МАХ-ШАРАФ ХАНУМ КУРДИСТАНИ

ХРОНИКА ДОМА АРДАЛАН

ТАРИХ-И АРДАЛАН

В этой книге я описала благие деяния высоко династии Бани Ардалан так, как довелось выясним по хроникам, слышать от стариков и увидеть самой

/1/ Во имя Бога милостивого и милосердного!

Подобает в начале [книги] воздать хвалу Господу, что не рождается и не умирает, остается [вечно сущим] и не подвергается бренности,— Творцу, не имеющему равных [себе] по чистоте своей сущности; Дарителю средств пропитания, Который по всем [своим] свойствам единственный и бесподобный; Всевышнему, Который не рожден и Которому нет [на земле] никого равного,— при возблагодарении Его немеют пальцы, [держащие] калам ¹; достопоклоняемому, при восхвалении Которого стыдятся [своего бессилия] перо и язык. Похвала Ему — украшение на челе слово [изречения], для ланит речи славословие Ему [служит] убранством. [Еще] никто не выдумал касыды ² , достойной восхвалять Его; ни один мыслящий не сложил кит'а, которым бы мог Его восславить. Разум мудрецов в изумлении от прославления Его; талант одаренных в растерянности от Его описания.

Для предисловия утра свет, излучаемый сиянием Его святости, [служит] унваном ³ , солнце [заимствует свою] лучезарность от света, исходящего от Его облика — “Бог есть свет небес и земли. Свет Его подобен светильнику в стене” (Коран XXIV, 35). При невысоких познаниях болтать о Его качествах не подобает; при тех мыслительных способностях, что присущи нам, не придет на ум восхвалять Его. Описание Его не измерить мерою мысли, восхваление Его не умещается в рамках (Букв, “структуре”.) помышления. Хвала Тебе! Неисчислима похвала Тебе! Как сам Ты восхвалил себя, так я славлю Тебя, пока Ты не будешь доволен, и благодарю Тебя, пока Ты не удовлетворишься.

Стихи:

Поскольку восхваление Его бесконечно,
Лучше замолчать (Букв, “убрать язык в рот”.)

/2/ Бесчисленные благословения первенцу калама могущества из дома пророков, причине сотворения обоих миров, царственному всаднику ристалища обеих твердынь — [небесной и земной]; благородному — если бы не задумано было Его существование, не существовало бы ни одно существо; счастливцу — если бы [Господь] не вознамерился сотворить Его [45] счастливую сущность, перо судьбы не начертало бы ни одно творение на скрижалях способности к существованию; причине сотворения Адама и Евы, создания скрижали и пера. Если бы не Ты! Если бы не Ты, то не были бы сотворены рай, люди и небосводы.

Стихи:

Мухаммад — государь мира и веры,
Заступник провинности, ходатай провинившихся;
О Боже! Благослови своего посланника, возвещающего радостную весть, и его прославленный чистый род!

Эта несчастная бедняжка Мастуре, благородная дочь покойного Абу-л-Хасан-бека и добропорядочная внучка покойного Мухаммад-ака Курдистани — да облегчит Аллах для них землю! — доводит до сведения красноречивых мудрецов и искусных знатоков: после того как из материнского чрева милостью всевышнего Бога и милосердием несравненного правосудного [Господа] я утвердилась под опекой отцовского воспитания —

полустишие:

Да пребудет милость [Господа] над его чистой могилой! —

благодаря счастью, [ниспосланному] той белой отметине (Букв, “белому пятну”.) на челе мудрости и зоркости великодушия, и с помощью той звезды апогея просвещения и светила небосвода разумения, что питал естественную любовь и настоящую страсть к воспитанию детей и [их] закаливанию (Букв, “укреплению печенок”.) — в особенности меня, [поскольку я была] первой розой в том цветнике и первенцем-побегом с той лужайки,— рука моя познакомилась с пером, а глаза прозрели [для прочтения] написанного. Какое-то время я следовала (В тексте: “продолжался”.) естественному интересу и врожденному желанию к изучению книг, пока однажды мне не попались диваны древних [поэтов] и записи давних [хронистов]. Получила я представление об истории курдов и достоверные [сведения] об этой стране. Изучая и делая записи, убедилась я, что положение правителей вилайета Курдистана /3/ изъяснено и описано. [Но] хотя [рас] сказано обстоятельно, однако по той причине, что от того сохранились [лишь] краткие [сведения], [история Курдистана] оставалась (Букв. “была”.) несверленой жемчужиной.

[Ваша] покорная служанка, что была ничтожнейшей пальмой из цветника этого райского сада и — из поколения в поколение— молодым деревцем, произраставшим под сенью [46] этого семейства, теперь украсила стан [своих] дарований убранством родства (Букв, “несколько связей”.) с той высокой династией, а грудь и плечи гордые — нарядом соединения с тем прославленным семейством. [Всей своей] пламенной натурой и придирчивым умом осознала я необходимость завершить подробное изложение [прежних историков] и взялась за написание этих нескольких строк. В этой книге я описала благие деяния высокой династии Бани Ардалан так, как довелось выяснить по хроникам, слышать от стариков и увидеть самой, и уповаю с мольбой на читателей.

О происхождении [рода] Баба Ардалан

Об их происхождении существует много различных мнений, и некоторые относительно происхождения того высокого рода придерживаются такого убеждения. Когда нечистый Заххак, по причине дьявольских наваждений и искушаемый плотскими желаниями, убрал голову из [ошейника] повиновения славному и великому Господу и шум от его мятежа разнесся по всему миру, в возмездие за его деяния на обеих лопатках того злодея выросли два куска мяса в виде двух змей. Муки и страдания того исчадия зла перешли все границы. Проклятый Иблис явился в меджлис под видом и обличьем доброго лекаря излечить неизлечимую болезнь того презренного безбожника.

[Для] излечения и усмирения тех двух змей предписал он мозг из человеческой головы. Чтобы проверить [это предписание] и испытать, тут же обезглавили человека, а мозги безвинно пострадавшего приложили к змеям. Боль полностью затихла, а затем началась [снова]. Каждый день в течение долгого времени повару того коварного злодея поручали двух несчастных. Мозги их он скармливал тем двум змеям и [перед тем] показывал [Заххаку].

Поскольку стольник того главаря негодяев был юношей добродушным и похвального нрава, он каждый день одного из них (Обреченных на смерть.) спасал от оков смерти, вместо него закалывал овцу и, добавив ее мозги к мозгам преданного закланию юноши, показывал тому несчастному. Избежавшие карающего меча, страшась нечистого Заххака, темными ночами убегали и направлялись к вершинам гор, скрывались в уединенных местах, в пустыне и в глухой гористой местности. Так они и жили долгие годы и [с] давних веков. Самое известное предание гласит (Букв, “таково”.): одного из них звали Курдом. /5/ [47] После [того как] число [их] возросло и они переженились (Букв, “после размножения и браков”.), от того благородного произошли все курды ⁴ .

Великими и уважаемыми [историками] то славное племя (Т. е. курды.) поделено на четыре таифе ⁵ . Первым и величайшим из них является славный иль Бани Ардалан, который от остальных курдских таифе отличается благонравием и благородством, великодушием, образованностью и щедростью. Себя они (Бани Ардалан.) считали и считают для остальных таифе благодетелями. Второе из [курдских] таифе составляют лур[ы], которые [проживают] затворниками в Луристане, и некоторые из них станут правителями. Третья группа — курмадж[и] ⁶ , которых в народе называют бабанами. Четвертое таифе — горан[ы] ⁷ , проживающие в настоящее время в Керманшахане.

Из них (Из курдов.) вышли смельчаки и храбрецы, и с большинством правителей они начинают враждовать. Однако большая часть [наших] предшественников была убеждена /6/ и верила (В тексте: “убеждены и верят”.), что родословная высокого рода Бани Ардалан восходит к Ардаширу Папакану ⁸ . [Гонимые] превратностями времени, они прибыли в Сирию и там проживали.

Во времена имама рода человеческого Имам Хасана Муджтаба (Избранного.) — над ним благословение [Господне] и мир! — согласно повелению имама эпохи они были вознесены до управления вилайетом Курдистана ⁹ . С того времени поныне, [т. е. до] 1262/1845-46 года хиджры, из поколения в поколение они будут правителями и властелинами на той земле под счастливым знамением прибегания к таинству того владыки. Истинность этих слов подтверждает перстень с опалом, на котором куфийским письмом начертано, что достался он от его святости Баба Ардалан как доброе предзнаменование и благословение. И остается он в семействе высокодостойных вали до [сих] времен. Даст Бог, их власть пребудет до [дня] воскресения [из мертвых].

В хронике сочинения покойного Мулла Мухаммада Шарифа, кази Арделана, и в рукописи, составленной благочестивым Хусрав-беком, сыном Мухаммад-бека Ардалан, так написано пером изъяснения, что начало власти и правления этой прославленной семьи [приходится] на время царствования Чингиз-хана. [Находились они] в Мосуле и Диарбекире и тех /7/ пределах. Из-за превратностей времени и бедствий, [[48] ниспосланных] Небом, Баба Ардалан покинул свои род и племя (В тексте: “иль и таифе”.) и направился в Шахризур. После того (В тексте: “после того как ...”.) милостью справедливого Бога, вспомоществуемый [счастливой своей] звездой, он стал в той стране независимым [повелителем] и властелином. Еще [через] некоторое время он прибыл в окрестности Палангана в том месте, что служило пристанище племени горан, он обрел покой и стал им управлять

В конце царствования Чингиз-[хана] благодаря своей отваге и нравственной чистоте [Баба Ардалан] снова завладел Коем, Хариром Шахризуром и Бабаном ¹⁰ . Долгие год он (В тексте: “они”.) был полновластным хозяином в большинстве [областей] Курдистана. Говорят, впоследствии [при] эмире Тимур Гургане Баба Ардалану препоручили управление [всем] Курдистаном (В тексте: “Курдистанами”.), однако [при] здравом уме и рассудительности [человек] воздержится согласиться с этим, поскольку о правления Чингиз-хана до всемогущества эмира Тимура прошло много времени. А истинное положение дел лучше знает Аллах!

Правление Баба Ардалана

Баба Ардалан был эмиром чистым помыслами и добропорядочным, властелином благонравным /8/ и здравомыслящим Он проводил время, [занимаясь] поклонением славному и всевышнему Господу и совсем не помышлял о постыдных деяниях и предосудительных поступках. Вилайет благодаря его правосудию стал процветать, раийяты радовались его щедрости. Среди простого народа получил он известность величием и похвальными качествами. При [всем своем] могуществе он не нарушал установлений Творца и не стремился к греховному. Несколько лет занимался он в Курдистане де лом правления, в конце концов испил из рук кравчего смерти напиток кончины и унес пожитки в потусторонний мир “У него власть над всем, и к нему вы возвращены будете” (Коран XXVIII, 70.)

Правление Кулула Бани Ардалана

После смерти Баба Ардалана на престоле эпохи утвердился его сын Кулул и очистил свою владетельную об часть от гнета и притеснения. С его существованием утвердилось основание справедливости, стали неколебимыми устои щедрости благодаря его счастливому нраву. Тень его милости осенила головы раийятов, Хума (Сказочная птица, приносящая якобы счастье тому, на кого падает ее тень.) его милосердия [[49] воссияла] над теменем подданных [как] корона и венец. Весь мир обрадовался его величеству, все были вынуждены служить ему. Щедрая его десница закрыла врата алчности, благодаря множеству его щедрот мир освободился из оков нужды. Был он счастливцем, [наделенным] щедростью и великодушием, блюстителем правосудия, [исполненным] правдивости и чистоты.

Следуя обычаю и обыкновению родителя, [Кулул] превзошел [его] и не помышлял о недостойных деяниях. Законы управления державой благодаря ему укрепились, установления похвального поведения тому благородному упрочились. Несколько лет он управлял страной таким образом и в конце концов, следуя [изречению]: “Каждая душа вкусит смерть” (Коран III, 182.), прошествовал в рай и почил, отстранившись от своих дел.

/9/Властвование Хизра, сына Кулула

Он воссел после отца на престоле владычества и закрыл пред челом своих подданных врата смуты и мятежа. Был [он] эмиром, [кому] сопутствовало счастье, и властелином щедрым, великодушным и благородным, который следовал путем отцов и дедов; повелителем справедливым и милосердным с низшими, общался с учеными и просвещенными, враждовал с притеснителями и злодеями; раийяты и [все] твари [Божьи] благоденствовали под сенью его милости; высочайшие и низшие радовались счастью его благодеяний. Правосудный господин и несравненный покровитель раийятов, он [был] благоразумен и мудр в [разрешении] дел правления. Следуя обычаю справедливости, он превзошел прежних (Букв, “покойных”.) правителей; его подданные благодаря красоте его деяний [испытывали] удовлетворение и благодарность.

Он правил некоторое время и затем унес пожитки из этого бренного мира во дворец вечности. “Мы во власти Бога, и к Нему мы возвратимся” (Коран II, 151.).

Правление Илйаса, сына Хизра

Когда пришло время Хизру умереть, правителем после него стал его сын Илйас. Был он украшен обыча[ями] правосудия и справедливости, убранством из щедрости и добропорядочности, [была] ему присуща беспристрастность. Среди знатных и благородных славился он похвальными [50] качествами. Благородные и знать вилайета гордились высотой его помыслов и чистотой натуры. Неизменно он стремился вершить справедливость и правосудие — наделенный похвальным нравом и качествами, [вызывавшими] одобрение. Непомерна его щедрость заставила свернуть ковер Хатим-Тая; пышность его величия побуждала смеяться над убранством Джама и Кай-[Кауса] ¹¹ . Покровительствуя воинам и раийятам, [проявлял] он чрезмерное усердие, на измену подданных совершенно не обращал внимания. В распространении [установлений] шариата ¹² он [был] единственным [своего времени], [следуя] обычаям правления, [был] мудр и благоразумен. Похвальными деяниями закончил он [свою] жизнь (Букв, “в конце концов зачеркнул жизнь”.) и отправился в райский сад. Милость Господа над ним!

/10/ О Хизре II, сыне Илйаса

Он тоже твердо и неколебимо следовал обычаям отцов и дедов, постоянно общался и беседовал с людьми учеными и просвещенными, неизменно водил дружбу с мудрыми и знающими, во время правления пользовался полной независимостью и неописуемой властью — благословенный правитель и счастливый властитель. Гнет во времена его власти [стал вымыслом, как] сказка [о птице] Симург, и небылицей; насилие в его правление [превратилось в выдумку, как] рассказы о кесарях и философском камне. Был он украшен в убранство разумения, вид его изобличал мудрость. Мир и все, что в нем есть, в глазах его были ничто (Букв, “ветром”.), высшие и низшие радовались его существованию, веселились и ликовали. При всей этой справедливости и правосудии, согласно [изречению]: “Все, что есть, гибнет, кроме его существа” (Коран XXVIII, 88.), он распростился с бренным миром, пошел путем, [предначертанным] смертью.

О господстве Хасана, сына Хизра II

После смерти отца тот правосудный властитель ступил на ступени владычества и распахнул перед [своими] приверженцами врата милостей и благодеяний. Говорят, он был эмиром похвального нрава и властителем, [чьи похвальные] качества вызывали одобрение. Именем [своим] он был подобен наивысочайшим (В тексте: “наиважнейшим”.), образом правления превзошел прежних вали.

Поскольку [Хасан б. Хизр] был юношей мудрым, [51] разумным и красноречивым, не имел себе подобных и равных, он не стал противиться обычаю своих дедов, не знал и часа покоя, покровительствуя подданным. Каждого он обласкал, [пожаловав] подобающее звание, вознес до достойной степени. Не имел он склонности к греховным поступкам, не раскрывал пред сердцем [своим] врата развлечений ¹³ . /11/ Любил он поклоняться бессмертному [Богу], усердствовал в покорности всемилостивому Творцу, был известен правдивостью и безупречностью. Слух о его справедливости дошел до дальнего и ближнего; в храбрости он не имел себе подобных, в отваге — себе равных. В конце концов он направился из мирского обиталища в [мир] потусторонний, исполнил приказ единственного правосудного судьи.

Стихи:

Не отвернусь я от приятного другу,
Мы любим то, что желанно ему.
Таково предопределение Сильного, Знающего (Коран VI, 96.).

О правосудии Баблула, сына Хасана

Рассказывают, Баблул, будучи украшен убранством отваги, изволил пожаловать большую часть денег и сокровищ отцов и дедов [своим] подданным, благородным и знати. Гора и солома в его глазах были равноценны. Большую часть времени он проводил в походах на врагов державы и возвращался с победой и триумфом.

Население вилайета и эмиры державы под знаком его высоких помыслов и мощи пребывали в страхе и уповании. Был он мудрым властелином, поборником справедливости, наделенным великолепием и познаниями. [Своей] щедростью и великодушием заставил он забыть о Му'ине Шайбани ¹⁴ , в дарении был вторым Иахйей и Джа'фаром ¹⁵ , в чаще [военных] хитрост[ей] — рыкающим львом, на поле брани — острым кинжалом. Храбростью и отвагой прославился он на все страны; мир при нем ликовал и радовался правосудию и справедливости. Когда он прожил какое-то время добродетельно и с чистыми помыслами, рука смерти ухватилась за воротник его души, и он вступил в райский дворец.

/12/ Предание о могуществе Мунзира ибн Баблула

Когда после смерти отца благородный Мунзир, сопутствуемый победой и счастьем, украсил трон эмирата своей особой, жители вилайета, границ и окрестностей — [все] приготовились служить ему и быть рабами. Отовсюду великие [52] отважились послать ему дары и приношения и выразить радость и удовлетворение. Эмиры и управители изволили к нему прибыть с подобающими дарами, обратили чело к его двору и были вознесены царственными подарками и отмены государевыми милостями.

Поскольку он превзошел праотцев непомерной мягкосттю и прозорливостью, обычаями величия и могущества и был единственным по [своей] добропорядочности и чистосердечию, вилайет благодаря его справедливости и правосудия стал весьма процветать и твари [Господние] пребывали в величайшем удовольствии и удовлетворении благодаря благому его помышлению. В [следовании] обычаю мужества он не имел равных, в отваге [был] самым первым. Благородные знать непреложному его приказу [были] покорны и послушны, радовались хорошему и дурному от его добродетельности. Под сенью его справедливости ягненок кормился рядом с волком, под покровом его милосердия зяблик с соколом были супругами. Когда настал назначенный [Господом] смертный час и он узрел в себе признаки [надвигающейся] кончины, наследником он назначил своего сына Ма'мун-бека и изволил вознести его до наследственной власти. Некоторое время спустя птица его души поспешила в небесный сад, успокоилась и почила возле пройденного ею [пути].

/13/ О правлении Ма'мун-бека ибн Мунзира

При счастливом гороскопе, под счастливой звездой и в счастливый час заключил он в объятия невесту царствования, припал к возлюбленной правления. Он очистил страну от скверны существования врагов и низверг противников во прах смерти. Друзья державы обрадовались его величеству, асха-бы (Асхабами именовались сподвижники пророка Мухаммеда.) того благородного от благодати его высокого помышления [были] счастливы и удовлетворены. Слух о его великодушии разнесся по всему миру, о его щедрости прослышали стар и млад. Его сверкающий меч сразил [неустрашимый] дух Рустама и Исфандийара, искрометная его стрела прервала жизнь подлого врага.

Своей ученостью и мудростью [Ма'мун-бек] превзошел своих великих отцов, обычаем снисходительности и разумения— всех людей. Раийят и воин обрели опору в счастливом его существовании, обрадовались милости его величества. Великий и малый кормились у его стола, тюрок и таджик подбирали колоски на ниве его благородства. Много благих и похвальных деяний осталось после него на память на [страницах] эпохи, стал он властителем и повелителем в большей части отцовских владений. [53]

После того как [Ма'мун-бек] тридцать два года при полной независимости властвовал как наследник отца и следовал путем искренности, праведности и величия, он призвал [к себе] великих державы и знатных государства и изволил [произнести] рассыпающими перлы устами (Букв, “языком”.): “Наступило ныне время нам отправляться из [этого] мира, десница судьбы ухватилась за воротник души! Желание [наше] таково: уберечь подданных, что перейдут под охрану Господа, повелителя двух миров, от тягот раздора, [даровав им] покой и порядок, /14/ дабы были они избавлены от смуты и беспокойства. Поэтому лучше всего и разумнее разделить принадлежащий нам вилайет между благородными сыновьями, дабы после нас каждый занимался своим делом справедливого правления без препирательства и заставил благодарить себя подданных, [соблюдая] обычай правосудия, дабы угнетенные не пострадали от смуты и бунта и население не гибло от их гнета и раздора”.

По усмотрению мудрецов он разделил свои владения между благородными сыновьями и препоручил им защиту и опеку раийятов и тварей [Господних], таким образом Биге-бек, что из сыновей его был самым старшим, мудрым и благоразумным, стал правителем Залма, Гуламбара, Самирана, Хавара, Дудана и Навсуда. Его средний сын Сурхаб-бек стал повелителем округов Нуй, Мариван, Тануре, Авроман, Мих-рибан, Калу, Калас и, по преданию, [областей] Калаш и Ншекас. Ныне те вилайеты неизвестны, однако, поскольку историки [так] написали, мы тоже упомянули те названия.

Саручак, Карадаг, Алан и Шахризур [Ма'мун-бек] изволил препоручить своему младшему сыну Мухаммад-беку ¹⁶ . Разделив области между сыновьями, он еще некоторое время занимался правосудным и справедливым правлением и возвестил [всему] миру о своем добром имени. Поскольку был он справедливым эмиром и правосудным покорителем стран, высокий род Бани Ардалан до настоящего времени известен как [род] Ма'муни благодаря его прославленному имени.

В конце концов ушами разума он внял обращению [Господа]: “Все, что на ней (Т. е. на земле.), исчезнет” (Коран LV, 26.) и ответствовал ангелу-провозвестнику: “Я готов!”

[Полустишие]:

Да будет милость [Бога] над той чистой могилой! [54]

/15/ О независимости Биге-бека ¹⁷

Когда Ма'мун-бек свернул ковер жизни и направился в рай, его сыновья стали править каждый в своих вилайетах, согласно завещанию [отца]. Биге-бека, который превосходил их летами и величием, они признали старшим и [свои] помыслы устремили на подчинение ему и покорность. Каждый занялся справедливым правлением во вверенной ему области, пожелал [вершить] дело правосудия. С дозволенного отцом пути они не отступили, славу обычая [его] правления не пустили на ветер дурными деяниями. От их справедливости вилайет стал процветать, благодаря их щедрости раийяты радовались и были довольны. Постоянно они старались вызвать удовлетворение своего старшего брата Биге-бека и не забывали об обязанностях, [налагаемых его] старшинством. Биге-бек тоже обращался с ними как подобает старшему и не совершал ничего противного их мнению. Он правил в своей области в продолжение сорока двух лет, пока не покинул бренный мир: “Из нее Мы сотворили вас, и в нее возвращаем вас, и из нее изведем вас в другой раз” (Там же, XX, 57.).

О правлении Ма'мун-бека II

После смерти Биге-бека на престоле правления воссел его сын Ма'мун-бек и закрыл перед людьми всего мира врата смуты и мятежа. Был он юношей прекрасноликим, добронравным и добропорядочным, великодушным и добродетельным, известен щедростью и наделен отвагой. Юной красой [своей] (Букв, “юностью и красотой”.) он был бесподобен, в благонравии и красноречии не имел равного. Подданные радовались его существованию, веселились и ликовали. Домочадцы неизменно пребывали в радости благодаря его благому нраву./16/ После отца в течение двух лет управлял отцовскими владениями при полной независимости и неописуемом великолепии и величии, пока государь Рума султан Салим ¹⁸ не пожелал завоевать [области] Курдистана (В тексте: “Курдистанов”.) и Шахризур.

По словам Хусрав-бека, автора [исторического сочинения], [султан Салим] изволил поручить завоевание тех областей прославленному Хусайн-паше с неисчислимыми войсками. Достигнув земель Шахризура, [Хусайн-паша] сразился с Ма'мун-беком, [но] ни один из противников ничего не добился. Однако Ма'мун-бек, не находя в себе сил для [новой] битвы и стойкости для сражения, был вынужден укрыться в крепости Залм. [55]

Хусайн-паша некоторое время ту могучую крепость и неприступную твердыню держал в осаде, с огромным войском стоял вокруг крепости, закрыл перед жителями крепости врата входа и выхода. Ма'мун-бек, доведенный в конце концов до крайности затянувшейся осадой и не находя в себе готовности [продолжать] войну, был вынужден от битвы отказаться. Он неожиданно выехал из крепости и с небольшим отрядом направился ко двору государя Рума. Султан, вопреки обычаю государей и хаканов, того юношу лишил надежды [на милость], заточил и держал под надзором. Согласно сочинению Мулла Мухаммад Шарифа Кази, государь Рума назначил на завоевание вилайета [Курдистана] некоего Султан 'Али-бека.

/17/ Когда Ма'мун-бек бежал [из крепости] и предстал пред султаном, тот его изволил отметить различными милостями, однако относительно управления наследственным вилайетом начертал на странице его упования [письмена отказа] каламом безнадежности. [Султан] пожаловал ему Хиллу из округов Багдада, и остаток жизни [Ма'мун-бек] прожил там, пока не наступил назначенный ему смертный час.

После отъезда Ма'мун-бека в вилайет Рума его дядя Сурхаб-бек присоединил к своим владениям области, принадлежавшие Ма'мун-беку, с войсками Рума пришел к соглашению и обходился с ними с почтением.

О правлении Сурхаб-бека, [о том], что с ним происходило

Поскольку после бегства своего племянника Ма'мун-бека [Сурсхаб-бек] присоединил к своему вилайету крепость Залм, Шахризур и другие принадлежавшие [Ма'мун-беку] области, он, сообразно времени, с румийцами тоже пришел к соглашению. Некоторое время спустя, когда [Сурхаб-бек] добился в делах правления полной независимости, он султану Рума повиноваться перестал. Разгневался государь Рума на такое его поведение и решил покончить с ним.

Прославленные [историки] рассказывают, что Ма'мун-бек II до того времени находился у султана в заточении. Прослышав о том, что произошло, султан по здравом размышлении его из заточения освободил, [отправил] правителем в Хиллу, а его сына по имени Исма'ил-бек послал в Саручак. Они правили там долгое время. Говорят, сыновья и внуки Ма'мун-бека оставались правителями в Хилле до 1004 года хиджры/1595-96 г. ¹⁹ . Аллах знает лучше.

Сурхаб-бек, завладев наследственными областями Ма'мун-бека, силой захватил и владения своего брата Мухаммад-бека, стал властелином и повелителем во всей унаследованной [56] от отца державе. Слух /18/ о его высоких помыслах разнесся по всему миру, слава о его величии донеслась до слуха юноши и старца.

В 950/1543-44 году ²⁰ Алкас-мирза, брат шаха Тахмасба, отвратил [свое] чело от иранской державы и прибег к покровительству державы рода 'Усмана. Государь Рума посчитал его присутствие выгодным, весьма постарался оказать ему почет и уважение и послал с ним на Курдистан, рубежи Ирана и на ту страну видного военачальника с большей частью румского войска и армией, [много]численностью превосходившей созвездия и звезды.

После многих усилий и бесчисленных походов [тот] ничего не добился, поскольку звезда его счастья закатилась, а [предначертанное] высоким гороскопом не было принято к исполнению. Войска отказались ехать в Рум. Алкас-мирза прибег к покровительству Сурхаб-бека, дабы, излив его величеству государю просьбу о прощении, [сделать его своим] заступником (Букв, “заступником его вины”.).

Сурхаб-бек, со своей стороны, выступил посредником [для испрошения] ему помилования и ходатаем. Шах Тахмасб из уважения к Сурхаб-беку избрал путь помилования и простил Алкас-мирзе его провинность, изволил пожаловать, дабы отметить его, грамоту на управление Ширваном, как и прежде, с подобающими почетными одеждами. Упомянутый выше [Алкас-мирза] выехал в Ширван, пребывая между страхом и упованием. По приезде его в Ширван помыслы государя изменились, и он поручил Шах Ни'маталлаху Кухистани и нескольким доверенным [слугам] государевой державы взять его под стражу. [Алкас-мирзу], закованного в оковы и кандалы, увезли в крепость Кахкахе и [там] заточили. Через год поступил приказ его убить, и его убили, сбросив с крепостной стены.

За выполнение такого дела Сурхаб-бек был вознесен, и ежегодно из государева казнохранилища ему была назначена тысяча туманов до конца жизни. /19/ Как выше было описано пером изъяснения, Сурхаб-бек насильственно захватил владения своего брата Мухаммад-бека. Мухаммад-бек, не находя в себе сил оказать брату отпор, отправился с жалобой ко двору султана Салима, государя Рума ²¹ , изъяснил султану, насколько бесчеловечно [поступил] брат, и султан Рума посчитал своим долгом помочь ему. Оказать Мухаммад-беку помощь и содействие он поручил великому везиру Рустам-паше, еще нескольким пашам и эмиру эмиров 'Усман-паше с войском более многочисленным, чем звезды и созвездия. [57]

Упомянутые войска направились к месту назначения и вступили, [преисполненные] справедливых устремлений, в Щахризур и те области. Сурхаб-бек, будучи не в силах противостоять войскам Рума, был вынужден укрыться в крепости Залм, Шел бой за овладение крепостными стенами, когда несчастный Мухаммад-бек был смертельно ранен пулей жителями крепости и умер. Турецкое войско начало разорять и грабить те области и подняло знамя гнета и притеснения.

Таким образом, осада продолжалась целых два года, пока об обстоятельствах похода румского войска не стало ведомо шаху Тахмасбу. На помощь Сурхаб-беку он послал некоего Хусайн-бека с несметным войском и неисчислимой армией. Услышав такое известие, румский военачальник и паши сняли осаду, а 'Усман-паша амир ал-умара тут же переселился в мир иной. Жители же крепости, терпевшие тяготы осады, подняли головы из воротника приниженности и возродились к жизни.

В это время некий Мухаммад-паша, из румских военачальников, посчитал момент /20/ благоприятным и случай подходящим — со своим войском в 969/1561-62 году вставил стопу отваги в стремя мужества и бросился на крепость Залм. Всех врагов он обратил в бегство, о [своей] храбрости возвестил далекому и ближнему и завладел полновластно Залмом, Шахризуром и относящимися [к нему округами] ²² . Сурхаб-бек спешно пришел с турецкими властями к соглашению, и часть его областей вошла в османские владения.

У Сурхаб-бека было одиннадцать детей мужского пола, а именно: 1) Хасан-бек; 2) Искандар-бек; 3) Султан 'Али-бек; 4) Йа'куб-бек; 5) Бахрам-бек; 6) Зулфикар-бек; 7) Асламас-бек; 8) Шахсуар-бек; 9) Сарухан-бек; 10) Касим-бек; 11) Басат-бек.

Говорят, из [всех] сыновей Сурхаб-бека мужеством и отвагой, храбростью и неустрашимостью отличался Султан 'Али-бек. [Еще] при жизни отца ударом богатырской десницы он отомстил за содеянное, отобрал от Османов Залм и относящиеся [к нему округа] и сам стал правителем. Другой сын Сурхаб-бека, Бахрам-бек, при жизни отца стал править в Рувандузе и Амадии и тем удовольствовался. С того времени поныне, т. е. [до] 1242/1826-27 [года] хиджры, сыновья и внуки его будут там править.

Хотя я не читала (Букв, “не видела”.) в исторических сочинениях, но слышала от достойных доверия [людей], [что] Сурхаб-бек при жизни разделил вилайет между сыновьями. /21/ Округ Эйлак ²³ он изволил утвердить за Асламас-беком. Вышеупомянутый построил там высокие дворцы и баню, а деревню Асламас, [58] которая во время написания [этих строк] пребывает в полном благополучии, он застроил и утвердил резиденцией правителей и султанов Эйлака. И племя сулеймани ²⁴ , что ныне по приказу султана проживает в Эйлаке, принадлежит к его потомкам.

Из числа [тех округов] Мариван был передан его (Сурхаб-бека.) другому сыну, Искандар-беку, и его потомки тоже до сих пор остаются в Мариване. Аллах знает лучше. Сурхаб-бек независимо правил в вилайете Курдистана и Шахризура шестьдесят, а согласно одному преданию, шестьдесят семь лет, пока не внял призыву ангела-провозвестника: /22/ “Возвратись ко Господу своему, будучи удовлетворенною и удовлетворившею!” (Коран LXXXIX, 28.) — простился со всем преходящим.

Правление Султан 'Али-бека, сына Сурхаб-бека

После своих справедливых, одаренных отцов он украсил своей великодушной особой трон владычества и в продолжение трех лет владел и управлял Арделаном и Шахризу-ром совершенно независимо, пока в расцвете молодости тот юный побег (Букв, “первый плод”.) из сада могущества не распрощался с бренным миром и не отбыл во дворец вечности. После него на память остались два рожденных под счастливой звездой сына по имени Тимур-хан и Халу-хан, которые по младости лет не могли взять на себя дела правления. Поэтому по ступеням власти восшествовал младший брат Султан 'Али, Басат-бек, и своим появлением украсил и озарил трон правления.

Правление Басат-бека, сына Сурхаб-бека

Юноша благонравный, добропорядочный и эмир прекрасноликий, здравомыслящий, он благоустроил вилайет великолепием своего прибытия, а раийятов благами правосудия воз-радовал и удовлетворил. Большую часть времени он склонен [был] поклоняться святому Дарителю [всех] даров, днем и ночью всечасно он был занят [делами] правосудия и справедливости. Ученостью и познаниями он превзошел всех, не испытывал недостатка в обычаях мудрости и разумения. Вниманию верных [слуг] и эмиров он предложил обычай величия и ему следовал, [в обращении] с раийятами и тварями [Господними] помышлял о справедливости и правосудии. [59]

Некоторое время [Басат-бек] занимался делом правления, следуя благим путем и похвальным обычаям, пока не возмужали Тимур-хан и Халу-хан и не возжаждали власти и могущества. Они направились ко двору шаха Исма'ила Сафави ²⁵ для испрошения справедливости /23/ и там некоторое время находились, пока (Букв, “когда”.) шах Исма'ил не был принят под сень Господней милости.

Тимур-хан и Халу-хан, не достигнув желаемого, покинули сефевидский двор и поспешили к себе на родину. Тогда Тимур-хан занялся в вилайете Арделана разорением и грабежом, вознамерился устранить дядю и учинил великий разбой на окраинах области. Жителей он предал мечу возмездия, надеясь (В тексте: “быть может”.) таким путем и с помощью раздора вырвать наследственную отцовскую область из достойной десницы Басат-бека.

Поскольку Басат-бек был эмиром благих намерений и нрава и похвального поведения, правителем правосудным, покровителем раийятов, пока он был жив, несмотря на усилия и старания Тимур-хана, благороднейшие и ничтожнейшие [из подданных] соблюдали его предначертания, готовые служить и покоряться ему, пока небеса не свернули ковер (Игра слов: Басат — перс, “ковер” и собственное имя правителя.) его радости и не прервали пиршество его жизни. Творцу душ вручил тот юноша свою душу.

Тимур-хан ибн Султан 'Али

После смерти дяди в 986/1578-79 году Тимур-хан при счастливом предзнаменовании и в [отмеченное] удачей время украсил наследственный отцовский трон великолепием [своего] великодушного присутствия, а престол величия — благодатью [своего] счастливого прибытия. [Был] он властелином справедливым и правосудным, владыкой, [чьим] оплотом [служила] щедрость. В отваге и храбрости [это был] второй Рустам-и Зал, в мужестве и неустрашимости не [было ему] подобных и равных, утвержденный навечно утверждением правосудного Бога, сопутствуемый содействием великого Творца, лучами своей благосклонности он осенил головы знатных и простонародья, тень его милостей [воссияла] над теменем великого и малого, [как] корона и венец.

Когда [Тимур-хан] закончил покорение Арделана, он пришел к согласию с султаном Рума, сообразно времени заложил устои взаимной дружбы. /24/ Державой румского султана был он жалован ради его вознесения, как выражаются жители той страны, тремя туками, [или ожерельями], и снискал [60] безграничные милости. Стал [Тимур-хан] именоваться мир-и миран ²⁶ , присоединил к своей области районы Сонкора и Динавера и начал независимо править там, [а также в] Арделане и Шахризуре. За то, что он держал сторону Османской державы, этой державой его высочеству было пожаловано ежегодно сто тысяч акче, подати с Шахризура как награда, на долгие [времена].

Однако вопреки обычаю величия и противно обыкновению правосудия он постоянно был занят разорением и ограблением окрестностей и всегда стремился досадить и навредить соседям. В конце концов он перестал повиноваться Ирану и Турции, стал единоначальным правителем в своей области.

Тимур-хан разделил принадлежавшие ему вилайеты между [своими] прославленными сыновьями. Сенендедж, Хасана-бад, Кызылдже, Залм и Шахризур он изволил передать Султан 'Али, который был его старшим сыном и именовался славным именем [Тимур-хана], благородного родителя. Второй его сын, Будак-бек, стал независимо [править] в районе Карадага; округ Мариван [Тимур-хан] пожаловал Мурад-беку, а эмир 'Аламаддин, что по возрасту был младше всех, стал правителем в Шахрбазаре.

Тимур-хан какое-то время занимался в принадлежащих [ему] областях делами правления и затем простер владетельную десницу в направлении Керманшахана и Заррин-Камара, что /25/ ныне известен как Гяррус, и те два владения силой подчинил себе. Большую часть [своего] счастливого времени он тратил на разбой и грабеж, пока два-три раза не ограбил племя 'Умар-бека Калхура ²⁷ и не оставил тех несчастных без [куска] хлеба на ночь. В последний раз 'Умар-бек прибег к покровительству Шахвирди-хана Лура и попросил у него помощи.

Шахвирди-хан, побуждаемый [добро] соседской приязнью и чувством родового патриотизма, собрал из соплеменников подготовленный и снаряженный отряд и вместе с 'Умар-беком и его таифе сел в засаду в ущелье возле дороги, [по которой двигались] Тимур-хан и ревущие, [как] море, войска Арделана. Когда ополчение Тимур-хана отдыхало, занятое разделом награбленного имущества, племена луров и калхоров на него напали, и дело кончилось сражением.

После того как разожгли пламя боя — а поле брани было тесным, прославленные и достойные витязи устали от тягот пути и путь к своему спасению увидели закрытым,— Тимур-хан был вынужден прекратить сражение. Поскольку, согласно предопределениям всемогущего бессмертного [Бога] и предписаниям несравненного правосудного [Владыки], там не было ни пути для бегства, ни выхода из положения, группа благородных и знати вместе с Тимур-ханом была захвачена [61] в плен. Награбленное [было арделанцами] добро вместе с огромными богатствами снова досталось его владетелям, и люди [племени] калхор после пережитых трудностей обрели покой.

Несколько дней спустя Шахвирди-хан и 'Умар-бек с величайшим почетом и почестями освободили Тимур-хана и его приверженцев и позволили возвратиться в Арделан. /26/ Хотя чело богатырей еще было покрыто пылью раскаяния и они не отдохнули от тягот сражения, поскольку ранее область Заррин-Камар принадлежала тому мстительному эмиру, а сефевидский двор правителем туда назначил Даулат-Иар-султана Сийах-мансура ²⁸ , его благородие [Тимур]-хан посчитал это оскорбительным для своего сана. В 998/1589-90 году он начал собирать войско. Даулат Йар-султан написал государю (Букв, “государеву двору”.) об обстоятельствах [дела], и в результате в помощь ему было направлено подобающее войско.

Когда Тимур-хан выступил [в поход], Даулат-Йар-султан проявил мужество и поспешил с многочисленной армией на битву с войском Тимур-хана. После того как противники сразились и обе стороны проявили усердие и старание, ветерок победы и торжества подул на победоносное знамя Тимур-хана. Войско Арделана победило, армия кызылбашей и Даулат-Йар-султана потерпела поражение и покинула поле брани. Большинство из них было захвачено в плен и стало жертвой меча. Оставшиеся в живых укрылись в крепости Заррин-Камар и вверили свою жизнь той твердыне.

При [своей] отваге и храбрости Тимур-хан весьма возгордился, никого не стал слушать и крепость осадил. Сколько жители крепости ни просили пощады, [все] было бесполезно. В конце концов, [открыв] ружейный огонь с крепостных стен, они начали сражение. В это время, согласно [изречению]: “Предопределенное [Аллахом] неизменно”, во время суматохи тот просвещенный эмир был сражен пулей и убит.

Сплоченные ряды [исполненного жажды] мщения войска при виде такого опасного положения (Букв. “дела”.) рассеялись. /27/ [Войны] прекратили сражаться и вложили в ножны меч мести. Тело Тимур-хана они доставили в вилайет [Арделана]. “Таково было определение Сильного, Всевышнего” (Коран XLI, 11.).

Халу-хан

Поскольку в 998/1589-90 году Тимур-хан был убит на поле брани, его брат Халу-хан ²⁹ заключил в объятия невесту власти. Луг правления зазеленел благодаря его присутствию, [62] цветник владычества обрел свежесть от его великодушия Вилайет в его время стал процветать, раийяты возрадовались его справедливости. Отвагой и мужеством он превзошел бра та во сто крат, о его храбрости и неустрашимости рассказы вали в окрестных [областях] и отдаленных. Войска обрадовались его счастливому прибытию, раийяты и твари [Господние] благодаря его исполненному благосклонности существованию вкусили отдохновение. Луг управления был орошен [влагой] из облака его правосудия, молодое деревце [всеобщего] благоденствия ожило (Букв, “освежилось”.), [политое] чистой водой его благосклонности.

[Халу-хан] же, следуя примеру своего прославленной брата, первым делом заложил основы соглашения с султаном Мурадом, государем Рума ³⁰ , и [в отношениях] с шахом 'Аббасом Сафави миролюбиво тоже распахнул врата преданности. За время своего [правления] он скопил много богатств и неисчислимые сокровища. Свое благородное время он боль шей частью изволил проводить, возводя крепости, мечети и медресе. Так, кроме крепости Залм он благоустроил и крепость Паланган, которая первоначально была столицей племени горан и от превратностей времени пришла в запустение. Говорят, [это] была весьма могучая крепость и неприступная твердыня. Из-за трудностей передвижения путь врагам туда был закрыт (Букв, “был маловероятен”.), и, когда крепость охранялась, /28/ злодеи и смутьяны пройти не могли. Крепость Хасанабад [Халу-хан] благоустроил тоже. И воистину, ни в одной стране (Букв, “во всех странах”.) творец мира Господь не создавал крепости и места столь возвышенных, [подобного] не созерцало око ни одного зрячего, как написано о ней в хрониках [всех] климатов и рассказано в книгах большей части населенного мира.

Я сама видела, как в правление Аманаллах-хана вали посланники русский и английский проезжали через Курдистан, чтобы увидеть ту крепость, ходили [там] и осматривали то, что от нее осталось, несмотря на разрушения ³¹ .

В Мариване он тоже основал могучую крепость, [построил] базар, баню, медресе и мечети, услаждающие сердце. В наше время, как утверждают, сохранились остатки этих строений тоже. Постепенно его, [Халу-хана], могущество и величие достигли таких размеров, что ослабели в нем [чувства] страха и упования. Поэтому [в отношениях] с государями Рума и Ирана он изволил путь взаимному согласию преградить, управлял и властвовал в вилайете независимо, а временами грабил и разорял окрестности. О своем величии он известил далекого и ближнего, пока в 1019/1610-11 году [63] хиджры Хусайн-хану Луру не запало в голову желание отомстить. С многочисленным войском прибыл он для встречи с Халу-ханом, и в крепости Хасанабад началось сражение и убийство.

Его высочество [Халу-]хан назначил отряд проучить его за глупость и неразумность, и тот получил по заслугам (Букв, “подобающее наказание”.). Увидел Хусайн-хан [знамя своего] счастья поверженным, а стяг желания ниспровергнутым и /29/ бежал к себе на родину. [Халу-хан же] стал независим в делах правления более прежнего.

Говорят, шах 'Аббас Сафави несколько раз поручал несметному войску покорить и разрушить крепости в тех областях, а того прославленного властелина захватить. Возвращались они ко двору шаха ни с чем, в отчаянии и [преданные] проклятию. В конце концов это вызвало гнев государя, он выступил [в поход] самолично, драгоценной особой и с неисчислимыми войсками вступил в пределы Курдистана, дабы проучить Халу-хана.

В селении Михам, в окрестностях Исфандабада, [шах 'Аббас] изволил остановиться и поднялся однажды на возвышенность посмотреть на курдистанские горы. Большинство верных [слуг] державы падишаха стояли при [шахе 'Аббасе], и 'Али-Бали Зангане, личный стремянный государя, тоже там находился, чтобы придерживать шахского коня.

Поскольку племена зенгене ³² [живут] близ Курдистана, знают [курдов] и соседствуют [с ними], шах 'Аббас расспрашивает 'Али-Бали про мощь крепостей и укреплений, про численность армии и войска Халу-хана. Вышеупомянутый [Али-Бали] поставил стопу отваги на ристалище изречения и, проявив чудеса благоразумия и красноречия, заявляет: “В Курдистане много могучих крепостей и неприступных гор — без счета. Ни птица и ни одна душа (Букв, “ни один обладатель намерения”.) не в силах облететь и обойти [Курдистан], резвый конь мысли ни одного обладателя могущества не может промчаться по его окрестностям и окраинам. /30/ В той чаще обитают львы и мстительные храбрецы, из которых каждый сравним с легендарным Рустамом и притязает на равенство с богатырем Исфандийаром. А что, если шахское войско выступит, чтобы наказать Халу-хана, а осада, не дай Бог, затянется, возлюбленный [наш государь] из-за неприступности крепости не добьется желаемого, изволит отказаться от [своего] намерения, утратив надежду, и отступит назад, не достигнув [своей] цели! Это покроет позором Халифат и бесчестьем — царство, будет противно интересам державы и вызовет ослабление страны. Поэтому первым [делом] повелителю мира [следует] [64] обласкать его [своими] милостями и за это (Букв, “за его дело”.) взяться благоразумно и по [здравом] размышлении, дабы таким путем [Халу-хан] вошел в число преданных слуг этой державы. С помощью такой уловки он вместе с [другими] рабами Халифата ступит на путь искренности и преданности”.

Шаху понравились проницательность и стойкость Али-Бали, он возвысил его в должности и изволил отказаться от намерения идти туда ³³ . Халу-хан же при виде такого оборота дела направил ко двору шаха 'Аббаса с достойными дарами своего сына Хан Ахмад-хана, который выделялся среди [его] сыновей отвагой и великодушием, красотой лица и чистосердечием.

Хан Ахмад-хан, будучи удостоен чести предстать перед светлейшим [государем], снискал всевозможные щедроты и неисчислимые милости. Ежеминутно правосудный властитель его отмечал и возносил выдающимися милостями. Некоторое время спустя, когда шаху 'Аббасу стала ведома сущность нрава, способности и одаренность Хан Ахмад-хана, он вознес его еще выше, пожаловав ему [в жены] блистающий перл из шахского ларца и сияющую звезду из созвездия прибежища султаната — свою благородную сестру, которая именовалась /31/ 3аррин Кулах. [Хан Ахмад-хан] удостоился чести породниться с государем.

Хотя в хрониках подробно не описано, но слышала я от стариков, что после свадьбы Заррин Кулах, этот драгоценный перл из раковины счастья, уклонялась и отказывалась спать с Хан Ахмад-ханом и [быть его] супругой. Его величество государь, которому была известна молодость и отвага Хан Ахмад-хана, а мужество того прославленного из семейства [Бани Ардалан] отразилось в зерцале его помышления, украсил [своим] присутствием зал [с] парадными воротами, призвал в то прекрасное место, что служило обиталищем небес на земле, Заррин Кулах и усадил рядом с собой. Затем последовал приказ через дверцу с площади впустить Хан Ахмад-хана, а через другую дверь [ввести] льва, которого долгие годы шахские охранники (Букв, “львиная стража”.) держали в оковах, и отпустить.

Ревущий лев столкнулся на Ристалище Справедливости с Хан Ахмад-ханом и набросился на него, как и подобает льву. Тот исполненный мщения герой нисколько не был озадачен нападением льва. Он обнажил меч отваги и одним взмахом могучей (Букв, “полоняющий льва: десницы и ударом (Букв, “силой”.) доблестного меча поразил льва. [65]

Сефевидский шах, хотя храбрость и отвага Хан Ахмад-хана были для него очевидны, изволил порицать его за убийство льва и за [проявленную] тем героем дерзость. Хан Ахмад-хан в ответ сказал: “Мы, два льва, [перед] справедливым Всевышним судьей напали друг на друга. Счастье сопутствовало, и я победил его”. Красноречие того юноши пришлось шаху по нраву, и Заррин Кулах была счастлива стать женой того феникса, [парящего] в зените вознесения. Затем в соответствии с обычаем, подобающим для государей, при убранстве и украшениях, которые надлежит [иметь] правителям, произошли соединение двух светил и встреча /32/ двух счастливых звезд ³⁴ .

Хан Ахмад-хан (В тексте: “поскольку Хан Ахмад-хан...”.) долгое время отдыхал под сенью государевой заботы, и его величество — прибежище державы изо дня в день умножал возвышение его положения и сана. Уже много лет шах хотел повидать Халу-хана и собирался покорить Курдистан. Мешала тому неприступность крепостей, смуты и распри. В конце концов, [шах 'Аббас] призвал Хан Ахмад-хана в личные покои и, расстелив для него ковер радушия и угощения, оказал милости и проявил расположение, а после приветствий (Букв, “нескольких приветствий”.) изъяснил ему дело и раскрыл его взору [самый] сокровенный из [своих] тайных помыслов: “Уже много лет у меня в сердце желание увидеть твоего отца, а из-за неприступности цитадел[ей] и крепостей Курдистана (В тексте: “Курдистанов”.) [бродим] мы в смущении по долине мольбы. Теперь, когда у вас [в отношениях] с этой высокой державой совершенная определенность, если ты по отъезде в Курдистан хитроумно направишь Халу-хана к шахскому двору, а сам займешься делами правления, [это] послужит умножению расположения владыки и возвышению твоего положения и сана и ты вознесешь гордую главу до вершины небес”.

Хан Ахмад-хан, поскольку он породнился с государем и жаждал стать правителем и прибежищем державы, обязался [повиноваться] и желание шаха воспринял с покорностью. Таким образом, с бесчисленными ласками, почетными одеждами и множеством милостей ему разрешили покинуть сефевидский двор, и он выехал в Курдистан.

Когда [Хан Ахмад-хан] приехал, Халу-хан, уже давно /33/ не видевший дорогого сына, заключил его в объятия, как свою (драгоценную] душу, и обрадовался ему, не ведая заботы. Хан Ахмад-хан же по здравом размышлении решил арестовать отца и отослать ко двору [шаха в] Исфахан. Он начал оказывать благоволение знати и благородным и распахнул перед ними врата милостей. Каждого сообразно положению [66] он пожаловал почетными халатами и изволил выразить уважение многочисленными милостями, пока однажды Халу-хан [честь] радостного свидания с сыном не устроил пиршество и не украсил общество присутствием знати.

Хан Ахмад-хан приказал своему управляющему принести на пир много блюд, [наполненных] яствами и сладостями Исфахана, и усладить уста пирующих чудесной розовой водой. Халу-хан понял его намерение, и благородное его сердце, разгадав такой замысел, огорчилось. Они изволили сказать: “Сладостью обмана ты небо моей души сделал горше колоквинта. Похоже, что сладкими речами ты хочешь похитить правление (Букв, “подол правления”.) из моих рук”. Дело дошло до крика и раздора и кончилось взаимной враждебностью.

Хан Ахмад-хан тут же поднялся, сел на своего коня остановился вместе со своими сторонниками возле крепости и решил враждовать с отцом. Пренебрег он обязанностями [в отношении] отца и сыновним [долгом] (Букв, “закрыл перед собой врата обязанностей отца и сыновних”.) и некоторое время оставался в окрестностях цитадели в растерянности. Из-за данных шаху обещаний бродил он в смущении и попал в затруднительное положение.

Халу-хан же тем временем засел в крепости, и время осады, как видно, затянулось. В конце концов мать Хан Ахмад-хана ввела в заблуждение смотрителей и охрану [крепостных] ворот и башен и с ними сговорилась. Порешили [на том], что в полночь они откроют крепостные ворота и дадут Хан Ахмад-хану пройти, дабы он покончил с правлением (Букв, “с делом”.) отца и обещанную услугу исполнил. Чтобы сообщить эту радостную весть, к Хан Ахмад-хану /34/ послали Мулла Йа'куба, высочайшего прародителя его благородия Мулла 'Аббаса Шайх ал-Ислама, порадовали его обещанием и осчастливили предупреждением.

По возвращении Мулла Йа'куба в крепость кто-то из сторонников Халунхана узнал об обстоятельствах дела (Букв, “рассказа”.) и доложил хану [всю] правду. Халу-хан приказал заточить Мулла Йа'куба, и вышел непреложный указ на следующий день воздать ему должную кару, но (Букв, “поскольку”.) Господь не позволил [еще] утвердить смерть Мулла Йа'куба. Ночью, когда войско мрака атаковало армию государя-солнца и шахиншах-луна с войсками из звезд и небесных светил принялась за грабеж лучей светлейшего светила, Хан Ахмад-хан, [следуя] указанию матери и споспешествуемый правосудным Богом, [67] подощел к подножию крепости. С помощью приставных лестниц милостью Господа они поднялись на крепостные стены. Группу своих (Букв, “державы”.) преданных сторонников [Хан Ахмад-хан] назначил охранять ворота, крепость, башни и крепостную стену, а сам направился в резиденцию правителя и вошел во внутренние покои [дворца].

В то время, когда Халу-хан, опираясь на подушку отдохновения, покоился на ложе сна, [Хан Ахмад-хан] самолично на него напал с небольшим числом своих верных слуг, забыл об обязанностях [в отношении] отца и сын[овнем долге], заковал его в оковы и тотчас отправил в Исфахан в сопровождении отважных охранников и храбрых верных [слуг]. Мулла Иа'куба он изволил из заточения освободить и осчастливил его особыми милостями. Халу-хан по прибытии ко двору государя снискал безграничную милость и бесчисленные щедроты [шаха].

В книге сочинения покойного Мулла Мухаммад Шарифа начертано пером изъяснения так. Халу-хан по приезде в Исфахан был осчастливлен всевозможными милостями государя и проживал в почете и милости до самой смерти. Однако, согласно сочинению Хусрав-бека Бани Ардалан, после щедрот, /35/ каковые суть в обычае у миродержцев, и несравненных знаков расположения, которые приняты у властелинов, его в почетных одеждах отправили в назначенное место (Т. е. в Арделан.). И было решено, что в дела правления он вмешиваться не будет. А истинное положение дел знает Аллах! ³⁵

/36/ О правлении (Букв, “миродержании”.) Хан Ахмад-хана, сына Халу-хана, и коротко о доблести того властелина-миропокорителя

Когда в 1025/1616 году Хан Ахмад-хан без мучений и труда, с тысячей нежностей и ласк заключил в объятия невесту правления, на обстоятельства ничтожного и великого подул ветерок радости и веселья. Презреннейший и самый высокопоставленный [были] вознесены всевозможными его милостями, знатный и простолюдин отмечены и возвеличены его безграничной щедростью. Все [свое] время он посвящал [заботам о] благополучии раийятов и [всех Господних] тварей, и каждого сообразно его званию и должности обласкал какой-нибудь милостью. Его щедростью пользовались свои и чужие, богач и дервиш в его глазах были [достойны] уважения и почета. [Так продолжалось], пока не пожелал он захватить Румскую державу ³⁶ . Пустил он вскачь быстрого коня с войском многочисленнее полчища звезд. Первым делом [68] вознес победоносное знамя для захвата поселений племен злодеев билбасов, обратил [свое] чело к обиталищам те мерзких безбожников ³⁷ .

Прослышав эту весть, племя билбасов собрало войско, численностью превосходившее звезды. С тысячей страхов и опасений ухватились они за свои мечи и копья и преградил! Хан Ахмад-хану путь. Доблестное арделанское воинство, в страхе перед мощью того эмира страны завоевания, побуждаемое истинными [своими] качествами и руководствуяа душевной преданностью, разом обнажило блестящие мечи и бесстрашно напало на ревущие, как море, армии билбасов.

Совершая смелые атаки и бесстрашно угрожая [врагу] [арделанцы] победили и обратили в бегство то неисчислимое войско. В результате большинство [билбасов]-предводителей было перебито, а большая часть тех злобных злоумышленников захвачена в плен и подверглась унижению. Немногие же, что /37/спасли душу из того исполненного опасности водоворота, удовольствовались тем, что остались живы, и поспешили в родные места и к [своим] жилищам.

Билбасы увели свои племена и приверженцев и разместили в укрепленном месте, которое в подобных случаях служило им убежищем и укрытием. Оставшиеся в живых снова с подготовленным войском преградили путь победоносной арделанской армии и решили сразиться. При первой атаке они повергли во прах несколько храбрецов Арделана.

В конце концов арделанцы на них бесстрашно напали и приложили все усилия, дабы прекратить ту смуту, и то сборище злодеев разом уничтожили. При виде такого оборота дела те злополучные несчастливцы выпустили из рук поводья терпения и обратились в бегство. Победоносные герои Арделана, преследуя их, тоже пустили вскачь быстроногих коней и из богатств тех нечестивцев захватили много имущества и добра. Они (Т. е. билбасы.) поскакали оттуда на коне устремления и не отпускали поводьев, пока [не достигли] места, которое служило им укрытием.

Несколько дней [арделанцы] там стояли, осадив [укрепление], закрыли перед ними врата входа и выхода, [не давая ничего] раздобыть и предпринять, надеясь таким путем лишить их сил и терпения и заставить покориться (Букв, “опустить лицо сверху вниз”.). [Но] сколько они ни стояли, в зерцале чаяния арделанцев не показался облик того замысла (Букв, “смысла”).

Поскольку проход в том месте был весьма узок и [отсутствие] простора не давало возможности сразиться и начать военные действия, [арделанцы] не знали, как поправить дело, [69] и остановились в той пустыне в [полной] растерянности. В конце концов однажды женщина из того племени (Букв, “из женщин того племени”.) захотела посмотреть да прогуляться, обходила вокруг [арделанского] войска и армии /38/ и случайно столкнулась с тем властелином-ханом. Она спросила того владыку эпохи: “Что стоите на этом месте? С таким громадным войском что медлите и от кого ждете помощи?”

Благородный хан изволил сослаться на тесноту прохода и места и невозможность пройти к ним. Несколькими насмешками и милыми шутками красавица разожгла пламя ханского гнева. Он тотчас повелел призвать победоносное войско и поведал им [воинам], что сказала в шутку та просвещенная женщина ³⁸ . Полководец и войско от таких речей тут же отрешились от жизни и вверили себя милости Владыки двух миров. Разящие кинжалом юноши с блестящими мечами заткнули за пояс подол отваги и ухватились за копья, мечи и кинжалы. [Уповая] на помощь и содействие всевышнего Господа, они обратили чело к вершинам гор, поднялись по склону вверх и раскрыли перед противником врата сражения и битвы.

То злокозненное племя при виде такого оборота дела без минуты промедления решило сразиться. [Билбасы] начали чистить ружья и перекатывать камни.

Рустаму подобные герои с помощью меча, стрелы и топора проникли в [таящие] опасность укрепления того злобного сборища и предали мечу их женщин и мужчин ³⁹ . [Все, что] уцелело из их имущества, пожиток и [военных] трофеев, стало добычей победоносного войска. [Арделанская] армия-победительница с многочисленными пленниками, с победой и триумфом, отказавшись от намерения [продолжать военные действия], возвратилась назад.

Правители Соуджбулага, Мераге и тех областей, прослышав об этих победах, пустились в путь, прибыли к [Хан Ахмад-хану] с подобающими дарами и ценными (Букв, “видными”.) подарками, занялись служением и [проявили] душевную преданность.

/39/ Владыка-хан захватывал находившиеся [у них] во владении области одну за другой и правителей изволил назначать из преданных друзей державы, отмеченной вечностью. Закончив дела в той стороне, он изволил выехать через Кой и Харир в направлении Рувандуза и Амадии, [сопутствуемый] счастьем и славой.

Некоторые из детей Бахрам-бека, сына Сурхаб-бека, вознесенные в правление отца, как описано выше, до управления Рувандузом и Амадией, устранились от дел власти и скитались в пустыне приниженности, поскольку судьба [им] [70] не благоприятствовала и [на то было] предопределение Творца. [Хан Ахмад-хан] по [своей] царственной милости их собрал, изволил обласкать и двоих-троих из их предводителей посадил на престол управления теми областями.

В результате благодаря облаку его благосклонности луг их счастья стал процветать и его милостью устои их почитания упрочились. Так, Рувандуз он даровал Кара Хасан-беку. Хушнав — Халид-беку, а Амадию изволил жаловать 'Усман-беку, утвердил их на престоле правления, очистил зерцало их власти от ржавчины несчастья и приниженности.

Поскольку Кара Хасан-бек превосходил остальных [братьев] красотой и обаянием, нравом, [исполненным] совершенства и благородства, обычаями отваги и доблести, храбрости и неустрашимости, [Хан Ахмад-хан] изволил даровать ему почетный халат и [все] регалии (Букв, “приложение, принадлежности”.) главы аширатов и племени а [также] старшинство над остальными правителями и [той] славной династией. И поныне, до 1262/1845-46 [года] хиджры, правители Рувандуза принадлежат к его роду.

Говорят, родословная семейства Мухаммада Рашид-бека вакила через несколько поколений тоже восходит к Халид-беку, который был эмиром Хушнава. Во время правления /40/ Хан Ахмад-хана некоторые из них приехали в Курдистан и постепенно возвысились до должности вакила.

Когда лев из чащи доблести и храбрец из рощи страно-покорения, богатырь ристалища великодушия и королевский сокол из гнезда неустрашимости, или Хан Ахмад-хан Курд, со всем мужеством и самоотверженностью освободился от дел, [связанных] с билбас[ами], Рувандузом и Амадией, и избавился от наведения порядка (Букв, “от вершения дел”.) в тех местах, он изволил пустить вскачь светло-рыжего [коня] отваги, дабы покорить и проучить сборища дасни ⁴⁰ и халиди ⁴¹ , и пошел на племена их.

Как только он достиг окрестностей и окраин земель, принадлежавших тем таифе, они узнали о случившемся и о выступлении арделанского войска. Бесстрашно, исполненные дерзости и отваги, собрали они свои отряды и вышли, чтобы сразиться. Жаждущие мщения [витязи] Арделана двинулись на их ряды, как саламандра бросается (Букв, “двинулась”.) к огню, и при первой же атаке сокрушили устои их мощи и существования. Оставшиеся в живых были вынуждены разбрестись и рассеяться кто куда (В тексте: “в каждый [из] районов”.).

Богатыри ристалища отваги, [рожденные под] счастливой звездой, сутки преследовали [племена] дасни и халиди, [71] захватили много пленных, добычи и [военных] трофеев, одержали победу и восторжествовали. Там же его высочество хан сводов небесных [Хан Ахмад-хан] изволил направить правителей в Кой и Харир, а сам, сопутствуемый счастьем и почитанием, направился в Мосул.

Когда до этого города [оставалось] шесть фарсахов, здешний /41/ правитель прослышал о победоносном войске и, не находя в себе сил для сопротивления, был вынужден бежать в сторону Халеба. Старшины и знать Мосула с многочисленными дарами направились к порогу того эмира-миропокорителя, изъявили послушание и покорность и снискали от благородного хана милости и щедрости. Каждый [из них] в отдельности был пожалован дорогими [почетными] халатами и украшениями прекрасными, как солнце. Вместе с новым правителем отправились они восвояси.

Победоносное воинство, следуя за ними без трудностей сражения и битвы, изволило украсить ту область счастливым своим прибытием и удостоилось поклонения [гробнице] его святости пророка Йунуса, мир над ним! Отправил [Хан Ахмад-хан] во все стороны победные реляции и драгоценной своей персоной изволил оставаться там сорок дней. Жителям Мосула он приказал взять свой рабочий скот и обмолотить пшеницу [в] Хасанабаде. Тем временем богатыри отдохнули от тягот пути, отдохнули и пришли в себя их вьючные животные.

Затем подобным Меркурию мунши было приказано описать достигнутые победы и проявленную (В тексте: “истину”.) витязями Арделана храбрость и отвагу и представить подробное [изъяснение] исфаханскому двору. В результате двором Исфахана Хан Ахмад-хан был возвеличен пожалованием пояса и кинжала, украшенного драгоценными камнями, и дорогого коня с седлом и сбруей из червонного золота. Ему предложили [также] завоевать Багдад и захватить ту твердыню, что служит оплотом небесной сферы.

Благородный Хан [Ахмад-хан] по наведении порядка в той стране и [после] смотра армии и войска натянул (Букв, “скрутил”.) поводья [выступления] в сторону Багдада (Букв, “места назначения”.) и подпоясался поясом, уповая на помощь вседарующего Бога. [Действуя], как и прежде, он пустил вскачь [исполненного] злобы коня, захватил крепость Керкука и те области вместе с аширатами и округами и часа не отдыхал до подножия багдадской крепости.

/42/ Хотя Багдад — город весьма заселенный и благоустроенный, могучая крепость и оплот небесной сферы, население [72] там весьма зажиточное и многочисленное, и завоевать то место ни в кои времена и веки не могли бесстрашные венценосцы и властители — покорители стран, однако, поскольку слух о мужестве и доблести этого эмира в том походе достиг слуха юноши и старца, жители Багдада при всей [своей] многочисленности возымели трепет в сердце и в душе ужас пред тем властелином из рода владык. При всей [своей] отваге, многочисленности и подготовленности они не нашли в себе сил сразиться от великого страха и беспокойства. Несмотря на то что вначале они с тысячей опасений и тревог начали было сражаться, однако вскоре врата вражды закрыли и ступили на путь согласия.

Согласно сочинению покойного Мулла Мухаммада Шарифа, Дарвиш Мухаммад-бек, багдадский сюбаши ⁴² , таил в душе (Букв, “в уме”.) страстное желание покориться [Хан Ахмад-xaнy] Согласие с ним содействовало [укреплению] мощи [арделанских] героев, и, таким образом, эта крепость была завоевана, согласно предопределению [Господа], поскольку жители Багдада сочли неразумным вступать в единоборство и посчитали, что враждебные действия сокрушат [их] собственные устои. Они пошли на примирение, и кяхйя ⁴³ Города мира — [Багдада] со всеми сановниками и великими эфендиями, с многочисленными дарами и множеством подношений прибыл к [Хан Ахмад-хану], разверз уста (Букв. “язык”.) [с изъявлением] благо[пожеланий] и покорности могущественному властелину, распахнул врата послушания и рабской покорности.

По [достижении] согласия обеих сторон и налаживания
их (В тексте: “обеих сторон”.) [отношений] на службу к властелину [Хан Ахмад-]хану поспешил валий Города мира — [Багдада] тоже и засвидетельствовал (Букв, “соединил воедино, [как] уток и основу”.) любовь, единодушие и покорность, подарив арабских коней и неисчислимые подношения (Букв, “товары, предметы”.). Его непокорность кончилась повиновением, а враждебность — согласием.

/43/ На следующий день при гороскопе, сулящем счастье и торжество победы, в счастливый час и при счастливом предзнаменовании, сопутствуемый удачей, величием и великолепием, высокорожденный хан вступил в обитель мира — Багдад, изволил удостоить ту обитель, оплот небес, блеска собственного прибытия.

Во время пребывания того благородного [в городе] везир Багдада снова преподнес [ему] достойные дары и верным [слугам] державы и эмирам его высочества тоже воздал [73] много почестей. Через несколько дней, освободившись от забот о делах Багдада и обратившись к собственным нуждам, Хан Ахмад-хан направился в Арделан и осчастливил старца и юношу благодатью своего прибытия. Как написали хронисты, этот поход продолжался семь лет и три месяца.

Когда до шаха 'Аббаса дошла весть о завоевании и покорении Багдада, он посчитал честью для себя родство с тем благородным. Он снова изволил его пожаловать почетными и достойными халатами, проявил явное [свое] благоволение, [Ахмад-хан] управлял наследственными и захваченными областями как хотел. [Так продолжалось], пока ангел-провозвестник не обратился к шаху 'Аббасу с призывом: “Все, что на ней, исчезнет, пребудет вечно только лицо Господа твоего, владыки славы и величия” (Коран LV, 26, 27.). Выпущенный [из клетки тела] феникс его [души] воспарил в рай, и вместо него престол царствования украсил своим присутствием шах Сафи.

Шах Сафи [в отношениях] с Хан Ахмад-ханом стал следовать тому же обычаю, [что и] шах 'Аббас. Сын Хан Ахмад-хана Сурхаб-бек, который был рожден от лона (Букв, “был в раковине”.) луной небес царствования — Заррин Кулах, и отдыхал под сенью заботы шаха 'Аббаса, как и прежде, стал служить шаху Сафи.

Шах Сафи, ясно видевший в нем (Букв, “по его виду”.) свидетельства мужества и отваги, знамения мудрости, познаний и неустрашимости, возымел в отношении его страх и опасение и был озабочен /44/ [желанием] с ним покончить, пока однажды не удостоился предстать пред (В тексте добавлено: “в это время”.) шахом Сафи Шахвирди-хан Луром. А выше пером изъяснения было начертано: при поддержке 'Умар-бека Калхура [Шахвирди-хан] ходил походом на Тимур-хана, дядю Хан Ахмад-хана, и взаимоотношения между теми двумя высокими семействами закончились враждой, и вышеупомянутый [Шахвирди-хан] во взгляде и в груди хранил прежнюю злобу и старую неприязнь. После всякого рода разговоров [и] всестороннего [обсуждения] шах изволил передать разрешение этого дела на усмотрение Шахвирди-хана и пожелал, дабы тот нашел выход.

Тот злополучный несчастливец, чьи уста (Букв, “нёбо, рот”.) еще ощущали горечь ядоносного меча арделанских витязей, доложил: “Сурхаб-бек — юноша, украшенный похвальными качествами и мужеством, наделенный привлекательной внешностью, разумом и рассудительностью. Кроме того, их отцы и деды [74] распростерли десницу захвата и завоевания на большинство областей и вообще возомнили себя государями. И сам он, как наследник и по праву, каковое имеет [благодаря принадлежности] к очагу султаната и к семейству халифов ⁴⁴ , если пожелает [стать] миродержцем и покорителем стран, [это] уместно и [ему] подобает. Нужно покончить с ним и погубить его в самом расцвете молодости”.

Шаху пришелся по нраву вымысел Шахвирди-хана, и незамедлительно он приказал вырвать глаза у того светоча прозорливости айалата. Палачи вынули его зрячие очи из глазниц и показали шаху.

Некоторое [время] спустя, когда эту весть услышал Хан Ахмад-хан — спасение у Аллаха,— он возымел отвращение к жизни, стал (Букв, “подружился с обильным рыданием”.) много плакать, волноваться и буйствовать, ни минуты не [знал] покоя /45/ и сна, сочинял экспромтом стихи о качествах того светоча прозорливости и [их] произносил.

Бейты:

Без тебя, с окровавленным сердцем, о душа миро[здания], что мне делать?
Со слепотой твоей, о прозорливое око, что мне делать?
Бедные глаза твои они вырвали из глазниц,
Глаза мои слепы. Скажи мне, бедному, что теперь делать?

В конце концов его чувствительной натурой овладели тоска и меланхолия. Год не наступало выздоровление, хотя применяли различные лекарства и лечения, обращались к лекарям и врачевателям. Дело дошло до того, что его заковали в оковы и цепи.

Говорят, высочайший прародитель 'Инайаталлах-бека Исма'ил-бек, который тогда был вознесен до поста везира, благоразумно хранил вилайет, пока владыка-хан пребывал закованным в цепях отчаяния, и на столпах власти не появилось ни единой трещины. [Так продолжалось], пока год спустя не пришло на помощь великодушие всевышнего Бога. [Здоровье] благородного хана поправилось (Букв, “благородный хан изволил опереться о подушку умиротворенности”.), и он излечился.

Поэты составили хронограмму его болезни, которая представляла бейт: “Стал бесноваться и потерял рассудок” ⁴⁵ . Когда он пришел в сознание, снова сердце у него /46/ вскипело в страдании за сына. Он был вынужден отказаться от покорности шаху Сафи ⁴⁶ , расстелил ковер согласия с султаном Рума, начал совершать в иранскую державу набеги и сманивал храбрецов грабить ту страну. Керманшахан, Хамадан, Урмию, Сонкор и Гяррус он тоже присоединил к своим вилайетам, а другие области разорял. [75]

Когда эта новость достигла слуха шаха Сафи, он изволил поручить [своим военачальникам], называвшимся Зал-хан и Сийавуш-хан, что были приближенными того двора, во главе войска, напоминавшего волны Джейхуна и своей многочисленностью превосходившего муравьев и саранчу, усмирить смуту Хан Ахмад-хана.

Хан Ахмад-хан, прослышав эту весть, тоже стал враждовать пуще прежнего, собрал свои войска, дал знать султану, что иранский государь послал армию, и попросил помощи. Для [оказания] ему помощи и содействия державой румского падишаха был назначен некий Манучихр-паша. Преодолев стоянки и переходы, обе стороны встретились на берегу Мариванского озера, который во все времена служит местом сражений и битв витязей Ирана и Рума. Взревели две те армии, вскипели те два синих моря, и послышался призыв: “Грозность часа будет великое событие” (Коран XXII, 1.).

Львы чащ и пещер обнажили мечи мщения и напали друг на друга. При первой атаке, после /47/ того как попадало на землю большинство невинных голов и большая часть [воинов] с обеих сторон направилась в страну небытия, кызылбашское войско потерпело позорное поражение и бежало.

Убедившись, что враг сзади, а впереди — долина Маривана и бежать от меча и копья героев полей сражений некуда и что до берега спасения из той смертельной пучины они не доберутся, иранцы были вынуждены отрешиться от жизни и, следуя совету Зал-хана сардара, обнажить мечи мщения и напасть на войско Хан Ахмад-хана и Рума.

Поскольку победа и успех зависят от предопределения бессмертного величайшего [Господа] и от милости правосудного Бога, ветерок торжества и триумфа овеял шелк знамени (Букв, “шелк и знамя”.) иранцев. Войско Рума и ополчение Хан Ахмад-хана стали скитальцами в долине смятения, и [лишь] некоторые из них полуживыми выбрались [оттуда] с тысячей горестей.

После [того] войско Рума бежало восвояси, а Хан Ахмад-хан с отрядом из курдистанцев отправился в Мосул и в том же году приобщился под сень Господней милости.

Бейт:

Жаль молодость того льва,
Ту мощь плеча и превосходство!
Не ведаю, что за обычай у этого мира,
Никто в нем не жил вечно!

Воистину, [это] был отважный эмир с сердцем [необъятным, как] море: справедливый властитель, щедрый и правосудный, наделенный похвальными качествами, прославленный [76] хвалебными описаниями, обладавший истинным вкусом. Говорят, им введена курди — одна из [разновидностей курдской] мужской одежды ⁴⁷ . Однажды как будто один из исфаханских ткачей подарил его величеству государю небольшой отрез [ткани] собственного изготовления и преподнес. Поскольку /48/ Хан Ахмад-хан при этом присутствовал, [ткань] пожаловали и подарили ему. Тот, [руководствуясь] верным вкусом, из той ткани сшил [одежду] на курдский манер (Букв, “сшил тот отрез в курди”), надел, явился к государю и снискал тысячу всевозможных похвал и одобрений.

/49/ Сулайман-хан ибн Мир 'Аламаддин-хан ибн Тимур-хан и неполное описание того эмира достохвальных устоев

После смерти Хан Ахмад-хана, в 1046/1636-37 ⁴⁸ году, Сулайман-хан утвердился на престоле правления и изволил опереться о подушку власти. Был он справедливым [и] щедрым властелином, правителем благонравным [с] сердцем [необъятным, как] море. В храбрости и отваге он не имел себе равного, в делах власти и величия был благоразумен и мудр. Всех жителей вилайета сообразно [их] положению он изволил обласкать, [в отношениях] с раийятами проявил величайшую милость. Он весьма благоволил к людям ученым и знающим, большую часть времени проводил в поклонении его святости Дарителю [всех] даров.

Говорят, Мир 'Аламаддин-хан, сын Тимур-хана, во время правления Хан Ахмад-хана б. Халу-хана, который приходился ему дядей, прибег к покровительству государя Рума, султана Мурада. Поскольку, согласно предопределению всемогущего Господа, за его подол ухватился смертный час, он ничего не добился и, находясь при султанском дворе, отбыл во дворец вечности. Его сын Сулайман-хан находился на службе у Хан Ахмад-хана. Поскольку в большинстве сражений Хан Ахмад-хан видел [проявляемую] им храбрость и отвагу и на челе его узрел знаки величия, он возымел к нему страх и хотел [каким-нибудь] способом и хитростью с ним покончить.

Сулайман-хан своим догадливым умом постиг его замысел и разгадал и, не имея выхода, обратил чело мольбы ко двору шаха Сафи. Некоторое время он проживал при том дворе с тысячей огорчений, пока шах Сафи не выехал из обители Халифата с намерением проучить и покорить румийцев, которые находились в Ереване, /50/ и не отбыл в том направлении.

Во время осады и в дни сражения Сулайман-хан один [77] погнал коня неустрашимости, натянул поводья храбрости [и поскакал] в сторону крепости, обезглавил несколько человек из богатырей Рума, побросал их во прах унижения, [за что] снискал государевы милости и щедроты и весьма возвысил свое положение.

После смерти Хан Ахмад-хана он был удостоен исфаханским двором почетного халата правителя Арделана и выехал в [свой] вилайет. По указанию государя он разрушил крепости Залм, Хасанабад и Паланган и в Сенендедже ⁴⁹ , который в те времена был деревней, назывался Сине и служил местом расселения племени кафше-заррине ⁵⁰ /51/ — их родословная восходит к Тусу и Нузару, и в настоящее время из того рода еще остались многие, однако проживают они в крайней бедности,— воздвиг дворец и построил мечети и медресе, пока постепенно [Сенендедж] не стал городом. И с того времени поныне он является столицей высокодостойных вали.

Поскольку [та] местность и место, [где был] дворец [построен], возвышались над окрестностями и возвышаются, провести туда воду было невозможно. Воду провели наверх и во дворец с помощью изогнутых труб — [это сооружение] теперь называется Кариз-и Пулбанд. После его, [Сулайман-хана], правления водопровод сломался, и дворец снова остался без воды, пока Хасан 'Али-хан во времена своей власти в 1210/1795-96 году снова таким же образом не провел воду во дворец — резиденцию правителя. И большинство дворцов преданных [слуг правителя] благодаря той воде тоже вызывают зависть райских садов.

Когда прошло несколько лет правления Сулайман-хана, султан Мурад, правитель (В тексте: *** вм. *** или *** “властелин”; титул османского султана, который иногда истолковывается в Курдистане как “кровопроливец”.) Рума, с несметным войском и неисчислимыми полками выступил с намерением завоевать и покорить Багдад и отобрал у Ирана ту цитадель, [что служит] основанием рая. Затем он поручил великому везиру Хусрав-паше (В тексте: “Хусрав-падиша[х]”.) с бесчисленными войсками завоевать те крепости и местности, которые в правление Хан Ахмад-хана были присоединены к его владениям, и направил [туда].

Хусрав-паша, минуя стоянки, подошел к границам Ирана и Рума, сразился с кызылбашской армией и одержал победу. Затем /52/ он завладел вилайетами Залм, Шахризур, Карадаг, Шахрбазар и другими. С того времени поныне упомянутые области входят во владения Румской державы.

Сулайман-хан же удовольствовался управлением Курдистана ⁵¹ и [его] округов и правил двадцать два года. Однако, поскольку турки завладели пограничными [районами] Ирана, [78] а Сулайман-хан их обман и насилие терпел, шах Сафи возымел к нему недоверие, вызвал его в Исфахан и не дозволил возвратиться в Курдистан. Тот находился там, пока не настиг его смертный час. По словам Мулла Мухаммеда Шарифа Кази, Сулайман-хан был смещен в правление шаха 'Аббаса II ⁵² . А истинное положение дел лучше знает Аллах.

/53/ Калб-'Али-хан ибн Сулайман-хан

После смещения Сулайман-хана Мурид-Вайс-султан Калхур, что был вознесен до поста управляющего Арделаном, не дал чужим войти в вилайет, а высказался в пользу Калб-'Али-хана, сына Сулайман-хана. Поскольку [тот] при дворе пользовался почетом и уважением, был отмечен и вознесен среди равных, его ходатайство в отношении Калб-'Али-хана снискало одобрение, и в 1068/1657-58 году его, [Калб-'Али-хана], главу украсили короной управления Курдистаном. Он выехал со двора государя в [свой] вилайет с почетным халатом и грамотой на правление и оперся о подушку владычества.

Был он мужем прямодушным, чистосердечным и искренним, юношей, чуждым злобе и зависти, благожелательным и постоянным, эмиром приветливым и милосердным, хакимом добрым и сладкоречивым. Красноречием и остроумием, полновластием и великолепием он превзошел других высокодостойных правителей ⁵³ . Об изобилии [его] сокровищ и богатств (Букв, “утвари”.), золота и драгоценных камней рассказывают по всему миру. Однако при всем [своем] могуществе и великолепии, величии и богатстве в дарении и великодушии он проявлял совершенную сдержанность и врата щедрости никогда [и] ни перед кем не раскрывал. Воистину, повелителям не следует [вести себя] так неподобающе (Букв, “бесполезно”.), и такой порицаемый, зловещий обычай даже считается дурным предзнаменованием.

Комментарии

1 Каламом назывались выделываемые из тростника перья. Особенно славились перья из васитского тростника. Васит — до XV в. один из крупнейших городов Нижней Месопотамии.

2 Касыда, кит'а — названия двух жанровых форм лирики: первая носит преимущественно панегирический или элегический характер, вторая — философский.

3 Унваном в персидских (и арабских) рукописях называлось выписанное каллиграфическим почерком название книги, богато украшенное стилизованным растительным орнаментом.

4 Версия заимствована автором из Шараф-наме Шараф-хана Бидлиси (Шараф-наме, т. 1, с. 81—82).

5 Таифе — термин достаточно широкого ареала применения в сочинениях курдских историков, писавших на персидском языке. Он означал “племя” независимо от его количественной или иной характеристики, “группу племен” и, как мы видим из текста Та'рих-и Ардалан, одну из основных четырех групп, на которые условно делили курдов. Тюркский термин иль служил синонимом арабскому термину ашират и означал “племя” или “союз племен”.

6 Курманджи, или курдманджи (у Мах Шараф-ханум и Хусрава ибн Мухаммада — курмаджи),— самоназвание курдов Северо-Западного Курдистана, синонимичное, по-видимому, в их сознании этнониму “курды”. В Арделане, как можно понять из хроники Мах Шараф-ханум Курдистани, курманджами назывались непосредственные соседи арделанцев — бабаны. Любопытно, что в настоящее время в научной литературе именно диалект жителей области Сулеймании в Ираке (бабанских курдов) принято называть сорани (соранским) в отличие от курманджи, языка курдов северо-западного Курдистана.

7 Название горан (гуран) в различных областях Курдистана понималось и понимается по-разному. Для арделанских курдов горан — этноним, обозначающий конкретную этническую общность, которая ныне представляет племя, обитающее в горах севернее дороги Багдад — Керманшах. В соседних с Арделаном областях, где в хозяйстве доминировал кочевой скотоводческий уклад (в частности, в Бабанском княжестве), горанами, или земледельцами, называли всех арделанских курдов и, следуя извечному антагонизму между кочевниками и оседлым населением, принимали их за более низкую и презираемую “расу”. По определению А. И. Гелавежа (Гелавеж, с. 63), горанами назывались “крестьяне, эксплуатируемые аширатом” (т. е. не аширатные курды), в Южном Курдистане. В Северном Курдистане их называли курманджи.

8 Ардашир Папакан — основатель династии Сасанидов (226—241), к которым возводил свою родословную и Шараф-хан Бидлиси. См.: Шараф-наме, т. 1, с. 404, 406.

9 Имеется в виду второй шиитский имам Хасан, почитаемый в Иране последователями шиитской ветви ислама как мученик. Своей версией, что именно его приказом родоначальник династии Бани Ардалан был утвержден на правление (эта версия не встречается ни в одном из известных нам сочинений арделанских историографов), Мах Шараф-ханум стремится подчеркнуть законный характер власти этого дома, ее освященность “повелением имама эпохи”.

10 Курдские районы, ныне составляющие северо-восточную часть Ирака.

11 Легендарные иранские цари, при которых, согласно преданиям, был “золотой век”.

12 Совокупность религиозно-этических установлений ислама.

13 Согласно примечанию Насира Азадпура, в тексте рукописи, положен ной в основу издания хроники, значится *** измененное издателем на *** (Та'рих-и Ардалан, с. 10, примеч. 1).

14 По-видимому, автор имеет в виду предпоследнего представителя монгольской династии Шайбанидов, правившей в Мавераннахре,— 'Абдул-му'мина (1006/1597-98—1007/1598-99).

15 Иахйя б. Халид и Джа'фар б. Иахйя —представители могущественной семьи Бармакидов, занимавшей высокое положение при Аббасидских халифах. Устная традиция приписывала им “совершенство щедрости и великодушия”.

16 Сведения Мах Шараф-ханум Курдистани о разделе Ма'мун-беком своих владений основаны на Шараф-наме (Шараф-наме, т. 1, с. 147—149). Названия округов Арделанского княжества в Та'рих-и Ардалан, как и в трудах других арделанских историков, приведены в несколько измененном виде, что можно объяснить влиянием местной устной традиции, а также возможными разночтениями в списках Шараф-наме. О местонахождении названных районов см.: Шараф-наме, т. 1, с. 513—515.

17 В Ахсан ат-таварих (с. 344) Биге-бек именуется вали Шахризура; в главе “Об эмирах галбаги”, которая служит более поздним дополнением к Шараф-наме, — Биге-беком Шахризурским (Veliaminof-Zernof, t. 2, с. 417).

18 Мах Шараф-ханум допускает неточность. Описанное событие имело место в царствование султана Сулаймана (1520—1566), и командовать войсками, направленными на завоевание Курдистана, был назначен правитель Амадии Султан Хусайн-бек (Шараф-наме, т. 1, с. 148).

19 Согласно Шараф-наме (т. 1, с. 148), в 1005/1596-97 г. округ Хилла оставался во владении Ма'мун-бека. Арделанские историки (см.: Хроника Хусрава ибн Мухаммада, с. 30, 108) указывают не 1005, а 1004 г. х. Если учесть, что названный год именуется в Шараф-наме текущим, то разница в сообщениях Шараф-хана Бидлиси и арделанских хронистов представляет несомненный интерес в плане уточнения времени написания Шараф-наме.

20 Бегство Алкас-мирзы, брата шаха Тахмасба, согласно Шараф-наме (т. 1, с. 148), имело место в 956/1549 г.

21 Имеется в виду султан Салим II (1566—1574).

22 Согласно Шараф-наме, Османами был захвачен весь вилайет Шахризура (Шараф-наме, т. 1, с. 150).

23 Лейлах, или Эйлак, по словам Насира Азадпура, представлял собой самый плодородный и заселенный округ в Сенендеджском Курдистане. Его прежнее население составляли исключительно гораны. Позднее там; поселились племена горге, шейх-исмаили, байлаванд и джафы, и “благодаря их общению и связям (с горанами.— Е. В.) в течение двух послед них веков” на смену гораниискому языку пришел курманджи. Женская одежда в Лейлахе вплоть до первых десятилетий XX в. представляла особую разновидность курдской одежды, называвшуюся горанийской. См.: Та'рих-и Ардалан, с. 21, примеч. 2.

24 Племя сулеймани (тур. силвани, курд, слевани), занимавшее к XV в. огромное пространство бассейна р. Батман-су, в настоящее время проживает в Турции в окрестностях Майяфарикина. Хуласат та'рих, с. 374).

25 Имеется в виду сефевидский шах Исма'ил II, недолгое и беспорядочное правление которого приходилось на 1576—1578 гг.

26 Мир-и миран (араб, амир ал-умара, азерб. беглербег) —эмир эмиров, или верховный эмир — титул военного наместника, стоявшего во главе вилайета. В его руках была сосредоточена административная власть и командование войсками вилайета (Петрушевский. Очерки, с. 118).

27 Согласно Шараф-наме (т. 1, с. 151), областью калхоров в то время управлял сын ' Умар-бека. Калхоры — большое племенное объединение позднее разделившееся на две части: мансури и шахбази. Обитает на обширной территории от иранского района Зохаб до Мендели в Ираке.

28 Сийах-мансур принадлежит к крупным курдским племенам и проживает в районе Гярруса (Та'рих-и Ардалан, с. 26, примеч. 1).

29 По словам издателя текста Та'рих-и Ардалан Насира Азадпура, *** (Helu) с твердым “л” по-курдски означает “орел” (Та'рих-и Ардалан, с. 27, этримеч. 1).

30 Имеется в виду султан Мурад III (1574—1595).

31 Насир Азадпур указывает точное расположение крепости Хасанабад: она находилась на горе, в 6 км к югу от города Сенендеджа (Та'рих-и Ардалан, с. 28, примеч. 1).

32 Крупное объединение курдских племен, проживавшее близ Керман-шаха, на севере Арделана и в окрестностях Кефри. Отдельные представители знати этого племени занимали высокое положение в Иранской державе и даже претендовали на престол (например, Аллах-Кули-хан, во второй половине XVIII в. разгромленный Хусрав-ханом Бани Ардаланом).

33 Рассказ об этом походе на Арделан, якобы предпринятом шахом 'Аббасом, но не состоявшемся, приводится во всех арделанских хрониках и несомненно навеян местной традицией.

34 По свидетельству Насира Азадпура, в Иранском Курдистане и к середине XX столетия продолжали бытовать легенды о любви Кулавзар-ханум (Заррин Кулах) и придворного поэта Усува (йусуфа) Йаски, которого Хан Ахмад-хан приказал замуровать живым (Та'рих-и Ардалан, с. 31, примеч. 1; Minorsky. The Guran, с. 93).

35 Действительно, согласно хронике Хусрава ибн Мухаммада, шах 'Аббас Халу-хана “отпустил и направил в Курдистан, и [Халу-хан] озарил лучами прибытия жилище вилайета” (Хроника Хусрава ибн Мухаммада, л. 23). Однако сведения Мулла Мухаммада Шарифа, по-видимому, точнее и подтверждаются свидетельством Искандар-бека Туркимана (Та'рих-и 'аламара-йи ' Аббаси, т. 2, с. 926—927), что Халу-хан до конца своих дней оставался “в стольном городе Исфахане”.

36 Мах Шараф-ханум, по всей видимости, имеет в виду желание арделанского князя несколько расширить свои владения за счет соседних курдских племен, подчинявшихся скорее номинально, нежели реально Османской империи.

37 Племя курдов-езидов под названием билбас или билбаси проживало в западной части Иранского Азербайджана и в Северном Ираке (районы Ранийе, Рувандуз) (EI, t. 4, с. 196; Minorsky. Mongol place-names, с. 75).

38 Мах Шараф-ханум достаточно деликатно передала сохраненный местной устной традицией рассказ и слова, якобы произнесенные представительницей билбасского племени. Хусрав б. Мухаммад и Мирза 'Али Ак-бар-хан Садик ал-Мулк пересказывают ее пикантные насмешки над “храбрецами Арделана” подробно и с видимым удовольствием, желая тем самым показать женщину-езидку в неприглядном свете (Хроника Хусрава ибн Мухаммада, л. 256—26а; Хадикейи Насирийе, л. 108).

39 Согласно Зубдат ат-таварих-и Санандаджи (л. 193а), билбасское племя, никогда и никому не платившее налога и не подчинявшееся ни одному правителю, в конце концов власть Хан Ахмад-хана признало, “ему покорилось и подчинилось и не нарушало его приказов и запрещений”.

40 Дасни (тасни) — название езидского племени, проживавшего в районе Мосула в Ираке.

41 Халиди неоднократно упоминается в Шараф-наме. В XVI в. оно входило в состав племенного союза кавалиси и исповедовало езидскую религию (Шараф-наме, т. 1, с. 83, 406).

42 Сюбаши называли начальника войска, используемого для поддержания порядка в городе (Longrigg, с. 355).

43 Кяхйя — управляющий, начальник тюрьмы, высокое должностное лицо. В данном случае кяхйя — первый министр провинциального (багдадского) правительства, подчинявшийся непосредственно паше Багдада (Longrigg, с. 354).

44 Сефевидские государи, как и Османские султаны, именовали себя халифами, наместниками и преемниками пророка Мухаммада.

45 По словам Насира Азадпура, на полях рукописи Та'рих-и Ардалан сочинения Кази (имеется в виду Мулла Мухаммад Шариф, кази Арделана, а его “История Арделана” — не что иное, как отдельно выполненный список предпоследней главы Зубдат ат-таварих-и Санандаджи, посвященной арделанским правителям) ему попался стихотворный отрывок, содержащий хронограммы рождения, восшествия на престол, болезни, выздоровления, и смерти Хан Ахмад-хана:

Хан курдов, или Хан Ахмад,
[В] счастливый год прибыл из [мира] небытия (1002/1593-94);

[В] неудачный год получил приказ восшествовать [на правление] (1025/1616 г.),
Стал бесноваться и потерял рассудок (1039/1629-30);

Снова обрел исцеление, в горести (1040/1630-31)
Обрел власть более прежнего;

[В] год страданий ему нанесли поражение (1046/1636-37),
Покинул он этот подлый век.

См.: Та'рих-и Ардалан, с. 45, примеч. 1.

46 Согласно хронике Хусрава ибн Мухаммада (л. 31а), Хан Ахмад-хан “пустил в обращение самую крупную монету со своим именем”, что говорит о его претензии на независимую власть.

47 По мнению Насира Азадпура, речь в данном случае идет лишь о какой-то особой разновидности курдской одежды: “Относить курдскую одежду и ее введение ко [времени] Хан Ахмад-хана было [бы] неверно и не подтверждается историческими фактами” (Та'рих-и Ардалан, с. 48, примеч. 1).

48 Мухаммад Ибрахим Ардалани (Supplement, л. 2) датирует приход Сулайман-хана к власти 1048/1630-31 г.

49 Насир Азадпур дает два весьма любопытных толкования этимологии названия столицы арделанских князей: Сенендедж (Санандедж) = дедж (“крепость”)+1) санан или 2) санан. Санан (курд, “сталь, наковальня”) воспринимается как прозвание крепости, полученное за прочность и неприступность: “Сталь-крепость”. Санан во втором варианте означает “султаны” (от горанийского сан — “султан”), т. с. могущественные властелины, резиденцией которых и была та крепость (Та'рих-и Ардалан, с. 50, примеч. 1).

50 Кафше-заррине, или Заррин-кафш, одно из прославленных и известных семейств в Иранском Курдистане, представителям которого неизменно поручались важные должности (там же, примеч. 1).

51 Имеется в виду Арделан, или Курдистан Сенендеджский.

52 См: Зубдат ат-таварих-и Санандаджи, л. 196а. Правление шаха 'Аббаса II приходится на 1642—1666 гг.

53 По словам Насира Азадпура (Та'рих-и Ардалан, с. 53, примеч. 1), Калб 'Али-хан писал прекрасные стихи на горанийском наречии — “некоторые из них сохранились доныне”.

(пер. Е. И. Васильевой)
Текст воспроизведен по изданию: Мах-шараф ханум Курдистани. Хроника дома Ардалан. М. Наука. 1990