КОРБ, ИОГАНН-ГЕОРГ

ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ В МОСКОВСКОЕ ГОСУДАРСТВО ИГНАТИЯ ХРИСТОФОРА ГВАРИЕНТА, ПОСЛА ИМПЕРАТОРА ЛЕОПОЛЬДА I К ЦАРЮ И ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ПЕТРУ АЛЕКСЕЕВИЧУ В 1698 Г., ВЕДЕННЫЙ СЕКРЕТАРЕМ ПОСОЛЬСТВА ИОГАННОМ ГЕОРГОМ КОРБОМ

5. Господин польский посол со всем своим двором присутствовал у нас при богослужении. От самой Пасхи до праздника Вознесения Господня в России наблюдается следующий обычай: встречающиеся где бы то ни было, на перекрестках ли, на больших ли улицах и прочих местах, приветствуют друг друга восклицанием: “Христос воскресе!” — причем все обмениваются, как мужчины, так и женщины, яйцами и целуются.

Господин Менезиус, полковник и начальник стражи, сын покойного генерала Менезиуса, первый объяснил нам этот обычай. При исполнении сего обычая, то есть при поздравлении и взаимном целовании, не обращается никакого внимания на разницу в сословии или состоянии; никто не должен помнить таковую разность: ни один вельможа не откажет в поцелуе самому простому мужику, лишь бы только тот поднес ему красное яйцо; целомудрие замужней женщины или стыдливость девичья не могут также устранить исполнение сего обычая; было бы уголовным преступлением отказаться от приема предлагаемого яйца или уклониться от поцелуя; самые низшие из черни люди теряют при этом признак своего сословия; никакая боязнь не останавливает смелости. Вместе с сим, после продолжительного и строго соблюдаемого поста, дни Святой Пасхи проводятся в непрестанном бражничании. При этом даже женщины не уступают мужчинам в невоздержании: весьма часто они первые, напившись чересчур, безобразничают, и почти на каждой улице можно встретить эти бледно-желтые, полунагие, с бесстыдством на челе существа. [65]

6. Господин посол через своего секретаря поздравил первого министра с самым дорогим для всех христиан праздником и при этом случае просил о совещании. Царский врач Карбонари де Бизенег, прислал в первый раз из своего сада к обеду господину послу свежего салата. Потом господин посол, получив дозволение оставлять, когда только захочет, свое жилище, отправился в Немецкую слободу вместе с императорскими миссионерами и царским врачом господином Цопотом, посмотреть, как там живут. Тут принял его и угостил по возможности роскошным ужином господин Павел Иосиф Ярош, императорский миссионер. Новый пожар, случившийся вследствие постоянного пьянства черни, причинил нам новое и сильнейшее беспокойство. Здесь чем больше праздник, тем сильнее повод к широкому пьянству. Смешно очень, что на гульбищах вместе с молодежью забавляются и старики, также празднуют главнейшие свои праздники движением тела, а именно раскачивая постоянно доску, причем то сидят, то стоят на ее концах. В то же время, хотя ни в одной церкви не совершается богослужение, тем не менее целый день в храмах звонят во все колокола, как будто для ознаменования празднества достаточно одного биения неодушевленного воздуха. Почти ежегодно празднование важнейших праздников сопровождается пожарами, которые тем более причиняют народу бедствий, что случаются почти всегда ночью и иногда превращают в пепел несколько сот деревянных домов. На последний пожар, уничтоживший по этой стороне реки Неглинной 600 домов, прибежало было тушить огонь несколько немцев. Русские, совершенно напрасно обвинив немцев в воровстве, жестоко их сперва избили, а после бросили в пламя и, таким образом, принесли жертву своей ярости и беспечности.

7 и 8. Первый министр обнадежил через секретаря, посланного к нему от господина посла, что он распорядится о назначении на завтра конференции.

Господин датский посол, со всеми состоящими при нем, посетил нашего господина посла.

9. По многократным просьбам, переданным через посредство секретаря, наконец первый министр согласился пригласить посла сегодня на совещание [конференцию]. Время объявлено было одним чиновником из приказа, за коим прибыл пристав, для сопровождения на место господина посла. Так как царь еще в отсутствии, то посол отправился в собственной карете, запряженной двумя лошадьми, и в сопровождении шести скороходов и одного только своего секретаря, из чиновников же никого не было. При выходе господина посла из экипажа его встретил приветствием, переданным через толмача, какой-то дьяк приказа и через четыре покоя, наполненных приказными и служителями, провел в покой, назначенный для совещания. [66]

Когда отворили двери и посол вступил в залу, первый министр, окруженный блестящим венцом множества чиновников и сопровождаемый думными дьяками Никитой Моисеевичем и Емельяном Игнатьевичем Украинцевым, быстро сделал несколько шагов вперед и, проговорив сколь можно приветливее обычное в сии дни постоянное поздравление (“Христос воскресе!”), поцеловался с послом, исполняя таким образом во всей точности народный обычай. Когда по данному знаку чиновники, наполнявшие покой только для большего великолепия, вышли, то первый министр в качестве председателя конференции сел на первое место за столом, особо приготовленным, и пригласил господина посла занять второе место, близ коего сели названные выше думные дьяки, секретарь же и толмач, на случай потребности, стали неподалеку от стола.

Когда все таким образом заняли места, первый министр открыл конференцию: “Конечно, господин императорский посол прибыл от его императорского величества к его царскому для того, чтобы братскую дружбу столь великих государей, как нельзя лучше утвержденную недавно заключенным договором об оборонительном и наступательном союзе, всеми силами еще более укрепить?” На это господин посол отвечал: “Действительно, это самое составляет главную цель возложенного на меня поручения”. Исходя из этого положения, последний развил свою речь. Я не считаю нужным приводить ее здесь, потому что она чрезвычайно длинна, да и сама конференция продолжалась не менее трех часов.

После конференции подавали весьма любимый русскими напиток, корицевую воду; затем пили флорентийское вино за здравие августейшего императора, также его царского величества и за счастливое процветание только что заключенного союза. При отходе господина посла первый министр проводил его до порога залы, далее до дверей другого покоя сопровождали оба думных дьяка и наконец до последних ступеней лестницы и самой кареты — вышеупомянутый дьяк с приставом и толмачом.

По возвращении господина посла в свой дом принесли ему богатые подарки от первого министра: то были разные вина и редчайшие рыбы. У русских при этом есть обыкновение: из тщеславия ли, или расчетливости подарки, которые легко могли бы двое снесть, отправлять с двенадцатью или даже с большим числом слуг. Это делается как из стремления к внешнему блеску тщеславнейшего в свете народа, так и из желания дать заработок слугам. Зная это, господин посол по врожденному благородству своему ни одного из слуг Нарышкина не отпустил без подарка, соразмеряя оный с должностью каждого. После обеда господин посол с блестящей свитой, в трех экипажах, каждый в 6 лошадей, отправился с торжественным посещением к польскому послу. [67]

10. Вчерашняя щедрота первого министра была отплачена взаимными подарками, посланными ему от нас. Равным же образом господин посол, исполняя долг вежливости в отношении датского посла, недавно еще официально посетившего его, ответил ему не менее торжественным посещением. При этом датский посол дал заметить некоторое с его стороны неудовольствие на то, что первое посещение сделано было нашим послом представителю польского двора; но когда господин посол на это вежливо заметил, что это сделано было только по долгу самой строгой обязанности и не без важных причин, то после этого представитель датского двора не делал уже никаких замечаний; в особенности же он должен был успокоиться после того, как сообщено было ему, что польский посол еще до торжественного посещения своего присылал чиновника поздравить господина посла с благополучным прибытием, что, однако, со стороны датского посла было упущено из виду; при том польский посол первым удостоил его своим посещением, почему ему и была оказана честь первого визита. При этом наш посол обратил внимание датского и на ту особенную дружбу, которая исстари связывает нашего и польского государей, вследствие чего и представитель последнего имеет старейшие права на особенное внимание его.

11. Господа императорские миссионеры Франц Эмилиани и Иоанн Берула, светские приходские священники Оломуцкой епархии, с разрешения царского министерства перешли в свой дом в Немецкой слободе, с тем чтобы занять там место добрых пастырей вместо своих предшественников, всемилостивейше отозванных на родину.

К боярину и его царского величества сберегателю Тихону Никитичу Стрешневу послан был секретарь с обычным официальным приветствием.

12. Князь Борис Алексеевич Голицын перед самым отъездом своим в деревню весьма вежливо принял посланного к нему секретаря с письмом. Князь знает латинский язык и любит его употреблять. Первый министр также выехал в деревню, чтобы подальше от занятий насладиться несколько отдыхом.

13. Отправив некоторые подарки думному дьяку Украинцеву, господин посол с несколькими своими чиновниками осматривал пустые покои в Посольском доме с целью занять в нем некоторые комнаты, если они окажутся к тому способны.

14. По распоряжению приказа чистят кабинеты, подвал, поварню и конюшню, назначенные под помещение господина посла.

Отправлен был к польскому послу секретарь с сожалением о его болезни, о которой сообщил ему господин полковник Граге.

Когда один из рассыльных господина датского посла подъехал на лошади к церкви аугсбургского исповедания, лошадь его обмочила мимо шедшую жену какого-то поручика. Та со свойственной [68] женщинам запальчивостью осыпала рассыльного ругательствами и потом с не меньшим бешенством требовала от своего мужа мщения. Будь здесь муж, он немедленно отомстил бы за обиду, нанесенную и ему самому. Поручик, возбужденный жалобами и воплями своей жены, с несколькими соумышленниками напал из засады на рассыльного и до того жестоко избил его палками, что тот ни идти пешком, ни ехать на лошади не мог. Датский посол настоятельно и сильно жаловался на поручика, утверждая, что в лице слуги нанесено оскорбление и ему самому.

15 и 16. По распоряжению господина посла день блаженной памяти Иоанна Непомука был празднован с особенной набожностью.

Пополудни господин посол посетил думного дьяка Украинцева; последний был вообще весьма любезен, заявлял чувства наиглубочайшего своего почтения к священной особе его императорского величества и до того довел свою вежливость, что при отъезде посла, вопреки обычаю русских, не только проводил его до самой кареты, но и оставался там, пока тот не тронулся с места.

17 и 18. В последнее время в Немецкой слободе выстроена первая католическая церковь: она деревянная. Господин посол по чувству благочестия вчера пожертвовал в эту церковь список с чудотворной иконы Пётценской Пречистой Девы Марии. Мы отстояли в этой церкви богослужение. Музыка наших артистов, сопровождавшая богослужение, увеличила торжество и привлекла в церковь немало протестантов. Лишь только господин посол вошел в храм, его встретил у самого входа господин Павел Ярош со святой водой и провел к месту, соответствовавшему его сану. Седалище было покрыто шелковым пологом красного цвета. После богослужения господин посол отправился на обед к артиллерийскому полковнику императорской службы де Граге, который пригласил его еще накануне. Каждый раз, как присутствовавшие на пиршестве, движимые чувством преданности к августейшим особам, провозглашали здоровье августейшего императора, августейшей императрицы, всепресветлейшего римского короля и его царского величества, воздух потрясался стрельбой из мортир. Господин посол, сделавшись за чашей вина обходительнее, вступил в разговор со старшим из офицеров, находившихся на этом обеде. Тот, между прочим, сообщил ему, что москвитяне обеспокоены присутствием здесь господина посла и недоумевают, почему он хочет сопровождать русское войско в поход.

19. Сегодня москвитяне празднуют день св. Николая, которого они почитают больше всех других святых.

Датский посол посетил нашего посла и, дав беседе своей вид откровенности, сообщил ему, что Московское министерство очень обеспокоивается требованиями его, ибо три раза уже собирался совет [69] министров рассуждать о том, как бы обстоятельно ответить на его предложения.

20. В канцеляриях, которые москвитяне называют приказами, старший писарь именуется Алый. На нем лежит обязанность тщательно наблюдать, чтобы прочие усердно занимались своим делом. Однажды так много скопилось работы, что не только по дням, но и по ночам надлежало заниматься; между тем один раз Алый пошел домой отдохнуть, а за ним все младшие писцы также разошлись. На другой день думные дьяки, сведав о дерзости писцов, приговорили Алого как подавшего дурной пример к наказанию батогами. Писцов же, словно преступников, указали привязать к своим местам цепями и путами, с тем чтобы они приучались писать безостановочно и днем и ночью.

21. Секретарь по приказанию господина посла посетил польского посла, который все еще болен и лежит в Немецкой слободе. Во время своего посещения секретарь узнал от больного, что король польский находится в Варшаве; что шляхта, собранная на сеймиках, сильно стоит за войну, и все готовы мужественно отправиться в поход; что Сапега тоже согласился на все, что ему ни предложил король через двух нарочных, к нему посланных, уклоняясь лишь от согласия на предложения об общих сеймиках. Вероятно, Сапега боится, чтобы не вернулись времена Генриха Угорского, при котором по воле Речи Посполитой, но без ведома короля было казнено 12 сенаторов, и тела их, брошенные перед престолом, напомнили Генриху о необходимости подтвердить права республики.

22. Сегодня отправился в Вену к императорскому двору с дорогими подарками, состоящими преимущественно из мехов царской казны, родственник бывшего там недавно послом Козьмы Никитича Нефимонова. Новый посланный отправлен в звании великого посла.

23. Хотя его царское величество, ныне всемилостивейше царствующий государь, и дозволил в государстве своем свободное отправление богослужения всем вероисповеданиям, какие только терпимы в нашей Римско-Немецкой империи, тем не менее есть еще немало москвитян, которые считают величайшей добродетелью принуждать иностранцев к принятию своей веры. От подобных насилий со стороны москвитян двое католиков просили сегодня покровительства господина посла. Получив новое уверение от пристава в том, что завтра же будет ответ на все представления, господин посол отправился в Посольский приказ лично убедиться, удобно ли будет приготовляемое для него там помещение.

24. Около 12 часов пришел с толмачом господином Шверенбергом и каким-то приказным дьяк Борис Михайлович, тот самый, который года три тому назад был в течение пяти лет резидентом в Варшаве. По обмене взаимными учтивостями и по весьма [70] приветливом осведомлении о здоровье дьяк стал читать написанные на листе статьи решения министерства почти нижеследующего содержания: “Его царское величество братскую дружбу с римскими императорами, наследованную от своих предшественников, всевозможно доныне всегда усердно сохранял и, как она никогда не была нарушена, так и впредь ее сохранять будет. Но как ни крепки узы дружбы, соединяющие издревле два государства, тем не менее никогда еще она ни была столь прочна и не достигала столь значительной степени, до какой возросла в последнее время, ввиду недавно заключенного договора. Его царское величество дал уже многие доказательства своей братской приязни к императору и как нельзя лучше уверен в дружбе его императорского величества, изъявленной в записке посла его, в чем и прежде убежден был, особливо по возвращении из Вены последнего посла московского Козьмы Нефимонова. Затем министерство хотя и думает, что господину послу должно дозволить следовать за царским войском, однако оно до приезда государя выдачей такого позволения не решается превысить власть, ему вверенную; если же оно захотело бы писать об этом к его царскому величеству, то нечего и ждать от него ответа ранее восьми недель. Что же касается до военных действий, то в настоящее время отправлены уже два войска: одно из них стоит при Азове, под предводительством воеводы Салтыкова, а другое на Днепре, у Очакова, под начальством князя Долгорукого и гетмана Мазепы”.

“Что до двух цезарских миссионеров, привезенных господином послом, то они могут беспрепятственно занять свой дом в Слободе; но те двое, которые уже более пяти лет исполняли свои обязанности в пределах государства Московского, ни под каким видом не могут быть отпущены до получения повеления его царского величества, к коему уже писано о том, и ожидаются от него приказания”.

“Третий священник, который получил предписание состоять для исправления духовных треб при венецианских корабельных мастерах, как только сообщит приказу потребные ведомости о том, что дорога его не угрожает никакой опасностью, немедленно получит паспорт на отъезд в Воронеж”. Вслед за тем перешли к разговору о содержании посольства на казенный счет, но от содержания сего господин посол отказался. Он отвечал, что по воле своего всемилостивейшего государя он должен жить в Москве на свой счет, чтобы этим оставить пример для своих преемников, причем ему дано право установить этот новый порядок содержания послов формальным актом.

25, 26 и 27. В эти дни все наше имущество было перевезено в Посольский дворец, где отведены комнаты для пребывания господина посла. В последний день, когда мы совершенно уже перебрались в означенный дом, один из слуг наших, не знаю, каким образом, [71] обронил на улице палаш. Кто-то из московских мужичков поднял его и хотел утащить к себе домой, но это было замечено другим слугой, который стал требовать палаш назад. Похититель не спешил его отдать, отчего началась ссора и произошел скоп. Несколько минут спустя мы все заняты были опасностью, какой подверглись наши слуги. Господин посол, который всегда особенно старается устранять всякие столкновения своих с чужими людьми, наскоро одевшись, поспешил сесть на первую попавшуюся ему лошадь и отправился разузнать о случившемся. Все, однако, уже кончилось без малейшего для кого-либо вреда.

28 и 29. Шесть московских слуг из одного дома, умысливших на жизнь своего господина и умертвивших его, были приговорены за это к смертной казни, и им отрублены головы.

Дьяк Борис Михайлович обещал было господину послу выхлопотать из приказа паспорт миссионеру, назначенному состоять при корабельных мастерах, для безопасного и свободного проезда его в Воронеж, но сегодня сам отказался от своего ходатайства, уверяя, что было бы противно обычаю давать паспорт на вольный проезд лицу, отправляющемуся вовнутрь страны.

30. Русские праздновали день св. Алексея, и в этот день первый министр увез с собой в деревню на обед, для развлечения, думного дьяка Украинцева.

31. Кроме посещения датским послом нашего господина посла ничего в сей день памятного не случилось.

Июнь

1. Почти на один час расстояния от Москвы на берегу реки Яузы стоит роща, куда в известные дни весной и летом сходятся живущие в Москве немцы. Это место от частого посещения всякому немцу известно и сделалось, от долгого пользования, как бы собственностью их, потому что нет ничего приятнее для них, как искать развлечения души в невинных играх под сенью дерев среди приятной зелени. Тут они расставляют столы, на которых каждый по очереди на свой счет угощает других. В этот день была очередь полковника императорской артиллерии де Граге, который любезно пригласил и нас принять участие в этом народном отдохновении, на что мы охотно согласились.

2. По восьминедельном путешествии прибыл из Венеции в Москву один из слуг боярина Шереметева и привез разные письма.

Барон фон Бурхерсдорф, военный инженер, присланный его Царскому величеству от августейшего императора, давал пир генералиссимусу царского войска князю Алексею Семеновичу Шеину. Ровель, также военный инженер, обвенчался с одной из дочерей вдовы Монс и праздновал в сей день свою свадьбу. Господин посол, [72] присутствовавший тут, доставил всем необыкновенное удовольствие игрою своих трубачей.

3. На место военного инженера Лаваля, закованного в цепи, отправился в Азов барон фон Бурхерсдорф с тремя чиновниками датского посла. Этим случаем проехать в Воронеж воспользовался миссионер Казагранде. Господин посол щедро снабдил его всеми вещами, потребными в дороге. Он пользовался всеобщим уважением и любовью и потому был растроган при прощании с господином послом и чиновниками до того, что даже не мог найти слов для выражения своих чувств. Казагранде тем более казался взволнованным, что предчувствовал, как это часто бывает, свою близкую кончину и грустил о том, что смерть не дозволит ему уже повидаться ни с господином послом, ни с прочими его спутниками. Предчувствие его не обмануло; ниже я расскажу о кончине этого человека.

4. От царского министерства явился дьяк Борис Михайлович и, приветствовав императорского посла от лица первого министра, объявил приговор боярский о назначении количества припасов на содержание нашего посольства, равного отпускаемому для господина де Боттони. При этом он заявил недоумение министерства ввиду троекратного отказа императорского посла от назначенного содержания; он ссылался, между прочим, на то, что отпуск такого содержания производится на основании исконного и достойного похвал обычая, несколько веков уже постоянно и свято соблюдавшегося при взаимных сношениях августейшего императора и его царского величества. Но это был только предлог: они видели в это время Великое царское посольство и знали, с какой излишней щедростью Императорская Камера содержала даже третьего уполномоченного в продолжение совещания о союзе. Но господин посол предложил постановить отпуск содержания натурой, либо вовсе отменить, либо же количество припасов точно определить для производства послам первых двух разрядов; но это не понравилось москвитянам, между прочим, потому, что казалось им противным исконным их обычаям.

5 и 6. Содержание натурой, дававшейся из казны иноземным послам, в первый раз переведено на деньги, и соответствующая сумма выдана нашему господину послу из царского министерства.

7. Господин императорский миссионер Франц Ксаверий Лёфлер вернулся в полночь из Воронежа, где он исполнял духовные требы для живущих там итальянцев. Его заменит тот священник, о котором я сказал уже, что он поехал 3-го числа с бароном фон Бурхерсдорфом.

В одной миле от Москвы бояре держали военный совет.

Исполняя желание первого министра, наш посол отправил к нему весьма удобную дорожную карету в шесть лошадей с полной сбруей; весь прибор на лошадях, то есть попоны и чепраки, отличался [73] замечательной работой и украшениями. Посланник был совершенно убежден, что всему этому никогда уже более не возвращаться в его конюшню.

8. По отслушании богослужения в Немецкой слободе господин посол был угощен пышным обедом у господина Гваскони, флорентийского купца. Тут же были: полковник Граге, врачи Карбонари и Цопот, а также четыре императорских миссионера.

9. Так как господин посол честь своего августейшего государя блюдет более, нежели собственный интерес, то он с самого дня торжественного въезда своего в Москву держит открытый стол для всех тех, которые по знатности ли своего рода, или по высокому своему сану могут удостаиваться чести быть в его обществе. Сегодня обедали у нас царский врач господин Цопот, полковник де Граге и многие другие. Служитель первого, явившийся к нам по обязанности своей службы, был обманом завлечен нашими караульными в их избу и там жестоко избит. Господин посол, рассердившись на столь дерзкий поступок караульных, осмелившихся оскорблять его гостей или их слуг, приказал немедленно взять того солдата, которого слуга господина Цопота признал главным зачинщиком буйства, и затем через секретаря своего довел обо всем происшедшем до сведения первого министра и думного дьяка Украинцева, заявляя при этом, что он сам себя удовлетворит за нанесенное бесчестие, ежели министерство вздумает протянуть это дело. Ввиду, однако, явной справедливости нашей жалобы, мы на другое же утро получили полное удовлетворение Виновный солдат поделом получил за свою дерзость сто ударов палками (то есть батогами).

Близ католической церкви в Немецкой слободе сгорело два дома. Сегодня же впервые разнеслась смутная молва о мятеже стрельцов и возбудила всеобщий ужас.

10. В дни общественных молитв с крестными ходами [по старому счислению] великие князья московские предпринимают торжественный поход к Троице, то есть в монастырь, посвященный Святой Троице. Не доезжая за милю до монастыря, они выходят из своих экипажей и продолжают остальной путь пешком. Это делается в знак особенного благоговения к Сергию, уважаемому святому Русской Церкви, мощи которого там покоятся. Желая соблюсти издревле то, чего требовали вера и благочестие, царица вместе с царевичем (так называют здесь сыновей царя), вельможами и многочисленным отрядом воинов изволила предпринять туда богоугодное странствование.

Нашего посла посетил представитель датского двора, и как он был уже коротко знаком, то довольно роптал на то, что ему сделано было торжественное посещение нашим послом позже, нежели послу польскому. Он твердил, что, служа представителем короля, который по самому происхождению своему венценосец и есть обладатель по [74] праву преемства прадедовского скипетра, он имеет более права на первенство, нежели посол польского короля, который только избранием голосов достигает королевского сана. Посол датский до тех пор продолжал настаивать на этом, пока господин императорский посол не дал ему почувствовать, что он слишком уж увлекся.

11. Князю Федору Юрьевичу Ромодановскому, генералу выборных полков, изъявлена через секретаря благодарность за то, что изволил наказать виновника буйства, бывшего третьего дня.

12. Как католики, пребывающие в Московском царстве, так и христиане других исповеданий для большего (как сказано уже выше) приличия празднуют вместе с русскими годичные торжества по старому летосчислению, а поэтому Вознесение Господне и мы праздновали сегодня.

Императорский артиллерии полковник де Граге позван в приказ (канцелярию) и получил предписание вооружить корабли мортирами.

13. День св. Антония Падуанского был отпразднован нами торжественным богослужением. Ночью вновь случился пожар, который истребил семнадцать домов.

14. Было второе совещание [конференция] в доме думного дьяка Украинцева. Снова просили мы об отпуске господ миссионеров, которые по их всенижайшей просьбе получили от нашего государя, после пятилетних их трудов в вертограде Господнем, разрешение оставить его и вернуться на родину. Просьба, однако, отложена до возвращения первого министра из деревни.

Оттоманская Порта через посредство английского посла господина Педжета сообщила императорскому двору условия мира. Императорское правительство, предъявив королям английскому, польскому, Генеральным Штатам соединенных провинций Бельгии копии с письма, которое писал по вышеозначенному предмету граф Кинский к министру Англии, поставило в известность о сем же и министерство его царского величества. Последнее с особенным удовольствием приняло это сообщение и выразило за то свою благодарность. Поступая таким образом, императорский двор исполнял третью статью трехлетнего договора, на основании которой каждое из союзных государств может выслушивать мирные предложения от Турции, но только чтобы эти предложения были согласны с правилами чести; затем имеет право рассуждать с ней об этом, но с обязанностью немедленно сообщить о сделанных ему предложениях прочим союзным державам, которые и должны быть введены в заключаемый договор и получить полное известие о ходе дела, так как в противном случае было бы трудно или даже и совсем невозможно когда-либо заключить мир.

Впрочем, господину послу на запрос его о положении дел военных московское правительство доставило следующие сведения: князь [75] Долгорукий и гетман Мазепа 25 мая отступили от Белгорода и как сухопутием, так и морским путем шли навстречу неприятелю, который, со своей стороны, был уже по эту сторону Очакова и опустошил там все окрестности. Что же касается до воеводы Салтыкова, то он стоит станом за Азовом, у Ингульца, с целью удерживать неприятеля от вторжения и при случае даже его разбить. Тот вдался бы в грубые ошибки, кто вздумал бы черпать сведения свои обо всех подробностях положения дел из странных рассказов москвитян. Если верить этим сообщениям, то неприятель москвитян везде разбит, всюду войска русские торжествуют. Они умеют выдумывать повести о своих торжествах и поражении врагов. Столь великие воины москвитяне, столь творческим воображением одарены они!

15. Господин генерал Гордон дал пир всем представителям иностранных государей.

16. Рано утром, в седьмом или в восьмом часу, гибельный пожар уничтожил множество строений. На многолюднейших улицах столицы найдены два москвитянина, которым неистовые злодеи отсекли головы. По ночам в особенности невероятное множество всякого рода разбойников рыщет по городу.

17. 18 и 19. В сии дни предают погребению тела всех погибших насильственной смертью, от руки ли палача, по приговору властей или от руки разбойников, но этой чести лишены те, которые за оскорбление [царского] величества посажены на позорный кол.

20. Ночью происходило совещание бояр о средствах к усмирению мятежа стрельцов.

21 и 22. На пиршестве у польского посла присутствовали: представитель императора, также датского короля генерал Гордон (который, встав из-за стола, простился со всеми, так как он должен был немедленно отправиться против мятежников), поверенный датский, полковник Блюмберг, Граге и многие другие.

23. Пришла весть о том, что возмутившиеся приближаются к столице государства Московского, главный воевода Шеин и генерал Гордон с 6 тысячами конницы и 2 тысячами пехоты отправились против них.

24. Двое москвитян за убийство своего господина, какого-то немецкого подполковника, с целью разграбить его имущество, подверглись позорной казни: они были повешены на большой дороге близ Немецкой слободы.

25. 26 и 27. Так как мятеж принимает ежедневно все более и более грозные размеры, то царевич отправился в монастырь Святой Троицы, который находится в 12 немецких милях от Москвы. В нем, как в самой надежной крепости, нашел себе безопасное убежище и ныне царствующий государь в пору наиопаснейшего мятежа стрельцов. [76]

28. Первый министр несколько дней роскошно угощал в своей деревне царевича и его мать, царицу, и устроил разные дорогие увеселения, достойные царского принца.

29. Пришло радостное известие о поражении мятежников под Воскресенским монастырем, обыкновенно называемым Иерусалим.

30. Господин посол был приглашен в какой-то девичий монастырь в городе, игуменья которого принадлежит к роду боярина Шереметева. В качестве сладостей, которыми обыкновенно угощают гостей, подаваемы были орехи и огурцы. Впрочем, подано было и очень старое вино различных сортов. Монахини с уважением прислуживали сами гостю и весьма любезно приглашали господина посла почаще посещать их.

Июль

1. Секретарь ездил к первому министру в Преображенское, где он жил в палатках, просить об увольнении императорских миссионеров. Польский посол на обеде у него показывал письмо от своего короля, в коем последний хвалил императорского посла и осуждал своего собственного за ту опрометчивость, с которой тот отдал свою верительную грамоту.

Так как католическая церковь необыкновенно тесна, то господин посол приказал на свой счет переделать ее в более широких размерах.

2 и 3. День Тела Господня был отпразднован с особенным торжеством: в крестном ходе обнесено было Sanctissimum (Букв.: Святейшее, т. е. Святые Дары (лат.)), и перед четырьмя алтарями прочитано четыре Евангелия. Послы императорский и польский, каждый с великолепной свитой, присутствовали при божественной службе, причем играла музыка.

4 и 5. Секретарь, по поручению господина посла, вновь обращался с просьбой об увольнении императорских миссионеров, но первый министр отвечал, что без государева указа он не может их отпустить, иначе поплатится своей головой, но что, впрочем, он писал уже к царю и дней через четырнадцать, вероятно, получит от него ответ. Затем первый министр говорил об упрямстве, из-за которого, по его мнению, императорский посол не отдает верительной грамоты, и в награду всех хлопот секретаря обязательно вручил ему три лимона при отпуске его домой. В это же время боярину сему представлялся известный курляндский барон фон Блюмберг, опустив, по русскому обычаю, обе руки до самой земли.

6. Славный и достопочтенный брат, патер Петр-Павел Пальма д'Артуа, архиепископ анкирский, апостольский викарий в царствах Великого Могола, Голконде и Идалькане, прибыл в Москву с пресвитерами, венецианским капитаном господином Молином, врачом, часовщиком и несколькими другими лицами. [77]

7 и 8. Господин архиепископ еще вчера присылал к господину послу капитана Молина с уведомлением о своем прибытии. Посол, со своей стороны, не замедлил через секретаря поздравить его с благополучным приездом. В бытность царя в Голландии господин архиепископ представлял ему о том, что он должен отправиться в путь и что путь сей лежит через его царство, прося государя повелеть наместнику казанскому и астраханскому князю Борису Алексеевичу Голицыну по прибытии архиепископа в Москву не только принять его там благосклонно, но и снабдить во время путешествия по Московии обильно надлежащим содержанием от казны и в безопасности проводить до границ Персии. Исполняя царское приказание, Голицын пригласил архиепископа и спутников его к себе во дворец и отвел им в оном несколько покоев на все время пребывания в Москве.

9. Господин посол намеревался посетить архиепископа со всеми почестями, но потом, приняв во внимание, будет ли это соответствовать месту, времени и тесноте его помещения, послал секретаря спросить, как ему угодно, чтоб посещение было сделано. Хотя архиепископ предоставил это на волю посла, но казалось, что он более был склонен к тому, чтобы при свидании не было излишней торжественности, а потому посещение и было сделано без особой обрядности.

10. Сегодня восьмой день после праздника Божьего Тела. Императорский посол лично обратился к архиепископу с просьбой принять участие в богослужении; тот стал было заявлять свое в том затруднение. Но когда посол представил ему, что участие его в службе придаст ей более торжественности, а вместе с тем доставит истинное утешение всему католическому обществу и несомнительно привлечет многих, тогда архиепископ согласился на просьбу и в архиерейском облачении принял сегодня личное участие в церковном торжестве. Императорский посол, со своей стороны, ничего не упустил для того, чтобы увеличить торжество этого дня и возвысить в глазах не католиков сан католического епископа. Посол отправился поездом из трех экипажей, каждый в шесть лошадей, и со всей своей свитой, в нарядном платье, к дому князя Голицына, где, взяв архиепископа, торжественно ехал с ним через весь город и предместье к католической церкви. Здесь архиепископ встречен был у церковных дверей одним из миссионеров со святой водой, которую взяв поднес ее сначала послу, потом чиновникам посольства и наконец всем присутствующим. Во время священнодействия прислуживали два посольских чиновника, из коих один держал рукомойник, а другой — полотенце. После обедни был крестный ход в церкви, и когда архиепископ при звуках литавр и труб обносил Святые Дары, тогда у каждого из четырех алтарей читали столько же Евангелий. [78]

По окончании службы посол, как лицо главное в сем обществе, пригласил к себе на обед архиепископа с его священниками, также польского посла, императорских миссионеров и иных особ, имевших право на подобное приглашение.

11 и 12. Датский посол не был еще с посещением у архиепископа, вероятно, потому, что не хотел дать повод думать, что он признает над собой верховную власть Римской Церкви. Господин императорский посол, поняв, чем был болен представитель Дании, нашел средство к его излечению, а именно: он отыскал одно лицо, которое умело убедить датчанина, что архиепископ независимо от его духовного сана облечен еще и другим достойным уважения значением, а потому ежели не ради первого (что также должно быть почитаемо), то ради других его достоинств надлежит оказать ему все подобающее уважение. Убеждения эти привели к желаемому последствию: сомнения датского посла рассеялись, и он посетил архиепископа.

13. Архиепископ был сегодня на званом обеде у заведующего кораблями, князя Александра Петровича.

14. Императорский посол посетил архиепископа, который, со свой стороны, посетил датского посла.

15 и 16. Так как многие из живущих здесь и уже пожилые лица католического исповедания не были еще конфирмованы, то найдено было весьма полезным, чтобы архиепископ, к вящему утешению всех верующих и для их духовной пользы, принял на себя это дело. Помощниками ему были при этом шесть священников, служащих в разных церквах. 50 особ приобщены были конфирмации. Императорский посол был крестным отцом при означенном торжестве у генерал-лейтенанта царской службы Гордона и его супруги. Польский посол также не отказывал в этом никому, кто просил его о том.

17, 18 и 19. Хоронили внука генерала Гордона. Погребальную колесницу сопровождали, между прочими, послы императорский и польский. Странное обыкновение повелось у немцев, проживающих в Московском царстве, справлять похороны словно свадьбу. В питье и еде ищут они утешения в своей печали!

20 и 21. Установлено служить народные молебствия в Кремле о том, дабы благой Бог отвратил от отечества угрожающие бедствия внутренней брани и сохранил спокойствие.

22. Сегодня рождение императрицы, и господин посол не пожалел ни трудов, ни денег, чтобы отпраздновать этот день достойным торжеством. Представители иностранных государей, первостатейные царского величества военные чины и все те, которых звание либо немецкое происхождение выдвигают из толпы, были приглашены на праздник. Съехалось множество гостей мужеского и женского пола, и все они были приняты хозяином с большим радушием. Все восхищены были отлично приготовленными кушаньями, многие не могли [79] довольно прославить великолепие пиршества и, рассыпаясь в похвалах, в которых ясно слышалась зависть, говорили: “Только посол императора может тратиться так на угощение своих гостей”. На обеде присутствовали 24 особы. По общему обыкновению, угощена была и прислуга явившихся на пир.

23. Некоторые из служителей императорского посла затеяли ссору с москвитянами; тогда явилось большое число солдат и отвели их в караульню; но караульные офицеры из немцев, узнав, что это за люди, немедленно их отпустили, кроме одного, которого русские единогласно назвали зачинщиком. Ночью, однако, генералиссимус, князь Федор Юрьевич Ромодановский, обходя сторожевые места, освободил и этого задержанного, приказав отправить его для безопасности под охраной солдат в Посольский дом.

24. Некоторые лица жаловались на то, будто бы во вчерашней ссоре слуги императорского посла обнажили оружие. На самом же деле ничего подобного не было. Один из москвитян, ссылаясь на свидетелей, им задобренных, указывал на раны, будто бы нанесенные ему палашами. Но лживость его показаний была ясно обнаружена уликами других свидетелей. Мы не можем вполне надивиться всей испорченности нравов русского народа: ложь и клятвопреступление безнаказанны в этом крае. Среди русских всегда и везде найдешь людей, готовых лжесвидетельствовать: понятия москвитян там и сям до того извращены, что искусство обманывать считается у них признаком высоких умственных способностей.

Жена одного дьяка (как кажется, приказного) проходила мимо виселиц, воздвигнутых перед Кремлем во время последнего бунта, и, увидя повешенных, выказала к ним сострадание, без особой, впрочем, цели громко сказав: “Кто знает, виноваты ли вы, или нет?”. Кто-то сведал про эти слова и тотчас донес боярам, давши словам женщины столь дурное толкование, как будто бы в них было что-то особенно худое. Сострадание женщины к осужденным государственным преступникам показалось опасным. Немедля приводят ее с мужем к допросу: открылось, что это было простое, свойственное женщинам сострадание к несчастным, без малейших признаков злого умысла. Тем не менее обоих, освободив от смертной казни, отправили в ссылку. Так-то наказуется простая и неумышленная свобода слова там, где подданные только одним страхом держатся в повиновении. Подполковник Нарбеков, обвиненный по поводу недавнего мятежа с 25 крепостными, заключен в темницу и предан пытке.

25 и 26. Господин архиепископ целых восемь дней усердно домогался свидания с думным дьяком Украинцевым, на что последний хотя и неохотно, но согласился-таки наконец. Почти презрительный прием ясно показал архиепископу, что с его стороны было некстати делать это посещение; так, например, он не вышел к нему, когда тот [80] подъезжал к дому, не встретил его, когда приближался к его покоям, наконец, не только не посадил на первое место, но, ссылаясь на усталость, уселся на нем сам первый поспешно. Быть может, Украинцев обошелся таким образом с архиепископом по ненависти к своему сопернику Голицыну, досадуя на него за то, что архиепископ по приезде своем, прежде чем обратиться в Посольский приказ, который ведает всеми иностранцами, в особенности же приезжающих с каким-либо знатным саном, явился к князю Голицыну и вместе с письмом государя предъявил ему и свой паспорт. Между тем на обязанности Посольского приказа лежат распоряжения о том, чтобы воеводы и наместники областей озабочивались принятием мер к спокойному и безопасному проезду иноземцев через страну. Но князь Голицын, наместник казанский и астраханский, не признает над собой никакой власти Посольского приказа, и, таким образом, вследствие соперничества двух честолюбивых сановников нередко страдают люди, вовсе не причастные их ссоре.

После обеда посол, с большей частью своей свиты, сделал торжественное посещение князю Голицыну, желая дружески поговорить с ним. Князь до того был любезен, что приказал своим музыкантам, природным полякам, для развлечения гостей разыгрывать различные пьесы. При том убедительнейше просил посла приехать к нему в деревню, куда он думал пригласить и господина архиепископа развлечься перед отъездом его в Персию. Чтобы показать свои достатки, князь Голицын велел подать вина различных сортов. Вместе с тем, с целью блеснуть своим гостеприимством, он приказал двум своим сыновьям прислуживать господину архиепископу и господину послу; к ним присоединил молодого черкесского князя, недавно еще похищенного тайно у своих родителей, князей черкесских, татар, и окрещенного. Одна вдова, самая богатая из рода Голицыных, сострадая юноше, разлученному с родителями и лишенному таким образом отцовского достояния, объявила его своим наследником. Учителем у этих молодых людей поляк; они недавно стали обучаться у него языку латинскому. В выражении лиц Голицыных видна скромность, но в чертах черкеса, напротив, благородство и твердость духа, обличающие воина по происхождению. Наконец, всех нас привел в ужас сильный гнев князя Голицына на воспитателя, соединенный с жестокими ругательствами и угрозами: “Как ты смеешь, изменивший мне и моему роду, открывать тайны моего дома и нарушать свою клятву хранить молчание? Разве ты не знаешь Голицына, который может тебя повесить и вот так (стиснув руки) раздавить!”. В самом деле, это весьма трудно, и в своем доме быть тираном.

27. Архиепископ совершенно снарядился в свой дальний путь, но, выехав из Москвы, отправился сначала в деревню князя Голицына. От царского имени архиепископу подарено речное судно, снабженное [81] всем необходимым; кроме того дано 100 руб. и три пары соболей, к чему сам Голицын, со своей стороны, прибавил еще сто золотых.

28. Князь Голицын третьего дня просил посла не откладывать поездки к нему в деревню. Желая показать, что весьма дорожит расположением князя, посол чуть свет выехал к нему сегодня в деревню Дубровицы, которая находится от Москвы в 30 верстах или в шести немецких милях. Дорога, по которой в полдень мы и приехали туда, приятна и хороша и лежит через плодородную равнину. Князь, поджидая нас, взошел с господином архиепископом на верх колокольни великолепного храма, построенного им, с которого видна вся окрестность. Этот храм имеет вид короны и украшен извне многими каменными фигурами, подобными тем, какие выделывают итальянские художники. После роскошного обеда мы весьма хорошо провели время до самого ужина в восхитительной беседке, устроенной в прекраснейшем саду, разговаривая о разных предметах.

29. На рассвете, простившись с архиепископом и с князем, мы отправились домой. Архиепископ остался еще погостить у Голицына, и оттуда он отправится в Персию. Перед отъездом посол щедро оделил слуг князя, и те горячо заявляли желание, чтобы он почаще посещал их господина.

30 и 31. В день своего рождения посол принимал поздравления своих и обедал у посла датского. Здесь от беспрестанного жаренья и варенья на поварне начался было пожар, но, к счастью, был в самом начале потушен слугами. В первом часу ночи наши музыканты в честь господина посла играли на духовых инструментах и бубнах. Усладительная симфония подняла всех соседей с постелей; все были приятно поражены звуками музыки, заигравшей ночью, в столь необыкновенное для москвитян время.

Август

1. Польский посол приказал солдатам, составляющим его караул, привести к нему одного из царских толмачей и жестоко избил его палками. Толмач, по словам посла, заслужил наказание тем, что позволил себе сказать какую-то дерзость. Царское министерство весьма оскорбилось поступком посла и, не имея возможности иначе отомстить за то или не желая то сделать, перестало с этого времени отпускать деньги, выдававшиеся ему до сих пор на содержание.

2. 3, 4 и 5. Один из наших конюхов умер от горячки. Перед смертью его исповедали и причастили.

6. В Слободе для всех иностранцев, без различия их веры, имеется только одно кладбище. Сюда привезли мы тело и нашего слуги; на кладбище нет постоянных могильщиков: сегодня погребают одни, завтра другие, которые своим примером других обязуют сделать себе такую же услугу в подобных обстоятельствах. Посол лично присутствовал при богослужении. [82]

Сегодня вдова Монс давала в своем доме великолепный пир, на который был приглашен и посол. Дочь госпожи Монс просила посла, чтобы он послал за всей своей музыкой. Посол не мог отказать девице, и его музыканты до поздней ночи услаждали пирующих звуками своих инструментов.

7. Была панихида по нашему служителю, похороненному вчера; при этом, когда стали петь о вечном упокоении души, ясное небо покрылось тучами, полился дождь и разразилась гроза с сильным громом и молнией.

8 и 9. Посол, сблизившись с думным дьяком Украинцевым, посетил его в качестве частного лица. Говорили о том, что Долгорукий и Мазепа со своими войсками двинулись по левому берегу Днепра к Аслану и Перекопу. С другой стороны шестьдесят турецких кораблей, проплыв Очаков, остановились в устье Днепра, чтобы отсюда защищать эту крепость или же броситься на Тавань. Говорили, что в быстрых пучинах Днепра москвитяне потеряли много своих припасов, то есть все, что было доставлено из Киева, Украины и России для продовольствия действующего войска и снабжения острова Тавани, все это погибло при крушении судов. Воевода Салтыков, лишь только пришел к Азовскому морю, приказал срыть Павловскую крепость, которую в прошлом году заложил военный инженер Лаваль, и вместо нее построить другую, для обороны пристанища, при впадении реки Миуса в Азовское море.

10 и 11. Сегодня у москвитян, следующих старому календарю, первое августа. Водосвятие на реке Неглинной, протекающей через Москву, — главное торжество этого дня. В крестном ходе наиболее попов, которые со всех сторон спешат к нему. Впереди идут земские (то есть крепостные, употребляемые на разные услуги в поварнях) с метлами, сзади их солдаты с белыми палками: первые — чтоб очищать улицы от сору, а последние — чтоб отстранять от духовенства народ, жадный до зрелищ и теснящийся в беспорядке. Перед крестом несут огромный фонарь с тремя зажженными в нем свечами; нести крест без огня считают неприличным. На реке устроена площадка, огороженная железной решеткой, которая образует что-то вроде беседки над колодцем; сюда входит духовенство с горящими восковыми свечами, занимает все углы площадки, затем спускаются вниз для совершения соответственных случаю молитв, после освящают воду благословением и троекратным погружением горящей восковой свечи. Вслед за сим патриарх кропит всех присутствующих кропилом, омочив его в священной воде, чем и оканчивается торжество. Сегодня это совершал, по нездоровью патриарха, митрополит крутицкий. Посол со своими чиновниками смотрел на эту церемонию из окон Посольского приказа. Как скоро все таким образом кончилось и духовенство обратно отправилось в церковь [83] обычным порядком, народ обоего пола толпами бросился в реку, и каждый троекратно погрузил голову в освященную воду, веруя, что такое погружение предохраняет от всякого рода бедствий и освящает все тело. Разумеется, так думает только простой народ, который один лишь предан суеверию. С этого дня начинается у русских пост, известный под названием яблочного поста, который продолжается до Успеньева дня.

12. Господин Гваскони показывал пачку писем, которую он получил весьма странным образом. Ночью какие-то люди с криком стали ломиться в его двери, сказываясь жильцами дома, где он имеет пребывание. Лишь только он отворил дверь, как к нему бросили связку писем. Так как письма написаны без связи, без смысла, неправильно, без всякого плана, то ясно, что составитель их человек слабоумный и не имеющий здравого смысла. В Немецкой слободе такая дерзость не обошлась бы так легко проказникам.

13. Сегодня прибыл сюда из Шотландии вместе с женой самый старший сын генерала Гордона; он и жена его исповедуют католическую веру.

14. Так как жена датского посла на сносях, то посол, озабочиваясь тем, чтобы при родах ее можно было послать за повивальной бабкой в Немецкую слободу, просил министерство, чтобы оно, во внимание к такой нужде, приказало не затворять городские ворота, но Ромодановский не уважил, думный же дьяк Украинцев не хотел в это дело вмешиваться.

15 и 16. У русских с новой особенной торжественностью освящаемы были плоды земные.

17 и 18. Мимо нашего дома прошло погребальное шествие: хоронили какого-то боярина из Посольского приказа Жене и родственницам покойного, следовавшим за гробом и плакавшим по умершем, усердно помогали многие наемные плакальщицы.

19. Посол получил из Вены уведомление, что Великое московское посольство из тщеславия сообщило императорскому двору известие о знатной победе над татарами. Потребовав под другим предлогом совещания, посол напомнил министерству, что по силе недавно заключенного договора оба государя обязались сообщать друг другу сведения о всех, как счастливых, так и несчастных, делах. “Это дает мне, — говорил посол, — повод скорбеть о моем несчастии, видя, что оставляют меня в совершенном неведении о счастливых успехах, увенчавших русское войско. Особенно когда стало известно, что татары разбиты и обращены в бегство, оставив 40 тысяч лошадей в добычу своим победителям”. Такое неожиданное сообщение до того поразило министров и канцлера, что они долго не находили что отвечать. Оправившись от смущения, думный дьяк сказал, что “означенную победу Бог ниспослал москвитянам еще до прибытия [84] сюда императорского посла”. Как бы то ни было, только ни один из воинов, бывших в то время в походе, ничего не знал и не мог сказать об этой победе. Из сего я заключаю, что эта победа совершенно была незрима и таинственна.

20, 21 и 22. Хризостом Фёгелейн получил место толмача в Посольском приказе; императорский миссионер господин Эмилиани приводил его к присяге. Сочли предзнаменованием особых событий то обстоятельство, что свеча, зажженная перед русским образом, два раза упала.

23, 24 и 25. Один немецкий прапорщик, исповедовавший лютеранскую веру, перешел в католическую и был на исповеди.

26. В городе сильный пожар, истребивший более сотни домов.

27. Весть о возвращении государя [из-за границы] поразила бояр, и они ежедневно по два раза собираются на совещание. Приказано купеческим сидельцам, чтобы они явились в приказ считать копейки: это мелкая и притом единственная русская монета. Если из них кто оказывался ленив или менее старателен, такого наказывали батогами.

28 и 29. На сих днях некоторые приказные писари пировали со своими женами у какого-то писца. Хозяину особенно понравилась одна из гостий; задумав удовлетворить свою страсть, он стал спаивать всех вином, в особенности же женщин. Гости проникли в лукавый умысел хозяина и со своей стороны, тоже с умыслом, стали потчевать щедро вином хозяйку. Все перепились до того, что падали на пол; тогда хозяин, заметив, где лежала его красавица, под предлогом, чтобы женщины спали спокойнее, погасил огонь. Затем вызвал он мужей в другую комнату для нового состязания, кто кого перепьет. После того все, совершенно пьяные, воротились в покой, где спали женщины. Хозяин пробирается к тому месту, где расположилась его красавица, которая, потому ли, что уже прежде заметила из глаз его любовь, стало быть, легко угадывала замыслы его, или потому, что была нравственнее, пожалуй плутоватее, положила на свое место жену хозяина. Хозяин в темноте не мог открыть обмана женщины и, полный прежних помыслов и ничего не зная, осыпает жену свою поцелуями, обнимает, встречает взаимность, наконец, удовлетворив свою страсть и не ведая еще, что это была его жена, приглашает прочих гостей к тому же. Пьяные сотоварищи охотно принимают его предложение. Когда обман был выдан и совершенно обнаружился, хозяин первый же покатился со смеху от того, как он не только предложил гостям кушанья и питья, но еще пригласил их и в объятия своей жены. Так испорчены нравы москвитян: доводят себя до прелюбодеяния, и сами же потом смеются над тем, что должны бы оплакивать. [85]

30. Десять мятежников решились произвести восстание в среде донских казаков, намереваясь затем пробраться к Архангельской пристани и разграбить там корабли, но полковник Мейер схватил их и связанными привел в Москву. Преступники сознались в своем замысле и были казнены: двоих четвертовали, одному отрубили голову, семерых повесили.

31. Польский посол получил известие из Литвы, что господин Огинский вызвал на поединок молодого князя Сапегу; вызов приняли на себя вместо Сапеги три полковника: Поплавский, Годлевский и Лучко. Все они погибли, а последний из них был изрублен в куски. Князь Сапега, видя неудачу, отослал солдат своих на службу к королю.

Сентябрь

1. Начальник Азова поставил на одном из раскатов, окружающих крепость, орудие и при нем часового. Генерал, начальствующий вместе с Салтыковым войсками, стоящими под Азовом, обходя сторожи, застал часового спящим; тогда с помощью своих солдат он увез оружие, и стук колес не пробудил часового. Сведав про такой поступок генерала, азовский воевода написал в Москву, обвиняя генерала в воровстве. Об этой жалобе рассказывал мне чиновник из приказа, человек, достойный доверия. А как воевода имеет здесь своих покровителей, то потому жалоба его признана была уважительной.

Посол послал секретаря своего благодарить думного дьяка Украинцева за позволение, данное им на провоз вина из Архангельска, и за обещание ускорить отправление миссионеров. Я думаю, однако, что последней услугой со стороны Украинцева мы обязаны более тому, что получено известие о скором приезде государя.

2. 3 и 4. Один капитан, уличенный в беззаконной связи с восьмилетней девочкой, казнен.

Посол посетил думного дьяка [Украинцева] для совещания; при этом благодарил его как за позволение привезти из Архангельска вино и прочие предметы, необходимые в хозяйстве, так в особенности за разрешение, данное наконец, после таких проволочек, миссионерам оставить Московию, коим назначено 12 подвод до границ московских и литовских. Когда зашла речь о военных действиях, думный дьяк сказал: “Долгорукий и Мазепа с неприятельской земли двинулись к Днепру, по сию сторону Очакова, противу белогородских и крымских татар, соединившихся с турками под начальством Сераскир-Паши. 7 июля русские войска сражались с ними с восхода солнца до самого полудня; татары и турки не выдержали наконец огня и орудий большого калибра и отступили. Вдогон за неприятелем воевода Долгорукий послал 12-тысячный отряд под начальством двух сыновей своих, Луки и Бориса. Это заставило татар вернуться [86] восвояси для отражения русских. Окрестности стана князя Долгорукого от частых набегов татар все опустошены и выжжены на огромное пространство”. Прошел было слух о прибытии в Москву какого-то молдавского посла, но думный дьяк положительно опровергнул это, сообщив при этом, что “в Москву действительно приехал один молдаванин, но он капитан, а не посол, и находится здесь не для каких-либо переговоров, а с просьбой представить его московскому патриарху. Москвитяне, впрочем, никогда не доверяли молдаванам; так, например, в последнее время к князю Долгорукому явился с официальным приветствием посол из Молдавии в самый стан его, но был задержан и не будет выпущен до самого окончания похода. Также существует указ его царского величества, запрещающий москвитянам сноситься с молдаванами как с людьми опасными; по оному же указу молдавские священники не имеют уже более права приезжать в Россию; равным образом и русским не дозволяется по своему усмотрению ездить в эту землю, отчего торговые сношения купцов греческих совершенно прекратятся”.

Его царское величество с двумя своими уполномоченными генералом Лефортом и Федором Алексеевичем Головиным, а также с некоторыми другими приближенными вечером прибыл в Москву. Всепресветлейший король польский назначил сопутствовать государю начальника стражи генерала Карловица. Согласно желанию царя Карловиц вместе с молодым поляком знатного происхождения и находящимся в большой милости у короля проводили его до самой столицы. По прибытии сюда государь не поехал в свой замок, Кремль, обширнейшее пребывание царей, но, посетив с княжескою вежливостью некоторые дома тех, которых отличил перед прочими многими знаками своей милости, поспешил в Преображенское соснуть и отдохнуть среди своих солдат в кирпичном доме.

5. Между тем весть о прибытии царя облетела город. Бояре и московская знать во время, назначенное для представления, поспешно явились туда, где отдыхал царь. Стечение поздравляющих было большое, ибо каждый своей поспешностью хотел показать государю, что пребыл ему верным. Хотя первый уполномоченный, Франц Яковлевич Лефорт, не принял никого из своих приверженцев, ссылаясь на усталость от столь продолжительной и почти безостановочной дороги, однако его царское величество всех являвшихся с заявлением верноподданнической преданности принимал с такою готовностью, что, казалось, предупреждал приходивших. Всех тех, которые, по здешнему обычаю, для изъявления почтения падали перед государем ниц, он ласково и поспешно поднимал и целовал их, как самых коротких своих друзей. Ежели москвитяне могут забыть ту обиду, которая наносилась ножницами, тут же без разбора направленными на их бороды, то они могли бы поистине сей день причислить к [87] счастливейшим в своей жизни. Воевода князь Алексей Семенович Шеин первый пожертвовал своей длинной бородой, подставив ее под ножницы. В самом деле, для тех, кто считает священным долгом жертвовать жизнью по воле или по приказанию своего государя, вовсе не было это бесславием, ежели сам царь их был виновником сего. Не приходилось и смеяться друг над другом, так как каждого постигала одинаковая участь по его уже рождению. Сохранили свои бороды только патриарх, святостью своего сана, князь [Михаил] Алегукович Черкасский, уважением к его преклонным летам, и Тихон Никитич Стрешнев, почетной должностью царского сберегателя. Все прочие должны были преклониться перед иностранными нравами, когда ножницы уничтожали старинный их обычай. Рассказывая об иностранных государях, которых он посещал за границей, царь с особенной похвалой отозвался о польском короле. “Все вы вместе и каждый из вас отдельно (так сказал он предстоявшим перед ним боярам и вельможам) для меня не стоите его одного, не потому, что он государь и, следовательно, стоит выше вас, но я уважаю его за то, что он нередко привлекает к себе сердца частных людей”. Такое влияние оставило по себе на царя свободное обхождение друг с другом во время трехдневного свидания его с королем. Он обменялся с последним саблями и теперь имел при себе саблю польского короля. Петр как бы желал сказать этим, что союз его с польским королем связан узлом более крепким, нежели Гордиев узел, и что узел дружбы его с ним не рассечет никакой меч.

6. Царь сделал ученье своим полкам и убедился, что многого еще недостает этим толпам, чтобы можно было их назвать воинами. Он лично показывал им, как нужно делать движения и обороты наклонением своего тела, какую нестройные толпы должны иметь выправку; наконец, соскучившись видом этого скопища необученных, отправился в сопровождении бояр на пирушку, которую по желанию его устроил Лефорт. Пированье длилось до позднего вечера, сопровождаясь веселыми кликами при заздравных чашах и пальбой из орудий. Пользуясь тишиной ночи, государь с немногими из близких к себе отправился в Кремль, повидаться с царевичем, сыном своим, весьма милым ребенком. Дав волю своему родительскому чувству и осыпая сына ласками, три раза поцеловал его; затем, избегая встречи с женой, которая давно уже ему опротивела, он возвратился в свой Преображенский кирпичный дом.

Царское министерство через посредство некоторых лиц любезно дало понять господину послу, чтобы он ради поддержания того Доброго мнения, которое составил уже о себе, следуя здешнему обычаю, не показывался до времени в общественных собраниях да также запретил бы и своим слугам часто выходить из дому. [88]

7 и 8. Говорили, будто царь часа четыре провел в тайной беседе, в чужом доме, с пресветлейшей своей супругой, но этот слух не верен. Люди, заслуживающие большего доверия, утверждают, что царь имел свидание с любимой сестрой своей, Натальей.

Посол просил позволения представиться.

9 и 10. Просьба о приеме была повторена, и дано обещание, что посол скоро будет принят.

И, а по летосчислению старого календаря 1 сентября. Русские начинают новый год, так как они ведут свое счисление от сотворения мира. Этот день москвитяне, по старинному обычаю, праздновали самым торжественным образом; так, на самой большой Кремлевской площади устраивали два престола, весьма богато украшенных: один для царя, другой для патриарха, который являлся туда в епископском облачении, а государь в царском, для внушения большего уважения к верховному достоинству; народ смотрит на него, как на божество, редко показывавшееся ему. После торжественного патриаршего благословения сейчас же вельможи и прочие именитые лица спешили к царю с поздравлениями, и он наклонением головы и движением руки отвечал поздравляющим и желал им со своей стороны всякого благополучия. Эти обряды по причине отсутствия царя уже несколько лет не совершались; возобновить их как устаревшие, отжившие свое время обычаи не позволил дух времени, стремящийся к преобразованиям. Набожность предков, дозволявшая связывать царское величество столькими священными обрядами, казалась ныне уже слишком религиозной. Впрочем, первый день нового года проведен был весело в пиршестве, устроенном с царской пышностью воеводой Шейным, куда собралось невероятное почти множество бояр, гражданских и военных чиновников, а также явилось большое число матросов; к ним чаще всего подходил царь, оделял яблоками и, сверх того, каждого из них называл “братом”. Каждый заздравный кубок сопровождался выстрелом из 25 орудий. Однако и такая торжественность дня не помешала явиться несносному брадобрею. На этот раз обязанность эту отправлял известный при царском дворе шут, и к кому только ни приближался он с ножницами, не позволялось спасать свою бороду, под страхом получить несколько пощечин. Таким образом между шутками и стаканами весьма многие, слушая дурака и потешника, должны были отказаться от древнего обычая.

12. Первый министр Нарышкин пригласил к себе посла и объявил ему, что его царское величество назначил ему прием у себя завтра утром.

13. В четвертом часу пополудни мы отправились, с блестящей свитой, на представление. Это было в великолепном здании, выстроенном государем и уступленном им генералу и адмиралу своему Лефорту для временного жительства. Царское величество [89] окружали, наподобие венка, вельможи. Он резко отличался от всех их изящным величием тела и духа, в свидетельство сокровенного величества. Первый министр Нарышкин и думный дьяк Украинцев, согласно их должностям, занимали ближайшие места при государе. Когда мы поклонились царю с почтением, подобающим высочайшему сану, он приятным мановением обещал нам свой благосклонный прием. Посол приказал нести перед собой две его верительные грамоты для поднесения его царскому величеству: одну держал секретарь, а другую миссионер, господин Франц Эмилиани, как писанную о его деле. Когда их поднесли с глубочайшим почтением, царь принял обе с подобающим уважением, после чего допустил к руке посла, его чиновников и бывших тут миссионеров; затем последовали официальные вопросы о здоровье императора и самого посла, на что даны были с достодолжным уважением ответы, и этим кончился прием.

14. По случаю благополучного возвращения царя в католической церкви пропета была песнь “Тебе Бога хвалим”, при звуках труб и кимвалов.

Его царское величество велел пригласить всех представителей иноземных держав, также бояр и разных лиц чиновных или пользующихся его расположением на большой пир, устроенный на его счет генералом Лефортом. Датский посол, неосторожно выдавший прежде свою верительную грамоту министерству, которое ее требовало, несмотря на свое ходатайство не получил у царя отпускной аудиенции. Но он так вкрался к генералу Лефорту, что в его же покоях, прежде нежели сели за стол, был допущен к целованию царской руки. Той же участи подвергся, за несвоевременную отдачу своей верительной грамоты, и польский посол: потеряв всякую надежду получить у царя аудиенцию, он умолял по крайней мере допустить его к целованию руки, что и было дозволено ему, но только в небольшой комнате, где хранились стаканы и рюмки. Датский посол много хвастался победой своей оттого, что прежде поцеловал руку, и потому требовал себе за столом высшее перед польским послом место. Поднялся несносный спор о преимуществах, и так как ни один из них не хотел уступить другому, то царь вышел из терпения и назвал обоих дураками, весьма употребительным у русских словом, означающим недостаток ума. Когда все сели за стол, его царское величество так выразился о настоящем положении разоренной Польши: “В Вене я от хорошего корму потолстел было, но все взяла назад бедная Польша”. — “Дивлюсь этому, ваше царское величество, — возразил ему польский посол, — я родился там, воспитался и приехал сюда, как видите, жиряком” (он был толст). — “Ты растолстел не там, но в Москве”, — сказал ему на это царь, намекая на достаточное содержание, которое отпускается из казны. [90]

Еще не кончился обед, как его царское величество после весьма оживленного спора с воеводой Шейным вышел в ярости из-за стола. Сначала никто не знал причины удаления государя, но потом оказалось, что он справлялся у солдат, сколько наделал Шеин полковников и прочих офицеров не по заслугам, а за одни лишь деньги. Спустя несколько времени он вернулся и, в страшном гневе, перед глазами воеводы Шеина ударил обнаженным мечом по столу и вскричал: “Так истреблю я твой полк!” В справедливом негодовании царь подошел затем к князю Ромодановскому и к думному дьяку Никите Моисеевичу; заметив, что, однако, они оправдывают воеводу, до того разгорячился, что, махая обнаженным мечом во все стороны, привел тут всех пирующих в ужас. Князь Ромодановский был легко ранен в палец, другой в голову, а Никита Моисеевич, желая отвратить от себя удар царского меча, поранил себе руку. Воеводе готовился было далеко опаснее удар, и он, без сомнения, пал бы от царской десницы, обливаясь своей кровью, если бы только генерал Лефорт (которому одному лишь это дозволялось) не сжал его в объятиях и тем не отклонил руки от удара. Царь, возмущенный тем, что нашелся смельчак, дерзнувший предупредить последствия его справедливого гнева, напрягал все усилия вырваться из рук Лефорта и, освободившись, крепко хватил его по спине. Наконец, один только человек, пользовавшийся наибольшей любовью царя перед всеми москвитянами, сумел поправить это дело. Говорят, что этот человек достиг настоящего завидного своего положения, происходя из самого низкого сословия. Он так успел смягчить сердце царя, что тот воздержался от убийства, а ограничился одними только угрозами.

За этой страшной грозой наступила прекрасная погода: царь с веселым видом присутствовал при пляске и, в доказательство особенной любезности, приказал музыкантам играть те самые пьесы, под какие он плясал у своего, как он выразился, “любезнейшего господина Брата”, то есть царь вспоминал о том бале, который дан был императором в честь его всепресветлейших гостей. Две горничные девушки пробрались было тихонько посмотреть, но государь приказал солдатам их вывести. И тут, при заздравных чашах, палили из 25 орудий, и пирушка приятно продолжалась до половины шестого часа утра.

15 и 16. Посол посетил думного дьяка Украинцева, желая поговорить с ним об известных делах: миссионеры Франц Ксаверий Лёффлер и Павел Иосиф Ярош тоже явились к нему с благодарностью за исходатайствование увольнения, о котором столь долго они хлопотали.

17. Во втором часу [после обеда] пришел пристав в собольей шубе, крытой зеленой шелковой материей, которую при исполнении подобных обязанностей получают из царской казны, как бы из [91] некоего таинственного храма, с тем чтобы возвратить ее после назад. Его сопровождали помощники начальника царской поварни и погреба, окруженные несколькими писарями Посольского приказа, за коими шли земские (обыкновенно прислуживающие на царской поварне) в числе 12 человек, в нарядах, украшенных шелком и с перевязанными на них полотенцами, за которыми тянулись длинным хвостом 200 воинов, несших царские кушанья; кроме того несли напитки, разные водки, вина, меды, пиво и квас. Они накрыли стол весьма тонкой скатертью и поставили на нее золотую солонку, а подле нее два сосуда из того же металла: один с перцем, а другой с солью; в стороне, поблизости стола, красовался на возвышении прибор с царского буфета. Кубки были различной величины, самый большой из них вышиной в локоть; кубки были так установлены, что возле двух больших стояло два меньших кубка, а поставец, покрытый большим числом серебряных и вызолоченных кубков, имел вид органа. Около поставца, вдоль ближайшей стены, поставлены были лавки, а на них огромные сосуды, одни оловянные, другие серебряные позолоченные. Недалеко стоял двухведерный бочонок с квасом.

Устроив все таким образом, пристав прочел приветствие от имени его царского величества, написанное по установленной форме: “Его царское величество, державнейший наш государь, высоко ценя непрерывно сохранявшуюся братскую дружбу с его императорским величеством, тебя, его посла, приветствует и, по особенной своей милости, жалует своим столом”. Господин посол отвечал: “Приношу глубочайшую благодарность его царскому величеству за ту честь и милость, какую оказывает он мне, жалуя своим столом. Я считаю его за величайшее благодеяние и в первом же нижайшем донесении его императорскому величеству, моему милостивейшему государю, с благоговением, соответственным столь высокой милости, упомяну о том”. После того взят был агатовый сосуд, наполненный превосходной водкой, которую посол выпил, а пристав за здоровье его выпил из рубинового ковша наподобие раковины; затем сели за стол. На первом месте посол, на втором пристав; кроме гостей, господ Карбонари, Плейера и четырех миссионеров, тут же обедали еще все чиновники посольства. Когда все уселись, подана была им водка, после чего стали подавать кушанья; в числе разных жарких был также лебедь; всего было 108 разного рода кушаньев, но не многие из них пришлись по вкусу немцам. Первую чашу предложил пристав за здоровье священного императорского величества, затем вторую за здоровье его царского величества, наконец третью — за верных министров августейшего императора и всепресветлейшего царя.

Лукавый пристав вздумал было нарушить обычный порядок, предлагая послу первому выпить за чье-либо здоровье, но хитрость эта не удалась ему. Посол ответил, что ему пить не хочется и что ему [92] как гостю не приходится провозглашать чье-либо здоровье, а потому пусть он сам, угощая от имени его царского величества, исполнит свою должность так, как ему угодно. При обеде присутствовало много москвитян, для разных услуг и поручений. Всем им по старшинству посол собственноручно поднес по чарке вина. Так обыкновенно оканчиваются все торжественные угощения.

18. Сегодня императорский полковник де Граге дал великолепный пир, который удостоил своим присутствием сам царь, несмотря на зубную боль, от которой даже распухли было у него щеки. В то время когда царь неожиданно приехал в столицу, господин генерал Гордон находился в своем поместье, почти в 30 милях от Москвы. Узнав о прибытии царя, Гордон вернулся сегодня в город заявить царю свое почтение и пришел на эту пирушку. По обычаю, он дважды поклонился государю в ноги и просил прощения в том, что слишком поздно явился засвидетельствовать ему свое глубочайшее почтение, причем ссылался на непостоянную погоду и бури. Царь поднял его, поцеловал, и последний хотел было упасть на колени, но тот протянул ему руку. Царь соизволил присутствовать господину послу не только на обеде, но и за ужином, который царь приказал себе приготовить. К этому ужину, кроме посла, были приглашены только три генерала: Лефорт, Гордон и Карловиц. Никогда еще царь не выказывал более непринужденной веселости, как здесь, быть может потому, что тут не было ни одного боярина или другого какого лица, которое могло бы возмутить чувство удовольствия своим неприятным видом.

19 и 20. Представители Польши и Дании жалованы царским столом. Польский посол получил 25 кушаний, а датский только 22, причем каждому из них прислано было по шести ведер разных напитков. Видно, министерство хотело этим способом решить спор о первенстве, поднятый датским послом. Так как посол польский имел более прав на это преимущество, то он и угощение получил первый, и кушанья прислано было ему больше. Датчанин был крайне недоволен тем, что его поставили ниже поляка, и он не мог перенести горя, что разностью угощения он так далеко отстал от других.

Патриарх, когда потребовали у него объяснения, почему до сих пор не исполнено царское повеление относительно заключения царицы в монастырь, оправдывал себя тем, что нашлись лица, дерзнувшие не считать сие повеление справедливым. Царь пришел в сильное негодование и велел своим солдатам посадить в малые извозчичьи повозки архимандрита и четырех попов, которых именно обвинял в этом патриарх, и отвезти их ночью в Преображенское.

Один из императорских саперов по фамилии Урбан, к своему несчастью, довольно подпивши, возвращался к себе домой в Немецкое предместье. Здесь встретил его какой-то буян из русских и, оскорбив его сначала ругательствами, намеревался было побить. Тот, [93] обиженный таковым бесчестьем, притом со стороны столь ничтожного человека, вздумал отразить силу силой и, пользуясь естественным правом обороны от безрассудного обидчика, стал сильно защищаться пистолетом. Пуля слегка скользнула поверх головы нападавшего. Рана не представляла никакой опасности для его жизни, однако же, чтобы жалоба пораненного не наделала большого шума и, дошедши до царского величества, не послужила поводом к делу, Урбан, по полюбовной с ним сделке, дал ему четыре рубля, с тем чтобы тот молчал о случившемся, которого сам был главным виновником. Несмотря на то царю был сделан донос об этом происшествии: Урбан был задержан как виновный в уголовном преступлении, так как нарушение закона вызывает необходимость публичного возмездия, которое не может быть устранено соглашениями частных лиц, ибо каждый, кто обнажит против кого-либо меч или нож, кто бросит копье или с каким-либо смертоносным орудием нападет на другого, отвечает перед законом, хотя бы после этого и не последовала смерть. И пьянство, по мнению москвитян, не может извинить преступника. Когда некоторые справедливо замечали, что пьяное состояние, в котором находился виновный, уменьшает его преступление, то его царское величество сказал решительно: “Saufen — raufen (Напиться — подраться (нем.)), это еще извинительно; но saufen — schie?en (Напиться — стреляться (нем.)) не должно остаться безнаказанным”. Вероятно, он хотел этим сказать, что можно извинять пьяных, которые дерутся между собой руками, а не тех, которые действуют оружием. Из этого я делаю другой еще вывод, что, по мнению москвитян, умеренное пьянство заслуживает извинения, а крайнее надо унимать.

21 и 22. Несчастного Урбана по ходатайству господина посла освободили от смертной казни, но приговорили к наказанию кнутом (жестокий род телесного наказания); однако же стараниями посла Урбан был освобожден и от этого наказания.

23. Господин посол дал великолепный обед, на который явились по приглашению: датский посол, генерал Лефорт со своим родственником, генерал Гордон с начальником стражи генералом Карловицем, полковники де Граге и фон Блюмберг, шведский поверенный Книппер, датский поверенный Бауденан и подполковник Колон; был также и Федор Матвеевич Апраксин, как коротко знакомый с послом. Этот боярин в награду за хорошее исполнение своих обязанностей по управлению за несколько перед сим лет назначен был воеводой над Архангельским портом.

Под вечер втерся в дом какой-то москвитянин, гостям неизвестный и, как можно было судить по одежде и приемам, не из [94] благородных. Он болтал, что царь должен уже находиться здесь либо же скоро пожалует, и потому первый министр прислал его сюда разузнать об этом. Слова его возбудили подозрение в том, не умышляет ли он что-либо дурное. Поэтому генерал Лефорт допрашивал этого человека, зачем и по чьему приказанию пришел он; когда тот замялся, говоря, что забыл имя того, кто послал его сюда, тогда дали ему несколько пощечин и велели солдатам отвести его в Преображенское, с тем чтобы поутру подвергнуть его строжайшему розыску.

24. Какой-то архимандрит прислал господину послу в дар огромный 30-фунтовый хлеб, освященный по народному обыкновению; к этому другой монах, имеющий большое значение, присоединил со своей стороны водку и настойку на яблоках, орехах и вишнях.

Говорят, что генерал Шереметев с разрешения папы и гроссмейстера ордена мальтийских рыцарей наименован кавалером и получил крест сего ордена; слух о сем вызвал общую зависть, и многие подняли крик против генерала.

25. Полк Гордона привел к новому розыску мятежных стрельцов из разных крепостей, находящихся в окрестностях Москвы.

В Тайном совете постановлено, чтобы каждый из приготовляющих лекарства был испытуем, чтобы свидетельства их были рассмотрены и чтобы признанные способными оставлялись в Москве, прочих же отправлять на корабли, недавно построенные.

26, 27 и 28. Федор Алексеевич Головин, бывший недавно вторым полномочным послом при императорском дворе, дал великолепный обед для его царского величества. Для умножения веселья стреляли из орудий большого размера.

29. Одного попа, замешанного в мятеже, допрашивал сам царь, но он доселе ни в чем не сознался, хотя его и стращали кобылкой.

30. Царевич, с любезнейшей сестрой царя Натальей, ездил к царю в Преображенское.

Октябрь

1.15 человек преступников, недавно приведенных [в Москву] и обличенных в измене, колесованы; затем отрублены были головы тем, которые еще жили после этого мучения.

2. Прислано от министерства в наш дворец 12 подвод для препровождения господ миссионеров и их вещей до границ Московского государства.

3. Царь ездил в Новодевичий монастырь для допроса сестры своей Софии, заключенной в сей обители. Общая молва обвиняет ее в том, что она была зачинщицей последних смут. Говорят, что оба при свидании не могли удержаться от слез.

Так как поп, о котором я уже упомянул, уверял, что все попы, сколько ему известно, молились Всевышнему лишь о счастливом возвращении царского величества, то его подвергли пыткам. [95] Жестокие истязания вынудили его наконец сознаться в том, что он воодушевлял мятежников, одобрял их и благословил начало их предприятия.

4 и 5. Все друзья царицы, по подозрению, призваны в Москву. Лишь только по Москве стали явно говорить об удалении царицы от ее супруга, все приняли это известие за зловещее предзнаменование.

Мятежники упорно молчат, почему их подвергают неслыханным пыткам: жестоко избитых кнутами жарят на огне, затем вновь начинают сечь, после чего опять тащат к огню. Таким порядком производится московская кобылка. Царь до того не доверяет боярам и так убежден в том, что они ничего не в состоянии сделать добросовестно, что опасается допустить их хотя малейше до участия в производстве настоящего следствия. Поэтому он сам составляет вопросы, сам допрашивает преступников, вымогает у них признание, тех же, которые продолжают молчать, велит пытать на дыбке. Потому-то в Преображенском (где производится этот жесточайший допрос) ежедневно пылает более тридцати костров.

6 и 7. Императорские миссионеры Франц Ксаверий Лёффлер и Павел Иосиф Ярош получили подарки, состоящие из лисьих мехов, и отправились в Вену на двенадцати подводах.

Подполковник Колпаков после жесточайших пыток лишился возможности говорить. Его поручили попечениям царского врача, с тем чтобы по приведении его в чувство вновь подвергнуть пытке.

Сегодня, по царскому указу, все те лица, которых воевода Шеин произвел за деньги в разные чины, лишены оных.

Весть о жестокости ежедневно производимых пыток дошла до патриарха. Он нашел, что обязанность его требует убедить разгневанного монарха смягчиться. Лучшим для сего средством считал он явиться к царю с образом Пресвятой Богородицы; лик Ее, думал он, пробудит в почти ожесточившемся сердце человечность и чувство естественного сострадания. Но притворная обрядная набожность не могла иметь влияния на точные взгляды правосудия, коими царь измерял великость такого преступления; ибо теперь было такое время, что для блага всей Московии не набожность, но жестокость нужна была, и тот бы весьма погрешил, кто бы такой способ принуждения считал тиранством, ежели с ним сопряжена справедливость, в особенности когда члены государственного тела до того поражены болезнью и подвержены неизлечимому гниению, что для сохранения организма ничего не остается, как железом и огнем уничтожить эти члены. Поэтому слова, коими поразил царь патриарха в ответ на его убеждения, не были недостойны его величия: “Зачем пришел ты сюда с иконой? И по какому долгу твоего звания ты сюда явился? Убирайся отсюда живее и отнеси икону туда, где Должно ее хранить с подобающей ей честью! Знай, что я чту Бога и [96] почитаю Пресвятую Богородицу, быть может, более, чем ты. Но мой верховный сан и долг перед Богом повелевают мне охранять народ и карать в глазах всех злодеяния, клонящиеся к его погибели”.

Говорят, в этот же самый день происходил розыск над одним москвитянином, каким-то дьячком, за то, что в его доме и при его содействии сходилось четверо стрельцов, виновных в государственном преступлении, для таинственных переговоров. Дьячка, как вторично обвиненного в государственной измене, сам царь, сопровождаемый князем Ромодановским и генералом Автамоном, повлек к допросу.

Две постельницы всепресветлейших сестер государя, Жукова царевны Марфы и Вера Софии, самим государем были взяты в Кремле. Испуганные угрозами и после нескольких ударов на пытке, они показали, что ненависть, которую питают все москвитяне к генералу Лефорту и к каждому немцу, была главным поводом к преступному замыслу. Большая часть москвитян, по самой природе своей, имеют столь варварские нравы, что не терпят благодеяний, вносимых в их отечество иностранцами.

9. Царь был восприемником первородного сына датского посла и дал ему имя Петр. С государем принимали участие в крещении ребенка из мужчин: генерал Лефорт, начальник стражи генерал Карловиц и датский поверенный Бауденан, а из женского пола: вдова генерала Менезиуса, полковница фон Блюмберг и девица Монс. Во все время обряда его царское величество был в прекраснейшем расположении духа, целовал ребенка, когда тот, окропленный святой водой, стал было плакать. Датский посол поднес царю табакерку, которую он благосклонно принял и не погнушался обнять хозяина. Вечером явился туда князь Борис Алексеевич Голицын, которого царь, желая заявить свое удовольствие по поводу прибытия гостя, поцеловал, но в то же время, увидев, что любимец его Алексашка, будучи при сабле, пляшет, напомнил ему пощечиной, что с саблями не пляшут, отчего у того сильно кровь брызнула из носа. Та же комета задела бы и полковника фон Блюмберга за то, что тот, невнимательный к царскому замечанию, медлил снять в пляске саблю. Полковник, однако, выпросил себе прощение, хотя с большим трудом. Младшему Лефорту царь велел сообщить послу, что завтра совершена будет казнь преступников.

10. В Преображенском царь, окруженный войском, не допускавшим к нему решительно никого из посторонних, собственноручно отсек головы пятерым преступникам. Другие 230 человек поплатились смертью на виселицах за участие в мятеже. Царь, представители иноземных государей, московские бояре и большая толпа немцев были зрителями сей ужасной трагедии.

Один из стрельцов заявил, что генерал Лефорт дал повод к мятежу; поэтому стрелец был спрашиваем самим царем в присутствии [97] генерала: знает ли он его, чем именно тот заслужил всеобщую ненависть, и считает ли он сам справедливыми те обвинения, которые возводят на генерала? Стрелец отвечал на это, что он не знает генерала, равно как не знает наверное и того, действительно ли тот сделал то, в чем его вообще обвиняют. Он, стрелец, верил письмам, и что ему одному не приходилось разубеждать всех в неосновательности их толков о генерале. Когда царь потом спросил стрельца, что бы он сделал в том случае, если бы предприятие их удалось и если бы царь или сам Лефорт попались ему в руки, то тот немедля отвечал: “Зачем меня об этом спрашиваешь? Сам, чай, лучше можешь рассудить, что бы тогда было! Если бы счастье не изменило нам и мы взяли бы Москву, оставляя в стороне подобные допросы как ненужные, занялись бы боярами, да так, что всем было бы любо!” Стрелец этот, по царскому повелению, колесован главным образом за то, что дерзнул уверять, будто Лефорт уговорил царя отправиться за границу.

Царь, в сопровождении четырех молодых московских дворян, шел за гробом какого-то немецкого подполковника. При этом на царе в знак общественной печали была надета длинная шерстяная мантия.

11. По русским законам каждый, кто найдет утерянную кем-либо вещь, должен принести ее в приказ, где записывается эта вещь и день, когда и кем она принесена. При этом вещи сберегаются в приказе, а животные отводятся в царские конюшни. Таким образом, кто потеряет вещь, тот обращается с розысками о ней в приказ, в случае же пропажи животного отправляется искать его в царскую конюшню; доказав же права свои на отысканный предмет, владелец за легкую и необременительную плату может его выручить. Так, у одного из наших несколько дней тому назад пропала было лошадь; она была возвращена приказом, который взял выкупного за нее три рубля.

12. Выпало чрезвычайно много снега, и был сильнейший мороз.

13. 500 стрельцов, во внимание к их возрасту и из сожаления к их молодости, а также имея в виду незрелость их понятий, освобождены от смертной казни, но им вырезали ноздри, обрезали уши и сослали в отдаленные области с неизгладимым клеймом, свидетельствующим об их преступлении.

Вера, постельница царевны Софии, наперсница всех ее тайн, допрошена царем и подвергнута пытке. Когда ее раздели и стали бить кнутом, заметили, что она была беременна. На вопрос царя, кто был виновником того, та показала на какого-то дьячка и затем, сознавшись как в этой, так и в других винах, о которых была допрошена, освобождена была от дальнейших ударов.

14. Франц Яковлевич Лефорт праздновал свои именины великолепным обедом, которому придало блеска присутствие царя и множества бояр. Думный дьяк Емельян Игнатьевич Украинцев не знаю, [98] чем-то сильно прогневал царя, так что опасался за свою жизнь и потому в уничижении раболепствовал перед ним, моля о милосердии. Сверх того, все бояре, как бы сговорившись, поочередно ревностно ходатайствовали за него. Но царь был непреклонен. Наконец Лефорт, отозвав его в сторону, к окну, со своей стороны всячески пытался оправдать думного, но государь ничем не обнаружил, что думный опять у него в милости.

15 и 16. Жесточайшие истязания, четыре раза возобновлявшиеся, не могли преодолеть упорного молчания Васьки Зорина, предводителя мятежа; наконец на очной ставке со своим 20-летним парнем, которого захватил где-то на границах московских и приневолил к себе в услужение, Зорин рассказал всю историю своих преступных действий. Сегодня же вечером прибыл из Архангельска вице-адмирал царского флота, родом голландец.

17. Говорят всюду, что сегодня его царское величество вновь казнил нескольких государственных преступников. Подполковник Колпаков после длинного ряда истязаний лишился языка и не в состоянии даже пошевелиться, почему вновь поручили его попечению и искусству царского врача. Последний неосторожно забыл было в темнице нож, которым приготовлял ему лекарство. Колпаков, негодуя на то, что лекарство возвращало ему, почти бездыханному, силы и жизнь только для того, чтобы опять подвергнуть его жесточайшим пыткам, хватает нож и подносит к горлу в намерении пресечь им свою жизнь и тем освободиться от мучений; но недостало ему сил на исполнение его замысла, ибо от раны, которую он себе нанес, Колпаков выздоровел и сегодня снова повлечен к пытке.

18. Царь обедал сегодня у генерала Лефорта.