ЗАМЕЧАНИЯ НА ЗАПИСКИ О РОССИИ

генерала Манштейна, изданные в 1879 г. под именем графа Петра Панина,

1725—1744 гг.

[Перевод В. Б. Тимощук с немецкой рукописи].

(См. “Русск. Стар.” изд. 1887 г., т. LIV, май, стр. 309—328.)

III.

Текст “Замечаний на Записки Манштейна” представляется в таком виде: 1) Автор сообщает нам в них (стр. 369), что герцог Голштейнский многого ожидал от конгресса в Суассоне, открывшегося в половине 1728 года, и отправил на него послом графа Бассевича. Этот последний получал ежегодно на свое содержание 50,000 рейхсталеров, которые герцог, в свою очередь, получал от венского двора. “Посланник жил пышно, давал пиры, но ничего не исходатайствовал. Кардинал Флери сказал однажды: “не понимаю, как государь, жалующийся на скудное положение свое, может производить каждый год 50 тысяч рейхсталеров на прожиток своему министру”. Как известно, молодой Миних (Зап., стр. 38 и след.) также находился в то время на конгрессе в Суассоне, в свите графа Головкина, который немедленно посетил кардинала Флери и, без сомнения, тогда же взял с собою своего любимца (стр. 38, 39). Впоследствии Миних-сын остался в качестве представителя России во Франции и перед отъездом своим (в начале 1733 г.) лично откланивался кардиналу (Зап., 57), с которым он, следовательно, был знаком и которого, может быть, нередко посещал. Точно также, без сомнения, он был знаком и с графом Бассевичем, повелитель которого находился, к тому же, в близких отношениях к России, и поэтому мог знать о доходах и о широком образе жизни Бассевича. Вышеприведенное случайное замечание Флери, [614] одного из известнейших людей своего времени, вероятно так запечатлелось в памяти юного дипломата, что он не позабыл его и по прошествии 40 лет. Иначе как бы он мог запомнить столь маловажное обстоятельство и впоследствии рассказывать о нем?

Панин, напротив того, имел в эпоху суассонского конгресса только около 7 лет от роду, и без сомнения не мог особенно интересоваться ни этим конгрессом, ни малозначащими словами кардинала Флери об иноземном посланнике.

2) На стр. 389 автор “Замечаний” высказывает по поводу письма фельдмаршала Миниха к князю Лобковицу (1739 г.), которое приведено в Записках Манштейна во французском переводе, что оно лучше написано на немецком языке, нежели переведено на французский (“Письмо сие, лучше написанное на немецком языке, нежели переведенное на французский”, и пр. – прим. А. Ю.), следовательно, он читал его в немецком оригинале.

Но кто же имел более удобный случай просмотреть немецкий оригинал, нежели сын самого фельдмаршала? Без сомнения, тот же Эрнст Миних доставил и Бюшингу “точную копию” с этого письма, помещенную в седьмом томе Бюшингова Магазина (1773 г.) (Стр. 233—240. Также и “ответ” (Antwort), составляющий часть Записок Миниха-сына, напечатанный в IX томе, свидетельствует о таковом отношении Миниха-сына к Бюшингу. – прим. А. Ю.). Было бы весьма неправдоподобно допустить, что Панин ознакомился с этим письмом впервые из издания Бюшинга (и в таком случае “Замечания” должны были быть написаны только после издания (1773) Бюшингова сборника) и стал сравнивать его с таковым же письмом, напечатанным у Манштейна; гораздо правдоподобнее будет допустить, что сын знал об этом письме своего отца и сравнил его с переводом, сделанным Манштейном. К тому же Панин был русский; мог ли он обратить внимание на неправильности французского перевода сравнительно с немецким оригиналом? Тем более, как старый воин, он вряд ли обратил бы внимание на педантично точный перевод, а разве проверил бы общий смысл и исторические факты. Зато Эрнст Миних, как немец и как человек, получивший научное образование (см. Зап., стр. 16 и 24), гораздо легче мог сделать подобное филологическое замечание.

3) Подробности, сообщаемые о деле Волынского (Зам., стр. 390—392), изобличают в авторе человека придворного, хорошо знавшего все обстоятельства дела и бывшего, по-видимому, очевидцем этого события. Все это как нельзя более подходит к Миниху-сыну.

4) “Г. Манштейн не мог достоверно знать о подробностях, [615] происходивших во время болезни императрицы Анны Иоанновны, ни о происках герцога Бирона, в последние дни жизни благодетельницы его употребленных, почему почитаю нужным поправить погрешности сего сочинителя”. Так говорит автор “Замечаний” (стр. 392) и трактует об этих событиях положительно, как очевидец, который, в противоположность Манштейну, один мог знать о них что-либо положительное.

Все, что он сообщает затем об этом событии, согласуется также почти буквально с “Записками” Миниха-сына, но, как показывает следующий пример, в “Замечаниях” встречаются еще некоторые незначительные подробности, которые отсутствуют в Записках (см. “Записки” Миниха-сына, стр. 162, и “Замечания”, стр. 392 и след.) (Мы приводим здесь текст Запасок Миниха-сына буквально; дополнения к нему, встречаемые в “Замечаниях”, заключены в скобках. – прим. А. Ю.):

“6 числа октября (1740 г.) императрица (Анна Иоанновна), севши за стол (с герцогом Курляндским и его супругою) и покушав немного, вдруг сделался с нею обморок, и без памяти отнесли ее в постель (в почивальную). Герцог Курляндский, (приведенный сим внезапным несчастием в крайнее смятение, выбежал в переднюю, дабы послать за врачами, и усмотрев тут президента коммерц-коллегии, барона Менгдена, обыкновенно в сей час посещавшего его, поручил ему, как можно поспешнее уведомить графа Миниха о болезни императрицы и просить его немедленно приехать во дворец), в то же мгновение приказал позвать к себе отца моего, двух кабинетских министров, князя Черкасского и тайного советника Бестужева и обер-маршала графа Левенвольда. (Граф Миних немедленно приехал во дворец, где нашел уже обер-гофмаршала г. Левенвольда)”.

Эти дополнения к сведениям, сообщаемым в “Записках” Миниха, служивших, несомненно, основанием для этого рассказа, наводят нас необходимо на мысль, что оба сочинения написаны одним и тем же автором, дополнившим свой прежний рассказ некоторыми подробностями, сохранившимися в его воспоминании и коих он был очевидцем.

Между тем, Панин не был ни человеком придворным, ни очевидцем этих событий, и нам кажется крайне неправдоподобным, чтобы он мог заимствовать из какого-нибудь другого источника столь маловажные подробности и дополнить ими в “Замечаниях” рассказ, списанный им из “Записок”.

Впрочем, эти дополнения не единственные, встречаемые нами в “Замечаниях”, мы находим подобного же рода добавления и в некоторых других местах (напр., сравн. “Замечания”, стр. 567, и “Записки” Миниха-сына, стр. 187 и пр.).

5) На стр. 573 автор “Замечаний” сообщает в одном примечании сведения о личности действ. тайн. сов. барона X. Миниха, брата [616] фельдмаршала, и говорит, что он скончался в 1768 году и пр. Весьма понятно, что Эрнсте Миних, воспользовавшись случаем, пожелал сказать несколько слов о своем дяде, который, вообще говоря, не представляет особенно большого интереса в историческом отношении. Но трудно допустить, чтобы Панин стал утруждать себя, сообщая эти подробности о человеке, более или менее для него чуждом.

6) Автор “Замечаний” упоминает, между прочим, с похвалой (стр. 407 и послед.) “особенно об учреждении знаменитого кадетского корпуса, обогатившего Россию превосходными офицерами, и в коем, при самом зарождении оного, для Беллоны образовался славный Румянцев, для Мельпомены явился Сумароков”, что привлекает “благодарность нашу к именам тех знаменитых мужей, предстательством коих заведения сии получили начало свое в. Этот кадетский корпус был создан фельдмаршалом Минихом. Помимо того, что и здесь нам бросается в глаза восхваление косвенным образом Миниха, каковое нередко встречается в “Замечаниях”, невольно обращают на себя наше внимание классические выражения, употребленные автором. Они как нельзя более подходят к графу Эрнсту Миниху, получившему классическое воспитание, который и в “Записках” своих говорит иногда этим старинным слогом. Так, напр., он применяет Цесарево “veni, vidi, vici” к победе своего отца под Очаковым в 1737 г. (Зап., 119), подобно тому, как он примешивает тут Беллону и Мельпомену.

В другом месте он сравнивает поход фельдмаршала в степи с шествием Моисея в пустыне (Зап., стр. 109).

Панин, напротив того, посвятил себя с молодых лет военной службе и вряд ли обладал, как можно предположить со значительной вероятностью, теми классическими познаниями, следы коих заметны иногда в изложении автора “Замечаний”.

Последний относится, как видно, также с признательностью и к “славному” Румянцову, ученику и поклоннику фельдмаршала, с которым он находился в довольно близких отношениях. Румянцов считался, вообще, и впоследствии “большим приятелем и покровителем немцев” 1). Поэтому нам весьма понятна симпатия молодого Миниха к поклоннику и ученику его отца; точно также как и уважение Румянцова к Миниху было искренне и глубоко.

Бюшинг высказал ему, однажды, свое удивление по поводу того, что генеральский чин, по его замечанию, не пользуется в обществе особым почетом. [617]

1) См. Buschings eigene Lebensgeschichte.

— “Вы правы”, —отвечал Румянцев,— “когда я был еще генерал-адъютантом генерал-фельдмаршала графа фон-Миниха, то я считал себя совсем иным парнем—при этом он ударил себя в грудь,—нежели теперь, когда я стал генерал-аншефом”.

“Генерал-фельдмаршал держал себя как царь и заставил всех при дворе относиться к офицерам с таким уважением, что даже прапорщику оказывался почете. Теперь иное дело. Мне остается получить только чин генерал-фельдмаршала; пробыв таковым некоторое время, я могу мгновенно сделаться таким же ничтожеством, какое представляют из себя многочисленные генерал-фельдмаршалы, окружающие нас” (Buschings eigene Lebensgeschichte (Halle, 1789), стр. 485—487. “Sie haben Becht”, antwortete Rumianzew, “als ich noch Generaladjutant des General-feld-marschalls Grafen von Munnich war, glaubte ich ein ganz anderer Kerl zu sein—hiebei schlug er an seine Brust—als ich mich jetzt fiihle, da ich General en chef bin. Der General-feldmarschall gab sich das Ansehn eines Kaisers, und verschaffte allen Officiers am Hofe ein solches Ansehen, dasz man vor einem Fahnrich Kespect hatte. Nun ist es ganz anders. Fur mich ist nur noch ubrig, General-feldmarschall zu werden, und wenn ich dieses eine Zeit lang gewesen bin, so kann ich plotzlich eben eine solche Nulle werden, als die vielen General-feldmarschalle, die hier herumgehen”. Срав. также Biisch. Magazin, III, стр. 534, внизу. – прим. А. Ю.).

7) Автор “Замечаний” говорит (стр. 408) о постройках, воздвигнутых при императрице Анне Иоанновне, и сознается, что архитектура их была не особенно изящная и с состояла из смешения итальянской, французской и голландской архитектуры”. Эти отзывы также более всего подходят к личности Миниха-сына, который посетил Италию, Францию и Голландию (Панин, насколько нам известно, не был в этих странах. – прим. А. Ю.) и видел их архитектурные произведения. Кроме того, он занимался рисованием (впрочем, Панин также любил рисование), а в ссылке—математическими науками (ср. Зап., стр. 24 и 25).

Однако, по всей вероятности, автор и тут заимствовал свои сведения из сочинения графа Альгаротти, который, как человек весьма образованный и знаток искусства, вероятно, был знаком в совершенстве с архитектурными стилями. Как бы то ни было, оба рассказа поражают своим сходством:

8) Далее автор “Замечаний” перечисляет наиболее замечательных деятелей царствования Анны Иоанновны (стр. 409); во главе всех стоит фельдмаршал Миних, за ним упоминается Румянцев, Кейт и Левендаль. К числу наиболее значительных сановников причисляется, правда, также один Панин, однако, это не есть предполагаемый автор “Замечаний”, о котором нигде не упомянуто, но его брат, Никита Иванович. Можно ли допустить вероятным, чтобы автор при этом совершенно умолчал о себе? Между тем, в этом же сочинении говорится, далее, в отдельной заметке о Минихе-сыне, историческое значение которого было крайне ничтожно.

9) На стр. 587 приведена речь фельдмаршала Миниха к императрице Анне Иоанновне, содержание которой заимствовано из “Записок” его сына (стр. 226 и послед.); но под конец автор “Замечаний” прибавляет четыре фразы, очевидно, по своим собственным воспоминаниям, и затем снова продолжает выписку из Записок Миниха (На 569 стр. “Замечаний” также сделана выписка из Записок Миниха (Зап., стр. 191 и 192), но автор прибавляет там, по своим собственным воспоминаниям, фамилии: “Ханыуов” и “Аргамаков”. которые не приведены в Записках. Также на стр. 572 “Замечаний” прибавлена фамилия Грамматина (ср. Зап., стр. 197). – прим. А. Ю.). Следовательно, мы видим и тут, что автор “Замечаний”, Миних-сын, дополняет рассказ, списанный им из Записок, некоторыми подробностями, пришедшими ему на память впоследствии.

Откуда мог бы Панин заимствовать эти весьма несущественные добавления к речи, произнесенной фельдмаршалом, да и вообще, каким образом мог бы он обратить на это внимание? Тогда как сын фельдмаршала, к тому же человек придворный, мог быть очевидцем этого события и имел возможность не раз переспросить отца по поводу его речи.

10) Точно также бросается в глаза то, что автор “Замечаний” говорит в оправдание фрейлины баронессы Менгден (стр. 591), которую, [619] очевидно, он очень хорошо знал лично. Миних-сын был женат, как известно, на баронессе Менгден и вышеупомянутая девица Менгден была, вероятно, близкой родственницей его жены. Как придворный, очень хорошо знавший всех фрейлин, он мог сообщить о них более подробные сведения, тогда как от Панина этого ожидать нельзя.

11) На стр. 596 мы читаем: “Изображение великой княгини Анны Карловны, представленное г. Манштейном, есть вымышленное. Вот как описывает ее один человек, имевший честь знать сию государыню коротко”. За сим следует обстоятельная характеристика, заимствованная отчасти из Записок Миниха-сына (стр. 212). Если бы человек, “коротко знавший великую княгиню”, не был сам автор “Замечаний”, то вряд ли он прибавил бы слова: “имевший честь”. Эрнст Миних, ее гофмаршал и доверенное лицо, был именно таким человеком, какой тут описывается. Мы можем привести из Записок Миниха-сына (стр. 186) пример, свидетельствующий о том, что, говоря об императрице Анне Иоанновне, Миних выражался подобным же почтительным образом, почти в тех же самых выражениях: “Я был один из тех, кои пользовались честью ей прислуживать”.

12) Характеристика фельдмаршала Миниха (стр. 600—602), написанная в опровержение неблагоприятного отзыва о нем в Записках Манштейна, несомненно производит, как уже заметил Щебальский, такое впечатление, как будто автор считает этот вопрос своим собственным, личным делом. Автор признает, до некоторой степени, в фельдмаршале “вспыльчивость” и “честолюбие”—недостатки, присущие иногда и “великим людям”, но хочет оградить его от упрека в скупости, проявлявшейся временами (срав. Memoires de Manstein, Leipz, 1771 г., стр. 429), и говорит: “домашние расходы его несоразмерны были доходам”.

Каким образом мог Панин знать так обстоятельно домашние доходы и расходы Миниха? Каким образом могло ему быть известно, что фельдмаршал “о предприятиях своих редко открывался?” (“Замечания”, стр. 601). Ведь Панин не был его доверенным лицом, которому он поверял свои мысли; только сын мог претендовать на такое доверие, да разве адъютанты его могли знать достоверно подобные вещи. Допустить же, что Панин заручился у них этими сведениями, было бы крайне неправдоподобно.

13) На стр. 606 и 607 “Замечаний” делается поправка к примечанию Губера (Huber), помещенному во французском издании Манштейна (Лейпциг, 1771 г., стр. 431 и 432), в котором говорится о возвращении Миниха из Сибири и о последующих годах его жизни. Автор “Замечаний” говорит поэтому поводу: “сын графа Миниха, сопровождаемый своими детьми, тремя сыновьями и двумя дочерьми, рожденными во время ссылки его в Вологде, прибыл в Петербург за несколько недель прежде родителя своего. [620]

Тут он нашел уже приехавшими из Риги старшую дочь свою и супруга ее, барона Фитингофа” и т. д.

Весьма неправдоподобно, чтобы Панин мог знать в подробности все эти семейные отношения! За то отец тех трех сыновей и двух дочерей, родившихся в Вологде, мог и по прошествии десяти лет живо помнить все подробности той великой и радостной минуты, в которую он свиделся с отцом после 20-летней разлуки! (Рассказ о поведении Миниха при свержении Петра III, сообщаемый в “Замечаниях” (стр. 607), подтверждается Рюльером (Rulhiere, Histoire ou Anecdotes sur la revolution de Russie, en l'annee 1762. Paris, 1797, p. 116—136). – прим. А. Ю.).

14) Автор “Замечаний” сообщает нам (стр. 608), что имение графини Миних было конфисковано; далее он говорит (стр. 600), что Миниху-сыну “ни полушки не выдали” из принадлежавшего ему и конфискованного движимого имущества и драгоценностей, и не подлежит особенному сомнению, что он видел деревню, назначенную Миниху-сыну первоначально местопребыванием, так как он называет ее “самой бедной”. Ему также известны доходы Миниха-сына, в разное время его ссылки. Вряд ли кто иной, кроме самого Эрнста Миниха, мог сообщить подобные, чисто личные, подробности 2) (Автору “Замечаний” также известно (стр. 578), что Манштейн пользовался многими благодеяниями Миниха, и он обвиняет его в неблагодарности. – прим. А. Ю.). Они были слишком маловажны для того, чтобы гр. Панин собирал о них сведения.

Этих примеров, нам кажется, достаточно для того, чтобы придти к убеждению, что автором “Замечаний на записки Манштейна” не мог быть не кто иной, как тайный советник гр. Эрнст Миних.

Те противоречия, на которые мы натолкнулись при этом, оказались весьма несущественными и хотя они были, до известной степени, совместимы с предположением об авторстве Петра Панина, но при ближайшем исследовании оказывается, что они все-таки говорят скорее в пользу Миниха.

Для того, чтобы устранить последнее сомнение, следовало бы собрать более точные сведения о продолжительности пребывания китайского посольства, приехавшего в Россию в 1732 году, так как это обстоятельство несколько затруднило наше исследование.

Главный аргумент, на котором мы основываем наши доказательства, сам по себе достаточно убедителен, но он приобрел еще большую долю вероятия после того, как нам удалось подкрепить его новыми доводами и сопоставлениями, которые отдельно взятые могли только казаться правдоподобными, т. е. были еще сомнительны, а не казались неопровержимыми. [621]

Масса новых данных, заимствованных нами из самого текста “Замечаний” и говорящих в пользу авторства гр. Миниха, навсегда, кажется, устраняете мысль о том, что гр. Панин мог быть автором этого сочинения.

IV.

Если мы зададимся теперь вопросом, при каких обстоятельствах и с какою целью были написаны “Замечания”, то, за недостатком положительных данных, мы будем вынуждены ограничиться в этом случае одними догадками, которые мы не можем выдавать за неопровержимую истину, но которые могут объяснить нам некоторые факты, оставшиеся бы иначе сомнительными и загадочными.

В 1770 и 1771 гг. появились в печати Записки Манштейна (О разных изданиях Записок Манштейна см. стр. 445—452 нашего исследования: Manstein's Memoiren und seine Quellen fur die Belagerung Danzigs (1734) und den Turkenkrieg (1736 — 1739), в журнале “Russische Revue”, St.-Petersburg, 1886, IV, 438—491. – прим. А. Ю.) (на английском, французском и немецком языках), в которых были высказаны довольно резкие суждения о фельдмаршале Минихе и осуждались некоторые его действия и мотивы, руководившие иногда его поступками. Сын его, тайн, сов. Эрнст Миних, считал своим долгом восстановить репутацию отца, насколько это было возможно, не искажая истины; при этом у него явилось также желание восстановить в истинном свете некоторые факты и события, описанные Манштейном из той эпохи, которой он сам был очевидцем, и нарисовать верными красками портреты некоторых личностей, которые были ему известны или стояли к нему близко, и защитить их, по мере возможности, от нападков Манштейна. Занятие историей было всегда любимым препровождением времени для Миниха-сына и его Записки свидетельствуют о том, что он занимался и ранее писанием заметок, вроде тех, каковыми оказались “Замечания”.

Вот каким образом возникли, по всей вероятности, “Замечания на Записки Манштейна”! При том их автор просматривал, как нам кажется, немецкое и французское издание Записок Манштейна 1771 года (Leipzig, 1771, Weidmanns Erben und Reich. – прим. А. Ю.). То сказание Бюшинга (Не “Бишенга”! – прим. А. Ю.), помещенное в примечании (См. немецкое издание Манштейна, стр. 360. В этом примечании сообщается, что фельдмаршал Миних стремился сделаться герцогом украинским или господарем молдавским. Автор “Замечании” ошибается, однако, считая Бюшинга автором этого известия. Слова Бюшинга приведены тут только в пример для разъяснения спорного пункта. – прим. А. Ю.) Манштейна, к котором [622] автор “Замечаний” делает поправку (стр. 578), упоминается с именем Бюшинга только в немецком издании, тогда как обширная заметка о возвращении Миниха из ссылки, о которой говорится в “Замечаниях” на 606 и послед. страницах, помещена лишь во французском издании (Губера) Записок Манштейна.

Затем надобно допустить, что граф Эрнст Миних имел твердое намерение опубликовать свои “Замечания”, с целью поправить или опровергнуть печатно только что появившиеся Записки Манштейна, ибо только под этим условием их цель становится нам понятною. Хотя Миних-сын был уже, по-видимому, знаком с Записками Манштейна в рукописи в то время, когда он писал свои собственные Записки (1758 г.), и пользовался ими как источником; однако, только при появлении их в печати, у него явилась мысль написать, в. виде опровержения на них, свои “Замечания”, при чем он воспользовался своими “Записками”, писанными ранее, и выписал из них некоторые места почти буквально.

Однако, ему было неловко издать эти полемические заметки под своим именем, ибо читатели не отнеслись бы к нему тогда с таким доверием, могли обвинить его в пристрастии, так как почти половина этого сочинения (около 40 печатных страниц) посвящена защите его отца против неблагоприятных отзывов и исторически неверных сведений, сообщенных о нем Манштейном. Кроме того, автор “Замечаний” поправляет и те места в Записках Манштейна, в которых говорится о самом Минихе-сыне.

В виду этого ему необходимо было остаться неизвестным, дабы заслужить доверие читателя, и по этой именно причине для него было весьма важно, чтобы его сочли за человека вполне русского, и как таковой, он должен был высказать свое мнение об иностранцах и немцах, не смотря на то, что его собственный отец был иностранец и что он сам более чем на половину был и остался немцем, хотя был совершенно предан русскому царствующему дому и России. Таким образом объясняется чувство национальной гордости и чисто русский патриотизм, выражение которого мы встречаем в некоторых местах “Замечаний” (Так, напр., “Замечания”, стр. 382: “Свет видел с коликим успехом россияне действовали в сей войне” (в Польше), стр. 392. “Анна, управляемая иноплеменным извергом (т. е. Бироном). Стр. 404: “словесность наша”. Стр. 578: “Любовь к отечеству... руководствовали знаменитого полководца” (т. е. Миниха). На стр. 600, отзываясь с величайшей прошей о Шетарди и прусском посланнике, лишавших Россию ее лучших сил, он замечает: “Так во все времена гг. иностранцы доброхотствовали нашему отечеству”. – прим. А. Ю.). А так как граф Эрнст Миних провел уже часть своей молодости в России, без сомнения, знал хорошо русский язык, и эта страна стала для него вторым [623] отечеством, так сказать, новой родиной, а судьба его с молодых лет была связана с русским двором, то этот русский патриотизм является у него лишь искренним выражением его личных чувств и пригодился ему как нельзя лучше для его защитительной цели.

Что он старается говорить беспристрастно и желает быть справедливым, видно из того, что он не закрывает глаза на недостатки отца и упоминая, между прочим, о его вспыльчивости и чрезвычайном честолюбии, отзывается о них с явным неодобрением и отнюдь не старается игнорировать эти недостатки, тогда как в своих Записках, писанных для детей, он опускает, разумеется, подобные неблагоприятные отзывы об их деде; было бы непедагогично, как уже сказано, говорить с неодобрением о такой личности, которая должна была служить для них авторитетом.

Об императрице Анне Иоанновне также высказано в “Замечаниях” строгое суждение и на нее возлагается тяжкая вина (стр. 410): смерть Волынского ставится ей в укор, ибо она допустила совершиться казни.

Между тем, как “Записки” свои Миних писал в ссылке и мог считать неудобным признать в них недостатки отца и не безопасным осуждать коронованных особ, в “Замечаниях”, писанных им гораздо позднее, он мог позволить себе гораздо более вольные суждения.

Очевидно, он не имел намерения издать свои “Записки”, ибо в таком случае не поместил бы из них так много выписок в “Замечаниях”, так как это могло выдать его инкогнито и на основании этих выписок можно было бы доказать, что он именно есть автор этих Замечаний. Издавая эти последние анонимно, он надеялся, что они будут казаться вследствие этого более достоверными и что это обстоятельство придаст ему вид очевидца списываемых им событий и даже походов. Хотя он и осуждал в них отца в некотором отношении, зато в общем мог восхвалять и защищать его, что он и считал, без сомнения, своим сыновним долгом и что было, вероятно, главной побудительной причиной для составления им “Замечаний”.

Мы можем привести еще один пример того, что гр, Эрнст Миних, кроме “Замечаний”, брался иногда за перо с целью оправдать кого-нибудь или восстановить исторические факты в их истинном свете. Уже после окончания “Замечаний”, в 1775 г., он издал часть своих Записок с целью оправдать своего отца, фельдмаршала Миниха, против обвинений, взведенных на него в сочинении Бирона! Это сочинение Бирона на французском языке (Русский перевод этого сочинения помещен в Арх. кн. Воронцова, т. XXIV (1880 г.), 12-36. – прим. А. Ю.) было издано Бюшингом в его известном Сборнике (Magazin, IX, 383—398) и при нем был приложен в виде опровержения, написанный [624] на немецком языке, “ответ — (Antwort) и т. д. одного из ближайших родственников фельдмаршала графа Миниха (Ответ этот совершенно напрасно переведен недавно (Арх. кн. Воронцова, т. XXIV, 37—56) на русский язык, так как он уже имеется на русском языке как часть Записок Миниха-сына.)”. Ответ этот оказывается отрывком из Записок Миниха-сына (Записки Миниха-сына, стр. 161—175 и 187—207).

По всей вероятности, он же сообщил Бюшингу для напечатания “письмо фельдмаршала Миниха к кн. Лобковицу” (напеч. в Buschings Magazin, VII, 235—240), так как он называет французский перевод этого письма, помещенный в Записках Манштейна, плохим (Русские переводы этого письма помещены в “Чтениях в имп. ист. общ.” 1863 г., IV, V, 74—80 (где, однако, неверно число, коим помечено это письмо) и в “Русской Старине”, в тексте перевода рукописи Записок Манштейна, изд. 1875 г., сентябрь, стр. 168. — В “Сборнике русск. ист. общ.”, т. XIX (1876 г.), 3—12, напечатан другой, французский, перевод этого письма, также с неверным числом. Кроме того, это письмо было неоднократно издано и в других местах. – прим. А. Ю.), о чем выше было уже говорено.

Наконец, мы упомянем еще о том, что автор “Замечаний”, очевидно, воспользовался во многих местах “Записками Миниха” и сделал из них выписки; этот факт также говорит в пользу авторства Миниха. Его “Записки” были уже написаны в 1758 г. и значительную часть их мы находим в “Замечаниях”; но надобно заметить, что “Записки” эти не были еще изданы в то время, а находились в рукописи и, кроме того, имели совершенно частный характер и цель; они были написаны для семейства, для детей и как таковые держались, вероятно, в тайне от посторонних; никто, даже сам Бюшинг, пользовавшийся большим доверием семейства Миниха и описавший жизнь фельдмаршала, не упоминает в то время об их существовании. Даже по случаю издания вышеупомянутого “ответа” (Antwort) он не говорит о том, что ответ этот составляет часть обширных “Записок Миниха-сына”; допустив даже, что он знал о существовании их, во всяком случае, он нигде об этом не упоминает.

Каким же образом мог Панин иметь в своем распоряжении эту семейную рукопись? Нам неизвестно даже о существовании между ним и гр. Эрнстом Минихом каких-либо близких и особенно дружественных отношений.

В “Замечаниях” приведены, зачастую, довольно подробные и даже пространные выдержки из этих “Записок”, хотя они сделаны по большей части не совсем буквально, но довольно произвольно и нередко с некоторыми изменениями и дополнениями; иногда же они приводятся почти с буквальной [625] точностью, при чем косвенная речь “Записок” заменяется обыкновенно в “Замечаниях ” прямой (Напр., сравни “Записки”, стр. 226, и “Замечания”, стр. 587 наверху; также Зап., стр. 228, и Зам., стр. 588. Слова Бирона, Зап., 162, в косвенной речи (oratio obliqua), Зам., 393, в прямой. – прим. А. Ю.).

Тогда как “Записки” и упомянутый ответ (Antwort) относятся друг к другу как перевод к оригиналу, “Замечания” являются, до некоторой степени, как бы переделкой Записок, при чем нередко целые периоды в обоих сочинениях совершенно тождественны по содержанию, но различествуют по изложению. Местами в тексте “Замечаний” сделаны добавления, как уже сказано.

В исследовании П. Н. Петрова, прибавленном новейшему изданию “Замечаний”, не выяснена эта связь, существующая между ними и “Записками”, не смотря на то, что о ней давно уже известно.

Вероятно, некоторые исследователи будут нам признательны, если мы укажем здесь на параллельные места в обоих сочинениях. С этой целью нумерация тех страниц в “Записках Миниха-сына” (Спб., 1817 г.), которые соответствуют подобным местам в “Замечаниях на Записки Манштейна”, поставлена нами в скобках; мы цитируем здесь “Замечания” по последнему изданию в “Русской Старине” (1879 г., т. XXVI) точно также, как цитировали и до сих пор, и присовокупляем к этому заголовок отдельных глав:

Продолжение о Бироне 376 (49).

О размолвке гр. Миниха с Бироном: 379 (61), 380 (62, 64), 381 (64).

Отправление гр. Миниха в Польшу: 381 (71).

Прибытие французской флотилии: 382 и 383 (81).

Об отправлении франц. военно-пленных: 383 (89).

О покорении Очакова: 387 (119).

Описание последних дней имп. Анны Иоанновны: 392 (162), 393 (162— 164), 394 (164—166), 395 (167—168), 396 (169—171), 397 (171 — 173), 398 (173—174), 399 (175).

Некоторые подробности и т. д.: 400 (186 и 187, 183, 184, 180), 401 (184, 185, 182), 402 (179(?), 180, 181), 405 (185, 186), 408 (178).

Обозрение Биронова регентства: 567 (187, 188), 568 (188, 189), 569 (190, 191, 192), 570 (193, 194), 571 (194, 195), 572 (196, 197), 573 (198, 199), 574 (200, 201), 575 (201—204), 576 (204, 205), 577 (205, 206).

Вступление принцессы Анны в управление и поведение... Миниха: 578 (207, 208), 579 (208, 209).

Милости, оказанные правительницей: 580 (210, 211), 581 (211, 212). [626]

Возвращение... маркиза де-Ботта: 584 (221).

Замешательства российского двора: 584 (221, 222), 585 (222, 223).

Происки венского министерства: 585 (223), 586 (224, 225, 226).

Мнение гр. Миниха: 587 (226, 227).

Обяснение гр. Миниха: 587 (227), 588 (228).

Увольнение гр. Миниха: 588 (228, 229), 589 (229, 230).

Ожидания венского кабинета не сбылись: 589 (230, 231), 590 (231, 232).

Изображение Анны Карловны: 596 внизу (215 внизу и 212 внизу), 597 (213, 214, 215).

Биографическое известие о гр. Минихе: 602 (8, 10, 11), 603 (11, 12, 13, 14), 604 (14, 15, 17, 19 (?), 20, 21), 605 (29, 57 (?)).

Кажется вот и все параллельные места, которые могут броситься в глаза читателю при просмотре обоих сочинений.

V.

Теперь рождаются вопросы: когда и где именно были написаны Минихом “Замечания”?

На оба эти вопроса мы можем ответить только более или менее правдоподобными предположениями.

Так как автор ссылается на издание Записок Манштейна 1771 г., то этот год и был, вероятно, самою раннею эпохою, в которую он начал писать.

Нам неизвестно также, когда он окончил свои “Замечания”, но мы знаем, что он скончался 24 января 1788 года. Впрочем, можно было бы попытаться извлечь из самого содержания этого сочинения какие-нибудь данные для более точного определения хронологии этого вопроса; но он не представляет для нас особенной важности. Весьма возможно, что “Замечания” были написаны в Петербурге, но странным может показаться, почему они не появились в печати при жизни Эрнста Миниха.

Предположение Щебальского о том, что оригинал был написан на немецком языке, кажется нам довольно правдоподобным; только нельзя теперь еще согласиться с его мнением, что русский текст написан первым издателем “Замечаний”, так как по слогу они не подходят к половине прошлого столетия, как утверждает Щебальский. Слог “Замечаний” весьма сходен с русским слогом “Записок” (Следует обратить внимание на выражения, встречающиеся в них, как, напр., стр. 585 (Замеч.): не токмо; стр. 576: двадесять и т. .п. – прим. А. Ю.) и, насколько мы [627] можем судить, не вдаваясь специально в изучение языка, весьма подходит к слогу того времени. Разумеется, старинные наречия и союзы встречаются в них не так часто, как в “Записках”.

Последний издатель “Замечаний” (см. “Русская Старина”, изд. 1879 г., том XXVI. 360), т. е. редактор “Русской Старины”, приобретший в собственность, из бумаг военного исторического писателя Висковатова, ту же рукопись “Замечаний на записки Манштейна”, каковая была в распоряжении, шестьдесят лет тому назад, П. Свиньина (изд. “Отечеств. Записок”), первого издателя “Замечаний”,—не может, однако, сказать нам по этому поводу ничего положительного. Если оригинал, действительно, был написан по-немецки, то остается пожалеть, что он еще не был найден и ни разу не был напечатан на этом языке.

История русской рукописи также остается для нас неизвестной. Было бы весьма желательно, чтобы этой вопрос был несколько разъяснен.

Что касается того, заслуживает ли это сочинение доверие читателя, то несомненно, что оно должно было явиться более или менее тенденциозным уже потому, что сын задался в нем целью оправдать отца.

Тем не менее, мы не можем отрицать в нем честного стремления к истине и объективности; взгляды Манштейна, видевшего недостатки Миниха через “увеличительное стекло”—чего нельзя вполне отрицать—опровергаются иногда весьма убедительно. Впрочем, иной раз встречаются и ошибки, которые мы отнюдь не считаем себя вправе признать умышленными. Так, напр., автор утверждает, что фельдмаршал Миних не принимал ни малейшего участия в убийстве Синклера (стр. 390). Между тем, ныне мы вполне убеждены в его вине из собственноручного приказа, данного им по этому поводу (см. Соловьев, “Ист. России”, ХХ, приложение), следовательно, в этом случае Манштейн был прав.

Далее, рассказ о том, что Миних стремился сделаться герцогом украинским или господарем молдавским (ср. Memoires de Manstein, Leipz., 1771 г., стр. 356), называется в “Замечаниях” вымышленной сказкой. По недостатку иных данных, мы не можем высказать по этому поводу решительного мнения, однако, Бюшинг также повторяет этот рассказ, сообщенный Манштейном, а надобно заметить, что Бюшинг весьма заслуживает доверие.

На стр. 375 автор “Замечаний” говорит, что Манштейн приводит некоторые речи, которые никогда произнесены не были; в этом случае он, может быть, прав.

Тон “Замечаний” заметным образом разнствует от тона “Записок”; первые имеют более полемический характер, и автор высказывает в них свои мнения более резко и энергично.

О характере Бирона и о его влиянии он отзывается с дурной стороны [628] и против самой императрицы Анны Иоанновны взводит тяжкое обвинение в том, что в ней не было самостоятельности, и что она легко поддавалась постороннему влиянию; подобный же упрек делается императрице Елисавете Петровне.

О фельдмаршале Минихе и его генералах говорится подробно.

“Замечания” служат дополнением к “Запискам” Манштейна, а равно и к “Запискам” самого Миниха-сына, несмотря на то, что большая часть их заимствована из этих же последних. Однако, вчитавшись в них повнимательнее, мы увидим, что в них все таки есть много самостоятельного и важного; такова, можно сказать, половина всего сочинения.

“Замечания” заслуживают также внимания, как материал для биографии фельдмаршала. Хотя большинство фактов, касающихся его жизни, заимствовано из “Записок Миниха-сына”, но в “3амечаниях” мы находим оценку его действий и его характера, что придает этому сочинению значительный интерес.

Доказав таким образом, что Миних-сын есть, действительно, автор этих “Замечаний”, мы можем теперь воспользоваться ими как источником для его биографии, так как мы узнаем из них некоторые подробности о его общественных отношениях, которые до сих пор были нам неизвестны.

Итак, поблагодарив читателя за терпение, с коим он следил за нашим подробным и кропотливым исследованием, которое, именно в силу этой обстоятельности, вряд ли может быть кем-либо опровергнуто, мы намерены в заключение сообщить краткий очерк жизни несомненного уже теперь автора “Замечаний на Записки Манштейна”. [629]

VI.

Жизнь графа Миниха-сына (1708—1788)

До сих пор мы не имеем сколько-нибудь обстоятельной биографии гр. Эрнста Миниха. В своих “Записках” он знакомит нас довольно подробно с своим образом жизни до 33 летнего возраста (т. е. приблизительно до 1741 г.). Составленная по ним краткая биография его помещена в “Словаре достопамятных людей русск. земли” Бантыша-Каменского (Москва, 1836, т. III, стр. 345—349), к которой присоединено еще несколько заметок о нем, заимствованных у Манштейна, но не упомянуто даже в котором году Миних-сын скончался.

Было бы весьма желательно, чтобы все имеющиеся о нем заметки были собраны, и по ним была бы составлена биография Миниха-сына, который представляет собою личность довольно интересную, как сын столь знаменитого отца и как автор известных “Записок” и “Замечаний на Записки Манштейна”.

Мы попытаемся изобразить здесь главнейшие моменты его жизни.

Эрнст фон-Миних (Было бы вернее писать “Мюнних” (Munnich). – прим. А. Ю.),—впоследствии, по отце, также граф,—родился 10 января 1708 г. (По нов. стилю—след. по стар. стилю в 1707 году, см. его Записки, 5.) в Гейнсфурте близь Эттингена, в то время, когда отец его, бывший в ту пору гессен-кассельским майором и участвовавший в войне за испанское наследство, только что возвратился из Верхней Италии и отправился в Нидерланды. Жена будущего русского фельдмаршала, рожденная фоц-Вицлебен, сопровождала своего супруга в походах; за год перед тем у них уже родился около Майланда сын, названный также Эрнестом, но проживший всего четыре недели (См. дневник Миниха в Записках одесск. Общ. ист. и древн., IV, изд. 1858 г., стр. 431 и след. – прим. А. Ю.). Второй сын, названный тем же именем, остался жив. “Его звали просто Эрнст, а не Эрнст Иоанн, а также и не Иоанн Эрнест, как встречается в некоторых печатных сочинениях” (Гадебуш, Ист. лифляндск. дворянства, т. II, стр. 201, немецкая рукопись, находящаяся в Дерпте. Срав. “Russische Revue”, 1886, III, стр. 333 и послед. – прим. А. Ю.).

Когда отец его поступил впоследствии в польскую службу (1717), [630] то 9 летний мальчик был уже произведен в прапорщики вновь учрежденной Минихом “польской коронной гвардии” (Записки Миниха-сына, изд. 1817 г., стр. 8 и 9). В конце 1721 г. Миних поступил в русскую службу и проездом в Петербурге оставил своего сына в Риге с его воспитателем Виллишем (Willisch), получившим в тамошней школе место суб-конректора (См. “Familienbuch” в Mittheilungen ans dem Gebiet der Geschichte Liv-, Est- und Curlands, 1843, стр. 356 и послед. – прим. А. Ю.). Эту школу посещал четырнадцатилетний мальчик, живший в это время у ректора Горника, и учился с большим прилежанием; он занимался латинским и греческим языками, но других не изучал, о чем он впоследствии сожалел (Записки, 16). Года два спустя (1723 г., февр.), отец вызвал его в Петербург и предоставил ему сделать выбор между карьерою военного и поприщем “ученого”. Сына более прельщало это последнее и он уехал, видав Петра Великого последний раз в декабре месяце,—в Женеву, где слушал лекции философии, истории, права и т. д.. изучал новейшие языки и занимался искусствами (танцами, фехтованием и музыкой, Зап., 26), хотя по врожденной робости избегал общества, где он, по своему собственному сознанию, между открытых и оживленных людей “часто играл прежалкую роль немого” (Зап., 26). Таким образом, он провел в Женеве несколько лет, пока отец не послал его весною 1727 года в Италию, откуда он возвратился, наконец, в августе месяце в Петербург, сделав по пути еще много знакомств в высшем кругу в Германии. В скором времени, при помощи Остермана, он получил место при русском посольстве (Как “дворянин посольства”, Зап., 34 (“Gentilhomme d'Ambassade”, Manstein, Mem., Leipz., изд. 1771 г., 433). – прим. А. Ю.), отправленном на конгресс в Суассон (Soissons); Головкин отнесся к нему с полной готовностью быть ему полезным. Во время этой поездки молодой Миних познакомился в одном обществе в Брюсселе с французским поэтом Жаном Батистом Руссо (ум. 1741) и во время пребывания во Франции вообще хорошо освоился с французским языком. В мае 1729 г. он был в Суассоне, а затем отправился в Париж. Тут он узнал, в 1731 г., о назначении его камер-юнкером русского двора. Когда Головкин, относившийся к нему как к родному сыну, отправился в Гаагу, то Эрнст фон-Миних остался в Париже в качестве “поверенного в делах во Франции” (Зап., стр. 56) с 3,000 р. жалованья. Он был представлен королю и гордился тем, что в 23 года занимал уже официальную должность при одном из первых дворов Европы (Зап., 56).

Однако, он получил вскоре приказание возвратиться в Петербург, куда и прибыл после пятилетнего отсутствия, в апреле 1733 г., посетив [631] по пути Риту и Дерпт. Тотчас по приезде он был представлен императрице, а также великим княжнам, Анне и Елисавете, которые при этом милостиво поцеловали его в щеку, чем молодой Миних был крайне польщен, так как подобная честь оказывалась только наиболее почетным лицам.

Брак, который имел в виду для него отец с одной из родственниц Бирона, не состоялся, так как благоволение императрицы к отцу его начинало уже колебаться (Зап., 60). В 1736 г. молодой придворный был послан в Варшаву к королю Августу III, с поручением вручить ему орден св. Андрея. Август наградил его по-царски, пожаловав ему перстень, осыпанный бриллиантами, и некоторую сумму денег (Зап., 99). Возвратившись в Петербург, Миних узнал о победоносном вступлении своего отца в Крым (1736). 1737 год проведен им, по-видимому, в Петербурге, где он видел добычу, привезенную из Очакова и военнопленных (Зап., стр. 117 и след.), и радовался тому, что при дворе к его отцу применяли старинные слова: veni, vidi, vici. В том же году он был пожалован императрицей в действительные камергеры (См. Familienbuch, Mittheilungen (1843), III, 357. – прим. А. Ю.).

Между тем как на юге все более и более разгоралась война, в сердце молодого Миниха возгоралась любовь к молодой фрейлине, баронессе Анне-Доротее Менгден; императрица вполне одобряла эту привязанность, о которой с радостью узнал и его отец. Однако, юный жених, не смотря на благоволение к нему судьбы, был вынужден отправиться, по болезни, для пользования горячими источниками, в Ахен, и с этою целью выехал из Петербурга в феврале месяце 1738 года. По возвращении его состоялась, наконец, свадьба, 20-го февраля 1739 г. (В Familienbuch она считается 3-го марта, след. по новому стилю. – прим. А. Ю.); празднества и церемонии, сопровождавшие ее, подробно описаны в “Записках” (127 и послед. стр.). Фельдмаршал также присутствовал на свадьбе своего сына, хотя ему предстояло снова отправиться в поход и он подарил, по этому случаю, новобрачному поместье Ранцен в Лифляндии (около 20 гакенов земли, стоимостью в 22,000 руб.) (Там же. – прим. А. Ю.).

Молодой камергер пользовался доверием и благосклонностью императрицы Анны Иоанновны, которая украсила его после заключения мира орденом св. Александра Невского, а когда отец стал хлопотать о назначении его посланником при датском дворе, то ему было объявлено, что государыня не может отпустить его, так как она слишком к нему привыкла.

После смерти императрицы принцесса Анна Леопольдовна также относилась к Миниху-сыну весьма благосклонно; он был назначен ее [632] гофмейстером и остался камергером при ее сыне, младенце-императоре Иоанне Антоновиче. Дежуривши однажды при нем в одну темную ноябрьскую ночь, 1740 года, и внезапно проснувшись, увидел он принцессу, сидевшую у его кровати; чрезвычайно встревоженная и взволнованная, она сообщила ему, что его отец приказал в этот самый час арестовать ненавистного регента. Они провели некоторое время в томительном ожидании и оба одинаково желали этому предприятию благополучного исхода.

На следующий день после свержения Бирона, оба Миниха, отец и сын, и барон Менгден имели совещание о наградах, которые следовало раздать вельможам и сановникам государства. Сын записывал то, что диктовал ему отец, но удержал его от честолюбивого намерения сделаться генералиссимусом, сказав, что это звание принадлежит отцу молодого императора, а ему следует довольствоваться постом первого министра.

В этот день принцесса пожаловала бывшего камергера обергофмаршалом и подарила ему соответствующий этому званию экипаж и дом вблизи от дворца. Он был постоянно признателен ей за эти милости (“Зап.”, 215).

В это время король прусский, стараясь приобрести расположение первого министра, прислал ему свой портрет, осыпанный бриллиантами, 30,000 рейхсталеров деньгами и пожаловал ему поместье Биген (“Das “Amt” Biegen. – прим. А. Ю.). Миних-отец оставил себе только портрет короля, а обе другие милости перешли, с дозволения правительницы, к его сыну (Familienbuch, стр. 353. “Записки”, 219. – прим. А. Ю.), получившему также от короля Августа орден Белого Орла (“Зап.”, 220).

Когда фельдмаршал получил отставку, то его сыну, вместе с графом Левенвольдом, было поручено сообщить ему эту весть, так как никто другой не дерзал этого сделать.

Наконец, при императрице Елисавете Петровне фельдмаршал Миних подвергся окончательной опале, и сын разделил его участь. Он был арестован в тот же день, как и отец (25-го ноября 1741 г.), хотя он вовсе не был причастен политическим интригам, и Елисавета Петровна в сущности благоволила к нему (Familienbuch, стр. 358 и послед. “Записки”, 219. – прим. А. Ю.), однако, под пустым предлогом он был лишен места и чинов. Его поместья в Лифляндии: Луниа, Мойзекац и Пёлькс (Гадебуш, Ист. Лифл. дворян., т. II, стр. 203. – прим. А. Ю.) были конфискованы (Замечания на Зап. Манштейна, “Русская Старина”, т. XXVI, изд. 1879 г., стр. 608 и след. – прим. А. Ю.), но взамен их ему дали деревню в России, где ему было назначено жить.

В одном донесении Пецольда, от 30-го января 1742 г. (в “Сборнике русск. истор. общ.”, т. VI, стр. 409 и след.), мы читаем следующее: “Сын [633] генерал-фельдмаршала Миниха получает под Москвою деревню, с правом совершенно свободно проживать в оной с своею семьей; эта милость, а равно и то, что он не был выведен на лобное место и о нем произнесен особый приговор, заслужена им тем, что, быв допрошенным при первом допросе прежде всех остальных, он говорил в своих показаниях совершенную правду, не утаив и не скрыв ни малейшего известного ему обстоятельства”.

В другом донесении к Брюлю, от 3-го февраля 1742 года (ibid., стр. 410 сл.), Пецольд рассказывает:

—“Молодой гр. Миних также уверял, в присутствии одного преданного мне друга, который вчера лично разговаривал с ним, что несправедливо утверждают, будто бы он других выдал своими показаниями, и что он может приписать оказанную ему милость только тому, что невинность его признана”.

Из движимого имущества и драгоценностей ему “ ни полушки не выдали”. Деревня, назначенная ему местопребыванием, была “самая бедная”, поэтому он хлопотал о том, чтобы вместо нее ему выдавали ежегодно известную сумму денег.

Просьба его была уважена и ему было повелено жить под присмотром полиции в Вологде, в 400 верстах приблизительно от Москвы, где в то время было много голландских купцов (Manstein, Memoires (1771, Leipzig) p. 433. – прим. А. Ю.). На содержание ему отпускалось ежегодно 1,000 р., а под конец ссылки эту сумму увеличили до 1,400 р. (Замечания на “Записки” Манштейна, “Русская Старина”, т. XXVI, 1879 г., 608 и след. – прим. А. Ю.).

К сожалению, нам неизвестно в точности, когда именно он оставил Петербург и когда переехал из той русской деревни в Вологду.

Перед отправлением его отца в Сибирь из крепости, Эрнст Миних и его жена получили дозволение повидаться и проститься с ним. Бывший фельдмаршал подарил ему при этом случае перстень со своего пальца с великолепным бриллиантом, оцененным в то время в 4,000 руб., который существует и по настоящее время (См. Familienbuch, стр. 359. Я видел этот перстень в бывшем имении Миниха Луниа. Он принадлежит ныне барону Нолькену, живущему там. – прим. А. Ю.).

Когда отец его был сослан, в феврале месяце 1742 г., в Сибирь, то Миних-сын принял в свое управление, до возвращения фельдмаршала, его поместья в герцогстве Ольденбургском.

Императрица Елисавета Петровна подарила, в 1744 г., брату (Julius Eckardt сообщает нам интересные подробности о нем и его семействе в своем сочинении: “Jungrussisch und Altlivlandisch”. (Лейпц., 1871 г., стр. 341- 375). – прим. А. Ю.) [634] фельдмаршала, обергофмейстеру барону Христиану Миниху (1686—1768 гг.), который находился у нее в милости, лифляндские поместья племянника: Луниа, Мойзекац и Пёлькс (Polks). Имение Ранцен также было конфисковано у молодого Миниха (Familienbuch, стр. 358), но по возвращении из ссылки он получил взамен его Шванебург, а затем Петр III-й возвратил ему и прочие поместья (Гадебуш, 204.).

От брака Эрнста Миниха с баронессой Менгден родилось 4 сына и 3 дочери; большая часть этих детей родились во время ссылки.

Точно также, как фельдмаршал выказал себя по отношению к детям отцом любящим и заботливым, чему явным доказательством служит его семейная книга, Familienbuch, о которой уже неоднократно упоминалось нами выше, и граф Эрнст Миних заботился, по мере сил, о благе своих сыновей, желал дать им приличное воспитание и солидное, основательное и разностороннее образование, подобное тому, какое он сам получил в молодости, и старался о том, чтобы их познания были не поверхностные, а имели бы прочное научное основание. Но обстоятельства значительно затрудняли выполнение этих родительских желаний. Живя в ссылке, будучи в немилости у царствующей императрицы Елисаветы и к тому же имея крайне ограниченные средства, ему приходилось письменно обращаться к своим родственникам за помощью и содействием.

Трогательно и интересно читать те письма (Изданием этих весьма интересных писем, впервые появившихся в 1887 г. в печати (“Русская Старина”, 1887 г., февраль, стр. 465—469), мы обязаны графу Д. А. Толстому, который воспользовался ими для опровержения одного, недавно высказанного мною, предположения, к которому я пришел, по неимению в то время каких либо положительных данных относительно этого обстоятельства. (См. “Русская Старина” изд. 1887 г., январь, стр. 225—234).

Судя по этим письмам графа Эрнста Миниха, относительно его старшего сына, мы имеем полное право ожидать, что он заботился искренно и неусыпно о воспитании и всех остальных своих сыновей. Почему же его заботы, по отношению к этим двум сыновьям, не увенчались успехом?

Однако, не будем более вдаваться в область предположений. Служа иногда для разъяснения сомнений, они редко кажутся достаточно убедительными. – прим. А. Ю.), преисполненные отеческой заботливостью, которые он писал в то время (1756—1758 гг.) своему дяде барону Христиану Миниху, неустанно прося его выхлопотать своему старшему сыну дозволение слушать лекции в одном из германских университетов, что, по случаю семилетней войны, было сопряжено с особыми затруднениями. [635]

Бюшинг (Busching) также сообщает нам о нем в своих Записках (“Eigene Lebensgeschichte”, Halle, 1789, стр. 488): “Когда, во время ссылки отца, Миних был вынужден жить в Вологде, то он переписывался со мною в Геттингене по поводу своего старшего сына, графа Иоанна Готлиба, бывшего моим сотрапезником вместе со своим воспитателем Рунцэ, и по поводу домашнего учителя для своих младших детей”. Шмидт-Физельдэк, известный автор “Материалов к русской истории” (“Materialien z. d. russ. Gesch”. – прим. А. Ю.), рекомендованный Миниху Бюшингом, был также “несколько лет гувернером младших сыновей тайн. сов. графа фон-Миниха в Вологде и короткое время в С.-Петербурге” (Busching, Wochentliche Nachrichten, 1773, стр. 188).

Итак, видно, что Миних-сын пользовался в Вологде довольно большой свободой, особенно в сравнении с отцом, хотя он должен был жить очень скромно, не имел тут “собственных карет” и довольствовался вместе с семьей самым простым столом (См. Письмо фельдмаршала к воспитателю Рунцэ, “Русская Старина” изд. 1887 г., I, стр. 225—234. – прим. А. Ю.).

Тут же в ссылке написаны им, в 1758 г. (Зап., 233), “Записки”, предназначенные для детей, чтобы служить им указанием того, что следовало делать и чего надлежало избегать (Записки, 25).

Жена Миниха, с которой он жил весьма счастливо (Familienbuch, 357. – прим. А. Ю.), скончалась в Вологде в 1760 г. (Гадебуш, 208. – прим. А. Ю.) и, таким образом, он остался вдовцом, со своей склонностью к “докучливым мыслям” (Зап., 24); наукам было суждено разогнать эту грусть и, не смотря на преклонные лета, он “ломал еще [636] голову”, по его выражению, над математическими книгами (Записки его, стр. 25 и послед.). Занятие науками ему не возбранялось, и книги доставлялись ему, по его желанию, тогда как отец его был стеснен в этом отношении. Петр III возвратил обоих Минихов из ссылки.

Эрнст Миних прибыл со своими детьми в Петербург за несколько недель прежде родителя своего и выехал ему на встречу за 30 верст от столицы. Старый испытанный воин увидел молодое поколение внучат, выросших во время его ссылки (“Замечания на Записки Манштейна”, “Русск. Стар.” изд. 1879 г., т. XXVI, 606).

Миниху-сыну были возвращены его поместья Петром III, который хотел также отправить его посланником в Стокгольм, но это назначение не состоялось.

Екатерина II также относилась весьма благосклонно к Миниху-сыну, назначила его главным начальником таможень (directeur general des peages de toutes les douanes de l'empire, сообщает прусский посланник Сольмс, 1763 г., 31 окт., см. “Сборник русск. ист. общ.,” XXII, 156). В 1767 г., он был назначен депутатом в законодательную комиссию, учрежденную Екатериной (см. Гадебуш). В чинах он дослужился до тайного советника (уже в 1762 году). Императрица удостаивала его своим доверием и часто переписывалась с ним. В имении Луниа, близь Дерпта, хранится доныне 16 писем к нему императрицы от 1765 — 1775 гг., в коих она просила его о присылке книг и сообщала ему о своих литературных занятиях. Однажды, она пригласила его отобедать с ней наедине в ее комнате, принимая на себя ответственность, как она шутливо выразилась, за скандал, который мог бы от этого произойти.

Эрнст Миних скончался 24 янв., ст. ст., 1788 г., в С.-Петербурге, слишком 80 лет от роду. Имения Луденгоф и Виксус принадлежали ему также до его кончины.

Он погребен в Лунии, где покоятся и останки его отца, фельдмаршала Миниха.

Что касается характера Эрнста Миниха, то Манштейн говорит (Mem., 433) о нем, что “он не имел блистательных качеств своего отца, но наследовал многие его хорошие свойства, не получив ни одного из дурных. Он имеет ровный и основательный ум и чрезвычайно честен”.

— “Мне говорили”, передает Гадебуш, как выше было замечено, “что при взимании пошлины он не делал снисхождения даже родному отцу”. Он обладал всеми качествами, необходимыми для того, чтобы блистать в министерстве, где, без сомнения, его оценили бы вполне, если бы Анна Леопольдовна прожила долее”.

Действительно, граф Эрнст Миних обладал весьма основательными [637] познаниями, в особенности, в политической экономии (Ср. “Русскую Старину” 1837 г., февраль, 465, статью графа Д. А. Толстого. В имении Луниа, близь Дерпта, я нашел рукопись в 106 страниц в четвертую долю листа, тщательно переписанную набело на французском языке, под заглавием: “Essai Politique sur la Nature et les Avantages du Commerce de Russie”. В этом сочинении трактуется о торговле России с разными странами, и оно заключает несколько статистических таблиц касательно различных предметов торговли. Я предполагаю, что автор этого сочинения граф Эрнст Миних, который владел этим имением и, в качестве главного начальника таможен, мог иметь самые точные и полные сведения о русской торговле, к тому же и по времени эта статья как раз подходит к нему (в ней упоминается, однажды, 1773 год).– прим. А. Ю.), для коих послужили хорошей подготовкой его серьезные занятия юридическими и политико-экономическими науками во время молодости, за границей.

В Лунии висит поясной портрет гр. Эрнеста Миниха в натуральную величину (Гравированный портрет, приложенный к сочинению Н. А. Полевого “Русские полководцы” (Спб., 1845, стр. 83), исполнен, по-видимому, с этого портрета. Но Полевой ошибся, приняв его за портрет фельдмаршала. Некоторые материалы об Эрнесте Минихе находятся еще в “Русск. Архиве” 1866 г., 1544—1567. – прим. А. Ю.). Всматриваясь в его грустные, задумчивые глаза с отяжелевшими веками, невольно приходит на мысль, что его печальная участь и несчастие, постигшее его отца, нанесли его сердцу тяжкую рану, которую самое время не могло вполне залечить.

А. Я. Юргенсон