|
ЛАМПЕРТ ГЕРСФЕЛЬДСКИЙАННАЛЫГод 1076 1... Король 2, хорошо зная, что спасение его заключается в освобождении от церковного отлучения до дня его годовщины, и полагая, что не в его интересах ожидать прибытия римского папы 3в Галлию 4и передать дело свое на рассмотрение столь враждебному суду и столь беспощадным обвинителям, решил, что при его тогдашнем положении будет лучше встретить папу, направляющегося в Галлию, еще в пределах Италии и любым возможным способом попытаться добиться снятия с него анафемы; добившись этого и не опасаясь потом ничего со стороны церкви, он легко одолеет и другие трудности — переговорит с князьями 5, а при неудаче обратится к верности друзей. За несколько дней до рождества он покинул город Шпейер и отправился в путь вместе с женой и малолетним сыном. Когда он покидал государство, никто из свободных немцев не сопровождал его, кроме одного, да и тот не отличался ни родом, ни богатством. И так как [169] у него не хватало средств для столь дальнего пути, он обратился ко многим, кому неоднократно во времена благоденствия государства оказывал помощь, но лишь немного нашлось таких, которые в память прежних его благодеяний, или из сочувствия к разыгравшемуся перед ними зрелищу [превратностей] человеческой судьбы, несколько облегчили его затруднительное положение. В такую беду и несчастье был он низвергнут вдруг с вершины славы и могущества. Подобно ему, и другие отлученные, горя желанием быстрее добиться освобождения, поспешили в Италию, однако из страха перед князьями, или, вернее, перед папой, они условились не допускать, чтобы король отправился в путь вместе с ними 6. Зима в том году была на редкость жестокой и затяжной, и наступила она со столь необычной суровостью, что с праздника св. Мартина 7и почти до апрельских календ скованный ледяным холодом Рейн оставался для пешехода переходимым, и во многих местах виноградники совсем засохли, потому что корни их вымерзли. Год 1077 ... На пути в Италию король Генрих отпраздновал в Бургундии в местечке Безансон Рождество, где довольно пышно для своего тогдашнего бедственного положения был встречен и принят дядей по матери, графом Вильгельмом 8, владетелем обширных и богатых поместий в той области. Свернуть с прямого пути и идти по Бургундии его заставило известие о том, что герцоги Рудольф, Вельф и Бертольд 9расставили по всем ведущим в Италию путям и проходам, обычно называемым клузами, стражу, чтобы у него не было никакой возможности для прохода там. После рождественского праздника он отправился дальше и по прибытии в местечко Гекс встретил там свою тещу 10с ее сыном Амадеем 11, которые в тех краях пользовались большим влиянием, имели громкое имя и обширные владения. Они приняли гостя с почетом, но все же согласились пропустить его через свои земли только с условием передачи им, в качестве платы за проход, пяти итальянских епископств, граничащих с их владениями. Всем приближенным короля это условие показалось тяжелым и неприемлемым. Но он, вынужденный крайней необходимостью, купил себе пропуск даже и на таком условии; а тех ничуть не волновали ни чувства родственности, ни сострадание к столь несчастному его положению, и после того, как было потрачено много труда и времени на эти переговоры, ему еле-еле удалось добиться того, что они получали, в качестве платы за предоставление ему прохода, одну, но чрезвычайно богатую Бургундскую провинцию. Так гнев божий отвратил от него не только связанных с ним клятвой и его многочисленными благодениями, но даже друзей и родственников. После того как он с трудом добился разрешения на проход, тут же возникло другое затруднение. Зима стояла необычайно суровая, и огромной протяженности горы, через которые ему предстояло [170] переходить, с вершинами, уходящими почти в облака, были так плотно покрыты глыбами снега и льда, что при спуске по их скользким и отвесным склонам ни всадник, ни пешеход не могли сделать без риска ни шага. Но приближавшийся день отлучения короля 12не допускал никакого промедления в скором пути, потому что, не освободись он до этого дня от анафемы, он узнал бы общее решение князей 13о том, что он и осужден и лишился трона без всякой возможности восстановления в правах в будущем. Поэтому он нанял за какое-то вознаграждение нескольких туземцев, знакомых с этими местами и привыкших к альпийским кручам, которые провели бы его через крутые горы и снежные глыбы и следовавшим с ним могли бы облегчить путь каким только возможно образом. Когда они, с проводниками впереди, с большим трудом добрались до горной вершины 14, то далее продвигаться уже не было никакой возможности, потому чти отвесный склон горы, как говорят, был настолько скользким, что спуск здесь казался совсем невозможным. Мужчины пытались одолеть опасность своими силами: то ползая на четвереньках, то опираясь на плечи своих проводников, иной раз даже, поскользнувшись на льду, они теряли равновесие, падали и катились далеко вниз; и все же в конце концов с огромной опасностью для жизни они достигли равнины. Королева же и другие женщины из ее свиты были усажены на воловью шкуру, и впереди идущие проводники волокли их вниз. Лошадей спустили они частично тем же способом, частично скатили, связав им ноги, из них многие, пока их стаскивали, погибли, многие были изувечены, и лишь совсем немногие смогли избежать опасности, оставшись целыми и невредимыми. Когда в Италии распространился слух о том, что прибывает король и что он, пройдя через крутые горы, уже находится в пределах Италии 15, устремились к нему наперебой все итальянские епископы и графы. Везде принимали его с высшими почестями, как это и подобает его королевскому достоинству. В течение нескольких дней к нему сошлось огромное войско. Ведь они уже со времени его вступления на престол с нетерпением ждали его появления в Италии, потому что страну тревожили беспрестанные войны, мятежи, разбои и различные междоусобия, и они надеялись, что все то, что, вопреки законам и правам, было попрано нечестивыми людьми, будет восстановлено силой королевской власти. К тому же разошелся слух, что он спешит сюда, исполненный гнева, чтобы свергнуть папу, и они весьма обрадовались тому, что им представится случай надлежащим образом отомстить за свое бесчестие тому, кто уже давно отлучил их от общения с церковью... И вот когда папа на своем поспешном пути в Галлию неожиданно услыхал, что король уже в Италии, то по совету Матильды 16остановился в хорошо укрепленном замке, Каноссе 17, намереваясь выждать здесь до тех пор, пока не разузнает точнее [171] о цели его прибытия: пришел ли король за тем, чтобы покаяться в своем поступке, или чтобы, исполненный гнева, с оружием в руках отомстить за позор своего отлучения... Между тем Генрих, пригласив на переговоры графиню Матильду, послал ее, обремененную просьбами и посулами, к папе, и с ней свою тещу с ее сыном, а также маркграфа Аццо 18, аббата Клюнийского 19и некоторых других знатных итальянцев, которые, как он не преминул вспомнить, пользовались у папы большим уважением, умоляя освободить его от уз отлучения и не верить слепо немецким князьям, которые возводят на него обвинения больше из побуждений зависти, чем из рвения к справедливости. Выслушав их обращение, папа ответил, что крайне несообразно и совсем чуждо церковным установлениям разбирать дело по обвинению в отсутствие обвинителей. Напротив, если король уверен в своей невиновности, пусть без всякого страха и сомнения доверчиво явится в назначенный день в Аугсбург, где решили собраться другие князья; там он, рассмотрев показания обеих сторон, без ненависти или благосклонности, а лишь на основании церковного установления, по данному пункту обвинения, отведя правое от неправого, вынесет возможно более справедливый приговор 20. На это посланные отвечали, что король нигде на свете не уклонился бы от его приговора, потому что знает его как неподкупного карателя и защитника справедливости и невиновности; но ведь уже близится годовщина его отлучения от церкви, и королевские князья в настороженном ожидании и тревожной напряженности жаждут исхода дела, чтобы его, если не будет он освобожден от отлучения до этого дня, объявить по имперским законам недостойным королевского сана и впредь не выслушивать его оправданий в невиновности. Вот поэтому король настоятельно просит, готовый нести всякое наказание, какое только потребует папа, снять с него анафему и возвратить благодатное общение с церковью. Потом он снова, как будто ничего и не было решено этим соглашением, в тот день и том месте, какие назначит папа, опровергнет все обвинения, возводимые на него 21обвинителями, и по его приговору или вступит в управление, если освободится от обвинений, или же, если проиграет дело, послушно перенесет это. Долго папа противился, опасаясь юношеского непостоянства короля и его склонности следовать за льстецами, куда бы они его ни вовлекали. Но в конце концов, побежденный настойчивостью посредников и весомостью их доводов, сказал: «Если он и вправду раскаялся в своем поступке, то пусть передаст нашей власти в доказательство искреннего и от всего сердца идущего покаяния корону и другие знаки королевского сана и объявит себя, после столь кощунственного проступка, недостойным королевского имени и должности». Но это показалось посланным слишком жестоким. И так как они упорно просили его смягчить [172] приговор и надломленную трость не переломить 22строгостью приговора, то он наконец позволил, хотя и с большим трудом, уговорить себя, чтобы король явился к нему лично, и, если он принесет искреннее раскаяние за проступки, то вина, которую он навлек на себя поношением апостольского престола и непослушанием апостольским постановлениям, будет забыта. И вот король явился, как было приказано 23, и поскольку замок 24был обнесен тройной стеной, то его приняли внутри второго кольца стен, тогда как вся его свита осталась снаружи; там, сняв королевское одеяние, без знаков королевского достоинства, без всякого великолепия, стоял он, не сходя с места, с босыми ногами, не принимая пищи с утра до вечера, в ожидании приговора римского папы. Так было и на второй и на третий день. Наконец, на четвертый 25он был к нему допущен, и после долгих переговоров с него было снято церковное отлучение на следующем условии: в назначенный, папой день он должен явиться в назначенное место на общее собрание немецких князей и дать ответ на обвинения, которые они ему предъявят. А папа, если сочтет это полезным, как судья примет решение, и он должен будет по его приговору или удержать власть в случае освобождения от обвинений, или безропотно лишиться ее, если обвинения будут доказаны и он по церковному уставу будет объявлен недостойным королевских почестей. Удержит ли он или потеряет корону, он никогда и никому не должен будет мстить за это унижение. Но до того дня, когда дело его будет разобрано законным порядком, он не должен носить никаких королевских украшений, никаких знаков королевского достоинства, ничего не предпринимать, по своему обычному праву, в управлении государством и ничего не решать, что еще должно быть одобрено. Наконец, он не должен пользоваться ни королевским, ни государственным имуществом, разве что сборами с королевских земель, необходимыми для содержания его самого и его людей; а все те, кто давал ему клятву на верность, должны до поры до времени оставаться перед богом и людьми свободными от уз этой клятвы и необремененными обязательством хранить ему верность. Роберта, епископа Бамбергского, Удальрика Косгеймского 26и других, по совету которых он и себя и государство вверг в беду, он должен навсегда лишить своего доверия. Если же, в случае опровержения обвинений, он останется могущественным и вновь утвердится на троне, то должен он подчиниться римскому епископу, всегда повиноваться ему и помогать, по мере сил своих и в полном единстве с ним, в устранении всех дурных, укоренившихся в его государстве обычаев, противных церковным законам. И последнее: если он нарушит какой-либо из этих пунктов, то освобождение от анафемы, которого Он теперь так жаждет, должно будет считаться недействительным, и тогда уже, считаясь уличенным и признавшимся, он никогда больше не должен домогаться аудиенции, чтобы доказывать свою невиновность; и все имперские князья, свободные от всяких клятвенных [173] обязательств ему, без дальнейшего рассмотрения дел смогут единогласно избрать нового короля. Король с радостью принял условия и обещал 27под священной клятвой все их соблюсти 28... ... Король, пораженный этим неожиданным предложением, стал колебаться, отговариваться и советоваться со своими приближенными, в стороне от толпы, соображая в смятении, что бы ему предпринять, как бы избежать необходимости столь ужасного испытания чашей 29. Когда, наконец, он пришел в себя, то начал ссылаться на отсутствие князей, которые сохраняли ему в беде неизменную преданность и без совета которых, а тем более в отсутствие обвинителей, то испытание, которое он перенесет в доказательство своей невиновности перед немногими свидетелями, будет тщетным и у неверующих людей не будет иметь никакого значения. Поэтому он умолял папу отложить дело до общего собрания князей и всеобщего обсуждения, чтобы там перед собравшимися обвинителями и согласно церковным законам, после изучения как жалобы, так и личностей обвинителей, он мог бы опровергнуть обвинения по условиям, которые имперскими князьями признавались справедливыми. Папа без труда удовлетворил эту просьбу и по окончании божественной службы пригласил короля на трапезу; и после того как этот хорошо подкрепился и был тщательно подготовлен ко всему, что ему нужно было выполнить, он с миром отпустил его к своим, оставшимся далеко за пределами замка. Из благой предосторожности, чтобы король, после восстановленного общения с церковью, вновь не запятнал себя, он послал перед ним Эппо, епископа Цейцского, снять вместо него самого отлучение с тех, кто с отлученным, еще до снятия с него анафемы, не колеблясь, поддерживал отношения. И вот когда этот епископ пришел и изложил итальянцам, с чем был прислан, поднялась против него буря гнева и недовольства. Все принялись шуметь и буйствовать, кричать и размахивать руками, перебивать апостольское посольство насмешливыми выкриками, осыпать его попреками и поношениями и самой гнусной бранью, на какую только подстрекала их ярость: они не ставят ни во что анафему папы, которого самого итальянские епископы давно уже, на справедливом основании, предали анафеме за то, что он занял апостольский престол святокупством 30, замарал себя убийствами, обесчестил развратом и другими тяжелыми преступлениями. Король поступил не по своему достоинству и запятнал свою честь никогда не смываемым позорным пятном, потому что королевское величие подчинил еретику, человеку, опозоренному всеми пороками. Он, кого они избрали в защитники справедливости и хранителем церковных законов, своим постыдным смирением совершенно обесчестил католическую веру, авторитет церкви и достоинство государства. Они наносили папе, какие только могли, оскорбления, мстя за него 31, а он теперь, стыдно даже сказать, оставил их среди волн смятения и, руководствуясь лишь частной [174] необходимостью, примирился с общественным врагом. Такими были главные упреки, которые бросали итальянские князья и распространяли повсюду в народе. Они возбудили вскоре жестокую ненависть к королю. Короче говоря, возмущение возросло настолько, что у всех было одно только желание, одна мысль: отца, который сам себя сделал недостойным королевской власти, свергнуть, а сына его, хоть и был он еще несовершеннолетним и не созрел для управления государством, поставить королем и, придя с ним в Рим, выбрать другого папу, который бы безотлагательно посвятил его в сан императора, а все распоряжения Григория VII отменил. Когда до короля дошли вести об этом неприятном заговоре, он спешно отправил всех князей, которые были при нем, с поручением какими угодно средствами и какими возможно усилиями успокоить взбудораженные умы населения: они не должны дурно воспринимать и считать за оскорбление то, что он сделал, вынужденный крайней необходимостью, для общего блага. Не освободившись от церковного отлучения до установленного дня, он не мог бы удовлетворить ни германских князей, которые злоумышляют клеветническим обвинением лишить его короны, ни папу римского, который для разрушения благосостояния святой церкви все кругом поражает мечом духовным. Теперь он освободил себя от всех препятствий, которые расставили на его пути враги, и всю свою заботу и старание обратит на мщение за причиненную ему несправедливость. Лишь с трудом смогли они наконец умерить, но отнюдь не погасить, пожар вспыхнувшего негодования. Большая часть князей в гневе покинула лагерь и без разрешения вернулась домой. Остальные, скрыв на время недовольство, принимали возвращавшегося короля миролюбиво, хотя и не оказывали ему обычного почета и не снабжали таким обильным, как раньше, продовольствием, и как это подобает королевскому величию, но, опустив глаза, повсюду на каждом углу они, враждебно настроенные, шептались о его легкомыслии и сумасбродстве и обвиняли в беспечности, потому что в конце концов он обманул надежды находившейся в опасности несчастной Италии, которая давно и с такой тревогой ждала его, и не оказал ей никакой поддержки. И когда он объезжал Италию, чтобы по королевскому обычаю оказать справедливость притесненным и гонимым клеветой, его не принимали в городах, не выходили ему навстречу с факелами и ликующими возгласами, как к прежним королям, но вынуждали разбивать лагерь за городом и доставляли ему туда продовольствие для содержания войска, но и то в скромном количестве, едва достаточном для удовлетворения насущной потребности, не говоря уж о приличествующих королевской трапезе роскоши и изобилии, лишь бы только их не могли уличить в преждевременном отходе от него. Они распорядились расставить в отдельных местах стражу, чтобы вооруженной рукой обуздать тех, кто, быть может, захотел бы поживиться чем-то в полях и деревнях, [175] Король, напуганный неожиданным оборотом дела, поздно раскаялся в том, что легкомысленно доверился неизвестному ему и не испытанному до сих пор на верность народу, и, удалившись от границ Германии, не избежал, но лишь сменил врага. Угнетенный тягостным беспокойством и страхом, он не нашел никакого другого выхода, как снова расположить к себе, если как-то удастся, итальянцев, которых он оскорбил. Единственное, по его мнению, средство для достижения этого состояло в том, чтобы снова разорвать договор с папой и таким образом восстановить согласие тем изначальным обстоятельством, с которого произошел раздор. Удальрику Косгеймскому и другим, которых папа удалил из его свиты строжайшим церковным отлучением, он вернул свою прежнюю милость и расположение и вновь с исключительной предпочтительностью совещался с ними, как привык раньше, по частным, а также и по общественным делам. Затем в присутствии князей он обвинил и оклеветал папу в том, что он сам своими происками возбудил все то, что потрясло государство,— вихрь смятения и целую бурю неистовых волнений, что он сам был зачинателем и подстрекателем всех бед, какие случились в церкви божьей за последнее время. И он убеждал всех сообща, под его предводительством и руководством, добиваться отмщения папе за столь великое зло. Потом он пренебрежительно, как паутинную ткань, разорвал все условия и все узы церковных законов, которыми папа связал его силой апостольского полномочия ради его же спасения, и, опустив поводья божьего страха, ринулся с необузданной вольностью на все, что приходило ему на ум. Все это тотчас умерило недовольство итальянцев и погасило их ярость. Их расположение к нему снова ожило, так что они стали стекаться к нему изо дня в день во все большем количестве, обеспечивали его войску обильное содержание и охотно обещали впредь поддержку и помощь во всем, что бы он им ни приказал 32 Комментарии1 После княжеского сейма в Трибуре (Оппенгейме) в октябре 1076 г. большинство немецких князей и епископов отказали в доверии Генриху IV и низложили его. Они пригласили его и папу Григория VII Гильдебранда (см. ниже) в феврале 1077 г. в Аугсбург для разбора конфликтных дел. Генрих вынужден был отправиться в Италию, чтобы примириться с папой и таким образом избавиться от церковного отлучения, объявленного ему папским собором 15 февраля 1076 г. в ответ на низложение Григория VII на Вормсском сейме в январе 1076 г. 2 Т. е. Генрих IV (годы правления 1056—1077). 3 Т. е. Григорий VII Гильдебранд, вступил на папский престол в 1073 г. С этого времени началась открытая борьба между ним и Генрихом IV за инвеституру. Инвеститура духовенства, ранее осуществляемая королевской властью, была объявлена Латеранским собором в Риме недействительной. Папа требовал от Генриха прекращения инвеституры и смещения ряда епископов. Генрих ответил отказом. Фактически эта борьба за право назначения епископов вылилась в борьбу между духовной и светской властью за политическое господство в феодальном мире. 4 Т. е. в Германию. 5 В период борьбы Генриха IV с папой Григорием VII Гильдебрандом усилилась роль княжеских собраний, которые теперь решали государственные дела самостоятельно. 6 Преувеличено, чтобы представить положение Генриха IV как можно более плачевным. 7 11 ноября. 8 Двоюродный брат императрицы Агнессы, матери Генриха IV. 9 Сторонники Григория VII. 10 Адельгейда, маркграфиня Туринская. 11 Эта подробность недостоверна. 12 Т.е. 15 февраля 1077 г. 13 Княжеские собрания в этот период принимали решения о судьбе короля самостоятельно. 14 Мон-Сени. 15 В январе 1077 г. 16 Маркграфиня Матильда Тосканская, сторонница Григория VII. 17 Замок Каносса, в северной Италии, юго-восточнее Пармы, принадлежал Матильде Тосканской. 18 Из Эсте, отец герцога Вельфа Баварского. 19 Гуго, аббат из Клюнийского монастыря в Бургундии, крестный отец короля. 20 Действуя в союзе с феодальной знатью, стремившейся к ослаблению королевской власти, Григорий VII претендовал на роль арбитра в столкновениях короля с князьями. 21 Генрих обвинялся в оскорблении апостольского престола, в нарушении клятв, в симонии. 22 Исайя,42,3. 23 Неточно: Генрих IV пришел в Каноссу по собственному решению, а не по приказу. 24 Т. е. Каносса. 25 Генрих был освобожден 23 января, на третий день. 26 Преданные сторонники короля, отлученные в числе других пяти его советников от церкви в феврале 1075 г. 27 Обещание Генриха было политическим маневром, как и вообще его приход в Каноссу. 28 Далее папа предлагает ему «испытание чашей», предварительно пройдя его сам. 29 По другим источникам, король принял просвиру (гостию). 30 Продажа и купля церковных должностей в католических церквах. 31 Т. е. за Генриха IV. 32 Сочинение кончается рассказом о Форхгеймском сейме в марте 1076 г., на котором Генрих IV лишился власти, а Рудольф Швабский был избран королем. Текст воспроизведен по изданию: Средневековая латинская литература IV-IX вв. М. 1970 |
|