Г. Ф. МИЛЛЕР

ИСТОРИЯ СИБИРИ

Глава первая

СОБЫТИЯ ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО РУССКОГО ВЛАДЫЧЕСТВА

§ 1. Сибирь стала известна России, не говоря уже о других европейских странах, не более 200 лет тому назад. Жители Сибири с древнейших времен больше старались прославить себя оружием, нежели описанием своих деяний. В ней не процветали ни науки, ни искусства, да и умение писать большею частью было мало распространено. Поэтому легко рассудить, что о древнейших событиях этой громадной азиатской страны трудно рассказать много достоверного или основанного на неопровержимых фактах.

§ 2. Писатели, которые для исторических доказательств довольствуются только сходством имен, приписывают сибирским народам большой возраст и происхождение от глубокой древности, производя название реки Тобола и главного города Сибири Тобольска от Тубал Каина и от тобелов, а имя Сибири от тибаренцов и иберов. ¹ Предоставим подобные предположения их создателям, не разделяя их мнение. Если до сих пор, несмотря на большой положенный труд, нельзя было пролить полный свет на происхождение и древнейшую историю самых известных народов Европы, то можно ли надеяться достигнуть этого в отношении столь отдаленной страны, о которой сохранилось еще меньше исторических источников, причем нельзя рассчитывать на их пополнение.

§ 3. Главнейшим народом Сибири являются татары, которые живут в южных местностях по рекам Тоболу, Иртышу, Оби, Томи и Енисею и лежащих между ними степях. Хотя история татарского народа относит начало его к таким далеким временам, какими не может похвалиться ни один из европейских народов, но нужно признать, что древнейшие события ее основываются на недостоверных и баснословных рассказах, ходивших в народе, и что настоящая достоверная история татар начинается только со времен великого Чингис-хана, который в начале XIII столетия после P. X. народ, пребывавший до тех пор во тьме, вывел на свет. ² [170]

§ 4. Древности, находимые в большом количестве в южных местностях Сибири, являются доказательством того, что история Чингис-хана и некоторых его преемников имеет ближайшее отношение к истории Сибири. По этим древностям можно вывести ясное заключение, что хотя названные местности не являлись главной территорией царства, но все же составляли немалую часть его, и что тут жили многие принадлежащие к нему могущественные поколения. Сколько видно в разных местах в степях остатков древних укреплений, какая масса каменных памятников, болванов, старинных могил и разных принадлежащих ним предметов встречается во всех этих местах. Каких только драгоценностей из золота и серебра ни было во всех этих могилах. Кому же другим могли принадлежать эти богатства, как не древним татарам, которым, как известно, достались в добычу все сокровища Китая, Персии, России, Польши, Богемии и Венгрии. Однако, чтобы избежать излишних подробностей и не повторять напрасно уже имеющегося в печатных трудах, я намерен привести здесь лишь то, что к изъяснению татарской истории стало мне известно благодаря моим собственным розысканиям.

§ 5. По рассказам монголов, Чингис-хан имел свое главное местопребывание при реках Ононе, впадающей в Шилку, и Куринлуме, впадающей в озеро Далай. Они же рассказывают, что Чингис-хан иногда доходил со своим кочевьем до озера Байкала. Доказательством этого должен будто бы служить таган, поставленный им на горе на острове Ольхоне, который находится на указанном выше озере, и на тагане большой котел, в котором лежит лошадиная голова. Хотя я не получил подтверждения этому от бурят, живущих в окрестностях озера Байкала и на острове Ольхоне, я все же считаю приведенное известие о владениях Чингис-хана весьма вероятным, так как первые завоеванные Чингис-ханом земли – Китай и Тангут–лежат поблизости. Бедность тамошних древних могил указывает, что прежние обитатели этой страны жили очень просто и находились в почти полном неведении того, что такое сокровища и драгоценности, но как только достались им такие богатства из Китая и Тангута, они распространили свои жилища далее к западу.

*§ 6. Как известно, Чингис был монгольского происхождения. Он соединил под своей властью два народа – монголов и татар, а потому нет ничего удивительного, что в истории монголов также упоминается о нем. Один монгольский ученый духовного звания передавал мне рассказ о начале владения Чингиса, заимствованный из тангутских и монгольских книг. Этот рассказ кажется баснословным и не похож на то, что сообщает татарская история, а также на то, что стало нам известно благодаря иезуиту Гобилю из китайских летописцев. Так как этот рассказ еще не опубликован, то я изложу его кратко. Монголы рассказывают, что некогда жил хан, которого по-тангутски звали Галдан-Дугер-хаган, а по-монгольски Бадарингой Цаган-Тынгыри. Он заболел опасной болезнью и стал призывать к себе на помощь бога Шигимуни, который и явился ему в виде знатного ламы и сказал: «Болезнь пришла к тебе оттого, что ты не признаешь [171] бога, данный им закон не выполняешь, духовного чина людей не уважаешь и их проповедями пренебрегаешь. Но если ты изменишь свой образ жизни, признаешь бога, будешь ему молиться, следовать его законам, почитать духовный чин и посвятишь своего сына и девять знатнейших придворных в духовный чин, то опять станешь здоров». После этого хан приказал своему сыну и девяти знатнейшим придворным исполнить волю бога и принять духовный сан. Это требование им было не по душе, и потому они убежали и поселились в отдаленном месте, где их повелитель не мог их разыскать. Народы, которые им встречались по пути, подчинялись им. Из-за происходивших между ними споров скоро почувствовали они необходимость иметь кого-нибудь начальником и согласились на том, чтобы сына прежнего хана избрать в ханы. Издавна было принято вновь избранному хану давать новое имя. На этом основании девять знатных придворных держали совет, как [172] им назвать своего нового хана. В это время прилетела маленькая птичка, которая опустилась вблизи собравшихся и ясным голосом чирикала: «Чингис, чингис». Тотчас же единогласно решили они имя, названное птицей, дать новому хану. Прежнее имя Чингиса, которое он имел когда жил у своего отца, по тем же монгольским известиям, было Сотубогдо, девять же знатных придворных назывались так: 1) Сульдузун-торгун-шара, 2) Дзаллирте-куа-мохоли, 3) Зуа-мирген, 4) Кулу-борджи, б) Уриану-дзальма, 6) Бозогон-дзап, 7) Кара-кирго, 8) Борогол, 9) Шипгун-кутухту.

*§ 7. Известно, как рассказывает Абулгази о смерти Чингиса: ³ по его словам, она последовала на обратном пути из Тангута, после того, как он победил им же самим поставленного, но восставшего против него правителя по имени Шидурку. Монгольские же летописи сообщают об этом совсем другие сведения. Гаудурга, как пишут они, был тогда ханом в Тангуте, на него напал Чингис с целью похитить одну из его жен, о красоте которой он много слышал. Чингису посчастливилось получить желаемую добычу. На обратном пути, во время ночной стоянки на берегу большой реки, которая является границей между Тангутом, Китаем и Монгольской землей и которая через Китай течет в океан, он был убит во время сна своей новой женой, заколовшей его острыми ножницами. Убийца знала, что за свой поступок она получит возмездие от народа. Она предупредила грозившее ей наказание тем, что сразу же после совершенного убийства бросилась в вышеназванную реку и там покончила своею жизнь. В память о ней эта река, которая называлась по-китайски Гоан-го, получила монгольское название Хатун-гол, то есть женская река. Степь при Хатун-голе, в которой погребен этот великий татарский государь и основатель одного из самых больших царств, носит монгольское название Нулун-талла. Но неизвестно, погребали ли там и других татарских или монгольских государей из рода Чингиса, как рассказывает Абулгази об урочище Бурханкалдин. ⁴

§ 8. Равным образом татарская и монгольская история не во всем сходятся относительно ханов обоих народов, которые были после смерти Чингиса. Татарская история рассказывает прежде всего о четырех сыновьях Чингиса: Джучи, Чагатае, Угадае и Таулае. Первый из них еще при жизни отца поселился в местности по реке Волге и Дону, которая тогда называлась по-татарски Даште-кипцак, и умер незадолго до своего отца. Другой получил себе в наследство так называемую Большую и Малую Бухарию. Третий по настоянию отца наследовал государство монгольское и татарское и четвертый, ничем ненаделенный, остался жить при дворе своего брата. По смерти Угадая ему наследовал его сын Хайюк, за ним сын Таулая Мангу, затем Коблай – брат Мангу, по смерти которого монархия разделилась на отдельные небольшие владения.

*§ 9. Последние три хана стали особенно известны благодаря европейским путешественникам – проповедникам римской церкви и послам [173] Жану Плано Карпини, Гильому Рубруквису и Марко Поло, венецианцу, которые в 1246, 1253 и 1272 гг. были отправлены римским папой Иннокентием IV, Людовиком IX; королем Франции и после смерти папы Климента IV Равеннским легатом, и довольно подробно описали свои путешествия. ⁵ Но нужно при этом заметить, что пройденный ими путь не был ими описан обстоятельно, и те, которые хотят по их рассказам определить настоящее местожительство татарских ханов, обманутся в своих надеждах.

§ 10. Монгольская история совсем не упоминает о двух первых сыновьях Чингиса, как об удельных князьях, не участвовавших в государственном управлении монголами. Что же касается остальных, то в одной монгольской рукописи приводятся их имена со следующими подробностями: Эгеде хан, сын Чингиса, правил 6 лет; его сын Хуюк-хан 6 месяцев. Теле-едзинг был старшим братом Чингиса, он имел сына, который под именем Менке-хана вступил после Хуюка во владение и правил 9 лет. После его смерти его преемником был его сын Хоболай Цецен-хан, правивший 36 лет и умерший 82 лет от роду. Легко распознать монгольское начертание приводимых здесь имен, в особенности при сравнении их с татарскими, а в отношении хронологии, по сравнению ее с данными Абулгази, тоже не встречается каких-либо особенных трудностей. Различие, на которое надо обратить внимание, заключается в том, что о происхождении Таулая и Хоблая в монгольской истории рассказывается иначе, чем в татарской, и в этом первая, без сомнения, дает ошибочные сведения, так как китайские известия, приводимые патером Гобилем, совпадают с татарскими.

§ 11. Хоболай или Коблай-хан известен у монголов тем, что вместо прежнего идолопоклонства ввел истинный, по их мнению, закон божий, т. е. религию Далай-ламы. По свидетельству их летописцев, он был так милостив к ламам, что если кто из них совершал преступление, он не наказывал его. Коблай имел очень набожную жену по имени Дзамо, советуясь с которой, он решал все светские и духовные дела. Необходимо отметить также, что магометане и христиане прославляют этого хана за его хорошее отношение к их вере. Гербело, ⁶ со слов персидского историка Кондемира, рассказывает, что Коблай относился благосклонно к ученым всех национальностей и вероисповеданий, оказывал им милости, предоставлял всевозможные права и освобождал от всяких налогов. Об его склонности к принятию христианской веры и наставлению в ней его подданных пишет Марко Поло. ⁷

§ 12. Ни татарская, ни монгольская история не упоминают после смерти Коблая ни одного равного ему государя. Он прославился тем, что благополучно завершил завоевание Китая, начатое Чингисом. Эту страну, с избытком одаренную всеми богатствами природы, победитель предпочел [174] своему прежнему местожительству. Там он сделался родоначальником новой династии, носящей в китайской истории, к которой это событие естественно относится, название Юеновой. ⁸ Земля же монголов и татар была разделена его родичами на несколько небольших владений, в которых произошло мало достопамятного, кроме того, что самые могущественные потомки Чингис-хана поселились на реке Волге и известны в России под именем Золотой Орды. Благодаря своему соседству и частым набегам на русские владения Золотая Орда имеет, однако, большее значение в общерусской, чем в сибирской истории.

§ 13. Переселением Коблая в Китай и перенесением туда центра Татарской державы можно объяснить один рассказ татар, живущих у реки Иртыша. Они утверждают, что тамошние места в Сибири были заселены прежде китайцами, которые их затем покинули, чтобы вернуться на места теперешних своих поселений. Хотя Страленберг ⁹ пишет, что в примечаниях к труду Пти де-ла-Круа Histoire du Genghis Chan находим, будто китайцы когда-то посылали переселенцев в Татарию, но я не могу припомнить, в каком месте упомянутой книги об этом говорится. Но даже если бы было написано так, как говорит Страленберг, то для подтверждения этого факта необходимо привести больше доказательств и нельзя ограничиться только простым заявлением. Так как название Татария присваивается территории значительно большей, чем Сибирь, то следовало бы еще доказать, в каком месте Татарии образовались эти китайские поселения. В Китае все земли, лежащие за стеной, носили общее название Татарии; поэтому можно предполагать, что здесь разумеется построение городов на границе Леаотонга, Даурии и Монголии, примеры чего имеются уже в древнейшие времена.

§ 14. Одно только ясно, что ни на основании китайской, ни на основании татарской историй не удастся когда-либо доказать, что Сибирь была заселена китайцами. Хотя китайская история у нас достаточно изучена, в ней нет никаких известий, которые говорили бы об этом особенном обстоятельстве. Если бы в китайских сочинениях что-либо было написано об этом, чего до сих пор не знают в Европе, то, несомненно, китайцы в новейшее время, при своих часто непомерных требованиях по отношению к России, о том не умолчали бы. Между тем, приведенный выше рассказ послужил поводом к тому, что стали передавать, будто китайское посольство, проезжавшее в 1712 г. через Сибирь, просило в Енисейске о разрешении посетить в Красноярском уезде могилы своих предков. ¹⁰ Это сообщение ни на чем не основано, и в напечатанном дневнике этого посольства ¹¹ ни слова не упоминается о такой просьбе, хотя там приведены некоторые другие разговоры, которые вели послы с должностными лицами русских городов. Можно думать, что под предками послов нужно подразумевать не [175] китайцев, а скорее монголов; по крайней мере, главный посол Тулишен был монгольского происхождения.

* § 15. Кроме того, вышеприведенный рассказ соединен еще с такими обстоятельствами, которым могут поверить только самые несведующие люди, что еще более подтверждает его неосновательность. В нем говорится, что вначале Сибирь будто бы представляла голую степь без лесу, что в то время, как ее населяли китайцы, в разных местах стал мало-по-малу появляться лес, народ будто бы испугался того, что из земли вырастают как бы рога, и это-то послужило поводом к обратному переселению в Китай. Такой рассказ можно и сейчас еще услышать от тобольских татар, причем в доказательство его правдивости они приводят то, что между реками Иртышом и Тоболом в разных местах до сих пор сохранились остатки прежних укреплений и земляных валов, сплошь заросшие густым и высоким лесом. Но я не думаю, чтобы это могло служить к подтверждению приведенного рассказа. Со времени ухода Коблая из Сибири прошло почти 500 лет. За такой большой промежуток времени на безлесных пространствах, конечно, легко мог вырасти лес, и нет надобности объяснять его происхождение таким странным образом. ¹²

§ 16. По недостатку известий мы не можем сказать, как далеко в Сибири распространялась власть монгольских и татарских ханов, но можно сделать вероятное предположение, что они не упускали случая заставлять платить себе дань не только монгольские и татарские роды, но и прочие пограничные с ними народы, Абулгази рассказывает это про киргизов, ¹³ живших тогда в Сибири, на верхнем течении Енисея. Чингис потребовал от киргизского хана Урус-Инала подчиниться, и последний добровольно согласился на это, причем послал Чингису в подарок птицу, которая по-татарски называется шунгар, а по-русски кречет. ¹⁴

§ 17. Можно заметить при этом, что прежнее место жительства киргизов отличается от того, которое они имели в русские времена. Абулгази ¹⁵ помещает их недалеко от реки Икара или Икран-Мурана, в которую [176] впадают восемь рек. Про реку Икран-Муран он рассказывает, что она очень большая и впадает в океан, недалеко от ее устья находится будто бы большой город Алакцин, название которого означает пестрый или пегий, так как у жителей города нет никаких других лошадей, кроме пегих. Этому городу подчинялось много других меньших городов. Вся местность там очень богата скотом, а лошади там обладают удивительной величиной и т. д. Кроме того, там имеются богатые серебряные рудники, и жители города не употребляют никаких других сосудов, кроме серебряных. Не бесполезно будет в дальнейшем попытаться выяснить, какая же река, собственно говоря, подразумевается под названием Икран-Мурана.

§ 18. Автор примечаний к труду Абулгази весьма облегчает себе эту задачу, говоря, что по-русски эта река называется теперь Енисеем; к этому выводу его привели, по всей видимости, известия о прежних поселениях киргизов в Красноярских степях по реке Енисею. Другое предположение высказывает Страленберг, ¹⁶ основываясь на вышеприведенных известиях о серебряных рудниках у города Алакцина: так как в новейшее время открыты старинные серебряные рудники недалеко от реки Аргуни, то, следовательно, и упомянутый город Алакцин находился около этой реки. В своих предположениях он идет еще дальше и считает город Алакин тождественным с остатками описанного Избранд Идесом, ¹⁷ города Таймингцина, в доказательство чего Страленберг приводит одинаковое значение названий, так как, по его словам, тайминг, по-татарски по-татарски и алак по-монгольски одно и тоже, и что это название будто бы происходит от того, что в этой местности водились дикие пегие ослы и лошади. Вследствие этого он на своей карте провел реку Алакцин, которая с западной стороны впадает в реку Аргунь, а при истоках реки Алакцина отметил гору под тем же названием.

§ 19. Но с этим предположениями нельзя согласиться, и они не имеют основания, если принять, во-первых, во внимание, что изобильные, густо населенные и богатые скотом местности города Алакцина никак не могли находиться в устье Енисея. Отсюда очевидно, как неосновательно и другое заключение, что найденные в окрестностях реки Аргуни старинные
серебряные рудники – те же самые, которые находились около города Алакцина. Если принять также во внимание, насколько далеко описанная Избрандом местность города Таймингцина лежит от Аргунских серебряных рудников и что там не протекает та только большой реки, но даже маленького ручейка, то будет совершенно ясно, как мало сходно все это с описанием города Алакцина, про который определенно говорится, что он стоял при большой реке Икран-Муране. К этому надо прибавить, что сходство названий «алак» и «таминг» также неверно, так как пестрый или пегий не только по-монгольски, но и по-татарски «алак», но выговаривается на последнем больше как ала, а слово «тайминг» ни в одном из этих языков [177] не употребляется. Из описания, которое Избранд дает Таймипгцину, ясно видно, что это, собственно говоря, был не город, а только местопребывания жрецов религии Далай-ламы, так же как и встречающийся на том же пути город Бурхан-Хотон, название которого указывает на то же самое. Наконец, сведения о диких пегих лошадях или ослах ни на чем не основаны: в этих местностях нет других диких лошадиных пород, кроме называемой по-монгольски «чигитай», а они обычно гнедые. Что же касается показанной на карте Страленберга реки и горы Алакцин, то их название никогда никто не слышал в тех местах. Это я могу засвидетельствовать на основании моих собственных разысканий, так как, в бытность мою на Аргуни, я много раз об этом расспрашивал местных жителей.

§ 20. Но чтобы ближе подойти к нашей цели, необходимо, в дополнение к прежним данным, привлечь также некоторые другие. Абулгази совершенно правильно говорит, ¹⁸ что монголы каждую большую реку называют «муран»; это хорошо было известно католическим миссионерам, ¹⁹ и поэтому на своих картах монгольских земель ²⁰ к названиям многих рек они прибавляли слово «муран». Но Страленберг заблуждается, когда он пишет про реку Амур, будто у калмыков и монголов она называется «муран». Но как же все это объяснить, если «муран» считать именем собственным, а не нарицательным? Неужели Абулгази ошибался в этом вопросе? И ли же географические карты Китая, составленные иезуитами, вводят нас здесь в заблуждение? Точно также ошибается Страленберг и дальше, когда он ссылается на Андрея Мюллера, ²¹ который то же самое будто бы говорил о реке Кара-Муран. Но под Кара-Мураном Мюллер разумел китайскую реку Гоан-го, и в этом он следовал Марку Поло, автору, нуждающемуся в очень больших поправках, так как он нередко основывался на неверных и неправильно понятых рассказах. Что монголы действительно так называли Амур, подтвердили мне нерчинские тунгусы, которые, по их словам, часто слышали от своих родителей название Хара или Кара-Муран, причем последнее слово они выговаривали «мурум». Это название тунгусы могли заимствовать только от монголов, так как на своем языке они называют Амур Шилкиром. Между названиями «Кара» и «Икар» есть большое сходство, причем при неоднократном переписывании истории Абулгази легко могла вкрасться ошибка в эти названия. Кроме того, Абулгази полагает, что река Селенга находится недалеко от Икар-Мурана, и что киргизы жили между этими двумя реками. По моему, это является достаточным доказательством того, что Абулгази имеет здесь в виду не какую-либо другую реку, как Амур с впадающими в нее притоками. [178]

§ 21. Но несмотря на это рассказ Абулгази об Алакцине я все же не могу считать достоверным. Нельзя, конечно, отрицать, что в те времена, когда Россия уже владела Амуром, были обнаружены на нем остатки древних погибших и разрушенных городов. Но их находим, главным образом, в местностях по среднему течению реки, но не вблизи ее устья, где земля не обладает качествами, способствующими устройству больших городов, и менее всего служит для разведения в больших размерах скота. Старинные географические описания и рассказы путешественников содержат обычно много сказочного об отдаленных землях. Описание богатств Алакцина весьма похоже на сказку, а рассказ о пегих лошадях настолько противоречит природе, что уже по одному этому надо было бы считать Алакцин единственным местом в мире, где происходят такие чудеса. Из слов самого Абулгази ²² видно, что главным источником его описания являются рассказы узбеков о некоем народе, который пользовался сосудами исключительно из золота и серебра и у которого все лошади были пегими, но, как добавляет Абулгази, узбеки и сами не могли назвать то место в мире, где жил этот народ.

§ 22. Ко всему остальному, что рассказывает далее татарская история об Алакцине, необходимо относиться таким же образом. Абулгази ²³ говорит: по смерти Чингис-хана земля киргизов досталась по наследству его младшему сыну Таулаю, после которого управляла государством благороднейшая его супруга и вдова Сиурхохтнибеги, как единственная мать всех его детей. Она старалась собрать обстоятельные сведения об Алакцине и тамошних местах. Для этого она отправила трех знатных слуг с тысячью человек отборных людей с приказанием силою подчинить себе жителей города, в противном же случае хотя бы доставить точные сведения о настоящем положении страны. По прошествии немалого времени вернулись назад около 300 человек, оставшихся из тысячи, и они будто бы заявили, что все рассказы об Алакцине – сущая правда. Но воздух там настолько нездоровый, что во время пути они потеряли большую часть людей. Они будто бы на самом деле нашли много серебра, которым могли бы нагрузить свои суда, но так как на обратном пути должны были ехать вверх по реке, то, из-за отсутствия достаточного количества людей, принуждены были выбросить все за борт. Этот случай с выбрасыванием серебра возбуждает опять-таки немалое подозрение, не говоря уже о том, что если Алакцин стоял при реке Амуре, тамошняя местность ни в коем случае не может считаться нездоровой.

§ 23. Предыдущий рассказ привел нас опять к киргизам, которые дали нам повод к исследованию о реке Икаре. Мы видели, в каком месте этот народ в те далекие времена имел свои жилища. Из этого ясно, что составитель примечаний к Абулгази ²⁴ заблуждался, когда древние их кочевья не [179] отличал от новых. На основании того, что он считает Икар-Муран Енисеем, автор помещает киргизов в местности между Селенгой и Енисеем. Но это не подтверждается никакими историческими данными, к тому же и направление обеих рек не подходит для того, чтобы между ними можно было поместить местожительство какого-либо дикого народа. Я уже сказал выше, ²⁵ что киргизы в более поздние времена, а именно когда Россия стала владеть Сибирью, жили по верхнему течению реки Енисея. Я имею в виду местность Красноярского уезда около Саянских гор. О времени же их переселения туда татарская история ничего не говорит.

§ 24. Другой сибирский народ, о котором упоминает Абулгази, ²⁶ были теленгуты, из которых некоторые до сих пор живут в Томском и Кузнецком уездах. Абулгази причисляет их к уйрятам или калмыкам. Действительно, в старину они жили вместе с ними; на этом основании те из них, которые сейчас находятся под русской властью, называются в русских приказных делах белыми калмыками. Слово «белые» показывает их отличие от прочих, так наз. черных, калмыков, так как они лицом белее и больше походят на татар. Кроме того, они говорят по-татарски, и мне кажется, что на этих двух основаниях их можно, вопреки мнению Абулгази, скорее считать татарами, чем калмыками.

§ 25. Уйряты или собственно калмыки, по рассказу Абулгази, ²⁷ во времена Чингиса жили там, где в реку Икар-Муран впадали 8 рек. Их предводителем был Тохабеги хан, который со своими двумя сыновьями Иналци и Тауранци в течении долгого времени оказывал сопротивление Чингисхану, но так как они, наконец, были им побеждены, то с тех пор уйряты должны были признать над собой власть монголов. Если кто-нибудь сомневается в том, что под именем уйрятов подразумеваются калмыки, для тех доказательством должно служить то, что качинские, сагайские и прочие татары Красноярского и Кузнецкого уездов называют калмыков уйрятами. Слово калмыки татарское и произносится на этом языке «калмак». Но это слово употребляется только теми татарами, которые живут от Волги до Оби, тогда как прочие татары узнали его только из сношений с русскими.

* § 26. Так как в истории Сибири о калмыках будет часто итти речь, необходимо теперь же сказать несколько слов об этом народе. Калмыки делятся на четыре поколения, которые на их языке называются «дорбон-элют». «Дорбон» означает на калмыцком языке четыре, «элют» – общее наименование народа, а также знатнейшего из четырех поколений. Если иметь в виду первое значение, то между элютами и уйрятами Абулгази нет никакой разницы. Второе же значение этого слова дает возможность выяснить «элутов», о которых часто говорится в китайской истории. Среди элютов джунгар было родовое имя правившей фамилии, которая процветала еще несколько лет тому назад, и по ее имени русские называли этот [180] народ джунгарскими или зепгорскими калмыками. Их земля, которая в большей своей части подчинена теперь китайцам, находилась между Великой и Малой Бухарой, Алтайскими горами и страною монголов. Малая Бухара сама платила дань этим элютам. Второе поколение составляли буряты, название которых имеет еще большее, чем первое, сходство с уйрятами Абулгази. Русские называли их братскими; находясь под русской властью, они живут по обеим сторонам озера Байкала в Иркутском и Селенгинском уездах. По сохранившемуся у них преданию, «Элют» и «Бурят» были родные братья, которые поссорились из-за кобылы, почему Бурят со своими людьми должен был переселиться к озеру Байкалу. Хошоты – третье поколение, частью подчинились джунгарам, и жили среди них и прочих элютов, частью же обитали в Тангутской земле и на границах Китая, в области озера Коконора. Наконец, тергеты или торгоуты составляли четвертое поколение: это калмыки, которые подчинились русским, занимают теперь оба берега Волги между Астраханью и Царицыным и кочуют в степях между Яиком и Доном. Абулгази ²⁸ говорит, что тергеты составляют особое поколение, ведущее свое происхождение от уйрятов. В состав этих четырех поколений входит много отдельных родов. После того как окончательно распалась великая Татарская держава Чингис-хана, калмыки разделились почти на столько же мелких владений, сколько было между ними родов. Кочевья их раскинулись на далеком пространстве, и они часто вели между собой войны и иногда очень беспокоили своих соседей. В таком состоянии застало их завоевание Сибири.

§ 27. По своему языку и другим родственным связям калмыки являются монголами, хотя они несколько, может быть, отличаются от своих предков, которые создавали некогда царство великого Чингис-хана. Абулгази приводит некоторые слова из старого монгольского языка, которые в теперешнем монгольском языке не находят объяснения. В этом нет, конечно, ничего удивительного, так как и в языке самых культурных народов Европы наблюдается то же самое. Крупные перемены в жизни отдельных государств нередко оказывали большое влияние на их язык. Где же могли происходить подобные явления чаще и в большем размере, как не в тех областях, которые входили в состав владений великого Чингис-хана? Если мы вспомним, что монголы и татары составляли первоначально один и тот же народ, то, конечно, в языке их в это время не было никакого различия, но оно появилось позже, причем различие между языками все увеличивалось, пока, наконец, первоначальный общий язык стал непонятен обоим народам. Я должен привести еще кое-какие данные о монголах, в частности, относительно некоторых их родов, которые живут в Сибири в Селенгинском и Нерчинском уездах.

§ 28. После того, как Коблай, последний монгольский государь, который владел южными областями Сибири, выбрал местом своего пребывания Китай, [181] земля монголов стала рассматриваться, как китайская провинция, причем в ней нередко происходили волнения. Родичи царствующей фамилии восставали против своих далеких повелителей в Китае в надежде создать среди монголов новое государство, которое было бы независимо от главной монархии. ²⁹ Поэтому в стране монголов почти постоянно стояло сильное китайское войско. Некоторые китайские ханы, происходившие из монголов нередко делали верных им родственников своими наместниками у монголов, ³⁰ чтобы вернее и лучше удержать недовольных в повиновении Такое положение продолжалось до тех пор, пока сами монголы владели Китаем.

§ 29. Когда я был в Селенгинске, то мне сообщили перевод одной монгольской летописи, в которой приведены имена китайских ханов, происшедших от Коблая, причем в переводе соблюдены монгольские написание и произношение имен. Эти имена совсем не сходны с китайскими именами, которые обыкновенно указывают годы правления, но большей частью они сходны с теми, которые ханы носили до начала своего правление или которые им давались после их смерти. Я сравню эти имена с теми которые приводятся у Дюгальда и Гобиля, а так же в рукописной китайской истории, составленной на основании лучших китайских и манчжурских летописей недавно умершим китайским переводчиком Ларионом Россохиным.

§ 30. Ульдзутю-хан царствовал 12 лет. Он был внуком Коблая и ей наследником, до начала правления он назывался Тимур и, по известиям Россохина, после смерти получил монгольское имя Вань-джеду-Хуанди. Его правление называлось Чингзонг, а по Россохину – Чиндзун и продолжалось 13 лет.

Куллук-хан царствовал 4 года. До того он назывался Гай-хан, годы его правления Вутзонг, по Россохину – Удзун. После смерти его звали Кюлю; он правил 4 года.

Боинту хан царствовал 9 лет, перед тем имел имя Аиюлипалипата; годы его правления назывались Гинтзонг, по Россохину – Жинь-дзун, по смерти он получил имя Пуянду, царствовал 9 лет.

Геген-хан царствовал 3 года, перед тем назывался Хотепала, по Россохину–Шодебала, годы его правления Ингтзон, по Россохину – Индзун, после смерти его имя было Геген; царствовал 3 года.

Иисун-тимур-хан царствовал б лет, до того назывался Езун-темур, пс Россохину – Ииссун-темур, годы правления его – Тайтинг, по Россохину – Тайдинди, царствовал 5 лет.

Ирдзамал хан царствовал 40 дней. Под этим именем надо подразумевать либо князя Асукеиу, по Россохину – Асукебу, либо его соперника Тутемура, по Россохину – Хуай-ванту-темура. Время их правления [182] присоединяется к последнему году Тайтинга, и поэтому они не значатся и числе китайских ханов.

Кузель-хан царствовал 10 лет, до этого носил имя Гохила, по Россохину – Хошила, годы его правления – Мингтзон, по Россохину – Миндзун, царствовал 1 год.

Заяту-хан царствовал 5 лет, ранее того назывался Тутемур, годы царствования – Вентзонг, по Россохину – Виндзун, после смерти – Джаяду, царствовал 3 года.

Эринценгбал царствовал один месяц, до того назывался Илинчипан, по Россохину – Илинджибан, годы его правления – Нингтзонг, по Россохину – Ниндзун, царствовал один месяц. В виду кратковременности его правления, которое падает на последний год Вентзонга, о нем, как хане, ничего примечательного не сообщается.

Тогон-темур царствовал 28 лет, до царствования носил имя Тогоан-темур, по Россохину – Тогуан-темур, годы царствования – Хунти, по Россохину – Шунди, царствовал 35 лет.

*§ 31. Всех вышеупомянутых ханов монголы считают своими ханами, несмотря на то, что местом их пребывания был Китай; поэтому в продолжении своей истории монголы рассказывают, что при последнем хане Тогон-Темуре их страна подпала под власть Китая, где царствовал тогда Дайбун-хан. Это известие надо понимать, как свержение монгольской династии, которое произвел жрец Чау, названный потом Тайтзу, после чего Китай опять получил своих природных правителей, которые называли свою династию Тайминг. Последнее название монголы переделали в Дайбун. Судя по вышеупомянутым известиям, китайцы распространили тогда свою власть и на монголов. Но, по всей вероятности, скоро опять произошли перемены, так как китайские летописи сообщают, ³¹ что наследник последнего хана бежал в монгольские степи, где он основал новую династию, которую на севере называли Юеновой. По тем многочисленным набегам, которыми монголы беспокоили в XV и XVI вв. после P. X. Китайское государство, можно заключить, ³² что, по крайней мере, в это время монголы не находились под властью китайцев.

*§ 32. Можно так представить себе последующие события: ханы Юеновой династии, действительно, могли быть ханами монголов, но их постоянно теснили китайцы, и власть их была ограничена очень узкими пределами, и скорее казалось, что монголы находились в зависимости от Китая, чем составляли самостоятельное государство. Потом, мало-по-малу, они окончательно освободились от китайского владычества и своими набегами на Китай старались отомстить за испытанные прежде притеснения. В это же самое время из-за постоянных внутренних междоусобиц они разделились на несколько владений. Те или иные ханы признавались только определенными родами. Другие роды имели своих ханов, и некоторые из них [183] попадали в подчинение к князьям и знатным людям, которые по силе своей не уступали ханам. В этом положении находились они, когда русские, завоевывая Сибирь, дошли до границ Монголии. Каким образом земля монголов опять попала под власть китайцев, о том будет рассказано в последующем изложении истории Сибири.

§ 33. По своему происхождению ни один из сибирских народов не является таким примечательным, как якуты, живущие на нижнем течении Лены. Их язык и внешний вид ясно указывают на то, что они в прошлом составляли один народ с татарами. По своему местожительству они так удалены от татар, что трудно было бы про них сказать что-либо правильное, если бы не сохранилось у них старинное предание, которое проливает свет на их взаимные отношения. Якуты рассказывают, что с незапамятны времен их предки жили вместе с монголами и бурятами, которые извести им теперь только по именам. Якуты прогнали их после некоторой борьбы. Затем на верховьях Лены они сели на плоты, взяв с собой скот, и высадились около Олекмы и Якутска и оттуда распространились по другим ныне занятым ими местам.

§ 34. Различные обстоятельства подтверждают нам, что это предание имеет известные основания. Я считаю, что самыми вескими доказательствами происхождения того или иного народа являются те, которые основаны на его языке. Я уже говорил выше, что, по данным их языка, якуты должны были когда-то составлять один народ с татарами. В то же самое время их язык содержит в себе много слов монгольских и похожих на бурятские. Это подтверждает правильность рассказа об их прежнем месте жительстве, которое у них было общим с монголами и бурятами.

§ 35. Состояние местности по верхнему течению реки Лены также служит доказательством того, что народ, привыкший жить в степях и получавший средства к жизни преимущественно от скотоводства, только по причине войны или с отчаяния мог выбрать своим местопребыванием берег этой реки. Лена в большей части своего течения протекает между высокими и отвесными горами, где для разведения скота в большом размере было весьма мало удобных мест. Только близ Олекмы и там, где теперь стоит Якутск, можно найти по берегам обширные луговые пространства, которые показались беглецам пригодными для поселения, и там они на самом деле основались. У них не было иного выхода, как перевезти свой скот на плотах, так как другие, жившие там, народы совсем не занимались скотоводством, и потому якутам пришлось везти сюда весь свой скот.

§ 36. Примечательно еще то, что якуты себя называют «соха», во множественном числе «сохалар». Это название совпадает с тем, которое имеет един небольшой татарский род Красноярского уезда. Татары производят свое название от князя Татар-хана, который в седьмом колене происходил от Иафета, сына Ноя. ³³ Якуты же среди почитаемых ими богов имеют одного, [184] которому они присваивают имя древнего татарского князя Татара. Этим не только подтверждается родство между якутами и татарами, но этот факт можно даже принять, как сильное доказательство древности татарской истории. В течение многих столетий, благодаря большой своей отдаленности, якуты жили отдельно от татар и в это время не могли иметь с ними ничего общего. У них не было письменности и книг, откуда они могли бы взять имя обоготворенного князя. Из этого видно, что предание не могло возникнуть в новое время и что оно относится, по крайней мере, к той глубокой древности, когда якуты жили еще вместе с другими татарами и монголами.

§ 37. Некоторые писатели ³⁴ причисляют к татарам и монголам также тунгусов, один из самых значительных сибирских народов, живущих начиная от реки Енисея до берегов Великого океана, но для этого не имеется никаких оснований. Я считаю тунгусов первыми обитателями тех стран, которые они занимают поныне. Судя по их совершенно непохожему на другие языку, тунгусы имеют особое происхождение. Занимая громадные пространства и кочуя там с места на место, тунгусы до русского владычества не могли находиться в зависимости от какого-либо иного народа.

§ 38. У живущих по реке Лене тунгусов есть предание, унаследованное ими от своих предков, что когда якуты прибыли в те места, предки их оказали сильное сопротивление непрошенным гостям и не хотели их пропустить, но были побеждены. Они указывают на место, где происходила кровавая битва между якутами и тунгусами, неудачная для последних. Это место находится недалеко от устья впадающей в Лену реки Патомы. Там тянутся горы, которые русскими называются Гусельными. Последствием этой первой встречи является продолжающаяся еще до сих пор вражда между этими двумя народами. Когда случается тунгусам встретить на охоте на Витиме, Патоме, Олекме и в других тамошних местах якутов, то редко дело обходится без столкновения между ними.

§ 39. Несмотря на то, что некоторые тунгусы, а именно те, которые живут в степях Нерчинского и Селенгинского уездов, занимаются скотоводством и имеют некоторое сходство в образе жизни с татарами и монголами, все-таки это еще не является достаточным доказательством общности их происхождения с последними. Скорее можно сделать обратное заключение: так как они не имели на своем тунгусском языке собственных названий для различных пород скота и многих предметов, касающихся скотоводства, то заимствовали их от соседних монголов. Из этого можно сделать вероятный вывод, что в древности эти степные тунгусы, подобно остальным тунгусам, жили в лесах и на горах средней Сибири: они ничего не знали о скотоводстве как все лесные тунгусы, ездили на северных оленях и только при перемене своего места жительства привыкли к образу жизни других степных народов. [185]

§ 40. То же самое надо сказать и о даурских и манчжурских народах, находящихся под властью китайцев и живущих по ту сторону рек Амура и Аргуни. Что эти народы когда-то были одним народом с тунгусами, показывает сходство их языков. И этому нисколько не противоречит то, что в китайской истории эти народы постоянно встречаются под названием восточных татар. Как известно, китайцы никогда не различали по отдельности народы, жившие за стеной и на границах с Китаем, и всех их смешивали под одним общим названием татар. Это происходило, вероятно, оттого, что татары со времен великого Чингис-хана и его ближайших преемников больше всех других были известны Китаю своей храбростью.

§ 41. Если бы кто-либо хотел узнать время, когда тунгусы и происшедшие от них дауры и манчжуры переселились из сибирских диких мест, густых лесов и гор в пограничные с Монголией и с Китаем степи, то ничего больше сказать нельзя, как только, что это произошло не раньше ухода татар из названных мест. О том, что эти земли находились сначала во владении татар, свидетельствует прежде всего татарская история, ³⁵ а затем многочисленные находимые там остатки древностей являются также достаточным доказательством их принадлежности татарам, так как тунгусы и дауры единогласно утверждают, что эти остатки не принадлежат им, и что, следовательно, окончательное переселение тунгусов и дауров совершилось после победоносного завоевания татарами Китая. Надо думать, что переселение было предпринято не всеми сразу, что отдельные роды и семьи мало-по-малу избирали себе новый образ жизни и, в виду связанных с ним удобств, находили себе все больше и больше последователей. Многие примеры указывают, что с тех пор, как Россия стала владеть тамошним краем, еще на памяти современных людей, некоторые тунгусские роды, которые сначала жили в лесах и разводили оленей, частью добровольно, частью по нужде, так как олени их постепенно вымерли от повальных болезней, переселились в степи и там стали заниматься скотоводством.

§ 42. Про немногочисленный народ Красноярского уезда, который известен под именем аринцев, Страленберг ³⁶ записал сохранившееся у них сказание, полагая, что оно может служить для объяснения древнейшей истории этих мест. Он спросил аринцев, почему их так мало, между тем как они имеют свой собственный язык, на что получил в ответ, что название их происходит от слов «ар» или «ара», означающее у них «шершень», с которым их сравнивали, так как в древнее время они были великим и могущественным народом, побивавшим многих людей. Но однажды на их землю нашло бесчисленное множество змей с человеческими головами, блестевшими, как солнце. С этими змеями они сражались, но те их победили, и многие погибли от их укусов, остальные же вынуждены были покинуть свою землю. Этот рассказ сам по себе, по многим обстоятельствам, так же [186] неправдоподобен, как неправильны и присоединенные к нему исторические рассуждения самого автора.

§ 43. В Красноярске я встретил одного старого человека, который происходил из аринцев; он жил при речке Бузиме, впадающей в Енисей. Он один говорил на языке аринцев и сохранил в своей памяти то сказание, которое привел Страленберг. Он припомнил, что несколько лет тому назад рассказывал эту историю приезжим чужеземцам. Но он уверял меня, что в отдельных подробностях в рассказ Страленберга, который я ему передал, вкрались неточности: имя «ара», или во множественном числе «аралар» – татарское, и оно было дано аринцам с незапамятных времен татарами, жившими около Красноярска. Шершень означает по-татарски «ара», а по-арински – «суссай». Впрочем, и аринцы пользуются этим именем в разговоре между собой, и никто не знает, как назывались они на своем языке в древние времена. О местах жительства аринцев, с которых они были изгнаны змеями, он не знал ничего. По его словам, аринцы с незапамятных времен жили по Енисею и занимали его западную часть от устья речки Качи, где стоит город Красноярск, до порога, который отделяет Красноярский уезд от Енисейского. Самое большое их селение находилось на большом лугу, недалеко от того места, где теперь Подъемное село. И там, по старинным их рассказам, и было дело со змеями при следующих обстоятельствах. Один из жителей этого арийского селения, которое было расположено ниже Подъемного, однажды ранил змею, но она от него ушла живой. Вскоре после этого на противоположном берегу Енисея раздался крик будто человека, который просил перевезти его на другой берег реки. Один из жителей селения переехал туда на своей маленькой лодке. Когда он подъехал к берегу, то там не оказалось ни одного человека, но совершенно неожиданно в его лодку бросилась масса больших змей, среди них одна была необычайной величины, с большой головой и с телом блестящим, как золото. Она обратилась к тому человеку на аринском языке, говоря, чтобы он не боялся и перевез бы их на ту сторону. Ему лично не будет причинено никакого вреда, но только при условии, что он никому из остальных жителей селения ничего не расскажет. Если же он что-нибудь сообщит, то погибнет вместе с остальными. Для того, чтобы его юрту можно было отличить от других, он должен посыпать около нее пеплом и протянуть кругом нее аркан (веревку из лошадиного волоса). На этих условиях человек перевез змей, которые, добравшись до земли, рассыпались во все стороны. Человек же этот, придя к себе в юрту, поступил со своим жилищем так, как ему было указано. В следующую ночь от змей погибли все жители селения, за исключением этого человека с его семьей. Оставшийся тот человек ходил по всем юртам и всюду на трупах видел, что из всех отверстий тела, а именно из ртов, носов, ушей и т. д., торчали хвосты змей. Старик рассказчик прибавил еще, что в течение долгого времени аринцы очень боялись змей, и никто из них не решался причинить им какой-либо вред. Этот страх мало-по-малу прошел, и сейчас они не [187] боятся убивать их там, где находят. С тех пор прочие арийцы, жившие в соседних селениях, не размножались, но постоянно уменьшались в числе. Когда я был в Красноярске, от всего народа осталось только 9 семей, ³⁷ в которых с трудом можно было бы признать аринцев, если бы они сами себя за них не выдавали, потому что, за исключением одного названного старика, все уже давным позабыли свой родной язык и говорят только по-татарски, так как с незапамятных времен путем браков породнились с татарами.

§ 44. Человек непредубежденный ни в коем случае не может признать этот рассказ настолько важным, чтоб на основании его можно было говорить что-либо о происхождении целого народа. Все народы как культурные, так и некультурные имеют свои сказки, которые матери рассказывают детям в часы отдыха. Но кто же станет искать в них разрешения исторических тайн? Собрать из древних историков и географов имена народов, рек и стран и сравнивать их с именами вновь открытых народов, рек и стран, о которых у древних не могло быть каких-либо сведений, в мелочах и несущественных обстоятельствах находить сходство между теми и другими, а где совсем нет сходства, то толковать обстоятельства определенно в свою пользу и на основании этого делать сравнения, предположения, заключения и приводить доказательства, которые должны служить основой для истории, –все это, по-моему, не способствует тому, чтобы получить название осторожного и беспристрастного историка. Правильнее будет, если события древних времен из жизни отдельных народов, за неимением основательных доказательств, оставлять попрежнему неразъясненными, чем давать им неправильное освещение.

§ 45. Именно таким образом я рассуждаю обо всех прочих сибирских народах, если в татарской, древнегреческой или римской историях нет данных, которые могли бы прямо и непосредственно к ним относиться. Они жили слишком далеко, чтобы можно было что-либо о них узнать. Походы греков и римлян не распространялись за пределы северо-восточной части Азии, а культурное состояние сибирских народов не дает возможности предполагать, что они были в числе тех народов, которые стали известны, благодаря своим походам из северных стран на юг.

§ 46. Может ли быть что либо бессмысленнее того, когда какой-то неизвестный писатель ³⁸ сообщает, будто некоторые думают, что самоеды – те древние скифы, которые отправляли своих послов к Александру Великому. Если же спросить, кто же этому поверит, то в доказательство приводится рукописная русская повесть, в которой история этого героя так представлена, что едва можно отличить правду от вымысла. В одной русской летописи, составитель и время написания которой неизвестны, к тому же и содержит она в себе мало ценного для истории, упомянутое событие описывается [188] следующим образом: Александр во время своих походов будто бы дошел до Печерских или, как раньше их называли, Югорских гор, неприступность которых положила границу его победам, и туда-то прибыло к нему посольство самоедов.

*§ 47. Известно, что рассказывается про родство между остяками, пермяками и финнами, ³⁹ и как живущие около Томска остяки будто бы сами о себе объявляют, что они происходят из земли Сауомис, т. е. Финляндии. ⁴⁰ Нельзя конечно отрицать того, что остяки и вогулы, живущие в уездах Тобольском, Березовском и Сургутском, имеют во многом и особенно в языке нечто общее с пермяками и финнами. Можно слышать от них самих рассказ о том, как произошло, что они в тех местах оказались пришельцами, причем одни считают, что они происходят от пермяков, другие от самоедов, а третьи от татар. Нужно признать весьма вероятным приводимый Мюллером ⁴⁰ рассказ о том, что в то время, когда пермяки были обращены в христианство епископом Стефаном, ⁴¹ многие из них, не желая принимать христианство, бежали из Пермской земли в отдаленные местности – на реку Обь и там искали защиты для своих старых верований. У этих обских остяков найдено много идолов, про которых они рассказывают, что эти идолы привезены ими из Пермской земли. Но все это совершенно не касается остяков Томского уезда. Стоит только обратить внимание на их язык, и тогда станет ясно, что они вместе с нарымскими остяками составляют особый народ, совершенно отличающийся от сургутских, тобольских и березовских остяков и, наоборот, имеют большое сходство с самоедами. Совершенно непонятно, как мог Страленберг найти приведенный выше рассказ среди томских остяков. С своей стороны, я должен сказать, что я тщетно расспрашивал их о земле Сауомис.

§ 48. Таким же образом приходится судить и о том, когда Страленберг ⁴² признает барабинских татар и остяков за один народ, основываясь на заявлении тех и других, и на том что «варама» – финское слово, означающее гористую местность. Страленберг спросил барабинцев, почему они по-иному называют себя теперь, если издавна они составляли с остяками один народ, на что будто бы получил в ответ, что они назывались своим теперешним именем уже тогда, когда жили вместе с остяками. Но Страленберг, несомненно, приписал барабинцам тот ответ, который был ему желателен. Ведь, как доказывает их язык, барабинцы по происхождению своему татары, и слово «бараба» или «барама» не является названием народа, а служит для обозначения одного из родов, как Луба, Теренья, Тунус и т. п. – названия других родов. Такой малосведущий народ охотно может сказать то, что от него хотят услышать. Впрочем, как остяки, так и барабинцы едва ли когда-либо признают родство между собой. [189]

§ 49. Совершенно излишне говорить здесь о тех сибирских народах, о которых нет никаких известии до их покорения русскими. Мы займемся поэтому более обстоятельно одним татарским владением, которое было известно в Западной Сибири еще задолго до русской власти, причем дадим в дальнейшем связное изложение событий вместо отдельных и случайных замечаний, которые нам приходилось высказывать до сих пор.

*§ 50. Все известное нам об этом татарском владении основано, правда, только на устных преданиях, которые сибирские татары получили от своих предков, но это не лишает достоверности историю этого владения. Эти предания вскоре после завоевания Сибири были записаны и вошли в состав сибирских летописей. Эти летописи двух родов-обыкновенные, с которых часто встречаются списки у любителей истории в России и Сибири, и одна особенная, которую необходимо отметить отдельно. Я нашел эту летопись в Тобольске, и владелец согласился продать ее мне. Так как, насколько мне известно, это был единственный список этой летописи, я передал его в Библиотеку Академии Наук. Она более подробная и во многом более точная, чем остальные, несмотря на то, что тоже имеет свои ошибки. Изложение летописи сопровождается в ней плохими рисунками. Так как составителем этой летописи мне называли тобольского дворянина или сына боярского Ремезова, то я там, где в особенности на нее ссылаюсь, буду называть ее Ремезовской летописью. Из прочих же летописей уже составлено и напечатано извлечение, касающееся того времени, ⁴³ когда существовало указанное татарское владение. В этом извлечении многие имена совсем не упомянуты, а некоторые события излагаются совсем неверно. Поэтому не будет излишним, если в последующем повествовании кое-что будет мною повторено и при том прибавлены будут некоторые мои замечания.

§ 51. На реке Ишиме, которая впадает в Иртыш, жил много лет тому назад один татарский князь или хан ногайского происхождения по имени Он, которому были подчинены не только жившие по Иртышу, Тоболу и Туре татары, но и окрестные вогулы и остяки. Против него восстал один из его подданных, по имени Чинги, лишил своего государя жизни и был признан вместо него ханом всеми татарскими родами той страны. Несовершеннолетний сын убитого хана Тайбуга спасся во время этих волнений. Он долго скитался по разным местам, пока Чинги не узнал о его местопребывании. Он обещал бежавшему Тайбуге свою милость и покровительство, если он подчинится ему и прибудет к его двору. Тайбуга последовал призыву и после того в особой чести жил при дворе Чинги. Последний передал ему значительную часть наследственных владений его отца и поставил его начальником значительного отряда, с которым он должен был служить своей родине. Тайбуга совершил несколько походов против живших по реке Оби остяков и заставил их платить татарам ясак. Наконец, он просил у Чипги разрешение иметь [190] свой собственный двор и, когда ему это было дано, выбрал себе местожительство на реке Туре, где стоит ныне город Тюмень. Он сам построил там город, который в честь Чинги назвал Чингидином. В нем он спокойно дожил до глубокой старости и оставил наследство своему роду, не упоминая ничего о Чинги и его потомках.

§ 52. Так гласит начало повести в том виде, как приводится она в обыкновенных сибирских летописях. В Ремезовской же летописи сообщается, что в начале на Ишиме правил Он-Сом хан, который близ устья этой реки, при впадении ее в Иртыш, на крутом красном яру (по-татарски «кизыль-яр») имел свою резиденцию – укрепленный городок, окруженный тремя валами. По тому месту город этот назывался Кизыл-тура. Преемник Он-Сома назывался Иртышак, от него река Иртыш получила свое название. На Иртышака напал тюменский хан Чингис и его победил. После него правил на реке Ишиме Саргачик, по имени которого некоторые ишимские татары называют себя саргачиками.

§ 53. С этим надо сравнить еще третий рассказ, который приводится в той «ведомости», которая при отмеченных выше обстоятельствах была составлена по приказу тобольского воеводы Петра Ивановича Годунова. ⁴⁴ Когда монгольский хан Чингис подчинил себе Бухару, то один царевич Казанской или называемой ныне Киргиз-кайсацкой орды, по имени Тайбуга, сын хана Мамыка, выпросил у Чингиса себе во владение места по рекам Иртышу, Тоболу, Ишиму и Туре. Чингис доверил ему управление этими областями, и потомки Тайбуги продолжали после него владеть теми же землями.

§ 54. Разберем эти три рассказа. В первом представляется мало вероятным, чтобы мятежник и похититель власти осыпал милостями законного наследника и даже доверил ему военную силу, которую последний, мстя ему, мог употребить против него самого. Также невероятно, чтобы изгнанный царевич поверил ласковым уверениям мятежника и, даже если он и поступил столь неосмотрительно, трудно думать, чтобы он при удобном случае не отомстил за смерть своего отца. Во втором рассказе не упоминается Тайбуга, который, однако, не мог быть обойден в связи с последующими событиями, и напротив приводятся неизвестные имена, которые вообще больше нигде не встречаются и легко могли возникнуть по недоразумению. Чингис называется ханом Тюменским, между тем самой Тюмени в то время еще не существовало, и очевидно, что его принимают не за того, кем он был на самом деле. Одним словом, обе сибирские летописи, несомненно, впадают здесь в ошибку. Напротив того, мне кажется более правильным третье известие, и я постараюсь связать его с последующими обстоятельствами.

§ 55. Возможно, что Он или Онсом-хан и Иртышак были князьями в Сибири и владели одновременно один на Ишиме, другой на Иртыше, а, может быть, один наследовал другому. Их правление нужно относить ко времени великого Чингис-хана. После того, как посланный им отряд [191] его войска покорил земли по рекам Иртышу и Ишиму, весьма возможно, что Чингис из-за отдаленности тех мест или по своему природному великодушию не оставил завоеванное за собой, но отдал его во владение одному из князцов, который признал его власть над собой. Это и был вышеупомянутый Тайбуга, но был ли он сыном хана Она с реки Ишима или киргиз-кайсацкий царевич, отца которого звали Мамык, это я оставляю открытым.

*§ 56. Новейший писатель по генеалогии ⁴⁵ считает бухарского князя Бек-он-ди, о котором упоминает Абулгази, ⁴⁶ одним лицом с Оном, отцом Тайбуги, вероятно, потому, что он здесь нашел некоторое сходство имен, из чего заключил, что приведенное им известие, ⁴⁷ которое является первым из мною упомянутых выше, покоится на неопровержимых основаниях. Но Бек-он-ди принадлежит к потомкам великого Чингиса и происходит от него в седьмом колене, что никак не согласуется с известными обстоятельствами, так как Тайбуга безусловно происходил из иного рода и жил одновременно с Чингисом. Для этих первых сибирских ханов необходимо составить новую родословную, в которой, из-за недостатка более точных сведений, нельзя восходить дальше Она или Мамыка.

§ 57. Если Он, отец Тайбуги, считается ногайского происхождения, то здесь следует подразумевать ногайских татар, которые прежде были очень многочисленны и своими кочевьями простирались от Яика до Иртыша. Об этом в Уфе и в Сибири имеются следующие доказательства. В Уфимском уезде есть место, через которое прежде проходила дорога к кочевьям этих татар. Она называлась Ногайская дорога, и когда я ехал вверх по Иртышу, то слышал, как кто-то называл местности, лежащие к западу, Ногайской степью. Только в начале прошлого столетия ногайцы были оттеснены калмыками, ушли с этих своих старых мест и переселились в окрестности Астрахани. Некоторые из них еще и до сих пор кочуют в Астраханском уезде. Другие же присоединились к кубанским и крымским татарам, с которыми они составили один народ.

§ 58. Я предвижу только одно возражение, которое можно сделать против принятого здесь исчисления времени, когда владел Тайбуга, так как известных его потомков, кажется, недостаточно, чтобы заполнить время от Чингиса до русского завоевания Сибири. Но на это можно с полной вероятностью заметить, что либо потомки Тайбуги, ведя довольную и умеренную жизнь, достигали более преклонного возраста, чем обыкновенно, или же что часть имен его потомков по забвению не указывается в предании. По крайней мере, мне это кажется более естественным, чем представлять дело так, что Тайбуга был назначен правителем всех упомянутых сибирских областей каким-то бунтовщиком, имя которого, однако, совсем сходно с именем хана Чингиса. [192]

§ 59. Что Чингис-хана легко могли превратить в бунтовщика, видно, из того, что уже вскоре после его смерти ему был брошен упрек, что он был человеком простого происхождения. Карпини ⁴⁸ приписывает начало его могущества разбоям, которыми он сначала промышлял, а Рубруквис, ⁴⁹ соглашаясь с Карпини по поводу разбоев Чингиса, превращает его еще в кузнеца. Мнение этих монахов ничем нельзя подкрепить, хотя они объездили монгольские и татарские страны вскоре после смерти Чингиса, были при дворе его ближайших преемников и, следовательно, могли получить более точные сведения об их происхождении. Все восточные писатели опровергают такое низкое происхождение Чингиса, которое ни на чем другом не основано, как на клевете его врагов и в особенности побежденных народов. Поводом для последней выдумки послужил старинный обычаи монголов в их ежегодный праздник ковать раскаленное железо. ⁵⁰

§ 60. Я не могу не упомянуть здесь, что предположение Пти-де-ля-Круа, ⁵¹ который связывает происхождение вышеупомянутого обычая с находкой железа и открытием способа его обработки в горах Иргене-конских, более вероятно, чем мнение Абулгази, ⁵² который описывает это дело весьма неестественно, говоря, что необходимо было расплавить всю гору, чтобы дать выход потомству Каяна и Нагоса из долины Иргене-конской. Примечательно, что, как говорят, калмыцкий владетель Галдан-церин, после долгих поисков, нашел между горами такую же долину, как Иргене-конская, описанная Абулгази, в которую имеется такой узкий проход, что два стражника могут достать в нем друг друга копьями. Долина эта лежит в пределах его владений, только неизвестно точно, где она находится. Рассказывается также, что этот владетель услышал рассказ об Иргене-коне от бухарцев, и тогда ему пришло на мысль, что, если это место вообще существует, то оно могло бы быть ему крайне нужно, чтобы во время военной опасности спасать там свои сокровища и свою семью.

§ 61. Мы опять вернемся к рассказу о Тайбуге, который, по сведениям сибирских летописей, имел пребывание на месте нынешней Тюмени. До сих пор можно видеть там остатки прежнего татарского городка, который состоял из небольшого укрепления, расположенного между двумя буераками речки Тюменки, которая, протекая через город, впадает в реку Туру. Тамошние татары называют до сих пор этот городок, а также и построенный позже город, Чимги или Чимги-тура, но откуда произошло это название они не знают. Ясно, что оно соответствует Чингидину, о котором рассказывают летописи и которое дал именно этому месту Тайбуга в честь своего благодетеля хана Чингиса. От небрежности тех, которые занимались [193] переписыванием летописей или от многократного списывания их, могла произойти отмеченная перемена в названиях.

§ 62. Так как Тура по-татарски и бухарски означает городок или укрепленное место, то, может быть, река Тура получила свое название от старого татарского городка Чимги. Башкиры не имеют для тюменских и тобольских татар никакого другого названия, как турали; они объясняют это название тем, что татары спокон веков жили в городах и укрепленных местах, или, по крайней мере, на одном и том же месте, в то время как сами башкиры часто переменяли свое местожительство в степях. Слово же «тура» у них в этом смысле мало употребительно, они чаще обозначают города и укрепленные места «калла». Можно еще прибавить, что Абулгази ⁵³ для обозначения мест по Иртышу, Тоболу и Туре пользуется [194] особым названием Туран; в другом же месте ⁵⁴ он употребляет это слово в том обычном для восточных историков и описателей земель смысле, когда речь идет о разделении некоторой части Азии на Иран и Туран.

§ 63. При этом нужно принять также во внимание, что татары название реки Туры произносили как Туре, и что вогулы, которые, вероятно, были более древними, чем татары, обитателями тех мест, называли эту реку Тере или Тере-я. Следовательно, татарское название могло произойти от вогульского. Кроме того, кажется можно дать другое объяснение тому месту Абулгази, где он называет Тураном местности по Иртышу, Тоболу и Туре. Он рассказывает про хана Кучума, что последний правил в Туране. Не касаясь пока вопроса об его владениях, которые, как будет сказано в своем месте, находились на Иртыше, и принимая во внимание, что Кучум был потомком бухарских ханов, может быть, Абулгази под именем Турана имел в виду его родину, а не те земли, которыми он владел в Сибири. Таким образом, общепринятое значение слова Туран сохраняет свою силу и должно отличаться от названий Ирана или Персии. ⁵⁵ Это страна, известная также под именем Мавранара, у древних носила название Оксуса, а теперь называется также Аму-дарьей. Надо сказать, что составитель примечаний к труду Абулгази ошибается, ⁵⁶ когда утверждает, что под именем Турана надо разуметь по преимуществу те области Сибири, которые находятся между Ледовитым океаном, рекой Енисеем и Кавказскими горами (он разумеет здесь, конечно, Югорские и Уральские горы), не включая сюда ту часть Бухары, которая лежит к северу от Аму-дарьи.

§ 64. После Тайбуги, по сибирским летописям, князем в Сибири был сын его Ходша, а после него сын последнего Map. Map, рассказывается далее, был женат на сестре казанского хана Упака, который начал с ним войну и коварным образом умертвил Мара. У последнего было два сына: Обдер и Ебалак, которых победитель в знак своей победы взял с собой в Казань, где они вскоре также окончили свою жизнь.

§ 65. С этих пор город Чингидин или Чимги с подчиненными ему землями находился некоторое время в зависимости от Казани. Махмет, сын Обдера, и Ангиш, сын Ебалака, были в детстве, во время нападения казанского хана, отвезены знатными татарами в безопасное место и тайно там воспитывались. Когда первый из них стал взрослым, то начал думать о том, как бы ему свергнуть казанское иго, и нашел среди своих людей такую большую и смелую поддержку, что хан Упак, который в то время находился в Чимге, вместе со многими казанскими татарами, поплатился жизнью. В казанских летописцах ничего, однако, не говорится о хане Упаке; поэтому нельзя определить время, когда все это произошло. Не помогает здесь и Ремезовская летопись, в которой вместо Упака встречается Алым, но и это имя не [195] находится среди имен казанских ханов. Вероятно, Упак происходил из какого то особого рода, каких могло быть там очень много, почему они остались не известны казанским летописцам.

§ 66. Махмет замечателен еще и тем, что он перенес свое пребывание с реки Туры на Иртыш. Этот переезд был вызван, кажется, не теми или иными преимуществами нового места, так как положение Чимги на реке Type много выгоднее, а скорее соседством с Казанским царством и страхом постоянной нападения с его стороны. Несмотря на то, что Чимги с трех сторон был защищен глубокими буераками, а с четвертой стороны укреплен валом и рвом, однако, в виду ровной местности вокруг него, в случае нападения не мог считаться безопасным местом. Махмет выбрал потому для своего пребывания довольно высокую местность на восточном берегу Иртыша и приказал ее укрепить. Это так называемый старый татарский город и крепость Сибирь, остатки которого еще и сейчас можно видеть в 16 верстах выше Тобольска.

§ 67. Вообще думают, что Сибирь является татарским названием местности и означает не что иное, как главный город. Если же спросить об этом тобольских татар, то такое значение является для них совершенно неизвестным. Они называют это место Искером, ⁵⁷ который тоже, кажется, не является собственным именем, потому что Шарден ⁵⁸ под этим самым названием упоминает один город в Грузии. Название «Сибирь», кажется, возникло в России и происходит, по всей вероятности, из языка того народа, который дал первые сведения об этой стране; я имею в виду пермяков или зырян, и от них оно перешло затем к русским. В последующем изложении мы увидим, что земли по Иртышу, Тоболу и Туре, задолго до русского завоевания, были известны под названием Сибири, которое затем и было присвоено в особенности названному татарскому городу.

§ 68. После смерти Махмета летописи называют князем в Сибири Ангиша, сына Ебалака, которому наследовал Касим, сын Махмета; он оставил двух сыновей: Едигера и Бекбулата, которые одновременно занимали княжеский престол своих предков. Кроме этих князей, Ремезовская летопись упоминает некоего Сенбахту, сына Махмета, и еще одного по имени Саускана, но родственные связи и время правления последнего не указаны. При всех этих князьях, по словам той же летописи, было много знамений и явлений, которые предвещали предстоящее падение татарской власти в Сибири. Я не знаю, правильно ли я поступаю, если привожу рассказ об этом; впрочем, я это делаю лишь по той причине, что мне не очень хочется отступать от моего источника. По его словам, жившие в окрестностях Сибири татары часто видели на воздухе над тем местом, где теперь стоит город Тобольск, христианский город с церквами и колокольнями и слышали при этом колокольный звон. Во время правления Сенбахты, как-то летом, вода в Иртыше стала красной, как кровь, и земля, вместе с растущей на ней травой, тоже [196] стала кроваво-красной, а потом вся почернела. Высокий утес, на котором стоит теперь Тобольск, выбрасывал золотые и серебряные искры, причем упомянуто, что то место называлось тогда Алтын-Аргинаком. Далее, при князе Саускане на небе были видны огненные столбы, которые простирались до самой земли. Свидетелем этих чудес был татарин мурза Девлет-бай, который жил около Тобольска на Панином бугре, в городке, носившем название Бицыктура. Названия Бицыктура и Алтын-Аргинак в данное время совсем исчезли из памяти тобольских татар, так же как и на Панином бугре нет никаких следов бывшего здесь когда-то городка. Имя же князя Саускана сохранилось в названии луки на западной стороне реки Иртыша, выше Тобольска, где река делает большой изгиб, называемый Саусканской лукой.

*§ 69. Во время владения двух последних князей Едигера и Бекбулата произошли большие перемены, которые лишили эту княжескую семью ее владельческих прав. Но как все это произошло, об этом рассказывается по-разному. В одной летописи, от которой мы имеем только небольшой отрывок, но известия которой вполне согласны с известиями других летописей, сообщается следующее: во времена Едигера и Бекбулата пришел на Иртыш с войском хан Казакской орды по имени Кучум, сын Муртазы, взял город Сибирь, убил обоих братьев князей и подчинил себе всю землю. Только Сейдяк, сын Бекбулата, спасся от него и был отправлен для безопасности в Бухару. Другие сибирские летописи говорят, что Сейдяк, после смерти своего отца и дяди, правил в Сибири, пока не пришел из Казанских степей Кучум, который взял город и принудил Сейдяка бежать в Бухару.

§ 70. Так как различные известия, содержащиеся в летописях, основаны, главным образом, на устных преданиях тобольских татар, то они естественно должны сильно отличаться друг от друга в зависимости от искусства передававших эти рассказы и записавших их. Я интересовался тем, что же из этих преданий осталось в данное время в памяти современных татар. Таким образом мне удалось узнать не только о тех обстоятельствах, которые сопровождали перемену власти в Сибири, по и о судьбе самого князя Сейдяка. Едигер, по этим собранным мною рассказам, оставил после себя беременную жену. Знатные татары не хотели ждать, когда княгиня разрешится от бремени, так как между ними не было согласия относительно того, кому править в Сибири. Они отправили посольство к хану Большой Бухары Муртазе, прося его прислать им в князья одного из своих сыновей. Муртаза отпустил к ним в Сибирь своего среднего сына Кучума с многочисленной свитой. По прибытии он был всеми признан ханом. Тем временем беременная вдова Едигера бежала в Большую Бухару и там у одного сеита (так назывались люди, ведшие свое происхождение от пророка Магомета) нашла очень сочувственное отношение к себе; сеит принял несчастную изгнанницу к себе в дом и предоставил ей все необходимое. Здесь у нее родился Сейдяк, а это имя значит маленький сеит; оно было дано ему в знак признательности и большого уважения к его приемному отцу. [197]

§ 71. Абулгази сообщает ⁵⁹ вполне точные известия о хане Кучуме и его происхождении из рода великого Чингис-хана. Только во французском переводе его сочинения имена написаны не так, как они читаются и произносятся по-татарски. Один человек духовного чина, бухарец по происхождению, перевел мне в Тобольске родословную Чингис-хана из татарской рукописи труда Абулгази следующим образом: Чингис-хан, сын Чингис-хана был Джучи, у него сын Шейбани-хан, который правил в Бухаре и принял магометанскую веру; его сын Батур-хан, у него сын Джучи-хан, его сын Бадакул, у него сын Мунга-Темур, у этого сын Беконди-Оглап, сын Беконди – Али-Оглан, у этого сын Аддимет-хан, который имел двух сынове Ибака и Маамута-хана, сыном Маамута был Муртаза-хан и его сыном был Кучум-хан.

§ 72. Так как Абулгази ⁶⁰ считает, что правление Кучума-хана в Сибири продолжалось 40 лет и что оно окончилось в 1003-м году гиджры (в 1595 г. по P. X.), то прибытие Кучума надо отнести к 1555 г. И с этим вполне согласуется приводимое ниже ⁶¹ известие о том, что в 1566 г. князь Едигер жаловался русскому царю, что он подвергся враждебному нападению Шибанского царевича. Но когда Ремезовская летопись сообщает, что Кучум через два года после своего прибытия ездил в Казань, женился там на дочери казанского хана Мурата и привез вместе с ней в Сибирь большое количество русских и чувашских пленных, то все это очевидная ошибка, так как тогда Казань уже не имела своих собственных ханов и находилась в полной зависимости от русской власти. Можно лишь допустить, что Мурат был татарским мурзой, принадлежал прежде к Казанскому царству и после завоевания его царем Иваном Васильевичем предъявлял еще на это царство свои притязания.

*§ 73. Та же Ремезовская летопись упоминает еще о двух женах Кучума, из которых одна была дочерью мурзы Девлет-бая, ⁶² другую же звали Сусге. Каждая из них имела свою особую резиденцию, первая в той же самой местности, где жил ее отец, а именно в Бицыктуре на Панином бугре, другая же на мысу высокого берега Иртыша, в 6 верстах ниже Тобольска; это место и до сих пор называется Сусгунским мысом. Вслед за тем в той же летописи опять приводятся рассказы о всяких явлениях и чудесах, которые во времена Кучума вновь повторились. ⁶³ Так, в устье реки Тобола близь Иртыша на песчаном острове в полдень часто являлись два зверя, из коих один приходивший со стороны Иртыша, был большим белым волосатым волком, другой же, являвшийся со стороны реки Тобола, походил на небольшую черную охотничью собаку. Оба зверя каждый раз боролись друг с другом, причем маленький побеждал большого, и после того оба исчезали в воде. [198] Когда Кучум однажды увидел это, он потребовал, чтобы духовного чина люди и шайтанщики разъяснили ему, что означают эти явления. В ответ он получил такое объяснение: большой зверь означает хана, маленький русского воина, который в недалеком будущем свергнет хана и подчинит Сибирь русской власти. Кучум настолько огорчился всем слышанным, что приказал разорвать прорицателей лошадьми или же умертвить их каким-нибудь другим жестоким образом. Очевидно, что эти сказания были сочинены уже после завоевания Сибири.

§ 74. Необходимо рассмотреть далее, как далеко распространялась власть хана Кучума в Сибири. Татары, живущие по Иртышу и в низовьях Тобола, бесспорно, все признавали его власть. О барабинских татарах, в виду их близкого соседства, можно предположить то же самое, тем более, что они, по их словам, не имели с древних времен над собой никаких других правителей, кроме старшего или главы каждого рода, и потому их тоже можно было покорить без особых усилий. Сомнение вызывают только татары, живущие в верховьях Тобола и по Туре и Исети. Ремезовская летопись указывает, что владения Кучума простирались только до устья Туры и что татары, жившие около Тарханского острога, были последними, которые платили хану дань. Во время завоевания Сибири русскими в Тюмени, по словам той же летописи, сидел отдельный князь, который имел власть над тамошними татарами; впрочем, в других летописях об этом ничего не говорится. Башкиры, которые живут еще дальше, уверяют, будто они тоже состояли под властью хана Кучума. Но этому тем более нельзя поверить, что из последующего изложения будет видно, что башкиры в то время еще не жили в пределах Сибири, но, как и большая часть этого народа в настоящее время, имели свое местопребывание по ту сторону Урала, в пределах Уфимского уезда.

§ 75. Известие о подчинении остяков и вогулов Кучуму нужно принимать с неменьшей осторожностью. На нижнем течении Иртыша и по Оби можно найти много следов старинных городков, созданных, повидимому, природой, без всякого участия в этом людей. Когда я расспрашивал остяков, кем сделаны эти городки, они отвечали единогласно, что в них во время неприятельских нападений жили их предки, а неприятелями их были частью татары с верхнего Иртыша, частью самоеды с нижней Оби, которые нередко беспокоили их, грабили их добро и уводили в полон их жен и детей. Если татары, как приходится думать, и совершали частые нападения на остяков, то из этого еще не следует, что они покорили себе этот народ. Можно признать, что остяки, жившие по Иртышу, подчинялись татарам и платили им дань. Остальные же остяки, а также верхотурские, пелымские и березовские вогулы, за дальностью расстояния, вероятно, совсем не были покорены татарами.

§ 76. Замечательным событием правления хана Кучума было, по рассказам тобольских татар и бухарцев, введение впервые в Сибири магометанской веры. Правда, и до него в Сибирь иногда приходили магометанские проповедники в надежде, что благодаря общности языка им удастся привести [199] языческий народ к правой вере; впрочем многие из них кончили за то свою жизнь мученической смертью. Один старый шейх, признававшийся ими святым, пришел во времена Кучума из Бухары в Сибирь и стал рассказывать: господь ему открыл, что в Сибири покоится много святых, которые мученически покончили свою жизнь за распространение истинного учения о боге и что они заслуживают того, чтобы ежегодно в их память устраивали поминовения. Он ходил по всем мазаретам или кладбищам и в разных местах показал могилы семи таких святых, называя их по имени. Они были с этих пор признаны таковыми, и их память еще до сих пор почитается татарами.

§ 77. Таким образом и Кучум натолкнулся на большие трудности при введении новой веры. Со стороны своих подданных он встречал послушание и полную готовность платить наложенную на них дань, но одного его приказа было недостаточно для того, чтобы сменить древнее идолопоклонство на новую веру. Так как Кучум не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы провести это силою, то он просил у своего отца Муртазы поддержки. Муртаза послал ему на помощь сына Ахмета-Гирея с войском. Вместе с ними прибыл ахун, несколько мулл и абызов, ⁶⁴ чтобы провести дело обращения язычников с большей настойчивостью и успехом. Ремезовская летопись рассказывает, что Кучум привез в Сибирь много духовенства из Казани. Но в связи с тем, что сказано выше ⁶⁵ о женитьбе Кучума в Казани, и это известие является сомнительным. В то время многие, которые не хотели добровольно по закону магометанскому подвергнуться обрезанию, были принуждены к тому силою, а некоторые упорно сопротивлявшиеся поплатились даже за это своею жизнью.

§ 78. Несмотря на все эти меры, обращение произведено было не во всех владениях хана. Некоторые татарские роды, жившие на самом Иртыше и в местах соседних, по отстоявших далеко от ханской столицы, остались поэтому при своей старой вере, так как новое духовенство, занятое делом обращения в местах близких к главному городу, не имело времени дойти со своей проповедью до этих отдаленных мест. Один бий или старшина Аялынских татар, живших в устье Тары, рассказывал мне, что он с детских лет помнит, как его родители и родственники со всем народом той местности еще принадлежали к языческой вере. Известно также, что татары, жившие между Тобольском и Демьянским ямом в Лебауцких юртах и особенно в Туринском уезде, оставались язычниками, пока вместе с остяками не были обращены в христианскую веру. Еще в мое время многие из барабинцев были язычниками; те же, которые уже давно признали магометанскую веру, только несколько лет тому назад приняли обрезание и то лишь после того, как к ним [200] тайно прибыл посланный магометанского духовного главы из Томска и Тары и под угрозой наказания за непослушание принудил их согласиться.

§ 79. Поэтому не приходится удивляться, что обращение не затронуло еще более отдаленных остяков. Думают, что они сохранили свою старую веру благодаря их настойчивым просьбам, так как они жили в таких местностях, где не было у них постоянных жилищ, и большую часть времени они должны были проводить в переходах с места на место в поисках рыбы и диких зверей, почему требования магометанского закона могли выполняться ими лишь с большим трудом. Кроме того, здесь сыграла свою роль также разница в языке, которая помешала магометанскому духовенству проповедывать остякам свой закон и ввести у них новое богослужение.

§ 80. Можно предполагать, что Ахмет-Гирей после обращения татар в магометанство отправился в обратный путь в Бухару, чтобы после смерти отца, как его старший сын, принять на себя управление. Но татары рассказывают, что Ахмет остался у своего брата, и оба они согласно и спокойно владели Сибирью.

§ 81. Тем временем, по устным преданиям, князь Сейдяк, последний отпрыск прежнего сибирского правящего рода, достиг в Бухаре совершеннолетия, и так как он знал, что его предки правили когда-то в Сибири, он захотел попытать счастья и вернуть себе отцовское наследие. С этим намерением он прибыл с небольшим отрядом из Бухары к Иртышу и остановился в нескольких верстах ниже города Искера в татарской деревне Саусканский аул. Он вскоре получил значительную помощь от татар, признавших его права. Но до борьбы дело не дошло. Может быть, Ахмет-Гирей и Кучум считали Сейдяка слишком ничтожным, чтобы бояться за свою уже твердо укрепившуюся власть, но возможно, что они опасались всеобщего восстания, если бы употребили против него силу. Что же касается Сейдяка, то его отряд не был в состоянии напасть на значительно более превосходившего его и более сильного врага. Однако, в последующем изложении ⁶⁶ мы встретимся с известием, которое ставит под сомнение самый приход его в это время из Бухары.

§ 82. После этого случилось, как далее рассказывается в тех же устных преданиях, что Ахмет-Гирей, живя в несогласии со своей женой, дочерью знатного бухарского князя Шигея, поссорился со своим тестем. Шигей хотел отомстить за бесчестие своей дочери. Но так как за дальностью расстояния выполнить этот замысел при помощи оружия было трудно, то он решил пустить в ход хитрость. Он отправил нескольких своих приближенных с письмом к Ахмет-Гирею и с приказанием хитростью заманить к себе Ахмет-Гирея и его убить. Когда посланные прибыли к западному берегу Иртыша, недалеко от города Искера, то случилось так, что Ахмет-Гирей как-раз в это же самое время забавлялся на противоположном берегу ястребиной охотой. Посланные, которые его знали, закричали, что они прибыли [201] к нему с письмом от его тестя и с приятными вестями. Они просили его переехать к ним через реку, так как с их стороны не было лодки. Ахмет-Гирей сел в лодку и переехал Иртыш. Но едва он только сошел на западный берег, как подлые убийцы напали на него, привязали его к одной из своих лошадей и пустились в бегство. Говорят, что его мертвое тело было найдено недалеко от места впадения в Тобол речки Турбы.

§ 83. Приезд с Кучумом и Ахмет-Гиреем многих бухарцев, как надо думать, положил начало поселению в Сибири этого народа. Но от этих первых пришельцев осталось очень мало потомков. Большинство бухарцев, живущих в городах Тобольске, Таре, Тюмени и Томске, рассказывают, что их предки перебрались в Сибирь много позднее, только в русское время. И только в одной сеитской семье, которая живет недалеко от Тобольска в Сабанаковых и Тадзымовых юртах, сохранилось предание, что они ведут свой род от времен Кучума. Эта семья замечательна еще тем, что ее родоначальник Дин-аул-ходжа, родом из Ургенча, был женат на дочери хана Кучума по имени Нал-Ханиша. В Тобольске же мне была сообщена следующая родословная: Дин-аул-ходжа имел трех сыновей – Султамет-ходжу, Сеит-мемета и Аксеита, которые обосновались в Таре; сыновья Султамета: Юсуп-ходжа и Аюп-ходжа жили в Тобольске. Сыновья же Аюпы-ходжи Султамет-ходжа и Яя-ходжа жили в мое время в вышеназванных юртах.

* § 84. В заключение Абулгази ⁶⁷ рассказывает, что хан Кучум в старости потерял зрение и после того, как он был изгнан из Сибири русскими, кончил свою жизнь в стране Манкатской. Об этом в последующем изложении будет приведено обстоятельное известие.

Комментарии

1. Chr. Schoetgen. De Tobolensimm originibus. Dresdae, 1729. 4°.

2. Abulgasi Bahadur Chan, Hist. genealogique des Tatars. Petis de la Croix, Histoire du Grand Genghis Chan. Herbelоt, слово Genghis Chan. P. Gaubil, Hist. de Gentchiscan. Mosheim, Hist Eccles. Tartar.

3. Hist. geneal des Tatars, p. 318 и сл.

4. Назв. соч., стр. 344.

5. См. описания их путешествий в Recueil des Voyages en Tartarie, par van der Aa. Leide 1729. 42.

6. В его словаре, под словом «Gobla».

7. De regionibus orient., lib. I, cap. 4. – Haitho Armen, Hist. Orient, p. 19, делает из негo настоящего христианина.

8. Du Halde. Description de lа Chine, t. I, p. 437.

9. Предисловие к его труду о великой Татарии и Сибири, Стокгольм, 1726, 4°, стр. 11.

10. Strahlenberg. Das nord-und oestliche Theil von Europa u. Asia, S. 357.

11. Sоuсiet. Observations Mathematiques, Astronomiques, Physiques etc, t. I.

12. Содержание этого рассказа приводится также в «ведомости», которая, на основании татарских и бухарских рассказов, была составлена в 1670 г. по приказу тогдашнего тобольского воеводы Петра Ивановича Годунова. В те времена часто отправлялись из Сибири в Китай, через калмыцкие и монгольские степи, татарские и бухарские торговые караваны. Воевода Годунов приказал расспрашивать торговых людей этих караванов о новом и неведомом тогда Китайском государстве; собирая эти сведения, одновременно получили от тех же торговых людей разные известия о прежнем состоянии Сибири.

13. Hist, geneal. des Tatars, part. II, cap. VIII, p. 100 и part. III, cap. VIII, p. 205.

14. Эту птицу в одном месте Абулгази описывает, как совсем белую с красными глазами, красным клювом и красными ногами; в другом же месте у него говорится, что и голова у ней тоже красная. Известно, что кречет к старости иногда меняет свои серые перья на белые, но среди этих птиц не встречаются с красными главами, глаза у них всегда черные; что касается клюва и ног, то они тоже не красные, а обычно бывают серые и несколько голубоватые; голова у кречета того же цвета, как перья па спине и крыльях. Эта птица из породы ловчих, употребляемых для охоты.

15. Назв. соч., part. II, cap. IX, р. 106; ср. cap. X, р. 113.

16. Das nord-u. oestliche Thiel von Europa u. Asia, S335.

17. Описке его путешествия в Китай, гл. 12, в Voyages du Nord, t. VIII, р.107 и сл.

18. Назв, соч., р. 113.

19. Du Halde. Explication des mots chinois et tatares – в конце первой части «Description de la Chine», под словом «mouren».

20. См. карты, приложенные к труду Дюгальда.

21. Предисловие, стр. 20.

22. Part. II, с. IX, р. 110.

23. Назв. соч., р. 11.

24. Р. 99.

25. § 18.

26. Part. II, cap. X, p. 114.

27. Назв. соч., р. 113.

28. Р. 113.

29. Gaubil. Hist, des Mongols, p. 133, 138, 182, 204, 206, 210, и др.

30. Там же, p. 226, 231.

31. Gaubil. p. 317.

32. Du Halde, назв. соч., p. 449, 452, 454, 459.

33. Abulgasi, Part. I, стр. 3, p. 27.

34. Примечания к Абулгази, стр. 345. Strahlеnbеrg, SS. 51, 52, 135, 424.

35. Abulgasi, Part. II, с. IX, p. 104 и сл.

36. Einleitung. S. 86.

37. О теперешнем числе аринцев и причинах их убыли у Страленберга на стр. 85 приводятся другие данные, но его рассказ основан на плохих источниках.

38. Staat von Siberien. S. 123.

39. Jоh. Bernh. Mueller. Leben und Gewohnheiten der Ostiaken, у Weber'a, Veraen-dertes Russland. 1. Th., S. 187; Strahlenberg, S. 74.

40. Strahlenberg., I. c.

41. Это произошло по русским летописям в 6880 или 1372 г.

42. S. 321.

43. Mueller. Von den Ostiaken. гл. I § 5, у Weber'a, Veraendertes Russland. I. Th., S. 177.

44. § 15.

45. Die Lohmeierischen Geschlechts-Tafeln verbessert von Gebhardi, 3. Th., Tab. 41.

46. S. 484.

47. Dзято им у Вебера, «Veraendere Russland».

48. В описании татар, которое приложено к описанию его путешествия, гл. 5.

49. Гл. XIX.

50. Petisdela Croix. Histoire de Genghis Chan, lib. I, cap. 1, p. 8.

51. Назв. место его труда.

52. Part. II, с. V, p. 75 и сл.

53. Стр. 486 и сл.,

54. Стр. 328.

55. Herbelot в его словаре (в конце первой части «Description de la Chine») под словами Iran, Touran, Маоurannahar.

56. Стр. 329.

57. В Ремезовской летописи этот город называется Кашлык, но это название, как я слышал, не употребляется ни у одного народа.

58. Voyage de Perse, t. I, p. 157.

59. Part VIII, cap. II, p. 484 и сл.

60. Стр. 487 и сл.

61. Гл. 2, § 12.

62. См. выше, § 68.

63. См. выше, § 68.

64. Это различные звания среди магометанского духовенства в России. Абызы – это обыкновенные священники, мулла обозначает ученого или начальника школы, но они также принимают участие в богослужениях; ахуны стоят во главе всех церковных и школьных дел отдельных округов.

65. § 72.

66. Гл. 3, § 8.

67. Part VIII, cap. 2.