Г. Ф. МИЛЛЕР

ИСТОРИЯ СИБИРИ

Глава пятая

СТРОЕНИЕ ГОРОДОВ И ОСТРОГОВ НАРЫМА, КЕТСКА, ВЕРХОТУРЬЯ, ТУРИНСКА, МАНГАЗЕИ, ТОМСКА И КУЗНЕЦКА И О НЕКОТОРЫХ ДРЕВНЕЙШИХ СОБЫТИЯ ТЕХ МЕСТ

§ 1. Сибирь всегда славилась изобилием драгоценных мехов. Это обстоятельство весьма содействовало дальнейшему распространению русской власти в Сибири, так как привлекало туда множество людей, которые приезжали из России не только ради выгодной торговли, но также для охоты на ценных пушных зверей. Таких людей называли общим именем промышленных людей. Они отваживались заходить в отдаленнейшие места Сибири и благодаря этому получали такие сведения о местных условиях и тамошних жителях, которые были крайне нужны воеводам уже построенных городов, если они хотели иметь успех в своих далеких предприятиях. Если отряды служилых людей были недостаточно сильны, чтобы покорить вновь открытые народы, то партии промышленных людей добровольно помогали им. Один за другим шли они постоянно все дальше и дальше в глубь страны. Жившие там народы, которые не знали до того никакой чужеземной власти, обычно без сопротивления подчинялись своим страшным гостям; там же, где можно было ожидать сопротивления, применялась со стороны русских сила, пока в обеспечение спокойствия не удавалось захватить в качестве аманатов нескольких видных людей. Если вновь открытая земля была настолько удалена от основанных уже городов, что не было возможности держать ее оттуда в полном подчинении, то строили новые города или остроги, в которые назначались особые воеводы и посылались служилые люди.

*§ 2. Едва был построен город Сургут, как вся река Обь дальше вверх по течению была обследована отчасти промышленными людьми, отчасти сургутскими казаками, и все жившие по ней остяки были обложены ясаком. Это дало повод к основанию города Нарыма, хотя он первоначально не носил названия города, а только острога, так как для защиты был окружен только стоячим тыном. Я не нашел точных сведений, в каком году это произошло. Сибирские летописи пишут, правда, что этот город построен в том же году, как и город Сургут, но так как нигде не находится указания, что строение производилось присланным из Москвы воеводой, и в виду того, что и первое время гарнизон острога состоял из сургутских казаков, которых [302] сменяли ежегодно, то можно предполагать, что построение острога произошло по усмотрению сургутских воевод. Таким образом, могло, пожалуй, пройти года два от построения города Сургута до построения города Нарыма, а потому я нахожу возможным начало последнего отнести к 7104 (1596) г.

§ 3. Название Нарым, которое первоначально чаще выговаривалось Нерым, означает на языке сургутских остяков болотистую местность, и потому сургутские остяки называют нарымских остяков Норым или Норынг-ях. Хотя в Сургутском уезде также имеются болота, но всетаки в этом отношении он находится в лучших условиях по сравнению с Нарымом, в котором местности по рекам Тыми и Кети были такими низкими и болотистыми, что могли дать основание к названию всего уезда Нарымским или болотистым.

§ 4. После того, как был построен Нарым, русские продолжали продвигаться вверх по Оби и по реке Кети, приискивая пути в более отдаленные места. Всюду, где жили остяки, благодаря природной робости их или миролюбию, служилые люди не встречали никакого сопротивления. Я следую здесь общему обыкновению, по которому с давних времен под наименованием остяков разумеются различные народы, которые хотя и говорят на разных языках, но сходны между собой образом жизни. Таким образом, Сургутский уезд распространился тогда вверх по Оби почти до реки Томи, и по этой причине к нему причислялась также вся река Кеть.

*§ 5. Но вскоре после того нашли необходимым заложить на Кети особый острог, который по имени реки стал называться Кетским. Сначала в него посыпали служилых людей из Сургута, которые ежегодно сменялись. После этого он долгое время имел отдельного воеводу, присылавшегося из Москвы. Теперь же он подчинен Нарыму. Год построения его нигде не указан. В Сургутской городовой канцелярии от бывших в разные времена пожаров все старинные дела сгорели. Архивы же Нарымского и Кетского острогов начинаются с тех лет, когда туда стали посылать особых воевод из Москвы, а потому нет ничего удивительного, если в нашей Истории кое-где окажутся небольшие пробелы, которые остаются пока ничем не заполненными.

§ 6. Хотя все протекало весьма счастливо для русских, но всетаки нельзя обойти молчанием, что иногда случались неудачи, которые могли повлечь за собой плохие последствия. Я разумею частые восстания народов Сибири, которые хотели вернуть себе прежнюю свободу. Причины этих восстаний могли быть разные, но мы не ошибемся, если выделим одну, как главнейшую и самую обычную, которая остяков, видимо, чаще всего приводила к восстанию.

§ 7. У всех восточных, в особенности же у сибирских, народов существует обычай встречать небольшими подарками приезжающих к ним гостей и особенно воевод и других начальников. Это так нравилось сибирским воеводам и служилым людям, что они часто, не довольствуясь тем, что приносилось им добровольно, разными насильствами вымучивали гораздо больше. Это [303] приводило к тому, что остяки и другие народы, не разбираясь в подобных насилиях, совершаемых отдельными лицами, считали их присущими всем представителям русской власти и, будучи доведены до отчаяния, не щадили иногда своей жизни, когда представлялась малейшая возможность освободиться от такой власти. Такая надежда легко могла появиться у них, принимая во внимание отдаленность тех мест и малое количество служилых людей в сибирских городах и острогах.

*§ 8. Подобное восстание едва не произошло в 7106 (1598) г. среди нарымских остяков, но против него были приняты своевременно соответствующие меры. Один из остяков не захотел нарушить верность русским и поспешил в Сургут, чтобы уведомить о грозящей русским опасности. Тогда сургутский воевода князь Яков Барятинский послал подробно расследовать все это дело, и 10 остяков, руководителей восстания, из коих самым видным был Басарга, прежде чем они могли что-либо предпринять, были повешены. Что же касается доносчика, который сообщил о предполагавшемся восстании, то он был крещен и за проявленную им верность принят на казацкую службу. Я нашел известие об этом в челобитной этого остяка, которую он подал в Тобольске в 7143 (1635) г. ¹ Он перечисляет там еще многие другие свои заслуги, оказанные им русской власти при подобных же обстоятельствах в Кетском остроге.

§ 9. Вскоре после того, как он был послан в Кетский острог служить в казаках в тамошнем гарнизоне, он заметил, что кетские остяки замышляют что-то недоброе и собираются итти скопом, чтобы взять приступом Кетский острог. Об их намерении он сообщил воеводе Постнику Бельскому, который захватил самых видных из них и подверг их жестокому телесному наказанию. В это самое время или немного позже кетские остяки убили 20 служилых людей, которые прибыли к ним для сбора ясака, и сами бежали вверх по Кети в местность, где позднее был построен Маковский острог. Чтобы подвергнуть их заслуженному наказанию, был послан из Кетского острога отряд служилых людей во главе с десятником Ушаком Петровым, и с ними вместе поехал упомянутый крещеный остяк в качестве переводчика. Им посчастливилось путем уговоров привесть беглецов в Кетский острог.

§ 10. Несколько лет спустя оба острога, как Нарымский, так и Кетский, пострадали от высокой воды в реке и размывания берегов, что и послужило поводом к поискам для них более удобных мест. ² Первое сообщение об этом сделал нарымский воевода Мирон Тимофеев сын Хлопов, который писал в Тобольск, что ему было приказано внутри Нарымского острога построить церковь Покрова богородицы, но это оказалось невозможно: в остроге нет и сажени свободного места, так как берег сильно подмыт водой, а отступя от берега для острога нельзя занять больше места из-за тамошних болот; воевода полагал, что острог необходимо перенести в более удобное место, которое можно найти поблизости вверху или внизу Оби. [304]

§ 11. Когда известие об этом было получено в Москве, то там как раз в это время находился сургутский казацкий голова Тугарин Федоров, который долгое время служил в Нарыме. Когда его спросили по поводу острогов, он предложил снести оба острога и вместо них на верхнем устье реки Кети, называемом Тогурским, построить настоящий город, который одновременно может заменить оба острога. Но против этого предложения последовало из обоих острогов много возражений. Указанное место находили недостаточно подходящим, а необходимость сохранения Кетского острога выше но реке Кети была очевидной, если только не хотели отказаться совершенно от дальнейших завоеваний в том направлении.

§ 12. Перенесение острогов затянулось на долгое время, пока из-за увеличивающихся с каждым годом обвалов берега оба острога стали совершенно непригодны для жилья. Одна из отписок тогдашнего тобольского воеводы к нарымскому ³ указывает нам время, когда, наконец, решено было дело о переносе Нарыма; это произошло в 7121-м или 7122 г. О месте, куда был перенесен острог, письменных известий не сохранилось, но из устных рассказов местных жителей известно, что Нарым был перенесен только один раз, и что теперешнее его место как раз то, которое тогда было выбрано. Прежнее место лежит на Оби ниже нынешнего в 16 верстах и известно под названием Старого городища.

§ 13. В то же время перенесен на другое место Кетский острог, как это можно заключить из одной отписки, посланной боярам в Москву. ⁴ Хотя в отписке говорится о перенесении острога на новое место, недалеко от прежнего при озере, но это предположение не было выполнено, так как теперешний Кетский острог стоит, как и предыдущий, при реке Кети. Различие состоит в том, что прежний острог стоял на 215 верст выше и находился на северном берегу, в то время как теперешний стоит на южном берегу.

§ 14. О том, что около города Нарыма, как прежде думали, жили пегие люди, которые назывались Пегой ордой, говорилось уже выше. ⁵ Я нашел об этом несколько грамот, ⁶ содержание которых я здесь приведу. Первая говорит нам о князце Пегой орды, по имени Кичее, который в 1602 г. ездил в Москву; в ней определенно сказано, что он был из Нарыма, и Нарым тогда зависел от Сургута. Согласно второй грамоте отряд березовских служилых людей побывал в Пегой орде и даже взял там городок. В двух других упоминается про князца Пегой орды Тайбохту, от имени которого произошло название реки Тайбохтиной, впадающей, в Кеть с севера и в 10 верстах от Нарыма. Тайбохта жил на этой реке. Из третьей грамоты видно, что ясак с остяков был тогда исключительно велик и равнялся 11 соболям на каждого взрослого мужчину. [305]

§ 15. Теперь на некоторое время мы должны вернуться к местности по реке Туре, чтобы упомянуть о двух городах, которые были вновь построены на ней. Первый из них был Верхотурье, который получил свое название по своему положению, как построенный в верховьях реки Туры. Второй город, для которого не нашли другого более подходящего названия, был назван по той же реке Туринском.

*§ 16. Поводом к построению города Верхотурья послужила трудная и далекая дорога через Чердынь к Лозвинскому городку. Вместо этой дороги на верховья реки Туры в 7105 г. неким Артемием или Артюшкой Бабиновым была указана другая более близкая и удобная дорога через Соликамск. ⁷ Эта дорога была тщательно вымощена. Потомки этого Бабинова живут поныне в деревне Чикмане в Верхотурских горах на большой дороге. Они очень гордятся заслугами своего предка и хранят у себя жалованную грамоту царя Михаила Федоровича, ⁸ данную Бабинову за то, что он указал эту дорогу и сделал ее удобной для проезда.

§ 17. У конца этой дороги, там, где она подошла к реке Туре, было признано необходимым иметь укрепленное место, подобное тому, которое было на Лозве. Но это делало Лозвинский городок ненужным. Около него было очень редкое вогульское население, поэтому было излишним тратить средства на содержание этого городка, так как вогулами можно было удобно управлять и держать в подчинении частью из Пелыма, частью из нового города Верхотурья. Лозвинский городок был срыт, а служилые люди из него были использованы при построении и заселении города Верхотурья. ⁹

*§ 18. На том месте, которое было избрано для нового города, находился в древности вогульский городок, который на пермском или зырянском языке называли Нером-карра. Как это отмечено в своем месте, ¹⁰ ни в коем случае не заслуживает доверия сообщение Страленберга о том, что будто бы Ермак по прибытии своем в Сибирь построил тут первый город. Старое пермское название этого места сохранилось в наименовании небольшой речки Неромки, которая впадает в Туру в двух верстах ниже города. Город стоит на высоком утесе, который со стороны реки очень крут; здесь, как говорят, находился старый вогульский городок, и на этом же месте был поставлен внутренний острог. В одной из царских грамот, ¹¹ которая находится в верхотурском архиве, найдено мною описание этой местности до построения города. Крутой утес возвышался на 12 и более саженей над поверхностью реки, в длину же по реке он был равен 60 большим саженям. К этому нужно еще прибавить, что река отделяется от остальной местности двумя буераками, по которым протекают небольшие речки, берега же реки здесь довольно крутые. [306]

§ 19. Хотя по своему естественному положению это место казалось удобным для построения города, но все же его нельзя признать подходящим для этого. Не говоря уже о неровности земли, которая происходит от буераков, самая почва здесь слишком камениста и болотиста, так что не везде она пригодна под пашню. Река там недостаточно глубока, большие нагруженные суда могут ходить по ней только ранней весной, а лежащие вокруг местности слишком лесисты, чтобы прокормить большое сельское население. Однако, цель, которую имели в виду при построении города, была достигнута. Если город не имел возможности сильно расти, все же по своей величине он был не из последних. Для улучшения судоходства в реке стали грузить суда не в городе, а несколько ниже, в 40 верстах от него.

§ 20. Наблюдение за строением города было поручено воеводе Василию Петрову сыну Головину и голове Ивану Васильеву сыну Воейкову. Людей, нужных для построения города, они должны были набрать в Перми, отчего их отправление затянулось. Время построения города, указанное в грамотах ¹² и в летописях, – 7106 (1598) г. примечательно тем, что в этом году умер царь Федор Иванович и вступил на престол царь Борис Федорович Годунов. Тогда же была построена в Верхотурье соборная Троицкая церковь, ¹³ которая существует там до сих пор, хотя прежняя была деревянная.

§ 21. Верхотурский уезд был тогда очень большой. По реке Туре он граничил с Тюменским уездом, на севере к нему были приписаны все вогулы, которые прежде зависели от Лозвинского городка, за исключением, впрочем, тех, которые жили ближе к Пелыму и отошли к этому городу. К югу он простирался до реки Чусовой и Сылвы. Вогулы, жившие здесь, были до того времени в ведении города Чердыни, но так как они были слишком удалены от него, к тому же часто жаловались на притеснения пермских сборщиков ясака, то состоялся царский указ о приписке их к Верхотурскому уезду. Ясак, собранный в Верхотурье в первый год, состоял из 30 сороков соболей, кроме многой другой мягкой рухляди, а именно куниц, бобров, выдры, лисиц и белок. О приеме в Москве ясашной казны в следующем 7107 г. сохранилась в Верхотурье соответствующая грамота. ¹⁴

§ 22. При построении Верхотурья имелось, несомненно, в виду, что в нем, ближайшем к России сибирском городе, через который ввозились и вывозились товары, должна быть учреждена таможня и должен быть тщательный досмотр всех проезжающих. В виду этого в 7108 (1600) г. в Верхотурье был построен для поклажи товаров большой гостиный двор, ¹⁵ причем был издан строгий указ, чтобы торги во всем Верхотурском уезде производились только на гостином дворе в Верхотурье.

§ 23. Построение города Верхотурья было одним из первых дел царя Бориса, касавшихся Сибири; в последующие годы он продолжал заботиться [307] об увеличении доходов государства и строении новых городов в Сибири и введении там лучшего управления. Примечательное обстоятельство, принадлежащее не столько к сибирской, как к общей русской истории, заключается в том, как царь Борис, получивший царский престол путем убийства царевича и наследника престола Димитрия Ивановича, старался ласками и милостями снискать себе расположение народа. В архивах Верхотурья, Пелыма, Тюмени и Тары сохранились его указы, ¹⁶ в которых говорится, что ради восшествия его на всероссийский престол и коронования его на царство, а также многолетнего здравия наследника его Федора Борисовича все сибирские татары и прочие сибирские народы милостиво освобождаются от обычного ясака на 7108 год. По другому же указу, ¹⁷ который ссылается на предшествующий, предписывается, наоборот, чтобы в 7109 г. был возобновлен снова сбор ясака. В этом указе имеются различные дополнительные распоряжения, имеющие целью предупредить всякие злоупотребления по сбору ясака. Они сохраняют свою силу до сих пор, и повторение их не является лишним.

§ 24. Легко представить себе все те трудности, которые приходилось испытывать из-за подвод всем приезжавшим по государевым делам в Сибирь, тогда еще слабо населенную русскими. Вся тяжесть подводной повинности падала исключительно на туземцев, а те часто не имели возможности дать столько подвод, сколько требовалось. Горькие жалобы вогулов, живших по большой дороге Верхотурского уезда, поданные ими по этому поводу в 1599 г., ¹⁸ по всей вероятности, дали повод к поселению в разных местах Сибири ямщиков. Они обязаны были ставить даром подводы, но зато получали значительные пашенные земли, с которых не должны были платить податей.

*§ 25. Этой же причине обязан своим возникновением город Туринск. Между Верхотурьем и Тюменью на половине дороги надо было иметь ямскую слободу, для чего было выбрано то место, где жил самый известный в тех местах князец Епанча, ¹⁹ по имени которого новый город в просторечии часто называется Епанчиным. Об его строении имеется несколько грамот и среди них наказ голове Федору Осипову сыну Янову, которому было поручено наблюдение за постройкой и заселением города. ²⁰ Туринским назывался тогда еще не город, а только острог, который в скором времени получил права города. Я изложу кратко содержание этого наказа.

§ 26. Незадолго до этого Янов был послан вместе с князем Лукой Осиповичем Щербатовым в Тюмень, чтобы помогать последнему на воеводстве. Весною 1600 г. Янов получил указ отправиться на место жительства Епанчи, чтобы устроить там ямскую слободу, и для того набрать 50 семейств [308] и, сверх того, поселить там же 100 семей пашенных крестьян. Для защиты слободы от неприятельских нападений необходим был острог, построению которого Янов положил начало. 30 человек казаков, данных ему из Тобольска и Тюмени, и 20 плотников с Верхотурья выполняли эту работу. По окончании постройки острога плотники были посланы обратно на Верхотурье, казаки же должны были остаться служить в новом остроге. Янов взял также из Тюмени две пушки со всеми припасами к ним, другие же две были присланы ему с Верхотурья. 55 семей пашенных крестьян и 6 семей ямщиков были уже отправлены из Казани на Верхотурье для поселения в Сибири. Остальных же определено было набрать из охочих людей.

§ 27. Что построение города Туринска произошло в 1600 г., ясно из царской грамоты 12 октября 7109 г. ²¹ о построении там первой церкви. Согласно грамоте, Туринск представляется уже населенным местом. Сибирь в то время была в такой славе, что в России находилось много охотников, готовых переселиться туда на постоянное жительство. Большая часть переселенцев происходила из Холмогорского уезда, который позже стал называться Архангельским, а именно с Ваги, из Устюга, из Сольвычегодска и др. городов. Ямщики, ради которых был построен город Туринск, первоначально поселились внутри острога, но в скором времени им было разрешено жить вне острога. Они выбрали себе место, где когда-то жил князец Епанча, ²² которое и поныне называется Ямской слободой. По рассказу тамошних татар, Епанча будто бы тогда был еще жив и добровольно уступил свою землю русским, сам же стал жить после того в Енбаевых юртах, в 14 верстах от Туринска вниз по Туре; вот почему жители этой деревни выдают себя до сих пор за потомков Епанчи.

§ 28. Чтобы образовать для нового острога уезд из татарских волостей, в следующем году приказано было присоединить к нему те волости, которые лежали от Тюмени вверх по течению Туры и находились ближе к новому острогу. ²³ Это Касалось также тех 50 человек татар, которые жили вместе с князем Епанчей и о которых брат Епанчи Тувонга, в поданной им челобитной, просил, чтобы им платить ясак в Туринске. Хотя в Тюмени возражали против этого и заявляли, будто бы Янов велел написать эту челобитную вопреки желанию татар, но все же просьба Тувонги была удовлетворена, так как справедливость ее была очевидна.

§ 29 С другой стороны, среди волостей, переданных из Тюмени в Туринск, находились такие, которые были очень удалены от Туринска и подошли ближе к Верхотурью; поэтому в 1602 г. они были взяты из Туринского уезда и приписаны к Верхотурскому, ²⁴ причем границей между уездами обоих городов было положено устье реки Тагила. [309]

§ 30. К истории построения города Туринска надо еще прибавить, что первый острог построен был весьма плохо и потому через три года, в 1603 г., его пришлось делать опять почти заново. ²⁵ Тогда же принялись усердно за исправление большой дороги между Верхотурьем и Туринском вдоль реки Туры; она была очень неудобна в летнее время из-за большого числа речек и болот, кроме того, вследствие извилистости реки Туры ее приходилось много раз переезжать. Поэтому стали искать более близкую и более сухую дорогу и нашли таковую через так называемый Тагильский волок, ²⁶ по которому с тех пор стали ездить с большими удобствами.

*§ 31. Одновременно с Туринском на реке Тазе началось строение города Мангазеи при следующих обстоятельствах. Уже за несколько лет перед тем из Березова начали проведывать места, лежащие к востоку, по рекам Пуру, Тазу и Енисею. На реке Тазе нашли самоедов, которые называли себя мокосе, и это обстоятельство послужило основанием для названия тамошних мест по-русски Мангазеей. Эта местность была особенно хорошо известна русским и зырянам, которые жили по рекам Двине и Печоре и в поисках соболей и для торговли часто ходили в эти места; некоторые из них тайно собирали ясак с тамошних самоедов в свою пользу, как будто бы они были посланы по государеву указу.

* 32. В сибирских летописях рассказывается, что уже во времена царя Федора Ивановича, в 7106 г., был послан из Москвы Федор Дьяков для проведывания мангазейских мест до самой реки Енисея и для обложения ясаком тамошних народов. Вместе с служилыми людьми, данными ему из Тобольска, он побывал в тех местах и собрал там для государя первый ясак, с которым вернулся в Москву в 7108 г. Построение же города Мангазеи пачалось не ранее 7108 г. и было приведено в исполнение двумя письменными головами князем Мироном Шаховским и Данилой Хрипуновым и сотней тобольских казаков. Кроме царской грамоты, ²⁷ находящейся в березовском архиве, и сохранившегося частично наказа, ²⁸ данного в 7109 г. на имя следующих мангазейских воевод, у нас нет других исторических данных, которые могли бы служить для разъяснения обстоятельств, сопровождавших построение этого города.

§ 33. Путь в Мангазею шел по воде. Назначенные в этот город служилые люди, часть которых составляли березовские казаки, строили нужные им суда, 4 коча и 2 коломенки, в Березове. Коломенки должны были служить для перевозки съестных припасов, но, к несчастью, в Обской губе они потерпели крушение, причем часть припасов погибла, другая же была подмочена. Что касается внешнего вида коч, то они были похожи на теперешние галиоты, имели в длину около 12 саженей и покрыты палубой, были плоскодонные и сидели не слишком глубоко. Малое знание [310] морского дела было причиной того, что на кочах ходили только с попутным ветром и почти совсем не умели пользоваться боковыми ветрами. На таких жe судах ходили в старину из Архангельска в Мезень, Пустозерск и на Новую землю. Коломенки же – большие барки, которые до сих пор употребляются на разных реках в России.

§ 34. Видимо, в то время еще не знали хорошо, как ездить в реку Таз через Обскую губу, и потому часть пути всегда совершалась по суше. Самоеды помогали тем, что давали своих оленей для перевозки тяжелых предметов и съестных припасов. Для служилых же людей было уже привычным делом ходить на лыжах.

§ 35. Известия, которые вскоре после этого пришли из Березова в Москву, были очень неблагоприятны. Самоеды, которых, как полагали, подучили зыряне, торговавшие с ними обычно на реке Тазу, встретили князя Шаховского на расстоянии одного дня пути от реки Пура, убили 30 людей, разграбили весь его груз, а сам он с оставшимися в живых служилыми людьми принужден был спасаться бегством на оленях. Это происшествие послужило поводом для посылки в Мангазею в следующем 7109 (1601) г. новых воевод с служилыми людьми, которые должны были привести в исполнение то, что не удалось выполнить до сих пор.

*§ 36. Новыми воеводами были назначены князь Василий Масальский и Савлук Пушкин. В наказе этим воеводам, сохранившемся в туруханском архиве, не достает в начале некоторой части, где, по всей вероятности, говорилось подробно об отправлении прежних воевод. Из сохранившейся части мы узнаем много других подробностей, которые касаются вообще истории Мангазеи и, в частности, отправления вторых воевод.

§ 37. К сведениям первого рода относится то, что уже тогда имелись некоторые, хотя и неточные, сведения о реке Енисее: не зная, что это название принадлежит одной реке, давали его всей местности, которая граничила с Мангазеей. Оба названия – Мангазея и Енисея – в наказе часто стоят рядом. Дальше видно, что русские и зырянские промышленники до построения Мангазеи имели в тамошних местах несколько острогов, проживая в которых, они безопаснее торговали с самоедами. В наказе упоминается прежний остяцкий городок, который находился в Обской губе и назывался Пантуевым городком. В конце наказа узнаем, что местом для построения города Мангазеи было первоначально намечено устье реки Таза, но, вероятно, оно оказалось неудобным для этой цели и, может быть, уже первые воеводы, остановившиеся со своими служилыми людьми на среднем течении реки Таза, нашли более подходящим именно здесь построить город.

§ 38. Что касается подробностей отправления новых воевод, то было решено построить на Верхотурье для них и для их служилых людей 9 кочей и 2 больших лодки, на которых можно было бы плыть по морю. Приказано было также дать им служилых людей вдвое больше, чем было у князя Шаховского. В Тобольске предлагалось взять 100 человек, в Сургуте 30 и в [311] Березове 70. Вместе с тем было указано, какое количество пушек и снарядов они должны были захватить из Тобольска и Березова, а именно из каждого города по 4 пушки, из которых две были скорострельные, и необходимое количество ядер, пороху и свинцу.

§ 39. Нет причин сомневаться в выполнении этих распоряжений, так как известно, что в прежнее время никогда не делались приказания, вызывавшие сомнения в их выполнимости или сопряженные с большими трудностями, почему и выполнение их было всегда точным и рачительным. Воеводы должны были еще в то же лето дойти до Мангазеи. В качестве лоцманов и проводников им предлагалось взять из Березова на каждое судно необходимое число зырянских и русских торговых людей, которые знали бы местность и водные пути, а также языки живших там народов. Особенное внимание обращалось в наказе на оказание помощи прежним воеводам князю Мирону Шаховскому и Даниле Хрипунову, если они встретили в чем-либо препятствие при построении нового города или если самоеды принудили их искать для безопасности другое место. Главнейшее же поручение, которое воеводы должны были выполнить, состояло в построении города, если это еще не было сделано прежними воеводами. Для города опять указывалось место в устье реки Таза, но на усмотрение воевод было предоставлено, в случае надобности, избрать другое место и предлагалось, в частности, выяснить, нельзя ли использовать для нового города один из острогов, построенных промышленными людьми.

*§ 40. Из наказа видно, что тогда еще было неизвестно, построен ли Мангазейский город князем Шаховским, но теперь мы знаем вполне точно, что именно он был его строителем. Правда, об этом нет прямых известий в грамотах. ²⁹ Но помимо того, что построение города сибирские летописи приписывают именно князю Шаховскому, а в других архивных материалах мы не нашли ничего, что противоречило бы этому утверждению. В Мангазее сохранился наказ третьим воеводам от 25 января 7111 г., в котором часто упоминаются воевода князь Василий Масальский и Савлук Пушкин, но ни разу не говорится, что город был построен ими. Наоборот, о построении города говорится, как о деле совершенном прежде, и только приказывается принять меры к построению в нем церкви, которой до того времени там не было. ³⁰ [312]

§ 41. Для города Мангазеи князь Мирон Шаховской нашел удобное место на восточном берегу реки Таза, в 200 верстах от устья. В данное время этот город больше не существует, так как с течением времени он был оставлен, а вместо него основали Новую Мангазею на реке Турухане. Город был окружен четырехугольным острогом, внутри которого находилась соборная Троицкая церковь. Вне острога, среди дворов местных жителей, находились еще две церкви, одна во имя Успения пресвятой богородицы и другая во имя Макария Желтоводского. Естественное положение города было удобным и безопасным. Довольно большая речка, называемая Осетровкой, а по-самоедски Сулей-яга, протекала около города и впадала в Таз выше города. Несколько ниже города находилась другая речка Ратилиха, а по-самоедски Тирма. Реку Таз от ее устья можно было проехать на лодках в 9 дней, вниз же по течению от города до устья, во время весеннего половодья, путь совершали всего в 2 1/2–3 дня. В отношении высоты места положение теперешнего города Новой Мангазеи или Туруханска мало отличается от прежнего, потому что в обоих местах в одно и то же время наблюдается одинаковая продолжительность дня и ночи.

§ 42. Нетрудно догадаться, что в Мангазее принимали все меры к тому, чтобы получить точные сведения о местностях, лежащих далее на восток, и особенно о реке Енисее, так как уже князю Шаховскому было приказано обследовать лежащие там земли и наложить на них ясак. Без сомнения, промышленные люди уже давно имели сведения об этих землях, и теперь у них не было причин скрывать об этом, так как с построением города Мангазеи они все равно не могли уже свободно двигаться в том направлении. Если они хотели итти куда-либо в отдаленные местности, то им приходилось об этом объявлять. Так как самая близкая дорога с Таза на Енисей кончалась при устье реки Турухана, то это послужило основанием для строения там зимовья, которое по реке называлось Туруханским, а так как там кончался волок, оно именовалось «на Енисейском волоке» и, наконец, по построенной там же вскоре церкви Николая чудотворца оно называлось также «у Николы чудотворца». Из этого зимовья образовался впоследствии теперешний город Туруханск. Когда все это случилось и как прежний город Мангазея окончил свое существование, будет рассказано в своем месте.

*§ 43. Теперь нам следует вернуться к местностям по реке Оби, где особенно замечательным было в то время построение города Томска, начатое и завершенное в 7112 (1604) г. весьма удачно и с немалой пользой для тех мест. ³¹ До построения Томска окрестная страна зависела от Сургута, хотя один из здешних татарских родов, так называемые еуштинцы (по-татарски «еушта», во множественном числе «еушталар») считал, что все соседние татары подчинены им. Когда же власть русских укрепилась в этих местах, их князец Тоян поехал в Москву, где 25 марта 1604 г. подал челобитную, в которой со всем своим родом и [313] улусными людьми, которых насчитывал до 300 человек, добровольно подчинился русской власти. Он обещал также помочь покорить живших в соседстве киргизов, чатских татар и теленгутов, местожительство и численность которых он указал в своей челобитной. Тоян предлагал построить в его родных местах городок, который, по его мнению, принесет русскому государству большую пользу. Для себя же и своих еуштинцев он выпросил освобождение от ясака.

§ 44. Предложение о построении города было принято благосклонно в Москве. Казацкому голове Гавриле Иванову сыну Писемскому и сыну боярскому Василию Фомину сыну Тыркову приказано было осуществить это дело, что и было ими исполнено еще в то же лето. О том, как строился город, в архивных делах не сохранилось известия, но можно думать, что для этого было использовано много народа, так как работа шла чрезвычайно быстро. Среди других принимали в этом участие 100 человек кодских остяков со своим князком Онжей, ³² которые ставили себе это в особую заслугу и за что они несколько лет спустя, от царя Василия Шуйского, получили особую жалованную грамоту.

§ 45. Что касается места, которое было выбрано для города, то, пожалуй, трудно найти там другое более удобное. Река Томь, как известно, впадает в Обь с восточной стороны, но имеет с ней почти одинаковое направление и большей частью течет с юга на север. На правом или восточном берегу этой реки, приблизительно в 60 верстах от ее устья, подымается довольно значительная гора, и ее-то строители признали особенно удобной для своей цели. С речной стороны, где подъем на гору особенно крут, они заложили небольшой деревянный город. Жилые дома поместились позади города на той же горе и были обнесены стоячим тыном. Позднее же, с увеличением населения, сильно застроилась и нижняя часть под горой до самого берега реки Томи. По этому нижнему посаду протекает речка Ушай или Ушайка, которая впадает в Томь.

§ 46. Нельзя достаточно нахвалиться плодородием окружающих местностей. Повсюду лежит такой тучный чернозем, что еще никогда не было необходимости удобрять его, и притом такой рыхлый, что работа земледельца очень облегчена. Впрочем, в отношении плодородия в Сибири много мест, подобных Томску. Неоднократно пробовали удобрять эту землю в надежде, что она даст еще больший урожай, но получалось как раз обратное: развивался в длину стебель, а колос от этого значительно уменьшался. Плодородие страны должно было привлечь туда большое количество населения, поэтому-то Томский уезд самый населенный из всех сибирских уездов. Росту города особенно способствовала выгодная торговля с соседними калмыками и монголами. Множество рыбы, которую дает в изобилии река Обь, приносит жителям большую прибыль, хотя рыба здесь и ценится меньше, чем в низовьях реки Оби, где большой недостаток в других дарах природы. [314]

*§ 47. Упомянутая челобитная еуштинского князца Тояна дает мне повод упомянуть о народах, живших тогда по соседству с городом Томском и которые, по мнению князца Тояна, без труда могли быть покорены русскими. Он прежде всего говорит о некоем народе, называемом чатами, который жил в 10 днях пути от его родных мест, где он предлагал построить город Томск. Это чатские татары, которые, действительно, позднее подчинились Томску, но тогда они, должно быть, жили где-нибудь в Барабинских степях. Они рассказывают про себя, что раньше были под властью хана Кучума. После того, как хан Кучум был изгнан русскими из Сибири, они некоторое время продержались в верховьях реки Оби, где им было присвоено имя Чать, означающее на татарском языке мыс, т. е. место, где сливаются две реки, так как на подобном месте находился некогда их главный улус.

§ 48. В челобитной упоминаются затем киргизы, которые до начала текущего столетия жили в степях около реки Июса, которая позднее называлась Чулымом, и при реке Абакане. Об этом их прежнем местожительстве было выше подробно рассказано. ³³ В примечаниях к «С. Петербургским ведомостям» ³⁴ они ошибочно смешиваются с киргиз-кайсаками, живущими на бухарской границе к востоку от реки Яика. Их князец во времена Тояна назывался Немча, это имя писалось также Номча и Номза. Тоян насчитывал семь дней пути до их жилищ. Из этого можно заключить, что они жили тогда где-нибудь на реке Урупе, которая, соединяясь с Июссом, образует Чулым, или же на Божьем озере, по-татарски Тенгери-куль, до которого киргизы часто доходили. В последующей истории еще много будет говориться об этом народе, то подчинявшемся русским, то вновь изменявшем им, то соединявшемся с монголами или с калмыками. Своими постоянными набегами они нанесли много вреда русским, но, с своей стороны, и русские неоднократно и весьма жестоко с ними расправлялись, пока, наконец, киргизы не ушли окончательно из Сибири к калмыкам, у которых они известны под именем бурутов.

* § 49. Далее Тоян называет некоего князца Бинея, которому было подчинено до 10 000 людей, из которых самые близкие жили в 10 днях пути от еуштинцев, самые же дальние на расстоянии до четырех недель пути. Здесь, вероятно, подразумеваются калмыки, которые приблизительно в то время, теснимые монголами, начали распространяться в степи между Обью и Иртышом; до того они обычно кочевали по ту сторону Алтайских гор. ³⁵ В челобитной говорится: «до ород, до князца до Винея»; по-моему, здесь надо читать «до орд»... Этим обозначением они сильно отличаются от небольших народов, о которых упоминается в челобитной, так как слово «орда» употребляется на русском языке только относительно больших или многолюдных народов. [315]

§ 50. Названные затем в той же челобитной телеуты, которые в количестве до 1000 человек под властью князца Обака или Абака жили в пяти днях пути от Томска, несомненно, тот же самый народ, который в первой главе ³⁶ этой Истории назван теленгутами. Они кочевали на западной стороне реки Оби и вели такой же образ жизни, как и другие кочевые народы в этих местах. Они изменили своей кочевой жизни только после перехода под русское подданство и поселения вблизи Томска и Кузнецка. Но это случилось не так скоро, и в течение многих лет они больше примыкали к калмыкам; если же иногда для вида подчинялись русским, то это продолжалось только до тех пор, пока они находили это для себя выгодным. Примеры этого в дальнейшем изложении встретятся нам много раз.

§ 51. Об одном народе, который также упоминается в челобитной еуштинцев, я ничего не могу сказать. Он, должно быть, назывался умаками, так как в челобитной указывается умакский князец Чита с 300 людей, до места жительства которого было 14 дней пути. Но едва ли это был отдельный народ, если его численность такая небольшая. Вероятно, это был какой-то татарский или калмыцкий род, который жил в верховьях Томи или на Оби.

§ 52. Ясное дело, что еуштинцы были первыми, которые должны были платить ясак в этот новый город. Согласно их челобитью, они были освобождены от уплаты ясака, но взамен этого должны были нести казацкую службу. Это была льгота, которую сибирские народы очень ценили, так как она выражала доверие к ним, и это последнее ими часто оправдывалось. В действительности же эта служба была для них трудна, особенно в прежние времена, когда им вместе с русскими приходилось часто выступать против неприятелей. Принимая во внимание незначительное жалованье, которое они получали за службу, можно справедливо сомневаться, имели ли они преимущество перед ясачными людьми, так как последние целый год жили спокойно и отдавали только незначительную часть того, что получали на охоте.

§ 53. В наказе первым томским воеводам имелось обычное указание, что волости каждой местности в отношении уплаты ясака должны причисляться к тем городам, к которым они ближе расположены. На основании этого томские воеводы присоединили к себе всю реку Чулым с живущими на ней татарскими родами, которые уже за несколько лет до этого были обложены ясаком из Сургута. Так как татары, жившие на среднем течении этой реки, т. е. от устья реки Кемчука вниз по течению, зависели тогда от Кетского острога, то присоединением их к Томску был недоволен кетский воевода, потому что это умаляло его власть и уменьшало его доходы. ³⁷ Но, в конце концов, он должен был примириться с этим, так как царские указы и положение этих мест определенно говорили в пользу Томска. [316]

§ 54. От того же кетского воеводы в следующем 7113 (1605) г. было получено известие ³⁸ о готовившемся восстании остяков и татар по рекам Оби, Кети, Чулыму и Томи, которые замышляли уничтожить новые русские поселения, в особенности Томск и Кетский острог. Из обстоятельств этого дела видно, что это было то же самое восстание, о котором уже упоминалось выше, ³⁹ и оно не представляло опасности ни для Томска, ни для других мест, так как о замышляемом восстании стало известно до того, как оно началось.

§ 55. Таким же образом закончилось восстание остяков и татар на реке Оби, которое было вызвано насилиями, учиненными в пути двумя новыми головами, направлявшимися в Томск в 1606 г. ⁴⁰ После того остяки и татары некоторое время боялись являться в город. Только киргизский князец Номча, жена которого приезжала в Томск с просьбой о принятии ее в русское подданство, горячо хотел отомстить за причиненное ей там насилие. Случай с соболиной шубой, которую новые головы отняли в Томске у его жены, так его возмутил, что за это он напал на чулымских татар. Эта алчность воевод много, вероятно, содействовала тому, что в последующее время было очень трудно совершенно подчинить киргизов.

§ 56. Сибирская история подтверждает нам, что когда с покоренными или с покоряемыми народами обращались ласково и кротко, тогда они без труда исполняли то, что от них требовали. Наоборот, они оказывали упорное сопротивление и становились свирепыми, когда их без всякого основания обижали, или когда воеводы требовали от них более того, что они могли дать им и что следовало с них брать в силу царских указов. Примеров последнего очень много, но было немало случаев и первого, и к числу их, кроме других, относится следующий случай с теленгутами. ⁴¹

§ 57. Строитель города Томска Гаврила Писемский уже в 1605 г. сделал попытку подчинить теленгутов, отправив к ним служилых людей. Хотя теленгутский князь Обак выразил готовность и дал обещание явиться весной со своими людьми в Томск, чтобы принести торжественную присягу, однако обещания не выполнил, так как боялся, что в городе его задержат в качестве заложника или, по сибирскому выражению, аманата. При покорении тамошних народов было, действительно, обыкновение удерживать их князей, попавших в руки русских, в залог обещанной ими верности, до тех пор, пока они не привыкали к новой власти. Обак в знак своей дружбы и желания жить с русскими в мире ограничился в дальнейшем тем, что иногда посылал в город подарки.

§ 58. Такое положение дел с теленгутами продолжалось до 7117 (1609) г., когда была сделана новая попытка склонить Обака к совершенному подчинению русским. Дело это было поручено еуштинскому князцу Тояну [317] и двум русским казакам, которые должны были пригласить князя Обака с лучшими улусными людьми в Томск. Они предложили Обаку остаться заложниками у теленгутов до его возвращения, если он боится быть задержанным в Томске или какого-либо другого вреда. По требованию Обака, Тоян даже присягнул, и тогда Обак отправился с посланными в Томск, где все данные ему обещания точно были выполнены.

§ 59. Обак и виднейшие теленгуты шертовали русским на том, что пребудут в вечной верности и в беспрекословном повиновении и всегда будут бороться против тех, кого русские считают своими врагами. За это Обак просил освободить теленгутов от уплаты ясака и дать ему разрешение кочевать вблизи города. Последнее было дозволено. Что же касается освобождения Обака от ясака, то воевода не осмелился это ему разрешить, а указал ему, что он может непосредственно получить эту царскую милость, если сам отправится в Москву.

*§ 60. В связи с этим впервые упоминается монгольский хан, носивший гордое имя Алтын-царь, т. е. Золотой царь. Так как он почти постоянно воевал с калмыками, то теленгуты боялись его нападения, а поэтому от русских им была обещана защита против хана. С этого времени теленгуты нередко, доставляли в Томск для продажи лошадей и рогатый скот, а иногда с ними приходили также калмыки. Но постоянная война между ними и монголами была причиной того, что они приезжали в Томск очень редко.

*§ 61. В 7115 (1607) г. в Томск прибыли калмыцкие послы, которые от имени своих тайш обещали покорность русским и за это просили не только защищать их против врагов, но также и самим русским на них не нападать. Из этого обещания ничего не вышло, потому что калмыки вскоре откочевали в Приобские степи, чтобы оказать сильнейший отпор монголам. Воеводская отписка, ⁴² которая рассказывает нам об обстоятельствах и ходе этого дела, называет трех калмыцких тайш: Бинея, Узенея и Бакая, от которых было отправлено это посольство. Вместо Бинея в иных местах отписки стоит Изеней и Езеней, а вместо Бакая Абакай и Обокай.

§ 62. Когда известие об этом посольстве дошло до Москвы, то оттуда в следующем 7116 (1608) г. была прислана грамота, которая во всех отношениях соответствовала желаниям калмыков: они могли не бояться ни своих врагов ни русских, должны были принести присягу в верности и дать добровольно ясак лошадьми. Самые видные их тайши приглашались в Москву, чтоб получить великое государево жалованье. Если же они не доверяют русским, а потому боятся ехать в Москву, то в грамоте предписывалось дать им заложников, которые будут оставаться у них до возвращения тайш из Москвы. Несмотря на то, что эти условия должны были быть приемлемыми для калмыков, поездка не состоялась. Препятствием явилась война, возникшая у них с монголами, из-за которой калмыки должны были отойти от Томска на далекое расстояние. [318]

§ 63. Известие об отходе калмыков было получено в Томске после возвращения 29 октября 1608 г. казаков, посланных к ним с извещением о царских милостях, изложенных в упомянутой выше грамоте. Казаки шли к калмыкам через землю теленгутов, которые должны были дать им с собой нескольких человек своих лучших людей, чтобы легче было уговорить калмыков положиться во всем на царскую милость. Но среди теленгутов не оказалось никого, кто бы согласился сопровождать казаков, так как теленгуты уже знали, что поблизости нельзя было найти калмыков. Они говорили, будто калмыки не только начали войну с монгольским Алтын-ханом и Казакской ордой или так называемыми теперь киргиз-кайсаками, но и между собой жили в несогласии. Некоторые улусы отъехали от своих тайш Езенея и Узенея и кочевали тогда на дороге, которой надо было ехать к этим тайшам, и потому они никого не пропускали, казакам же, отправленным к ним, угрожала опасность быть убитыми. Все это вскоре подтвердил теленгутский князь Обак, который прибыл в Томск; ⁴³ кроме того, он сообщил, что калмыцкий князь Узеней умер. Русские должны были на этот раз отказаться от намерения подчинить себе калмыков, и вопрос о том, каким образом покорить себе этот народ, являлся делом будущего.

§ 64. Следующим народом, который в Томске решили присоединить к Русскому государству, были кузнецкие татары. Это решение тем легче было привести в исполнение, что оседлый образ жизни кузнецких татар, благодаря которому они оставались постоянно в одной и той же местности, весьма благоприятствовал намеченной цели. Эти татары жили по рекам Кондоме и Мразе, впадающим в реку Томь. Русские стали называть их кузнецами, потому что в этой местности находится много железной руды, из которой татары плавили железо и делали из него всякую домашнюю посуду и охотничьи принадлежности. Тогда они еще никому не подчинялись, исключая киргизов, которые иногда наезжали на их юрты, и тогда татары должны были откупаться от них подарками – своими изделиями: котлами, таганами, стрелами и т. п. Этим они надеялись спасти себя от зависимости или еще от чего-нибудь худшего.

§ 65. О начале покорения кузнецких татар в томском архиве старых лет имеется только случайное указание о том, что в 7115 (1607) г. несколько томских казаков, которые были посланы в Кузнецкие волости для сбора ясака, вернулись оттуда обратно. В 7117 г. из Томска было сообщено в Москву ⁴⁴ о новой отправке казаков туда же и с той же целью, но они и на этот раз ничего не собрали, так как почти все волости восстали против них и ни о какой уплате ясака не могло быть речи. Более того, казаки были бы убиты восставшими, если бы князец Базаяк, оставшийся верным русским, за них не вступился. Небольшой ясак, который они все же привезли с собой, равно [319] как и прежде собранный с Кузнецких волостей, состоял из плохих соболей. Если будет повелено наказать за такое непослушание со всей строгостью, то, по словам упомянутой отписки, это можно сделать только летом. Но в Томске в то время, в связи с другими посылками, был большой недостаток в служилых людях. Указывая на это, томские воеводы давали понять, что для дальнейшего расширения русских владений в тех местах Томск нуждался в большем количестве служилых людей.

§ 66. В ответ на это указом из Москвы тобольскому воеводе князю Ивану Михайловичу Катыреву-Ростовскому были предписано ⁴⁵ послать в Томск голову Мирона Хлопова с новым отрядом. Причем ему дан был наказ не только окончательно покорить кузнецких татар, но и прогнать беспокойных киргизов, которые своими набегами причиняли много вреда. Но и на этот раз ничего не было выполнено. Между тем, в конце 1609 г. к кузнецким татарам был отправлен из Томска отряд в 40 человек служилых людей, во главе с атаманом Иваном Павловым, с приказом, по прибытии на место, укрепить его тылом, чтобы быть в безопасности от всякого нечаянного нападения татар. После того несколько служилых людей были отправлены в разные волости с требованием ясака и для увещания татар, чтобы они в доказательство своей верности, послали в Томск аманатов. Но и эти посылки не принесли много пользы, так как Иван Павлов вернулся 2 февраля 1610 г. с небольшим сбором ясака. Правда, служилые люди не подверглись никаким нападениям, но они терпели там большую нужду, так как татары не хотели ни давать даром, ни продавать съестных припасов и, вопреки обычаю всех сибирских народов, морили своих гостей голодом. С целью сохранения своей жизни служилые люди вынуждены были больше думать о скором возвращении, чем о выполнении возложенного на них поручения.

§ 67. О другом отряде служилых людей, посланном в Кузнецкие волости в 1611 г., отправленная из Томска в Москву отписка ⁴⁶ сообщает следующее: два десятника Иван Тиханов и Сидор Соломатин с служилыми людьми, точное число коих не указано, должны были в Обинской ⁴⁷ волости среди кузнецких татар, подвластных князю Базаяку, построить укрепление, чтобы под защитой его спокойно и с большим успехом собирать ясак. Но, прибыв в Обинскую волость, служилые люди узнали, что незадолго до их приезда там был некий киргизский посланец, который уговаривал татар перебить всех служилых людей, если те придут к ним за ясаком. Он обещал помощь киргизов, если татары, не надеясь на свои силы, дадут им весть. В виду такой угрозы, служилые люди решили не разбиваться на отряды, как хотели сделать это раньше для более удачного сбора ясака по волостям, и [320] все остались у князя Базаяка, а в волости послали несколько татар, которых он им дал. Эти посланцы должны были сообщить татарам о прибытии служилых людей и уговорить их явиться с обычным ясаком в Обинскую волость. Но ясак привезли только татары из близлежащих волостей, да и те доставили его неполностью. Всего собрано было немного больше шести сороков соболей; и с этим служилые люди вернулись обратно в Томск.

§ 68. О том, как обстояло дело с кузнецкими татарами в 1612, 1613, и 1614 гг., не сохранилось никаких сведений, но можно предполагать, что они попрежнему продолжали оказывать сопротивление русским. Известно, что в 1615 г. для приведения их к покорности ⁴⁸ был отправлен отряд служилых людей, во главе которого стоял стрелецкий сотник Иван Пущин и казацкий атаман Бажен Константинов. Они разослали всех имеющихся у них людей по волостям. Сначала служилые люди нигде не встречали сопротивления и с успехом собирали ясак, а непокорных, если таковые были, побивали и забирали в полон. Но потом неожиданно русские со всех сторон были окружены полчищем калмыков и киргизов более чем в 5000 человек, которые пришли на помощь татарам.

§ 69. Пущин так основательно и хорошо укрепил место пребывания своего отряда, что его нельзя было застать врасплох. Он выдержал настоящую осаду, продолжавшуюся десять недель, во время которой калмыки неоднократно пробовали взять его стан приступом, но каждый раз служилые люди успешно его отражали. Наконец, русские, терпя голод, вынуждены были сделать вылазку, чтобы или силой прорваться через врагов или храбро окончить свою жизнь, и без того находившуюся в величайшей опасности. Хотя точных данных о количестве служилых людей не имеется, но можно с уверенностью сказать, что если даже они все были налицо, то их все же было не больше 200 человек. Пробиться же они должны были через войско, более чем в 5000 чел. На благоприятный успех надеяться было трудно, но казакам все же удалось обратить врагов в бегство и забрать много пленников, среди которых оказалось много видных калмыков.

§ 70. После этого отважного дела татары стали с большим уважением относиться к русским и убедились в том, что нельзя надеяться на помощь калмыков и киргизов в деле освобождения от русского владычества. Ясашные сборщики, отправленные к ним в 1616 г., рассказывали о том, ⁴⁹ с какой готовностью они снова шертовали русским и уплатили требуемый ясак. Этому, правда, противоречит сообщение одного казака, ⁵⁰ который говорил, что в некоторых Кузнецких волостях он не мог склонить к принятию шерти и к уплате ясака, но возможно, что виною тому был он сам, так как не умел найти верное средство заставить татар снова подчиниться и выполнить требуемое. [321]

§ 71. Несмотря на то, что в дальнейшем все шло благополучно, но в виду отдаленности и разбросанности Кузнецких волостей требовались перемены в управлении ими. Необходимо было построить среди тамошних татар особый острог с постоянным составом служилых людей и подчинить эти волости не Томску, а особым воеводам, присылаемым из Москвы. Таким образом, было положено начало городу Кузнецку, расположенному на правом или восточном берегу Томи, против устья реки Кондомы. Сибирские летописи сообщают, что Кузнецк был построен в 7125 (1617) г., ⁵¹ согласно приказу, полученному из Москвы, отрядом служилых людей из Тобольска, Тюмени, Верхотурья и Томска во главе с татарским головой Осипом Кокоревым, казачьим головой Молчаном Лавровым и сыном боярским Остафием Михалевским. Но это известие надо принимать с некоторой оговоркой. Указ из Москвы мог быть получен в 7125 г., а также и отправка из Тобольска и других городов служилых людей, назначенных для постройки острога, могла быть в том же году. Строение же в Кузнецке первого острога произошло не ранее 7126 (1618) г. при следующих обстоятельствах, о которых говорится в архивных материалах.

§ 72. В начале 7126 г., ⁵² т. е. в сентябре 1017 г., томские воеводы Федор Васильев сын Бабарыкин и Гаврило Юдин сын Хрипунов отправили сына боярского Остапа Харламова, иначе Михалевского, с 45 служилыми людьми вверх по Томи, с наказом построить острог при устье реки Кондобы, как она тогда называлась. Из-за наступивших рано морозов отправленные туда люди могли доехать не дальше Турубердской или Тулубердской волости, которая является первой из расположенных на реке Томи татарских волостей, подчиненных Кузнецку. Здесь они хотели зимовать. Но когда они сообщили в Томск об этом, а также о принятом ими решении в течение зимы не продвигаться дальше, там это не встретило одобрения. Из Томска посланы были туда на лыжах татарский голова Осип Кокорев и казачий голова Молчан Лавров с некоторым числом служилых людей, которым приказано было помочь Харламову в постройке острога в Кузнецке.

§ 73. После того, как Осип Кокорев и Молчан Лавров с людьми отправились из Томска 18 февраля 1618 г. ⁵³ и в Тулубердской волости встретились с сыном боярским Остапом Харламовым, они все продолжали путь к месту своего назначения. Тут они быстро выполнили порученное им дело и сделали это тем успешнее, что не встретили никакого сопротивления и никаких препятствий со стороны татар. Они построили острог на восточном берегу Томи, против того места, где впадает Кондома, после чего Кокорев и [322] Лавров со своими отрядами вернулись в Томск. Сын же боярский Харламов остался на месте, так как в новом остроге он был назначен воеводой. Сведения, сообщаемые сибирскими летописями о построении острога при устье реки Бразы или вернее Мрасы, являются неверными, так как никогда в этом месте не было русского острога, да и не мог он здесь быть построен из-за больших неудобств этой местности.

§ 74. Говоря об условиях местности, надо отметить, что положение Кузнецка было не очень выгодным. Город был построен на самом берегу реки у подножья довольно высокой и крутой горы. Необходимо было построить на горе хотя бы небольшое укрепление, которое служило бы защитой городу, но при постройке острога это было упущено, и укрепление на горе поставили только значительно позже, после одного сильного нападения киргизов. В других отношениях местность эта удобна и очень плодородна. К северу от города до Томского уезда тянутся обширные ровные поля. К югу поднимаются горы, которые тянутся беспрерывно до их соединения с большими Алтайскими горами и сами составляют часть этих гор. ⁵⁴

§ 75 Рассказы о строении Кузнецка завели нас далеко, и теперь мы должны вернуться обратно, чтобы посмотреть, что сделано городом Томском в отношении открытия и покорения сибирских земель, которые расположены к востоку от Томска. Я не собираюсь рассказывать здесь о том, как открывали одну речку за другой и объясачивали одну волость за другой. Обширные пространства тех мест требовали, чтобы во время больших переходов придерживались направления только главных рек и тех мест, где были основаны русские поселения, и обращали больше внимания на целые народы, чем на отдельные поколения их.

§ 76. Князец чулымских татар Исек, ⁵⁵ Мелесского рода, за много лет перед тем, когда ясак с реки Чулыма вносился еще в Сургут, должен был бежать со своей родины из-за совершенного им убийства одного сургутского казака и скрывался у киргизов и у других народов на реке Енисее. В 1609 г. было получено известие, что он вернулся и тайком живет у своих. Так как всегда в деле удержания в покорности и повиновении тамошних [323] народов многое зависело от возглавляющих их старшин, то русские положили не мало усилий на то, чтобы убедить Исека признать свою вину и просить о прощении, которое ему предварительно обещали, а от него требовали только соблюдения верности. Исек согласился на эти уговоры, явился сам в Томск и получил там обещанное прощение. Желая выразить свою признательность, он рассказал, что за его волостью на реке Кеми, впадающей в Енисей, живет некий народ, который еще не платит ясак русским. Этим рассказом воспользовались, и отряд служилых людей, проводником которых был сам Исек, без труда подчинил этот новый народ. ⁵⁶

§ 77. После этого служилые люди направились дальше и вскоре, хотя и по другому пути, дошли до реки Енисея, имея в виду обложить ясаком народы, которые до того были совершенно неизвестны. Имена этих народов служилые люди слышали от киргизов. Это были – маты, маторцы, туба или тубинды, десары или есары; ⁵⁷ все они жили тогда по ту сторону реки Енисея, где теперь стоит Абаканский острог. Они признавали своим государем монгольского хана Алтына, которому до тех пор, по их словам, платили дань. Они подчинились русским и уплатили ясак тем охотнее, что в связи с частыми посольствами к Алтыну хану, о чем будет говориться в своем месте, стали ходить слухи о желании его самого признать русскую власть. О матах в последующие годы ничего не упоминается. Они, вероятно, были частью другого народа и, следовательно, носили другое название. Маторцы же живут и сейчас на реке Тубе или, как татары ее называют, Упсе. Тубинцы и есары или десары также достаточно известны, и об их союзе с киргизами представится еще не раз случай говорить. К ним надо добавить еще алтырцев–некоторый татарский род, который позже считался одним народом с киргизами.

§ 76. Если бы киргизы не были таким беспокойным и вероломным народом, то возможно, что господство над вновь открытыми народами продолжалось бы дольше. Прошел только один год, и эти новые владения русских были потеряны вследствии измены киргизов. Некоторые из этих народов сами присоединились к киргизам, а к другим русские не могли попасть, потому что путь к ним был прегражден теми же киргизами. Восстание киргизов началось уже в 1609 г., ⁵⁸ когда к ним был отправлен отряд служилых людей за обычным ясаком. Один только князец Номча собрал ясак и послал его в Томск со своей женой, уверяя, что остальную часть привезет сам. Другие же киргизские князцы, как Кочебай, Ноян и Кошкай, не хотели слышать об уплате ясака. Они избили плетьми посланных к ним служилых людей и так плохо их кормили, что те почти умерли с голоду. Жена Номчи рассказывала в Томске, что Кочебай и его товарищи – известные бунтовщики, которые не хотели слушать ее мужа. Позже стало известно, что киргизы напали на чулымских татар и отняли у них все, что нашли. [324]

§ 79. Для того, чтобы приостановить дальнейшее движение киргизов, из Томска отправили 300 человек служилых людей и татар, которые выступили оттуда 26 июня, а 4 июля уже вернулись, понеся некоторые потери. Они сообщили, что встретили киргизов у реки Енисея, произвели на них в первую же ночь нападение и обратили их в бегство, причем большинство киргизов, оставив жен, детей и все имущество, бежали на ту сторону Енисея. Когда же служилые люди с добычей ехали обратно, на них совершенно неожиданно напало великое множество киргизов, и они принуждены были бежать, причем около 20 человек во время бегства были убиты и опасно ранены киргизами, а вся взятая добыча и пленники отобраны. Место встречи служилых людей с киргизами у реки Енисея указано, конечно, ошибочно, да и все это дело представляется сомнительным; зная огромные пространства тех мест, трудно поверить, чтобы томские служилые люди в такое короткое время могли пройти столь далекий путь.

§ 80. Неудача с покорением киргизов зависела от недостатка в Томске и других сибирских городах служилых людей, который не мог быть пополнен присылкой из Москвы из-за смутных обстоятельств, переживавшихся в ту пору Русским государством. Упрямство непокорных киргизов возрастало благодаря тому, что их дерзость оставалась безнаказанной. Они судили о могуществе русских по тем мерам, которые к ним применялись, и покорились бы русским окончательно, если бы с самого начала видели с их стороны больше настойчивости и строгости. Правда, в дальнейшем эта ошибка в обращении с киргизами была исправлена, но русские спохватились слишком поздно, так как киргизы получили к тому времени сильную поддержку со стороны монголов и калмыков.

§ 81. Вскоре после того ⁵⁹ князец Номча изменил русским, так как сын его Ишей в 1611 г. воевал Ачинскую волость на Чулыме и увел с собой много пленных. Оставшиеся в этой волости просили в Томске защиты, которая была им обещана, но оказать ее было невозможно. Затем в 1614 г. произошло общее восстание киргизов, и сам город Томск подвергался их нападению. ⁶⁰

§ 82 Киргизы на этот раз поставили Томск и его жителей в очень опасное положение. Не только все ясачные люди, но и служилые татары перешли на сторону киргизов. Восставшие соединенными силами 8 июня неожиданно произвели нападение в то время, когда почти все работали в поле. Самой большой опасности подвергались при этом те, которые находились вне города. [325] Тогда было убито очень много людей. Хлеб на поле был сожжен или потоптан, и весь скот, принадлежавший русским, достался неприятелю. Но нет сведений о том, было ли предпринято тогда что-либо против самого города. Известно, однако, что жители сделали смелую вылазку из города, рассеяли врагов и обратили их в бегство, причем был убит киргизский князец Наян. Благодаря их храбрости весь уезд был освобожден от этого разбойничьего народа.

§ 83. Вероятно, следствием этого было, что в 1616 г. из Томска дважды посылали к киргизам; эти посылки прошли не только спокойно, но даже привели к тому, что киргизский князец Исек приехал в Томск и принял русское подданство, вместе с тем и другие киргизские князья шертовали и в знак своей покорности доставили ясак. ⁶¹ Под именем киргизского князца Исека здесь, вероятно, разумеется тот князец с реки Чулыма, который упомянут в § 76, потому что в это же время лаской и уговорами удалось опять привести к подчинению чулымских татар. Но так как непостоянство и измена были свойственны киргизам, то русские уже в 1616 г. были вынуждены поступить с ними со всей строгостью. В поход против них служилые люди отправились 30 сентября и только тогда могли заставить киргизов подчиниться, когда взяли приступом три их городка, находившихся в них людей порубили, жен и детей побрали в плен, а от оставшихся в живых взяли аманатов. После этого киргизы перестали сопротивляться, снова принесли шерть в верности и уплатили ясак, с которым казаки благополучно вернулись в Томск.

*§ 84. В следующем 1617 г. ⁶² томские служилые люди доходили вторично до реки Енисея, хотя и не в том месте, где они нашли и обложили ясаком тубинцев и модоров; ⁶³ при этом упоминается какая-то Буклинская волость, которую служилые люди тогда вновь открыли, где князцом был некто Базаяк. Возможно, что они попали туда через волость на реке Кеми, покорение которой было описано выше, ⁶⁴ в таком случае буклинцы должны были жить в той местности, где потом был построен город Енисейск, или немного выше. Но как бы то ни было, нельзя требовать, чтобы все старые, уже исчезнувшие, названия были истолкованы ясно и обстоятельно. Достаточно того, что какая-то волость при реке Енисее уже тогда платила ясак в Томск.

Комментарии

1. Прилож. № 102.

2. Прилож. № № 79–82.

3. Прилож. № 84.

4. Прилож. № 83.

5. Гл. 4-я § 60.

6. Прилож. № № 50, 51, 73 и 75.

7. Прилож. № 29.

8. Прилож. № 93.

9. Прилож. № № 27 и 28.

10. Гл. 2, § 44.

11. Прилож. № 25.

12. Прилож. № 26.

13. Прилож. № 46.

14. Прилож. № 32.

15. Прилож. № 38 и 101.

16. Прилож. № 31.

17. Прилож. № 39.

18. Прилож. № 30.

19. Гл. 2, § 45.

20. Прилож. № 33.

21. Прилож. № 37.

22. Прилож. № 40.

23. Прилож. № № 35, 41 и 42.

24. Прилож. № 48.

25. Прилож. № 52.

26. Прилож. № 49.

27. Прилож. № 43.

28. Прилож. № 45.

29. В Мангазейском росписном списке 7154 г. упоминается среди других документов «роспись государевым всяким делам Мангазейского города прошлых лет со 109-го году по 141-й год». Это может, во всяком случае, служить доказательством, потому что если были приказные дела от 7109 г., то они не могли производиться никем иным, как князем Мироном Шаховским, а следовательно, город был уже тогда им построен.

30. В «Летописи о многих мятежах» сказано, что князь Василий Масальский был строителем Мангазеи, причем это место читается так: «Тоя же зимы посла в Сибирь послов своих и повеле доставить город Мангазею. А ставил город князь Василий Мосальской Рубец». Однако составитель этой летописи, поскольку он касается истории Сибири, является человеком малосведущим, а потому приходится больше верить известиям, находящимся в сибирских летописях в архивах.

31. Прилож. № № 54 и 55.

32. Прилож. № 59.

33. Гл. 1, § 17 и сл.

34. 1734 г., 28 сентября.

35. Имя Бинея упоминается ниже в § 61, как имя калмыцкого князя.

36. § 24.

37. Прилож. № № 56 и 57.

38. Прилож. № 58.

39. Гл. 5. § 9.

40. Прилож. № 60.

41. Прилож. № 66.

42. Прилож. № 67.

43. § 58.

44. Прилож. № 62.

45. Прилож. № 76.

46. Прилож. № 78.

47. Может быть, Абинская, так как часть татар, живущих в Кузнецке, из которых некоторые были приняты на казацкую службу, сами себя называли аба, во множественном числе абалар, русские же называли их абинцами.

48. Прилож. № № 86 и 87.

49. Прилож. № 90.

50. Прилож. № 91.

51. Во 125-м году по указу великого государя и по грамоте и посылке из Тобольска по томским вестовым отпискам тобольскими и тюменскими и верхотурскими и томскими служилыми людьми вверх Томе реке, на усть Бразы реки, поставлен новой Кузнецкой острог. Начальные люди были: Томской татарской голова Осип Кокорев, да казачий голова Молчан Лавров да сын боярской Остафей Михалевской.

52. Прилож. № 95.

53. Прилож. № 96.

54. В тексте 1750 г. далее следовало:

§ 76. Одного обстоятельства, касающегося до первого строения города Кузнецка, не могу я с прочим согласить. А именно, по двум отпискам велено было острог в 7128 году перенеси, на другую сторону реки, в чем тамошние казаки своим ослушаньем учинили препятствие. Для сего намерения посланы были из Томска Тимофей Бабарыкин да Осип Аничков с наказом, чтоб им острог построить вновь, которое строение ими того же году в действо и произведено. По тому разве построенной в 7126 году острог стоял на западной стороне реки Томи? или надлежало оной перенесть с восточного берегу на западной? или надлежит сие толковать так, чтоб вместо старого острогу на том же месте построить новой? или здесь говорится о другом каком месте, где еще прежде 7126 году стоял русской острог, и может быть не о городке ли Ивана Пущина? Наконец, подлинно ли перенесен острог или только на прежнем месте оной вновь построен? На сии вопросы, за недостатком довольных в приобщенных здесь архивных делах известий, ответствовать не можно. В бытность мою в Кузнецке я ни от кого не слыхал, чтоб город сперва построен был на другом месте, а не на том, где ныне находится» (Приложения № № 97–99).

55. Прилож. № 61.

56. Прилож. № 68.

57. Прилож. № № 63–65.

58. Прилож. № 69.

59. Прилож. № 77.

60. В тексте 1750 г. далее следовало:

Я хотя на сие не имею никаких архивных свидетельств, кроме челобитен томских казаков (прилож. № № 92 и 85), в которых они оказанную при защищении города свою службу изъявляют, однакож по нужде и такие доказательства могут быть надежными, понеже не уповательно, чтоб казаки о таком деле, которое еще в твердой памяти было, ложные обстоятельства вымыслить дерзнули. Чего ради приобщаются здесь две такие челобитные; любопытные до старинных обычаев своего отечества, между прочим, найдут в них разные известия, которые их увеселить могут.

61. Прилож. № № 92 и 85.

62. № 89.

63. § 77.

64. Гл. 5, § 76.