ФРАНСУА ДЕ ЛАРОШФУКО

МЕМУАРЫ

Последние годы правления кардинала Мазарини я провел не у дел, на что обыкновенно обрекает опала; тогда я описал те волнения времен Регентства ¹, которые произошли у меня на глазах. Хотя участь моя изменилась, досуга у меня нисколько не меньше: я захотел использовать его для описания более отдаленных событий, в которых по воле случая мне нередко приходилось участвовать.

Таково было положение дел, когда королева Английская отправилась к королю, своему супругу. Сопровождали ее герцог ¹⁵ и герцогиня Шеврез. Церемония встречи доставила герцогу Бекингему столь желанный для него случай показать себя и управляемое им королевство во всем блеске великолепия, и он принял г-жу де Шеврез с почестями, какие мог бы воздать столь любимой им королеве. Герцогиня Шеврез вскоре покинула двор английского короля и вместе со своим мужем герцогом вернулась во Францию; она была встречена Кардиналом как лицо, преданное королеве и герцогу Бекингему. Тем не менее он пытался привлечь ее на свою сторону и заставить служить ему, шпионя за королевой. Больше того, на какое-то время он даже поверил, что г-жа де Шевреэ благосклонна к нему, но при всем этом, не очень полагаясь на ее обещания, принял и другие меры предосторожности. Он захотел принять их также и в отношении герцога Бекингема; и зная, что у того существует в Англии давняя связь с графиней Карлейль ¹⁶, Кардинал, разъяснив графине, что их чувства сходны и что у них общие интересы, сумел так искусно овладеть надменной и ревнивой душой этой женщины, что она сделалась самым опасным его соглядатаем при герцоге Бекингеме. Из жажды отмстить ему за неверность и желания стать необходимою Кардиналу она не пожалела усилий, чтобы добыть для него бесспорные доказательства в подтверждение его подозрений относительно королевы. Герцог Бекингем, как я сказал выше, был щеголем и любил великолепие: он прилагал много стараний, чтобы появляться в собраниях отменно одетым. Графиня Карлейль, которой было так важно следить за ним, вскоре заметила, что с некоторых пор он стал носить ранее неизвестные ей алмазные подвески. Она нисколько не сомневалась, что их подарила ему королева, но чтобы окончательно убедиться в этом, как-то на балу улучила время поговорить с герцогом Бекингемом наедине и срезать у него эти подвески, чтобы послать их Кардиналу. Герцог Бекингем в тот же вечер обнаружил пропажу и, рассудив, что подвески похитила графиня Карлейль, устрашился последствий ее ревности и стал опасаться, как бы она не оказалась способной переправить их Кардиналу и тем самым не погубила королевы. Чтобы отвести эту опасность, он немедленно разослал приказ закрыть все гавани Англии и распорядился никого ни под каким видом не выпускать из страны впредь до обозначенного им срока. Тем временем по его повелению были спешно изготовлены другие подвески, точно такие же, как похищенные, и он отправил их королеве, сообщив обо всем происшедшем. Эта предосторожность с закрытием гаваней помешала графине Карлейль осуществить задуманное, и она поняла, что у герцога Бекингема достаточно времени, чтобы предупредить выполнение ее коварного замысла. Королева, таким образом, избегла мщения этой рассвирепевшей женщины, а Кардинал лишился верного способа уличить королеву и подтвердить одолевавшие короля сомнения: ведь тот хорошо знал эти подвески, так как сам подарил их королеве. [9]

У Кардинала в то время зарождалось намерение разгромить партию гугенотов и обложить осадою Ла-Рршель. Эта война так пространно описана, что было бы бессмысленно задерживаться здесь на ее подробностях. Общеизвестно, что герцог Бекингем прибыл с сильным флотом, чтобы помочь Ла-Рошели, что он напал на остров Ре и, не овладев им, отступил после постигшей его неудачи; но далеко не все знают, что Кардинал обвинил королеву в том, будто это предприятие было задумано герцогом Бекингемом сообща с нею, чтобы принудить к заключению мира с гугенотами и доставить герцогу предлог возвратиться ко двору и свидеться с королевою. Эти замыслы герцога Бекингема оказались тщетными: Ла-Рошель была взята, а герцог убит вскоре после своего возвращения в Англию ¹⁷. Кардинал с жестокосердною прямотой выражал свою радость по случаю его гибели; он позволил себе язвительные слова о скорби королевы и стал снова надеяться.

После взятия Ла-Рошели и разгрома гугенотов король отбыл в Лион для наведения порядка в итальянских делах и для оказания помощи Казале ¹⁸. Именно тогда, как мною указано выше, я вступил в свет ¹⁹; из итальянской армии, в которой был полковником Овернского полка, я возвратился ко двору и стал с некоторым вниманием подмечать происходившее у меня на глазах. Уже тогда говорили о размолвке между королевой-матерью и кардиналом Ришелье и предугадывали, что она должна повести к весьма значительным последствиям, но предугадать, чем это все завершится, было еще нелегко. Королева-мать поставила короля в известность, что Кардинал влюблен в королеву, его супругу. Это сообщение возымело действие, и король был им чувствительно задет. Больше того, казалось, что он расположен прогнать Кардинала и даже спросил королеву-мать, кого можно было бы поставить вместо него во главе правительства; она, однако, заколебалась и никого не решилась назвать, то ли опасаясь, как бы ее ставленники не оказались королю неприятны, то ли потому, что не успела договориться с тем, кого хотела возвысить. Этот промах со стороны королевы-матери явился причиной ее опалы и спас Кардинала. Король, ленивый и робкий, страшился бремени государственных дел и не желал потерять человека, способного снять с него этот груз. Кардинал же, получив в свое распоряжение достаточно времени и все необходимые средства, сумел рассеять ревность короля и оградить себя от происков королевы-матери. Однако, еще не чувствуя себя в силах сломить ее, он не упустил ничего, что могло бы поколебать ее положение. Она же, со своей стороны, сделала вид, что искренно помирилась с ним, но ненависть к нему затаила навсегда.

Вскоре после этого король занемог и настолько опасно, что все сочли его болезнь безнадежной. Королева-мать, видя, что он на краю могилы, задумала опередить Кардинала. Она приняла решение арестовать его, как только умрет король, и заточить в Пьер-Ансиз, поручив надзор за ним г-ну д'Аленкуру, коменданту Лиона ²⁰. Говорили, что Кардинал позднее [10] узнал от герцога Монморанси имена и суждения всех присутствовавших на созванном королевой и враждебном ему Совете и в дальнейшем обрушил на них те самые кары, каким они хотели подвергнуть его.

После выздоровления короля двор возвратился в Париж, и королева-мать, переоценив свое могущество, снова ополчилась на Кардинала в День Одураченных ²¹. Этот день получил такое название из-за произведенных им внезапных переворотов и притом тогда, когда влияние королевы представлялось наиболее незыблемым и когда король, чтобы быть ближе к ней и уделять ей больше заботы, поместился в особняке чрезвычайных послов близ Люксембургского дворца ²². Однажды, когда король затворился наедине с королевою, она опять стала жаловаться на Кардинала и объявила, что не может больше терпеть его у кормила государства. Понемногу оба собеседника начали горячиться, и вдруг вошел Кардинал. Королева, увидев его, не могла сдержать своего раздражения: она принялась упрекать его в неблагодарности, в предательствах, которые он совершил по отношению к ней, и запретила ему показываться ей на глаза. Он пал к ее ногам и пытался смягчить ее своею покорностью и слезами. Но все было тщетно, и она осталась непреклонной в своей решимости.

Молва об опале Кардинала распространилась немедленно. Почти никто не сомневался, что он окончательно низложен, и придворные устремились толпой к королеве-матери, чтобы разделить с ней ее мнимое торжество. Но когда стало известно, что король в тот же день уехал в Версаль и что туда же за ним последовал Кардинал, все стали раскаиваться в этом изъявлении своих чувств. Кардинал колебался, следует ли и ему туда ехать, но кардинал Лавалетт ²³ убедил его не терять короля из виду и не останавливаться ни перед чем, чтобы выстоять. Королеве советовали сопровождать короля и не оставлять его в таких обстоятельствах наедине с его собственной неуверенностью и лукавыми уловками Кардинала, но боязнь томиться в Версале от скуки и жить там без привычных удобств оказалась для нее непреодолимым препятствием, и столь разумный совет был ею отвергнут. Кардинал ловко воспользовался таким положением дел и, овладев волею короля, заставил его согласиться на опалу королевы-матери. Немного спустя она стала узницей, и ее бедствия длились до конца ее дней ²⁴. Они достаточно хорошо известны, равно как и то, что в своем падении она увлекла за собой большое число знатных особ: великий приор Вандом ²⁵ и маршал Орнано ²⁶ умерли в тюрьме несколько раньше; герцог Вандом ²⁷ все еще пребывал в заключении; принцесса Конти ²⁸ и герцог Гиз ²⁹, ее брат, были изгнаны; маршал Бассомпьер ³⁰ отправлен в Бастилию; маршалу Марийаку ³¹ отрубили голову; его брата ³², хранителя печати, отстранили от должности, чтобы передать ее г-ну де Шатонефу ³³. Мятеж Месье ³⁴ привел на эшафот герцога Монморанси; хранителя печати де Шатонефа, которого отец герцога, коннетабль Монморанси ³⁵, взрастил как своего пажа, принудили стать судьей герцога; вскоре после этого и сам де Шатонеф был брошен в тюрьму, тогда как [11] г-жа де Шеврез была сослана в Тур ³⁶, причем ни за тем, ни за другою не было никакой вины, кроме близости к королеве и того, что они вместе с ней позволяли себе колкие насмешки над Кардиналом. Герцог Бельгард, главный шталмейстер, последовал за Месье. Мой отец подвергся, как и большая часть двора, преследованиям со стороны Кардинала: его заподозрили в том, что он привержен Месье, и он получил приказание удалиться в одно из принадлежавших ему поместий, находившееся невдалеке от Блуа.

Столько пролитой крови и столько исковерканных судеб сделали правление кардинала Ришелье ненавистным для всех. Мягкость регентства Марии Медичи была еще памятна каждому, и все вельможи королевства, видя себя поверженными, считали, что после былой свободы они впали в рабство. Я был воспитан в подобных воззрениях, и то, о чем я говорил выше, меня еще больше в них укрепило; владычество кардинала Ришелье показалось мне вопиющей несправедливостью, и я решил для себя, что партия королевы — единственная, к которой по долгу чести мне подобает примкнуть. Королева была несчастлива и гонима, и любовная страсть, которую испытывал к ней Кардинал, оборачивалась для нее нестерпимыми притеснениями. Ко мне она относилась с большой добротой и дарила меня знаками своего уважения и доверия. Я состоял в тесной дружбе с м-ль де Отфор ³⁷, очень юной и наделенной пленительной красотой; отменно добродетельная и бесконечно преданная своим друзьям, она была очень привязана к королеве и ненавидела Кардинала. Король, по-видимому, влюбился в нее, едва она вышла из детского возраста, но так как эта любовь нисколько не походила на обычную мужскую любовь, он ни разу не позволил себе покуситься на целомудрие юной девицы. Его настойчивое внимание доставило ей в большей мере добрую славу, чем осязательные блага, и он больше выказывал ей свою страсть длительным и тягостным для нее ухаживанием и вспышками ревности, чем милостями, которые ей расточал. Она с полным доверием делилась со мною всеми своими заветными чаяньями и мыслями, хотя я был еще очень молод; она же убедила королеву ничего не скрывать от меня. М-ль де Шемро ³⁸, фрейлина королевы, была также очень молода и восхитительно хороша; при этом прелесть ее ума влекла к ней не менее ее красоты. Она отличалась веселым, живым и задорным нравом, но ее насмешки всегда бывали тонкими и мягкими. Королева ее любила; м-ль де Шемро поддерживала особенно тесную дружбу с м-ль де Отфор и со мною и тем самым содействовала укреплению еще большей близости между нами.

Итак, было бы достаточно и гораздо менее веских оснований, чтобы ослепить человека, еще почти ничего не успевшего повидать, и повести его по пути, который обрек его стольким невзгодам. Мое поведение вскоре навлекло на меня неудовольствие короля и Кардинала, и отсюда пошла длинная череда опал, сделавших мою жизнь столь беспокойной и нередко побуждавших меня принимать в крупных событиях участие не в пример [12] большее, нежели то, какое обычно отводится в них частным лицам. Но так как я не притязаю писать историю и намерен говорить о себе лишь тогда, когда это будет иметь прямое отношение к людям, с которыми я был.связан общностью стремлений и дружбой, то и касаться я буду только того, в чем был лично замешан, поскольку все остальное общеизвестно.

В 1635 году последовало объявление войны королю Испании ³⁹, и маршалы Шатильон ⁴⁰ и Брезе ⁴¹ вступили во Фландрию во главе двадцатитысячной армии, дабы соединиться с принцем Оранским ⁴², который начальствовал над голландцами. Он стал главнокомандующим, и эти два корпуса, вместе взятые, насчитывали более сорока тысяч человек. Еще до этого соединения армия короля выиграла битву при Авене ⁴³ и разгромила испанские войска под командованием принца Томазо ⁴⁴. Несколько молодых людей из знатных семейств приняли участие в этом деле как волонтеры; я был в их числе. Столь блистательная победа вызвала зависть принца Оранского и внесла разлад между ним и маршалами Шатильоном и Брезе. Вместо того, чтобы извлечь выгоду из такого значительного успеха и поддержать свою добрую славу, он распорядился разграбить и сжечь Тирлемон, чтобы тем самым покрыть позором оружие короля и запятнать его ненужной жестокостью; он осадил Лувен, не имея намерения его захватить, и настолько ослабил французскую армию непрерывными тяготами и нехваткой во всем, что к концу похода она оказалась неспособной самостоятельно возвратиться тем же путем, каким прошла ранее, и была вынуждена вернуться морем. Я вернулся вместе со всеми находившимися при ней волонтерами, и мое пребывание среди них принесло им несчастье, ибо нас всех прогнали из армии под предлогом, что мы слишком вольно говорили о происходившем во время похода; но основною причиною этого было желание короля доставить себе удовольствие, огорчив моим удалением от двора королеву и м-ль де Отфор.

Второй год этой войны подал врагам Кардинала множество поводов осуждать его образ действий. Объявление войны и намерение сокрушить Австрийский царствующий дом, с давних пор лелеемое этим столь великим правителем, вообще рассматривали как нечто дерзкое и сомнительное, а теперь все это представлялось и вовсе безумным и пагубным. Было известно, что испанцы, не встретив сопротивления, взяли Капель, Катле и Корби и что остальные пограничные крепости снабжены и укреплены нисколько, не лучше; что войска слабы и плохо дисциплинированы; что не хватает пороха и артиллерии; что неприятель вступил в Пикардию и ему открыт путь на Париж. Изумлялись и тому, как мог Кардинал стиль легкомысленно поставить на карту величие короля и безопасность государства, не предусмотрев всех этих бедствий, и тому, что уже на второй год войны у него остался единственный выход — созвать ополчение. Эти слухи, распространившись по всему королевству, [13] оживили различные группировки и породили среди врагов Кардинала умыслы на его власть и даже на самое жизнь.

Между тем король с теми войсками, которые ему удалось собрать, выступил в Амьен; Месье был при нем. Командование своей армией король поручил графу Суассонскому ⁴⁵, молодому принцу прекрасного телосложения, но ума посредственного и подозрительного, надменному, спесивому и врагу кардинала Ришелье. Он не снизошел до сближения с Кардиналом и отказался от брака с г-жой Комбале, его племянницей. Этот отказ больше, чем все его добрые качества, привлек к графу Суассонскому уважение и дружеские чувства всех тех, кто не был зависим от Кардинала. Сент-Ибар ⁴⁶, Варикарвиль ⁴⁷ и Бардувиль ⁴⁸, люди неуживчивые, беспокойные и необщительные, притворявшиеся, что они — сама добродетель, завладели волей этого принца. При посредничестве графа Монтрезора ⁴⁹, который, не в меру усердствуя в подражании Сент-Ибару и Варикарвилю, ни в чем не отступал от их образа действий и взглядов, они установили между Месье и графом Суассонским тесное единение для совместной борьбы с Кардиналом.

Как бы внушителен ни был этот союз Месье с графом, он все же оказался чересчур слабым, чтобы одними интригами пошатнуть положение Кардинала. Поэтому обратились к другим средствам и решили убить его, когда смогут сделать это с полной уверенностью в успехе. Такой случай вскоре представился. Однажды король держал совет в небольшом замке на расстоянии одного лье от Амьена, и там присутствовали Месье, граф и Кардинал. По окончании совещания, торопясь возвратиться в Амьен, король отбыл первым, тогда как Кардинала и обоих принцев на полчаса или чуть дольше задержали некоторые дела. Сент-Ибар, Монтрезор и Варикарвиль стали побуждать упомянутых принцев поторопиться с осуществлением задуманного, но из-за робости Месье и нерешительности графа эта возможность была упущена. Кардинал догадался о грозящей ему опасности: на его лице отразилось смятение; он покинул Месье и графа и поспешно уехал. Я находился при этом и, хотя решительно ничего не знал об их замысле, задал себе недоуменный вопрос, как мог Кардинал, при всей его предусмотрительности и трусости, отдаться на волю своих врагов и как они, несмотря на страстное желание разделаться с ним, упустили столь верную и столь трудно достижимую возможность.

Продвижение испанцев вскоре было остановлено. Король отвоевал Корби ⁵⁰, и кампания завершилась гораздо успешнее, чем началась. Мне не разрешили остаться на зиму при дворе, и я был вынужден уехать к отцу, жившему у себя в поместье и все еще находившемуся в строгой опале ⁵¹.

Г-жа де Шеврез, как я сказал, была выслана в Тур. Королева хорошо отозвалась ей обо мне, и она выразила желание повидаться со мной. Вскоре между нами завязалась очень тесная дружба. Эта близость стала [14] для меня не менее злополучной, чем для всех тех, с кем герцогиня бывала близка. Я оказался посредником между королевою и г-жой де Шеврез. Мне позволяли посещать армию, не позволяя оставаться при дворе, и при поездках туда и обратно я нередко получал опасные поручения от той и другой.

Опала моего отца наконец кончилась, и я вместе с ним возвратился в окружение короля, и притом в то самое время, когда королеву стали винить в тайных сношениях с маркизом Мирабелем, испанским послом. На эти сношения посмотрели как на государственную измену, и королева почувствовала себя как бы подследственной, чего еще никогда не испытывала. Некоторые из ее слуг были арестованы, шкатулки с бумагами отобраны; Канцлер ⁵² допросил ее, как простую подсудимую; предполагалось заточить ее в Гавре, расторгнуть ее брак с королем, дав ей развод. В этой крайности, покинутая всеми, лишенная всякой опоры и решаясь довериться лишь м-ль де Отфор и мне, она попросила меня тайно увезти их обеих и препроводить в Брюссель ⁵³. Какие бы трудности и опасности ни видел я в таком плане, могу смело сказать, что за всю мою жизнь ничто не доставило мне большей радости. Я был в том возрасте, когда жадно рвутся к делам необыкновенным и поразительным, и находил, что нет ничего заманчивее, как похитить королеву у короля, ее мужа, и одновременно у кардинала Ришелье, который постоянно преследовал ее своей ревностью, а также отнять м-ль де Отфор у влюбленного в нее короля. К счастью, положение изменилось: на королеве не оказалось вины, дознание Канцлера доставило ей оправдание, и г-жа д'Эгийон ⁵⁴ смягчила кардинала Ришелье. Нужно было спешно известить обо всем г-жу де Шеврез, чтобы она не успела поднять тревогу и не искала спасения в бегстве. Королеву вынудили поклясться, что впредь она не будет иметь с ней никаких сношений, и, таким образом, не было никого, кроме меня, кто мог бы рассказать ей обо всем происшедшем. Королева и возложила на меня эту заботу. Я сослался на необходимость возвратиться в отцовский дом, где в то время болела моя жена, и пообещал королеве успокоить г-жу де Шеврез и передать ей все, что мне поручалось. Пока я беседовал с королевой и пока она не исчерпала всего, что собиралась сказать, у дверей ее комнаты, дабы нас не застали врасплох, находилась только ее статс-дама г-жа де Сенесе ⁵⁵ — моя родня и приятельница. Но тут вошел г-н де Нуайе ⁵⁶ с бумагой, принесенной им королеве на подпись: в ней были пространно изложены правила ее поведения в отношении короля. Увидев г-на де Нуайе, я тотчас же откланялся королеве и вслед за тем отправился откланяться королю.

Двор тогда пребывал в Шантийи, а Кардинал — в Руайомоне; мой отец находился при короле. Он торопил меня с отъездом, опасаясь, как бы моя преданность королеве не навлекла на нас новых неприятностей. Он и г-н де Шавиньи ⁵⁷ привезли меня в Руайомон. И тот и другой не преминули красочно изобразить мне опасности, в которые могло [15] повергнуть нашу фамилию мое поведение, уже давно неприятное королю и внушавшее подозрения Кардиналу, и они решительно заявили, что мне никогда больше не видеть двора, если я позволю себе отправиться в Тур, где была г-жа де Шеврез, и если не порву с ней отношений. Это столь недвусмысленное приказание поставило меня в крайне трудное положение. Они предупредили меня, что за мною следят и что все мои поступки станут досконально известны. Но поскольку королева настоятельно просила меня подробно сообщить г-же де Шеврез о допросе, который снял с нее Канцлер, я не мог освободить себя от обязанности известить герцогиню обо всем происшедшем. Я дал моему отцу и г-ну де Шавиньи обещание, что ее не увижу; я и вправду не виделся с нею, но попросил Крафта ⁵⁸, английского дворянина, нашего общего друга, уведомить ее от моего имени, что мне запрещено ее видеть и что крайне необходимо, чтобы она прислала ко мне верного человека, через которого можно было бы передать все то, что я сообщил бы ей при свидании, если бы посмел выехать в Тур. Она выполнила мое пожелание и была оповещена обо всем, сказанном королевою Канцлеру, равно как и о данном им слове оставить ее и г-жу де Шеврез в покое при условии, что всякие сношения между ними будут прекращены.

Это спокойствие длилось для них, однако, недолго. И все — из-за нелепой ошибки, снова обрушившей на г-жу де Шеврез несчастья, которые преследовали ее в течение десяти или двенадцати лет и которые из-за целой цепи неотвратимых случайностей стали также причиною моих собственных. В те дни, когда Канцлер допрашивал в Шантийи королеву и она так страшилась за свою собственную судьбу, опасалась она и того, как бы не подверглась преследованиям г-жа де Шеврез. И вот м-ль де Отфор условилась с г-жой де Шеврез, что если она пришлет ей часослов в зеленом переплете, то это будет знаком, что дела королевы оборачиваются благоприятно и что все обойдется; но если присланный часослов будет переплетен в красное, то это явится предупреждением г-же де Шеврез, чтобы она позаботилась о своей безопасности и возможно поспешнее покинула королевство. Не знаю, кто из них допустил ошибку, но только взамен часослова, долженствовавшего ее успокоить, г-жа де Шеврез получила тот, который поселил в ней уверенность, что и она, и королева погибли. И вот, ни с кем предварительно не посоветовавшись и не вспомнив о сделанном мной сообщении, г-жа де Шеврез решила перебраться в Испанию. Она доверила свою тайну архиепископу Турскому ⁵⁹, восьмидесятилетнему старцу, уделявшему ей больше внимания, чем приличествовало человеку его возраста и сана. Происходя из Беарна и имея родню на испанской границе, он вручил г-же де Шеврез указания, каким путем ей надлежит следовать, и рекомендательные письма, которыми счел нужным снабдить ее. Она переоделась в мужское платье и верхом пустилась в дорогу, не имея при себе женщин и сопровождаемая только двумя мужчинами. В спешке отъезда она забыла, сменяя одежду, о врученных [16] ей архиепископом Турским путевых указаниях и рекомендательных письмах и не взяла их с собой, что обнаружила, лишь проехав пять или шесть лье. Это досадное обстоятельство заставило ее отказаться от первоначального плана, и, не зная, куда направиться дальше, она и ее спутники, все на тех же конях, добрались за день до места, отстоявшего на одно лье от Вертея ⁶⁰, где я тогда находился. Она прислала ко мне одного из своих людей, чтобы он рассказал о ее плане пробраться в Испанию, о том, что она потеряла запись своего маршрута и что, страшась, как бы ее не узнали, настоятельно просит меня не видеться с нею, но дать ей верных людей и снабдить лошадьми. Я немедленно выполнил ее пожелания и собирался в одиночку выехать ей навстречу, чтобы в точности узнать от нее самой, каковы причины ее отъезда, столь несообразного с тем, о чем я ее недавно поставил в известность. Но так как мои домашние видели, что я с глазу на глаз разговаривал с каким-то не захотевшим назвать себя человеком, они сразу же пришли к выводу, что у меня произошла какая-то ссора, и не было ни малейшей возможности отделаться от многих дворян, которые изъявили желание отправиться вместе со мной и которые, быть может, узнали бы г-жу де Шеврез. Итак, я с нею не встретился. Ее благополучно проводили в Испанию, преодолев тысячу опасностей, причем некая дама, у которой она остановилась проездом, сочла ее более целомудренной и более жестокой, чем это свойственно мужчинам такой наружности. С границы она переслала мне с одним из моих людей драгоценности стоимостью в двести тысяч экю, прося меня принять их как дар, если она умрет, или возвратить, если она об этом попросит. На следующий день ⁶¹ после отъезда г-жи де Шеврез в Тур прибыл отправленный ее мужем нарочный, чтобы сообщить ей то, о чем я ее уже известил, а именно, что дело королевы улажено. Больше того, ему было поручено передать г-же де Шеврез поклон от имени Кардинала. Этот нарочный, пораженный тем, что не нашел ее, обратился к архиепископу Турскому и заявил, что с того спросят за этот побег. Добряк, испугавшись угроз и огорченный отсутствием г-жи де Шеврез, рассказал нарочному все, что ему было известно, и указал дорогу, по которой она должна была следовать; он отрядил своих людей в погоню за ней и написал ей все, что, по его мнению, могло убедить ее возвратиться. Но поездка, начатая из-за ложной тревоги, была продолжена из-за утери записи маршрута, о чем я уже упоминал выше. Ее и моя злая судьба заставили герцогиню покинуть тот путь, на котором ее, без сомнения, можно было бы разыскать, и она свернула к Вертею, чтобы так некстати обременить меня обвинением в содействии ее проезду в Испанию. Это столь непостижимое бегство, и притом тогда, когда дело королевы пришло к счастливому завершению, возродило подозрения короля и Кардинала, ибо, не зная всех обстоятельств, они пришли к убеждению что г-жа де Шеврез не приняла бы столь поразительного решения, если бы сама королева не сочла его необходимым для их общей безопасности. Королева же, со своей [17] стороны, не могла догадаться о причине этого поспешного бегства, и чем больше побуждали ее объяснить, что его вызвало, тем больше она опасалась, что примирение с нею было неискренним и что г-жой де Шеврез желали располагать лишь затем, чтобы, сняв с нее показания, дознаться о том, о чем она умолчала в своих. Между тем отправили президента Винье ⁶² для выяснения обстоятельств бегства г-жи де Шеврез. Он выехал в Тур и, проследовав той же дорогой, которой держалась она, прибыл в Вертей, где я тогда находился, чтобы допросить моих слуг и меня, поскольку мне вменялось в вину, что я склонил г-жу де Шеврез к отъезду и помог ей переправиться во враждебное королевство. Я ответил, в полном согласии с истиной, что ни разу не видел г-жи де Шеврез, что не могу отвечать за решение, принятое ею помимо меня, и что я не имел возможности отказать даме столь высокого положения и из числа моих добрых друзей в людях и лошадях, когда она обратилась ко мне с такой просьбой. Однако все мои доводы не помешали мне получить приказание явиться в Париж, дабы дать отчет в своих действиях. Я тотчас повиновался, чтобы единолично понести кару за свой поступок и оградить моего отца от опасности вместе со мной подвергнуться ей, если бы я оказал неповиновение.

Маршал Ламейере ⁶³ и г-н де Шавиньи, которые были дружески ко мне расположены, немного смягчили гнев Кардинала. Они сказали ему, хотя это было неправдой, что я — молодой человек, связанный с г-жой де Шеврез узами более прочными и более нерасторжимыми, нежели дружеские, и пробудили в нем желание лично поговорить со мной, чтобы попытаться извлечь из меня все, что я знаю. Я это понял. Обращаясь ко мне с отменною вежливостью, он все же преувеличил значительность моего проступка и последствия, могущие от него проистечь, если я не постараюсь его загладить, признавшись во всем, что мне известно. Я ответил ему в духе прежних моих показаний, и так как он счел меня более невозмутимым и более сдержанным, чем обычно бывали представшие перед ним, то разгневался и совершенно неожиданно заявил, что у меня остается один-единственный путь — в Бастилию. На следующий день меня отвез туда маршал Ламейере, на протяжении всего этого дела относившийся ко мне с большой теплотой и добившийся от Кардинала слова, что я пробуду там всего лишь неделю.

Недолгое время, проведенное мною в Бастилии, представило мне ярче, нежели все, что мне довелось видеть ранее, ужасающую картину владычества Кардинала. Я увидел там маршала Бассомпьера, столь хорошо известного своими заслугами и приятными качествами; я увидел маршала Витри, ⁶⁴ графа Крамая, ⁶⁵ командора Жара, ⁶⁶ Фаржи, ⁶⁷ Кудре-Монпансье, ⁶⁸ Вотье ⁶⁹ и бесчисленное множество особ всякого звания и обоего пола, несчастных и изнуренных длительным и жестоким заключением. Лицезрение стольких страдальцев усилило во мне прирожденную ненависть к правлению кардинала Ришелье. Ровно через неделю после [18] того, как маршал Ламейере доставил меня в Бастилию, он же прибыл извлечь меня из нее, и я вместе с ним отправился к Кардиналу в Рюэль ⁷⁰ принести ему благодарность за возвращенную мне свободу. Я нашел его суровым и неприступным. Я не стал оправдываться в своем поведении, и мне показалось, что это его уязвило. Что до меня, то я почитал себя редким счастливцем и потому, что вышел из тюрьмы (к тому же в такое время, когда никто не выходил из нее), и потому, что получил возможность вернуться в Вертей, сохранив в тайне, что мне переданы на хранение драгоценности г-жи де Шеврез.

Королева с такой добротой постаралась мне показать, что остро переживает случившееся со мной из-за моей службы ей, а м-ль де Отфор явила столько свидетельств своего уважения и своей дружбы, что я находил мои злоключения даже слишком щедро вознагражденными. Г-жа де Шеврез, со своей стороны, доказала, что и она питает ко мне не меньшую признательность: она до того преувеличила сделанное мной для нее, что испанский король посетил ее в первый раз, когда пришла весть о моем заключении, и во второй — когда узнал о том, что я уже на свободе. Свидетельства уважения, расточаемые мне особами, к которым я был больше всего привязан, и своеобразное одобрение света, достаточно легко даруемое им тем впавшим в беду, чей образ действий не заключает в себе ничего постыдного, помогли мне провести не без приятности два-три года изгнания. Я был молод, здоровье короля и Кардинала день ото дня ухудшалось, и я имел все основания ожидать от предстоящих перемен только лучшего. Я был счастлив в семейном кругу; я располагал на выбор всеми утехами сельской жизни. Соседние провинции были полны изгнанников, и схожесть нашей участи и надежд делала наше общение особенно отрадным. Наконец, после взятия Эдена ⁷¹ мне было дозволено отправиться в армию. Эта часть кампании отмечена крупным и ожесточенным сражением при Сен-Никола и пленением двух тысяч кроатов ⁷² близ Сен-Венана, где двадцать пять или тридцать волонтеров-дворян, стоя на плотине, сдержали натиск всех неприятельских сил и, действуя шпагами, четыре или пять раз отбрасывали врага за рогатки его лагеря. В конце кампании кардиналу Ришелье похвалили меня, и его неприязнь ко мне стала смягчаться; больше того, он пожелал приблизить меня к себе. Маршал Ламейере предложил мне от его имени вступить в службу генерал-майором и посулил блестящее будущее. Но королева побудила меня отклонить это столь лестное предложение: она выразила настоятельное желание, чтобы я не принимал от Кардинала никаких милостей, которые могли бы связать мне руки и помешать выступить против него, когда она окажется в состоянии открыто сразиться с ним. Этот знак доверия со стороны королевы заставил меня с охотою отказаться от всего, что мне готова была предоставить судьба. Я поблагодарил маршала Ламейере с чувством глубокой признательности, которой был обязан ему за его попечение обо мне, и вернулся в Вертей, [19] так и не побывав при дворе. Довольно долго я прожил, ведя как бы бессмысленное существование, и оно казалось бы мне слишком тусклым и сонным, если бы мое поведение не было предуказано самой королевой, которой я принадлежал всей душой, и она не повелела мне продолжать вести себя так же в ожидании предвидимых сю неизбежных перемен.

Эти перемены, впрочем, можно было предвидеть только в связи с болезнью Кардинала; ведь его престиж в королевстве и власть над волею короля росли день ото дня; так, отправляясь в поход с намерением обложить осадою Перпиньян, король был на шаг от того, чтобы отнять у королевы детей и воспитать их в Венсенне ⁷³, и он приказал, чтобы в случае его кончины в дороге их отдали на руки Кардиналу.

Тогда же всеобщее внимание привлекла горестная судьба Главного ⁷⁴. Сила, в которую он вошел, начала заботить кардинала Ришелье, положившего ей начало. Вскоре Кардинал понял, что допустил большую ошибку, настояв на удалении м-ль де Отфор и м-ль де Шемро, которые не могли повредить ему у короля, и выдвинув юношу честолюбивого, гордого своим возвышением, еще более гордого из-за врожденного ощущения своего превосходства и склада ума, но совершенно неспособного сдерживать себя из признательности за высокое положение, доставленное Кардиналом его отцу маршалу Эффиа и ему самому. Главный был великолепно сложен. Он был и большой дружбе с принцессой Марией ⁷⁵, позднее польской королевой, одной из восхитительнейших женщин на свете. В ту пору, когда его тщеславию должно было глубоко льстить, что он нравится этой принцессе, и она со своей стороны горячо желала выйти за него замуж, повторяю, в ту пору, когда и тот и другая были увлечены, казалось бы, силою своей страсти, некая прихоть, почти всегда по-своему распоряжающаяся верностью любящих, долгое время держала принцессу Марию в поглотившей ее привязанности к ***, тогда как Главный был охвачен пылкой любовью к м-ль де Шемро. Больше того, он убеждал ее в своем намерении жениться на ней, и его письма изобилуют такими обещаниями, вызвавшими после его смерти непримиримую вражду между нею и принцессой Марией, свидетелем чего мне довелось быть.

Возросшее влияние Главного пробудило между тем надежды всех недовольных. С ним объединились королева и Месье; то же самое сделал герцог Буйонский ⁷⁶ и некоторые другие знатные лица. Такой успех мог легко ослепить молодого человека двадцати двух лет; но нельзя извинить ни королеву, ни Месье, ни герцога Буйонского, которые настолько сами себя ослепили, что позволили Главному вовлечь их в роковой договор с Испанией ⁷⁷, вызвавший такое множество толков. Каким образом вскрылось, что он был заключен, до сих пор точно не установлено, и я не стану здесь останавливаться на всевозможных подозрениях относительно несоблюдении верности или тайны теми, кто о нем знал, но предпочту присоединиться к мнению, никого не порочащему, и допустить, что текст этого договора был обнаружен в багаже гонца из Испании, почти всегда [20]вскрываемом по пути в Париж. Г-н де Ту ⁷⁸ еще не был об этом осведомлен, когда явился ко мне от имени королевы с сообщением о ее сближении с Главным и о том, что она обещала ему мое содействие. Г-н де Ту не поскупился на всевозможные посулы от имени Главного, и, почти не зная его, я оказался одним из его сторонников. Не стану распространяться о злосчастном конце их замыслов: он хорошо известен. Гибель Главного и г-на де Ту не смягчила преследований, обрушенных Кардиналом на всех, кто был причастен к заключению договора с Испанией. Граф Монтрезор, обвиненный в том, что был обо всем осведомлен, почел себя вынужденным покинуть королевство; он долго и тщетно пытался изыскать средства к этому, и некоторые его друзья отказали ему в содействии, за которым в этих обстоятельствах он к ним обратился. Мы с ним были очень близки, но, так как я уже побывал в заключении из-за того, что переправил в Испанию г-жу де Шеврез, было бы опасно восстановить против себя Кардинала повторением проступка такого же свойства, и особенно ради спасения человека, признанного преступником. Я снова оказался перед лицом затруднений, еще больших, нежели те, из которых только что выбрался. Однако эти соображения отступили пред дружбой к графу Монтрезору, и я предоставил ему барку с людьми, которые благополучно доставили его в Англию. Такую же помощь я готов был оказать и графу Бетюну ⁷⁹, не только замешанному, подобно графу Монтрезору, в деле Главного, но имевшему к тому же несчастье быть обвиненным, хотя и несправедливо, в разглашении тайны договора с Испанией. Он собирался последовать в Англию за графом Монтрезором, и я ждал, что кардинал Ришелье снова обрушит на меня свою ненависть, и тем не менее навлекал ее на себя, упорно впадая в одну и ту же вину из-за неотвратимой необходимости исполнить свой долг.

Завоевание Руссильона ⁸⁰, падение Главного и всей его партии, непрерывная череда стольких успехов и стольких отмщений, такое могущество сделали имя кардинала Ришелье одинаково грозным и дли Испании, и для Франции. Он возвращался в Париж, как бы справляя триумф. Королева боялась проявлений его раздражения; и даже сам король не сохранил достаточно власти, чтобы защитить своих собственных ставленников: у него не оставалось почти никого, кроме Тревиля ⁸¹ и Тиладе ⁸², кому он мог бы довериться, и все же ему пришлось с ними расстаться, чтобы удовлетворить Кардинала. Здоровье короля с каждым днем ухудшалось; болезнь Кардинала была безнадежной, и он умер 4 декабря 1642 года.

Как бы ни радовались враги Кардинала, увидев, что пришел конец их гонениям, дальнейшее с несомненностью показало, что эта потеря нанесла существеннейший ущерб государству; и так как Кардинал дерзнул столь во многом изменить его форму, только он и мог бы успешно ее поддерживать, если бы его правление и его жизнь оказались более продолжительными. Никто лучше его не постиг до того времени всей мощи [21] королевства и никто не сумел объединить его полностью в руках самодержца. Суровость его правления повела к обильному пролитию крови, вельможи королевства были сломлены и унижены, народ обременен податями, но взятие Ла-Рошели, сокрушение партии гугенотов, ослабление Австрийского дома, такое величие в его замыслах, такая ловкость в осуществлении их должны взять верх над злопамятством частных лиц и превознести его память хвалою, которую она по справедливости заслужила.

Комментарии

1 ... времен Регентства ... — с 1643 по 1651 гг., годы малолетства Людовика XIV.

2 Мария Медичи (1573—1642)— из рода Медичи, правившего во Флоренции 1434 г., жена (с 1600 г.) короля Генриха IV.

3 Людовик XIII (1601—1643) — король Франции, наследовал отцу — Генриху IV в 1610 г.

4 Ришелье, Арман-Жан дю Плесси, кардинал де (1585—1642) — епископ Люсонский в 1606 г., в 1614 г. представитель от духовенства Пуату на Генеральных штатах; с 1616 г.— член государственного совета — советник по военным вопросам и по иностранным делам; первый духовник королевы Анны Австрийской; кардинал с 1622 г.; первый министр — с 1624 г., последовательный проводник политики абсолютизма во Франции.

5 Королева — Анна Австрийская (1602—1666), жена Людовика XIII (с 1615 г.), дочь Филиппа III, короля Испании, и Маргариты Австрийской.

6 Г-жа де Шеврез — Мария де Роган, герцогиня де Шеврез (1600—1679), в первом браке жена маршала Люина, с 1622 г. замужем за Клодом Лотарингским, герцогом де Шеврезом.

7 ... несчастий, которые столь долго претерпевали и этот государь и его владения. — Карл, герцог Лотарингский (1604—1675), активный участник Фронды, впоследствии также неоднократно выступал против французского двора. Здесь речь идет о союзе Австрии, Лотарингии, Англии и Савойи против кардинала Ришелье, инициатором которого была мадам де Шеврез и за который в ответе оказался герцог Лотарингский.

8 Месье — Гастон, герцог Орлеанский (1608—1660), брат Людовика XIII, женился 6 августа 1626 г. на Марии де Бурбон, герцогине де Монпансье, которая скончалась 4 июня 1627 г. Месье — титул брата короля.

9 Шалэ, Анри де Талейран, граф де (1599—1626), не раз участвовал в заговорах против Ришелье; казнен в Нанте. Заговор 1626 г. имел целью убийство кардинала Ришелье и низложение Людовика XIII. В нем принимали участие ближайшие родственники короля и крупнейшая знать.

10 Граф Голландский — лорд Кенсингтон, казнен во время Английской революции в 1649 г.

11 Мадам — Генриетта-Мария Французская (1609—1669), была обвенчана с Карлом I Стюартом в Соборе Парижской богоматери 11 мая 1625 г. Мадам — титул дочерей, сестер и теток короля.

12 Герцог Бекингем, Жорж Вилье (1592—1628) — государственный деятель, приближенный Якова I, главный конюший, адмирал, посол во Франции.

13 Герцог Монморанси, Анри (1595—1632) —адмирал, вице-король Новой Франции, губернатор Лангедока. Вместе с Гастоном Орлеанским участвовал в заговоре против Ришелье, призвал к мятежу вверенную ему провинцию, был арестован и казнен; считается одной из самых значительных жертв Ришелье.

14 Герцог Бельгард, Роже де Сен-Лари и де Терм (1562—1646) — главный конюший, губернатор Бургундии.

15 Герцог Шеврез — Клод Лотарингский, принц де Жуенвиль, впоследствии герцог де Шеврез (1578—1675), сокольничий, обер-камергер, чрезвычайный посол в Англии в 1625 г.; второй муж Марии де Роган.

16 Карлейль, Льюси — графиня, дочь графа Генри Нортемберлендского. Предполагается, что Миледи в романе Дюма-отца имела прототипом графиню Карлейль.

17 ... Ла-Рошель была взята, а герцог убит вскоре после своего возвращения в Англию. — Герцог Бекингем стал на защиту французских протестантов, но его флот был разбит. 2 сентября 1628 г. герцог Бекингем был убит в Портсмуте, где собирал флот для новой помощи Ла-Рошели. Падение Ла-Рошели, последнего оплота протестантов во Франции (28 октября 1628 г.), означало окончательный разгром гугенотов как политического движения.

18 ... для наведения порядка в итальянских делах и для оказания помощи Казале. — Эпизод Тридцатилетней войны. Казале — укрепленный город в Ломбардии, был осажден императорскими и испанскими войсками (1630 г.).

19 ...я вступил в свет... — Ларошфуко впервые появился при дворе в 1630 г.

20 ... и заточить в Пьер-Ансиз, поручив надзор за ним г-ну д'Аленкуру, коменданту Лиона. — Пьер-Ансиз — государственная тюрьма в окрестностях Лиона, на берегу Соны. Д'Аленкур, Шарль де Невиль, маркиз де Вильруа (ум. 1642) — при Генрихе IV начальник парижской жандармерии, посол в Италии.

21 День Одураченных— 10 ноября 1630 г.

22 Люксембургский дворец — построен для Марии Медичи в 1615—1620 гг., был ее резиденцией до 1631 г.

23 Лавалетт, Луи де Ногаре д'Эпернон, кардинал де (1593—1639), в 1627 г. отказался от сана архиепископа (с 1614 г. был архиепископом Тулузским) и начал карьеру военного, командовал французскими войсками во время Тридцатилетней войны.

24 ... и ее бедствия длились до конца ее дней. — Мария Медичи была арестована 23 февраля 1631 г. в Компьене; в июле того же года ей удалось бежать. Она жила во Фландрии, Англии, Голландии и умерла в Кельне 3 июля 1642 г.

25 ... великий приор Вандом ... — Александр де Бурбон, шевалье де Вандом (1598—1629), младший брат герцога де Вандома; умер в тюрьме в Венсеннском замке.

26 Орнано, Жан-Батист, граф де Монлор (1583—1626) — маршал, воспитатель Гастона Орлеанского, умер пленником в Венсеннском замке.

27 Герцог Вандом — Сезар де Вандом (1594—1665), побочный старший сын Генриха IV и Габриеллы д'Эстре; легитимирован в 1595 г. Принимал участие во всех мятежах во времена регентства Марии Медичи, был соучастником в заговоре Шалэ, заключен в Венсеннский замок, где томился 4 года, до конца 1629 г. По знатности стоял сразу же за принцами крови.

28 Конти, Луиза-Маргарита Лотарингская, принцесса де (1577—1631) — дочь герцога Генриха де Гиза, активного участника религиозных войн, организатора убийств гугенотов в Варфоломеевскую ночь. Умерла в ссылке.

29 Гиз, Карл IV Лотарингский, герцог де (1571 —1640), поддерживал Марию Медичи против принцев, после ее изгнания был вынужден покинуть Францию.

30 Бассомпьер, Франсуа де (1579—1646) — маршал, сподвижник Генриха IV, чрезвычайный посол в Испании, Швейцарии, Англии, автор интересных “Мемуаров”.

31 Марийак, Луи де (1572 или 1573—1632) — маршал, посол в Италии, Лотарингии, Германии, известный полководец. Был арестован после Дня Одураченных и казнен на Гревской площади.

32 ... его брата ... — Мишель де Марийак (1563—1632), советник парижского парламента, советник короля, управляющий финансами, хранитель печати в 1628 г., один из главных противников Ришелье; сразу после Дня Одураченных был посажен в тюрьму, где оставался до смерти.

33 Шатонеф, Шарль де Лобепин, маркиз де (1580—1653) — советник парижского парламента, хранитель печати, был отстранен от должности в 1633 г. и арестован; вновь хранитель печати (1650—1651) в годы Фронды принцев.

34 Мятеж Месье — в конце 1631 г. герцог де Монморанси по соглашению с Гастоном Орлеанским поднял против Ришелье вверенную ему провинцию Лангедок.

35 Коннетабль Монморанси—Анри, граф Дамвиль, впоследствии герцог де Монморанси (1534—1614), видный политический деятель, главнокомандующий вооруженными силами, активный участник Религиозных войн, сподвижник Генриха IV, губернатор Лангедока.

36 ... г-жа де Шеврез была сослана в Тур ... — она жила в провинции Турень до середины 1637 г.

37 М-ль де Отфор — Мари де Отфор, впоследствии герцогиня де Шомбер (1616—1691), фрейлина Марии Медичи с 12 лет, была замешана во множестве придворных интриг.

38 М-ль де Шемро — Франсуаза де Барбезьер, по приказанию Ришелье следила за королевой.

39 ... объявление войны королю Испании ... — Франция открыто вступила в Тридцатилетнюю войну. Однако и до 1635 г. она всячески поддерживала противников испанских и австрийских Габсбургов.

40 Шатильон — Гаспар де Колиньи, известный под именем маршала Шатильона (1584—1646), внук главы французских гугенотов Колиньи, убитого в Варфоломеевскую ночь.

41 Брезе, Юрбен де Майе, маркиз де (1597—1650) — маршал, зять кардинала Ришелье.

42 Принц Оранский — Фридрих-Генрих Нассау, принц Оранский (1584—1647), с 1625 г. правитель Голландии, содействовал развитию морского флота страны, ее колониальной экспансии, долгое время боролся с Испанией, которая спустя год после его смерти признала независимость Голландии.

43 ... выиграла битву при Авене ... — 20 мая 1635 г.

44 ... под командованием принца Томазо. — Томазо-Франсуа Савойский, принц де Кариньян (1596—1656), был подданным испанского короля, позже, помирившись с Людовиком XIII, стал главнокомандующим французской армией в Италии.

45 Граф Суассонский, Луи II де Бурбон (1604—1641) — внук Луи I де Бурбона, принца Конде, погиб в сражении при Марфе.

46 Сент-Ибар, Анри д'Эскар де Сен-Бонне, сеньор де.

47 Варикарвиль — нормандский дворянин.

48 Бардувиль — нормандский дворянин.

49 Монтрезор, Клод де Бурдей, граф де (1608—1663) — один из преданных друзей Гастона Орлеанского, после провала заговора Сен-Мара (см. прим. 74 к части I) уехал в Англию, вернулся на родину после смерти Ришелье, интриговал против Мазарини, был выслан, заключен в Бастилию (1644), где провел 14 месяцев; впоследствии стал одним из вождей Фронды; друг Ларошфуко, автор известных “Мемуаров”.

50 ... отвоевал Корби... — 14 ноября 1636 г.

51 ... находившемуся в строгой опале. — Франсуа V де Ларошфуко был выслан за участие в мятеже Гастона Орлеанского против Ришелье (1631).

52 Канцлер — Пьер Сегье (1588—1672), канцлер с 1635 г., убежденный проводник политики кардинала Ришелье. В годы Фронды был лишен звания канцлера, но с 1656 г. исполнял эту должность до самой смерти. Талантливый государственный деятель, всегда с твердостью проводивший свою политику, что навлекало на него открытую ненависть противников; меценат и библиофил.

53 ... и препроводить в Брюссель. — По мнению современников Ларошфуко и французских исследователей XX в., это предложение королевы не надо рассматривать всерьез.

54 Г-жа д'Эгийон — Мария-Мадлена де Винеро, герцогиня д'Эгийон (ум. 1675), племянница кардинала Ришелье по материнской линии.

55 Г-жа де Сенесе — Мария-Катрин де Ларошфуко, маркиза де Сенесе, герцогиня де Рандан (1588—1677), двоюродная бабка Ларошфуко по отцовской линии, впоследствии воспитательница “детей Франции” (детей Людовика XIV и герцога Орлеанского).

56 Нуайе, Франсуа Сюбле, сеньор де (ум. 1645) — интендант финансов и строений, государственный секретарь по военным вопросам.

57 Шавиньи, Леон Бутийе, граф де Шавиньи и Бюзансе (1608—1652) — государственный советник по иностранным делам, член совета регентства, установленного завещанием Людовика XIII.

58 Крафт, граф Гийом — паж английской королевы Генриетты-Марии, в 1634 г. прибыл во Францию вместе с лордом Монтегю, другом герцога Бекингема и графа Голландского. По приезде англичане сразу же направились в Турень, чтобы повидать сосланную герцогиню.

59 Архиепископ Турский — Бертран д'Эсшо, первый духовник короля с 1617 по 1641 г.

60 Вертей — один из родовых замков Ларошфуко в провинции Ангумуа.

61 На следующий день. . . — в действительности спустя 9 дней.

62 Винье — президент парламента Меца, исполнял поручение следить за отношениями г-жи де Шеврез и Ларошфуко.

63 Ламейере, Шарль де Ла Порт, маркиз, впоследствии герцог де Ламейере (1602—1664) — маршал, двоюродный брат Ришелье, командующий французской артиллерией.

64 Витри, Никола де Лопиталь, маркиз, впоследствии герцог де Витри (ум. 1644) — маршал, политический деятель, заключен в тюрьму в 1637 г., освобожден только после смерти Ришелье.

65 Крамай, Андриен де Монлюк, граф де (ум. 1646). Заключен в тюрьму после Дня Одураченных. Известный мемуарист.

66 Жар, Франсуа де Ромуар и де Жар — командор Мальтийского ордена, арестован в 1632 г., приговорен к смерти, но помилован на эшафоте.

67 Фаржи, Шарль д'Анжен, граф де — французский посол в Испании, заключен в тюрьму в 1635 г.

68 Кудре-Монпансье, Анри-Эскубло, маркиз дю, принадлежал к партии Гастона Орлеанского.

69 Вотье — первый медик Марии Медичи, арестован после Дня Одураченных (ум. 1652).

70 Рюэль — летняя резиденция кардинала Ришелье.

71 ... после взятия Эдена ... — 29 июня 1639 г. Эпизод Тридцатилетней войны.

72 Кроаты (хорваты) составляли легкую кавалерию германского императора.

73 ... воспитать их в Венсенне ... — в укрепленном замке, окруженном парком, резиденции французских королей и грозной крепости-тюрьме.

74 Главный — так называли Анри-Кофье де Рюзе, маркиза де Сен-Мара (1620— 1642), приближенного Людовика XIII (он был главным гардеробмейстером и главным шталмейстером). Участвовал в заговоре против Ришелье, был обвинен в государственной измене в связи с переговорами с Испанией и казнен в Лионе. Герой романа Альфреда де Виньи “Сен-Мар” (1826).

75 Принцесса Мария — Мария-Луиза, княгиня Гонзаго (1612—1667), дочь герцога Неверского, правителя Мантуи. В 1645 г. вышла замуж за польского короля Владислава IV, а затем за его брата Казимира V, который ему наследовал.

76 Герцог Буйонский, Фредерик-Морис де Ла Тур д'Овернь (1605—1652). Принимал участие в заговорах против кардинала Ришелье, в частности был сообщником Сен-Мара, впоследствии стал видным фрондером.

77 ... роковой договор с Испанией ... — был подписан 13 марта 1642 г.

78 Ту, Франсуа-Огюст де (1607—1642) — главный королевский библиотекарь, государственный советник, причастен к заговору Сен-Мара, казнен в Лионе в 1642 г.

79 Бетюн, Ипполит, граф де, граф де Селль, маркиз де Шабри (1603—1665), впоследствии активно поддерживал заговор Высокомерных.

80 Руссильон — провинция в Пиренеях, принадлежавшая ранее Испании.

81 Тревиль, Арман-Жан, граф де — капитан мушкетеров, генерал-майор, губернатор провинции.

82 Тиладе, Габриель де Кассанье, сеньор де — капитан гвардейцев, губернатор провинции.