Квинт Курций Руф

История Александра Македонского

Книга VI

Глава 1

1. … он бросился в самое опасное место и, перебив наиболее яростно сопротивляющихся, обратил большую часть врагов в бегство. 2. Победители побежали до тех пор, пока не завлекли увлеченных преследованием на равнину, многие из них погибли, но как только появилась возможность остановиться, битва продолжалась с переменным успехом. 3. Среди спартанцев выделялся их царь не только внешним видом и оружием, но и храбростью, в чем одном он был непобедим. 4. На него нападали со всех сторон, издали и вблизи, но он, обращая свое оружие к врагу, держался долго, одни стрелы отбивая щитом, от других увертываясь, пока не был ранен копьем в бедро; большая потеря крови вывела его из сражения. 5. Итак, воины, положив его на щит, быстро понесли его в лагерь; он с трудом переносил боль от своих ран. 6. Спартанцы, однако, не прекратили сражения, и, как только нашли более выгодное для себя, а не для противника место битвы, они, сомкнув ряды, приняли обрушившийся на них вражеский строй. 7. На памяти людей не было более отчаянного сражения. Войска двух стран, наиболее прославленных умением воевать, сражались с равным успехом. 8. Спартанцы вдохновлялись прежней воинской славой, македонцы — новой; те сражались за свободу, эти — за господство; спартанцам недоставало полководца, македонцам — простора для боя, 9. За этот один день переменчивый случай столько раз усиливал то страх; то надежды каждой стороны, что казалось, будто сама судьба пыталась уравновесить состязание сильнейших. 14. Но теснота места, на котором происходила битва, не позволяла сразиться всеми силами; наблюдало за боем народу больше, чем участвовало в нем, и те, кто были вне поля боя, попеременно криками поддерживали своих.

11. Наконец строй лаконцев, едва удерживая скользкое от пота оружие, начал слабеть, и под натиском врага все открыто побежали.

12. Победители преследовали рассеявшихся беглецов и, миновав пространство, прежде занятое лаконцами, стали преследовать самого Агиса. 13. Тот, увидев, что его люди бегут, а враг уже близко, велел спустить себя на землю. 14. Испытав, соответствует ли сила его тела мужеству духа, и найдя ее слабой, он опустился на колени, быстро надел свой шлем, укрылся щитом и стал потрясать копьем в правой руке, вызывая врага, который осмелился бы снять с лежащего доспехи. 15. Но никто [115] не посмел схватиться с ним врукопашную. В него метали копья издали, он бросал их обратно во врагов, наконец, копье вонзилось в его обнаженную грудь. Когда его вытащили из раны, Агис, ослабев, слегка поддерживая голову щитом, затем, теряя одновременно кровь и дыхание, умирая, упал на, свое оружие. 16. В этой битве погибло 5300 спартанцев, а македонцев не больше тысячи, но почти никто не вернулся в лагерь без ран.

Эта победа сломила не только Спарту и ее союзников, но и всех ожидавших результатов войны. 17. Антипатра не обмануло, что слова поздравлявших его не соответствуют их чувствам, но, желая скорее закончить войну, он был вынужден поддаться этому обману, мысль о победе доставляла ему удовольствие, но он опасался завистников, ибо своей деятельностью превысил обязанности префекта. 18. Ведь Александр хотя и желал победы над врагом, был недоволен, что это успех Антипатра, и громко говорил об этом, считая, что слава другого наносит ущерб его собственной. 19. Поэтому Антипатр, хорошо зная характер царя, не осмелился сам распорядиться победой, но собрал совет греков, чтобы решить, что надо делать. 20. От этого совета спартанцы не добились ничего, кроме разрешения отправить к царю послов, а жители Тегеи, кроме зачинщиков, все получили прощение, ахейцы же и этолийцы должны были уплатить 120 талантов Мегалополю, который был осажден мятежниками. 21. Таков был исход войны, которая началась внезапно и закончилась даже раньше, чем Александр победил Дария при Арбелах.

Глава 2

1. Едва отступили настоятельные заботы, как душа Александра, куда более стойкая на войне, чем на досуге и покое, стала добычей низменных страстей, и тот, кого не сломило оружие персов, был побежден пороками. Беспрерывные пиры, нездоровые до утра попойки и увеселения с толпами распутниц, всяческое погружение в чужеродные обычаи. 2. Перенимая их, будто они лучше родных, царь оскорблял чувства и взоры своих соплеменников, и многие из прежних друзей стали к нему враждебны. 3. Ибо людей, преданных родным обычаям, привыкших удовлетворять естественный голод простой и легко добываемой пищей, он натолкнул на чуждые им пороки покоренных племен. 4. Отсюда большое число заговоров против него, недовольство солдат, более свободное выражение взаимных жалоб; самого же Александра охватывал то гнев, то подозрения, вызванные беспричинным страхом, и другие подобные чувства, о которых будет сказано ниже. 5. Тратя дни и ночи в беспрерывных пирах, пресыщение от них он старался сменить развлечениями, но не довольствуясь артистами, толпу которых он привез из Греции, он заставлял пленных женщин петь свои песни, неблагозвучные и ненавистные для ушей иноземцев. 6. Среди этих женщин царь заметил одну, печальнее других, отказывавшуюся [116] выходить вперед; она выделялась красотой, облагороженной еще и скромностью: опускав всегда глаза и закрывая, насколько можно, лицо, она внушала царю мысль,, что она высокого рода и что не должна была бы появляться на пирах. 7. На вопрос, кто она, женщина сказала, что внучка бывшего царя персов Оха, дочь его сына, и была женой Гистаспа. Гистасп этот был родственник Дария и командовал большой армией. 8. В душе царя еще держались остатки прежнего благородства: из уважения к судьбе женщины столь высокого рода и к славному имени Оха он не только освободил пленницу и возвратил) ей ее достояние, но и приказал разыскать ее мужа, чтобы вернуть ее супругу.

9. На следующий же день он поручил Гефестиону собрать всех пленных во дворце. Здесь, выявив знатность каждого, он отделил благородных от черни. Таких оказалось тысяча человек, среди них был и брат Дария Оксатр, прославленный не столько своим происхождением, как качествами души. 10. 26 тысяч талантов составили первую добычу; из них 12 тысяч царь истратил на подарки солдатам; равная сумма денег была расхищена хранившими их. 11. Оксидат был персидским вельможей, но содержался в оковах, так как Дарий хотел его казнить. Александр, освободив его, назначил сатрапом в Мидии, а брата Дария принял в когорту своих друзей, сохранив ему все почести прежнего положения. 12. Оттуда царь отправился к парфянам, тогда малоизвестному народу, теперь же стоящему во главе всех народов за реками Тигр и Евфрат, до самого Красного моря. 13. Равнинную и плодородную часть этого пространства захватили скифы, до сих пор опасные соседи. Они живут в Европе и в Азии. Те, что живут за Боспором, считаются азиатами, а живущие в Европе распространились по области от левой границы Фракии до Борисфена и оттуда до другой peки — Танаиса. 14. Танаис протекает между Европой и Азией. Нет сомнения в том, что скифы, от которых произошли парфяне, пришли не от Боспора, но из области Европы. 15. Был в этовремя прославлен город Гекатомпил, основанный греками; там царь пробыл несколько дней, и туда свезли отовсюду провиант. Поэтому без всяких оснований распространились слухи, пущенные праздными солдатами, что царь, удовлетворенный достигнутым, решил теперь же вернуться в Македонию. 16. Солдаты как безумные бросаются к своим палаткам и начинают упаковывать свой багаж для похода; можно было подумать, что был дан сигнал собираться в путь. Крик солдат, разыскивающих своих товарищей по лагерю и грузящих повозки, достиг ушей царя. 17. Слуху этому способствовали греческие солдаты» отпущенные домой; и так как каждый греческий всадник получил по 6 тысяч денариев, остальные думали, что и для них при-

ходит конец военной службы. 18. Встревоженный этим, как и следовало ожидать, царь, собиравшийся пройти еще до индов и до крайних стран Востока, собирает военачальников у себя в [117] палатке и со слезами на глазах жалуется, что ему приходится в зените своей славы возвращаться на родину скорее побежденным, чем победителем. 19. И мешает ему не малодушие солдат, а зависть богов, вселивших внезапно в души храбрейших его людей тоску по родине, куда они вернулись бы немного; позже с еще большей славой. 20. Тогда полководцы, отвечая каждый за себя, стали предлагать свою помощь, требовать самых трудных дел, обещать повиновение солдат, лишь бы только Александр соблаговолил обратиться к ним с мягкой и подходящей к случаю речью. 21. Ведь солдаты никогда не падали духом и не отступали, если могли входновляться его бодростью и величием его духа. Царь сказал, что он так и сделает, пусть они только настроят солдат его слушать. Когда все было подготовлено, он приказал собрать войско и обратился к нему с такой речью.

Глава 3

1. «Воины! Ничего удивительного, что при виде величия совершенных вами дел вас охватывает желание отдыха и пресыщенность славой. 2. Я не буду говорить об иллирийцах, трибаллах, Беотии, Фракии, Спарте, ахейцах, Пелопоннесе, которые были покорены как под моим собственным командованием, так и по моему приказанию и под моим руководством. 3. Далее, начав войну с Геллеспонта, мы вызволили из рабства у самовластного варварства Ионию и Эолиду, и теперь в нашей власти находятся Кария, Лидия, Каппадокия, Фригия, Паорлагония, Памфилия; Писидия, Киликия, Сирия, Финикия, Армения, Персида, мидийцы, Парфиена. 4. Я захватил больше стран, чем другие полководцы городов, и даже не знаю, не забыл ли я при перечислении некоторых из них из-за их множества. 5. Итак, если бы я был уверен, что наша власть в столь быстро завоеванных нами землях достаточно прочна, я сам, солдаты, даже пытайся вы удержать меня, вернулся бы к своим пенатам, к матери и сестрам, к согражданам, чтобы именно там вместе с вами насладиться завоеванной славой, где нас ожидают самые богатые награды наших побед: радость детей, жен и родителей, мир, отдых, прочное обладание тем, что принесла нам наша доблесть. 6. Но в новой и, сказать правду, непрочной империи, игу которой варвары покоряются с протестом, нужно, солдаты, время, чтобы они приучились к более мягкой власти и чтобы их грубый нрав смягчился. 7. Плодам тоже требуется определенное время, чтобы созреть, даже лишенные разума, они мягчеют каждый по своему закону. 8. Что же? Или вы думаете, что столько племен, привыкших к иным правам и власти, не связанных с нами ни религией, ни нравами, ни языком, стали нам покорны с того времени, как были разбиты нами в бою? Их сдерживает ваше оружие, а не их расположение; кто боится нас в нашем присутствии, станет врагом в наше отсутствие. Мы имеем дело о дикими зверями, хотя они и посажены в клетки, но их может смягчить не природа, а долгов время. [118]

9. Пока я говорю с вами, будто нашему оружию покорно все, что было под властью Дария, Набарзан захватил Гирканию, цареубийца Бесс не только владеет Бактрией, но и угрожает нам; согдийцы, дахи, массагеты, саки и инды еще независимы, и все они, завидев наши тылы, последуют за нами, ибо они все единоплеменники, мы же иноземцы. 10. Каждый охотнее повинуется своему правителю, даже если он внушает больший страх. Поэтому нам надо отказаться от того, чем овладели, или овладеть тем, чего мы еще не взяли. 11.'Как врачи не оставляют в больном теле ничего, что может принести вред, так, воины, и мы отрежем все, что мешает нашей власти. Часто ничтожная искра вызывает большой пожар. Презирать врага небезопасно: на кого вы не обратите внимания, тому придадите больше силы. 12. И Дарий не по наследству получил власть над персами, но был подведен к трону Кира по милости евнуха Багоя, поэтому не думайте, что Бессу будет трудно захватить опустевший престол. 13. Мы, конечно, ошиблись бы, о воины, если бы победили Дария для того, чтобы передать власть его рабу, который решился на крайнее преступление, заключив в оковы своего царя, нуждающегося в помощи иноземцев, которую мы, победители, конечно, ему оказали бы, и, наконец, убил его, чтобы он не был спасен нами. 14. Неужели вы допускаете, чтобы страной правил тот, которого я; хочу как можно скорее видеть распятым на кресте в заслуженное наказание за нарушение клятв верности пред всеми царями и народами. 15. И, клянусь богами, если вы вдруг узнаете, что он же опустошает города Греции и Геллеспонт, как горька будет для вас мысль, что Бесс украл плоды вашей победы: тогда-то вы поспешите вернуть свое, тогда-то вы возьметесь за оружие. Но насколько лучше раздавить его, пока он напуган и едва владеет своим рассудком! 16. Нам, прошедшим через столько снегов, столько рек, преодолевшим столько горных вершин, предстоит еще четырехдневный поход. Ни море, заливающее волнами дорогу, не препятствует нашему пути, ни теснины Киликии; вся страна ровная и удобная для похода. 17. Мы стоим на самом пороге победы. Нам осталось победить нескольких беглецов, убивших своего господина. Это благородная задача, клянусь богами, и среди славнейших наших дел, переданных потомству, будет упоминаться, как вы отомстили убийцам вашего врага, Дария, ненависти к которому вы после его смерти больше не имели, как ни; одному бесчестному человеку вы не дали ускользнуть из ваших рук. 18. Когда это будет сделано, насколько послушнее станут персы, поняв, что вы ведете справедливые войны и что ваш гнев возбуждает не имя Бесса, а его преступления!»

Глава 4

1. Солдаты встретили речь царя с большим энтузиазмом и закричали, чтобы он вел их, куда пожелает. 2. Не сдерживая их пыл, царь уже на третий день проник через Парфиену к [119] границам Гиркании. Для защиты Парфиены от нападений варваров он оставил Кратера с отрядом Аминты и, кроме того, с 600 всадниками и столькими же лучниками. 3. Эригию же он велит вести обоз полевой дорогой, дав ему небольшой отряд. Сам со своей фалангой и конницей, пройдя 150 стадиев, стал лагерем в долине, подводящей к Гиркании. Там, есть роща с тенистыми и высокими деревьями, так как тучная почва долины орошается ручьями, стекающими с нависших скал. 4. У самого подножья гор появляется река Зиобет, которая течет на протяжении почти трех стадий в одном русле, но, натолкнувшись на скалу, прерывающую ее течение, делится на два потока. 5. Затем поток, ставший бурным от камней, которые он преодолевает, внезапно уходит под землю. Около 300 стадиев эта река течет скрытым путем, затем снова выходит на поверхность земли, словно рождаясь от другого источника, и прокладывает новое русло в полтора раза шире прежнего. 6. Оно доходит до 13 стадиев ширины, потом опять сужается в более тесных берегах и наконец впадает в другую реку, которая называется Ридагн. 7. Местные жители уверяли, что все брошенное в пещеру в верховье реки опять появляется в новом ее устье. Поэтому Александр приказывает бросить двух волов в реку там, где она уходит под землю, и люди, посланные выловить их, видели туши волов, выброшенные рекой, где она вновь выходит из-под земли.

8. На четвертый день солдатам был дан отдых на этом месте; тут же царь получил письмо от Набарзана, захватившего вместе с Бессом Дария. В письме было сказано, что он не был врагом Дария, наоборот, он дал ему совет, который считал полезным, но за этот искренний совет чуть не был им казнен; 9. что Дарий, помышляя доверить охрану своей особы против всех законов и обычаев чужеземцам, отвергал преданность своих, которую они свято сохраняли своим владыкам в течение 230 лет. 10. Сам он, стоя на скользкой и опасной почве, принял меры, указанные необходимостью. Дарий тоже, убив Багоя, оправдывался перед своими людьми тем, что убил составлявшего заговор против него. 11. Для несчастных смертных нет ничего дороже жизни: из любви к ней он был вынужден на крайность, но он действовал больше по необходимости, чем по желанию. При общей беде у каждого своя судьба. 12. Если царь прикажет ему явиться к себе, он явится без страха; Он не боится, что такой великий царь нарушит данное им общеание; богов не может? обманывать бог. 13. Впрочем, если Александр сочтет его недостойным доверия, есть достаточно мест для изгнания. Какое место изберет себе храбрый человек, там и будет его родина. 14. Александр не колеблясь дал по обычаям персов обещание, что Набарзан. придя к нему, останется невредим.

Тем временем царь продолжал путь, построив войско плотным квадратным строем, изредка посылая разведчиков обследовать [120] местность. 15. Впереди шли легковооруженные, за ними следовала фаланга, за пехотой шел обоз. Воинственность населения и природа этой труднопроходимой; страны держали в напряжении внимание царя. 16. Эта обширная равнина, доходя до Каспийского моря, вдается в него двумя отрогами, посередине слабовогнутый залив, похожий на рога молодого месяца, когда он еще не достиг своей полноты. 17. Слева находятся земли керкетов, моссинов и халибов, с другой стороны — левкосиров и амазонок; первые живут в направлении к западу, а последние — к северу. 18. В Каспийском море вода менее соленая, чем а других морях, и водятся змеи огромной длины, а рыбы отличаются цветом чешуи. Одни называют это море Каспийским, другие — Гирканским, есть и такие, которые считают, что в него впадает Меотийское болото и что вода в этом море не так солона, как в других, потому что она смягчается вливающейся в него водой из болот. 19. На севере вода заливает обширный берег и, широко разливаясь, образует огромное болото, но при другом состоянии воздуха снова возвращается в свои берега с такой же силой, q какой устремлялось вперед, и стране возвращает ее прежний вид. Некоторые думали, что это не Каспийское море, а сам Океан пробивает себе дорогу из Индии в Гирканию, нагорье которой, как сказано выше, сменяется непрерывной плоской равниной.

20. Оттуда царь продвинулся на 20 стадиев по почти непроходимой дороге, заросшей лесом; река и наводнения мешали ему в пути; но, не встречая врагов, он проникает до отдаленных мест. 21. Кроме другого продовольствия, которым эта страна изобилует, здесь много плодовых деревьев и почва очень. хороша для винограда. 22. Здесь много деревьев, напоминающих дуб, на листьях которого обильно выступает мед, но если жители не соберут его до восхода солнца, мед пропадает от первого тепла.

23. Отсюда Александр продвинулся еще на 30 стадиев и встретил Фратаферна, сдавшегося ему вместе с бежавшими после смерти Дария; благосклонно приняв их, царь подошел к городу Арвы. 24. Здесь он соединился с Кратером и Эригием; они провели с собой Фрадата, главу племени тапуров; его Александр также принял милостиво, и это служило для многих примером милосердия царя. 25. Затем он назначил сатрапом Гиркании Манапа; он был изгнанником при царе Охе и пришел тогда к Филиппу; власть над племенем тапуров Александр возвратил Фрадату.

Глава 5

1. Царь вступил уже в крайние районы Гиркании, когда Артабаз, бывший, как мы уже сказали, очень преданным Дарию, встретил его со своими детьми, родными Дария и небольшим отрядом греческих солдат. 2. Царь дал прибывшему правую руку; ибо он был гостем Филиппа во время своего изгнания в [121] царствование Оха, но верность своему царю, которую он сохранил до конца, была для того важнее уз гостеприимства. 3. Итак, ласково принятый, он сказал: «Я молю богов, о царь, чтобы ты наслаждался вечным счастьем, я же, счастливый во всем другом, скорблю только о том, что из-за глубокой старости не смогу долго пользоваться твоей добротой». 4. Ему шел 95-й год. 9 юношей, все сыновья одной матери, сопровождали отца. Артабаз подвел их к руке царя, моля богов, чтобы они жили, пока будут полезны Александру. 5. Царь обычно совершал; путь пешком, но теперь приказал подать лошадей себе и Артабазу, чтобы старик не стеснялся ехать верхом, если он пойдет пешком. 6. Когда затем был раскинут лагерь, царь приказал собрать греков, приведенных Артабазом. Но они ответили, что если не будет предоставлена безопасность лаконцам, а также и синопцам, они сами решат, что им делать. 7. Они были послами от лаконцев у Дария, и после его поражения присоединились к греческим наемникам, служившим у персов. 8. Царь, не дав им никаких обещаний, приказал прийти к нему и услышать от него самого решение своей судьбы. После долгих колебаний и обсуждений они наконец обещали прийти. 9. Но афинянин Демократ, постоянно решительно выступавший против власти македонцев, отчаявшись получить прощение, пронзает себя мечом. Остальные, как решили, сдаются на милость Александра. 10. Их было всего 1500 солдат и, кроме того, 90 посланных к Дарию. Солдаты были причислены к запасным; частям, остальные отпущены домой, кроме лаконцев, которых царь отдал под стражу.

11. У границ Гиркании обитало племя мардов, с грубым образом жизни, привыкшие к разбоям. Только они не прислали послов и, казалось, не собирались подчиниться. Поэтому царь, раздраженный тем, что какой-то народ может лишить его славы «непобедимого», оставив обоз под охраной, выступил против них с отрядом непобедимых. 12. Он совершил переход ночью и на рассвете увидел врага; произошла скорее свалка, чем сражение. Выбитые с занятых ими холмов, варвары обратились в бегство, были захвачены и ближайшие села, покинутые жителями. 13. Но проникнуть во внутреннюю часты этой страны нельзя было без, большого напряжения для войска; путь преграждали горные хребты, густые леса и неприступные скалы; а ровные места варвары загородили по новому способу. 14. А именно: они нарочно сажают деревья как можно чаще; пока ветви деревьев еще нежны, их сгибают руками, сплетают вместе и втыкают в землю; тогда, как бы от другого корня, вырастают более толстые стволы. 15. И они не дают деревьям, расти, как угодно природе, но как бы связывают их вместе. Когда на деревьях бывает много листвы, они совершенно закрывают землю, и тогда переплетение ветвей сплошной стеной преграждает путь. 16. Единственное, что можно было сделать, — это прорубить в них проход, но и это был тяжелый труд; от частых узлов стволы твердели, а сплетенные ветви деревьев, подобные висячим обручам, [122] из-за своей гибкости, не поддавались топору. 17. Жители этой страны, привыкшие, подобно зверям, проползать под ветвями, тоже вступили в лес и из укрытия метали во врагов стрелы.

Александр, выследив, подобно охотнику, их тайные убежища,, перебивает многих из них и наконец велит солдатам окружить заросли и ворваться в них, где только есть проход. 18. Но, не зная местности, многие заблудились, и некоторые были взяты в плен; вместе с ними конь царя, Букефал, которого Александр ценил больше других коней. Он никому не давал садиться на себя, а когда садился царь, он сам опускался на колени, ожидая всадника, будто понимал, кого везет. 19. Царь, поддавшись больше; чем следовало, гневу и скорби, приказывает найти коня и передать через переводчика, что если конь не будет возвращен, никто из них не останется в живых. Устрашенные этой угрозой, враги вместе с другими дарами привели и коня. 20. Но не смягчившись даже этим, царь велит вырубить заросли и землей с гор заровнять равнину, загороженную ветвями. 21. Дело успешно продвигалось вперед, и варвары, отчаявшись удержать захваченное ими пространство, сдались. Царь, взяв заложников, приказал отдать это племя под власть Фрадата. На пятый день он возвращается в свой лагерь. 22. Затем он отпустил Артабаза домой с двойными почестями против тех, которые оказывал ему Дарий. Вскоре подошли к городу Гиркании, где был дворец Дария. Здесь Набарзан, получив обещание безопасности, встретил его с обильными дарами. 23. Среди них был Багой, юноша-евнух в расцвете юности и красоты, которого любил Дарий, вскоре полюбил его и Александр, он пощадил и Набарзана главным образом по просьбе этого юноши.

24. Как было сказано выше, с Гирканией граничило племя амазонок, населяющих поля Темискиры вдоль реки Термодонта. У них была царица Талестрис, правившая всеми живущими между Кавказом и рекой Фасис. 25. Желая видеть царя, она выступила за пределы своего царства и с недалекого уже расстояния послала Александру известие,« что прибыла царица, страстно желающая видеть его и познакомиться с ним. 26. Она сейчас же получила позволение прибыть. Приказав остальной части своей свиты остановиться и ждать ее, она приблизилась в сопровождении 300 женщин; увидев царя, она соскочила с коня, держа в правой руке 2 пики. 27. Одежда амазонок не полностью покрывает тело; левая половина груди обнажена; все остальное закрыто, но одежда, подол которой они связывают узлом, не опускается ниже колен. 28. Они оставляют только одну грудь, которой кормят детей женского пола, правую же грудь они выжигают, чтобы было удобнее натягивать лук и бросать копье. 29. Без всякого страха Талестрис смотрела на царя, внимательно изучая его внешний вид, совсем не соответствовавший его славе; ибо все варвары чувствуют уважение к величественной внешности и думают, что на великие дела [123] способны только люди, от природы имеющие внушительный вид. 30. На вопрос, не желает ли она просить о чем-нибудь царя, она, не колеблясь, призналась, что хочет иметь от него детей, ибо она достойна того, чтобы наследники царя были ее детьми: ребенка женского пола она оставит у себя, мужского — отдаст отцу. 31. Александр спросил ее, не хочет ли она сражаться на его стороне, но она, оправдываясь тем, что не оставила охраны для своего царства, настойчиво просила, чтобы Александр не обманул ее надежд. 32. Страсть женщины, более желавшей [124] любви, чем царь, заставила его задержаться на несколько дней. В угоду ей было затрачено 13 дней. Затем она отправилась в свое царство, а Александр — в Парфиену.

Глава 6

1. Здесь он открыто дал волю своим страстям, и сменил умеренность и сдержанность, прекрасные качества при высоком его положении, на высокомерие и распутство. 2, Обычаи своей родины, умеренность македонских царей и их гражданский облик он считал неподходящими для своего величия, равного величию персидских царей, и соперничал по своей власти с богами. 3. Он требовал, чтобы победители стольких народов, приветствуя его, падали ниц, постепенно приучая их к обязанностям рабов, обращаясь с ними, как с пленниками. 4. Итак, он надел на голову пурпурную о белым диадему, какую носил Дарий, оделся в наряды персов, не боясь дурного предзнаменования от того, что заменяет знаки отличия победителя на одежду побежденного. 5. Он говорил, что носит персидские доспехи, но вместе с ними перенял и персидские обычаи, а за великолепием одежды последовало и высокомерие духа. 6. Письма, посылавшиеся в Европу, он запечатывал своим прежним перстнем, а те, которые отправлял в Азию, — перстнем Дария, но было очевидно, что один человек не может охватить судьбы двоих. 7. Мало того, он одел своих друзей и всадников (ибо они первенствовали в войсках) против их воли в персидские одежды, и те не решались протестовать. 8. В его дворце было 360 наложниц, как и у Дария, окруженных толпами евнухов, также привыкших испытывать женскую долю.

9. Все это в соединении с роскошью и чужеземными привычками вызывало открытое недовольство неискушенных в разврате старых воинов Филиппа, и во всем лагере были одни думы и речи, что с победой они потеряли больше, чем захватили на войне; 10. что, покорившись чужеземным обычаям, они сами оказались побежденными. С какими, наконец, глазами явятся они домой, как бы в одежде пленников. Им стыдно за себя; а царь их, более похожий на побежденного, чем на победителя, из македонского повелителя превратился в сатрапа Дария. 11; И царь, понимая, что он глубоко оскорбил своих' друзей и солдат, старался вернуть себе их преданность щедрыми подарками. Но я думаю, что ненавистна свободным людям цена рабства. 12. Итак, чтобы дело не дошло до мятежа, бездействие солдат надо было прервать войной, поводов к которой, кстати, становилсь все больше. 13. Ибо Бесс, облачившись по-царски, приказал называть себя Артаксерксом и собирал скифов и другие народы, жившие по реке Танаис. Об этом сообщил Сатибарзан, принятый Александром на милость и сделанный им сатрапом той же области, которой он раньше управлял. 14. И так как армия, перегруженная трофеями и предметами роскоши, [125] не могла быстро двигаться, он приказал собрать в одно место сначала его вещи, а затем вещи всех солдат, кроме самого необходимого. 15. Нагруженные добычей повозки они свезли на обширную равнину. Когда все ожидали дальнейших приказов царя, он велел увести животных, а все остальное сжечь и первый поднес зажженный факел к своим вещам. 16. Сожжены были самими владельцами сокровища, ради которых люди часто гасили пожары, чтобы вынести их невредимыми из вражеских городов. И никто не посмел оплакивать цену своей крови, раз тот же огонь пожрал и богатства царя. 17. Затем короткая речь успокоила их горе, и они с готовностью к службе и ко всему на свете радовались, что потеряли лишний груз, а не, свою выучку. 18. Итак, они отправились в Бактрийскую землю.

Внезапная смерть Никанора, сына Пармениона, вызвала всеобщую скорбь. 19. Царь, опечаленный больше всех, очень хотел задержаться и присутствовать на похоронах, но нужда в припасах заставляла его торопиться; оставлен был Филот с 2600 человек для отдания почестей брату, а царь поспешил навстречу Бессу. 20. В пути ему вручили письма от ближайших сатрапов, из которых он узнал, что Бесс с войском выступил против него и еще что Сатибарзан, которого он сделал сатрапом ариев, ему изменил. 21. Поэтому, хотя он и шел против Бесса, он решил сначала) расправиться с Сатибарзаном. Он берет с собой легковооруженных и конницу и, пройдя форсированным маршем всю ночь, неожиданно наступает на врага. 22. Узнав о появлении Александра, Сатибарзан с 2 тысячами всадников — нельзя было собрать больше — бежал в Бактрию, остальные заняли соседние горы. 23. Там есть скала, очень крутая с запада, но более пологая с востока, с густой зарослью леса; на ней есть неиссякаемый источник с обильно текущей водой. 24. Окружность скалы составляет 32 стадия. На ее вершине — травянистый луг. Здесь враги разместили множество тех, кто не принимал участия в сражении; сами же загородили подход к скале стволами деревьев и камнями. Всего было 13 тысяч вооруженных воинов. 25. Оставив Кратера для их осады, Александр поспешил в погоню за Сатибарзаном.

Но, узнав, что варвар находится далеко, он вернулся штурмовать занявших гору. 26. Прежде всего он приказал расчистить места, где только можно подняться, но затем, натолкнувшись на неприступные скалы и откосы, он признал борьбу с природой бесполезной. 27. Александр, любивший преодолевать препятствия, поскольку идти вперед было трудно, а возвращаться опасно, пробовал то одно, то другое, как всегда бывает, когда не удовлетворяет ни одно решение. В таком его затруднении, когда разум был бессилен, ему внезапно помогло счастье. 28. Поднялся сильный западный ветер, а солдаты нарубили уже много деревьев, чтобы по ним взобраться на скалу. 29. Эти деревья, нагретые солнцем, накалились и вспыхнули, и Александр приказывает рубить еще деревья и поддерживать огонь. [126] Сложенные кучей деревья быстро достигают высоты скалы. 30. Поднесенный с разных сторон огонь охватил весь костер. Ветер погнал пламя в лицо неприятелю, и огромные клубы дыма закрыли; небо, как тучей. 31. Леса загудели от огня, и даже то, что солдаты не поджигали, загорелось само и поджигало все, что поблизости. Варвары пытались убежать от мучительной смерти туда, где затухал огонь, на где не было пламени, там их поджидали враги. 32. И они погибали по-разному: частью в самом огне, некоторые прыгали со скалы, другие бросались навстречу врагам, немногие попали в плен полуобгорелыми.

33. Оттуда Александр вернулся к Кратеру, осаждавшему Артакакну. Тот, подготовив все, что нужно, ожидал царя, чтобы предоставить, как и следовало, славу взятия города ему. 34. Александр приказывает придвинуть осадные башни; варвары, устрашенные их видом, протягивая со стен города руки ладонями вверх, молят царя обратить свой гаев на зачинщика мятежа, Сатибарзана, а их, сдающихся; на его милость, пощадить. Царь простил их и не только снял осаду, но и вернул жителям все их имущество. 35. Когда он ушел от этого города, подошло подкрепление: Зоил привел 500 солдат из Греции, Антипатр прислал 3 тысячи из Иллирии, с Филиппом прибыло 130 фессалийских всадников, из Лидии — 2600 воинов-чужеземцев и 300 всадников того же племени. 36. Приняв эти новые силы, царь вступил в страну воинственного племени дрангов. Их сатрапом был Барзаент, соучастник Бесса в преступлении против своего царя; боясь заслуженного наказания, он бежал в Индию.

Глава 7

1. Царь стоял лагерем уже девятый день, не только в безопасности от вражеских сил, но и непобедимый, как вдруг подвергся опасности от внутреннего врага. 2. Димн, человек среднего положения и веса среди приближенных царю, пылал любовью к распутному юноше Никомаху, состоявшему с ним в связи. 3. И вот он, судя по выражению лица, сильно потрясенный, удалив свидетелей, заходит с юношей в храм; 4. и, начав с того, что сообщит нечто весьма секретное и заинтересован этим, требует во имя взаимной их любви принести клятву, что доверенное ему он покроет молчанием. 5. Никомах, полагая, что тот не скажет ничего такого, молчание о чем было бы преступно, клянется всеми богами. 6. Тогда Димн открывает ему, что составлен заговор убить на третий день царя и что он сам участвует в этом заговоре вместе со смелыми и выдающимися мужами. 7. Юноша, услышав это, стал упорно отрицать, что дал клятву участвовать в таком преступлении, и сказал, что никакая клятва не заставит его умолчать о таком преступлении. 8. Димн, обезумев от любви и страха, схватил юношу за руку и, рыдая, стал умолять его принять участие в заговоре; 9. а если он не может, то по крайней мере не выдавать его: ведь он [127] доказал свою любовь к нему, кроме всего другого, тем, что, не испытав его верности, доверил ему свою жизнь. 10. Наконец Димн стал воздействовать на юношу, продолжавшего с негодованием отказываться, страхом, говоря, что заговорщики начнут свое славное дело с его убийства. 11. Затем он старался повлиять на юношу, отвращающегося от такого преступления, то называя Никомаха трусливой женщиной, то предателем своего любовника, то давая ему большие обещания, вплоть до царской власти. 12. Наконец, приставляя обнаженный меч то к горлу Никомаха, то к своему, умоляя и вместе с тем угрожая, Димн добился обещания не только молчать, но и поддержать дело заговорщиков. 13. Однако весьма твердый духом, и будь он целомудрен, достойный юноша не изменил своего прежнего решения, а только притворился, что из-за любви к Димну не может ему отказать. 14. Он стал расспрашивать Димна, с кем он вступил в сообщество; большое, мол, значение имеет, какие люди приложат руки к столь славному делу. 15. Димн, помраченный любовью и преступлением, стал благодарить юношу и поздравлять с тем, что, проявив мужество, он решил присоединиться к Деметрию, одному из телохранителей, Певколаю и Никанору; к ним он прибавил имена Афобета, Иолая, Диоксена, Археполиса и Аминты.

16. Когда Димн отпустил его, Никомах сообщил все, что узнал, своему брату по имени Кебалин. Братья условились, что Никомах остается в палатке, ибо, если он, никогда не приближавшийся к царю, войдет в его шатер, заговорщики поймут, что они преданы. 17. Кебалин же встал у входа в царский шатер, подходить ближе ему не было позволено, поджидая кого-нибудь из своих друзей из первой когорты, чтобы тот провел его к царю. 18. Случилось так, что, когда все разошлись, один Филот, сын Пармениона, по какой-то причине задержался у царя. Ему-то Кебалин, путаясь в словах от сильного волнения, сообщает о том, что узнал от брата, и просит немедленно доложить царю. 19. Филот, похвалив его, сейчас же идет к Александру, но в долгом разговоре с ним о других делах ничего не говорит ему о том, что узнал от Кебалина. 20. Вечером Кебалин, встретив Филота у царского шатра, спрашивает, исполнил ли он его поручение. Филот сослался на то, что царю некогда было разговарить с ним, и ушел. 21. На следующий день, когда Филот шел к царю, Кебалин появляется перед ним и напоминает о сообщенном накануне деле. Тот отвечает, что помнит о нем: но и тогда не сообщает царю того, о чем слышал. 22. Филот начал внушать Кебалину подозрение, и, считая невозможным откладывать, он сообщает о задуманном преступлении благородному юноше по имени Метрон, ведавшему складом оружия. 23. Тот, спрятав Кебалина на складе оружия, сейчас же поспешил к отдыхающему в то время царю и рассказал ему все, что сообщил Кебалин.

24. Царь, послав своих телохранителей арестовать Димна, [128] сам пошел на склад оружия. Там Кебалин, полный радости воскликнул: «Я вижу тебя целым и невредимым, спасенным от рук нечестивцев». 25. Александр, расспросив его обо всем, узнал все подробности. Далее царь спросил, когда именно Никомах дал Кебалину эти сведения. 26. Когда тот признался, что идет уже третий день, он счел такую задержку подозрительной и приказал заковать Кебалина в цепи. 27., Но Кебалин начал кричать, что сразу же, как узнал о заговоре, побежал к Филоту, пусть царь у него спросит. 28. Царь продолжал допрашивать Кебалина, искал ли он Филота, настаивал ли, чтобы тот пошел к нему, и так как Кебалин неизменно подтверждал то, что уже сказал, Александр, воздев руки к небу и со слезами на глазах, стал жаловаться, что так отблагодарил его когда-то ближайший друг. 29. Тем временем Димн, догадавшись, зачем требует его царь, тяжело поранил себя бывшим при нем случайно мечом, но был схвачен подбегавшей стражей и отнесен в царский шатер. 30. Царь, смотря ему в глаза, спросил: «Какое преступление задумал я против тебя, Димн, что ты счел Филота более достойным править Македонией, чем меня?» Но Димн уже не мог говорить: простонав и отвернувшись от царя, он теряет сознание и умирает.

31. Царь, призвав Филота к себе в шатер, сказал: «Кебалин заслуживает крайнего наказания, если он два дня скрывал заговор против моей жизни, но он утверждает, что в этом виновен ты, Филот, так как он немедленно сообщил тебе о полученных им сведениях. 32. Чем теснее наша с тобой дружба, тем более преступно твое укрывательство, и я признаю, что оно подходило бы больше Кебалину, чем Филоту. У тебя благосклонный судья, если еще может быть опровергнуто то, чего не следовало делать». 33. На это Филот, совершенно не смутившись, если судить по его лицу, ответил, что Кебалин действительно сообщил ему слова развратника, но он не придал им значения, опасаясь, что вызовет у других смех, если будет рассказывать о ссорах между влюбленными; 34. но раз Димн покончил с собой, конечно, не следует молчать, что бы это ни было. Затем, обняв царя, он стал умолять, чтобы он судил о нем по прошлому, а не по его ошибке, состоящей в умолчании, а не в действии. 35. Мне трудно сказать, поверил ли ему царь или затаил свой гнев в глубине души; но он дал ему правую руку в залог возобновления дружбы и сказал, что ему действительно кажется, что Филот пренебрег доносом, а не скрыл его умышленно.

Глава 8

1. Затем, на совещании своих друзей, на которое Филот не был приглашен, царь велит привести Никомаха. Юноша повторил дословно то, о чем раньше донес царю его брат. 2. Кратер, будучи дороже царю многих друзей, из соперничества недолюбливал Филота. 3. Кроме того, он знал, что Филот часто докучал [129] Александру восхвалением своей доблести и своих заслуг и этим внушал подозрения если не в преступлении, то в высокомерии. 4. Думая, что не представится более удобного случая уничтожить соперника, Кратер, скрыв свою ненависть под видом преданности царю, сказал следующее: «О если бы ты в самом начале этого дела посоветовался с нами! 5. Мы убедили бы тебя, если бы ты хотел простить Филота, лучше не напоминать ему, сколь он тебе обязан, чем заставить его в смертельном страхе думать больше о своей опасности, чем о твоей доброте. Он ведь всегда сможет составить заговор против тебя, а ты не всегда сможешь прощать его. 6. Ты не имеешь оснований думать, что человек, зашедший так далеко, переменится, получив твое прощение. Он знает, что злоупотребившие милосердием не могут больше надеяться на него. 7. Но даже если он сам, побежденный твоей добротой, захочет успокоиться, я знаю, что его отец, Парменион, стоящий во главе столь большой армии и в связи с давним влиянием у своих солдат занимающий положение, немногим уступающее твоему, не отнесется равнодушно к тому, что жизнью своего сына он будет обязан тебе. 8. Некоторые благодеяния нам ненавистны. Человеку стыдно сознаться, что он заслужил смерть. Филот предпочтет делать вид, что получил от тебя оскорбление, а не пощаду. Знай, что тебе придется бороться с этими людьми за свою жизнь. 9. А у тебя еще достаточно врагов, которых мы готовы преследовать. Берегись врагов в своей среде. Если ты справишься, с ними, я не боюсь ничего извне».

10. Так говорил Кратер. И другие не сомневались, что Филот не скрыл бы данные о заговоре, если бы не был его главою или участником. Ибо какой верный человек с добрыми намерениями, уже не говоря друг, но даже последний простолюдин, услышав то, что было сказано Филоту, не поторопился бы сообщить об этом царю! 11. А сын Пармениона, начальник конницы, поверенный всех тайн царя, не был, побужден даже примером Кебалина, сообщившего ему слышанное от брата! Он солгал, будто бы царю некогда разговаривать с ним, чтобы Кебалин не искал другого посредника. 12. Никомах, связанный даже клятвой богам, поспешил облегчить свою совесть, Филот же, проведя целый день в веселье и развлечениях, не смог вставить в свои пустые разговоры несколько слов, важных для жизни царя. 13. Он говорит, что не поверил сообщению двух простых юношей. Почему же он медлил два дня, будто поверил им? Надо было удалить Кебалина, если Филот не верил его сообщению. 14. Нужно быть очень смелым, когда подвергаешься опасности сам, но если что-либо грозит благу царя, нужно быть настороженным и выслушивать даже приносящих пустые сведения. 15. Итак, все решают назначить над Филотом следствие, чтобы он назвал остальных участников заговора. Царь отпускает всех, приказав молчать о результатах совещания.

Затем он велит объявить на следующий день поход, чтобы [130] ничем не выдать принятого решения. 16. Филот был даже приглашен на свой последний пир, и царь имел силу духа не только пировать, но и дружески разговаривать с человеком, которого осудил на смерть. 17. Затем, во время второй смены караула, огни были погашены, и в царский шатер вошло несколько человек из числа друзей царя: Гефестион. Кратер, Кен и Эригий, а из телохранителей Пердикка и Леоннат. Они приказали караулу, охраняющему шатер, оставаться на страже с оружием в руках. 18. У всех выходов из лагеря стояли воины; всадникам также было приказано занять дороги, чтобы никто не мог тайно отправиться к Пармениону, управляющему тогда Мидией и имевшему большие вооруженные силы. 19. Атаррий же вошел в шатер царя с 300 вооруженными солдатами. Ему дается 10 помощников и при каждом по 10 вооруженных воинов. 20. Они были посланы захватить остальных участников заговора. Атаррий с 300 воинов был послан за Филотом и стал ломать запертый вход в его жилище с помощью полсотни храбрейших своих молодцов, остальных он расставил вокруг дома, чтобы Филот не мог уйти через тайный ход. 21. Филот, в сознании своей безопасности или от большой усталости, крепко спал: Атаррий схватил его еще сонного. 22. Когда он полностью пробудился и был закован в цепи, он сказал: «Жестокость врагов моих победила, о царь, твое милосердие!» И пока его с закрытой головой вели к шатру царя, он не сказал больше ни слова. 23. На другой день царь приказал всем собраться с оружием в руках. Собралось около 6 тысяч солдат, кроме того, толпа маркитантов и обозной прислуги наполнила царский шатер. 24. Вооруженные воины закрывали собой Филота, чтобы толпа не увидела его, пока царь не обратится с речью к солдатам. 25. По древним обычаям Македонии, приговор по уголовным преступлениям выносило войско, в мирное время это было право народа и власть царей не имела значения, если раньше не выявилось мнение масс. 26. Итак, сначала принесли тело Димна, но большинство собравшихся не знало, что он сделал и каким образом погиб.

Глава 9

1. После этого Александр вышел к собравшимся с выражением душевной скорби на лице. Печаль его друзей также делала ожидание напряженным. 2. Царь долгое время молчал, опустив глаза, с видом человека, потрясенного горем. Наконец он обрел силу духа и сказал: «Я едва не был вырван из вашего круга, о воины, преступлением немногих заговорщиков и остался жив по промыслу и милосердию богов. Смотря на ваше почетное собрание, я вынужден особенно гневаться на предателей, ибо первая и даже единственная отрада моей жизни в том, что я еще могу воздать благодарность стольким храбрым мужам, оказавшим мне величайшие услуги». 3. Его слова были прерваны гулом воинов, и у всех на глазах выступили слезы. [131] Тогда царь продолжал: «Насколько же больше, я взволную ваши души, если назову зачинщиков столь великого преступления. Я все еще опасаюсь упоминать их и не называю их имена, будто это может их спасти. 4. Но память о прежнем моем расположении к ним нужно преодолеть и раскрыть перед вами заговор бесчестных людей. Ибо как можно умолчать о столь великом нечестии? Парменион, при своем возрасте, получивший так много милостей от меня и моего отца, старейший из наших друзей, стал во главе такого преступления. 5. Его орудие — Филот сплотил против моей жизни Певколая и Деметрия и того Димна, тело которого вы видите перед собой, и других, пораженных таким же безумием».

6. Со всех сторон раздались крики негодования и скорби, как всегда бывает в толпе, и особенно у солдат, если они, возбуждены усердием или гневом. 7. Затем приводят Никомаха, Кебалина и Метрона, и они повторяют то, что каждый из них сообщал. Но никто из них не назвал среди заговорщиков Филота. Итак, солдаты, подавив свое негодование, молча выслушали слова доносчиков. 8. Тогда царь продолжал так: «Что же вы скажете о человеке, скрывшем сделанное ему сообщение о столь важном деле? Смерть Димна показывает, что оно не было напрасным. 9. Кебалин не побоялся пыток, принеся непроверенные известия, а Метрон так торопился облегчить свою душу, что пробился даже туда, где я мылся. 10. Один Филот ничего не боялся и ничему не верил. Какая сила духа! Взволнует ли чакого человека опасность, грозящая царю? Изменится ли он в лице, выслушает ли внимательно вестника столь тревожных событий? 11. Несомненно, его молчание скрывает преступные замыслы; страстная жажда царской власти толкнула его на величайшее нечестье. Его отец правит Мидией; сам он имеет благодаря мне большое влияние среди, моих полководцев, но домогается большего, чем может охватить. 12. Он смеется даже над моей бездетностью. Но ошибается Филот, ибо вы мои дети, родичи и кровные братья; с вами и я не могу быть одинок».

13. Затем царь прочитал перехваченное письмо Пармениона к его сыновьям Никанору и филоту, не дававшее, однако, повода к более серьезным подозрениям. 14. Именно в нем было сказано: «Сначала позаботьтесь о себе, затем о своих; так мы достигнем желаемого». 15. И царь добавил, что это написано так, что если попадет к сыновьям, будет понято правильно, а если будет перехвачено, введет неосведомленных людей в заблуждение. 16. Затем он продолжал? «Но могут сказать, что Димн, перечисляя всех заговорщиков, не назвал Филота. Это, однако, признак не его невиновности, но его силы, ибо настолько боялись его даже те, кто мог его выдать, что, признавшись сами, не упомянули о нем. Да и вся его жизнь выдает его. 17. Он присоединился как друг и союзник к Аминте, моему родственнику, составившему в Македонии бесчестный заговор против меня, он выдал сестру замуж за злейшего моего врага Аттала. [132] 18. Когда я написал ему по праву столь близкой дружбы о данном мне оракуле Юпитера-Аммона, он имел дерзость ответить, что поздравляет меня с принятием в сонм богов, но жалеет тех, кому придется жить под властью превысившего удел человека. 19. Это признаки того, что душа его давно отдалилась от меня и завидует моей, славе. Но все это, о воины, пока было можно, я скрывал в душе. Мне казалось, что я оторву кусок своей плоти, если перестану ценить тех, на' кого возлагал столько надежд. 20. Но теперь требуют наказания уже не дерзкие речи: дерзость перешла со слов на мечи. Мечи же, если вы верите мне, Филот отточил против меня, и если он сам довел до этого, куда же мне обратиться^ о воины? Кому доверить свою жизнь? 21. И я поставил его во главе конницы, лучшей части моей армии, состоящей из самых знатных юношей, я доверил его попечению мою жизнь, надежды, победу. 22. Его отца я поднял на такую же высоту, на какую вы подняли меня. Я отдал под его власть Мидию, богаче которой нет другой страны, и много тысяч сограждан и союзников. Но там, где я искал помощи, возникла опасность. 23. Насколько лучше для меня было бы пасть в сражении добычей врага, а не жертвой своего соплеменника! Теперь, избегнув опасностей, которых я боялся, я встретился с такими, которых не должен был бояться. 24. Вы обычно просите меня, воины, беречь свою жизнь. И вы можете сохранить мне ее, посоветовать, что мне делать. К вам и вашему оружию прибегаю я за спасением; я не хочу жить против вашей воли, если же вы хотите этого, то я должен быть отомщен».

25. Затем он велит вывести Филота со связанными за спиной руками и покрытого изношенным плащом. Было видно, что люди тронуты жалким видом того, на кого так недавно смотрели с завистью. 26. Только вчера видели его командиром конницы, знали, что он был на пиру у царя, и вдруг увидели его не только обвиненным, но и осужденным, и даже связанным. 27. Вспомнили также судьбу Пармениона, столь славного полководца, уважаемого гражданина, который, потеряв двоих сыновей, Гектора и Никанора, заочно будет судим вместе с последним сыном, сохраненным ему судьбой. 28. Но вот Аминта, один из полководцев царя, вновь; возбудил собрание, склонное к милосердию, резким выступлением против Филота. Он сказал, что их предали варварам, что никто не вернется на родину к своей жене и родным, но что, подобно телу, лишенному головы, жизни, имени, они будут игралищем в руках своих врагов в чужой стране. 29. Речь Аминты была не так приятна царю, как тот надеялся, ибо, напомнив солдатам об их семьях, и родной стране, он сделал их менее усердными к совершению предстоящих подвигов.

30. Затем Кен, хотя и был женат на сестре Филота, обвинял его сильнее всех остальных, крича, что он предатель царя, страны, войска, и, схватив лежащий у ног камень, собрался [133] бросить в него, чтобы, как думали многие, спасти его от пыток. 31. Но царь удержал его руку, сказав, что надо дать обвиняемому возможность высказаться и что он не позволит судить его по-другому. 32. Но Филот, когда ему приказали говорить, то ли подавленный сознанием своей вины, то ли пораженный угрожающей ему опасностью, не осмелился ни поднять глаз, ни открыть рта. 33. Затем, обливаясь слезами, он потерял сознание и упал на руки державшего его воина, а когда его слезы были осушены его плащом, он вновь обрел дыхание и голос и, казалось, собрался говорить. 34. Тогда царь, пристально посмотрев на него, сказал: «Судить тебя будут македонцы, я спрашиваю, будешь ли ты говорить с ними на своем родном языке?» На это Филот ответил: 35. «Кроме македонцев есть много других, которые, я думаю, лучше поймут меня, если я буду говорить на том же языке, на каком говорил и ты, и не ради чего другого, как быть понятым большинством». 36. Тогда царь сказал: «Видите, какое отвращение у Филота даже к языку его родины? Он один пренебрегает его изучением. Но пусть говорит, как ему угодно, помните только, что нашими обычаями он пренебрегает так же, как и нашим языком». С этими словами царь покинул собрание.

Глава 10

1. Тогда Филот сказал: «Невинному легко найти слова, несчастному трудно соблюсти меру в словах. 2. Поэтому я, сохраняя чистую совесть и подавленный тяжелыми обстоятельствами, не знаю, как связать мои чувства с моим положением. 3. Отсутствует лучший мой судья; я не знаю, почему он сам не захотел выслушать меня, ибо, клянусь богами, выслушав обе стороны, он может как осудить, так и оправдать меня; но не будучи выслушан, я не могу быть заочно и оправдан, раз я уже осужден им лично. 4. И хотя человеку, закованному в цепи, защищаться не только излишне, но и опасно, так как он уже не извещает, а будто бы обвиняет своего судью; но поскольку мне позволено говорить, я не буду молчать и не дам подумать, что я осужден и своей совестью. 5. Я сам не вижу, в чем меня можно обвинить: никто не назвал меня среди заговорщиков. Никомах ничего не сказал обо мне. Кебалин не мог знать больше того, что слышал. И все же царь верит, что я — глава заговора! 6. Неужели Димн мог пропустить имя того, за которым следовал? Он должен был, хотя бы и ложно, назвать меня при вопросе об участниках заговора, чтобы легче убедить того, кто его испытывал. 7. Ведь он пропустил мое имя не после раскрытия преступления; тогда могло бы показаться, что он щадит союзника. Никомах донес о тех, кто, как он думал, не выдаст своей тайны, но, назвав всех остальных, одного меня пропустил. 8. Прошу вас, воины-товарищи, сказать, что если бы Кебалин ко мне не обратился и оставил бы меня в полном неведении о заговоре, стоял бы я сегодня перед вашим судом, когда никто [134] не назвал меня? 9. Димн, конечно, если бы был жив, выгородил бы меня. А что же остальные? Кто захочет признаться в своей вине, тот, конечно, ничего не скажет обо мне: злая судьба горька, и виновный, страдающий за себя, бывает равнодушен к мучениям другого. 10. Неужели из стольких виновных никто не скажет правду, даже и под пыткой? И все же никто не щадит обреченного на смерть, да, по-моему, и он сам никого не жалеет.

11. Я должен вернуться к единственному правдивому обвинению, почему я умолчал о сказанном мне. Почему выслушал так беззаботно? Как бы то ни было, но этот проступок, когда я сознался; в нем, ты, Александр, простил, ты дал мне правую руку в знак примирения и я был на твоем пиру. 12. Если ты поверил мне, что я очищен от подозрений, если ты пощадил меня, так не меняй же своего решения! Что я сделал прошлой ночью, когда ушел от твоего стола? Какое новое преступление, сообщенное тебе, заставило тебя изменить решение? 13. Я крепко спал, когда меня, измученного моими несчастиями, разбудили мои враги, чтобы заковать меня. 14. Когда приходил такой глубокий сон к заговорщику и убийце? Преступники не могут спать спокойно, их мучают угрызения совести и терзают фурии не только когда преступление совершено, но и когда оно еще только задумано. Меня освободила от страха как моя невиновность, так и твоя правая рука; я не боялся, что ты больше подчинишься жестокости других, чем своему милосердию. 15. Но не раскаивайся в том, что ты поверил мне, ведь все было рассказано мне простым юношей, который не мог представить ни одного свидетеля своих слов, никакого залога и который переполошил бы всех, если его стали слушать. 16. К несчастью, я подумал, что до моего слуха доводят о ссоре развратника с любовником, и мне показалось подозрительным, что он не сам пришел ко мне, а послал своего брата. 17. Я боялся, что он будет отрицать данное им Кебалину поручение и я окажусь причиной опасности для многих; друзей царя. 18. Даже когда я никого не задел, нашелся человек, пожелавший моей гибели; скольких я нажил бы врагов, обвини я невинных? 19. Но, скажете вы, ведь Димн покончил с собой. А мог ли я это предугадать? Конечно, нет. Итак, единственный факт, удостоверяющий сообщение, еще не мог воздействовать на меня, когда я говорил с Кебалином.

20. Клянусь богами, если бы я был соучастником Димна в таком преступлении, я не стал бы целых два дня скрывать от него, что нас предали; ведь самого Кебалина легко было убрать с дороги. 21. И наконец, после того как известие, от которого я должен погибнуть, мне было сообщено, я входил один в спальню царя с мечом в руках. Почему же я не совершил тогда преступления? Или я не осмелился на него без Димна? 22. Он, значит, был главой заговора, а я, Филот, мечтающий о троне в Македонии, скрывался в его тени! Был ли кто-нибудь из вас подкуплен дарами? Кому из вождей, какому префекту [135] оказывал я особое внимание? 23. Меня обвиняют даже в том, что я презираю свой родной язык и обычаи Македонии. Итак, я домогаюсь власти над тем, кого презираю! Уже давно мой родной язык вышел из употребления в общении с другими народами: и победителям и побежденным приходится изучать чужой язык. 24. Это, клянусь богами, еще не так оскорбительно для меня, как то, что Аминта, сын Пердикки, участвовал в заговоре против царя. Я не отказываюсь от упреков в дружбе с ним. Или не следовало сближаться с братом царя? 25. Но если надо было уважать человека столь высокого положения, спрашивается, виноват ли я, что не угадал этого, или должны умирать также ни в чем не повинные друзья преступников? Если это справедливо, почему же я до сих пор жив? 26. Я действительно написал, что жалею людей, вынужденных жить под скипетром считающего себя сыном Юпитера. О вера в дружбу, о опасная свобода давать искренние советы, вы предали меня, вы внушили мне не молчать о том, что я думаю! 27. Я признаю, что написал это, но самому царю, а не о царе. Я не хотел возбудить ненависть к нему, а боялся за него. Мне казалось более достойным Александра молча признавать в себе семя Юпитера, чем объявлять о нем во всеуслышание. 28. Но так как все верят оракулу, пусть бог будет свидетелем в моем деле; держите меня в оковах, пока не спросите Аммона, замышлял ли я тайно преступление. Признавший нашего царя сыном не потерпит, чтобы остались скрытыми замыслы против его потомка. 29. Если вы считаете пытки более верным средством, чем оракул, я не отказываюсь от такого способа узнать правду.

30. Обвиненные в таких преступлениях обычно приводят на суд родственников. Я потерял недавно обоих братьев, своего отца я не могу привести и не смею даже обратиться к нему, раз он сам обвинен в том же преступлении. 31. Неужели мало того, что он, бывший отцом стольких сыновей, а теперь имеющий в утешение только одного, потеряет и этого последнего, разве только и его положат на мой погребальный костер? 32. Итак, дорогой отец, ты умрешь из-за меня и вместе со мной; это я отнимаю у тебя жизнь, я обрываю твои годы. Зачем, скажи, породил ты меня, несчастного, против воли богов? Для того ли, чтобы узнать по моей; судьбе и об ожидающей тебя? 33. Не знаю, что более достойно сожаления: моя юность или твоя старость. Я погибаю в расцвете сил, у тебя же палач возьмет жизнь, которую, даже если бы судьба хотела ждать, уже требует от тебя; природа. 34. Упоминание о моем отце убеждает меня, как робко и нерешительно следовало бы мне сообщить о том, о чем донес Кебалин. Ведь Парменион, узнав, что врач Филипп приготовил для царя яд, написал ему письмо, чтобы предостеречь его не принимать лекарства, которое медик решил ему дать. 35. Разве поверили моему отцу? Разве это письмо имело какое-либо значение? Как часто и я сам, сообщая о том, что услышал, подвергался насмешкам за свое легковерие. Если нами [136] обоими недовольны, когда мы предупреждаем, и подозревают нас, когда мы молчим, что же нам делать?» 36. И когда один из стоявших поблизости воскликнул: «Не устраивать заговоров против своих благодетелей», Филот ответил: «Ты говоришь правду, кто бы ты ни был. 37. Итак, если я заговорщик, я не прошу избавить меня от наказания и кончаю свою речь, раз мои последние слова показались вам неприятными». И сторожившие его люди его уводят.

Глава 11

1. Среди полководцев был Болон, храбрый воин, но неискушенный в гражданских обычаях мирного времени, старый солдат, из простого народа дослужившийся до своего высокого положения. 2. В то время как остальные молчали, он стал настойчиво вспоминать, сколько раз его людей прогоняли с занятых ими мест, чтобы свалить нечистоты рабов Филота там, откуда согнали солдат; 3. как повозки Филота, груженные золотом и серебром, стояли повсюду в городе, как никого из солдат не допускали к его помещению, как их отгоняла стража, поставленная охранять сон этой неженки не только от каких-либо звуков, но даже и от еле слышного шепота. 4. Сельские, мол, жители всегда подвергались его насмешкам: фригийцами и пафлагонцами называл их тот, кто, македонец по рождению, не стыдился выслушивать своих соотечественников с помощью переводчика. 5. Почему он хочет теперь запросить Аммона? Ведь он же об винил Юпитера, признавшего Александра своим сыном, во лжи, опасаясь поистине, что дары богов вызовут зависть 6. Когда он злоумышлял против своего царя и друга, он не спрашивал совета Юпитера; теперь он просит послать и оракулу, чтобы за это время его отец, правящий Мидией, нанял на доверенные ему деньги разных негодяев для соучастия в преступлении. 7. Они сами пошлют к Юпитеру, но не спросить оракула о том, что они узнали от царя, но чтобы возблагодарить бога и исполнить обеты ради безопасности величайшего царя. 8. Тогда взволновалось все собрание, и первыми стали кричать телохранители, [137] что предателя надо разорвать на куски их руками. И Филоту не было неприятно слышать это, так как он опасался более жестоких пыток.

9. Царь, вернувшись в собрание или чтобы самому наблюдать за пыткой, или чтобы тщательнее расследовать дело, перенес собрание на следующий день и, хотя наступал вечер, все же велел созвать своих друзей. 10. Почти все предлагали побить Филота камнями по старому обычаю македонцев, но Гефестион, Кратер и Кен настаивали, чтобы от него добились правды пытками, и те, которые раньше советовали другое, склонились к их мнению. 11. На этом совет был распущен, и Гефестион с Кеном и Кратером поднялись, чтобы учинить допрос Филоту. 12. Царь, задержав Кратера и поговорив с ним — о чем — осталось неизвестным, — удалился в глубину своих покоев и, отпустив всех, до поздней ночи ожидал результатов допроса. 13. Палачи разложили все свои орудия пытки на глазах у Филота. 14. Он со своей стороны сказал: «Почему вы медлите убить врага царя, убийцу, признавшегося в своем преступлении? Зачем нужна пытка? Я замыслил это, я хотел этого». Кратер потребовал, чтобы он подтвердил сказанное под пыткой. 15. Затем его схватили, и пока завязывали ему глаза и срывали с него одежду, он напрасно призывал богов своей отчизны и законы всех народов, обращаясь к; тем, кто не хотел слушать. Затем его стали терзать изощреннейшими пытками, ибо он был осужден на это и его пытали его враги в угоду царю. 16. Сначала, когда; его терзали то бичами, то огнем и не для того, чтобы добиться правды, но чтобы наказать его, он не только не издал, ни звука, но сдерживал и стоны. 17. Но когда его тело, распухшее от множества ран, не могло больше выдержать ударов бича по обнаженным костям, он обещал, если умерят его страдания, сказать то, что они хотят. 18. Но он просил, чтобы они поклялись жизнью царя, что прекратят пытку и удалят палачей. Добившись того и другого, он сказал: 19. «Скажи, Кратер, что ты желаешь услышать от меня?» И когда Кратер, взбешенный тем, что Филот смеется над ним, позвал палачей обратно, Филот стал умолять дать ему время перевести дыхание, обещая сказать все, что знает.

20. Между тем всадники, все благородного происхождения и особенно близкие родственники Пармениона, как только распространился слух о пытках, которым подвергается Филот, опасаясь древнего македонского закона, по которому родственники замышлявшего убийство царя подлежат казни вместе с виновным, частью покончили с собой, частью бежали в горы и пустыни. Весь лагерь был охвачен ужасом, пока царь, узнав об этом волнении, не объявил, что отменяет закон о казни родственников виновного. 21. Трудно сказать, хотел ли Филот прекратить свои мучения правдой или ложью, ибо один конец ожидает и сознавшихся в истине, и сказавших ложь. 22. Во всяком случае Филот сказал: «Вы знаете, как дружен был мой отец с [138] Гегелохом; я говорю о Гегелохе, погибшем в сражений. От него пошли все наши несчастья. 23. Когда царь приказал почитать себя как сына Юпитера, возмущенный этим Гегелох сказал: «Неужели мы признаем царя, отказавшегося от своего отца, Филиппа? 24. Мы погибнем, если допустим это. Кто требует, чтобы его считали богом, презирает не только людей, но и богов. Мы потеряли Александра, потеряли царя и попали под власть тирана, невыносимую ни для богов, к которым он приравнивает себя, ни для людей, от которых он себя отделяет. 25. Неужели мы ценой нашей крови создали бога, который пренебрегает нами, тяготится советами смертных? 26. Поверьте мне, и боги придут нам на помощь, если мы будем мужественны. Кто отомстит за смерть Александра, предка этого царя, затем за Архелая и Пердикку? Он сам простил убийц своего отца!» 27. Так говорил Гегелох за обедом, а на заре следующего дня меня позвал отец. Он был расстроен и заметил, что я печален, ибо то, что мы услышали, взволновало нас. 28. Итак, чтобы узнать, говорил; ли Гегелох в опьянении или по более важной причине, мы решили вызвать его. Он пришел и, повторив то, что сказал раньше, прибавил, что если мы решимся возглавить его замысел, он будет ближайшим нашим соучастником, если же мы недостаточно смелы, он скроет свои планы. 29. Пармениону план показался несвоевременным, пока был жив Дарий; ведь они убили бы Александра не для себя, а для врага. Но если Дария не будет, то в награду за убийство царя его убийцам достанется Азия и весь Восток. Этот план был принят и скреплен взаимными клятвами. 30. О Димне я ничего не знаю, но понимаю, что после моего признания мне не принесет пользы неучастие в его преступлении».

31. Но палачи, снова применив пытки и ударяя копьями по его лицу и глазам, заставили его сознаться, и в этом преступлении. 32. Когда же они потребовали, чтобы он рассказал о порядке осуществления плана, он ответил, что они опасались, что Александр задержится в Бактрии, а его семидесятилетний отец, возглавлявший большую армию и хранивший богатую казну, умрет и сам он, лишившись таких возможностей, не будет иметь повода убить царя. 33. Поэтому он торопился осуществить свой план, пока преимущество было на его стороне. Отец его к этому плану был непричастен, если они не верят, то хоть он не может больше терпеть пытку, он не отказывается от нее. 34. Посоветовавшись, допрашивающие решили, что он сказал достаточно, и возвратились к царю. Тот приказал огласить на следующий день показания Филота и самого его принести, поскольку он не мог ходить. 35. Когда Филот признался во всем, ввели Деметрия, обвиняемого в участии в последнем заговоре. Он упорно отрицал с большой твердостью духа и выражением стойкости в лице какие-либо преступные замыслы против царя и даже требовал и для себя пыток. 36. Тогда Филот, смотря по сторонам, заметил стоявшего рядом с ним некоего Калиса и подозвал [139] его к себе, а когда Калис, смутившись, отказался подойти к нему, Филот сказал: «Неужели ты допустишь, чтобы Деметрий лгал, а меня снова пытали?» 37. Калис побледнел и потерял дар речи, и македонцы подумали, что Филот хочет оклеветать невинного, так как имя этого юноши не назвал ни Никомах, ни Филот во время пытки. Но, увидев себя окруженным префектами царя, Калис признался, что они, с Деметрием замышляли это преступление. 38. Тогда все названные Никомахом были по данному знаку побиты камнями, согласно отеческому обычаю. 39. Так Александр избавился от большой опасности, не только смерти, но и ненависти, ибо Пармениона и Филота, его первых друзей, можно было осудить только при явных уликах виновности, иначе возмутилась бы вся армия. 40. Итак, впечатление этого дела было двоякое: пока Филот отрицал свою вину, казалось, что пытки слишком жестоки, а после своего признания он не вызвал сострадания даже. у своих друзей. [139]
Дальше