Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ЗАМЕЧАНИЯ НА ЗАПИСКИ О РОССИИ

генерала Манштейна, изданные в 1879 г. под именем графа Петра Панина,

1725—1744 гг.

[Перевод В. В. Тимощук с немецкой рукописи]

Кто занимался более специально изучением русской истории за время с 1725-го по 1744-й год, тот знаком, вероятно, с сочинением, появившимся в печати под заглавием: “Замечания на записки Манштейна”, и без сомнения задавался вопросом о том, кто же в действительности был автором этого, местами весьма интересного, сочинения.

По этому поводу делались различные догадки и этот вопрос долгое время оставался спорным, пока он не был, наконец, как бы решен окончательно, хотя и не вполне правдоподобно, при помощи новой гипотезы, которую до сих пор никто еще не оспаривал. Но наука, в интересах истины, требует таких доказательств, которые в состоянии были бы выдержать, не колеблясь, более строгую критику; поэтому мы и позволим себе подвергнуть подобной оценке все высказанные, по этому поводу, мнения и попытаемся подтвердить результат нашего исследования более вескими доказательствами, нежели это делалось до ныне. При этом мы, конечно, будем вынуждены вдаться в такие частности и подробности, которые представляют интерес лишь для специалиста, но которые совершенно неизбежны при решении этого вопроса. [310]

I.

Как известно, “Замечания” были изданы на русском языке два раза.

Впервые в “Отечественных Записках”, изд. Свиньина, где они появились, к сожалению, небольшими отрывками в следующих томах: 1825 г. т. XXI, XXII, XXIII; 1826 г., т. XXV; 1828 г., т. XXXV и XXXVI; 1829 года, т. XXXVIII и XXXIX. Приведенная в этих главах нумерация страниц, указывающая на соответствующие события у Манштейна, относится к русскому изданию записок Манштейна — Глинки (1810 г.), но при этом нет тех указаний на соответствующие страницы, которые помечены самим автором в рукописи; в этом издании встречаются также некоторые пропуски против оригинала, вызванные, вероятно, требованиями цензуры. “Замечания” появились без подписи автора, который был неизвестен издателю, и под заглавием “Замечания на записки г. Манштейна о России”.

Второе издание “Замечаний”, в котором оригинал впервые воспроизведен вполне точно без пропусков, появилось в XXVI томе “Русской Старины”, изд. 1879 г. (стр. 359—410 и 567—616), с приложением статьи П. Н. Петрова (стр. 616—626), в которой он доказывает, на первый взгляд довольно правдоподобно, что автором этих “Замечаний” был не кто иной, как гр. Петр Иванович Панин. Под влиянием исследования г. Петрова, это сочинение было издано, несколько поспешно, под именем гр. Панина и под заглавием: “Русский двор в 1725—1744 годах, замечания гр. Петра Ивановича Панина на записки Манштейна о России”. События, описанные Манштейном, цитируются в этом издании согласно новому изданию Записок Манштейна, появившемуся в 1875 г. в приложении к “Русской Старине”.

К сожалению, в этом, вообще весьма тщательном, издании (Между прочими, впрочем незначительными, ошибками в тексте следовало бы исправить опечатку в “Русск. Стар.” т. XXVI, стр. 581: “О пожаловании (Миниха) герцогом курляндским”, вместо чего должно быть: “герцогом украйнским”. – прим. А. Ю.) не указано на связь, существующую между “Замечаниями” и “Записками” Миниха-сына, и ни в примечаниях, ни в тексте особым шрифтом не указаны те места, в которых оба эти сочинения сходствуют буквально, вследствие чего всякому, подробнее занимающемуся изучением этих источников, приходится вновь трудиться над сличением обоих текстов.

Обратимся теперь к вопросу: кто был автором “Замечаний” и каким образом возможно его доискаться? [311]

Решая этот вопрос, нельзя пройти молчанием те предположения и догадки, которые делались по этому поводу до сих пор.

Тогда как первый издатель “Замечаний” ничего не мог сказать об авторе этого сочинения и не делает даже по этому поводу никакого предположения, в 42 части “Отечественных Записок” (1830 г.) “Замечания” приписаны гр. Феодору Андреевичу Остерману, сыну вице-канцлера (См. “Русская Старина” т. XXVI, стр. 618, в исследовании г. Петрова. – прим. А. Ю.), а в “Военно-энциклопедическом лексиконе” (1-е издание), изд. бар. Зедделера, в статье “Манштейн” (См. “Чтения в имп. общ. ист. и др.” 1859 г., т. III, стр. 141, в статье Щебальского, где по ошибке стоит: “Андрей Иванович Остерман” вместо “Иван Андреевич”. – прим. А. Ю.) они приписаны другому сыну вице-канцлера, Ивану Андреевичу Остерману; между тем оба эти предположения весьма гадательны и не основаны ни на каких положительных данных. Затем, в 1859 г., появилась небольшая статья П. К. Щебальского (см. “Чтения в имп. общ. ист. и древн. российск.” 1859 г., III, 141—146): “Кто написал Замечания на Записки Манштейна о Россия?”, в которой он прямо отрицает авторство Ивана Остермана и старается доказать, что “Замечания” написаны Минихом, сыном известного фельдмаршала. Однако, доказательства, приведенные им в подтверждение своего мнения и основанные лишь на одних умозаключениях, весьма не многочисленны; они не имеют под собою твердой почвы и поэтому не носят характера непреложной истины, и хотя звучат правдоподобно, все-таки не производят впечатление неизбежных выводов, вследствие чего их не трудно было опровергнуть.

Главнейшие аргументы, приводимые Щебальским в подтверждение своего мнения, следующие: младший Остерман, говорит он, не может быть автором этого сочинения потому, что в нем часто порицается вице-канцлер, его отец, тогда как фельдмаршал и первый министр, Миних, напротив того, превозносится и восхваляется. Вообще, в этих Записках видно желание кого-то оградить и отстоять против нападений Манштейна и они не что иное, как апология фельдмаршалу Миниху. Это желание оправдать Миниха высказывается особенно ясно в защите его военных действий под Очаковым (1737 г.) и в попытках доказать, что он был не причастен в убийстве майора Синклера (Фамилия пишется: “Sinclair”, а не “Zinkler” (см. Russische Revue, 1886, IV, стр. 447). – прим. А. Ю.), а равно и в характеристике фельдмаршала, написанной яркими красками, при чем автор упоминает лишь вскользь о его честолюбии и вспыльчивости.

Отдельными поправками к рассказу Манштейна об аресте Бирона автор заявляет себя во всяком случае как лицо, стоявшее весьма близко к фельдмаршалу Миниху. [312]

Но самым веским доводом, подтверждающим предположение об авторстве Миниха-сына, Щебальский считает рассказ о совещании обоих Минихов с бар. Менгденом на другой день ареста Бирона, когда они решали вопрос о том, как наградить влиятельнейших сановников империи, и фельдмаршал диктовал своему сыну список тех наград и повышений, о которых говорится в “Замечаниях”. Только один из этих трех лиц мог, по мнению Щебальского, сообщить так обстоятельно все эти подробности. Так как Менгден, насколько известно, не оставил никаких записок, а фельдмаршал Миних написал только одно большое сочинение (Это доказательство не достаточно убедительно, ибо кроме “Ebauche” фельдмаршал Миних оставил еще записки (см. Russische Revue, 1886 г., III, 318—343) и следовательно в этом отношении предположение Щебальского оказывается несостоятельным; гораздо проще было бы, отрицая мысль об авторстве Миниха, привести в подтверждение этого мнения тот факт, что автор “Замечаний на записки Манштейна” ссылается на издание этих записок, появившееся в 1771 году, между тем как фельдмаршал скончался уже в 1767 году. – прим. А. Ю.): “Ebauche pour donner une idee de la forme du gouvernement de l'empire de Russie”, то их мог написать один только молодой Миних, автор известных записок (издан. 1817 г.) который воспользовался для опровержения Манштейна отрывками из этого сочинения, написанного им уже в 1758 г. (Записки Миниха сына, как мы увидим далее, во многих местах сходствуют почти буквально с “Замечаниями на Записки Манштейна”. – прим. А. Ю.). Далее мы коснемся еще того, что говорит Щебальский о сходстве этих двух сочинений и о первоначальном тексте “Замечаний”.

Между тем, в недавнее время, г. Петров, в вышеупомянутой статье своей (“Составитель Замечаний на Записки Манштейна о России”, “Русская Старина”, изд. 1879 г., т. XXIV, 616—626), опровергнул, также на первый взгляд довольно правдоподобно, мысль об авторстве Миниха-сына (Г. Петров неоднократно называет его Иоанн Эрнст, тогда как его звали просто Эрнстом. – прим. А. Ю.) и обоих графов Остерманов и назвал автором “Замечаний” гр. Петра Ивановича Панина, подкрепив свое мнение довольно вескими аргументами. Надобно сознаться, что автор излагает свою мысль и подтверждает ее доказательствами с такою последовательностью, что она невольно подкупает читателя на первых порах, но, вникнув в нее поглубже, замечаем вскоре всю ее несостоятельность.

Доводы, на основании которых Щебальский приписывает авторство “Замечаний” Миниху-сыну, имеющие за собою только долю вероятия, опровергаются г. Петровым также на основании простых предположений и кажущихся противоречий; весьма естественно, что при столь шатких [313] доказательствах мог получиться лишь шаткий вывод (Было бы весьма приятно, если бы г. Петров подкрепил свои доводы и цитаты надлежащими указаниями на соответствующие страницы источников, что значительно облегчило бы их проверку.). Индуктивный метод исследования, которого придерживался автор, проведен также не совсем полно и последовательно; тоже самое можно сказать о сравнении в этой статье “Замечаний” с “Записками” Миниха-сына, иначе г. Петров заметил бы свою ошибку.

Его метод исследования заключается в следующем: по содержанию и тексту “Замечаний” он выводит заключение об авторе и об обстоятельствах его жизни; затем, по методу исключения, оба Остермана и Миних-сын объявляются неподходящими под требуемые условия, и, наконец, граф Панин, будто бы отвечающий всем этим условиям, признается автором этого сочинения.

Мы попытаемся теперь разобрать критически те доводы, которые г. Петров приводит в опровержение мысли об авторстве Миниха-сына и со своей стороны постараемся, если возможно, привести новые доказательства, заимствованные нами из самого текста “Замечаний”, которые могли бы подтвердить это предположение. Затем мы постараемся выяснить отношение этих фактов к личности графа Эрнста Миниха, которого, по примеру Щебальского, и мы считаем несомненно автором “Замечаний на Записки Манштейна”.

Наконец, чтобы придать нашему предположению характер непреложной истины, мы постараемся подкрепить его новыми, до сих пор никем еще не высказанными, но неопровержимыми доказательствами. Г. Петров полагает:

1) что автор “Замечаний”, поправляя Манштейна, говорит о походах Миниха 1736 и 1737 гг. и о взятии Очакова несомненно как очевидец и что его суждения о фельдмаршале и его действиях не допускают сомнения в том, что он сам был подчиненный ему генерал и притом командовавший корпусом (Русск. Стар. ХХVI, стр. 617), ибо он не только дополняет рассказ Манштейна, но и восстановляет истину, сообщая различные подробности, которые почерпнуты им наверно не из реляций, а коих он сам был очевидцем. Таковы, напр., следующие подробности:

а) Автор “Замечаний” говорит: “нередко случалось, когда ветер бывал противный русским, татары зажигали траву. Тогда не оставалось иного средства, как наскоро вырыть ров и сделать насыпь, дабы остановить разъяренное пламя” (“Замечания”, стр. 389). На это можно возразить, что нам наверно известны не все реляции, из коих могли быть заимствованы эти сведения, и далее, что это место есть не более, как пересказ того, что говорит Манштейн, хотя с добавлением некоторых подробностей, до которых, однако, можно было дойти по собственным соображениям; наконец, [314] автор мог знать эти подробности из рассказов очевидцев похода и, быть может, передает только их слова.

Весьма интересно также заметить, что вышеприведенное место “Замечаний” сходствует почти буквально с одним итальянским сочинением прошлого столетия. В Viaggi di Russia графа Algarotti (Opere, tomo VI, стр. 108, Cremona, 1780) мы читаем:

Avveniva talvolta, che i nemici, se in faecia de' Russi tirava il vento, mettesser fuoco all'erbe... Ne ci era via da ripararsi, se non col cavar fossi, e levar terra; e cosi far argine a quello incendio, che correa per la campagna vittorioso.

Следующее место “Замечаний” также весьма сходно с рассказом Альгаротти:

Замечания (Русская Старина, т. XXVI, изд. 1879, стр. 386):

Армия, проходя чрез пространные степи, на коих взор ничего не встречал кроме камыша, непрестанно долженствовала отражать нападения буйных татар; почти на каждом шагу встречали их. Отбитые в одном месте, исчезали они и в миг появлялись в другом.

Ограждаясь от неприятеля рогатками, отражали пушечными выстрелами, высылали против него казаков и легкую конницу.

Algarotti. (Opere, Tomo VI (Cremona, 1780), p. 107):

L'esercito marciava... Altro non si vedeva intorno, che erba, e cielo, e i Tartari, che venivano in piu nodi ad attacar l'esercito qua e la. Sguizzavano respinti da una banda, ed ecco, che poco stante comparivano da un' altra, e talvolta anche accerchiavano tutto l'esercito. Tanta ne era la moltitudine.

Si opponevano a costoro i Cosacchi, e i Dragoni... e ad ogni caso venivano sostenuti dalla fanteria, che... portava dei cavalli di Frisia, che piantati ben presto in terra tenevan luogo di trincieramento.

 Граф Альгаротти предпринял, как известно, в 1739 году, путешествие в Петербург и описал его в своих письмах, которые, по-видимому, были впоследствии им переделаны и изданы вместе с очерком внутреннего быта и политического состояния России и с описанием турецкой войны 1736—1739 гг., в которой участвовал Миних.

Мы вполне убеждены в том, что автор “Замечаний” был знаком с описанием Альгаротти, и воспользовался им местами для своего труда; это подтверждается некоторыми обстоятельствами. Альгаротти скончался в 1764 году, тогда как “Замечания” написаны, очевидно, лишь в семидесятых годах, следовательно, позднее итальянских писем. Не подлежит сомнению, [315] что, при обработке последних, Альгаротти пользовался посторонними источниками, напр., рукописью Манштейна (См. наше исследование: Algarotti und Manstein в журнале “Russische Revue”, St.-Petersburg, 1887 г. 2 Heft.); но насколько можно утверждать, не имея более обстоятельных данных, он наверно не мог пользоваться “Замечаниями”, которые были написаны, по всей вероятности, только после его смерти.

Также нам кажется неправдоподобным, чтобы Альгаротти и Эрнст Миних оба могли пользоваться одним и тем же источником, по крайней мере, нам об этом ничего не известно; но за то мы знаем, что между ними существовали известные отношения, что оба они были коротко знакомы с Воронцовыми и что итальянский граф посвятил даже великому канцлеру Воронцову свое “Путешествие в Россию” (см. также Архив кн. Воронцова, том XVII, стр. 476, письмо С. Р. Воронцова от 29 мая 1818 г.). Поэтому вряд ли подлежит сомнению, что Эрнст Миних был отлично знаком с произведением Альгаротти, в котором подробно говорится о турецкой войне его отца, фельдмаршала Миниха, и впоследствии воспользовался местами этим сочинением. На такие именно места ссылается отчасти г. Петров, полагая, что автор “Замечаний”, как очевидец военных действий, рассказывает о них по своим собственным воспоминаниям. Далее мы укажем еще в нашем исследовании на такие места, которые, по-видимому, заимствованы у Альгаротти.

Впрочем, Миних-сын в своих “Записках” также говорит о событиях этого времени и о переходах по степи и зачастую описывает травы и животных, фауну и флору так подробно, как мог бы описать только очевидец, и тем не менее он все таки не был очевидцем рассказанного, а только прекрасно умел пользоваться источниками. Так, напр., он раз сказывает в своих Записках (стр. 108): “нередко солдатам случалось окружить зайца и тогда они прямо хватали его руками”. Так может говорить только очевидец, сказал бы г. Петров. По Миних-сын заимствует это замечание из того же источника, которым он часто пользуется, именно из записок Манштейна (см. француз, изд. 1771 г., Лейпц., стр. 181).

b) Далее: автору “Замечаний” также отнюдь не было надобности присутствовать лично при взрыве двух пороховых погребов, причиненном разрывной бомбой; тем более, что Эрнст Миних во время турецких походов постоянно виделся в зимнее время с отцом в Петербурге, и фельдмаршал мог многое рассказать ему; кроме того, молодой Миних встречался в столице со своим родственником гр. Сольмсом (О Сольмсе см. также Russ. Revue, 1886, IV, стр. 488. – прим. А. Ю.), также участвовавшим [316] в походах, и, наконец, в Петербург же был прислан с известием о взятии Очакова племянник Миниха, ген.-ад. Вильдеман (Записки Миниха-сына, стр. 119. – прим. А. Ю.), который по мнению также мог сообщить подробно об этом событии, и его рассказ, живо запечатлелись в памяти молодого Миниха.

с) Наконец, г. Петров находит, что защита военных действий фельдмаршала изобличает человека военного и притом командира отдельной части, ибо чиновник не мог бы, по его мнению, обратить внимание на все те ничтожные обстоятельства, на которые обращает внимание автор “Замечаний”.

Это возражение кажется нам совершенно неосновательным; можно не быть военным и все-таки иметь о военном деле некоторое понятие, которое давало бы право и возможность высказывать свое собственное суждение; это доступно в особенности тогда, когда вращаемся в кругу офицеров и генералов. Почему же Миних, сын старого полководца, не мог быть судьей в этом деле, в особенности, когда оно касалось его отца, в интересах которого он наверно постарался собрать самые точные сведения относительно военных событий? К тому же, как нам известно, он был очень хорошо знаком с такими личностями, как Кейт, Левендаль, Сольмс и др.! Нет, г. Петров не убеждает нас в том, что автор этого сочинения непременно должен был быть очевидцем описываемых событий (На упрек Манштейна, что Миних заставил войска идти в самую сильную жару, автор “Замечаний” (“Русск. Стар.”, т. XXVI, стр. 386) говорит: “вероятно, что и фельдмаршал желал бы воспользоваться ночной прохладой” и т. д. Очевидец и генерал знал бы все это наверно и не сказал бы “вероятно”, если бы он участвовал в походе. Эти слова выражают собою не более, как догадку. – прим. А. Ю.).

Так как австрийский полковник ф.-Беренклау дал вслед затем неблагоприятный отзыв об осаде Очакова (См. Woltmann' Zeitschrift: Geschichte und Politik (1801, Berlin), II, 159—182, а также Соловьева, “Ист. России”, т. XX, стр. 465. – прим. А. Ю.), то Миниху-сыну наверно были также известны те доводы, на основании которых отец его защищался против этого обвинения.

2) Автор “Замечаний” поправляет показание Манштейна (Manstein, Memoires (1771, Leipz.), стр. 74 и след.), полагавшего, что китайское посольство, прибывшее в Петербург в 1732 г., было первым китайским посольством при русском дворе. Он говорит, что подобное же посольство похитило Россию уже в предшествовавшем году. О посольстве 1732 года автор “Замечаний” распространяется более подробно, но местами говорит о нем тоже самое, что и Манштейн, однако, поправляет последнего в свою [317] очередь, когда тот говорит, что русским не особенно понравились манеры этих китайцев, замечая: “напротив, я сам неоднократно имел случаи видеться и разговаривать с послами и с прочими чиновниками, к свите принадлежавшими: все они были люди вежливые, рассудительные и обходительные”. (“Замечания”, “Русская Старина”, т. XXVI, стр. 379).

Г. Петров вполне основательно задает вопрос: каким образом Миних-сын, прибывший в Петербург лишь в начале апреля 1733 года (см. Зап. Миниха-сына, стр. 58), мог беседовать с китайским посольством, которое посетило Россию в 1732 году?

Мы не отрицаем того, что это обстоятельство может служить аргументом против авторства Миниха-сына, но оно не является таковым неизбежно. Мы не коснемся здесь того факта, что Эрнст Миних сообщает иногда хронологические данные не вполне точно, как это можно заметить уже в его Записках; этот вопрос мы рассмотрим впоследствии, но в данном случае мы можем высказать некоторые предположения, устраняющие до известной степени вышеприведенное недоразумение.

Вероятно, это китайское посольство, как второе, оставалось в России более долгое время, нежели первое посольство, и на него было возложено выполнение в Петербурге многих дел, требовавших более продолжительного там пребывания. С другой стороны, также весьма возможно, что оно прибыло в нашу столицу лишь в конце 1732 г. и оставалось там, по крайней мере, до весны или до лета следующего года (1733), а быть может и долее.

За более долгое пребывание его говорят также слова автора “Замечаний”, что он “неоднократно” видел посольство и “разговаривал” с ним.

Но чтобы Панин (кандидата г. Петрова на авторство), бывший в то время 11 или 12 летним мальчиком (см. ст. Петрова, Русская Стар., т. XXVI, стр. 623), “неоднократно” беседовал с китайцами и уже в таком возрасте мог составить себе понятие об их “рассудительности” и “обходительности” и впоследствии высказать подобное мнение, это ео ipso крайне неправдоподобно; за то Миних-сын (род. 1707 г. стар, стиля) прибыл в это самое время в Петербург со своего поста в Париже, где он, преисполненный живейшим интересом к внешней политике, был тотчас (см. Зап., стр. 58) представлен ко двору и вообще был в состоянии лично следить за всем, происходившим в высших сферах и в политическом мире.

Итак, этот аргумента, клонящийся к отрицанию авторства гр. Эрнеста Миниха, не может считаться существенным и, в значительной степени, соответствует всему остальному.

О китайском посольстве 1731 г. автор “Замечаний” говорит гораздо менее и не упоминает о том, пришлось ли ему также беседовать с ним. [318]

Между тем, кажется, что он читал даже речь, произнесенную вторым посольством, и пользуется ею, как источником для своего рассказа. (Автор “Замечаний” говорит, стр. 378: “Главный из них (послов) в произнесенной речи, между прочим, упоминает (настоящее время! до этого и после весь рассказ веден в прошедшем)” что, и т. д.).

3) Автор “Замечаний” говорит далее о событиях, относящихся к царствованию Елисаветы и коих он был очевидцем. Он находился в самых дружественных отношениях с генералами Кейтом и Левендалем, которые не всегда были хороши с фельдмаршалом; последнего из этих двух генералов (Левендаля) он посетил еще после восшествия на престол Елисаветы. Об обоих он отзывается с хорошей стороны и считает смерть их большой потерей для России.

Характеристика этих двух генералов, знакомых ему лично, также согласуется почти буквально с описанием Альгаротти:

Замечания (“Русская Старина” том XXVI, 612):

Граф Владимир Левендаль... был человек умный, просвещенный, храбрый и искусный на поле сражения. Одаренный красноречием, Левендаль хорошо говорил почти на всех известных языках; превосходно знал и положение дворов, и состояние войск европейских.

Стр. 612:

Яков Кейт... имел ум самый основательный и просвещенный, кротостью своею привлекал сердца подчиненных.

Среди звука оружия не переставал он заниматься науками и с необыкновенным мужеством соединял превосходные знания в военном искусстве.

Algarotti, Viaggi di Russia (opere VI, p. 85; 1780, Cremona).

Levendal, uomo d'ingegno finissimo, bel parlatore, che sa tutte le lingue, e conosce tutte le corti, e tutti gli eserciti di Europa, pieno di valore (e che dicesi servire singolarmente alla fortuna).

Стр. 85 и 86.

Keith, uomo di posatissimo giudizio, che con la dolcezza ha ottenuto dagli uffiziali Russi piu sommissione, che qualunque altro con la severita, che in mezzo all'armi non ha punto trascurato le lettere, e congiunge con la pratica della guerra la teoria piu ragionata e piu profonda.

 

Точно также и характеристика генерала Ласси сходна с тем, что говорит о нем Альгаротти:

Замечания, стр. 384:

Петр Петрович Ласси, видевший возрождающуюся славу российского оружия при Петре Великом, никогда не вмешивавшийся в дела государственные поседелый на полях брани, был человек самый кроткий, обходительный, хладнокровный, любимый ратником и дорожащий кровью его. Всегда беспрекословно повиновался он всем начальникам, от правительства назначаемым.

Algarotti, 86.

Lascy incanutito sotto l'elmo, che sotto Pietro vide sorgere la gloria [319] della Russia, che non s'intrigo mai in affari di Stato, e seppe ubbidire a chiunque fu preposto per comandare...

Ha la riputazione di esser economo del sangue, paziente aspettator della occasione, e da' soldati vien salutato col nome di padre, baska (батюшка).

 a) Автор “Замечаний” говорит в дополнение к словам Манштейна (Memoires (1771), стр. 211.) о вражде, существовавшей между Кейтом и фельдмаршалом Минихом, что, не смотря на эту вражду, они не переставали взаимно уважать друг друга, и приводит следующий случай в подтверждение своего “заключения”: При возмущении гвардии в лагере под Выборгом, бывшей под командою гр. Ласси, Кейт, в присутствии многих офицеров, сказал: “очень приметно, что не Миних предводительствует сими войсками. Желательно, дабы хотя на одни сутки явился он пред лицом их: с появлением Миниха все бы приняло иной вид” (Замечания, стр. 388) (Панин присутствовал при этом возмущении и содействовал его усмирению (см. “Русск. Стар”, XXVI, стр. 623); это обстоятельство, конечно, могло бы говорить в пользу его авторства, но не обусловливает его непременно. Панин служил и в 1736 и 1737 гг. под начальством этих обоих генералов; Макштейн (Mem. Leipz. 1771, p. 461) говорит, впрочем, что это возмущение было усмирено Кейтом и нечего не упоминает о Панине. – прим. А. Ю.).

Из этого рассказа, однако, вовсе не следует, что автор непременно должен был находиться в это время в Выборге и лично слышать слова Кейта, как склонен думать г. Петров (см. “Русская Старина”, 623). Те же “многие офицеры” могли сообщить ему этот эпизод, иначе к чему бы он упоминал об их присутствии? Если бы он сам слышал слова Кейта, то наверно заявил бы об этом, тогда как он только передает этот факт как слышанное и на основании его выводит “заключение”, что Кейт все-таки уважал фельдмаршала.

b) Автор “Замечаний” описывает (Зам., стр. 612) генерала Левендаля, как человека умного, просвещенного и храброго, и говорит: “Левендаль, обращавшийся со мною дружески, вскоре по вступлении на престол Елисаветы Петровны, открывался мне, что он твердо решился оставить российскую службу” и пр. [320]

Если, судя по этому отрывку, можно признать автором рассказа гр. Панина, служившего под начальством Левендаля и, быть может, относившегося к нему также доброжелательно и даже дружественно, то в этом случае нам все-таки кажется возможным признать автором и Миниха-сына, даже если мы возьмем во внимание время, о котором здесь говорится (царствование Елисаветы), тем более, что некоторые побочные факты делают наше предположение довольно правдоподобным. Эрнест Миних также восхваляет в своих Записках (стр. 116) генерала Левендаля, называя его “храбрым”, и рассказывает, что он был “ранен под Очаковым в руку”. Это обстоятельство не заимствовано им из обычного источника (см. Зап. Манштейна, франц. изд. 1771 г., Лейпц., стр. 208), но скорее указывает на личное знакомство, точно также как название “храбрый”, данное этому генералу, свидетельствует о дружеском к нему расположении. Далее, Миних-сын, “вскоре по вступлении на престол Елисаветы”, все-таки имел еще некоторую возможность говорить с Левендалем или принимать его у себя (Левендаль, действительно, посетил гр. Миниха-сына, вскоре после падения фельдмаршала, как говорится в “Замечаниях” (стр. 601). – прим. А. Ю.).

Фельдмаршал и его сын были арестованы в ночь с 25-го на 26-е ноября (Согласно Бюшингу (Busching, Magazin, III, 506) в ночь с 24-го на 25-е ноября. – прим. А. Ю.); процесс их тянулся около трех месяцев. Однако, можно предполагать, что арестованный гр. Эрнст Миних пользовался относительной свободой, так как он получил, вместе со своею женою, дозволение навестить отца в крепости, перед отправлением его в заточение. Фельдмаршал уехал в Сибирь лишь в начале февраля 1742 г. (См. семейные записки Миниха (Familienbuch) в Mittheilungen aus d. Gb. d. Gesch. Liv-, Est- u. Curlands, 1845, III, 359. – прим. А. Ю.), тогда как сын его оставался, быть может, в Петербурге еще довольно долго—точных сведений об этом мы не имеем—и затем был сослан в деревню, и, наконец, переведен в Вологду, где он жил на свободе под надзором; впрочем, надобно полагать, что за ним следили не особенно строго, так как ему дозволялось вести переписку и до него доходили также политические новости; весьма вероятно, что его посещали даже старые знакомые.

Следовательно, период времени от конца ноября 1741 г. до февраля 1742 г. мог быть тем временем, “вскоре по вступлении на престол Елисаветы”, о котором говорит автор “Замечаний”; во всяком случае, мы не видим в этом серьезного довода против авторства Миниха-сына. [321]

c) На 612 и послед. стр. “Замечаний” приведен благоприятный отзыв о Кейте; хотя автор не упоминает о своем знакомстве с ним, но легко допустить, что он знал его лично. Миних-сын (Зап., 116) отлично помнит, что Кейт был ранен под Очаковым в колено—он не мог заимствовать этого у Манштейна (см. Memoires, Leipz., 1771, 208). Эта подробность заставляет также предполагать, что ему случалось беседовать с Кейтом; в самом деле, мог ли бы Миних помнить раны всех генералов, если бы он не был знаком с ними, не принимал в них участия и не слышал бы от них самих о разных случайностях их жизни?

Точно также гр. Эрнст Миних мог узнать еще в Петербурге до своего заточения (Петров полагает (стр. 618 внизу), что Миних-сын был арестован и сослан одновременно с отцом, но это обстоятельство, насколько нам известно, никем не подтверждено. – прим. А. Ю.), а быть может слышал даже лично от Кейта, или узнал позднее о том, что этот генерал “тотчас по восшествии на престол Елисаветы” (Зам., 613) получил приглашение поступить на службу в Пруссию. Ведь Миних не был лишен возможности получать известия о текущих событиях и, по всей вероятности, по возвращении из Вологды, также постарался многое узнать обстоятельно, прежде нежели принялся за свои “Замечания”.

d) Автору “Замечаний” не было никакой надобности лично находиться в Петербурге, во время заговора против Елисаветы (1743 г.), о котором он говорит (стр. 613 и послед. стр.), поправляя отчасти показания Манштейна; напротив того, то мнение “многих людей, достойных всякого вероятия (“Многие люди, достойные всякого вероятия, называли сей заговор вымышленным”. – прим. А. Ю.), о котором он упоминает в начале рассказа о заговоре, как бы свидетельствует о том, что он получил эти сведения от этих людей и не был очевидцем описываемого события.

Заключительные слова, дышащие ненавистью против Елисаветы, могли пылиться у Миниха-сына из глубины души, так как он мог видеть в ней разрушительницу своего собственного счастья и виновницу бедствий своего отца. Он порицает также следующим образом варварское наказание заговорщиков (Некоторым из них был отрезан язык (Manstein, Memoires (1771, Leipz.), стр. 520). – прим. А. Ю.), виновность которых не была даже вполне доказана. “Жестокое сие наказание, свойственное варварским временам, конечно, не послужить в похвалу государыни, кося великодушие и сострадательность к человечеству с толиким тщанием старались превознести” (стр. 614). [322]

4) Автор “Замечаний” рассказывает (стр. 578—580) о тайном совещании обоих Минихов и барона Менгдена относительно наград, которые надлежало раздать высокопоставленным лицам; по смыслу, а нередко и буквально, он говорит то же самое, что мы читаем об этом в записках Миниха-сына (Спб. 1817, 207—210). Во время этого совещания Миних сын, вооружившись пером, записывал то, что диктовал ему отец; когда расписание производств и наград было готово, рассказывает он в своих Записках (стр. 209 и послед.), “то приказал мне отец мой списать с того расписания копию, съездить во дворец и поднести оное принцессе на утверждение. По прошествии нескольких часов приехал он и сам, и получил ее согласие на все изображенные в расписании статьи”. Несколько подробнее и немного иначе рассказывает об этом автор “Замечаний” (стр. 579 и послед.). “Таким образом, составя роспись о повышении чинами и пожаловании орденами, по уходе молодого Миниха и барона Менгдена, фельдмаршал велел секретарю (Г. Петров почерпнул откуда-то сведение, что его звали Эмме (стр. 620), но не указывает из какого источника оно заимствовано. – прим. А. Ю.) своему переписать оную набело. Но снедаемый тщеславием, которого не мог он преодолеть, прибавил к статье, до него относившейся, неприличное выражение: “что достоинство генералиссимуса предоставляет он принцу Брауншвейгскому”. Расписание сие было утверждено великою княгинею”.

Г. Петров полагает, что столь явное порицание фельдмаршала Миниха, столь откровенное осуждение его тщеславия не могло быть высказано сыном, который в своих Записках только восхваляет отца, но Панин мог узнать от секретаря, о котором говорится в “Замечаниях” (а не в “Записках”), эти подробности, которые не могли быть известны молодому Миниху, так, как он удалился из комнаты.

Нам будет понятно, что молодой Миних не мог порицать отца в. своих Записках, если мы припомним, что он писал их для своих детей и что отец его в то время был еще жив. Требуя от своих собственных детей должного повиновения и уважения, с его стороны было бы весьма не педагогично подать им дурной пример, осуждая их деда, хотя, по нашему мнению, порицание фельдмаршалу высказывается и в “Записках Миниха-сына” в том, что автор не умалчивает о самолюбивом стремлении фельдмаршала получить звание генералиссимуса

Мы можем с своей стороны привести пример тому, что Эрнст Миних позболял себе иногда осуждать поступки отца. Бюшинг (См. Buschings eigene Lebensgeschichte, стр. 489 (Halle, 1789)… – прим. А. Ю.), вынужденный в 1765 г. оставить занимаемое им место пастора в церкви св. Петра [323] в Петербурге вследствие обнаружившейся внезапно и ничем не мотивированной вражды к нему старого фельдмаршала, сообщает нам каким образом отнесся к этому факту молодой Миних: “Последний поступок его отца по отношению ко мне не понравился ему”.

Мы можем привести еще один пример честности и справедливости гр. Эрнста Миниха, который не изменял своему долгу даже ради сыновних чувств и родственных отношений. После ссылки он был назначен главным начальником таможень. Гадебуш (История лифляндского дворянства. Рукопись в г. Дерпте. – прим. А. Ю.) рассказывает: “мне говорили, что при взимании пошлины он не делал снисхождения даже своему отцу”.

“Замечания”, долженствовавшие наверное появиться без подписи автора, могли быть написаны более объективно, нежели Записки, и в них Миних мог решиться высказать порицание отцу, если это согласовалось с истиною.

Г. Петров упустил из виду одно обстоятельство, которое он мог бы привести в подтверждение своего мнения, а именно: Миних-сын рассказывает (Зап., 209), что он списал, по приказанию отца, копию с упомянутой росписи; между тем мы читаем в “Замечаниях”, что фельдмаршал, после ухода сына, велел переписать роспись набело секретарю (Зам., стр. 579. – прим. А. Ю.). В этом заключается противоречие, если мы не будем считать “копию” и “переписку набело” за одно и тоже; впрочем, мы не видим в этом никакой необходимости. Эрнст Миних, как камергер, без сомнения читал также экземпляр росписи, переписанный секретарем набело и представленный правительниц, и увидел в нем приписку о достоинстве генералиссимуса. Иначе трудно себе объяснить это место “Замечаний”.

Впрочем, легко допустить, что Эрнст Миних, писавший свои “Замечания” приблизительно лет 30 спустя после этих событий, перепутал в своей памяти иные обстоятельства и не придавал особенного значения некоторым подробностям и тем выражениям, которые он употреблял. Применение строгой логики к противоречивым историческим рассказам вообще довольно затруднительно в этом мире, полном всевозможных противоречий, и число предположений, которые можно делать в подобном случае, доходит нередко до бесконечности.

Нам удалось, надеемся, по крайней мере, доказать, что этот четвертый пункт, кажущийся г. Петрову столь веским, еще не исключает возможности авторства Миниха-сына.

5) Г. Петров находит (стр. 622), что автор “Замечаний” так часто отступает в своем рассказе от взглядов, высказанных Минихом-сыном в его Записках, что оба эти сочинения никак не могут принадлежать [324] перу одного и того же лица. (“Дуть автора “Замечаний” совершенно противоположен и несовместим с понятиями почтительного обер-гофмейстера двора принцессы Анны Леопольдовны” (Впрочем, на стр. 618 он сам оговаривается: “разность взгляда и оценки лиц, хотя, положим, не существенная”... – прим. А. Ю. ).

Между тем как в “Записках” Миних-сын крайне воздержен в своих суждениях, автор “Замечаний” выражается резко и нападает на некоторые личности, как, напр., на Бирона, о котором в Записках мы встречаем довольно хороший отзыв (см. “Записки”, стр. 49; однако, особенно благоприятного впечатления он, по нашему, и тут не производит!), тогда как в “Замечаниях” (391, 392) он назван тираном, “кровожадным временщиком” и “иноплеменным извергом”. Этот отзыв не согласуется с кротким, апатичным характером Миниха.

Мы должны, однако, сознаться, что эта аргументация г. Петрова не достаточно убедительна. Во первых, Миних писал свои “Записки” в ссылке, где он не мог быть совершенно уверен в том, что над ним не будет контроля, и поэтому наверно остерегался высказывать резкие суждения вообще о любимцах императриц. Во вторых, приблизительно тринадцать лет спустя после окончания “Записок”, и под влиянием продолжительной ссылки, его взгляды могли несколько измениться; наконец, он писал “Замечания”, очевидно, с намерением остаться неизвестным и поэтому не стеснялся высказать в них более резкие суждения.

Далее, г. Петров (стр. 622.) обращает внимание на сентенции (Например, на стр. 374; особенно на стр. 410 и на 592. – прим. А. Ю.) в “Замечаниях”, имевших целью также задеть кое-кого и свидетельствующих о том, как страдает государство, когда в нем злоупотребляют властью любимцы, властвующие над правителями.

Следующий пример доказывает, однако, что подобные мысли не были чужды и Эрнесту Миниху. В 1765 г. он высказал Бюшингу довольно пессимистический взгляд, заметив аллегорически и с иронией, что “русское государство имеет перед другими то преимущество, что оно управляется непосредственно самим Богом, ибо иначе нельзя объяснить себе каким образом оно может уцелеть”. Бюшинг говорит по этому случаю: “я не согласился с тем, что это особое преимущество России, и мы поняли друг друга” (Busching, eigene Lebensgeschichte, 489. – прим. А. Ю.).

Итак, мы рассмотрели критически те доводы, которые приводит г. Петров в опровержение авторства Миниха-сына; все вышеприведенные им пункты и доказательства клонятся, по его мнению, к тому, чтобы установить [325] тот факт, что “Замечания” могли быть написаны только гр. Петром Паниным, к которому они так или иначе оказываются подходящими; мы же полагаем, что нам удалось со своей стороны доказать, что почти все эти обстоятельства точно также могут говорить и в пользу авторства Миниха-сына и, во всяком случае, не находятся в совершенном противоречии с этим предположением. Однако, мы не намерены воспользоваться этими доводами, как положительным доказательством, подтверждающим наше мнение, так как они построены, по большей части, лишь на наших собственных соображениях и не выходят из области предположений; но этого отрицательного результата для нас пока совершенно достаточно, чтобы показать, по крайней мере, возможность авторства Миниха-сына.

В “Замечаниях” есть еще одно место, как бы говорящее против авторства Миниха-сына или, по крайней мере, затрудняющее доказательство этого предположения. На 403 стр. мы читаем: “Упомянем об одном престранном и вовсе необыкновенном зрелище, которое видели мы во дни Анны Иоанновны в Петербурге”. Затем, следует короткое описание “Ледяной крепости”, воздвигнутой на Неве в 1732 году, и рассказывается обстоятельно с малейшими подробностями, изобличающими очевидца, о “Ледяном доме”, сооруженном зимою 1739 года.

Так как Миних прибыл в Петербург лишь в апреле 1733 г., то очень может быть, что он уже не видал “Ледяной крепости”, но, конечно, расспрашивал об этом необыкновенном произведении искусства, о котором, без сомнения, говорил весь город. Следовательно, под названием “необыкновенного зрелища во дни Анны Иоанновны”, которое он сам видел, подразумевается, по всей вероятности, только “Ледяной дом”, описанный автором подробно; ибо не легко допустить, что “Ледяная крепость” стояла еще на Неве в апреле месяце. Таким образом и этот пример не служит неопровержимым доказательством против авторства Миниха-сына. [326]

II.

Обратимся теперь к положительной стороне наших доказательств.

Г. Петров основывает свои заключения на одних предположениях и догадках, поэтому доказательства его не могут быть убедительными; кроме того, он недостаточно воспользовался текстом “Замечаний”, по которому можно вывести заключение о личности и общественных отношениях автора. Его индуктивный метод исследования, если можно так выразиться, не выдержан до конца и поэтому не привел к положительному заключению. Г. Петров многого не заметил и не проверил вполне тщательно и с должным вниманием текста “Замечаний”, зачастую тождественного с текстом записок Миниха-сына. По этой причине он упустил из виду, точно также, как до него Щебальский, самое существенное обстоятельство, говорящее в пользу авторства гр. Эрнста Миниха.

Обстоятельство это следующее: автор “Замечаний” рассказывает в первом лице об одном разговоре, который он имел однажды с маркизом де-Ботта, и передает содержание этой беседы и свои собственные выражения при этом весьма подробно.

Что же мы находим поэтому поводу в “Записках” Миниха-сына? Тот же самый рассказ об этой беседе, переданный также в первом лице, так что не остается ни малейшего сомнения в том, что оба автора представляют собою одно и то же лицо. Для большей убедительности мы сопоставляем здесь оба эти рассказа:

“Записки Миниха-сына”, Спб. 1817 г., стр. 230—232:

“Маркиз де-Ботта, будучи мой всегдашний друг, посетил меня спустя несколько дней после увольнения отца моего от службы. Вопросив, доволен ли он графом Остерманом, не мог он нахвалиться добрыми его расположениями. Как он окончил свою речь, то сказал я, что не могу удержаться, дабы не открыть ему моих мыслей, а именно: что по мнению моему венский двор скорее достиг бы цели желаний своих, если б отец мой при министерстве остался, нежели теперь, когда воля графа Остермана всему решение подавала; что отец мой внутренно никогда не отдален был австрийскому дому способствовать, и если бы других требований кроме вспомогательного войска не было, то я уверен, что не много стоило бы труда преклонить его на то; но что касается до графа Остермана, у него обещать и сдержать две вещи различные; что он издревле был друг прусского двора, а венскому никогда не благоприятствовал; что теперешняя его преклонность другого повода не имела, как чтобы раздражить принцессу на возражения отца моего... (стр. 232) Предсказание мое сбылось совершенно, ибо в самое то время граф Остерман уверил прусского министра барона Мардефельда по доверенности своей”, и т. д.

“Замечания” (“Русская Старина”, 1879 г., т. XXVI, стр. 589—590):

“Через несколько дней после сего происшествия, при свидании моем с маркизом де-Ботта, посланник сей превозносил похвалами графа Остермана, уверяя, что российские войска вскоре выступят в поход. На что я заметил ему, что, по мнению моему, венский двор более бы выиграл, ежели бы граф Миних оставался в министерстве; что фельдмаршал никогда не противоречил обязанности вспомоществовать австрийскому дому тем или другим средством; что я [327] уверен, ежели б Австрия потребовала токмо вспомогательного войска, предопределяя оному действовать против другого какого неприятеля, а не против прусского короля, то несомненно б получила сие пособие. Что принадлежит до графа Остермана, то я мыслю, что венский двор немного может ожидать от него, ибо министр сей всегда был постоянным доброжелателем прусской монархии и никогда не прилеплялся к пользам Австрии; а при настоящих обстоятельствах мнимая его ревность устремлена была единственно к погублению фельдмаршала. И действительно, вскоре маркиз де-Ботта убедился в справедливости моего мнения. В то самое время граф Остерман не переставал уверять барона Мердефельда об усердии своем к пользам прусского короля”, и т. д.

На это нам могут, пожалуй, возразить, что автор “Замечаний” списал, может быть, по забывчивости, это место в первом лице из того источника, из коего он черпал свои сведения, т. е. из Записок Миниха-сына. Однако, не трудно убедиться в совершенной несостоятельности подобного предположения, ибо автор “Замечаний” здесь отнюдь не пользуется своим источником буквально, но частью изменяет и добавляет кое что от себя. Уже из этого видно, что он работал сознательно и со вниманием. В тех местах, где Эрнест Миних говорит в “Записках”: “Отец мой”, там мы читаем в “Замечаниях” постоянно “фельдмаршал”. Наконец, просматривая то место, где говорится второй раз об Остермане, мы убеждаемся в том, что автор “Замечаний” сознательно говорит от своего имени: “что принадлежит до графа Остермана, то я мыслю”, и т. д. Между тем, в Записках он не настаивает более в этом месте на том, что высказывает свое личное мнение. Только один и тот же автор мог так свободно высказать мысли и воспоминания, принадлежащие ему лично, так что желая отрицать тождественность автора в обоих этих случаях, пришлось бы отвергнуть все законы психологии и допустить, что автор “Замечаний”,—говоря в первом лице точно также, как говорит [328] автор того сочинения, из которого он черпает свои сведения, и приписывая себе, таким образом, мысли и события, пережитые Эрнстом Минихом—умышленно хочет ввести читателя в обман; между тем, мы не имеем ни малейшего основания делать подобное предположение.

В подтверждение нашего, и без того уже достаточно доказанного, мнения, мы постараемся привести еще несколько фактов, говорящих в пользу авторства Миниха и против гр. Панина; при этом мы можем воспользоваться даже такими доводами, которые на первый взгляд имеют лишь немного правдоподобия и вероятия, так как все они построены на незыблемом основании. С этой целью мы просмотрим с особенной тщательностью текст “Замечаний”.

А. Я. Юргенсон

(Окончание следует).

Текст воспроизведен по изданию: Замечания на Записки о России генерала Манштейна, изданные в 1879 г. под именем графа Петра Панина, 1725-1744 гг. // Русская старина, № 5. 1887

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.