ЗАКАРИЙ КАНАКЕРЦИ

ХРОНИКА

ТОМ II

/257б/ Глава XLIX

О МЯТЕЖЕ ГОРКИ-ХАНА

Когда увидел Рустам, что сын его умер и нет у него больше потомка, который унаследовал бы его царство, призвал он некоего Вахтанта из рода Багратуни, усыновил его и сказал: “Когда я умру, ты будь царем вместо меня”. Спустя немного времени он умер ²⁵. А Вахтанг в сопровождении большого числа дворян отправился к царю персидскому Сани-Аббасу, то есть шаху Аббасу Младшему, и принял от него власть и прозвище Шахнафас, что значит Дыхание /258а/ царя. И долго оставался он [у власти]. После Аббаса воцарился сын его Сулейман, которому наклеветали на Шахнафаса. Тогда он по своей воле отправился к царю, чтобы показать ему свою верность. Он имел много сыновей, [имена их] Нагарали, Горки, Патара, Бежо и Леон ²⁶. Отправляясь [к шаху], Вахтанг взял с собою сына своего Горки. Когда приблизились они к Исфахану, он услышал: “В тот день, когда тебя увидит шах, он бросит тебя львам”. Тогда Вахтанг принял смертельный яд и умер ²⁷.

Сына же его Горки, привезя, представили /258б/ царю. Впрочем, одни говорят, что он был там заложником, другие говорят, что его повез с собою Шахнафас, третьи же говорят, что он уехал отсюда после смерти отца. Как бы там ни было, увидев его, царь Сулейман посадил его на место отца и с большой пышностью отправил в Тифлис. Прибыв [туда], он долгие годы правил Грузией. После Сулеймана сел [на престол] сын его Хусейн. Во время его [царствования] Горки восстал.

Рассказывают, что у него была очаровательная и красивая, благородная и бесподобная дочь. Когда Горки отправил царю много девушек-грузинок, они расхвалили перед царем /259а/ его дочь. Тогда шах отправил людей, требуя ее. Но Горки не послал свою дочь и еще стал упрекать их, сказав: “Вы, персы, истребили мой народ, кого силою, а кого обманом, кого ложью, а кого лицемерием. Отец мой умер из-за вас. Обманом (Восстановлено по рук. № 1662 (л. 259а, стк. 10 св.) — *** в печатном тексте «жестокосердием» — ***) [192] заставили меня отречься от веры. Брата моего задержали там. А теперь и дочь мою требуете? Какой ущерб претерпели вы от нас, что причиняете нам столько страданий?” И много еще оскорбительного он сказал, зная, что то было великим оскорблением и унижением для шаха. И так как /259б/ на него еще много поклепов было, то это добавилось к тому. И началась настоящая вражда. Поэтому все свое имущество он тайно отправил в глубь Грузии, а сам в сопровождении своих единомышленников и друзей бежал куда мог, скрывшись в лесах.

Узнав о его бегстве, шах отправил людей в область, называемую Хунсар, то есть Кровавая голова, и приказал привезти оттуда внука Теймураза, Ираклия ²⁸. Вручил он ему ханство над Тифлисом, назвал его Вали-ханом и с великой пышностью отправил в Тифлис. Повелел шах созвать войска против Горки. Собралось много войск из разных краев: /260а/ из Еревана, Нахчевана, Гянджи, Тифлиса и других мест, и двинулись они против [Горки], который скрывался в лесах. Когда персы выступали против грузин, они прятались а лесах, а ночью нападали на войска [персов], убивали их и захватывали их имущество. Когда же мусульмане нападали на них, они прятались в лесах. Грузины хорошо знали местность, а они нет, поэтому много бед причинили они мусульманам. Так случилось не раз и не два, а много раз. Так часто нападали они на грузин, грузины прятались днем, а ночью нападали на них и делали так, как мы описали.

Впрочем, Грузия обратилась /260б/ в развалины, ибо куда бы ни приходили персы, они грабили все, что попадалось, захватывали имущество, сжигали дома и говорили: “Передайте весть Горки-хану, что так поступим мы со всей его страной”. Грузины также разрушали и говорили: “Скажите Вали-хану: смотри, что мы сделали с твоей страной”. Так от передвижений двух войск были разрушены Мухран и Гори (Восстановлено по рук. № 1662 (л. 200б, стк. 6 сн.) — ***, в печатном тексте «Горки» — *** (т. II, стр. 100)).

Когда персидские послы пришли к Горки, он выказал им верность, говоря: “Я не враг шаха, но слуга-раб шаха /261а/ и [193] прах его ног. Я скрываюсь здесь не из-за вражды (Слова «Я скрываюсь здесь не из-за вражды» — *** в рук. № 1662 (л. 261а, стж. 1—2 св.) полустерты н читаются при сличении с рук. № 3024 (л. 1136, стлб. 2, стк. 17—18 св.). В печатном тексте (т. II, стр. 100): «Хотя я и пришел сюда из-за вражды» — ***), но бежал я сюда от смерти”. Так говорил он до тех пор, пока шах ему не поверил и не помирился с ним через посредничество Аббаса, хана Гандзака, друга Горки. Шах написал ему письмо с клятвенными уверениями в дружбе и послал ему хила длиной до пят и могучего коня, ободряя его идти к нему без страха и сомнений. Ободренный этим, он доехал до Еревана и оставался там до тех пор, пока не приехали из Гянджи люди хана, чтобы его сопровождать. Затем, дав ему провожатых, хан Еревана /261б/ с пышностью отправил его. Когда он достиг Исфахана, о его прибытии сообщили шаху.

Шах послал ему навстречу [людей], которые привезли его в красивые царские покои. После этого позвал его шах к себе.

Горки, завязав на шее веревку, которую перекинул через плечи, и повесив на грудь саблю, так и вошел к шаху. Увидев его, шах спросил: “Что это значит, Горки-хан?” Ответил Горки: “Я достоин смерти и виноват пред тобою. /262а/ Либо повесь меня на этой веревке, либо убей этой саблею”. Ответил шах: “Не будешь ни саблею убит, ни на веревке повешен, но останешься при мне, чтобы наставлять меня”. И оказал ему почести и очень полюбил ²⁹. Горки постоянно был с ним, и так живет он и по сей день 1147 (1698) года, в котором живем и мы.

Меж тем Вали, прибыв в Тифлис, начал творить зло: запретил он звонить в колокола, звонарю звать [на молитву] и нести крест перед умершими. Таким способом стремился он уничтожить веру христианскую. Поэтому объединились /262б/ христиане – армяне и грузины и, собравшись толпой, пошли к его дверям. Громко понося и осмеивая его, они кричали: “Ты отрекся от своей родной веры и отступился от Христа, хочешь и нас заставить отречься от своей веры? Откажись от своих [194] тщетных намерений, иначе побьем тебя камнями”. Услышав это, он испугался: “Быть может, они восстанут, перейдут на сторону Горки и, напав на меня, убьют меня”. После этого он оставил свою пустую затею. Случилось все это в наше время, а /263а/ будущее Бог ведает.

Глава L

О ПРАВЛЕНИИ ЗАЛА

Как говорили мы ³⁰, все ереванские войска восстали против второго Сефи-хана и засадили его в темницу, не позволяя ему выходить. Сами же написали шаху множество жалоб, о чем мы написали выше. Поэтому, призвав везира Азербайджана Мирзу Ибрагима, шах назначил к нему Зал-хана (Восстановлено по рук. № 1662 (л. 2б3а, стк. 6 сн.) ***, в печатном тексте (т. II, стр. 102): «Вали-хан» — ***), родом грузина, зятя Аббас-хана, который был правителем Еревана. И прибыл сей Зал вместе с ним в Ереван и стал ведать всеми делами правления.

/263б/ Он был опытен и осведомлен обо всех делах Еревана, знал всех его мужчин, [особенно тех], кто был опасен и занимался в Ереване грабежами.

Прибыли они в пределы Араратской земли, но никому не сообщили о своем приезде, дабы не вышли люди встречать их, согласно обычаю ханов, который они называют радад. Зал-хан поступил иначе: он тайно вошел в крепость, приказал позвать дукса, то есть ш[ей]х-[и]слама, и кое-кого из знатных людей, и прочитали перед ними царский рагам. /264а/ Все, кто находился там, выразили ему покорность, а глашатай, выйдя [на улицу], принялся кричать: “Зал-хан стал владыкой Еревана. Умри чох олсун” (Тур. «Многие лета ему»).

В тот же час повелел он схватить некоего Химат-бека из рода Каджаров, из племени курдов, с его четырьмя сыновьями, имена которых Иса-хан, Заман-хан, Сала-хан и Касим-хан, [195] ибо они причиняли стране вред. Схватив их, одел на шеи им колодки и бросил в тюрьму, а спустя несколько дней отправил к шаху. И хотя их [потом] освободили, /264б/ но они уже не могли быть уверены [в безнаказанности].

Вслед за ними был схвачен некий муж [из племени] айрумлу по имени Таштамур, ибо при предшествующих ханах он взбунтовался. Сей Зал, поймав его какой-то уловкой, велел его повесить за ноги, избить палками до полусмерти и бросить в тюрьму. Затем взыскали с него большой штраф и отпустили. Вернулся он к себе домой в Ширак и там умер от тяжких побоев.

Впрочем, я не могу сказать ничего плохого об этом хане, ибо, будучи сыном христиан, /265а/ он был милостив к христианам. В первый год его [правления] в стране Араратской произошло сильное землетрясение, о чем вскоре расскажу. Он повелел отстроить все разрушенные церкви, и [действительно] множество церквей было восстановлено во многих местах. В эти дни отправился он в область Котайк, на дачу. В селе Канакер, поднявшись на холм, он с сожалением смотрел на разрушенные места, а когда обернулся назад и увидел церковь, спросил: “Что это?” “Это была церковь”, – ответили ему. “Почему не отстраиваете ее?” – спросил хан. “Потому что мы не имеем средств”, – ответили сельчане. Тогда хан сказал: “Неужели вы настолько бедны, что не можете поставить деревянную кровлю, дабы ваши старухи молились там? Я пожалую из налогов ваших 10 туманов, а вы отстройте эту церковь”. /265б/ В тот же день начали копать (Восстановлено по рук. № 3024 (л. 114, стлб. 20, стк. 5 сн.) — ***, В рук. № 1662 (л. 2656, стк. 1 св.) страница в этом месте протерта. В печатном тексте (т. II, стр. 10,3, стк. 3 сн.): «строить» — ***) землю и церковь покрыли, согласно повелению хана.

Так жил он в дружбе с христианами до тех пор, пока оставался в Ереване. [196]

Глава LI

О СТРАШНОМ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИИ В ЕРЕВАНЕ

В 1128 (1679) году 4 июня разразился гнев Божий над страной Араратской, ибо с гневом призрил Господь-Бог на свои творения. Во вторник, после Вознесения, в седьмом часу дня загрохотала внезапно земля, словно гром, а после грохота начала страшно трястись. Вся земля Араратская дрожала и колебалась, согласно словам: “Призирает на землю, и она трясется” (Псалт., 103, 22). И еще: “потряслась и всколебалась земля” (Псалт., 17, 8). Это землетрясение, которое пришло со стороны Гарни, разрушило /266а/ все строения и красивые жилища, и монастыри, и церкви. Вот церкви, которые были разрушены: Ахчоцванк, Айриванк, Хавуц-Тар, Трда[та]керт, Хорвирап, Джрвез, Дзагаванк, три церкви в Ереване, [церкви в] Норагавите, Норагехе, Дзорагехе, Норке, Гамрезе. До основания рухнула Ереванская крепость, мечеть и минареты. Во многих местах стали бить родники, и многие родники иссякли. Обрушились скалы и, заполнив арыки, закрыли путь воде. Многие села обратились в развалины. В селе Канакер не осталось даже ни одного курятника, и всем на удивление в одном доме того же Канакера обвалились все четыре стены, но крыша осталась неподвижной на четырех столпах, словно повиснув в воздухе. Землетрясение распространилось до города Карби, где погибли три человека. /266б/ В Святой обители Ованнаванка рухнули все красивые жилища, обрушилась церковь, и мы с трудом избегли смерти. А тех, кто остался под землею, кого смогли достать, достали, а кого нет – для тех дома их стали их могилами. Мертвых было больше, чем живых. Правда, я не смог узнать [число] погибших во всех местах, но в моем родном селе Канакере их насчитали 1228. Не осталось ни собак, ни кошек, ни кур. И продлилось землетрясение до октября месяца. Каждый день земля грохотала по нескольку раз в день, а затем начинала трястись. Но опасным был только первый день, ибо те, кто [197] остались в живых, поселились в жалких, покрытых паласами шатрах в виноградниках, /267а/ садах и в необитаемых местах.

В первый день землетрясения прибыли из Арзрума послы и увидели землетрясение. Хан в тот же день отправил к шаху гонца с сообщением о разрушениях от землетрясения, а османских послов задержал до получения указа шаха. Через пятнадцать дней прибыл скороход и привез указ отстроить крепость и церкви. И стал глашатай возглашать: “Приказ шаха, чтобы христиане вновь построили разрушенные церкви”. По этой причине во многих местах были построены церкви как в его время, так и после него. Послов он тогда отпустил.

Затем прибыл великий правитель Мирза Ибрагим, которого звали везиром Азербайджана, остановился в Ереване и созвал соседних ханов Нахчевана, /267б/ Партава, Закама, Лори и султанов Маку, Акори, Садарака и Цара. Приехали они и построили крепость, [окружив ее] тремя стенами, еще прочнее, чем прежде. Восстановили крепче прежнего и мост, что был ниже крепости, на реке Раздан, которая зовется Занги. Восстановили арыки, которые были разрушены, и провели воду в город Ереван. После этого, пока Зал-хан правил, в Ереване утвердился порядок со всеми мирскими благами.

Глава LII

О ПРИБЫТИИ КАТОЛИКОСА ЕГИАЗАРА

Когда великий патриарх Акоп умер в Константинополе, его друг вардапет Мартирос Кафаеци, патриарх /268а/ Иерусалима, послал в Святой Эчмиадзин утешительное письмо, в котором написал: “Не выбирайте католикоса, не спросивши эти края, наоборот, письменно спросите об этом его”, то есть Егиазара, который в свое время самовольно стал католикосом, а теперь молча сидел в Бериа, то есть в Халебе.

После этого собрались в Святой Эчмиадзин настоятели всех монастырей, епископы, вардапеты, знатные лица и написали ему письмо, в котором было сказано: “Святейший! Ты, как ромклаец, достоин занять место в ряду своих предков” ³¹. [198] Избрали они некоего вардапета Петроса, епископа области Гохтн, мужа находчивого и начитанного, и послали к нему. Петрос поехал, 14 августа 1131 (1682) года он привез его в Эчмиадзин, /268б/ и в праздник ((Восстановлено по рук. № 3024 (л. 115б, стлб. 2, стк. 6 сн.) — *** в рук. № 1662 страница в этом месте протерта (л. 2686, стк. 1 св.), в печатном тексте отсутствует (т. II, стр. 106)) Успения Богородицы [Егиазар] сел на престол католикосов в Святом Эчмиадзине ³². Он был муж речистый и находчивый, удачливый и упорный и хороший оратор. Как только он стал католикосом, отовсюду стали приезжать к нему, дабы изъявить покорность. Прибыл и католикос Ахтамара, принял от него благословение и вернулся.

Егиазар построил в Святой Рипсиме красивые дома, мысы [на пруду], беседки и учредил братию. Точно так же он окружил стеною церковь Святой Гаяне и построил у западных дверей с наружной стороны ризницу, а с северной стороны, снаружи – свою гробницу, хозяйственные помещения и кельи, /2б9а/ где поместил монахов, дабы постоянно служили службу и обедню. На месте нисшествия Христа ³³ он воздвиг каменную (Восстановлено по рук. № 3024 (л. 116а, стлб. 1, стк. 17 сн.) — ***, в рук. № 1662 страница в этом месте протерта (л. 269а, стк. 1 св.), в печатном тексте заманено словом *** — «мраморную». [При католикосе Аствацатуре (1714—1725) вместо каменной сени там действительна была воздвигнута мраморная сень (см. Джамбр, стр. 95, 97)]) сень и установил алтарь для богослужения, в церкви с двух сторон он устроил возвышения, установив на них амвон и алтарь для богослужения. Внутри церкви от южной двери до двери северной он поставил перегородку, дабы молящиеся стояли там, а не перед главным алтарем. На кровле церкви в трех местах он воздвиг купола. Кроме того, он совершил благодеяние: престол имел долги и заимодавцы приходили и требовали их уплаты. Тогда католикос сказал им: “Я приехал не для того, чтобы платить долги, но для преуспевания [престола]. Если вы станете требовать у меня долги, я уеду туда, откуда приехал”. Так он отменил все долги престола. /269б/ И таким суровым и грозным он был всю свою жизнь. В 1139 [199] (1690) году 14 августа, в день, когда прибыл он в Эчмиадзин, [Егиазар] умер, пробыв католикосом восемь лет.

После него был помазан в католикосы его ученик Нагапет Едесаци ³⁴, который остается и ныне. Во время [правления] этих двух католикосов было построено и обновлено много монастырей и церквей. Для строительства церквей они испрашивали соизволение правителя. Но из-за их попустительства порядок и правила прежних католикосов при Святом Престоле и во всех монастырях расстроились. Все настоятели действовали как им вздумается, /270а/ но католикосов это не заботило, ибо то, что творили они у себя, в стране греков (Восстановлено по рук. № 3024 (л. 116а, стлб. 2, стк. 8 сн.) — ***, в рук. № 1662 страница в этом месте протерта (л. 270а, стк. 1 св.), в печатном тексте (т. II, стр. 1107) заменено словам *** — «от них»), то же совершали здесь. Если же замечали какой-либо недостаток у иноков и иереев, то, приведя их, обстригали им голову и бороду и избивали до смерти. Такими они оставались всю свою жизнь.

Глава LIII

О НЕБЕСНЫХ ЗНАМЕНИЯХ

Землетрясению предшествовало небесное знамение. Однажды ночью в воздухе увидели [протянувшееся] с юга на север голубое древко, длинное и широкое, оба конца которого были заострены, как у копья. И постепенно /270б/ оно передвинуло хвосты на восток и запад. Продержавшись так двадцать дней, оно исчезло. Вслед за тем над срединной Арменией появилась звезда желтого цвета, намного превосходившая по величине другие звезды и имевшая белый как снег, длинный и широкий хвост, вытянутый на запад. Волосы на хвосте сверкали, словно искры, [готовые] упасть на землю. Она ужасала видевших ее. Так оставалась она месяц. Случалось, два дня ее видели до утра, иногда ночью, а иногда утром, но никогда она не сдвигалась с места. Затем она исчезла. Вслед за тем на востоке высоко [над землей] появилась шаровидная звезда, [200] красная, /271а/ как кошениль, которая имела три хвоста: один белый, другой [серебристый], как звезды, а третий – рыжий. Хвосты свисали к земле. Сама она была неподвижна, хвосты время от времени двигались. Так оставалась она дней шесть. Спустя шесть дней хвосты рассеялись, но сама [звезда] была видна еще много дней. [Затем] она бесследно исчезла.

Глава LIV

О ДРУГОМ НЕБЕСНОМ ЗНАМЕНИИ

Когда я, будучи еще ребенком, в [своем] родном селе Канакер разговаривал со своими сверстниками, то как-то во время беседы дети сказали, что змея живет тысячу лет, а через тысячу лет превращается в вишапа. Ангелы Божьи, затащив его на небо, сбрасывают затем на большие скалы, и [так] издыхает он. Такова /271б/ детская басня. Однако мне она кажется достойной доверия, ибо однажды, когда я уже был стариком и находился в Святой обители Ованнаванка, в седьмом часу в ясную погоду на западе запылало небо, словно огонь, и молнии спускались вниз, то рассыпаясь искрами, то угасая. И спускалось пламя до самой земли, подобно веревке, а к концу веревки было привязано нечто подобное вишапу, синее, как туча, с головой, туловищем и хвостом, как у настоящего вишапа. Двигая хвостом в разные стороны, извивался он головою и туловищем, и, постепенно отдаляясь /272а/ от земли, достиг он пламени, и поглотило оно вишапа; немного погодя (Слова «и поглотало оно вишапа; немного погоди» восстановлены по рук. № 1662 (л. 272а, ста. 3—5 св.) и № 3024 (л. 117а, стлб. 1, ста. 2—4 св.), в печатном тексте отсутствуют (т. II, стр. 109). ***) вновь вспыхнул огонь, и вишапообразное существо, почернев, как уголь, неожиданно упало на землю. Мы так и не узнали, куда оно упало, однако то, что мы описали, видели многие. [201]

Глава LV

О ВОЙНЕ ОСМАНОВ С ФРАНКАМИ

В 1131 (1682) году царь османов Султан Махмет призвал в войско всех своих подданных и отправился против сильного города франков – Печа. Этот город находился под властью /272б/ кесаря, которого они звали епратол (Искаженное итал. imperatore), и был он неприступен, ибо с трех сторон [его] находилось ущелье, а [передняя часть] была огорожена двумя высокими и широкими стенами. Меж двух стен проходила улица, на обоих концах которой были подвешены двое ворот. Еще одни ворота находились на внутренней стене самого города, а другие ворота – на внешней стене. Эти четверо ворот, расположенные друг против друга, были не верейные, но подвесные и поднимались и спускались при помощи машины. Одной стороною, где находились ворота, город выходил на равнину и был доступен. С этой стороны с особенной яростью и упорством нападали мусульмане. Точно так же бились [здесь] и франки.

/273а/ Когда сражение ожесточилось, франки обманули их. Ибо, беря с собою на войну хоругвь, франки поднимали ее вверх, если одерживали победу, и опускали вниз, если победа была [на стороне] врага.

В этом сражении они прибегли к хитрости: заперев внутренние ворота, франки подняли ворота с обоих концов улицы, так же как подняли вверх и оставили открытыми наружные ворота. Вслед за тем [они] опустили хоругвь. Агаряне, увидев это, приняли это за правду, затрубили в ратные трубы /273б/ и с криками “алтек калаи”, что значит “взяли крепость”, вошли меж двух стен и заполнили улицу из края в край. Тогда латиняне опустили обои ворота улицы, и осталось там [внутри] более половины исмаильтян. Христиане же подняли хоругвь, затрубили в трубы и закричали “Виво! Виво!”, что значит “Радуйтесь! Радуйтесь!” Увидев поднятый крест, османы обратились в бегство, а франки пустились вслед за ними, преследуя и убивая их вплоть до города Буды, а тех, кто остались на [202] улице, взяли в плен. /274а/ Одиннадцать пашей со всеми своими войсками перешли к войскам франков, стали христианами и постепенно забрали к себе и свои семьи (Слова «и свои семьи» — *** восстановлены по рук. № 3024 (л. 117б, стлб. 1, стк. 9—10 св.); в рук. № 1662 страница в этом месте протерта (л. 274a, стк. 4 св.) и в печатном тексте (т. II, стр. 110) эти слова отсутствуют).

Франки взяли город Буду и сделали мусульман [своими] данниками. Так же поступили они и с городом Белградом и пробыли там три года. Через три года они ограбили весь город и, оставив его пустым, вернулись к себе.

Рассказал нам это погонщик верблюдов, некий мусульманин из Евдокии, который бежал с поля сражения. Война продолжается и ныне, и Бог ведает, когда кончится ³⁵.

/274б/ Глава LVI

О БЕДСТВИИ В СМИРНЕ

Во время нашего пребывания в городе Смирне, 7 мая 1131 (Дата восстановлена по рук. № 3024 (л. 1176, стлб. 1, стк. 9 сн.) — *** — «в году 1131»; в рук. № 1662 (л. 274б, стк. 2 св.) — *** — «в году 1130 и первом»; в печатном тексте (т. II, стр. 111) ошибочно *** — «в году 1130») (1682) года в пятом часу дня прилетела с востока саранча в великом множестве, подобно дождю, смешанному с градом. Как сказано у Соломона, “у саранчи нет царя, но выступает она стройно” (Притч., 30, 27). И налетело ее столько, что, заслонив солнечные лучи, тенью покрыла она землю и стал день подобен ночи. Объял всех ужас, все ремесленники прекратили [работу] и заперли двери лавок и домов, а находившиеся в городе птицы не смогли сдвинуться со своих мест и перестали петь. И летала она с пяти часов дня до восьми часов /275а/ и падала в море, волны же морские выбросили ее на берег, и начали гнить ее трупы. От зловония горожане страдали (Слова «страдали горожане» восстановлены по рук. № 1662 (л. 275а, стк 4 св.) и рук. № 3024 (л. 117б стлб. 2 стк. 13 св.)-***; в печатном тексте ошибочно ***-"страдали город" (т. II, стр. 111)), поэтому [203] вырыли они в песке яму, сгребли ее туда и засыпали песком, [после чего] зловоние прекратилось. Спустя дня три  (Число восстановлено по рук. № 1662 (л. 275а, стк 7 св.)-***; в печатном тексте отсутствует) опять появилась саранча, но не [так много], как в первый раз, а мало и на полчаса.

Через три года начался в стране ликийцев страшный голод, особенно в городе Смирне, ибо франки отрезали морские пути, зерно перестало поступать в Константинополь. Началась дороговизна. Сообщили тогда царю, что зерно сухим путем отправляется в Смирну. И вот повелел он строго-настрого, чтобы никуда, кроме как в Стамбул, зерно не отправлялось. /275б/ Тогда начался в Смирне голод, [который] все усиливался. Поели [там] всех нечистых животных, а когда животных не стало, начали собирать лошадиный навоз, молоть [его] и печь хлеб. Собирали также и кости, дробили их топором, мололи и пекли [из них] хлеб. Пока он был теплым, его можно было есть, но, как только черствел, становился несъедобным, [тогда] его дробили и затем ели. Сушили также гнилые деревья и листья, мололи их и ели. Но не помогало им это, причиняя лишь еще больший вред тем, кто кушал. Многие христиане, чтобы прокормить себя, продавали по низкой цене своих сыновей и дочерей мусульманам. Многие бросали своих младенцев у дверей /276а/ мусульман и бежали, мусульмане же, подобрав [детей], обращали их в мусульманство.

Исчезли любовь и сочувствие между друзьями, пропали милосердие и подаяние и заботы о ближнем. Друзья и любящие стали друг другу чужими. Так страдали все. И продлился голод один год.

Спустя два года разразился грозный гнев Божий над Смирною, ибо призрил Господь гневным взором на свои творения, и произошло ужасное землетрясение, и обрушились все красивые строения, церкви и караван-сараи, попадали мечети и минареты, море бурлило, как котел, и многие суда столкнулись [204] одно с другим и пошли ко дну, а кто находился на них, утонули.

/276б/ Многие остались под землею, и не смогли их достать, и дома их стали для них могилою, как сказано у пророка. И в тот же день вторично разразился гнев Божий над ними, ибо вспыхнуло пламя и сожгло спасшихся после землетрясения, вторично покарав [их]. Сбылись на них слова: “саранча поест у вас [все]… уцелевшее от града” (Иерем., 19, 10-12).

Так произошло со Смирной, так как сперва прилетела саранча, затем был голод, следом произошло землетрясение, а потом пожар. Однако церкви, разрушенные землетрясением, были вновь красиво отстроены, ибо восточные купцы сообщили [об этом] царю османов. Они стали причиной, /277а/ что [восстановили церкви] не только армян, но и греков и франков и всех христиан, которые жили в Смирне.

Глава LVII

О БЕССТЫДСТВЕ ЕВРЕЕВ

В городе Фесалоники, который ныне зовется Салоники, живет много евреев. Говорят, что там они прячут молодых девушек к приходу их мессии. Обладая большими богатствами и неисчерпаемым имуществом, они возгордились и стали нищими, ибо замыслили себе на погибель (Слова «на погибель» восстановлены по рук. 1662 (л. 277а, стк. 7—6 сн.) — ***, в печатном тексте (т. II, стр. 113) отсутствуют) пустое. Собрались они в одном месте, призвали своего религиозного главу, коего зовут хакам, что значит первосвященник (Восстановлено по рук. № 1662 (л. 277а, стк. 3 сн.) — ***, в печатном тексте (т. II, стр. 113) написано *** — «патриарх»), и говорят: “Помажь нам на царство кого пожелаешь”. И избрал /277б/ он некоего человека по имени Солон, мужа мудрого, искусного и сведущего в их законах, а также красивого внешностью и высокого [205] ростом. Помазали его и назвали Малеким Солон, что значит царь Соломон. Облекли его в белую и богатую одежду, возложили на голову трехконечную корону – красную с зеленым, посадили на высокий трон, и, дав ему в руки позлащенный жезл и опоясав саблею в золотых ножнах, они простерлись пред ним ниц. Назначили затем двенадцать судей, соответственно двенадцати племенам, избрали и темников, тысяцких, сотников, пятидесятников, десятников (Восстановлено по рук. № 1662 (л. 277б, стк. 1 сн.) — 10 ***, в печатном тексте отсутствует), /278а/ полководцев и многочисленное войско. И по всей земле, где находились евреи, разослали это письмо: “Услышь, все племя еврейское, живущее по законам Моисея, что милостью Божией мы стали царствовать здесь и намереваемся всех мусульман уничтожить (Восстановлено по рук. № 1662 (л. 278а, стк. 7 св.) — *** в печатном тексте (т.II, стр. 113) отсутствует), а христиан принудить платить нам дань: армян – десять золотых, а греков – восемь. Будьте готовы, и в великий мусульманский праздник, который зовут Гасум-гюни, когда все они поспешат на свою ночную службу в мечети, вы, вооружившись, бросайтесь на них, истребляйте их, детей и жен их обратите в рабство. Как только исполните это, станем мы одним телом и одною душою, волки и овцы будут пастись вместе. Тогда придет Мессия и поселится с нами”.

Это послание было отправлено с гонцами во все места, и даже в Исфахан. А затем царь поделил все города османов между их (евреев) князьями, а себе взял Византию, как местопребывание своего царского двора. Брусу, то есть Бурсу, он отдал некоему [князю] по имени Овсе, а Адрианополь, то есть Атрана, [пожаловал] другому князю. Здесь проявилась злоба их, ибо сей Овсе, которому дали Брусу, /279а/ сказал: “Я родился и вырос в Адрианополе, отдай мне мой родной город”. “Властвуй над тем, что я тебе пожаловал, а над другим городом ты не имеешь власти”, – ответил царь. “Я никому не уступлю мою родину”, – говорит Овсе. Эти слова вызвали шум и драку. И повелел царь повалить Овсе на землю и избить. Его избили до полусмерти и выволокли вон. Это было [206] в пятницу вечером, когда все мусульмане шли молиться в мечеть.

Жид Овсе помаленьку дотащился до дверей главной мечети куда приходил молиться и паша, и /279б/упал пред ее дверьми. На рассвете пришли муллы, увидели жида и говорят: “Вставай и уходи отсюда, ибо сейчас придет паша”. Отвечает еврей: “Имею сказать паше нечто, очень полезное для вашего племени”. И позволили ему [подождать], пока паша помолится, а затем повели жида к паше. Поцеловал он ноги паше, сел подле него и рассказал все по порядку и с прибавлениями. Услышав это, ужаснулся паша в душе и спрашивает: “Сколько времени прошло, как задумали они это?” “Пятнадцать дней”, – отвечает еврей. /280а/ Спрашивает паша: “Сколько человек в его распоряжении?” (Слова «пятнадцать дней, — отвечает еврей. Спрашивает паша: „Сколько человек в его распоряжении"» — *** восстановлены по рук. № 1662 (л. 279б, стк. 1 сн., л. 280б, стк.) св.). В печатном тексте .(т. II, стр. 117), отсутствуют) Отвечает жид: “Каждый вечер собирается двенадцать человек, едят и пьют до следующего вечера и совещаются. Когда они уходят, приходят другие и делают то же. Но вечером придет много людей, ибо завтра суббота, и не выйдут оттуда; все, что плохого скажут, завтра скажут”. Тогда паша призвал многих из вельмож и говорит им: “Будьте готовы утром на рассвете отправиться с евреем, чтобы захватить иудеев”.

На рассвете, послав вперед жида, они отправились туда, где собирались евреи со своим царем. Вошли они в дом и /280б/ увидели, что восседает царь на высоком троне. Говорит глава мусульман: “Джехуд, душ ондан, паша сани истеир”, что означает: “Жид, спустись оттуда, ибо зовет тебя паша”.

Тот, кто желал царствовать и уничтожить мусульман, ныне дрожал и трусил, сокрушенным голосом молил и хотел снять с себя царские одежды. Но не позволили [ему это сделать], а связали всем руки за спиной и отвели к паше. Расспросил их паша обо всем и точно осведомился, затем велел их уничтожить. И приказал он отсечь язык и нос, губы, уши, [207] пальцы рук и ног и яички хакама, а глашатаям /281а/ повелел громогласно возвестить: “Все, кто услышат наш голос, как христиане, так и мусульмане, нападите на евреев, поубивайте их богачей, возьмите в плен детей, а женщин, осквернив, опозорьте, захватывайте в добычу их имущество, грабьте их, не щадя. И если кто захватит у них имущество, пусть оно достанется ему. Убивайте евреев без сожаления. Слушайте все повеление великого паши!”

И так как то было в субботу, все евреи сидели по домам, и тот, кто услышал голос глашатая, поступил так, как слышал. В тот день убили третью часть евреев, а через три дня уничтожили остальных. /281б/ Многие из них приняли мусульманство, другие смешались с христианами, а иные вышли из города и бежали. Кое-кто отдавал свое имущество христианам и прятался в их домах. Так погибли они жалкой смертью, меж тем многие, разжирев на их имуществе, стали богачами.

Двенадцать девушек, которых они хранили для мессии, отвели к паше и публично опозорили. А паша взял на свою долю дом царя их с бесчисленными и несчетными сокровищами золота и серебра и, написав сообщение обо всем, отправил [письмо] хондкару. И хондкар также /282а/ повелел своим подчиненным, чтобы в какой бы части его владений ни находились евреи, обложили их многими налогами, чтобы они обеднели и перестали быть наглыми.

Так стали притеснять евреев требованием многочисленных и разнообразных налогов. Хотя мы слышали об этом [раньше] от других, но не точно. Но когда отправился я на корабле из Смирны в Константинополь, все это рассказал мне некий греческий дьякон по имени Ени, то есть Иоанн, который сам был из города Салоники.

Глава LVIII

ОБ УБИЙСТВЕ ТАНУТЕРА АВАГА

Сей Аваг из села Егвард, что у подножия горы Ара, из области Котайк в Айрарате, танутер /282б/ того же села, был [208] мужем искусным и красноречивым, упорным, твердым и уважаемым знатными людьми. Сельчане ничего не предпринимали без его позволения.

В селе было мало воды, и ее не хватало для поливки полей, поэтому отправились они на север от села и в ущелье нашли ручейки воды. С великим трудом и большими расходами они прорыли арык через поля села Караверан (Тур., букв. «черные развалины»), то есть Сев-Авер (Арм. *** — «черные развалины»), и эту воду соединили со своей водой. Владельцем села Караверан был некий мусульманин родом каджар, /283а/ наглый и бесстыдный, ругатель и сквернослов, упрямый и непокорный, злокозненный и распутный, самодовольный и спесивый; во всем покорный слуга и любимец сатаны. Увидев, что вода соединилась с собственно водами Егварда, он исполнился сатанинской злой зависти, загорелся преступной злобой и послал кое-кого из сельчан, которые разрушили арык и отвели всю воду в свое село Сев-Авер. И вот владелец села, этот мерзкий Хапуш-Гасым, разбил сад, устроил цветник и, посеяв клевер, стал поливать [их] той водой, /283б/ не допуская, чтобы эта вода текла в Егвард. Егвардцы обращались к нему с мольбой, но он не слушал их, бил, ругал и прогонял с позором. Поэтому глубоко уязвленные этими оскорблениями, егвардцы написали жалобу и отправили ее к правителю, которым был сам Зал-хан.

Расспросил хан у знатных людей об этих двух селах (Слова «которым был сам Зал-хан. Расспросил хан у знатных людей об этих двух селах» — *** восстановлены по рук. № 1662 (л. 289б, стк. 10—8 сн.), в печатном тексте отсутствуют (т. II, стр. 117)). Они сказали, что Караверан всем селом не платит столько налога, сколько один дом Егварда, меж тем Хапуш-Гасым в своем бесстыдстве вознамерился разорить такое прекрасное село, которое дает больше продуктов и доходов, чем все [другие села] Ереванской области.

Тогда хан написал /284а/ тому нечестивцу письмо, где [209] говорилось: “У тебя нет прав на эту воду. Дай ей течь в свое место, в Егвард”.

Взяв это письмо, они отнесли и показали его той собаке. Прочитав [письмо], он порвал его и отдал им, говоря: “Отнесите и положите на стыд ваших женщин”. [Затем], поднявшись, принялся бить их палкой и обругал рот хана и с побоями прогнал их. Тогда они написали другое прошение и, приложив к нему порванное письмо, отдали хану.

Узнав, как порвали письмо и презрели его, он страшно разгневался /284б/ и повелел им: “Отправляйтесь и, схватив эту собаку, предайте ее лютой смерти, убейте и его единомышленников, как мусульман, так и христиан. Разрушьте село, захватите их поля и платите за них налог”. Написав сие строжайшее повеление, он и устно дал им наказ.

Получив такое приказание, они отправились, дали друг другу письменное обязательство, что, если тот, кому свыше десяти лет, не пойдет исполнять повеление хана, будет платить ему штраф. Собравшись толпой, они одели некоего молодого человека в свои одежды, возложили ему на голову метлу, посадили на осла /285а/ и назвали его “метлоголовым царем на осле”. Под звуки зурны и даула, хлопая в ладоши, с танцами и плясками, распевая и смеясь, вышли из села толпою все мужчины и даже женщины. Когда они приблизились к селу Караверан, танутер Аваг посоветовал им: “Избегайте пролития крови, дабы не быть виновными в преступлении, [лучше] избейте до полусмерти и бросьте, с них достаточно и такой смерти”.

Меж тем караверанцы увидели многолюдную толпу и догадались, что они идут, чтобы причинить им вред. Проклятый Хапуш-Гасым сидел [в это время] на стуле и давал приказания поливальщикам сада. Сообщили ему: “Идет на тебя толпа”. Он ничуть /285б/ не обеспокоился и сказал: “Знаю, что идут меня просить, но я верну их с презрением и позором”.

Вот подошла толпа. Приказал метлоголовый: “Бейте, убейте эту собаку”. Тогда схватили его, бросили на землю и принялись безжалостно избивать ногами, кулаками, дубинами и камнями; затем связали ему ноги веревкой и поволокли. [210] Понял тот проклятый, что избивают его насмерть, а он беспомощен, и, не найдя никакой возможности спастись, бросился он в ноги Авагу, пролез меж его коленами и принялся целовать его ноги и /286а/ говорить: “Я пес твой, я исполню все, что ты пожелаешь, не дозволяй, чтобы меня убили, я буду твоей собакой!” Тогда, сжалившись над ним, Аваг упал на него и говорит: “Убейте вместо него меня, а его отпустите”. После этого его перестали бить.

Меж тем жены проклятого, услышав злую весть, выбежали из шатров с воплями, визгом и криками. Одна вопила: “Выкинула я своего младенца”, другая говорила: “Убили моего ребенка”. Третья вопила: “Они осквернили меня”. Однако это не помогло, и метлоголовый, легонько ударяя их тонкой хворостиной, сказал им: /286б/ “Убирайтесь отсюда”.

Привели они верблюдов, сели на них и удрали. Но тот нечестивый не смог уйти из-за тяжелых побоев. Лишь спустя три дня поправился он и исчез. Сельский иерей по имени Оган бежал в сторону ущелья, забрался в логово лисы и спасся.

Сельчан, бывших его (Хапуш-Гасыма) единомышленниками, схватили, тяжело избили и ранили. Разрушили их дома и овладели селом.

Проклятый же Хапуш-Гасым бродил, скрываясь до осени, а затем объединился /287а/ с тремя мусульманами и одним лжехристианином, и отправились они как-то ночью в Егвард. Мусульмане остались на краю села, а лжехристианина отправили к Авагу, чтобы сказал он ему: “Такой-то мусульманин, твой друг, находится за селом. Он спешит по повелению хана в область Ниг. Поэтому просит он тебя и твоего сына Сарубека, ибо имеет нечто сказать тебе”.

В это время Аваг вместе с двумя сборщиками налогов – мусульманами находился в одном доме и сын его прислуживал им. Лжехристианин, придя туда, сообщил ему то, что наказали. Услышав имя друга, /287б/ Аваг поспешно вскочил, взял сына и отправился с армянином. Как только увидели они Авага, схватили его, и тот поганый принялся громко кричать: “Я Хапуш-Гасым, Аваг меня не убил, но я его убью”. [211]

Сын Авага бежал, но, пока сообщил об этом в селе, они убили его (Авага) и скрылись.

Подняли они его труп, отнесли в село, а на следующий день уведомили хана. Хан повелел найти Хапуш-Гасыма, но разыскать не смогли, ибо он отправился в Ардебиль. Там он получил грамоту отпущения и, вернувшись в Ереван, бродил тайно. В ту же зиму он издох, и его похоронили. И той же ночью три мусульманина вытащили его из могилы, обмотали вокруг /288а/ его шеи разорванный саван и, заострив длинный, толстый кол, посадили его на кол […] и удрали.

На следующее утро [люди], увидев это, сообщили о том хану […] Хан не позволил его похоронить. Оставили его так, и собаки и вороны сожрали его. А Аваг, принявший мученичество ради народа, был увенчан Христом.

Глава LIX

О ПОДВИГЕ ОТРОКА БАГДАСАРА

Сей отрок Багдасар из города Евдокии, что ныне зовется Токат, был родом армянин /288б/ и сыном родителей-христиан. У них был сосед, некий мусульманин, по ремеслу сапожник. Отдали Багдасара ему в ученики. Взял мусульманин Багдасара и отправился с ним в Смирну, и стали они там зарабатывать своим ремеслом. Однажды, когда уста ушел по каким-то делам и опоздал, пришли сборщики налога, взимаемого с чужеземцев, который зовется харадж, и говорят Багдасару: “Уплати харадж”. Отвечает Багдасар: “Подождите, пока придет мой учитель и уплатит то, что вы требуете”. Но они не стали ждать и отвели его к главному сборщику. Спрашивает главный сборщик: “Почему /289а/ не платишь свой харадж?” Отвечает блаженный отрок: “Я сказал – подождите, пока придет мой уста, он даст”. Говорит главный сборщик: “Прими мусульманство, и мы [не только] простим твой харадж, но и дадим тебе в придачу много денег”. “За 5 марчилей я не оставлю веры своей”, – ответил Багдасар. Тогда неправедные схватили невинного юношу, бросили его на землю, насильно совершили [212] обрезание, а затем, взвалив на плечи носильщика, отнесли в его лавку и бросили там.

Вернувшись и увидев своего ученика израненным, уста разгневался, отправился к хараджчи и стал ссориться и ругаться с ним, /289б/ говоря: “Разве это законное дело – нечестиво заставлять отречься от веры?”

Главный сборщик приказал выбросить его наружу. Вернулся он в свою лавку и каждый день видел, как мальчик плакал и грустил. Тогда мастер сказал своему ученику: “Багдасар, сынок мой, так как о тебе стало всем известно, не можешь ты больше оставаться здесь в христианстве. Отправляйся-ка ты к своим родным и поступи там как захочешь”. Дал он ему деньги и поручил начальнику каравана.

Вернувшись к родным, с плачем рассказал им все Багдасар. Сказали родители: “Сынок, /290а/ здесь все уже знают о тебе. Не можешь ты исповедовать свою веру тайно. Лучше уйди ты в Армению, в Святой Эчмиадзин или в другие монастыри, и там смело храни свою веру. Здесь тебя могут схватить и замучить”.

Как добрая почва, принял блаженный отрок Багдасар семя радости, давшее тысячу плодов. Получив благословение родителей и взяв на дорогу запас пищи, он направился в сторону Айрарата.

Пустившись в путь в слезах и радости, он достиг Святого Эчмиадзина. Затем, обойдя, подобно Ваану Гохтнеци, все монастыри, /290б/ он встретил наконец некоего вардапета по имени Закарий, стал его учеником и выучил Псалтырь наизусть. После смерти вардапета Закария он отправился в Ереван, присоединился там к одному христианину – собрату по ремеслу, и стали они жить в добром согласии.

Однако злой сатана направил против него некоего мусульманина, пришел тот к блаженному отроку и говорит: “Я из Токата. Твои родители очень просили меня, говоря: “Ради Бога, когда отправишься в Ереван, разыщи нашего сына, где бы он ни находился, и привези его с собой. Обошел я все монастыри и наконец нашел тебя здесь. Собирайся, отправимся [вместе]””. [213]

/291а/ Наивный отрок Багдасар не догадался об его коварстве и, почувстовав тоску по родителям, приготовился ехать.

Говорит мусульманин: “Если у тебя есть деньги, дай мне взаймы, дабы я уплатил пошлину. Мы поедем в Эрзерум, там я продам шелк и верну твои деньги”. Наивный отрок простодушно отдал ему все, что имел, и, пустившись с караваном в путь, они достигли Карина.

Здесь увидел Багдасар некоего мусульманина, соседа отца его, того же ремесла, что и он. Увидев друг друга, они очень обрадовались. И говорит мусульманин: “Я собирался по просьбе твоих родителей поехать в Ереван, но /291б/ раз ты приехал сюда, будем вместе работать, вместе и отправимся”. Стали они жить в любви и согласии и заниматься ремеслом.

Меж тем проклятый мусульманин, который обманом увел его и привел в Арзрум, увидев, что он остался здесь и не желает ехать с ним, обозлился. Принялся он раздумывать, как бы отказаться от уплаты денег, которые взял. Однажды узнал он, что товарищ Багдасара ушел в село, чтобы принести все необходимое им; отправился он к паше и выдал блаженного отрока Багдасара, говоря: “Сын одного мусульманина из Токата, уехав в Ереван, принял армянскую веру (Т. е. христианскую); /292а/ привез его сюда, но и здесь он исповедует армянскую веру”. Паша дал ему двух воинов и сказал: “Пойдите приведите его”.

Пошел тот проклятый впереди, а следом за ним воины. И, когда подошли они [к месту], где находился юноша, нечестивец тот, стоя в стороне, пальцем показал на лавку и сказал: “Он живет там”. Проклятый боялся его товарища.

Увидев его, воины спросили: “Это ты Багдасар из Токата?” “Да, я”, – ответил отрок. Говорят воины: “Пойдем, ибо тебя зовет паша”.

Благочестивый отрок понял, что тот /292б/ нечестивый предал его из-за денег. Выйдя из лавки, он отдал ключи другому лавочнику и сказал: “Когда вернется мой товарищ, отдай ему ключи”. А сам радостно отправился с воинами, вошел к паше и поздоровался с ним. [214]

Говорит ему паша: “Это ты в нашей стране был мусульманином, а отправившись в Иран, стал христианином? Обратись снова в мусульманство, и я назначу тебя военачальником”.

Ответил юноша: “Я от рождения христианин, воспитан в христианской вере и совсем не знаком с мусульманством”. /293а/ Говорит паша: “Все, что ты говоришь, ложь. Лучше ни на кого не надейся и не рассчитывай, вернись в нашу веру, а если не вернешься, умрешь в мучениях”. Говорит Багдасар: “Я не отрекусь от своей веры. Делай со мною что хочешь”.

Приказал правитель увезти его в тюрьму и наложить на ноги колодки, то есть томруг.

Меж тем его товарищ-мусульманин вернулся и, узнав, что его увели к паше, понял, что увели из-за веры. Пошел он к правителю и стал просить, чтобы отпустил он его, говоря: “Дозволь ему отправиться в ад, /293б/ какая нам польза от его мусульманства?” Он говорил это в надежде спасти его и дать ему возможность бежать в Ереван. Но его не послушали, а лишь пригрозили ему. Придя в тюрьму, он бросился к Багдасару на шею и сказал, плача: “Ох, сынок! Лучше бы мне не видеть тебя, чем увидеть в таких муках”. И сказал ему блаженный Багдасар: “Молю тебя, уста, ради Бога и жизни Сына, приведи ко мне иерея, дабы причастил он меня, ибо знаю, что не оставят они меня в живых”.

Отправился турок и разыскал некоего иерея по имени Акоп, который когда-то был /294а/ начальником таможни. Придя к [Багдасару], он причастил его и внушил ему мужество пред смертью.

На следующий день вывели его из тюрьмы и привели к правителю. Спросил правитель: “Ну как? Взялся за ум или все еще не в своем уме?” Отвечает Багдасар: “Я от рождения был умен, но, если послушаю тебя, тогда сойду с ума”. Тогда разгневанный правитель говорит: “Ты не послушался моих слов, я хотел тебя возвеличить, а ты презрел это”. Отвечает отрок: “Я уж раньше сказал – делай то, что в твоей власти, ибо я готов”.

Разгневанный правитель велел палачам вывести /294б/ его из города и убить. Повели его и по дороге колотили, били по [215] голове и плевали на него. Он же шел, распевая псалмы, и говорил: “Блажен всякий, боящийся Господа, ходящий путями его” (Псалт., 127, 1). Привели его на холм, что зовется Сурб Ншан, и отрубили Святому [Багдасару] голову.

С позволения правителя христиане взяли почитаемое тело Святого с головой и землей, орошенною его кровью, отнесли на общинное кладбище и похоронили Святого у подножия южной стены церкви. Было восемь часов дня, и солнце ярко светило. Вдруг шар, /295а/ подобный зажженному пламени, спустился, разверзнув небеса, пристал к церкви и рассеялся над могилою Святого. Увидев это, многие мусульмане усомнились в своей вере. Я же хотя и жил там целый год, не был свидетелем мученической смерти Святого и лишь на следующий день расспросил его товарища турка, и он все рассказал мне о нем, начиная со дня рождения и до мученической смерти, а я записал то, что слышал. Преставился Святой Багдасар в 1113 (1664) году, в день Святых дев Рипсимян ³⁶. Через три года принял мученичество и гзир Акоп, и похоронили его рядом с могилой Багдасара.

Глава LX

О ПОДВИГЕ ШНОРХАВОР

Женщина сия, Шнорхавор, из страны курдов, верою христианка, /295б/ племенем армянка, была вдовою и не имела ни сына, ни дочери. Жила она с братом своим в одном доме и жила трудами рук своих. И случилось, что побуждаемый сатаной, некий курд почувствовал к ней неправедное желание. Подсылал он к ней старух-сводниц, чтобы склонилась она к его греховному желанию и стала блудить с ним. Но благочестивая женщина с презрением выгоняла их.

Однажды курд сам пришел к ней и стал говорить речи отвратительные и грязные. Отвечает ему благочестивая и целомудренная женщина: “О курд! Уходи прочь, ибо может [216] прийти /29ба/ мой брат, увидит, что ты разговариваешь со мной, и безжалостно убьет тебя”. В то время как она говорила это, пришли туда несколько человек, и курд удалился.

В другой раз вышла Шнорхавор по своим делам, и вот повстречался ей тот курд-распутник. Схватил он рукой ее воротник и потянул к себе и, охваченный страстью, хотел поцеловать. Но благочестивая женщина стала бить его по лицу, царапать и плевать в него. Брат Шнорхавор, увидев, что сестру его подвергают насилию, поспешил к ней и говорит: “Проклятый, да как ты смеешь? /296б/ Разве у нее нет защитника и покровителя?” И, выхватив кинжал, он вонзил его в горло курду и убил его. Сам же бежал оттуда. Курды, которые видели это, пошли и рассказали об этом своему господину. И приказал господин, чтобы привели к нему Шнорхавор, и говорит: “Где твой брат, который убил курда?”

“Это не брат мой убил его, а я его убила. Убила за то, что он хотел причинить мне зло”, – ответила женщина.

Говорит господин: “Раз это ты убила, то, чтобы простили тебе твою вину, прими мусульманство”.

“Не дай Бог! – отвечает Шнорхавор. – Убив его, я заслужила смерть, но, если отрекусь /297а/ от Христа, стану вероотступницей и ненавистной Богу”.

[Тогда] рассерженный курд сказал: “Мы станем для всех посмешищем, если оставим ее в живых”. И приказал он другим курдам: “Бейте эту проклятую насмерть”.

Набросились они на нее, как хищные звери на ягненка, с дубинами и кинжалами и предали благочестивую женщину мученической смерти. Пришли христиане, забрали ее тело и с почестями похоронили во славу Христа.

В 1133 (1684) году отправился я в город Скутари, нашел в Айсмавурк эту [повесть] и, как она была, записал ее.

/297б/ Глава LXI

О ПОДВИГЕ ЖЕНЩИНЫ ПАТВАКАН

Сия почтенная женщина, дочь Хачика, была из села Арпа, что в Вайоцдзоре. Она была помолвлена с неким молодым [217] человеком, которого звали Мирман. Однажды переспал с нею этот молодой человек, забеременела она и родила сына.

Правитель Нахчевана Мурад-хан-султан хотел схватить молодого человека, но тот, узнав об этом, бежал в село Норагавит, что в Араратской области. Тогда правитель приказал привести к нему женщину Азиз, ибо таково было ее имя, которое в переводе значит /298а/ Патвакан (Т. е. «.Благородная», «достойная»). Говорит ей султан: “Ты, почему блудила и в распутстве родила сына?” “Я отдалась моему мужу и родила от него, – отвечает женщина. – Если супружество грех, почему же вы все женаты?” Говорит правитель: “Мы вступаем в брак законно, а не по распутству, как ты”. “По закону жена должна быть одна, а вы берете много жен, поэтому все вы блудники”, – ответила женщина. “О блудница, – сказал разгневанный правитель, – ты вздумала вступить в бой со мной? Мне не до этого. Прими мусульманство, иначе предам тебя лютой смерти”. Отвечает женщина: “С меня довольно обвинения в распутстве. /298б/ Если же отрекусь от своей веры, то стану вероотступницей и буду виновна во многих грехах”. Говорит правитель: “Что бы ты ни говорила, все равно нет у тебя другого пути для спасения, кроме как перейти в нашу веру”. “Истинны та вера и религия, – говорит Азиз, – которые я исповедую, другой веры я не знаю”.

Тогда правитель дал палачам приказание: “Обвяжите ей стан веревкой, отведите, подвесьте ее к минарету и пригрозите; если не отречется, перережьте веревку и сбросьте вниз, чтобы, разбившись, умерла”.

Повели они ее, мучая и избивая, подняли на верхушку минарета, что за городом, и, подвесив, принялись колоть концами сабель, приговаривая: “Молись /299а/ Магомету, иначе умрешь”.

“Когда-нибудь я должна умереть, – сказала женщина, – лучше раньше, но в своей вере, чем вероотступницей, в чужой вере и с дурным именем”.

Видя твердость духа ее, палачи перерезали веревку. Упала на землю эта достойная похвал женщина Патвакан и умерла. Собрались видные христиане Нахчевана, отправились к [218] султану и попросили [разрешения] похоронить блаженную. Отнесли ее тело на общинное кладбище и с большими почестями похоронили в 1118 (1669) году.

/299б/ Глава LXII

О ПОДВИГЕ ДЕВЫ КАТАРЯЛ

Дева сия, имя которой Тамам, что значит совершенная или преисполненная (Арм. "Катарял" — ***), [родом] из села Шахкерт в области Гохтн, была дочерью некоего бездушного человека по имени Малхас, танутера Шахкерта. [Однажды] сельчане сказали ему: “Дай отчет в своем танутерстве”. Отчитался он, и остались за ними большие суммы, которые стали требовать [с него] сполна. Но он обманул их, сказав: “Дайте мне три дня, и я возмещу”. Сам же бежал, отправился в Исфахан к правителю Нахчевана Махмет-Реза-хану /300а/ и говорит: “Я дам свою дочь твоему сыну, а ты спаси меня от тех сельчан”.

Хан поступил согласно его желанию и написал крестьянам Шахкерта: “Я получил с него отчет, и он сполна возместил мне. И вы не вправе с ним говорить”. Сын его, Муртуза-Кули, сидел [в то время] наместником в Ереване после Зала. Написал Махмет-Реза-хан ему: “Отправь в Шахкерт людей и вели привезти к себе дочь танутера Малхаса”.

Получив от отца это письмо, он отправил туда мужчин с одной женщиной-мусульманкой, чтобы они привезли деву Тамам.

Отправились гонцы и доставили /300б/ туда злую весть. До той поры ни дочь, ни мать не знали об этом. Услышав об этом, они стали испускать вопли, царапать лица, рвать на себе волосы, плакать и вздыхать. Меж тем мусульмане, схватив блаженную деву Катарял, то волоком, то на ногах отвели и посадили на носилки.

А нечестивый Малхас послал Муртузе наказ: “До тех пор не женись на моей дочери, пока я не приеду и не сыграем свадьбу”. [219]

Отвезли Тамам в Ереван и показали Муртуза-Кули. Увидев ее красоту, /301а/ нарядил он ее в золото, серебро и парчу, осыпал разными украшениями и стал ждать приезда ее отца, чтобы сыграть свадьбу.

Блаженная дева Катарял, однако, не радовалась, не ела и не пила, а все раздумывала, как бы ей спастись. Сидя над ущельем, она разглядывала высокие скалы [в надежде] найти несколько более отлогое место, чтобы спуститься и бежать. Но не нашла она низкого места. И вот однажды ночью пришло ей на ум: “Брошусь со скал вниз. Лучше умру своею волею и в вере христовой, чем /301б/ вероотступницей останусь в живых”. И, перекрестив лицо, бросилась она с высоких скал вниз и потеряла на некоторое время сознание. Затем, придя в себя, посмотрела на мост, что над рекою Раздан, перешла через него и пошла по направлению к Карби. Вдруг повстречался ей некий мусульманин. Дала ему дева один и стала молить, чтобы показал он ей дорогу в Карби. Он показал ей [дорогу] и сказал: “Обойди виноградник и войди в Норагех, там тебе покажут дорогу”.

Прошла она через село и пошла по каменистой дороге, /302а/ не ведая, куда идет. Посмотрев [вперед], она увидела, что впереди нее идет толпа мусульман, мужчин и женщин, с вьючными животными на кочевье на склоны горы Ара. Она поспешила нагнать их, думая, что они идут в какое-нибудь поселение. Они не спросили ее “кто ты” или “куда идешь”. И она ничего не спросила у них, но молча пошла с ними по их пути. Так подошли они к селу Егвард. И спросила Святая дева у мусульман об этом селе. И они ответили: “Это армянское село, зовется Егвард”. Тогда она отошла от них и направилась к селу.

Войдя в дом одного христианина, она рассказала ему о себе все и стала просить его позвать священника, чтобы /302б/ причаститься, ибо “знаю я, – сказала она, – скоро они меня убьют”.

Отправились они и привели некоего вдового иерея по имени Мкртич. Исповедалась она, рассказала ему свою жизнь от рождения и до того дня и причастилась телу и крови Христа. [220]

Владелец села мусульманин Угурлу приказал отпустить ее, чтобы шла куда пожелает. Однако некий нечестивец по имени Саак, который был танутером села Егвард, сказал: “Я боюсь правителя. Как бы из-за нее не претерпеть неприятности”.

Отправился он и рассказал об этом правителю. Говорит правитель: “Я заботился /303а/ о ней. Раз так, пойдите разденьте ее и погубите”. Отправил он с нечестивым Сааком двух мусульман. Связали они блаженную, вывели из села и сняли с нее украшения, а [затем], развязав на своих ногах завязки, то есть чашурбаги, отдали их Сааку, и он задушил Святую деву Тамам, совершенную славной смертью и истинной верой, чистыми помыслами и искренней верой в Христа. Собрали кучу камней на ее тело и, оставив, ушли.

На следующий день пришел нечестивый отец Святой девы и говорит правителю: “Покажи мне дочь /303б/ мою”. “Твоя дочь отдала свою жизнь Богу”, – ответил правитель и рассказал ему все. “Если ты не мог сохранить женщину, – говорит отец, – зачем убил ее? Отдай мне ее тело”. Поручил правитель ему в сопровождающие того же Саака.

Придя туда, он извлек тело из-под камней и отнес в село Егвард. Собрались священники и много народа и похоронили ее под южной стеной церкви.

Закатилось солнце. Пошли люди в церковь на вечерню. Когда служба кончилась, некоторые пошли, чтобы поцеловать могилу ее, и увидели что-то вроде маленьких искр пламени над могилой. Хлынули туда /304а/ и увидели над могилой свет; они оставались там, пока свет не исчез.

Услышав об этом, я отправился и узнал все достоверно у иерея Мкртича. И написал он на ее могиле имя и год 1140 (1691).

Глава LXIII

ИСТОРИЯ ПАРОНА АЙВАЗА И ДОМА ЕГО

В городке Карби, что в стране Араратской, жил некий муж по имени Акопджан, родом армянин, богатый и знатный. Он [221] имел трех сыновей – Довлат-бека, Мсырхана и Аглу-баба. Женив старшего сына своего Довлат-бека, /304б/ сам Акопджан отправился по торговым делам в страну османскую и умер в городе Бруса, то есть Бурса. Сын его Довлат-бек женил братьев, которые были ему покорны. А сам Довлат-бек занялся добрыми делами. Сперва наполнил он дом свой всяческими благами, увеличил поголовье скота, [число] садов и мельниц, и необходимой утвари, и другого имущества. Затем обратился к духовным делам. И так как любил он священников и отшельников, монастыри и пустыни, то давал им все необходимое – и одежду, и книги, и свечи, и ладан, и растительное масло, и все, /305а/ чего недоставало, восполнял. Он постоянно давал монахам одежду – шерсть, власяницу, обувь и постную еду.

И родилось у него много сыновей: Айваз, Степанос, Малхас, Воскан, Агабаб и Мкртич. У Мсырхана родились Акопджан и Погос, и у Аглу-баба родились Еремия и Никогайос. Сам Довлат-бек отправился в Гандзак Алванский, то есть в Гянджу, чтобы купить шелк, и умер там. Привезли его тело в село их Карби и похоронили около церкви Святого Киракоса, в могиле, которую он сам купил, 5 января 1125 (1676) года. /305б/ Мсырхан умер в Смирне, то есть Измире, и там был похоронен. А Аглу-баба умер в Джочанете, то есть Гиляне, и был похоронен в Ардебиле. Да пошлет им Христос упокой и царствие небесное. Аминь.

Все остальные мужчины и женщины, [числом] более тридцати, живут вместе в одном доме. Главой всей [семьи] был старший сын Довлат-бека, парон Айваз.

Сей парон Айваз еще более своего отца следовал добрым делам. Сперва он ввел порядок в своем доме, установил в семье согласие, единую волю, мысль, сердце, так, словно [то была] одна душа и одна жизнь. Никто не стремился быть старшим, главным или первым. /306а/ Все мужчины подчинялись парону Айвазу, а женщины слушались добродетельной и благочестивой матери его Мариам покорно и смиренно, кротко и почтительно, со всей благопристойностью.

Вслед за тем он занялся строениями и имуществом. Он [222] умножил богатства, [число] угодий и тварей – скота и овец, лошадей и мулов, насадил сады и цветники. Он создал [также] большой пруд в месте, именуемом Карбводашт (Т. е. долина Карби), весною наполнял его водой, чтобы летом было ее достаточно для сельских полей. Он сделал много /306б/ других мирских благодеяний для их [процветания].

Мне остается сказать и о его добрых духовных делах. Он любил монахов и пустынников и давал им все необходимое, как духовное, так и телесное. Он каждого из братьев своих по одному отправлял по торговым делам, кого в Персию, а кого в Грецию – покупать и продавать. И, уделяя [часть] прибылей на церковные нужды, он [давал] ладан, свечи, масло, церковные одежды и утварь, а на плотские нужды – одежду и обувь, перец, бумагу, давал монастырям овечье молоко, чтобы изготовляли сыр, и не жалел вина, когда просили. /307а/ [Парон Айваз] был также милосерден и любил нищих.

Все любили его за скромность и верили его слову, ибо “да” у него было “да”, а “нет” – “нет”. Поэтому у знатных людей он пользовался почетом и уважением.

Более всех любил его католикос Нагапет. Он охотно исполнял все сказанное Айвазом и не заставлял его повторять. Так душу и тело его украшали всяческие добродетели. И в добавление ко всему этому он сделал еще великое добро, ибо построил посреди села из тесаных камней великолепную большую церковь, /307б/ с четырьмя колоннами и изящным куполом, умножил утварь и ризы и окружил ее стеной из крупных камней. Из села Вордкан он по подземному каналу с глиняной трубой подвел до самой церкви воду, чтобы в зимнее время в селе не было недостатка в воде.

И после всех этих добрых дел он принял благородное решение: взяв много сокровищ в дар Святому Иерусалиму, он в 1148 (1699) году отправился туда. Да сопутствует ему милость Божия, чтобы он с миром пошел /308а/ и благополучно вернулся. Пусть хранит Бог от всего плохого до тех пор, пока он во плоти, а в потусторонней жизни да удостоится он царствия [223] небесного, блаженного гласа и неувядающего венца. Аминь.

А дом его и ныне продолжает быть, как я написал, благоустроенным.

Глава LXIV

О ПРАВИТЕЛЯХ ПОСЛЕ ЗАЛА

После Зал-хана персидский царь шах Хусейн отправил в Ереван наместником некоего мужа по имени Муртуза-Кули-хан, который был сыном Махмет-ага-хана Нахчеванского. С великой надеждой прибыл он в Ереван, /308б/ имея в виду остаться здесь и стать старшим правителем. [Поэтому] он облегчил положение страны и уменьшил налоги. Он постоянно посылал царю подарки, а придворным сановникам – взятки, [надеясь, что], быть может, согласятся отдать ему Ереван. Но желание его не исполнилось. Тогда вознамерился он каким-нибудь способом ограбить страну и выдумал предлог, будто царь повелел, чтобы в Ереванской стране не появлялось вино. Отправил он во все области людей, чтобы они запечатали все /309а/ карасы и винные погреба. Объехав [страну], они опечатали все карасы и погреба. Они прибыли даже в горные области, где никогда не бывает вина, и опечатали горшки для мацуна и пахтанья. Так поверг он страну в бедствие, пока собрались старосты областей и танутеры, и написали долговое обязательство на большую сумму, и отдали ему, и получили разрешение на вино.

Старосты областей написали селам, собрали деньги и отдали ему. Затем пришли те, которые опечатали горшки и карасы, /309б/ и они тоже [сперва] взяли взятку, а потом уже распечатали. Так продолжалось два с половиной года.

Затем отправил царь одного из слуг царских, по имени Махмет-Кули, который, прибыв, сел в Ереване правителем. До того он был в Ереване главным управляющим царских налогов, которого они называют шахмали. Он знал обо всех бедствиях и муках страны, а именно о том, как грабили ее и увеличивали налоги. Он показал себя, впрочем, вполне добрым [224] и проявил справедливость и добросердечие к податным простолюдинам, во многих местах облегчил налоги и подорожные пошлины за ручную [кладь] и уничтожил также всех воров и разбойников. /310а/ Он разрешил строить церкви, а в суде был справедлив и взяток не брал. И не посылал он сборщиков податей по стране, чтобы они не притесняли простолюдинов, но сами они, собирая, понемногу платили. Таковы были его благодеяния, пока он оставался в Ереване.

Но вот прибыл ему царский указ идти войной на Горки, хана Грузии. Пробыв там год, он вернулся обратно и продолжал [править] с той же добротой. Затем отправил царь за ним гонца и, забрав его к себе, поставил главою войска. /310б/ Эта должность у них называется тванкчи-баши. Оставался он [в этой должности] три с половиной года. Какое несчастье, что не остался [здесь дольше] столь добрый муж!

После него царь прислал правителем Еревана некоего Фазлали, одного из внуков Амиргуна-хана, мужа алчного и скупого, грабителя и хапугу, подкупщика, неправедного судью и взяточника, который за взятки выносил несправедливые решения. Когда приходили на кого-нибудь жаловаться, он без расследования взимал штраф; где довольно было одной монеты, он брал двадцать монет, и так, знай, во всем.

Увеличилось /311а/ число и воров в поселениях и разбойников на дорогах и в полях. Разбойники смело входили в овчарни и угоняли овец, воры забирались в хлевы и, не страшась никого, уводили скотину. Если воров ловили и приводили к правителю, он заставлял их уплатить штраф и отпускал без наказания, а они уходили и начинали снова заниматься воровством. То было великое бедствие для страны Араратской. Положение страны в 1148 (1699) году такое, как мы написали, а будущее ведомо Богу.

/311б/ Глава LXV

О МУЧЕНИЧЕСКОЙ СМЕРТИ ВАРДАПЕТА СТЕПАНОСА

Католикос Нагапет исполнял свои обязанности в Святом Эчмиадзине и увеличивал число строений в Святом [225] Престольном Эчмиадзине и во всех монастырях. Однако он был очень суров с преступниками. Если кто-нибудь допускал какое-либо упущение, он, схватив его, публично вешал, жестоко избивал и штрафовал подобно светским властям. Он остригал им бороду и волосы и, заковав в цепи, бросал в тюрьму. Так в страхе держал он всех церковников и священников.

/312а/ Из-за этого некоторые из чернецов нашей страны обиделись, путем переписки объединились с епископами Начхевана и Гохтна. И написали они епархиальному начальнику Исфахана и Джуги вардапету Степаносу о том, что этот католикос нарушил все правила и обычаи, установленные нашими предками, а сам он поступает так, как ему вздумается, вопреки писаным законам и свидетельствам, и полностью устранены установления наших предков (Слова «и полностью устранены установления наших предков» — *** восстановлены по рук. № 1662 (л. 312а, стк. 6—5 сн.), в печатном тексте пропущены (т. II, стр. 136). И, написав еще много других ложных поклепов, добавили: “Приезжай и будь нашим католикосом. Мы будем /312б/ подчиняться твоим приказаниям. Быть может, наши обряды и религия будут исправлены”.

Написав и запечатав это [письмо], они отдали его некоему вардапету из Карби по имени Матеос, прозванному Бадрагом (Перс. *** — «проводник»), который, взяв письмо, отправился в Исфахан и отдал его Степаносу.

Прочитав письмо, он понял все и поверил, что все это верно и истинно, но не подумал он о конце и о сказанном пророком: “Если Господь не созиждет дома напрасно…” (Псалт.,126, 1). Был обманут лживыми словами великий подвижник Степанос и последовал за суетной мечтою. /313а/ Раздав при дворе большие сокровища, он [с помощью] многочисленных посредников получил царскую грамоту, то есть рагам, дабы поехать в качестве католикоса в Святой Эчмиадзин. Сперва послал он туда своего ученика вардапета Александроса, чтобы поехал он и [226] отправил Нагапета в Татевский монастырь, а сам до его прибытия стал заместителем его.

Меж тем Нагапет, выехав из Святого Эчмиадзина, не отправился в Татев, а поехал в Тавриз и укрылся во дворце, который они зовут Шах-оджахи: кто бы в него ни вступил, будь то даже преступник, никто ничего не мог ему сказать. Затем прибыл и Степанос с Фазлали-ханом, и поехали они вместе в Ереван. /313б/ Следом за ними отправился и Нагапет и сел в Хнкелодзоре, то есть Дзорагехе. Степанос был рукоположен в католикосы, однако не смог исполнять обязанности католикоса, так как у Нагапета было много друзей как в нашей стране, так и в Исфахане, которые не желали, чтобы Степанос стал католикосом, как например некий Аветис из Джуги, который когда-то был правителем, то есть калантаром, Джуги. Принужденный царем, он отрекся от Христа, отдал ему в дар двух своих дочерей и стал важным сановником, выше многих других. И был он другом Нагапета. /314а/ Войдя к царю шаху Хусейну, он осторожно сообщил ему, что, по законам армян, до тех пор, пока католикос жив, другой не может стать католикосом. Если же он умрет или отречется своею волею, тогда католикосом назначают другое лицо, избранное всем народом. Меж тем этот Степанос, не будучи избран народом, самовольно стал католикосом, в то время как предшествующий католикос еще жив.

Услышав это и сильно разгневавшись, шах приказал правителю Еревана Фазлали-хану оштрафовать /314б/ Степаноса на тысячу туманов и посадить его с единомышленниками в тюрьму. Он так и поступил.

Единомышленниками Степаноса были вардапет Петрос из Вайоцдзора, который был заместителем католикоса в Святом Эчмиадзине, вардапет Григор из монастыря Могни, вардапет Ованнес из Цахкунацдзора. Все они были посажены с ним в обширную тюрьму и, уплатив штраф, освобождены. Степаноса же забрали из менее строгой тюрьмы и посадили в мрачную, зловонную темницу, ноги его по колени втиснули в колодку, то есть томруг, и под /315а/ спину положили гладкий камень. [227]

Замученный омерзительным воздухом, ростом волос и множеством червей, он умер там. Согласно его завещанию, отвезли Степаноса в Хор-Вирап и похоронили там в 1147 (1698) году, 4 января.

Глава LXVI

О ТОМ, КАК УГНАЛИ ДЕВУШЕК

Живет в Персии племя, которое зовут гилаками. У племени этого была одна прекрасная и очаровательная девушка. Расхвалили ее царю персидскому шаху Хусейну, и повелел шах привести ее к нему. Увидев прелестное лицо, густоту кудрей, стройный стан, /315б/ румянец щек, большие глаза и дуги бровей, маленькие зубы и полноту лица, шах был поражен великим восхищением и сказал: “Приведите мне еще десять таких [девушек] того же племени”.

По этой причине отправились евнухи его наложниц, чтобы обойти страну гилаков. И прошла по всей земле Персидской молва, что семь тысяч озбеков, то есть парфян, приняли персидскую веру, но не знают языка, и поэтому они обходят все племена, чтобы собрать семь тысяч девушек, чтобы обучили они их языку /316а/ мусульман. Из-за этой ложной молвы все, как христиане, так и иноплеменники, кто имел девушек старше десяти лет, выдали их замуж. Да и сами девушки выходили из домов и, если видели молодого человека, хватали его за одежду и умоляли стать их господином, чтобы не попасть им в плен.

Воспользовавшись этими событиями, ханы всей страны нашли путь к выгоде, ибо приказали по всем подвластным им областям будто бы по повелению шаха собрать всех оставшихся девушек, слабосильных и некрасивых. Затем они брали с их родителей выкуп и отпускали девушек.

/316б/ Так же поступил и правитель Еревана Фазлали-хан. Он собрал много девушек, более пятисот, и прислал старых женщин, чтобы осмотрели их. Если которая [из девушек] не нравилась, с ее родителей взимали выкуп, а дочерей отпускали. [228] Однако остались три (Число восстановлено по рук. № 1662 (л. 3166, стк. в св.)— ***; в печатном тексте (т. II, стр. 139) ошибочно стоит число 40 — ***) несколько более красивые девушки из села Канакер, за которых родители не смогли уплатить выкуп. Одна из них, по имени Марджан, была [дочерью] иерея Ованнеса, другая, самая красивая из них, по имени Бекзада, [дочь] иерея Саргиса из Карби, жила в Канакере у сестры, и третья, /317а/ по имени Шахзаман, дочь набожного и богобоязненного христианина Аствацатура, прозванного Блбул (Тур.— «Соловей»), была благочестива и скромна, услужлива и целомудренна на язык, как и ее мать Юстианэ, которая в дни шаха Аббаса Младшего и Начаф-хана была измучена таким же способом и претерпела много мук, но все же не пошла. Ее жизнь я описал в их Айсмавурк. Из-за славы матери была замучена дочь. Когда она поднималась на носилки, то есть кеджаве, ее немилосердно били, вывихнули ей руку и насильно втолкнули ее в носилки. Забрали /317б/ их, отвезли и показали шаху. Однако шах пренебрег ими и велел отдать их в жены своим слугам.

О дочерях двух священников я ничего не узнал. О дочери же Блбула пришло известие, что муж ее умер и нет у нее никого близкого, кто был бы ей господином. И вот живет девушка заложницей в доме одного христианина в городе Хзиране, то есть Казвине. И сейчас отец ее собирается отправиться, чтобы освободить ее.

В довершение моей речи и в заключение книги – вечная слава Христу. И в этот день, когда я кончаю свое повествование, 30 мая 1148 (1699) года, выпал град величиной с куриное яйцо и побил все растения.

/318а/ Глава LVII

ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ, СОСТАВЛЕННЫЕ МНОЮ

1. Вопрос. Один человек имел 8 литров [растительного] масла. Пришли два человека, чтобы купить его. Один человек имел [229] трехлитровую посуду, другой имел пятилитровую посуду. А теперь раздели 8 литров масла пополам этими мерками, да так, чтобы каждому досталось по четыре литра.

Ответ. Сперва я наполню трехлитровую посуду и перелью [из нее] в пятилитровую. Опять наполню трехлитровую и это также перелью в пятилитровую (Слова «я это также перелью в "пятилитровую" — *** (восстановлены по рук. № 1662 (л. 312а, стк. 8—6 сн.); в печатном тексте отсутствуют), да так, что два литра уйдет, а в трехлитровой останется один литр. В этой пятилитровой посуде оказывается пять литров, которые я перелью в первую (восьмилитровую) посуду, а тот один литр, который находится в трехлитровой посуде, налью в пятилитровую. Затем вновь /318б/ наполню трехлитровую посуду и перелью из нее в пятилитровую в дополнение к одному литру, тогда получится четыре литра. И на месте (в восьмилитровой посуде) останется четыре литра.

2. Вопрос. Перевези через реку одного волка, одного ягненка и одну охапку сена так, чтобы волк не съел ягненка, а ягненок – сена.

Ответ. Сперва перевезу ягненка, а затем отвезу сено и привезу ягненка, отвезу волка, а потом вернусь и заберу ягненка.

3. Вопрос. Тер Петрос, тер Погос и тер Андреас прочли три канона псалма, а потом увидели, что каждый прочел по два канона. Как это получилось?

Ответ. Сперва тер Петрос /319а/ и тер Погос прочли один канон, потом тер Погос и тер Андреас, что составляет по два канона, всем поровну ³⁷.

4. Вопрос. Привяжи тридцать лошадей к девяти кольям, чтобы было не больше и не меньше.

Ответ. К каждому колу привяжу по девять (У Закария здесь описка, должно быть — три) лошадей, что составляет двадцать семь лошадей. Останется три лошади. К голове каждой лошади я привяжу три недоуздка, [каждый] отдельный недоуздок прикреплю к кольям, и получится поровну. [230]

5. Вопрос. Три дня Киракос, Саркис и Маркос верхом на одной лошади были в пути, а потом заметили, что каждый ехал верхом два дня. Как это получилось?

Ответ. Сперва ехали верхом Киракос и Саргис, затем Киракос и Маркос, а потом Маркос и Саргис, /319б/ что составляет по два дня для каждого.

6. Вопрос. Трое братьев имели тридцать овец. Десять овец родили каждая по три ягненка, десять [других] – по два и десять – по одному. А теперь раздели их между тремя братьями поровну, но так, чтобы не отделять ягнят от маток.

Ответ. Первому брату я дам пять овец, родивших по три, и пять овец, родивших по одному: второму брату также [дам] пять [овец], родивших по три, и пять по одному, а [овец], родивших по два – третьему брату. И получится каждому поровну десять овец и двадцать ягнят.

7. Вопрос. Один ходжа дал своему слуге сто монет, мол, принеси сто птиц. Слуга пошел и купил гуся за пять монет, пять воробьев за одну монету и кур по одной /320а/ монете. Скажи теперь, сколько было уток (У Закария здесь описка, должно быть — гусь), сколько кур и сколько воробьев?

Ответ. Одна утка – пять монет, пять воробьев – одна монета, что составит шесть птиц – шесть монет; девяносто четыре курицы – девяносто четыре монеты. Получится сто птиц – сто монет. Хорошо разумей.

8. Вопрос. Стая птиц сидела на дереве, пришла одна птица и сказала: “Здравствуйте, сто птиц”. Ответили они: “Нас не сто, но если к нам, сколько нас есть, прибавить столько же, да половину этого, да половину половины, да еще ты придешь, тогда нас станет сто”. Так сколько же было в стае?

Ответ. Их было тридцать шесть, ибо дважды тридцать шесть будет семьдесят две, половина тридцати шести – это восемнадцать, что составит девяносто; половина восемнадцати – /320б/ девять, что составит девяносто девять; и еще одна – получится сто.

9. Вопрос. В одном месте сидело несколько птиц. Пришли несколько других птиц и говорят: “Если одна из вас [231] перейдет к нам, нас будет столько же, сколько и вас”. И они говорят: “Нет, если одна из вас перейдет к нам, нас будет две части, а вас одна часть”. Сколько же их было?

Ответ. Первых [было] семь, а вторых – пять. Ибо, если бы одна из первых перешла ко вторым, тех было бы шесть и этих шесть. Если бы одна из вторых перешла к первым, то первых стало бы восемь, а последних – четыре. Гляди-ка получше!

10. Вопрос. Мельник и его дочь, иерей и его жена, да три опреснока. Каждому дай по одному, не деля на куски.

Ответ. Дочь мельника – жена иерея, /321а/ их всего трое; три опреснока раздай каждому по одному. Таково решение.

11. Вопрос. Один философ послал своих учеников удить рыбу. Пошли они и вернулись ни с чем. Спрашивает учитель: “Поймали что-нибудь?” “То, что поймали, оставили, а что не поймали, принесли с собой”, – ответили ученики. Как же это так?

Ответ. Пошли они и ничего не поймали. Принялись, сидя, искать вшей. Тех вшей, которых находили, не убивали, а бросали на землю, а тех, что остались в одежде, [с собой] принесли. Не угадав, в чем дело, философ пошел и утопился. Таково его решение.

/321б/ Глава LXVIII

ПАМЯТНАЯ ЗАПИСЬ

В это последнее время, с приближением конца света ³⁸, с ослаблением армянского народа и усилением народа персидского, когда угнетают и мучают нас различными притеснениями и разнообразными поборами, в году нашем тысячном и сотом и сороковом и дважды четвертом (1148/1699), в царствование персидского шаха Хусейна, в правление в стране Араратской Фарзали-хана и в патриаршество в Святом Эчмиадзине католикоса армян, владыки Наганета Едесаци, в Араратской стране /322а/ в области Анберд, в великолепном монастыре и Святой обители Сюли-ванк, что ныне зовется Ованнаванк, [232] близ поселения Карби, которое [находится] у подножия Арагаца, напротив горы Ара, на высоких скалах, над журчащей и весело струящейся рекой Касах, моими трудами, [трудами] многострадального и ничтожного Закеоса Канакерци, служившего в том же Ованнаванке, была завершена эта история по просьбе некоторых любителей книжности и по собственному согласию. Итак, как сказали мы выше, /322б/ мы записали все, что гласила молва, как ложь, так и истину, да отнесутся к ним как похвалы, так и порицание. Мы исполнили повеление, вы же поступайте как пожелаете. Поэтому молю [вас], о дети, происходящие от племени Асканаза, рожденные в свете [истинной веры] и благодаря многострадальному мученичеству Святого Лусаворича и крещением в купели усыновленные Отцом небесным, не осудите труда нижайшего и презренного слуги вашего, а примите это, /323а/ как каплю из ведра (Восстановлено по рук. № 3024 (л. 130а, стлб. 2, стк. 9 сн.) — *** в рук. № 1662 страница в этом месте протерта и читается неполностью (л. 232а, стк. 0 св.); в печатном тексте заменено словом *** — «моря» (т II, стр. 143)), виноградинку из грозди. В [число] ваших многих повествований примите и это мое малое и не только почтите хорошее, но восполните недостающее и плохое, как глину золотом, черное – в рисунках. Вечная слава Господу Христу. Аминь.

Комментарии

25 Царь Рустам умер бездетным в 1658 г. Престол был передан Вахтангу V (он же Шах Нафас) из рода Багратион Мухран-батони (1658—1675).

26 Сыновьями [Вахтанга V были Арчил, Георгий, Леван, Александр, Луарсаб и Соломон.

27 Вахтанг V умер в 1675 г. (в источниках не говорится о его отравлении). Его сын Георгии XI вступил на престол в 1676 г.

28 Ираклий I, сын Давида Багратида (Кахети), царствовал с 1688 по 1691 г., когда Георгий XI вновь захватил власть в Картли. После четырех лет борьбы государем Картли был снова утвержден Ираклий (1695—1703).

29 В 1696 т. Георгий XI явился к шаху в Исфахан.

30 См. т. II, гл. XIV.

31 После утери армянами своей государственности армянские католикосы в связи с войнами и политическими неурядицами неоднократно меняли место своего пребывания. С 1149 по 1282 г. резиденция армянских католикосов находилась в крепости Ромкла, или Рум-кале, на берегу Евфрата. До избрания в католикосы Егиазар был одно время духовным пастырем Ромкла, поэтому в письме содержится намек на его право как преемника ромклайcких католикосов стать католикосом всех армян.

32 Епиазар — католикос армян (1682—й690).

33 Согласно преданию, первопрестольный собор в г. Вагаршапате (Эчмиадзин) был построен на том месте, где Григору Лусаворичу явился Христос, стукнувший о землю золотым молотом. «Эчмиадзин» — букв. «Сошел единородный».

34 Нагапет Едесаци — католикос армян (1691—1706).

35 Речь идет об австро-турецкой войне 1683—1689 гг., но фактическая сторона повествования Закария далека от точности.

36 Рипсимянскими девами предание называет св. Рипсиме и ее сподвижниц, которые по повелению царя Трдата были подвергнуты пыткам и умерщвлены (300 г.).

37 Задача, по-видимому по рассеянности, Закарием не закончена.

38 Новозаветное выражение «последнее время» содержит намек на пророческие писания, в которых говорится о пришествии антихриста и о конце света. Согласно этим пророчествам, с приближением «конца света» усилится власть мусульман.

Текст воспроизведен по изданиям: Закарий Канакерци. Хроника. М. Наука. 1969