25 июня. В село Корчын (2 м.). в село Холаев, село Павлов и в село Тараев (3 1/2 м.).

20 июня. Я уехал в г. Буск (3 м.), лежащей на Буге; город делится на три отдельные части; в нем есть староство. В город Злочов (3 м.); обедал; в село Плугов (1 м.).

27 июня. В местечко Новый Зборов (1 м.), в м. Езерно, которое иначе называется Андреиполь (2 м.); оттуда через пустынное поле до Тарнополя (2 м.). Город Тарнополь принадлежит князю Острожскому; лежит он на берегу р. Серета над прекрасным большим прудом, подобных которому я немного [146] видел в Польше. В городе есть каменный замок. Обедал. Оттуда в Баворов (2 м.); это город с замком, расположенный на берегу р. Гнезны.

28 июня. В Теребовлю (2 м.); это довольно большой город на берегу р. Гнезны; в нем есть староство и каменный замок на высокой горе. В село Офярунку (l м.).

29 июня. В местечко Нижборг (2 м.); в местечко Криков, лежащее на р. Збруче, (2 л.); обедал; в село Лятаву (2 м.), в м. Кормилеч, лежащее на р. Жванчике (В тексте вместо имени реки Жванчика сказано: Kormicza am Wasser Fund.) (1 м.); в село Жердие (1 м.); оттуда дорога пролегала через дубовый лес, называемый Стрибрно, в котором, прежде, а по временам еще и теперь бывает не безопасно от разбойников. Приехал в Каменец (2 м.), столицу Подолия, лежащий на р. Смотриче. В городе есть епископская кафедра, воеводство, кастеляния и староство, лежит он в местности, сильно укрепленной самою природою, с которою не может сравниться никакое другое в Польше; есть замок, соединенный с городом посредством высокого моста. Здесь я остался до:

1 июля. Выехал к Днестру, который по латыни называется Тирас; переправился через реку в Хотин, одну из столиц Молдавии, лежащую у самого Днестра на противоположном берегу. Здесь также есть замок, в котором живет буркалаб, управляющей от имени господаря. В этом городе живут различные народы: христиане, армяне, турки и цыгане. Обедал; уехал в Каменец (2 м.).

2 июля. В село Жерди (2 м.); в местечко Чемеровцы, лежащее на р. Жванчике среди поля (3 м.).

3 июля. В г. Сатанов на Збруче (3 м.)

4 июля. Оставался там.

5 июля. В город Волочиска на Збруче (4 м.); в ничтожное местечко Кибановку (1 м.) (В тексте: Plewanowka.). [147]

6 июля. В город Басар (Ныне село Базаринцы.), лежащий в расстоянии 1/8 мили от города и замка Збаража, принадлежащих князю Збаражскому (2 м.). В местечко Колодно (1 м.). Обедал. В город Вишневец с замком, лежащий на берегу р. Горыни (2 м.). В село Тараж (2 м.).

7 июля. В местечко Крупец (В тексте: Krusicze.) (4 м.); обедал. В город Берестечко (3 м.); город и замок лежат на берегу р. Стыра, принадлежат князю Пронскому.

8 июля. Там оставался.

9 июля. Переправившись через Стырь поехал в местечко Стоянов (4 м ); в село Переспу (2 м.).

10 июля. В город Сокаль (2 м.), в местечко Угрынов (1 м.), в город Крылов (2 м.). Город и замок лежат на р. Буге, принадлежат Остророгу.

11 июля. Прибыл в Красностав.

1594.

26 января. (В Праге). Гофмейстер и оберкамергер Е. И. В. Вольф Румпф потребовал меня и объявил, что Е. И. Величество всемилостивейше постановил послать меня с поручением по службе; что поэтому я должен явиться к тайному советнику, г. фон-Горенштейну, от которого я узнаю в подробности: куда я должен отправиться и в чем будет заключаться мое поручение?

27 января. Явился к господину фон-Горенштейну, который объявил мне, что низовые или запорожские казаки, пребывающие на островах реки Борисфена, по-польски называемой Днепр, изъявили через одного из своей среды, Станислава Хлопицкого, желание поступить на службу к Е. И. Величеству и предложили стать на перепутии татарам и всеми силами удерживать их, так как им известно, что татары сильно вооружаются для выступления в поход и намерены внизу, при устье Борисфена в Черное [148] море, переправиться через эту реку. В виду этого предложения Е. И. Величество решил оказать им почет посылкою знамени и известной суммы денег, и вознамерился поручение это возложить на меня, присоединив ко мне в качестве товарища Якова Генкеля, которому те местности хорошо известны. Я ответил, что считаю своим долгом повиноваться Е. И. Величеству и охотно предприму эту поездку, но так как это путешествие не безопасно и я легко могу попасть в плен или подвергнуться другим неприятностям, то я покорнейше прошу Е. И. Величество обеспечить мне свое покровительство в случае несчастья. Г. фон-Горнштейн обязался доложить эту просьбу Е. И. Величеству, который всемилостивейше утвердил ее и приказал включить в мою инструкцию.

2 февраля. Я в первый раз говорил о моей поездке с г. Варфоломеем Пецценом и вместе с ним обедал.

7 февраля. Станислав Хлопицкий и еврей Моисей в моем присутствии принесли присягу на верность Е. И. В. перед г.г. Варфоломеем Пецценом и Даниилом Принценом.

10 февраля. Хлопицкий и Моисей выехали из Праги и повезли с собою знамя.

19 февраля. Я получил инструкции и верительное письмо.

20 февраля. Я и Яков Генкель принесли присягу Е. И. Величеству относительно нашей поездки и поручения в квартире Пеццена, в присутствии его и секретаря Иеронима Арконата.

22 февраля. Получил от придворного казначея г. Ганса Ритмана 8,000 червонцев золотом, для уплаты в качестве жалованья запорожскому войску от Е. И. Величества.

24 февраля. Я выехал из Праги, с г. Вильгельмом фон-Оберсдорф (следует маршрут путешествия Ляссоты через Чехию, Моравию и Венгрию; между прочим под 5 марта отмечено: «Отправляясь в дальнейший путь к казакам, я взял своего дядю Никлаша Кохтыцкого и Фому Глуховского». — Под 2 апреля: «В городе Моги я застал г. Кристофа фон-Тейфенбаха, главнокомандующего в верхней Венгрии; в лагере его распространились тревожные вести о татарах: не знали, направятся ли они в поход [149] через Польшу или через Валахию? Поэтому, я, не желая подвергать опасности порученную мне сумму в 8000 дукатов, поручил ее на хранение под расписку г. фон-Тейфенбаху». Под 7 апреля: «В Кошау приехал вечером г. Главнокомандующий и назначил мне служителем Горвата Иствана, которого я взял с собою». 10 апреля Ляссота достиг наконец венгерской границы и въехал в Червоную Русь.

10 апреля. В день св. Пасхи, после обеда проехали горы, покрытые лесом называемые Бескид, которые отделяют Венгрию от Польши, но принадлежат еще венгерской короне. В это время, вследствие опасения татарского набега, вершины Бескида были укреплены засеками. В одной миле от Бескида мы приeхали в местечко перемышльского епископа Яслиска, лежащее на р. Ясле, по-немецки называемое Гонштат (Город Яслиска основан при Казимире III, который дал в 1366 году привилегию венгерцу Яну де Ганзелино, на право основать город Гогенштат или Высокое Mесто — впоследствии немецкое название было вытеснено туземным, заимствованным от имени речки Яселки.), принадлежащее уже польской короне; оттуда через высокую гору в село Куликов (1 м.), в большое неукрепленное местечко Риманов, принадлежащее г. Андрею Стадницкому, у которого здесь есть дворец (1 м.). В местечке этом народонаселение говорит больше по-немецки нежели по-польски.

11 апреля. Проехав высокую гору, достигли реки Вислока (1/2 мили); здесь горы несколько раздвигаются. Затем в неукрепленное местечко Заршын, принадлежащее г.г. Заборовскому и Зашинецкому (1/2 мили). Далее в полумиле переправились через р. Саночек; еще через 1/2 мили укрепленный город Санок, в котором находится замок на горе над р. Саном. Здесь помещается кастеляния и староство; горы здесь образуют узкое ущелье. Обедали; затем в полу-мили переправились через р. Ославу; оттуда в 1/4 мили Загорж (B тексте: Sobier.), старый, разрушенный, но довольно красивый и обширный замок на левой стороне Сана. Оттуда в [150] Лиско, местечко на Сане с дворцом г. Стадницкого (В тексте ошибочно «des Herr Ossomelski»: что Лиско принадлежало в 1594 Станиславу Стадницкому, о том свидетельствует документ, подписанный Ст. Стадницким, «дедичем города Лиска» от 13 марта 1594 года, по которому он продал за 100 злотых православный приход в Лиске, священнику Василию. (Шематизм Перемышльской епархии 1881 года)) (1/4 мили). Нисколько раз переезжая речку Ольшаницу приехали в село Ольшаницу (1 м.).

12 апреля. Несколько раз переезжали через речку Стрвяж и через лес, который теперь вырубают на засеки, подобные устроенным на Бескиде, приехали в село Тарло (4 мили). Обедали. Здесь горы несколько раздвигаются и долина становится шире. После обеда опять много раз переезжали через Стрвяж до неукрепленного местечка Гиорова, принадлежащего г. Враицкому («Marckt Giorowa des Herrn Wrzaicska» означает вероятно нынешнее село Юречкову Добромыльского повета лежащее на границе гористой местности.) (1 миля). Отсюда дорога выходит из гор до замка Ляшки (Ляшки Мурованые (в тексте «Lesko») местечко Старомейского повета; в XVI ст. принадлежало роду Тарлов, которые построили здесь прекрасный пятиэтажный замок.), г. Тарла, который остается далеко вправо от дороги, по которой мы ехали в местечко Фельштын, принадлежащее г. Гербурту из Фельштына (1 миля). Влево позади нас виднелся на высокой горе замок Добромиль, затем через Ракову (село принадлежащее Тройевскому) приехали в село Берещену (1 1/2 м.).

13 апреля. Село Бложев (2 мили): оттуда по длинному мосту через болото (Самбор, город с замком и староством на Днестре остался в двух милях по правую сторону) до села Рудок (2 мили); обедали. Там встретили двух монахов бернардинов, от которых узнали точные известия относительно Хлопицкого и вербовки казаков в службу Его Императорского Величества. Далее Гродек (укрепленный городок и староство Жолкевского), расположенный над обширным прудом (2 мили). Село Бартатов (В тексте: «Berkultow».) (2 м.).

14 апреля. Город Львов (2 мили); здесь мы остановились у жены Хлопицкого, выехавшего только в этот день; поэтому она [151] тотчас послала вдогонку, вследствие чего он еще до вечера мог возвратиться к нам. Во Львове мы пробыли до 19 апреля.

17 апреля. Отправили письма к Е И. Величеству и к г. фон-Тиффенбаху.

18 апреля. Убедившись из слов Хлопицкого, что без денег бесполезно трактовать с казаками, я отправил Якова Генкеля обратно в Beнгрию к главнокомандующему, чтобы взять оставленную у него сумму в 8,000 дукатов.

19 апреля. Выехали из Львова в село Билку (3 мили).

20 апреля Глиняны — город, окруженный валом и рвом (2 м.). Село Белжец принадлежащее пану Белжецкому (В тексте: «Bezek, Dorft des Herrn Bezecze».) (2 большие мили); обедали. Отсюда проезжали у подножия гор, оставшихся вправо, мимо Олеска (город расположен в долине, и замок на возвышенности) 2 малые мили. Село Суходол пана Жолкевского (2 большие мили); в расстоянии одной мили отсюда г. Броды, также принадлежащей Жолкевскому.

21 апреля. Через пустынные поля до Перенятина (село того же Жолкевского) 3 мили. Затем через дубовый лес, который мы проезжали, миновав горы, до села Почаева, тогда принадлежавшего одной вдове (Анна Тихоновна, урожденная Козинская, вдова Иерофея Гойского.) (2 м.); обедали. Село Тараж (1 м.); отсюда долиною между горами до села Звиняче (1 миля); не далеко вправо остался город Вишневец, довольно значительный город с замком, принадлежащий князьям Вишневецким; через город протекает река Горынь и делит его на две части (но настоящий город находится по сю сторону (Т. е. на левом берегу Горыни.)) (1 миля). Оттуда около одной деревни переправились через Горынь (1/2 мили); село Маньов (1/2 мили).

22 апреля. Мимо Ожоговец (В тексте: «Oziowcze».) (город и замок князя Збаражского, который виден в расстоянии около одной мили вправо от дороги) 5 миль. Купель, маленький плохой городишка князей [152] Збаражских, не задолго перед тем сожженный татарами (Купель был до основания разрушен татарами в 1593 году. В 1601 город лежал в развалинах и не был еще заселен (Архив юго-зап. России, ч. VI, т. 1, стр. 292)) и лежащий в расстоянии всего одной мили от Базалш (1 миля); обедали. Село Пахутинцы (В тексте: «Bachotincza».) (1 миля).

23 апреля. Черный Остров (город киевского воеводы) (Кн. Константина Константиновича Острожского.) остался в расстоянии одной мили вправо; до Николаева (маленький, дрянной городишка пана Сенявского, сожженный татарами) 2 мили. Село Оркадиевичи (3 мили); обедали. В трех милях оттуда, влево лежит Константинов, большой город и замок киевского воеводы князя Острожского.

После обеда в село Маломолинцы (В тексте: «Molomornicze».) (1/2 мили); затем прямо из села через болото и речку Божок, оставляя вправо город Межибож на той же речке (2 мили), а влево близ дороги Пиляву (укрепленный город и замок пана Пилявецкого), в нижние Пилявцы (село над Случью) (1/2 мили). Отсюда до Острополя, города князей Острожских, оставшегося влево, 3 мили.

24 апреля. По направлению к Сеняве (город и замок панов Сенявских, лежащий на р. Случи (Сенява лежит не над Случью, а на берегу р. Иквы, левого притока Буга.) и оставшийся несколько влево в долине) 1 миля. Нове мисто (Ныне Новая Сенява.), неукрепленное местечко панов Сенявских, на р. Икве (1 миля). Хмельник — большой королевский город на Случи (По ошибке Ляссота назвал Случ вместо Буга. Из дневника видно, что Ляссота с того времени, когда въехал в пределы Волыни, старается направлять путь по проселочным дорогам, избегая замков, местечек и городов, которые остаются вправо или влево в некотором расстоянии от пути, по которому он следовал. Такое поведение Ляссоты объясняется его нежеланием столкнуться с польскими властями и объяснить им цель своего путешествия, достижению которой они могли воспротивиться. Жолкевский узнал о проезде Ляссоты в то время, когда он уже достиг Прилуки и с того времени стал следить за имперскими послами, усиленно добиваясь у канцлера Замойского инструкции о том, как ему следует поступить с ними. Вот относящиеся к этому предмету отрывки из писем Жолкевского к Замойскому:

В следующем письме через 3 дня, гетман пишет: «Я писал вашей милости, что Хлопицкий проехал из Прилуки на Низ, но теперь я узнал из письма князя Булыги (подстаросты Белоцерковского), что он передвинулся пока еще не далеко; благоволите сообщить мне Ваше мнение и усиленно прошу дайте мне инструкции, как поступать в этом деле».

Три недели спустя Жолкевский пишет вновь: «Хлопицкий с немцами несколько дней провел в Розволоже, сюда приезжали к нему два казака из Низа: Ручка и Тихно; в Белой Церкви их встретил мой казак, которого я посылал в Черкассы; он знаком с ними и они сообщили ему, что отправляются к Хлопицкому для переговоров... Письмо вашей милости и другое от себя я отправлю к Хлопицкому, но сомневаюсь, будут ли они иметь на него влияние. Полагаю, что его следует арестовать, но думаю, что это следует сделать хитростью, поручивши кому-либо заманить его в засаду и захватить на дороге. Силою трудно будет сладить, ибо войско не собрано, находится же он в местности, в которой дело не обойдется без сопротивления и притом довольно далеко — в 19 милях отсюда» (Listy Zolkiewskiego — Krakow. 1868. Стр. 45, 46, 49, 50)), где в то время товарищ главнокомандующего или, как называют поляки, польный гетман [153] Жолкевский квартировал с небольшим отрядом жолнеров; мы оставили его в расстоянии доброй полумили вправо и продолжали путь через дубовые леса до Пикова, довольно большого укрепленного города с замком, принадлежащего одному литовскому вельможе (3 мили) (В XVI веке Пиков принадлежал Кмитам: Симеону (1546) и Филону (1570). В начале XVII столетия (1614) город принадлежал уже кн. Янушу Острожскому; но в промежутке, (1594) по сведениям Ляссоты (см. под 19 июля) он был собственностью Сапеги. — (Dogiel-Limites etc. II, 193. Арх. юго-зап. Рос. ч. VII, т. I. стр. 227, 280)).

25 апреля. Село Голяки (1 миля). Прилуки, большой, новый укрепленный город с замком; в нем находится четыре тысячи домов, расположен над речкою Десныцею, принадлежит князю Збаражскому (3 мили). — Город этот окружен прекрасными обширными и плодородными полями и пашнями, среди которых разбросаны одиноко стоящие маленькие странные домики с бойницами, куда спасаются крестьяне, застигнутые врасплох татарами и [154] защищаются от них; для того каждый крестьянин, выходя на полевые работы, всегда имеет ружье на плече и саблю или тесак у пояса; ибо они весьма часто подвергаются набегам татар и почти никогда не бывают безопасны от них.

26 апреля. Мы оставались в Прилуках.

27 апреля. Хлопицкий отправил двух казаков: Грегора Билоуса (B тексте: Kehor Bialyzis.) и Аннибала, с письмами от императора и от себя к воеводе или господарю Арону в Молдавии. Того же 27 мы прибыли в Погребыще, новый довольно большой город с замком князя Збаражского, лежащий у пoднoжия горы над рекою Росью (5 миль). Дорога ровная, пролегает частью через лес, частью по степи, на пути ни одного поселения.

28 апреля. Переехали по мосту через Рось (1 миля), затем снова через мост на Орехатице (1 миля) до нового села на Роси (2 1/2 мили); обедали. Недалеко оттуда через речку у мельницы до моста на Володарке (1 миля). Розволоже (Ныне село Антонов Сквирского уезда; в народном предании сохранилось имя Розволожье; местность бывшего города указывают на урочище Староселии; здесь есть старое городище в 50 десятин пространством, в котором часто проваливаются погреба и находят много человеческих костей и монет. Похилевич, стр. 234.) новый город с замком кн. Збаражского на реке Роси, впадающей в Днепр близ Черкас (1/2 мили). Здесь встретили запорожцев: Тихона и Семена Ручку, посланных к Хлопицкому с известием, что запорожцы в количестве тысячи человек на сорока челнах желают испытать счастья под знаменем императора; эти новые посланцы подтвердили известие, принесенное раньше Биновским.

29 апреля. Отдыхали там же.

30 апреля. Через речонку Березну (1/2 мили), через речонку Сквиру (1/2 мили), через реку Раставицу (1 миля); обедали. Белая Церковь обширный и новый королевский вольный город на Роси, староство князя Януша Острожского, мы оставили в двух милях вправо и направились к селению Половецкой (1 миля); село Ротулка (2 м.). Оттуда через реку Каменицу в Хвастов [155] или Новый Верещин, новый город на р. Унаве, принадлежащий киевскому бискупу Иосифу Верещинскому, которого мы нашли здесь и три раза были у него в гостях (1 миля).

Пробыли в Хваставе до 4 мая.

2 мая. Семен Ручка отправился обратно в Запорожье, а Тихон остался с нами.

3 мая. Отправил я своего слугу, Фому Глуховского, на встречу Якову Генкелю. От Мормилы, начальника в Розволоже. Тихон получил письмо с достоверным известием, что казаки отправились морем, взяли Турецкий город Белгород, лежащий при устье Днестра в Черное море, разграбили и сожгли его, но не могли овладеть замком, сильно и хорошо укрепленным.

4 мая. Снятинка — небольшой только что основанный городок Верещинского (1 миля); обедали. Васильков — укрепленный город с замком, принадлежащей киевскому митрополиту, на pеке Стугне, впадающей в Днепр в миле выше Триполья (3 мили).

5 мая. Село Хамбиков (В тексте: Chodbiekow.) с мельницею, затем переправились через Стугну и обедали у киевского армянина Мануила (1 миля). Здесь снова потянулись сосновые леса, которых мы не видали, начиная с Прилук, до этого места. Отсюда ехали сосновым лесом до мельницы и новоотстроенного сельца (1 миля). Село Обухов (1 миля). Здесь местность становится возвышенною и гористою до самого Триполья (городок и замок над Днепром, принадлежащей никоему дворянину, называемому Дидко, 1 миля) (Триполье принадлежало древнему Киевскому земянскому роду — Дедовичам, которые в последствии от поместья приняли фамилию Трипольских.).

6 мая. Так как в Триполье невозможно было достать лодки, то мы с Тихоном отправились в Киев на колесах, но по причине сильного разлива мы не могли проехать ближайшею дорогою и потому возвратились опять в Обухов (село 1 миля). Хамбиков (село на Стугне, 2 мили), затем снова к армянину Мануилу, у которого я купил две бочки меду и два мешка крупы; обедали; [156] затем, минуя Васильков, оставшийся в полумиле влево, приехали в Киев (5 больших миль).

7, 8, 9 мая пробыли там, проживая у Пракеки.

Киев был некогда замечательною столицею и особым княжеством, имел собственных повелителей (называемых царями или князьями) из того рода, от которого происходят теперешние великие князья Руси и Московии; он обширен и сильно укреплен, был прежде украшен множеством великолепных церквей и зданий как общественных, так и частных. Это можно заметить по валам, которые окружаюсь город и тянутся дальше вверх по горе, простираясь, как говорят киевляне, на девять миль в окружности, а также по древним развалинам. Особенно замечателен бывший там прекрасный и великолепный собор во имя св. Софии, которому нет равного по обширности и который построен царем Владимиром по образцу собора св. Софии в Константинополе. В настоящее время церковь эта хотя и уцелела, но находится в большом запустении; верхние своды ее, особенно средний, покрыты мозаикою, пол выслан красивыми цветными камнями; на верху галерея или хоры, которых перила от одной колоны до другой состоят из цельных плит синеватого камня с прозрачною резьбою. В одной из плит, находящейся прямо против главного алтаря, есть круглое отверстие, около пол локтя в диаметре, теперь наполненное известью; говорят, что в давние времена помещалось в нем зеркало, в котором посредством колдовства можно было видеть все, что задумаешь, даже на расстоянии нескольких сот миль. Но случилось, что один из киевских князей отправился на войну с язычниками и долгое время пребывал в отсутствии; жена его, обыкновенно ежедневно смотрела в это зеркало, желая знать, что он делает и как поживает ее господин. Но однажды, увидевши между прочим, что он находится в любовных отношениях к пленной язычнице, она в гневе разбила зеркало; пусть впрочем достоверность этого рассказа лежит на ответственности предания. Кроме того на верху можно видеть темную камеру, где князь Владимир замуровал свою [157] жену. Затем с хоров подымаются по винтообразной лестнице в башенку, в которой Владимир, по преданию, имел обыкновение созывать совет; это легкая светлая комнатка, которая носит название столицы Володимира. Можно еще видеть в церкви гробницу княгини Юльзы (В тексте: Juulza.), матери Владимира; там же показывают в деревянном гробу тело одного из митрополитов, обезглавленного татарами, которое и поныне остается нетленным, в чем я лично мог убедиться, ощупывая его руку и голову сквозь льняную ткань, покрывавшую тело (Ляссота осматривал мощи киевского митрополита Maкария, убитого татарами в 1497 году в селе Скрыгалове на берегу Припяти, покоящиеся поныне в Киевософийском соборе.). Дальше показывают гробницу, в которой погребена в железном саркофаге дочь одного из князей. Затем в одном из притворов покоится, в прекрасной гробнице из белого алебастра, сын Владимира, князь Ярослав, вместе с женою; гробница высотою почти в рост человека и сохранилась неповрежденною почти в первоначальном своем виде. В другом, внешнем притворе была некогда гробница Илии Моровлина, известного героя или богатыря, как здесь называют, о котором рассказывают много баснословного; в настоящее время эта гробница разрушена (По свидетельству Кальнофойского в его время (1638) народное название Ильи Муромца, мощи которого покоились уже в Антониевой пещере, было Чоботько; последние Ляссота упоминает ниже при описании Киевопечерского монастыря; очевидно он слышал предание о том, что прежде гробница Ильи Муромца находилась в Софийском соборе, но популярное название угодника счел отдельным лицом.), но другая гробница ого товарища сохранилась в целости в том же притворе.

Около церкви показывают также место, где погребались все те, которые жертвовали на церковь, или участвовали в ее постройке; но здесь нет никакого памятника. Не вдалеке от св. Софии находилась церковь св. Екатерины, в настоящее время разрушенная до основания, остался только кусок одной стены (Брун полагает что, Ляссота ошибочно назвал именем св. Екатерины развалины церкви св. Ирины. Впрочем митрополит Евгений упоминает о древней церкви св. Екатерины на старом городе, вблизи церкви Трех Святителей (Описание Киево-Софийского собора, стр. 209-210)). Следует еще [158] обратить внимание на развалины прекрасных ворот, которые и в настоящее время сохраняют это значение; одни называют их золотыми, иные, железными воротами; это было прекрасное и великолепное здание, на сколько можно представить по уцелевшим остаткам. Из других старинных построек ничего не сохранилось в целости кроме церкви св. Михаила, расположенной также на возвышенности. Это прекрасное здание, в середине ого находится круглый купол, крыша которого вызолочена; внутри также украшено мозаикою, а полы вымощены маленькими цветными камнями. Если войти в храм через главную дверь против большого алтаря, то влево от входа покоятся в деревянном гробу мощи святой дивы Варвары; это была царская дочь, совсем еще молодая девушка лет двенадцати, на сколько можно судить по ее росту; тело нетленно, покрыто тонким льняным покрывалом до самых ног; я прикасался к мощам и нашел совершенно твердыми и неповрежденными; на голове у святой деревянная вызолоченная корона. Там где видны развалины и где стоял некогда старый город, в настоящее время почти совсем нет домов, или очень мало, а современный город выстроен внизу, в долине, на правом берегу Днепра; он занимает довольно значительное пространство, так как почти при каждом доме есть сад. В нем много русских церквей; они почти все деревянные, одна только каменная, стоит на площади. Там находится также кафедра католического епископа, но соборная церковь совсем плохая и деревянная. Здесь живут также армяне, впрочем не особенно зажиточные; они также имеют собственную церковь. Замок стоит высоко, на отдельной горе и обнимает большое пространство; он также не каменный, а деревянный, обмазанный глиною.

В четверти мили от города вниз по Днепру лежит на горе печерский монастырь — обитель, в которой пребывает русский митрополит вместе с своим конвентом, который составляют черные монахи, называемые поэтому чернецами. Церковь [159] прекрасная каменная, в ней можно видеть великолепную мраморную гробницу князя Константина Острожского, отца нынешнего старого киевского воеводы, храброго воина; надпись на ней на русском языке. Сверх того есть устроенная в стене и покрыта известью гробница, в которой похоронены предки теперешних великих князей московских; ибо, как говорят, старые киевские князья и предки упомянутых великих князей происходят от одного рода. От монастыря вниз к реке спускается сад, в котором находится большая пещера вырубленная в горе, в чистой глине со множеством ходов в разные стороны, высотою то в рост человека, или выше, то ниже на столько, что нужно наклоняться при проходе; ширина их такова, что два человека могут разминуться. Здесь с давнего времени имели обыкновение хоронить покойников и тела, лежащие здесь, по большей части еще сохранились нетленными. В числе их я видел между прочими мощи св. Дениса (полагаю что это св. Дионисий), св. Алексея, св. Марка (но не евангелиста), также одного великана и богатыря, называемого Чоботка, о котором рассказывают, будто он однажды, застигнутый врасплох многочисленными врагами в то время, когда он надел один сапог, тотчас вооружился, за неимением другого оружия, другим, который еще не успел обуть, желая дать отпор, и положил на месте всех нападавших, — отчего и получил это прозвище. Далее лежат там в одном каменном гробу два друга, которые, по преданию, при жизни были так неразлучны, что желали и по смерти лежать в одном гробу, один по правую, другой по левую сторону. Но когда один из них выехал на долгое время и затем, возвратившись, узнал, что друг его умер уже за три года перед тем, и, отправившись к могиле, увидел, что покойник не с той стороны положен в гробе, как было условлено между ними, он попросил его посторониться и очистить ему место; мертвец тотчас повернулся, а друг его, еще остававшийся в живых, лег рядом с ним и тотчас же умер, и теперь мертвый лежит рядом с ним. Затем лежат в длинном, узком деревянном корыте мощи угодника, приплывшие в нем из [160] Смоленска вниз по Днепру и приставшие к берегу у монастыря; там же лежит двенадцать строителей монастыря. Далее некто, подстреленный из большого орудия близ Kиeвa; сраженный выстрелом он пришел сюда, тотчас лег и был погребен здесь. Там же, против головы Чоботка, лежат отец с сыном, оба очень рослые люди, у которых еще видны волосы на голове и бороде. В этих пещерах есть два алтаря, у которых совершается обедня в каждое воскресенье. В том месте, где стоит задний алтарь, некогда обрушилась земля во время кончины св. Антония. Об этом событии рассказывают следующее: св. Антоний, бывший в этом монастыре монахом в числе прочих чернецов, призвал однажды всю братию, сказал им сперва поучение, особенно побуждая их к братскому единодушию, затем простился с братиею и, когда пришел на то место, где стоит этот алтарь, земля между ним и братиею обрушилась и разделила их. Когда же они начали копать в этом месте, желая отыскать ого, вспыхнул огонь и прогнал всех; но когда они после того отправились в боковой проход по левую сторону и там попробовали копать, прорвалась струя воды и хлынула на них с такою силою, что залила бы всех, если бы они не оставили работу; еще и в настоящее время можно совершенно ясно и отчетливо видеть следы стремительного прорвавшегося тогда потока. Против того же алтаря стоит деревянный столб, снизу до верху толщиною в один обхват; о нем рассказывают, что если привязать к нему человека, одержимого тяжелею болезнью и продержать так одну ночь, то он избавляется от болезни и выздоравливает. В этих пещерах еще находится одно тело, которого рука и один зуб ежегодно выделяют несколько капель масла; под ними всегда стоят сосуды, куда оно должно стекать. Это масло полезно во многих случаях, но мой проводник забыл мне его показать. Входя в пещеры, каждый должен брать с собою восковую свечу, так как там совершенно темно и легко запутаться среди множества боковых ходов. Там много расщелин и разветвлений, которые заделаны и укреплены деревом для предупреждения обвалов, [161] а вход отделан наподобие того, как это обыкновенно делают в рудниках.

10 мая. Спустились вниз по Днепру до Триполья (6 миль). Я предварительно остановился у Печерского монастыря и посетил церковь и пещеры. Узнали, что Аннибал возвратился из Валахии с ответом императору и Хлопицкому.

11 мая. Вниз по Днепру до Ржищева (укрепленный городок и замок пана Яроша Халецкого, 4 мили).

13 мая. Г. Хлопицкий отправился отсюда к запорожскому войску.

18 мая. Мой слуга, Фома Глуховский, возвратился и сообщил мне, что Яков Генкель с восемью тысячами дукатов находится в Прилуке и ожидает моих распоряжений.

19 мая. Тихон в сопровождении нескольких человек выехал отсюда в Прилуку, чтобы сопровождать Генкеля, к которому я вновь отправил Фому Глуховского.

26 мая. Г. Яков Генкель с деньгами прибыл в Ржищев.

28 мая. Приехали в Ржищев несколько поляков, дворян и военных, и в своих квартирах говорили различные странные речи, давшие нам повод подозревать, что мы не можем долее считать себя вполне безопасными с деньгами. Поэтому мы, посоветовавшись друг с другом, решили на следующей же день, не смотря на большой праздник, продолжать путешествие вниз по Днепру.

29 мая. В день св. Троицы снарядил я Хорвата Иствана с письмами к Е. И. Величеству и г. главнокомандующему фон-Тиффенбаху; затем к вечеру мы выехали из Ржищева и пустились вниз но Днепру до села Ходорова (В тексте: Chorderka.), принадлежащего пану Андрею Халецкому (2 мили).

30 мая. В Терехтемиров, недавно основанный городок, пожертвованный королем Стефаном запорожским казакам на содержание больницы (1 миля). Там обедали у урядника Яна Оссовского. Против Терехтемирова, на другой, левой стороне Днепра, в расстоянии одной мили от реки лежит Переяслав, [162] большой город волынского воеводы, князя Александра Острожского при слиянии двух речек, Трубежа и Супоя (Ляссота смешал Альту, впадающую в Трубеж у Переяславля с Супоем, самостоятельным притоком Днепра, вливающийся в него у Домонтова. В 1594 году старостою переяславским был кв. Александр Острожский.), из них Трубеж, впадающий в Днепр в расстоянии одной лили, сохраняет свое имя. — После обеда прибыли в Канев, королевский город, принадлежащий к черкасскому староству; он лежит на правом берегу Днепра, расположен на высокой горе (3 мили). В расстоянии четверти мили выше города впадает в Днепр небольшая речонка Каневка.

31 мая. До места, где впадает в Днепр река Рось с правой стороны (2 мили). Домонтов — городок и замок на левой стороне Днепра в расстоянии одной мили от берега, принадлежащей князю Домонту (Это был кн. Григорий Домонт представитель литовского рода, издавна поселившегося в Киевской земле. По словам люстраций 1616 и 1631 гг. Домонтовым владела вдова кн. Григория, княгиня Полония Тышанка Домонтовая (Арх. юго-зап. Рос. ч. VII, т. I, стр. 315 и 367)); обедали в 2 милях на днепровском острове. После обеда менее чем в полумиле, прибыли к тому месту, где справа вливается в Днепр речка Мошна. Вверх по этой речке, в расстоянии одной мили, лежит городок Мошны, принадлежащей Вишневецкому; до устья речки Свидовка, впадающей справа в Днепр (2 мили); до Черкас (королевский город и староство, на правой стороне Днепра) — 1 миля; город расположен частью внизу над водою, частью на горе; в нем есть замок, стоящий на отдельной горе, куда ведет деревянный мост из верхней части города. Оттуда до леса, лежащего на правом берегу реки, 1 миля. Там провели ночь. Nota: В расстоянии одной мили выше Канева правый берег Днепра становится возвышенным, таким он остается до Черкас и менее чем в одной миле за этим городом снова понижается.

1 июля. К одному острову по левой стороне, против Белобережья (В тексте Biali Brzeg.), которое расположено справа на материке и у которого [163] существует брод через Днепр. В двух милях оттуда на равнине над рекою Тясьмином лежит новый королевский городок Чигрин, принадлежащий корсунскому староству.

2 июня. До впадения Сулы в Днепр с левой стороны 2 мили. (Эта река выходит из Московии; в восьми милях вверх по ее течению находится городок и замок Вишневецких, называемый Лубны; оттуда до московской границы две мили). Оттуда до острова по левую сторону Днепра не далеко от горы, называемой Пива и лежащей на твердой земле на левом берегу, 2 мили. Здесь обедал, затем до устья реки Тясьмина, впадающей справа в Днепр 2 мили. (Nota: За Тясьмином подымаются земляные холмы, продолжающееся почти непрерывно до самых порогов; там видно множество курганов, называемых здесь могилами, но днепровский берег сам по себе невысок); до старой татарской мечети, стоящей на холме на правом берегу 1/2 мили; до Кременчуга, старого земляного замка или городища на левой стороне 1/2 мили. Тут мы сошли на берег и осмотрели местность; отсюда до реки Псла, которая также впадает слева в Днепр и выходит из Московии, 1 миля; провели ночь немного ниже на острове близ правого берега.

3 июля. До одного острова 4 1/2 мили. Здесь встретили московского посла, Василия Никифоровича, отправленного великим князем также к запорожскому войску с подарками и спустившегося вниз по Пслу; его сопровождал отряд казаков; мы свиделись после обеда и он дал мне понять, что его господин склонен оказать помощь императору, если увидит, что война продолжится, а также, что он разрешает запорожским казакам, которых держал до того времени в своей службе, поступить в распоряжение упомянутого императорского величества, но что тем не менее он и впредь как прежде будет сноситься с ними, с почетом и подарками. Окончив переговоры, мы воротились к лодкам и отправились дальше, с того времени мы оставались вместе пока не приехали в лагерь запорожцев; в тот же день достигли того места, где с левой стороны вливается в Днепр [164] река Ворскла, текущая из Московии (1/2 мили); оттуда до реки Орели, также плывущей из Московии и слева впадающей в Днепр, 3 мили.— Отсюда до острова, лежащего против левого берега 4 м.; здесь обедали. После обеда отправились дальше, но вследcтвие разыгравшейся бури с сильным ветром, дождем и громом, пристали к острову против левого берега не вдалеке от того места, где Самара, по выходе из татарских степей, впадает слева в Днепр, и там провели ночь (1 миля). Отсюда по левую сторону в настоящее время простирается Татария; в старину их кочевья шли и по правую сторону, но с тех пор, как казаки вооружились, татары оставили правый берег.

5 июня. До острова близ порогов, называемого Княжим островом (1 миля). Здесь ночевали, не решаясь плыть дальше по причине непогоды. Nota. Пороги есть водовороты и скалистые места; так как Днепр пролегает дальше среди камней и скал, лежащих частью под водою, частью на ее уровне; поэтому плавание здесь чрезвычайно oпаcнo, особенно во время низкой воды; люди должны в опасных местах выходить и одни удерживают судно длинными канатами, другие опускаются в воду, подымают судно над острыми камнями и осторожно спускают его в воду. При этом те, которые удерживают барку канатами, должны все внимание обращать на стоящих в воде и только по их команде натягивать и отпускать веревку, чтобы судно не натолкнуть на камень, ибо в таком случае оно немедленно гибнет. Таких мест двенадцать, если же причислить к ним еще одно, Воронову забору, то будет тринадцать на протяжении семи миль; названия их приведены ниже; так как казаки проживают ниже порогов, то их поэтому называют запорожцами, что значит, живущие за порогами или каменными грядами.

6 июня. Мы пустились через пороги и до обеда миновали первые шесть порогов; близ первого, называемого Кодак, мы вышли на правый берег, у второго, Сурского, высадились на остров, лежащий у правого берега, при впадении в Днепр речки Суры; у третьего, Лоханского, также сходили на правый берег, а [165] четвертый, называемый Стрельчим проехали; у пятого, называемого Звонец, мы высадились на правый берег у подножия высокой скалы. Шестой порог, Княгинин, мы оставили вправо, объехавши его с левой стороны и затем обедали ниже на Княгинином острове. После обеда прошли через седьмой порог, Ненасытец, близ которого должны были сойти на левый татарский берег и долго замедлили, так как это самый большой и опасный из порогов. Mесто это опасно по причине татар, которые чаще всего производят здесь нападения; еще около трех недель перед тем татары напали на двенадцать городовых казаков, которые хотели спуститься вниз, и перебили их. Поэтому мы поставили на горе стражу для наблюдения, которая приметила вдали четырех татар и дала нам знать; мы тотчас отрядили до двадцати человек из своей свиты в погоню за ними, сами же со всеми остальными держались наготове и следили, не понадобится ли им подкрепление. Но татары, заметив, что мы сильны и держимся на стороже, не стали ожидать нас, а скрылись и исчезли. Пройдя этот порог, мы провели ночь на близлежащем небольшом островке.

7 июня. Прошли восьмой порог, Воронову забору; здесь один из наших байдаков, на котором находились Андрей Затурский, Ян Ганнибал и некто Осцик, наткнулся на камень и потонул; сами они были спасены маленькими лодочками, называемыми здесь подъиздками (В тексте: Padgizdeki), но все их вещи погибли, (Nota: Если считать только двенадцать порогов, Воронова Забора не считается в их числе, а почитается только опасным местом). У девятого порога, Вовнига, мы сами сошли на берег и снесли свои вещи.

Десятый порог, Будило, мы прошли, а за ним пристали к левому татарскому берегу, там обедали. Здесь в настоящее время находится самая обычная и известная из татарских переправ, простирающаяся за остров Таволжанский (В тексте: Towal-Zani.), так как Днепр течет здесь одним только руслом и не слишком широк. Мы нашли здесь много маленьких татарских лодочек, связанных [166] из хвороста и кругом обтянутых свежею кожею. Близ этого порога, на правом берегу скрывались в засаде до четырехсот казаков, которые вытащили свои лодки или челны на землю, а сами, лежали в кустах и зарослях; они были высланы сюда из Сечи, чтобы преградить путь татарам, на случай, если бы часть их задумала переправиться сюда, как того опасались. Одиннадцатый порог Таволжанский мы оставили вправо, обойдя его с левой стороны, а двенадцатый, Лишний (В тексте: Lirzani.), прошли. У тринадцатого, именно Вольного, мы вышли на татарский левый берег и, причаливая к земле, наткнулись на камень, но к счастью нашему судно ударилось своим хорошо укрепленным носом. Близ этого порога впадает в Днепр речка Вольна; здесь оканчиваются пороги в расстоянии семи миль от первого; отсюда до Кичкас 1 1/2 мили. Здесь также существует татарская переправа; Днепр в этом месте очень узок и берега его, особенно левый, весьма возвышенны и скалисты. Отсюда до Хортицы — прекрасного, гористого, обширного и веселого острова, имеющего около двух миль в длину и делящего русло Днепра на две ровные части, 1/2 мили. Здесь мы провели ночь. На этом острове казаки держат зимою своих лошадей. К вечеру упомянутые выше 400 казаков, которые составляли стражу против татар у Будиловского порога, присоединились к нам и отсюда уже вместе со мною отправились в Сечь.

8 июня. До острова возле Белогорья 3 1/2 мили; там обедали. Отсюда до другого острова 5 1/2 миль.

9 июня. Прибыли на остров, называемый Базавлук, лежащий при одном из днепровских рукавов — Чортомлыке, или, как они называют, при Чертомлыцком Днеприще, 2 мили. Здесь находилась в то время казацкая сечь; они выслали на встречу нам несколько более знатных лиц, чтобы приветствовать нас от имени всего их товарищества и при нашем приближении салютовали множеством пушечных выстрелов. Едва мы вышли на берег, как они тотчас же проводили нас в коло. Всего за несколько дней перед тем, именно 31 мая, их вождь Богдан [167] Микошинский отправился в море на 50 судах с 1300 человек; мы просили доложить колу, что мы чрезвычайно обрадованы, найдя все рыцарское товарищество в добром здоровье. Затем, так как вождь был в отсутствии и не все войско находилось в сборе, то мы не пожелали на этот раз изложить свое поручениe, оставляя это до благополучного возвращения гетмана и всех остальных. Они охотно согласились на это, затем мы отправились в свои шалаши (которые они называют кошами) плетенные из хворосту и покрытые сверху лошадиными кожами для защиты от дождя.

Только 18 июня вождь с остальным войском, бывший, как упомянуто выше, в морском походе, возвратился в стан. Он встретил татар при очаковской переправе, имел с ними две схватки, одну на воде, другую на суше, причем взяли в плен раненого в колено знатного татарина, по имени Белека, из числа царских придворных. Но так как турецкие силы, оберегавшие татар от опасности, были слишком значительны, именно состояли из 8 галер, 15 каравелл и 150 сандалов, то казаки принуждены были отступить и не могли воспрепятствовать переправе.

Расспрашивая Белека через переводчика о силах и намерениях татар, я узнал, что хан выступил в поход с двумя царевичами и 80,000 человек, из которых впрочем не более 20,000 вооруженных и способных к войне; и что они должны были, нигде не останавливаясь на долго, прямо идти в Венгрию. Сверх того я узнал, что в Перекопской орде оставалось немного больше 15,000 человек и что хан их, извещенный еще до выступления о некоторых неудачах, которые турки потерпели от венгерского народа Е. И. Величества очень неохотно выступал в поход.

19 июня. По утру вождь посетил нас вместе с некоторыми старшинами и затем принимал у себя. После обеда они выслушали московского посла, который, вручив подарки, открыто изложил перед колом то же самое, о чем говорил со мною раньше в дороге. Но прежде чем выслушать его вождь прислал к нам из кола с просьбою, чтобы аудиенция, данная [168] московскому послу раньше нежели нам, не послужила поводом к недоразумению, ибо им хорошо известно, что его императорское величество стоит выше всех других европейских монархов и что поэтому его послов следовало бы выслушать первыми. Но так как они предполагали, даже отчасти убедились в том, что москвич должен был высказать соображения относительно вербовки сил его императорским величеством, то поэтому они сочли уместным предварительно выслушать его.

20 июня, мы имели аудиенцию и представили письменно в коле наше поручение о вербовке войск. После этого казаки, пригласивши нас выйти из круга, прочли публично нашу грамоту и потребовали, чтобы каждый высказал о ней свое мнение. Когда же, после двукратного воззвания вождя, все продолжали молчать, то присутствующее разделились, как это у них принято при обсуждении важных дел, и образовали два кола: одно, состоящее из старшин, и другое из простого народа, называемого у них чернью. После долгих совещаний, чернь наконец обычными возгласами выразила свое согласие вступить на службу е. и. величества, в знак того бросали вверх шапки. После этого толпа бросилась к другому колу — старшине, угрожая бросить в воду и утопить каждого, кто будет против этого мнения. Поэтому старшины тотчас же согласились на все, не смея противоречить черни, столь сильной и могущественной, когда она приходит в ярость, и только требовали переговорить с нами об условиях. Избраны были 20 депутатов и нас снова пригласили в коло.

Тогда эти депутаты, усевшись на земле посреди большого кола, образовали маленькое коло и после долгих совещаний пригласили нас к себе; мы пришли и уселись среди них. Тогда они изъявили нам свою готовность поступить в службу е. и. величества, не щадя своей жизни. Они по существу согласны были двинуться в Молдавию, переправиться через Дунай и вторгнуться в Турцию, но для исполнения этого предложения оказались многие препятствия, которые удерживали их и заставили совершенно отказаться: во-первых, они не имели достаточного количества лошадей [169] ни для самих себя, ни под орудия, так как татары, во время семи разновременных набегов, предпринятых в течение минувшей зимы, захватили и угнали более двух тысяч лошадей, которых после того не осталось и четырехсот; во-вторых, они не решаются вступить в Молдавию в столь ограниченном количестве наличного войска, именно около 3,000 человек, так как трудно полагаться на господаря, да и сами молдаване от природы непостоянный, изменнический народ, вероломство которого хорошо известно казакам. В-третьих, что при столь незначительном вознаграждении и при такой неопределенности наших предложений, они не могли вступить с нами в договор относительно службы, как мы того требовали, равно как и предпринимать такой дальнейший поход. Потому они требовали, чтобы я облегчил им пути и средства, как запастись лошадьми; они осведомлялись не взялся ли бы я выхлопотать у брацлавского воеводы несколько сот лошадей, как для них самих, так и под орудия. Притом они утверждали, что не имеют обыкновения поступать на службу и идти в поход при неопределенности условий и потому желают, чтобы я заключил с ними договор от имени его импер. величества относительно трехмесячного жалованья и продовольствия их самих и лошадей; тогда они согласны принять предложение и подумают, что делать дальше. На это я ответил относительно лошадей, что мне как иностранцу, не знакомому с Польшею, трудно советовать им что-нибудь; но я не сомневаюсь, что поднявшись вверх по Днепру, они могут запастись лошадьми в своих городах и селах, где они родились и выросли, и где у каждого были родные и знакомые; брацлавский воевода (Кн. Януш Збаражский.), как большой друг их также мог бы снабдить их лошадьми, если бы они того потребовали. Что же касается жалованья, то я не могу входить с ними в переговоры, не будучи уполномочен на то. Его императорское величество иначе бы распорядился если бы они раньше заявили эти требования и вероятно все дело приняло бы [170] другой оборот. Что касается молдавского господаря, то я уверен, что он, при нашем прибытии, объявит себя на стороне императора. Поэтому я советовал им в виду оказанных е. и. вел. милости и доверия, выразившихся в том, что, не смотря на дальний и опасный путь, он прислал им в самый их стан столько значительных и великолепных даров и почестей, равных которым они никогда не получали от другого монарха, с своей стороны оказать довеpиe е. и. в. и, согласно его желанию, подняться вверх по Днепру на Украину, где к ним, без всякого сомнения, тотчас пристало бы много народа; тогда можно было бы с значительными силами пройти Валахию до Дуная, настичь татар и преградить им дальнейший путь. Исполнивши это они могут быть уверены в том, что е. и. в. как верховный монарх, не станет поступать вопреки своему достоинству и величию, а напротив, убедившись в их доброй воле и преданности и усмотревши начало этого в их службе. — наградить их с такою щедростью, которая может значительно превзойти требуемое ими жалованье, на славу себе и к их вящей выгоде. На это они снова отвечали мне и призывали Бога в свидетели, что все они охотно готовы служить е. и. в., но что существуют важные причины, уже выслушанные мною, препятствующие им на этот раз предпринимать столь отдаленный поход. Тем не менее, чтобы е. и. в. мог убедиться в их покорнейшей преданности, они намерены немедленно отправить к нему своих послов, уполномоченных заключить с императором условие относительно их содержания; между тем они обещают сами позаботиться о приобретении лошадей и не оставаться в бездействии, но ради службы императора готовы отправиться в море и, если погода будет благоприятствовать, употребить все усилия к тому, чтобы напасть на Килию и Бабадаг, два знаменитые турецкие города, лежащие на Дунае выше его устья в Черное море, или же попытаются разрушить Перекоп, главный город крымских татар, отстоящий всего в 26 милях от Сечи по прямому пути, но если ехать морем, то расстояние несколько больше. На это я отвечал, что [171] задуманный ими морской поход, при других обстоятельствах мог бы считаться услугою, но так как он но соответствует планам и намерениям е. и. в., то по моему мнению не может считаться за особую заслугу, тем более, что не преградит пути во владенье императора татарам, которые уже переправились за Днепр и теперь находятся на пути в Венгрию и не отвлечет части турецких сил. Между тем эти два предмета и составляют собственно главную цель нашего посольства. Итак, я по-прежнему предложил от имени Его Императорского величества тотчас подняться, двинуться в Валахию, постараться настигнуть татар и преградить им путь в Венгрию; тогда им можно будет от границ Валахии снарядить посольство к императору для переговоров относительно их продовольствия. Без всякого сомнения Е. И. В., видя, что они не остаются в бездействии, а напротив, служа ему, храбро действуют против неприятеля, тем с большею милостью и благосклонностью отнесется к их просьбе при переговорах.

Затем, когда асаулы (начальники, которых можно приравнять поручикам) обошли вокруг большое коло и все сказанное изложили прочим казакам, чернь снова отделилась, образовала особое коло и после новых совещаний опять выразила согласие громкими восклицаниями, сопровождавшимися бросанием шапок вверх. Когда мы вслед за тем вышли из кола, тотчас загремели войсковые барабаны и трубы, сделано было десять пушечных выстрелов, а ночью пущено еще несколько ракет. Но в тот же вечер некоторые беспокойные головы вместе с более зажиточным казаками, каковы например охотники или владельцы челнов, ходили из хаты в хату и смущали простой народ, указывая на отдаленность и опасности пути, предостерегали, убеждали пораздумать о том, что они намерены предпринять, чтобы не раскаиваться впоследствии. Они указывали на незначительность присланной казакам суммы, на которую невозможно продовольствовать такое количество людей в таком далеком походе, тем более что в числе их много людей бедных; затем спрашивали, куда они намерены употребить эти деньги — на покупку хлеба или на покупку [172] лошадей, причем ставили на вид, будто е. и. в. может завлечь их далеко в глубь страны и затем, когда минует надобность, оставить их ни при чем, особенно если они не имеют никакого определенного письменного обеспечения, скрепленного его печатью. Такими и подобными речами они так настроили простой народ, что те, собравшись снова в коло на утро следующего дня, 21 июня, пришли к совершенно противоположному заключению, а именно: что при столь неопределенных условиях они никак не могут и не хотят выступать в поход, тем более, что им неизвестно, действительно ли существуют обещанные деньги или нет, и от кого они могут быть получены, так как им не представлено никакой грамоты от е. и. в., равно как и письменного удостоверения в том, что им действительно будут уплачены добавочные суммы и подарки. Наконец они прислали в наше помещение нескольких казаков, чтобы сообщить нам такое решение. На это я отвечал, что им легко было бы убедиться в том, что эти деньги присланы действительно е. и. в. и что я сам от себя не мог бы предложить им таких даров. Что, наконец, было бы безрассудно с моей стороны обнадеживать их в получении суммы, если бы она действительно не существовала и тем накликать беду на свою голову. Напротив они могут быть уверены в том, что получат эти деньги, как только согласятся на условия, предложенные нами от имени е. и. в. Наконец, в подтверждение своих слов, я показал им также свою инструкцию, скрепленную императорскою печатью. Когда же эти посланные возвратились в коло с моим ответом, а чернь, не смотря на это, продолжала упорствовать в своем решении, то вождь и некоторые из старшин, в особенности Лобода, прежний гетман, при котором Белгород был разрушен, всячески просили и уговаривали их хорошо обдумать, что они делают, и не отвергать милостивых предложении императора, которые они должны бы почитать за великое счастье. В противном случае они рискуют по меньшей мере подвергнутся всеобщему позору и посмеянию, если откажутся теперь от участия в таком похвальном предприятии, [173] направленном против закоренелого врага христианства, и если не пожелают выступить в поход, не смотря на милостивое предложение, сделанное им столь могущественным монархом.

Но когда они и после всех этих доводов настаивали на прежнем решении, то вождь, тут же среди кола, в гневе отказался от своего достоинства и сложил свою должность, мотивируя отказ тем, что он не может и не хочет оставаться вождем людей, которые так мало дорожат своею славою, честью и добрым именем. После этого коло разошлось.

После обеда асаулы снова созвали в коло весь народ, иных даже загоняли туда киями. Прежде всего собрание просило Микошинского принять обратно начальство, что он и исполнил. Затем слышались разные странные речи о Хлопицком; говорили между прочим, что он своими ложными предложениями ввел в заблуждение не только е. и. в., но и всех нас и их самих. Иные даже открыто выражали намерение бросить его в воду, чем привели его в большое замешательство.

По всему ходу дела легко можно понять, какую фальшивую роль играл Хлопицкий при дворе, а также и то, что он, почти по всем пунктам, сообщал е. и. в. ложные сведения. Ибо, во-первых, он выдавал себя за казацкого гетмана, каким в действительности никогда не был и даже, не мог надеяться на этот титул, как это я понял из слов старшины. Во-вторых, он вовсе не был послан запорожским войском к е. и. в., а только, проживая незадолго перед тем в Киеве в среде казаков и толкуя по своему слова некоторых из них о том, каким бы образом заявить о себе е. и. в., он тотчас же подхватил эти слова и, без ведома их, отправился предложить императору их услуги, заметивши, что дело идет к войне с турками. Это рассказал нам сам Микошинский.

В-третьих, он утверждал, что число казаков простиралось от 8 до 10 тысяч, что также не верно, ибо спустившись к ним, я застал всего около трех тысяч человек. Правда, они могут, при желанье, собрать еще несколько тысяч войска, [174] если призовут к оружию всех тех казаков, приписанных к запорожской общине, которые проживают в различных городах и селах. В-четвертых, он утверждал, что они удовольствуются дарами е. и. в. и тотчас по получении их готовы будут двинуться, куда направит их е. и. в., что также не оправдалось.

Так как Хлопицкий, по правде сказать, своим самозванством сам подал повод к серьезным недоразумениям, которые можно было бы предотвратить, если бы он действовал прямо, то я неоднократно и в таких сильных словах выговаривал ему его легкомысленное поведение, что совсем смутил его и не раз заставил обливаться слезами и потом, выступавшим на лбу, так как он и сам хорошо сознавал, что не прав и видел ясно, что его жизнь в моих руках и если бы я захотел, ему бы плохо пришлось.

23 июня. Казаки с утра собрались в коло и прислали к нам в квартиру нескольких депутатов, которые убеждали нас не думать, будто они не желают поступать в службу е. и. в., но что главным препятствием к тому является хорошо известный нам самим недостаток лошадей; не будь этого обстоятельства, они знали бы, что делать. В ответ на это, я предложил составить и передать в коло те условия, какие мог бы заключить с ними, после чего они снова воротились в собрание передать товарищам мое предложение и затем разошлись. Между тем я приказал написать свои условия, они с своей стороны тоже начали писать грамоту с обозначением тех условий, на которых они считают возможным на этот раз поступить в службу е. и. в. А после обеда, собравшись снова в коло, они не захотели ждать, пока я предъявлю им свои пункты, и поспешили прислать ко мне нескольких из своей среды со своими письменными условиями, на которые требовали моего ответа; содержание их следующее:

Условия, переданные полным собранием запорожского войска послам Римского И. В. 1) Получивши прошедшею весною перед Светлою неделею письмо от Римского И. В. пана нашего [175] милостивого, присланное сюда за пороги через нашего товарища, пана Станислава Хлопицкого, мы, узнав от пленных, что в Белгороде собирается пешее и конное войско турецкого султана и что оно должно отсюда направиться в Венгрию, призвали на помощь всемогущего Бога и отправились туда же попытать счастья от имени е. и. в.; прошли всюду с огнем и мечем, положили на месте до 2,500 вооруженных людей и до 8,000 простого народа. Затем, когда вышеназванный товарищ наш Хлопицкий передал нам присланные е. и. в. знамя и трубы, мы с благодарностью приняли столь важные клейноты и, получивши точные известия о том, что крымский хан намеревался со всею своею силою переправиться через Днепр у Очакова, мы направились туда же вместе с своим начальником, желая воспрепятствовать их переправе. Но, заставши там весьма значительные турецкие силы, как морские, так и сухопутные, мы боролись с ними, насколько позволяли наши слабые силы, дважды атаковали их, вступали в перестрелку и, благодаря Бога, увели одного знатного пленника.

В-третьих, мы обязываемся во все продолжение этой войны с турками, всегда действовать против неприятеля с присланным от императора знаменем и трубами, преследовать врага на его земле и истреблять его земли огнем и мечем.

В-четвертых, по примеру наших предков мы сами всегда и во всякое время готовы жертвовать жизнью за христианскую веру; мы не отказываемся делать это и впредь; но, зная хорошо вероломство язычников и молдаван, не решаемся отправляться в поход под таким важным клейнодом как знамя е. и. в. и в сопровожден ваших милостей, так как нам хорошо известно, что не мало честных людей и добрых христиан было изменнически предано молдавским господарем в руки язычников. В виду всего этого нам невозможно, за такую плату, предпринимать такой отдаленный поход при таком недостатке лошадей, как для нас самих, так и под орудия.

В-пятых, мы желали бы послать к е. и. в. посольство, состоящее из пана Станислава Хлопицкого и двух других из [176] наших товарищей, с тем, чтобы они представили ему от нашего имени белгородского пленника и два янычарских значка, изложили бы все возникшие недоразумения и окончательно условились бы относительно нашего содержания.

В-шестых, между тем, до возвращения нашего посольства, мы намерены, с Божьей помощью и в присутствии ваших милостей, вторгнуться в землю язычников, если возможно будет, до самого Перекопа, или куда направит нас воля Всемогущего и дозволит состояние погоды, и от имени е. и. в. истребить все огнем и мечем.

В-седьмых, если необходимость укажет, чтобы его императорское величество обратился письменно к его королевскому величеству и чинам Польши и исхлопотал нам свободный проход через их владения, мы надеемся, что в этом не будет отказано е. и. величеством.

В-восьмых, равным образом необходимо будет написать к великому князю московскому с просьбою прислать сюда отряд войска, для того чтобы мы могли соединенными силами идти на встречу неприятелю до самого Дуная, или куда укажет необходимость, и могли бы померяться с ним.

Выслушав эти пункты, я опять вышел из кола, возвратился в свой шалаш и просидел в нем безвыходно весь этот день, но убедившись в том, что они не намерены отступать от своих условии, на следующий день, 24 июня, послал в коло ответ на предъявленные мне условия.

Ответ на предъявленные казаками условия:

«Из переданных нам условий мы поняли, что ваши милости, охотно готовы поступить на службу к е. и. в., но по трем причинам находите невозможным выполнить это так, как предложено нами, а именно: 1) вследствие недостатка в лошадях; 2) вследствие того, что в. м. не решаются в таком малом количестве вступать в пределы Молдавии, зная предательский и вероломный характер этого народа и 3) что в. м. не можете [177] предпринять отдаленного похода при таком малом вознаграждении и неопределенных условиях.

Поэтому вы желаете послать г. Хлопицкого с двумя из своих товарищей к е. и. в., уполномочив их заключить с императором договор относительно вашего содержания. Так как мы не можем дать на это в. м. удовлетворительного ответа, а между тем сами видим, что иного выхода быть не может, то нам приходится довольствоваться и этим. Но мы желаем также, вместе с вашими уполномоченными, послать кого-нибудь из среды нас к е. и. в. и предлагаем немного повременить с посольством до того времени, пока мы, с Божьею помощью, благополучно возвратимся из счастливого похода на Перекоп; тогда мы могли бы явиться к е. и. в. с приятною вестью. Что же касается писем к королю и штатам польским, а также к великому князю московскому, то в. м. могут включить эти пункты в инструкции своим послам для представления е. и. в., который всемилостивейше разрешит все это в желательном смысле. Наконец, мы считаем целесообразным, чтобы в. м. по возможности скорее обратились к в. к. московскому с просьбою выслать предложенное им вспомогательное войско против турок с такою поспешностью, чтобы оно могло прибыть сюда до возвращения вашего посольства от е. и. в.

Причины, по которым я не хотел разрывать сношений с казаками, а напротив считал полезным удержать их в службе е. и. в. были следующие:

1) Предполагая, что начатая с турками война протянется не год и не два, я считал полезным привлечь на нашу сторону таких храбрых и предприимчивых людей, которые с юных лет упражняются в военном деле и превосходно изучили того врага, с которым почти ежедневно имеют дело, т. е. турок и татар.

2) Содержание этого войска обходится значительно дешевле, нежели наемных солдат других народностей, так как их начальники довольствуются общими паями, не требуя больших окладов (что составляет, обыкновенно не малую сумму). При том же [178] они имеют собственную артиллерию и многие из них умеют обращаться с орудиями, так что при них становится излишним нанимать и содержать особых пушкарей.

3) Так как великий князь московский также принял участие в этом деле и через своих послов приказал объявить казакам (которых он также считает своими подчиненными), что они могут вербоваться на службу е. и. в., то я не решался прервать сношений с ними из опасения, чтобы великий князь не обиделся и не отказал в присылке обещанного вспомогательного войска, о котором говорил мне и его посол.

4) Я не мог подыскать другого места, где с таким удобством могло бы присоединиться к нам вспомогательное войско великого князя как именно здесь, откуда оно может быть направлено всюду, куда укажет необходимость.

5) Когда я увидел и даже отчасти не без серьезной опасности на опыте убедился в том, что эти переговоры с казаками противны планам канцлера (Т. е. польского канцлера Яна Замойского.), — я счел тем более необходимым продолжать поддерживать их, чтобы он не мог склонить их на свою сторону и тем самым подкрепить и усилить те вредные интриги, какими он занят был в то время (чего следовало опасаться).

6) Если бы я даже сразу прекратил с ними переговоры, то все же должен был бы уплатить им деньги сполна, так как они считали эти деньги заслуженными за два похода, совершенные уже от имени е. и. в., а именно: один поход под Белгород, который они разрушили, и другой, когда они пытались преградить татарам переправу под Очаковым, хотя и безуспешно по причине значительного превосходства турецких сил.

7) Так как внутренние отношения в Польше по-видимому грозили переворотом в непродолжительном времени, то я считал делом чрезвычайной важности заручиться дружбою этой общины, которая не только пользуется огромным влиянием на Украине [179] (т. в. в Волыни и Подолии), но на которую оглядывается и целая Польша.

24 июня. Я вручил им 8,000 дукатов золотом в открытом поле, посредине которого развивалось водруженное в землю знамя е. и. в. Они тотчас разостлали на земле несколько татарских кобеняков или плащей, какие они носят обыкновенно, высыпали на них деньги и приказали некоторым из старшин сосчитать их. После того я снова вышел из кола и возвратился в свой шалаш, но собрание долго еще не расходилось.

В последующие дни они очень усердно собирались в коло и наконец пришли к иному решению: послать Хлопицкого не к е. и. в., а к в. к. московскому (Дипломатические сношения В. К. Федора Ивановича с запорожцами были вызваны отношениями императора Рудольфа II к Московскому двору. Еще в 1593 году имперский посол в Москве, Варкоч, заявил между прочими делами, что ему поручено разузнать в какие отношения император может стать к запорожским казакам: казаки эти заявили желание поступить на службу к императору, потому император готов их принять, если это не нарушит их верной службы Великому князю; притом Варкоч осведомлялся насколько казаки пригодны для военного дела. Очевидно в Праге имели весьма смутные понятия о Запорожье и полагали, что оно находится в зависимости от В. К. московского. Не выводя имперского посла из заблуждения, ему сообщили характеристику запорожцев: «казаки очень полезны для захватывания добычи, для опустошения земли неприятельской, для внезапных наездов; но, с другой стороны, это народ неукротимый, жестокий и непостоянный; они лучше других войск переносят голод, но им нельзя вверять крепостей, пусть они ищут себе корму в земле неприятельской». Притом Московское правительство обещало послать им приказ — велеть идти к цесарю на помощь.

Результатом этого обещания и была посылка в Запорожье Василия Никифоровича и его дружелюбные отношения к Ляссоте, во время их встречи на пути. В 1594 году в Москву действительно приехал Хлопицкий просить от имени запорожцев вспомогательного отряда для похода в Турцию; он выдавал себя за лицо уполномоченное императором и предъявил верительное письмо императора, данное совместно на имя великого князя, волошского господаря Аарона и брацлавского воеводы кн. Збаражского. — Хлопицкому ответили, что это письмо считают оскорбительным, и что его, за нарушение дипломатических обычаев следовало подвергнуть опале, но государь ради дружбы с императором Рудольфом решил его простить и отпустить к цесарю — а приказ свой по данному делу уже отправил к гетману Богдану Микошинскому. (Соловьев — история России, т. XII, стр. 337-342)), а на место его избрали [180] депутатами Саська Федоровича и Ничипора, которые должны были вместе со мною отправиться к е. и. в. и условиться с ним относительно вознаграждения за их службу и содержание. Между тем Яков Генкель должен был оставаться среди них для того, чтобы иметь возможность своевременно доносить е. и. в. обо всем, что они сделают в его пользу за это время. Поход в Татарию к Перекопу, также отлагается до благоприятного времени.

1 июля. Я простился в полном собрании с начальником и всем запорожским рыцарством; они с своей стороны благодарили меня за понесенные мною труды и одарили куньею шубою и шапкою из черных лисиц; затем вручили своим послам письмо к императору и полномочия следующего содержания:

Письмо от войска запорожского к е. и. величеству.

Божью милостью августейший и непобедимейший христианнейший император, всемилостивейший государь! Всепокорнейше и чистосердечно передаем в. и. в., как верховному главе всех христианских королей и князей, самих себя и свою всегда верную и всеподданнейшую службу. Желаем в. и. в., пану нашему милостивому, и просим у Бога всемогущего телесного здравия и счастливого царствования над христианскою страною и чтобы Всемогущий Бог унизил и поверг под ноги в. и. в. врагов св. креста, турецких бусурман и татар; также чтобы даровал в. и. в. победу, здравие и все блага, каких вы сами желаете. Всего этого желает в. и. в. все войско запорожское верно и чистосердечно.

Посланный к нам, запорожскому войску, по воле и приказанию в. и. в., с значительными дарами, наш товарищ Хлопицкий, в настоящее время полковник (т. о. начальник над 500 казаками), бывший в прошедшем, 93 году у в. и. в., пана нашего милостивого, по причине многих опасностей и препятствий, какие он претерпел вместе с послами в. и. в.: Эрихом Ляссотою и Яковом Генкелем, на пути через польские владения, прибыл к нам только около праздника св. Троицы. Тем не менее мы задолго до их прибытия, а именно за три недели перед Пасхою, повинуясь всемилостивейшему приказанию в. и. в., [181] выраженному в присланной и объявленной нам здесь за Порогами копии с письма в. и. в., не хотели медлить, но следуя примеру наших предков, промышлявших рыцарским обычаем и как люди, всегда готовые служить в. и. в. и всему христианству, по обыкновению нашему призвали Бога на помощь и на счастье в. и. в. пустились в морской поход недели за две до Пасхи, т. е. в опасное время года, рискуя жизнью и здоровьем. Узнавши за верное от пленных татар, что в Белгороде собралось много войска, конницы и пеших янычар, откуда, по приказанию их государя, турецкого султана, должны вторгнуться в венгерскую землю в. и. в., мы успели, с помощью всемилостивейшего Бога, верховного Владыки, на счастье в. и. в. разрушить и опустошить огнем и мечем пограничный турецкий город Белгород, при чем перебили несколько тысяч человек, как воинов, так и простого народа; почему и посылаем в. и. в. одного пленника из разоренного города и два янычарских значка.

Затем также в недавнее время, крымский хан, желая вторгнуться во владения в. и. в., прибыл со своим войском к устью Днепра и Буга, близ Очакова, мы, под знаменем в. и. в., пытались отрезать ему переправу; но вследствие значительного превосходства его сил, как сухопутных на конях, так и морских на галерах и кораблях, не могли оказать им должного сопротивления. Однако мы два раза вступили с ними в стычку и захватили знатного пленника, которого также послали бы к в. и. в., если бы он не был тяжело ранен. Но Ляссота, который сам беседовал с ним и расспрашивал о многом, донесет в. и. в. обо всем, что узнал от него. Свидетельствуем свою почтительность как нижайшие слуги в. и. в. за присланные вашею императорскою милостью ценные для нас, как людей рыцарских, подарки: знамя, трубы и наличные деньги. Дай Бог, чтобы мы могли с пользою служить в настоящем морском походе, который намереваемся с Божьею помощью предпринять от имени в. и. в.; подробности о нем благоволите всемилостивейше выслушать в словесном донесении от посланника в. и. в. Ляссоты, равно [182] как и от наших послов, Саська Федоровича и Ничипора (оба сотники нашего войска запорожского).

Покорнейше просим в. и. в., как государя христианского милостиво и с полным доверием выслушать этих наших послов, уполномоченных трактовать о нашем деле. Полковника же нашего Хлопицкого мы отправили с грамотами в. и. в. и нашею к в. к. московскому, как христианскому государю и благорасположенному приятелю в. и. в., прося его прислать нам помощь против турок, что для него не составит затруднения, в виду близости его границы, а отсюда его войску легко уже будет проникнуть в Валахию или дальше.

Просим также в. и. в. обратиться с грамотою к его королевскому величеству и к чинам польского королевства о том, чтобы каждый казак, на основании охранной их грамоты, мог свободно и беспрепятственно выступать в поход, выходить из их страны и возвращаться на родину.

Доводим также до сведения в. и. в., что количество нашего запорожского войска достигает шести тысяч человек старых, отборных казаков, не считая хуторян, проживающих на границах. В виду отдаленности пути мы присоединили к упомянутым нашим послам и начальникам еще двух из нашего товарищества. Предлагая еще раз себя и нашу службу со смирением милостивому благоволению в. и. в., пребываем преданнейшими слугами.

Дано в Базавлуке, у днепровского рукава Чортомлыка 3 июля, 1594 г.

Полномочия запорожских послов:

Я, Богдан Микошинский, вождь запорожский, купно со всем рыцарством вольного войска запорожского, сим удостоверяем, что мы с ведома и согласия нашего рыцарского кола отправляем к в. и. в., пану нашему милостивому, этих наших послов, сотников нашего войска: Саська Федоровича и Ничипора уполномочиваем их покончить наше дело с в. и. в, нашим всемилостивейшим государем, и просим всеподданнейше доверять им во [183] всем, равно как и всему нашему войску, обязываясь этою грамотою и нашим рыцарским словом в том, что во всем удовлетворимся решением, какое состоится между указанными нашими послами и в. и. в. и во всем беспрекословно подчинимся этому решению.

В удостоверение чего и для большей верности выдали мы нашим послам эту верительную грамоту, скрепленную внизу печатью нашего войска и собственноручною подписью нашего войскового писаря, Льва Вороновича. Дано в Базавлуке, при Чортомлыцком рукаве Днепра, 3 июня, 1594 г.

Первого июля перед вечером прибыли сюда двое посланных от Наливайка, знатного казака, за несколько лет до того служившего киевскому воеводе против запорожцев, в то время, когда эти последние находились в открытой вражде с воеводою; поэтому запорожцы были враждебно настроены против него и считали его неприятелем. Посланные эти сообщили, что Наливайко с двумя или двумя с половиною тысячами своих казаков настиг татар уже в пределах Молдавии, отбил у них и угнал от трех до четырех тысяч лошадей. Но узнавши, что запорожское войско в настоящее время страдает от недостатка лошадей, он готов разделить с ними добычу и подарить им от 1,500-1,600 голов, чтобы отныне навсегда оставаться их другом. Но так как честное рыцарство подозреваете его во враждебных намерениях, то он желает явиться лично в их коло, сложить посреди него свою саблю и попытается оправдаться от взводимых на него обвинений. Если же и после того рыцарское коло по-прежнему признает его неправым, то он сам предложит отрубить ему голову его собственною саблею. Однако ж он надеется, что они удовлетворятся его объяснениями, признают их основательными и навсегда будут считать его своим другом и братом, ибо, что касается прошлого, то он состоял на службе у киевского воеводы еще раньше их войны с последним; когда же возникшая между ними недоразумения окончились войною, тогда уже собственная честь не позволяла ему оставить воеводу, своего господина, которого хлеб [184] он ел задолго перед тем и в службе которого состоял и в данное время. Вот почему он принужден был сражаться за него с его врагами (Из дневника Ляссоты мы получаем новый факт для биографии Налевайка — сведение об его участии в походе волынских панов против Косинского в 1593 году, кончившемся поражением казаков под Пяткою.).

2 июля. Повидавшись предварительно с московским посольством, я около полудня отплыл из Базавлука (Mесто Сечи, в которой был Эрих Ляссота определил г. Эварницкий. — Это остров Базавлук, лежащий возле села Грушевки, херсонской губ. и уезда (Запорожье, т. I, стр. 257)) на турецком сандале вместе с запорожскими послами: Саськом Федоровичем и Ничипором и с двумя сопровождавшими их казаками; в ту минуту, когда мы отчаливали от берега, войско запорожское приветствовало нас звуками войсковых барабанов и труб и пушечными выстрелами. В тот же день мы проехали мимо Мамайсурки (В тексте: Mamaissor.), древнего городища (т. е. валов, окружавших древнее укрепление), лежащего на татарской стороне; затем мимо речки Белозерки, текущей из татарской степи и образующей озеро при впадении своем в Днепр, при котором также находится городище или земляная насыпь, окружавшая в древности большой город. Далее мимо Каменного Затона, залива Днепра также на татарской стороне с очень скалистым берегом, от которого и получил свое название. Здесь татары обыкновенно переправляются через Днепр в зимнее время, когда река покрыта льдом; здесь же производится выкуп пленных (odkup). Отсюда начинается высокий вал, который тянется по степи вплоть до Белозерки, а подле него лежит большой каменный шар, свидетельствующий о том, что в древности здесь происходило большое сражение. Затем пришли к Микитиному-рогу, который лежал налево от нас и не вдалеке оттуда ночевали на острове близ русского берега.

3 июля. Прошли мимо Лысой горы по левой, русской стороне и Товстых Песков, больших песчаных холмов на татарском берегу; затем, почти тотчас миновали устье Конских [185] Вод; здесь речка Конские Воды, текущая из татарской степи, окончательно впадает в Днепр, хотя и перед тем, еще выше, она несколько раз соединяется с некоторыми озерами и днепровскими заливами, от которых снова отделяется и возвращается в степь. Затем миновали три речки, называемый Томаковками и впадающие в Днепр с русской стороны; по имени их назван и знаменитый остров. Затем мимо Конской Пропойны, где речка Конская сливается с днепровскими заливами на татарской стороне; мимо Аталыковой долины, находящейся также на татарской стороне и мимо Хрворой (?) горы, лежащей на противоположной русской стороне. Далее миновали Семь Маяков (иссеченные из камня изображения, числом более двадцати, стоящие на курганах или могилах на татарском берегу); затем прошли мимо двух речек: Карачокрака и Янчокрака, также впадающих в Днепр с татарской стороны, и мимо стоящей напротив на русской стороне Белой горы. Далее прошли мимо Конской Воды, которая здесь еще впервые сливается с днепровским заливом и образует остров, на котором находится древнее городище Курцемаль (?), затем другой остров Дубовый град, получивший название от большого дубового леса. Затем прошли через Великую Забору, — остров и скалистое место на Днепре близ русского берега, напоминающее порог. Немного дальше на другом острове остановились на ночлег (9 миль).

4 июля. Миновали две речки, называемый Московками и впадающие в Днепр с татарской стороны; отсюда до острова Хортицы 1 миля; остров этот лежащий на русской стороне имеет 2 мили в длину. Пристали к берегу пониже острова Малой Хортицы, лежащего не вдалеке от первого; здесь находится замок, построенный Вишневецким лет 30 назад и впоследствии разрушенный турками и татарами. Близ этого острова впадают в Днепр с русской стороны три речки, называемые Хортицами, от которых и оба острова получили свое имя. К вечеру мы переправили вплавь своих лошадей с острова, где они паслись, на русскую сторону и там провели ночь. [186]

5 июля. Пустились верхом через незаселенный дикие степи, переехали вброд речку Суру, здесь обедали и кормили лошадей, проехав около 5 миль; заметив на одном кургане или могиле маяк, т. е. поставленную на нем каменную статую мужчины, мы подъехали и осмотрели ее. После обеда проехали около трех миль до одной возвышенности и здесь ночевали подле кургана.

6 июля по утру снова переплыли Суру и речку Домоткань и пришли к другой болотистой речке — всего около 4 миль. Здесь кормили лошадей, но перед тем, не доходя этой речки, встретили медведя и застрелили его. После обеда прошли до речки Самоткани (В тексте: Czawostkan. Ляссота ошибся в перечне речек: подвигаясь с юга, он прежде переправился через Самоткань и потом через Домоткань, а не обратно.), переправились через нее (около 2 м.) и здесь снова кормили. До этого места степь совершенно обнажена, нигде не видно ни одного дерева, но отсюда уже начинаются заросли, называемые у них байраками, а самая местность становится несколько гористою. К вечеру проехали Омельник Ворскальский (около 2 м.) и немного дальше ночевали в пещере.

7 июля, снова через Омельник Ворскальский; в трех милях от него остановились кормить лошадей; затем прошли еще две речки, у последней вторично кормили (около 5 миль). Под вечер пpиехали к горе (1 миля).

8 июля. До речки Конотопи около 3 миль; здесь кормили. Отсюда в Чигрин, королевский город на р. Тясьмине, принадлежащий к корсунскому староству и подведомственный в данное время некоему Даниловичу.

9 июля — до источника, называемого Мордва, 2 мили; там ночевали среди поля.

10 июля — до Черкас королевского города на Днепре, с замком и староством, 5 миль.

11 июля. До речки Свидовка, через которую переправились (1 миля), до речки Лозовок 1 миля; до речки Мошны 1/4 мили. Там встретили на мосту запорожского посла, бывшего у канцлера. [187] До Мошна, нового городка на р. Мошне, принадлежащего Вишневецким 1/4 мили. Там кормили, затем проехали еще 1/2 мили и ночевали в дубовом лесу.

12 июля — до речки Роси 1 1/2 мили; немного дальше кормили лошадей у Каменча, каневского хутора (как здесь называют мызу); затем до Курчича (тоже каневского хутора) 2 мили; там опять кормили. Отсюда через речку Росаву, мимо известной могилы, называемой Дуплинаста (Невозможно восстановить по настоящей карте маршрута Ляссоты через каневский уезд от Мошен, до Липового рога. Хутора: Каменча и Курчич или названы у него искаженными именами или же переменили с того времени названия. Могила, мимо которой он проезжал, названа в тексте De pliephena sta. Нам кажется, что в этом, искаженном переписчиком названии скрывается слово Дуплинаста, т. е. могила с дуплом, с выемкою.). Далее через Липовый Рог до Ржищевского (В тексте: «Kriszczowischen gutor».) хутора, лежащего в расстоянии одной мили от этого города, 3 мили; здесь ночевали.

13 июля. Через речку Кагарлык до р. Ольшаницы, 4 мили; затем через другую речку, 1/2 мили. Здесь кормили; после обеда проехали через речку Коснику, через р. Красну, впадающую в Днепр у Триполья; через речку Руток, приток Роси; далее через Ольшанку, приток Днепра, за Белоцерковский хутор (3 м.) здесь ночевали в поле.

14 июля. Мимо Белой Церкви, королевского города на р. Роси с замком и староством, который остался влево от нас в расстоянии двух гонов (2 мили); до корчмы над речкою Каменицею, 1 миля. Здесь остановились кормить; после обеда, через р. Каменицу до села Растовного (1 миля); отсюда через речку Раставицу до р. Сквиры; здесь по причине половодья, мы прошли вплавь и все наши вещи отдельно перенесли на другую сторону (1 миля). Через речку Березну (l 1/2 м.) до Розволожа, города с замком, лежащего на Роси и называемого также Володаркою (l 1/2 мили).

15 июля. Отдыхали на месте. [188]

16 июля. Через речку Володарку 1/2 мили; до ручья, на котором стоит мельница, 1 миля; до моста через другую речку 1 1/2 м.; через Орехотицу, которая в то время сильно разлилась, так что мы принуждены были идти в брод и разгрузивши наши вещи, переносить их на другую сторону (1 миля); не вдалеке отсюда ночевали в поле.

17 июля, через Рось, 1 миля, Погребище город и замок на Роси (1 м.); здесь обедали; после обеда через красивый лес до хорошего колодца, 2 м.; оттуда до места ночлега в поле, 2 1/2 мили.

18 июля. До Прилук, города с замком, 1 1/2 мили.

19 июля. До села Голяк 3 м.; отсюда через речку Соснову до Пикова, города с замком, принадлежащего Сапеге из Литвы, 1 миля.

20 июля. До Хмельника, небольшого городка с замком на p. Буге, который омывает город с двух сторон, 3 мили. Здесь обедали; затем через возвышенность, поросшую дубовым лесом, до села Тесы (В тексте: Tysyka.) (2 м.). Отсюда через речку Тес и дальше до Летичева, города с замком на р. Волке, принадлежащего Потоцкому, 2 мили. Межибож, город с каменным замком Сенявского, лежащий между реками Богом и Божком, которые сливаются здесь, после чего Божок теряет свое название (2 мили).

21 июля. До села Голосков 1 миля; до села Дашковичи, принадлежащая Станиславу Белецкому, с которым я беседовал (1 миля). На пути я узнал, что войско брацлавского воеводы, выступившее против татар, возвратилось назад, получивши извеcтиe о том, что последние уже вторглись в Венгрию.

22 июля. До Проскурова, небольшого городка с замком, отданного в потомственное владение Влодеку. Город лежит над прекрасным озером, которое делит его на две части; здесь речка Проскуровка впадает в Буг (2 мили); в расстоянии одной мили оттуда останавливались в поле кормить лошадей. [189]

Затем проехали еще одну милю до Черного Острова, города с замком, принадлежащего киевскому воеводе, мы оставили этот город вправо в расстоянии менеe 1/8 мили Маначин город и замок Вишневецких, расположенный над большим прудом (3 мили).

23 июля. Волочиска, город и замок князей Збаражских (1 миля); Базар, город брацлавского воеводы в расстоянии менее 1/8 мили от Збаража, также город с замком (4 мили).

24 июля. Вишневец город и замок над р. Горынью (3 м.), село Горынка (2м.). Замок Кременец — лежит на высокой горе, отсюда мы вступили в горную цепь, которая все время оставалась у нас по левую руку до самого Львова.

26 июля. До моста на р. Икве 1 малая миля. Орля, новый городок с замком, принадлежал одной вдове (1 миля). Село Суходол, (3 мили); село Кадлубичи Жолкевского (1 миля).

27 июля. Олеско — город и замок (1 м.); Бог, село на р. Боге, в расстоянии около 2 миль от его истоков (1 1/2 мили). Затем подошли в речке Злочовке и здесь обедали. Город Глиняны (2 м.), село Билка (2 мили).

28 июля. Село Лисеничи (2 1/2 м.); обедали. Львов (1/2 м.), село Кресна (1 м.).

29 июля. Возвратились во Львов; обедали (1 м.); опять в Кресну (1 м.). Отсюда местность становится гористее; Шкло — село и целебные воды (5 миль).

30 июля. Яворов — небольшой городок с замком со староством, принадлежащий канцлеру (1 миля); через прекрасный буковый лес до села Свидницы (2 м.); обедали. Ярослав — город и замок князя Александра Острожского, на р. Сане (5 м.); здесь переправлялись через Сан у самого замка.

31 июля. До Преворска, города, окруженного стенами, принадлежащего князю Янушу Острожскому (2 м.). Кощина по-немецки Кош, немецкое поселение, принадлежащее к Ярославу (2 м.); обедали. Ланцут — город и замок пана Стадницкого (1 миля). Nota: В этом городе, а также на одну милю в окружности, народонаселение говорит по-немецки. Говорят, что эти немцы [190] переселены сюда из Пруссии, после того как поляки одержали над ними победу...

— (Следует дальнейшее описание пути Ляссоты через Чехию и Германию, до Регенсбурга (по 24 августа). Затем следуют заметки необозначенные числами).

... Сентября, передал я свой отчет господам тайным советникам на руки г. Рудольфа Карадуция.

... Я и казаки были удостоены милостивой аудиенции, в присутствии тайных советников, при чем казаки поднесли е. в. два турецких знамени.

... Г. Карадуций объявил мне, что е. и. в. и гг. тайные советники остались вполне довольны моими действиями и подробным отчетом и что в скором времени последует ответ как мне, так и казакам.

... Г. Карадуций объявил мне от имени е. и в., что хотя он и постановил всемилостивейше принять казаков в свою службу, но что переговоры относительно их жалованья и содержания они должны вести с главнокомандующим в верхней Венгрии, г. Христофом фон-Тифенбахом; потому мы должны отправиться в Вену, где можем его застать.

... После того как е. и. в. каждому из казацких послов передал деньги на путевые расходы, сверх того каждому выдал денежные награды и заплатил за нас в гостинице, мы уселись на дунайское судно и в тот же день...

___________________________

Этими словами заканчивается дневник Эриха Ляссоты.