безжалостно гезиту, то есть подушную подать, и заставили перепоясываться поясами. Если говорить правду, это была не подать, но полное ограбление.

Когда они (христиане) ходили по улицам и у домов, их оскорбляли, над ними смеялись и издевались, говоря: “Смотрите, на что вы похожи с этими кушаками, о несчастные?!”. И не было ни одного оскорбления, которого они не нанесли бы им, ⁷⁰ пока Бог не сжалился над ними, не облегчил им всякую тяготу и не удалил от них испытания, которые постигли их и окружали их со всех сторон. [728]

MAP ЯБАЛАХА ПРЕУСПЕВАЕТ И ЗАКАНЧИВАЕТ [ПОСТРОЙКУ] МОНАСТЫРЯ МАРАГИ

Католикос отправился зимой с победоносным царем в Муган, в зимнюю ставку. Оттуда он отправился в Тебриз с ними (монголами) и провел лето в лагере, чтобы мудро увеличить выполнение того, что было необходимо для церкви и для него, а также чтобы отвратить стремительность и силу сопротивления врагов и утишить их гнев. Между тем по приказу победоносного царя получил [мар Ябалаха] печать, подобную большой печати, которая была у него украдена, с теми же надписями, как на той, и ему был дан “сункор”, то есть зонтик, и лучи любви начали светить от него.

Зимой 1610 года греков (1299 г.) он зимовал в крепости Арбеле, так как с упомянутого нами года, то есть 1605 года, он жителей ее не видел. Он обрадовался свиданию и хорошо провел с ними эту зиму. Велика была радость отца в его детях и детей в их отце, так как они вышли из тягостей или испытаний и избегли великого зла и тяжких страданий.

Когда прошла зима, в месяце нисане он отправился в ставку и прибыл к царю в Уган, его летнее местопребывание. ⁷¹ Тот очень обрадовался ему, и почтил его, и приказал ему, чтобы он вновь отправился в Марату. По этому приказу он въехал в этот город в воскресенье, когда поется песнопение “Тот, кто в своем существовании”, и провел лето это в Марате в полном покое в своей келье.

В [месяце] тешри [первом, октябре] года 1611 греков (1299 г.) он вновь спустился с царем Казаном в области Арбелы и Мосула. В намерение победоносного царя входило покорить области Палестины и Сирии. Он (мар Ябалаха) зимовал в крепости Арбела, и в течение всей этой зимы у него была одна забота: подготовить средства на монастырь, который он основал. Когда возвратился победоносный царь из Палестины, [после того как] он покорил и разбил их войска, ограбил их, рассеял, убил и полонил и выполнил то, что положил в своих мыслях, то снова отправился с ним католикос в Адорбайган. [729]

Он начал постройку того монастыря, заботился о ней всеми силами, пока не закончил ее.

В [месяце] илуле того же года прибыл царь победоносный Казан к мар католикосу в Марагу и оставался у него 3 дня. Увеличилась радость христиан и возросла любовь царя к ним, потому что он хорошо знал, что они невинны, незлонамеренны и чисты от зла. Казан с радостным сердцем уехал от католикоса, так как он хорошо служил ему. Он (Казан) вновь вернулся и отправился в области Арбелы и Мосула зимой года 1612 грков (1300/01 г.), ⁷² и католикос спустился с ним и сопровождал его до местности близ земли Шигар (Синджар). Он вернулся и зимовал в крепости Арбела до возвращения победоносного царя и вновь отправился с ним. В путешествии картавайе (курды) сделали засаду против мар католикоса и, когда он проезжал по дороге, стали метать в него стрелы, и попала стрела ему в палец и слегка ранила его. Победоносный же царь разгневался на это и поклялся всяческими клятвами, что он отомстит этим курдам.

Когда он (мар Ябалаха) прибыл в Марагу, он отправился в монастырь мар Иоханана Крестителя, который он основал, и привел с собой монахов, которых он собрал. Его намерением было закончить эту постройку, и он говорил: “Если Бог помилует меня, я закончу его и освящу его, это будет его великой милостью мне”. Бог, да будет почитаема его честь, помог ему, и его намерение, как он желал, исполнилось. Во всей красоте было закончено это строение и со всяческими украшениями, совершенство которых не может выразить слово. Красиво было строение, замечательны были двери, тесаными камнями возвышались его постройки, и был устроен его фундамент из тесаных камней. Было так, что двери его были сделаны из гравированного камня, также и ступени. Чье слово может описать его великолепие! Место, на котором оно было построено, было весьма утешительно и полно красоты. Завесы у дверей алтаря, гробниц и ризницы были весьма замечательны и удивительны, различного тканья, пронизанного нитями тонкого золота. Стена его была настолько высока, что препятствовала переходить, и переступать через нее было невозможно. Вода же в нем проходила во всех кельях монахов и уносила через канавы (silone — трубы) все отбросы, которые были в них. Недавно в нем (монастыре) была устроена патриаршая келья, и [730] трон его там до сего дня, так как патриарх из него не выходит. Большинство рукоположений выполняется там, и постановления, то есть церковные каноны, устанавливаются там. Останки святых, имена которых мы в дальнейшем упомянем, находятся там и источают исцеления всем прибегающим к ним.

[Монастырь] построен главным образом во имя мар Иоханана Крестителя, однако останки и других святых с большим усердием и заботой, которые выше слов, собраны и положены в помощь верующим и как убежище скорбящим, покой притесняемым, утешение огорченным. Гробницы святых расположены по порядку, одна близ другой. Длина монастырского храма вместе с алтарем, как говорят те, кто измерял его, 60 локтей, ⁷³ а ширина храма посередине — 12 локтей. Салья, алтарь и сокровищница сделаны просторными. Весь купол алтаря с внешней стороны был покрыт изразцами кашанскими, ⁷⁴ зелеными, ⁷⁵ а на верху его установлен крест.

Имена святых, останки которых находятся там, следующие: благословенной матери госпожи Мариам, малая частица ее головного покрова, которую покойный раббан Саума привез из франкских земель, останки Иоханана Крестителя, святых апостолов Петра и Павла, да будут молитвы их с общиной (gava), мар Фомы апостола, мар Гиваргиса, мар Аддая и мар Мари апостолов, учителей восточной стороны, мар Стефана, мар Ки-риакоса святого мученика с 40 мучениками, мар Шемона бар Сабае, мар Иоханана Дайломского, мар Саргиса и мар Бакоса, мар Шалитты, мар Сабхы мученика, мар Хнанишо, мар Шамуэля, мар Иакоба, разрезанного (на куски), мар Слибы, мар Ишосабрана, мар Элиши мученика испытанного, дочери Манну святой, Шемоны и ее сыновей. Молитвы их да помогут миру и да сберегут население его от всякого вреда!

[Католикос] освятил [церковь эту] и положил камень алтаря в день праздника святого мар досточтимого креста, 13 илула 1612 года греков (сентябрь 1301 г.). Собрались в день праздника освящения все благословенные верующие Адорбайгана; они пришли, принося дары по обету и десятинную подать, каждый по своей возможности (силе), каждый по своему положению (akmeh, греч. akmh) и рангу, и радовались большой радостью. [731]

Map католикос устроил большой пир и собрал [людей] всяких положений и исповеданий. Он всем поднес чашу, обрадовал их и благословил их, как царь Соломон, когда окончил тот великий дом Божий и благословил народ Господа.

Весь расход на постройку до ее окончания составил 420 тысяч зузе. Епископов и монахов, строителей, то есть плотников (nagare) и ремесленников (umane), и всех, кто трудился на ней, он оделил одеждой, каждому соответственно его положению и его труду.

И теперь молитвы и совершение евхаристии там постоянны, место это является замечательным для всех восточных [христиан] и прибежищем, оказывающим помощь.

Ибо он [католикос] дал святому монастырю селение, называемое Дхабай, на восток от Мараги, которое он купил за 11 тысяч динаров. Он сделал его вакфом ⁷⁶ для него, то есть доходом для святого монастыря.

И другие мульки, как сады, виноградники, насаждения (bustane), поля и прочее, он определил святому монастырю с тем, чтобы поступления с них или плоды с них были доходом для поддержки жизни и пропитания монахов и для [расходов на] лампады, свечи, на исправление и обновление этого святого места. ⁷⁷ Он назвал этот святой монастырь “царем монастырей”.

Да примет Господь наш его взнос и вознаградит оплатой его труд — блаженством в Царствии Небесном и пребыванием со святыми, любящими Господа нашего Иисуса Христа, и да поставит он одесную всякого, кто трудился и присоединился к нему (католикосу) в этом великом труде.

ЛЮБОВЬ К MAP ЯБАЛАХЕ ЦАРЯ КАЗАНА И ЕГО СМЕРТЬ

После окончания строительства этого монастыря и его освящения отправился мар католикос в Тебриз к победоносному царю Казану, который принял его весело и радостно взирал на него. Он почтил его больше обычного и возвеличил его выше установленного. Он спросил его относительно его [732] постройки и труда, а когда [католикос] сказал, что она успешно закончена, победоносный царь развеселился и обрадовался. Map католикос благословил его в присутствии находившихся там. Царь собрался в Муган зимовать, а мар католикосу приказал жить в его монастыре и зимовать в нем, говоря: “Приятна новая постройка и полезна ее господину, так как [на нее положено] много его труда”.

При смене года, когда прибыл царь из Мугана, снова отправился католикос, чтобы повидаться с ним и благословить его. Более чем все остальные, эта встреча была радостной, и из всех свиданий это было наиболее дружественным. Он почтил его (католикоса), посадив справа [от себя], и дал ему много подарков, как пайдзу, дорогие царские одежды, и выказал ему искреннюю любовь от совершенно чистого сердца. Также и мар католикос его поблагодарил и вернулся в Арбелу в год 1614 греков (1302 г.) и оттуда отправился в Багдад. Долгое время прошло, длительностью 9 лет, как не посещал он этот великий престол. Его приезд был главным образом из-за того, что победоносный царь предполагал приехать туда.

Он выехал из Арбелы в пятницу после праздника Рождества того года (1303 г.) и вступил в Багдад в ночь святого богоявления. Он отпраздновал этот праздник в Дарат-Ромайе, и радовалась вся община (kensa — собрание), а его радость была еще больше. После 20 дней он выехал из Багдада и, чтобы повидаться с царем Казаном, отправился в город Хелах, что находится в стороне Вавилона, который был построен Навуходоносором, царем халдейским. Прибыв, он вошел к нему (Казану), в день “белого праздника” (который был в воскресенье и является началом года монголов, когда мужчины и женщины надевают белые платья); ⁷⁸ и празднуют его монголы. ⁷⁹ [733]

Царь принял его радостнее, чем может выразить слово, и спросил его о его делах и зачем он потрудился и прибыл к нему, на что мар католикос ответил подобающим образом.

Царь предполагал вновь отправиться в Палестину, чтобы эти земли опять подчинить и покорить. Когда через несколько дней увидал мар католикос царя, с тем чтобы затем вернуться в Багдад, царь подарил ему 5 прекрасных одежд, надеваемых царем, и завершил все его дела, как он просил. Царь отправился в эти земли, а католикос — в Багдад и остановился в Дарат-Ромайе. Он жил там до конца этой зимы, надеясь в конце поста вновь подняться в Адорбайган и пожить в монастыре, который он построил.

10-го числа месяца нисана того же года (апрель 1303 г.) он выехал из Багдада, престольного города, и 13-го числа месяца ияра достиг города Мараги и в монастыре, который он основал, в мире расположился. А затем 10-го числа месяца хазирана (июня) победоносный царь сам прибыл в этот монастырь, и мар католикос торжественно встретил и принял его. Он устроил великий пир, как полагается царю, эмирам и знатным его царства. Сам царь весьма почтил мар католикоса, выше всех поставил его ранг, благие и высокие обещания дал ему и, сняв со своего тела одежду, надел на него, и это было великой радостью всем верующим.

Ночевал царь в монастыре. Ночью той, когда он спал, он увидел во сне 3 ангелов, стоящих над ним. У одного из них были прекрасные одежды, 2 же других были в блестящей зеленой одежде. Они утешили его, обнадежив относительно исцеления болевшей у него лодыжки. Наутро он вынес крест прекрасный, из чистого золота с вделанными в него драгоценными камнями поразительной цены. В нем была частица древа честного креста, оживотворившего нас, она была от мар папы римского, который послал ее с честью самому царю, а царь уделил в подарок мар католикосу. Он рассказал свой сон перед всеми присутствующими и заявил, что “благословение этого святого дарует исцеление”. Он остался весь этот день, славя и почитая мар католикоса.

Затем он отправился в область, где он проводил лето, то есть в Уган. 20-го [числа месяца] хазирана (июня) того же года послал царь, да живет он победоносно, мар католикосу коня прекрасного, на котором ездил сам, и одежду дорогую со своим нарочным, спрашивая о здоровье мар католкоса и обещая ему все хорошее.

После того, в том же году в месяце абе (августе), послал царь победоносный мар католикосу сосуды хрустальные и [734] кашанские, ⁸⁰ называемые по персидски гини, раскрашенные золотом, так как он (царь) привел из города Дармесука (Дамаска) и Кашана ремесленников. Он выказал большую любовь [к католикосу] посылкой этих сосудов.

Когда царь пребывал в городе Тебризе, католикос спустился, по своему обыкновению, чтобы провести лето в крепости Арбеле. В месяце тешри втором года 1615 греков (ноябрь 1303 г.) к нему собрались все отцы, которые там были, и знатные христиане. После великого праздника воскресения нашего Господа прибыл великий эмир, которому было доверено управление государственными делами Диарбекира. Он отправился с ним мирно и с великой честью в Марагу, в монастырь, что он построил, и провел там ночь праздника Пятидесятницы. Через 5 дней дошла до него горькая весть, ужасная и воистину злая, — о кончине победоносного царя Казана. Ибо он скончался в день воскресенья, Пятидесятницы, в конце дня, в окрестностях города Саханда. ⁸¹ Надело траур о нем все население земель его великой державы. Гроб с его телом был привезен в город Тебриз в воскресный день, [когда поется песнопение] “Он все совершил”, и положили его в большой склеп, который построил там сам покойный.

ЦАРЬ УЛГАИТУ ⁸² И MAP ЯБАЛАХА

Так как великие эмиры крепко держали весло правления государства, не произошло восстания и не было беспорядков совершенно нигде. Они послали тотчас за братом по отцу покойного царя, которого звали Улгаиту-царь, который был в областях Хорасана. Они привезли и воцарили его в 12-й день таммуза того же самого года (июль 1304 г.). Так как он был крещен, когда был маленьким, во времена его отца царя Аргуна, он приезжал и наезжал к мар католикосу со своей матерью Аргау-хатун, которая была христианкой. Он приобрел большое доверие к нему и любовь без меры. Весьма обрадовался католикос его приезду, думая и говоря, что “этот, более чем его отец и брат, будет чтить общину (церковную), когда [735] он увидит и узнает, как они почитали ее и их любовь к ней”. Но он не представлял, что изменения по своей воле превосходят и являются более сильными, чем привычки и естественные склонности, особенно когда они укореняются и получают простор. Царь стал в тех землях агарянином (мусульманином). Он получил другое воспитание, которое привело его к забвению первоначального воспитания. Множество речей, которые он слышал, возбудили в нем некую ненависть к христианам. Когда прибыл мар католикос к нему, он дважды встретился с ним, тот почтил его, но не от сердца, а в силу приличия он был только любезен. Ибо он сильной рукой и мощным плечом во всем поддерживал агарян (мусульман): подарками, приказами, почестями, постройкой мечетей. От этого они попирали церковников. Их злоба шла дальше и усиливалась, так что они нашептали в уши царя Улгаиту, что они захватят монастырь, который построил католикос, и церковь города Тебриза сделают мечетью, а вакф или мульки ее станут принадлежать мечети. Это было почти что осуществлено, если бы не помощь Божия и божественная милость не пробудила бдительности высокого эмира Ириндина, да будет обережена его жизнь, дяди царя, который удержал их бесстыдство и запретил их наглость. Если бы не это, и монастырь, что построил [католикос], они бы захватили.

Зимой 1616 года греков (1304/5 г.) католикос зимовал в городе Эшнуке (в Адорбайгане). И оттуда силой вырвался из рук восставших и прибыл в монастырь, который он построил, откуда он снарядился в ставку Уган и вместе с царем вступил в Тебриз. Он старался о процветании церковных дел и получил приказ и вернулся в монастырь. Оттуда он отбыл зимовать в крепость Арбелу. С прибытием в начале 1617 года греков (октябрь 1305 г.) он заложил большую келью в той крепости и построил ее из камня с известкой; он закончил ее и украсил ее всяческими украшениями. В начале месяца ияра того же года он отправился в монастырь, что он построил, и провел в нем лето. Когда он услыхал, что царь начал взимать гезиту с христиан, он вновь поехал в Уган, он встретился с царем, но безуспешно. Царь же начал строить город близ границ Казвана (Казвина), который он закончил и назвал Султание. Он собрал туда ремесленников из всех областей своего государства и украсил его прекрасными строениями, так что нельзя описать. ⁸³ [736]

Вследствие того, что мар католикос был лишен поступлений из различных мест, а расходы его были велики, он вновь отправился в крепость Арбелу, в келью, которую он построил, и зимовал там в 1618 году греков (1306/7 г.), провел лето и вновь зимовал в 1619 году греков. В начале ияра (май 1308 г.) он поднялся в Адорбайган и отправился в город Уган к царю, который почтил его соответственно порядку и обычаю. Царь уехал на охоту и прибыл в святой монастырь, который построил мар католикос. Монахи вышли к нему навстречу и торжественно ввели его. Когда он вошел в келью настоятеля этого монастыря, то нашел настоятель благоволение в его глазах. Он спросил его относительно таинств христиан, и тот держал ему ответ прекрасно и очень красиво. Царь весьма обрадовался, вошел в келью католикоса и сел на его престол, велел привести к нему монахов и порадовался с ними. Он подарил им 5 штук дорогой материи. Там сказал ему настоятель относительно подушной подати, и он обещал, что не будет больше взимать ее. Он ничем не отяготил монастырь.

Когда царь выехал на следующий день, услыхал мар католикос и прибыл в монастырь и очень сожалел, что не случилось ему быть в монастыре. Он последовал вместе с епископами и настоятелем монастыря за царем и встретился с ним у вод реки, называемой по-монгольски Гакту, а по-персидски Вакайрод. [Царь] оказал мар католикосу большую честь. Он разрешил написать ему большой приказ относительно него и относительно христиан, что во всей державе его царства никто не будет требовать гезиты с епископов, монахов, священников и дьяконов. Когда он вернулся в монастырь, он вновь послал за ним (католикосом) в Тебриз и подарил ему верхового мула и прекрасную одежду. Развязался узел на сердце царя с того времени, как он вступил в монастырь, и в сердце его Бог заронил милосердие. Он приказал католикосу провести зиму в монастыре, а сам царь отправился на место зимовки в Уган, которое монголы называют Муган. Католикос же зимовал и провел лето 1620 года греков (1308/9 г.) в монастыре.

Царь оказывал ему милость благосклонными приказами и присвоил католикосу всю гезиту с Арбелы и приказал, чтобы впредь не взималась с христиан гезита. Тотчас отправился католикос в крепость Арбелу в месяце тешри втором 1621 года греков (ноябрь 1309 г.) и заболел дорогой смертельно, но исцелил его наш Господь. Он торжественно вступил в крепость Арбелу, весь город вышел к нему навстречу и ввели его с большим торжеством. [737]

УБИЙСТВО ХРИСТИАН В АРБЕЛЕ

Так как божественные постановления не могут не выполняться и необходимостью замечательного водительства Божия выполняются его постановления, то он сотворил некогда в горах людей, называемых каягийе, что значит “поднявшиеся на вершины гор”; они ссорились между собой, и некоторые из них направились к царю и обвинили своего эмира Зайн ад-Дина Балу, в руках которого было распоряжение о вознаграждении 3 тысяч мужей. Царь разгневался на него и посадил его на один год в тюрьму. По этой причине послал победоносный царь в крепость Арбелу араба, очень злого и склонного к озлоблению, по имени Насир. ⁸⁴ Он был причиной того, что было выполнено намерение арабов, которое они имели с 1608 года греков (1297 г.). Тайный заговор составили все сыновья Агари (мусульмане), знатные и малые, высокие и низкие, эмиры и воины, писцы и законоведы, эгемоны и советники, чтобы отнять у христиан крепость Арбелу, а жителей ее погубить.

Следует сказать полную правду, что ожесточились сердца жителей крепости и других с ними; они совершенно оставили путь христианства, полностью пренебрегли законами божественными, издевались над монахами и священниками, обманывали друг друга, пределы [закона] Господнего они совершенно нарушили, так что не осталось у них возможности ни для предостережений, ни для поучений. Велика была в них ненависть, и сердца их захватила обида, они обвиняли друг друга, притесняли, били, преследовали, гневались и обманывали. Они собирались бандами и захватывали дома их глав (начальников), короче говоря, они имели возможность делать всяческое зло. И никому не приходило на сердце и не боялся никто гнева тяжелого и наказующего, так как обстоятельства, подобные этим, от Бога, и Провидение их осуществляет, когда имеются на то причины. Когда Бог установил смерть для Адама, причиной было нарушение заповеди. И если “он ожесточил сердце фараона, чтобы осуществить наказание”, и другое, подобное этому, мы говорим, что это образно. Но цель Провидения в том, что сказано фараону: “Я поставил тебя для того, чтобы показать в тебе свою силу и чтобы было проповедано имя мое [738] на всей земле”, и в другом месте сказано: “Господь ожесточил свою силу и мощь на земле” (Исх. 10:1; 14:4, 17).

То же случилось и с сердцем горцев, называемых каягийе. Ожесточили их жители Арбелы и были лишены помощи Божией, чтобы они узнали ужас Провидения и научились тайнам его славной природы. Но Бог, да будет весьма почитаема его честь, прежде чем привел человека к бытию, знал, какой цели достигнет его намерение, установил ему наказание, как известно его предвидению и предначертанию.

Тот Насир, о котором мы выше упоминали, как только вступил в крепость, засел в одной башне у ворот и не выходил из нее. Он тайно привез амуницию, оружие военное и людей, а в лагерь послал сказать, что они восставшие (iaqie — враги), то есть враги царя, потому, что их эмир находится в тюрьме. Жители же крепости, когда он так действовал, делали еще больше зла, но ему не причинили никакого вреда. С ним был почти что весь народ и золото всего мусульманства, а у них ни один не имел возможности помочь своему товарищу и одной шамоной. ⁸⁵ У него были советы Ахитофила (1 Цар. 27:33), всех писцов и глав, у этих же никого. Так как они напивались вином, выходили из своего разума и особенно так как они были покинуты Богом из-за злых дел, которые они делали, то они не боялись справедливого и верного суда Господня. Что же из этого вышло?

Послы царя приходили и уходили, [говоря]: “Вставайте, спускайтесь из крепости, о христиане!”. Они же не слушались, приняв решение восстать. В то же время, как они это делали, народ арабов радовался и торжествовал, зная, что их намерение будет выполнено и исполнится.

Когда усилились эти злые обстоятельства, был направлен царский приказ к некоему эмиру, звавшемуся Сути, ⁸⁶ который был в областях Диарбекира, и к человеку, звавшемуся Хаджи Дальканди, брату упомянутого Насира, который находился в крепости. [Приказ гласил]: “Если каягийе не выйдут из крепости, то следует принудить их и покорить силой. Против них следует собрать царские войска для того, чтобы повести настоящую войну”. [739]

Католикос, преданный государству, не верил, что, пока он пребывал в крепости, может что-нибудь случиться в крепости и что с христианами, пока с ними католикос, могут так [плохо] поступить. Все они пренебрегли должным, не поехали в ставку, не объяснили того, что случилось, а были охвачены сном небрежения, пока не произошли события, о которых они не предполагали, что они могли произойти.

В среду 9 адара того же года (март 1310 г.), в пост Спасителя, сын эмира того, о котором мы упоминали, и с ним 3 эмира тысяч ⁸⁷ пришли к католикосу, чтобы вывести его, а если он с ними так и не выйдет, то было приказано его заточить. На следующий день он принужден был выйти. С того времени напали страх и горе на крепость, появились дурные предзнаменования.

Католикоса повезли в монастырь мар Михаила Тариэльского, и расположился у него эмир Сути и бывшие с ним войска, эмиры тысяч и прочие. И выказывал ему этот эмир большую любовь, он прежде много раз бывал в его келье и был ему дружествен, и также был весьма почитаем мар католикосом во времена покойного царя Казана. Он сказал католикосу: “Есть приказ, чтобы горцы (каягийе) спустились из крепости, а прочие остались там. Они не выйдут иначе, как по твоему слову; пошли к ним кого-нибудь из твоих, чтобы они вышли”. На другое утро, в пятницу, католикос привел быков, баранов и [принес] вина к домам упомянутого эмира, подал чашу ему в руки, по обычаю монголов, посадил его на прекрасного коня, чтобы успокоить его. ⁸⁸ Арабы, что были там, Хаджи Дальканди, Шейх Махаммад, который царствовал в Арбеле, и брат его, который звался Ахмедом, очень ворчали на христиан и на католикоса: “Никто не выведет их из крепости, кроме тебя”. Эмир же, полагаясь на подарки, которые были ему поднесены католикосом, пренебрегал этим. Наконец уговорились направить посланных к ним и посоветовать им спуститься. Католикос послал одного из епископов, которые были с ним, звавшегося мар Абдишо, епископа Ханиты; ⁸⁹ эмир послал одного из эмиров тысяч, звавшегося Сати Баг, переговорить с ними, чтобы они спустились. Они отправились, говорили с ними совершенно мирно, с благими обещаниями, но те не приняли их и не [740] послушались. Они возвратились и прибыли от них в субботу 14 адара. Как только услыхал об этом эмир Сути, он отправился к католикосу и сказал ему: “Эти действительно восставшие, то есть враги. Пошли к ним, о католикос, повторно”. Написал им мар католикос некое наставление, чтобы они спустились, и послал его через руки епископов: митрополита мар Ишосабрана, упомянутого Абдишо и монахов раббан Давида-затворника и раббан Денху, настоятеля монастыря мар Михаила Тариэльского. Они отправились ночью воскресенья, [когда поется песнопение] “Если пожелаешь войти”, а к закату они вошли в крепость. С ними беседовали жители крепости и согласились выйти [из нее]. Когда это услыхал Насир, он тотчас поднял сигнал, как это было установлено между ним и жителями города, что, когда он поднимет его на крыше башни, в которой они жили, они поднимутся к нему и установятся для битвы. И после того как эти несчастные, которых в церкви уговаривали спуститься, увидели, что мечи блестят и острые стрелы снижаются, они с трудом поспешили к воротам крепости и тоже вступили в бой с 4 часов дня и до вечера, в течение всей ночи. Были убиты из арабов 3 мужа, из христиан 12 мужей. Если бы они не метали огонь под башню всю ночь, они бы все были беспрепятственно убиты.

Когда услышали об этом эмир Сути и войско, бывшее с ним, они поспешили, пришли и окружили крепость и насильно увели с собой католикоса, который плакал. В тот же день они пришли под крепость, говоря ему: “Не допускай их становиться в бой”. Спустились ночью этого понедельника люди из крепости, спас их Бог; католикос же с ними и с бывшими с ним епископами был взят под стражу. В понедельник с утра принуждал эмир Сути и бывшие с ним мар католикоса, чтобы он послал к ним, чтобы они предоставили возможность спуститься Насиру со всем, что у него было. Он послал епископа Ишосабрана и раббан Давида-затворника. Когда арабы увидели их, они без сожаления убили Давида-затворника, Ишосабрана избили мечами и палками. Но спас его Бог из их рук, он бежал и пришел обратно.

Усилились дурные обстоятельства, так как пришло наказание. Уже начали арабы и войска монголов приготовлять оплоты (qlqome) и разного рода машины (makhnas dznin znin) для ведения систематической войны. Христиан же, которые были в городе, с того времени, когда поднял Насир этот злой знак, убивали на улицах и площадях города. Многие бежали, входили в дома мусульман, но их выводили через глашатаев, и в понедельник без сожаления жестоко избитые они умерли. [741] Некоторые, которые были в тюрьме, у судей (кади), были подвергнуты жестоким мучениям, пока не приняли смерти. Молодых девушек раздели и водили кругом по улицам города. У беременных исторгли и убили младенцев и бросили их трупы перед воротами крепости. А к эмиру Сути они пришли и сказали: “О эмир, пришли к нам, пусть увидят, как убивают мусульман и бросают у ворот крепости”. И он по своей простоте поверил им и приказал разрушить 4 церкви, что были внизу, 2 из них наши: ту, что во имя Ишосабрана, славного мученика, и ту, что во имя Маниу построена, также церковь яковитов, построенную во имя госпожи Мариам, и церковь армян. Их сравняли с землей, как и все дома, дворы христиан и келию престола митрополита. Эмир послал по всей области собрать мужей, чтобы вести войну и свести с гор курдов. Христиане со всех селений, так как они не могли отправиться и спрятаться в городе, вместо этого дали немало денег на железо (оружие) и пищу для войск. Усилилась борьба против крепости, [осаждаемой] с четырех сторон днем и ночью. Многие были убиты из тех, что были под ней, и из тех, что были в ней, из курдов и из арабов, но не из монголов, так как они не приближались, но издали метали стрелы — и только.

Отрезаны были пути для христиан в той области и повсюду. Где бы ни увидали, их убивали безжалостно, говоря: “Вы из крепости” или “Это беглецы”, и каждого охватил ужас смерти.

Что касается католикоса, то от захвативших его не осталось у него помощников на деле, даже на словах очень немного! Ночью они стерегли его вблизи, а днем издали. Он не знал, что с ним будет. Помыслы его были смущены от страха за себя и за крепость. С трудом явилась у него возможность написать письмо к митрополиту Арбелы, который бежал в селение Бет-Сайаде. Он разгневался, что жители крепости его не послушались, и он отправился в Бет-Сайаде сам, со всем, что у него было, и остался там. [Католикос] написал ему следующее: “Какая польза будет тебе от твоего бегства, если ты не отправишься в отставку?” А через 2 дня послал эмир Сути католикоса со стражей, и они привели его в Бет-Сайаде.

В ту же ночь, когда письмо [католикоса] дошло до митрополита, он выехал и через 4 дня достиг Багдада вместе с юношей, что был с ним. Он отправился в ставку и сообщил то, что случилось с католикосом и с христианами. Эмиры, бывшие в ставке, и до этого знали обо всем, что случилось, доподлинно, потому что эмир Сути посылал письма, чтобы сообщать туда то, что было им сделано. Католикос также написал письмо и [прислал] с посланцем к одному из служащих келий о том, что [742] случилось. Этот пошел сообщить эмирам и советникам, разъяснил и объяснил относительно совершаемых убийств. Те из эмиров, которым не было известно это дело, были очень поражены, те же, которые этому событию послужили, молчали. И вскоре после того прибыл митрополит, и он держал слово перед всеми эмирами. И был написан приказ царский к эмиру Сути и послан с посланным. [В нем говорилось]: “Ты разъясняешь дело так, а католикос иначе, которому из вас верить и что верно?” И зло несколько было сдержано.

Сути же, когда услыхал это слово, был очень раздражен и рассердился. Он послал за католикосом, его привели, [и он сказал ему]: “Ты написал так и так?” И весь народ арабов кричал на католикоса, и каждый из них выкрикивал то, что хотел. Католикос же: “Я ничего не написал, — говорит, — но некий митрополит этой области отправился и говорил относительно своего дома и своей паствы”. Они сказали: “Теперь заставь сойти этих мятежников соответственно приказу царскому, если же нет, то напиши в письме, что они восставшие (iagie — враги)”.

Католикос послал к ним митрополита Мосула и юношей, своих келейников, чтобы убедить их, но они боялись спуститься, так как среди них были действительно восставшие; эти боялись быть убитыми и других возбуждали, чтобы они не спускались. Таким образом, у бывших с эмиром Сути оказалась возможность притеснять католикоса: “Напиши нам, что они восставшие, и мы пошлем сообщить царю”. Они схватили и отняли все, что было с ним, а из тех людей, что спустились с ним, они одних убили, а других продали. Насильно они взяли написанное им и епископов, бывших с ним, как хотели.

В этот же день эмир послал Хаджи Дальканди, который был придворным, к царю. С прибытием своим он разъяснил дело. Один из эмиров, называемый Асан Кутлук, очень осудил его и упрекал в дерзости, так как он знал правду и понимал, что силой была доставлена эта грамота. Он хотел ударить его, но тот ускользнул. Упомянутый эмир и все советники вошли, чтобы объяснить все, к царю, который приказал, чтоб примирились те, что в крепости, с арабами, чтобы никто не был наказан ни с той, ни с другой стороны и чтобы никто больше не воевал.

Этот приказ после многих трудов, утомлений и бедствий достиг митрополита и его товарищей и был передан неким царским людям, чтобы перевезти в Арбелу.

Хаджи Дальканди впал в немилость и был пристыжен. [743]

С эдиктом отправились также 2 ученика из кельи, они достигли Арбелы в пятницу исповедников. Тотчас они перекинули ⁹⁰ мост, который был сожжен, заключили мир, и многие спустились из крепости в область.

Как нами было сказано прежде, мусульмане давали Насиру и его брату золота, сколько они хотели, на подарки. Они насытили тех посланцев, которые привезли приказ, и научили их подняться в крепость. Но когда они поднялись, никто не бросил им ковра, чтобы сесть, не накормил их и коркой хлеба и не дал им ни одной шамоны. Эти же послы пожалели, что водворили мир, и вновь вернулись к злому горькому расположению. Они пожелали причинить зло юношам-келейникам, которые были с ними. Один из них бежал тайно от ворот крепости в селение Бет-Сайаде, они преследовали его, но не нашли и схватили его товарища под стражу. Посланцы продолжали преследовать другого и пришли в селение Бет-Сайаде, увели католикоса и сказали ему слово: “Эти [люди] спустятся только по твоему слову, иди, послушайся приказа”.

Когда католикос достиг Арбелы, собрался весь народ арабов к Сути, и начали грубо говорить с католикосом. Он же, по большому доверию, которое у него было к государству, дал им резкий ответ. Католикос послал вместе с эмиром Сути приказ [жителям крепости] спуститься. Они должны поклясться на Евангелии, что не причинят вреда Насиру, а он поклянется им, и они примирятся.

Тогда многие спустились и поклялись не причинять ему вреда, но подчиниться ему, как он пожелает. Но убедившись, что он поднялся с 300 мужей, вновь закрыли ворота, потому что сердца их были полны обмана. Сути, увидав это, схватил тех, что спустились, и убил их. Товарища бежавшего, юношу-келейника, с тяжелыми ударами они допросили о его товарище. С трудом сам католикос спас его. Они захватили лошадей и мулов кельи, все, что было у юношей и епископов, пришедших с ним (католикосом), даже одежду. А затем они с лукавством сказали ему: “Мы приведем тебя на улицу под крепость, а захвативших город — наверх, чтобы никто больше не ссорился и не вызывал войны, пока это не будет сообщено победоносному царю”. Он в простоте своей принял это и поднялся к крепости, не зная о западне, которую подстроили ему мусульмане, чтобы убить его.

В тот день пришел к эмиру Сути посланный из его дома [с известием]: “Войска палестинцев вторглись в область. Если ты [744] пренебрежешь приходом, то имущество и дом твой они захватят в плен”. Тотчас он взял все войска, которые были с ним, и отправился, хотя он был болен тяжелой болезнью. И остались под крепостью только курды и жители города.

А на следующий день вновь начались война и убийства с обеих сторон, дороги были перерезаны, никто не мог ни войти, ни выйти, принести вести или что-нибудь. В крепости усилился голод. Всякий, кто выходил, чтобы сбежать или принести в свой дом пищу, убивался без сожаления. Католикос же и 3 епископа, бывшие с ним, юноши, что оставались с ним, были в заключении в крепости без покрывала, без подстилки, без поддержки, без пищи. Умножилось волнение, усилился ужас; не осталось ни помощи, ни убежища, не было никого, кто бы даже словом одним мог помочь.

Те же посланные с Хаджи Дальканди вернулись в ставку и объяснили царю, что это восставшие (iagie — враги) и что католикос их возбуждает, что он дал взятку, поднялся в крепость, открыл им сокровищницы, роздал золото, предоставил амбары пшеницы, орудия и оружие войны, веревки, машины и побуждал их вести войну. Утвердилось зло в сердце царя и его знатных, повторно были изданы приказы, числом 13, всем эмирам курдов, каждому поименно, поименно 4 эмирам царя монголов и один во всей области Арбелы. В приказе говорилось, что если кто-нибудь поднимется в крепость или доставит туда пищу, то будет ограблено и перебито его селение, а если есть у него имущество в области, оно будет отобрано и станет царской собственностью. Требовалось, чтобы война велась сильным оружием с тем, чтобы победить ради религии измаильтян.

Отдельный приказ на имя католикоса гласил: “Мы и наши отцы почитали тебя, потому что ты молился за нас и благословлял нас; теперь же ты поступаешь иначе, и то, что случилось с тобой, знай, от тебя, а не от нас”.

Приказы были отданы одному из тех, что при царском дворе, по имени Тоган, и Хаджи Дальканди, обоим действительно врагам всего христианства, чтобы они отправились в Арбелу и выполнили его (царя) волю.

Митрополит же Арбелы, после того как были отправлены посланные с двумя юношами-келейниками водворить мир, остался после них на 3 дня в ставке. Он думал, что “если примирятся жители крепости и арабы, нет пользы оставаться мне в ставке. А если будут продолжать враждовать, я не смогу ничего сказать без совета католикоса”. Тотчас он встал и отправился в селение Бет-Сайаде поспешно. Но, когда он прибыл, оказалось, что католикос был в тот же день уведен вместе с [745] епископами, которые были с ним, как об этом было сообщено выше, и был заключен в этой крепости.

Все христиане находились в скорби, испытывая горесть и беспокойство, печаль от сердца, а не только бровями и веками, как некоторые люди, но так, что худела плоть и таяли кости, так как они не знали, что случится с ними в руках арабов и будут ли они спасены от этого наказания или нет. Подобно тем, которые в море испытывают крушение среди волн и бурь, и они боялись утонуть в гибельном наказании.

Упомянутый митрополит не мог ничего придумать, так как он полагал вернуться в ставку, но усомнился, во-первых, потому что дороги были перерезаны, у него совершенно не было товарищей и он не имел возможности посоветоваться с католикосом. Оставаясь же в келье, в то время как католикос и епископы притесняемы и измучены и христиане отягчены, он нарушит каноны правды и закона Христова, так как “пастырь и любящий должен себя положить, отдать смерти, пренебречь жизнью и претерпеть все мучения за любовь Христову”. Он укрепился, взял с собой юношей-келейников, которые бежали и спрятались, и вышел из селения Бет-Сайаде вечером 6 ияра того же года (май 1310 г.). Они шли ночью и днем горами, долинами, высотами, низинами, содрогаясь и боясь предательства врагов, без палатки, без достаточной пищи. С помощью Божией они достигли через 10 дней города Хамадана, так как они слышали, что там находится царь. Когда они вошли в этот город, победоносный царь в этот самый день выехал и отправился в город столичный. Митрополит и юноши на следующий день вышли и отправились в Султание. Они услыхали там о приказах, которые приготовлялись, чтобы выступить и отправиться в Арбелу.

С этим слухом у них ослабели руки, задрожали их колени, глаза их пролили слезы об ударе, постигшем церковь, и обо всем, что случилось с ее чадами. Они посоветовались с друзьями католикоса и церковными людьми, что им делать. Они ответили им: “Если вы не побережете ваше собственное имущество и кельи, пропадет католикос, как и вы, церкви будут разграблены и вакф христиан пропадет из-за католикоса”.

Митрополит же тотчас взял с собой некоторую сумму и отправился к одному из эмиров, который был весьма близок к царю. Тот принял его с честью и выслушал его слова относительно католикоса и также о христианах. Эмир взял собственноручную запись митрополита обо всем том, что он говорил, и показал ее эмирам и победоносному царю, как будет объяснено ниже. Он познакомил его с 3 известными мужами, ему [746] близкими, с тем, чтобы к каждому из эмиров и визирей, что [стоят] перед царем, они его привели для того, чтобы он устами сказал то, что написал. Эти люди привели его к эмиру, звавшемуся Асан Кутлук, также к Кодже Сайд ад-Дину, главе писцов, и к Кодже Рашид ад-Дину, визирю. Митрополит доверчиво произнес следующую речь: “Map католикос приветствует вас и говорит: "Вы знаете, о эмиры, что ныне исполняется 35 лет, как я пришел с Востока и на этот престол восточный волей Божией был водворен. 7 царям я служил и благословлял их во всяческом терпении и страхе Божием, особенно же отца этого победоносного царя покойного Аргуна и его верующую Урдо-хатун. ⁹¹ Я никого не обманывал, я ничего не желал из собственности государства, и если мне давалась какая-нибудь милостыня от них, опять на них же я ее выдавал. Тогда я был совсем молодым, а теперь старец. Нет у меня ни жены, ни детей, ни свойственников, ни родственников. Из любви к мирскому разве восстану я на царя? Или может казаться, что я захвачу что-нибудь ему принадлежащее? Почему же тогда верят сказанному моими врагами против меня? И зла от этого Богом победоносного царя я не видел, Боже упаси! И даже если бы случилось, что он причинил бы мне зло, Боже упаси! Добром воздать за зло приказано мне святым Евангелием, книгой, в которую я верую; оно гласит: “Молитесь за врагов ваших, благословляйте тех, что проклинают вас, благотворите тем, что ненавидят вас”. Я не могу ни в чем отдалиться от Бога, которым я спасен через Христа; преступающий заповедь отдаляется от установившего заповедь. Прошу вас, если царь уверен в своем сердце, что я совершил зло, пусть приведут меня ко двору царскому и осведомят меня точно о том, что я сделал, что достоин смерти, и после этого он будет неповинен в моей крови. Не оставляйте меня в руках моих врагов". Таково слово католикоса.

Христиане, которые в крепости, все говорят: "Мы не восставали против победоносного царя, но мы очень боимся наших врагов, курдов и арабов, они убивают нас без милосердия, и нет никого, кто бы пожалел нас, нет у нас того, кто бы сообщил царю о беде, в которой мы находимся. Мы его рабы и подданные, подать и налоги, что на нас лежат, мы постоянно отдаем. Бели он прикажет, чтобы мы заставили спуститься этих каягийе (восставших), на которых разгневался царь, то это [747] не в наших силах. Если же он прикажет нам спуститься из крепости, пусть он пришлет нам кого-нибудь, кто бы спас нас из рук этих тиранов, и всюду, куда он пожелает, пусть прикажет нам отправиться. Не из-за приятности местности остаемся мы здесь, но из страха великого перед палестинцами и курдами. Вот захвачены в плен наши сыновья и дочери, а множество мужей убито". Всем вам, эмиры, это известно, а я ваш раб (abda), митрополит, утверждаю то, что я сказал, как то, что я собственноручно написал и вам отдал”.

Те эмиры приняли его слово и доложили победоносному и милостивому царю, который приказал, чтобы эмир эмиров Джопан ознакомился с этим делом и привели к нему митрополита, чтобы он переговорил с ним. Когда его привели, он сказал все то, что говорил, и прибавил: “Из-за тебя случилось все это с нами”. Ибо была связь между ним и эмиром каягийе (восставших), называвшемся Балу. [Джопан] принял его речь спокойно, он отставил Хаджи Дальканди от поездки в Арбелу и обещал хорошее в будущем; он выбрал других посланных, чтобы они отправились вместо тех первых.

Между тем, чтобы не растягивать наше слово, скажем, что Хаджи Дальканди не дремал, не спал, не давал сна своим глазам, а с ним и весь народ арабов. Он роздал немалые подарки эмирам, знатным, малым и войскам. И исполнилась пословица: “Подарок ослепляет глаза мудрых в суждении”; они изменили то, что было установлено и условлено.

Тайно был схвачен митрополит и был предан Тогану с тем, чтобы он отправился вывести католикоса и христиан из крепости или был убит без жалости. Ночью они вывели его из города на близлежащую гору, тогда как никто ничего о нем не знал. Увеличилась скорбь христиан всяких исповеданий, собравшихся в городе. Все юноши-келейники бежали и рассеялись. И не осталось им ни помощи, ни поддержки, кроме почитаемого милосердия Божия, которое действует по благости его и располагает по его милости.

У митрополита был младший брат, который бежал и пришел к эмиру Джопану — да сохранится его жизнь! — и сообщил обо всем, что случилось, говоря: “Раб эмира эмиров, митрополит, который приходил к нему беседовать относительно крепости Арбелы, хитростью и силой уведен в Арбелу”.

Эмир страшно рассердился, он направил посланного, вернул митрополита от этих проклятых и ввел его к победоносному царю. Он снова держал слово о католикосе и христианах. Царь приказал, чтобы привести католикоса в ставку, а христиане спустились из крепости, и им не причинят вреда. [748] Призвал царь Тогана, предупредил его об этом и приказал ехать в Арбелу. Великий эмир эмиров и глава дивана Джопан ввел митрополита в его дома. Он написал многочисленные [письма] ко всем эмирам монгольским, которые отправились полонить крепость, и эмиру Гайджаку, зятю покойного царя Хулагу, отца всех этих царей, чтобы с честью свели католикоса по приказу царя, чтобы также спустились христиане и им не причинили вреда.

Он указал посланному: “Если кто-нибудь поднимет свою руку на христиан, ты их не сведешь вниз из крепости”.

Он с честью отпустил митрополита и указал царскому посланному: “Если не послушаются этого арабы и курды, останься с католикосом и христианами и сообщи мне”.

Митрополит с посланными пошел сначала к эмиру Гайджаку и показал ему грамоту с печатью (sigila) эмира эмиров Джопана. Обрадовались Гайджак и его жена освобождению католикоса и христиан. Сам эмир Гайджак послал других своих 100 всадников монгольских, помимо тех, что были отправлены в крепость, чтобы помочь в этом деле. Он также написал к 800 курдам-пехотинцам, которые были под его началом, чтобы они свели вниз католикоса. Между тем за 3 дня до прибытия митрополита и посланного с ним прибыл Тоган и послал к католикосу, чтобы показать ему приказ спуститься [из крепости]. Он послушался приказа, спустился без тревоги, вместе с епископами и священниками, что были с ним в пятницу 26 хазирана (июнь 1310 г.). Тоган убедил католикоса вновь подняться в крепость и [уговорить] христиан спуститься. В простоте сердца он поднялся и приказал им спуститься.

Послушались эти несчастные, по невинности, приказа царского и отеческого и спустились в субботу утром со своими сыновьями, дочерьми и женами, около 150 мужей, не считая женщин и детей, без меча и ножа.

Когда злой народ арабов увидал, что они спускаются, они озлобились и разгневались, вытащили мечи и перебили их от мала до велика, без жалости и без страха, а жен и детей полонили. Они указали в качестве предлога: “На нас метали стрелы из крепости”. И все это было лишь для того, чтобы испугать католикоса и чтобы он не спустился, тогда оправдается то, что возводили на него перед царем, который, наверное, рассердится и прикажет убить его и всех христиан.

Католикос же, в надежде на Христа, плача и воздыхая, огорченный душой, намеревался спуститься. Он презрел мечи, раздумывая: “Если останусь в крепости — умру с голода, и пойдет слух обо мне, что я мятежник, а это великое зло. Лучше [749] мне быть послушным даже до смерти, и я спущусь. Если спасет меня мой Господь, это будет мне победой, если нет, то я готов принять венец мученичества за имя Христово”. Христиане же упали к ногам его, плача и говоря: “Мы не допустим тебя спуститься”, так же [говорили] и епископы, бывшие с ним. Он же ответил: “Ничто не может воспрепятствовать мне спуститься, но я совершенно не принуждаю никого спуститься со мной. Желающему же быть соучастником моих горестей я не препятствую”. Он отделился от них и вышел вместе с 3 епископами, келейниками, монахами и священниками. Они спустились вдоль стены, наступая на убитых и уничтоженных, невинно схваченных. Видел католикос детей своих с разверстыми утробами, с их внутренностями, рассеянными по земле, и не было никого, кто бы их похоронил и покрыл. Сам он полагался на слово Тогана, надеясь, что он является другом, тогда как на самом деле он был лживым другом.

Тогда вместе с пророком он говорит в сердце своем: “Я звал друзей моих, а они предали меня. Священники и старцы пришли к концу у меня, они нуждались в пище, чтобы спасти себя, и не находили. Воззри, Господи, что я весьма скорблю, отягчено нутро мое. Повернулось сердце мое во мне, так как я глубоко огорчен. Вне губил меч, в доме — смерть. Слышно, как я вздыхаю, и нет никого утешить меня. Все враги мои слышали о моем несчастии и радовались, что ты причинил это мне. Придет день, который ты назвал, и они будут подобно мне. Пусть будет пред тобой вся злоба агарян. Ударь их, как ты ударил меня за все мои грехи, как ты показал на мне в детях моих и дорогих мне, так как многочисленны мои воздыхания и сердце мое скорбно”.

И что же? Тоган пошел ему навстречу смеясь, как будто ничего не сделал. Он ввел католикоса в шатер с честью и подал ему чашу, преклонив свои колени. Католикос же сказал ему: “Таковы твои обещания? Так выполняется относительно нас царский приказ, который ты читал, и то, что приказано тебе, чтобы каждому, кто спустится, не будет причинено зла, чтобы даже из носа не вытекла его кровь?”

Тот ответил: “Из крепости метали стрелы, сразили 2 людей, и они умерли”.

Католикос же ответил: “Тех, что метали стрелы, возможно было убить, а не тех, что послушались царского приказа и спустились”.

Тоган замолчал и не ответил ни слова.

Проклятые народы составили совет, как погубить католикоса. Тоган и Насир, брат Дальканди, делали вид, что им [750] ничего не известно, чтобы они могли иметь извинение. Но Господь благоволит к избранным своим и посылает им спасение, когда они этого не знают и не предполагают.

Митрополит поразмыслил и сказал эмиру Гайджаку: “Эмир, ты знаешь, что за человек Тоган, он пришел раньше нас в Арбелу, боюсь, как бы он не причинил зла до того, как мы приедем. Было бы хорошо, если бы эмир послал вперед одного своего мужа и одного из товарищей посланного, что со мной”. Тот без промедления сделал это и послал одного человека вместе с одним из людей, бывших с посланным. Они пришли в упомянутую субботу к вечеру, после того, как были убиты эти несчастные. Они пришли и приветствовали каталикоса и Тогана, последнему показали список приказа царя, написанного эмиром эмиров Джопаном по делу католикоса. Когда он услыхал его, изменилось выражение лица его и Насира, и он побледнел. Они начали шептаться друг с другом. Им не осталось уловки, так как пришедшие люди видели католикоса. Когда повечерело, Насир и Тоган проехали [верхом] с ним (посланным) милю. Он поехал в селение Амкабу.

Митрополит и посланный с ним прибыли в воскресенье утром, 27 хазирана, и увидели то, что случилось; им было больно, и их скорбь была велика. Они несколько утешились спасением католикоса и епископов, бывших с ним. Они тотчас отправились к католикосу и показали ему распоряжение великого эмира и характер царского приказа относительного него. Католикос обрадовался, благословил их и эмира.

Посланный на следующее же утро отправился к Тогану и просил позволения подняться в крепость. Но тот не позволил ему: “Они же убьют тебя, они ягийе (восставшие)”. Но посланный сказал: “Убьют ли они меня или оставят [в живых], я поднимусь к ним”. Когда он поднимался, не допустил Тоган отправить с ним никакой еды и никакого питья, [говоря]: “Ты пришел, чтобы спасти христиан, ненавидящих нашу веру и врагов нашего народа. А так как эти христиане не послушались царских приказов, так и мы не послушаемся приказа твоего эмира”. Тот же не поддался их застращиваниям, отправился в крепость, показал им решение эмира и посоветовал спуститься, и все они послушались.

Посланный спустился к вечеру и с ним 3 человека. Одного из них схватили из его рук и убили; других взяли в плен. Он принес с собой ключи от крепости и отдал их Тогану. Огорченный, он направился к католикосу, чтобы посоветоваться с ним, что делать. Он сказал: “Те, что внизу, многочисленны и сильны, а в крепости нет пищи и на один день. Они запрещают [751] мне доставить что-нибудь, а тех, что я привел, они схватили и убили. Здесь у меня нет помощи. Я не знаю, что делать; разве только собрать мужей, что пришли со мной, и тех 100 всадников эмира Гайджака, сначала спустить вниз женщин и детей и свести их в деревни. Боеспособные мужи, я и мужи, что со мной, мы выйдем ночью и убежим. Если кто-нибудь поднимет на нас руку, поднимем и мы”. Католикос сказал: “Ты знаешь, [что делать], поступай, как даст тебе Бог”.

Во вторник к ним поднялся [посланный], он собрал их к себе, переговорил с ними, и большинство послушалось его совета. Однако, как говорит пословица: “Из бедра вышел червь”. Некоторые из жителей крепости к тому времени стали предателями, они стали товарищами Насир ад-Дина и ежедневно посылали и осведомляли его обо всем, что случилось в крепости. Когда они увидели, что [большинство] решается спуститься, они дали ему знать. Насир тотчас написал: “Жители крепости, за исключением горцев, не должны никому ничего давать и не должны спускаться из крепости, но пусть они успокоят свое сердце. Горцы оплатят дорогу посланных и, если пожелают, могут спуститься”. Эти слова привели к расколу между жителями крепости. Одни спустились к нему (Насиру) сами и их домашние, им не причинили вреда, их оставили, и они отправились в селение Амкабу. Но через день пришли, взяли их оттуда и убили их.

С того времени не осталось в крепости главы, ни правителя, ни советчика, ни осведомленного. Оставался только один посланный в келье католикоса. Потом и он ушел и оставил их без помощи, в горьких слезах, со стонами нестройными.

О час, полный лишений! О время, горестное и приносящее скорбь! Если они останутся, то нет ни у кого силы и воды почерпнуть! Кто упорядочит битву? Совершенно ими овладел голод! Пшеница пришла к концу и продавалась по 8 зузе за литру. ⁹² А где найти соль? Ослы, собаки и хорьки были уничтожены, не оставалось старых кож. Люди поглощали шелуху или семена хлопка. Вдовы протягивали свои руки и плакали, но никто не перевязывал их ран. Не было совершенно никого, чтобы хоронить умерших. У кого была сила, чтобы копать [могилу]? Кто пожалеет и кто помилосердствует? Кто подаст милостыню? Сироты умирали на нечистотах, другие падали в [752] своих домах и высыхали. Иные бросались со стены, но те, кто были под ней, принимали их на мечи и разрубали их.

О почтенные, которыми пренебрег Господь! О возвеличенные, которых низвел Бог! О народ, у которого не осталось милосердствующего, у которого не сохранилось помощника! Воззрите, слушающие, как тяжко наказание нашего Господа тем, кто не кается! Как тяжел твой жезл, Бог наш! Как болезненны твои удары, наш хранитель! Как горько твое сечение, наш врач! Ты отвратил лицо твое, и упали венцы с их головы, обернулась радость их в горе! Они плакали днем и ночью, их слезы текли по их щекам, и из всех друзей их не было никого, кто бы утешил. Все они вздыхают и просят хлеба. От слез потемнились их глаза; их внутренности в смятении. Честь их повержена на землю из-за падения крепости. Дети и младенцы говорят своим матерям: “Где хлеб? Где масло?” Они сражены перед ними, как убитые, прося хлеба, и нет его, чтобы отломить и дать им. Те, что ели роскошно, валяются на улицах, те, что выросли в багрянице, почивают на нечистотах. Лица их чернее угля, они неузнаваемы. Их кожа пристала к членам их, высохла и стала, как дерево. Убитым мечом лучше, чем убитым голодом. Женщины ели свои плоды, милосердные руки варили своих детей, и это было им пищей. Легли на землю молодые и старые. Были опозорены девушки и юноши, были сражены мужи, и не пожалел их Господь. Стрелы пронзили их чресла. Они стали посмешищем для всех народов, так как Господь осуществил свой гнев и излил жар своего негодования, напрасно поэтому наблюдали их наблюдающие. С того времени они взывают, говоря с пророком: “Восстали на нас наши грехи, ослабела наша сила, отдал нас Господь в руку, против силы которой мы ничего не можем. Праведен Господь, против которого мы восстали. Слушайте все народы и зрите наше несчастье: наши девушки и юноши ушли в плен, молодые люди и мужи убиты. Что сказать? Что наши священники обманули нас и не открыли перед нами наших грехов? Боже упаси! Они наставляли нас, а мы не слушали. Они упрекали нас, а мы не послушались. Мы пренебрегли ими и не уважали. Мы не жалели своих старцев, притесняли вдов, преследовали своих бедных. Многочисленнее наши беззакония тех, что были в Иерусалиме. Превзошла наша злоба ту, что была в дни Ноя. Поэтому совершил Господь то, что задумал, исполнилось его слово, как было приказано в давние времена. Он сбросил нас и не пожалел, окружил нас врагами, восстановил род наших притеснителей. Открыли рты свои на нас наши враги, они свистели и скрежетали своими зубами. Они продали детей наших в далекие места, они [753] бесчестили наших девушек перед нами, они оскорбляли наших жен перед нашими глазами, говоря: "Мы пожираем вас!". Вот день, который мы ждали; мы искали и увидели его!”.

Поднялся народ арабов с Тоганом и Насиром в крепость, в среду первого там муза того же года, который есть 1621 год греков (июль 1310 г.), и захватили ее.

Они убивали всех, кого находили, без пощады, полонили всех, кого видели; они грабили казну и захватили положенное там. Тех, что оставались из числа горцев каягийе, они бросали с высоты стены, а те, что были внизу, принимали их на мечи и приканчивали их. Они продали большинство женщин и девушек, раздавали их каждому, кто приходил к ним, и дарили в качестве подарка. Одним словом, стала ясна вся злоба, которая таилась в их сердцах.

И мы с тем же самым пророком скажем: “Дрожите, жители Арбелы, и до вас дошла чаша, вы будете огорчены и сражены, и нет никого, кто бы спас вас”.

Но вспомнит Господь, что было причинено его народу, как было разграблено его наследство. Благ Господь для того, кто ожидает его, и душе, которая ищет его. Он вернет вам вашу месть, как дело ваших рук. Он даст вам тревогу сердечную, и вас будут преследовать его удары. В своем гневе он погубит вас, он сотрет вас из-под небес за то, что вы разрушили его церкви, разорвали на клочки овец его стада. Все проходящие по дороге будут махать на вас своими руками, свистать, отворачивать свои головы и говорить: “Вот она, Арбела, которая проклята Господом!”.

СМЕРТЬ MAP ЯБАЛАХИ

Католикос вместе с монголами и епископами, которые были с ним и пришли от эмира Гайджака, чтобы привести его, отправились в селение Бет-Сайаде в очень большом страхе и трепете, сильно страдая и ужасаясь. Они остались там на несколько дней, пока не собрали золота и отдали его посланному эмира Джопана и тем 100 мужам, которые пришли от эмира Гайджака, и курдам, которые были с ними. После этого они вышли 8 таммуза того же года и отправились в ставку (июль 1310 г.).

Католикос посетил царицу, жену эмира Гайджака, она приняла его с честью и послала мужей с ним в ставку. Когда он прибыл, он тотчас отправился к великому эмиру Джопану, [754] который принял его с подобающей честью. Оттуда он прибыл в город, и всем эмирам было известно относительно него. Он был у победоносного царя и по обыкновению благословил его и дал ему в руки чашу, но не сказал ни один из них слова другому. Он вышел оттуда опечаленным. Он предполагал, если царь спросит его, сообщить ему все, что случилось с ним и с его паствой. Сердце его было разбито этим. Он оставался там целый месяц, надеясь, что, может быть, что-нибудь изменится или кто-либо спросит его о том, что случилось.

Когда были закончены некоторые необходимые дела его кельи и христиан, он вернулся в монастырь, который он построил около Мараги. Он решил про себя никогда более не возвращаться в ставку: “Опротивела мне служба у монголов”.

Зиму 1622 года греков (1310/11 г.) он провел в этом монастыре, а летом отправился в город Тебриз, так как он слышал, что эмир Ирнаджин — да сохранит наш Господь его жизнь! — находится в Тебризе. Когда он (Ябалаха) прибыл, он тотчас встретился с ним. Ирнаджин принял католикоса с большой честью, поднес ему дары и подарки, он сам и его жена, ⁹³ дочь царя Ахмеда, сына покойного царя Хулагу. Ее очень почитали в государстве, так как ее дочь взял в жены сам победоносный царь [Улгаиту], и она была тогда главной среди его жен. Эмир Ирнаджин и его жена дали католикосу сумму в 10 тысяч [динаров], что составляет 60 тысяч зузе, и верховых лошадей. Также большое селение дал эмир церкви святого мученика мар Шалитты, так как в ней был положен его покойный отец и там были также похоронены его мать и его жены.

Зиму 1623 года греков (1311/12 г.) католикос провел в монастыре, также и лето. Когда через советников сообщили о его положении царю, он установил ему [пенсию в] 5 тысяч динаров, которые доставлялись ему ежегодно на пропитание, и дал ему селение вблизи города Багдада.

Число отцов митрополитов и епископов, которых он поставил рукоположением для своей паствы, составляет до этого года 75.

Он прожил в монастыре, который он построил, до 1629 года греков. Он скончался в ночь воскресенья, когда поется песнопение “Как славно твое обиталище”, 15-го числа месяца тешри второго (ноябрь 1317 г.) и положен в монастыре, который он построил. Да будет благословенна его память! Молитвы их — мар Ябалахи католикоса и раббан Саумы — да будут с [755] нами, со всей вселенной до ее предела со святой церковью и ее детьми!

Богу слава, честь, хвала и поклонение во веки веков, аминь и аминь.

Окончена эта история мар Ябалахи — кафолического патриарха Востока и раббан Саумы — всеобщего периодевта.

Богу слава, честь, хвала и поклонение во веки веков, да будут отпущены грехи и прощены прегрешения на Страшном суде. Аминь.

Комментарии

54 Хан Байдар (Байду) воцарился после Гейхату. По сведениям Марко Поло, он был христианином и “овладел царством в 1294 г.” (гл. 215). Но “История” упоминает о нем в октябре 1293 г., когда он устроил пиршество в Сиарзуре в честь католикоса мар Ябалахи.

55 Сиарзур — ныне Шахрзур, или Шахрзул.

56 Парасанг (фарсанг) — мера длины, равная 5-7 км.

57 “В сентябре 1295 г. дошел слух о бегстве хам Вайду и его гибели. Марко Поло относит победу хана Казана (Газан-хаиа) над Вайду к 1294 г. В действительности Вайду был ханом в 1295 г., и в этом же году вступил на престол Газан (Книга Марко Подо. Гл. 215. С. 224). Газан-хан, (Махмуд Газан, сын хана Аргуна) воцарился в октябре 1295 г., умер в, 1304 г. Рашид, ад-Дин посвятил описанию его царствования большой раздел, своей книги, в котором подробно, описание формы внутреннего управления государства Газан-хана (Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. 3. С. 138-139).

58 Эмир Науруз неоднократно упоминается в труде Рашид ад-Дина. О его “злых умыслах” и восстании против Газан-хана сообщается особенно подробно. Он был казнен 14 августа 1297 г. (Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. 3. С. 170-177).

59 Буквально: “стань агарянином”.

60 Подразумевается мар Афрем, т.е. Ефрем Сирин, и приведены слова “среди прошений” чтение первое, “сидение” второе (Tas'ita. P. 102, note 4).

61 Армянский царь Хетум II (Хатум, Хайтон), сын армянского царя Левона III, наследовал отцу в 1289 г. Дважды терял престол и дважды возвращался. В 1295 г. был в Тебризе (История армянского народа. Ереван, 1951. С. 202; Spuler В. Die Mongolen in Iran. S. 84, 101, 106, 220, 221). Такавор значит по-армянски царь, Хетам — собственное имя царя; сирийский источник ошибочно считает “Такфор” собственным именем армянского царя.

62 Муган (Мукан, Мокан, или Мугхан), где находилась зимняя ставка хана, был главным городом одноименной области, расположенной к юго-востоку от места слияния Куры и Аракса. Муган часто упоминается в дальнейшем. По словам А. Ремюза, монголы “revinrent ensuite passer Phiver dans la plaine de Moughan, lieu ou ils avoient coutume de prendre leurs quartiers” (Remusat A. Memoires sur les relations politiques des princes Chretiens... avec les empereurs mongols. Premiere memoire. Paris. 1822. P. 406).

63 Гезита — джизья, подушная подать.

64 Арбела, или Ирбиль — древний город, расположенный между Большим и Малым Забои, левыми притоками Тигра; центр области Адиабены. С первых веков новой эры здесь упрочилось христианство. Арбела была хорошо укрепленным городом с мощными стенами и цитаделью, поэтому его часто называли “крепостью Арбела”. “Крепость Ирбиль... заложена на крепкой земляной насыпи и не имеет себе равной на обитаемой четверти земного круга” (Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. 3. С. 47).

65 Дарик — dank (греч. dareikoV, лат. dancus, moneta regahs) соответствует номисме или солиду золотой монете в Византии, содержавшей 12 милиарисиев (см. также: Payne-Smith R. Thesaurus syriacus. T. 1. Col. 948).

66 Мангу-хан — Менгу-хан, старший брат Хубилай-хана, умер в 1259 г. (Spuler В. Die Mongolen in Iran. S. 56). Упоминается Марко Поло (Книга Марко Поло. Гл. 69). То, что Менгу-хан выдал золотую печать несторианским католикосам, указывает на его благоволение к ним. Печать прикладывали к документам и письмам, исходившим из “патриаршей кельи”, т.е. от патриаршего двора. Эти печати и были похищены. Газан-хан приказал выдать Ябалахе “большую печать”, и на ней была повторена та же надпись, что и на предыдущей.

67 Алатаг (Аладаг) — горный хребет севернее озера Ван. Хулагу-хан “устремился в Сирийский край. Когда он прибыл в Аладаг, он одобрил те пастбища и назвал их Лабнасагут” (Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Т. 3. С. 49). Аладаг упоминается на страницах “Сборника летописей” неоднократно.

68 Коджа (т. е. ходжа) Рашид ад-Дин — это Рашид ад-Дин, автор “Сборника летописей”, врач, визирь ильханов, казненный в 1318 г. Рашид ад-Дин был известен Ябалахе лично, как видно из приведенного в тексте рассказа.

69 Мульк (мюльк, мильк) — форма безусловного земельного владения, т.е. земельная собственность (Петрушевский И. П. Очерки по истории феодальных отношений в Азербайджане и Армении. Л., 1949. С. 228-229, 230-232; Ализ-Заде А. К. Социально-экономическая и политическая история Азербайджана XIII-XIV ее. Баку, 1956. С. 62, 154).

70 Бар Эбрей сообщает о преследованиях христиан в своей хронике (Gregorius Barhebraeus. Chronicon ecclesiasticum. Col. 595-596), но приписывает их не Насреддину, а Наурузу. В хронике, как и в “Истории”, приводятся насмешки, с которыми обращались к христианам. “Где ваш бог, чтобы [можно было] видеть, есть ли у вас помощник, или кто-нибудь, кто спасет или освободит [вас]?” Бар Эбрей позаимствовал некоторые сведения из нашего памятника.

71 Уган (Уджан) — место летнего пребывания Газан-хана. У Рашид ад-Дина имеется описание Уджана, когда туда в июне 1302 г. переехал Газан-хан (Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. 3. С. 189-190). В другом случае тот же автор называет Уджан городом (Там же. С. 187). Уджан расположен на восток от озера Урмия, юго-восточнее Тебриза.

72 “История”, следовательно, относит возвращение Газан-хана из похода на Палестину к 1300 г., что соответствует данным Рашид ад-Дина, который описывает этот поход, начатый зимой 1299 г. и законченный в следующему году. В июле 1300 г. в Уджане состоялся курултай (Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. 3. С. 182-186).

73 Локоть (сирийск. ама, или амта, греч. ophcuV, лат. ilna, cubitus) — мера длины (Раре W. Griechisch-Deutsches Woerterbuch. Braunschweig, 1857. Bd 2. S. 600; Payne-Smith R. Thesaurus syriacus. T. I. Col. 222).

74 Кашанские изразцы — изразцы, которые изготовлялись в городе Кашане (Иран).

75 Iorka — бледно-зеленый, вероятно, знаменитый голубой цвет восточных изразцов.

76 Вакф — церковные земли.

77 Католикос дал построенному им монастырю в качестве вакфа купленное им селение, а ряд других имений — в качестве мульков. Доходы шли на содержание монастыря. Феодальное землевладение, характерное для мусульманских организаций, было принято и для христианских церквей и монастырей. При хане Олджейту были сделаны попытки захватить и “сделать мечетью” церковь города Тебриза, а “вакфы и мульки” ее стали бы в этом случае “принадлежать мечети”.

78 В скобках добавлено из другой рукописи. См.: Tas'ita. P. 142, note 4.

79 “Белый праздник” монголов — это встреча нового года, которую праздновали, надев белые одежды. О нем подробно сообщает Марко Поло (Книга Марко Поло. Гл. 89. С. 113; Marco Polo. The Description of the world. T. 1. P. 222-225): “Год у них начинается в феврале; великий хан и все его подданные празднуют вот как: по обычаю все одеваются в белое, и мужчины, и женщины, всякий как может. Белая одежда почитается у них счастливою, поэтому они и делают это, одеваются в белое, чтобы во весь год было счастье и благополучие. В этот день весь народ, все страны, области и царства и все, у кого от великого хана земли в управлении, приносят ему большие дары, золото и серебро, жемчуг и драгоценные камни, множество дорогих белых тканей; и все это делают, чтобы во весь год у великого хана богатства было много и было ему радостно и весело. Скажу вам еще, князья и рыцари, да и весь народ друг другу дарят белые вещи, обнимаются, веселятся, пируют, и делается это для того, чтобы счастливо и по добру прожить весь год”

80 Кашанские (kasani) — облицованные эмалью сосуды “кашанского типа”; сирийская транскрипция их персидского названия — gini, или kini (Tas'ita. P. 145, note 4). Сосуды, украшенные золотым рисунком, назывались гини.

81 Газан-хан умер 17 мая 1304 г. (Spuler В. Die Mongolen in Iran. S. 104). Город Саханд находился в Азербайджане.

82 Улгаиту — хан Олджейту (Ульдзэйту).

83 Город Султание был основан ханом Олджейту в 1305 г. (705 г. хиджры) в центральной части Ирана. Сюда были переселены ремесленники и купцы из Тебриза; позднее они в большинстве своем вернулись в Тебриз (D'Ohsson. Histoire des Mongols... Т. 4. P. 485-487).

84 Насир, военачальник, и его брат Хаджи Дальканди (он же Карканди) были посланы в Арбелу для усмирения возникшего там восстания и действовали там в 1310 и следующих годах.

85 Шамона (samona, греч. kodranthV, лат. quadrans) — четвертая часть монеты, вес ее бывает различным; в арамейском шамона считается восьмой частью монеты (Brockelmann С. Lexicon syriacum. Malis Saxonum, 1928. S. 786; Payne-Smith R. Thesaurus syriacus. Oxonii, 1901. T. 2. Col. 4212).

86 Эмир Сути, или Сутай, неоднократно упоминается Рашид ад-Дином (Рашид-ад-Дт. Сборник летописей. Т. 3. С. 168, 175).

87 Эмиры тысяч — военачальники, командовавшие отрядами в 1000 человек, “тысяцкие”.

88 Глагол sus, nsis — имеет два значения: “привести в порядок”, “обеспокоить” и “их успокоить”.

89 Ханита (Hnaita) — селение. Hoffman G. Auszuege aus syrischen Akten persischer Martyrer // AbhKM. 1880. Bd 7, No 3. S. 216 u. a.

90 Буквально: “связали”.

91 Урдо-хатун (Урук-хатун) — жена хана Аргуна, впоследствии жена Гейхату; происходила из племени кераитов и была дочерью Саручи, брата Докуз-хатун (Раишд-ад-дш. Сборник летописей. Т. 3. С. 112-113, 130).

92 Литра (греч. Xitpo, лат. libra) — мера веса, около 300 г. Литра содержит 120 зузе, 1 сирийская литра содержит 6 литр багдадских (см.: Payne-Smith R. Thesaurus syriacus. T. 2. Col. 1939).

93 Другие источники называют ее имя — Кекшек.