Окольничие

князь Дмитрий Алекс[еевич] Долгоруков,

князь Константин Осипович Щербатов,

князь Борис Иванович Троекуров,

князь Иван Петрович Борятинский,

Иван Федорович Большой Стрешнев,

князь Иван Борисович Троекуров,

Семен Артемьевич Измайлов,

Петр Дмитриевич Скуратов,

Иван Михайлович Боборыкин,

князь Григорий Афанасьевич Козловской,

Матвей Степанович Пушкин,

Василий Семенович Вольшской,

князь Данило Степанович Великогагин,

Матвей Богданович Милославской.

Думные дворяне

Ларион Дмитриевич Лопухин,

Борис Гаврилович Юшков,

Яков Тимофеевич Хитрово,

Иван Севастьянович Большой Хитрово,

Афанасий Семенович Нестеров,

Иван Иванович Ржевской,

Артемон Сергеевич Матвеев,

Федор Иванович Леонтьев,

Иван Павлович Матушкин,

Григорий Иванович Ртищев,

Григорий Борисович Нащокин,

Афанасий Иванович Нестеров,

Богдан Иванович Ордин Нащокин.

Постельничий Федор Алексеевич Полтев.

Стряпчий с ключем Иван Кузмин сын Кузмин.

Думные дьяки

Герасим Дохтуров,

Александр Дуров,

Лукиан Голосов,

Семен Титов,

Ларион Иванов,

Лукиан Тимофеев сын Голосов (Так в рукописи, имя Л. Т. Голосова повторено дважды. — Ред.)

Первое действие Феодора состояло в том, что на другой же день утром известили народ о новом управлении и разослали розрядные приказы или грамоты во все города и области к воеводам с повелением привести народ к присяге в верности новому царю, причем и воеводы утверждались в своих должностях. Указов в то время еще не было. Граматы вошли в употребление со времен Иоанна Васильевича. Если сравнивать эти два слова в собственном их смысле, то граматы менее заключают в себе обязательной силы, нежели указы, потому что первыя в грамматическом смысле писались желательным образом, между тем как [332] указы выражают неограниченную повелевающую власть. Для объяснения, как тогда сочинялись граматы, я приложу к сему сочинению копию с вышеупомянутой граматы.

В воскресенье пред масляной неделей, как и в прочие праздники, некоторыя лица, назначенныя по Розряду, присутствовали при богослужении в Успенском соборе, а именно: боярин князь Юрий Петрович Трубецкой, князь Иван Андреевич Хилков, окольничий Никита Михайлович Бабарыкин, думный дворянин Иван Иванович Баклановский и думный дьяк Дементий Башмаков. Того же думнаго дьяка Башмакова царь именно в этот день назначил печатником и приказал ему ведать Печатный приказ, где царския повеления приложением царской печати получали обязательную силу.

Ночныя нападения, разбои, смертоубийство, особенно на маслянице, были в Москве еще весьма обыкновенны, несмотря на неусыпное попечение царя Алексея Михайловича о всеобщей безопасности. На крики, слышанные ночью, никто не дерзал выходить из дома. Часто находили утром убитыя и ограбленныя тела на улицах. Этот недостаток полиции, если тогдашнее благоустройство можно назвать полицией, царь Феодор Алексеевич старался исправить в самом начале своего правления.

30 января

Он запретил всем жителям Москвы оставаться на улицах во время масляницы позже четвертаго часа пополуночи. Никто не смел носить оружия, позволено было только вооружаться дубинами. Ослушников задерживали при городских воротах караульные стрельцы и представляли в Стрелецкую канцелярию. Только одни священники и церковнослужители в важных случаях освобождались от этого запрещения, но и они наравне с другими не могли носить при себе оружие. Приказы, требовавшие общаго исполнения, объявлялись дворянам чрез дьяка словесно утром у нижняго крыльца, которое вело к царским покоям, а потом записывались в розрядныя книги; при объявлении же других приказов, относившихся к некоторым особам,

31 января

наблюдалось только последнее. Такого же рода были приказы боярам, окольничим и прочим чинам Тайнаго приказа являться каждое утро в первом часу к своей должности. Повышения и перемещения должностных лиц относились тоже к повелениям последняя рода; из них важнейшее заслуживает

1 февраля

упоминания в родословных знатных людей. Оно состояло в следующем. Боярин князь Иван Борисович Репнин получил под свое владение Поместный приказ, окольничий князь Константин Осипович Щербатов — Ямской [333] приказ, окольничий князь Владимир Дмитриевич Долгоруков — Новую Четь — приказ, доставлявший большой доход продажею всех напитков в пользу казны; боярин

3 февраля

князь Юрий Алексеевич Долгоруков — Стрелецкой приказ

4 февраля

и Смоленский, боярин князь Никита Иванович Одоевский — Аптекарский приказ, который несколько лет был под надзором боярина Матвеева по причине особенной к нему доверенности покойнаго царя.

Удаление от этой должности было, кажется, первым изъявлением немилости царя к Матвееву. Может быть враги последняго представляли царю, что Матвеев не достоин такого места, которое имеет важное влияние на здоровье царское: врачи, хирурги, аптекари и их подчиненные зависели от Аптекарского приказа. Между ними был один химик, который величал себя алхимиком и о котором после упоминается в защитительных сочинениях Матвеева. Аптекарский приказ и придворная аптека находились в одном доме неподалеку от дворца. Здесь ежедневно утром врачи собирались, получали приказания от боярина или от заседавших в приказе дьяков, совещались о прописыванных лекарствах, присутствовали при изготовлении оных и должны были отведывать их сами. Боярин, поднося царю лекарство, сливал несколько себе в руку и выпивал, что выполняемо было Матвеевым весьма добросовестно, как он сам доказывает в своих оправдательных сочинениях. Названия в рецептах, хотя и были медицинския, однако писались русскими буквами. Если бы теперь обыскать нынешнюю Медицинскую контору в Москве, то может быть, нашлось бы довольно достопримечательного в отношении к медицинским древностям. Матвеев, впрочем, заведывал не одним приказом Аптекарским, но и другими важными местами в Москве, как-то: приказами Посольским, Новгородским (Новгород имел своего боярина и воеводу, которые получали предписания от сего приказа), Володимерским, Галицким, Малороссийским. Матвеев в 1654 году своими переговорами с казацким гетманом Хмельницким весьма много содействовал присоединению Малой России к государству. Этими приказами управлял Матвеев вместе с Посольским, как вдруг 4-го июля того же года у него их отняли и поручили думному дьяку Лариону Иванову.

Тайный приказ, учреждение царя Алексея Михайловича, Феодор уничтожил, как ненужный, предоставивши самому себе право решать дела, в нем производившиеся, и выбравши в свои поверенные дьяка Даниила Полянскаго, который служил в этом приказе. Какого рода дела в нем [334] производились, этого нельзя видеть из известий, мною собранных, но можно полагать, что эти дела сходствовали с нынешними кабинетными делами. Во всяком случае, Страленберг ошибается, думая, что предметом действий этого приказа было строгое изследование грубых преступлений. Боярам князю Никите Ивановичу Одоевскому и князю Михайлу Юрьевичу Долгорукову и думному дьяку Дементью Башмакову поручено было разсмотреть и описать бумаги этого приказа. Тут опять была бы надежда иметь материалы для истории тогдашняго времени, если бы можно было отыскать эти бумаги. То же надобно сказать об одном труде, который был возложен царем на боярина князя Якова Никитича Одоевского, сына Никиты Одоевского, ему поручено было описать Мастерскую палату и сохранявшиеся в ней драгоценности. Что такое Мастерская палата, знают те, которые видели эту сокровищницу, привлекающую внимание каждаго; в ней хранится множество золотых и серебряных сосудов, разнаго рода искусственных вещей, кои по приказанию прежняго царя заказывались для двора, также подарки иностранных послов. Царские знаки венчания, которые находились прежде в царской кладовой, и некоторыя венчальныя одеяния разных царей и цариц хранятся тоже в Мастерской палате. Сверх того в ней есть весьма замечательная рукопись — подлинное Уложение царя Алексея Михайловича, которое в некоторых местах не сходствует с печатными изданиями и еще отличается от них тем, что на полях его означены источники, из коих оно почерпнуто, и что в конце его собственноручно подписывались все участвовавшие в составлении его ⁷. Царь Феодор получил Мастерскую палату в прежнем ея положении; в разных ея отделениях приготовлялись для царя дорогия вещи. Овдовевшая царица имела свою Мастерскую палату. Эти драгоценности, приготовляемые в палатах, и преимущественно кубки, назначались царем и царицей в подарки разным лицам, причем величина кубка соответствовала заслугам того, кто удостоивался подарка. Кубков было так много, что при торжественных пиршествах можно было обставить и закрыть ими всю среднюю комнату Грановитой палаты. В наше время кажется неприлично называть этот приказ Мастерским, потому что в нем нет уже мастеровых, производящих работы. Название сокровищницы было бы соответственнее, особливо если бы соединили с нею царскую Оружейную палату, заключающую в себе собрание редкостей и древностей, и если бы при предположенном построении новаго Кремля обратили [335] на то внимание. Кто не пожелал бы иметь описание этих вещей в том виде, в каком они были при царе Феодоре?

Думают, что царь более вследствие советов посторонних, нежели по собственному распоряжению отдал воеводство Казанское, столь значительное по своим доходам, боярину Ивану Богдановичу Милославскому, своему родственнику, отнявши это место у князя Юрия Ивановича Ромодановскаго. Хотя бояре, члены Тайнаго приказа, и старались для поддержания своего веса удалить из Москвы Милославскаго, однако воеводство Казанское также льстило последнему. Несколько времени спустя эти же самые бояре советовали царю возвратить его, думая, что если царь решится на это сам, то они не приобретут никакой благодарности от новаго любимца за свою к нему дружбу. Этот муж будет еще часто предметом наших разсуждений.

8 февраля

Есть много примеров в России, что великие люди как на войне, так и в мирное время оказывали услуги отечеству. Оба эти великие качества часто соединялись в одном лице. Управлять городом и областью в качестве воеводы и вместе побеждать неприятеля на бранном поле в древние времена было также обыкновенно, как и то, что правители городов, даже не записанные в военную службу, назывались

воеводами. Таков был князь Василий Васильевич Голицын, который в царствование Феодора начал отличаться воинскими качествами и впоследствии играл важнейшую роль в делах государственных. Будучи стольником, он уже начальствовал над войском. Окольничий князь Григорий Афанасьевич Козловский и думный дворянин Андрей Васильевич Толстой находились под его начальством. Но эта необыкновенная зависимость высшаго от низшаго продолжалась только до 14-го мая, когда царь произвел князя Голицына в бояре.

Путивль и Рыльск, важные города на р. Сейме, составляли тогда границу между Россиею и отпавшими от нея безпокойными казаками. Голицын, еще будучи стольником, находился при своем войске в Путивле, а окольничий князь Константин Осипович Щербатов с другою армией стоял в Рыльске, но получил приказ в случае требования соединиться с Голицыным. Поместному дворянству приказано было непременно явиться в войско к 19-му марта. Переменное счастие в войне часто безпокоило царя Феодора Алексеевича, впрочем, в это время важнаго ничего еще не случилось. Действительныя происшествия лучше будет разсказывать в связи, нежели по частям. [336]

Совершенную противоположность с Голицыным представлял Федор Шакловитый — писарь, который вместе с ним вырос, но котораго герой наш, вероятно, не успел разгадать. Шакловитой весьма искусно скрывал злое свое сердце, пока его уменье писать не вознесло его в следующее царствование до высших почестей. Это же уменье писать было потом причиною его гибели. Царь Феодор переместил его из Тайнаго приказа в Розряд и пожаловал в дьяки. Это было началом его возвышения.

9 февраля

Около Звенигорода тогда находились, вероятно, железные рудники. Другой писарь Тайнаго приказа — Маркелла Ватагин — получил в качестве дьяка надзор за этими рудниками.

9 марта

При обыкновенном торжестве в Вербное воскресенье царь этот раз не присутствовал. В сем случае упоминают бояр: князя Ивана Александровича Воротынскаго, князя Михайла Юрьевича Долгорукова и окольничаго князя Владимира Дмитриевича Долгорукова.

Каждый являлся в этот день, несмотря на празднество, в трауре. Патриаршую лошадь вели под устцы келарь Чудовского монастыря и Иван Лызлов, патриарший боярин. Неизвестно, был ли этот Лызлов отец или брат стольника Андрея Лызлова, который в то время написал историю татар на русском языке, отчасти и напечатанную. Книга эта не без ошибок, потому что сочинитель заимствовался польскими и латинскими писателями, не обратив внимания на источники русские, столь богатые и обильные ⁸.

Сельский дворянин Иван Семенович Головкин, служивший подполковником в немецком войске царя Алексея Михайловича, был произведен Феодором в московские дворяне, потому что это звание считалось почетнее всякого офицерскаго чина. Дворянин имел пред офицером то преимущество, что всегда мог являться ко двору. Полковник вменял себе в честь быть вместе с стольником. Это время можно считать началом заслуженная дома графов Головкиных, ибо Иван Семенович был отец канцлера Гавриила Ивановича, коего потомки распространились в России, Германии и Голландии.

19 марта

Самыя знатныя фамилии нередко пятнают сами честь своего имени. Фамилия Салтыковых навлекла на себя нарекание тем, что знатнейшие члены ея перешли в Польшу во время смут, предшествовавших царствованию Михаила Феодоровича. Некоторыя потомки ея и теперь еще встречаются между польскими магнатами, другие в царствование Алексея Михайловича с его разрешения возвратились [337] в Россию. В числе последних находился Степан Иванович Салтыков, московский дворянин, котораго царь Феодор на место стольника Петра Пушкина определил

начальником Московскаго суднаго приказа. Пушкин, раздраженный этим, подал царю просьбу, в которой объяснил, что Салтыковы, возвратившись в Москву, еще не оправдались в своем удалении в Польшу. Но это несправедливо, ибо если царь позволил им возвратиться, то, конечно, простил их преступление. Пушкин за эту просьбу по приговору Тайнаго приказа посажен был на несколько дней в тюрьму.

7 мая

Мы уже заметили, что у царицы Натальи Кириловны был свой двор, состоявший, как и царский, из молодых дворян, которые могли получать в этой службе чин стольника. Случалось, однако, что и стольники, и дворяне переходили от одного двора к другому частию в надежде на повышение, частию убежденные к этому другими лицами, которые имели свои виды. Но так как это относилось более ко двору царицы, то таковые переходы, кажется, совершались не иначе как с ея согласия. Однажды царь

взял таким образом к себе 7 стольников, которые служили

5 (Так в рукописи. — Ред.) мая

его отцу и при царице найдены были лишними. Между ними находился Алексей Семенович Шеин, одаренный необыкновенными воинскими способностями, которыя при Петре Великом рано развернулись. Князь Григорий Федорович Долгоруков — комнатный стольник царицы Наталии — получил

7 мая

также чин стольника при дворе Феодора. Он впоследствии был одним из величайших дипломатов своего времени. Сергей Александрович Хитрово также произведен был в стольники при царе, бывши прежде стольником у царицы. Стольников можно сравнить с нынешними камергерами; некоторые из них постоянно ночевали в царских прихожих.

14 мая

8 мая, в день Феодора Стратилата, царь праздновал свои именины и по этому случаю назначил многих придворных к высшим должностям. Этих особ было до 50 числом. Первое празднование именин царя по восшествии его на престол должно было ознаменоваться необычайными милостями. Непосредственно за венчанием царя следовали

два повышения членов фамилии царевой матери. Матвей Богданович Милославский произведен был из стольников в окольничьи, а Иван Михайлович Милославский — из окольничих в бояре. Последний был ближайший [338] родственник родительницы царя, то есть Мария Ильинична происходила от одного с ним прапрадеда.

Должно быть, в это время здоровье царя поправилось, ибо он для перемены воздуха иногда ездил в деревню и возвращался в тот же день или на другой. Когда силы позволяли ему, он и долее не возвращался. Некоторые из первых государственных и придворных чиновников постоянно сопутствовали ему во всех этих прогулках, другие оставались в царском дворце для его охранения и в неожиданных случаях для подачи совета или помощи. Это называлось «Москва приказана боярам». Бояре каждый раз назначались для сего царем.

27 июня

Первую поездку предпринял царь утром в Новодевишний монастырь, за 2 версты от города выше по течению р. Москвы лежащий; эта поездка была вместе и богомольем, потому что царь присутствовал в монастыре при богослужении. После сего он обедал в так называемом комнатном шатре, а к вечеру возвратился в город.

Во вторую поездку, 16-го июля, царь посетил село Покровское, слободу города Москвы, на севере, близ Немецкой слободы. Здесь царь Алексей Михайлович выстроил себе дом и отдыхал в нем от занятий правительственных. Прежде это селение было отделено от города и называлось Рубцово. Название Покровскаго оно получило от церкви, которую царь Алексей повелел в нем устроить. Пространство между ним и Москвою наконец совершенно исчезло, когда город, увеличиваясь более и более в объеме, подошел к самому этому селению. Царь поехал туда в первом часу пополудни и возвратился на другой день в том же часу пополуночи.

Третья поездка продолжалась только несколько часов, которые царь провел в селе Воробьевском. Это место известно своею возвышенностию, с которой видна вся Москва и которая называется тоже Воробьевскими горами. На вершине их царь Алексей построил увеселительный дом, коего фундамент был складен из мячковских квадратных камней. Этот дом возобновлен по повелению великой императрицы Екатерины II. Под горой на берегу р. Москвы, против Новодевичьяго монастыря есть маленькая деревня с церковью, или село.

2 июля

В четвертую поездку царь опять заехал утром в Новодевичий монастырь и присутствовал там при богослужении, которое совершено было патриархом. Оттуда отправился в Хорошовское село, где, может быть, в то время основан был конный завод. По крайней мере мы не знаем, [339] существовали ли в России прежде царя Феодора этот и другие значительные конные заводы. Феодору Алексеевичу, как большому охотнику до красивых лошадей, приписывается основание самых древних казенных конных заводов. Хорошевское и доселе доставляет весьма красивых лошадей в императорскую конюшню. Но есть два селения этого имени, в 8 верстах одно от другаго выше города по течению Москвы. Царь на третий день прежним путем возвратился в Москву.

За увесилительными поездками следовало богомолье, о котором я ничего не нашел, кроме того, что царь 20-го августа с обыкновенною свитою бояр отправился в Троицкую Лавру и употребил на это десять дней. Был ли царь в состоянии совершить часть путешествия пешком, как обыкновенно водится при богомольях, о том ничего не сказано.

28 июля

Можно усмотреть внимательность царя и первых бояр к хорошему порядку московских приказов при решении дел слишком важных, которыя докладывались царю и высшему Тайному приказу. Случались ошибки и замедления, если Тайный приказ обременен был собственными делами и не мог выслушивать докладов от приказов. Иногда никто не являлся с докладом, а иногда докладчиков было так много, что происходили споры о первенстве. Один старался опередить другаго, но кто приходил прежде всех, почти первый и докладывал наперекор опаздавшим. Вследствие

этого царь издал повеление, чтобы каждый приказ присылал доклады в день, ему назначенный. Приятно слышать, что за сто лет были подобные повеления, которыя, пришедши в забвение, возобновились ныне умом и попечительностью величайшей императрицы. Доклады приказов в Тайном приказе распределены были следующим образом. 4-го августа в пятницу — Розряд, Посольский и Малороссийский приказ, Новгородская четь; 5-го и 6-го августа в субботу и воскресенье докладов не было; 7-го августа в понедельник — приказы Большой казны, Иноземский, Рейтарский, Большаго прихода; 8-го августа во вторник — приказы Казанскаго дворца, Поместный, Сибирский, Челобитный; 9-го августа в среду — приказы Большаго дворца, Судный, Дворцовый, Оружейный, Костромская четь, Пушкарский; 10-го августа в четверг — приказы Володимерский судный, Московский судный, Монастырский, Земский; 11-го августа в пятницу — приказы Стрелецкий, Разбойный, Хлебный и Устюжская четь.

4 августа

Если обратить внимание на первое вступление в свет таких людей, которые приобретают известность своими [340] заслугами, то увидим, какое преимущество имеет природный дар пред воспитанием и учением. Так, при Феодоре начал отличаться Феодор Алексеевич Головкин (В рукописи описка, должно быть: «Головин».- Ред.), который при Петре Великом не только в России достиг высоких почестей, но даже у иностранцев стяжал большую славу. Его отец Алексей Петрович и дядя Петр Петрович долгое время служили государству, будучи воеводами в Сибири. Но это не могло служить для сына или внука уроком лучше тех, какие подавала ему сама природа. Царь Феодор

пожаловал его в стольники с приказанием, чтобы молодой Головкин с сентября месяца был при отце во всех его путешествиях. Царевна София и первый министр ея Голицын удостоили его посольства в Китай, и, таким образом, степени окольничаго и боярина не могли миновать его. Он был назначен большим послом в том посольстве, в свите коего находился сам Петр Великий, скрывая свой сан под одеждою незнатная человека ⁹. Наконец, он дослужился адмирала и потом председателя Посольская приказа (то же, что канцлер). Чего можно было более ожидать от его ума, способностей и привязанности к престолу? Ко всем этим почестям проложил ему путь царь Феодор Алексеевич.

Стольник Иван Максимович Языков сделался первым любимцем и был пожалован в постельничьи. Кажется, он был достоин этого доверия, ибо об нем не было никаких дурных слухов и он удержался на своем месте до самой кончины царя.

6 августа

Царские поездки разделялись на зимния и летния, но царь предпринимал их и осенью, из чего можно заключить

об улучшении его здоровья. Два раза ездил он в Коломенское-летний увеселительный дом отца его, возобновленный великою императрицею. При первой поездке упоминается также увеселительный дом в Тухалех, построенный как кажется, в это время под названием «потешной двор, что построен в Тухалех на Студенце». Если это, как предполагать надобно, был двор, назначенный для соколиной охоты, которую царь по примеру отца своего очень любил, то из этого объясняется, что слово «потешный» имело более пространное значение, нежели как принимали его в Москве и в Преображенском.

10 и 14 сентября

Первая поездка продолжалась три дня, а вторая – шесть

дней. В Покровское царь ездил снова, но только для богомолья.

8 октября

На путешествие в Троицкую лавру он употребил

29 ноября

двенадцать дней, заезжал в Александровскую слободу и в [341]

Переславль-Залесский. Потом, в декабре был в Хорошове, проехал оттуда в Саввин Сторожевский монастырь в Звенигороде и возвратился через семь дней в Москву. Как кажется, эта последняя поездка не имела на его здоровье ожидаемаго действия.

5 декабря

Я опять возвращаюсь к боярину Артемону Сергеевичу Матвееву, который оставил после себя собрание челобитных и оправдательных сочинений, служащих нам материалами для истории этого боярина. Его ни в чем не допрашивали, мало этого-ему не позволили даже судиться законным порядком. Он был разжалован сперва в окольничьи

и назначен воеводою в Верхотурье, куда он и отправился летом в сопровождении сына своего Андрея. Имущество и все, что он желал взять с собою в путь, ему покамест оставили. Между виновниками этой опалы до сих пор, кажется, находился и сам царь. Но враги Матвеева тем не удовольствовались. Матвеев прибыл водою в Лаишев на р. Каме близ Волги, откуда зимним путем намеревался отправиться далее. Во время этих приготовлений к

6 июля

пути приехал в Лаишев стрелецкий полуголова Алексей Лузгин и стал требовать от Матвеева лечебника, в котором многия правила написаны были цыфирью. Это доказывает, как неосновательны были обвинения, взведенныя на него врагами. У него было собрание рецептов против разных болезней, которое он как-то затерял, но после открылось, что один из прислужников его от излишней предосторожности сжег это собрание. Обыкновенные аптекарские знаки невеждами-доносчиками приняты были за чародейственное писание. Так как Матвеев не имел этого лечебника, то и предложил полуголове все свои бумаги для освидетельствования их содержания, но полуголова, не имея на то приказания, не согласился на желание Матвеева, а взял только, как ему было предписано, двух слуг Матвеева, одного-крещенаго жида, а другаго- карлика, и с ними поехал обратно в Москву.

25 ноября

Четыре недели спустя к Матвееву из Москвы прибыли новые чиновники-думный дворянин Федор Прокофьевич Соковнин и думный дьяк Василий Семенов, которым препоручено было рассмотреть все бумаги, книги и вещи боярина для узнания, нет ли в них чего-либо противнаго религии, ибо продолжали подозревать его в чародействе. Они ничего не нашли особеннаго и отобрали от Матвеева, от трех его двоюродных братьев и от девяти слуг письменныя сказки, что при обыске ничего предосудительнаго не оказалось. Когда они собирались в обратный путь, [342] Матвеев хотел послать с ним челобитную к царю для своего оправдания, но они ея не приняли.

22 декабря

Между прочим, тех, кои показали, что могут донести что-нибудь на Матвеева, продолжали допрашивать в Сыскном приказе, где обыкновенно судились большие преступники. Приговор наконец состоялся в том, что «по памяти

Сыскнаго приказа за великия вины и неправды велено Матвеева записать по Московскому списку», вследствие чего все его имение было конфисковано и он с весьма малым содержанием сослан был на всю жизнь в Пустозерск.

31 мая 1677 года

Для выслушания сего приговора, привезеннаго дьяком Иваном Гороховым, Милославский велел дворянину Гавриилу

Нармацкому и полуголове Алексею Лузгину перевезти несчастнаго Матвеева в Казань. Его содержали под строгим присмотром, отобрали у него все, что нашли при нем, даже бумаги, коими он мог доказать свое право на собственность, им в Москве оставленную; многих верных слуг его разослали по деревням, из коих они были взяты, других пустили на волю. Хотели разлучить его и с сыном Андреем, 10-тилетним ребенком, но, вероятно, сжалились над униженными мольбами безутешнаго отца. Этот Андрей был тот самый граф Андрей Артемонович Матвеев, который при Петре Великом прославился посольствами к иностранным державам и оказал великия услуги отечеству.

Такой судебный приговор, написанный в общих выражениях и не дерзнувший обвинить Матвеева ни в каких других преступлениях, кроме чародейства, конечно для здравомысливших служил лучшим оправданием Матвеева. Но об этом в Москве уже не думали, потому что царь был совершенно убежден в виновности Матвеева и доказать ему противное было невозможно. Весьма замечательно, что Матвеев не был наказан за чародейство как за главное преступление, а Спафарий, обвиненный в том же, вовсе не подвергся наказанию.

Этот Николай Спафарий, родом грек, служил с 1670 года переводчиком при Посольском приказе, а во время суда над Матвеевым находился при посольстве в Китае. История не должна умолчать об нем, тем более что его обвиняли в обучении Матвеева чародейству. Спафарий-человек заслуженный, был прежде у молдавского господаря меченосцем (spatharius), откуда и получил свое прозвище. Кто имел понятие о науках и знал иностранные языки, тот всегда мог надеяться на расположение Матвеева. Последний обходился со Спафарием не как с подчиненным, а как с другом. Оба запирались иногда в особую комнату, читали [343] книги, которых, разумеется, никто кроме их не мог понимать и которыя Спафарий должен был объяснять любознательному боярину. Поэтому их должна была постигнуть одинаковая участь. Спафарий, как многие ученые перед ним и после него, не избегнул обвинения в чародействе. Он был весьма счастлив, что его заслуги, отсутствие и полезныя донесения и делах посольских охраняли его от наказания. Он до 1707 года был переводчиком в Посольском приказе. О путешествии его в Китай мы будем говорить позже.

Матвеев, потерявши всякую надежду доказать в Москве свою невиновность, покорился жребию. Челобитную, которой в Казани не приняли, он взял с собою в Пустозерск, где воевода решился отправить ее с своим рапортом в Москву 26-го июня 1678 года. Однако она осталась без действия. Вторая челобитная, которая в 1679 году была послана с нарочным, тоже не принесла пользы. Третью челобитную Матвеев отослал с другим ссыльным, получившим свободу в 1681 году. Вследствие этой челобитной Матвеев не получил совершеннаго прощения, однако ему позволено было сперва жить в Мезени, а потом поселиться в городке Луге, что во Владимирской земле.

11 июня

Отступивши от порядка времени, мы должны возвратиться к началу 1677 года, который замечателен необыкновенным явлением. Царь произвел знатнаго купца или гостя Аверкия Степанова сына Кирилова в думные дьяки, вероятно, потому, что его опытность в делах превосходила звание его. Боярин Иван Михайлович Милославский, заведывавший Большою казною и Большим приходом, взял его

к себе в помощники. Сын этого Кирилова, Яков Аверкиев, также произведен был в дьяки.

7 марта

При венчании, равно как и при новоселье, когда царь

переходил в новый деревянный дворец, построенный возле стараго, он отказывался от подарков, кои были ему подносимы, а возвращал их по принадлежности. Это служит доказательством воздержанности царя, не хотевшаго вовлекать своих подданных в издержки. Напротив, боярин Иван Михайлович был ненасытным. Не довольствуясь начальством над местами, ему вверенными, он старался увеличить власть свою принятием на себя новых должностей. Таким образом, поступили в его владение Иноземский и Рейтарский приказы, в распоряжение коих находились иностранные пехотные и конные полки. Вслед за тем поручены были ему Новгородский приказ, Володимерская и Галицкая четь. Вероятно, честолюбие и корысть более, [344] нежели опытность в делах и рвение к общему благу, заставляли его думать, что он в состоянии управлять столь многими и важными делами. Наконец, Милославскому стоило только пожелать какой-либо должности, и бояре-члены Тайного приказа-спешили угождать ему, дабы не заслужить его неприязни. Увидим впоследствии еще более примеров его ненасытности.

В этом году в Вербное воскресенье отправляли празднество в воспоминание въезда Иисуса Христа в Иерусалим, но царь при том не присутствовал. Два боярина- князь Иван Алексеевич Воротынский и князь Владимир Дмитриевич Долгоруков- вели под устцы лошадь, которая представляла ослицу. Не недостаток благоговения, но слабое здоровье царя заставило его отказаться от участия в этой процессии, тем более при ней необходимо было итти долгое время пешком.

Не излишним считаю упомянуть здесь о первом заслуженном воине русском, который числился в корпусе, набранном из иноземцев, и дослужился перваго генеральскаго чина. Это был Венедикт Андреевич Змиев, получивший уже при царе Алексее Михайловиче чин генерал-лейтенанта. Царь Феодор произвел его в генерал-аншефы, о чем и дано было знать Военному приказу для сообщения в Розряд. Он был прежде думным дворянином, что, по мнению тогдашняго дворянства, было важнее чина генеральскаго. Немного спустя Аггей Шепелев, бывший стольником и в звании думного дворянина командовавший стрелецким полком, получил также генеральство, и оттого после назывался думным генералом. Третий русской генерал был Григорий Иванович Косагов, который, однако, достиг этой степени позже двух первых. Он в первый раз помещен в числе думных дворян в боярской книге от 1686 года. Там сказано, что из генералов произвели его в думные дворяне: новое доказательство, что последнее звание предпочитаемо было высшим военным должностям.

14 января

Первыя известия о заведениях, основанных в России иностранцами, найденныя в архивских бумагах, не допускают заключения, что эти заведения именно в это время, которое обозначено в известиях, устроены. Царь

Феодор Алексеевич поехал в это время в Аптекарский сад, где лечебныя растения разводились, сушились и сохранялись для царской аптеки. А в каком месте был этот Аптекарский сад? Как видно по следам, еще уцелевшим, в довольно широком и глубоком рве, окружающем Кремль, на берегу Неглинной. Никто не стал бы теперь искать его [345] там, ибо всякому известен большой ботанический сад, находящийся в одном из предместий Москвы. Начало перваго сада с достоверностию можно приписать царю Алексею Михайловичу, который преимущественно старался выписывать из Германии искусных врачей. Между последними был Ларенцо Блументрост, отец двух императорских лейб-медиков, которому, как кажется, и принадлежит заведение этого сада.

21 марта

При наступлении лета царь до поздней осени снова предпринимал

От мая до сентября 1677 года

разныя поездки в окрестности Москвы, из чего можно заключить, что здоровье его тогда поправилось. Увеселительная прогулка в Коломенское продолжалась 10 дней. С большою пышностию ездил царь на богомолье в Троицкой монастырь, как видно из приказа, даннаго на

27 сентября

возвратном пути боярину князю Григорью Семеновичу Куракину, которому приказана была Москва. Этот приказ важен в отношении к тогдашним обычаям, почему я и приложил его здесь под № 2 (В рукописи приложения отсутствуют. - Ред.). Царь отправлялся еще на богомолье

От 22 ноября до 12 декабря

во Флорищеву пустынь и в городок Вязники во Владимирском уезде. В этой поездке царь явился в полном блеске: его сопровождали 9 бояр, 7 окольничих, 1 кравчий, 1 постельничий, 1 думный дворянин, 2 думных дьяка, 1 рында и множество стольников, назначенных царю для прислуги, кроме других придворных чинов. Стольник князь Яков Алексеевич Голицын был возницею; два стольника стояли на ухабе и чередовались с двумя другими; 1 окольничий, 1 стряпчий и 1 дьяк ехали впереди, надзирая за чистотою и безопасностью дороги. По скольку еще каждый из этих знатных придворных имел своей прислуги согласно с тогдашними обычаями! Как многочисленна и великолепна была, вероятно, эта свита!

В последнюю прогулку к великой скорби царскаго дома ранняя смерть постигла юную царевну, дочь царя Алексея Михайловича от второго брака по имени Феодору, которой едва исполнилось три года и два месяца. Тело усопшей на другой день поставлено было в дворцовой церкви и по возвращении царя похоронено в Воскресенском монастыре.

Царь в трауре (печальном смиренном платье) следовал за гробом. Но ни царевич Иоанн Алексеевич, ни овдовевшая царица, ни сестры и тетки царевны здесь не упоминаются. Впереди царя за гробом шли окольничьи, думные дворяне, думные дьяки и ближние люди, за царем-бояре, стольники, стряпчие, московские дворяне и дьяки. Патриарх и [346] все духовенство встретили усопшую в монастыре. С этого дня три дворянина поочередно находились вместо почетной стражи в монастырской церкви. Это продолжалось 12 дней и тем кончился обряд погребения, который при похоронах взрослых и преимущественно царствовавших особ был продолжительнее: 10 важнейших особ в продолжении 40 дней попеременно являлись на почетную стражу.

13 декабря

Новый пример неутолимой жажды к корысти боярина Ивана Михайловича Милославскаго. Он так умел вкрасться в доверенность царя, что получил еще под свое ведомство Новую Четь-очень выгодный приказ, в который поступали многие царские доходы и преимущественно питейные сборы. Недовольный тем Милославский старался также подчинить своему ведомству дела волжских калмыков,

которые случались иногда в Москве. Он принял под свое управление и Пушкарский приказ. До сего времени дела калмыков зависели от Посольскаго приказа, в котором по отставке Матвеева председательствовал думный дьяк Ларион Иванов; теперь же эти дела перешли в Новую Четь к людям, вовсе их не знающим; потому через

19 декабря

несколько дней они поступили в Казанский дворец, где, без сомнения, лучше могли быть управляемы. Но и это после отменено.

30 декабря

В то же время Монастырский и Челобитный приказы были уничтожены и дела их поручены другим приказам. Боярин князь Василий Васильевич Голицын, сражавшийся в Украйне с турками и татарами, назначен был начальником Владимирскаго суднаго приказа, в которой при нем поступили дела Челобитнаго приказа. В Москве судных приказов было 3: Владимирской, Московской и Дворцовый. Первой, кажется, существовал с тех пор, как Москва сделалась местопребыванием великих князей вместо Владимира; второй был областной Московской, а третий-для придворных слуг. Сколь долго каждый из них существовал, еще не изследовано. До нашего времени остался один судный приказ- Московский, образующий первую инстанцию в судных делах, откуда подают аппелляцию в Юстиц-коллегию.

Дела Монастырская приказа велено было перевести в Приказ Большая дворца, который заведовал доходами со всех поместий дворцовых. Так как монастырские приказы заведывали монастырскими имениями и излишек доходов с этих имений шел в казну, то весьма естественно было поручить их наравне с другими одному лицу, на безкорыстие коего можно было полагаться. Это лицо был боярин, [347] дворецкий и оружничий Богдан Матвеевич Хитрово, который вместе с своим двоюродным братом, окольничим Александром Севастьяновичем Хитровым председательствовал в Приказе Большаго дворца. В этой перемене, однако, Милославский и его приверженцы нашли свои выгоды: Новой Чети препоручен был сбор недоимок с монастырских имений под ближайшим надзором думнаго дьяка Ивана Горохова как будто в награду за услуги, оказанныя последним в деле Матвеева.

19 декабря

В это время боярин Иван Богданович Милославский возвратился из Казани в Москву неизвестно по просьбе ли старших бояр, как видно из некоторых изустных преданий, или по собственному своему желанию. Он упоминается при

прогулке царя в Коломенское, где был первым из сопровождавших Феодора бояр. После него упоминают князя Михаила Юрьевича Долгорукова и князя Юрия Петровича Трубецкаго. Он находился и при поездке во Флорищеву

От 13 до 19 окт[ября]

пустынь, причем выше его были только бояре князья Федор Федорович Куракин и Алексей Андреевич Голицын. Много примеров к тому и в следующем году. Все это показывает, что царская милость к сему родственнику не изменилась, несмотря на то, что он, по преданию, более всех других себе равных противился браку царя, о котором мы скоро будем говорить. Впоследствии Милославский старался отличиться и на войне, но имел опаснаго соперника-генерала Змиева, который находился в его корпусе. Равным образом и Иван Михайлович Милославский поддержал свой вес в управлении вверенными ему приказами. Брат перваго, окольничей Матвей Богданович Милославский, также часто участвовал в торжествах.

28 ноября

Еще надобно упомянуть о двух повышениях в этом году, которые по своим причинам и следствиям важнее, чем прочия. Первое относится к царскому любимцу Ивану Максимовичу Языкову, который в день Рождества Христова с

оставлением при прежней должности царскаго постельничаго пожалован был в думные дворяне. В приказе об этом употреблено особенное выражение: «Постельничаго Ивана Максимовича Языкова писать постельничим думным». Поэтому он стал старше думнаго дворянина и одною статьею ниже окольничаго. Другаго повышения удостоился Андрей Виниус, который получил должность в Аптекарском приказе без назначения над ним боярина. Доселе он служил переводчиком в Посольском приказе, оказал там большия услуги и за несколько лет до последняго повышения отправлен был при посольстве в Англию, Францию и [348] Испанию. Несмотря на свое происхождение (он был немец или голландец), он исповедовал греко-российскую веру, родился или здесь в Москве, или в самом юном возрасте привезен был в Россию отцом своим, тоже Андреем. Потому он знал хорошо русской язык и писал на нем так умно, что его сочинения могли служить тогда образцами. Новая возложенная на него должность доказывает, сколько царь и бояре ему доверяли. Но надобно сказать, что он был в состоянии исправлять эту должность лучше, нежели знатнейшие бояре.

25 декабря

В третьем году своего царствования Феодор Алексеевич обрадовал народ личным присутствием при празднестве в Вербное воскресенье. Царь шел пешком и вел патриаршую лошадь за конец повода, а князь Федор Федорович Куракин держался за средину повода. Это великолепное торжество достойно описания для памяти потомства (Приложение № 3).

1678, 14 марта

В то время возгорелась война с турками за город Чигирин. Окольничий и воевода Иван Иванович Ржевский, которому поручена была защита этого города, умер от пушечнаго ядра. Сын его, Алексей Иванович Ржевский, служил при дворе стольником. По получении печальнаго

известия о кончине отца его царь произвел его в думные дворяне и оставил за ним отцовския поместья.

3 августа

И царский дом был опечален смертию царевны Ирины, дочери царя Михаила Феодоровича, рожденной 1629 года апреля 22-го и оставившей после себя в живых еще двух сестер. Она по воле родителя своего была обещана датскому принцу Вольдемару, брату короля Христиана IV, но по смерти царя Михаила Федоровича брак этот не состоялася.

При царе Михаиле употребляли осторожность, которою пользовался и Алексей Михайлович, и которая состояла в том, что на южных незащищенных границах для прекращения татарских набегов устроены были на ровных местах вал, а в лесах -засеки. Оставлены были только некоторыя проходы под защитою стражи. Эта осторожность имела целью не только обезопашение соседних стран от неприятеля, сколько предохранение от нечаянных вторжений. Ибо поселяне таким образом выигрывали время, спасались бегством в города и войско успевало собираться и стройно выступало против неприятеля. Стража назначалась из нисших окружных дворян, которые и назывались засечными головами, ибо и вал считался засекою. Им подчинена была засечная стража. Главный надзор [349] принадлежал засечным дозорщикам, которые объезжали все засеки и побуждали подчиненных к исполнению их обязанности. Это была служба довольно тяжелая, но самосохранение каждаго делало ее сносною. Она облегчалась еще сменою голов и подчиненных в летнее время. Зимою набегов неприятельских опасаться было нечего.

Все же засеки находились под начальством Разряда и воевод, посылаемых на границы. Древнейшие засеки, вероятно, были за Тулой, Рязанью и Каширой. Все оне содержались в хорошем порядке и были исправляемы по мере надобности.

Пространство и устройство этих укреплений можно видеть из их росписи в розрядной записной книге от 1678 года. Около Тулы был вал в 7 верст длины, которым и начиналась тульская линия, или засека. Тульская засека тянулась в длину на 64 версты 506 сажень; при ней были 5-ры вороты.

Веневская засека была в 25 верст длины с одними воротами.

Вельская - в 26 вер[ст] дл[ины] с 2-мя воротами.

Пространство всех засек равнялось 532 верстам, всех ворот в них было 32. Много труда употреблено было для столь слабой и неверной защиты, ибо, несмотря на все это, поселяне часто попадались тысячами в плен татарам.

1679, 8 февраля

Теперь не только опасались набегов татарских, по причине коих издан был приказ об исправлении некоторых поврежденных засек, но приготовлялись к более страшной грозе со стороны турок, принявших к себе изменника Дорошенку, казацкаго гетмана, который, впрочем, вскоре опять отпал от них. Это обстоятельство служило для Турции предлогом к занятию заднепровских казацких земель своими войсками. Счастие, которое благоприятствовало ей несколько лет в войне с Польшею и при завоевании крепости Каменец Подольска, ободряла ея надежду завоевать таким же образом Киев и всю Русскую Украйну.

1678, 25 июля

Первый приступ сделали турки на Чигирине-укрепленное место на р. Тесмине, содержавшее в себе множество военных казацких снарядов и оружия. В нем находился тогда русский гарнизон. Этот приступ, однако, не удался. Турки были отражены. Потом, когда дошел до них [350] слух, что боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский и гетман Иван Самойлович приближаются с сильным войском для освобождения города, они обратились в бегство, были преследованы русскими и потеряли большое число людей.

1677, 27 августа

Но в следующем году летом турки снова явились под Чигириным с более сильным войском и предприятие их увенчалось успехом. Город защищался так же храбро, как и в первый раз, гарнизон в нем был увеличен. Полковник Патрик Гордон, шотландец, вступивший в 1660 году в Российскую службу, возобновил и исправил укрепления. Князь Василий Васильевич Голицын, во время первой осады стоявший с резервною армией в восточной стороне Днепра, после отступления турок снабдил крепость и военными снарядами. Но как неприятель не щадил народа, не прерывал почти приступов и мог во всякое время получать подкрепление, то выгоды были не на стороне русских.

1678, 9 июля

Притом случилось, что обер-комендант крепости окольничий

Иван Иванович Ржевский был убит неприятельскою бомбою. Такое несчастие побудило русских оставить крепость. Турки, пользуясь тем, вошли в нее с другой стороны.

3 августа

Капитуляции не было, и в плен не взяли никого. При отступлении Гордон взорвал укрепления, и 40 тысяч турок взлетело на воздух. Это уничтожило все замыслы неприятеля, он отступил, и с тех пор Чигирин остался пустым местом.

11 августа

Вследствие этого еще при царе Феодоре Алексеевиче заключен был мир с турками и крымскими татарами, о чем в своем месте будет упомянуто.

1680

Мы возвратимся к Николаю Спафарию, столь замечательному во многих отношениях мужу. Царь Алексей Михайлович послал его в Китай, опасаясь тогда раздоров с этим государством, которые могли быть вредны для пограничных с ним мест Сибири. В это время не знали еще в Москве, как далеко сибирские казаки распространяли свои большей частию самовольныя завоевания по р. Амуру местах, которыя китайское правительство считало своими собственными. Казаки между тем проникли весьма далеко, выстроили даже Албазин и разныя укрепленныя селения на р. Сие для отражения нападений. Знатный амурский тунгус Гантимур, обиженный китайцами, предался покровительству России и своим примером увлек многих соотечественников, которые и платили нам хорошую дань. В России тогда о Китае знали, вероятно, только то, что сообщил дворянин Байков, посыланный некогда из Тобольска в Пекин. Нельзя, однако, полагать, что его известия были [351] важны, потому что китайцы из осторожности держали его взаперти. Спафарий, напротив, гораздо более мог узнать из сочинений пекинских иезуитов. Вот, может быть, причина, почему боярин Матвеев советовал царю употребить Спафария для этого посольства.

Китайцы сначала не слишком противились завоеваниям казаков на р. Амуре, вероятно, потому, что китайский богдыхан, третий из Манжурской династии, был еще молод, и спокойствие государства не совсем установилось после недавняго переворота. Китайские сановники посылали в Сибирь письма на китайском языке, жаловались в них на казацкия вторжения и требовали выдачи знатнаго тунгуса Гантимура, который, как кажется, был для них очень важен. Но ни в Сибири, ни в Москве этих писем не понимали, и, следовательно, жалобы китайцев остались неудовлетворенными. О перебежчике Гантимуре в Москве даже и слуху не было, как видно из инструкции, данной Спафарию при отъезде его. В Нерчинске есть еще и теперь потомки этого Гантимура.

1675, 3 марта

Искреннее желание царя жить с китайцами в мире и согласии является в том, что Спафарию приказано было взять с собою непонятныя для русских письма китайския и достать с них в Пекине перевод. Вместе с тем ему препоручено было обещать всякое удовлетворение. Целью переговоров Спафария были взаимная свободная торговля государств, обоюдныя посольства и откровенная дружба, как прилично соседям. Даже казакам на Амуре велено было сообразоваться с тем, в чем условится с китайцами Спафарий. Особенно подтверждено было последнему, чтобы честь царскаго имени не была унижена пред китайскою гордостью и чтобы совершенное равенство соблюдалось в церемониале и в титулах обоих царей, чтобы царския письма вручены были послом самому богдыхану в публичной аудиенции, а не через придворных сановников; точно так же, чтобы ответныя письма богдыхан собственноручно отдал послу при прощеньи. Я умалчиваю о препоручениях Спафарию собирать подробныя известия о Китайском государстве, к чему поводом послужило любознание; равным образом не могу излагать того, что будет подробно изложено о сем посольстве в Собрании дипломатических сношений, трактатов и переговоров между Россиею и Китаем ¹⁰. Скажу, однако, что Спафарий чрез Нерчинск и китайский город Чичигар на р. Науне прибыл в Пекин без всяких приключений. Ему не удалось победить спесь и своенравие китайцев; публичной аудиенции он не имел и потому не мог [352] вручить царских писем богдыхану, не получил от него письменнаго ответа и не принял ответов, доставленных ему придворными. Таким образом, ближайшая цель этого посольства, то есть прекращение споров касательно р. Амура, была не достигнута. Спафарий после многих неприятностей, которые вышли у него с китайцами при переговорах,

оставил Пекин и возвратился в Москву. Он привез с собою значительный запас полезных известий, которыя хранятся в Архиве иностранных дел в Москве и для подробного описания сего посольства могли бы служить обильными источниками. Между теми известиями есть письма иезуита Фердинанда Фербиста к царю Феодору Алексеевичу, в коем Фербист обещается всеми силами содействовать русскому интересу и вместе хвалит ловкость и действия посла.

14 сентября

Других сношений с Китаем в то время не было. Каким образом казацкия завоевания на р. Амуре распространились

до ея устья, а после Албазин и оба берега Амура по мирному договору возвратились к Китаю, это относится к времени несовершеннолетия Петра Великаго и правления Софии. Здесь следует нам говорить о других посольствах к царю Феодору Алексеевичу и от него к другим дворам.

1689

Еще при жизни царя Алексея Михайловича было в Москве посольство от Генеральных штатов Соединенных Нидерландов и от штатгалтера их принца Оранскаго. Конрад ван Кленк был избран для этого посольства, потому что он прежде живал в Москве и знал русский язык, как видно из описания этого посольства, напечатанного на голландском языке под заглавием «Historisch verhael of Beschryving van de Voyage gedaen onder de Suite van den Heere Koenraad van Klenk etc.» Amsterdam, 1677, 4°. Сочинитель этой книги на 45-й странице дает заметить, что он называется Павлом де Болье и был шталмейстером у посла. В этом описании, как и во многих других, ничего не упоминается о государственных делах, о цели посольства и о достижении ея. Сочинитель пишет только то, что всякому могло быть известно. Подробно, умно, безпристрастно и поучительно описывает он путь чрез Архангельск, тогдашнее состояние города Москвы, царскаго двора, государственная устройства в России, обычаев и пр. Это было весьма пышное посольство. Посол с свитою из 60 особ прибыл в Архангельск 1 сентября на трех кораблях, из коих на одном находились 22 лошади. Публичный въезд в Москву был 12-го января. 16-го января посол имел публичную аудиенцию у царя. 19-го и 20-го объяснил цель своего [353] прибытия боярину князю Михайлу Юрьевичу Долгорукову и Конференции при дворе.

1655, 11 января

Совсем с другим намерением Генеральные штаты отправили послом в Москву славнаго ученаго Николая Гейнзиуса. Это посольство как в голландской, так и в нашей истории вовсе неизвестно. Весьма немного об нем говорится в письме, которое Гейнзиус во время рождения Петра Великаго написал своему другу, столько же известному, Иоанну Георгу Гревиусу и которое мною напечатано для объяснения истории Петра Великаго. Препоручения, данныя Гейнзиусу, относились к интересам голландских и гамбургских купцов, производивших весьма выгодную торговлю через Архангельск с Россиею. Англичане по известным причинам лишились своих преимуществ, которыя им трудно уже было приобресть снова после опрометчивости графа фон Картиста ¹¹. Иностранные купцы просили о понижении в Архангельске тарифа, который тогда возвысился. Такою надеждою льстили себя особенно голландцы. Но тариф остался тот же. Главный предмет сего посольства был совсем другой. Безпокойный король шведский Карл XI, приискивая повода к новой войне с Россиею и обвиняя ея правительство в неисполнении всех условий Кардисскаго (1661) и Плюйскаго (1666) договоров, упросил Соединенные Штаты употребить свое посредничество для того, чтобы царь удовлетворил требования шведов. Карл делал это для сохранения благовидности и надеялся, что дружественное для обеих держав государство заставит обратить внимание на жалобы, в коих ему в Москве отказали. Но это посольство осталось без последствий.

1670

Хотя Соединенные Нидерланды всячески старались при том доказать свою дружбу к Швеции, однако после чрез посла Кленка обнаружили совершенно противное. Еще продолжалась

война, которую Лудовик XIV внес в Соединенные Штаты. Швеция была на стороне Франции и всячески препятствовала Дании и некоторым немецким князьям оказывать помощь республике. Не довольствуясь тем, что

1672

курфирст Бранденбургский Фридрих Вильгельм ослабил шведов сражением при Фербеллине, Нидерланды просили Россию для устрашения шведов поставить на границах Швеции войска под видов готовности помочь Дании, если обстоятельства того потребуют. В то же время можно было назначить с обеих сторон на границе конгресс для разсмотрения шведских требований, чем занимались уже два года. Счастие датчан в войне было очень переменно, но неприязненныя действия со шведами начались бы, если [354] бы царь Феодор не был бы столь миролюбиваго образа мыслей. Он, подобно родителю, не решался разорвать добровольная и присягою утвержденная мира. Вскоре после всея этого узнали, что все эти меры были лишния. Император, Франция, Дания, Швеция и курфирст Бранденбургский заключили мир в Нимвегене.

Здесь можно опустить, во-первых, жалобы о возвышении таможенных пошлин в Архангельске, о замедлении тамошней ярманки, о запрещении складки товаров и о продаже их другим лицам, кроме купцов, во-вторых, предложения о торговле шелком с персиянами, получившей уже некоторое движение через армян, о чем можно читать в бумагах, приведенных в приложениях. Просьба о дозволении голландским купцам путешествовать сухим путем через Сибирь в Китай не была исполнена. Важный для истории результат этого посольства состоит в том, что несколько полков стрелецких и 4 армейских приготовлены были к походу против шведов при первой надобности. Эти армейские полки имели своих иностранных полковников, большая часть обер-офицеров были тоже иностранцы, равно и все устройство было нерусское.

Голландский посол кончил, таким образом, свои препоручения и 1/11 мая приглашен был на прощальную, аудиенцию, а потом 11/21 июня выехал из Москвы, восхищенный многими милостями, царем ему оказанными. Одним из важнейших пунктов его переговоров было исходатайствовать безпошлинный вывод 60 000 четвертей ржи для Генеральных Штатов через Архангельск, но правительство согласилось на отпуск только 20 000 четвертей. Обратный путь посла лежал через Архангельск. Другие голландские посланники, Гейнзиус и еще два прежде него, приезжали через Ригу, Плесково и Новгород и возвращались тем же путем. Но тогда Соединенные Нидерланды находились со Швецией в дружественных отношениях, на что теперь уже нельзя было надеяться.

1675