МАХ-ШАРАФ ХАНУМ КУРДИСТАНИ

ХРОНИКА ДОМА АРДАЛАН

ТАРИХ-И АРДАЛАН

Около 1237/1821-22 года расстроилось здоровье вали [154] Аманаллах-хана Великого, и три-четыре года спустя, в начале зимы 1240/1824 года, он умер от болезни печени — “у Heго власть над всем, и к Нему вы возвращены будете” (Коран XXVIII, 70.).По соблюдении обычаев траура, поскольку стояла зима, его тело оставили в пустом зале и назначили чтецов читать нараспев /169/ Коран, пока после дней Науруза его не похоронили пышностью и великолепием, подобающим владыкам, по соседству с местом погребения великодостойных правителей Арделана.

Покойный Аманаллах-хан Великий во время своего правления и при жизни назначил правителем Джаванруда и племени джаф Мухаммад Садик-хана, который был самым старшим по возрасту сыном сего благородного, а бразды управления Исфандабадом и Чардули ¹²⁴ передал в достойную десницу и [предоставил] на усмотрение Хусайн-Кули-хана.

Из числа высоких строений и редкостных дворцов, которые сохранились и напоминают о том повелителе с обычаем кесаря, [следует упомянуть] внутренний дворец (В отличие от наружных помещений, предназначенных для приемов), один из дивных помещений (Букв, “пространства) которого называется Гулистан (“Цветник”), и уединенные за[городные дворцы] с залом для приемов, домами, беседками и высокими замками, что претендуют на соперничество с [замком] Хавернак для Бахрама [Гура] ¹²⁵ .

/170/ К постройкам того эмира-странопокорителя принадлежи еще Талар-и и Дилгуша (Букв. “Сердцепокоряющий зал”.) красотою он прославился на весь мир ¹²⁶ ; затем дворец Хусравийе и мечеть Дар ал-Иxcaн которую можно сравнить с Иерусалимской мечетью и с o6етованной обителью. Тем благородным построены также дворец к югу [от мечети] Дар ал-Ихсан, дворец для военачальника ханского [войска] и площадь у дворцовых ворот. Аманаллах-ханом Великим построен базар, что находится за пределами городской крепости, и еще дворец и сад Хусравабад, от которого [райский источник] Сельсебиль позаимствовал сладость проточных вод, а сад Ирема — красоту его лугов и дорожек. /171/ [Это] словно рай на земле, который Творец назвал Хусравабадом.

Поляны с целебными минеральными [водами] на горе Авидар, сад и дворец Хасанабад на возвышенности к югу от селения, крепость, дворец и базар Каслан — все возведено им. Краткость [изложения] на этих страницах не позволяет описать и изъяснить небесноподобные начинания того вали [155] с достославными устоями. Приходится ограничиваться [перечислением лишь] некоторых [из них]. В конце концов, когда настиг его смертный час и он услышал призыв таинственного хатифа: “Воротись ко Господу своему!” (Коран LXXXIX, 28.), не смог он поправить дела ни изобилием [сокровищ], ни великой мощью, величием и даровани[ями]. Воспарил он тогда в направлении [мира] небытия. Воистину, “в день, в который не помогут ни богатство, ни сыновья, а только тот, кто придет к Богу с мирным сердцем” (Там же, XXVI, 88, 89.).

/172/ Хусрав-хан III

Когда Аманаллах-хан Великий отбыл в рай, его сын Хусрав-хан, который [еще] при жизни отца утвердился на троне эпохи [его] заместителем, воссел на его месте и, исполненный величия и славы, изволил восшествовать на трон отцовского эмирата.

В начале лета этого года, когда Хусрав-хан вместе со скромницей шатра славы и величия, или несравненной царевной Хуси Джихан-ханум, которая была беременна, поспешно выехал, желая посетить его величество [государя] каджарского — по заведенному обычаю, они изволили остановиться в летовьях (Букв, “на лугу”.) Султанийе,— благородная царевна разрешилась от бремени и родила сына, названного Аманаллахом, славным и высокодостойным именем покойного Аманаллах-хана. Он был поименован [почетным прозвищем] Гулам-шах (Букв. “Раб шаха”.).

Сын покойного Мирза 'Абдалкарима Мирза Муртаза-Кули Мухлис, которому были присущи добропорядочность и истинный вкус, и благородный милостиво называли его Хусрав Мирза Рафиком (Букв. “Друг”.), составляя хронограмму восшествия Хусрава, сочинил два-три бейта, что, будучи не без достоинств, соответственно запечатлены [нами].

Кит' а:

Задумалось Солнце,
Старается найти полустишие,
Составить хронограмму года смерти вали
И восшествия нового вали тоже;
Мудрость изрекла: “В царстве правления
Умер Аманаллах и воссел Хусрав(Аманаллах шуд ва бинишаст Хусрав — при вычислении получается 1240/1824-25 г.)”.

По возвращении из отмеченной благодатью поездки Хусрав-хан III распахнул врата казнохранилищ и кладовых [156] покойного вали, в которых хранилось более двадцати куруров наличными деньгами (Курур — полмиллиона.), и оделил простонародье и знатных вилайета, каждого сообразно положению и званию. И столь благодарны и довольны были жители вилайета красотой помышления и чистотой нрава того благородного, /173/ что [такого] не видели и [о подобном] не слышали ни при одном из прежних правителей. Ничтожнейший и самый высокодостойный радовались его существованию и были вынуждены [признать] его превосходство. От [всей] души и от [всего] сердца они повиновались (Букв, “подставили выю для ошейника повиновения”.) ему и приготовились служить, кроме двух султанов из Авромана, Хайдар-султана и Мухаммад-султана. Уповая на многочисленность пушек огнестрельного оружия и [свою] мощь, а [также] по недомыслию и безрассудству они перестали изъявлять покорность и, понадеявшись на каменистые [отроги] и горы Авромана, подняли знамя смуты и мятежа и начали враждебные действия.

Сколько от истоков эмирата ни направляли милостивых посланий для их увещевания, ничего не вышло. Их обуяла гордыня, и они отвратили чело от [своего] благодетеля, пока высокорожденный Хусрав не посчитал необходимым [принять] меры для наказания подлых смутьянов. Проучить и наказать их он поручил Мухаммад-хану сархангу, который приходился родным единоутробным братом тому благородному, с конниками и войском Арделана.

Враги, прослышав об этом, своим приютом избрали неприступные горы, стали строить укрепления, готовить все необходимое и собирать для сражения жаждущих мщения стрелков. Предводитель победоносного войска по прибытии остановился в полуфарсахе от их укрепления и два-три дня посвятил отдыху (Букв, “сидел, отдыхая”.). И вот утром, когда для врагов утро могущества сменилось вечером и их звезда счастья закатилась, [авроманцы] неожиданно обрушили град (В тексте “стрелами”.) пуль из щелей укрепления и разожгли шум битвы, стреляя из пушек и ружей. Благородный хан-военачальник, что в чаще отваги был леопардом, а в море храбрости — крокодилом, /174/ несмотря на юный возраст и неопытность, посчитал сражение за пиршество, бесстрашно сел на коня и повелел своему войску вступить в бой.

Поскольку возможности сойтись на поле брани не было, обе стороны занялись стрельбой из ружей. С той и другой стороны было убито несколько человек, в том числе Ака Джа'фар Бани Ардалан. От грохота ружей и криков стрелков пришли в содрогание устои семи небесных сфер. Однако, [157] поскольку враги находились на вершине горы, а победоносное войско у ее подножия, успехов больших не добились.

В конце концов храбрецы Арделана заткнули за пояс подол отваги и устремились на укрепление тех слепцов и теперь отплатили сполна врагам за [проявленную] неблагодарность. Хайдар-султан, главарь и предводитель того беспорядочного сборища и зачинатель великих (Букв, “видных”.) смут, без [всякой] на то причины пожелал спуститься с вершины горы вниз и со своими литаврами, барабаном и стрелками остановился на берегу реки, что протекала у подножия горы. Мужи поля брани, не обращая внимания на разящие стрелы и пули (Букв, “не думая о стрелах стрел и ружей”.), бросились на того неблагодарного и окружили его [плотно], как кольцо [охватывает] палец. Большинство его приверженцев захватили в плен, большую часть из них предали мечу. Султан, чтобы помочь своему безвыходному положению (Букв, “излечить свою неизлечимую болезнь”.), бросился в воду и [под водой] скрылся. Однако в воду вошли несколько героев Сенендеджа, сразили его пулей и из воды отправили в огонь преисподней.

Джа'фар-султан аджудан-баши с отрядом поспешил к укреплению Мухаммад-султана с другой стороны. Несмотря на то что пули сыпались на головы (Букв. “темя”.) людей градом, они не думали о смерти. С помощью смелых атак они очистили то место от грязи его (Мухаммад-султана.) существования, побросав головы большинства врагов во прах унижения. Султан при виде /175/ [такого] положения не придумал никакого выхода, кроме бегства. Он пустился бежать и прибыл в Шахризур.

Бабанцы, что пришли им на помощь, от лицезрения таких великих побед опечалились и тоже обратились в бегство. Упомянутый выше Джа'фар-султан отрезал им путь из ущелья и стеснил их жизненное пространство. Однако несколько великих [людей] Сенендеджа, как-то: Мирза 'Абдал-карим Му'тамид, Мирза Хидайаталлах Амин, Аманаллах-бек вакил, который в те времена был сотником (Йузбаши.), Мухаммад-ака назир и правитель Саккыза Мухаммад-султан — посчитали разумным освободить бабанцев, и было приказано открыть [выход из] ущелья.

Хан-военачальник после такой выдающейся победы возвратился в Сенендедж с [богатой] добычей и многочисленными пленниками и удостоился тысячи похвал. Каждый из газиев войска был отмечен какой-нибудь царственной милостью, а Джа'фар-султан вознесен среди равных пожалованием ордена, [украшенного] драгоценными камнями. [158]

Благородный [Хусрав-хан] так стремился к радостям жизни и любил мирские удовольствия, что при вести об [устраиваемом] им празднестве забывали сказание о Бахраме [Гуре]. Тот благородный соединил [в себе все] человечески совершенства, а за [свою] чистоту почитался вторым Йусуфом.

[Совершенным владением] различными почерками Хусра Третий превзошел мастеров прошлого, в [постижении] разновидностей [высокого] слога достойные мунши годились (Букв, “стали”.) ему в ученики. Из раковины его калама воссияла (Букв, “просочилась”.) сверкающая жемчужина, из Омана его памяти появился перл, достойный государя. При его щедрости и великодушии стали выдумкой рассказы о Хатиме, при совершенстве его справедливости [отошла в область] преданий (Букв, “песен”.) слав Хусрава Ануширвана. Во времена его могущества газель ее сала молоко из вымени львицы, в его правлении сокол бы защитником куропатки. Словом, в эпоху владычества (В тексте: “эмирата”.) Хусрава от гнета и притеснения не осталось и названия.

Палка сборщика налогов [стала уделом легенд, как] облик Симурга и сказочной птицы вместе с рассказами /176/ о эликсире и философском камне. Разве что в начале своего правления он по неопытности, например, приказал арестовать и заковать в кандалы деда, отца и братьев отца сочинительницы [хроники] без всякой [их] вины. [Проявив] всевозможную грубость и неучтивость, он приказал оштрафовать их на тридцать тысяч туманов, пока в конце концов тому благородному не стала очевидна выдумка завистников. Каждого они изволили призвать к себе, облачили в дорогой халат и изволили вознести до высокой должности.

С братьями он тоже обошелся немилостиво, каждого каким-то образом обидел, так что все они утвердились в уголке приниженности. Так, 'Аббас-Кули-хана, которого после смерти отца изволили было возвысить до должности наиба, вскоре сместили, заковали в оковы и заточили в тюрьму. Их мать подвергли всевозможным наказаниям, которые не подобали сану и обычаю Хусрава, а их имущество конфисковали.

Хусайн-Кули-хана, который ранее, при жизни отца, был назначен эмиром Исфандабада, несмотря на то что он поспешил на службу [к Хусрав-хану] и проявил покорность и послушание, [Хусрав-хан] через год сместил и управление той областью препоручил Баба-хану Марагайи. Тот несчастный, понимая, что соперник могуществен (Букв, “велик”.), собрал всю [159] наличность, которою владел, и, прибавив [к тому] Слово Господа (Коран.), в полночь отнес к Хусрав-хану и заявил: “Здесь [все], что хранилось у меня в тайниках, и [весь] мой капитал. Бери, [лишь] не отдавай меня палачу и не клади мне на шею оковы порицания!” Таким путем он спас себе жизнь, пока в конце концов в связи с разладом, каковой они изволили внести в дела [моего] деда и отца — о том речь пойдет ниже — его снова не вознесли до управления Исфандабадом и до [должности] вакила Курдистана.

Мухаммад Садик-хан после смерти Аманаллах-хана вали тоже прибыл в город [Сенендедж] и засвидетельствовал /177/ покорность брату, но через год начал бунтовать. Хусрав-хан с помощью притворных любезностей заманил его в вилайет и после конфискации имущества два-три года держал под арестом в верхней комнате рядом с царским залом, пока благодаря вмешательству [его] жен впоследствии его не освободил и не возвысил снова до управления Джаванрудом.

Таким образом, девять лет [Хусрав-хан] пользовался полной независимостью. Ни единой колючки не вонзилось в подол собирающего цветы в цветнике его эпохи, и вино его времени не показалось горьким ни одному затворнику, если не считать того, что, согласно предопределениям Господа, в дни его власти в начале весны 1246/1830 года в Арделане началась чума — да убережет нас от нее Аллах! Погибло более восьми-девяти тысяч человек.

Из великих и знатных [людей Арделана] напиток мученической смерти испили сын Назар 'Али-хана Аллах-Вирди-хан, его сын 'Али Мурад-султан и несколько [их] родственников, а также племянник моего отца Джа'фар-султан ад-жудан-баши, который был рыкающим львом в чаще отваги. Все [жители] вилайета, страшась болезни, направились в горы и в пустыню и укрылись под сенью милости всемилостивого Бога. Через три месяца, в начале месяца мухаррама 1247/июне 1831 года, чистая вода Господнего милосердия потушила пламя (Букв, “искры”.) чумы, и оставшиеся в живых возвратились в вилайет.

Когда главнокомандующим [войска] Российского был назначен Паскевич ¹²⁷ и [русские] решили завоевать Иран, после многих усилий они захватили область, пограничную с Азербайджаном. Акбар-бек, сын Мухаммада Заман-бека вакила, и несколько человек [его] близких и родственников посчитали благоразумным примкнуть к русскому войску и пожелали сговориться с сыном вали [Аманаллах-хана] Хусайн-Кули-ханом, смещенным с управления Исфандабадом. Его враги тут же обо всем /178/ доложили вали [Хусрав-хану]. [160]

Поскольку семье этой бедняжки приписали [владение] наличными деньгами и сокрытыми ценностями, а благородный Хусайн-Кули-хан приходился [моему] отцу племянником (В тексте: “сыном сестры”.), его высочеством вали [Хусрав-ханом] было дано указание втянуть в [ту] историю и [моего] отца, чтобы под тем предлогом все, что у них хранится в тайниках, забрать и присоединить к [своим] сокровищам. С этой целью [дело] поручили Хусайн-Кули-хану, пообещав [ему] управление Исфандабадом. Тот же, еще не изведав от судьбы холодного и горячего и не испробовав горького и соленого [от этого] непостоянного мира, забыл про [свой] долг в отношении дяди ради управления [Исфандабадом]. В конце концов после совещания тот пригласил покойного родителя под предлогом болезни одного из племянников, за дверью поставил людей вали, а перед ним распахнул врата вымыслов и уловок.

Около двух часов [продолжалась] беседа (Букв, “совещательное собрание”.). В конце концов проговорились, в чем состояло их сокровенное желание, и встали. На следующий день, когда об обстоятельствах дела прослышал великий вали, было приказано заковать в кандалы и заточить в тюрьму сыновей Фатх'Али-бека вакила Мухаммад-бека и Мустафа-бека, Акбар-бека, который был зачинателем этого дела, Султана б. Назар'Али-бека, отца сочинительницы [хроники] Абу-л-Хасан-бека и еще братьев отца и племянников. Все они подверглись мучениям и были заключены в тюрьму. Немного времени спустя сыновей Фатх'Али-бека и Султана убили в крепости Каслан, Акбар же спасся с помощью тысячи хитростей.

Отца и братьев отца сочинительницы [хроники] из заточения освободили по причине [их] невиновности и изволили порадовать различными милостями. Они (Хусрав-хан.) задумали приблизить к себе [вашу] покорную служанку, и в конце концов я торжественно вошла в славный [ханский] гарем.

Однако история убийства казненных вызвала страх и опасения тех, что остались [в живых] из их семей. Младший сын Фатх 'Али-бека Аманаллах-бек, сын Ахмад-бека 'Али Мухаммад-бек и другие выдающиеся [люди] из их родни числом по меньшей мере в десять человек /179/ сразу отвернулись [от Хусрав-хана] и обратились за покровительством ко двору [шаха] в Тегеран. Для устранения их смуты Хусрав-хан направил ко двору Фатх'Али-шаха Каджара Мирза Фарад-жаллаха везира, который приходился ему дядей, в надежде, что, быть может, он приведет беглецов [назад] и столпам его власти не будет причинен ущерб. Но поскольку те [просили] [161] быть посредницей в их деле одну из жен государева гарема, которая именовалась почетным званием Тадж ад-Дауле (“Венец державы”.), и обязались служить царевичу Сайф ад-Дауле ¹²⁸ , настойчивость везира не возымела действия на сиятельные сокровенные замыслы владыки.

[Тех] благородных препоручили царевичу Сайф ад-Дауле и отправили в Исфахан, пока за год до эпидемии (Букв, “заболевания”.) чумы 1245/1829-30 года кортеж падишаха не прибыл в Хамадан. Их заковали в цепи и кандалы и передали Хусрав-хану. Ак-бар-бек, однако, спасся в одежде бедняка-дервиша, остальные [же] уединились в уголке печали. [Так обстояли дела], пока во время эпидемии и запустения вилайета по просьбе Мирза Фараджаллаха везира и Мирза Хидайаталлах Амина не был освобожден 'Али Мухаммад-бек. Они отправились в селение Балбанабад, что расположено в Эйлаке, и там дали указание своим людям изыскать (Букв, “испросить”.) средство для побега. Однако благодаря храбрости сына Мирза Хидайаталлаха Мирза Джа'фара, который находился поблизости, их замысел осуществлен не был.

/180/ В конце священного месяца зи-л-хиджжа 1249/мае 1834 года внезапно усилилась болезнь того светоча зрачка величия и славы — [Хусрав-хана], ведь он страдал заболеванием печени и, будучи охвачен меланхолией, не занимался лечением и [не заботился об] исцелении, согласно [изречению]: “Так было и с отцами нашими!” Поскольку мне принадлежала честь делить ложе с тем благородным и я была удостоена общения с ним днем и ночью и вознесена до должности везира эндеруна (Женской половины дома.), [ваша] покорная служанка не знала покоя и сна (Букв, “спокойного сна”.), ухаживая за больным. В конце концов

[полустишие]:

Обрушилось на меня то, чего я страшилась.

Пока тот повелитель болел, снова началась холера — избави Бог от Божьего гнева! Городские жители тут же покинули город, но — благодарение Аллаху, владыке обоих миров! — болезнь не распространилась, и умерло не более трех-четырех человек. Между тем недомогание молодого вали усилилось, и выздоровление не наступало, пока в четверг второго дня месяца раби'ал-аввала 1250/9 июля 1834 года птица его исполненного побед духа не поспешила с тысячей горестей и сожалений к райскому саду ¹²⁹ .

[Стихи] сочинительницы [хроники]: [162]

Не было тела, что не свернулось бы подобно волоску в огне от этого горя;
Не было сердца, что не возрыдало бы от такого страдания, подобно грому в пустыне;
В таком горе пребывать будут здесь, пока не наступит день Страшного Суда.
Иисус будет оплакивать [его смерть] в четвертой небесной сфере.

От того, что случилось, распахнулись перед обитателями мира врата скорби, до седьмого неба донесся шум смятения и плача. [Подобные реву] труб [рыдания] обитательниц гарема оглушили ангелов, от смятения стыдливых [жен] треснули устои голубого небосвода. Несколько дней они соблюдали обычаи оплакивания и на долгие времена подняли знамя скорби:

Не знаю, как оба глаза мои возрыдали от горя,
Если подобает, чтобы его молодость оплакала [сама] смерть!

/181/ После смерти Хусрав-хана жители Арделанского вилайета, побуждаемые давностью служения [семейству Бани Ардалан] и добрыми намерениями, единодушно вознесли на правление счастливого амир-заде Риза-Кули-хана, старшего сына того благородного, [которому] было одиннадцать лет. Однако, прослышав о смерти Хусрав-хана, Ардашир-мирза, брат Мухаммад-мирзы, и сын покойного 'Аббас-мирзы, тот час пожелал захватить Курдистан, собрал войско и выступил из своей резиденции Гярруса /182/ с намерением завладеть Сенендеджем.

Благородная царевна Хусн Джихан-ханум, чело которой еще покрывал прах траура [после] смерти мужа, бесстрашно собрала арделанское воинство с пушками и замбураками, а в войсковом реестре было записано более семи-восьми тысяч человек, поспешила навстречу Ардашир-мирзе.

В Заге и Акбулаке войско той повелительницы разбило палатки и преисполнилось решимости [вступить] в битву и сражение. Однако, когда Ардашир-мирзе стало ясно, что храбрецы Арделана отрешились от жизни и повязались поясом покорности [госпоже], желая [доказать] самоотверженность, и что сил сразиться с поражающими врага смельчаками у него нет и биться с львами, повергающими львов, он не в состоянии, [царевич] поневоле направил ходатаев и предложил перемирие. В конце концов дело кончилось миром. Он испросил в жены Ханум-и Ханумха, старшую из дочерей Хусрав-хана, которая упоминалась выше, и предложил перемирие; заключили брачный союз и перемирие и, уладив дела, возвратились в вилайет. [163]

/183/ Риза-Кули-хан

Когда произошло [это] ужасное событие, ко двору Фатх 'Али-шах направили Казим-бека Афшара сообщить [о том, что] опаляло душу, [подобно] пламени, и вышеупомянутый (Букв, “когда вышеупомянутый”.) доложил. Государь и придворные ханы так опечалились и огорчились, что невозможно описать и представить. Славных шахзаде Фатхаллах-мирзу Шуджа`ас-Салтане ¹³⁰ и Таджли-бигум-ханум, которые приходились благородной Валийе Хусн Джихан-ханум единокровными и единоутробными братом и сестрой, изволили назначить для участия в оплакивании [покойного] вали.

Великие шахзаде пробыли в Сенендедже Два-три месяца и поддержали счастливого вали [Риза-Кули-хана] в делах правления. На пост везира назначили Мирза Фараджаллаха везира, что, воистину, в делах везирских был вторым Низам ал-Мулком и превзошел Асафа ¹³¹ , и бразды разрешения дел препоручили его достойной деснице.

Когда Мирза Хидайаталлаху Амину, который до того был направлен в Азербайджан и, когда наследник [престола] выехал в Тегеран, оказал выдающиеся услуги, поручили поставить [на правление в Керманшахе] брата Мухаммад-шаха царевича Бахрам-мирзу ¹³² , а сына покойного Мухаммад'Али-мирзы Мухаммада Хусайн-мирзу ¹³³ , что был полновластным хозяином Керманшахана, Луристана, Хузистана и Бахтиарии, прогнать, он запросил у великого вали помощи. В середине зимы, [невзирая на] обилие снега и дожди, тот высокородный выступил в сторону Керманшаха [и] с [ним] восемь тысяч конников и полк пехотинцев. В караван-сарае Махидашта он присоединился к Бахрам-мирзе.

Мухаммад Хусайн-мирза, прослышав о прибытии Бахрам-мирзы и Риза-Кули-хана [ему] на помощь, не смог [ни] убежать, [ни] скрыться и с незначительным [числом своих] людей и приверженцев бежал в Тегеран. Там он был схвачен и отправлен в ардебильскую тюрьму и в той области проживает вплоть до настоящего времени, /184/ [когда] пишутся [эти строки], т. е. до 1262/1845-46 года хиджры. Его высочество Бахрам-мирза благодаря поддержке победоносного арделанского войска без сражения и боя вступил в Керманшах и остановился в резиденции губернатора. После утверждения царевича победоносное войско вали тоже возвратилось в Сенендедж.

Когда после смерти Хусрав-хана и назначения Риза-Кули-хана минуло восемнадцать месяцев, его (Риза-Кули-хана.) везиры и приближенные начали дурно обращаться с населением [164] Арделанского Курдистана и чинить насилия. Сын покойного Аманналлах-хана Мухаммад Садик-хан, претендовавший на правление, вместе с другим своим братом, 'Аббас-Кули-ханом, который на несколько дней оставлял родные места, с большинством прославленных [людей] Сенендеджа в 1251/1835-36 году выехал в Тегеран. Вначале дела их немного продвинулись, однако впоследствии благодаря стараниям ее высочества Валийе стрела их устремления натолкнулась на камень, и они ничего не добились. Валийе же, разрешив [все] дела, благополучно возвратилась в вилайет Сенне.

Мухаммад Садик-хан после двух лет пребывания в Тегеране оставил те области и поспешил в Керманшахан к Манучихр-хану Му'тамид ад-Дауле ¹³⁴ , который в те времен был полновластным хозяином того края. Му'тамид ад-Даул неоднократно обещал разрешить его дело, пока ее высочество Валийе не испросила в жены высокому вали [Риза-Кули-хану] одну из сестер шаха, украшенную именем Туба-ханул что значит “рай”. Он пожаловал в Тегеран с большинство благовоспитанных [людей] Сенендеджа, чтобы отпраздновать свадьбу. Следуя словам: “Дела связаны со временем, [их свершения]”, они (Мухаммад Садик-хан и Му'тамид ад-Дауле.) посчитали рощу пустой, [покинутой львами-витязями], а момент благоприятным, с двум сотнями /185/ конников выступили из Керманшахана, подстрекаемые группой черни Курдистана и [побуждаемые] низменными (Букв, “плотскими”.) страстями, и отправились на завоевание Арделана.

Высокодостойный вали [Риза-Кули-хан], чей благородны возраст в те времена достигал пятнадцати лет, прослышав том, что произошло, вместе с Фараджаллахом везиром и от рядом воинов двинулся на Сенендедж с другой стороны выступил с намерением сразиться. В ту же ночь Мухамма, Садик-хан прибыл [в Сенендедж] через Йаминан и Гузре Джар. Поскольку вали Риза-кули-хан изволил ехать через Нерран, встреча противников за пределами города не произошла.

Сторонники Мухаммада Садик-хана по прибытии в окрестности города нападали на каждого встречного и одного двух человек застрелили. Семьи Мулла 'Аббаса шайх ал-ислама, Мирза Фараджаллаха везира и Мирза Хидайаталлаха Амина, услышав о происходящем, испугались, той же ночью выехали [и] до наступления следующего дня (Букв, “до завтра”.) добрались до племени джаф.

Мухаммад Садик-хан по приезде в город начал собирать войско. Незначительные войска, что находились в городе, к [165] нему примкнули: одни — по личной злобе, другие — посчитав благоразумным. В общем, назрели смута и раздоры.

Когда слуги вали [Риза-Кули-хана] узнали о прибытии его (Мухаммада Садик-хана.) в Сенендедж, они впали в полную растерянность. Дошло до того, что их сплоченные ряды распались и листья ревностной [службы] того неисчислимого отряда осыпались. Тогда отважно выступил вперед сын покойного Аманаллах-хана вали Хусайн-Кули-хан, успокоил и обласкал воинов мудрыми советами и поддержал увещеваниями.

/186/ На следующий день утром храбрые курдистанские витязи и искусные стрелки из лука прибыли при стремени вали в окрестности города, и Мухаммад Садик-хан укрылся в столичной цитадели, а городские ворота препоручили охранникам. Около часа они обменивались выстрелами (Букв, “они посылали гонцом для взаимных визитов пулю”.), и нить жизни нескольких глупцов из вилайета была перерезана ножницами смерти. В конце концов воины вали пробили в крепостных стенах бреши и отряд за отрядом вступили в бой, желая сразиться. Военные действия развернулись на крышах [домов] и на площади перед дворцом правителя. До полудня, таким образом, продолжалась битва, и ни одной из сторон не удавалось добиться успеха.

Тем временем Аманаллах-бек вакил и Кубад-бек фарраш-баши вместе с несколькими бег-заде и стрелками из Авромана и Бане сумели обойти здание эндеруна, и обитательницы женской половины дома с помощью веревок и канатов их отважно подняли наверх. Те остановились на плоской крыше эндеруна лицом во двор, [что] известен [как] Дафтар-хане (Канцелярия.), начали военные действия и поставили засевших в крепости в безвыходное положение.

С другой стороны к дворцовым воротам сплоченными рядами направились остальные жаждущие мщения витязи. Поражая мечом и стрелой, они их разломали и вошли во дворец. Таким образом, завязался ожесточенный бой, и в конце концов Мухаммад Садик-хан и его люди были захвачены в плен со всем позором. Большинство его приверженцев было ранено и поражено кинжалом, и с обеих сторон в тот день убили и ранили двадцать четыре человека. Оставшиеся в живых из воинства (Букв. “сил”.) Мухаммада Садик-хана тоже были закованы в кандалы и заключены в тюрьму.

В месяце сафаре 1257/марте — апреле 1841 года Махмуд-паша Бабан отрекся от державы рода 'Усмана, /187/ и сын Сулайман-паши Ахмад-паша Бабан, который ему приходился племянником, по наущению и указанию султана Рума [166] прогнал его из Бабанского вилайета. Махмуд-паша прибег к покровительству государя Ирана и от благородного Риза-Кули-хана тоже испросил помощь и поддержку. Благородные Валийе и вали [Риза-Кули-хан] поселили Махмуд-пашу в Курдистане (Арделане), распахнули пред ними врата приязни и велико[душия] и исполнили то, к чему обязывала дружба.

Зимой Валийе, вали [Риза-Кули-хан] и царевна Туба-ханум вместе с упомянутым пашой, благородными и знатными [людьми] Сенендеджского Курдистана и Бабана направились в Тегеран, чтобы освободить владения [рода] Бабе и [испросить] у каджарского государя помощь. Пока они там находились, несколько злоумышленников, что уже давно выжидали удобный момент, чтобы с помощью наговора и клеветы разлучить шкатулку с самоцветом и с созвездием звезду, расстроить и внести разлад в отношения вали и Валийе, которая по причине младости лет сына самолично занималась делами [управления] Курдистаном, воззвали через Туба-ханум, жемчужину из раковины царствования, к столпам (Букв. “главам”.) державы, и государь утвердил правителем и полновластным владетелем благородного Риза-Кули-хана.

Ее высочеству Валийе (В тексте: “Поскольку ее высочество Валийе...”) были в такой степени присущи здравомыслие и природный ум, что уже в начале дела она предвидела его исход. Она понимала, что Риза-Кули-хану при его малолетстве и малой искушенности не справиться с таким великим и трудным делом, а бездействие (Букв, “остановка крыльев”.) породит беспорядок на границе и погубит Арделанский вилайет. После нескольких советов, [видя], что слова [не привели ни к чему] и бутоны ее просьб не распустились в желанном цветнике, она была вынуждена умолкнуть. По этой причине и [благодаря] наущению зложелателей, которые подстрекали благородного вали [Риза-Кули-хана], отношения между матерью и сыном закончились враждой. /188/ Покончив с делами, упомянутый паша, Риза-Кули-хан и его свита возвратились в Арделан. Ее высочество Валийе после того несколько дней оставалась [в Тегеране], однако отчаялась и прибыла в вилайет, опасаясь, как бы, не дай Бог, не порвался переплет в книге правления по невежеству и злобе кучки людей, от которых исходило [стремление вызвать] этот разлад, и не рассыпались листы тетради тысячелетнего владычества из-за наговоров и стараний тех, что стали зачинщиками этой непрекращающейся смуты, как это в действительности и произошло (Букв, “как [переплет] порвался и [листы] рассыпались”.).

[Валийе] весьма усердствовала в советах и увещеваниях, [167] но они не слушали. И не прошло много времени, как подстрекатели собственными глазами узрели воздаяние за противодействие мужественным помышлениям этой скромницы (Букв. “Покрывала стыдливости”.). Убедившись, что ласковые ее советы [для них тяжелы], как камень, и [пусты], как кувшин, а в сердце у них притча про купол и грецкий орех (Которые при внешнем сходстве несопоставимы.), она была вынуждена закрыть [на то] глаза и уединилась.

Тем временем от предводителей Бабанского вилайета беспрерывно, одно за другим прибывали их паше послания следующего содержания: “Если благородный вали и паша выступят в направлении Шахризура, знать и простонародье этих пределов станут (В тексте: “станем”.) слугами при победоносном стремени. Мы очистим вилайет Бабана от скверны существования врагов и передадим во владение ваших наместников”.

Махмуд-паша обратился за покровительством к Риза-Кули-хану и изъяснил ему обстоятельства [дела]. По их просьбе в том же, 1257/1841-42 году поступило предписание пограничным войскам прибыть, и вали [Риза-Кули-хан] самолично с [находившимися при его] стремени слугами, с Махмуд-пашой и его людьми изволили отбыть в направлении Бабана (Букв, “места назначения”.). В четырех перегонах от Сенендеджа к армии вали присоединилось вызванное [им] ополчение из султанов округов, аширатов и конников, [охранявших] границы. В округе Мариван они остановились.

Поскольку из Бабанановых достоверных известий не поступало, несколько дней /189/ занимались в тех местах охотой, пока не стало известно, что `Абдаллах-бек, брат Ахмад-паши, с небольшим войском, полком сарбазов и семью пушками остановился в четырех фарсахах от лагеря [вали Риза-Кули-хана], однако [потом] решил бежать.

Прослышав это известие, вали, следуя велению судьбы и из-за козней везира, изволил тотчас направить в Сулейманию Аманаллах-бека вакила с двумя тысячами человек вместе с Махмуд-пашой и его сторонниками. Кубад-беку с тысячей конников, с авроманскими султанами и стрелками он приказал занять ущелье, что находилось в половине фарсаха от лагеря, а сам остановился несколько позади.

По словам самых знаменитых [авторитетов], Мирза Хидайаталлах везир, чей род долгие годы и дни был приближен [к правителям Арделана],— в те дни из-за [своего] зложелательства он был у благородного вали в немилости — сообщил ' Абдаллах-беку и его войскам о том, что армия [168] [Риза-Кули-хана] разделилась на части, и дал понять, чтобы они подходили.

На следующий день на рассвете, когда военачальник большей частью спокойно спали, а один отряд пас в степи лошадей, `Абдаллах-бек поспешил навстречу в надежде оказать врагам отпор. Когда от дозорных войска прибыло сообщение, что бабанская армия в боевой готовности подошла к лагерю [вали] на полфарсаха и спешит сразиться, та малость, что осталась от арделанского войска, пробудилась о; сна. Повскакали с мест — половина безоружными, другие сели на коней, не надевая габа (Длинная мужская одежда, надеваемая под широкую верхнюю.) и не опоясавшись шалью. Около тысячи человек таким образом преградили, путь врагам и приготовились рисковать жизнью.

Тем временем ополчение Бабана приблизилось, и дозорные с обеих сторон начали бой. Юноши Арделана трижды заставляли львам [подобных] мужей Бабана повернуть назад. Однако, поскольку воинству [Риза-Кули-хана] были уготованы, как изъяснено выше, поражение и неудача и ранее между ними и родом Бабан /190/ были приняты скрепленные клятвами обеты, они разом, не прилагая усилий и стараний, повернули назад от бабанского войска и, радея о собственной пользе, поспешили в Арделанский вилайет.

При виде этого столпы неколебимости остальных содрогнулись, и, хотя враги обратились в бегство, они вслед за ними тоже прекратили сражаться. Некоторые из храбрецов Арделана, что проявили стойкость на поле брани, как-то: Шайх 'Али-бек и Назар 'Али-бек, сын Мухаммад 'Али-бека Мухаммад Риза-бек, Мирза Фазлаллах мухрдар (“Хранитель печати”.) и Мирза Абу-л-Фатх, которые приходились [друг другу] двоюродными и единоутробными братьями, а также Мирза Рахим, сын Мирза Йусуфа, были убиты. Сын эмира Аслан-хана Мустафа-хан и его сын Наджаф-Кули-хан, сын Назар 'Али-хана Мухаммад-Кули-хан и Мирза Мухаммад Рафи' назир, ненамного отдалившиеся от лагеря, были сражены пулями сборища сулейманийских курдов и вручили душу ангелу смерти. Оставшиеся в живых, согласно [изречению]: “В тот день, когда человек побежит от своего брата, своей матери и своего отца” (Коран LXXX, 34, 35.), не отпускали поводьев бегства, пока [не прибыли] в свой город и область.

С другой стороны Аманаллах-бек с войском [Арделанского] Курдистана и Махмуд-паша Бабан, подъехавшие было к Сулеймании [на расстояние] в один перегон, прослышали о поражении и тоже невольно выпустили из рук поводья [169] самообладания, направились в Арделан и присоединились к вали [Риза-Кули-хану].

* * *

Несколько дней спустя от врагов вали [Риза-Кули-хана] каджарский шах услышал правдивый рассказ [о случившемся]. Ее высочество Валийе Хуси Джихан-ханум, будучи обижена на сына, тоже /191/ направилась в Тегеран и объяснила поражение злым умыслом некоторых благовоспитанных [людей] вилайета. Государевым двором Муса-хану Вассафу было поручено заковать в оковы и заточить [в тюрьму] племянника беглербега Мераге Ахмад-хана Баба-хан-ака, который занимал должность амир ахур-баши-гири княжеских конюшен; дядю [Риза-Кули-хана] 'Али-хана, чьи деды принадлежали к высокому роду Бани Ардалан и много лет тому назад избрали для поселения Туй-Саркан, а в те дни, [когда происходили описанные события], он был вознесен до поста ве-зира и управителя Арделана; Исма'ил-бека даруге и Кубад-бека фарраш-баши. Постановили взыскать с них восемь тысяч туманов и востребовать их поручили Аллах-Кули-хану, иль-хану каджарского племени.

В результате тех благородных схватили, в оковах и кандалах отвезли в Тегеран, а деньги за короткое время взыскали с их родственников.

В это время с извинениями за поражение в Мариване и докладом о той великой (Букв, “видной”.) смуте вали [Риза-Кули-хан] направил в Тегеран сына покойного Мирза Шукраллаха, племянника Мирза Хидайталлаха везира Мирза 'Абдалмаджида, который был правителем Джаванруда и племени джаф и, воистину, считался средоточием человеческих совершенств и вторым Платоном по непреклонности и ясности ума и твердости убеждений. Однако сразу по прибытии [в Тегеран] его повесили и казнили без разговоров, без суда и следствия (Букв, “без вопросов и ответов”.), поскольку зложелатели и их причислили к подстрекателям. Покойный, обитающий в раю Хусайн-Кули-хан сочинил на его смерть кит'а с такой хронограммой:

/192/ Год этот очевиден, хронограмма его удивительна,
Заключена она в [словах], начертанных пером: “Шахид-и Дуст шуд ' Абдалмаджид (“Принял мученическую смерть за друга 'Абдалмаджид” — 1257/1841-42 г.)”.

После таких событий Риза-Кули-хан тоже отбыл в Тегеран, дабы изыскать выход из положения, поскольку устои [170] его правления пошатнулись. Через два-три месяца выехала из Курдистана и благородная царевна Туба-ханум и прибыла ко двору брата. Его величество государь по братской любви и приязни, каковую он питал к Туба-ханум, провинности Риза-Кули-хана простил, сместил его с поста вали и течение восемнадцати месяцев держал в Тегеране. Пока [там] оставался, при вали [Риза-Кули-хане] находилось более тысячи человек из сеидов и шейхов, просвещенных и улемов, ханов и знати Курдистана.

В отсутствие вали [Риза-Кули-хана] Мухаммад Садик-хан самовольно стал замещать [его] и править, а обязанности везира поручили Мирза Хидайаталлаху везиру. Однако в отношении сторонников вали они проявили крайнюю грубость так что по ночам никто не знал сна в собственном доме, пока благородный вали [Риза-Кули-хан] не снискал милость. Дурное обхождение Мирза Хидайаталлаха с населением ускорило дело, и управление Арделанским вилайетом бы, передано ему (Риза-Кули-хану.).

Ее высочество Валийе получила для светоча очей, и сравненного своего [сына] Аманаллах-хана Второго, округ Исфандабад во временное управление и [на правах] сойюргала и [добилась его] выделения из [Арделанского] Курдистана. Их помощники и заступники, как-то: сыновья Аманаллах-хана Великого Мухаммад Садик-хан, Хусайн 'Али-хан Абу-л-Фатх-хан, Мулла Махди кази,Мирза Хидайаталла. везир, сын Ахмад-бека 'Али Мухаммад-бек и несколько человек из их дядьев — тоже выехали и поселились в Исфандабаде.

/193/ По приезде в Арделанский Курдистан Риза-Кули-хан не обрел покоя, поскольку Валийе Хуси Джихан-ханум оставалась в Тегеране, [продолжала] интриговать, и им помогал великий везир Хаджж-мирза-акаси. Через пять месяцев после прибытия вали Валийе составила опись своего и своих родственников имущества и потребовала его возвратить. Государевым двором Камбар 'Али-хану сартипу (Бригадному генералу.) было поручено покончить с этим делом. Однако вышеупомянутый после одного-двух месяцев пребывания [в Арделане], ничего не добившись, был вынужден выехать в Туй-Саркан, где они остановились, и [обо всем] подробно доложил доверенным [слугам] высокой [Иранской] державы.

Ему с двумя-тремя сотнями конников поручили еще раз получить имущество и разрешить то дело, но на этот раз тоже ничего не вышло — [те] приводили отговорки и тянули время.

Около 1261/1845 года турецкий султан поручил Наджиб [171] паше Багдадскому навести порядок в Шахризуре и наказать Ахмад-пашу Бабана, который болтал о враждебности к Ирану и Турции. Тот пошел на Шахризур с тридцатью тысячами конников и сарбазов и двадцатью пушками и устремил старания на разгром [Ахмад]-паши. С таким намерением он вступил в Кой и Харир и несколько дней был занят переговорами с Ахмад-пашой.

В конце концов Ахмад-паша с четырьмя полками сарбазов, с двумя-тремя тысячами конников и четырьмя пушками бесстрашно устремился навстречу Наджиб-паше и остановился в двух-трех фарсахах от его лагеря. В ночь перед утром, когда была назначена битва, в войске Ахмад-паши началась смута и вспыхнули раздоры. Споры довели до убийства. По этой причине дела [Ахмад]-паши поневоле расстроились, и той темной ночью он был вынужден бежать с тысячей конников из знатных и благородных бабанцев и с двумя сотнями солдат регулярного войска, оставив палатки, поклажу (Букв. “вещи”.) и артиллерию. До рассвета /194/ они добрались до Сулеймании, вывезли свои семьи и обозы, и те прибыли в Курдистан-и Сенне.

Багдадский везир без тягот битвы и сражения завладел Сулейманией и Шахризуром, назначил правителем и пашой Бабана и Шахризура брата Ахмад-паши 'Абдаллах-бека и возвратился в Багдад. Ахмад-паша, со своей стороны, тоже обратился за покровительством к вали [Риза-Кули-хану] и был принят вали [Риза-Кули-ханом] как гость. С подобающими церемониями его отправили в Равансар и там изволили поселить.

Затем к каджарскому двору выехали 'Абдаррахман-бек от [Ахмад]-паши и 'Абдалкарим-бек от вали и настоятельно просили о помощи. Однако, поскольку устои обеих высоких держав, Ирана и Турции, зиждутся на мире и единодушии, было решено, что они оттуда (Из Равансара.) выедут и остановятся в Арделане вдали от границы (Букв, “внутри земли арделанской”.). [Ахмад]-паша посчитал разумным обратиться к высокой Румской державе, а затем был вынужден с тысячей извинений направиться в Багдад, прибегнув к посредничеству здешнего везира.

23 сафара 1262/20 февраля 1846 года в ответ на [исполненные] враждебности письма ее высочества Валийе вали Риза-Кули-хан выехал в Тегеран, чтобы изыскать выход [из создавшегося положения] и упрочить свою власть. 15 раби' ал-аввала он прибыл [в Тегеран] и тотчас был допущен к каджарскому государю первым. Однако, поскольку повсеместно вали слыл смутьяном сочли благоразумным его [172] сместить и назначить [правителем] солнце небес мужества и благородства — Аманаллах-хана.

Риза-Кули-хан, видя такое положение, срочно послал в Арделан Манучихр-бека амир-ахура и дал знать сторонникам. /195/ Выше упомянутый прибыл [в Сенендедж] в ночь на среду 8 джумади-л-сани/3 июня [1846 года] и доставил письма. Приверженцы [его] на следующее же утро занялись приготовлениями к отъезду. Царевна Туба-ханум вместе с благородными и знатью тоже посчитали разумным проявить неповиновение и распахнули врата битвы и сражения с тем несравненным владыкой Аманаллах-ханом Вторым, не ведая о том, что —

[стихи]:

Если на светильник, который зажигает Господь,
Подует глупец, он сожжет себе бороду.

Аманаллах-бек вакил, желая показать свое усердие, тотчас выехал в Эйлак с группой сторонников. Аманаллах-хан, со своей (Букв. “той”.) стороны, тоже изволил направить многочисленные послания к султанам границ, жителям вилайетов и курдским бег-заде, и все они проявили покорность.

В четверг 9-го дня упомянутого месяца по совету Мулла 'Аббаса и Мухаммад-султана царевна Туба-ханум решила не оказывать сопротивления и приказала [своим людям] выехать из Сенендеджа. Некоторые из сборщиков податей, что в тот же день выехали вместе с двадцатью-тридцатью семьями слуг Риза-Кули-хана, отправились в Гяррус и остановились в селениях Мухаммада Рахим-хана Гарруси. По еле того, движимые себялюбием и дьявольским наущением, они пожелали прибыть в Эйлак и сговорились с Аманаллах-беком вакилем. За шесть дней они разрушили большинство здешних деревень, следуя по стезе насилия и несправедливости.

В конце концов, когда стало ясно, что устои дел Аманаллах-хана Второго обрели прочность, Аманаллах-бек препоручил [свое] сборище 'Аббас-Кули-хану, сыну Аманаллах-хана Великого, который там находился, и возвратился в Сенендедж. Свою семью и домочадцев /196/ он вывез и отослал в местечко в Авромане под названием Хушибарани и снова присоединился к войску в Эйлаке. Однако через день дела их расстроились, и они снова возвратились в Сенендедж.

На пятнадцатый [день] упомянутого месяца семьи нескольких известных [людей Арделана] в сопровождении правителя Саккыза Мухаммад-султана направились в ту область (Т. е. в Саккыз.). Однако некоторые из родственников [173] Мухаммад-султана, как-то: его братья Исма'ил-бек вакил, Axe-бек и Йухаммад Салих-бек, сын Йахйя-бека, Мухаммад-бек и другие, что болтали о враждебности к Мухаммад-султану и о преданности Аманаллах-хану Второму и собирались выехать к мукринцам, по прибытии [Мухаммад-]султана и его единомышленников в Саккыз стали сообща их грабить.

В это время случайно по одному важному делу в Саккыз прибыл правитель Хавшара ¹³⁵ Сулайман-хан. Те семьи и обозы он увез в Хавшар, расселил их в своих поместьях и оказал должное гостеприимство и внимание.

Аманаллах-хан II

Когда Аманаллах-хан Второй выехал из Каслана и направился в Сенендедж, сборище 'Аббас-Кули-хана и Аманаллах-бека вакила рассеялось, каждый направился в [свою] сторону, а лев чащи отваги без промедления и задержки вступил в Сенендедж и [там] утвердился. Знать и простонародье встретили его с покорностью. При гороскопе, сулящем победу /197/ и счастье, в воскресенье 12 джумади-л-сани 1262/7 июня 1846 года они украсили собою трон правления.

Сообразно обычаям того властелина с могуществом Джама он распахнул пред хорошими и дурными [людьми] врата милости, благоволению его обрадовались раийяты и воины. Естество [свое] и устремления он сделал неразлучными с правосудием и щедростью, благодаря его справедливости возрадовались раийяты, а область стала процветать.

Поскольку Риза-Кули-хан видел свое спасение в [том, чтобы поддерживать] в Курдистане беспокойство и беспорядок, он писал пространные письма выехавшим [из Арделана] знатным [курдистанцам], чтобы те в меру сил сеяли смуту на границе, по мере возможности шли со своими отрядами на службу к царевне Туба-ханум и вместе с ней выступали на битву. Далекие от решительного образа действий и чуждые твердости, они эти речи посчитали неразумными и, согласно [пословице]: “Когда для дичи наступает смертный час, она [сама] направляется к охотнику”, выехали со своими отрядами в Арделан.

Когда об этих пустых мечтаниях стало ведомо мироукрашающим помыслам благородного отпрыска рода Ардалан Аманаллах-хана Второго, он поручил отряду бесстрашных богатырей и сокрушающих врага смельчаков во главе с сыном покойного Мухаммада Хасан-хана Наджаф-Кули-ханом и Исма'ил-беком даруге усмирить их смуту и неповиновение. В субботу утром двадцать седьмого [дня] упомянутого месяца отправленное победоносное войско обрушилось на них подобно нежданной беде. Поскольку [те] благородные не [174] узрели в своем сборище твердости, сражаться они не стали и повернули назад. Некоторые из них остались на поле брани и проявили стойкость в сражении. Тех (Букв, “группу”.), что волею судьбы выпустили поводья из рук, схватили, и [они] испытали много бедствий.

/198/ После этой победы Наджаф-Кули-хан доставил пленников в оковах и кандалах к несравненному эмиру, и правитель приказал казнить, но благодаря заступничеству Хусайн-Кули-хана и Махмуд-хана им было даровано прощение.

Аманаллах-бек вакил, который собрал войско численностью от силы в тысячу человек из стрелков Авромана и конников [племен] лек и сурсур, тоже (Букв, “с той стороны”.) пошел на город [Сенендедж], не ведая о мощи [того] могучего и сиятельного владыки. Во вторник двадцать восьмого [дня] упомянутого месяца он подошел к крепости Хасанабад. Когда об этом стало известно Аманаллах-хану, вскипело море его ревности и пыла, взревели по его приказу военные трубы, и самолично, драгоценной своей особой он воссел на коня, дабы усмирить смуту Аманаллах-бека, и отправился, чтобы сразиться. Войско он разбил на три части, сам встал в центре, а Махмуд-хану и Наджаф-Кули-хану поручил командование флангами. С раннего утра до полудня (Букв, “до конца полуденного времени:) между храбрецами с той и другой стороны продолжался бой и сражение. В конце концов Аманаллах-бек убедился в [тщетности своих] высокомерных замыслов. Согласно [словам]: “Нет препятствия судьбе его, и нет отказа его непререкаемому приказанию, могущество вали [Аманаллах-хана] побудило его сторонников отказаться от дружбы [с ним] и примкнуть к Аманаллах-хану. Вакил со своим сыном Асадаллах-беком и племянником Фатх 'Али-беком и еще несколько человек остались в крепости Хасанабад, покинутые помощниками и единомышленниками. Двоюродный брат вакила 'Али Мухаммад-бек, который состоял на службе у вали [Аманаллах-хана], отправился [в Хасанабад] и доставил их к [своему] благодетелю. По возвращении в Сенендедж Аманаллах-бека отослали в одно из потаенных помещений, держали [там] под арестом и некоторое время спустя воздали за дурные дела заслуженное наказание.

При [описании] событий минувшего года двуязычным пером [нашим] были изъяснены некоторые из обстоятельств [жизни] Ахмад-паши Бабана. Теперь мы /199/ закончим о нем рассказ. После того как, разочаровавшись в Иранской державе, он направился со своим отрядом в Багдад и некоторое [175] время оставался в тех гярмсирных [областях] (Гярмсирными (теплыми) называли долинные области в отличие от сардсирных (холодных) горных областей.). Несмотря на заверения сына Наджиб-паши Ахмад-бека, он не осмелился еще раз поехать в Обитель мира и весной 1262/1846 года был вынужден отправиться в Сулейманию (Букв, “к сулейманийскому двору”.).

В двух фарсахах от города он лицом к лицу столкнулся со своим младшим братом 'Абдаллах-пашой. В конце концов, после того как оба войска сошлись, большинство его военачальников спешилось со скакуна битвы и запросило пощады. Сам Ахмад-паша с небольшим отрядом конников пустился бежать и не отпустил поводьев до деревни Тилаку, которая является имением покойного Хусайн-Кули-хана, сына Аманаллах-хана Великого, и относится к Исфандабадскому булуку.

Поскольку с женой Хусайн-Кули-хана [Ахмад-паша] были двоюродными братом и сестрой, две-три ночи он провел там. Несмотря на недостаток средств и состояния, [Хусайн-Кули]-хан, следуя обычаю своих великих отцов и благородных дедов, подарил ему примерно на тысячу туманов коней и мулов, постельного белья, наличных денег и [все] остальное, [что было] необходимо. Обеспеченный [необходимым], Ахмад-паша направился через Кызыл-Узун и Хавшар в Эрзерум и в ту страну (Т. е. в Турцию.), а оттуда выехал в Стамбул. И ныне они пребывают там. После его бегства семья его и родственники и оставшиеся сторонники в сопровождении 'Абдаллах-паши прибыли в Сулейманию и поселились в родных местах.

/200/ В то время как устои правления Аманаллах-хана Второго обретали прочность, а дела его изо дня в день — все больший блеск, царевна Туба-ханум писала в Тегеран письма, желая (Букв, “основанные на том...”.) повредить вали, но [из того] ничего не вышло. Единственно благодаря расположению [вали Аманаллах-хана] и братскому с ним родству ему (Риза-Кули-хану.) была выдана грамота на [управление] округом Исфандабад, /201/ и в воскресенье 15 рамазана 1262/6 сентября 1846 года вместе со своими сторонниками и единомышленниками он прибыл в Каслан. Они вызвали [к себе] остальных беженцев, которые остановились в Хавшаре, Гяррусе и Колйаи. Через несколько дней все они присоединились к нему, и деревни Исфандабада [Риза-Кули-хан] поделил между ними сообразно их достоинству. [Так продолжалось], пока 19-го [дня] упомянутого месяца в Каслане не началась эпидемия (Букв, “заболевание”.) холеры — избави [176] Господь! За две ночи ножницами смерти была перерезан, нить жизни многих и погибли двадцать восемь человек. Н; двадцатый день ее высочество Туба-ханум, согласно [изречению]: “Прибегли они к Аллаху”, выехала из Каслана и поселилась в деревне Вихадж, которая умеренностью климата напоминала райское убежище.

До начала холеры и отъезда из Каслана ее высочестве Туба-ханум послала в Тегеран своего молочного брата Ака Хасана и, побуждаемая страстным желанием добиться правления Арделанским вилайетом, написала жалобу на Аманаллах-хана Второго и изъяснила свое бедственное положение И так она представила, что в вилайете Сенне не осталось ни единого места, где она могла бы жить, и она [была вынуждена] из вилайета выехать. Несколько придворных из любви к Туба-ханум и [желая] услужить дочери государя, это подтвердили, и в результате Риза-Кули-хану было обещано управление [Арделаном]. Через Хаджж-мирза-акаси вызвали благородного [Риза-Кули-хана], который находился в Тегеране, и порадовали доброй вестью о [даровании] ему управления вилайетом. Через несколько дней грамоту подписали и через вышеупомянутого Ака Хасана радостную весть сообщили ее высочеству Туба-ханум.

/202/ Риза-Кули-хан (во второй раз)

[Как] упоминалось выше, его величество государь, следуя обычаю милосердия, постановил дела правления и [оберегание] границ Курдистана возложить на Риза-Кули-хана.

В соединении с недальновидностью, отсутствием здравого смысла и низменностью подлой натуры бездарного везира Аманаллах-хана [это] расшатало устои власти вали. Однако для обитателей мира ясно и очевидно: с тех пор как мать-вселенная радуется своим сыновьям, она не заключала в объятия сына, в законоуложениях, великодушии и мудрости подобного этому владыке с могуществом Джама — Аманаллах-хану Второму, не лелеяла в подоле пестования отрока с разумением (Букв, “природой”.) старца, равного ему обычаем благородства и владычества. Подобного [ему] не видели око прозорливого и взор просвещенного.

Как упоминалось выше, в субботу 3-го [дня] священного месяца зи-л-ка'де 1262/23 октября 1846 года благородный Риза-Кули-хан вали возгордился грамотой на управление [Арделаном]. Ему поручили навести порядок на границах и в области Арделан и отпустили. 9-го [дня] упомянутого месяца он послал в Сенендедж сообщить о грамоте. [177] Шайх 'Али-хан Маку'и сарханг, Хашим-султан, Махмуд-паша Бабан и сын покойного Аманаллах-хана Великого Махмуд-хан сообща схватили неумного везира вместе с Исма'ил-беком даруге, Мирза Мухаммад-Ризой, Мирза 'Абдалкаримом и еще несколько самых влиятельных сторонников Аманаллах-хана вали и заточили в тюрьму.

В субботу 10 [зи-л-ка'де], когда об этом стало известно царевне Туба-ханум, она направила в Сенендедж Аббас-Ку-ли-хана и еще несколько [человек] и сама тотчас выехала из Канкаре /203/ в деревню Башмак (***). Когда 'Аббас-Кули-хан в четвертом часу ночи прибыл [в Сенендедж], Мирза Джа'фаром, что находился под арестом на квартире Хашим-султана, овладел великий страх. Его люди обратились за покровительством к Рахим-хану и Хашим-султану, поднесли [им] в виде подарка какую-то сумму [денег] и вызволили его из того затруднительного положения.

Благородный Аманаллах-хан тоже к вечеру 11-го дня упомянутого месяца без задержки и беспокойства с несколькими преданными ему людьми и слугами сел на коня и в Колйаи присоединился к ее высочеству Валийе. Оттуда они изволили выехать в Хамадан и из Хамадана — в Тегеран. От государя и благородного Хаджж-мирза-акаси они узрели беспредельные милости и услышали извинения.

Царевна Туба-ханум в воскресенье выехала в Чакмах-даре и оттуда — в Салватабад, когда прибыл посланец (Букв, “человек”.) его высочества Риза-Кули-хана и объявил, что вали только что вступил в эти пределы. В Салватабад царевна [Туба-ханум и его высочество вали прибыли одновременно. Затем во вторник они пожаловали в Хусравабад, а в среду, при счастливом гороскопе,— в обитель благородства и славы [Сенендедж] и утвердились на троне правления.

Сообразно обычаю величия, три дня они оплакивали покойного Аманаллах-бека вакила, на должность вакила вознесли и возвысили его сына Асадаллах-бека. Затем они вызвали заключенных под стражу и после многочисленных попреков и порицаний каждому приказали уплатить определенную сумму денег. Через несколько дней (Букв, “ночей”.) [Риза-Кули-хан] казнил Джа'фар-Кули-хана, хотя он принадлежал к высокому роду Бани Ардалан, а в том семействе убийство (Букв, “обычай убийства”.) причислялось к деяниям недозволенным для высокоблагородных. /204/ Остальные, однако, наказания избежали.

По возвращении Риза-Кули-хана Хусайн-Кули-хан, которому приказом его высочества Аманаллах-хана было [178] поручено навести порядок на границе с Равансаром, подвергся со стороны местного населения грабежу и обидам. Не постыдились Бога, не постеснялись унизить тот высокий род. Он и еще два-три человека были вынуждены спасаться [бегством]. Через Хавшар он поспешил в Сулейманию и остановился у 'Абдаллах-паши Бабана.

Сын покойного Мухаммада Хасан-хана Наджаф-Кули-хан, которому было передано управление Джаванрудом и племенем джаф, прослышав о том, что произошло, тоже направился через Авроман в Шахризур и приобщился к милости упомянутого паши. Сын Мирза Фараджаллаха Мирза Фаттах, что во времена власти Аманаллах-хана был удостоен управления Саккызом и звания Сахиб-и Ихтийар, тоже поспешил на службу к паше Бабана и [там] обрел отдохновение.

Сын Мирза Хидайаталлаха Мирза Мухаммад Садик, которому было поручено навести порядок в племени сурсур, также был вынужден бежать и присоединиться к остальным. Сын Мирза Йусуфа Мирза Мухаммад и его сын Мирза Мухаммад 'Али, что находились в области Мариван на службе у Хан Ахмад-хана, брата вали, в должности старосты, тоже выехали в Шахризур и присоединились к остальным.

Ее высочество Валийе и Аманаллах-хан вали, которые с группой [своих людей] находились при каджарском дворе, подробно изъяснили государю (В тексте: “сановникам государя”.) растерянность и истинно бедственное положение своей родни, и в результате благородному Аманаллах-хану снова препоручили Исфандабад. Они же (Аманаллах-хан Второй.) от себя назначили там наместником сына покойного Мухаммада Садик-хана Мухаммада Джа'фар-хана. Вместе с [Мухаммадом Джа'фар-ханом] туда прибыли Наджаф-Кули-хан, Мирза Фаттах и еще несколько сторонников того благородного, что находились до этого в /205/ Сулеймании. Они возвратились и прибыли в Исфандабад, стали проживать с ним в [полном] согласии.

Однако обращение Риза-Кули-хана со сторонниками Аманаллах-хана Второго, которые остались в Сенендедже, с каждым днем становилось все грубее. Так, в один из вечеров он вызвал к себе сына Мирза Йусуфа Исма'ил-бека, который принадлежал к знати, и убил без всякой [на то] причины.

Во время восстания Мухаммада Хасан-хана Салара, что вознес в Хорасане знамя своеволия, а искоренение его смуты каджарским шахом было поручено победоносным войскам, [государь] неоднократно выражал пожелание и приказывал прислать конников из витязей Курдистана и воинственных львов из той области. До того [дошло], что если бы [179] направили даже десять конников, то [и это] содействовало бы величественности направленного [государем] войска. Но поскольку благородный вали [Риза-Кули-хан] был горячего нрава, а его сподвижники и советники тоже лишены осторожности и предусмотрительности, эти требования они посчитали пустыми (Букв, “за воздух”.) и ни одному из приказов не подчинились. Постепенно такие [их] действия вызвали перемену в отношении и настроении шаха. Они решили проучить [Риза-Кули-хана] и даже сокрушить устои владычества этого рода.

Хусрав-хан Армани

Согласно [изречению]: “Если Господь пожелает что-либо, то создаст тому причины”, его высочество вали Риза-Кули-хан собственноручно и по недомыслию везира и советника подготовил мотивы для [своего] смещения и упразднения наследственной своей власти, пребывая на стезе беспечности: и бесстрашия. Каджарский шах, со своей стороны, тайно передал вилайет Сенендеджского Курдистана Хусрав-хану Гурджи, а для виду направил его в Зенджан для наведения [там] порядка. Чтобы усыпить страх и сомнения /206/ Риза-Кули-хана, для него [государь] изволили послать почетный халат — халат, в основу и уток парчи которого переписчик судьбы четко вписал письмена смещения (Букв, “снятия кафтана”.) с управления и владения Арделаном.

Вали [Риза-Кули-хан] и верные его советники посчитали этот дар (Букв, “вопрос”.) за доказательство собственной мощи и неограниченной власти, не прочитали заключения к книге своей неосмотрительности и почивали на ложе отдохновения, пока Хусрав-хан Гурджи, заполучивший грамоту о назначении [его] эмиром [Курдистана], не занялся в Зенджане и Хавшаре подготовкой войска и конников, [упрочением] своей мощи и власти. Он собрал подходящий отряд, вместе с Сулайман-ханом Афшаром и Зайнал'абидин-ханом Шахсаваном прибыл в пограничные селения Курдистан-и Сеннеи объявил, что уполномочен навести порядок в делах Керманшахана.

Однако, поскольку племена Хавшара и Гярруса неизменно служили достойной и славной семье [Бани] Ардалан и привыкли ей подчиняться, через гонца они подробно доложили вали [Риза-Кули-хану] о выступлении войска и о полномочиях Хусрав-хана Армани и все обстоятельно описали.

Слуги вали созвали всю знать, благородных и жителей вилайета. После совета и совещания многие предпочли уехать и бежали в вилайет Бабана, большое число юношей [180] и старцев приготовилось покинуть родину и отчаялось остаться в родных местах.

Сам вали [Риза-Кули-хан] приказал вывезти всех жен и детей, кроме царевны Туба-ханум, отослал [их] в деревню Давнее, [что находится] в трех фарсахах от Сенендеджа, и пожаловал туда тоже за ними следом. Там посовещались еще раз и постановили окончательное решение принять по получении четких вестей от Хусрав-хана.

/207/ Тем временем Хусрав-хан прибыл в деревню Пандже, [где] проживал высокоблагородный Сайид 'Абдаррахман, и [там] остановился. Достоверность [полученных] сведений вали [Риза-Кули-хан] поручил проверить шайх ал-исламу и нескольким вельможам и благородным и послал [их] к Хусрав-хану Армани, но Хусрав-хан успокоил их решительными (Букв, “грубыми”.) и суровыми клятвами и Словом Аллаха (Т. е. клятвами на Коране.) и заявил: “Нам нет дела до Курдистанского эмирата и управления той областью. Более того, я прибыл в эти пределы ради упорядочения дел вали [Риза-Кули-хана], пробуду [здесь] дня два, а затем направлюсь в области Арабистана”. Таким образом посланцы заверили и вали [Риза-Кули-хана].

Поскольку искренность и превосходство, верность и благородство составляют сущность (Букв, “замешаны на воде и глине”.) и начертаны на скрижали груди и сердца этого высокого семейства, благородный вали внял и поверил его [исполненным] обмана речам и лживым клятвам. Хотя несколько верных [слуг] выступили против и не одобрили, он оставил своих чад, домочадцев и [всех] остальных и с небольшим отрядом отправился к коварному Хусрав-хану. В это же время Мухаммад-султан, который в те дни был доверенным лицом [Риза-Кули-хана], и несколько надежных [слуг] вывезли обозы вали и людей и отправили в Авроман.

Однако по приезде в селение Калхорабад вали Риза-Кули-хан оставил там тех, кто его сопровождал, и с небольшим числом личных [слуг] спокойно и без опасений направился в лагерь Хусрав-хана. Воистину, дичь собственными ногами пошла в ловушку такого вероломного обманщика-охотника.

По прибытии вали [Риза-Кули-хана] Хусрав-хан для видимости оказал ему подобающее внимание и почести, еще раз заверил его [клятвой на] Коране, так что [Риза-Кули-хан] совершенно успокоился и в тот же вечер вызвал Исма'ил-хана, брата и остальных /208/ своих верных слуг, которые остались в Калхорабаде.

На следующее утро сразу по приезде Исма'ил-хана [181] Хусрав-хан приказал арестовать и заковать в кандалы вали [Риза-Кули-хана] и его свиту. В единый миг всех их ограбили и разорили, лишили почета и внимания. Одних арестовали, других, отчаявшихся [вернуть] снаряжение и одежду, принудили раскаяться. На другой день тот зловредный безбожник препоручил Риза-Кули-хана нескольким своим приближенным и отправил в Тегеран.

Поскольку от дерзких выходок его высочества Риза-Кули-хана сердце шаха исполнилось печали, он намеревался проучить и наказать вали. Однако, поскольку посланцы Хусрав-хана изъяснили, как был захвачен вали, что действия его проистекали из мирных побуждений, в Тегеран поспешила ее высочество Туба-ханум, сестра падишаха, которая была уважаемой законной супругой Риза-Кули-хана, и попросила своего венценосного брата простить его вину, благодаря этому он спасся и избежал гнева государя. Ее высочеству Туба-ханум был пожалован дворец, и вали отослали к ней.

Три-четыре месяца спустя вали составил несколько монограмм, написал жителям вилайета [письма, в которых] таился намек: “О голубь, берегись, потому что прилетел белый сокол!” Эти письма попали в руки к Хусрав-хану Армани. Он все отправил главам высокой Иранской державы (Т. е. государю. Подобные выражения служили в иранской историографии для обозначения личности самого государя.) и доложил: “В голове у вали намерение вызвать в вилайете смуту, и эти послания — явное [тому] доказательство и неоспоримый довод в пользу моих слов (Букв, “притязания”.)”. Когда поступило прошение Хусрав-хана и [государь] ознакомился с теми письмами, /209/ пламя падишахского гнева возгорелось еще сильнее. Поступает приказ Риза-Кули-хана арестовать. В результате его забирают снова и заключают под арест в доме Мирза Наби-хана амир-и дивана и распахивают перед ним врата усталости. Воистину (В тексте: “Да!”.).

Не стыдно льву за [свой высокий] род!

Как упоминалось выше, когда Хусрав-хан подошел к границам Курдистана, обманул Риза-Кули-хана многочисленными клятвами и обещаниями и заманил к себе, Мухаммад-султан и другие знатные [люди] Арделанского вилайета забрали обозы вали и людей и отправились в Мариван. В то время пишущая эти строки тоже была в числе [тех] беженцев.

Когда подъехали к месту в Авромане под названием Хушибарани, Хасан-султан Аврами поспешил навстречу [нашему] сборищу, подобающим образом исполнил обычаи [182] племени [курдов по оказанию гостеприимства]. Тем временем Хан Ахмад-хан — с его высочеством вали [Риза-Кули-ханом] они были перлами из одной шкатулки и звездами из одного созвездия (Т. е. родными братьями.),— [будучи] правителем области Мариван и памятуя о нерасположении [к нему] вали, посчитал случай благоприятным, собрал отряд и направился в Авроман с намерением захватить беженцев и задержать. Однако, убедившись, что люди эти отчаялись в жизни и [так] просто на его уговоры не поддадутся, предпочел возвратиться назад.

Ту ночь беженцы — а их было более тысячи человек — провели в Хушибарани и с предрассветной зарей оттуда выехали. Шли трудным путем — [таким], что, пролети там орел небесный, [и] у него бы осыпались перья, а пройди там быстрый месяц [с] небосвода, и тот бы упал в самую преисподнюю. Добрались до одной из деревень Шахризура, что известна под [названием] Саркат, и там остановились.

/210/ Оттуда Мухаммад-султан и Мирза 'Абдаллах мунши-баши отправились в Сулейманию к 'Абдаллах-паше. Паша оказал им подобающее уважение и почет. С упомянутым султаном в Шахризур направили подходящего человека: всех людей из Сенендеджского Курдистана разместить и расселить в тех деревнях.

Когда шла речь о том, как был смещен цветок лугов владычества и первый плод из сада счастья Аманаллах-хан Второй, кратко упоминалось, что в то время все верные, преданные его друзья отправились кто куда (Букв, “из верных, преданных его друзей каждая группа направилась в какую-нибудь область и каждый отряд — в какую-нибудь страну”.). В том числе их покойный дядя Хусайн-Кули-хан, который автору книги приходился двоюродным братом, уехал в Сулейманию и проживал там при полном почете. Услышав это известие (О прибытии беженцев.), он сразу послал [своего] человека с многочисленными мулами и лошадьми. [В результате] около ста человек из нашей семьи, мужчин и женщин, вывезли из Шахризура и доставили в Сулейманию, и [Хусайн-Кули-хан] самолично определил каждому место обитания и с каждым обошелся в достаточной мере любезно.

При нем мы жили в радости, но судьба не была довольна нашим благополучием, поскольку некоторое время спустя, 4 зи-л-хиджжа 1263/13 ноября 1847 года хиджры, благородный Хусайн-Кули-хан заболел и через сутки поспешил в вышний рай. Со смертью его надорвалась [от рыданий] грудь, а глаза наполнились слезами.

Я, Мастуре, тоже одинока в разлуке с тем дорогим. [183] Два-три дня уже душа и тело в огне из-за болезни. По воле Бога что будет?

Автор: Мирза 'Абдаллах мунши-баши, дядя Мастуре

/211/ ДОПОЛНЕНИЕ К КНИГЕ

Ничтожнейший из тварей Господних, сын покойного Мухаммад-ака-йи назир-и Курдистан 'Абдаллах, который был вознесен и отмечен среди равных при дворе его высочества Риза-Кули-хана вали и его светлости солнца небес великодушия и миродержавия Аманаллах-хана Второго до славной должности и благородного сана мунши-баиш-гири, в то время решил поселиться в Сулеймании и при (Букв, “и служить”.) сыне почившего, обитающего [ныне] в раю Аманаллах-хана Великого, покойном Хусайн-Кули-хане, который [этому] бедняку приходился племянником, вместе с покойной Мастуре, автором этой книги и дочерью брата [этого] бедняка.

Как уже подробно описано покойной Мастуре, благородный Хусайн-Кули-хан переселился в рай, а благочестивая Мастуре почила на ложе недомогания, и болезнь затянулась. В конце концов в [месяце] мухарраме 1264/декабре 1847 [года] вдали от друзей и [родных] мест она прошествовала в цветники Ирема (Название одного из райских садов.), обрела покой к югу от [гробницы] Фатиме Зухра — да приветствует ее Господь! Что же до написания и завершения этой книги, [то] —

[стихи]:

На устах ее остались речи недосказанные, прерывистые и невнятные;
Сомкнулись уста, произнося [их], и присоединилась она к обитательницам небес.

Меня, [пребывающего] в разлуке с теми двумя единственными на [весь] мир с рыдающими очами и испепеленной грудью, охватило неодолимое желание описать и изъяснить дальнейшую историю (Букв, “дальнейшие известия и события”.) высокодостойных вали [рода Бани Ардалан] вплоть до настоящего времени. Поэтому ныне /212/ берусь за калам и начинаю писать — желание от меня, а успех от Аллаха.

Отослав его высочество Риза-Кули-хана в Тегеран, тот заблудший обольститель [Хусрав-хан Армани] через два дня самолично прибыл в обитель правления, исполненный [184] могущества и независимости. Население вилайета волей-неволей подчинилось. Тот зловредный злодей, чтобы обмануть жителей тех пределов и области, [через] несколько дней препоручил [должность] своего распорядителя и управляющего делами сыну покойного Аманаллах-хана Махмуд-хану и Ака-йи 'Али Мухаммад-беку. Но они даже не успели приступить к делу и посчитать себя распорядителями, как по наущению Сулайман-хана Афшара, что принадлежит к числу злодеев и величайших негодяев эпохи, стали затворниками (Букв, “и отшельниками”.) и были отстранены. После этого разрешение дел вилайета предоставили на усмотрение злобного и вероломного Сулайман-хана, того неверного подстрекателя.

Тот упрямый злоумышленник и злокозненный враг по [своей] злонамеренности и врожденной порочности — согласно пословице, из кувшина просыплется [лишь] то, что есть в нем,— с помощью наговоров и клеветы, обмана и хитростей заставил Хусрав-хана сойти с пути любезности и учтивости [в отношениях] со знатью и простонародьем тех пределов и мест, совратил на стезю невоспитанности и дурного обхождения. Дело дошло до того (Букв, “пока дело не дошло...”.), что забрали благородного Мулла Фатхаллаха кази, что был [духовным] наставником жителей города, вместе с вышеупомянутым Махмуд-ханом. После ареста их подвергли пыткам и наказаниям.

Постепенно отношения у него (Хусрав-хана.) с жителями Арделанского Курдистана совсем испортились стараниями и дьявольскими [уловками] того злодея. Население сразу возымело к нему отвращение, он же воинов и раийятов стал неожиданно бояться и страшиться. С обеих сторон договоренность стала невозможной и ступили на путь /213/ насилия.

От улемов и ученых мужей, знати и благородных, раийятов, ремесленников и мелких торговцев города и деревни к каджарскому двору незамедлительно (Букв, “ногами бегства”.) направили жалобу на того злодея — искать правосудия от несправедливости того неблагородного к шахскому двору отправилось более двух тысяч человек. Они жаловались на притеснения и насилия того несправедливого и [о том] поведали в надежде, что их стенания и плач оставят след в сердце государя (Букв, “глав державы”.) и (В тексте: “или”.) пальме их мольбы будет дарован плод. Однако результата не последовало, и ни один из побегов того рассказа не узрел ни единого плода.

Сразу после [отъезда] этой группы погрузили на [185] верблюдов золото и серебро и отправили от неверного Хусрав-хана [шаху], а государю он написал, чтобы то сборище со связанными руками отослали к нему.

Пред золотом и серебром того зловредного стенания и жалобы бедняков и несчастных этой страны были бессильны (Букв, “безрезультатны”.), и государь приказал схватить и связать смиренных просителей. Прослышав об этом приказе, жалобщики были вынуждены засесть в бест в шахской мечети.

Его высочество вали находился под арестом в доме Мирза Наби-хана, и в то время жители Арделанского вилайета могли его видеть. Приверженцы и доверенные слуги Хусрав-хана доложили государю, что это сборище намерено ночью забрать вали [Риза-Кули-хана], увезти в Арделанский вилайет и ступить на путь мятежа и неповиновения.

Это обстоятельство опечалило и расстроило государя более прежнего, и было приказано перевезти [вали Риза-Кули-хана] в другое место, а квартиру и опочивальню вали укрепить. Его увезли оттуда в одну из деревень Шамирана и позаботились так его скрыть, что его не видел никто. С другой (Букв. “этой”.) стороны, был издан непреложный указ и /214/ неукоснительное повеление всех сидящих в бесте силой вывести (Букв, “вытащить”.) из мечети и [смуту] пресечь, а если [хоть] один окажет сопротивление, избить.

В день, похожий на день Страшного суда и для этих смиренных ставший предвестником ночи смерти, одному-двум полкам сарбазов и тупчиев было поручено вывести собравшихся [из мечети]. Они окружили мечеть со всех сторон. [Если сказать] по справедливости, жители Курдистана восседали в той мечети с присущим им мужеством. Они все, как один, отчаявшись в жизни, приготовились к сражению и стали ждать мученической смерти.

Когда главы [Иранской] державы увидели и услышали, что приказ вызовет смуту и распоряжение [приведет к] неповиновению, они были вынуждены послать Хасан 'Али-хана аджудан-баши обласкать и успокоить собравшихся. С помощью и при поручительстве имама пятничной [мечети] Мирза Абу-л-Касима взяли несколько человек, как-то: сына Аманаллах-хана вали 'Аббас-Кули-хана, 'Али Мухаммад-бека вакила и Мухаммад Риза-хана — и отвели к его благородию Хаджжи-мирза-акаси, который в то время был правителем и великим везиром Иранской державы. Вначале тот оказал им должное внимание, полностью поддержал их чаяния, отнесся к их положению с благосклонностью (Букв., “распахнул перед челом их обстоятельств врата благосклонности”.) и [186] постановил: “Вы отступитесь от вали [Риза-Кули-хана], мы же сместим Хусрав-хана и отправим (Букв, “назначим”.) с вами любого другого, кого пожелаете”.

Тот день вышеупомянутые пробыли у его благородия Хаджжи, выжидая время, и возвратились назад, сославшие на [необходимость] узнать настроение других знатных и благородных [людей] Арделана. Через два-три дня главам державы стало известно, что жителей Курдистана, кроме вали [Риза-Кули-хана], не интересует никто [другой] (Букв, “вся вселенная”.). Шах изволил вызвать 'Али Мухаммад-бека и еще несколько [человек]. 'Али Мухаммад-бека без разговоров привязали к фалаке (Для наказания ударами палки по пяткам.) и наказали палками без счета. Остальные бежали, добрались до мечети и предпочли находиться [там].

/215/ 'Али Мухаммад-бека под арестом потом отправили в Сенендедж и передали Хусрав-хану. Остальные, отчаявшись [получить помощь] от шаха и [шахского] двора, смирились с неизбежностью мученической смерти, пока шах не заболел и не отбыл на второй [день] месяца шаввала 1264/1 сентября 1848 года из [этого] мира.

На следующий день его благородный вали [Риза-Кули-хан] стараниями и с помощью нескольких человек из жителей Курдистана освободился из-под ареста и поспешил в гяррусский полк. [Солдаты] того полка, памятуя о былых благодеяниях этого семейства, искренне, от [всей] души решили помочь ему и вместе с вали (Букв, “при стремени вали”.) устремились в Арделанский вилайет. Сидевшие в бесте тоже присоединились к его высочеству вали [Риза-Кули-хану], и через шесть дней они прибыли к границам Курдистана.

Когда Хусрав-хану стало известно о смерти падишаха и о прибытии высокодостойного вали [Риза-Кули-хана], он отчаялся в жизни, освободил Махмуд-хана и 'Али Мухаммад-бека, которых до того времени держал под арестом, и сам обратился к ним за покровительством. Они оба, как и [подобает] мужам, [а] не так, как принято у того неблагородного безбожника, обязались его охранять, и, когда его высочество вали [Риза-Кули-хан] поручил отряду взять его, [вышеупомянутые] поимку того предателя не посчитали целесообразной и воспрепятствовали. Но его имущество и достояние (Букв, “вещи и утварь”.), конюшни для мулов и верблюдов были полностью разграблены смельчаками Курдистана. Сам [Хусрав-хан] спасся в одиночку. Вали же пожаловал в обитель эмирата и утвердился в резиденции правителя. [187]

[Все это произошло] до того, как счастливый владыка Насираддин-шах Каджар, который находился в обители султаната Тебризе как наследник престола и полномочный властитель, направился в Тегеран. При готовности и сплоченности [подданных] они утвердились на престоле царствования без проявления непослушания и неповиновения [хотя бы] одним из рабов. Воистину (В тексте: “Да”.), “ты даешь царство кому хочешь и отъемлешь царство у кого хочешь” (Коран III, 25. Изречение приведено в искаженном виде.).

/216/ Его высочество вали [Риза-Кули-хан] тоже обдумал положение, проявил покорность и поначалу направил к государю покойного Мирза Аллах-Кули, сына Мирза Инайаталлаха, с незначительным подношением. В это же время из столицы (Букв, “от истоков царствования”.) прибыл отряд, чтобы поставить [на правление] Хусрав-хана Армани, а его высочество вали [Риза-Кули-хана] сместить. Но после приезда [в Тегеран] упомянутого Мирза [Аллах-Кули] тот приказ был отменен и издан отмеченный милостью фирман на имя вали [Риза-Кули-хана]. [Насираддин] потребовал выслать конников для [шахской] свиты, и его высочество вали [Риза-Кули-хан] направил в Тегеран пятьсот конников из витязей области Арделан во главе со своим братом Фазлаллах-ханом и разверз уста (Букв. “язык”.) для изъяснения покорности.

Хотя для видимости вали Риза-Кули-хан был обласкан, однако, поскольку он из Тегерана бежал и болтал о мятеже, втайне желали его смещения, а чтобы выждать время, оказывали ему внимание и поддержку, относились снисходительно и потворствовали. При этом они в душе мечтали о мудром и просвещенном [правителе] и искали, чтобы его стараниями покончить с этим делом.

Выше описывалось, что расстилатель ковра справедливости и благодеяний, распространитель примет памят[ных деяний] и милости, воплощение господних щедрот Аманаллах-хан Второй вали из-за недомыслия, неразумности и хитрости глупого Хаджжи (Букв. “Хаджжи без вождя” (ср. рус. “без царя в голове”).) [Мирза-акаси] был смещен с управления Арделаном и уехал в Тегеран. Он получил доступ ко двору покойного государя Мухаммад-шаха, и [за ним] был [188] утвержден округ Исфандабад без выплаты ему [какой-либо] суммы денег. Там они оставили несколько своих преданных слуг, /217/ а других держали при себе.

Утвердившись на престоле царствования, счастливый государь Насираддин-шах оказал его высочеству Аманаллах-хану Второму милости и благодеяния, словом и улыбкой поведал ему тайну [своего] сердца. Согласно [пословице]: “Дела зависят от времени их [свершения]”, после того как в течение шести месяцев они с его высочеством Риза-Кули-ханом вали “выводили розы на солнце” (Ср. рус. “наводить тень на плетень”.), грамоту и почетный халат правителя Арделанского вилайета пожаловали ему (Аманаллах-хану II.).

Когда его высочество Аманаллах-хан подъехал к Сенен-деджу на три фарсаха, его высочеству Риза-Кули-хану доложили, что победнозвездный кортеж [Аманаллах-хана] находится, таким образом, волею и милостью Аллаха в трех фарсахах. Выслушав эти слова, Риза-Кули-хан совершенно расстроился и вышел из себя. Без промедления он выехал в направлении Колйаи вместе с семьей [и] группой знатных и благородных [арделанцев]. Через два дня он прибыл в ту область и вместе с родственниками остановился в доме Сайид Ахмада, сына Сайид 'Аббаса.

/218/ Однако, когда управление этим вилайетом было передано Аманаллах-хану, главы Иранской державы дали строгое указание всем хранителям границ хранимых Богом владений схватить его высочество Риза-Кули-хана, какой бы дорогой и каким бы путем он ни проследовал, и под стражей отправить в Тегеран. Правитель и полновластный владетель Керманшахана Фируз-мирза согласно приказу послал отряд, и Риза-Кули-хана с преданными друзьями и домочадцами отвезли в Керманшахан. Некоторых его верных слуг арестовали, но с самим вали [Риза-Кули-ханом] обошлись почтительно и написали ко двору послание с просьбой о его [помиловании]. Однако [ответа] оттуда (Букв, “от него”.) они не получили и были вынуждены вали под стражей отвезти в Тегеран.

Через некоторое время его отослали в Тебриз, и поныне, т. е. [до] конца года Собаки, [или] 1267/сентября 1851 года хиджры, он находится там в тюрьме и отчаялся [получить] управление теми пределами.

Через два часа после отъезда его высочества Риза-Кули-хана в субботу 6 джумади-л-аввала его высочество Аманаллах-хан, [ведомый] счастливым гороскопом и благословенной судьбой, вступил в обитель правления [Сенендедж] и утвердился на троне эмирата. Несмотря на то что поймать его [189] выочество Риза-Кули-хана было возможно и путей было много, [Аманаллах-хан] изволил [от того] воздержаться, памятуя о [связующих] их узах братства и [его] старшинстве. Для виду он послал следом за ним отряд, а в действительности им строго наказал никоим образом не стараться его поймать: “Сохрани Бог, если хоть один поступит непочтительно, в любом случае он погубит свою голову”.

Когда воплощение милости Господа и щедрот всемогущего [Аманаллах-хан] утвердился на троне правления, он закрыл грата гнета и несправедливости, /219/ обновил устои правосудия и заложил основу великодушия превыше [всякой] меры. Раийяты и воинство при виде его справедливости возгордились и успокоились; горожане и сельские жители от обилия его познаний получили царственное (Букв, “шахское”,) удовольствие и почили в колыбели мира и отдохновения. Куда ни посмотри, [всюду] шихне (Начальник полиции.) его правосудия отрубил руки гнету и насилию; куда ни пройди, [везде] его охранник покарал смуту и несправедливость. Благодаря его заботе наведен полный порядок на границе, дальний и ближний совершенно успокоились благодатью его милосердия... (Многоточие в тексте книги.).

Поскольку в первое правление его высочества Аманаллах-хана из-за невежества и неосведомленности Мирза Джа'фара везира власть правителя оказалась слабой, и в конце концов он выпустил из рук бразды правления, его должность. [Аманаллах-хан] изволил передать и препоручить сыну покойного Мирза 'Инайаталлаха Мирза Аллах-Кули, который Мирза Джафару приходился племянником. Мирза Джа'фар же, утратив надежды, втайне замыслил (Букв, “заложил основу”.) мятеж и предательство в отношении [своего] благодетеля и сговорился с группой из знатных людей своего племени изменить [Аманаллах-хану] и бежать.

[Только] они приступили к [осуществлению] побега и отъезда в Тегеран, как об этом стало ведомо мироукрашающему помыслу его высочества вали [Аманаллах-хана]. Он приказал их схватить и заключить под стражу. Мирза Джа'фар тем временем бежал, а остальные были закованы в кандалы. Через некоторое время море человеколюбия его высочества вали взволновалось снова, он пожаловал им почетный халат помилования и пощады и изволил отпустить. Но, несмотря на такую милость, они опять обнаружили прежний образ действий и старую ненависть. Они бежали [все] разом, отправились в стольный город Тегеран, предпочли проживать [там] и вопреки [истине] разверзли уста для [190] описания несправедливости и притеснений его высочества вали [Аманаллах-хана].

Удивительно, таковы доброта и справедливость вали, что, несмотря на проявление столь явного предательства и на такую великую их дерзость и гордыню, он снова последовал обычаю великодушия и благородства, и около пятидесяти, /220/ имений и тиулов, что остались после них в этом вилайете, [Аманаллах-хан] поручил их людям и отдал во владение, дл бы по крайней мере на свое пропитание и на содержание семей они тратили [доходы от] этих имений. Однако, невзирая на такую великую милость, они снова стали выражать несогласие. Истинно,

Благороден и милостив господин: Раб совершил поступок, а ему стыдно.

В том счастливом году, каковым является 1265/1848-49 год хиджры, и доказательство [тому] — восход счастья и власти [Аманаллах-хана], тот несравненный и правосудный властелин задумал жениться. Из дочерей покойного Хусайн-Кули-хана он с радостью и торжеством избрал одну, которая благородством рода и происхождения сравнялась с Зухрой, нежностью и красотой, робостью и благовоспитанностью являлась восприемницей Зубайды и, воистину, была достойна того потомственного обладателя благородства, и взял [ее] в жены.

3-го [дня] месяца ша'бана произошло соединение двух счастливых светил. С тысячей очарований Венера пришла в объятия Юпитера, и то солнце небес красоты и величественный цветник мира влюбленности вступило в покой для новобрачных этого украшения трона владычества и мощи плеча превосходства.

Эта безвестная и бесприметная пылинка — [автор этих строк], который принадлежал к числу слуг того охраняемого [Богом господина], составил и записал кит'а, дабы поздравить [новобрачных] с этим радостным праздником. Часть из того [стихотворения я] посчитал подобающим привести здесь:

Чтобы запечатлеть [этот] год, Рунак написал:

Дар хаджлегах-и мах афтаб аст (Перс, “в брачном покое луны находится солнце”. При определении числового значения букв по абджаду получается 1265 г. х.).

После этого празднества преисполненный радости и счастья [Аманаллах-хан] взялся за дела и приложил величайшее старание.

В начале года Собаки вышел приказ глав Османской державы об истреблении и искоренении рода Бабан и [191] правителей Сулеймании. Румские отряды (Букв, “сборище”.) и войска забрали всех пашей той страны и их детей и отослали к османскому двору /221/ — кроме 'Азиз-бека, который [принадлежал] к роду [бабанских] пашей и, воистину, храбростью и отвагой сравнялся с легендарным Рустамом. Он начал бунтовать и не побоялся прибытия той армии и войска, не раз вступал с ними в сражение и выходил победителем.

Поскольку турецкие власти были измучены схватками с ним и при всех обстоятельствах было очевидно, что рядом с ним они подобны соломинке [перед] горой, они были вынуждены обратиться за помощью и содействием для его разгрома к высокой Иранской державе. От иранского двора поступило указание его высочеству вали [Аманаллах-хану] оказать отпор 'Азиз-беку, поэтому 19-го [дня] месяца зи-л-хиджжа этого года высокорожденный вали вместе с отрядом из богатырей сражения без промедления сел на коня и со всею поспешностью устроил набег на Зохаб.

'Азиз-бек, до того времени стоявший у границ Зохаба неколебимо, как гора, и от его хождения туда-сюда те области пришли в запустение, прослышав о выступлении вали [Аманаллах-хана], тотчас решил уклониться [от встречи] (Букв, “пришпорил коня бегства”.), покрыл себя позором бегства и направился в окрестности Керкука.

При виде такого положения вали [Аманаллах-хан] написал его благородию Насих-паше, советнику высокой Румской державы, и заявил: “Если они желают полного искоренения смуты и неповиновения 'Азиз-бека, то следует написать нам пару слов, которые послужат государственным документом, дабы с этим отрядом мы прибыли на румскую землю и избавили ту страну от зла смуты 'Азиз-бека”. Однако его благородие советник принес извинения и от их прибытия на румскую землю отказался.

После этих событий [Аманаллах-хан1 возвратился в Сенендедж и занялся делами правления. И поныне, до конца месяца джумади-л-аввала 1267/марта 1851 года, этот несравненный и справедливый владыка пребывает на престоле вилайета и на троне эмирата повелителем и правителем. Жители области /222/ ревностно взялись служить ему, полагая [это служение] основой своей жизни, и порвали отношения с другими. Его высочество [вали Аманаллах-хан] тоже никого не понизил в звании, более того, каждого отличил сообразно его положению. Так, меня, эту ничтожную пылинку хотя я не тратил время (Букв, “жизнь”.) на служение тому [владыке с] важностью небес и не следовал путем рабской [преданности] тому [192] обладателю могущества, [Аманаллах-хан] милости ради так обласкал благоволением и столь отличил и отметил среди равных, что невозможно [ни найти] тому предел, ни представить большее [и даже о таком] подумать. Возвысил он меня до должности составителя [бумаг и документов] и пожаловал мне звание мунши-баши.

Дела правления (Букв “распускание и связывание важных дел власти, сжатие и расширение дел правления”.) он тоже следуя обычаю здравомыслия и справедливости и истинному помышлению предоставил на усмотрение (Букв, “возложил в ладонь умения и пятерню осведомленности”.) благороднейшего из благородных величайшего из великих Мирза Мухаммад-Риза-йи My'тамада, благоразумнейшего и старшего [из] сыновей покойного Мирза 'Абдалкарима My'тамада. [Аманаллах-хан] умножил его полномочия, и, воистину, тот так заботится о выполнении [своих] обязанностей (Букв. “дел”.) и о спокойствии в области, что поныне не видали ни одного такого мудрого и прозорливого.

И его высочество вали [Аманаллах-хан] — да будет его правление охраняемо милостью вечного [Владыки]! — при великой [своей] славе, величии и счастье от [всей] души требует [проявлять] доброту к беднякам и неимущим, любит беседовать с отрекшимися от мирских благ и целомудренными. Ученые и совершенные при том небесноподобном дворе пользуются милостью и щедротами, обласканы и вознесены.

[Стихи]:

О Господь! Ты этого государя, [который] заботится о бедняках,
Поскольку спокойствие народа зависит от пребывания под его сенью,
Вечно держи над народом,
Весели его сердце [общим] послушанием!

Поскольку весь народ нашей (Букв. “этой”.) области благодаря лучам милости этого высокородного вали [Аманаллах-хана] пребывает в /223/ полном спокойствии и совершенном [благополучии], уповаю на бессмертного бога, что охранит он от упадка его правление ради благороднейших [из] сынов Адама.

Комментарии

124 Чардули (курд. Джардаври) — название округа в восточной части Арделанского княжества, примыкавшего на востоке к Хамаданской области (название не упоминается в Хронике Хусрава ибн Мухаммада). Жители этого округа говорят на горани и курманджи (Та'рих-и Ардалан, с. 169, примеч. 1).

125 Название чудесного замка близ Куфы, якобы построенного для сасанидского царя Бахрама Гура.

126 Описание роскошного зала дано К. Ричем (т. 1, с. 205—206). Колонны из светящегося мрамора, богатая позолота, живопись на стенах, гармоничное сочетание цветов на потолке, напоминавшее мозаику,— “все вместе создавало,— по словам автора,— единое пламя золотых и сверкающих красок>. Остатки дворца вместе с прекрасным залом были разрушены в правление Риза-шаха Пехлеви по приказу иранского бригадного генерала (Та'рих-и Ардалан, с. 169, примеч. 1).

127 Иван Федорович Паскевич (1777—1856) — генерал-фельдмаршал русской армии, в 1827 г. сменивший А. П. Ермолова на посту управляющего Кавказским краем. Во время войны России с Персией (1826—1828) русские войска под командованием Паскевича заняли Тебриз, а затем и весь Азербайджан.

128 Султан Мухаммад-мирза Сайф ад-Дауле, тридцать восьмой сын Фатх 'Али-шаха от его любимой жены Таус-ханум Тадж ад-Дауле, в 1240/1824-25 г. в тринадцатилетнем возрасте назначенный правителем Исфахана (Бамдад. т. 2, с. 103).

129 Местная устная традиция приписывает Хусрав-хану руба' и, якобы произнесенное им перед кончиной:

Хусрав, от горя сердце твое разбилось на две половины, не страшись.
И, если душа на стезе упования и страха, не страшись;
Если же боишься загробной жизни,
То все там [зависит] от Великодушного, не страшись!

(Та'рих-и Ардалан, с. 181, примеч. 1).

130 фатхаллах-мирза Шуджа' ас-Салтане, тридцать пятый сын Фатх 'Али-шаха, управлявший Зенджаном и Хамаданом. Годы жизни — 1226/1811—1286/1869-70 (Бамдад, т. 3, с. 55).

131 Имя мудрого везира царя Соломона.

132 Бахрам-мирза Му'изз ад-Дауле, второй сын 'Аббас-мирзы Наиб ас-Салтане, в 1250/1834-35 г. назначенный правителем Керманшаха, Луристана и Хузистана (Бамдад, т. 1, с. 192—195).

133 Мухаммад Хусайн-мирза Хишмат ад-Дауле — старший сын царевича Мухаммада 'Али-мирзы Даулат-шаха. В 1237/1821-22 г. после смерти отца он стал правителем Керманшаха и оставался на этом посту до 1250/1834-35 г. (там же, т. 3, с. 375—376).

134 Манучихр-хан Хаджа ич-акаси Му'тамид ад-Дауле Армани принадлежал к числу иранских сановников периода правления Фатх 'Али-шаха и Мухаммад-шаха Каджаров, в 1252/1836-37 г. был назначен вместо Бахрам-мирзы правителем Керманшаха, Луристана и Хузистана (там же, т. 4, с. 159—162).

135 В тексте: ***. Название округа Хавшар (***) в курдской среде порою бытовало в измененном виде — Афшар (Та'рих-и Ардалан, с. 196, примеч. 2).

(пер. Е. И. Васильевой)
Текст воспроизведен по изданию: Мах-шараф ханум Курдистани. Хроника дома Ардалан. М. Наука. 1990