АНКЕТЫ Г. Ф. МИЛЛЕРА 1734-1742 гг. КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ ОСВОЕНИЯ СИБИРИ

К числу важнейших источников по истории Сибири XVII-XVIII вв. относятся материалы анкет 30-60-х гг. XVIII в. Среди них, как отмечает М. М. Громыко, «наибольшую ценность, представляют ответы сибирских воеводских канцелярий 1734-1743 гг. на миллеровскую анкету» ¹. Анкета Г. Ф. Миллера включала большой круг вопросов по географии, истории, демографии, экономике, этнографии народов Сибири и охватывала почти всю территорию Сибири. В ЦГАДА имеются ответы на эту анкету по Тобольскому, Верхотурскому, Туринскому, Тюменскому, Пелымскому, Березовскому, Сургутскому, Тарскому, Кузнецкому, Томскому, Енисейскому, Красноярскому, Мангазейскому, Нарымскому, Иркутскому, Селенгинскому, Нерчинскому, Якутскому, Охотскому и Илимскому уездам, Шадринскому, Ишимскому, Окуневскому, Краснослободскому и Ялуторовскому дистриктам, Исетской провинции, а также ответы на вопросы, посланные историкам в различные губернские и церковные ведомства, и др. ²

Часть анкет Миллера и некоторые ответы на них уже опубликованы ³. Хотя некоторые публикации были осуществлены еще в конце XIX в., анкетные материалы Г. Ф. Миллера сибиреведами длительное время практически не использовались. Как справедливо отметил А. И. Андреев, «это исключительное по полноте собрание официальных известий о Сибири не привлекло к себе внимания историков Сибири и до сих пор остается малоизвестным» ⁴. Начиная [79] с 60-х годов XX в. историки Сибири все чаще обращаются к анкетным материалам Миллера, которые зачастую становятся одним из основных источников при решении проблем освоения Сибири в первой половине XVIII в. ⁵

В трудах А. И. Андреева и ряда современных исследователей ⁶ материалы анкет Г. Ф. Миллера как исторический источник получили высокую оценку, было кратко охарактеризовано их содержание. Однако многие проблемы источниковедческого характера остались нерешенными. В частности, до сих пор не вскрыты причины и характер эволюции анкет Г. Ф. Миллера, их большой вариативности в зависимости от исследуемого региона; не выявлены источники, которыми пользовались составители ответов на эти анкеты, а также степень достоверности этих ответов. Недостаточно исследован также состав анкетных материалов, в которые вошли источники различного характера.

Начало систематическому и целенаправленному сбору исторических и географических материалов с помощью анкет было положено Г. Ф. Миллером во время его пребывания в г. Таре в июне 1734 г. Сам историк позже так писал об этом: «Пробыли мы тут (в Таре. — А. Э.) 8 дней. Я за благо разсудил, что для получения о подлинном состоянии каждаго города и принадлежащаго к оному уезда обстоятельных и достоверных ведомостей необходимо нужно оных требовать от канцелярий в каждом городе. И тако, по силе сего, положил я в Таре начало, и 14 июня задал я Тарской канцелярии несколько вопросных пунктов и требовал на оные ответствия. И хотя по прошествии нескольких дней присланное ко мне ответствие по моему желанию не столь обстоятельно учинено было, однако я на время и тому был доволен» ⁷.

В Таре приступил к составлению историко-географических описаний уездов, через которые он проезжал, и, видимо, здесь решил обратиться к анкетному методу сбора информации. В настоящее время известны описания семи уездов Сибири (Кузнецкого, Томского, Енисейского, Мангазейского, Красноярского, Селенгинского и Нерчинского),-составленные Миллером во время экспедиции ⁸. Однако первая работа подобного рода была начата историком еще в Тарском уезде, хотя она и осталась незавершенной. В ЦГАДА обнаружены два варианта начала «Описания Тарского уезда в Сибири», написанные Миллером на немецком языке летом 1734 г. ⁹ [80] Для составления этого и последующих описаний уездов историку было явно недостаточно тех сведений, которые он собирал в пути и во время работы в городских архивах. Во время путешествия по Сибири с запада на восток в 1734 и 1735 гг. Миллер торопился и зачастую (как это было, например, в Таре, Томске и Енисейске) откладывал серьезную работу в архивах на обратный путь. Поэтому одним из основных источников для составления описаний уездов для него стали ведомости, составлявшиеся по его «вопросным пунктам» уездными воеводскими канцеляриями. Для историка особенно важно было получить из официальных источников необходимые сведения о современном состоянии уездов, о количестве и составе служилых и податных людей, о повинностях земледельцев и другие данные.

В научной литературе неоднократно высказывалось предположение, что при составлении своей анкеты Г. Ф. Миллер использовал анкету В. Н. Татищева, первый вариант которой относится также к 1734 г. ¹⁰ Достаточного обоснования это, однако, не получило. Предположение В. Г. Мирзоева, согласно которому Миллер мог ознакомиться с анкетой Татищева во время пребывания в январе — мае 1734 г. в Тобольске, лишено оснований, поскольку первую анкету Татищев составил вскоре после прибытия в октябре 1734 г. в Екатеринбург. К этому времени Миллер уже вручил свои вопросные пункты канцеляриям Тары, Кузнецка, Томска, а также Омской, Семипалатинской, Железинской и Усть-Каменогорской крепостей. Д. Я. Резун считает, что, «нисколько не умаляя заслуг В. Н. Татищева, первая анкета которого также появилась в 1734 г., можно признать самостоятельный характер анкет Миллера 1734-1742 гг., толчком к чему послужили первые опыты работы в сибирских архивах» ¹¹. Сопоставление анкет двух историков ¹² убедительно подтверждает точку зрения Д. Я. Резуна. По структуре, объему, содержанию вопросов анкеты Татищева существенно отличаются от анкет Миллера.

Анкета В. Н. Татищева 1734 г. включала 80 вопросов по географии, истории, экономике, топографии городов, этнографии коренного населения. Большое внимание уделено изучению природных явлений, флоры, фауны и др. В первой же анкете Г. Ф. Миллера, направленной в Тарскую воеводскую канцелярию, было всего [81] шесть пунктов, причем последние пять касались организации работы участников экспедиции (требование прислать ясачных людей для расспросов, толмачей, снабдить отряд проводником и казачьим эскортом до Омской крепости, обеспечить участников экспедиции квартирами). В первом пункте содержится требование привести в порядок городской архив и составить реестр всех архивных дел. И лишь во второй части первого пункта перечислены вопросы, на которые Тарская воеводская канцелярия должна была дать письменный ответ. Объем этих вопросов очень невелик: «Когда и от кого и при каком случае сей город, острог, земляной вал и церковь с воеводскою канцеляриею построены, какие на оной от калмыцкой и казачьей орды нападения были, не имел ли он от пожару или иных каких нещастливых случаев какой утраты, много ли в городе жителей. Которые городы, остроги и слободы к Тарскому городу принадлежат, какие татарские остяцкие и барабинские волости ко оному городу приписаны. Сколько во всем уезде в год всякой казны собирается, и сколько по нынешней роскладке в год имянно денежнаго и хлебнаго жалованья исходит» ¹³. Несовершенство своих первых «вопросных пунктов» хорошо понимал и сам Миллер. Позже он писал об этом: «Вопросные мои пункты были тогда не столь генеральны, как оные потом от меня о других городах задаваны были. В таких случаях искусство есть наилучший учитель. И чего у меня едучи туда недоставало, оное и при возвратном путешествии награждено было» ¹⁴.

Отнесение «вопросных пунктов» Миллера к анкетам в достаточной мере условно, так как они лишены важнейшего признака анкет — единообразия. Среди десятков анкет Миллера, которые он направлял в различные сибирские канцелярии, нет абсолютно идентичных по составу вопросов. Содержание вопросов менялось в зависимости от того, что Миллеру уже было известно о том уезде, куда направлялась анкета, а также в зависимости от специфики самого уезда. В первое время анкеты Миллера включали в основном не более пяти пунктов. Постепенно круг интересующих историка проблем расширялся, и уже в Кузнецке он через несколько дней после отправки анкеты в уездную воеводскую канцелярию посылает дополнительные вопросы. Чаще всего в дополнительных пунктах содержались требования уточнить сведения полученных историком ведомостей. В 1734-1737 гг. Миллер вручал вопросные пункты уже обычно по прибытии в тот или иной уездный город и требовал ответа на них в кратчайшие сроки, до отъезда отряда. В 1738-1739 гг. анкеты направлялись в те города, в которых историк не надеялся побывать (Мангазею, Нарым, Березов, Сургут, Пелым). Они существенно отличаются от составлявшихся в первый период, когда Миллер собирал сведения по районам, о которых он имел хорошее представление. Анкеты, отправленные в северные сибирские города, содержали 17-20 пунктов. Помимо обычных вопросов [82] об основании уездного города и других крупных населенных пунктов, об их укреплениях, казенных и частных зданиях, составе и количестве различных групп служилого и податного населения, повинностях и др. здесь появляются пункты о природных условиях, реках, озерах, природных богатствах, флоре и фауне, лечебных травах и др.

Анализ содержания вопросов анкет Миллера показывает возрастание интереса историка к социально-экономическим проблемам. Историк требует детально описывать состав податных групп населения, указывать размеры и виды податей, количество десятинной пашни в каждом населенном пункте, расход семян на сев и количество собранного хлеба в урожайные и неурожайные годы. С 1735 г. во всех анкетах появляется пункт о количестве родившихся и умерших за последние 10 лет — по каждому приходу, отдельно по душам мужского и женского пола.

Чтобы получить требуемые сведения, Миллеру пришлось проявить большую настойчивость. Среди архивных материалов сохранились его многочисленные промемории в провинциальные и в губернскую канцелярии, в которых он жалуется на нежелание уездных канцелярий дать ответы на посланные им вопросные пункты. В первые годы сибирского путешествия Миллер пытался воздействовать непосредственно на воеводские канцелярии, напоминая, что собирает сведения «по именному ея императорского величества указу». О том, насколько действенна была его ссылка на императорские указы, можно судить по обширной переписке историка с уездными канцеляриями. Так, 12 января 1737 г. Миллер направил анкету из девяти пунктов в Якутскую уездную канцелярию и указал, что сведения необходимо предоставить в кратчайший срок «ради подлинного описания Якуцкого уезда». 21 апреля историк вновь обратился в Якутскую воеводскую канцелярию: «...понеже я оной ведомости Якутской воеводской канцелярии и по сие число не получил, от чего в положенных на меня делах чинится немалая остановка, а по иным сибирским городам сочинены такие ведомости в две, и в три, и в четыре недели, того ради сим Якутской воеводской канцелярии вторично предлагаю и требую, чтоб поведено было оную ведомость сочинить и ко мне прислать не упуская времени...» ¹⁵. Когда наконец в июне 1737 г. Миллер получил требуемую ведомость, оказалось, что «помянутая ведомость явилась необстоятельна» ¹⁶. Историк потребовал повторных ответов почти на все пункты анкеты и указал на этот раз на источники, из которых составители ведомости могли почерпнуть информацию. Несмотря на категоричное требование Миллера «прислать оную ведомость ко мне в неукоснительном времени, понеже мы отсюды в скорых числах отправимся» ¹⁷, уезжать из Якутска ему пришлось без ведомости. Уже из Витимской слободы Миллер пишет 20 августа 1737 г.: «Понеже оная вторичная ведомость [83] не токмо до отъезду нашего, но и по сие число ко мне не прислана, того ради от Якутской воеводской канцелярии требуется, чтоб соблаговолено было помянутую ведомость прислать ко мне конечно в немедленном времени... а ежели в скором времени не пришлется, то я о том к вышним командам писать принужден буду» ¹⁸. Миллер не получил «в немедленном времени» не только ведомости, но даже и обычного ответа с оправданиями и ссылками на непреодолимые трудности, помешавшие выполнить «ея императорского величества указ». Уже в январе 1738 г. Миллер пишет жалобу в Иркутск и просит подтвердить требование о высылке ведомости дополнительным указом. В итоге историк получил ответы на свои «вопросные пункты» не через три-четыре недели, а через полтора года.

Постепенно Миллер меняет тактику: продолжая ссылаться на царские указы, он все чаще угрожает наложением штрафов на виновных в неисполнении указов. 19 августа 1738 г. Миллер отправил вопросные пункты в Мангазею, сопроводив их обычным требованием прислать ответы в кратчайший срок. Не получив никакого ответа, историк отправил в Енисейскую провинциальную канцелярию промеморию с просьбой, «чтоб соблаговолено было в Туруханск к управителю Карамзину подтвердить указом о исполнении по всем пунктам прежде посланной от нас... промемории конечно до весны 1739 году с наложением штрафа, а именно, ежели требованная ведомость не будет сочинена со всем обстоятельством и не пришлется сюды в Енисейск до весны... а нам затем в Туруханск надобно будет ехать самим, что за такое помянутого управителя нерадение доправдены будут на нем все те расходы, которые на наш проезд изойдут» ¹⁹. В конце концов Миллер все же вынужден был сам поехать в Туруханск. Перед путешествием вниз по Енисею историк вновь обратился в Енисейскую провинциальную канцелярию с просьбой отправить в Туруханск указ, предписывающий выполнять его требование: «...взирая на ея императорского величества указы, а не на свои прибытки, и не отговаривался бы обыкновенными приказными отговорками... под опасением жестокого штрафа и наказания» ²⁰. Потребовалась еще одна промемория Миллера в Мангазейскую воеводскую канцелярию, и только 6 июля он получил ведомость. Она содержала ответы лишь на часть вопросов, заданных Миллером, и тот вынужден был вновь начать бесконечную переписку. В Нарым Миллер отправил свою анкету 10 апреля 1738 г. Два года он вел переписку с Сибирской губернской и Нарымской воеводской канцеляриями, но даже когда уже сам летом 1740 г. прибыл в Нарым, ведомость все еще не была готова.

При анализе ответов сибирских канцелярий на анкеты Г. Ф. Миллера выявляются следующие закономерности. Наиболее полно и обстоятельно освещены те вопросы, по которым имелись сводные обобщающие материалы в архивах и в текущих [84] делопроизводственных делах канцелярий. Составители «ведомостей» обычно добросовестно переписывали весь документ, не перерабатывая его. Иногда вместо ответа к ведомости просто прилагались копии соответствующих документов. Так, в ответе на вопрос Миллера о том, не было ли на остроги и слободы Кузнецкого уезда каких-либо нападений неприятельских людей, пересказывается содержание документа, отправленного ранее в Сибирскую губернскую канцелярию, в нем отмечаются все случаи нападений кочевников за несколько десятков лет и указывается в каждом случае ущерб от этих нападений, вплоть до угона нескольких овец ²¹.

Вопросы, требующие при составлении ответов от канцелярий дополнительных усилий (опросы местного населения, составление сводных данных и др.), как правило, не рассматривались или же на них отвечали отпиской. Та же Кузнецкая воеводская канцелярия не смогла ответить на вопрос о количестве домов в г. Кузнецке. В отписке по этому поводу говорится: «По справке в Кузнецкой канцелярии с переписными 719 году книгами в городе Кузнецку обывательских домов имеетца 397 дворов. Ис того числа сего 734 году июня 9 дня от пожарного случая выбыло 50 дворов... А после оного 719 году в городе Кузнецку обывательских домов сколько строением убыло или прибыло, о том в Кузнецкой воеводской канцелярии неизвестно» ²². Между тем подсчет Миллера показал, что в Кузнецке в это время было до 500 дворов ²³. Данные о численности податного населения приводятся в ведомостях, как правило, по результатам первой переписи и ревизии Солнцева-Засекина, т. е. за 1719-1724 гг. То же самое можно сказать и о материалах по расселению русского населения: в списки деревень не попали даже многие близлежащие к уездным центрам населенные пункты, которые не были зафиксированы во время проведения первой переписи и последующей ревизии. В ведомости Кузнецкой воеводской канцелярии отмечено 86 населенных пунктов уезда, без указания на их местоположение ²⁴. Практически все эти населенные пункты учтены в материалах переписи и ревизии в 1719-1724 гг. Так, в ведомости названы 11 деревень, относящихся к Малышевской слободе, и деревня в ведомстве Бикатунской крепости. Те же деревни были учтены в материалах переписи и ревизии 1719-1724 гг. ²⁵ Фактически же в это время в Кузнецком уезде было не менее 200 населенных пунктов. Только в далеко не полном списке Г. Ф. Миллера, составленном на основе расспросов местного населения, насчитывается 178 поселений ²⁶.

Требование Миллера указывать точное местоположение всех населенных пунктов выполнялось очень редко, да и в этом случае [85] ориентиры давались весьма туманные. Например, как обычно указывали местоположение деревень Тарского уезда: «Деревня Епанчинская — над рекою Иртышом, на правом берегу; деревня Карташевская — над рекою Иртышом, на правом берегу; деревня Качюсова — над рекою Иртышом, на правом берегу» и т. д. ²⁷

Гораздо более подробные и интересные сведения дают ведомости о составе и характере повинностей податных групп населения. Обычно приводятся данные отдельно для каждого города, острога, слободы, крепости, а иногда даже по деревням. Указывается количество крестьян, работающих на десятинной пашне, приводятся ее размеры.

Сложнее всего Миллеру было получать сведения от различных церковных ведомств, которым он также посылал «вопросные пункты». Часто оказывалось, что монастырские власти, «не знают», сколько у них имеется монастырских крестьян и вкладчиков, в каких деревнях они живут, какие повинности выполняют. Если сведения на такие вопросы и подавались, то они зачастую были полувековой давности и не отражали реального положения дел. Как справедливо отмечал В. Гурьев ²⁸, церковные и монастырские власти затрудняли сбор информации, возможно, опасаясь правительственных мер по лишению их вотчин.

Следует согласиться с выводом Д. Я. Резуна, что «ни по одному городу Сибири Миллер не получил исчерпывающих ответов относительно истории XVII в.» ²⁹. Характерна в этом отношении ведомость, полученная историком из Пелыма. На многочисленные вопросы по истории города и уезда в конце XVI — начале XVII в. следовал ответ: «О том русские люди и вогулцы ничего не сказывают и по оному пункту опричь оного сказать ничего не знают» ³⁰. Об архивных делах составители ведомости смогли сообщить лишь то, что в канцелярии «старинных дел находится самое малое число и те гнилые и драны, а иные от пожаров згорели, а которых годов, того знать невозможно...» ³¹. Между тем, работая в Пелымском архиве, Миллер нашел немало документов по истории города и уезда конца XVI-XVII в. ³²

Примечательно, что наиболее часто на отсутствие необходимых данных для ответа («в архиве дел не отыскано» или «все дела от воли божеской згорели без остатку») ссылаются в ведомостях из северных сибирских городов, куда Миллер не собирался приезжать и сообщал об этом в вводных частях анкет. Когда же историк приезжал в эти города, то оказывалось, что дела сгорели вовсе не «без остатку». [86]

Часто в ведомости даты основания городов, острогов и слобод даются по «скаскам» местных жителей. Эти сведения, как правило, были очень приблизительными. Так, в ведомости Краснослободского дистрикта говорится, что в приказных делах о построении и заселении Красной слободы ничего не отыскано, а «по скаске старожилов Федора Нелюбина с товарыщи оная Красная слобода построена назад тому лет со сто или более, понеже они в то время, как Красна слобода зачалась строитца, и не родились. И слыхали онии от дедов своих, что тое слободу строили сначала из разных городов люди» ³³. Об основании Илимска в ведомости из этого города говорилось: «По справке в Ылимской канцелярии со скаской старожила илимского, отставного плотника Федора Воротникова, Илимской первой острог когда и по каким указом построен, он неизвестен, понеже в то время он еще не родился» ³⁴.

Столь ничтожные результаты опроса местных жителей вовсе не доказывают, что жители сибирских городов не знали прошлого своего края и не интересовались им. Скорее в этом проявился формальный подход к выполнению требований историка со стороны местной администрации, которая не затрудняла себя действительно широким опросом местного населения и ограничивалась ссылкой на «скаски» одного-двух, может быть случайно отобранных, жителей.

О том, что предания, рассказы, записки и документы о начальном этапе освоения территории того или иного уезда бережно сохранялись и передавались от поколения к поколению сибиряками, говорят материалы, присланные Миллеру из Ялуторовского дистрикта. Составители ответов на анкету не ограничились сбором сведений только в Ялуторовске. Анкету, размножив, разослали по всем подведомственным острогам и слободам, и полученные оттуда ответы приложили к основной ведомости. Оказалось, что местные жители хорошо знают имена первых поселенцев и даты основания многих населенных пунктов, появившихся еще в XVII в.

Например, в ведомости, присланной из Емуртлинской слободы в Ялуторовский острог для составления сводной ведомости по Ялуторовскому дистрикту, указано: «По скаске Емуртлинской слободы крестьянского старосты Якова Архипова с крестьяны, построена оная Емуртлинская слобода и поселена в прошлом 1689 году по указу... Иоана Алексеевича и Петра Алексеевича жилецкими людьми Афонасием да Иваном Давыдовыми; а даной в той слободе не имеетца, понеже имелась в Моревой деревне у крестьянина Алексея Морева, а в прошлом 739 году, декабря 24 дня, при взятье оных Моревых в расколе, при горении пустини згорела» ³⁵. Здесь же описаны нападения кочевников на слободу в 1708-1737 гг. Отмечаются даже обстоятельства незначительного пожара: «В 735 году был пожар в той Емуртлинской слободе — згорел один двор крестьянина [87] Савы Попкова. А тот пожар учинился ввечеру: жена ево ходила во двор с огнем для смотрения скота и заронила в солому угли» ³⁶.

В ведомости из слободы Царев Курган, отправленной в тот же Ялуторовский острог, по вопросным пунктам Миллера описана каждая из относящейся к этой слободе 21 деревни: указывается время основания деревни, приводятся сведения о количестве дворов и сословной принадлежности их жителей, наличии укреплений, описываются случаи «неприятельских раззорений», пожаров и др. ³⁷

В своих анкетах Миллер не спрашивал о существовании в городах летописей, поэтому сведения о них очень скудны. Составители ведомостей не всегда указывали источник приводимых ими сведений. Известно лишь несколько случаев прямого упоминания местных летописцев. Так, в ведомости Кузнецкой воеводской канцелярии сведения об основании Кузнецкого острога даются «по справке с летописцом, каков имеетца в городе Кузнецку соборной церкви у свещенника Бориса Наумова» ³⁸. До сих пор имелось лишь единственное указание П. М. Головачева на существование Кузнецкой летописи. Считалось, что таких сведений в материалах анкет XVIII в. нет ³⁹.

Материалы о численности служилых людей имеются в ответах из всех сибирских городов, острогов и слобод, в которые Миллер посылал свои анкеты. Далеко не во всех случаях эти сведения можно относить ко времени составления анкеты или вообще к какой-то конкретной дате. До 1737 г. историк требовал указывать количество служилых людей «по нынешнему штату». Поскольку для большинства сибирских городов в это время было еще в силе штатное расписание 1725 г., то составители ведомостей обычно указывали количество служилых в соответствии с этими штатами.

В литературе неоднократно отмечалось, что реальное число служилых в XVIII в. часто не соответствовало штатному расписанию ⁴⁰. Это хорошо показывают и ответы на анкеты с 1737 г., когда историк стал требовать указания на то, «полной ли комплет оных чинов по штату ныне имеется». В Мангазейской ведомости говорится: «При городе Туруханску по штату в службу определено быть детей боярских 4 человека, служилых людей 130 человек... А вышепоказанных служилых людей ныне в Мангазее состоит неполной комплет, а имянно: детей боярских 2, служилых людей 98, итого — 100 человек» ⁴¹. Еще большим был разрыв между штатным расписанием и реальной численностью служащих в Туринске: «В городе Туринску [88] служилых людей по определенному в 725-м году штату состояло против росписания Сибирского приказу комплет 50 человек, а ныне при городе Туринску и которые в Екатеринбурхе служат наличных 18 человек» ⁴².

В соответствии с требованием Миллера во всех ведомостях указывается расход денежного и хлебного жалованья различным категориям служилых людей и приводятся данные о численности служилых, не получающих хлебного жалованья и служащих с пашни. Значительный интерес представляют ответы на вопрос анкеты о том, «в каких службах бывают погодно в росходе» служилые. Уже по перечню этих служб можно судить о том, что служба сибирских казаков не была легкой. Во многих городах большая их часть находилась в «посылках» и месяцами, а то и годами была оторвана от семьи и хозяйства. В Мангазее в 1739 г. насчитывалось 100 служилых. Их отправляли собирать ясак, посылали на заставы, «на взморье для зажигания маяков», в Енисейск за казной и т. д. В результате, отмечают авторы ведомости, «при городе остаетца по двадцати по пяти, и по четырнатцати, и по десяти человек» ⁴³. В ведомости из Якутска 1737 г. перечислено 47 видов работ и служб, которые выполнялись в то время служилыми Якутского ведомства (от «проколу пролубей» до военных экспедиций). Из 1411 служилых Якутска лишь около 100 находилось в самом городе (в том числе и 8 сидящих под караулом). Остальные были посланы в партию майора Павлуцкого, в дальние остроги и зимовья, в различные сибирские города за солью, скотом, казной, арестантами, отданы в отряд В. Беринга и т. д., 443 человека было отправлено на поселение в Охотск ⁴⁴.

В ответах на вопросы о коренном населении (как, впрочем, и на многие другие вопросы анкет) курьезные отписки нередко соседствуют с детальнейшими описаниями. Наиболее часто без ответа оставались вопросы о языковых различиях и родовом делении народов. В Нарымской ведомости говорится: «Все остяцких языков и ни в какие другие роды не разделены» ⁴⁵. Точно такой же ответ поступил и из Сургута ⁴⁶, хотя здесь, как и в Нарымском уезде, коренное население было далеко не однородным. Составители Илимской ведомости также по-своему поняли вопрос о делении на роды: «А родами называютца они тунгусы, а в Брацком остроге называютца брацкие мужики» ⁴⁷. На вопрос Миллера о местах кочевий каждого рода и именах «начальных людей» в той же Илимской ведомости отвечали: «Живут по рекам и урочищам в разных местах (!)... а начальных людей никого у них не имеетца» ⁴⁸.

Подобные ответы нередки в ведомостях, но в целом в них преобладают содержательные материалы, подобранные со знанием дела, [89] которые представляют большой интерес для исследователей. Расселение коренных народов в ведомостях показано в соответствии со сложившейся в том или ином уезде практикой сбора ясака — по волостям, землицам, улусам, отдельным родам, по острогам и зимовьям, к которым были приписаны ясачные.

В Томской ведомости, например, сведения о 27 татарских и 7 остяцких волостях даются «по переписи тобольскога дворянина Ефима Денисова с прошлого 729 году» ⁴⁹. Описания каждой волости стереотипны: «Волость Соргулина, в ней ясашных князец Тимофей Петров сын Купнин с товарыщи тритцать восемь человек. С них беретца поминку за одного бобра чернокарего, ясаку разным зверем против двух сороков тритцати двух соболей» ⁵⁰.

В Селенгинской, Мангазейской, Нерчинской, Красноярской и ряде других ведомостей приводятся подробные сведения о каждом роде. В Нерчинской ведомости, например, о каждом роде сообщалось: «В Дуликагирском роду улусу шуленги Басухана ясашных тунгусов платежных 149 человек. Оклад ясаку с них но три соболя на человеке, а кочевьями своими кочуют они по Нерче, и по Шилке, и по Урову, и Газимуру, и Унде, и Алеуру рекам, а для промыслов ясака ходят по Олекминской и Тугирской россошинам и по Нерче и Куенге рекам. И в 175 году оного Дуликагирского роду князец Гантимур и дед ево Катана с родом своим в 40 человеках из Богдойской землицы вышли... а другия ясашные люди того роду выходили после» ⁵¹.

В заключение приведем историческую часть анкеты Г. Ф. Миллера, посланной в Нарымскую воеводскую канцелярию 10 апреля 1738 г.

Промемория

Академии наук от профессоров в Нарымскую воеводскую канцелярию.

По ея императорского величества имянному указу велено нам во всех сибирских городах и уездах собрать до истории и географии касающияся известия и по данным нам из высокоправительствующаго Сената и из Сибирской губернской канцелярии прочетным указам велено нам сообщать по городам из канцелярий всякие известия по нашему требованию и давать просматривать в архивах канцелярские дела. А понеже обстоятельства нашего пути не допустили нам самим быть в Нарыме и в скором времени быть не надеемся, а намерены поспешать в описании всех сибирских городов и уездов, сколько возможно, того ради от Нарымской воеводской канцелярии требуется, чтоб сочиня прислать к нам немедленно обстоятельную ведомость на нижеписанные пункты:

1.

Как зачался город Нарым, и от чего звание получил, и было ли прежде на том или на ином месте в близости ясашное зимовье или острог до построения города, и когда, и по каким указам, и какими людьми оное прежнее ясашное зимовье или острог построен, и на котором месте стоял, и каким способом тамошние иноземческие народы в подданство приведены, и бывали ли над ними какие владельцы своего или иных чюжих народов. И кто были в Нарыме первые воеводы [90] и начальные люди, и нарымскими служивыми людьми в те первоначальные времена какие новые места были проведываны, и самой первой город Нарым когда и по каким указам и кем построен, и в которых годех, и по каким указам, и при которых воеводах оной город за ветхостию или за какими иными причинами построен вновь. И было ли когда на оной город какое нападение или измена от иноземческих народов, и сильные какие утраты от пожарных и иных каких нещастливых случаев. И в которых старинных грамотах великих государей и наказах первоначальных воевод и отписках в Москву к великим государем, что к вышеописанному приличное находится, с тех чтоб списков точные копии сообщить за справою при ведомости.

2.

По тому ж описать о Кецком остроге, когда и по каким указам, и какими людьми с первоначалья оной острог построен, и всегда ли стоял на одном места или на разных, и на которых, и когда перенесен, и каких ради причин. И кто там были первые воеводы, и когда воеводы туды из Москвы посылаться перестали, и кецкие управители или прикащики откуды посылались, и когда Кецкой острог стал под ведением города Нарыма. И Нарым город бывал ли когда под ведением инаго города в Сибири. И какие иные остроги или ясашные зимовья построены посыланными из Нарыма и из Кецкаго острогу служивыми людьми, и в какие времена, и при каких воеводах. И Мелеской острог Томскаго уезду построен ли из Нарыма или из Кецкаго острогу, и посылались ли в прежние годы во оной Мелеской острог из Нарыма или из Кецкаго прикащики или ясашные зборщики. И в каких старинных канцелярских делах находится о вышеписанном известие, с тех чтоб сообщить за справою копии, а ежели дела о Кецком остроге не находятся в Нарымской канцелярии, чтоб их взять из Кецкаго и учинить по вышеписанному.

3.

На котором месте город Нарым стоит вниз по реке Обе, по которую сторону, и от устья реки Кети сколь далеко пятисотыми верстами, и впала ли в реку Обь под городом Нарымом посторонняя какая река или речка, и как она званием. И место, где город Нарым стоит, высоко ли или низко, и какие около тех мест угодья и тамошние места гористые или ровные, лесные или голые. И чем тамошние жители довольствуются. По тому ж описать место Кецкаго и прочих имеющихся под ведением города Нарыма острогов.

4.

Какое в городе Нарыме имеется казенное строение и артилерия и церкви, и когда что построено, и по каким указам, и какая в казенном и церковном строении по сие время была премена или от пожарных случаев утрата. И сколько в Нарыме имеется обывательских домов, и каких чинов людей, и в каком состоянии находится в канцелярии архива, и с которого году старинныя канцелярские дела имеются, и какая города Нарыма печать, с которой припечатать на сургуче образец. И ежели имеющимся в Нарымской канцелярии старинным и новым канцелярским делам еще не сочинен реэстр, чтоб сочинить немедленна и прислать к нам с онаго реэстру точную копию.

5.

Какие при городе Нарыме и в Нарымском ведомстве имеются монастыри, и когда и по каким указам они построены, и какое во оных церковное и монастырское строение, и сколько при каждом монастыре дворов монастырских вкладчиков и служителей, и какими доходами оные монастыри довольствуются. Имеют ли они где какие деревни или заимки, и на каких местах, и на каждом месте сколько дворов, и где кроме города в Нарымском уезде имеются какие церкви.

6.

Какие в Нарымском уезде имеются ясашные остроги и зимовья и таможенные заставы, и в каком они ныне состоянии находятся, и на каких реках, и по которую сторону какой реки, и в каком они разстоянии промеж себя и от города [91] Нарыма. И сколько при каждом остроге и зимовье обывательских домов, и каких чинов людей. И на каких местах преж сего были ясашные зимовья, которые после пусты оставлены и для чего.

7.

Какие в Нарымском ведомстве имеются пашенныя заимки и поселения промышленных людей, и на каких урочищах, и в каком они разстоянии промеж себя и от города Нарыма, и сколько в котором месте домов, и каких чинов людей.

8.

Какие иноземческие ясашные волости к городу Нарыму и Нарымского уезду к острогам и зимовьям принадлежат, и каких языков, и в какие они роды разделены, и при каких урочищах каждой род, а особливо начальные их люди где наибольше кочюют, и сколько в каждом роде ясашных людей, и поскольку в каждой волости или роду погодно собирается ясаку, и чем они ясак платят, притом чтоб о последнем полном ясашном зборе приобщена была особливая ведомость с оценкою. И есть ли где иноземцы, которые поныне в ясак не приведены, и сколь они людны, и какие в смирении оных находятся трудности.

9.

Сколько при городе Нарыме по штату каких чинов людей в службу определено, и поскольку на них в год ея императорского величества денежнаго и хлебнаго жалованья изходит, и полной ли комплет оных чинов по штату ныне имеется. И в каких службах бывают они погодно в росходе, а имянно: поскольку человек и каких чинов ежегодно посылается за ясащным збором в подгородные волости и в остроги и в ясашные зимовья и на заставы, и сколько затем в Нарыме имеется налицо в остатке.

10.

Сколько в городе Нарыме и по ясашным острогам и зимовьям и в пашенных деревнях и в поселениях промышленных людей имеется руских жителей, которые в подушной оклад положены, всякого чина порознь. И что с них в год всяких окладных и неокладных денежных и хлебных доходов вбирается, а особливо в каком состоянии имеются кабацкие и соленые доходы, откуды и по какой цене вино и соль в казну ставится, и поскольку на год, и сколько в год всяких канцелярских, ратушских и таможенных зборов бывает.

11.

Сколько в городе Нарыме и Нарымского уезду, где имеются церкви, при каждой церкве по церковным запискам в прошлых последних десяти лета было новорожденных каждаго полу порознь, и сколько в те 10 годах каждого пола и возраста было умерших, и сколько при каждой церкве имеется новокрещеных ясашных иноземцев и каких языков.

12.

Описать реку Обь и прочие в оную впадающие реки и речки Нарымского уезду. Сколь широка река Обь в разных местах, а прочие реки близ устьев. И меж устьями посторонних рек вниз по реке Обе сколько разстоянием пятисотными верстами и вершины тех сторонних рек и речек куды ушли и сколько до них разстоянием...

ААН, ф. 21, оп. 2, д. 25, л. 207 об.-210 об.

Комментарии

1. Громыко М. М. Источники по истории освоения Западной Сибири в XVIII в. // Изв. СО АН СССР. — № 1. — Сер. обществ, наук, — 1966, — Вып. 1. — С. 101.

2. ЦГАДА, ф. 199. Портфели Миллера, портф. 481, ч. I-VII.

3. Гурьев В. Историограф Миллер в Томске // Русский вестник. — 1881. — Т. 156, № 11. — С. 62-72; Арембовский И. В. Из истории изучения Восточной Сибири // Изв. Иркутского гос. науч. музея. — Иркутск, -1937. — Т. 2. — С. 96-106; Бакай Н. Н. Историко-географические материалы, относящиеся до Якутской области во второй четверти XVIII в. // Изв. ВСОРГО. — Иркутск, 1894. — Т. 25, № 4-5. — С. 82-94; Рожкова Т. Д. Новые находки в Госархиве Тюменской области о Великих экспедициях XVIII в. в Сибири // Экономика, управление и культура Сибири в XVI-XIX вв. — Новосибирск, 1965. — С. 310-320.

4. Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири, — М.; Л., 1965. — Вып. 2, — С. 80.

5. Одним из первых примеров плодотворного использования анкетных материалов Миллера является монография М. М. Громыко «Западная Сибирь в XVIII в.» (Новосибирск, 1965 г.).

6. Андреев А. И. Труды Г. Ф. Миллера о Сибири // Г. Ф. Миллер. История Сибири. — М.; Л., 1937. — Т. 1; Он же. Очерки по источниковедению Сибири. — М.; JI., 1965., — Вып. 2; Громыко М. М. Источники по истории освоения Западной Сибири в XVIII в. — С. 97-104; Резун Д. Я. О работе Г. Ф. Миллера над источниками по истории городов Сибири XVII в. // Древнерусская рукописная книга и ее бытование в Сибири. — Новосибирск, 1982. — С. 142-158.

7. ААН, ф. 21, оп. 5, д. 144, л. 52 об.

8. ЦГАДА, ф. 199. Портфели Миллера, портф. 525; 526, д. 1-4, 6, 8, 9.

9. Там же, портф. 365, ч. 2, д. 6.

10. Андреев А. И. Труды Г. Ф. Миллера о Сибири. — С. 72; Шапот Е. Г. Анкеты В. Н. Татищева как источник по истории Сибири первой половины XVIII в. // Проблемы источниковедения. — М., 1962. — Вып. 10, — С. 145-146; Мирзоев В. Г. Историография Сибири (XVIII век). — Кемерово, 1963. — С. 112.

11. Резун Д. Я. О работе Г. Ф. Миллера над источниками по истории городов Сибири XVII в. // Древнерусская рукописная книга и ее бытование в Сибири. — Новосибирск, 1982. — С. 153.

12. Обе редакции анкеты В. Н. Татищева опубликованы. — См.: Татищев В. Н. Избранные труды по географии России. — М., 1950, — С. 79-95; Каменский А. Б. Историко-географическая анкета В. Н. Татищева // Советские архивы. — 1985. — № 5. — С. 38-41. Копии всех промеморий Миллера в сибирские канцелярии с «вопросными пунктами» анкет хранятся в ААН (ф. 21, оп. 2, д. 24-26).

13. ААН, ф. 21, оп. 2, д. 24, л. 75 об.-76.

14. Там же, оп. 5, д. 144, л. 52 об.

15. ААН, ф. 21, оп. 2, д. 25, л. 31 об.

16. Там же, л. 57 об.

17. Там же, л. 59.

18. Там же, л. 8.

19. Там же, л. 305 об.

20. Там же, л. 373 об.

21. ЦГАДА, ф. 199, портф. 481, ч. 4, л. 156-169 об.

22. Там же, л. 175.

23. Там же, портф. 526, ч. 2, д. 1, л. 12 об.

24. Там же, портф. 481, ч. 4, л. 160 об.-161 об.

25. Булыгин Ю. С. Первые крестьяне на Алтае. — Барнаул, 1974. — С. 32-37.

26. ЦГАДА, ф. 199, портф. 526, ч. 2, д. 1, л. 28-34.

27. Там же, л. 12 об.

28. Гурьев В. Историограф Миллер в Томске // Русский вестник. — 1881. — Т. 156, № 11, — С. 66.

29. Резун Д. Я. О работе Г. Ф. Миллера над источниками... — С. 153.

30. ЦГАДА, ф. 199, портф. 481, ч. 3, л. 101.

31. Там же, л. 102 об.

32. См.: Резун Д. Я. Сибирский город в русской историографии XVII — первой половины XVIII в. // Дис. ... канд. ист. наук. — Новосибирск, 1978. — С. 113

33. ЦГАДА, ф. 199, портф. 481, ч. 2, л. 111.

34. Там же, ч. 7, л. 140.

35. Там же, ч. 2, л. 198.

36. Там же, л. 210 об.

37. Там же, л. 245-253.

38. Там же, ч. 4, л. 155.

39. Резун Д. Я. Очерки истории изучения сибирского города конца XVI — первой половины XVIII века. — Новосибирск, 1982. — С. 68.

40. Громыко М. М. К характеристике сибирского дворянства XVIII в. // Русское население Поморья и Сибири. — М., 1973. — С. 351; Миненко Н. А. Северо-Западная Сибирь в XVIII — первой половине XIX в. — Новосибирск, 1975, — С. 43-44.

41. ЦГАДА, ф. 199, портф. 481, ч. 5, л. 144-144 об.

42. Там же, ч. 3, л. 71.

43. Там же, ч. 5, л. 144 об.-145.

44. Там же, ч. 7, л. 228-229 об.

45. Там же, ч. 3, л. 221 об.

46. Там же, л. 183 об.

47. Там же, ч. 7, л. 155.

48. Там же, л. 155-155 об.

49. Там же, ч. 4, л. 110 об.

50. Там же.

51. Там же, ч. 7, л. 91-91 об.