ИОГАНН ФИЛИПП КИЛЬБУРГЕР

КРАТКОЕ ИЗВЕСТИЕ О РУССКОЙ ТОРГОВЛЕ, КАКИМ ОБРАЗОМ ОНАЯ ПРОИЗВОДИЛАСЬ ЧРЕЗ ВСЮ РУССИЮ В 1674 ГОДУ

О личности Кильбургера известно очень мало. Первые его биографы (Бюшинг, Аделунг) считали его шведом на том основании, что он ездил со шведским посольством Густава Оксеншерна в Москву (1673 — 1674) в звании "королевского дворянина"; однако, более правдоподобно предположение В. А. Кордта (Чужоземні подорожні. Киев, 1926, стр. 138 — 139), что он был немец, т. к. его сочинение "О русской торговле" написано по-немецки. В 1675 г. он получил место общественного нотариуса в Стокгольме и был определен на шведскую государственную службу. После кратковременного пребывания в г. Риге, в должности секретаря торговой коллегии, он вернулся в Стокгольм, где и умер (1721), занимая в течение долгих лет прежнюю должность нотариуса. В 1674 г., вероятно уже в Стокгольме, вскоре по возвращении из России, Кильбургер написал свою книгу. При жизни автора она издана не была; один из списков ее был в руках историографа Г. Ф. Миллера, но он не использовал ее, а передал А. Ф. Бюшингу, который и напечатал ее в III томе своего сборника: "Magazin fur die neue Historie und Geographie" (1769).

B 1781 г., по списку, сохраняющемуся в Вольфенбюттельской библиотеке, его вновь издал Христ. Шмидт; первый русский перевод 1820г., по тексту Бюшинга, издал Д. Языков, впоследствии (1823) прибавивший к нему перевод примечаний Шмидта. В 1915 г. прекрасный русский перевод книги Кильбургера по обоим рукописным текстам (Кордт, op. cit., стр. 138, указывает еще на стокгольмскую рукопись, которая может считаться оригиналом) издал Б. Г. Курц, сопроводив его обширным и очень ценным комментарием: "Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича". Киев, 1915. Обстоятельно выяснив источники трактата Кильбургера (это были, главным образом, донесение Родеса о русской торговле шведской королеве Христине, сочинение о России Котошихина, написанное в Стокгольме в 1666 — 1667 гг., из которого Кильбургером взяты сведения о соболином промысле в [49] Сибири и некоторые другие данные, наконец, таможенные книги и прейскуранты товаров, привозимых в Москву), Б. Курц так определяет его место среди других иностранных сочинений о русском государстве: "Сочинение Кильбургера совершенно лишено характера, который придавали своим книгам иностранные путешественники и его нужно скорее считать научным трактатом, имевшим своею целью познание России, главным образом, в торговом и промышленном отношении. Никто из иностранцев не дает в этой области такого богатого, ценного материала и только Родес сообщает много данных о торговле, но не так широко охватывает тему, как Кильбургер". Целью Кильбургера было дать, по возможности, более полное представление о русской торговле. "Ни один иностранец не задавался подобной специальной задачей, и поэтому, естественно, никто не дал столько сведений по этому вопросу, как Кильбургер. Ни от кого мы не получаем такого большого количества цен, столь обширного перечисления всевозможных товаров, столько данных об архангельском ввозе, о пошлинах, о горной промышленности и пр." (Курц, стр. 73 — 74). Обширные комментарии Б. Курца еще более увеличивают ценность этого исторического источника и, в результате, мы имеем настоящую энциклопедию XVII века, главное внимание которой сосредоточено на русской торговле; однако, здесь сообщено также и множество других данных по многим вопросам культурной, бытовой истории России, по исторической географии, военному делу, истории медицины, почт, монет, веса, мер длины и т. д. Кильбургера, естественно, не могла не интересовать с экономической точки зрения Сибирь, занимавшая столь видное место в русской торговле его времени, и он, действительно, касается много раз товаров, как вывозившихся оттуда, так и ввозившихся туда. Так, напр., гл. VI-ая IV-ой части называется: "О соболином промысле в Сибири" (мы воспроизводим ее ниже по переводу Б. Г. Курца op. cit., стр. 170). Б. Курц полагает (op. cit. стр. 34 — 36), что эта глава основана на сочинении Котошихина, написанном в Стокгольме и переведенном на шведский язык уже в 1669 году. Действительно, о знакомстве Кильбургера с Котошихиным свидетельствуют как расположение материала в обоих сочинениях, так иногда и буквальные совпадения текста их. У Кильбургера: "в Москве говорят, как верное, что она (Сибирь) приносит ежегодно до 600000 рублей, чему, без сомнения, значительно способствует соболиная ловля..." У Котошихина: "А присылается из Сибир царская казна, ежегодь: соболи, мехи собольи, куницы, рыси, песци черные и белые и зайцы, і волкі, бобры, барсы. А сколько числом той казны придет в году, того описать не в память, а чаять тое казны приходу в год больщи штисот тысячь рублев..." Кильбургер: "Соболи ловятся отчасти сетями и силками, а отчасти бьются из луков и тупыми стрелами, как и из ружей, не только царскими ловцами, но преимущественно татарами, чувашами, вотяками и другими, кругом там живущими [50] народами... "У Котошихина: "А ловят тех зверей тянеты, и бьют из луков и из пищалей, и иным обычаем ясачные люди, татаровья и чуваша, вотяки и иные..." Кильбургер: "В теперешнее время ловятся почти только простые и посредственные соболи в Сибири, в местах, лежащих ближе к Москве, потому что они частой охотой там очень загнаны и уменьшены, а самые лучшие находятся далеко по ту сторону сибирских городов и во всякое время при реках в больших пустошах и это есть причиной, что подобные соболи теперь дороже, чем [были] раньше". Это место также дословно взято у Котошихина: "И ныне самых добрых соболей от Москвы в ближних городах звериной лов помешался, а ловят соболі середние и плохие, потому что многие звери отпужаны и умалехося; а доставают самые добрые соболі и иные звері в самых далних отстатных сибирских городах, на Лене; и от того соболі почалі быть перед старою ценою дороже" (Котошихин. О государстве русском, изд. 4, СПб. 1906, гл. VII, стр. 7. "Сибирской приказ", стр. 93 — 94). Кильбургер, вероятно, не имел под руками данных для описания соболиного промысла в Сибири, кроме указанного сочинения Котошихина; он не мог знать и запись Иоганна Арнольда Бранда (см.); т. к. оба посольства — Иоахима Скультетуса, к которому принадлежал Бранд, и Оксеншерны, в свите которого находился Кильбургер, разминулись в дороге. Въезд шведского посольства в Москву был в декабре 1673 года, когда посольство бранденбургского курфюрста уже находилось на обратном пути в Германию. И, тем не менее, интересно отметить некоторые совпадения у Кильбургера с записью Бранда о том же предмете: и тот и другой отмечают убыль соболей и нахождение их лишь в отдаленных местностях Сибири, оба говорят о том, что дань соболями приносит каждогодно неисчислимое богатство государевой казне и т. д. IV главу П-ой части Кильбургер посвятил вопросу: "О китайской торговле" (она перепечатана у нас по переводу Б. Курца, op. cit., стр. 152 — 153), а заключительную главу V части Кильбургер посвятил: "..Описанию пути и расстояния от Москвы до Тобольска в Сибири и оттуда до Пекина в Китае" (Курц, op. cit., стр. 203-212). Эта маленькая глава, где из сибирских городов названы Верхотурье (Wirchaturga), около которого живут вогуличи (Wogaltzen) , Япанчин (Jopanzyen) ) т. е. Туринск, Тюмень ( Тumen) и Тобольск ( Tobolskoy ) [не лишено интереса замечание, тут же делаемое автором, что между Тюменью и Тобольском "оставляют справа башкирских татар" ], заключается "извлечением из того посольства, которое послал московским царь для установления торговли в 1654 году "... в китайский престольный город Пекин, который по-русски называется Камбалык", которое отсутствует к рукописи, напечатанной А. Бюшингом, но которое, несомненно, было внесено в подлинную рукопись самим автором (Курц, стр. 19 — 20, 203 — 204). Это "Извлечение" (Extract) представляет собою перевод нескольких отрывков из [51] путешествия Федора Байкова в Китай, много раз издававшегося в иностранных переводах, ранее, чем оно увидело свет в России, напр., на немецком языке Н. Витсеном (Leipzig, 1699), им же в переводе на голландском языке, затем на французском и английском; подробную библиографию см. Catalogue de la section des Russica, t. II. А. Пыпин, Ист. русск. этнографии, т. IV. Б. Курц по этому поводу говорит: "Извлечение, предлагаемое Кильбургером, по всей вероятности, сделано им самим из полного описания посольства Байкова, но едва ли можно думать, что Кильбургер сам переводил его с русского подлинника; скорее всего он, очевидно, воспользовался существовавшим уже тогда каким-нибудь заграничным изданием этого посольства. Во всяком случае, извлечение; данное Кильбургером, нужно считать одним из ранних по своему составлению, но оно все время хранилось лишь в рукописи, пока в 1781 году его не напечатал Хр. Шмидт, как дополнение к изданному Бюшингом в 1769 г. сочинению Кильбургера "..."Извлечение Кильбургера из путешествия Байкова, по сличению с русскими редакциями, имеет некоторые новые данные, неупоминаемые русскими списками Спасского или Сахарова или несколько противоречащие им"... (Курц, op. cit. стр. 204, 205 — 206). Кроме того, в различных местах своей книги Кильбургер несколько раз касается Сибири, говоря о различных товарах, получаемых оттуда и направляемых туда.

О соболином промысле

Все соболи идут из Сибири и иначе нигде не встречаются. Это — басня, что те, которые в царской немилости ¹ ссылаются и эту страну, должны ловить этих зверей. Сибирь занимает большую часть русского царства. Главный город называется Тоболь или Тобольский, и не найти страны, которая доставляла бы более разнообразные и лучшие меха, чем эта. В Москве, говорят, как верное, что она приносит до 600.000 рублей, чему, без сомнения, значительно способствует соболиная ловля. Соболи ловятся отчасти силками ² и отчасти бьются луками и тупыми стрелами, как и из ружей, не только царскими ловцами соболей, но, преимущественно, татарами, чувашами, вотяками и другими, кругом там живущими народами, которые это, именно, смеют делать и вносят царю из застреленного и добитого десятину. Никакой воевода, офицер или купец не смеет дерзнуть купить себе там лучших соболей, а именно пару, стоящую более 20 рублей, и один сорок, — более 300 рублей, чтобы, в свою очередь, продать их из страны ³, но такие составляют собственную царскую торговлю, и для этого в надлежащих местах поставлена сильная стража, которая должна об этом разведывать. Если пойман кто-нибудь, сделавший вопреки этому, тотчас соболи отнимаются, но кто хочет подбить ими свою одежду, тому это позволено, и, таким образом, попадает много соболей в руки [52] частных лиц, и потом через них — уходит из страны. Если кто-нибудь хочет их спрятать или продать за меньшую цену, нежели они стоят, то равным образом отнимаются; также не менее жестоко наказывается тот, кто низкого происхождения и имеет их при себе. В теперешнее время ловятся почти только простые и посредственные соболя в Сибири, в местах, лежащих ближе к Москве, потому что они частой охотой там очень загнаны ⁴ и уменьшены, а самые лучшие находятся далеко, по ту сторону сибирских городов, и во всякое время при реках в больших пустошах, и это есть причиною, что подобные соболи теперь дороже, чем были несколько раньше.

О китайской торговле

В 1654 году русские с усердием начали стараться о торговле в "Катае" или "Хине", и тогда отправили первое свое посольство к хану Великой Татарии в Пекин ⁵ (по-русски "Камбалык") ⁶, как видно ниже ⁷, в последней главе V-ой части. Посредством этого самого они столь многого достигли, что с того времени установилась в сибирском городе Тобольске между ними и китайцами торговля ⁸, которая теперь же год от году увеличивается. Китайские купцы привозят ⁹ всякого рода пестрые татарские и китайские шелковые материи или штофы, плис разных цветов и крепкую выбойку, которая или совсем белая или же только одного цвета. Она называется русскими "китайкой" и каждый кусок содержит ни больше ни меньше как 81/4 аршина. Они также привозят драгоценные камни, как-то: рубины, топазы и один вид, называемый "лалами", которые цветом несколько бледнее рубинов, также простой фарфор, мускус ("кабардин"), бобровую струю, хинный корень (Radix Chinae), ревень, чай, бадьян, о чем упоминается выше ¹⁰, в I части гл. II, и многие другие товары, попадающиеся в государстве Хине и в Великой Татарии. Они особенно начинают теперь также возить в Сибирь шелк, который несравненно нежнее персидского. В 1673 году они продали царю 25 пудов, который был так великолепен и нежен, что один немец, в свою очередь, заплатил за пуд его 120 рублей и отправил в Гамбург. Эти татарские купцы не смеют приходить со своими товарами дальше, чем в пограничный и главный сибирский город Тобольск, откуда русские везут купленные ими же товары или в Москву или в Архангельск. Часто упоминаемые китайцы скупают все сибирские и часть казанских горностаев, так что их не только совсем нельзя достать в Москве, но и все горностаи вообще дороги. Они отвозят с собою также много простых соболей. Продолжению этой торговли теперь оказывает не малую услугу длинная река Иртыш, которая издалека идет из Татарии и вливается в реку Обь, и легко поверить, что если бы русские были такими любознательными, как другие европейцы, то водный путь из реки Оби в Хину ¹¹ и Ост-Индию мог быть безошибочно открыт.

Комментарии

1. Как указано во введении к настоящему тексту, Кильбургер сообщает о соболином промысле почти все то, что находим и у Котошихина. Под влиянием того же сочинения, Кильбургер, по мнению Б. Г. Курца (сочинение Кильбургера, стр. 469 — 470), опровергает басню о том, что ссыльных в Сибири заставляют ловить соболей Однако, у Котошихина мы находим лишь известие, что ссыльных в Сибири распределяют на государственные должности, "но ведь Котошихин не говорит, что ссыльным не приказывали убивать соболей, а так как ловля соболей была для казны большим доходом, то понятно, что сибирские власти могли заставлять ссыльных охотиться за соболями подобно тому, как теперь ссыльные производят разные казенные работы", — замечает Курц. "Таким образом, Кильбургер напрасно всецело опровергает мнение, что ссыльные занимались ловлей соболей, потому что это было вполне возможно в тех сибирских городах, в которых не было нужды в ссыльных для исполнения других государственных обязанностей". "Другие иностранцы подтверждают, что ссыльные должны добывать соболей, но эти иностранцы даже чрезмерно обобщают это явление, потому что соболи добывались главным образом туземцами и добровольными промышленниками на этого зверя, а не только ссыльными". О ловле соболей ссыльными упоминает Коллинз, Pейтенфельс (Чтения в Общ. Ист. Др. 1906, III, стр. 202); де ла Невилль ("Русская старина", 1891 № 11, стр. 277) говорит общим образом, что охота за соболями производится осужденными к тому преступниками ("La chasse des zibellines se fait par des criminels qu'on confine dans ce pays et qu'on y condamne, comme on fait en France, au galleres''...); в другом же месте своей книги он сообщает конкретный случай, как пять стрельцов (из числа осужденных во время расправы Петра I в Троицком монастыре) по отрезании языков, были сосланы в Сибирь для охоты за соболями "pour tueries martes zibellines" (ср. "Русск. Вести.", 1841, IV, стр. 132, 152). Кратко о том же обычае упоминает и Гью Меж в описании посольства в Россию графа Карлейля; о том, что за корчемство били кнутом и ссылали охотиться за соболями ("Knuttis eaesi in Sibiriam deportantur, ubi perpetuas insidas zobellinis struere coguntur"), упоминает и И. Корб (Дневник путешествия в Московию в 1698 и 1699 гг. Перевод и примечания А. И. Малеина, СПб, 1906, стр. 213). Бернгард Таннер, побывавший в Москве в 1678 году, при описании соболей замечает: "ловлею их занимаются пленники, рабы, татары, бедные и привычные к стуже, которой, конечно, нам не вытерпеть. Они очень ловко валят их на землю стрелами, а летом пересылают живьем царю'' (Чтения в Общ Ист. Др. 1891, III, стр. 107). Сердерберг — шведский полковой священник, взятый в плен под Полтавой в 1709 году, в своих "Заметках о религии и нравах русского народа" также говорит, что "клятвопреступника наказывают кнутом и отправляют на всю жизнь в Сибирь ловить соболей" (Чтения... 1873, II, стр. 16). Иов Лудольф пишет герцогу Саксонскому, со слов Лаврентия Рингубера, что в Москве распространился слух о "прежнем премьер-министре" Артамоне Сергеевиче Матвееве, будто он "в Сибири добывает себе содержание ловлей соболей, к чему он имеет тем более времени, что для него целую ночь не заходит солнце" (Relation du voyage en Russie fait en 1684 par Laurent Rinhuber. Berlin, 1883, p. 187 — 188); в другом месте тот же Л. Рингубер сообщает, что впадающие в немилость отправляются в Сибирь для ловли соболей: "Это — невыносимое наказание, как говорят, именно благодаря ловле соболей, отчасти потому, что оно весьма трудное и награждается только побоями, а отчасти и потому, что оно вечное, и возврата нет оттуда" (op. cit., p. 15). Довольно подробный рассказ об этом находится и у Ламартиньера, который повествует, что со своими спутниками-датчанами в 1653 г. около городка Ляпина он встретил несколько ссыльных саксонцев; их стали расспрашивать, и "один саксонец отвечал, что он сослан вел. князем охотиться на соболей, что считается в этой стране, как во Франции ссылкой на галеры; одни остаются здесь по 10 лет, другие — по 6, иные — по 3, кто больше, а кто меньше, а затем, по миновании ссылки, они свободны... Если они не добудут того количества, которое им назначено, их жестоко наказывают плетьми из толстой и грубой кожи и 6ьют по всему обнаженному телу" (Ламартиньер. Путешествие в северные страны. Перев. В. Н. Семенковича, M 1911, стр. 58). "Cопоставляя эти показания иностранцев с молчанием русских памятников о ссылке для ловли соболей, — пишет Н. Д. Сергеевский (Наказание в русском праве XVII в. СПб, 1888, стр. 242 — 243), — нельзя, думается нам, не прийти к выводу, что сообщения де-ла Невилля, Корба, Карлейля [т. е. Г. Межа], Рейтенфельса и Ламартиньера одинаково не заслуживают доверия. Слова первых четырех суть не более как общие фразы, основанные на недоразумении или на плохо понятых рассказах русских людей о Сибири. Рассказ де-ла Мартиньера есть чистая выдумка, каких мы не мало находим в повествованиях о России, сделанная с единственной целью заинтересовать читателей. Иностранцы, служившие в русской службе в генеральских чинах, известны, судьба их также. Генерал, сосланный ловить соболей, очевидно, фантастический". Оставляя в стороне вопрос о достоверности приведенного рассказа Ламартиньера, я, однако, воздержался бы от такой категорической точки зрения; более осторожное мнение Курца мне кажется и более основательным.

2. Сл. выше; А. Бpанд, стр. 39.

3. Сл. выше: т. I стр. 308.

4.Сл. выше: А. Бpaнд стр. 40.

5. В 1654 году из Москвы в Пекин был отправлен в качество посла Федор Байков. "Называя это посольство первым, — замечает Б. Г. Курц (op. cit., стр. 366), — Кильбургер говорит правду и передает лишь мнение московских канцелярских кругов". Дело в том, что первые попытки завязать русско-китайские дипломатические сношения хотя и относятся к началу XVII в., но их нужно рассматривать, как приватные попытки тобольских воевод, не имевшие общегосударственного значения. Правда, Н. М. Карамзин сообщает, что само московское правительство, в лице Ивана Грозного, еще в 1567 году послало, Ивашку Петрова с Бурнашем Ялычевым разведать о китайском царстве, и что они привезли описание своего путешествия ("Ист. Гос. Росс"., т. IX, прим. 648); такое путешествие действительно известно в старых русских рукописях, (И. П. Сахаров. Сказания русского народа, II, кн. 8, стр. 183 — 186; в более исправном списке, из хронографа первой половины XVII в., с вариантами по 4-м рукописям, "Путешествие казацких атаманов Ивана Петрова и Бурнаша Ялычева в Китай" напечатано у Андрея Попова: Изборник славянских и русских сочинений, внесенных хронографы русской редакции. М. 1869, стр. 430 — 437). Н. Карамзин, а вслед за ним и другие исследователи, например. Ю. В. Арсеньев (Путешествие Николая Спафария. СПб. 1882, стр. 17), были введены в заблуждение "составителями хронографов, которые ошибочно приписали описание путешествия Петлина, совершенное им в 1618 г., Петрову, с указанием на 1567 г," (Б. Г. Куpц. Русско-китайские сношения в XVI, XVII и XVIII вв. Харьков, 1929, стр. 20 — 22). Неизвестный автор одного донесения 2-ой половины XVI в., сообщая о мнении Иовия (основанного на рассказах Чентурионе и Дм. Герасимова) о том, что до Китая можно доплыть северным морским путем, от себя говорит, что "Иван Грозный назначил большие награды для открытия этого водного пути" (сл. т. 1, стр. 97). Тем не менее Б. Г. Курц полагает, что "сношения России с Китаем сделались возможными только тогда, когда эти страны вошли в тесное соприкосновение своими границами", и что "достоверных данных о попытках русских сноситься в XVI в. с Китаем мы все-таки не имеем. Только с XVII в. начинаться официальные сношения с Китаем. При этом первоначально наблюдается стремление завязать сношения через соседние страны монголов, издавна сносившихся и торговавших с Китаем" (Б. Курц. Русско-китайские сношения, стр. 20). Отметим попутно, что от всех исследователей русско-китайских сношений ускользнуло любопытное, хотя и не вполне ясное свидетельство португальского авантюриста Мендеса Пинто, которое интересно поставить в связь о вышеприведенными известиями (сл. выше: т. I, стр. 97, 301 и LVIII, прим 73). Мендес Пинто (род. в 1509 или 1511 г.) отплыл в Индию вместе с флотом, которым командовал сам Васко де Гама и пробыл на дальнем юго-востоке около двадцати лет; при этом он пять раз потерпел кораблекрушение и семнадцать раз продаваем был в рабство. Можно считать доказанным, что он был первым европейцем, попавшим во внутренность Китая после открытия морской дороги в восточные моря, и одним из первых европейцев, побывавших в Японии (1542). По возвращении на родину в 1558 г., он поселился в португальском городке Pragal, где им написано было его знаменитое "Путешествие" ("Peregrinsacao") — рассказ о необыкновенных странствованиях и приключениях. Книга эта была издана только в 1614 году, через 30 лет после : смерти авторе; рукопись ее безнадежно исчезла, как предполагают, уничтоженная иезуитами, вероятно опасавшимися заключавшихся в ней разоблачений относительно их миссионерской деятельности, зачастую сочетавшейся с грабежами и насилиями; известно, что рукопись путешествия находилась некоторое время в руках иезуита Люцена (биографа "просветителя" Японии Ксавье, сподвижником которого Пинто был в течение нескольких лет), затем попала к Франциску Андраде, умершему в 1614 г., в год ее выхода в свет; Андрада разделил её на главы, озаглавил их и, по-видимому, сильно проредактировал тот печатный текст, который и поныне заменяет исследователям пропавшую рукопись ("Peregrinacao de Fernao Mondez Pinto". Coimbra, 1614). Последующие переиздания этого текста (кроме хорошей перепечатки editio princeps, сделанной в Лиссабоне в 1829 г.) крайне неисправны, несмотря на то, что эта книга занимает видное место в истории португальской прозы; столь же неисправны и переводы "Путешествия" на европейские языки — французский, немецкий, английский, сделанные уже в первой половине XVII века. Превратившаяся, в конце концов, в своеобразный авантюрный роман, книга Пинто долгое время вызывала к себе весьма скептическое отношение исследователей; однако, критический разбор содержащихся в ней сведений позволил, в конце концов, признать, что несмотря на большое количество ошибок, темных мест, сознательных или случайных искажений, книга эта может служить также весьма интересным историческим источником (см. Donal d'Ferguson, : Letters from Portuguese Captives in Canton, written in 1534 and 1536,"The Indian Antiquary" vol. XXX 1901; Kuebb. Pinto's abenteuerliche Reise, Jena, 1866; Stephen L. Wheeler. Mendez Pinto "The Geographical Journal' 1893vol. I №2 p. 1:19 — 145; ' J. В ad dele y, Russia, Mongolia, China, vol. I Lond. 1919, p. LXI-LXIV; Schurhammer. Die zeitgenoessische Quellen zur Geschichte Portugesischen Asiens und Nachbarlander, Lpz. 1931). В своем "Путешествии" Пинто рассказывает, что около 1544 года он видел московитов в северном Китае, в городе Tuymicao, в посольстве некоего татарского владетеля Carao (из Бухары, Крыма или Казани?).

Взятый в плен китайцами за разбой у китайских берегов, Пинто был присужден ими к тяжелым принудительным работам в провинции Шеньси, откуда его освободили монголы во время одного на набегов на Китай. В то время, как он, вместе со своими освободителями, находился в китайском городе Тuymican (по объяснениям Вaddeleу — Kwei ho-chang) туда, к монгольскому владетелю, прибыли послы из различных стран: "Другой был король могорский (Mogores), государство которого находится в самом сердце страны около Coraezones (Хорассана?), области, близкой к Персии и царству Делийскому (Dely) и Хиторскому (Chitor), и государь, называемый Каран (Caran), который, как мы узнали здесь, имеет границы своего владения в горах Гонкалидана (Goncalidan), вместе с людьми, которых местные жители называют московитами (Moscovites), и несколько человек которых мы видели в этом городе (т. е. Тюймикане: они белокуры, хорошо сложены, одеты в широкие штаны, дорожные плащи с широкими рукавами и шапки, подобно фламандцам и швейцарцам, которых мы видели в Европе, причем наиболее уважаемые из них были одеты в кафтаны, подбитые соболями и другими мехами. Все они носили большие и широкие сабли, и мы заметили, что в своей языке они употребляли и некоторые латинские слова, и что даже, зевая, они трижды повторяли: Dominus! Dominus! Dominus! Это показалось нам скорее по-язычески, чем по-христиански; что же еще хуже было в них — это содомский грех, которому они очень были подвержены". Свидетельство Пинто стоит совершенно особняком и заслуживает специального разбора. Отмечу только, что Albrecht Wirth(Geschichte Asiensund Osteuropa,Halle, 1905, S. 425-426), комментируя мемуары Пинто, полагает, что называемый им в другом месте русский посол к монгольскому хану, повмени Leyxigau, есть никто иной как "Ялычев", но что "все, что рассказано о неслыханном великолепии посольства, по аналогии с описаниями других русских посольств, можно считать просто басней"; по мнению того же Вирта, Пинто был также на Сахалине, и в его названии Gangtiana "можно видеть нынешнее Engyt" (Энгис-пал?), а также на Амуре, причем под "Gigauhos" имеются в виду гиляки ; в Китае же он слышал о многие восточно-сибирских реках, о большом озере Moscombia и горах области "Alimania"; в этих свидетельствах нужно видеть запись китайских известий о Московии, превращенной в озеро, и немецких землях.

"Московия" еще раз названа у Пинто по другому поводу; согласившись совершить путешествия из Tuymicao в компании с посольством "татарского короля" к "королю Кохинхины", он поехал вниз по течению некой реки (J. Baddeley, op. cit. p. XIV, несмотря на очевидные искажения и ошибки в этом рассказе, все же находят его правдоподобным), и на третий день достиг небольшого городка Piuanguium (J. Baddeley сближает его c Pulisanghin Марко Поло или Pulisangu на карте Гвастальдо: "Tertia Pars Asiae", 1561), где внимание его обратили башни и зубчатые стены, широкие рвы, каменные мосты и в особенности орудия особой конструкции, сделанные из дерева и напоминающие насосы. "Когда я спросил у посланников, кто изобрел этот способ стрельбы? Они отвечали нам — люди, называемые Аlimanis из страны, называемой Musсоо, прибывшие сюда через озеро соленой воды, очень глубокое и обширное, на 9-ти вёсельной лодке, в общество женщины-вдовы, владетельницы местности, называемой Guaytor, которую, как говорили, король датский изгнал из ее страны". К этому прибавлено известие, что "прадед нынешнего татарского короля", женил ее трех сыновей на своих родственницах, и что от них именно произошли главные знатные фамилии этого государства".

Все загадочно в этом рассказе. У St. Wheeler (Geogr. Journal, 1893, I, p. 143 — 144) находим указание на "Историю Китая" Мендозы, напечатанную в 1585 г., где сказано, что артиллерия в Китае введена была одним немцем (Almaine) ок. 1330 года; в действительности, из китайских источников известно, что огромные самострелы (вроде аркбаллистов Зап. Европы) употреблялись там с незапамятных времен; Иакинф говорит и о древних "отбойных" машинах, типа катапульт, а Леконт и Фома Агвирский упоминают даже, что огнестpельное оружие изобретено в Китае ок. 80 г. н. э. С другой стороны, хорошо известно, что первые образцы огнестрельных орудий ввезены были в Россию уже в XV в. и что первые мастера пушечного дела в Московии были "немцы" (сл. Н. Е. Бранденбург Исторический каталог С.-Петербургского Артиллерийского музея, ч. 1, СПб. 1877, стр. 47, 57-58, 21, 22, 26-27). Приезд в Китай "alimanis" из страны "Muscoo" сам по себе не представляет ничего поражающего. Это давало некоторым исследователям право заключить, что под именем "московитов" в Тюймикане Пинто также описал немцев.

Как ни интересно приведенное известие Пинто, но оно настолько неясно, что решительно не позволяет говорить о частом посещении русскими северного Китая, даже вместе с среднеазиатскими посольствами, хотя для XVI века, по-видимому можно говорить уже и не только о посреднической торговле русских с Китаем, несмотря на то, что она должна была, конечно, носить случайный характер. Как бы там ни было, первые попытки завязать дипломатические сношения с Китаем, о которых мы имеем достоверные известия, относятся только к началу XVII века. В 1616 году В. Тюменец и Ив. Петров из Томска пошли проведывать Китайское царство, но дошли только до страны царя Алтына, где получили интересующие их сведения, и в 1617 году, в Москве, куда они прибыли с послами Алтына, их показания были записаны в Посольском приказе. В 1618 г. русские послы, бывшие в Швеции, воспользовались этими показаниями и преувеличенно заявили, что русские уже дошли до самого Китая (К. Якубов. Россия и Швеция, "Чтения в Общ. Ист. Др." 1897, III, стр. 47 — 48: "и ныне великого государя нашего люди и до того великого государства дошли, а в том Китайском государстве царь, а имя ему Тайсынь, а город Китай стоит на морской губе, а около него конем добрым езду 10 дней, опричь его уезду и земли Китайской" и т. д. Сл. выше: т. I, стр. 273). Это заявление, однако, не соответствовало истине, так как только в сентябре этого же 1618 года посол, толмач Ив. Петлин, впервые достиг Пекина, и вернулся в Москву через год (Ф. И. Покровский. Путешествие в Монголию и Китай сибирского казака Ив. Петлина в 1618 г. "Известия Отд. Р. Яз. и Словесн. Ак. Наук", 1913, кн. 4); Б. Курц. (Сочинение Кильбургера, стр. 365 — 366) замечает но этому поводу: "Посольство Петлина было отправлено не самим московским, правительством и не из Москвы, а по замыслу Тобольского воеводы и именно из Томска Поэтому то, как необходимо думать, московские приказы не считали этого посольства официальным и началом посольских сношений с Китаем. Но когда в самой Москве возникла мысль о посылке такого посольства в Пекин, и отсюда был отправлен послом дворянин Ф. Байков, снабженный полномочиями центральным московским правительством, то московское правительство стало смотреть на это посольство, как на первое. Это видно из грамоты, которую Байков должен был вручить богдыхану, а также из наказа, где ему предписывалось сказать богдыхану, что "учинилась ныне ссылка [посольство] первая, а наперед сего... ссылок николи не бывало" (наказ Байкову и другие документы, связанные-с его посольством, см. у П. Иванова: "Описание Государственного Разрядного Архива". М.,1842, стр. 387 — 429). "Цель этого посольства была, как видно из сохранившихся документов, завязать торговые сношения с Китаем. Посол должен был собрать сведения о товарах и торговле Китая и пригласить китайских купцов ездить в Россию беспошлинно торговать. Хотя это посольство не имело полного успеха, но дальнейшие настойчивые попытки русских установить прочные торговые связи с Китаем и отыскать туда самый удобный путь, привели ещё в XVII в. к большому развитию русско-китайской торговли" (Куpц , op. cit., стр. 367). Эта торговля вполне окрепла и стала быстро развиваться только после Нерчинского договора 1689 г. Ср. Н. Бантыш-Каменский. Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским Государствами. Казань, 1901; X. Трусевич. Посольские и торговые сношения России с Китаем. М. 1882; О. Gahen Histoire des relations de la Russie avec la Chine sous Pierre le Grand. Paris. 1912; Б. Г. Курц. Русско-китайские сношения в XVI и XVIII вв. Харьков, 1929; его же, Из истории торговых сношений России с Китаем в XVII ст, — "Новый Восток" 1928 № 23-24; его же, Колониальная политика России и Китая в XVII — XVIII вв. — "Новый Восток" 1927 № 10; его же, Як повстала державна караванна торговля Pоcii з Китаем у XVII віці, Киев, 1929; его же. Государственная монополия в торговле России с Китаем в первой половине XVIII ст. Киев 1929; (оттиск из "Наук Зап. Киівського Інституту Нар. Господарства", т. IX); J. Baddeley. Russia, Mongolia, China, Lond. 1919. .

6. сл. выше: т. I, стр. 135

7. Во введении к настоящему тексту указано, что Кильбургер в заключение 5-й части своего сочинения поместил "Извлечение" из описания путешествия Ф. Байкова в переводе на немецкий язык. Интересно отметить, что это путешествие напечатано было в Европе задолго до того, как оно увидело свет в России. Полностью оно было напечатано у час впервые Н. И. Новиковым в “Древней Российской Вивлиофике", ч. IV, между тем как в немецком переводе оно появилось уже в 1699 г., за которым вскоре же последовали и другие издания: голландские, французские и английские (сл. Куpц. Сочинение Кильбургера, стр. 203 - 205). О посольстве Байкова (впрочем не называя его имени) рассказывает еще J. B. Taverniеr. Les six voyages. Paris, 1692, III, 472 — 473.

8. Следует сказать, что в половине XVII века китайцы не сами привозили свои товары в Тобольск, но чаще всего пользовались в качестве посредников среднеазиатскими купцами, преимущественно бухарцами (А. В. Панков. К истории торговли средней Азии с Россией в XVI — XVII вв. — "В. В. Бартольду — Туркестанские друзья ученики и почитатели. Ташкент, 1927, стр. 20,33 — 34; С. В. Бахрушин. Торги гостя Никитина в Сибири и Китае. Труды Института Истории, I, М. 1926, стр. 375). В самом Тобольске, да и в других сибирских городах, китайских товаров тогда было еще немного. Так, например, в енисейской товарной ценовой росписи 157 г. (1649) упоминаются "китайские и бухарские всякие локотные товары": бархаты, атласы, камки, китайки, выбойки, дабы и пр. (Н. Оглоблин. Обозрение столбцев и книг сибирского приказа, ч. II, М- 1898, cip. 121. ч. I, М. 1895, стр. 169-170). В то же время среди товаров г. Томска "китайка" находилась наряду с бухарскими, калмыцкими, английскими и иными иностранными товарами (Г. Потанин Привоз и вывоз товаров г. Томска в половине XVII в. Вестник И. Р. Географ. Общ., т. XXVII, отд. 11), но это был, по словам Курца (Русско-китайские сношения, стр. 10 — 11), "результат посреднической торговли", причем "размеры ее были настолько незначительны, что, например, в 1652 г. в Томск было привезено всего 20 аршин, а в следующем году 7 кусков (56 — 63 аршина)". В последующие годы эта торговля заметно росла, притом, как указывает Кильбургер,. именно в Тобольске.

9.Перечисляемые Кильбургером предметы русско-китайской торговли соответствуют действительности. По словам Перри (1698 — 1715), из Китая шла шелковая камка, "китайка" — "особого рода льняная ткань, с примесью бумаги разных цветов", а также небольшое количество жемчуга и слитки золота; китайку русские женщины употребляли на одежду (Чтение в Общ. Ист. Др. 1871, II, стр. 62). В "Описании Сибирского Царства" также говорится, что в Китае покупали: "золото, серебро всякое, дорогое камение, камки, китайки, коралки белые и мускус, ревень, чяй-траву, табак" (А. Титов. Сибирь в XVII веке, M. 1890, стр. 78). Юрий Крижанич упоминает, что бухарцы привозят из Китая в Тобольск — "хлопок, хлопчатобумажные ткани, которые московитяне называют "китайками", драгоценные камни (А. Титов, op. cit., стр. 186 — 188). О "лалах", яхонтах и других драгоценных камнях см. Куpц, Сочинение Кильбургера, стр. 367 — 368; о хинном корне (Radix Chinae) там же, стр. 326; бобровая струя, по объяснению "Торговой книги" "пригожается немцам на краски к сукнам", "мускус" — вещество, получаемое из зверя, называемого "кабарга" или "мускусный дверь", которого Кильбургер называет "Кабардин" (Куpц, стр. 99), (латинское название его Сарrа Indicа), замечая при этом: "с некоторого времени сибирские купцы каждую зиму привозят в Москву несколько целых, с головой и ногами шкур, которые имеют в пупе свой мускус; там (в Москве) они покупаются иностранцами по 1 1/2 рубля и отсылаются как редкость" (Куpц, стр. 99, 286).

10. Во второй главе 1-ой части сочинения Кильбургера действительно говорится о вывозе из Китая в Россию чая и бадьяна (Куpц, стр. 310 — 311).

11. Вероятно, отголосок старого ошибочного представления о том, что Обь вытекает из "Китайского озера" (сл. выше, т. I, стр. 106 — 107).

Текст воспроизведен по изданию: Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. Т. 1. Ч. II. Иркутск. Крайгиз. 1936