ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОЛИТИЧЕСКАЯ

Глава XI

О ЗАКОНАХ МОЛДАВИИ

Трудно сказать, каковы были законы в древней Дакии, так как историки умалчивают об этом. Однако на основании сопоставления с другими подобными варварскими народами можно сделать [124] заключение, что воля государей и естественное право имели силу и авторитет писаных законов. Но после того как император Ульпий Траян победил Децебала и дакийское племя перестало существовать, а страна была превращена в римскую провинцию и засеяна римским семенем, эта страна получила римские законы от новых колонистов. Но эти законы имели силу в этой провинции до тех пор, пока она подчинялась римским и константинопольским императорам. Впоследствии же, когда нашествие варварских народов лишило страну их прежних жителей и константинопольские владыки были принуждены покинуть страну и подумать о своей собственной безопасности, римские законы были в небрежения у жителей Дакии и до того изменились, что, когда при счастливом предприятии Драгоша была восстановлена Молдавия, судьи уже почти не знали, как должно судить. Учитывая это, Александр, первый молдавский самодержец, которого наши соотечественники назвали Добрым за его выдающиеся заслуги, получив царскую корону от константинопольского императора, ввел греческие законы, взятые из книг царей, и из этих обширных законов предложил взять законодательство, какое в настоящее время употребляется в Молдавии.

Однако этот народ продолжал придерживаться различных обычаев, заимствованных от соседей и сохранившихся во время его переселения и изгнания, как-то: право наследования, завещания, распределения наследственного имущества среди наследников, определение границ земельных владений, выполнение повинностей, которые есть почти у каждого народа. Поэтому у молдаван возникли правовые отношения двоякого рода: одни писаные, которые опирались на эдикты римских и греческих императоров и на решения соборов; вторые — неписаные, которые можно назвать обычным народным правом. На местном языке оно называется славянским словом обычей, что обозначает нрав или обычай.

Но так как это обычное право не опиралось на писаные законы и потому что часто бесчестные судьи [125] отклонялись от его истинного смысла и тем самым создавали условия для несправедливых решений, то Василий Албанец, молдавский господарь, в прошлом столетии приказал праведным мужам, опытным в законах страны, собрать воедино все писаные и неписаные узаконения и из них составить единый свод, который в настоящее время является нормой для молдавских судий в их справедливых приговорах ²⁴.

Глава XII

О КНЯЖЕСКОМ И БОЯРСКОМ СУДЕ

В течение всего года, за исключением того времени, когда церковь устанавливает пост, называемый великим, господарь три или четыре раза в неделю публично выслушивает в диване дела тяжущихся. Диван — турецкое слово, которое на молдавском языке означает судебная палата, помещается в середине княжеского дворца. В нем у задней стены ставится трон господаря, над которым висит образ Иисуса Христа, ведомого на суд, и перед которым горит неугасимая лампада. С левой стороны помещается кресло митрополита (у молдаван по турецкому обычаю левая сторона считается почетнее правой). За ним следуют места для бояр, исполняющих должности в порядке их чинов. У правой стены зала имеются места для бояр, не исполняющих каких-либо должностей. В середине, ближе к правой руке господаря, стоит спатарь, который держит княжеский меч. Немного далее, на той же стороне, помещается великий постельничий в окружении других постельничих. Остальные, чье присутствие в диване обязательно, как-то: апроды и армаши, стоят напротив господаря так, чтобы он мог их видеть.

Как только господарь, предварительно помолясь Христу-судье, садится на трон, воцаряется тишина. Затем по приказу ворников-привратников апроды вводят по два или три жалобщика, которые толпятся снаружи у дверей. Когда их дело выслушано, их уводят через другую дверь дивана, [126] ведущую в малый диван, за исключением случаев, когда суд постановил взять их под стражу. Затем следуют другие. И так до тех пор, пока не останется ни одного жалобщика. При наступлении полдня оставшимся отдается приказ явиться на следующее заседание суда. Суд настолько строг и нелицеприятен, что даже великий логофет в случае, если на него пожалуется простой крестьянин, услышав упоминание своего имени, должен встать с места и стать по левую сторону крестьянина, пока разбирается дело. Более важные дела разбирает сам господарь, менее важные поручает судить боярам, которые, получив это распоряжение, судят у себя на дому и выносят решения, какие находят нужным. Если этим решением останутся довольны и истец и ответчик, оно будет иметь ту же силу, что и в княжеском суде. Если же одна из сторон считает себя обиженной, она может обратиться в суд господаря. Дело снова рассматривается, и, если окажется, что боярин вынес несправедливое решение под влиянием взятки или пристрастия или даже по незнанию законов, то он подвергается суровому наказанию. Если же господарь считает, что жалобщик был судим справедливо, то его наказывают плетьми за то, что пренебрег справедливым судом боярина. По решению господаря он несет заслуженное наказание за отвергнутый приговор боярина, а также обязывается уплатить в двойном размере расходы другой стороны.

Когда сам господарь захочет судить за более тяжкие преступления или влекущие за собой смертную казнь, то приказывает истцу и ответчику явиться в диван и им обоим предоставляется свобода высказывания всего, что каждый из них считает необходимым сказать как в свое оправдание, так и для доказательства вины противной стороны. По заслушании дела митрополит и все бояре де сфат, т. е. бояре-советники, громко высказывают свои суждения, даже если знают, что господарь думает иначе, и то ли оправдывают обвиняемого, то ли объявляют его виновным. Бояре, не имеющие должности, не могут высказывать своего мнения, за исключением случая, когда их спросит о том сам [127] господарь. Когда выслушаны мнения всех и подсудимый признан виновным, господарь спрашивает митрополита, какое должно быть применено наказание согласно гражданским и церковным законам. Вначале митрополит читает статьи закона, затем просит господаря проявить милость, которой нет границ; обычно так поступают и все бояре. Наконец, господарь выносит свое решение: оправдывает подсудимого или приговаривает к смерти или другому наказанию. Осужденные за уголовные преступления передаются великому армашу для заключения в тюрьму, а задержанные за долги — ватаву апродов.

Наказания бывают различные. Воров вешают, святотатцев сжигают, убийцам из знатных людей отсекают головы. Крестьян подвергают более тяжким и продолжительным наказаниям, как, например, вгоняют кол через ребра. Такого рода преступники, как правило, не могут рассчитывать на снисхождение судей, кроме случая, когда убийца помирился с родственниками убитого и когда они публично, в присутствии господаря, объявляют, что снимают с него вину и не требуют более, чтобы была отомщена кровь за кровь, смерть за смерть. Если убийца и сможет добиться этого и в некотором роде надеяться на милость господаря, все же он не может быть гарантирован, что останется жив. Ибо если господарю стало известно из прежнего поведения обвиняемого, что его злонамеренность нельзя исправить никаким другим наказанием, или имеются какие-нибудь другие причины, почему господарь хочет его жестоко наказать, то обычно отвечает, что, хотя родственники и поверенные убитого могут простить содеянное преступление, он же не желает, чтобы убийцы и злодеи жили в его государстве и заражали своим ядом здоровых членов. Ввиду этого господарь присуждает преступника к смерти или в соляные копи.

Если бояре присвоят что-либо из государственной казны в свою пользу или совершат какое-нибудь беззаконие против господаря, что случается не так уж редко вследствие непостоянства нравов молдаван, то он, не посовещавшись с боярами, может [128] сразу лишить их жизни или имущества. Если же в промедлении разбора дела нет опасности и если нечего бояться, что остальные заговорщики могут исполнить свои намерения, то господарь приказывает привести в диван заговорщика, чтобы показать справедливость своего решения и чтобы устрашить других, и там доказывает его измену то ли при помощи перехваченных писем, если они имеются, или же при помощи других свидетельств и присуждает его к смертной казни или другому тяжкому наказанию.

Если кто-либо из бояр приговорен к смерти, то он не может быть подвергнут другому роду смертной казни, как только обезглавливанию. Если же он присужден к бичеванию, то никто не может это исполнить, как только сам господарь, который наказывает своим топузом (княжеская булава), удары которого хотя и очень тяжелые, но не лишают чести наказуемого, тогда как считается очень позорным, если сечет розгами или кнутом кто-нибудь другой.

Остальные тяжбы в суде не длятся долго и в большинстве случаев оканчиваются в тот же день. Если же дело бывает очень сложно, то оно рассматривается в продолжение трех-четырех заседаний, после чего выносится решение. Если господарь не может прибыть на заседание дивана или по болезни, или в силу других обстоятельств, то все бояре заседают на своих местах, как если бы присутствовал сам господарь, выслушивают жалобы пострадавших и выносят решения, о которых письменно докладывают господарю, прилагая объяснения о производстве всего дела.

Когда господарь отправляется в церковь или куда-либо в другое место для забавы, то каждому разрешается подавать ему свои жалобы, которые собирает третий спатарь и по возвращении господаря во дворец кладет ему на стол. Сейчас же приходит третий логофет и читает господарю эти ходатайства и просьбы и на обороте прошений записывает решение господаря. Он же разрывает пополам жалобы, в которых заметит что-нибудь противное истине и справедливости. Затем спатарь возвращает [129] все прошения жалобщикам. Начальник же апродов обязан привести в исполнение волю господаря. Нам неизвестны случаи, чтобы решение господаря извращалось или отклонялось от истины из-за пристрастия другого лица, хотя было замечено, что у бояр это случалось нередко.

Это именно и есть тот порядок, пользуясь которым, жалобщики, обращаются к высшему судье Молдавии, т. е. к господарю, и он разрешает их жалобы.

Теперь нам нужно сказать также и о судьях низшего порядка. Они бывают общими, т. е. действующими по всей стране, и частными, т. е. местными. Всем советникам господаря и боярам дивана первого чина предоставлено право слушать и разрешать судебные дела на всей территории Молдавии, когда они выезжают из Ясской митрополии. Однако большая власть предоставлена двум великим ворникам: никто не может отклонить их суда, если является гражданином подчиненной ему провинции. В то же время можно не принять суда других бояр, если одна из сторон этого не желает, и опротестовать перед господарем ранее вынесенное решение. Все же, если решение ворника не удовлетворяет ту или иную сторону, ей предоставляется свобода обратиться в княжеский суд. В этом случае дело по существу не рассматривается, а только расследуется, было ли оно решено справедливо и в согласии с законами страны, как оно было изложено у ворника по свидетельским показаниям; постановления обычно выдаются выигравшей стороне на руки. Точно так же дело только расследуется, если кто-либо обратится к господарю с просьбой рассмотреть решение боярина, суду которого он раньше подлежал. Если будет найдено, что решение боярина несправедливо, что случается нередко, то допустивший эту несправедливость несет тяжелое наказание. Если же при расследовании будет установлено, что приговор боярина был справедлив и что жалобщик по пристрастию к сутяжничеству напрасно оскорбил боярскую честь, то он наказывается плетьми и должен уплатить противной стороне судебные издержки в двойном размере. [130] Однако даже в самом городе Яссы великим боярам разрешается слушать и решать жалобы тяжущихся при условии, что обе стороны на это соглашаются, ибо никто не может запретить желающим обращаться к суду господаря.

Если же какой-нибудь боярин будет разбирать представленное ему дело во дворце господаря, то он обязан предъявить через дьяка дивана свой приговор великому логофету вместе с мотивами своего решения. Если последний найдет его справедливым и соответствующим гражданским и церковным законам и условиям судопроизводства, то собственноручно пишет «рассмотрено» и отсылает дело третьему логофету для скрепления печатью дивана; после этого приговор считается окончательным и обжалованию не подлежит. Если же великий логофет обнаружит, что боярин судил несправедливо, то разрывает надвое дело и отсылает тяжущихся на суд господаря. Вне княжеского дворца великий логофет не может проверять или отменять судебные решения бояр. Боярин, низший по чину, не властен отменить судебное решение высшего по чину боярина.

Так как великие бояре почти всегда должны находиться при дворе и не в состоянии разрешать все судебные тяжбы во всем государстве, то в каждом большом и малом городе назначаются судьи для производства суда над жителями Молдавии, которые в одних местах называются пыркалабами, в других ворниками и камарашами. В Хотине, Черновцах, Сучаве, Нямце и Сороках имеются по два пыркалаба, но так как эти города являются наиболее крупными, то здесь пыркалабы носят название комендантов. Кроме этих городов, по два пыркалаба имеют города Роман, Ботошаны (этот город подчинен супруге господаря), Оргеев, Кишинев, Лапушна, Фалчиу, Галац, Текуч, Тутова, Путна. Остальные города меньшего значения, как Бакэу, Тыргул Фрумос, Харлеу, Кохурлуй, Васлуй, имеют по одному. В Бырладе вершат суд два ворника, замещающие великого ворника нижней Молдавии; столько же их в Дорохое, где они являются наместниками великого ворника верхней Молдавии. [131] Два в городе Кымпулунге и один в Васлуе. Над соляными копями в уезде Окна поставлены два особых камараша.

Все они могут разбирать судебные тяжбы, но разрешать только незначительные дела. Более же важные судебные дела они должны отправлять либо великому ворнику своей провинции или, если будет подана апелляция, господарю.

В последнем случае назначают для тяжущихся сорок, т. е. день, в который обе стороны должны явиться к господарю. Делается это следующим образом. Пыркалаб пишет бумагу, в которой указывает, что Тит и Кай, ввиду того что имеют тяжбу о таком-то деле, обратились к господарю и обязались в такой-то сорок, т. е. день, явиться на суд господаря. Эта бумага разрывается пополам и вручается каждой стороне тяжущихся. Если же в назначенный день одна из сторон не явится, то должна уплатить керия, т. е. денежный штраф; крестьянин платит двадцать пять золотых, знатный — сто, боярин — шестьсот. Во внимание не принимаются никакие оправдания, кроме тех случаев, когда не явившийся может доказать, что задержался из-за болезни, или в связи с княжеской службой, или из-за государственных дел, возложенных на него высшими чинами.

Глава XIII

О ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДОХОДАХ МОЛДАВИИ В СТАРИНУ И В НЫНЕШНЕЕ ВРЕМЯ

Некогда вся Молдавия со времени восстановления ее Драгошем составляла наследственную вотчину господаря. Это достаточно ясно подтверждают как отечественные летописи, так и грамоты господарей. Ибо новые поселенцы Молдавии не могли выбирать себе земельные угодья. Только того, кто выделялся военной доблестью, господарь возводил в боярское достоинство и для поддержания этого достоинства жаловал ему деревни и земельные угодья. Что это происходило именно так, [132] свидетельствуют дарственные грамоты, дарованные древним боярским родам, подтверждающие их права на владение поместьями, из коих видно, что эти владения являются дарами щедрых господарей. Для лучшего уяснения небесполезно будет привести здесь грамоту Стефана Великого, жалованную нашему предку Теодору Кантемиру, следующего содержания: «Принимая во внимание, что Теодор Кантемир, килийский и смилский пыркалаб ²⁵, показал себя верным слугой и храбрым воином Креста Христова в защите этих городов от нашествий турок и татар, принимая во внимание, что все эти места по попустительству божьему были опустошены турками и заняты ими, а он был принужден оставить свои отческие владения, пожалованные его деду и прадеду за верную службу нашим блаженной памяти предком,— мы жалуем вышеупомянутого Теодора Кантемира по нашей христианской любви и милости тремя деревнями в округе Фалчиу со всеми прилежащими к ним лесами, полями, реками и рыбными угодьями и ставим его главным над всеми кодрами (лесами) Тигеч и утверждаем его верховным капитаном над тигечскими конниками» (которых в то время, по свидетельству историков, насчитывалось до восьми тысяч). То же самое свидетельствуют и грамоты, данные другим боярским родам. Таким образом, в Молдавии почти нет знатных родов, кои бы не производили своего наименования от села, каковое первый основатель рода получил от господаря в качестве дара. Так, позже Кантемиры были названы Силистанами от названия деревни, Раковица — от Ракова, Урекиешти — от Урекие.

Но так как с течением времени число бояр значительно увеличилось, то стало очевидно, что эти дары в конце концов поглотят все богатства страны.

Господари, радея об общей пользе, разделили доходы, которые раньше собирались в одно место как для собственных нужд князя, так и для государственных надобностей. Для содержания своего двора они оставили себе все большие и малые города Молдавии с двенадцатью окрестными деревнями, соляные копи, подати, десятину от овец, [133] свиней и пчел, находящихся во владении крестьян и знати низшего чина. Великие бояре всегда были свободны от этого налога. Все же остальные доходы господари уступили государству и боярам и постановили взыскивать в мирное время в пользу государства с каждого крестьянского двора, называемого дымом, по восемьдесят аспров или по одному флорину, а если угрожала война, то по одному империалу, т. е. по сто двадцать аспров, при больших затруднениях — по золотому, который в то время равнялся уже двумстам аспрам. Сколь большая денежная сумма собиралась, легко может представить себе любознательный читатель, если сказать, что этих денег было достаточно, чтобы содержать сорок тысяч солдат-молдаван и четырнадцать тысяч наемных, набранных из германцев, казаков, сербов, болгар, албанцев, греков. Только одни доходы господаря превосходили шестьсот тысяч империалов в год. Из государственных росписей видно, что только с одного Кымпулунга было собрано двадцать четыре тысячи овец в качестве десятины.

В настоящее время Молдавия, увы, дошла до такой бедности и нищеты, что получает едва шестую часть прежних доходов. Пошлин и земельных сборов взыскивается около тридцати тысяч империалов, с соляных копей — десять тысяч, с больших и малых городов, во главе которых стоят пыркалабы, —пятнадцать тысяч; с десятины от овец обычно— десять тысяч, но в первый год правления господаря, когда и бояре должны платить десятину, — двадцать тысяч; с десятины от пчел и свиней — двадцать пять тысяч; с придворных служителей или знати низшего чина — пятнадцать тысяч. Все это составляет немногим более ста тысяч. Эти доходы господарь может использовать и тратить по своему усмотрению для собственных нужд и для своего двора.

Размер налогов в пользу государственной казны определялся не платежными возможностями подданных, но нуждами и алчностью турок. Ибо что бы они ни потребовали, то им беспрекословно надо отдать. С другой стороны, нельзя обязать господаря, [134] чтобы он из своей казны внес что-либо в государственную.

Наблюдение и попечение о всей государственной казне возложено на семь высших бояр, которые обычно называются бояре де сфат; только им одним разрешено входить в вистерию (помещение, предназначенное для заседаний по самым важным делам). Кроме них, один только великий вистерник имеет там место, так как надзирает за казной и держит у себя ключи от вистерии. Когда получен какой-либо приказ от турецкого двора или если господарь считает, что сбор служит для государственной пользы, он отдает письменный приказ обсудить это семерым боярам и письменно доложить ему. Те собираются в вистерии и, выслушав мнения всех, решают, что нужно сделать, и докладывают об этом господарю через вистерника. Если господарь одобрит решение, он повелевает, чтобы оно было выполнено в течение стольких-то дней. Тогда посылаются по стране два или три, а иногда и более человек, в зависимости от важности дела, которые собирают деньги, или хлеб, или то, что им будет приказано, и передают все это казначею, от которого получают расписку в получении. Казначей обязан каждые три месяца отчитываться в приходе и расходе перед этими семью боярами-советниками.

В мирное время в казначействе собирается от трехсот до четырехсот тысяч империалов; когда новый господарь назначается Портой или прежний снова утверждается в княжении новой грамотой, тогда должно быть собрано почти пятьсот тысяч империалов. Все эти деньги собираются и выколачиваются любыми способами из несчастных подданных для удовлетворения ненасытной алчности Оттоманской порты. Поэтому стране угрожает великая опасность крайнего упадка, так как нищета и разорение увеличиваются изо дня в день. [135]

Глава XIV

О ДАНИ И ПРИНОШЕНИЯХ, КОТОРЫЕ ВЫПЛАЧИВАЕТ МОЛДАВИЯ ОТТОМАНСКОЙ ПОРТЕ

С того времени, как турецкое оружие стало известно на берегах Дуная, и до времени Стефана Великого молдаване храбро защищали свою свободу и их не могли соблазнить ни лесть, ни щедрые посулы, ни пример соседей валахов, чтобы подставить свою шею под чужеземное ярмо. Этому не противоречит тот факт, что, как свидетельствуют наши отечественные летописцы, молдавские господари не раз платили туркам некоторые денежные суммы, ибо мудрые господари, когда могли предотвратить несчастье деньгами, предпочитали нанести ущерб своему кошельку, чем государству и своим подданным, следуя достойному примеру правителей Венецианской республики, славных своей государственной мудростью. Так что до времени вышеупомянутого Стефана никогда на Молдавию не могла быть наложена постоянная и обязательная дань. Но сын его Богдан Одноглазый отдал туркам в феодальную зависимость принадлежащую ему Молдавию, хотя, как говорят, согласно завещанию отца, с тем условием, чтобы ежегодно уплачивать четыре тысячи золотых, сорок коней, двадцать четыре сокола, но не в качестве дани, а как признание феодальной зависимости. Если сам султан участвовал в каком-либо походе, то господари должны были посылать в турецкий лагерь четыре тысячи молдаван для устройства дорог и починки мостов. Эти условия феодальной зависимости сохранялись почти целое столетие, а турки были довольны, что надели узду на молдавского быка, но не осмеливались натягивать ее, пока он не привыкнет. Впоследствии же, после восстания Иоанна Армянина, когда силы молдаван были окончательно истощены, турки потребовали от его наследника Петра, по прозвищу Хромой, двенадцать тысяч золотых в качестве хараджа (дани). Хотя бояре и согласились на это, однако Петр не захотел, чтобы потомки считали его первым, кто позволил наложить [136] дань на Молдавию, а потому покинул княжеский трон и удалился в Трансильванию, где у него было свое имение.

Его преемник Янко Саксонец, поставленный турками, человек свирепый и жестокий, молдавский Сарданапал, чтобы получить княжение, с легким сердцем отдал все, что требовали турки, и не побоялся замарать свое доброе имя, которого у него никогда не было. С течением времени господари пытались несколько раз свергнуть это иго, а к этому еще присоединялись внутренние беспорядки, однако турки находили повод увеличивать дань настолько, что с двенадцати тысяч золотых она дошла до шестидесяти пяти тысяч. Такую дань господари должны платить ныне в оттоманскую казну.

Для принятия этих денег, если турки не ведут войны с другими европейскими государствами, ежегодно посылается в Молдавию кто-нибудь из близких придворных султана в качестве хасне-агаси, т. е. начальника государственного казначейства. С большим торжеством он въезжает в столицу, пересчитывает деньги и приказывает господарю отправить их в Константинополь. За этот труд хасне-агаси получает от господаря семь тысяч пятьсот империалов и соболью шубу. Иногда приходится давать большую сумму, если великий визирь указывает таковую в своем письме или если известно, что хасне-агаси пользуется особой милостью у султана. Когда резиденты господаря отсчитают деньги султанским казначеям, господарь получает от хасне-агаси расписку в получении означенной суммы. Эту расписку доказывают маденхала-агаси, т. е. начальнику горных работ, который дает им другую расписку, свидетельствующую, что дань за этот год полностью уплачена. Обе эти расписки вручаются мектубчи-эфенди, т. е. главному дьяку визиря, или его личному секретарю, который, приняв обе расписки, выдает удостоверение об уплате денег. Когда резиденты господаря предъявят визирю это удостоверение и он увидит его собственными глазами, то приказывает надеть на них по кафтану, а сам вместе с тефтердаром пишет милостивое [137] письмо господарю приблизительно следующего содержания:

«Драгоценности или деньги, которые вы обязаны платить ежегодно, доставлены полностью и без ущерба и переданы нам в этом счастливом году через нашего начальника казначейства и твоих резидентов, кои постоянно находятся на службе у Высокой порты. Браво! Да будет у тебя изобилие во всем, да принесет тебе пользу и выгоду хлеб нашего всесветлейшего султана, нашего священного господина. Так же и впредь, подоткнув полы, напрягай все имеющиеся у тебя силы на службе нашего султана. Остерегайся поступать нечестно или иначе, чем тебе будет приказано, и всегда иди вперед твердой поступью с верой и верностью. Мир тебе! Дано там-то».

Кроме ежегодной дани, о которой мы сейчас говорили, во время байрама, т. е. турецкой пасхи, Молдавия должна еще платить султану дань, так называемый пешкеш, по двенадцать тысяч пятьсот империалов и две шубы: одну соболью ценою в тысячу пятьсот империалов и другую рысью; здравствующей матери султана — пять тысяч империалов и рысью шубу; на воск для освещения дворца султана — шесть тысяч; на смолу для конопачения военных кораблей — двенадцать тысяч империалов; кислар-агаси, т. е. старшему евнуху,— две тысячи пятьсот леонин (голландские монеты) и соболью шубу; визирю — пять тысяч империалов и дорогую соболью шубу; кехае — две тысячи пятьсот и соболью шубу; тефтердару— тысячу валензов с добавлением собольей шубы; рейс-эфенди — пятьсот и соболью шубу. Подарки для прочих придворных султана и визиря обходятся в сорок тысяч империалов и состоят из тканей, шелков, дешевых собольих шуб, которые называются пачя, потому что делаются из собольих лапок. Сверх всего, если возникает война с поляками или русскими и если визирь отдает распоряжение о наведении моста через Дунай, или если приказывает доставить лошадей для султанской конюшни, или перевозить артиллерию, или заготовить продовольствие, то все это страна должна самым старательным образом [138] выполнить. Однако все эти расходы вычитаются из годовой дани.

Если новый господарь должен быть поставлен на княжение, то не всегда платится одна и та же сумма денег: это зависит от алчности великого визиря и от степени домогательства кандидата на княжение. Однако существует обычай платить султану двадцать пять тысяч империалов, матери султана— пять тысяч, визирю — пятнадцать, кехае — половина того, что дается визирю, теф1епдару— тысяча, рейс-эфенди — пятьсот империалов. Подарки остальным придворным слугам доходят до сорока тысяч империалов, как и пешкеш во время байрама. Искиемне-агаси, который возводит господаря на трон, в награду получает десять тысяч леонин; однако очень часто эти издержки составляют триста тысяч леонин, которые вносит из своего казначейства не господарь, а государство. Утверждение во княжении также требует расходов. Оно бывает, как мы уже говорили, малое и великое. Малое утверждение, которое дается при помощи хиукм-фирмана, т. е. указа на княжение, стоит двадцать пять тысяч империалов. Иногда же, когда визирь расположен к господарю, это обходится дешевле. Великое же утверждение, при котором возобновляется грамота на княжение после трехлетнего правления, требует столько же расходов, сколько и первоначальное возведение на престол. Кроме этого, если капуджи-баши или какой-либо другой придворный султана посылается к господарю с повелением, то и он не должен возвращаться обратно без приношений.

Глава XV

О МОЛДАВСКОЙ ЗНАТИ

Кто захочет исследовать происхождение молдавской знати, не должен прибегать, как это делается у других народов, к неясным и темным легендам. Греческие и латинские писатели, признанные всеми учеными мира, проливают свет на это яснее полуденного солнца. Ибо, мы полагаем, никто не [139] станет отрицать, что граждане и воины, которых Траян привел в Дакию после победы над Децебалом и подчинения всего Дакийского царства, в качестве новых поселенцев, были римляне.

Если бы у нас не было других свидетельств, то достаточно и того, что Адриан после смерти Траяна, уступив варварам другие азиатские провинции, воздержался покинуть Молдавию, так как боялся погубить многие тысячи римских граждан, которые там проживали. Для искушенного в древней истории читателя будет достаточно ясно, что у римлян был обычай, по которому запрещалось принимать в легионы кого-либо, кроме как римских граждан и, следовательно, лиц, принадлежащих к знати. Ввиду этого мы считаем не заслуживающей опровержения выдумкой утверждение Энея Силвия, что Молдавия была местом пребывания римских каторжников. Ведь обыкновенно всегда предпочитаются свидетельства современного писателя писателю, жившему тысячу лет спустя, который говорит, что ему взбредет на ум на основании собственных предположений.

Выяснить, каким образом римский род распространился и сохранился в Дакии в течение веков, которые отделяют нас от времен Траяна, не является задачей настоящего труда, и мы не хотим это показывать при помощи долгих размышлений. Для сомневающихся приведем только одно единственное доказательство, а именно то, что сам молдавский язык, который более других похож на римскую речь, с полной очевидностью доказывает происхождение нашего народа; с этим никто не может не согласиться.

Но, однако, мы не из тех, кто думает, будто главнейшие знатные роды, которые в настоящее время процветают в Молдавии, и в древности выделялись своей знатностью среди римлян, когда они были в Дакии. Нам прекрасно известны превратности человеческой судьбы. Мы знаем, что Драгош, восстановитель Молдавии, отдал высшие знаки почета и использовал на гражданской и военной службе не тех, кто мог насчитать больше титулов своих предков, но тех, кои превосходили остальных [140] доблестью и верностью. Мы также знаем и то, что именно они заселили молдавскую землю, опустошенную татарскими нашествиями, новыми колонистами из крестьян, пригнанных из Полыни, и, основав эти поселения, дали им свое имя или, что более вероятно, приняли название деревни как знак своей знатности. Также достоверно и то, что с течением времени после уничтожения турками Сербского и Болгарского царств, когда даже столица греков подпала под чужеземную власть, многие потомки знатных родов этих государств ушли в Молдавию, как в общее прибежище того времени, и там благодаря своей верной службе приобрели права местных жителей и звание бояр. Были и такие, которые, происходя из знатных татарских родов, вследствие почти непрерывных войн между скифами и молдаванами попали в плен или вследствие внутренних раздоров сдавались добровольно господарям и, приняв христианство, были допущены к гражданской, военной и государственной службе. Далее, особенно в последнее столетие, когда стали посылать из Константинополя в Молдавию господарей, то они, проживая там еще в качестве частных лиц, покупали много рабов из черкесов и абазаров, которых сначала принимали на службу во дворец, а затем возвышали в боярское достоинство и тем самым даровали им привилегии знати, после того как последние доказали верность своему господину продолжительной службой. Господари привлекали в сословие знати некоторых поляков, в особенности тех, кто сочувствовал молдавскому княжеству, как, в свою очередь, многие молдаване были приняты в польскую знать.

В этих условиях, когда число молдавской знати значительно увеличилось, господарям было угодно разделить всю знать на три степени. Первое место было отдано боярам и именно тем, кто выдвинулся на высшие государственные должности, или тем, кто родился от таковых. Они принадлежали почти к такой же степени знати, к какой в Российской империи принадлежит «боярский родъ», который отличается от остальной знати низшего порядка. На втором месте считались куртени, или придворные, [141] которые получили в наследство от предков одну или же две деревни и которых русские называют дворянами.

Третье место занимают калараши, т. е. всадники, которые за пользование землями, пожалованными им господарями, должны постоянно сопровождать их в походах на своем собственном иждивении.

Последними являются резеши ²⁶, которых мы предпочитаем называть свободными земледельцами, чем знатью. Они почти соответствуют русским однодворцам, не владеют крестьянами, преимущественно живут вместе в одной деревне и обрабатывают свои земли или сами, или нанимая слуг.

Все боярские роды, о которых упоминают начальные молдавские летописи, сохранились до настоящего времени и, что особенно удивительно, до сих пор не вымер ни один древний род молдавской знати, несмотря на многие войны и разорения, причиненные татарами. Исключением является только род Василия Албанца, господаря Молдавии, который некогда превосходил своей многочисленностью все прочие, но в настоящее время угас совершенно. Некоторые из знатных родов дошли до такой степени бедности, что из почти тысячи дворов, коими они прежде владели, уцелело едва пять; однако сам род сохранился.

Будет полезно перечислить в этом труде название этих родов, и так как все они по знатности считаются одинаковыми, то мы их перечислим в алфавитном порядке ²⁷.

Абазешти,
Арбурешти,
Асани, которые происходят от Асана, брата валашского господаря Иоанна; о нем упоминает Хониат,
Арапешти,
Банташешти,
Башотешти,
Богданешти,
Богушешти,
Балшешти, два рода, [142]
Боулешти,
Бозурени,
Бургулешти,
Кантакузины, греки; происходят от Иоанна Кантукузина, константинопольского императора,
Кантемиры, происходят из Херсонеса Таврического,
Карабашешти,
Карпешти,
Катарджиешти,
Хрисоверги, греки, королевский род,
Клучерешти,
Костакешти или Гавриличешти,
Костинешти, сербы,
Крупенскиешти, поляки,
Чабанешти,
Чаурешти,
Черкезешти, черкесы,
Чифешти,
Чоголешти,
Дариешти,
Доничешти,
Драгушешти,
Дурачешти или Донешти,
Фратичешти,
Ганешти,
Ганчешти,
Гоянешти,
Хабашешти,
Хинчешти,
Хисарешти,
Исачешти,
Кирьячешти,
Михулешти,
Миклешти,
Милешти,
Мерешти,
Мовилешти,
Мозочешти; этот род насчитывает пять господарей ²⁸,
Мургулешти,
Накулешти,
Некулешти, греки, [143]
Паладиешти, греки,
Петралифи, греки,
Пилатешти,
Писоскешти, поляки,
Празешти,
Раковичешти,
Рази, греки,
Ропченешти,
Русетешти, греки,
Сепотенешти,
Стырчешти,
Стурзешти,
Шептиличешти,
Шолданешти,
Талабешти,
Талпешти,
Тамашешти,
Тански,
Таутулешти,
Тотоешти,
Тудорешти, греки,
Туркулечешти,
Варланешти,
Урикешти,
Зорешти,
Зорилешти.

В древности у молдаван был обычай, который благодаря длительному бытованию получил силу почти закона, по которому молодые люди, даже происходящие из самых знатных родов, не назначались на государственные должности, если не доказывали свою преданность по службе в низших должностях и если после долгой учебы и практики не научились исполнять эти должности. Поэтому бояре низших степеней отдавали своих сыновей, как только минуют их детские годы, на службу к боярам высших степеней в качестве слуг, которых те, однако, не могли использовать у себя иначе как только в качестве прислуги за столом или как дежурных у дверей господина. Когда в течение трех лет он приучался к обычаям боярского двора и научался вежливости, то тот же боярин вел его к [144] господарю и благодаря своей рекомендации добивался назначения в комнатные служители большого дивана, а через год — в малый диван, а затем переводился к спатарю. Если он обнаруживал там образец добронравия и честности и можно было на него положиться, то его принимали служителем большой опочивальни. Затем после нескольких лет службы по ходатайству другого боярина (ибо считалось неприличным, чтобы родители рекомендовали господарю своего сына) его производили в постельничел, т. е. в малые постельничьи, которые числом двенадцать обычно носили перед господарем белые тонкие прутья, по длине равные их росту. Если в этой должности он доказывал господарю свою верность и уменье, то допускался к службе во внутреннем дворце. Проведя таким образом свои молодые годы, он выдвигался сначала в бояре третьей степени, затем второй и, наконец, первой.

Однако если господарь обратил внимание на исключительные способности кого-либо, то мог в течение короткого времени возвести его из низших должностей в самые высшие.

В настоящее время, когда вместе с обеднением бояр растет их гордость, они считают, что их благородное происхождение будет запятнано, если они станут служить какому-нибудь боярину. Но так как честолюбие не позволяет им жить в лишениях, то они всеми способами стараются при помощи влияния своих родственников сразу быть принятыми в число внутренних придворных, которые называются боеринашами, т. е. малыми боярами. Это сословие является как бы питомником для всего государства, откуда обычно пополняется число бояр. Отсюда можно понять, какие человеческие убожества очень часто достигают высших государственных должностей. Это служит причиной тому, что очень часто можно видеть среди бояр высшей степени людей чванливых, надменных, высокомерных, недостойных не только управлять государством, но и лишенных добронравия, в которых нельзя найти ничего достойного похвалы, кроме того, что дают тому или иному человеку природные [145] качества, оставленные без внешнею благого воздействия и воспитания.

Здесь будет небесполезно напомнить, каким способом и при каком торжественном церемониале господарь утверждает молдавских бояр. В последний день декабря, в канун праздника святого Василия, после вечерни, по приказу великого постельничего все бояре оставляют знаки своей должности в спатарии или в диване господаря. На следующий день, первого января, за три или четыре часа до рассвета собираются во дворце все бояре, как выполняющие какие-либо должности, так и не выполняющие, сопровождают господаря в церковь к заутрене, но все без знаков отличия, как будто все отставлены от исполнения своих обязанностей. По окончании службы господарь идет в спатарию и там садится на трон, а все бояре располагаются вне, в малом диване. Тогда господарь приказывает ближнему каларашу позвать великого постельничего, если намерен утвердить его в должности, если же нет, то того, кого он назначил ему в преемники. Господарь обращается к прибывшему с кратким словом, напоминает о выдающихся заслугах перед государством его и его родителей, указывает, за что удостаивает его этой чести, и утверждает в должности, наказывая быть и в дальнейшем верным, упомянув возможные награды и наказания, наставляет, как он должен действовать и поступать. Сказав это, протягивает ему посеребренный жезл, который тот принимает, и, поцеловав руку и край одежды господаря, отступает несколько назад и великий камараш надевает на него кафтан. Первым получает знак своей должности великий постельничий, не потому, что он превосходит всех остальных чином, ибо, как мы выше говорили, по чину он является пятым, а потому, что возводит в звание остальных бояр. Будучи таким образом утвержден в должности, великий постельничий по приказу господаря приводит того, кого господарь пожелает пожаловать почетной должностью великого логофета и которому после краткой речи передает позолоченный жезл. Великий постельничий [146] накидывает на его плечи кафтан и, взяв под руки, подводит к господарю, которому тот целует руку и край одежды. Так же поступает великий постельничий и с остальными советниками и боярами первой степени.

Бояре второй степени приглашаются к князю вторым постельничим, на них надевают кафтаны. Бояре третьей степени приглашаются третьим постельничим, но они не одаряются кафтанами, а только утверждаются в своей должности приказом господаря.

После этого все вместе сопровождают господаря в храм к святой литургии. Новые бояре занимают места отстраненных, а все отстраненные со своими товарищами остаются в притворе. По окончании богослужения господарь приглашает к себе на обед кого пожелает. К вечеру жалует каждому советнику и боярам высшего чина по две серебряные чаши, которые вмещают по две мерки, а боярам второй степени — по одной чаше, наполненной вином, которую они осушают в присутствии господаря. В тот же день супруга господаря жалует женам бояр первой степени по малой чаше с вином.

На следующий день бояре снова собираются в диван, благодарят господаря за оказанную милость и предлагают ему через постельничего какой-нибудь подарок: или породистого коня, или какой-либо ценный дар, какой у кого имеется. В тот же день такую же честь оказывают жены бояр супруге господаря на женской половине.

В остальное время года господарь редко делает изменения в государственной службе бояр, хотя никто не вправе запретить ему в любое время отстранить от должности старых и назначить новых. И так как уже издревле господари привыкли назначать и увольнять бояр в начале года, то быть может, руководимые верой в старый обычай, они решили назначать для подобных церемоний это время, которое их предки считали вполне подходящим для данной цели. [147]

Глава XVI

ОБ ОСТАЛЬНЫХ ЖИТЕЛЯХ МОЛДАВИИ

Мы полагаем, что вряд ли в каком другом государстве, заключенном в столь тесных границах, как Молдавия, живет столько разных народностей.

Кроме молдаван, большинство которых пришло из Марамуреша, его населяют греки, албанцы, сербы, болгары, поляки, казаки, русские, венгры, германцы, армяне, евреи и плодовитые цыгане. Греки, албанцы, сербы и болгары живут свободно и занимаются здесь отчасти торговлей, отчасти служат в войске господаря на жаловании. Германцев, поляков и казаков немного, и они бывают либо воинами, либо слугами при дворе; некоторые из поляков нередко достигают даже боярского звания. Армяне считаются подданными господаря и платят ему те же налоги, что и остальные граждане и торговцы в других городах и местечках Молдавии, наравне с католиками имеют свои церкви, достаточно большие и не менее богато украшенные, чем православные храмы, где свободно исполняют свои обряды. Евреи также рассматриваются как подданные государства и должны платить ежегодно денежный налог, но более высокий, чем обычно; кроме торговли и шинкарства ничем другим не занимаются; могут иметь свои деревянные синагоги, но не каменные. Русские и венгры в Молдавии обречены на постоянную неволю. Цыгане ²⁹ рассеяны по всему государству, и нет почти ни одного боярина, который бы не владел несколькими цыганскими семьями.

Откуда и когда пришел этот народ в Молдавию, они сами не знают; не упоминают о них и наши летописцы. Они пользуются языком, который является общим в этих местах для всех цыган, в котором попадается много чисто греческих слов и даже немало персидских. Они не знают другого занятия, кроме кузнечного и медно-плавильного ремесел. По природе они такие же цыгане, как и в других странах, у них те же обычаи. Высшей их добродетелью и специфической особенностью являются воровство и лень. [148]

Очень много турок занимается торговлей в Яссах и других городах. Им не дозволено покупать землю в собственность или дома в каком-нибудь городе или селе. В особенности им запрещено строить храмы или совершать публично моления по их иноверным верованиям, и Оттоманская порта никогда не настаивала, чтобы молдавские господари разрешали им это. О если бы так оставалось всегда!

Собственно молдаване, кроме знати, о которой мы говорили выше, живут в городах и местечках или в сельских местностях. Мы называем горожанами тех, кто живет в больших и малых городах, а сельскими жителями тех, кто проживает в деревнях. Живущие в городах не подчиняются никому, кроме господаря, и только ему одному платят подать. Все они занимаются ремеслами, и редко среди молдаван бывают торговцы, ибо им присуща гордость или отсутствие предприимчивости, и они считают, что всякого рода торговля недостойна их, за исключением продажи плодов земли, собранных в своих владениях. Я думаю, что это является одной из основных причин, почему редко можно найти зажиточного горожанина из молдаван и почему наша страна постоянно страдает от недостатка денег, хотя вывозит за границу гораздо больше, чем оттуда ввозит. Ведь торговцы иностранного происхождения, как-то: турки, евреи, армяне, которых мы попросту называем желепами, захватили в свои руки торговлю из-за отсутствия предприимчивости у наших местных жителей и обычно, закупив по дешевой цене целые стада крупного и мелкого рогатого скота, отправляют его в Константинополь и другие города и там продают по двойной или тройной цене. Но так как самая состоятельная часть их не может владеть землей и домами в Молдавии, то поэтому большая часть этих денег уходит из государства и лишь незначительная их часть возвращается назад через Дунай для уплаты туркам подати и других государственных налогов.

Настоящих крестьян (крепостных) среди молдаван нет, а те, что имеются, являются по происхождению либо русскими, либо трансильванцами,  [149] или, как у нас их называют, венграми. В первом столетии после образования Молдавии Драгош, найдя новую страну, лишенную жителей, раздал всю землю своим товарищам по походу, но так как было бы несправедливо, чтобы благородный работал на благородного, ибо все они, происходившие от римлян ³⁰, были одинаково благородными, и так как считалось недостойным для племени, привыкшего к войне, заниматься земледелием, то сподвижники Драгоша должны были с согласия господаря привести на свои земли из соседних стран, где уже было введено крепостное право, крестьян-землеробов, захватив их в качестве добычи. Что это так, доказывает сама этимология слова «крестьянин», который на молдавском языке называется «вечин», что означает «сосед». А это значит, что крестьяне сначала были соседями, которых впоследствии военный успех молдавского оружия заставил работать на молдавской земле. По этой причине в верхней Молдавии, которая раньше начала заселяться потомками Драгоша, есть много крестьянских дворов. В нижней же, заселенной позже, их нет, кроме тех крестьян, которых бояре, живущие в этих местах, покупали за деньги в верхней Молдавии и переводили в свои имения, или обедневших резешей, которые продали свои земли, полученные от предков, и которых притеснение бояр заставило надеть на себя ярмо крепостной зависимости.

По этой причине на суде легко устанавливалось, из какого сословия происходит человек, которого боярин добивается заполучить к себе в качестве крепостного. Если привлеченный к суду докажет, что его предки имели какую-либо земельную собственность, то выносится приговор, которым он признается совершенно свободным, хотя бы и потерял эту собственность вследствие обеднения или других каких-нибудь неблагоприятных обстоятельств. Если привлеченный к суду докажет, что был принят в числе каларашей, придворных слуг или апродов, то выносится такой же приговор, ибо никто иной не может служить в этих должностях, как только свободный. Если он не может доказать этого, [150] то в таком случае отдается в крепостную зависимость боярину.

Те, кто был переселен из Польши в центральную часть Молдавии, проживая там долгое время, забывали родной язык и усваивали молдавский. Те же, кто живет в пограничных с Подолией районах, до настоящего времени говорят по-рутенски ³¹ и по-польски.

Венгры были более неподатливыми как в отношении римско-католической веры, так и в отношении родного языка, однако они все искусны в молдавском языке.

Но к какой бы народности ни принадлежали крепостные крестьяне, они обязаны со всем старанием работать на своих хозяев. Им не дается никакой меры, и хозяин сам решает, сколько дней им работать на него. Хозяину не дозволено отнимать насильно у них деньги или скот. Даже если крепостной крестьянин становится владельцем большой суммы денег, то из них ничего не принадлежит хозяину, а если он будет вымогать, то по жалобе крестьянина суд вынесет решение о возврате их. Однако если хозяин захочет действовать не по закону, то подвергает крестьянина телесным наказаниям до тех пор, пока не получит того, чего хотел. По закону запрещено убивать крепостного, и если хозяин каким-либо образом лишит его жизни, то не только будет осужден на смерть, но обязан дать волю жене и детям убитого, ибо никому из частных лиц не дано права жизни и смерти над молдаванами; этим правом владеет только господарь. Далее, боярам разрешено продавать крепостного молдаванина, но не за пределы той деревни, где он родился. Если же будет продано все имение вместе с крестьянами, то такая продажа считается законной и имеющей силу. Крестьянин платит такую подать, какую повелит ему господарь, которому не устанавливается ни пределов, ни способов взимания, ни времени уплаты. Вообще же можно считать молдавских крестьян самыми бедными по сравнению со всеми крестьянами мира, и только богатые урожаи, собираемые с земли, спасают их от полной нищеты, как бы помимо их воли, ибо они [151] ленивы и не любят трудиться ³², мало пашут, мало сеют, но много собирают. Они не заботятся, чтобы приумножить достаток своим трудом, но довольствуются только ссыпкой в закрома того, чего им хватает для пропитания на один год или, как они говорят, до нового хлеба. Поэтому если их постигнет неурожай или вражеское нашествие затруднит уборку хлеба, то они неизбежно обречены на голод. Если у крестьянина есть одна или две коровы, то он считает, что этого достаточно, чтобы прокормить себя и свою семью, ибо коровы дают в день до сорока мер молока, самое же меньшее — двадцать четыре. Если у него есть двадцать ульев, то на доходы от них можно легко уплатить налоги за весь год. Не говорим уже о том, что только один улей при благоприятной погоде дает каждый год семь роев. Достаточно сказать, что каждый улей дает две и более мерок меду, а каждая мерка продается по империалу. У жителей гор много овец, меда и фруктов, а у жителей долин — хлеба, быков и лошадей

Но для крестьян особенно большим несчастьем является то, что они живут по соседству с татарами, которые не только тайно воруют все что могут, но даже иногда под видом похода в Польшу — а в этом случае они не могут миновать Молдавию,— открыто совершают величайший грабеж, уводя в плен всех жителей деревень, которых потом продают в Константинополь как русских. Хотя подобные набеги уже давно запрещены неоднократными приказами султана, но кто может избежать при этих обстоятельствах преступных действий татар? Однако более счастлива участь тех, коих судьба приведет в Константинополь, ибо там княжеские резиденты могут взять без выкупа и отпустить на волю пленника молдаванина, где бы его они не нашли. То, что мы говорили о крепостных крестьянах Молдавии, не должно относить к тем крестьянам, которые живут в трех районах Молдавии и которые, хотя и не являются благородными, однако не подчиняются боярам; эти районы являются как бы отдельными государствами.

Первый район — это Кымпулунг в Сучавском [152] округе, огражденный сплошной цепью высочайших гор. Он состоит из пятнадцати деревень, в которых жители пользуются своими собственными законами и судами. Иногда они принимают двух ворников, поставленных господарем. Но нередко прогоняют их, если те возбуждают недовольство жителей, полагаясь на ту защиту, которую им щедро дала природа. Здешние жители не занимаются обработкой пашен, которых у них в горах нет. Весь свой труд они вкладывают в заботу об овцах. Они уплачивают ежегодный налог, но не такой, какой пожелает господарь, а такой, какой они платили прежним господарям. Этот договор возобновляется всякий раз, как во княжение вступает новый господарь Молдавии, к которому они посылают своих посланцев. Если же господарь захочет поступить с ними более строго и пожелает наложить новые подати, то они без долгих споров вовсе отказываются платить налоги и уходят в труднодоступные горы. Поэтому господари никогда и не требовали от них дани больше положенной. Иногда, подстрекаемые мятежниками, жители гор отлагались от власти господаря и принимали покровительство поляков. Это обстоятельство дало повод некоторым польским историкам хвалиться, что Молдавия была данницей Польши. Однако всем известно, и это подтверждает сам Пясецкий, епископ Перемышльский, хотя Длугош Сарнициус и Ориховиус возражают, что Молдавия была союзницей Польши, прежде чем подпала под власть турок. После же того как она начала платить дань туркам, поляки и не помышляли о покорении Молдавии, но, напротив того, некоторые короли иногда даже пытались возвратить ей прежнюю свободу.

Вторая молдавская независимая область меньше и находится в округе Путна, недалеко от границы с Валахией, и называется Вранча. Она окружена со всех сторон труднопроходимыми горами. В ней насчитывается двенадцать деревень с двумя тысячами дворов. Население, как и в Кымпулунге, занимается овцеводством и не знает земледелия. Жители так же уплачивают ежегодно установленную дань, но управляются своими законами и не [153] принимают ни княжеских указов, ни княжеских судий.

Третья такого рода область — Кигеч, в округе Фалчиу. Она представляет собой местность, покрытую лесом, на границе с буджакскими татарами и является прочным оплотом для той части Молдавии, которая лежит между рекой Хиерас и Бессарабией. Жители платят господарю незначительную дань. Все они калараши, т. е. конники. Прежде их насчитывалось до восьми тысяч; теперь же на бранное поле выходит едва две тысячи. Воинской доблестью они превосходят всех остальных молдаван настолько, что в народе существует пословица: пять крымских татар стоят десяти буджакских, пять молдаван превосходят десять крымских татар, а пять кодрян (т. е. жителей лесов, так в народе называют жителей Кигеча) побивают десять молдаван. Более подробно мы говорили о них выше, в шестой главе.

Глава XVII

О НРАВАХ МОЛДАВАН

Любовь к родине побуждает и властно диктует всякому, кто собирается описывать нравы своего народа, хвалить тот народ, к которому он принадлежит по рождению, и восхвалять жителей той страны, которая его родила (вообще же о нравах молдаван очень немногим из иностранцев что-либо известно). С другой стороны, любовь к истине препятствует и запрещает превозносить то, что по здравому размышлению подлежит осуждению. Будет более полезным для отечества наглядно и открыто показать его гражданам все те недостатки, кои в изобилии бытуют среди них, чем сладкой лестью и искусным оправданием вводить их в заблуждение и утверждать во мнении, что они правильно поступают, в то время как весь мир, обладающий утонченными нравами, осуждает это. Под влиянием этих доводов я открыто свидетельствую, что помимо православной веры и гостеприимства, едва ли можно найти в нравах молдаван что-либо, что мы могли бы по справедливости хвалить. Пороки, свойственные [154] всем смертным, присущи и Молдаванам, если не всегда в большей степени, то, однако, наверняка не в меньшей. Напротив, добродетели редки, и так как молдаване лишены воздействия правильного воспитания и наставления, то нечасто можно найти кого-либо, блещущего добрыми нравами, разве что благодательная природа поможет кому-нибудь своим благожелательным отношением.

Самомнение и высокомерие являются матерью и сестрой молдаванина. Если у него есть породистая лошадь и отличное оружие, то он убежден, что нет никого превыше его, и, если ему представится случай, не откажется воевать с самим богом.

Вообще они дерзки, вспыльчивы, легко возбуждаются' и вступают в ссору. Однако они отходчивы, быстро остывают и мирятся со своими противниками. Они не имеют понятия о дуэли. Крестьяне редко переходят от бранных слов к оружию, но сдерживают слишком свободные речи товарища палкой, дубинкой или кулаком. Так же поступают и солдаты. Редко они переходят от бранных слов к оружию и если это когда-либо случается, то за такую дерзость их наказывают очень сурово.

Молдаване большие весельчаки и любят шутки. У них что на сердце, то и на языке, как легко они забывают вражду, так же недолго сохраняют память о дружбе. Не прочь хорошо выпить, но и не пропадают без вина. Любят проводить время в веселых пирушках, которые длятся от шести вечера до трех ночи, а иногда и до рассвета, причем пьют очень много вина, иной раз до рвоты, но обычно не каждый день, а только в праздничные дни или зимой, в плохую погоду, когда мороз загоняет жителей в дома и побуждает их согреваться вином. Не любят водки; исключение составляют солдаты. Все остальные пьют ее перед обедом по маленькой чарке. Любителей вина особенно много в нижней Молдавии и в пограничных с Валахией местах. Однажды затеяли спор, кто больше выпьет вина — молдаванин или валах. Спорщики вышли на Фокшанский мост (который находится на границе между Молдавией и Валахией) и состязались, [155] выпивая чаши, до тех пор, покуда валах, раздувшись от чрезмерного количества вина, не испустил дух; за эту победу молдаванин был пожалован своим господарем дворянством.

Молдаване прекрасно умеют стрелять из лука, метать копье, но более всего действуют мечом; огнестрельным же оружием пользуются лишь охотники, так как считается бесчестным употреблять против врага это оружие, при использовании которого не требуется ни капли военного искусства и воинской доблести. При первом нападении на врага бывают очень неустрашимы, при втором — слабее. Если же были отброшены, то редко осмеливаются наступать в третий раз. От татар научились, отступив, ходить в повторные атаки и благодаря этому приему не раз вырывали успех из рук победителя врага.

По отношению к побежденным проявляют то милосердие, то жестокость, в чем выражается непостоянный характер, свойственный их натуре. Считают своим святым христианским долгом убить турка или татарина и причисляют к отступникам веры того, кто вздумает обращаться с ними более мягко. Как они действуют в этом отношении, достаточно ясно показало последнее опустошение Буджака, когда Петричейко после Венского поражения напал на Бессарабию.

Молдаване не знают меры в своих чувствах. При успехе становятся заносчивыми, при неудаче падают духом. Вначале им ничто не кажется трудным; если же встречают даже самое малое препятствие, то теряются и не знают, что предпринять; в конце концов, когда видят, что их попытки не имеют успеха, впадают в позднее раскаяние в совершенном. Поэтому нельзя не приписать исключительному и неизреченному божественному промыслу то обстоятельство, что столь великая и внушающая большой трепет Оттоманская империя не смогла осилить и подчинить себе народ столь необразованный и слабый, который столько раз дерзал по собственной инициативе свергнуть ее иго. Ведь Оттоманская империя оставила ему нетронутыми и нерушимыми гражданские и церковные законы. [156] И это в то время, когда она подчинила своей власти все римские владения в Азии и в немалой части Европы, завоевав своим оружием Венгрию, Сербию, Болгарию и другие многие государства, и подчинила себе культурнейший греческий народ.

Как бы то ни было, но почти все молдаване не только не любят учиться, но испытывают отвращение к учению, им даже неизвестны сами названия изящных искусств и наук. Они считают, что ученые мужи не могут не рехнуться, и, когда хотят упомянуть об учености кого-нибудь, то говорят, что он спятил из-за чрезмерных знаний. В уста молдаван влагается позорящая их поговорка: «Занятие науками — это дело попов; для мирянина же достаточно уметь писать и читать, подписывать свое имя, быть в состоянии внести в ведомости белых, черных и рогатых быков, лошадей, овец, вьючный скот, пчелиные ульи и другие такого рода вещи; все остальное совершенно излишне» ³³.

Хотя женщины не так старательно укрываются от взора мужчин, как у турок, однако редко выходят из своих домов, если принадлежат к хотя бы немного знатному роду. Благородные женщины не лишены красоты, но уступают в этом женщинам из народа. Последние превосходят их красотой, но большей частью распущены и безнравственны. Некоторые из них у себя дома напиваются вином, однако редко замужняя женщина, упившись, появляется в публичных местах. Женщина считается тем более почетной, чем меньше ест и пьет на пирах. Поэтому редко можно видеть ее, когда она кладет кусок хлеба в рот или когда раскрывает его настолько, чтобы можно' было видеть ее зубы; она принимает пищу так, чтобы ее никто не видел. Считается, что нет ничего позорнее, как открыть волосы замужней женщины или вдовы, и признается за тяжкое преступление обнажить голову женщины в публичном месте. Напротив, у девушек считается позором покрывать голову хотя бы самым тонким покрывалом, ибо непокрытая голова считается знаком девственной чистоты.

Впрочем, как различен бывает климат в провинциях [157] Молдавии, так и различны у молдаван обычаи. Жители нижней Молдавии, привыкшие в течение долгого времени жить в условиях войны с татарами, являются лучшими и более отважными солдатами. Кроме того, они мятежны и непостоянны, и если не угрожает внешний враг, легко соблазняются на бунты против своих начальников и нередко даже против самого господаря. Мало рвения проявляют в исполнении требований религии. Многие из них, а простой народ почти поголовно, верят, что каждому человеку богом установлен день смерти и что никто не может умереть или погибнуть на войне иначе, как только в тот день, и это настолько укрепляет их дух, что они как одержимые всегда бросаются на врага. Молдаване полагают, что убить или ограбить турка, скифа или иудея не является грехом ³⁴ и менее всего убийством человека. Живущие на границе с татарами постоянно занимаются воровством и грабежом и, когда совершают нападение на татар, то говорят, что не похищают чужое, а возвращают себе свое, потому что татары теперь владеют тем, что отняли у предков молдаван. Среди них редко случаются прелюбодеяния. Юноши же, пока не соединятся узами законного брака, считаются как бы свободными от всех законов морали, и то, что они предаются тайным любовным похождениям, не считается позором, а даже чем-то похвальным. Поэтому довольно часто у них можно услышать пословицу: «Сын мой, избегай воровства и грабежа, ибо я не могу избавить тебя от виселицы, но тебе не угрожает смертельная опасность за прелюбодеяние, пока ты будешь в состоянии платить шугубинату» (этим именем называется тот, кто поставляет нечестных девиц и блудниц).

Достойно похвалы и постоянного прославления гостеприимство, которое оказывают молдаване чужеземцам и странникам. Никто не отказывает в крове и пище гостю и бесплатно кормит его самого и его лошадей в течение трех дней, хотя сами очень бедны из-за соседства с татарами. Прибывающего гостя принимают с веселым и радостным видом, как будто пришел родной брат или близкий родственник. [158] Есть и такие, которые не садятся за стол до девяти часов утра» чтобы только не принимать пищу одним, а высылают своих слуг на дороги, чтобы нашли путников и пригласили их к себе в гости, к столу. Лишены этой достойной похвалы традиции только жители Васлуя, которые не только закрывают перед гостем свои дома и кладовые, но если видят, что приближается путник, то незаметно скрываются и, быстро переодевшись в лохмотья, снова появляются уже в виде нищего и просят милостыни у самого путника.

Жители верхней Молдавии менее воинственны и не питают пристрастия к войне, а предпочитают спокойно добывать свой хлеб в поте лица своего. Они крайне набожны. Поэтому только в одном Сучавском округе насчитывается до шестидесяти каменных церквей, а во всей верхней Молдавии более двухсот больших монастырей с каменными постройками. В горах живет очень много монахов и отшельников, которые посвящают богу свою уединенную жизнь, вдали от мирской суеты. Среди них весьма редко встречается или совершенно нет воровства. Жители верхней Молдавии всегда хранят верность своему господарю, и если среди них возникают внутренние беспорядки, то это случается из-за подстрекательства бояр нижней Молдавии. Соблюдают чистоту и целомудрие даже до брака, что особенно редко можно встретить у жителей нижней Молдавии. В выполнении государственных повинностей более прилежны, чем другие. Они рачительные хозяева. С величайшим старанием выполняют отданные им приказы. В отношении гостеприимства более расчетливы, чем жители нижней Молдавии.

У молдаван характер танцев совсем иной, чем у других народов, ибо танцуют они не по двое или по четверо, как у французов и поляков, но в танцах принимают участие сразу много лиц, образуя круг или длинный ряд, причем танцуют больше на свадьбах. Когда все, взявшись за руки, пляшут в кругу, двигаясь мерным и стройным шагом справа налево, то такой танец называется хора. Когда же, встав в длинный ряд и взяв друг друга за руки [159] так, чтобы края ряда оставались свободными, идут кругом с различными поворотами, то такой танец обычно называется польским словом данц.

На свадьбах, перед тем как пастырь благословит брачащихся, торжественно танцуют во дворе и на улице в два ряда — один состоит из женщин, другой — из мужчин. Во главе каждого ряда стоит выборный вожак, человек пожилой и уважаемый, который держит в руке посох, окрашенный в золотой или другой цвет, конец которого повязан платком фригийской работы. При первом движении вперед один вожак ведет танцующих справа налево, а другой — слева направо так, чтобы ряды были обращены лицом друг к другу. Затем — в обратном порядке, повернувшись спинами друг к другу. Наконец, каждый ряд кружится в замысловатых поворотах и, чтобы не спутаться, так медленно, что едва можно заметить их движение. В каждом ряду танцующие занимают места согласно степени своего достоинства. Жены и дочери бояр занимают места соответственно положению своих мужей и отцов, но первое место всегда занимает вожак танца, второе — дружка, третье — жених. Такое же место в ряду женщин занимают дружка и невеста, хотя бы по своему положению они были гораздо ниже. После венчания оба ряда перемешиваются так, что женатый держит руку своей жены“ а неженатый — руку девушки, равной ему по положению, и так кружатся и вертятся в кругу. Иногда танец движется в виде треугольника, или в виде четырехугольника, или в виде овала, или в виде другой неправильной фигуры в зависимости от желания и искусства вожака.

Кроме теких танцев, во время празднеств существуют еще другие, связанные с суевериями, которые должны составляться из семи, девяти, одиннадцати и вообще нечетного числа танцующих. Эти танцоры называются кэлушари. Собираются они один раз в год, одевшись в женские платья, на головы надевают венки, сплетенные из листьев полыни и украшенные другими цветами, и, чтобы их нельзя было узнать, говорят женскими голосами и накрывают лицо белым платком. Держат в [160] руках обнаженные мечи, которыми могут пронзить любого простого смертного, если он осмелится снять покрывало с их лица. Это право дает им древний обычай, так что никто не может быть обвинен за это в убийстве человека. Предводитель такой группы танцоров называется старица, его помощник — примицерий. На обязанности последнего лежит спрашивать у старицы, какой танец он собирается начать, и незаметно сообщить об этом остальным танцорам, чтобы народ не узнал названия пляски до того, как увидит ее собственными глазами, так как у них имеется более ста музыкальных мотивов, по которым составлены танцы. Некоторые из них настолько мастерски исполняются, что плясуны едва касаются земли и как будто летают по воздуху. Танцуя и прыгая так, они обходят города и села в непрерывных плясках в течение десяти дней между Вознесением господним и Святой троицей. В продолжение этого времени они ночуют только под покровом церкви, так как верят, что если остановятся на ночлег в другом месте, то их сейчас же начнут мучить ведьмы, которых они называют фрумосы. Если толпа таких кэлушаров встретится на пути с другими плясунами, то между ними происходит схватка, и побежденные уступают дорогу победителям, а после заключения мира побежденные открыто признают, что будут находиться в подчинении победителей в течение девяти лет. Если в такой схватке кого-нибудь убьют, то не бывает никакого суда и убийца не привлекается к судебной ответственности, кто бы он ни был. Всякий, кто однажды был принят в такое сообщество танцоров, должен являться туда каждый год в течение девяти лет, ибо если нарушит это обязательство, то убежден, что его схватят злые духи и будут мучить фрумосы. Суеверный простой народ приписывает кэлушарам способность изгонять застарелые, затяжные болезни. Лечение болезней происходит следующим образом: положив больного на землю, они начинают свою пляску и на определенном такте танца топчут лежащего с головы до пяток и под конец говорят ему шепотом на ухо определенные слова, специально для этого [161] составленные, и заклинают болезнь выйти вон. Если повторяют это три раза в течение трех дней, то в большинстве случаев имеет место благоприятный исход, причем таким образом без труда изгоняются самые тяжелые болезни, перед которыми отступало искусство опытнейших врачей. Так могущественна сила веры паже в самих суевериях.

Глава XVIII

ОБ ОБРЯДАХ У МОЛДАВАН НА ПОМОЛВКАХ И СВАДЬБАХ

После описания в кратких чертах духа и нравов молдаван полагаю, для любознательного читателя будет интересно, если мы изложим обычаи, которые сохраняются в Молдавии на помолвках и на свадьбах.

Молдаване женят и отдают замуж своих детей в том возрасте, когда церковные правила разрешают вступление в брак. Считается постыдным, когда девушка выразит желание иметь себе мужа. Обычаи земли требуют, чтобы юноша искал себе жену, а не родители девушки — зятя. Таким образом, когда какому-нибудь молодому человеку понравится девушка, то к родителям избранницы посылаются пешиторь, т. е. сваты. Это слово происходит от исковерканного латинского petitores.

Сначала сваты стороною узнают о намерениях родителей невесты, чтобы избежать публичного бесчестия в случае отказа. Если же замечают, что предложение будет принято благосклонно, то, собрав родственников жениха, отправляются в дом невесты. Глава сватов, который называется «старостой», подготавливает небольшую речь, которую следует привести здесь, так как она произносится почти повсюду в одинаковых выражениях: «Наши предки, деды и прадеды, выйдя на охоту в леса, нашли землю, которую мы населяем и на которой теперь живем, вкушая ее мед и млеко. Поощренный их примером, благороднейший господин такой-то, выйдя на охоту в поля, леса и горы, напал [162] на след лани, которая не показала ему своего лица, так как была стыдлива и охраняла свою честь, и убежала, скрывшись в своем убежище. Мы пошли по ее следам, которые привели нас в этот дом. Поэтому вы должны отдать нам эту лань, которую мы нашли с большим трудом в пустынных местах, или указать, куда она убежала». К этому он добавляет иносказания и притчи по своему усмотрению, если искусен их добавить. Сначала родители говорят, что такая дичь не заходила в их дом, что они ошиблись и что, может быть, лань скрывается у соседей. Когда же сваты продолжают настаивать на своем и требуют, чтобы им все-таки показали дичь, то приводится старая служанка, безобразная, одетая в лохмотья, и сватов спрашивают, не та ли это лань, которую они ищут. Сваты говорят: «Нет, нет!» и снова объясняют, что у их лани были золотые волосы, глаза сокола, зубы как жемчуг, губы румянее вишни, стан как у львицы, грудь как у гусыни, шея как у лебедя, персты глаже воска, а лицо яснее солнца и луны. Родители снова повторяют, что такая дичина у них никогда не появлялась, на что сваты отвечают, что у них собаки с очень тонким нюхом, которые никогда их не обманывали и которые подали самые надежные знаки, что желанная лань тайно скрывается здесь. Наконец, когда сваты начинают угрожать оружием, родители выводят свою дочь, разодетую, как им позволяет достаток. Как только сваты ее увидят, то объявляют, что это и есть та самая лань, которую они очень хотели видеть. Затем зовут священника или, если он занят, стариков соседей, в присутствии которых помолвленные меняются кольцами. По окончании этой церемонии родители сейчас же прячут невесту и накрывают уже приготовленный стол, из-за которого не встают, пока не договорятся о дне свадьбы. Однако если вступают в брак дети бояр, то ни обручения, ни свадьбы не может быть без согласия господаря и подтверждения епископа; таким образом принимаются меры предосторожности, чтобы не заключали брачного союза лица, которым это запрещено божественными и церковными законами. Согласие же господаря требуется [163] затем, чтобы не было связано тесными узами без его согласия много знатных родов.

Когда же будет установлен день свадьбы, то в понедельник, предшествующий дню свадьбы, после окончания обедни собираются родственники как в доме невесты, так и в доме жениха, приводят местных музыкантов, обычно цыган, которые поют и играют торжественные мелодии на духовых инструментах, и таким образом устраивают предварительный домашний пир. После пира служанки и молодые женщины просеивают муку, заготовленную для брачного пира, отчего этот день обычно называется днем просеивания.

Если жилища брачащихся находятся в одном городе или деревне или находятся друг от друга на расстоянии не более двух-трех дней (Здесь описка; видимо, двух-трех часов. (Прим. ред.)) пути, то само свадебное торжество начинается в обоих домах в следующий четверг и продолжается до субботы. В воскресенье все близкие и дальние родственники жениха собираются, чтоб привезти невесту, и посылают вперед послов с известием, что жених едет. Собравшиеся же в доме у молодой устраивают им по дороге ловушки и стараются их поймать, прежде чем те доедут до ее дома. Чтобы этого не случилось, посланные вперед обычно едут на самых быстрых лошадях. Если их поймают, то у людей низшего звания их крепко-накрепко связывают и сажают на лошадь лицом к хвосту. У людей же знатного происхождения послы окружают их и ведут до ее дома как бы под стражей. Когда прибывают туда, их спрашивают, чего они хотят, на что те отвечают, что посланы объявить войну и что сейчас же прибудет достаточно солдат, чтобы завоевать крепость. Получив такой ответ, главного посла допускают в дом и заставляют насильно осушить несколько больших бокалов вина; затем его мертвецки пьяного отпускают в сопровождении нескольких гостей невесты. Увидя, что жених прибывает, посла оставляют не без насмешек, а сами убегают в дом. Если спутники жениха на [164] стигнут и захватят их, тo крепко связывают и ведут за собой.

Наконец, когда приглашенные с обеих сторон соберутся в доме невесты, начинаются конские состязания, причем устанавливается награда: у простых людей — платок хорошей работы, у людей побогаче — кусок сукна или дорогого шелка. Высылаются вперед люди, чтобы отметить границу бега; глашатай дает сигнал к бегу; услышав его голос, состязающиеся, владеющие лучшими лошадьми, дают коню шпоры. Победитель получает от невесты назначенную награду. На лошадь же возлагают венок, искусно сплетенный из цветов.

Наконец после вечерни нареченных везут в храм для церковного венчания в сопровождении возможно большего числа гостей. Посредине церкви постилается ковер, на который становятся жених с правой, а невеста с левой стороны, и им обоим под ноги бросают золотые монеты, а у простых людей — леонины. Этим дается понять, что новобрачные должны отрешиться от света и попрать ногами его соблазны. Сзади их стоит посаженый отец и посаженая мать, которые держат в руках свечи, одинаковые по форме и по величине. Между тем священник читает положенные при церковном венчании молитвы и трижды обручает брачащихся кольцами. Затем, возложив венцы на жениха и невесту, водит их посредине святого храма наподобие молдавского танца хора, причем певчие поют положенное по сему случаю песнопение «IVaia coreue» («Исайя, ликуй» — церковная молитва (греч.)). Пока это происходит, родственники жениха и невесты осыпают мелкими монетами, орехами и сухим хмелем стоящий кругом народ, желая этим показать что они просят у бога, подателя жизни, такого же плодородия, как у хмеля и орехов, и что отвергают богатство и все соблазны мира. Далее священник дает обоим новобрачным вкусить трижды обмакнутый в мед хлеб как знак любви и неразрывного союза, а чтобы вызвать смех и веселье у присутствующих на торжестве, трижды обманывает их и не дает им откусить [165] кусок хлеба, когда они раскрывают рот. По окончании церковной церемонии все возвращаются в дом невесты в том же порядке, в каком прибыли. Лицо невесты накрывают легким покрывалом из красного шелка с воткнутыми в него двумя стрелами. Потом, когда ее поведут на брачное ложе, братья или близкие родственники невесты прикрепляют этими стрелами покрывало у кровати над головами новобрачных.

Между тем гости угощаются яствами и вином до трех часов ночи, после чего стряпухи подают на стол петуха, зажаренного в перьях. Один из гостей прячется под стол и, Подражая пению петуха, объявляет, что наступил день. Все гости встают из-за стола и одаряют подарками стряпух. Молодой муж, взяв за руку жену, выходит на середину комнаты. Писарь громким голосом читает список приданого невесты, которое раньше было разложено в порядке в особом помещении и было открыто для всеобщего обозрения. Теперь оно укладывается на повозки и отвозится к жениху. Затем доверенное лицо невесты от ее имени обращается к родителям, благодарит за ее рождение, воспитание и все то хорошее, что они сделали для нее, и просит благословения. Родители или сами или через свое доверенное лицо благословляют обоих новобрачных и просят для них у бога и ангела-хранителя взаимной супружеской любви и незапятнанного ложа. Под конец дают им выпить на прощание пахар де кале албэ, т. е. чашу за счастливую дорогу, и отпускают из дома. Когда они хотят выйти за порог дома, их не пускают братья невесты, а при их отсутствии, двоюродные братья; они преграждают выход, скрестив перед ними обнаженные мечи. Новобрачный откупается или конем, или каким-нибудь другим подарком, приготовленным заранее. Новобрачная в сопровождении матери или сестры молодого усаживается в повозку и следует за едущим впереди мужем, ибо ей не позволяется взять с собой из родительского дома ни слуги, ни служанки. Когда доедут до дома новобрачного, там опоражнивают несколько кубков вина; затем посаженые ведут новобрачных в брачные покои. [166]

На следующий день молодой муж бдительно следит за тем, чтобы родители невесты не узнали бы чего-нибудь о своей дочери, ибо на третий день они должны приехать к ней со всеми близкими родственниками, и эта поездка — кале премаре — называется великой дорогой, так как, смотря по обстоятельствам, на их долю может выпасть или большая честь, или великий позор. Ибо если дочка окажется непорочной, то не только все будет хорошо, но для родителей устраивается почетный и пышный пир, на котором после второго блюда показывают всем рубашку на блюде со знаками, свидетельствующими о том, что их дочь была девственной; на это блюдо обыкновенно каждый кладет мелочь. Однако это бывает только у простого народа, ибо у благородных смотреть рубашку разрешается только родителям молодых. Если же дочь опозорила себя до брака, то жених на другой день собирает своих близких родственников и объявляет им, что у него невеста оказалась нечистой (этим словом называют развратных женщин). Готовится самая плохая телега с рваной сбруей, в нее впрягаются вместо лошадей приехавшие родители невесты и их заставляют, подгоняя плетьми, отвезти домой дочь, как распутную женщину. Никому не дозволяется помешать этому ни на улице, ни в пути, и если кто-нибудь осмелится освободить родителей, то тот будет наказан, кроме побоев, еще и судом, как нарушитель законов и обычаев старины. Кроме того, все приданое остается у жениха, и если он сделал какие-нибудь расходы на свадьбу, то и это взыскивается по судебному решению с беспечных родителей бесчестной дочери.

Такое издевательство над родителями допускается только у простых крестьян. Благородные же более строго берегут своих дочерей, чтобы что-либо подобное не могло бы случиться с ними, а если догадываются сами или узнают от других, что их дочь не сберегла девичьей чести, возмещают ущерб увеличением приданого деревнями или деньгами. Если же зять решительно не желает удовлетвориться этим, то родители берут назад дочь, а ему предоставляют возможность жениться на другой. [167]

Если посаженым отцом соглашается быть сам господарь, то свадебный пир справляется в княжеском дворце. Жених получает соболью шапку, схожую с княжеской, и коня, а во время пира все время сидит по правую руку господаря с непокрытой головой. Придворные ему прислуживают, как если бы он был сам господарь, и, когда едет в церковь или возвращается назад, вся дворцовая свита сопровождает его, как самого господаря, с литаврами и другими музыкальными инструментами как с христианскими, так и турецкими. На третий день после свадьбы он вместе с молодой женой отправляется к господарю и его супруге с подарками благодарить за оказанную ему честь.

Глава XIX

О ПОХОРОННЫХ ОБРЯДАХ У МОЛДАВАН

Молдаване отдают свой последний долг умершим по правилам, установленным в восточной церкви. Как только кто-либо скончается, его сейчас же обмывают теплой водой, обряжают в новую, самую лучшую одежду, пока еще тело не окоченело, и, положив на погребальные носилки, ставят посреди главной комнаты. Его не предают земле сразу же в первый день, а ожидают третьего дня, чтобы случайно не похоронить больного, впавшего в бессознательное состояние, когда он похож на умершего. Соседи созываются на погребение колокольным звоном и выражают свое соболезнование присутствующим родственникам. В день, установленный для погребения, собираются все соседи, слушают краткую службу, и затем вся погребальная процессия отправляется в церковь, причем впереди тела следуют священники, а позади — родственники. Покойника вносят в церковь, где совершается заупокойная служба. По окончании церковных церемоний усопшего хоронят в церковной ограде.

Если скончался кто-нибудь из военных начальников, то его лошадей покрывают черной попоной, а на них кладут самые дорогие одежды покойника. [168] Впереди тела несут копье, на котором подвешен обнаженный меч рукояткой вниз. По обе стороны погребальной процессии идут ряды солдат, одетых в кольчуги и шлемы. Лошадям пускают в глаза сок лука или ружейный порох, дабы было видно, что и лошади, как и люди, оплакивают смерть своего господина.

Погребальную процессию умершего боярина обычно сопровождает сам господарь со всем придворным окружением. Если покойный был из высших бояр, то впереди погребальной процессии до самой могилы несут знаки его достоинства, а затем ставят их в спатарии или в диване. Его место и кресло в диване не должно быть занято, по крайней мере, в течение трех дней. Траурное одеяние не для всех одинаково. Если умрет крестьянин, то его сыновья в течение шести месяцев не должны стричь волосы и бороду, полгода ходить с непокрытой головой, хотя бы это и случилось в середине зимы. Даже если им приходится отправиться в очень дальнюю дорогу, не должны ничего надевать на голову. Так же обычно поступали раньше благородные в течение сорока дней. В настоящее же время эти обычаи отброшены, и родственники довольствуются тем, что носят траурные одежды и отпускают волосы.

Если у крестьянской девушки умрет брат, то она должна отрезать часть своей косы и повесить ее на крест, поставленный на могиле брата, и в течение года заботиться, чтобы коса не свалилась или чтобы ее не унесли. Если же это случится, то снова вешает косу.

Вообще же все собираются на могилу почти каждую субботу в течение целого года и оплакивают там своих покойников. Более состоятельные нанимают плакальщиц, которые произносят различные печальные причитания. В них изображается тщета и суета человеческой жизни, что видно из нижеследующих стихов, которыми обычно начинаются эти причитания:

А лумчй кынт ку жэле кумплита вяцэ,
Кум се рупе ши се тайе, ка кум ар фи о ацэ

[169]

Что означает:

Пою со скорбью жестокую жизнь этого мира,
Которая рушится и обрывается, как тонкая нить

Женщины-плакальщицы представляют себе умершего живым, задают ему много разных вопросов. Затем притворяются, будто покойник, охваченный отвращением к здешнему миру, не желает отвечать им и, наконец устав от их просьб, обнаруживает себя несколькими фразами. Указывает, что нужно делать и чего избегать, и объявляет им, что в дальнейшем он не будет говорить с ними и не возвратится на землю, так как уже готов вкусить райское блаженство, которое бог уготовил верным слугам, и тому подобные другие заклинания, свойственные болтливым бабам.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОЛИТИЧЕСКАЯ

Глава XI

О ЗАКОНАХ МОЛДАВИИ

Трудно сказать, каковы были законы в древней Дакии, так как историки умалчивают об этом. Однако на основании сопоставления с другими подобными варварскими народами можно сделать [124] заключение, что воля государей и естественное право имели силу и авторитет писаных законов. Но после того как император Ульпий Траян победил Децебала и дакийское племя перестало существовать, а страна была превращена в римскую провинцию и засеяна римским семенем, эта страна получила римские законы от новых колонистов. Но эти законы имели силу в этой провинции до тех пор, пока она подчинялась римским и константинопольским императорам. Впоследствии же, когда нашествие варварских народов лишило страну их прежних жителей и константинопольские владыки были принуждены покинуть страну и подумать о своей собственной безопасности, римские законы были в небрежения у жителей Дакии и до того изменились, что, когда при счастливом предприятии Драгоша была восстановлена Молдавия, судьи уже почти не знали, как должно судить. Учитывая это, Александр, первый молдавский самодержец, которого наши соотечественники назвали Добрым за его выдающиеся заслуги, получив царскую корону от константинопольского императора, ввел греческие законы, взятые из книг царей, и из этих обширных законов предложил взять законодательство, какое в настоящее время употребляется в Молдавии.

Однако этот народ продолжал придерживаться различных обычаев, заимствованных от соседей и сохранившихся во время его переселения и изгнания, как-то: право наследования, завещания, распределения наследственного имущества среди наследников, определение границ земельных владений, выполнение повинностей, которые есть почти у каждого народа. Поэтому у молдаван возникли правовые отношения двоякого рода: одни писаные, которые опирались на эдикты римских и греческих императоров и на решения соборов; вторые — неписаные, которые можно назвать обычным народным правом. На местном языке оно называется славянским словом обычей, что обозначает нрав или обычай.

Но так как это обычное право не опиралось на писаные законы и потому что часто бесчестные судьи [125] отклонялись от его истинного смысла и тем самым создавали условия для несправедливых решений, то Василий Албанец, молдавский господарь, в прошлом столетии приказал праведным мужам, опытным в законах страны, собрать воедино все писаные и неписаные узаконения и из них составить единый свод, который в настоящее время является нормой для молдавских судий в их справедливых приговорах ²⁴.

Глава XII

О КНЯЖЕСКОМ И БОЯРСКОМ СУДЕ

В течение всего года, за исключением того времени, когда церковь устанавливает пост, называемый великим, господарь три или четыре раза в неделю публично выслушивает в диване дела тяжущихся. Диван — турецкое слово, которое на молдавском языке означает судебная палата, помещается в середине княжеского дворца. В нем у задней стены ставится трон господаря, над которым висит образ Иисуса Христа, ведомого на суд, и перед которым горит неугасимая лампада. С левой стороны помещается кресло митрополита (у молдаван по турецкому обычаю левая сторона считается почетнее правой). За ним следуют места для бояр, исполняющих должности в порядке их чинов. У правой стены зала имеются места для бояр, не исполняющих каких-либо должностей. В середине, ближе к правой руке господаря, стоит спатарь, который держит княжеский меч. Немного далее, на той же стороне, помещается великий постельничий в окружении других постельничих. Остальные, чье присутствие в диване обязательно, как-то: апроды и армаши, стоят напротив господаря так, чтобы он мог их видеть.

Как только господарь, предварительно помолясь Христу-судье, садится на трон, воцаряется тишина. Затем по приказу ворников-привратников апроды вводят по два или три жалобщика, которые толпятся снаружи у дверей. Когда их дело выслушано, их уводят через другую дверь дивана, [126] ведущую в малый диван, за исключением случаев, когда суд постановил взять их под стражу. Затем следуют другие. И так до тех пор, пока не останется ни одного жалобщика. При наступлении полдня оставшимся отдается приказ явиться на следующее заседание суда. Суд настолько строг и нелицеприятен, что даже великий логофет в случае, если на него пожалуется простой крестьянин, услышав упоминание своего имени, должен встать с места и стать по левую сторону крестьянина, пока разбирается дело. Более важные дела разбирает сам господарь, менее важные поручает судить боярам, которые, получив это распоряжение, судят у себя на дому и выносят решения, какие находят нужным. Если этим решением останутся довольны и истец и ответчик, оно будет иметь ту же силу, что и в княжеском суде. Если же одна из сторон считает себя обиженной, она может обратиться в суд господаря. Дело снова рассматривается, и, если окажется, что боярин вынес несправедливое решение под влиянием взятки или пристрастия или даже по незнанию законов, то он подвергается суровому наказанию. Если же господарь считает, что жалобщик был судим справедливо, то его наказывают плетьми за то, что пренебрег справедливым судом боярина. По решению господаря он несет заслуженное наказание за отвергнутый приговор боярина, а также обязывается уплатить в двойном размере расходы другой стороны.

Когда сам господарь захочет судить за более тяжкие преступления или влекущие за собой смертную казнь, то приказывает истцу и ответчику явиться в диван и им обоим предоставляется свобода высказывания всего, что каждый из них считает необходимым сказать как в свое оправдание, так и для доказательства вины противной стороны. По заслушании дела митрополит и все бояре де сфат, т. е. бояре-советники, громко высказывают свои суждения, даже если знают, что господарь думает иначе, и то ли оправдывают обвиняемого, то ли объявляют его виновным. Бояре, не имеющие должности, не могут высказывать своего мнения, за исключением случая, когда их спросит о том сам [127] господарь. Когда выслушаны мнения всех и подсудимый признан виновным, господарь спрашивает митрополита, какое должно быть применено наказание согласно гражданским и церковным законам. Вначале митрополит читает статьи закона, затем просит господаря проявить милость, которой нет границ; обычно так поступают и все бояре. Наконец, господарь выносит свое решение: оправдывает подсудимого или приговаривает к смерти или другому наказанию. Осужденные за уголовные преступления передаются великому армашу для заключения в тюрьму, а задержанные за долги — ватаву апродов.

Наказания бывают различные. Воров вешают, святотатцев сжигают, убийцам из знатных людей отсекают головы. Крестьян подвергают более тяжким и продолжительным наказаниям, как, например, вгоняют кол через ребра. Такого рода преступники, как правило, не могут рассчитывать на снисхождение судей, кроме случая, когда убийца помирился с родственниками убитого и когда они публично, в присутствии господаря, объявляют, что снимают с него вину и не требуют более, чтобы была отомщена кровь за кровь, смерть за смерть. Если убийца и сможет добиться этого и в некотором роде надеяться на милость господаря, все же он не может быть гарантирован, что останется жив. Ибо если господарю стало известно из прежнего поведения обвиняемого, что его злонамеренность нельзя исправить никаким другим наказанием, или имеются какие-нибудь другие причины, почему господарь хочет его жестоко наказать, то обычно отвечает, что, хотя родственники и поверенные убитого могут простить содеянное преступление, он же не желает, чтобы убийцы и злодеи жили в его государстве и заражали своим ядом здоровых членов. Ввиду этого господарь присуждает преступника к смерти или в соляные копи.

Если бояре присвоят что-либо из государственной казны в свою пользу или совершат какое-нибудь беззаконие против господаря, что случается не так уж редко вследствие непостоянства нравов молдаван, то он, не посовещавшись с боярами, может [128] сразу лишить их жизни или имущества. Если же в промедлении разбора дела нет опасности и если нечего бояться, что остальные заговорщики могут исполнить свои намерения, то господарь приказывает привести в диван заговорщика, чтобы показать справедливость своего решения и чтобы устрашить других, и там доказывает его измену то ли при помощи перехваченных писем, если они имеются, или же при помощи других свидетельств и присуждает его к смертной казни или другому тяжкому наказанию.

Если кто-либо из бояр приговорен к смерти, то он не может быть подвергнут другому роду смертной казни, как только обезглавливанию. Если же он присужден к бичеванию, то никто не может это исполнить, как только сам господарь, который наказывает своим топузом (княжеская булава), удары которого хотя и очень тяжелые, но не лишают чести наказуемого, тогда как считается очень позорным, если сечет розгами или кнутом кто-нибудь другой.

Остальные тяжбы в суде не длятся долго и в большинстве случаев оканчиваются в тот же день. Если же дело бывает очень сложно, то оно рассматривается в продолжение трех-четырех заседаний, после чего выносится решение. Если господарь не может прибыть на заседание дивана или по болезни, или в силу других обстоятельств, то все бояре заседают на своих местах, как если бы присутствовал сам господарь, выслушивают жалобы пострадавших и выносят решения, о которых письменно докладывают господарю, прилагая объяснения о производстве всего дела.

Когда господарь отправляется в церковь или куда-либо в другое место для забавы, то каждому разрешается подавать ему свои жалобы, которые собирает третий спатарь и по возвращении господаря во дворец кладет ему на стол. Сейчас же приходит третий логофет и читает господарю эти ходатайства и просьбы и на обороте прошений записывает решение господаря. Он же разрывает пополам жалобы, в которых заметит что-нибудь противное истине и справедливости. Затем спатарь возвращает [129] все прошения жалобщикам. Начальник же апродов обязан привести в исполнение волю господаря. Нам неизвестны случаи, чтобы решение господаря извращалось или отклонялось от истины из-за пристрастия другого лица, хотя было замечено, что у бояр это случалось нередко.

Это именно и есть тот порядок, пользуясь которым, жалобщики, обращаются к высшему судье Молдавии, т. е. к господарю, и он разрешает их жалобы.

Теперь нам нужно сказать также и о судьях низшего порядка. Они бывают общими, т. е. действующими по всей стране, и частными, т. е. местными. Всем советникам господаря и боярам дивана первого чина предоставлено право слушать и разрешать судебные дела на всей территории Молдавии, когда они выезжают из Ясской митрополии. Однако большая власть предоставлена двум великим ворникам: никто не может отклонить их суда, если является гражданином подчиненной ему провинции. В то же время можно не принять суда других бояр, если одна из сторон этого не желает, и опротестовать перед господарем ранее вынесенное решение. Все же, если решение ворника не удовлетворяет ту или иную сторону, ей предоставляется свобода обратиться в княжеский суд. В этом случае дело по существу не рассматривается, а только расследуется, было ли оно решено справедливо и в согласии с законами страны, как оно было изложено у ворника по свидетельским показаниям; постановления обычно выдаются выигравшей стороне на руки. Точно так же дело только расследуется, если кто-либо обратится к господарю с просьбой рассмотреть решение боярина, суду которого он раньше подлежал. Если будет найдено, что решение боярина несправедливо, что случается нередко, то допустивший эту несправедливость несет тяжелое наказание. Если же при расследовании будет установлено, что приговор боярина был справедлив и что жалобщик по пристрастию к сутяжничеству напрасно оскорбил боярскую честь, то он наказывается плетьми и должен уплатить противной стороне судебные издержки в двойном размере. [130] Однако даже в самом городе Яссы великим боярам разрешается слушать и решать жалобы тяжущихся при условии, что обе стороны на это соглашаются, ибо никто не может запретить желающим обращаться к суду господаря.

Если же какой-нибудь боярин будет разбирать представленное ему дело во дворце господаря, то он обязан предъявить через дьяка дивана свой приговор великому логофету вместе с мотивами своего решения. Если последний найдет его справедливым и соответствующим гражданским и церковным законам и условиям судопроизводства, то собственноручно пишет «рассмотрено» и отсылает дело третьему логофету для скрепления печатью дивана; после этого приговор считается окончательным и обжалованию не подлежит. Если же великий логофет обнаружит, что боярин судил несправедливо, то разрывает надвое дело и отсылает тяжущихся на суд господаря. Вне княжеского дворца великий логофет не может проверять или отменять судебные решения бояр. Боярин, низший по чину, не властен отменить судебное решение высшего по чину боярина.

Так как великие бояре почти всегда должны находиться при дворе и не в состоянии разрешать все судебные тяжбы во всем государстве, то в каждом большом и малом городе назначаются судьи для производства суда над жителями Молдавии, которые в одних местах называются пыркалабами, в других ворниками и камарашами. В Хотине, Черновцах, Сучаве, Нямце и Сороках имеются по два пыркалаба, но так как эти города являются наиболее крупными, то здесь пыркалабы носят название комендантов. Кроме этих городов, по два пыркалаба имеют города Роман, Ботошаны (этот город подчинен супруге господаря), Оргеев, Кишинев, Лапушна, Фалчиу, Галац, Текуч, Тутова, Путна. Остальные города меньшего значения, как Бакэу, Тыргул Фрумос, Харлеу, Кохурлуй, Васлуй, имеют по одному. В Бырладе вершат суд два ворника, замещающие великого ворника нижней Молдавии; столько же их в Дорохое, где они являются наместниками великого ворника верхней Молдавии. [131] Два в городе Кымпулунге и один в Васлуе. Над соляными копями в уезде Окна поставлены два особых камараша.

Все они могут разбирать судебные тяжбы, но разрешать только незначительные дела. Более же важные судебные дела они должны отправлять либо великому ворнику своей провинции или, если будет подана апелляция, господарю.

В последнем случае назначают для тяжущихся сорок, т. е. день, в который обе стороны должны явиться к господарю. Делается это следующим образом. Пыркалаб пишет бумагу, в которой указывает, что Тит и Кай, ввиду того что имеют тяжбу о таком-то деле, обратились к господарю и обязались в такой-то сорок, т. е. день, явиться на суд господаря. Эта бумага разрывается пополам и вручается каждой стороне тяжущихся. Если же в назначенный день одна из сторон не явится, то должна уплатить керия, т. е. денежный штраф; крестьянин платит двадцать пять золотых, знатный — сто, боярин — шестьсот. Во внимание не принимаются никакие оправдания, кроме тех случаев, когда не явившийся может доказать, что задержался из-за болезни, или в связи с княжеской службой, или из-за государственных дел, возложенных на него высшими чинами.

Глава XIII

О ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДОХОДАХ МОЛДАВИИ В СТАРИНУ И В НЫНЕШНЕЕ ВРЕМЯ

Некогда вся Молдавия со времени восстановления ее Драгошем составляла наследственную вотчину господаря. Это достаточно ясно подтверждают как отечественные летописи, так и грамоты господарей. Ибо новые поселенцы Молдавии не могли выбирать себе земельные угодья. Только того, кто выделялся военной доблестью, господарь возводил в боярское достоинство и для поддержания этого достоинства жаловал ему деревни и земельные угодья. Что это происходило именно так, [132] свидетельствуют дарственные грамоты, дарованные древним боярским родам, подтверждающие их права на владение поместьями, из коих видно, что эти владения являются дарами щедрых господарей. Для лучшего уяснения небесполезно будет привести здесь грамоту Стефана Великого, жалованную нашему предку Теодору Кантемиру, следующего содержания: «Принимая во внимание, что Теодор Кантемир, килийский и смилский пыркалаб ²⁵, показал себя верным слугой и храбрым воином Креста Христова в защите этих городов от нашествий турок и татар, принимая во внимание, что все эти места по попустительству божьему были опустошены турками и заняты ими, а он был принужден оставить свои отческие владения, пожалованные его деду и прадеду за верную службу нашим блаженной памяти предком,— мы жалуем вышеупомянутого Теодора Кантемира по нашей христианской любви и милости тремя деревнями в округе Фалчиу со всеми прилежащими к ним лесами, полями, реками и рыбными угодьями и ставим его главным над всеми кодрами (лесами) Тигеч и утверждаем его верховным капитаном над тигечскими конниками» (которых в то время, по свидетельству историков, насчитывалось до восьми тысяч). То же самое свидетельствуют и грамоты, данные другим боярским родам. Таким образом, в Молдавии почти нет знатных родов, кои бы не производили своего наименования от села, каковое первый основатель рода получил от господаря в качестве дара. Так, позже Кантемиры были названы Силистанами от названия деревни, Раковица — от Ракова, Урекиешти — от Урекие.

Но так как с течением времени число бояр значительно увеличилось, то стало очевидно, что эти дары в конце концов поглотят все богатства страны.

Господари, радея об общей пользе, разделили доходы, которые раньше собирались в одно место как для собственных нужд князя, так и для государственных надобностей. Для содержания своего двора они оставили себе все большие и малые города Молдавии с двенадцатью окрестными деревнями, соляные копи, подати, десятину от овец, [133] свиней и пчел, находящихся во владении крестьян и знати низшего чина. Великие бояре всегда были свободны от этого налога. Все же остальные доходы господари уступили государству и боярам и постановили взыскивать в мирное время в пользу государства с каждого крестьянского двора, называемого дымом, по восемьдесят аспров или по одному флорину, а если угрожала война, то по одному империалу, т. е. по сто двадцать аспров, при больших затруднениях — по золотому, который в то время равнялся уже двумстам аспрам. Сколь большая денежная сумма собиралась, легко может представить себе любознательный читатель, если сказать, что этих денег было достаточно, чтобы содержать сорок тысяч солдат-молдаван и четырнадцать тысяч наемных, набранных из германцев, казаков, сербов, болгар, албанцев, греков. Только одни доходы господаря превосходили шестьсот тысяч империалов в год. Из государственных росписей видно, что только с одного Кымпулунга было собрано двадцать четыре тысячи овец в качестве десятины.

В настоящее время Молдавия, увы, дошла до такой бедности и нищеты, что получает едва шестую часть прежних доходов. Пошлин и земельных сборов взыскивается около тридцати тысяч империалов, с соляных копей — десять тысяч, с больших и малых городов, во главе которых стоят пыркалабы, —пятнадцать тысяч; с десятины от овец обычно— десять тысяч, но в первый год правления господаря, когда и бояре должны платить десятину, — двадцать тысяч; с десятины от пчел и свиней — двадцать пять тысяч; с придворных служителей или знати низшего чина — пятнадцать тысяч. Все это составляет немногим более ста тысяч. Эти доходы господарь может использовать и тратить по своему усмотрению для собственных нужд и для своего двора.

Размер налогов в пользу государственной казны определялся не платежными возможностями подданных, но нуждами и алчностью турок. Ибо что бы они ни потребовали, то им беспрекословно надо отдать. С другой стороны, нельзя обязать господаря, [134] чтобы он из своей казны внес что-либо в государственную.

Наблюдение и попечение о всей государственной казне возложено на семь высших бояр, которые обычно называются бояре де сфат; только им одним разрешено входить в вистерию (помещение, предназначенное для заседаний по самым важным делам). Кроме них, один только великий вистерник имеет там место, так как надзирает за казной и держит у себя ключи от вистерии. Когда получен какой-либо приказ от турецкого двора или если господарь считает, что сбор служит для государственной пользы, он отдает письменный приказ обсудить это семерым боярам и письменно доложить ему. Те собираются в вистерии и, выслушав мнения всех, решают, что нужно сделать, и докладывают об этом господарю через вистерника. Если господарь одобрит решение, он повелевает, чтобы оно было выполнено в течение стольких-то дней. Тогда посылаются по стране два или три, а иногда и более человек, в зависимости от важности дела, которые собирают деньги, или хлеб, или то, что им будет приказано, и передают все это казначею, от которого получают расписку в получении. Казначей обязан каждые три месяца отчитываться в приходе и расходе перед этими семью боярами-советниками.

В мирное время в казначействе собирается от трехсот до четырехсот тысяч империалов; когда новый господарь назначается Портой или прежний снова утверждается в княжении новой грамотой, тогда должно быть собрано почти пятьсот тысяч империалов. Все эти деньги собираются и выколачиваются любыми способами из несчастных подданных для удовлетворения ненасытной алчности Оттоманской порты. Поэтому стране угрожает великая опасность крайнего упадка, так как нищета и разорение увеличиваются изо дня в день. [135]

Глава XIV

О ДАНИ И ПРИНОШЕНИЯХ, КОТОРЫЕ ВЫПЛАЧИВАЕТ МОЛДАВИЯ ОТТОМАНСКОЙ ПОРТЕ

С того времени, как турецкое оружие стало известно на берегах Дуная, и до времени Стефана Великого молдаване храбро защищали свою свободу и их не могли соблазнить ни лесть, ни щедрые посулы, ни пример соседей валахов, чтобы подставить свою шею под чужеземное ярмо. Этому не противоречит тот факт, что, как свидетельствуют наши отечественные летописцы, молдавские господари не раз платили туркам некоторые денежные суммы, ибо мудрые господари, когда могли предотвратить несчастье деньгами, предпочитали нанести ущерб своему кошельку, чем государству и своим подданным, следуя достойному примеру правителей Венецианской республики, славных своей государственной мудростью. Так что до времени вышеупомянутого Стефана никогда на Молдавию не могла быть наложена постоянная и обязательная дань. Но сын его Богдан Одноглазый отдал туркам в феодальную зависимость принадлежащую ему Молдавию, хотя, как говорят, согласно завещанию отца, с тем условием, чтобы ежегодно уплачивать четыре тысячи золотых, сорок коней, двадцать четыре сокола, но не в качестве дани, а как признание феодальной зависимости. Если сам султан участвовал в каком-либо походе, то господари должны были посылать в турецкий лагерь четыре тысячи молдаван для устройства дорог и починки мостов. Эти условия феодальной зависимости сохранялись почти целое столетие, а турки были довольны, что надели узду на молдавского быка, но не осмеливались натягивать ее, пока он не привыкнет. Впоследствии же, после восстания Иоанна Армянина, когда силы молдаван были окончательно истощены, турки потребовали от его наследника Петра, по прозвищу Хромой, двенадцать тысяч золотых в качестве хараджа (дани). Хотя бояре и согласились на это, однако Петр не захотел, чтобы потомки считали его первым, кто позволил наложить [136] дань на Молдавию, а потому покинул княжеский трон и удалился в Трансильванию, где у него было свое имение.

Его преемник Янко Саксонец, поставленный турками, человек свирепый и жестокий, молдавский Сарданапал, чтобы получить княжение, с легким сердцем отдал все, что требовали турки, и не побоялся замарать свое доброе имя, которого у него никогда не было. С течением времени господари пытались несколько раз свергнуть это иго, а к этому еще присоединялись внутренние беспорядки, однако турки находили повод увеличивать дань настолько, что с двенадцати тысяч золотых она дошла до шестидесяти пяти тысяч. Такую дань господари должны платить ныне в оттоманскую казну.

Для принятия этих денег, если турки не ведут войны с другими европейскими государствами, ежегодно посылается в Молдавию кто-нибудь из близких придворных султана в качестве хасне-агаси, т. е. начальника государственного казначейства. С большим торжеством он въезжает в столицу, пересчитывает деньги и приказывает господарю отправить их в Константинополь. За этот труд хасне-агаси получает от господаря семь тысяч пятьсот империалов и соболью шубу. Иногда приходится давать большую сумму, если великий визирь указывает таковую в своем письме или если известно, что хасне-агаси пользуется особой милостью у султана. Когда резиденты господаря отсчитают деньги султанским казначеям, господарь получает от хасне-агаси расписку в получении означенной суммы. Эту расписку доказывают маденхала-агаси, т. е. начальнику горных работ, который дает им другую расписку, свидетельствующую, что дань за этот год полностью уплачена. Обе эти расписки вручаются мектубчи-эфенди, т. е. главному дьяку визиря, или его личному секретарю, который, приняв обе расписки, выдает удостоверение об уплате денег. Когда резиденты господаря предъявят визирю это удостоверение и он увидит его собственными глазами, то приказывает надеть на них по кафтану, а сам вместе с тефтердаром пишет милостивое [137] письмо господарю приблизительно следующего содержания:

«Драгоценности или деньги, которые вы обязаны платить ежегодно, доставлены полностью и без ущерба и переданы нам в этом счастливом году через нашего начальника казначейства и твоих резидентов, кои постоянно находятся на службе у Высокой порты. Браво! Да будет у тебя изобилие во всем, да принесет тебе пользу и выгоду хлеб нашего всесветлейшего султана, нашего священного господина. Так же и впредь, подоткнув полы, напрягай все имеющиеся у тебя силы на службе нашего султана. Остерегайся поступать нечестно или иначе, чем тебе будет приказано, и всегда иди вперед твердой поступью с верой и верностью. Мир тебе! Дано там-то».

Кроме ежегодной дани, о которой мы сейчас говорили, во время байрама, т. е. турецкой пасхи, Молдавия должна еще платить султану дань, так называемый пешкеш, по двенадцать тысяч пятьсот империалов и две шубы: одну соболью ценою в тысячу пятьсот империалов и другую рысью; здравствующей матери султана — пять тысяч империалов и рысью шубу; на воск для освещения дворца султана — шесть тысяч; на смолу для конопачения военных кораблей — двенадцать тысяч империалов; кислар-агаси, т. е. старшему евнуху,— две тысячи пятьсот леонин (голландские монеты) и соболью шубу; визирю — пять тысяч империалов и дорогую соболью шубу; кехае — две тысячи пятьсот и соболью шубу; тефтердару— тысячу валензов с добавлением собольей шубы; рейс-эфенди — пятьсот и соболью шубу. Подарки для прочих придворных султана и визиря обходятся в сорок тысяч империалов и состоят из тканей, шелков, дешевых собольих шуб, которые называются пачя, потому что делаются из собольих лапок. Сверх всего, если возникает война с поляками или русскими и если визирь отдает распоряжение о наведении моста через Дунай, или если приказывает доставить лошадей для султанской конюшни, или перевозить артиллерию, или заготовить продовольствие, то все это страна должна самым старательным образом [138] выполнить. Однако все эти расходы вычитаются из годовой дани.

Если новый господарь должен быть поставлен на княжение, то не всегда платится одна и та же сумма денег: это зависит от алчности великого визиря и от степени домогательства кандидата на княжение. Однако существует обычай платить султану двадцать пять тысяч империалов, матери султана— пять тысяч, визирю — пятнадцать, кехае — половина того, что дается визирю, теф1епдару— тысяча, рейс-эфенди — пятьсот империалов. Подарки остальным придворным слугам доходят до сорока тысяч империалов, как и пешкеш во время байрама. Искиемне-агаси, который возводит господаря на трон, в награду получает десять тысяч леонин; однако очень часто эти издержки составляют триста тысяч леонин, которые вносит из своего казначейства не господарь, а государство. Утверждение во княжении также требует расходов. Оно бывает, как мы уже говорили, малое и великое. Малое утверждение, которое дается при помощи хиукм-фирмана, т. е. указа на княжение, стоит двадцать пять тысяч империалов. Иногда же, когда визирь расположен к господарю, это обходится дешевле. Великое же утверждение, при котором возобновляется грамота на княжение после трехлетнего правления, требует столько же расходов, сколько и первоначальное возведение на престол. Кроме этого, если капуджи-баши или какой-либо другой придворный султана посылается к господарю с повелением, то и он не должен возвращаться обратно без приношений.

Глава XV

О МОЛДАВСКОЙ ЗНАТИ

Кто захочет исследовать происхождение молдавской знати, не должен прибегать, как это делается у других народов, к неясным и темным легендам. Греческие и латинские писатели, признанные всеми учеными мира, проливают свет на это яснее полуденного солнца. Ибо, мы полагаем, никто не [139] станет отрицать, что граждане и воины, которых Траян привел в Дакию после победы над Децебалом и подчинения всего Дакийского царства, в качестве новых поселенцев, были римляне.

Если бы у нас не было других свидетельств, то достаточно и того, что Адриан после смерти Траяна, уступив варварам другие азиатские провинции, воздержался покинуть Молдавию, так как боялся погубить многие тысячи римских граждан, которые там проживали. Для искушенного в древней истории читателя будет достаточно ясно, что у римлян был обычай, по которому запрещалось принимать в легионы кого-либо, кроме как римских граждан и, следовательно, лиц, принадлежащих к знати. Ввиду этого мы считаем не заслуживающей опровержения выдумкой утверждение Энея Силвия, что Молдавия была местом пребывания римских каторжников. Ведь обыкновенно всегда предпочитаются свидетельства современного писателя писателю, жившему тысячу лет спустя, который говорит, что ему взбредет на ум на основании собственных предположений.

Выяснить, каким образом римский род распространился и сохранился в Дакии в течение веков, которые отделяют нас от времен Траяна, не является задачей настоящего труда, и мы не хотим это показывать при помощи долгих размышлений. Для сомневающихся приведем только одно единственное доказательство, а именно то, что сам молдавский язык, который более других похож на римскую речь, с полной очевидностью доказывает происхождение нашего народа; с этим никто не может не согласиться.

Но, однако, мы не из тех, кто думает, будто главнейшие знатные роды, которые в настоящее время процветают в Молдавии, и в древности выделялись своей знатностью среди римлян, когда они были в Дакии. Нам прекрасно известны превратности человеческой судьбы. Мы знаем, что Драгош, восстановитель Молдавии, отдал высшие знаки почета и использовал на гражданской и военной службе не тех, кто мог насчитать больше титулов своих предков, но тех, кои превосходили остальных [140] доблестью и верностью. Мы также знаем и то, что именно они заселили молдавскую землю, опустошенную татарскими нашествиями, новыми колонистами из крестьян, пригнанных из Полыни, и, основав эти поселения, дали им свое имя или, что более вероятно, приняли название деревни как знак своей знатности. Также достоверно и то, что с течением времени после уничтожения турками Сербского и Болгарского царств, когда даже столица греков подпала под чужеземную власть, многие потомки знатных родов этих государств ушли в Молдавию, как в общее прибежище того времени, и там благодаря своей верной службе приобрели права местных жителей и звание бояр. Были и такие, которые, происходя из знатных татарских родов, вследствие почти непрерывных войн между скифами и молдаванами попали в плен или вследствие внутренних раздоров сдавались добровольно господарям и, приняв христианство, были допущены к гражданской, военной и государственной службе. Далее, особенно в последнее столетие, когда стали посылать из Константинополя в Молдавию господарей, то они, проживая там еще в качестве частных лиц, покупали много рабов из черкесов и абазаров, которых сначала принимали на службу во дворец, а затем возвышали в боярское достоинство и тем самым даровали им привилегии знати, после того как последние доказали верность своему господину продолжительной службой. Господари привлекали в сословие знати некоторых поляков, в особенности тех, кто сочувствовал молдавскому княжеству, как, в свою очередь, многие молдаване были приняты в польскую знать.

В этих условиях, когда число молдавской знати значительно увеличилось, господарям было угодно разделить всю знать на три степени. Первое место было отдано боярам и именно тем, кто выдвинулся на высшие государственные должности, или тем, кто родился от таковых. Они принадлежали почти к такой же степени знати, к какой в Российской империи принадлежит «боярский родъ», который отличается от остальной знати низшего порядка. На втором месте считались куртени, или придворные, [141] которые получили в наследство от предков одну или же две деревни и которых русские называют дворянами.

Третье место занимают калараши, т. е. всадники, которые за пользование землями, пожалованными им господарями, должны постоянно сопровождать их в походах на своем собственном иждивении.

Последними являются резеши ²⁶, которых мы предпочитаем называть свободными земледельцами, чем знатью. Они почти соответствуют русским однодворцам, не владеют крестьянами, преимущественно живут вместе в одной деревне и обрабатывают свои земли или сами, или нанимая слуг.

Все боярские роды, о которых упоминают начальные молдавские летописи, сохранились до настоящего времени и, что особенно удивительно, до сих пор не вымер ни один древний род молдавской знати, несмотря на многие войны и разорения, причиненные татарами. Исключением является только род Василия Албанца, господаря Молдавии, который некогда превосходил своей многочисленностью все прочие, но в настоящее время угас совершенно. Некоторые из знатных родов дошли до такой степени бедности, что из почти тысячи дворов, коими они прежде владели, уцелело едва пять; однако сам род сохранился.

Будет полезно перечислить в этом труде название этих родов, и так как все они по знатности считаются одинаковыми, то мы их перечислим в алфавитном порядке ²⁷.

Абазешти,
Арбурешти,
Асани, которые происходят от Асана, брата валашского господаря Иоанна; о нем упоминает Хониат,
Арапешти,
Банташешти,
Башотешти,
Богданешти,
Богушешти,
Балшешти, два рода, [142]
Боулешти,
Бозурени,
Бургулешти,
Кантакузины, греки; происходят от Иоанна Кантукузина, константинопольского императора,
Кантемиры, происходят из Херсонеса Таврического,
Карабашешти,
Карпешти,
Катарджиешти,
Хрисоверги, греки, королевский род,
Клучерешти,
Костакешти или Гавриличешти,
Костинешти, сербы,
Крупенскиешти, поляки,
Чабанешти,
Чаурешти,
Черкезешти, черкесы,
Чифешти,
Чоголешти,
Дариешти,
Доничешти,
Драгушешти,
Дурачешти или Донешти,
Фратичешти,
Ганешти,
Ганчешти,
Гоянешти,
Хабашешти,
Хинчешти,
Хисарешти,
Исачешти,
Кирьячешти,
Михулешти,
Миклешти,
Милешти,
Мерешти,
Мовилешти,
Мозочешти; этот род насчитывает пять господарей ²⁸,
Мургулешти,
Накулешти,
Некулешти, греки, [143]
Паладиешти, греки,
Петралифи, греки,
Пилатешти,
Писоскешти, поляки,
Празешти,
Раковичешти,
Рази, греки,
Ропченешти,
Русетешти, греки,
Сепотенешти,
Стырчешти,
Стурзешти,
Шептиличешти,
Шолданешти,
Талабешти,
Талпешти,
Тамашешти,
Тански,
Таутулешти,
Тотоешти,
Тудорешти, греки,
Туркулечешти,
Варланешти,
Урикешти,
Зорешти,
Зорилешти.

В древности у молдаван был обычай, который благодаря длительному бытованию получил силу почти закона, по которому молодые люди, даже происходящие из самых знатных родов, не назначались на государственные должности, если не доказывали свою преданность по службе в низших должностях и если после долгой учебы и практики не научились исполнять эти должности. Поэтому бояре низших степеней отдавали своих сыновей, как только минуют их детские годы, на службу к боярам высших степеней в качестве слуг, которых те, однако, не могли использовать у себя иначе как только в качестве прислуги за столом или как дежурных у дверей господина. Когда в течение трех лет он приучался к обычаям боярского двора и научался вежливости, то тот же боярин вел его к [144] господарю и благодаря своей рекомендации добивался назначения в комнатные служители большого дивана, а через год — в малый диван, а затем переводился к спатарю. Если он обнаруживал там образец добронравия и честности и можно было на него положиться, то его принимали служителем большой опочивальни. Затем после нескольких лет службы по ходатайству другого боярина (ибо считалось неприличным, чтобы родители рекомендовали господарю своего сына) его производили в постельничел, т. е. в малые постельничьи, которые числом двенадцать обычно носили перед господарем белые тонкие прутья, по длине равные их росту. Если в этой должности он доказывал господарю свою верность и уменье, то допускался к службе во внутреннем дворце. Проведя таким образом свои молодые годы, он выдвигался сначала в бояре третьей степени, затем второй и, наконец, первой.

Однако если господарь обратил внимание на исключительные способности кого-либо, то мог в течение короткого времени возвести его из низших должностей в самые высшие.

В настоящее время, когда вместе с обеднением бояр растет их гордость, они считают, что их благородное происхождение будет запятнано, если они станут служить какому-нибудь боярину. Но так как честолюбие не позволяет им жить в лишениях, то они всеми способами стараются при помощи влияния своих родственников сразу быть принятыми в число внутренних придворных, которые называются боеринашами, т. е. малыми боярами. Это сословие является как бы питомником для всего государства, откуда обычно пополняется число бояр. Отсюда можно понять, какие человеческие убожества очень часто достигают высших государственных должностей. Это служит причиной тому, что очень часто можно видеть среди бояр высшей степени людей чванливых, надменных, высокомерных, недостойных не только управлять государством, но и лишенных добронравия, в которых нельзя найти ничего достойного похвалы, кроме того, что дают тому или иному человеку природные [145] качества, оставленные без внешнею благого воздействия и воспитания.

Здесь будет небесполезно напомнить, каким способом и при каком торжественном церемониале господарь утверждает молдавских бояр. В последний день декабря, в канун праздника святого Василия, после вечерни, по приказу великого постельничего все бояре оставляют знаки своей должности в спатарии или в диване господаря. На следующий день, первого января, за три или четыре часа до рассвета собираются во дворце все бояре, как выполняющие какие-либо должности, так и не выполняющие, сопровождают господаря в церковь к заутрене, но все без знаков отличия, как будто все отставлены от исполнения своих обязанностей. По окончании службы господарь идет в спатарию и там садится на трон, а все бояре располагаются вне, в малом диване. Тогда господарь приказывает ближнему каларашу позвать великого постельничего, если намерен утвердить его в должности, если же нет, то того, кого он назначил ему в преемники. Господарь обращается к прибывшему с кратким словом, напоминает о выдающихся заслугах перед государством его и его родителей, указывает, за что удостаивает его этой чести, и утверждает в должности, наказывая быть и в дальнейшем верным, упомянув возможные награды и наказания, наставляет, как он должен действовать и поступать. Сказав это, протягивает ему посеребренный жезл, который тот принимает, и, поцеловав руку и край одежды господаря, отступает несколько назад и великий камараш надевает на него кафтан. Первым получает знак своей должности великий постельничий, не потому, что он превосходит всех остальных чином, ибо, как мы выше говорили, по чину он является пятым, а потому, что возводит в звание остальных бояр. Будучи таким образом утвержден в должности, великий постельничий по приказу господаря приводит того, кого господарь пожелает пожаловать почетной должностью великого логофета и которому после краткой речи передает позолоченный жезл. Великий постельничий [146] накидывает на его плечи кафтан и, взяв под руки, подводит к господарю, которому тот целует руку и край одежды. Так же поступает великий постельничий и с остальными советниками и боярами первой степени.

Бояре второй степени приглашаются к князю вторым постельничим, на них надевают кафтаны. Бояре третьей степени приглашаются третьим постельничим, но они не одаряются кафтанами, а только утверждаются в своей должности приказом господаря.

После этого все вместе сопровождают господаря в храм к святой литургии. Новые бояре занимают места отстраненных, а все отстраненные со своими товарищами остаются в притворе. По окончании богослужения господарь приглашает к себе на обед кого пожелает. К вечеру жалует каждому советнику и боярам высшего чина по две серебряные чаши, которые вмещают по две мерки, а боярам второй степени — по одной чаше, наполненной вином, которую они осушают в присутствии господаря. В тот же день супруга господаря жалует женам бояр первой степени по малой чаше с вином.

На следующий день бояре снова собираются в диван, благодарят господаря за оказанную милость и предлагают ему через постельничего какой-нибудь подарок: или породистого коня, или какой-либо ценный дар, какой у кого имеется. В тот же день такую же честь оказывают жены бояр супруге господаря на женской половине.

В остальное время года господарь редко делает изменения в государственной службе бояр, хотя никто не вправе запретить ему в любое время отстранить от должности старых и назначить новых. И так как уже издревле господари привыкли назначать и увольнять бояр в начале года, то быть может, руководимые верой в старый обычай, они решили назначать для подобных церемоний это время, которое их предки считали вполне подходящим для данной цели. [147]

Глава XVI

ОБ ОСТАЛЬНЫХ ЖИТЕЛЯХ МОЛДАВИИ

Мы полагаем, что вряд ли в каком другом государстве, заключенном в столь тесных границах, как Молдавия, живет столько разных народностей.

Кроме молдаван, большинство которых пришло из Марамуреша, его населяют греки, албанцы, сербы, болгары, поляки, казаки, русские, венгры, германцы, армяне, евреи и плодовитые цыгане. Греки, албанцы, сербы и болгары живут свободно и занимаются здесь отчасти торговлей, отчасти служат в войске господаря на жаловании. Германцев, поляков и казаков немного, и они бывают либо воинами, либо слугами при дворе; некоторые из поляков нередко достигают даже боярского звания. Армяне считаются подданными господаря и платят ему те же налоги, что и остальные граждане и торговцы в других городах и местечках Молдавии, наравне с католиками имеют свои церкви, достаточно большие и не менее богато украшенные, чем православные храмы, где свободно исполняют свои обряды. Евреи также рассматриваются как подданные государства и должны платить ежегодно денежный налог, но более высокий, чем обычно; кроме торговли и шинкарства ничем другим не занимаются; могут иметь свои деревянные синагоги, но не каменные. Русские и венгры в Молдавии обречены на постоянную неволю. Цыгане ²⁹ рассеяны по всему государству, и нет почти ни одного боярина, который бы не владел несколькими цыганскими семьями.

Откуда и когда пришел этот народ в Молдавию, они сами не знают; не упоминают о них и наши летописцы. Они пользуются языком, который является общим в этих местах для всех цыган, в котором попадается много чисто греческих слов и даже немало персидских. Они не знают другого занятия, кроме кузнечного и медно-плавильного ремесел. По природе они такие же цыгане, как и в других странах, у них те же обычаи. Высшей их добродетелью и специфической особенностью являются воровство и лень. [148]

Очень много турок занимается торговлей в Яссах и других городах. Им не дозволено покупать землю в собственность или дома в каком-нибудь городе или селе. В особенности им запрещено строить храмы или совершать публично моления по их иноверным верованиям, и Оттоманская порта никогда не настаивала, чтобы молдавские господари разрешали им это. О если бы так оставалось всегда!

Собственно молдаване, кроме знати, о которой мы говорили выше, живут в городах и местечках или в сельских местностях. Мы называем горожанами тех, кто живет в больших и малых городах, а сельскими жителями тех, кто проживает в деревнях. Живущие в городах не подчиняются никому, кроме господаря, и только ему одному платят подать. Все они занимаются ремеслами, и редко среди молдаван бывают торговцы, ибо им присуща гордость или отсутствие предприимчивости, и они считают, что всякого рода торговля недостойна их, за исключением продажи плодов земли, собранных в своих владениях. Я думаю, что это является одной из основных причин, почему редко можно найти зажиточного горожанина из молдаван и почему наша страна постоянно страдает от недостатка денег, хотя вывозит за границу гораздо больше, чем оттуда ввозит. Ведь торговцы иностранного происхождения, как-то: турки, евреи, армяне, которых мы попросту называем желепами, захватили в свои руки торговлю из-за отсутствия предприимчивости у наших местных жителей и обычно, закупив по дешевой цене целые стада крупного и мелкого рогатого скота, отправляют его в Константинополь и другие города и там продают по двойной или тройной цене. Но так как самая состоятельная часть их не может владеть землей и домами в Молдавии, то поэтому большая часть этих денег уходит из государства и лишь незначительная их часть возвращается назад через Дунай для уплаты туркам подати и других государственных налогов.

Настоящих крестьян (крепостных) среди молдаван нет, а те, что имеются, являются по происхождению либо русскими, либо трансильванцами,  [149] или, как у нас их называют, венграми. В первом столетии после образования Молдавии Драгош, найдя новую страну, лишенную жителей, раздал всю землю своим товарищам по походу, но так как было бы несправедливо, чтобы благородный работал на благородного, ибо все они, происходившие от римлян ³⁰, были одинаково благородными, и так как считалось недостойным для племени, привыкшего к войне, заниматься земледелием, то сподвижники Драгоша должны были с согласия господаря привести на свои земли из соседних стран, где уже было введено крепостное право, крестьян-землеробов, захватив их в качестве добычи. Что это так, доказывает сама этимология слова «крестьянин», который на молдавском языке называется «вечин», что означает «сосед». А это значит, что крестьяне сначала были соседями, которых впоследствии военный успех молдавского оружия заставил работать на молдавской земле. По этой причине в верхней Молдавии, которая раньше начала заселяться потомками Драгоша, есть много крестьянских дворов. В нижней же, заселенной позже, их нет, кроме тех крестьян, которых бояре, живущие в этих местах, покупали за деньги в верхней Молдавии и переводили в свои имения, или обедневших резешей, которые продали свои земли, полученные от предков, и которых притеснение бояр заставило надеть на себя ярмо крепостной зависимости.

По этой причине на суде легко устанавливалось, из какого сословия происходит человек, которого боярин добивается заполучить к себе в качестве крепостного. Если привлеченный к суду докажет, что его предки имели какую-либо земельную собственность, то выносится приговор, которым он признается совершенно свободным, хотя бы и потерял эту собственность вследствие обеднения или других каких-нибудь неблагоприятных обстоятельств. Если привлеченный к суду докажет, что был принят в числе каларашей, придворных слуг или апродов, то выносится такой же приговор, ибо никто иной не может служить в этих должностях, как только свободный. Если он не может доказать этого, [150] то в таком случае отдается в крепостную зависимость боярину.

Те, кто был переселен из Польши в центральную часть Молдавии, проживая там долгое время, забывали родной язык и усваивали молдавский. Те же, кто живет в пограничных с Подолией районах, до настоящего времени говорят по-рутенски ³¹ и по-польски.

Венгры были более неподатливыми как в отношении римско-католической веры, так и в отношении родного языка, однако они все искусны в молдавском языке.

Но к какой бы народности ни принадлежали крепостные крестьяне, они обязаны со всем старанием работать на своих хозяев. Им не дается никакой меры, и хозяин сам решает, сколько дней им работать на него. Хозяину не дозволено отнимать насильно у них деньги или скот. Даже если крепостной крестьянин становится владельцем большой суммы денег, то из них ничего не принадлежит хозяину, а если он будет вымогать, то по жалобе крестьянина суд вынесет решение о возврате их. Однако если хозяин захочет действовать не по закону, то подвергает крестьянина телесным наказаниям до тех пор, пока не получит того, чего хотел. По закону запрещено убивать крепостного, и если хозяин каким-либо образом лишит его жизни, то не только будет осужден на смерть, но обязан дать волю жене и детям убитого, ибо никому из частных лиц не дано права жизни и смерти над молдаванами; этим правом владеет только господарь. Далее, боярам разрешено продавать крепостного молдаванина, но не за пределы той деревни, где он родился. Если же будет продано все имение вместе с крестьянами, то такая продажа считается законной и имеющей силу. Крестьянин платит такую подать, какую повелит ему господарь, которому не устанавливается ни пределов, ни способов взимания, ни времени уплаты. Вообще же можно считать молдавских крестьян самыми бедными по сравнению со всеми крестьянами мира, и только богатые урожаи, собираемые с земли, спасают их от полной нищеты, как бы помимо их воли, ибо они [151] ленивы и не любят трудиться ³², мало пашут, мало сеют, но много собирают. Они не заботятся, чтобы приумножить достаток своим трудом, но довольствуются только ссыпкой в закрома того, чего им хватает для пропитания на один год или, как они говорят, до нового хлеба. Поэтому если их постигнет неурожай или вражеское нашествие затруднит уборку хлеба, то они неизбежно обречены на голод. Если у крестьянина есть одна или две коровы, то он считает, что этого достаточно, чтобы прокормить себя и свою семью, ибо коровы дают в день до сорока мер молока, самое же меньшее — двадцать четыре. Если у него есть двадцать ульев, то на доходы от них можно легко уплатить налоги за весь год. Не говорим уже о том, что только один улей при благоприятной погоде дает каждый год семь роев. Достаточно сказать, что каждый улей дает две и более мерок меду, а каждая мерка продается по империалу. У жителей гор много овец, меда и фруктов, а у жителей долин — хлеба, быков и лошадей

Но для крестьян особенно большим несчастьем является то, что они живут по соседству с татарами, которые не только тайно воруют все что могут, но даже иногда под видом похода в Польшу — а в этом случае они не могут миновать Молдавию,— открыто совершают величайший грабеж, уводя в плен всех жителей деревень, которых потом продают в Константинополь как русских. Хотя подобные набеги уже давно запрещены неоднократными приказами султана, но кто может избежать при этих обстоятельствах преступных действий татар? Однако более счастлива участь тех, коих судьба приведет в Константинополь, ибо там княжеские резиденты могут взять без выкупа и отпустить на волю пленника молдаванина, где бы его они не нашли. То, что мы говорили о крепостных крестьянах Молдавии, не должно относить к тем крестьянам, которые живут в трех районах Молдавии и которые, хотя и не являются благородными, однако не подчиняются боярам; эти районы являются как бы отдельными государствами.

Первый район — это Кымпулунг в Сучавском [152] округе, огражденный сплошной цепью высочайших гор. Он состоит из пятнадцати деревень, в которых жители пользуются своими собственными законами и судами. Иногда они принимают двух ворников, поставленных господарем. Но нередко прогоняют их, если те возбуждают недовольство жителей, полагаясь на ту защиту, которую им щедро дала природа. Здешние жители не занимаются обработкой пашен, которых у них в горах нет. Весь свой труд они вкладывают в заботу об овцах. Они уплачивают ежегодный налог, но не такой, какой пожелает господарь, а такой, какой они платили прежним господарям. Этот договор возобновляется всякий раз, как во княжение вступает новый господарь Молдавии, к которому они посылают своих посланцев. Если же господарь захочет поступить с ними более строго и пожелает наложить новые подати, то они без долгих споров вовсе отказываются платить налоги и уходят в труднодоступные горы. Поэтому господари никогда и не требовали от них дани больше положенной. Иногда, подстрекаемые мятежниками, жители гор отлагались от власти господаря и принимали покровительство поляков. Это обстоятельство дало повод некоторым польским историкам хвалиться, что Молдавия была данницей Польши. Однако всем известно, и это подтверждает сам Пясецкий, епископ Перемышльский, хотя Длугош Сарнициус и Ориховиус возражают, что Молдавия была союзницей Польши, прежде чем подпала под власть турок. После же того как она начала платить дань туркам, поляки и не помышляли о покорении Молдавии, но, напротив того, некоторые короли иногда даже пытались возвратить ей прежнюю свободу.

Вторая молдавская независимая область меньше и находится в округе Путна, недалеко от границы с Валахией, и называется Вранча. Она окружена со всех сторон труднопроходимыми горами. В ней насчитывается двенадцать деревень с двумя тысячами дворов. Население, как и в Кымпулунге, занимается овцеводством и не знает земледелия. Жители так же уплачивают ежегодно установленную дань, но управляются своими законами и не [153] принимают ни княжеских указов, ни княжеских судий.

Третья такого рода область — Кигеч, в округе Фалчиу. Она представляет собой местность, покрытую лесом, на границе с буджакскими татарами и является прочным оплотом для той части Молдавии, которая лежит между рекой Хиерас и Бессарабией. Жители платят господарю незначительную дань. Все они калараши, т. е. конники. Прежде их насчитывалось до восьми тысяч; теперь же на бранное поле выходит едва две тысячи. Воинской доблестью они превосходят всех остальных молдаван настолько, что в народе существует пословица: пять крымских татар стоят десяти буджакских, пять молдаван превосходят десять крымских татар, а пять кодрян (т. е. жителей лесов, так в народе называют жителей Кигеча) побивают десять молдаван. Более подробно мы говорили о них выше, в шестой главе.

Глава XVII

О НРАВАХ МОЛДАВАН

Любовь к родине побуждает и властно диктует всякому, кто собирается описывать нравы своего народа, хвалить тот народ, к которому он принадлежит по рождению, и восхвалять жителей той страны, которая его родила (вообще же о нравах молдаван очень немногим из иностранцев что-либо известно). С другой стороны, любовь к истине препятствует и запрещает превозносить то, что по здравому размышлению подлежит осуждению. Будет более полезным для отечества наглядно и открыто показать его гражданам все те недостатки, кои в изобилии бытуют среди них, чем сладкой лестью и искусным оправданием вводить их в заблуждение и утверждать во мнении, что они правильно поступают, в то время как весь мир, обладающий утонченными нравами, осуждает это. Под влиянием этих доводов я открыто свидетельствую, что помимо православной веры и гостеприимства, едва ли можно найти в нравах молдаван что-либо, что мы могли бы по справедливости хвалить. Пороки, свойственные [154] всем смертным, присущи и Молдаванам, если не всегда в большей степени, то, однако, наверняка не в меньшей. Напротив, добродетели редки, и так как молдаване лишены воздействия правильного воспитания и наставления, то нечасто можно найти кого-либо, блещущего добрыми нравами, разве что благодательная природа поможет кому-нибудь своим благожелательным отношением.

Самомнение и высокомерие являются матерью и сестрой молдаванина. Если у него есть породистая лошадь и отличное оружие, то он убежден, что нет никого превыше его, и, если ему представится случай, не откажется воевать с самим богом.

Вообще они дерзки, вспыльчивы, легко возбуждаются' и вступают в ссору. Однако они отходчивы, быстро остывают и мирятся со своими противниками. Они не имеют понятия о дуэли. Крестьяне редко переходят от бранных слов к оружию, но сдерживают слишком свободные речи товарища палкой, дубинкой или кулаком. Так же поступают и солдаты. Редко они переходят от бранных слов к оружию и если это когда-либо случается, то за такую дерзость их наказывают очень сурово.

Молдаване большие весельчаки и любят шутки. У них что на сердце, то и на языке, как легко они забывают вражду, так же недолго сохраняют память о дружбе. Не прочь хорошо выпить, но и не пропадают без вина. Любят проводить время в веселых пирушках, которые длятся от шести вечера до трех ночи, а иногда и до рассвета, причем пьют очень много вина, иной раз до рвоты, но обычно не каждый день, а только в праздничные дни или зимой, в плохую погоду, когда мороз загоняет жителей в дома и побуждает их согреваться вином. Не любят водки; исключение составляют солдаты. Все остальные пьют ее перед обедом по маленькой чарке. Любителей вина особенно много в нижней Молдавии и в пограничных с Валахией местах. Однажды затеяли спор, кто больше выпьет вина — молдаванин или валах. Спорщики вышли на Фокшанский мост (который находится на границе между Молдавией и Валахией) и состязались, [155] выпивая чаши, до тех пор, покуда валах, раздувшись от чрезмерного количества вина, не испустил дух; за эту победу молдаванин был пожалован своим господарем дворянством.

Молдаване прекрасно умеют стрелять из лука, метать копье, но более всего действуют мечом; огнестрельным же оружием пользуются лишь охотники, так как считается бесчестным употреблять против врага это оружие, при использовании которого не требуется ни капли военного искусства и воинской доблести. При первом нападении на врага бывают очень неустрашимы, при втором — слабее. Если же были отброшены, то редко осмеливаются наступать в третий раз. От татар научились, отступив, ходить в повторные атаки и благодаря этому приему не раз вырывали успех из рук победителя врага.

По отношению к побежденным проявляют то милосердие, то жестокость, в чем выражается непостоянный характер, свойственный их натуре. Считают своим святым христианским долгом убить турка или татарина и причисляют к отступникам веры того, кто вздумает обращаться с ними более мягко. Как они действуют в этом отношении, достаточно ясно показало последнее опустошение Буджака, когда Петричейко после Венского поражения напал на Бессарабию.

Молдаване не знают меры в своих чувствах. При успехе становятся заносчивыми, при неудаче падают духом. Вначале им ничто не кажется трудным; если же встречают даже самое малое препятствие, то теряются и не знают, что предпринять; в конце концов, когда видят, что их попытки не имеют успеха, впадают в позднее раскаяние в совершенном. Поэтому нельзя не приписать исключительному и неизреченному божественному промыслу то обстоятельство, что столь великая и внушающая большой трепет Оттоманская империя не смогла осилить и подчинить себе народ столь необразованный и слабый, который столько раз дерзал по собственной инициативе свергнуть ее иго. Ведь Оттоманская империя оставила ему нетронутыми и нерушимыми гражданские и церковные законы. [156] И это в то время, когда она подчинила своей власти все римские владения в Азии и в немалой части Европы, завоевав своим оружием Венгрию, Сербию, Болгарию и другие многие государства, и подчинила себе культурнейший греческий народ.

Как бы то ни было, но почти все молдаване не только не любят учиться, но испытывают отвращение к учению, им даже неизвестны сами названия изящных искусств и наук. Они считают, что ученые мужи не могут не рехнуться, и, когда хотят упомянуть об учености кого-нибудь, то говорят, что он спятил из-за чрезмерных знаний. В уста молдаван влагается позорящая их поговорка: «Занятие науками — это дело попов; для мирянина же достаточно уметь писать и читать, подписывать свое имя, быть в состоянии внести в ведомости белых, черных и рогатых быков, лошадей, овец, вьючный скот, пчелиные ульи и другие такого рода вещи; все остальное совершенно излишне» ³³.

Хотя женщины не так старательно укрываются от взора мужчин, как у турок, однако редко выходят из своих домов, если принадлежат к хотя бы немного знатному роду. Благородные женщины не лишены красоты, но уступают в этом женщинам из народа. Последние превосходят их красотой, но большей частью распущены и безнравственны. Некоторые из них у себя дома напиваются вином, однако редко замужняя женщина, упившись, появляется в публичных местах. Женщина считается тем более почетной, чем меньше ест и пьет на пирах. Поэтому редко можно видеть ее, когда она кладет кусок хлеба в рот или когда раскрывает его настолько, чтобы можно' было видеть ее зубы; она принимает пищу так, чтобы ее никто не видел. Считается, что нет ничего позорнее, как открыть волосы замужней женщины или вдовы, и признается за тяжкое преступление обнажить голову женщины в публичном месте. Напротив, у девушек считается позором покрывать голову хотя бы самым тонким покрывалом, ибо непокрытая голова считается знаком девственной чистоты.

Впрочем, как различен бывает климат в провинциях [157] Молдавии, так и различны у молдаван обычаи. Жители нижней Молдавии, привыкшие в течение долгого времени жить в условиях войны с татарами, являются лучшими и более отважными солдатами. Кроме того, они мятежны и непостоянны, и если не угрожает внешний враг, легко соблазняются на бунты против своих начальников и нередко даже против самого господаря. Мало рвения проявляют в исполнении требований религии. Многие из них, а простой народ почти поголовно, верят, что каждому человеку богом установлен день смерти и что никто не может умереть или погибнуть на войне иначе, как только в тот день, и это настолько укрепляет их дух, что они как одержимые всегда бросаются на врага. Молдаване полагают, что убить или ограбить турка, скифа или иудея не является грехом ³⁴ и менее всего убийством человека. Живущие на границе с татарами постоянно занимаются воровством и грабежом и, когда совершают нападение на татар, то говорят, что не похищают чужое, а возвращают себе свое, потому что татары теперь владеют тем, что отняли у предков молдаван. Среди них редко случаются прелюбодеяния. Юноши же, пока не соединятся узами законного брака, считаются как бы свободными от всех законов морали, и то, что они предаются тайным любовным похождениям, не считается позором, а даже чем-то похвальным. Поэтому довольно часто у них можно услышать пословицу: «Сын мой, избегай воровства и грабежа, ибо я не могу избавить тебя от виселицы, но тебе не угрожает смертельная опасность за прелюбодеяние, пока ты будешь в состоянии платить шугубинату» (этим именем называется тот, кто поставляет нечестных девиц и блудниц).

Достойно похвалы и постоянного прославления гостеприимство, которое оказывают молдаване чужеземцам и странникам. Никто не отказывает в крове и пище гостю и бесплатно кормит его самого и его лошадей в течение трех дней, хотя сами очень бедны из-за соседства с татарами. Прибывающего гостя принимают с веселым и радостным видом, как будто пришел родной брат или близкий родственник. [158] Есть и такие, которые не садятся за стол до девяти часов утра» чтобы только не принимать пищу одним, а высылают своих слуг на дороги, чтобы нашли путников и пригласили их к себе в гости, к столу. Лишены этой достойной похвалы традиции только жители Васлуя, которые не только закрывают перед гостем свои дома и кладовые, но если видят, что приближается путник, то незаметно скрываются и, быстро переодевшись в лохмотья, снова появляются уже в виде нищего и просят милостыни у самого путника.

Жители верхней Молдавии менее воинственны и не питают пристрастия к войне, а предпочитают спокойно добывать свой хлеб в поте лица своего. Они крайне набожны. Поэтому только в одном Сучавском округе насчитывается до шестидесяти каменных церквей, а во всей верхней Молдавии более двухсот больших монастырей с каменными постройками. В горах живет очень много монахов и отшельников, которые посвящают богу свою уединенную жизнь, вдали от мирской суеты. Среди них весьма редко встречается или совершенно нет воровства. Жители верхней Молдавии всегда хранят верность своему господарю, и если среди них возникают внутренние беспорядки, то это случается из-за подстрекательства бояр нижней Молдавии. Соблюдают чистоту и целомудрие даже до брака, что особенно редко можно встретить у жителей нижней Молдавии. В выполнении государственных повинностей более прилежны, чем другие. Они рачительные хозяева. С величайшим старанием выполняют отданные им приказы. В отношении гостеприимства более расчетливы, чем жители нижней Молдавии.

У молдаван характер танцев совсем иной, чем у других народов, ибо танцуют они не по двое или по четверо, как у французов и поляков, но в танцах принимают участие сразу много лиц, образуя круг или длинный ряд, причем танцуют больше на свадьбах. Когда все, взявшись за руки, пляшут в кругу, двигаясь мерным и стройным шагом справа налево, то такой танец называется хора. Когда же, встав в длинный ряд и взяв друг друга за руки [159] так, чтобы края ряда оставались свободными, идут кругом с различными поворотами, то такой танец обычно называется польским словом данц.

На свадьбах, перед тем как пастырь благословит брачащихся, торжественно танцуют во дворе и на улице в два ряда — один состоит из женщин, другой — из мужчин. Во главе каждого ряда стоит выборный вожак, человек пожилой и уважаемый, который держит в руке посох, окрашенный в золотой или другой цвет, конец которого повязан платком фригийской работы. При первом движении вперед один вожак ведет танцующих справа налево, а другой — слева направо так, чтобы ряды были обращены лицом друг к другу. Затем — в обратном порядке, повернувшись спинами друг к другу. Наконец, каждый ряд кружится в замысловатых поворотах и, чтобы не спутаться, так медленно, что едва можно заметить их движение. В каждом ряду танцующие занимают места согласно степени своего достоинства. Жены и дочери бояр занимают места соответственно положению своих мужей и отцов, но первое место всегда занимает вожак танца, второе — дружка, третье — жених. Такое же место в ряду женщин занимают дружка и невеста, хотя бы по своему положению они были гораздо ниже. После венчания оба ряда перемешиваются так, что женатый держит руку своей жены“ а неженатый — руку девушки, равной ему по положению, и так кружатся и вертятся в кругу. Иногда танец движется в виде треугольника, или в виде четырехугольника, или в виде овала, или в виде другой неправильной фигуры в зависимости от желания и искусства вожака.

Кроме теких танцев, во время празднеств существуют еще другие, связанные с суевериями, которые должны составляться из семи, девяти, одиннадцати и вообще нечетного числа танцующих. Эти танцоры называются кэлушари. Собираются они один раз в год, одевшись в женские платья, на головы надевают венки, сплетенные из листьев полыни и украшенные другими цветами, и, чтобы их нельзя было узнать, говорят женскими голосами и накрывают лицо белым платком. Держат в [160] руках обнаженные мечи, которыми могут пронзить любого простого смертного, если он осмелится снять покрывало с их лица. Это право дает им древний обычай, так что никто не может быть обвинен за это в убийстве человека. Предводитель такой группы танцоров называется старица, его помощник — примицерий. На обязанности последнего лежит спрашивать у старицы, какой танец он собирается начать, и незаметно сообщить об этом остальным танцорам, чтобы народ не узнал названия пляски до того, как увидит ее собственными глазами, так как у них имеется более ста музыкальных мотивов, по которым составлены танцы. Некоторые из них настолько мастерски исполняются, что плясуны едва касаются земли и как будто летают по воздуху. Танцуя и прыгая так, они обходят города и села в непрерывных плясках в течение десяти дней между Вознесением господним и Святой троицей. В продолжение этого времени они ночуют только под покровом церкви, так как верят, что если остановятся на ночлег в другом месте, то их сейчас же начнут мучить ведьмы, которых они называют фрумосы. Если толпа таких кэлушаров встретится на пути с другими плясунами, то между ними происходит схватка, и побежденные уступают дорогу победителям, а после заключения мира побежденные открыто признают, что будут находиться в подчинении победителей в течение девяти лет. Если в такой схватке кого-нибудь убьют, то не бывает никакого суда и убийца не привлекается к судебной ответственности, кто бы он ни был. Всякий, кто однажды был принят в такое сообщество танцоров, должен являться туда каждый год в течение девяти лет, ибо если нарушит это обязательство, то убежден, что его схватят злые духи и будут мучить фрумосы. Суеверный простой народ приписывает кэлушарам способность изгонять застарелые, затяжные болезни. Лечение болезней происходит следующим образом: положив больного на землю, они начинают свою пляску и на определенном такте танца топчут лежащего с головы до пяток и под конец говорят ему шепотом на ухо определенные слова, специально для этого [161] составленные, и заклинают болезнь выйти вон. Если повторяют это три раза в течение трех дней, то в большинстве случаев имеет место благоприятный исход, причем таким образом без труда изгоняются самые тяжелые болезни, перед которыми отступало искусство опытнейших врачей. Так могущественна сила веры паже в самих суевериях.

Глава XVIII

ОБ ОБРЯДАХ У МОЛДАВАН НА ПОМОЛВКАХ И СВАДЬБАХ

После описания в кратких чертах духа и нравов молдаван полагаю, для любознательного читателя будет интересно, если мы изложим обычаи, которые сохраняются в Молдавии на помолвках и на свадьбах.

Молдаване женят и отдают замуж своих детей в том возрасте, когда церковные правила разрешают вступление в брак. Считается постыдным, когда девушка выразит желание иметь себе мужа. Обычаи земли требуют, чтобы юноша искал себе жену, а не родители девушки — зятя. Таким образом, когда какому-нибудь молодому человеку понравится девушка, то к родителям избранницы посылаются пешиторь, т. е. сваты. Это слово происходит от исковерканного латинского petitores.

Сначала сваты стороною узнают о намерениях родителей невесты, чтобы избежать публичного бесчестия в случае отказа. Если же замечают, что предложение будет принято благосклонно, то, собрав родственников жениха, отправляются в дом невесты. Глава сватов, который называется «старостой», подготавливает небольшую речь, которую следует привести здесь, так как она произносится почти повсюду в одинаковых выражениях: «Наши предки, деды и прадеды, выйдя на охоту в леса, нашли землю, которую мы населяем и на которой теперь живем, вкушая ее мед и млеко. Поощренный их примером, благороднейший господин такой-то, выйдя на охоту в поля, леса и горы, напал [162] на след лани, которая не показала ему своего лица, так как была стыдлива и охраняла свою честь, и убежала, скрывшись в своем убежище. Мы пошли по ее следам, которые привели нас в этот дом. Поэтому вы должны отдать нам эту лань, которую мы нашли с большим трудом в пустынных местах, или указать, куда она убежала». К этому он добавляет иносказания и притчи по своему усмотрению, если искусен их добавить. Сначала родители говорят, что такая дичь не заходила в их дом, что они ошиблись и что, может быть, лань скрывается у соседей. Когда же сваты продолжают настаивать на своем и требуют, чтобы им все-таки показали дичь, то приводится старая служанка, безобразная, одетая в лохмотья, и сватов спрашивают, не та ли это лань, которую они ищут. Сваты говорят: «Нет, нет!» и снова объясняют, что у их лани были золотые волосы, глаза сокола, зубы как жемчуг, губы румянее вишни, стан как у львицы, грудь как у гусыни, шея как у лебедя, персты глаже воска, а лицо яснее солнца и луны. Родители снова повторяют, что такая дичина у них никогда не появлялась, на что сваты отвечают, что у них собаки с очень тонким нюхом, которые никогда их не обманывали и которые подали самые надежные знаки, что желанная лань тайно скрывается здесь. Наконец, когда сваты начинают угрожать оружием, родители выводят свою дочь, разодетую, как им позволяет достаток. Как только сваты ее увидят, то объявляют, что это и есть та самая лань, которую они очень хотели видеть. Затем зовут священника или, если он занят, стариков соседей, в присутствии которых помолвленные меняются кольцами. По окончании этой церемонии родители сейчас же прячут невесту и накрывают уже приготовленный стол, из-за которого не встают, пока не договорятся о дне свадьбы. Однако если вступают в брак дети бояр, то ни обручения, ни свадьбы не может быть без согласия господаря и подтверждения епископа; таким образом принимаются меры предосторожности, чтобы не заключали брачного союза лица, которым это запрещено божественными и церковными законами. Согласие же господаря требуется [163] затем, чтобы не было связано тесными узами без его согласия много знатных родов.

Когда же будет установлен день свадьбы, то в понедельник, предшествующий дню свадьбы, после окончания обедни собираются родственники как в доме невесты, так и в доме жениха, приводят местных музыкантов, обычно цыган, которые поют и играют торжественные мелодии на духовых инструментах, и таким образом устраивают предварительный домашний пир. После пира служанки и молодые женщины просеивают муку, заготовленную для брачного пира, отчего этот день обычно называется днем просеивания.

Если жилища брачащихся находятся в одном городе или деревне или находятся друг от друга на расстоянии не более двух-трех дней (Здесь описка; видимо, двух-трех часов. (Прим. ред.)) пути, то само свадебное торжество начинается в обоих домах в следующий четверг и продолжается до субботы. В воскресенье все близкие и дальние родственники жениха собираются, чтоб привезти невесту, и посылают вперед послов с известием, что жених едет. Собравшиеся же в доме у молодой устраивают им по дороге ловушки и стараются их поймать, прежде чем те доедут до ее дома. Чтобы этого не случилось, посланные вперед обычно едут на самых быстрых лошадях. Если их поймают, то у людей низшего звания их крепко-накрепко связывают и сажают на лошадь лицом к хвосту. У людей же знатного происхождения послы окружают их и ведут до ее дома как бы под стражей. Когда прибывают туда, их спрашивают, чего они хотят, на что те отвечают, что посланы объявить войну и что сейчас же прибудет достаточно солдат, чтобы завоевать крепость. Получив такой ответ, главного посла допускают в дом и заставляют насильно осушить несколько больших бокалов вина; затем его мертвецки пьяного отпускают в сопровождении нескольких гостей невесты. Увидя, что жених прибывает, посла оставляют не без насмешек, а сами убегают в дом. Если спутники жениха на [164] стигнут и захватят их, тo крепко связывают и ведут за собой.

Наконец, когда приглашенные с обеих сторон соберутся в доме невесты, начинаются конские состязания, причем устанавливается награда: у простых людей — платок хорошей работы, у людей побогаче — кусок сукна или дорогого шелка. Высылаются вперед люди, чтобы отметить границу бега; глашатай дает сигнал к бегу; услышав его голос, состязающиеся, владеющие лучшими лошадьми, дают коню шпоры. Победитель получает от невесты назначенную награду. На лошадь же возлагают венок, искусно сплетенный из цветов.

Наконец после вечерни нареченных везут в храм для церковного венчания в сопровождении возможно большего числа гостей. Посредине церкви постилается ковер, на который становятся жених с правой, а невеста с левой стороны, и им обоим под ноги бросают золотые монеты, а у простых людей — леонины. Этим дается понять, что новобрачные должны отрешиться от света и попрать ногами его соблазны. Сзади их стоит посаженый отец и посаженая мать, которые держат в руках свечи, одинаковые по форме и по величине. Между тем священник читает положенные при церковном венчании молитвы и трижды обручает брачащихся кольцами. Затем, возложив венцы на жениха и невесту, водит их посредине святого храма наподобие молдавского танца хора, причем певчие поют положенное по сему случаю песнопение «IVaia coreue» («Исайя, ликуй» — церковная молитва (греч.)). Пока это происходит, родственники жениха и невесты осыпают мелкими монетами, орехами и сухим хмелем стоящий кругом народ, желая этим показать что они просят у бога, подателя жизни, такого же плодородия, как у хмеля и орехов, и что отвергают богатство и все соблазны мира. Далее священник дает обоим новобрачным вкусить трижды обмакнутый в мед хлеб как знак любви и неразрывного союза, а чтобы вызвать смех и веселье у присутствующих на торжестве, трижды обманывает их и не дает им откусить [165] кусок хлеба, когда они раскрывают рот. По окончании церковной церемонии все возвращаются в дом невесты в том же порядке, в каком прибыли. Лицо невесты накрывают легким покрывалом из красного шелка с воткнутыми в него двумя стрелами. Потом, когда ее поведут на брачное ложе, братья или близкие родственники невесты прикрепляют этими стрелами покрывало у кровати над головами новобрачных.

Между тем гости угощаются яствами и вином до трех часов ночи, после чего стряпухи подают на стол петуха, зажаренного в перьях. Один из гостей прячется под стол и, Подражая пению петуха, объявляет, что наступил день. Все гости встают из-за стола и одаряют подарками стряпух. Молодой муж, взяв за руку жену, выходит на середину комнаты. Писарь громким голосом читает список приданого невесты, которое раньше было разложено в порядке в особом помещении и было открыто для всеобщего обозрения. Теперь оно укладывается на повозки и отвозится к жениху. Затем доверенное лицо невесты от ее имени обращается к родителям, благодарит за ее рождение, воспитание и все то хорошее, что они сделали для нее, и просит благословения. Родители или сами или через свое доверенное лицо благословляют обоих новобрачных и просят для них у бога и ангела-хранителя взаимной супружеской любви и незапятнанного ложа. Под конец дают им выпить на прощание пахар де кале албэ, т. е. чашу за счастливую дорогу, и отпускают из дома. Когда они хотят выйти за порог дома, их не пускают братья невесты, а при их отсутствии, двоюродные братья; они преграждают выход, скрестив перед ними обнаженные мечи. Новобрачный откупается или конем, или каким-нибудь другим подарком, приготовленным заранее. Новобрачная в сопровождении матери или сестры молодого усаживается в повозку и следует за едущим впереди мужем, ибо ей не позволяется взять с собой из родительского дома ни слуги, ни служанки. Когда доедут до дома новобрачного, там опоражнивают несколько кубков вина; затем посаженые ведут новобрачных в брачные покои. [166]

На следующий день молодой муж бдительно следит за тем, чтобы родители невесты не узнали бы чего-нибудь о своей дочери, ибо на третий день они должны приехать к ней со всеми близкими родственниками, и эта поездка — кале премаре — называется великой дорогой, так как, смотря по обстоятельствам, на их долю может выпасть или большая честь, или великий позор. Ибо если дочка окажется непорочной, то не только все будет хорошо, но для родителей устраивается почетный и пышный пир, на котором после второго блюда показывают всем рубашку на блюде со знаками, свидетельствующими о том, что их дочь была девственной; на это блюдо обыкновенно каждый кладет мелочь. Однако это бывает только у простого народа, ибо у благородных смотреть рубашку разрешается только родителям молодых. Если же дочь опозорила себя до брака, то жених на другой день собирает своих близких родственников и объявляет им, что у него невеста оказалась нечистой (этим словом называют развратных женщин). Готовится самая плохая телега с рваной сбруей, в нее впрягаются вместо лошадей приехавшие родители невесты и их заставляют, подгоняя плетьми, отвезти домой дочь, как распутную женщину. Никому не дозволяется помешать этому ни на улице, ни в пути, и если кто-нибудь осмелится освободить родителей, то тот будет наказан, кроме побоев, еще и судом, как нарушитель законов и обычаев старины. Кроме того, все приданое остается у жениха, и если он сделал какие-нибудь расходы на свадьбу, то и это взыскивается по судебному решению с беспечных родителей бесчестной дочери.

Такое издевательство над родителями допускается только у простых крестьян. Благородные же более строго берегут своих дочерей, чтобы что-либо подобное не могло бы случиться с ними, а если догадываются сами или узнают от других, что их дочь не сберегла девичьей чести, возмещают ущерб увеличением приданого деревнями или деньгами. Если же зять решительно не желает удовлетвориться этим, то родители берут назад дочь, а ему предоставляют возможность жениться на другой. [167]

Если посаженым отцом соглашается быть сам господарь, то свадебный пир справляется в княжеском дворце. Жених получает соболью шапку, схожую с княжеской, и коня, а во время пира все время сидит по правую руку господаря с непокрытой головой. Придворные ему прислуживают, как если бы он был сам господарь, и, когда едет в церковь или возвращается назад, вся дворцовая свита сопровождает его, как самого господаря, с литаврами и другими музыкальными инструментами как с христианскими, так и турецкими. На третий день после свадьбы он вместе с молодой женой отправляется к господарю и его супруге с подарками благодарить за оказанную ему честь.

Глава XIX

О ПОХОРОННЫХ ОБРЯДАХ У МОЛДАВАН

Молдаване отдают свой последний долг умершим по правилам, установленным в восточной церкви. Как только кто-либо скончается, его сейчас же обмывают теплой водой, обряжают в новую, самую лучшую одежду, пока еще тело не окоченело, и, положив на погребальные носилки, ставят посреди главной комнаты. Его не предают земле сразу же в первый день, а ожидают третьего дня, чтобы случайно не похоронить больного, впавшего в бессознательное состояние, когда он похож на умершего. Соседи созываются на погребение колокольным звоном и выражают свое соболезнование присутствующим родственникам. В день, установленный для погребения, собираются все соседи, слушают краткую службу, и затем вся погребальная процессия отправляется в церковь, причем впереди тела следуют священники, а позади — родственники. Покойника вносят в церковь, где совершается заупокойная служба. По окончании церковных церемоний усопшего хоронят в церковной ограде.

Если скончался кто-нибудь из военных начальников, то его лошадей покрывают черной попоной, а на них кладут самые дорогие одежды покойника. [168] Впереди тела несут копье, на котором подвешен обнаженный меч рукояткой вниз. По обе стороны погребальной процессии идут ряды солдат, одетых в кольчуги и шлемы. Лошадям пускают в глаза сок лука или ружейный порох, дабы было видно, что и лошади, как и люди, оплакивают смерть своего господина.

Погребальную процессию умершего боярина обычно сопровождает сам господарь со всем придворным окружением. Если покойный был из высших бояр, то впереди погребальной процессии до самой могилы несут знаки его достоинства, а затем ставят их в спатарии или в диване. Его место и кресло в диване не должно быть занято, по крайней мере, в течение трех дней. Траурное одеяние не для всех одинаково. Если умрет крестьянин, то его сыновья в течение шести месяцев не должны стричь волосы и бороду, полгода ходить с непокрытой головой, хотя бы это и случилось в середине зимы. Даже если им приходится отправиться в очень дальнюю дорогу, не должны ничего надевать на голову. Так же обычно поступали раньше благородные в течение сорока дней. В настоящее же время эти обычаи отброшены, и родственники довольствуются тем, что носят траурные одежды и отпускают волосы.

Если у крестьянской девушки умрет брат, то она должна отрезать часть своей косы и повесить ее на крест, поставленный на могиле брата, и в течение года заботиться, чтобы коса не свалилась или чтобы ее не унесли. Если же это случится, то снова вешает косу.

Вообще же все собираются на могилу почти каждую субботу в течение целого года и оплакивают там своих покойников. Более состоятельные нанимают плакальщиц, которые произносят различные печальные причитания. В них изображается тщета и суета человеческой жизни, что видно из нижеследующих стихов, которыми обычно начинаются эти причитания:

А лумчй кынт ку жэле кумплита вяцэ,
Кум се рупе ши се тайе, ка кум ар фи о ацэ

[169]

Что означает:

Пою со скорбью жестокую жизнь этого мира,
Которая рушится и обрывается, как тонкая нить

Женщины-плакальщицы представляют себе умершего живым, задают ему много разных вопросов. Затем притворяются, будто покойник, охваченный отвращением к здешнему миру, не желает отвечать им и, наконец устав от их просьб, обнаруживает себя несколькими фразами. Указывает, что нужно делать и чего избегать, и объявляет им, что в дальнейшем он не будет говорить с ними и не возвратится на землю, так как уже готов вкусить райское блаженство, которое бог уготовил верным слугам, и тому подобные другие заклинания, свойственные болтливым бабам.

Текст воспроизведен по изданию: Дмитрий Кантемир. Описание Молдавии. Кишинев. 1973