ХРИСТОФОР КОЛУМБ

ДНЕВНИК ПЕРВОГО ПУТЕШЕСТВИЯ

Адмирал также оставил им семена и назначил должностных лиц — альгвасила и нотариуса. Среди прочих людей, что остались на острове, были корабельный плотник, конопатчик, хороший пушкарь, знающий толк в фортификации, бондарь, портной, лекарь. Все остальные, говорит он, были моряками. [174]

Четверг, 3 января. Адмирал не отправился сегодня в путь, так как ночью, как он говорит, пришли трое индейцев из числа взятых на Гуанахани и сообщили, что наутро явятся посмотреть на испанцев много индейцев и приведут с собой своих жен. Море было неспокойно, и поэтому нельзя было послать лодку на берег. Адмирал решил отправиться с божьей помощью в путь завтра. Он говорит, что будь с ним каравелла «Пинта», без сомнения он привез бы в Кастилию целую бочку золота, потому что отважился бы продолжать путь, следуя вдоль берегов этих островов. Но имея один корабль, он не может решиться поступить таким образом во избежание помех, которые воспрепятствовали бы возвращению его в Кастилию. Между тем вернуться он должен обязательно, чтобы дать отчет королям о том, что было открыто.

Все подготовив настолько, что оставалось только отправиться в путь, адмирал созвал всех и обратился к тем, кто должен был остаться здесь, со следующей речью, содержащей указания, каковые давал он, будучи человеком разумным и христианином. Во-первых, — помнить о великих милостях, которые бог оказывал ему и всем другим до сей поры, и о ниспосланных богом благах; за это богу должно постоянно воздавать благодарность и надо ввериться его благостыне и милосердию, остерегаясь его обидеть, и уповать во всем на него, вознося к нему молитвы о возвращении адмирала, каковое, с помощью господа, адмирал обещает елико возможно ускорить; с поддержкой же божьей, все остающиеся должны пре бывать здесь в великой радости. Во-вторых,— адмирал от имени их высочеств просит, поручает и повелевает, чтобы все подчинялись своему капитану, как ему адмиралу самому, ибо он, адмирал, верит в добрый нрав и преданность [этого капитана]. В-третьих, — чтобы все почитали и премного уважали сеньора и короля Гуаканагари и его касиков и старейшин, или «нитайно», и прочих сеньоров более низкого ранга, и избегали, как смерти, действий, обидных для этих особ, ибо все уже имели случай убедиться, чем обязаны [испанцы] Гуаканагари и прочим, да и сама необходимость вынуждает к тому, чтобы король и люди его оставались довольны теми, кто остается на их земле и под их властью; и прежде всего надо стараться мягким и достойным обращением завоевать доверие короля так, чтобы сохранялись у него чувства любви и приязни, дабы, возвратившись, адмирал нашел Гуаканагари еще более дружественно и благоприятно расположенным, чем ныне. В-четвертых, — адмирал приказывает и горячо просит остающихся, чтобы ни одному индейцу и ни одной индианке [175] не причинялись обиды и утеснения и чтобы ничто не бралось у индейцев вопреки их желаниям. Особенно же следует остерегаться и избегать оскорблений и насилий по отношению к женщинам, ибо от этого возникают поводы для распрей и подается дурной пример индейцам и позорится имя христиан, а индейцы твердо убеждены, что мы все посланцы небесных сил и пришельцы с неба и таковыми нас считают. В-пятых, — адмирал наказал остающимся не отделяться друг от друга, не ходить в одиночку и по двое, не углубляться внутрь страны, если только подобное не будет совершено всей группой, и так вести себя впредь до его возвращения. И паче того, не покидать земли и владений этого короля и сеньора, который так любит их и таким добрым и отзывчивым проявил себя. В-шестых, — адмирал призвал их воодушевиться, дабы претерпеть тяготы одиночества, каковы мало чем отличаются от изгнания, хотя остаться здесь люди согласились по своей воле; и быть мужественными, стойкими, готовыми взять на себя выполнение любого дела, и всегда иметь перед собой примеры лишений минувшего плавания и помнить, как утешил, в конце концов, их господь и как возрадовались они, сперва увидав землю, а затем и богатства: ибо с каждым днем открывалось все больше и больше золота. Великие результаты всегда достигаются трудом и никогда не даются даром. А когда таковые [результаты] уже достигнуты, тогда то, что достигается с трудом, кажется особенно ценным и чем больше трудностей и чем дороже обходится достижение цели, тем большим бывает удовлетворение. В-седьмых, — адмирал поручил остающимся свершить следующее: когда выпадет благоприятное время, должны они будут попросить короля, чтобы тот отправил с ними на каноэ и на той лодке, что здесь остается, индейцев, каковые поведут их [испанцев] к востоку и там индейцы укажут, где родится золото. В тех местах надо будет всем сообща выбрать удобный участок для заложения поселения, ибо этой гаванью адмирал не удовлетворен; также следует набрать побольше золота, которое удастся обрести добром и честным торгом, дабы по возвращении адмирал нашел бы много собранного и добытого таким путем золота. В-восьмых, — и это последний пункт — адмирал заверил остающихся, и обещал испросить для них у королей надлежащиe милости и пожалования, ибо воистину их служба и все то, что препоручил он им свершить, заслуживают вознаграждения.

Остающиеся же убедятся, как тороваты на милости католические короли, и будут они, с божьей помощью, утешены по возвращении сюда адмирала. И пусть заранее будут уверены, кто остается здесь, что отнюдь не безделицей считал адмирал их пребывание тут в качестве залога для своего воз вращения, и поэтому память о них не оставит его ни днем, ни [176] ночью; и напротив, забота о тех, кто остался на острове, будет действенной причиной, каковая побудит его ускорить сборы, необходимые для возвращения ⁴⁴.

Остающиеся с готовностью изъявили желание исполнить все, что им было поручено и приказано, и они возложили на адмирала все надежды на поддержку и милости, каковые дол жен он был привезти им от королей, дабы впредь покойна и тиха была их жизнь. Умоляли они адмирала всегда помнить о них и в возможно короткий срок доставить им радость, каковую они все испытают при его возвращении.

Если бы адмирал знал наверняка, что каравелла «Пинта» благополучно вернется в Испанию с таким капитаном, как этот Мартин Алонсо Пинсбн, он не преминул бы свершить то, что входило в его намерения. Но он ничего не знал о Пинсоне и кроме того опасался, что Пинсон, возвратившись в Кастилию, может сообщить королям ложные вести, чтобы избегнуть заслуженной им кары. А такая кара должна быть уделом вся кого, кто причинял и причиняет столько зла, покидая флотилию без разрешения и сводя, таким образом, на нет выгоды, которые могли бы быть извлечены из этого плавания.

Так говорит адмирал, полагая, что бог даст ему добрый путь и поможет во всем.

[ВСТРЕЧА С ПИНСОНОМ И ДАЛЬНЕЙШЕЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ЭСПАНЬОЛЫ] 

Пятница, 4 января. На восходе солнца адмирал приказал поднять якоря и при слабом ветре направился на северо-запад, чтобы выйти из полосы мелей через канал более широкий, чем тот, которым пользовались при входе в бухту. Этот канал, так же как и другие, очень удобен для входа в бухту, у берега которой стоит селение, основанное ныне и названное Навидад [рождество].

Наименьшая глубина в нем от трех до девяти локтей. Про ходы в бухту идут с северо-запада на юго-восток, следуя направлению больших банок, что протягиваются от Святого мыса до Змеиного мыса на расстоянии шести лиг и вдаются в море на добрых три лиги. У Святого мыса наибольшая глубина 8 локтей, и к востоку от него, со стороны берега, простирается пояс мелей, в котором есть, однако, проходы. Низкий песчаный берег идет с северо-северо-запада на юго-юго-восток. Он совершенно плоский, и горы отступают в этих местах от моря на расстояние в четыре лиги. Горные цепи в глубине страны очень высоки. Весь край густо населен. Имеется много больших селений, и в них проживают хорошие люди, как то показал пример общения их с христианами.

Адмирал, выйдя из бухты, направился на восток в сторону большой горы, которая издали казалась островом. На самом [177] же деле она соединяется с сушей узким и низким перешейком. Эту гору, имеющую форму боевого шатра, адмирал назвал горой Христа (Monte Christo). Она расположена прямо на восток от Святого мыса, на расстоянии 18 лиг от него.

В этот день из-за слабого ветра не удалось дойти до горы Христа: к ночи до нее оставалось еще шесть лиг. Адмирал открыл четыре песчаных островка, связанных с большой отмелью, вытянутой с северо-запада на юго-восток.

За этой отмелью располагался большой залив, который врезывался в берег к юго-востоку от горы Христа и в этом направлении протягивался на добрых двадцать лиг. Этот залив должен быть очень мелким. В него впадает немало рек, но все они не судоходны, хотя моряк, который был послан на поиски «Пинты», и говорил, будто видел реку, в которую могут входить корабли.

Корабль стал на якорь в шести лигах от горы Христа, в месте, где глубина моря была 19 локтей, и пробыл здесь всю ночь. Адмирал советует всем, кто направляется к селению Навидад, ознакомиться сперва с берегами у горы Христа и плыть от них на расстоянии более чем в две лиги. Он сам, однако, так не поступил, потому что все берега в этой стороне были ему известны.

Адмирал заключает, что страна Сипанго расположена на этом острове, и в ней есть много золота, пряностей, благовонной смолы и ревеня.

Суббота, 5 января. Перед тем как взошло солнце, адмирал отправился в путь при ветре, дующем с суши. Но затем подул восточный ветер, и он направился на востоко-юго-восток, а за тем на юго-юго-восток, чтобы дойти до бухты, которая показалась между горой Христа и одним островком, и там стать на якорь с наступлением ночи.

Он прошел шесть лиг, отделявших его от горы Христа, и везде глубина моря была не менее 17 локтей, а дно чистое, и проследовал еще на три лиги при таких же глубинах.

Затем глубина уменьшилась до 12 локтей и так было, пока он не дошел до впадающего в море выступа горы Христа. Дальше на протяжении лиги глубина была 9 локтей, дно чистое, усеянное тонким песком. У входа в бухту, между горой и островом, дно оказалось на глубине 3,5 локтей во время отлива. Адмирал вошел в бухту и стал в ней на якорь. Он отправился на лодке на островок и нашел там золу и человеческие следы — признак пребывания здесь рыболовов.

На побережье он видел множество разноцветных камней — тут были целые россыпи прекрасных на вид камней, превосходно обработанных самой природой, и адмирал говорит, что эти камни, подобно найденным на островке Сан-Сальвадор, пригодны для постройки церквей и для сооружения красивых зданий. [178]

Он нашел здесь, на этом островке, много мастичных деревьев. Гора Христа, по его словам, очень красива и высока, изящна по форме и окружена морем и низкой, приятной на вид равниной. Она так высока, что издали кажется островом. За этой горой, к востоку, на расстоянии в 24 мили от нее, адмирал видел мыс, который он назвал Телячьим (Cabo del Ве zerro). От этого мыса к горе тянутся, по крайней мере на добрых две лиги, цепи мелей. Но адмиралу показалось, что среди отмелей были проходы, через которые можно было проникнуть к берегу. Необходимо только плыть в этих местах днем, вы слав лодку вперед для промеров глубин. От горы до Телячьего мыса — четыре лиги, берег везде низкий и очень красивый, но вся прилегающая к берегу часть этой земли гориста, и склоны гор повсеместно возделаны и радуют взор своей прелестью.

В глубине страны с северо-востока на юго-запад идет горная цепь, красивейшая из всех, которые приходилось адмиралу видеть, и очень похожа она на кордовские горы.

Еще дальше видны на юге и юго-востоке высокие горы и широчайшие зеленые долины, в которых текут большие реки. Все это так умиротворяет взор и так прекрасно, что адмирал говорит, будто и в тысячной доле нельзя передать очарование этих мест. К востоку от горы Христа, за Телячьим мысом, видна земля, которая кажется горою. По величине и красоте эта гора не уступает горе Христа. На северо-востоке, четверть к востоку от этой горы, расположена не столь высокая земля, и до нее отсюда расстояние сто миль или около того.

Воскресенье, 6 января. Эта бухта защищена от всех ветров, кроме северного и северо-западного. Но ветры этих направлений дуют здесь редко, да к тому же от них можно укрыться за островком. Глубина бухты до четырех локтей.

На восходе солнца адмирал приказал поднять паруса, чтобы следовать дальше вдоль берега, который все время шел к востоку. Однако прямо на восток не всегда можно было держать курс, из-за многочисленных банок, мелей и подводных камней, часто встречающихся у побережья. Но за этими отмелями есть на берегу удобные бухты, куда ведут доступные для кораблей проходы.

После полудня подул сильный ветер. Адмирал приказал од ному моряку подняться на вершину мачты, чтобы высмотреть, где есть проходы среди мелей. Моряк этот увидел вдали каравеллу «Пинту», которая шла вдоль берега под ветром с кормы.

«Пинта» приблизилась к «Нинье», но ни тот, ни другой корабль не мог из-за мелей стать на якорь, и адмирал возвратился к горе Христа, на десять лиг к западу, а «Пинта» шла вместе с ним.

Мартин Алонсо Пинсон явился на «Нинью» к адмиралу, принес ему извинения и заявил, что он покинул флотилию против своей воли, и привел тому доказательства. Адмирал, однако, [179] говорит, что все эти доказательства были ложны и что из гордыни и жадности Пинсон ушел от него в ту ночь. И он добавляет, что не знает, откуда взялась у Пинсона эта гордыня и чем объяснить бесстыдство, которое он проявлял на протяжении всего путешествия. Адмирал скрыл, однако, свои чувства, не желая потакать сатане, который стремился помешать ему этом плавании и изрядно мешал до сих пор. От одного индейца, из числа переданных в свое время на «Пинту», Пинсон узнал, что на острове, который называется Банеке, есть много золота. У Пинсона был легкий и ходкий корабль, и он решил поэтому отделиться от флотилии и идти дальше, ради своей собственной выгоды, бросив адмирала. Адмирал же желал задержаться [в открытых землях], плавая вдоль берегов Хуаны и Эспаньолы, так как то были дороги к востоку. Затем, говорит адмирал, Мартин Алонсо направился к Эспаньоле, потому что от индейцев он получил сведения, что на этом острове, который называется у них Бохио, есть много золота и имеются золотые рудники. Поэтому-то он подошел к берегу Эспаньолы и пробыл более двадцати дней в одной бухте, расположенной в 15 лигах от Навидада.

Таким образом, оказались верными сообщения индейцев, побудившие короля Гуаканагари отправить к «Пинте» каноэ, на котором адмирал послал своего человека. Но каноэ это яви лось к тому месту, где находилась «Пинта», когда последняя уже вышла в море. Адмирал говорил, что на «Пинте» накопи лось много золота, потому что за наконечник агухеты Пинсону давали куски золота, толщиной в два пальца, а порой и в руку. Пинсон брал себе половину всего приобретенного золота, а другую половину делил между своими людьми. Адмирал добавляет, обращаясь к королям: «Итак, государи-повелители, я сознаю, что чудесным образом повелел господь оставить здесь тот корабль [«Санта-Марию»], потому что место это наилучшее на всем острове для основания поселения и лежит поблизости от золотых рудников».

Также говорит он, что узнал, будто за островом Хуаной, к югу от него, есть другой большой остров и на нем золота гораздо больше, чем на Эспаньоле, и столько его, что там собирают куски золота крупнее куриного яйца. На Эспаньоле добывают в рудниках золото в зернах не более пшеничных.

Тот остров называют индейцы «Яамайе». Адмирал узнал также, что к востоку от Эспаньолы есть остров, на котором живут лишь одни женщины, и об этом говорили ему многие (См. комментарий к письму Сантанхелю и Санчесу. — Прим. перев.). А остров Эспаньола и другой остров — Яамайе — лежат близ материковой земли, на расстоянии от нее в десять дневных переходов на каноэ, или в 60—70 лигах, и на материковой земле люди ходят в одежде. [180]

Понедельник, 7 января. В этот день брали воду для каравеллы и конопатили ее; моряки, которые ходили на берег за дровами, нашли много мастичных деревьев и алоэ.

Вторник, 8 января. Дул сильный ветер с востока и юго-востока, и поэтому адмирал не вышел в море. Он приказал снабдить каравеллу дровами, водой и всем необходимым на весь [обратный] путь. Он имел намеренье проследовать вдоль всего берега Эспаньолы, но не мог осуществить намеченного замысла, ибо люди, которых он назначил капитанами, — братья Мартин Алонсо и Висенте Яньес Пинсоны — и другие, следовавшие их примеру, невзирая на честь, оказанную им адмиралом, обуреваемые гордыней и жадностью, считали, что все должно принадлежать только им одним, и не подчинялись и не желали подчиняться распоряжениям адмирала и говорили о нем неподобающее и недостойное; а Мартин Алонсо бросил адмирала 21 ноября и был в отлучке до 6 января без оснований и без причин — только в силу своего непослушания. И все это адмирал должен был молча терпеть, чтобы довести до благополучного конца свое плавание. И он вынужден был скрывать свои чувства, потому что имел дело с людьми распущенными, и хотя, говорит он, были у него с собой надежные спутники, но не время было карать виновных. Вот почему адмирал решил возвратиться [в Кастилию] возможно скорее и не задерживаться в этих местах.

Адмирал отправился осматривать реку, которая впадала в море на расстоянии большой лиги к юго-юго-западу от горы Христа. Здесь моряки брали воду для пополнения корабельных запасов. Он обнаружил, что песок в устье реки (весьма большой и глубокой) содержит очень много золота, хотя и мелкого, и предположил, что золотые зерна дробятся по пути от верховьев к устью, и что выше по течению на небольшом расстоянии от моря можно будет найти куски золота величиною с чечевицу. Но мелкого золота было здесь огромное количество ⁴⁵.

Так как был час прилива и в устье пресная вода смешивалась с соленой, адмирал приказал подняться вверх по реке на расстояние брошенного камня. Моряки наполнили там два бочонка, опуская их в воду с лодки, а когда вернулись на корабль, увидели, что на обручах сверкают мелкие золотинки. Поэтому адмирал назвал эту реку Золотой (Rio del Oro). В месте впадения в море устье ее пересечено мелью, но выше по течению река эта очень глубока и широка. От нее до селения Навидад 17 лиг. На этом пространстве в море впадает много больших рек; из них особенно приметны три реки, в которых, как полагает адмирал, золота еще больше, чем в Золотой реке, потому что они больше ее, и по ширине почти такие же, как Гвадалкивир в Кордове. От них до золотых рудников нет и двадцати лиг. Адмирал говорит еще, что он не [181] пожелал взять песок, в котором было столько золота, потому что их высочества уже имеют золото у порога своего поселения Навидад.

Единственно, чего он желает, так это скорейшего возвращения, чтобы доставить обо всем вести [королям] и избавиться от дурной компании, в которой он находится: ведь он всегда говорил, что люди эти [Пинсоны] крайне распущенные.

Среда, 9 января. В полночь адмирал приказал поднять якоря и при юго-восточном ветре пошел на востоко-северо-восток. К вечеру он дошел до мыса, расположенного в шестидесяти милях к востоку от горы Христа.

За три часа до наступления ночи адмирал стал на якорь под прикрытием этого мыса, названного Красным (Punta Roxa). Он не отважился выйти в море ночью, так как везде вдоль берегов было множество банок и мелей, которые казались опасными до тех пор, пока с ними не ознакомились. Впоследствии же выяснилось, что места эти проходимы, потому что между отмелями были глубокие каналы и удобные якорные стоянки, защищенные от любых ветров.

Везде вдоль берега, от горы Христа до места, где адмирал бросил якорь, за полосой низких равнин возвышались очень красивые горы, и цепи их тянулись с востока на запад. Любо было поглядеть на эти горы, сплошь возделанные и утопающие в зелени. Со склонов их текли многочисленные ручьи. На берегу имеется множество черепах. Моряки поймали несколько черепах на горе Христа, куда эти черепахи приползли откладывать яйца. Они огромны, величиной с большой щит. Вчера, когда адмирал ходил к Золотой реке, он видел трех сирен (serenas), высунувшихся из воды; но они вовсе не были так красивы, как о них говорят, хотя морды их в самом деле чуть похожи на человеческие лица ⁴⁶.

Адмирал говорит, что раньше он видел этих животных в Гвинее, на берегу Манегеты.

Он отмечает, что в следующую ночь с богом отправится в [обратный] путь, нигде не задерживаясь, потому что уже нашел он то, что искал, и еще потому, что не хочет больше терпеть обид от этого Мартина Алонсо, до тех пор, пока их высочества не узнают всего, что случилось и что было сделано в этом путешествии. «А затем, — говорит он, — я уж больше не потерплю оскорблений со стороны дурных и недобросовестных людей, которые осмелились проявить свой нрав с таким неуважением к человеку, оказавшему им большую честь».

Четверг, 10 января. Адмирал покинул место якорной стоянки и к восходу солнца дошел до реки, расположенной в трех лигах к юго-востоку и названной им рекой Благодати (Rio de Gracia). В устье близ восточного берега ее он стал на якорь. У входа в эту реку расположена песчаная мель и очень узкий проход, которым можно проследовать вверх по течению; глубина [182] его не более двух локтей. Но внутренняя часть устья — хорошая, замкнутая гавань, к сожалению, с частыми туманами. И здесь стояла проклятая каравелла «Пинта», на которой шел Мартин Алонсо Пинсон, Адмирал говорит, что Пинсон пробыл здесь, торгуя с индейцами, 16 дней и приобрел много золота, а этого только Пинсон и желал. А затем, узнав от индейцев, что адмирал находится у берегов того же острова Эспаньолы, и понимая, что ему не миновать встречи с ним, Пинсон направился к адмиралу. Адмирал говорит также, что Пинсон хотел, чтобы люди на «Пинте» присягнули ему в том, что каравелла пробыла на этой реке шесть дней, а не шестнадцать. Но так была явна подлость Пинсона, что невозможно было ее скрыть. У Пинсона, по словам адмирала, было правило — половина всего приобретенного золота доставалась ему. Кроме того, уходя отсюда, он силой захватил четырех индейцев — двух мужчин и двух девушек. Адмирал велел одеть их и высадить на берег, желая, чтобы они возвратились к себе домой. «Подобный поступок, — пишет он, — направлен на благо ваших высочеств, потому что на этом острове все мужчины и женщины принадлежат вам, так же, как и на прочих островах. Но именно здесь, где ваши высочества имеют уже свою крепость, следует оказывать народам почет и покровительствовать им, тем более, что на Эспаньоле есть столько золота и пряностей, и плодородных земель».

Пятница, 11 января. В полночь при ветре, дующем с берега, адмирал вышел из устья реки Благодати и шел к востоку четыре лиги до мыса Красивого Луга (Bel Prado); к юго-востоку от мыса видна была лигах в восьми гора, которую он назвал Серебряной (Monte de la Plata). На восток, четверть к юго-востоку, от мыса Красивого Луга, лигах в восемнадцати от него находился мыс, названный адмиралом Ангельским мысом (Cabo del Angel).

Между Ангельским мысом и Серебряной горой в берег врезывался залив, вдоль которого видны были прелестнейшие земли на свете, высокие и прекрасные. В глубине страны с востока на запад протягивалась огромная и очень красивая горная цепь. У подошвы Серебряной горы расположена была удобная бухта. У входа в нее глубина была около 14 локтей. Гора же эта была очень высока и прелестна на вид. Вся же местность казалась густо населенной, и адмирал предположил, что здесь должно быть много больших рек и золота.

На восток, четверть к юго-востоку, от Ангельского мыса, в четырех лигах от него виднелся выступ берега, которому адмирал дал имя — мыс Железный (Cabo Hierro), и в том же направлении, но на четыре лиги дальше, лежала коса, названная им Сухой (Punta Seca), а еще дальше, на расстоянии шести лиг от Железного мыса, виден был мыс, который получил имя Круглый ('Redondo), и к востоку от него лежал Французский [183] мыс (Cabo Frances), а далее выдавался в море значительный выступ берега, но, казалось, не было близ него удобных якорных стоянок. Далее лежал мыс Доброй погоды (Buen Tiempo) и от него на расстоянии большой лиги к югу, четверть к юго-востоку, находится мыс, который адмирал назвал Обрывистым (Tajado). К югу от него виднелся еще один мыс, до которого было, вероятно, около 15 лиг.

За день адмирал прошел много, так как ветер и течения были попутными. Из-за мелей он не решался стать на якорь, и всю ночь каравелла пролежала в дрейфе.

Суббота, 12 января. В четыре часа утра адмирал направился к востоку при свежем ветре и до наступления дня прошел двадцать миль. За два последующих часа он проделал еще двадцать четыре мили и, увидев на юге в расстоянии 48 миль землю, направился к ней.

Он говорит, что, заботясь о сохранности кораблей, прошел этой ночью всего лишь 28 миль к северо-северо-востоку. Оконечность земли, что показалась на юге, адмирал назвал мысом Отца и Сына (Cabo de Padre e Hijo) потому, что в восточной части этого мыса виднелись две отвесные скалы — одна выше другой. За мысом Отца и Сына, на расстоянии двух лиг от него, адмирал заметил огромный и очень красивый залив, врезывающийся в берег между двух больших гор. Залив этот казался удобной гаванью, и в него вел широкий проход.

Но адмирал не желал задерживаться здесь потому, что было еще раннее утро, и потому, что он намерен был использовать северо-северо-западный ветер, учитывая, что в этих местах большую часть времени дуют противные восточные ветры.

Он продолжал свой путь на восток вплоть до обрывистого утеса, который он назвал мысом Влюбленного (Cabo del Enamorado). Этот мыс находился в 32 милях к востоку от уже упомянутого большого залива, названного Священной бухтой (Puerto Sancto). От мыса Влюбленного виден был на расстоянии 12 миль к востоку округлый, высокий и скалистый выступ берега, похожий на мыс Сан Висенте в Португалии.

Будучи на линии мыса Влюбленного, адмирал заметил между этим мысом и уже упомянутым скалистым выступом огромнейший залив, шириной не менее трех лиг, с очень маленьким островком посередине. Глубина его повсюду была значительной, и корабли могли пройти до самого берега. Адмирал бросил якорь на глубине 12 локтей и тотчас же отправил на берег лодку за водой. Он хотел также знать, есть ли на этом берегу Люди. Но все местные жители успели уже убежать.

Адмирал решил остановиться здесь, желая узнать, составляет ли земля, у которой брошен был якорь, одно целое с островом Эспаньолой: существование залива заставляло его подозревать, что эта земля была самостоятельным островом. Адмирал был поражен, видя, как велик остров Эспаньола. [184]

Воскресенье, 13 января. Адмирал не мог выйти из этой бухты, потому что не было попутного ветра с суши. А он же лал проследовать к другой, лучшей бухте, так как эта была несколько открыта, а также потому, что он намеревался наблюдать 17 января соединение Луны с Солнцем, противостояние Луны с Юпитером и соединение ее с Меркурием, и противостояние Солнца с Юпитером (Это место свидетельствует, что адмирал немного знал астрологию, хотя, как кажется, расположение планет указано здесь неправильно по вине дурного переписчика, который снимал копию [с дневника].— Прим. Лас Касаса.). Все эти явления вызывают сильные ветры.

Адмирал послал людей на берег для сбора «ахе». Они встретили группу индейцев, вооруженных луками и стрелами, и вступили с ними в беседу.

Одного из индейцев удалось уговорить отправиться на каравеллу, и адмирал видел его. Он говорит, что у этого индейца черты лица были менее правильны, чем у других местных жителей, которые встречались ему ранее. Лицо его было измазано сажей: таким образом, видимо, повсеместно индейцы имеют обычай раскрашивать себя в разные цвета.

У него были длинные, заброшенные назад и связанные пучком волосы, украшенные воткнутыми в них перьями попугая. Так же, как и прочие индейцы, они наги. Адмирал рассудил, что эти индейцы — карибы, т. е. пожиратели людей, и что большой залив, который вчера он видел, отделяет эту землю от Эспаньолы. Таким образом, земля эта должна быть островом.

Адмирал спросил явившегося на каравеллу индейца о карибах, и тот знаками объяснил, что земля карибов находится поблизости отсюда, на востоке. Адмирал говорит, что эту землю он видел вчера, прежде чем вошел в бухту. Индеец сказал ему, что на земле карибов есть много золота, и, указав на корму каравеллы, добавил, что там имеются куски золота такой величины.

Золото он называл «туоб» и не понимал слова «каона», которым обозначается этот металл у индейцев передней [западной] части острова. Ему неизвестно было и принятое у индейцев Сан-Сальвадора и других островов название «носай». Бронзу (медь) на Эспаньоле также называли «туоб».

Этот индеец рассказал, что на острове Матинино живут одни только женщины и что там много металла «туоб», т. е. золота или бронзы. Остров же этот расположен восточнее страны Кариб.

Индеец говорил также и об острове Гоанин, где есть много «туоб».

Адмирал указывает, что об этих островах он в минувшие дни много слышал уже от других индейцев и что везде, на всех островах, которые он видел, индейцы жили в страхе перед карибами, или, как их некоторые называли, канибами. [185] 

На Эспаньоле все называют этих людей карибами. Карибы должны быть, по мнению адмирала, людьми отчаянными, потому что бродят они по всем островам и поедают индейцев везде, где удастся им их захватить. Он говорит, что понял некоторые слова, произнесенные индейцем, и поэтому смог извлечь из этого пользу.

Индейцы же, которых он вез с собой, понимали речь этого человека гораздо лучше, чем адмирал, хотя и находили между языком своим и местным разницу, вызванную большим расстоянием, отделяющим их острова от этой земли.

Адмирал приказал накормить индейца и дал ему лоскутки зеленых и красных тканей и стеклянные четки, к которым все индейцы имеют большое пристрастие, а затем отправил его на берег и сказал, чтобы он принес золото, если только оно у него имеется: адмирал полагал, что у этого индейца есть золото, судя по некоторым безделушкам, которыми он себя украсил.

Приблизившись к берегу, моряки увидели, что за деревьями скрывается по крайней мере пятьдесят пять нагих индейцев с волосами столь же длинными, как у кастильских женщин. На затылке они носили султан из перьев попугая и других птиц; у каждого был свой лук.

Индеец, высадившись на берег, заставил всех этих людей положить луки и стрелы и кусок палки, который служит как...(Пропуск в тексте.— Прим. перев.) очень тяжелый, который они носят вместо шпаги. Затем индейцы подошли к лодке, а моряки высадились на берег и принялись, выполняя приказ адмирала, скупать у индейцев их луки, стрелы и иные виды оружия. Но, продав два лука, индейцы не захотели больше ничего отдавать. Более того — они стали готовиться к нападению на христиан, желая захватить их в плен. Они бросились за своими луками и стрелами в то место, где было оставлено оружие, и вернулись, держа в руках веревки, предназначенные, как говорит адмирал, для того, чтобы связать христиан.

Видя, что индейцы бегут к ним, христиане, которые были настороже, потому что к этому их всегда призывал адмирал, кинулись навстречу нападающим и нанесли одному индейцу удар ножом в зад, а другого ранили в грудь стрелой.

Убедившись, что выиграть [в схватке] им придется немного, индейцы обратились в бегство, все как один, хотя христиан было только семь, а их более пятидесяти. При этом одни бросили стрелы, другие луки. Христиане, по словам адмирала, перебили бы много индейцев, если бы им в этом не помешал пилот, посланный на берег в качестве командира отряда. [186]

Христиане тотчас же вернулись на корабль. Адмирал, узнав о происшедшем, сказал, что, с одной стороны, все это его печалит, но в то же время он и рад случившемуся: теперь эти индейцы будут бояться христиан, а они люди, способные на недобрые дела, и, как он предполагает, относятся к племени карибов и едят людей. И если сюда придет лодка, которую он оставил тридцати девяти, испанцам в крепости и селении Навидад, то местные жители побоятся причинять зло пришельцам. Если же эти индейцы и не карибы, то, по меньшей мере, они соседи карибов, и обычаи у них такие же, и они люди без страха, совсем не похожие на обитателей других островов, безоружных и трусливых до безумия. Адмирал добавляет, что он хотел бы захватить в плен несколько этих индейцев, и го ворит, что они давали множество дымовых сигналов, по обы чаю жителей Эспаньолы.

Понедельник, 14 января. Адмирал не вышел в море, так как хотел послать своих людей на поиски жилищ этих индейцев, чтобы захватить пленных, полагая, что обитатели этой земли — карибы; кроме того, плаванию препятствовали сильные восточные и северо-восточные ветры и волнение на море. Но еще днем на берег вышло множество индейцев, и адмирал приказал отряду хорошо вооруженных людей отправиться на берег.

Индейцы сразу подошли к лодке. С ними был человек, посетивший вчера каравеллу и получивший от адмирала разные безделушки. Явился также и король этих индейцев, который передал упомянутому индейцу четки, чтобы тот вручил их, как знак мира и безопасности, людям, что были в лодке. Король с тремя индейцами сел в лодку и был доставлен на каравеллу. Адмирал приказал дать им сухари и мед и подарил королю красный колпак, четки и кусок красного сукна. Спутникам короля он также дал куски сукна. Король обещал назавтра привезти золотую маску и утверждал, что золота очень много и здесь, и в Карибе, и на Матинино. Затем адмирал отправил их всех на берег, и они ушли довольные.

Адмирал говорит, что корпусы каравелл у килей пропускают воду и виной тому конопатчики из Палоса, которые проконопатили корабли из рук вон плохо и скрылись, когда адмирал, обнаружив пороки в их работе, хотел заставить их кое-что переделать.

Тем не менее, несмотря на большую течь, адмирал надеялся, что бог, который привел его сюда, по благости и милосердию своему, вернет его [в Кастилию]. Ведь его небесное величество знало, сколько препон встретил адмирал прежде, чем смог он отправиться из Кастилии. И только он, адмирал, и никто иной был в милости у бога, потому что господь знал его сердце. И только богу и их высочествам ведомо было оно. Все же остальные без всякой причины были враждебны ему. И он [187] говорит дальше: «и по этой причине королевская корона ваших высочеств была лишена дополнительного дохода в сто куэнтос (Куэнто (cuento; множ. число — cuentos) составляло миллион мараведи. Доход в сто куэнтос равен, следовательно, ста миллионам мараведи, 375000—400000 кастельяно.— Прим. перев.) в течение всего времени, прошедшего с тех пор, как я прибыл на королевскую службу, т. е. на протяжении семи лет этот срок истечет в двадцатый день сего месяца января) ⁴⁷, а также и приращения этого дохода за все указанное время. Но всемогущий бог все возместит». Таковы его [адмирала] слова.

Вторник, 15 января. Адмирал говорит, что желает покинуть эти места, — не видит он никакой пользы в задержке, так как уже миновали былые нелады. Он имеет в виду возмущение, учиненное индейцами, и отмечает, что вся масса золота находится в округе селения Навидад, подвластной их высочествам, а бронзы много есть на острове Кариб и в Матинино. Но на острове Кариб добыть ее нелегко, потому что жители этого острова, как говорят, едят человеческое мясо.

Страна карибов кажется отсюда островом, и адмирал принял решение идти к ее берегам, ибо она лежит на его пути, точно так же, как и остров Матинино, который, по слухам, населен безмужними женщинами; он же желает осмотреть и тот и другой остров и взять [с собой в Кастилию] жителей этих земель.

Адмирал отправил на берег лодку. Его люди должны были встретить на берегу короля этой земли, но последний не пришел, потому что, как говорит адмирал, индейское селение находилось где-то далеко; но король, верный своему слову, прислал обещанную золотую корону. На берег пришло много индейцев с хлопчатой тканью, хлебом и «ахе», у всех были луки и стрелы. Уже после того, как на берегу закончился меновой торг, на каравеллу явилось четверо юношей-индейцев, и адмиралу показалось, что они так толково и так ясно говорят об островах, лежащих к востоку, на пути кораблей, что он ре шил взять их с собой в Кастилию.

Люди здесь, по словам адмирала, не имеют железа, и не замечены были у них и другие металлы: впрочем, нельзя за короткое время узнать много о какой-либо стране. И кроме того, что-либо разузнать об этой земле нелегко еще и из-за трудности местного языка; адмирал понимал его только по догадкам, да и индейцы не могли за несколько дней уяснить себе, чего он от них хочет.

Луки у индейцев такой же величины, как английские и французские, а стрелы похожи на дротики, которыми вооружены были индейцы на других, ранее открытых островах, Эти стрелы делаются из отростков стеблей тростника. Они [188] совершенно прямые и в длину имеют 1,5—2 вары (Вара — испанская мера длины, равна 835 мм, - Прим. перев.). К концам таких тростинок прикрепляются острые палочки длиной в 2,5 пальмы (Пальма (пядь) — 270 мм.—Прим. перев.). В эти наконечники индейцы вставляют еще рыбьи зубы или привязывают к ним пучки травы. Стреляют они из лука не так, как в других местах, а особым способом и не очень метко.

Здесь растет много хлопка, тонкого и длинного, и имеется немало мастичных деревьев. Адмирал полагает, что луки индейцы делают из тиса, и считает, что в их стране есть много золота и меди. В изобилии растет здесь «ахи», род пряности, который употребляется в пищу. Все его люди приправляют пищу ахи, и растение это крепче, чем наш перец, и очень полезно для здоровья. Можно ежегодно с одной только Эспаньолы отправлять пятьдесят каравелл, груженных ахи.

Адмирал говорит, что в бухте он нашел много трав, подобных уже встречавшимся ему в море на пути к ныне открытым островам. Поэтому он полагал, что далее к востоку, вплоть до тех мест, откуда он начал открывать новые земли, должны находиться острова. Не подлежит, по его мнению, сомнению, что трава эта растет на небольшой глубине, близ берега, а если это так, то, следовательно, Индии находятся на очень небольшом расстоянии от Канарских островов, быть может менее, чем в 400 лигах.

[ВОЗВРАЩЕНИЕ В КАСТИЛИЮ]

Среда, 16 января. Адмирал вышел из этого залива, названного им заливом Стрел (Golfo de las Flechas), за три часа до наступления дня при ветре, дующем с суши. Затем подул западный ветер, и адмирал взял курс на восток, четверть к северо-востоку, т. е. по направлению к острову Кариб, где живут люди, которых так боятся на этих островах и землях, потому что ходят они по всем морям на своих каноэ и, как говорят, пожирают всех, кого только удается им захватить. Путь ему указали четыре индейца, взятые вчера в заливе Стрел. Когда, по расчетам адмирала, было уже пройдено 64 мили, эти индейцы стали объяснять ему, что теперь остров Кариб находится на юго-востоке. Адмирал решил направиться на юго-восток и приказал убавить паруса. Но не успел он пройти и двух лиг, как подул сильный ветер, весьма благоприятный для плавания в направлении Испании. А адмирал заметил, что люди его стали беспокоиться, когда он отклонился от прямого пути, так как у обеих каравелл была течь, и в этом положении ни на кого, кроме бога, они не могли надеяться. Поэтому адмирал вынужден был отказаться от попытки достичь острова [189] Кариб и снова повернул на прямой путь в Испанию, взяв на северо-восток, четверть к востоку, и прошел по этому направлению до захода солнца 48 миль, или 12 лиг. Индейцы говорили ему, что на этом пути он встретит остров Матинино, населенный безмужними женщинами, а адмирал очень хотел побывать на этом острове, чтобы захватить, как он пишет, с собой для королей пять или шесть его обитательниц. Но он сомневался в том, что индейцы знают, как пройти к острову. А задерживаться [в поисках острова Матинино] он не мог, опасаясь, что вода прорвется в трюмы каравелл. Но адмирал утверждает, что эти безмужние женщины действительно имеются и что к ним в определенное время года приходят мужчины с острова Кариб, расположенного, как он говорит, в 10 или в 12 лигах от Матинино. Если у этих женщин рождаются мальчики, их отправляют на остров мужчин, девочек же матери оставляют с собой.

Адмирал считает, что от залива Стрел до этих двух островов должно быть не более 15 или 20 лиг и что оба острова лежат к юго-востоку от залива; индейцы же не сумели указать ему путь туда.

После того как был потерян из вида мыс на берегу Эспаньолы, названный адмиралом Сан-Тельмо [Терамо] (а это произошло, когда мыс остался на 16 лиг к западу), адмирал прошел 12 лиг на восток, четверть к северо-востоку. Погода была прекрасная.

Четверг, 17 января. Вчера, на заходе солнца, ветер стих. До конца первой вахты песочные часы (ампольеты) были перевернуты четырнадцать раз, а они более или менее точно перевертывались через каждые полчаса. Корабли шли со скоростью четырех миль в час, а за семь часов пройдено было 28 миль.

Затем ветер усилился. Всю вторую вахту, длившуюся десять ампольет, скорость хода была такой же, а затем увеличилась сперва до шести, а затем до восьми миль в час. До восхода солнца пройдено было 84 мили, или 21 лига, на северо-восток, четверть к востоку, а за день, до захода солнца, сделано было еще 44 мили, или 11 лиг, к востоку. На каравеллу один за другим залетели два глупыша. Адмирал видел много травы, такой же, что встречалась ему в море [на пути в эти земли].

Пятница, 18 января. При слабом ветре адмирал плыл всю ночь на восток, четверть к юго-востоку, и, пройдя 40 миль, или 10 лиг, взял на юго-восток, четверть к востоку и в этом направлении прошел до восхода солнца 30 миль, или 7,5 лиги.

Весь день он шел при слабых востоко-северо-восточных и северо-восточных и восточных ветрах, направляясь то на север, то на север, четверть к северо-востоку, то на четверть к северо-северо-востоку [190] и так, суммируя расстояния, пройденные в этих направлениях, проплыл он 60 миль, или 15 лиг. Травы в море было мало. Адмирал говорил, что и сегодня и вчера казалось, что море кишит тунцами, и адмирал полагал, что отсюда они, вероятно, косяками идут к ловлям герцога Кониль и герцога Кадисского.

Одна вилохвостка летала вокруг каравеллы, а затем скрылась в юго-юго-восточном направлении. Поэтому адмирал заключил, что на юго-востоке должны быть какие-то острова.

Он полагал, что оставил к востоко-юго-востоку от Эспаньолы острова Кариб, Матинино и многие другие.

Суббота, 19 января. За ночь адмирал прошел 56 миль на север, четверть к северо-востоку и 64 мили на северо-восток, четверть к северу. После восхода солнца он плыл к северо-востоку при сильном восточно-юго-восточном ветре, а затем в том же направлении, но четвертью к северу. Всего он прошел зa день 84 мили, или 21 лигу. Море кишело мелкими тунцами. Он видел глупышей, рабо де хунко и вилохвосток.

Воскресенье, 20 января. Ветер к ночи стих, но иногда дул порывами и в разных направлениях. За ночь пройдено было 20 миль к северо-востоку. После восхода солнца адмирал проплыл 11 миль к юго-востоку, а затем 36 миль, или 9 лиг, к се веро-северо-востоку. В море снова были огромные косяки тунцов. Воздух, по словам адмирала, был мягким и сладостным, как в апреле или в мае в Севилье, а «море, говорит он, благодаря богу, все время оставалось спокойным».

Появлялись вилохвостки, чайки и множество других птиц. Понедельник, 21 января. Вчера, после захода солнца, адмирал плыл на север, четверть к северо-востоку, при восточных и северо-восточных ветрах. До полуночи он шел с скоростью 8 миль в час и к этому времени покрыл 56 миль. За тем он плыл к северо-северо-востоку, проходя по 8 миль в час, и за ночь сделал 104 мили, или 26 лиг, и держал он курс на северо-восток, четверть к северу. После восхода солнца с тем же восточным ветром он шел к северо-северо-востоку, порой следуя на четверть к северо-востоку. И за одиннадцать часов, а именно столько длился день, он проплыл 84 мили, или 21 лигу, если сбросить одну лигу, которую он потерял, так как отошел назад, чтобы переговорить с «Пинтой».

Стало холоднее, и адмирал говорил, что по мере того, как он все дальше и дальше уходил на север, холода возрастали, а ночи, вследствие сужения земной сферы, становились все более и более длинными.

Появлялось много рабо де хунко, чаек и других птиц. Но рыб стало меньше, и адмирал говорит, что причиной тому охлаждение воды. Он видел много травы. [191]

Вторник, 22 января. Вчера, после захода солнца, адмирал плыл на северо-северо-восток при восточном ветре, который порой дул с юго-востока.

В течение пяти ампольет он проходил 8 миль в час и с такой же скоростью шел и следующие три ампольеты, пред шествующие первой вахте. Итого за время восьми ампольет он проплыл 72 мили, или 18 лиг. Затем в течение шести ампольет он шел на север, четверть к северо-востоку и покрыл еще 18 миль.

За время второй вахты, что длилась четыре ампольеты, он шел со скоростью 6 миль в час к северо-востоку и проплыл таким образом 3 лиги. До восхода солнца в течение 11 ампольет он проходил по шесть миль в час и покрыл семь лиг. 3атем адмирал до 11 часов утра шел к востоко-северо-востоку и проплыл 32 мили.

В 11 часов ветер стих, и в этот день адмирал не продвигался дальше. Индейцы купались в море. Видали рабо де хунко и много травы.

Среда, 23 января. Ночью ветер часто менял направления. Отмечая все это и принимая все меры предосторожности, которые свойственно и должно принимать добрым морякам, адмирал прошел этой ночью 84 мили, или 21 лигу, на северо-восток, четверть к северу. Не раз приходилось ему поджидать «Пинту», потому что она медленно шла на булине; бизань помогала мало, так как бизань-мачта (mezana) была в плохом состоянии. Адмирал говорит, что если бы капитан «Пинты», т. е. Мартин Алонсо Пинсон, приложил бы столько стараний в поисках надежной мачты в Индии (где было так много мачтового леса), сколько проявил он, покидая его в надежде наполнить чрево корабля золотом, он несомненно смог бы установить на каравелле крепкую мачту.

Появились во множестве рабо де хунко и много трав. Небо в последние дни было хмурое, но дождей не было, а море оставалось спокойным словно река, «за что богу должна быть принесена великая благодарность».

После восхода солнца адмирал шел часть дня без помех на северо-восток и проплыл 30 миль, или 7,5 лиг. Затем, в течение остальной части дня он следовал к востоко-северо-востоку и прошел еще 30 миль.

Четверг, 24 января. За ночь адмирал прошел, приноравливаясь к частым сменам ветра, 44 мили, или 11 лиг, к северо-востоку. За день, от восхода до захода солнца, он проплыл 14 лиг к востоко-северо-востоку.

Пятница, 25 января. За часть ночи, или за 13 ампольет, адмирал прошел к востоко-северо-востоку 9,5 лиг. Затем он плыл к северо-северо-востоку на протяжении следующих шести миль. За день, с восхода солнца, он прошел только 28 миль, или 7 лиг, из-за безветрия. [192]

Моряки выловили тунца и убили большущую акулу. Адмирал говорит, что случилось это весьма кстати, так как никакой другой пищи, кроме хлеба, вина и индейского «ахе», на корабле не было.

Суббота, 26 января. За ночь адмирал прошел 56 миль, или 14 лиг, на восток, четверть к юго-востоку. После восхода солнца он плыл то на востоко-юго-восток, то на юго-восток и до 11 часов утра прошел 40 миль, затем он шел против ветра на булине и до ночи прошел 24 мили, или 6 лиг, к северу.

Воскресенье, 27 января. Вчера, после захода солнца, адмирал плыл на северо-восток и на север, четверть к северо-востоку, проходя 5 миль в час, что за 13 часов составило 65 миль, или 16 1/2 лиг. От восхода солнца до полудня он прошел на северо-восток 24 мили, или 6 лиг, а затем до захода солнца еще три лиги на востоко-северо-восток.

Понедельник, 28 января. Всю ночь адмирал плыл на востоко-северо-восток и прошел 36 миль, или 9 лиг. За день от во схода до захода солнца он проплыл на востоко-северо-восток 20 миль, или 5 лиг. Погода была теплая и приятная. Адмирал видел рабо де хунко, чаек и много травы.

Вторник, 29 января. Адмирал плыл на востоко-северо-восток и при южном и юго-восточном ветре прошел 39 миль, или 9,5 лиг. За день он прошел 8 лиг. Погода была очень теплая, как в апреле в Кастилии, а море совершенно спокойное. Множество рыб, что зовутся «дорадо», подплывали к самому борту каравеллы.

Среда, 30 января. За ночь адмирал прошел 7 лиг к востоко-северо-востоку. В течение дня он плыл на юг, четверть к юго-востоку, и прошел 13,5 лиг. Он видел рабо де хунко, много тунцов и травы.

Четверг, 31 января. В течение ночи адмирал прошел на север, четверть к северо-востоку, 30 миль. За день, с восхода солнца до наступления ночи, он проплыл на востоко-северо-восток 13,5 лиг. Видели рабо де хунко и чаек.

Пятница, 1 февраля. Ночью адмирал прошел к востоко-северо-востоку 16,5 лиг и этим же путем за день проплыл 29,25 лиг. Благодаря богу, море было очень спокойно.

Суббота, 2 февраля. За ночь адмирал прошел к востоко-северо-востоку 40 миль, или 10 лиг. Днем при ветре с кормы он плыл со скоростью 7 миль в час и за одиннадцать часов прошел 77 миль, или 19 1/4 лиг. Море, благодаря богу, было очень спокойно, а погода теплая. Так кишело море травой, что, если бы моряки уже не видели бы ее в таких количествах прежде, у них возникло бы опасение, что в этих местах много мелей. Видели чаек.

Воскресенье, 3 февраля. Этой ночью при ветре с кормы и спокойном, хвала богу, море прошли 29 лиг. Адмиралу показалось, что [Полярная] звезда стоит в небе здесь так же высоко [193], как у мыса Сан Висенте. Высоту ее он не мог определить ни астролябией, ни квадрантом — мешало волнение. Днем адмирал плыл на востоко-северо-восток своим путем и прошел 27 лиг за одиннадцать часов.

Понедельник, 4 февраля. Ночью адмирал плыл на восток, четверть к северо-востоку, и порой проходил 12, порой 10 миль в час. Всего за ночь он проплыл 130 миль, или 32,5 лиги. Небо было хмурое и дождливое, погода стояла холодная, и поэтому адмирал заключил, что не вошел еще в воды Азорских островов. После восхода солнца он сменил курс, пошел на восток и сделал за день 77 миль, или 19,25 лиг.

Вторник, 5 февраля. Этой ночью адмирал плыл к востоку и прошел 54 мили, или 14 лиг без половины. За день, делая 10 миль в час, он прошел за одиннадцать часов 110 миль, или 27,5 лиг. Видели чаек и щепки — признак близости земли.

Среда, 6 февраля. Адмирал плыл всю ночь на восток по 11 миль в час и за 13 часов прошел 143 мили, или 35,25 лиг. Видели много птиц, среди них были чайки. Днем адмирал проходил 14 миль в час и покрыл за день 154 мили, или 38,5 лиг. Таким образом, за ночь и день пройдено было около 74 лиг. Висенте Яньес [Пинсон] полагал, что сегодня утром остров Флорес остался к северу, а Мадейра к востоку. Ролдан же ⁴⁸ находил, что остров Файял, или Св. Григория, остался к северо-северо-востоку, а Порто Санто к востоку. Показалось много травы.

Четверг, 7 февраля. Адмирал плыл к востоку по 10 миль в час и в течение ночи за 13 часов прошел 130 миль, или 32,5 лиги. Днем он проходил 8 миль в час и сделал за 11 часов 88 миль, или 22 лиги.

По расчетам адмирала, в это утро корабли должны были находиться в 75 лигах к югу от острова Флорес. Пилот Перо Алонсо [Ниньо] полагал, что корабли находятся на пересечении линий, что с севера проходят между Терсейрой и Санта Марией, а с востока следуют под ветром от острова Мадейры в 12 лигах от его северной оконечности. Моряки видели в изобилии растущую на Азорских островах траву, иную чем встречалась раньше. Но затем снова появилась трава прежнего вида.

Пятница, 8 февраля. Ночью адмирал в течение некоторого времени проходил 3 мили в час, следуя к востоку. Затем он от клонился на четверть к юго-востоку. За ночь пройдено было 12 лиг, а с восхода солнца до полудня еще 27 миль.

За остальную часть дня, до захода солнца, адмирал про плыл еще 27 миль и всего за день прошел на юго-юго-восток 13 лиг.

Суббота, 9 февраля. Часть ночи адмирал следовал к юго-юго-востоку и проплыл три лиги, а затем он взял на юг, четверть [194] к юго-востоку, а спустя некоторое время на северо-восток. До 10 часов утра пройдено было еще 5 лиг, а за остаток дня, до захода солнца, он сделал 9 лиг к востоку.

Воскресенье, 10 февраля. После захода солнца адмирал проплыл до наступления дня 130 миль, или 32,5 лиги. Днем проходил он по 9 миль в час и за 11 часов сделал 99 миль или 24,75 лиги.

На каравелле адмирала пролагали по карте пройденный путь Висенте Яньес [Пинсон], оба пилота — Санчо Руис и Перо Алонсо Ниньо — и Ролдан. Все они считали, что корабли прошли далеко на восток от Азорских островов. Все считали, что пройден последний к востоку остров Азорского архипелага — Санта Мария, и что от этого острова корабли ушли уже на 5 лиг вперед, вступив в воды Мадейры или Порто Санто. Однако адмирал полагал, что очень отклонился от принятого пути и находится вовсе не так далеко к востоку, как то считают пилоты. По его расчетам, этой ночью остров Файял остался прямо к северу, и шел он сейчас по линии, идущей к Нафе, что в Африке, причем эта линия проходила на... (Пропуск в тексте.— Прим. перев.) лиг к северу от расположенного под ветром острова Мадейры. Таким образом пилоты утверждали, что находятся на 150 лиг ближе к Кастилии, чем это предполагал адмирал.

Адмирал говорит, что, когда с помощью божьей, увидят они землю, выяснится, чей расчет вернее. И он говорит еще, что на пути [в Индию] впервые заметили траву в море на расстоянии 263 лиг от острова Иерро ⁴⁹.

Понедельник, 11 февраля. Ночью адмирал шел своим путем делал в час 12 миль и проплыл 39 лиг. За день пройдено было 16,5 лиг. Он видел много птиц и заключил поэтому, что находится близко от земли.

Вторник, 12 февраля. Ночью адмирал плыл со скоростью 6 миль в час и прошел до наступления дня 73 мили, или 18,25 лиг. Поднялась сильная буря, и море начало так волноваться, что, по словам адмирала, не будь «Нинья» такой прочной и столь хорошо приспособленной для плавания, он серьезно опасался бы за ее судьбу.

За день с большим трудом и риском пройдено было 11 или 12 лиг.

Среда, 13 февраля. От захода солнца до наступления дня адмирал провел в неустанных трудах из-за ветра, сильного волнения и бури. На северо-северо-востоке трижды сверкала молния — адмирал говорит, что это признак сильной бури, которая должна пройти или с той стороны, где видны были молнии, или с противоположной. Адмирал шел на спущенных парусах большую часть ночи. Затем поставил часть парусов и проплыл 52 мили, или 13 лиг. Днем ветер приутих, но затем налетел с новой силой, и море стало грозным, и на поверхности его вздымались волны, угрожавшие кораблям гибелью. Пройдено было 55 миль, или 13,5 лиг. [196]

Четверг, 14 февраля. Ночью ветер усилился, волны же были ужасны. Они сталкивались друг с другом и сотрясали корабль, который не мог ни продвигаться вперед, ни вырваться на свободу. А затем, столкнувшись, волны разбивались о корпус корабля. «Нинья» шла только под одним малым нижним пару сом — главное было хоть как-нибудь продержаться на волнах. Так проплыли 3 часа, и за это время пройдено было 20 миль. Ветер все время усиливался, и адмирал, видя, что корабль находится в опасности, вынужден был идти в том направлении, куда влек его ветер, потому что другого выхода не было.

То же произошло и на «Пинте», где был Мартин Алонсо [Пинсон], и она исчезла из вида, хотя всю ночь адмирал давал сигналы фонарем. Сперва на «Пинте» отвечали адмиралу, за тем сигналы прекратились, вероятно, потому, что их нельзя было подавать из-за бури, или потому, что эта каравелла оказалась на большом расстоянии от пути, которым шел адмирал.

Адмирал прошел за ночь на северо-восток, четверть к востоку, 54 мили, или 13,5 лиг. С восходом солнца ветер усилился, и волнение на море стало еще более грозным. Каравелла шла только под одним малым нижним парусом, чтобы можно было идти между волнами, не зарываясь в воду.

Адмирал взял сперва на восток-северо-восток и затем отошел на четверть к северо-востоку.

За шесть часов пройдено было 7,5 лиг. Адмирал приказал выбрать по жребию человека, который был бы обязан [по прибытии] в Кастилию совершить паломничество в храм Святой Марии Гвадалупской и поставить перед ее образом восковую свечу весом в пять фунтов, и он распорядился бросить жребий, для чего велел принести столько горошин, сколько было людей на корабле. На одной из горошин он ножом пометил знак креста, а затем взял колпак, высыпал в него все горошины и тщательно перетряхнул их. Первым, кто вложил руку в колпак, был сам адмирал. Он вытянул горошину с крестом, и таким образом на него пал жребий, и отныне он считал себя паломником, обязанным выполнить данный им обет.

Снова брошен был жребий, чтобы отправить второго паломника в монастырь Св. Марии Лоретской, в Лорето, городе Анконской мархии на папской земле. А монастырь этот считается домом, где наша владычица творила и творит великие чудеса. Жребий пал на моряка из порта Санта Мария Педро де Вилья, и адмирал обещал дать ему денег на дорогу.

Еще одного паломника адмирал решил отправить в монастырь Св. Клары Могерской, где должен был он отстоять всенощную и заказать благодарственную мессу. Снова метали [197] жребий по горошинам, и та, что помечена была крестом, досталась адмиралу.

А затем адмирал и все его люди дали обет: по прибытии на первую же землю всем в одних рубахах направиться крестным ходом на благодарственную мессу в церковь, посвященную на шей владычице. Кроме общих для всех обетов, каждый принял на себя свой собственный, особый обет, потому что никто не думал, что удастся избежать неминуемой гибели во время этой страшной бури.

Опасность возрастала еще и потому, что на корабле было недостаточно балласта (lastre); груз его облегчился, так как съедены были уже запасы провизии и выпиты вода и вино. Адмирал, желая сберечь драгоценное время, не пополнил запасов на островах, имея в виду нагрузить корабль на острове Женщин, к берегам которого намерен он был идти. Он нашел, однако, средство, которое должно было применить в этом случае, и при первой же возможности наполнил порожние бочки из-под вина и воды морской водой. Таким образом, опасность, вызванная недогрузкой корабля, была устранена.

Адмирал указывает на некоторые приметы, которые внушали ему опасения, что господь наш пожелал погубить его здесь, и на другие приметы, позволявшие ему надеяться, что [бог] доставит его в сохранности [в Кастилию], дабы не погубить напрасно вести, которые вез он королям.

Адмирал имел большое желание доставить столь великие вести и доказать тем самым, что он был прав, когда говорил о [будущих] открытиях и их предсказывал. Но величайший страх внушала ему мысль, что он не завершит [свое дело] и что любой комар, как он говорит, может ему повредить и помешать.

Страх этот адмирал приписывает своему маловерию и тому, что ослабла у него вера в божественное провидение. И этому противопоставляет он, с другой стороны, милости, ниспосланные ему богом, который даровал ему такую победу, какой были открытия, ныне совершенные; и бог удовлетворил желания адмирала, ибо после того как в Кастилии были преодолены многочисленные препоны и помехи в его делах и положен конец им и с помощью божьей налажено все это предприятие, и бог, вняв адмиралу, дал ему все, что тот у него просил, можно было надеяться, что дарует господь и сейчас завершение начатого и доставит адмирала в сохранности [в Кастилию]. И главное — однажды уже на пути [в Индии] бог избавил его от опасности, когда он имел веские основания трепетать перед ней: случи лось это, когда все моряки и люди, бывшие с ним, приняли решение возвратиться [домой] и возмутиться против него, и предъявили ему свои требования (См. комментарий 14. — Прим. перев.). Но бог, существующий извечно, [198] дал ему силу и мужество, чтобы устоять против всех.

Для него и в нем самом совершил господь еще многое иное и чудесное в этом путешествии, кроме того, о чем их высочества знают от особ, к ним приближенных. И он говорит, что не должен был опасаться бури, «но по слабости своей и вследствие усталости не мог я быть твердым духом».

Также он говорит, что его очень печалили мысли о двух сыновьях, оставленных в Кордове, в учении, потому что он покинул их сиротами, без отца и без матери, на чужой стороне ⁵⁰. А короли не знают еще, какую службу он сослужил им в этом путешествии, и неведомы им счастливые вести, что везет он в Кастилию, а потому в помыслах своих не имеют его сыновей. И дабы знали их высочества, каким образом даровал адмиралу наш господь победу во всем, что желал он совершить ради открытия Индий, и дабы ведомо их высочествам было, что в тех землях никогда не бывает бурь (что, как указывает адмирал, можно распознать по травам и деревьям, которые растут и рождаются у самого моря), и чтобы в случае гибели его в эту бурю получили короли вести о его путешествии, он взял пергамент и написал все, что мог, о том, что было от крыто, умоляя всякого, кто найдет этот пергамент, доставить его королям. Этот пергамент он обернул провощенной тканью, как следует перевязал, приказал принести большой деревянный бочонок и вложил в него сверток — так, чтобы ни одна живая душа не знала, что содержится в нем, и чтобы все думали, что адмирал выполняет какой-то обет, а затем велел бросить бочонок в море.

Вслед за тем, при сильном ливне и шквалах, ветер отошел к западу и стал дуть в корму, и каравелла шла на одном только парусе пять часов по еще очень неспокойному морю. За эти пять часов пройдено было 2,5 лиги к северо-востоку. Нижний малый парус был снят из опасения, чтобы волны не сорвали его совсем.

Пятница, 15 февраля. Вчера, после захода солнца, небо на западе начало проясняться и по всему было видно, что ожидается западный ветер. Адмирал приказал поднять бонету на главный парус. Море еще очень волновалось, хоть и начинало успокаиваться.

Адмирал шел к востоко-северо-востоку, делая 4 мили в час, и к трем часам ночи пройдено было 13 лиг. После восхода солнца показалась на востоко-северо-востоке земля. Некоторые говорили, что это остров Мадейра, другие же утверждали, будто земля эта — утес Синтра близ Лиссабона. Подул ветер с востоко-северо-востока, сильное волнение на море пошло с запада. Каравелла находилась в 5 лигах от земли. По расчетам адмирала, корабль должен был находиться у Азорских островов, и он полагал, что эта земля один из островов этого архипелага. [199] Пилоты же и [многие] моряки считали, что они находятся уже в виду Кастилии.

Суббота, 16 февраля. Всю ночь каравелла лавировала в от крытом море близ берегов земли, которая признана была островом. Порой адмирал следовал к северо-востоку, порой к северо-северо-востоку, а на восходе солнца он пошел к югу, чтобы приблизиться к острову, берега которого были скрыты туманом. Вскоре адмирал увидел другой остров со стороны кормы, на расстоянии 8 лиг. От восхода солнца до наступления ночи адмирал шел, меняя курс, чтобы приблизиться к земле, при сильном ветре и волнении, относившем его в противоположную сторону.

После возглашения «Salve», т. е. в самом начале ночи, некоторые увидели свет под ветром и, как казалось, на том острове, что был замечен первым. Всю ночь лавировали против ветра, желая насколько возможно приблизиться к берегу, чтобы с восходом солнца увидеть острова. Этой ночью адмирал не много поспал — со среды он не сомкнул глаз и не мог заставить себя заснуть. Он чувствовал, что ноги у него отнимаются, вызвано было это тем, что постоянно он терпел холод и страдал от сырости, ел же он очень мало.

На восходе солнца адмирал взял на юго-юго-запад и ночью приблизился к острову, но из-за тумана не мог узнать, близ какого острова находится.

Понедельник, 18 февраля. Вчера, после захода солнца, адмирал направился в обход острова, чтобы отыскать место, где можно было бы бросить якорь: он желал также вступить в переговоры с местными жителями. В одном месте он стал на якорь, но тут же потерял его. Поэтому пришлось поднять паруса и всю ночь лавировать в открытом море.

После восхода солнца адмирал вторично приблизился к се верному берегу острова, и в месте, которое показалось ему подходящим для якорной стоянки, стал на один якорь. Затем он отправил на берег лодку, и люди его встретились с местными жителями и узнали, что корабль находится у Санта Марии, одного из Азорских островов.

Жители острова указали, где расположена гавань, куда могла бы зайти каравелла. Они говорили, что еще никогда не приходилось им видеть бурю сильнее, чем та, что свирепство вала последние пятнадцать дней, и удивлялись, каким образом адмиралу удалось избежать гибели. Они, говорит адмирал, благодарили бога и проявляли большую радость, когда узнали, что адмирал открыл Индии.

Адмирал отмечает, что в этом плавании его навигационные расчеты были очень точны, и путь, которым он шел, был верно проложен на карте (да будет за это принесена хвала господу нашему), и хотя курс на карте был показан с некоторым опережением (aunque se hacia algo delantero), но адмирал твердо был уверен, что он находится в водах Азорских островов и что [200] этот остров был одним из них. И он говорит, что умышленно показывал более длинные дистанции пройденного пути, чтобы ввести в заблуждение пилотов и моряков, пролагающих курс на карте, и самому остаться господином дороги в Индии, каким он в действительности и остается. И он желал, чтобы никто из них не знал верного пути, и чтобы никто не мог быть уверенным, что маршрут, которым он следует, приведет его в Индии ⁵¹.

Вторник, 19 февраля. После захода солнца на берег явились три островитянина и окликнули адмирала. Адмирал послал лодку, и люди эти прибыли на корабль и привезли кур и свежий хлеб, и было это в день карнавала. Они доставили подарки, посланные начальником острова Жуаном Кастаньедой, и сообщили, что тот хорошо знает адмирала и только из-за позднего ночного времени не явился с визитом, но непременно посетит корабль утром и привезет с собой свежую провизию.

Начальник предупреждал, что с ним приедут трое [португальских] моряков, которые прибыли на остров и которых он не хотел отпустить, не желая лишить их удовольствия выслушать рассказ о плавании, совершенном адмиралом. Адмирал распорядился принять посланцев с почетом и отвести им места для ночлега, потому что было уже поздно, а селение на берегу находилось далеко от гавани.

Так как в минувший четверг, в разгар бури, адмирал и его люди дали обет, что на первой же земле, где окажется храм богоматери, все моряки в одних рубахах отправятся на поклонение к ней и т. п., то адмирал решил отправить половину своих людей к часовне, расположенной вблизи, на самом берегу моря, подобно скиту (hermita). Сам же он пожелал посетить эту часовню позже с остальными людьми.

Видя, что на острове ничто ему не угрожает, и доверяя заверениям начальника [острова] Кастаньеды, и зная, что Португалия находится в мире с Кастилией, адмирал попросил трех островитян, присланных к нему, отправиться в селение и при гласить местного священника отслужить мессу в часовне.

Но когда, выполняя данный обет, первая группа паломников направилась в одних рубахах к часовне, их внезапно окружили конные и пешие люди во главе с начальником острова и захватили всех в плен.

Адмирал, ничего не подозревая, ждал до одиннадцати часов утра возвращения паломников; но когда к этому времени они не вернулись, он стал беспокоиться, предполагая, что либо его люди задержаны на берегу, либо лодка, на которой они отплыли, разбилась о камни. Последнее же могло приключиться, так как весь остров окаймлен цепью подводных камней и очень высоких скал, берег же, на котором стояла часовня, не был виден с корабля, потому что он был скрыт выдающимся в море мысом. Поэтому адмирал приказал поднять паруса и, снявшись с якоря, пошел по направлению к часовне. Вскоре он заметил [201] группу всадников. На его глазах они спешились, с оружием в руках вошли в лодку и направились к каравелле, [видимо] желая захватить адмирала.

Начальник [острова], приблизившись к каравелле, поднялся в лодке во весь рост и потребовал, чтобы адмирал гарантировал его неприкосновенность. Адмирал говорит, что он дал ему та кую гарантию, но осведомился, почему никого из его людей не было в лодке. Затем он пригласил начальника подняться на борт и заверил его, что на каравелле он может поступать, как ему будет угодно. Адмирал желал добрыми словами завлечь Кастаньеду на каравеллу и взять его в плен как заложника. При этом он полагал, что подобным поступком не нарушает данного им заверения, потому что сам начальник, предложив мир и гарантии безопасности, первым отступился от своих обещаний. Но начальник, у которого были, по словам адмирала, недобрые намерения, не решился подняться на каравеллу.

Адмирал, видя, что Кастаньеда не поднимается на корабль, спросил его, на каком основании он задержал на берегу его людей, и заявил, что будет жаловаться на начальника королю Португалии. При этом адмирал сказал, что во владениях королей Кастилии португальцев принимают с честью, и они чувствуют себя там в такой же безопасности, как в Лиссабоне. Он заявил, что короли Кастилии дали ему, адмиралу, рекомендательные письма, обращенные ко всем государям и властителям и ко всем прочим людям, и что он может показать эти письма начальнику [острова], если тот пожелает подняться на корабль. И добавил, что он сам не кто иной, как адмирал моря-океана и вице-король Индий, которые ныне принадлежат их высочествам, и показал ему издали указы, скрепленные подписями и печатями короля и королевы.

Затем он сказал, что короли Кастилии находятся в мире и в дружбе с португальским королем и что они повелели ему оказывать все возможные почести встречным португальским кораблям. И он добавил, что, даже если начальник не пожелает вернуть его людей, он все равно отправится в Кастилию, потому что на каравелле осталось еще столько людей, что он может свободно дойти до Севильи. Если же начальник причинит какую-либо обиду взятым в плен людям, то он и все его присные будут примерно наказаны.

На это начальник и люди, бывшие с ним, ответили, что здесь никто не подчиняется королю и королеве Кастилии, и никто не признает их указов, и никто не боится кастильских государей. И тоном, в котором звучала угроза, начальник предупредил, что он даст всем людям адмирала почувствовать, что такое Португалия.

Выслушав это, адмирал чрезвычайно расстроился. Он говорит, что у него явилась мысль, будто между Кастилией а Португалией уже после выхода его в плавание возникли нелады, [202] и он не мог настолько сдержать себя, чтобы не ответить начальнику так, как в подобном случае следовало ответить. Начальник снова встал во весь рост в лодке и потребовал, чтобы адмирал ввел каравеллу в гавань. При этом он заявил, что поступал и поступает сейчас [с кастильцами] так, как повелел ему его король и повелитель.

Адмирал призвал всех людей на каравелле быть свидетелями сказанного начальником [острова], а затем прокричал Кастаньеде и его спутникам, что клянется не сходить с каравеллы до тех пор, пока не захватит и не привезет в Кастилию ста португальцев и пока не разорит весь этот остров. И затем он вернулся в бухту, где ранее стоял на якоре, потому что погода и ветер были столь скверны, что не позволяли ему предпринять что-либо иное.

Среда, 20 февраля. Адмирал приказал подготовить корабль к плаванию и наполнить все порожние бочки морской водой для балласта, так как каравелла стояла в дурном месте, и он опасался, что ее может сорвать с якоря. Затем он вышел в море и направился к острову Сан Мигель; ему было известно, что на Азорских островах нет ни одной гавани, в которой корабли могли бы себя чувствовать в безопасности в это время года, и поэтому не оставалось иного выхода, как бежать в открытое море.

Четверг, 21 февраля. Вчера адмирал покинул остров Санта Марию и направился к острову Сан Мигель, чтобы отыскать там гавань, где можно было бы переждать непогоду: все время дули сильные ветры, и море было неспокойно. До ночи он шел, не имея возможности увидеть землю из-за тумана и тьмы.

Адмирал говорит, что положение его было малоутешительно, так как на каравелле осталось только трое опытных моряков, — прочие же ничего не смыслили в морском деле. Всю ночь каравелла пролежала в дрейфе. Буря продолжалась, люди изнывали в трудах и опасностях. Правда, бог оказал адмиралу милость: волны набегали только с одной стороны; если бы они сталкивались, как в минувшие дни, — большое несчастье могло бы приключиться с кораблем.

После восхода солнца адмирал, не видя впереди берегов Сан Мигеля, решил возвратиться к острову Санта Мария, чтобы попытаться вызволить своих людей, отобрать захваченную лодку и поднять упущенные якоря.

Он говорит, что после Индий, где всю зиму он плавал, не становясь на якорь, где все время стояла хорошая погода, где ни на один час море не становилось столь бурным, чтобы не возможно было продолжать плавание, его крайне удивляла дурная погода, которая стояла в этой стороне, близ Азорских островов.

Именно в Азорских водах разразилась эта страшная буря, и то же случилось и на пути к Канарским островам. Но когда [203] прошел Канарские острова, плыл он все время при хорошей годе и спокойном море.

И в заключение адмирал говорит: «Правду возвещали святые богословы (teologos) и мудрые философы, — рай земной находится на рубежах востока, потому что именно там лежит местность с мягчайшим климатом (lugar temperadissimo). Земли, ныне им открытые, — говорит он, — это предел во стока» ⁵².

Пятница, 22 февраля. Вчера адмирал бросил якорь у острова Санта Мария, в том месте, где каравелла уже стояла на якоре при первом посещении острова, и тотчас же увидел чело века, который, стоя на прибрежной скале и размахивая плащом, кричал, чтобы корабль не уходил из бухты. Затем прибыла лодка с пятью моряками, двумя священниками и нотариусом.

После того как адмирал дал этим людям слово, что не посягнет на их безопасность, все они поднялись на борт каравеллы. Адмирал принял их с честью, и так как было уже поздно, они, не вступая в переговоры, отправились в отведенное им для сна помещение.

Утром эти люди потребовали, чтобы адмирал предъявил им полномочия от королей Кастилии, чтобы убедиться, что плавание это совершается с ведома испанской короны. Адмирал понял, что все это делается, дабы показать, будто они поступают справедливо и не имеют дурных намерений.

Но так они поступили только потому, что им не удалось овладеть особой адмирала, а они собирались захватить его, ибо прибыли на лодке вооруженные. Однако они увидели, что игра может кончиться не в их пользу, и устрашились угроз адмирала, каковые он имел намерение осуществить. Адмирал был уверен, что они отправились к нему с недобрыми намерениями.

В конце концов, желая вернуть людей, которых португальцы держали в плену, адмирал согласился показать открытое письмо королей Испании ко всем государям и повелителям, рекомендательное письмо и другие указы и грамоты. Ознакомившись с бумагами адмирала, португальцы отплыли на берег удовлетворенные и вскоре вернули всех людей и лодку. От бывших в плену моряков адмирал узнал, что, если бы португальцам удалось его захватить, они никогда не выпустили бы его на волю, ибо начальник острова говорил, что португальский король именно так велел ему поступить.

Суббота, 23 февраля. Вчера погода несколько улучшилась, и адмирал приказал поднять якоря и отправился на поиски Удобной якорной стоянки, которая была ему необходима, чтобы запастись на берегу дровами и камнем для балласта. Однако до самого часа вечерни он не мог отыскать подходящего Места для стоянки. [204]

Воскресенье, 24 февраля. Вчера вечером корабль стал на якорь, ибо адмирал желал запастись дровами и камнем [для балласта], но на море было сильное волнение, и лодка не могла пристать к берегу.

В исходе первой ночной вахты подул ветер с запада и с юго-запада. Адмирал приказал поднять паруса, так как он понимал, насколько опасно оставаться у берегов этого острова на якоре, ожидая попутного ветра, и предполагал, что юго-западный ветер сменится южным. И видя, что погода была благоприятная для перехода в Кастилию, он решил отправиться в путь без дров и балласта.

Адмирал взял на восток и шел до восхода солнца в течение 6,5 часов со скоростью 7 миль, проплыв за ночь 45,5 миль. За 11 часов, от восхода до захода солнца, он прошел 66 миль. Таким образом, за ночь и день сделано было 111,5 миль, или, соответственно, 28 лиг.

Понедельник, 25 февраля. Вчера, после захода солнца, адмирал шел своим путем на восток со скоростью 5 миль в час. Ночью за тринадцать часов он проплыл 65 миль, или 16,25 лиг, а за день, от восхода до захода солнца, прошел еще 16,5 лиг, море же было, благодаря богу, спокойно. На каравеллу залетела очень большая птица, похожая на орла.

Вторник, 26 февраля. При спокойном море адмирал вчера, после захода солнца, плыл своим путем к востоку и за ночь прошел 100 миль, или 25 лиг, делая в час по 8 миль. Утром при слабом ветре разразился ливень. В течение дня пройдено было 8 лиг к востоко-северо-востоку.

Среда, 27 февраля. Всю ночь и весь день адмирал шел, не придерживаясь взятого направления — из-за противных ветров и сильного волнения. Он находился в 125 лигах от мыса Сан Висенте, в 80 лигах от Мадейры и в 106 лигах от острова Санта Мария. Адмирал был очень опечален тем, что буря застигла его именно теперь, когда он был уже у ворот своего дома.

Четверг, 28 февраля. Так же, как и вчера, при разных ветрах адмирал шел то к югу, то к юго-востоку, то направляясь в одну сторону, то в другую, порой следуя и к северо-востоку и к востоко-северо-востоку, и так весь день.

Пятница, 1 марта. За ночь адмирал прошел на восток, чет верть к северо-востоку, 12 лиг. Днем он плыл в том же направлении и прошел 23,5 лиги.

Суббота, 2 марта. За ночь и день, следуя своим путем на восток, четверть к северо-востоку, адмирал прошел 48 лиг.

Воскресенье, 3 марта. После захода солнца адмирал плыл своим путем на восток. Внезапный порыв ветра изодрал все паруса, и каравелла оказалась в большой опасности, от которой, однако, бог пожелал избавить адмирала. Адмирал, чтобы определить, кто должен будет совершить в одной рубахе паломничество [205] к Санта Марии де ла Синта в Уэльве, бросил жребий, который пал на него самого. Все его люди дали обет провести в посте, на хлебе и воде, первый субботний день по возвращении в Кастилию. До того момента, когда изорваны были паруса, адмирал прошел 60 миль.

Затем шли с голыми мачтами при сильной буре и волнах, готовых с обеих сторон поглотить корабль. Заметны были признаки близости земли. Каравелла находилась неподалеку от Лиссабона.

Понедельник, 4 марта. Ночью моряки испытали страшную бурю. Все думали, что ждет их гибель в волнах, которые обрушивались с обоих бортов на палубу корабля. Ветер же, казалось, поднимал каравеллу на воздух. Вода взметалась к небу, молнии сверкали со всех сторон. Адмирал молил бога поддержать его в бедствии, и так, среди бури, шел он до наступления первой ночной вахты, когда господь наш указал ему землю и моряки увидели ее.

Тогда, чтобы не приближаться к незнакомому берегу, ибо неизвестно было, есть ли там бухта или иное какое-нибудь место, где можно было бы спастись от бури, адмирал, вынужденный идти дальше и не видевший другого выхода, приказал поднять малый нижний парус и отойти дальше от берега. И бог сохранил всех, и так плыли они до наступления дня, изнывая в великих трудах, одержимые страхом.

С наступлением дня адмирал узнал землю, к которой приблизилась каравелла. Это была скала Синтра, что стоит у самого устья лиссабонской реки [Тежу], куда он и решил войти, потому что ничего иного сделать не мог. Буря была такая сильная, что, как говорит адмирал, жители селения Каска, в устье реки, все утро молили бога о спасении корабля. Когда адмирал вошел в устье, они пришли на каравеллу, желая поглядеть на людей, чудом избежавших неминуемой гибели.

В час заутрени адмирал пришел к городу Растело на берегу лиссабонской реки, и там местные моряки сказали ему, что никогда еще не было в зимнюю пору таких бурь и что погибло 25 кораблей, шедших из Фландрии, и много других кораблей уже четыре месяца не могут выйти в море.

Адмирал написал королю Португалии, который находится в 9 лигах отсюда, что короли Кастилии велели ему не избегать портов его высочества, если явится необходимость приобрести за деньги что-либо необходимое [для плавания]. Адмирал про сил короля разрешить ему дойти до города Лиссабона: он опасался, что в безлюдном месте ему причинят вред разбойники, которые могут подумать, что на корабле есть много золота, и желал, чтобы король узнал, что он пришел не из Гвинеи, а из Индий.

Вторник, 5 марта. Сегодня Бартоломе Диас ⁵³, командир (patron) большого корабля короля Португалии, также стоявшего [206] на якоре в Растело (корабль же этот был так велик и так хорошо вооружен, что адмирал говорит, будто никогда еще он ничего подобного не видел на своем веку), подошел к «Нинье» на лодке, имея с собой вооруженных людей, и приказал адмиралу сесть в эту лодку и отправиться с отчетом к представителям короля и к капитану упомянутого корабля. На это Колумб ответил, что он адмирал королей Кастилии, и что он не намерен давать подробный отчет кому бы то ни было и не желает покидать корабль, где сейчас находится, и принудить его к этому можно только силой, так как он не в со стоянии оказать вооруженное сопротивление.

Тогда Бартоломе Диас потребовал, чтобы адмирал направил капитана каравеллы. Адмирал заявил, что никто, будь то капитан или иное лицо, не сойдет [с корабля] без применения силы: он полагал, что согласиться на такое требование равносильно тому, как если бы он сам подчинился ему и от правился с отчетом; и, кроме того, адмиралы Кастилии придерживаются правила — прежде умереть, чем выдать своего человека.

Бартоломе Диас несколько смягчился и ответил: пусть адмирал останется при своем решении и поступает, как хочет. Но он попросил адмирала показать ему письма (cartas) королей Кастилии, если таковыми адмирал обладает. Он убедил адмирала показать эти бумаги и тотчас же возвратился на корабль, где доложил обо всем капитану, который звался Алвару Даман. Капитан с большой торжественностью, при барабанах, литаврах и трубах (anafiles), явился к каравелле и после переговоров с адмиралом предоставил ему свободу действий.

Среда, 6 марта. Весть о том, что адмирал пришел из Индии, дошла до Лиссабона, и оттуда сегодня явилось столько народа, желавшего посмотреть на него и на индейцев, что подобное скопище людей изумило всех. И португальцы немало дивились всему, благословляя имя божье и говоря, что его небесное величество даровало эту [победу] королям Кастилии за их вели кую веру и пыл, с которыми они служат богу.

Четверг, 7 марта. Сегодня к каравелле явились неисчислимые толпы народа и много рыцарей (caballeros), и среди них были представители короля, и все славили бога за все, что он дал королям Кастилии и что столь содействует благу и славе христианского мира. И все считали, что дар этот заслужен, потому что их высочества немало положили трудов и немало проявили рвения в борьбе за распространение христовой веры.

Пятница, 8 марта. Сегодня адмирал получил через дона Мартина ди Норонья письмо от короля Португалии, в котором последний просил адмирала явиться в его резиденцию, ибо погода не позволяла королю лично прибыть на каравеллу.

И адмирал отправился в путь, хоть ему это и не хотелось, чтобы рассеять подозрения короля, и на ночлег остановился [207] в Сокабене. Король приказал своим представителям безвозмездно дать адмиралу все то, в чем нуждался он сам и его люди, и исполнить все, что адмирал пожелает.

Суббота, 9 марта. Сегодня адмирал выехал из Сокабена и направился в место, где находился король — в Райскую долину (Valle del Paraiso), что в 9 лигах от Лиссабона. Из-за дождя он смог добраться до резиденции короля лишь к ночи.

Король велел знатным особам своего двора принять адмирала с большим почетом. Также с почетом принял адмирала и он сам. Король оказал адмиралу много милостей и разрешил ему сидеть в своем присутствии и говорил с ним весьма сердечно. Он заверил адмирала, что прикажет самым тщательнейшим образом выполнить все, что может быть полезно королям Кастилии и ему, адмиралу, и при этом сказал, что все это будет сделано за его собственный королевский счет.

Король, казалось, был доволен тем, что путешествие адмирала так хорошо окончилось. Но он полагал, что, по договору, заключенному им с королями Кастилии, земли, открытые адмиралом, должны относиться к его владениям ⁵⁴. На это адмирал ответил, что он не видел этого договора и знает только, что короли ему повелевали не заходить ни в Мину, ни в иное место в Гвинее, и что это было объявлено публично во всех портах Андалусии, прежде чем он отправился в путь. Король весьма милостиво ответил, что нет нужды в этом деле прибегать к услугам третьих лиц. Затем он передал адмирала попечениям приора монастыря Св. Клары, наиболее почетной особы в кругу приближенных к королю лиц, и тот принял его с большим почетом и радушием.

Воскресенье, 10 марта. Сегодня, после мессы, король снова заверил адмирала, что предоставит ему все, в чем только последний испытывает нужду. Король долго беседовал с адмиралом о его путешествии и при этом приказал адмиралу сидеть в его присутствии и оказал гостю знаки внимания.

Понедельник, 11 марта. Сегодня адмирал попрощался с королем, и тот поручил ему кое-что передать от своего имени монархам Испании, проявляя, как и в прошлые дни, великую благосклонность к адмиралу.

Адмирал выехал после обеда, и король отправил с ним в качестве провожатого дона Мартина ди Норонья, и многие знатные рыцари сопутствовали ему некоторое время.

Адмирал прибыл в монастырь Св. Антония, что стоит над селением Виллафранка. В этом монастыре пребывала королева, и адмирал желал посетить ее, чтобы засвидетельствовать свое уважение и поцеловать ее руку. Незадолго до прибытия в [монастырь] Св. Антония он отправил к королеве гонца, уведомляя ее, что не покинет пределов страны, прежде чем ее не увидит. С королевой были герцог и маркиз, и принят адмирал [208] был с большим почетом. Вечером он выехал из монастыря и переночевал в Альандре.

Вторник, 12 марта. Сегодня, в тот момент, когда адмирал собирался выехать из Альандры к своей каравелле, прибыл королевский гонец и от имени короля заявил, что если адмирал пожелает направиться в Кастилию сушей, то он будет сопровождать его и заботиться о ночлеге, о вьючных животных и обо всем необходимом. Когда адмирал покидал его, гонец велел дать мулов адмиралу и его пилоту, который сопровождал Колумба, и адмирал отмечает, что этот человек приказал вы дать пилоту 20 эспадин ⁵⁵. Все это адмирал говорит, чтобы королям Испании было известно, что о« делал [в Португалии]. Адмирал прибыл к каравелле ночью.

Среда, 13 марта. Сегодня в 8 часов, при большом приливе и северо-северо-западном ветре, адмирал поднял якоря и направился в Севилью.

Четверг, 14 марта. Вчера, после захода солнца, адмирал следовал своим путем на юг и перед заходом солнца находился близ мыса Сан Висенте, что в Португалии. Затем он направился на восток, чтобы пройти к Сальтесу, и при слабом ветре шел весь день и к вечеру находился близ Фару.

Пятница, 15 марта. Вчера, после захода солнца, адмирал плыл своим путем до наступления дня, при слабом ветре, и на восходе солнца был у Сальтеса, и в полдень при нарастающем приливе прошел мимо отмели Сальтес в бухту, откуда отплыл он 3 августа прошлого года. И он говорит, что теперь заканчивает свои писания и намерен идти морем в Барселону, так как ему сказали, что в этом городе находятся сейчас их высочества. А в Барселону он направится, чтобы дать им отчет о своем путешествии, которое господь наш позволил ему совершить, желая его прославить.

И верит он убежденно и безраздельно, не допуская никаких сомнений, и твердо знает: бог творит одно только благо, и все на земле, исключая греха, есть благо, и нельзя себе ни вообразить, ни помыслить что-либо без всевышней на то воли.

«Я узнал это во время своего плаванья, — говорит адмирал, — оно чудесным образом подтвердило подобное мое убеждение, как то можно усмотреть из этого описания по многим отмеченным мною чудесам, что свершились во время путешествия, а также и со мною [лично]. Ведь сколько времени нахожусь я при дворе ваших высочеств против воли и желания многих видных особ из вашего дома. И все они были против меня, и высмеивали мое дело, которое, я надеялся, послужит к величайшей славе христианства, и притом слава эта будет достигнута с неслыханной доселе легкостью».

Таковы заключительные слова адмирала, дона Христофора Колумба [в дневнике] его первого путешествия в Индии, совершенного для открытия их. И он был, безусловно, прав и говорил [209] как человек весьма предусмотрительный и обладающий почти пророческим даром, потому что скотоподобные люди не поняли, сколь великие блага мирские и духовные дал Испании бог. И не достойна оказалась Испания из-за своей заносчивости и жадности пользоваться благами духовными; только немногим рабам господним была оказана эта честь. Богу хвала.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествия Христофора Колумба. М. Географгиз. 1956