САМУЭЛЬ КОЛЛИНС

НЫНЕШНЕЕ СОСТОЯНИЕ РОССИИ

изложенное в письме к другу, живущему в Лондоне Сочинение Самуэля Коллинса, который девять лет провел при Дворе московском и был врачом царя Алексея Михайловича.

THE PRESENT STATE OF RUSSIA. IN A LETTER TO A FRIEND AT LONDON; WRITTEN BY AN EMINENT PERSON RESIDING AT THE GREAT CZARS COURT AT MOSCO FOR THE SPACE OF NINE YEARS

Читатель!

Автор этой книги был человек с большими дарованиями и достойно уваженный всеми, с кем он хотел делиться своими чувствованиями; а таких людей было много, и не только в его отечестве, но и во Франции, Италии, Германии, Фландрии, России и других странах.

В России он девять лет занимал почетную должность при Великом Императоре (Great Emperour).

Одаренный необыкновенными способностями, он любил наблюдения и исследования. Особенно занимали его те предметы, которых трудно было достигнуть; может быть, при собирании этих немногих бумаг он встретил столько же затруднений и препятствий, сколько во время всех прочих своих путешествий.

Он имел счастье приобрести благосклонность Великого Царя и его Патриарха (что редко бывает совместно) и, может быть, лучше узнал Россию, нежели все иноземцы, бывшие там прежде и после него.

Эти немногие листы он собрал во время своего пребывания в Москве и намерен был, возвратясь, привести их в порядок и издать под заглавием: Жизнь Иоанна Васильевича. Часть этого сочинения я видел. Но краткая и жестокая болезнь положила конец его предприятию и жизни.

Предлагаемое здесь отдано было одному из его приятелей, который не хотел, чтобы для света погибло сочинение, заключающее в себе так много истинных замечаний о народе Русском (хотя оно не кончено, не обработано). Думаю, что здесь найдутся многие ошибки корректоров и типографщиков; в некоторых, может быть, можно обвинить и самого сочинителя; но я надеюсь, что как его, так и их ошибки будут извинены снисходительно.

Прощай!

Н. Д. [1]

Глава I

Местное положение России уже так известно, что мне теперь бесполезно было бы о нем говорить. Я хотел представить обозрение религии и обычаев ее жителей и для того написал этот небольшой опыт. Надеюсь, что истина извинит простоту наружности, и думаю также, что занимательность предмета, соединенная с пользой, заменит недостатки рассказа. Я имел много удобных случаев узнать Государство Русское и хочу сообщить то, что знаю. В самом деле, ни один человек с дарованиями и способностями не имел еще до сих пор возможности быть в России, потому что Русский народ очень недоверчив и подозревает всех иностранцев, которые расспрашивают о политике или Религии. Он совершенно предан невежеству, не имеет никакой образованности ни в гражданских, ни в церковных делах. И видя в науках чудовище, боится их как огня, оправдывая таким образом древнее изречение: Ars nullum habet inimicum praeter ignorantem (Одни невежды враги наук (лат.)).

В 1560 году от Рождества Христова введено в России искусство книгопечатания (как Тевет рассказывает в жизни Василия) и учреждено также училище языка Латинского; но духовенство (Tribe of Levi) скоро его уничтожило vi et armis (Силой и оружием (лат.)). Итак, с духовенства я начну свое повествование, сказав предварительно, что в России, вопреки обыкновению других народов, всякий мирянин честной жизни и хорошего поведения может сделаться священником.

Народ уже около шести сотен лет исповедует Христианскую веру, введенную здесь каким-то Киевским священником, который исцелил одного из Московских Князей молитвой и тем убедил весь народ принять Св. Крещение. Русская литургия заимствована от Греческой Церкви и писана на Славянском языке, который для Русских так же понятен, как Латинский для папистов. Они подражают Грекам (хотя неудачно) в архитектуре церквей, главное украшение которых состоит в иконах, осыпанных драгоценными каменьями и жемчугами. Допуская живопись в церквах, они не допускают [2] ваяния, потому что Римский обычай молиться статуям почитают за идолопоклонство. Они не становятся на колена в молитвах своих, но лежат, распростершись; а во время некоторых обрядов стоят в церкви целую ночь, крестятся, кладут земные поклоны и бьют головами об пол. В известные промежутки служения они разговаривают о делах, и почти всегда Император занимается делами в церкви, где он окружен всеми своими Боярами; а если кто-нибудь из Бояр (Nobility) не явится, то Царь расспрашивает о причине. В Троицын день Русские распростираются на ветви сикомора, нашего клена (Maple), который они вместе с нами несправедливо называют сикомором. Этими ветвями устлан пол церкви, и все уверены, что Святой Дух нисходит на эти листы, как манна (Manna) на листы дубовые. Инструментальной музыки у них нет, потому что последний Патриарх запретил ее, как употребляемую папистами. Молитвы, совершаемые три часа после восхождения солнечного, называются обеднями (obedny), во время захождения солнца вечернями (vecherney), около часу пополуночи заутренями (zaoutrinys). Miserere mei, Domine, на их языке “Господи, помилуй” (Hospody pomele), повторяется раз сто; и тот священник считается самым лучшим, который может сказать больше молитв не переводя духу. Пять или шесть человек читают громко в одно и то же время, один послание, другой псалом, третий молитву и т.д.

Приходского священника называют попом (Pope), как то: поп Петр, поп Иван; епископа — митрополитом (Metropolite), главного попа — протопопом (Protopope). Попы носят по большей части платье багрового цвета, некоторые зеленого, некоторые же всяких других цветов и отличаются только двумя лоскутками, которые носят по обеим сторонам груди, и красною шапочкой, которою покрывают свое бритое темя. Они никогда не стригут ни головы, ни бороды и тем отличаются от духовенства всех прочих народов. Поп должен быть человеком женатым и мужем одной жены, основываясь на тексте: Святителю подобает быти мужем единой жены. Они женятся рано, чтобы скорее получить место, и жены их также носят знаки отличия по обеим сторонам груди. Обряд крещения только тем отличен от Римского, что младенец весь в купель погружается. Если Папист или Лютеранин принимает Русскую веру, то должен отречься от своего прежнего крещения, проклясть отца и мать и трижды плюнуть через плечо. Иностранцы прежде часто принимали Русскую веру, но теперь они сделались благоразумнее и не хотят продавать душ своих. Замечено некоторыми из здешних старожилов, что из двухсот Англичан, Шотландцев и Голландцев, оставивших веру свою, почти ни один не умер естественной смертью. [3]

Глава II

Русские свадьбы не очень торжественны; не многие окружают невесту до трех часов пополудни, а при выхождении из церкви пономарь (Pannama) или дьячок (Clerk) осыпает невесту хмелем и желает, чтобы у нее столько же было детей, сколько во хмеле былинок; другой, одетый в овчинный тулуп навыворот, идет к ней навстречу и желает, чтобы у нее столько же было детей, сколько волос на его одежде.

Жениха отводят домой молодые люди, невесту же (всю покрытую) отводит старуха, а поп идет со крестом впереди. Они садятся на несколько времени за стол, поставив перед собой хлеб с солью, но ничего не едят. Между тем хор мальчиков и девушек, стоящих наверху, поет свадебные песни, такие непристойные, что сам Аретино (Aaretines) покраснел бы, если бы их услышал. Потом поп и старые женщины ведут невесту в спальню, где старуха советует ей быть веселой и послушной мужу; потом запирают там молодых часа на два. Старуха между тем ожидает признаков девства; получа их, уходит с торжеством, требует от родителей подарков и в первый раз заплетает в косу волосы новобрачной, которые до тех пор висели по плечам. Над потолками домов всегда насыпают на аршин землю для теплоты; но у новобрачных не должно быть земли над головами (в знак того, что смерть тогда не должна быть предметом размышления); и это соблюдается строго.

Жених кладет плетку в один сапог, а драгоценный камень или деньги в другой и велит невесте снимать их; если сперва попадется ей в руки сапог с драгоценным камнем, то он считает ее счастливою и дарит ей этот камень; если же она снимет сперва сапог с плеткою, то считается несчастливой и получает за труды свои удар, который предвещает ее будущую судьбу. Русские обходятся с женами жестоко и держат их в строгом повиновении; но прежде они обращались с ними еще бесчеловечнее, нежели теперь. Года три или четыре тому назад один купец бил жену свою до тех пор, пока мог, плетью пальца в два толщины; наконец заставил ее надеть платье, напитанное водкой, три или четыре раза перегнанной, зажег его, и таким образом несчастная погибла в пламени. Без сомнения, этого злодея скорее назвать можно чудовищем, нежели человеком; такие изверги родятся от тигриц, а не от женщин, и он никак не заслуживает имени человека доброго и мудрого. Самые язычники осуждают такие нехристианские злодеяния:

ostis agadoV kai ecejrwn

thn autou kai khdetai

Гомер. Илиада. 9:341—342 (Пер. Н. Гнедича).

Всего удивительнее, что ее смерть не была отмщена никем, потому что в России нет уголовного закона, который бы преследовал за убийство жены или раба, если убийство совершится в [4] наказание за проступок; но убийство — наказание странное: цель наказания никогда не состояла в прекращении жизни, а всегда в исправлении. Некоторые мужья привязывают жен за волосы и секут совершенно нагих. Такие жестокости, однако ж, редки, и причинами бывают только неверность или пьянство. Теперь, как кажется, мужья уж не так жестоко обходятся с женами, по крайней мере родители стараются их предупредить и, выдавая дочерей своих замуж, заключают условие. Они требуют от зятя, чтобы он снабжал жену приличными платьями, кормил ее хорошей и здоровой пищей, не бил, обращался ласково и предлагают много других условий, сходных несколько с теми правилами, которые предписывают в Англии обыкновения, получившие силу закона (the Common Laws). Когда договор нарушен, они обращаются с просьбой к суду, а суд, как обыкновенно, решает дела не бескорыстно. Я желал бы, чтоб англичане взяли с Русских судов пример в скорости решений, не подражая им в подкупности. Свадьбы людей высшего состояния редко обходятся без колдовства. Я видел, как один жених выбежал из спальни и рвал на себе волосы, как безумный, а когда спросили его о причине смущения, он воскликнул: “Я человек погибший! Я заколдован!” В таких случаях обращаются, обыкновенно, к колдуньям, а они за деньги уничтожают действие чар. Церковь повелевает три дня в неделю, а именно: по понедельникам, средам, и пятницам, наблюдать чистоту телесную. Погрешивший против этого не смеет войти в церковь, не быв прежде в бане. Вступившим во второй брак запрещен вход в церковь, но они могут быть на паперти. Кто вступит в третий брак, тот не допускается к святому причастию. Когда муж считает жену свою бесплодною, тогда уговаривает ее постричься, а сам женится на другой; если же жена не соглашается, то он прогоняет ее в монастырь насильно. Если бы Царица не разрешилась от бремени вторым Царевичем (Czaroidg), родившимся 2 июня 1661 года, после четырех дочерей, то думают, что и она бы отправлена была на богомолье. Задумав жениться, его Императорское Величество собрал многих молодых девушек, и наконец одна из них ему понравилась (она, говорят, и теперь еще сохранила необыкновенную красоту); но духовник царский хотел, чтобы Царь женился на другой девушке, у которой была еще меньшая сестра; и когда явилась избранная Царем красавица, его величество страстно влюбился в нее, и боялись, чтобы она не получила короны, что в самом деле случилось. Он велел возложить на нее Царский венец; но заговор был исполнен: женщины так крепко завязали волосы на ее голове, что она упала в обморок; а они разгласили, что у нее падучая болезнь. Отца ее обвинили в измене за то, что он предлагал дочь свою на избрание, высекли кнутом и сослали в Сибирь (Syberia), где он умер. Девушка до сих пор еще сохранила свое состояние, и с тех пор никаких припадков с ней не было. Император, раскаиваясь [5] в ее оскорблении, назначил ей большое годовое содержание. Царский тесть, Илья Данилович (Eliah the Son of Daniel), не смеет назвать царицу; своею дочерью, никто из ее родственников не смеет признать ее своей родственницей, а Иван Павлович Матюшкин (Iuan Paoloid Martischca) не смеет сказать, что он его дядя. Никому не позволено видеть царевича, кроме его пестуна и некоторых прислужников; но, достигнув пятнадцатилетнего возраста, он показывается народу. Вообще у Русских одни только родственники могут видеть детей, а другим редко позволяют глядеть на них, боясь, чтобы они их не сглазили.

Русские дети обыкновенно здоровы, сильны и питаются молоком матери только месяц, редко два, а после их кормят рожком или из серебряной чаши, сделанной наподобие рога, привязав к узкому ее концу высушенное коровье вымя, из которого дети сосут молоко. Достигнув двухлетнего возраста, они уже соблюдают посты очень строгие. Постов бывает четыре в год, и во время этих постов, так же как и по средам, пятницам и субботам, никто не ест рыбы, все питаются капустою, огурцами, ржаным хлебом и пьют квас (quass), который мало уступает нашему пиву (small Beer).

Русский не станет ни есть, ни пить после того, кто ест мясо. Если лекарство заключает в себе: Cor. cervi, ungul. Al. или pil. Lepor (Рог оленя, копыто лося, волос зайца (сокр. лат.)), он не примет его, хотя бы это стоило жизни; так строго они соблюдают пост. Покаяние их состоит, обыкновенно, во множестве поклонов или ударов головою об пол перед образом, а иногда в воздержании от всяких яств, кроме хлеба, соли и огурцов, и от всяких напитков, кроме воды, в продолжение целого времени года. Того, что называется поганым (Pogano (or unclean)), нельзя есть ни в какое время; сюда относятся: конина, кобылье молоко, ослиное молоко, зайцы, белки, кролики и олени. Терьяк считается поганым, потому что в нем находится мясо виперов (Vipers). Бобровой струи (castorianum), мускуса и цибета Русские внутрь не принимают. Леденец и сахар считаются скоромными (Scarumni), т. е. запрещенными в постные дни. Ножик, которым разрезывали мясо, остается скоромным на целые сутки. Строгое соблюдение постов очень полезно в России, иначе бы Государство скоро разорилось, потому что Русские крестьяне находятся в совершенном рабстве, заботятся только о том, что наполняет желудок, а все, что они приобретают сверх ежедневных потребностей, отбирают помещики или их управители.

Глава III

Патриарх — верховная глава во всех церковных делах, и Царь очень уважает его: но он года с два тому назад почел себя обиженным и удалился в деревню. Говорят, будто он хотел сделать некоторые нововведения или, лучше сказать, [6] преобразования, потому что он не принадлежит к числу обожателей икон, которым Русские очень преданы. Место остается праздным, и до сих пор еще не могут избрать другого Патриарха.

Дворец его стоит рядом с Царским; он каменный и довольно красив по своей величине. Должность патриарха в обрядах Вербного воскресенья (Palm-Sunday) исполняет Митрополит. Обряды совершаются следующие:

Царь, сопровождаемый всеми Боярами и дворянами, в богатой парчовой одежде, выходит пешком, выслав прежде около ста полицейских чиновников (Scavingers) для очищения дороги. Князья (Knezis) ведут его, впереди идет стряпчий (Hand kerchief-Bearer), с богато вышитым платком на руке. Они отправляются в церковь, называемую Иерусалимом. Неподалеку от церкви Царь всходит на одно плоское возвышение, сложенное из камня, и молится; потом вступает в церковь и через час оттуда возвращается, держа в правой руке повода Патриаршего коня, которые четыре ярда (Ярд равняется трем фут. Пр. Пер.) длиною и позади Царя еще поддерживаются тремя сановниками. Патриарх сидит боком на коне, покрытом тонким белым полотном, держит в руке богатый крест и благословляет народ. На голове его не митра, а венцеобразная низкая шапка, вся выложенная золотом и осыпанная драгоценными каменьями; узкие края этой шапки обложены горностаями, [он] не так уж непохож на Эльмо де Мамбрино, со шлемом Мамбрино, который Дон Кихот отвоевал у цирюльника, однако в простой Англии это ничто [иное] как таз. У всех Митрополитов, протопопов и попов головы покрыты. Толпа мальчиков расстилает разноцветные куски сукна, от 4 до 5 ярдов длиною, перед статным конем Патриарха. Бояре и Дьяки (Chancellors) несут вербы, большой отряд войска лежит, распростершись лицами к земле. Мальчики в белых одеждах едут на повозке, на которой укреплено дерево с привязанными яблоками, и срывают яблоки. Между тем все оглушены гудящими колоколами; потому что здесь колокола самые большие в свете, и Его Величество ими восхищается. Один из них, как говорят, весит больше 30 тонн. По окончании празднества патриарх посылает его величеству мешок с деньгами, в котором находится сто рублей (Rubbles). Если бы его Святейшество ежедневно давал мне такое жалованье, то я бы охотно стал ему служить.

В великую пятницу Патриарх становится в одно углубление, сделанное в церкви, благословляет народ и говорит следующую проповедь: “Идите, и не употребляйте ни пищи, ни пития в продолжение трех дней”. Ночью он лежит распростершись и молится до Светлого Христова Воскресенья.

Один Русский крестьянин, служивший одному Англичанину, пошел из любопытства посмотреть на эти обряды и, нечаянно услышав повеление три дня не употреблять пищи, возвратился домой очень печальный; господин спросил о причине его смущения, и он отвечал: Патриарх [7] мне велел три дня поститься, а я сегодня ничего не ел и боюсь умереть с голоду”. Невзирая, однако ж, на голод и неудовольствие, он непременно хотел исполнить данное повеление и досадовал на свое несчастное любопытство до тех пор, покуда Воскресение его утешило. В Светлое Христово Воскресенье Русские приветствуют друг друга поцелуями (как женщины, так и мужчины) и меняются красными яйцами, говоря: “Христос воскресе” (Christos vos creesh). На Святой неделе все служители царские и дворяне целуют руку Патриарха и получают либо золоченые, либо красные яйца: высшие сановники по три, средние по два, а низшие по одному.

Пьянство почитается самым сильным выражением радости на праздниках, и чем торжественнее день, тем больше неумеренность. Мужчины и женщины не считают за бесчестье шататься на улице. После большого угощенья, или потчеванья (Poctivat) (между женщинами высшего сословия), хозяйка посылает своего главного управителя осведомиться о здоровье гостей, узнать, благополучно ли они доехали домой и хорошо ли почивали, а гости отвечают: “Благодарю твою барыню за хорошее угощение, я была так весела (пьяна, pian), что, право, не знаю, как и домой доехала!” Прекрасная похвала! Мать часто дает своему ребенку ласковые прозвания, например, Алмаз (almaus my Diamond) и проч. Дьяка посольского приказа (Diack of Posolsky Precaus) называют Борисом Ивановичем (Boris Ivanoidg), а его настоящее имя Илья Иванович (Eliah Ivanoidg).

Глава IV

Русские похороны странны: немедленно после смерти везут тело в церковь, где оно стоит недолго, а потом хоронят на кладбище. Жена умершего обязана голосить и других нанимает для того же. Но этот обряд имеет мало основания, потому что обычай, а не любовь, заставляет ему следовать. Овидий обо всем женском поле заметил: Ut flerent oculos erudiere suos (Они приучили глаза свои плакать (лат.)).

Русские думают, что похороны тем великолепнее, чем больше женщин голосит. Таков был у древних римлян обряд, называемый Praeficae (Плакальщицы (лат.)). Женщины жалобным голосом кричат (так, как ирландцы О hопе): “Ах! Ты моя душенька (Timminny Dooshinca). Милый мой! Зачем ты меня покинул! Не я ли тебе во всем повиновалась! Не пеклась ли я о твоем доме? Не рожала ли я тебе детей-красавцев! Уж у тебя ли не всего было вдоволь?” Или так: “Тебе ли было умирать? Жена у тебя красавица! Дети прекрасные! Всякого добра у тебя было много! Вдоволь платья и водки!” Как скоро кто умрет, так отворяют окна, ставят чашу с святою водою, чтобы душа покойника в ней купалась, и блюдо с кашей в головах мертвого для того, чтобы он утолил голод, готовясь к долгому пути.

Потом надевают на ноги покойнику черные сапоги, кладут ему в рот несколько [8] копеек (Copeakes), а в руку дают письмо (от Митрополита) к Николаю Чудотворцу, в котором описаны жизнь и поведение покойного.

Тем, которые умерли без покаяния, соборования, отказывают в христианском погребении. Убитых или замерзших привозят в Земский Приказ (Zemzky precaus), куда эти и многие подобные случаи относятся, и там выставляются тела на три или четыре дня. Если сыщутся какие-нибудь родственники или знакомые, то они их увозят; в противном случае тела отсылаются в большое подземелье со сводами, которое называется Божьим домом (Bosky or Boghzi Dome (i.e., God's House)); там складывают от ста до двухсот трупов и оставляют до весны (Midsummer), а весною приходят попы, погребают их и засыпают землей.

Тридцать дней после погребения родственники приходят читать Псалтырь над могилою, выстроив небольшой шалаш из рогож, чтобы защититься от непогоды, но значение этого обряда для меня непонятно.

На масленице, перед Великим постом (In the Carnaval before Quadragessima, or Lent), Русские предаются всякого рода увеселениям с необузданностью, и на последней неделе поста так много, как будто им суждено пить в последний раз на веку своем. Некоторые пьют водку, четыре раза перегнанную, до тех пор, пока рот разгорится и пламя выходит из горла, как из жерла адского (Bocca di inferno); и если им тогда не дают выпить молока, то они умирают на месте. Гораздо благоразумнее, по моему мнению, поступают наши англичане: они держат от себя огонь в надлежащем отдалении, а именно на расстоянии трубки от носу. Это обыкновение поэт Эпикуреец называл варварством: Inter potandum pugnare Thracum est, barbarum tollite morem, verecundumque rixes prohibite Bacchum (Только Фракийцам свойственно драться за вином; прекратите этот варварский обычай, удержите от ссор учтивого Вакха (лат.)).

Некоторые, возвращаясь домой пьяные, падают сонные на снег, если нет с ними трезвого товарища, и замерзают на этой холодной постели. Если кому-нибудь из знакомых случится идти мимо и увидеть пьяного приятеля на краю погибели, то он не подает ему помощи, опасаясь, чтобы он не умер на его руках и боясь подвергнуться беспокойству расследований, потому что Земский Приказ умеет взять налог со всякого мертвого тела, поступающего под его ведомство. Жалко видеть, как человек по двенадцати замерзших везут на санях; у иных руки объедены собаками, у иных лица, а у иных остались одни только голые кости. Человек двести или триста провезены были таким образом в продолжение поста. Из этого можете видеть пагубные последствия пьянства, болезни (Epidemick), свойственной не России одной, но и Англии. [9]

Глава V

Иконописание [есть] самое безобразное и жалкое подражание греческой живописи. Когда я спросил, для чего Русские изображают богов своих такими уродливыми, мне отвечали, что они не горды. Когда образ от времени испортится, его несут в образные лавки, там оставляют, выбирают новый и кладут деньги в замену, потому что такую мену не хотят называть куплею. Если денег для продавца не довольно, то он их от себя отодвигает, а покупщик прибавляет больше, покуда продавец удовольствуется.

Стертый образ бросают в реку и, перекрестясь, говорят ему: “Прости!” (Prosti). И если кто-то из Собратьев сходится с Юпитером (Jove), он превращается в Нептуна (Neptune), и они, крестясь, плачут: “Прости Брат, Бог с тобой, Брат”. (Вероятно, смысл фразы в описании контрастной смены стихий: Юпитер – (огонь) – Нептун (вода)). Во время пожаров особенно стараются спасти образа; но когда они не избегнут пламени, то их не называют сгоревшими, а говорят, что они выбыли (gone up). Если сгорит церковь, то Русский не скажет, что она сгорела, а скажет, что она вознеслась. Таковы их мелочные странности; удивительно, что они не утверждают с Анаксагором, что снег черен.

Иногда они держат иконы перед огнем, думая, что помощь зависит от их произвола. Один Русский, думая остановить огонь таким образом, держал своего Миколу (Micola) так долго, что сам едва не сгорел, и, видя, что помощи нет, бросил его в огонь. Черт тебя возьми. Они украшают иконы каменьями, очень драгоценными.

В нынешнем году одна женщина, украсившая прежде своего Миколу жемчугом и впавшая потом в бедность, пришла в церковь и просила Миколу, чтобы он ссудил ей несколько драгоценных каменьев, потому что она терпела нужду. Видя, что икона ничего не отвечала, она сочла молчание знаком согласия и осмелилась снять несколько рубинов; но поп это заметил, донес на нее, и суд приговорил отрубить ей обе руки. Приговор был исполнен три месяца тому назад.

В частных домах Русские обыкновенно украшают и обнажают иконы, смотря по своему изобилию или недостатку; претерпев большие потери, они возвращаются домой и обирают Миколу донага. Ересь наказывается огнем. Еретик выходит на кровлю небольшого домика и оттуда спрыгивает во внутренность; на него бросают солому с лучинами (Luchines); пламя скоро задушает его. Satis superque severa est haec animadversio (Довольно и слишком строго это наказание (лат.)).

Монахи и монахини не так строго следуют своему званию, как Римско-Католические. Монахи торгуют солодом, хмелем, всякого рода хлебом, лошадьми, рогатым скотом и всем, что приносит им выгоды. Монахини всюду выходят: некоторые просят подаяния, другие посещают женщин высшего сословия и возвращаются назад в монастырь. Это действительно чистые монахини. [10]

Сейчас, когда я рассуждаю о Русской Церкви, не будет лишним затронуть эту трагическую историю, произошедшую во времена нашего английского Резидента, который, имел обезьянку, знаменитую среди Московитов тем, что брала деньги в пасть, и шла на рынок, и показывала их продавцам яблок, которые по доброте давали ей орехи и яблоки; многие из таких обезьяньих шалостей приветствовались. Но сейчас мы приближаемся к катастрофе ее веселья. Будучи недовольной развеселой ролью на местном рынке (Foro), она начинает играть роль божества (lu dere cum Sacris) и идет к церкви, не принимаемой английским Домом, куда прокрадывается и сбрасывает их Богов. Священник, пораженный тем, что сделано, перекрещивается тысячи раз, и снова ставит Богов на их места, заклинает неправдивого изверга, и, опустив свой лошадиный хвост в святую воду, окропляет окна и двери, чтобы дьявол не смог появиться вновь. Но, несмотря на это, одним ранним утром, животное забирается внутрь через окно, и, начав со Св. Николая, и остальных Богов и Богинь, в том порядке, в каком они стояли на ее пути, скидывает вниз Дагона (Dagon), и изделия Римнона (Rimnon), с таким же рвением, как если бы она была бы воспитана в новой Англии; она постоянно усмехалась в лица попов, которые стоя с крестом и святой водой, обрызгивали животное, которое (ненавидя это так же сильно, как и Дьявол) сбежало домой.

Сейчас Хронология будет выяснять про Бена Джонсона из Зеландии (?) (Zeal of the Land), отщепенца (?) (or Countrey man of Banbury), который в фанатичной ярости уничтожал имбирные пряники, изображающие идолов, на Барталамеевской ярмарке; из-за чего он был подвергнут гонениям, и конфискации. Или про этого Американского реформатора, который бросал Русские имбирные пряники (если бы вы увидели эти образы, вы бы не признали в них ничего, кроме имбирных пряников). Так я и говорю - кто из этих двоих является предтечей обезьяне и должен пользоваться первенством на право своей канонизации? Но я оставляю это щепетильное решение тем, кто является профессиональными критиками и хорошо выражаются в споре.

Этой особой части Русской Церковной истории не было отведено справедливого места и поэтому она изложена здесь следственным путем. Я не точный историк или методист, и, следовательно, должен извиниться перед читателями. Как бы то ни было, я затрагиваю правду всякий раз, когда она приходит мне на ум.

Глава VI

Пока вы не вышли из этой Святой Церкви (в которую я никогда не хотел входить), молите о радости услышать какую-нибудь Русскую музыку. Орфея, в свое время, привели в восторг этим животные. Если вы слышали музыку молитв, останьтесь и послушайте музыку медведей, которая обладает силой вызывать, как улыбки, так и слезы. Они модулируют так сладко, что вы восхищаетесь ими. Их игра такова, как будто кадило вдохновило их и арфа.

Шведы называют Русских медведями, или Ursae Septentrionales. Мимоходом вы позволите мне рассказать одно происшествие, случившееся с Ильею, когда он был посланником в Голландии. Его угощали там лучшими рыбными и мясными кушаньями, но он всему предпочел кусок полусоленного палтуса (Paultuss) , который очень приятен Русскому вкусу, но расстроил бы желудки целой сотни людей изнеженных. Голландцы хотели угостить его самой лучшей инструментальной и вокальной музыкой, какая была в Голландии, и спросили потом, как она ему понравилась. “Очень хороша! — отвечал он. — Точно так же поют наши нищие, когда просят милостыни”. Не знаю, что именно играли ему. Нищие здесь всегда поют, когда просят милостыни, как колодники, так и увечные; и песни их достигают своей цели, несмотря на грубость звуков. Но говоря об их музыке, я боюсь утомить вас. У них есть музыкальные школы, где воспитывают детей очень тщательно и строго. Ноты их очень странны и заимствованы, вероятно, от греков или славян. В гаммах мало разнообразия; вместо fa, sol, la они поют га, га, ге, и по голосу их можно подумать, что у них заткнут рот или что их душат.

Размер и заключения (Their Cadences and Closes) так неожиданны, что можно их почесть следствием испуга, как иногда случается с нашими скрипачами, когда взойдет неожиданно полицейский чиновник. Иногда они поют из головы, будто в подражание Итальянскому речитативу. Наконец, когда доведут этих детей до совершенства, тогда из басов, теноров, контральто и сопрано составляется такой концерт, какой слышать можно только на кошачьих свадьбах. Инструментальная музыка мало употребляется в России: Патриарх запретил ее, чтобы избежать сходства с Латинской Церковью; и самое Правительство считало за нужное для государственной политики запретить в народе музыку и всякие подобные увеселения, чтобы предупредить изнеженность. Русские употребляют волынки и небольшие гудки, сходные несколько с лютней.

Военная музыка состоит у них из барабанов (глухие звуки которых очень соответствуют мрачному характеру Русских) и из труб, которые, вероятно, недавно вошли в употребление, потому что Русские играют на них хуже, нежели наши пастухи свиных стад на своих рогах. На охоте употребляют они медные рога, из которых исходят звуки очень громкие и неприятные. Одним словом, если хотите угостить Русского музыкой, то возьмите пару Биллингс Гетских соловьев (Billings-gate, Биллингс-Гетом называется один небольшой квартал в Лондоне; там множество женщин разносят для продажи рыбу, и кричат самыми отвратительными голосами. Они-то здесь названы Биллингс-гетскими соловьями. Прим. Пер.), несколько сов, несколько скворцов, пару голодных [11] волков, семь свиней, столько же кошек с супругами и заставьте всех их петь: этот концерт восхитит Русского больше, нежели вся Итальянская музыка, все легкие Французские арии, Английские марши или Шотландские Джиги. Они не любят пляски и думают, что она унизительна для их важности. Иногда во время праздников они заставляют плясать Татарских и Польских рабов, но пляски их так грубы, как наш Тренсмер (Trenchmore) (Старинная Английская пляска, теперь вышедшая из употребления. Пр. Перев.).

Один из Патриарших певчих сообщил мне следующие слова, которые поются в различные времена молитвы, т.е. поутру, ввечеру и в полночь.

1.

Во время обедни (Obedni)

Спаси мя, Господи, по неистощимому своему милосердию. Очисти мя от грехов, Господи!

2.

Во время заутрени (Tzaoutrinys)

Веруем во Христа нашего Спасителя, и в нем наша надежда. Аллилуйя, и проч.

3.

Во время вечерни (Vecherny)

Господи, воззвах к тебе, услыши мя, воньми гласу моления моего, егда воззвах к тебе, услыши мя, Господи!

Глава VII

Свадебные обряды Русских приводят мне на память Теренция, у которого отец говорит сыну, чтобы он женился: Uxor tibi ducenda est, Pamphile, hodie praeteriens modo apud forum (Женись, Панфил, на той, которая сегодня прежде всех придет на площадь (лат.)). Они слегка только намекают детям о своем намерении, и дети не смеют противиться выбору своих родителей или начальников. Например: недавно Борис Иванович Морозов, занимающий в России первое место после Царя, захотел, чтобы один из подвластных ему чиновников женился на одной вдове, родом из Голландии, но принявшей Русскую веру. Вдова упала в ноги жене Бориса Ивановича, родной сестре Царицы, и просила ее покровительства, потому что она хотела остаться всю жизнь вдовою. Однако же просьба не была уважена. “Как! — отвечала жена Бориса Ивановича. — Разве ты хочешь обесчестить (Bischest) моего мужа, отказываясь от того человека, за которого он обещал тебя выдать? Тому беда, кто вздумает хотя в чем-нибудь противиться данному слову моего мужа!”

Свадебные предложения делаются почти всегда чрез сватов, и жених обыкновенно тогда только в первый раз видит свою невесту, когда придет в ее спальню; безобразие ей даром не спускается, хотя бы он и в первый раз ее видел. Для [12] предупреждения будущих несогласий пять или шесть женщин, знакомых жениху, осматривают невесту, совершенно нагую, и замечают, нет ли какого недостатка в ее теле; в случае малейшей болезни она должна вылечиться до свадьбы.

Один житель Вологды, желавший выдать свою дочь замуж, подослал свата к одному молодому человеку, который не хотел жениться, не видав прежде невесты. Условились, чтобы ей днем пройти по назначенной улице, а жениху сидеть дома и смотреть на нее в щелку. Но так как невеста была крива, то жениха посадили на правой стороне улицы, откуда она казалась довольно хороша собою. Таким образом договор был заключен, и жених обязался не бить своей будущей жены. Мне, однако же, не удалось узнать, в ладу ль они были после. Жену, которая убьет своего мужа, погребают живую; ее зарывают в землю по горло, и таким образом она должна умереть: а это зимою бывает скоро. Здесь преступление и наказание — соразмерны, потому что жена по справедливости должна умереть без пощады, если она не могла любить даже своего мужа.

Перед тем, как оставить говорить о церковниках, я должен рассказать вам забавную историю монастыря Ростова (Rostove), стоящего на озере, и недалеко от этого мужского монастыря есть и женский монастырь, так как обычно они всегда рядом друг с другом. В этом озере, вот уже как 20 лет назад видели рыбу такого размера, что они предположили, что это не могла быть рыба, но какой-то Спектр (Spectrum), Левиафан (Leviathan) или водяной (Water-Devil). Оно часто появлялось наполовину над водой, что вынуждало орла накидываться с такой яростью, что, впив свои когти в плоть, он не мог достать их снова, и чудовище, ныряя в бездну со своим врагом, нес его в эту неизвестную стихию и таким образом побеждал его, но не мог избавиться от него, так как его когти впивались все крепче, заставляя чудовище возвращаться на берег, где его, с перьями на спине и видели монахи, чьи страхи он подтверждал; и таким образом, чтобы предотвратить дальнейшее несчастье они зазвонили в колокола, и пошли в процессии со всеми инструментами и орудием защиты, посредством которых воинственные монахи хотели противостоять нечистому демону, но всё это приносило мало пользы в борьбе с предполагаемым врагом человечества. В конце концов, некий Мистер Роджер Итон, купец, проходящий мимо слышит эту грустную историю и испытывая огромное желание увидеть это со всеми кто выходил на берег, он взял на себя ответственность встретиться с монстром, попытка, несомненно такая же рискованная у воды, так же как и попытка Св. Джорджа у земли; самым ужасным было то, что он не мог найти Русского, такого смелого и твердого, чтобы грести для него лодку, пока не заполучил одного путем спаивания.

Короче, он стреляет из нарезного оружия (?) (screw'd Gun) в чудовище, которое оказывается ничем иным как переросшей щукой, длиной в полтора ярда и такой же большой, как и человек. Братство, устыдившись своих процессий, устроенных против рыбы, все же отблагодарили своего чемпиона (Champion), напившись сами и напоив его, и так заканчивается пьеса. Но другая трагедия была разыграна, когда они поймали другую щуку не такую большую как эта, намереваясь развлечь некоего Мистера Уайта -английского купца. Но повар, вскрыв эту рыбу, обнаружили новорожденного младенца в брюхе, который, как полагалось, был выброшен в воду одной из монашек. Это происшествие испортило их веселье и развлечение иноземцев.

Глава VIII

Черкасы (Chircasses) (Черкасами автор называет Малороссиян. Пр. Перев.) так же, как и Русские, исповедуют Греческую веру, однако же не так суеверны и позволяют иностранцам входить в свои церкви.

Один из их протопопов назначил одной из прихожанок придти к нему в полночь для частного исповедания, но в этой истории она терпит неудачу из-за своего обещания. Следующим утром в церкви она стоит особняком, и после того, как Протопоп обошел с ладаном остальную часть добрых женщин, он подходит к ней, и вместо заключительной молитвы, он требует [ответа] почему она не сдержала свое обещание; на который она ответила: “Шишака (?) боялась” (Chichaco Boyalsa) (злобная дворняжка, которая у него была) тогда он [обдал] ее опять ладаном, и сказал, что он привяжет его, затем сказал ей: “Моя душенька (Moya Dooshinco), ах, какой же я был грешник, что я не знал так многого прежде”. Извините за эту шутку, которая только служит в качестве фарса, чтобы заполнить сцену сухого рассказа; иначе едва ли я сделаю описание этого варварского места стоящим боли и неприятности от чтения.

Говоря о Черкасии (Chirchass Land), я должен описать и народ, населяющий ее. Черкасы — Татарского племени, народ грубый и мрачный; женщины их очень некрасивы, грубы и преданы пьянству. Во время угощений они напиваются пьяны еще прежде, нежели начнут подавать кушанья: едою они протрезвляются, потом опять напьются, а потом опять протрезвятся пляскою; а пляску они так любят, что презирают того человека, у которого нет в доме скрипача. Правление их совершенно анархическое, потому что они, возмутившись, уничтожили все дворянское сословие и теперь управляются полковниками (Collonels), ими самими избранными, с которыми всякий из них обходится запанибрата. Воинов они на своем языке называют казаками (Cossacks), почему ошибаются многие, считая казаков особенным народом. Черкасы очень преданы колдовству и считают его важной наукой. Им занимаются женщины высшего сословия. Черкасы гостеприимнее Русских, и страна их теплее и лучше.

Глава IX

Правление у Русских совершенно монархическое; у них есть присутственные места, которые называются приказами (Precauses), и решения судов обыкновенно бывают произвольны, потому что мало писаных законов. [13] Недостаток законов заменяется обыкновениями, но всего сильнее действуют деньги. Русские истребляют множество бумаги: они излагают дела свои так же пространно, как наши писаря, пишут на длинных свертках, и хотя столы стоят перед ними, но они не могут писать иначе, как на коленях, следуя древнему обыкновению, которое можно видеть в изображениях Св. Иеремии. Секретари их называются Подьячими (Podiacks), а чин Дьяка (Diack) соответствует чину нашего Лорда-Депутата. Большая часть Русских букв заимствована у Греков (всех 42).

Все дела совершаются посредством просьб. Просьбы эти развертываются, как вафли (Wafer), и проситель держит их перед Боярином, который (если в хорошем расположении духа) протягивает за ними руку и прочитывает их или отдает своему Дьяку, а Дьяка проситель должен одарить, чтобы он напоминал Боярину о просьбе.

Наружность Императора красива; он двумя месяцами старее короля Карла II-го и здоров сложением; волосы его светло-русые, он не бреет бороды, высок ростом и толст; его осанка величественна; он жесток во гневе, но обыкновенно добр, благодетелен, целомудрен, очень привязан к сестрам и детям, одарен обширной памятью, точен в исполнении церковных обрядов, большой покровитель веры; и если бы не окружало его густое облако доносчиков и Бояр, которые направляют ко злу его добрые намерения, то его, без сомнения, можно бы было поставить наряду с добрейшими и мудрейшими Государями. Отец его очень любил Англичан и был человек миролюбивый. Но ныне царствующий Император имеет дух воинственный и завел с Крымцами (Crim), Поляками и Шведами войну, успех которой покажет время. Мне известно только, что Государство бедно, малолюдно и что оно в десять лет так расстроилось, что едва ли через сорок лет достигнет прежнего благосостояния. Семь лет тому назад погибло от чумы 7 или 8 тысяч человек, а три года тому назад Крымцы увели с границ 400000 человек в вечный плен. Сверх того еще 300000 человек погибло в различных войнах. Лучшая часть земли опустошена, остальная же не обработана за недостатком людей. На пространстве 500 верст (проезжая вверх по реке) вы увидите десять женщин и детей на одного мужчину. Всего здесь стало мало; все вшестеро дороже прежнего, а медные деньги потеряли цену.

Глава X

Теперь возвратимся к нашему великому Императору (Great Emperour), который не ограничен во власти, но следует, однако же, мнениям Совета и в государственных, и в частных делах. Владения его расширены его предками, которые были прежде Князьями Владимирскими и, постепенно усиливаясь, завладели наконец Москвою (Mosco, или как они пишут Moscua). Дворец Императора до сих пор [14] называется Кремленым городом (Crimlena Gorod, or Crim-Castle). Иван Васильевич (прозванный Грозным, the Tyrant) был хорошим Государем, но много имел странностей.

Однажды он пришел к своему дьяку и подал ему бумагу, в которой просил его, чтобы он сделал одолжение, заготовил к назначенному времени 200000 человек войска со всем нужным оружием; потом прибавил, что он очень ему будет благодарен и будет молиться за его здоровье, и подписался: Твой покорный слуга, Ванька Московский (Josky of Moscua). С этим войском завоевал он царство Казанское (Casan), простирающееся вниз по реке Волге (Volga) на 1000 верст (Versts), Астрахань (Astracan), находящуюся в двух тысячах верстах, и Сибирь — в трех тысячах верстах, заслуживающую имя лучшего цвета Русской Империи. Иван Васильевич был любим народом, потому что с ним обходился хорошо, но жестоко поступал с своими Боярами (Boyars). У него был жезл с острым наконечником, который он иногда, во время разговора, вонзал своим боярам в ноги, и если они выносили удар, не вздрогнув, то оказывал им после большое предпочтение.

Однажды послал он в Вологду (Volodga) за меховым колпаком (Colpack) и наложил на ее жителей пеню за то, что прислали этот колпак не в надлежащую меру.

На одном празднике он делал различные шалости, которым некоторые Голландки и Англичанки засмеялись; заметив это, он велел привести их во дворец, раздеть догола и приказал в своем присутствии, в одной большой комнате рассыпать перед ними четыре или пять мешков гороху и заставил их все подобрать. Когда они кончили эту работу, он напоил их вином и сказал, чтобы они были осторожнее и впредь не смели смеяться в присутствии Императора. Он послал однажды в Казань за одним Дворянином, имя которого было Тарас Плещеев (Plesheare), который был лысым, а воевода (Vayod), не расслышавший приказания (как говорят Русские), подумал, что он велел привести полтораста плешивых людей, потому что его имя сходно было звуками с словом полтораста (Polteraste). Итак, собрав 80 или 90 человек плешивцев, Воевода поспешно отправил их, извиняясь, что больше не мог найти в одной области. Увидя такое множество плешивых, Император перекрестился от удивления; наконец, когда один из присланных подал ему бумагу, он спросил у своего Дьяка: что он писал к Воеводе? Дьяк показал список с письма, и таким образом ошибка открылась. Поив плешивых три дня допьяна, Царь отослал их назад. Когда жаловались на другого воеводу за то, что он в виде взятки принял гуся, наполненного червонцами, Царь, казалось, не обращал внимания на жалобу; но проходя однажды мимо Пожара (Pashiarr), открытой площади, сходной с Смитфильдом, на которой обыкновенно бывают казни, он велел палачу отрубить этому воеводе руки и ноги и спрашивать при каждом ударе: “Вкусен гусь?”

Он очень желал жениться на королеве Елизавете и очень [15] хорошо расположен был к Англичанам. Однажды, боясь заговора, он укрепил Вологду, перевез туда все свои сокровища и, как некоторые думают, хотел в случае крайности бежать в Англию. Этому Императору Москва обязана самыми красивыми своими зданиями.

Иван Васильевич велел одному Французскому посланнику пригвоздить шляпу к голове. Сир Иероним Баус (Sir Jerom Boze, Bowes), который вскоре после того приехал сюда в качестве нашего посланника, явился перед царем в шляпе; и когда он с гневом спросил у него, знает ли он, как наказан был французский посланник, Сир Иероним отвечал: “Тот посланник был представителем малодушного Французского Короля, а я посол непобедимой Королевы Английской, которая не обнажает головы ни перед одним государем и будет уметь отметить за обиду своего представителя”. “Взгляните на него! — сказал Иван Васильевич своим Боярам. — Вот молодец! Он смело говорит и действует за свою государыню; кто же из вас для меня то сделает?”. Эти слова навлекли зависть на Сира Иеронима, и придворные уговорили Императора, чтобы он дал ему объездить дикую лошадь. Сир Иероним исполнил приказание, так утомил лошадь, что она мертвая пала на землю, и потом спросил у Его Величества, не нужно ли объездить еще нескольких диких лошадей. Император после очень уважал его, потому что любил таких удальцов.

Когда Иван ездил осматривать свое Государство, многие простолюдины и дворяне подносили ему дары. Один честный лапотник, который плел лапотки (Lopkyes) и продавал по копейке пару, не знал, что поднести царю, и просил у жены совета: “Поднеси пару хороших лапоток”, — сказала она. — “Это не редкость! — отвечал он, — а есть у нас в саду огромная репа. Мы поднесем ему эту репу, а вместе и пару лаптей”. Как сказано, так и сделано. Император очень милостиво принял подарок и, износив сам одну пару лаптей, заставил всех дворян покупать у крестьянина лапти по пяти шиллингов пару. Это составило крестьянину состояние, он начал торговать и скоро так разбогател, что оставил после себя значительное имение. Потомки его получили дворянское достоинство и называются теперь Лапотскими (Lopotsky's). Есть одно дерево, подле которого стоял прежде дом его и на которое проходящие бросают свои старые лапти в память этого лапотника; это обыкновение до сих пор еще ведется.

Один дворянин, видя, что такая награда получена была за лапоть, хотел также получить (награду и еще значительнее) за хорошего коня. Но Царь, угадав его намерение, подарил ему взамен ту большую репу (Turnep), которую получил прежде, и таким образом заставил всех над ним смеяться.

Переодевшись однажды, Иван просил ночлега в одной деревне, невдалеке от города, и никто не хотел принять его, кроме [16] одного бедняка, жена которого мучилась тогда родами и родила в то самое время, как Царь был у ее мужа. Царь на другой день до свету ушел и обещал своему хозяину хороших кумовьев. Исполняя данное слово он вскоре явился со множеством бояр и, богато наградив своего хозяина, сжег всю деревню, кроме его дома, советуя жителям быть вперед гостеприимнее, и сказал им: “Вы отказали страннику в приюте за то сами теперь должны искать пристанища и скоро узнаете, каково спать на снегу зимою”.

Иногда он переодетый приставал к шайке воров и советовал им однажды обокрасть казнохранителя. “Я, — говорил он, — покажу вам дорогу”. Но один из воров занес кулак и сказал, ударив его по лицу во всю руку: “Негодяй! Как ты смеешь предлагать нам ограбить нашего Государя, который до нас так милостив? Лучше ж мы обокрадем какого-нибудь богатого Боярина, который сам расхищает казну царскую”. Иван очень доволен был его поступком, расставаясь, обменялся с ним шапкой и велел ожидать себя на дворцовой площади (Duaretz, через которую Император часто проходил). “Там, — сказал он, — я поднесу тебе добрую чарку водки и меду (Aqui-vitae and Mead)”. Вор пришел в назначенное место, и Царь, увидев его, подозвал к себе, советовал вперед не воровать, отличил его при дворе и употреблял впоследствии для открытия воровских шаек.

Текст воспроизведен по изданиям: Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу, живущему в Лондоне. Сочинение Самуила Коллинса, который девять лет провел при Дворе московском и был врачом царя Алексея Михайловича // // Чтения в императорском обществе истории и древностей Российских. М. 1846; Утверждение династии. М. Фонд Сергея Дубова. 1997