ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ ЕНИСЕЙСКИХ СЛУЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ НА ВЕРХНЕЙ ТУНГУСКЕ, ИЛИМЕ И ЛЕНЕ. ОСНОВАНИЕ ОСТРОГОВ РЫБЕНСКОГО, БРАТСКОГО, УСТЬ-ИДИРМСКОГО, УСТЬ-КУТСКОГО И ТУГИРСКОГО. НАЧАЛО ГОРОДОВ ИЛИМСКА И ЯКУТСКА. УЧАСТИЕ МАНГАЗЕЙСКИХ СЛУЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ В ЗАВОЕВАНИИ БЛИЗЛЕЖАЩИХ К ЯКУТСКУ ЗЕМЕЛЬ

§ 1. Мы снова продолжаем общую историю Сибири, которую прервали в главе восьмой, перейдя к рассказу об отдельных событиях. Она поведет нас в области, все более и более отдаленные, и нужно признаться, что с каждым новым открытием, если не с каждым новым шагом вперед, увеличивалось количество достопримечательного. Следует принять во внимание число русских людей, бывших в Сибири в то время, дальность расстояний, немногочисленность русских по сравнению с громадным числом местных народов, большую и бесспорную опасность, которой подвергались русские люди, и незначительность понесенных ими потерь, и все это, наконец, сопоставить с важностью достигнутых результатов. Потомство едва ли поверит всем нашим рассказам, но мы предоставим говорить за себя тем мудрым и великодушным мероприятиям, которые были введены в Сибири русскими и которые особенно служили к чести русского народа; за себя будут говорить также не допускающие никаких сомнений письменные источники.

* § 2. В 7131 (1623) г. казак Яков Плещевской с сорока товарищами был отправлен из Енисейска для объясачения бурят, или братских людей, на Верхней Тунгуске ¹. Он возвратился в Енисейск, не выполнив возложенного на него поручения. За этим последовала вторая посылка стрелецкого сотника Поздея Фирсова и казачьего атамана Василия Алексеева, которые отправились в путь 30 мая 7133 (1625) г. с сорока людьми. Возникшие среди тунгусов волнения помешали, однако, быстрому успеху предприятия.

§ 3. 30 октября 7133 (1624) г. из Енисейска был послан для сбора ясака с ранее объясаченных тунгусов Верхней Тунгуски ², с князца Иркинея с его детьми, [40] стрелецкий пятидесятник Терех Савин ³. Когда он прибыл к тому месту, где служилые люди обычно сообща ловили рыбу и которое так и называлось местом «Рыбная ловля», на него напали тунгусские люди князца Тасея, пришедшие с реки Тасеевой, названной по имени этого князца, и нанесли ему и его людям сильное поражение. Несколько служилых людей были при этом убиты, остальные вместе со своим начальником заперлись в избушке, где должны были шесть дней ожидать ухода тунгусов.

* § 4. Следующей весною одновременно с сотником Поздеем Фирсовым был послан атаман Василий Тюменец и с ним 25 человек служилых людей ⁴, чтобы опять привести к повиновению князца Тасея и его людей, а в случае если они на это не согласятся добровольно, объявить им полное прощение. Но Тасей совсем не был склонен к этому. Река, при которой он жил, не имела еще в те времена своего настоящего названия и, как показывают документы Енисейского архива, обозначалась тунгусским словом «бирья», что означает реку вообще. До того места, где в нее с южной стороны впадает речка Усолка, она называется теперь Тасеевой. От этого места далее вверх она именуется Чуной, а еще ближе к истокам — Удой. В реке Чуне имеется очень много порогов. По словам атамана Василия Тюменца, он перешел через пятнадцать, в число которых он, вероятно, включил разные мелкие места, которые порогами обычно не называют. Наконец он подошел к большому порогу, через который ему было очень трудно перетащить свои суда. В этом месте река протекала между двумя утесами, и ширина ее была всего вполовину лучного перестрела, по обе же стороны берега ее поросли густым лесом. В этом месте на него внезапно напали тунгусы и вынудили его отойти от берега и стать на якоре посреди реки. Он велел толмачу напомнить им об их прежней шерти на верность, но не получил никакого ответа. Четыре человека служилых людей были убиты, а пятый тяжело ранен. Эта потеря вынудила атамана вернуться обратно, после чего его еще долгое время преследовали неприятельские стрелы.

* § 5. Следующей осенью была получена весть, что тунгусы во главе с тем же Тасеем усиленно готовятся к войне и хотят собраться у «Рыбной ловли», чтобы затем разрушить Енисейск и Маковский острог и тем самым закрыть русским дорогу через Маковский волок на реку Енисей. Выполнить это смелое решение было, однако, не по силам тунгусам. Маковскому, или, как его тогда еще называли, Намацкому, острогу в начале лета пришлось все-таки выдержать нападение тунгусов. Вследствие этого число служилых людей Енисейска, которых до того было только 100 человек, было увеличено многими ратными людьми, присланными из Тобольска.

* § 6. Между тем атаман Василий Алексеев был отправлен вниз по Енисею для сбора ясака с питских тунгусов, причем некоторых из них он побил, а иных побрал в плен. Это стало причиной больших беспорядков в Енисейске. Все население разделилось на две партии, во главе которых стояли воевода Андрей Леонтьев сын Ошанин и атаман Василий Алексеев. Они вели между собою открытую войну, и, может быть, партия атамана, как наиболее сильная, одержала бы верх, если бы из Тобольска к воеводе не прибыла помощь. Василий Алексеев и десять человек его самых видных сторонников были отправлены в Тобольск, чтобы понести там наказание и уже больше не возвращаться в Енисейск. Остальных наказали в Енисейске. Атаманом же был [41] назначен Максим Перфирьев, много потрудившийся при последующих завоеваниях и стяжавший себе этим большую славу.

§ 7. Когда в 7135 (1627) г. в Енисейске решили предпринять новый поиск к бурятам, то во главе сорока человек служилых людей, отправленных в этот поход, был поставлен Максим Перфирьев ⁵. Он первый достиг по Тунгуске устья реки Илима и объясачил тунгусов как по этой реке, так и далее вверх по Тунгуске до больших Братских порогов. Пройти и оставить позади себя эти пороги было бы больше того, что можно было ожидать от первой попытки, и Перфирьевым остались очень довольны. Придя к Шаманскому порогу, получившему свое название от жившего около него тунгусского шамана, Перфирьев остановился, желая предварительно разведать дальнейший путь и не полагаться только на храбрость как свою личную, так и своих спутников. Здесь он построил зимовье для себя и для своих людей и отправился затем сухим путем далее вверх по Тунгуске до бурятских улусов. Ему удалось, однако, уговорить платить ясак только живших в ближайшей округе тунгусов. Следующей весною он возвратился в Енисейск, привезя с собою собранный ясак, составлявший 10 сороков и 28 соболей, 30 недособолей и 3 тунгусских собольих шубы. Хотя зимовье лежало в стороне от реки Илима в 60-70 верстах, оно было названо Илимским по реке Илиму, название которой тунгусы произносили — «Иним». Оно называлось также «зимовем под Братским порогом». Так как для защиты от нападений оно, вероятно, было окружено частоколом, сам Перфирьев в своих отписках называл его также острожком, но это название за ним не удержалось.

* § 8. На обратном пути Перфирьев, так же как и пятидесятник Савин, подвергся около «Рыбной ловли» неожиданному нападению со стороны многочисленных тунгусов ⁶, которые сильно ранили его самого и 10 человек его спутников, а одного убили на месте, и только с большим трудом удалось уйти от них и укрыть в безопасном месте ясачную казну. Эта враждебность, проявленная во второй раз, и новое возмущение были причиной того, что по прибытии Перфирьева из Енисейска был немедленно же отправлен сотник Петр Бекетов с служилыми людьми. Он должен был построить острог в том самом месте, где оба раза были произведены нападения, чтобы держать в повиновении тунгусов, следить за сбором ясака и оберегать тех русских, которые приехали бы туда для рыбной ловли или пожелали бы здесь остановиться во время пути. Этот острог до сих пор известен под названием «Рыбенского». Он расположен на северном берегу Тунгуски, в 90 верстах от ее устья и в 156 верстах от Енисейска. Множество островов разделяет в этом месте Тунгуску на небольшие протоки, весьма удобные для рыбной ловли, что вполне оправдывает название острога; в то же время острова являются очень удобными для пашни.

§ 9. Когда большая часть работы по строению Рыбенского острога была закончена, тем же летом 7136 (1628) г. Бекетов с тридцатью людьми отправился в Илимское зимовье, чтобы начать дальнейшее проведывание и покорение тамошних народов с того места, где остановился Перфирьев ⁷. Он проехал все пороги, взяв с собою только два небольших струга, а все крупные суда оставил в Илимском зимовье. Неизвестно, однако, имел ли он проводников, которые показывали ему путь через так называемые «ворота» в порогах. Если он их имел, то это могли быть только тунгусы. [42] Его суда были настолько малы и легки, что за ними могли следовать только лодки. Как только подошли к третьему большому порогу, названному вследствие своего высокого падения «Падуном», один струг разбился в мелкие щепы, и люди едва спаслись от смерти. Из запасов на этом судне ничего не было спасено. Так как Бекетов и без того имел с собою только по два пуда муки на человека, то потеря эта должна быть признана очень большой, и она могла бы стать препятствием для дальнейшего продолжения пути. Тем не менее Бекетов отправился в путь вверх по реке на одном судне и был, вероятно, уже недалеко от озера Байкала, когда вынужден был возвратиться обратно. Он собрал с бурят на реке Оке первый ясак, состоявший из двух сороков и семи соболей, и, не дожидаясь сбора ясака с тунгусов, возвратился весною 7137 (1629) г. в Енисейск, где приход ясака за этот год составил около 170 [43] сороков соболей, не считая других мехов ⁸. Енисейский воевода Василий Алексеев сын Аргамаков отправил этот ясак вместе с 15 сороками, поднесенными ему лично, в государеву казну.

* § 10. Теперь следует описать большой поход против бурят бывшего енисейского воеводы Якова Игнатьева сына Хрипунова, но предварительно надо рассказать об одном событии, находящемся с ним в некоторой связи, а по своим причинам имеющем право на то, чтобы о нем сообщить прежде описания похода. При построении Красноярска было определено ⁹, чтобы продовольственные запасы, которые [44] тамошние служилые люди должны получать из Тобольска, доставлялись из Маковского острога сухим путем в Енисейск и оттуда далее водою в Красноярск енисейскими служилыми людьми. Это вызывало сильное недовольство и жалобы последних. Свое нежелание выполнять эту повинность енисейские служилые люди оправдывали тем, что им приходится совершать много других дальних походов. Красноярские же служилые люди, ссылаясь на свое право и на имеющиеся указы и распоряжения, несмотря на то что предназначавшиеся им запасы лежали в Маковском остроге и в Енисейске, не хотели идти за ними сами, а предпочитали терпеть крайний голод, от чего многие люди умирали, а иные страдали от цинги, являющейся обычным следствием голода.

§ 11. Весною 7137 (1629) г. нужда была так велика, что служилые люди пришли от нее в совершенное отчаяние. Атаман Иван Кольцов, о заслугах которого уже говорилось ¹⁰, возвратился тогда из Тобольска через Енисейск с деньгами для раздачи жалованья. Его обвиняли в том, что он не сделал для продвижения хлебных запасов всего, что было в его власти; за это он поплатился своею жизнью. Во время свалки его убили на торгу, а тело его было брошено в Качу. После этого собралась партия служилых людей в 50 человек, которые обратились к воеводе Дубенскому с просьбой отправить их в поход по реке Тунгуске против бурят, а перед тем разрешить пойти в Енисейск взять там необходимые для дороги запасы. Вскоре после того, как они получили просимое разрешение, через крестьян, державших их сторону, в Енисейске сделались известными истинные намерения красноярских служилых людей: они хотели мстить енисейскому воеводе и всех, кто стал бы им сопротивляться, убить, города разграбить, то же сделать в Маковском, а самим по Оби, через Березов, бежать на Русь. Когда красноярские служилые люди подошли к Енисейску, енисейский воевода был уже наготове и, впустив в город только немногих из них, мог схватить и посадить в тюрьму зачинщиков этих беспорядков, которые понесли потом заслуженное наказание.

§ 12. Остальные принуждены были идти в поход против бурят ¹¹, который они выдвинули ранее лишь в качестве предлога. Они догнали воеводу Хрипунова, к которому присоединились, но вскоре опять от него отделились и тою же осенью поспешили обратно в Енисейск. Там от них отобрали 46 обращенных ими в холопство бурятских женщин, девушек и детей; их решено было сохранить в качестве аманатов и отсылать понемногу обратно бурятам или же обменивать их на новых аманатов, так как взятый Бекетовым с бурят ясак заставлял рассматривать этот народ как русских ясачных людей, которых поэтому нельзя было обращать в холопство.

§ 13. Я не нашел известий о том, что произошло в дальнейшем с красноярскими служилыми людьми. Зато имеются известия ¹², что Красноярск был по приведенным выше причинам очень близок к своему концу, так как в ответ на многие представления, сделанные из Енисейска, о незначительности приносимой Красноярском пользы, а также о том, что служилые люди Красноярска выполняют то самое, что прежде входило в обязанности и выполнялось Енисейском, из Москвы уже последовал указ о переводе оставшихся в Красноярске служилых людей в Томск и Енисейск и о [45] посылке в Красноярск, по примеру таких острожков, как Маковский и Мелесский, годовальщиков из Енисейска. Приказ этот уже стали выполнять, когда томские воеводы, имевшие тогда главное начальство над всем этим краем ¹³, не будучи, как енисейские, движимы завистью и ясно видевшие, что из-за киргизов и соседних монголов необходим в этом месте пограничный город, добились того, что Красноярск вскоре был опять восстановлен в своем прежнем положении.

* § 14. По распоряжению из Тобольска воевода Яков Игнатьев сын Хрипунова был послан для поисков серебряной руды; ему не были указаны какие-либо земли, до которых он должен был дойти, но если бы он не встретил никаких препятствий, ему следовало продолжать свой путь за пределы известных к тому времени бурятских земель. Основанием для отправки послужила общая молва о богатстве бурят; она, в свою очередь, основывалась на том, что у бурят видели серебро, которое, однако, не родилось на их родине, а получалось ими от монголов, приобретавших его путем торговли с китайцами и даурами. Буряты хвалились этим серебром, а так как некоторые из них знали кузнечное дело, то они украшали им свои стрелы, колчаны, седла и уздечки, как это делали и некоторые другие восточные народы. Однако для этого требовался небольшой запас серебра. Серебро расплющивалось в очень тонкую пластинку, накладывалось на железные листы с мелкой крестообразной насечкой и набивалось молотом на неровное железо, которое от этого приобретало вид серебра. В отношении серебра нельзя было поэтому рассчитывать на успех похода, но польза от него сказалась в том, что благодаря походу покорение бурят двинулось вперед.

§ 15. Хрипунов выступил из Тобольска весною 1628 г. и отправился водою по рекам Иртышу, Оби и Кети до Маковского острога, откуда осенью он пошел сухим путем к реке Енисею и зазимовал в Енисейске. Редко бывало, чтобы в таких походах дело обходилось без озорства и безобразий. Участники их воображали, что длительный поход защитит их от наказания или что они сразу приобретут такие заслуги, за которые им будут прощены все совершенные ими вины. Таким образом, когда на реке Оби, неподалеку от Нарыма, они повстречали промышленных людей с дорогой мягкой рухлядью, возвращавшихся обратно на Русь, они отняли у них все; и ограбленные ими почитали себя еще счастливыми тем, что могли за умеренную цену выкупить своих соболей у служилых людей Хрипунова ¹⁴.

§ 16. Во время своей зимовки в Енисейске Хрипунов выслал вперед своего шурина Никиту Воейкова с 12 служилыми людьми ¹⁵, чтобы разведать дороги и другие обстоятельства этой местности и чтобы узнать, нельзя ли уже на реке Тунгуске найти серебряную руду. Нет надобности говорить о том, какие жалобы из-за этого возникли. Воейков возвратился в Енисейск, не выполнив ничего из того, что ему было поручено. Весною 7137 (1629) г. Хрипунов продолжал свой путь на десяти кочах или, может быть, дощаниках и десяти стругах (род больших челнов) ¹⁶. По большому количеству судов можно заключить, что число людей, которых он имел при себе, было немалое.

§ 17. Когда он пришел в Илимское зимовье, было решено оставаться здесь с судами до тех пор, пока не установится удобный зимний путь. В ожидании его [46] Хрипунов не желал сидеть без дела. Он оставил при судах в зимовье 20 человек, а 30 человек выслал на Лену для новых открытий и завоевании. Сам же с остальными людьми пошел берегом вверх по Ангаре и имел сражение у реки Оби с бурятами, в котором одержал победу. С помощью бурятских проводников он хотел продолжить свой путь еще дальше, к озеру Байкалу и в страну монголов с тем, чтобы оставленные им под Братским порогом люди присоединились к нему следующею весною; но выполнить это намерение ему помешало упорное сопротивление бурят, которого он был вправе опасаться. В это время беглые служилые люди из Красноярска ¹⁷ находились еще при нем; они отделились от Хрипунова уже за рекой Окой и привезли вести о нем в Енисейск.

§ 18. Увидев, что имеется мало надежды на счастливый исход похода, Хрипунов возвратился обратно в Илимское зимовье. Там он хотел провести зиму и ожидать будущим летом благоприятного случая. Однако смерть постигла его прежде, чем он успел довести до конца свое намерение. Во время похода было проявлено много усердия и было сделано немало ценного. Для продолжения похода из Тобольска послали новые запасы продовольствия. Был даже отправлен на помощь к Хрипунову сын боярский Михайло Байкашин с несколькими людьми, который, получив в Енисейске известие о смерти Хрипунова, не стал продолжать свой путь. После смерти Хрипунова, последовавшей 17 февраля 7138 (1630) г. в Илимском зимовье, его служилые люди, собранные из разных сибирских городов, поспешили к себе на родину. Участвовавший в походе с несколькими енисейскими служилыми людьми атаман Максим Перфирьев отписал о происшедшем в Енисейск, и, как только прошел лед, и открылся путь по воде, он вместе с енисейскими служилыми людьми отправился в Енисейск. Собранный за этот поход ясак состоял всего из двух сороков, десяти соболей, 55 недособолей, двух собольих шуб и другой мелочи.

* § 19. В связи с походом Хрипунова можно сделать одно географическое примечание. Река, известная теперь под двойным названием — Тунгуски и Ангары, в архивных документах об этом походе, в отличие от современного употребления, носит название Тунгуски до самого устья реки Оки. Название Тунгуски произошло от того, что, когда она была открыта, на ней жили исключительно тунгусы; по той же причине были названы также Тунгуска Подкаменная и Нижняя Тунгуска. Ангара же является бурятским названием этой реки, в то время оно еще не было известно русским. Когда же эти названия вошли в употребление, границу между Тунгуской и Ангарой установили около впадения Илима, что не находится ни в какой связи с природными условиями, так как река Илим вовсе не имеет такого значения, чтобы служить причиной для изменения названия реки, в которую она впадает.

§ 20. Когда служилые люди, бывшие в походе с Хрипуновым, возвратились в Енисейск, они привели с собою 21 человека бурятского ясыря ¹⁸. В их числе были самые знатные женщины и девушки этого народа. Тогда произошло опять то же самое, что за год до того с красноярскими служилыми людьми: все пленники были отобраны у служилых людей воеводой князем Семеном Ивановичем Шаховским. Он хотел подкупить бурят великодушием, полагая, что, увидя своих родичей, которых они считали уже потерянными, они скорее подчинятся русским. Однако этого [47] удалось достигнуть не сразу. Подобно калмыкам и киргизам, буряты держались все вместе, и это служило им защитой, тогда как разрозненность тунгусов больше всего способствовала их покорению.

§ 21. Первый опыт подействовать на бурят ласкою был сделан с двумя пленниками, которые 14 марта 7138 (1630) г. были отпущены в сопровождении служилых людей — Вихоря Савина и Сидора Аникиева ¹⁹. После их передачи Вихорь Савин был убит бурятами, а Сидор Аникиев совершенно ограблен и отпущен обратно босым и нагим. Речка, называвшаяся до того по-тунгусски «Гея», получила из-за этого убийства у русских название «Вихоревка». Происшедшее должно было служить предупреждением на будущее время, чтобы в подобные посылки не отправляли отдельных людей, но сильные отряды опытных служилых людей, которые были бы в состоянии оказать сопротивление и сами могли бы употребить силу.

§ 22. Это было сделано при последующей посылке атамана Максима Перфирьева ²⁰, выступившего 3 августа того же, 1630 г. с 30 служилыми людьми и несколькими пушками; он взял с собою также нескольких бурятских пленников. Чтобы поручение его произвело на бурят больше впечатления, ему было велено поставить в устье реки Оки острог. Придя 11 сентября в Илимское зимовье, он оставил там под присмотром 15 человек свои суда со всеми припасами, а сам с остальными 15 людьми отправился сухим путем к бурятским улусам, чтобы не только передать там пленников, но и призвать бурят «под высокую государеву руку» и уговорить давать с себя ясак. Он имел в виду также приискать угожее крепкое место, где бы поставить острог. При передаче пленников бурятские князцы уплатили Перфирьеву 15 соболей (все, что, по их словам, у них в то время было), которые и были приняты Перфирьевым в качестве ясака; князцы дали обещание с наступлением весны уплатить полный ясак. В ожидании этого Перфирьев возвратился обратно в Илимское зимовье и зазимовал там, не решаясь с имевшимися у него людьми приступить к постройке острога, как это ему было приказано, и отписал в Енисейск, что для этого ему требуется большее количество людей.

§ 23. 8 мая 7139 (1631) г. из Енисейска были отправлены на помощь Перфирьеву для постройки острога пятидесятник Василий Москвитинов с 20 человеками и 21-го числа того же месяца пятидесятник Петр Ропот с 30 человеками, с тем чтобы они затем остались на годовую службу в остроге. Перфирьеву же с его людьми было разрешено возвратиться обратно, что он и сделал. Он прибыл 18 июля в Енисейск и привез с собою 78 соболей собранного им ясака. По словам Перфирьева, острог был поставлен не в намеченном месте, но неподалеку от него, а именно в полудня пути ниже устья реки Оки, около большого порога Падуна. Некоторые бурятские князцы сразу же изъявили при этом покорность и дали шерть на верность. Но эта покорность продолжалась до тех пор, пока Перфирьев оставался там. После его отъезда, соединясь с окрестными тунгусами, буряты решили не платить больше ясак русским, убивать их всюду, где бы их ни пришлось встретить, и даже по возможности уничтожить новый острог, названный Братским. Восьмого августа через своего шамана они сообщили о своих намерениях в острог для сведения пятидесятника Москвитинова, который немедленно донес об этом в Енисейск. Следует отметить, что [48] буряты отказались признавать, что они уже раньше платили ясак русским: то, что они дали атаману Перфирьеву, по их словам, было сделано только для того, чтобы выкупить пленников. Таким образом, при первоначальном покорении народов могло, конечно, произойти немало недоразумений оттого, что дающий имел иное намерение, чем то, которое предполагал получающий.

§ 24. Это восстание в Енисейске пытались усмирить не силою оружия, а возвращением нескольких пленников и подарками бурятским князцам; последнее, однако, принесло мало пользы и только усилило злобу бурят, так как долготерпение и великодушие были для них неизвестными добродетелями. Сами буряты в некотором роде господствовали над соседними тунгусами и брали с них дань ²¹. Они запрещали [49] тунгусам давать с себя ясак русским. Ясак, который должны были платить буряты, возместил бы русским труды и расходы на постройку и содержание Братского острога. Весною 7140 (1632) г. в Братском остроге было собрано ясака не более трех сороков соболей, большая часть которых была к тому же очень худыми. С этим ясаком 30 служилых людей возвратились в Енисейск, причем они не могли достаточно описать, с каким презрением обращались с ними бурятские князцы.

§25. Недостаток в Енисейске людей и запасов ²² помешал применить в 7140 и 7141 гг. решительные меры против бурят; к тому же на помощь к князцам, жившим на Оке, пришел с озера Байкала бурятский же князец Когун с сотней людей, что еще более усилило их упорство. Если теперь и поступал какой-либо ясак в Братский [50] острог, то буряты давали таких худых соболей, что о них не стоит даже упоминать. Из Томска сначала хотели оказать помощь Братскому острогу и с этой целью послали в Енисейск атамана Дмитрия Копылова с 50 служилыми людьми. Но они промешкали и пришли в Енисейск только 17 сентября 7142 (1633) г., когда уже нельзя было рассчитывать ранее наступления зимы дойти до Братского острога. Пока томские служилые люди зимовали в Енисейске, в Томске переменили свое намерение и приказали атаману вместе с его людьми возвратиться в Томск.

* § 26. Год спустя в Енисейске было собрано 60 человек ²³, которые во главе с пятидесятником Дунайкой Васильевым 22 июня 7142 (1634) г. отправились в Братский острог и 2 сентября благополучно прибыли туда. Но это мало помогло делу. Буряты упорствовали в своем неповиновении: ласки, обещания, подарки и выдача пленников не оказывали на них никакого действия. По-прежнему не удавалось склонить их на сторону русских, так как при выдаче пленников ставилось условие, чтобы взамен возвращаемых бурят в залог их верности давали других аманатов. 2 июня 7143 (1635) г. в Енисейск пришла весть, что Дунайка Васильев и с ним 52 человека убиты бурятами, причем последние завладели также ружьями, порохом и свинцом убитых. Ввиду отсутствия архивных известий об этом несчастье приходится воспользоваться устным рассказом жителей Братского острога, которые говорили, что они слышали этот рассказ от своих отцов. Дунайка Васильев, или, как они его называют, Дунаев, отправился против бурят с 50 человеками; когда он поднялся вверх по Оке, то в 8 верстах от устья Оки, при речке, называемой бурятами «Сиби», он был окружен большим числом бурят и потерпел такое сильное поражение, что ни один русский не ушел живым. Речка Сиби получила поэтому у русских название «Дунаевой».

* § 27. Этот несчастный случай показал, что для того, чтобы достичь своей цели у бурят, необходимо послать к ним более значительные силы и осторожнее приступать к делу. На место Дуная Васильева был назначен енисейский сын боярский Николай Радуковский ²⁴. В том же, 7143 г. он отправился в Братский острог со 100 служилыми людьми. У нас нет сведений, каким образом Радуковский привел к повиновению бурят. Только из позднейших записей о сборах ясака в тамошних местах можно заключить, что упорствовавшие были им усмирены и вынуждены снова покориться русским.

§ 28. В 7148 (1637) г. от бурят, живших около Братского острога и по реке Оке, было получено 73 соболя, а от тамошних тунгусов — три сорока, 27 соболей и девять недособолей. В том же году пятидесятник Василий Черменин объясачил бурят и тунгусов, живших далее вверх по реке Ангаре и по Уде; он взял с них 75 соболей. В 7146 г. буряты с Ангары и Уды снова вышли из повиновения: они бились со служилыми людьми, высланными к ним из Братского острога для сбора с них ясака, и даже подступали к Братскому острогу. В 7147 г. сын боярский Илья Барсов лаской привел бурят снова к повиновению и взял с них два сорока соболей ясака. Он увеличил также на два сорока ясак с бурят, живших около Братского острога, не считая трех сороков и 36 соболей, собранных им с тунгусов. В 7148 и 7149 гг. ясак, собираемый в Братском остроге, достигал ежегодно восьми сороков и семи соболей. Следует заметить при этом, что уезд Братского острога в то время начинался от Шаманского [51] порога или, вернее, от речки Вихоревки и простирался от нее вверх по Ангаре до упомянутой выше речки Уды, что составляло 384 версты. Местность же ниже Шаманского порога, а следовательно, и Илимское зимовье вместе с рекою Илимом составляла отдельный уезд, центр которого находился первоначально в устье реки Идирмы, впоследствии же был перенесен дальше вверх по Илиму на место теперешнего Илимска.

* § 29. Мы ограничимся здесь изложением этих ранних известий о земле бурят, пока последующие годы не принесут нам новых данных о дальнейшем продвижении русских по Ангаре. Теперь же, в порядке времени и расположения городов, нам необходимо вернуться обратно, чтобы сказать несколько слов о реке Илиме, о том, как и когда были покорены жившие по этой реке народы, об открытии пути по Илиму на великую реку Лену, о самой Лене, о том, как русские ею овладели и как они открывали все новые и новые народы. Так как все эти события имели место в то же время, что и описанные выше события в земле бурят, то необходимо познакомиться одновременно с ними.

§ 30. Ясак с илимских тунгусов через посланных к ним служилых людей собрал впервые еще атаман Максим Перфирьев, когда он в 7135 г. в первый раз ходил походом против бурят и зимовал в Илимском зимовье по соседству с тунгусами ²⁵. Это подтверждается тем, что в енисейских ясачных книгах того же, 7135 г. находим те же самые названия тунгусских родов, которые впоследствии встречаются на реке Илиме вперемежку с названиями родов самого Илимского зимовья. После него в 7136 (1628) г. приходил к ним десятник Василий Бугор ²⁶, посланный отдельно с десятью людьми на реку Илим. Находясь в зимовье в устье Идирмы, он собрал здесь ясак. Далее он перешел на реку Куту, которая впадает в Лену; спустился по Лене вниз до устья Чаи, собирая кое-где ясак. В устье реки Киренги он оставил четырех человек служилых людей и двух других — в устье реки Куты. Летом 1630 г. Бугор благополучно возвратился в Енисейск. О 30 служилых людях, которых в 1629 г. отправил из Илимского зимовья на Лену Яков Хрипунов, было уже упомянуто выше. Они присоединились к Василию Бугру на реке Илиме. Подчинение тунгусов происходило без принуждения, при помощи одних уговоров. Так как люди Якова Хрипунова действовали заодно с Василием Бугром, а некоторые из них сопровождали его в пути на реку Куту, то они взяли себе половину собранного ясака и привезли к Хрипунову; однако эта доля не могла быть значительной, так как мы уже выше видели ²⁷, сколько ясака было собрано Хрипуновым.

§31. Столь успешное начало и приходившие с реки Лены благоприятные вести давали надежду на дальнейшие успехи. Изобилие прекраснейших соболей, которых еще нигде не видели в таком количестве, казалось там неиссякаемым. Дело облегчалось еще тем, что народы, до которых добрались от реки Илима, были теми же самыми тунгусами, которые до того всегда без особенного труда были покоряемы русскими. О них были получены некоторые сведения от бурят, живших в верховьях Лены. Посланный в 7138 (1630) г. атаман Иван Галкин с 30 служилыми людьми получил наказ ²⁸ сначала собрать ясак на реке Илиме, после чего отправиться на реку Лену [52] и построить на ней острог; далее он должен был проведывать вверх и вниз по Лене и обычным способом, т.е. лаской, призывать местные народы к повиновению и уплате ясака; наконец, ему поручено было собрать дальнейшие сведения, которые могли быть полезными для распространения русской власти.

* § 32. Для выполнения всего этого ²⁹ по приходе на реку Илим Иван Галкин велел прежде всего укрепить зимовье в устье Идирмы и поставить над воротами сторожевую башню, благодаря чему зимовье стало похоже на небольшой острог. Оно, вероятно, расширилось бы еще больше, если бы как раз в эту пору не были открыты новые пути на реку Лену, вследствие чего это зимовье сделалось совершенно ненужным, и пришлось на Илиме, дальше вверх по реке, поставить другое зимовье, или острожек. До того времени на Лену был известен только один путь — вверх по Идирме. По ней плыли на каюках, поднимавших до десяти или больше мешков запасов, и через два дня приходили в устье речки Дидитмы, откуда шли далее волоком, и через два дня достигали устья реки Купуя (ныне — Купа). Для того чтобы сократить путь волоком, нужно было еще один день плыть вверх по Идирме, после чего сворачивали в небольшую речку Чухторму, по которой можно было идти на каюках еще в течение одного дня. Наконец, начинался волок, приводивший на следующий день к речке Ялыку. На лодках или же на небольших плотах спускались вниз по Ялыку в течение одного дня до впадения Ялыка в Купуй, по Купую и затем по Куте в два дня доходили до Лены.

§ 33. Оба пути казались Галкину слишком длинными и трудными. Подарками и хорошим угощением он расположил к себе одного тунгуса, чтобы тот дал ему обстоятельные сведения о тамошних местах и сообщил бы, нельзя ли найти более близкий и удобный путь к реке Лене. От него Галкин узнал, что до волока на реку Куту нужно плыть еще два дня вверх по реке Илиму; по волоку тунгусы легко доходят пешком до реки Лены в один день, а с оленями и со всем необходимым для жилья — в два дня.

§ 34. Это и есть тот путь, по которому теперь еще ездят на реку Лену и из-за которого пришлось перенести ясачное зимовье с реки Идирмы в то место, где путь этот отходит от реки Илима. Однако перенесение зимовья было совершено не сразу и не в один прием. Приказчики, которых посылали из Енисейска на реку Илим, имели пребывание то в одном, то в другом месте. Через несколько лет новое зимовье заняло первое место и было названо зимовьем на Илиме, на Ленском волоку, а после того как оно было укреплено, — Илимским острогом. Когда же для ускорения дальнейших завоеваний туда стали посылать из Москвы отдельных воевод, зимовье на Ленском волоку превратилось в город Илимск.

§ 35. По приказанию Галкина два служилых человека под руководством тунгуса исследовали упомянутую дорогу, причем все оказалось действительно так, как было описано выше. Галкин послал этим путем на реку Лену десятника Илью Ермолина и с ним пять человек служилых людей, которых до реки Купуя сопровождало еще 18 человек, чтобы помочь им нести предназначенные для них запасы. Там они повстречали двух тунгусов с их обычными лодками, сделанными из бересты. Ермолин откупил у них эти лодки и поплыл на них по направлению к реке Лене. Около впадения реки Куты они нашли оставленных там Василием Бугром двух служилых людей [53] вместе с судном, на котором они туда приплыли и которое в пути сослужило им большую службу. В устье реки Киренги Ермолин с товарищами думал встретить также других четырех людей из отряда Василия Бугра и получить от них необходимые сведения, но оказалось, что с промышленными людьми, пришедшими из Туруханского зимовья, они ушли в землю якутов по Нижней Тунгуске. Об этом они узнали от тунгусов, кочевавших в большом числе при впадении Киренги и Чаи, до которых Ермолин продолжал свой путь; эти тунгусы уже были приведены к шерти на верность Василием Бугром. От них же Ермолин с товарищами получил первые известия о том, что ниже по течению реки Лены живут якуты, которые богаты скотом и никому не подчинены. Как ни было это заманчиво для служилых людей, все же некоторые соображения заставили Ермолина воздержаться от посещения этого нового народа.

§ 36. Наступила осень. Приходилось зимовать в земле тунгусов. Последние предупредили Ермолина, что чем раньше он отправится в обратный путь, тем это будет лучше. Они говорили, что тунгусы, живущие по Нижней Тунгуске, дикий и воинственный народ, который не раз нападал и побивал большие отряды русских в 70-100 человек. Если бы они узнали о пребывании здесь русских, то пришли бы на реку Лену и перебили бы всех. Ответственность же пала бы на них, тунгусов с реки Чаи, так как подумали бы, что они перебили служилых людей. Эти соображения побудили Ермолина с наступлением первых морозов возвратиться на реку Илим. Они едва не умерли с голоду, так как пробыли в пути пять недель.

* § 37. То, что было рассказано о тунгусах с Нижней Тунгуски, соответствовало действительности. Их враждебность распространялась не только на русских, но и на их соплеменников, на живших по соседству с ними тунгусов других родов, которые часто подвергались их нападениям. Галкин узнал об этом в начале ноября 7139 (1630) г., когда велел собрать в Усть-Идирме илимских тунгусов, чтобы получить с них ясак. В это время пришла весть о приближении тунгусов с Нижней Тунгуски, вследствие чего илимские тунгусы, как более слабые, немедленно убежали в верховья реки Илима и даже в Братскую степь, как это они всегда делали в подобных случаях. В предыдущем году погибли шесть человек ясачных тунгусов, живших на реке Куте, и двое, живших на реке Идирме. Тунгусы с Нижней Тунгуски упрекали илимских в том, что те жалкие трусы и без всякого сопротивления дали себя покорить русским. Они сами принадлежали к роду мучугов и шилягов. Летом они иногда прикочевывали для рыбной ловли к реке Лене. Здесь Галкин хотел их наказать, однако ему не представлялось для этого случая.

§ 38. 15 сентября 7139 (1630) г. Галкин отправил из устья Идирмы на верховья реки Лены четырех человек во главе с Терентием Колягой ³⁰. После двухнедельного плавания, длительность которого нужно отнести за счет течения и мелководья позднего времени года, так как езды туда сухим путем следует считать не более пяти дней, они прибыли к тунгусскому князцу Гипке (в других документах он назван Липка), который хотя никогда не видал еще русских, тем не менее без всякого противодействия согласился давать с себя ясак. Отсюда до бурятских улусов оставалось будто бы еще два дня пути. На этот раз решили не заходить так далеко и дальнейшие открытия предоставить более сильному отряду служилых людей. Тогда же служилые [54] люди, оставленные Василием Бугром в устье реки Куты, просили в Енисейске разрешения отправиться на реку Кампу, которая несколько выше впадает в реку Лену, чтобы заставить живших по ней тунгусов уплатить русским ясак. Разрешение им было дано немедленно.

* § 39. Весною 7139 (1631) г. отправился на Лену сам атаман Галкин ³¹. Ему было приказано поставить на Лене острог. Место для него он выбрал в устье реки Куты, но он успел построить только зимовье наподобие тех, какие обычно строили промышленные люди, после чего отправился в обратный путь на реку Илим. Его преемник по ленским открытиям и завоеваниям Петр Бекетов старался опорочить выбор места для зимовья ввиду того, что поблизости нет тунгусов. В самом деле для сбора ясака острог был излишним, но в последующем он был удобной остановкой для людей, ехавших из Илимска на Лену или с Лены в Илимск. Таково происхождение небольшого Усть-Кутского острога с малым числом жителей, который только благодаря своему положению получил название острога.

* § 40. На реке Илиме, в устье Идирмы, Галкин ожидал себе перемены: 16 июля 7139 (1631) г. на смену ему прибыл сотник Петр Бекетов, после чего Галкин возвратился в Енисейск. Бекетов не имел отношения к сбору ясака на реке Илиме; для этого был послан с десятью людьми десятник Фирс Никифоров, имевший пребывание уже не в Усть-Идирме, а в Илимском острожке ³². Служба же Бекетова была на Лене. Несмотря на ее сложность, Бекетов все же выполнил данное ему поручение. Таким образом, благодаря заслугам Бекетова было положено на Лене первое и в то же время самое важное основание всему последовавшему за тем. Он привел с собой из Енисейска 30 человек ³³ и должен был получить еще десять человек от атамана Галкина, которых последний указал ему взять «в Якутах». Этой помощью он мог, следовательно, воспользоваться не ранее прибытия на место. Вероятно, по их просьбе Галкин отпустил этих служилых людей с промышленными людьми, которые в то время часто отправлялись в землю якутов, так как об отдельной посылке их туда, равно как о том, что они там сделали, найти ничего не удалось. Архивные документы того времени называют эту землю «Якольской землей», потому что название якутов в произношении тунгусов было «яко», а у самих якутов об этом названии мы не нашли никаких известий.

§ 41. Вскоре после своего прихода в Усть-Кут Бекетов решил предпринять поход вверх по Лене против бурят. Действительно, отправившись с 20 людьми 1 сентября, он потратил две недели на переход водою до реки Куленги, где начинается степь, в которой кочуют буряты. Когда он пешим проходил последнюю часть пути, то на пятый день заметил людей, которые уже в течение некоторого времени следили за тем, в которую сторону направятся русские. Как только они увидели, что их заметили, они поспешили скрыться бегством и не стали слушать того, что Бекетов велел им кричать через своих тунгусских толмачей. С полным основанием Бекетов решил, что улусы бурят должны находиться где-то поблизости. Так как недалеко был лес, то Бекетов для безопасности устроил из деревьев и кустарников засеку на случай, если бы на него было сделано враждебное нападение. Было бы безрассудством, если бы эта мелкая кучка русских захотела сопротивляться бурятам, насчитывавшим в своих [55] улусах до 200 человек. Бекетов нашел более разумным отправить к ним толмача, чтобы он ласковыми словами советовал бурятам подчиниться и платить по примеру всех других сибирских народов ясак. В ответ на это бурятские князцы просили обождать несколько дней, чтобы они могли собрать ясак со своих улусных и привести его к русским.

§ 42. Под предлогом уплаты ясака 26 сентября пришли два князца с 60 людьми. Бекетов, готовый ко всему и не ожидавший ничего хорошего, немедленно же велел своим людям приготовиться к бою. Бурятам было разрешено прийти к русским в засеку, правда без оружия, но они, хотя и оставили свои стрелы и луки, все же сумели спрятать у себя под шубами сабли, кинжалы и ножи. Принесенный ими ясак состоял из пяти худых недособолей и одной шкуры красной лисицы, не имевшей почти ни одного волоса. Бекетов совершенно правильно увидел в этом надругательство, и вместо того чтобы постараться их сначала уговорить, он сразу начал говорить с ними сурово, угрожая неизбежным гневом и местью тем, кто пренебрегал высокою царскою милостью. В ответ на это буряты тоже пожелали показать свою силу и, отказавшись совершенно от уплаты ясака и изъявления покорности, схватились за спрятанное оружие, с помощью которого они рассчитывали вскоре одолеть русских; они грозили поделить между собою, как рабов, всех тех, которые не погибнут от их оружия. Однако исход этого дела не оправдал их надежд. 40 человек бурят остались на месте, прочие же были тяжело ранены, тогда как с русской стороны были убиты только три тунгуса и ранен один служилый человек. Но тем дело еще не кончилось: буряты, услыхав о судьбе своих товарищей, сбегались все в большом числе. Бекетову посчастливилось, однако, захватить столько бурятских лошадей, сколько у него было людей, и на них без дальнейших препятствий пуститься в обратный путь.

§ 43. После быстрого перехода, длившегося целые сутки, русские очутились снова на реке Лене в той местности, где в нее с восточной стороны впадает река Тутура. Там жило в то время много тунгусов, которые прежде платили ясак бурятам, теперь же стали давать его русским. Их князцом был тогда Липка ³⁴. Он погиб в упомянутом походе против бурят, в котором он также принимал участие. Здесь Бекетов узнал о дороге, ведущей на верховья реки Киренги, и что по этой реке находится еще больше тунгусов. Эти вести заставили Бекетова, чтобы удобнее собирать ясак с тунгусов и оберегать их от притеснений со стороны бурят, построить в устье реки Тутура острог и притом найти средства, которые позволили бы легко подчинить тунгусов, живущих на Киренге. Скоро стало известно, что, как только слух о постройке этого нового острога дошел до бурят, они все бежали к озеру Байкалу, чтобы искать защиты у монголов. Но они, по-видимому, недолго там оставались, так как в дальнейшем будет отмечено, что русские снова встретили их в той же самой местности и в конце концов покорили. Название «Байкал», являющееся бурятским словом, в то время еще не употреблялось русскими. Вместо него они слышали от тунгусов название «Лама», которое и было перенято русскими. Бекетов оставил в Тутурском остроге десять человек, а с остальными тою же осенью возвратился в Усть-Кутский острог.

* § 44. Так как Бекетову все равно приходилось зимовать в этом остроге, у него было достаточно времени и возможности, чтобы приготовиться к следующему походу. который он предпринял весной 7140 (1632) г. вниз по реке Лене до тех мест, где [56] жил многочисленный народ якуты. Бекетов прошел до самой середины их страны, где население было особенно густым. Как это уже известно из многочисленных прежних примеров, первым делом в подобных случаях была всегда постройка острога. То же самое было приказано сделать Бекетову. Он выполнил это поручение ³⁵ с таким небольшим числом людей, что одинаково кажется невероятным, как русские на это отважились и почему якуты остались при этом спокойными. Во всяком случае, последние были либо приучены уже к покорности многочисленными промышленными и отдельными служилыми людьми, которые бывали у них, либо же не верили, что такое небольшое число служилых людей может причинить им какой-нибудь вред и что им необходимо сопротивляться. [57]

* § 45. Чрез посредство русских якуты получали много товаров, без которых, как они считали, не могли обойтись. Среди них, несомненно, важнейшим было все то, что относилось к одежде, т.е. разные сукна и украшения, а также медные котлы, цена которых вначале определялась количеством соболей, которых в них можно было наложить. До своего знакомства с русскими якуты варили себе пищу в глиняной посуде. Они изготовляли посуду сами, но не умели делать ее достаточно прочной и поэтому должны были часто заниматься этой скучной работой, от которой их освобождали теперь эти бесценные медные котлы. Они не знали никакой другой одежды, кроме той, которую сами себе изготовляли из шкур диких и домашних животных. Украшения их состояли из пестрых пятен и полос, которые они делали на своих шубах, наносили их красной глиной на дубленую кожу. Им так нравились цветные сукна и стеклянные бусы, украшать себя которыми, подобно другим народам, они научились, что вскоре они не желали уже носить никаких иных украшений. Можно [58] признать как общее явление, что торговля этими и другими подобными товарами, а также подарки, состоявшие из тех же вещей, которые русским приказано было дарить вновь открытым народам, много способствовали их покорению. Однако этого совершенно нельзя было ожидать от якутов, так как по своим духовным и телесны данным, а равно и по образу жизни, совершенно отличному от бродячей жизни тунгусов, они, как калмыки и монголы, могли бы оказать русским достаточно сильное сопротивление.

§ 46. Построенный сотником Бекетовым острог был известен в первые годы под названием «Ленского острога». Но так как по Лене было несколько острогов, то со временем он получил название «Якутского». Это и было началом нынешнего города Якутска, который благодаря своим открытиям и завоеваниям оставил в последующем очень важный след в сибирской истории. Первоначально острог находился на 15 верст ниже по течению от современного Якутска и только десять лет спустя был перенесен на теперешнее свое место, что, однако, ничем не изменило дела. Город расположен на западном берегу Лены в полукруглой долине, окруженной горами, которые со всех сторон отстоят от него на 15-20 верст и своими обоими концами, получившими названия «Кангалаской» и «Сергуев камень», вдаются в реку. Острова, лежащие в этом месте на реке Лене, придают ей необычайную ширину, равняющуюся восьми верстам от одного берега до другого. Противоположный берег реки плоский и ровный, и в этом виде он простирается далеко внутрь страны. Такое удобное для скотоводства положение местности привлекло сюда якутов и заставило большую часть их поселиться здесь. Следовательно, местоположение города надо признать очень выгодным. Вначале, до возникновения там русских поселений, большим затруднением являлась дальность расстояния: от Усть-Кутского острога оно равнялось 1763 верстам. Но это неудобство было впоследствии до некоторой степени устранено, о чем в своем месте будет рассказано подробно.

§ 47. В это же время служилые люди из Мангазеи и Туруханского зимовья приходили по Нижней Тунгуске на реку Лену, причем некоторые из них получали помощь и защиту из Тобольска. Если они до некоторой степени способствовали общему делу, то все же необходимо признать, что несогласия и зависть между служилыми людьми разных городов, в то время как никто не хотел повиноваться или уступать, причинили немало зла. Под предлогом новых завоеваний каждый стремился захватить себе часть ленских богатств. Вследствие этого возникали местные войны, во время которых одни служилые люди ходили походами против других служилых людей. Якуты были приведены в недоумение и не знали, кого им следует слушаться, а притеснения с разных сторон и мест довели их до отчаяния, возбудили ненависть, упорство, строптивость и возмущения, тогда как прежде все требования встречали с их стороны дружелюбное и добровольное выполнение. В Мангазее рано начали предпринимать такие походы, и название «Лена», несомненно, стало известным там раньше, чем в Енисейске, чему причиной была близость Лены к верховьям Нижней Тунгуски.

* § 48. Покорение тунгусов на Нижней Тунгуске, рассказ о котором мы начали в другом месте ³⁶, подвигалось довольно быстро, несмотря на то, что при этом приходилось преодолевать различные препятствия и переживать много бедствий, которые могли бы отпугнуть робких душою, но которые наших служилых людей еще более [59] воодушевляли не щадить ничего, что могло бы приблизить их к конечной цели. В 7128 (1620) г. на этой реке было уже три ясачных зимовья: Небуканское (Енканское), Усть-Турышское и Мезенское ³⁷. Год спустя ³⁸ с Нижней Тунгуски были доставлены в Мангазею шесть «иноземцев», назвавших себя буляшами и говоривших, будто бы они пришли с Оленьей реки, впадающей «в Лин, в большую реку», по которой живет многочисленный народ; он занимается скотоводством, носит такое же платье, как и русские, живет в деревянных избах, похожих также на русские. С этим народом буляши, по их словам, вели торговлю. Это было первое известие о реке Лене и о якутах, оно на десять лет старше известия енисейских служилых людей ³⁹, и хотя в нем не названы якуты, но все же в народе, упомянутом в описании, нетрудно признать якутов. О сходстве платья и изб якутов с русскими следует судить по понятиям буляшей, которые по своим нравам и обычаям, по всей вероятности, отличались от русских еще больше, чем якуты, и поэтому могли увидеть полное сходство там, где было только незначительное подобие. Для большей ясности может служить также то, что «Лин» есть название реки Лены у тунгусов. Следует думать также, что буляши, по всей вероятности, были отдельным тунгусским родом, а река Оленья была притоком реки Вилюя, куда в последующие годы направлялись из Мангазеи многие служилые люди.

§ 49. Нет надобности описывать те меры, которые в 7133 (1622) и 7134 (1623) гг. были приняты в Москве, в Тобольске и в Мангазее с целью наилучшим образом использовать приведенные известия. Так как успех их неизвестен, то рассказ об этих мерах был бы только новым примером того, о чем имеется много данных, а именно об общем рвении как можно больше расширить сибирские открытия. Вместо того я хочу привести здесь устный рассказ, известный очень многим в Туруханске и, по общему тамошнему мнению, заключающий известие о первой причине и начале последовавших открытий и завоеваний на Лене. Он гласит следующее.

* § 50. Пенда, или Пянда, промышленный человек из России, отправился в старые времена из Туруханска водою вверх по Нижней Тунгуске с собранными им из разных мест 40 людьми, желая открыть новые землицы. В первое лето он дошел до речки Нижней Кочомы, где тунгусы загородили реку, навалив на нее множество деревьев. Так как он не мог пройти дальше на своих судах, Пенда построил там зимовье, которое известно еще до сих пор под названием «Нижне-Пендинское зимовье». Зиму он провел за соболиной охотой, а когда тунгусы делали попытки напасть на него, он без труда прогонял их огненным боем. Следующей весною, когда полая вода снесла сделанную тунгусами преграду, он снова двинулся в путь на своих судах, но встретил такое сильное сопротивление, что это лето и всю следующую зиму ему пришлось провести по соседству с тамошними местами. Свидетельством этому якобы служит построенное им в расстоянии всего 100 верст от предыдущего, недалеко от устья речки Середней Кочомы, Верхне-Пендинское зимовье. Наконец, третий год был для него настолько благоприятным, что он достиг той части реки Тунгуски, где от нее шел небольшой волок на реку Лену, который назывался «Чечуйский волок», по реке Чечую, впадающей в Лену. Несмотря на это, Пенда не решался сразу же перейти волок, так как думал, что на Лене его караулят тунгусы, собравшиеся в большом числе. [60] Действительно, он имел с ними несколько столкновений. Возможно, однако, что третье зимовье он построил на этом волоке для соболиного промысла и прожил в нем до открытия водного пути. В четвертый год он проехал по Лене до тех мест, где после был построен Якутск. Тою же осенью или же следующей весной он возвратился обратно и пошел затем вверх по Лене до реки Куленги, откуда степью перешел на реку Ангару и далее через Енисейск снова вернулся в Туруханск.

* § 51. Отнести этот рассказ к определенному времени помогут нам Мангазейские ясачные книги ⁴⁰, в которых находим, что в 7132 (1624) г. на Нижней Тунгуске было Пендинское зимовье, где был взят ясак с тунгусов Оленьей реки. Так как названия обоих зимовий сохранились на самом деле, то тем менее у нас оснований сомневаться в рассказе об их возникновении. Конечно, я не хочу утверждать, что можно верить всем подробностям приведенного рассказа. Для этого нужно быть очень легковерным, потому что подобные рассказы, передаваемые из рода в род, очень часто изукрашены разными добавлениями. Чтобы судить о том, как далеко заходили русские в Нижнюю Тунгуску уже в 7132 г., следует обратить внимание на местоположение этих двух зимовий, которые были значительно ближе к Верхней Тунгуске, к ее нижнему течению, и поэтому некоторое время служили местом сбора ясака с тунгусов, живших на верховьях той реки. В 7133 (1625) г. в Мангазейских ясачных книгах упоминаются 94 человека шилягиров и 64 человека мучугиров, уплативших на Нижней Тунгуске в том же году свой первый ясак. Это те самые тунгусские роды, о которых сообщалось выше ⁴¹ в связи с их враждебным отношением к русским и другим тунгусам.

* § 52. О большом количестве промышленных людей, находившихся в то время в тамошних местах и помогавших их покорению, можно судить по одной отписке 7134 (1626) г. из Туруханска. В ней сообщали в Мангазею, что на Нижнюю Тунгуску отправились в этом году 28 каюков с 189 промышленными людьми и что 44 каюка с 312 людьми пошли на Подкаменную Тунгуску; причем промышленные люди более чем на 20 каюках, занятые рыбною ловлею неподалеку от устья реки Турухана, не сообщают еще, в которую из этих двух рек они собираются направиться. Промышленные люди защищали мангазейских служилых людей, которые не могли выступать против тунгусов большими отрядами, и даже помогали им сражаться, когда дело шло о спокойной и свободной соболиной ловле. Тунгусы, в свою очередь, побивали промышленных людей, когда имели за собой численное превосходство; особенно много убийств они совершали, когда на соболиной ловле русские расходились поодиночке по разным местам. Об этом промышленные люди подавали челобитные, которые доходили даже до Москвы, так как в Мангазее были не в силах помочь этому злу.

* § 53. Об этом говорится, например, в наказе 18 января 7135 (1627) г., данном отправлявшимся в этот день в Мангазею воеводам Тимофею Васильеву сыну Бобарыкину и Поликарпу Семенову сыну Полтеву. В нем между прочим сообщается о намечавшемся походе из Тобольска на Нижнюю Тунгуску против тунгусов, чтобы их смирить и привести под государеву царскую высокую руку, а промышленных людей оборонить от их нападений. Некоторые возвратившиеся из Сибири в Москву промышленные люди предложили, чтобы в походе приняли участие 60 служилых людей [61] и 40 кодских остяков; они должны были направиться через Енисейск и на небольших каюках, какие употребляют промышленные люди, подняться вверх по Нижней Тунгуске, где предстояло оставаться в течение двух лет. Впрочем, вопрос о том, сколько и каких людей назначить, а также послать ли их через Мангазею или Енисейск, был оставлен в Москве на усмотрение тобольского воеводы князя Андрея Андреевича Хованского. Ему было также предложено для совета по этому делу привлечь людей, знакомых с местными условиями. Мангазейские воеводы получили наказ всячески помогать упомянутому походу и в случае надобности выслать против тунгусов тамошних служилых и ясачных людей, сколько пригоже, чтобы тем временем достичь намеченной цели.

* § 54. Вследствие этого из Тобольска был отправлен на четырех кочах ⁴² через Тазовскую губу в Мангазею сын боярский Михайло Байкашин, а с ним 90 русских служилых людей и кодских остяков, к которым должны были присоединиться еще 10 человек. Однако коч, на котором плыл сам сын боярский, разбило дорогою в Тазовской губе, вследствие чего Байкашин с 14 людьми возвратился в Тобольск. Так как в Тобольске полагали, что остальные три коча все же достигнут Мангазеи, то следующей весною 7136 (1628) г. через Енисейск должен был выйти на Турухан другой сын боярский, Самсон Навацкий, с 13 людьми, чтобы стать во главе похода. Не имеется, однако, известий о том, что сделано Навацким, и кажется, что поход вовсе не состоялся или же кончился не так, как того хотели, потому что жалобы на враждебное отношение тунгусов продолжались и после того. В мангазейских ясачных книгах за 7139 г. упоминается столкновение между бывшими тогда на Нижней Тунгуске сборщиками ясака и шилягирскими тунгусами, в котором у последних было захвачено несколько бобров и медных котлов.

§ 55. Несмотря на это, мангазейским служилым людям все же удалось довольно рано осуществить свои намерения относительно реки Лены, так как уже в 7138 (1630) г. они объездили и объясачили всю реку Вилюй, а также посетили якутов на Лене и положили начало сбору с них ясака. Близость рек Чоны, впадающей в Вилюй, и Романихи, впадающей в Нижнюю Тунгуску, была причиной того, что путь по реке Вилюю стали предпочитать пути через Чечуйский волок ⁴³. Один отряд мангазейских служилых людей в количестве 30 человек во главе с Мартыном Васильевым возвратился в 7139 (1631) г. с Вилюя и Лены обратно в Мангазею с собранными там пятью сороками и 30 соболями; ввиду важности этого события Мартын Васильев и шесть его товарищей вместе с собранным ими ясаком были отправлены в Москву.

§ 56. Тогда еще ничего не знали о том, что тогда же было сделано на Лене енисейскими служилыми людьми ⁴⁴ и насколько удобнее продолжать завоевания на Лене через Илимский волок. Напротив того, мангазейские служилые люди сами предложили в Москве, чтобы их вторично послали по прежнему пути, потребовав только из Тобольска подкрепления в 40 человек. Этими силами они хотели подчинить весь якутский народ. В 7140 (1632) г. был дан указ придать служилому человеку Мартыну Васильеву и шестерым его товарищам, бывшим вместе с ним в Москве, еще 40 человек, а именно: 20 из Тобольска, 10 из Березова и 10 из Мангазеи, выдать им [63] денежное и хлебное жалованье на три года вперед и отправить их через Мангазею и Туруханск на реку Лену. Однако вскоре после этого на Мартына Васильева и его товарищей поступили жалобы, что будто бы в прошлую поездку они более заботились о своей собственной пользе, чем об интересах казны, и привезли с собою для самих себя 306 соболей, не считая другой мягкой рухляди. Поэтому другим указом было запрещено посылать их на Лену, а тобольскому воеводе было предложено отправить туда кого-либо из тобольских детей боярских с 40 людьми, выдав им то же жалованье, что и Мартыну Васильеву, с тем чтобы они всячески старались продолжить начатые мангазейскими служилыми людьми завоевания на Лене.

* § 57. Между тем в 7140 (1632) г. из Мангазеи была произведена на реки Вилюй и Лену двойная посылка служилых людей ⁴⁵. Первая из них, кажется, не была доведена до конца, но при этом упоминается о ясачном зимовье на реке Вилюе, основателем которого, наверное, был упомянутый выше Мартын Васильев. Во главе второй стоял «иноземец» Степан Корытов, названный в другом месте ⁴⁶ черкашенином, который вышел со своими служилыми людьми из Туруханска 13 июня 7140 г. На основании полученной от него в Мангазее отписки известно, что он следовал по открытому уже раньше пути по реке Чоне и имел несчастье весною 7141 г. при переходе через находящийся на этой реке порог потерпеть крушение, во время которого подмокли все хлебные запасы и весь порох, данный ему с собою. Но он все же сумел снять свое судно с камней, починить его и продолжал свой путь на Лену. 23 мая он отправил упомянутые отписки с Вилюя, откуда было уже недалеко до реки Варки (теперь — Марха).

§ 58. Под 7141 (1633) г. в мангазейских ясачных книгах отмечен сбор ясака мангазейскими служилыми людьми с ленских якутов и других народов; ясак состоял из 18 сороков и 13 соболей. Этот ясак был собран не Корытовым, а кем-либо из служилых людей, отставших от Мартына Васильева, так как кажется невероятным, чтобы Корытов мог отправить в Мангазею ясачную казну в том же самом году, когда он прибыл на Лену. Что случилось дальше с Корытовым и как по упомянутому указу из Москвы ⁴⁷ был послан из Тобольска на Вилюй сын боярский, должно быть изложено в связи с историей Якутска и потому найдет свое место в следующей главе.

Комментарии

1. Об этой посылке у меня нет других письменных свидетельств, кроме кратких заметок, сделанных в Енисейском архиве, которые находятся в моих путевых дневниках. Впредь в подобных случаях я их буду обозначать словом «Заметки».

2. История Сибири, II, гл. 7, § 26.

3. Прилож. № 2.

4. Прилож. № 3.

5. Прилож. № 20.

6. Прилож. № 20.

7. Прилож. № 7, 8, 16.

8. Прилож. № 7.

9. Прилож. № 6, 8.

10. История Сибири, II, гл. 7, § 43.

11. Прилож. № 26. [1]

12. Прилож. № 10, 13, 14, 19.

13. История Сибири, II, гл. 7, § 74. [1]

14. Прилож. № 5.

15. Там же.

16. Прилож. № 11.

17. См. выше. § 12.

18. Прилож. № 26, 32.

19. Прилож. № 13, 26.

20. Прилож. № 13, 16, 19, 20, 26.

21. Прилож № 26, 32

22. Прилож. № 29, 32, 35, 43.

23. Прилож. № 43, 51, 52.

24. Прилож. № 52.

25. См. выше, § 7.

26. Прилож. № 8, 9, 12, 13.

27. См. выше, § 18.

28. Прилож. № 12, 14, 15, 19.

29. Прилож. № 12.

30. Прилож. № 15.

31. Прилож. № 15, 18.

32. Прилож. № 23.

33. Прилож. № 22.

34. См. выше, § 38.

35. Прилож. № 28.

36. История Сибири, II, гл. 6, § 47.

37. «Экстракт из ясачных книг города Мангазеи 7115-7152 гг.».

38. Прилож. № 1.

39. См выше, § 35.

40. «Экстракт из ясачных книг города Мангазеи 7115-7152 гг.».

41. См. выше, § 36, 37.

42. <Коч — тип судна, пригодного для плавания по рекам и вдоль морского побережья. Об этом подробнее пишет Г.Ф.Миллер ниже, гл. 12. § 36.>

43. См. выше, § 50.

44. См. выше, § 40, 44.

45. Прилож. № 24, 25, 27.

46. Прилож. № 37.

47. См. выше, § 56.