ВИНЦЕНТИЙ КАДЛУБЕК

ПОЛЬСКАЯ ХРОНИКА

CHRONICA POLONORUM

Книга I, глава 17

[Излагается легендарная история Попеля. Лешек выделяет королевства, княжества и графства своим двадцати сыновьям.]

Помпилия ¹ по праву первородства назначил королём над всеми, и его воле подчинилась не только монархия Славия ², но и соседние империи.

[Об уважении братьев к Попелю.]

Книга II, глава 12

Матвей: Опасаюсь я, что не смогу постичь [умом] деяний Болеслава, перед которыми и немой становится красноречивым, а красноречие славнейших немеет ³. Ибо всё его богатство возрастало из духовных дарований и блистало доблестью оружия. С помощью этих [достоинств], подчинив своему влиянию Селевкию, Поморье, Пруссию, Русь ⁴, Моравию, Богемию ⁵, оставил их [Болеслав] для [98] своих потомков данниками; город Прагу сделал второй столицей своего королевства. Подчинил своей власти гуннов или венгров ⁶, хорватов и сильный народ мардов ⁷. Даже неукротимых саксов так укротил, что на реке Сала поставил железный столп ⁸, как бы некую мету, ограничив пределы своей империи с запада. А на востоке оставил другую мету на Золотых воротах Киева, когда, захватив город, частыми ударами меча высек на Золотых воротах знак зависимости ⁹. Поставил там королём какого-то своего родственника, причём самого короля русских он одолел даже не в сражении, а лишь повергнув в жалкий страх. Ведь тому сообщили, что Болеслав угрожает, когда он забавлялся рыбной ловлей, тот бросил удочку и королевство со словами: «Мы попались на удочку тому, кто не учился ловить сомов». Едва произнёс эти слова, как тут же со страхом обратился в бегство, будучи более удачливым в бегстве, чем в боевой схватке. Когда же Болеслав после долгожданного триумфа над врагами возвращался, а войско его было почти распущено, этот самый беглец тайно напал на него с тыла, собрав мощное войско, рассчитывая или неожиданно напасть на него из засады, или обрушиться открыто, [покорив] многочисленностью войска. Как только они показались, [Болеслав] сказал грозно: «Друзья, этих прогонит от лагеря даже пыль, поднятая копытами скота; эти ничтожные лентяи ещё до смерти валятся [на землю], ещё до нападения покоряются. Следует вырвать летучее жало мух, ибо [в борьбе] против трусливых бременем оборачивается бездействие, а трусость - позором. Пусть вас не пугает войско, увеличенное за счёт всякого сброда, для немногих и путь свободнее, и смелость очевиднее; побеждающее большинство не намного славнее побеждённого меньшинства. Так, поскольку с поклажей никто легко не выплывает, следует отбросить груз добычи. Право же, приятнее похваляться славой победы, чем тяготиться разбойничьей наживой». Те ему [ответили]: «Для жаждущей души даже сама быстрота - промедление; у кого есть время, пусть считают головы вражеских легионов, наши мечи между тем малость посчитают срезанные головы [воинов]!» Они врываются в сомкнутые ряды, скашивают мечами железные маковки; ненасытная львиная ярость не насыщается до тех пор, пока не катится последний труп, пока не загустевает река Буг от крови. Спустя некоторое время Болеслав снова решает напасть враждебно на Русь, а русский [король] - на Польшу, и, разделённые рекой, которая означала границу и того и другого королевства, они ставят лагери друг против друга. Когда сей варвар, нерасчётливо презрев войско поляков за малочисленность, пересчитал огромное число своих, то преисполнился тщеславным чувством собственного превосходства и возомнил, что никто не может с ним тягаться, в хвастливом безумии чванливо обратился к Болеславу. «Кабан, попавший в засаду, свинья, застигнутая в грязной луже, мечется в наших сетях, значит, нужно её употребить для натаскивания наших щенков и позабавиться этим зрелищем». Тот ему отвечает: «Напрасно муж возвеличивается в надменности и, подобно дикому ослёнку, считает [99] себя вольно рождённым ¹⁰, называя меня кабаном и свиньёй. И не ошибается он: ведь этот необыкновенный зверь его, возможно, сожрёт; свинья, это плодовитейшее сильное животное, с божьей помощью так разделается с собаками, что упьётся их кровью. Но я думаю, нужно сражаться не словами, а оружием» ¹¹. Между тем пока слуги и той и другой стороны обмениваются оскорблениями, раздражают друг друга взаимными обидами, польские солдаты врываются во вражеский лагерь и одних убивают, других вынуждают броситься врассыпную. Узнав об этом, Болеслав выстраивает боевые ряды, снимает лагерь и, приказав страшно шуметь и кричать, сечёт врагов и одерживает триумфальную победу. Короля, схваченного с лучшими людьми, ведут на веревке, словно свору собак, и по заслугам, ведь сам повелитель их назвал щенками. Но не по душе это было славному победителю. «Низко, - сказал он, - ликовать над унижением [другого], потому что судьба ничего не простит тебе из того, что не простила из-за тебя другому».

Книга II, глава 14

[В главе речь идёт о возвращении Казимира Восстановителя на родину и о его войне с правителем Мазовии Мецлавом.]

Когда же все эти войска были разбиты Казимиром, [Мецлав] ¹² вновь восстанавливает немалые силы: принимает четыре отряда поморян, столько же гетов и большую помощь от даков и русских ¹³, которых не может удержать никакая случайность, никакая трудность; [прибывают они] не для того, чтобы помочь союзнику, а [желая] утолить польской кровью яростную ненависть и снедавшую их старинную зависть. Однако, поскольку чаяния людей часто далеки от исполнения и лук не всегда поражает ту цель, которой он угрожал, дела их оборачиваются иначе, чем они надеялись. Ибо наш единорог развевает всех, как легкий пепел от пакли, Казимир закручивает всех в вихре смерти, словно молниеносная буря. Этот же честолюбивый князь бежит к гетам, где добивается наивысшей должности [где его возвеличивают высшей степенью достоинства]. Однако геты, удручённые гибелью множества своих, возлагают [за всё] вину на него, мстят ему за убийство всех, наконец, после многих мучений, прибивают его к высоченной виселице со словами: «Ты домогался высокого, получай высокое!» - чтобы умирающему хватило столь горячо желаемой высоты ¹⁴.

Книга II, глава 18

Матвей: До такой степени преходящей казалась Болеславу слава накопленных богатств, что ничего в них он приятного не видел, кроме возможности их раздаривать. Говорил, что самой мощной их охраной будет пробитый мешок, и тот недостоин княжеского звания, кто предпочитает быть мошной, а не князем ¹⁵. Поэтому, храбро вторгшись в пределы Руси, счёл недостойным захватывать богатства, довольствовался лишь триумфом победы, обновив мечом намеченные прадедом знаки [100] подданства на воротах Киева. После подавления бунта поставил [в Киеве] королём кого-то избранного своей властью. Тот, чтобы выглядеть более славным перед своими, просит короля Болеслава выйти к нему навстречу и в знак уважения обнять его, тогда за каждый шаг [Болеслав] получит по таланту золота. Болеслав был оскорблён тем, что от него домогаются того, что не соответствует королевскому достоинству; ведь нелепым кажется величие соблазнять выгодой, [а] ещё нелепее милость ценить как товар. Побеждённый просьбами, но не ценой, [Болеслав] торжественно обещает так поступить и являет знак милости подошедшему. Как ты думаешь, какой? [Болеслав] хватает приближающегося короля за бороду и неоднократно дергает, словно [хочет] вырвать: «Вот трясется эта ужасная голова, перед которой вы должны трепетать». И, дергая всё сильнее, приговаривает:

Вот тот муж, кого милостью мы почитаем ¹⁶.

[Далее следует рассказ о войнах Болеслава с венграми, чехами и поморянами.]

Между тем пока король долгое время пребывал то у русских ¹⁷, то чуть ли не в заполовецких краях, рабы склонили жён и дочерей своих хозяев к [удовлетворению] своих желаний; одни [из женщин] истомлённые ожиданием мужей, другие обманутые отчаянием, третьи силой были вовлечены в объятия слуг.

[О наказании коварных рабов и неверных жён.]

Книга III, глава 20

[О вмешательстве Болеслава в дела Чешского королевства и ненависти, возникшей из-за этого к нему у немцев.]

И уже почти все соседние королевства подчинил своей власти. И даже соседей либо светлейшей милостью, либо беспрекословным уважением покорил так, что едва [их слуха] касалось имя Болеслава, как они чтили его как божество. Были, однако, и шумные вздохи, молчаливые, но красноречивые рыдания, поскольку многие не принимали ига зависимости. Из таких особенно нетерпим к чужой удаче был русский князь Владарий ¹⁸. Он встречается с каждым в отдельности, подстрекает всех вместе, всем настоятельно напоминает о благородном происхождении. Наставляет, сколь бесславно прозвище «Рабством заклеймённый», добавив, что менее несчастен родившийся рабом, чем им ставший: поскольку первое - жестокость судьбы, второе - результат малодушия, в которое любой легко «впадает», но с трудом «выбирается», намного почётнее скорая смерть, чем долгое, жалкое существование. Так пусть выбирают, что следует перерезать - верёвку или горло. Итак, [пользуясь] тем, что Болеслав занят, ищут случая отступить от него, все единодушно переходят на другую сторону, все тайно злоумышляют против него и тянутся погасить славу Болеслава, подобно общему пожару. Но известно, что от ветра пламя лишь больше разгорается, а не гаснет. Так, ствол несокрушимого дуба, на который отовсюду сыплются удары, [101] не только не содрогается, но даже и не колеблется. Однако [Болеслав] посоветовался с сенатом, силой ли этому злу следует противодействовать, либо какой хитростью и с чего прежде всего надо начинать? Пока все советуются, что нужно делать, некий знатный муж, [князь] ¹⁹ древнего рода ²⁰, близкий достоинством к князю ²¹, муж благородного великодушия, столь же энергичный в действии, сколь и находчивый разумом, наиславнейший Пётр Влостид ²², узел сомнения не рубит, не разрывает, а спасительным образом развязывает. Не лишено мудрости, говорит, сказанное мудрецом: «Премудрость на улицах взывает» ²³. Легче человеку познать путь предвидения, если прежде он познает самого себя. Разве не есть в человеке две [сути], а именно: душа и тело. Зачем же душа? Для разумного усердия. Зачем же тело? Чтобы служить носителем [повозкой] добродетелей. Отними одно или другое, убьёшь человека ²⁴. Того же, кто стремится [достичь чего-либо] единственно напряжением [физических] сил либо только изобретательной хитростью, пренебрегая [физической] силой, я считаю не просто слабым, а вовсе никаким. Мало одного крыла для полёта, бесполезно в парной упряжке одно колесо без прочих. Не стоит заниматься веточками, пока крепок ствол, это столь же легко, сколь и мало полезно. К самому корню следует приложить секиру ²⁵, надо начинать с самой головы восстания. Когда иссохнет источник, быстрее исчезнут ручейки. Самого же Владария, самого раньше всех надо захватить. И хотя неисполнимым кажется наше трудное решение, ибо в дверях Болеслава раздаётся львиное рычание (многие из наших были уже подкуплены его дарами), нужно надеяться на успешный исход даже в трудных обстоятельствах. Не только тропинку, не только путь изыскивает доблесть в бездорожье, перед храбрейшими повсюду расстилается королевский тракт. Предпочитаю, чтобы у нас не было успеха, чем не было возможности испытать мужество. Для доблести даже добровольно отправиться на смерть, прекрасно.

Затем в сопровождении небольшого, но отборного отряда он отправляется на Русь; притворяется перебежчиком, говорит, что не может переносить грубости князя, жалуется, что принуждён [к этому] обидами, уверяет, что для храброго мужа слаще беды изгнания, чем домашняя роскошь. Радуется Владарий, что заполучил столь могущественного мужа, радуются и его люди, что к ним, будто божественной волей, послан такой товарищ в союзники: «Пропал, говорят, Болеслав, пропали лехиты» ²⁶. А поскольку достоинством вождя считается скрывать «задуманное» ²⁷, Пётр до [начала] дела никому из своих не говорит ни слова; а когда они допытываются у него о причинах изгнания, отвечает: «И плод безжизнен, и замысел бессмыслен», если на свет раньше появляется.

Птица на нежных крылах с трудом и с опаской взлетает;
[Ну так] зачем же, [скажи], Икаров мне путь повторять?» ²⁸

[Так] одновременно и к делу приступает и замысел открывает. Внезапно во время трапезы пира хватает Владария, за волосы вытаскивает из-за стола, валит на землю и распростёртого связывает, [102] а связанного уносит ²⁹, словно орёл петуха, перерезав многих цыплят и [отправив] их вместо материнских объятий к теням Орка.

[Так, жертвуя собой, Пётр добывает спокойствие для отчизны ³⁰.]

Книга III, глава 22

[Глава начинается рассуждением о том, что лучше поздно познать хитрость и коварство, чем никогда.]

Так, сын этого Владария ³¹, бережливый по отношению к себе, и к отцу щедрый, всё личное имущество и сокровища казны ³² отдаёт в выкуп за отца ³³, ставя веру ³⁴ выше благочестия, а благочестие выше богатства. И глубоко поражённый отцовской раной измышляет хитрость, как лекарство от горя, поскольку не может залечить [рану] открытой местью сильнейшему врагу. Некоего паннонца ³⁵, знатного родом и достоинством, искушает обещаниями, дарами заманивает, золотом улещает, подговаривает его точно так же притвориться перебежчиком. Тот искусно сочиняет ложные, но правдоподобные причины изгнания, особенно выделяя среди прочих ту, будто он всегда был наипреданнейшим помощником этому государству и либо старался ослабить козни своего народа, либо учил, как уклониться от них. Добавляет, что его соперники его оклеветали, и в результате их лживых и враждебных свидетельств о государственной измене на него пал смертельный приговор, [и] он предпочитает отвратить незаслуженное зло, нежели на невинную голову возложить незаслуженную вину. Прибавляет, что намеревается Паннонию подчинить власти Польши ³⁶. Итак, Болеслав принимает его в славном городе Вислице ³⁷ не как перебежчика, а как исконного гражданина государства, назначает его префектом ³⁸ города.

[Далее Кадлубек горестно сетует на то, что волк становится сторожем в овчарне.]

Между тем, воспользовавшись отсутствием князя, тайно призывает Владарида, велит спешить, чтобы задержка не навлекала на него опасности. Извещает, что у ворот угрожают враги. Издав княжеский приказ, повелевает [считать] всякого, кто уйдёт за пределы города, государственным преступником, [а] всё имущество его будет передано в казну: спокойствие города и народа надлежит защищать всем. А потом львам с окровавленными клыками отдаёт запертые в стенах легионы, бросает в жертву отвратительнейшим желаниям разбойников; стыдно вспомнить, кровью скольких [жертв] и сколь бесчеловечно опьянялось гнусное варварство ³⁹. Внезапно Владарид, ярость которого не только не насытилась, но ещё более распалилась от такого обилия кровавых убийств, возвращается [домой]. Этого же отца предательства, сына погибели, питомца вероломства вначале почитает высочайшими из существующих даров, опьяняет пышными милостями, заключает в объятия, назначает на самые высшие должности. Однако, пока предатель не подозревает ничего дурного, дабы нежданное копье поразило глубже, а с высокой ступени падать было бы [103] страшнее, почти в тот же момент, что и возвысил, низвергает, и низвергнутого лишает зрения, вырывает язык и оскопляет, говоря: «...пусть не будет [потомства] у змеи, пусть у вероломного чудовища не родится чудовище более пагубное» ⁴⁰.

Книга III, глава 23

[Кадлубек приводит примеры из античной истории, свидетельствующие о жалком жребии клятвопреступников.]

Казалось, Владарид отомстил за души погибших, поскольку, свершив казнь над самым жестоким из предателей Польши, мог до некоторой степени смягчить гнев Болеслава. Но тот всё же всю свою беспощадную отвагу направляет на великое мщение.

Книга III, глава 24

Матвей: Поскольку [Болеслав] вообще никогда не сносил обид, он осуществил немедленное возмездие Владариду, и не уловкой, не хитростью, а [совершив] справедливый молниеносный набег, яростнее вепря вторгся на Русь прямо к самому врагу ⁴¹. Однако тот [враг], осознавая свою нечистую совесть, благодаря какой-то внезапной метаморфозе обращается в серну, бросается в лесную чащу, прячется в звериных ущельях и чащах. Не найдя его Болеслаиды, ещё более ожесточаются, неистовствуют среди брошенного стада свирепее, чем львы, чем тигрицы, лишённые детёныша, и нет милости ни к самим вождям стада, ни к беременным [женщинам], ни к детям, так ищут славы не столько в кровавой [резне], но в полном истреблении всего стада. И нет пощады ни городам, ни сёлам, ни пашням, ни деревням, нет снисхождения ни возрасту, ни полу слабому, ни чину высокому, и благородное происхождение никого не избавляет от [сей] кровавой чаши.

[Эта мысль иллюстрируется на примере соперничества драгоценных камней: опала с рубином, рубина с топазом.]

Так стократным мнением Болеслав воздал Владариду и Паннонцу, верному лишь коварству и вероломству, заслуженное наказание.

Книга III, глава 30

[Глава посвящена сыну Болеслава Кривоустого от второго брака Болеславу IV Кудрявому, его борьбе со старшим братом Владиславом Изгнанником и распределению земель между младшими братьями и племянниками.]

Болеслав ⁴² же предпринимал необыкновенные усилия для завоевания провинций гетов, которые, как известно, враги не только [телам] людей, но и душам ⁴³. И наконец, с трудом после многих решительных сражений покорив некоторых из них, решил огласить следующий эдикт: тому, кто изберёт религию по христианскому обряду, даруется абсолютная свобода, и тот не потерпит никакого ни личного, ни материального ущерба, кто же не отвергнет [104] нечестивого обычая предков, без промедления будет подвергнут тяжкому смертному наказанию. Но подобно лёгкому дыму было их решение, чем более к ней [религии] принуждали, тем менее она сохранялась. Вскоре же лживое притворство отбрасывает их словно лягушат, в омут вероотступничества, все глубже они погружаются в непристойную скользкую грязь язычества. И чем медленнее и реже пресекалось это преступление, тем больший ущерб терпела Польша, ибо Болеслав счёл [для себя] достаточным, если князю воздастся княжеское, пусть даже богу будет отказано в божеском ⁴⁴. Не следует никакой искупительной кары за вероотступничество, лишь бы только сохранялось почтение к регулярным податям. Но тот, кто не боялся расторгнуть веру спасения и спасительный союз веры, каким обетом будет он, спрашиваю, сохранять договор вынужденного рабства. Ведь всякое рабство во вретище плачевно, а в пурпуре ещё более достойно сожаления. Они не только податей не платят, но ещё занимают соседние [земли], захваченное грабят, награбленное растаскивают словно волки. Тогда случилось, что того вялого и бездеятельного, которого рвение к богу не подвигнуло, побудил к действию в конце концов мучительный удар. Итак, собрав воедино огромное множество опытнейших [воинов, Болеслав] готовился обрушиться на провинции гетов, не укреплённые никакими приспособлениями, но недоступные по природному расположению ⁴⁵. У самого входа [в их землю] есть место, покрытое густыми зарослями, где под зеленью травы скрывается бездна илистой смолы. Нашлись разведчики и вожди войск, [которые якобы] отыскали наиболее верный кратчайший путь через это место ⁴⁶. Они были подкуплены дарами врагов и осведомлены о засаде на друзей. И вот здесь на узкой тропе один за другим гибнут первые ряды самых отборных [воинов], потому что с другой стороны обрушиваются враги; и не только издалека мечут стрелы, как у них принято в иных случаях, но и [поляков] сжатых, будто виноградным прессом в давильне, пронзают в упор, ибо они сами напарываются на острие [мечей], словно вепри, одни в стремлении отомстить, другие в жажде прийти на помощь, и большая часть гибнет скорее от мощи собственного натиска, нежели от [вражеской] резни. Некоторых, придавленных весом оружия, поглощают глубины разверзнувшейся бездны; другие разрываются на части, [гибнут], запутавшись в сетях ветвей терновника - всех окутывает мрак скоропостижной гибели ⁴⁷. Так вооруженное войско погибло по вине искусного предательства! Так увяла в бессильном сражении доблесть прославленных [воинов]; всякого дара речи недостало бы у красноречивых даже и поверхностно коснуться, а не только охватить рассказом всё, [что касается] их имён, характеров, благородства, родовитости, достоинств, должностей, деловитости, старательности, судеб [имущества], ибо многими рыданиями, разными способами вплоть до сегодняшнего дня горько оплакивают [их поляки] ⁴⁸.

[Далее Кадлубек говорит о том, что военные триумфы покинули Болеслава и его сыновей. Перечисляет уделы, выделенные Лешко Болеславичу и полученные Казимиром. Сообщает о смерти Болеслава Кудрявого.] [105]

Книга IV, глава 2

[Начиная повествование о длительной борьбе Казимира Справедливого со старшим братом Мешко Старым за власть в Краковском уделе, Кадлубек сообщает, что Мешко Старый жил благополучно, не испытывал ни в чём недостатка, был счастлив в своем потомстве.]

Князь Богемии Собеслав - его [Мешко] ⁴⁹ зять ⁵⁰, князь Саксонии Бернхард - его зять ⁵¹, князь Лотарингии Фридерик, внук императора - его зять ⁵², маркграф сын Деды - его зять ⁵³, князь Поморья Богуслав - его зять ⁵⁴, сын этого же князя (Богуслав II) ⁵⁵ - его зять, князь Галиции - тесть его сына ⁵⁶, князь Поморья - тесть другого [сына] ⁵⁷, князь Ругии - тесть третьего ⁵⁸. Некоторые же сыновья умерли неженатыми. Вот имена его сыновей: Одон ⁵⁹, Стефан ⁶⁰, Болеслав ⁶¹, Мешко ⁶², Владислав ⁶³, двух из них, а именно: Одона и Стефана, он [Мешко] имел от дочери венгерского короля ⁶⁴, остальных - от дочери русского короля ⁶⁵.

[Далее речь идёт о конфликте Мешко с епископом краковским Гедко.]

Книга IV, глава 8

[В главе повествуется о подчинении Казимиру всех польских провинций.]

Но приказывает [Казимир] захватить и некоторые русские провинции ⁶⁶: Перемышль ⁶⁷ с прилежащими городами, Владимир целиком со всем княжеством ⁶⁸, Берестье ⁶⁹ со всем населением своих [городов] и Дрогичин ⁷⁰ со всем, что к нему относится.

[Об освобождении Казимиром подданных от поборов, дани и податей.]

Книга IV, глава 14

[Глава начинается похвалой деятельному Казимиру. Как только на время прерывается его спор с Мешко Старым, он немедленно обращается к внешним соперникам.]

Вторгшись на Русь, [Казимир] нападает прежде всего на город Берестье ⁷¹, надёжно укреплённый как воинами, так и искусными сооружениями и самим местом расположения, и осаждает его со всех сторон. Ибо решил вернуть его [город] первородному сыну своей сестры, по ошибке отвергнутому братьями, из-за того, что мать по причинам скрытой ненависти наклеветала, будто он [ей] не сын, а был подложен, [когда] не было надежды на потомство ⁷². Это обстоятельство, однако, хотя и не производилось расследование истины, многим показалось порочащим её имя. Посему горожане, считая недостойным, чтобы какой-то незаконнорожденный [отпрыск] главенствовал над другими князьями ⁷³, решительно взбунтовались, более всего возмущались вожди войска. [106] [Обвинения падают на воеводу Николая.]

Тем временем прилетает один из легковооружённых [воинов] и не только сообщает о приближении немалых вражеских полчищ, а уже и пальцем указывает. А на помощь городу подходит князь Всеволод ⁷⁴ Белзский ⁷⁵ с князьями владимирскими ⁷⁶, с галицкими мужами ⁷⁷, с отборными наёмными войсками, с тысячами партов ⁷⁸.

[Далее следует описание битвы.]

Тогда лишь, когда слышится шум решающего сражения [этой] долгой войны, спешат друг за другом Казимириды, оплакивая звезду своей славы как уже угасшую. Но, завидя знамя орла победителя ⁷⁹, прорываются сквозь горы трупов, чтобы поздравить [друг друга], и тем больше торжествуют победу, чем явственные обнаруживается триумф их князя, так что даже из стольких тысяч неприятелей только один князь [Rex] едва спасся благодаря быстроте своего коня. Всех [прочих] или поглотил сытый кровью меч, или обратившихся в бегство скрыл в волнах поднявшийся [водный] поток, смирившихся победитель увёл в неволю, взял в рабство. [Всё это случилось] по предсказанию их прорицателя [авгура], у которого за день до битвы спросили, каков будет исход сражения, [тот] предрёк [им], испытывающим природу, что печальным будет исход этого знамения. Они же посчитали это предсказание относящимся к врагам, а не к себе и подвергли себя опасности, без сомнения, это пророчество было таким же коварным, как и то, о котором вопросил Саул у Самуела, воскрешённого Пифией: славные израильтяне с военным оружием погибли в горах Гильбоа ⁸⁰. Так, овладев городом и одержав победу, «сажает» [в нём] назначенного князя, однако после непродолжительного времени [его] ставленник умирает, выпив подсыпанный своими яд ⁸¹. Провинцию убитого Казимир, рассчитывая на повиновение, отдает брату его, князю Владимирии Роману ⁸².

Книга IV, глава 15

Щедрый Казимир даёт этому (Роману) ⁸³ за заслуги также Галицкое королевство ⁸⁴, изгнав тамошнего короля Владимира ⁸⁵; тот [Владимир] умоляет венгерского короля Белу ⁸⁶ помочь ему вернуться. Король [Бела] тотчас же не столько из-за сострадания к изгнаннику, сколько в надежде завладеть королевством прогоняет поставленного короля [Романа] ⁸⁷, занимает королевство, сажает [там] своего сына ⁸⁸; изгнанника же, дабы не чинил препятствия, связав, заключает в Венгрии в темницу. В конце концов [Владимир], подкупив стражу, совершает тайный побег из темницы и, только претерпев многочисленные лишения, с опасностью для самой своей несчастной жизни обретает спасительную гавань там, где опасался мелей. Откуда болезнь возникла, оттуда рождается и лекарство от неё. Когда-то он неожиданно нападал с разбойниками на земли Казимировы и, похитив жён у знатных [мужей], увозил их по праву добычи в далекие края варваров. Я молчу о погубленных цветах [107] девственности, многие из которых ещё не успели созреть. Не говорю о попранной добродетели матрон, об осквернённых святилищах, о священнослужителях, оторванных от алтаря во время отправления священного обряда, об опороченной в святой час вере, ибо безбожник даже не побоялся оскорбить царицу небес позорным бесчестьем в святой день Успения ⁸⁹. Вот по этим причинам преступник был изгнан Казимиром. И следовало бы ему опасаться справедливого гнева того, чьё достоинство столь нагло оскорбил. Но так как он с мольбами отдаётся во власть благочестивого Казимира, ему удается добиться снисхождения, на которое он, казалось, не мог надеяться. Получает он не только прощение за своё сумасбродство, но и милостивое благоволение священного оракула ⁹⁰. Посланный по воле его светлости знаменитый палатин Николай ⁹¹ выгоняет, хотя это и казалось всем на Востоке невозможным, сына короля [Белы] со всей роскошной и могущественной свитой паннонцев, а изгнанника восстанавливает в королевстве. Так одной и той рукой он [Казимир] ему [Владимиру]

... помощь и беды принёс ⁹².

После этого такой ужас охватил все восточные королевства, что они, словно дрожащие листья, трепетали под властью Казимира.

Книга IV, глава 16

[Глава начинается рассказом о зависти краковских вельмож к славе воеводы Николая. Он обвиняется в нарушении перемирия с венграми.]

Они доказывают, что из-за него [Николая] ⁹³ всё достоинство этого королевства унижено, вся основа достоинства подорвана; уверяют, что после расторжения союза с королём паннонцев ⁹⁴ решительно погибла безопасность этого королевства; говорят, что после восстановления галицкого врага, которого скорее подобало вздернуть на дыбу, нежели возвышать на королевство ⁹⁵, погасла вся слава лехитов.

[Организуется заговор во главе с краковским каштеляном Генрихом Кетличем. Несмотря на сопротивление сторонника Казимира епископа Гедки, заговорщики, пользуясь отсутствием князя, приглашают в Краков Мешко Старого ⁹⁶.]

Казимир же, вызвав с востока двух орлов, отгоняет прожорливых коршунов и разгоняет коварных воронов ⁹⁷. Сторонники Мешко ⁹⁸, услышав, что Казимир вновь ожил и даже вместе с князем владимирским Романом и князем белзским Всеволодом прямо угрожает им ⁹⁹, под покровом ночи обращаются в бегство.

[Казимир быстро овладевает Краковом и расправляется с противниками.] [108]

Этого изобретательного мастера измены полуживого вытаскивают из базилики, в которой он прятался в страхе дрожащий, и отдают ненасытным орлам, в когтях которых он уносится на Русь ¹⁰⁰, а оттуда в Венгрию, [разделив] жалкий жребий изгнанника. [...]

Книга IV, глава 19

Итак, Казимир, овладев королевством, верный друзьям, но неуверенный в дружбе [соседей], смело предпринимает трудный [поход] на гетов ¹⁰¹ и, беспощадно притеснив их соседей, с трудом покорив в жесточайших сражениях, силой обуздывает несгибаемую звериную дикость полешан ¹⁰², ничей доблестью и никакой войной до этих пор не покорённую. Ведь казаться довольствующимся славой отцов славному Казимиру казалось бесславным. Полешане же - племя гетов или пруссов, народ жесточайший, ужаснее всякого свирепого зверя, недоступный из-за необитаемых обширных пущ, лесных чащоб и смоляных болот. Поскольку же этих разбойников обычно скрытно поддерживал некий дрогичинский князь на Руси, то он и получил первые удары ярости ¹⁰³. Запертый в [стенах] города, который является столицей княжества и называется Дрогичин, [князь оказался] настолько стеснён бедствиями осады, что не только сдался по закону, но и принял условия вечного рабства ¹⁰⁴.После этого [поляки] едва только быстрым маршем за три дня ¹⁰⁵ прошли обширные пустынные пространства, на рассвете четвёртого дня князь - [примерный] католик приказывает всему войску принять святое причастие из рук почтеннейшего мужа преподобного епископа Плоцка ¹⁰⁶. Тем, кто собирается сражаться с саладинистами ¹⁰⁷, против врагов святой веры, против нечестивейших язычников, следует больше полагаться на [идеальное] оружие святой веры, нежели на крепость вещественного военного снаряжения. Итак, они, успокоенные, ищут сражения и не могут долгое время найти из-за того, что все враги попрятались в святилищах и пещерах, скорее из хитрости, чем из трусости. Ведь в теснинах [пруссы] чрезвычайно ловки, а на равнине никуда не годны ¹⁰⁸. Они [более] искусны хитростью, чем сильны, а храбры скорее от безрассудства. Не найдя их, лехиты, дабы не казалось, будто они бездействуют, с большим старанием занялись опустошением святынь, посёлков, сёл и возведённых строений, жгли гумна с хлебами: потому что у [полешан] нет никаких укреплённых городов, а городские стены те же, что и у зверей. [Главарь их], вождь подляшский, притворно является к Казимиру, признаёт себя побеждённым и просит пощады для своего народа, клянется, что готов [Казимиру] служить, связывает себя данническими обязательствами, предоставляет в доказательство несколько поручителей или заложников, обещая представить ещё больше. Обезопасив себя заложниками, [Казимир] распускает войско. Полешане же, завалив просеки, закрывают путь возвращению, отказываются от договора. Говорят, что спасение заложников не должно быть препятствием свободе ¹⁰⁹: лучше уже сыновьям умереть, чем отцам лишиться свободы, поскольку они благодаря своей достойной [109] смерти вновь оживут в ещё более достойных живых существах. Ведь у всех гетов существует общее заблуждение, заключающееся в том, что души после разлучения с телом переходят в тела вновь родившихся [людей], а некоторые даже в тела зверей и становятся зверями ¹¹⁰. Даже и это представление о смерти не отличает их от диких животных.

[Далее следует сказка о пескарях, наивность которых сравнивается с глупостью полешан, покорённых Казимиром после уничтожения целой провинции. Милосердный князь, убедившись в смирении пруссов и обязав их выплачивать подати, возвращается на Родину. Заканчивается глава сообщением о неожиданной кончине Казимира на пиру.]

Книга IV, глава 23

[В главе продолжается рассказ о междоусобной войне Мешко Старого против несовершеннолетних сыновей Казимира Справедливого.]

На помощь к малолетним ¹¹¹ со значительным числом русских приходит [исполненный] милостивого сострадания князь владимирский Роман ¹¹². Ибо Роман помнил, сколько благодеяний сделал ему Казимир, у которого он почти с колыбели воспитывался, да и на княжество, которым он [Роман] правил, его посадил Казимир. Знал также, что если они погибнут, то и его корню секира угрожает: здесь от Мешко, если [тот] победит, там от князя киевского, с дочерью которого он развёлся ¹¹³.

[Далее описывается сражение на реке Мозгаве ¹¹⁴ в Краковской земле. Князь Мешко Старый теряет в бою сына Болеслава и вскоре сам покидает поле битвы.]

Вот умирает сын Мешко Болеслав ¹¹⁵, заколотый стражником, [вот] слава известных мужей погибает, а вот и [самого] Мешко какой-то рядовой воин, ранив, хочет убить, но [Мешко], откинув шлем, восклицает: «Я князь!» Узнав его, [воин] просит за ошибку прощения и, защищая его от нападения других, помогает покинуть [поле] боя. Но и князь Роман, потеряв многих своих, лишившись многих помощников, страдающий от немалых и тяжелых ран, отчаявшись в победе и снедаемый болью, думает повернуть назад. Ведь большая часть русских в начале сражения бежала, лишив малолетних князей победного триумфа. Ибо многие [из войска поляков] думали не о битве, а преследовали убегающих русских: кто из-за жажды наживы, кто в пылу негодования.

[На поле битвы смятение. Сообщения о гибели Романа и победе Мешко вызывают сомнения епископа Пелки, который высылает некоего монаха разведать истинное положение вещей. Тот, разузнав, сообщает, что Мешко, удручённый гибелью сына, вернулся домой.].

Роман ранен, но не смертельно. Епископ [Пелка] ¹¹⁶ тёмной ночью [110] стремительно догоняет [Романа] и, нагнав, старается вернуть назад, [опасаясь], как бы вдруг Мешко Старый не разгневался пуще от обиды великой и, восстановив силы, либо сам, либо с помощью Владиславичей ¹¹⁷ не занял столицу княжества. Ему [говорит] Роман: «Верно, почтеннейший отче, но, как видишь, удручает меня двойное увечье: с одной стороны рана в моем теле, с другой - потери моего войска, часть которого в сражении пала, часть бежала». Тогда епископ: «Что же посоветуешь?» - Тот ему: «Твою мудрость не затмит и мудрость змеи, которая славится тем, что бережёт голову, столицу же, голову, защищать и сохранять следует, пока не утихнет боль ран».

[Краков остаётся в руках малолетних Казимировичей, опеку над которыми осуществляет их мать вместе с воеводой Николаем и епископом Пелкой.]

Книга IV, глава 24

[Глава начинается хвалебными словами в честь подрастающего сына Казимира Лешка.]

Для наивысшей славы [Лешко] было уже достаточно одного того только, что, несмотря на свою молодость, он над всеми русскими князьями воссиял словно солнце. Ведь в то время умер князь Галиции Владимир ¹¹⁸, не оставив ни одного законного наследника ¹¹⁹. Поэтому русские князья кто силой, кто хитростью, кто и тем и другим способом стремились захватить освободившееся княжество. Среди них был князь Роман, который, будучи соседом, имел тем большие надежды [на успех] и, кроме того, был более ловок, [чем прочие], в интригах ¹²⁰. Однако, понимая, что силы его другим неравны, настойчиво просит [Роман] князя Лешко обязать его вечным подданничеством, с тем чтобы благодаря его покорности он [Лешко] стал господином над всеми русскими князьями и управлял бы через него землями партов ¹²¹, пусть только он его не князем Галиции, а наместником своим назначит. И пусть не сомневается [Лешко], любой другой, кто укрепится там на престоле, будет ему угрожать как явный враг. Но некоторым показалась слишком вольной эта просьба: и потому, что небезопасно из подчинённого делать себе равного, и потому, что гораздо полезнее самому обладать чем-либо большим и нужным, нежели передать другому; и узы союза чужеземца с чужеземцем редко бывают неразрывны. Потому если кто-то и сходится [с чужеземцем] ради выгоды, то терпит его лишь до тех пор, пока выгодно. Другие между тем говорили: «Два доказательства есть тому, что Роман не чужой ни нашему князю, ни нам. Как можно назвать чужим того, с кем состоишь во второй степени кровного родства? ¹²² Так почему же, скажите, надо сомневаться в этом муже, который всегда был помощником и даже как бы наставником нашего государства? Что [иное] показал он во время правления великого короля Казимира, как не испытаннейшее во всём постоянство к верность ¹²³, старательнейшее стремление [111] услужить? О чём, наконец, говорят жестокие раны, полученные им в [борьбе] за наше дело? Страшный грех отказать кровному родственнику в благодеянии или не воздать долг ближнему». Итак, собираются когорты, составляется строй и войско движется против Галиции.

[Лешек, несмотря на юный возраст, добивается позволения вести войска в поход.]

Ещё не дошли [польские войска] до границ Руси, как галицкая знать бросается [Лешко] навстречу и склоняет перед ним головы, обещает ему полное повиновение, полную покорность, подчинение всех своих людей, вечную верность и всяческую гарантию; добровольно избирают его королём и защитником своего спокойствия. «Пусть, говорят, достоинство Вашего суждения удостоит решить, желаете ли Вы нами повелевать лично или через [Вашего] ставленника? ¹²⁴ Мы же ни о чём другом не просим, как только, чтобы слава Вашего имени была над нами, ибо не можем выносить спеси, раздоров и зависти князей земли нашей». Они [говорили] это с хитростью, дабы захватить [поляков] беззаботных и беспечных, но вскоре само дело выдало их хитрости. Ибо первые их города не смиренно сдавались, а сопротивлялись в упорных сражениях. А когда же [войска Лешко], наконец, разорив и покорив их, решают осадить Галич, то находят там скопище врагов, многочисленных как песок. Тогда князь Лешко приказывает своим передать [галичанам], чтобы они либо немедленно уходили из пределов Галицкой земли, либо были готовы к сражению. Они отвечают: «Сражения, сражения, и немедленно!» Но их дерзость исчезла мгновенно, словно пар. Ведь только «засверкали» железные ряды поляков, весь пыл многочисленной армии полностью исчез, не было никакой мысли о бое, только о бегстве, бегстве немедленном. Однако [они] просят перемирия под предлогом обдумыванья [условий] мира и получают согласие. А так как они [пришлые воины] колебались, то галичане ещё ниже, чем прежде, склоняются к ногам князя Лешко. И уже не притворно клянясь жизнью, а с исполненными крайнего смирения мольбами просят, чтобы он назначил им князя, поскольку они видят, что силы их князей, на многочисленность которых они полагались, совершенно иссякли. Их заставляют принять князя Романа, которого из соседей они боятся пуще огня. Потому как им известно коварное по отношению ко всем тиранство этого хитрейшего человека, который в приступе ярости и запале тщеславия не щадит никого из своих. Стеснили их отовсюду беды: нет никакой надежды на возобновление войны, так как почти все их помощники ночью бежали, а здесь они трепещут перед жестойчашим тираном, ибо кто в здравом рассудке полезет в пасть льва? Что делать?! Мольбы следуют за мольбами, предлагают бесчисленное количество серебра, золота, драгоценности, вазы, изысканнейшие одежды, шелка всякие и другие прекрасные вещи, обещая принести более дорогие подношения, чтобы только не требовалось от них переносить Романово иго, обещают полное повиновение при любых [112] условиях, постоянство в выплате податей, лишь бы уклониться от его власти. Чего можно ожидать от неспелого винограда, кроме оскомины, чего можно ожидать от яблока, сок которого испробован в столь ядовитых яствах? Но нет никакой возможности склонить к другому, твердое мнение сложилось у всех лехитов о Романе. И несмотря на сопротивление всей русской знати, князь Лешко назначает Романа галицким князем ¹²⁵. В своём месте будет показано, какой благодарностью и какой преданностью он постарался отплатить полякам за милость ¹²⁶. Ибо по отношению ко всем видимость дружбы он соблюдал с одинаковым вероломством, особенно же жесток был к своим. Едва только князь Лешко со своими удалился, как [Роман] неожиданно хватает галицких сатрапов и знатнейших бояр ¹²⁷ и казнит: кого в землю живыми закапывает, кого на части разрывает, с других кожу сдирает, многих делает мишенями для стрел, некоторым сначала внутренности вырывает, потом убивает. Испытывает на своих всякого рода казни - став более жестоким врагом для своих граждан, нежели для врагов. А тех, кого открыто не мог схватить, потому как почти все в страхе разбежались по чужим землям, вновь вызывает, [приманив] дарами, лестью и всякими измышлениями, на которые он был мастер, обнимает, возвеличивает почестями. Вскоре, придумав какое-либо ложное обвинение, безвинных свергает и приказывает их замучить немыслимыми пытками ¹²⁸; либо чтобы имущество у убитых отнять, либо чтобы нагнать страх на соседей или чтобы, уничтожив наиболее могущественных, самому властвовать тем безопаснее. Он часто употреблял присказку: мёд удобнее добывать, если пригнетёшь пчелиный рой, а не распустишь его ¹²⁹; трава не пахнет, если её не растолочь пестом. Итак, построив на несчастье других своё счастье, он в короткое время вознесся так высоко, что стал полновластно управлять почти всеми русскими землями и князьями ¹³⁰.

Комментарии

1. Латинизированная форма имени Попель.

2. В переводе К. Абгаровича - славянская монархия. Здесь у Винцентия единственное упоминание Славии. Заимствуя Хронику Галла, Кадлубек опустил описание славянских земель, а термин «Slavia» - Славия отождествил с понятием Польши - Polonia (Kurbis В. Ksztaltowanie sie pojec geograficznych... S. 275).

3. Cicero. Oratio ad Catilinam, II, 6.

4. Для обозначения Руси Кадлубек использовал топоним в форме Russia, в качестве этнонима по изданию Белёвского прослеживаются формы Rusciani, Ruizi и в большинстве случаев Rutheni. Ср. : Ketrzynski S. Ze studiow nad Gerwazym z Tilbury... S. 172; Maтузова В. И. Английские средневековые источники. С. 67.

5. Кадлубек заимствует Хронику Галла (см. кн. I, гл. 6), амплифицируя его известия.

6. Ср. : Галл. Введение, примеч. 12.

7. У Галла не упоминаются хорваты и марды. Предполагается, что Кадлубек спроецировал на времена Храброго историю завоеваний Александра Македонского, в частности захват мардов в Персии, черпая сведения у Юстина (Mistrza Wincentego... S. 106, prz. 64).

8. И Галл говорил о «железной мете» - «meta ferrea» (см. кн. I, гл. 6), и Кадлубек метит границу железной колонной или столбом. В средневековой Европе был распространён обычай обозначать расстояния и границы каменными глыбами, столбами и крестами - железо было слишком дорого (Mistrza Wincentego... S. 106, prz. 65). На Руси много толкований получил так называемый Тмутараканский камень, из надписи на котором известно, что он был установлен в XI в. князем Глебом Святославичем при измерении Керченского пролива. Обнаружен Борисов камень XII в. на Западной Двине, каменный крест на реке Мете у Новгорода, Стерженьский крест 1132 г. - на Волге и др. В Польше знамениты Кониньский каменный столп, установленный Петром Властовичем, и камень под названием «Монах» (Mnich) (Рыбаков Б. А. Русская эпиграфика X-XIV вв. С. 34-72; Luszczkiewicz W. Slup drogowy w Koninie. Krakow, 1891. Т. IV. S. 27-31, tabl. IX, X; 1896. Т. V. S. 114; Kowalenko W. Przewloka na szlaku zeglugowym Warta - Goplo - Wisla. S. 96-97; Kurbisowna B. Inskrypcje (Polska) // SSS. Т. II, cz. 2. S. 271-278).

9. Далее повествуется о Киевском походе 1018 г. и сражении на р. Буг. Ср. : Галл. Кн. I, гл. 7 и 10.

10. Иов 11, 12.

11. Julius Walerius. Res Gestae Alexandri Macedonis. I, 52(43).

12. Мецлав или Мечислав, согласно Галлу, был чашником (pincerna et minister) при дворе отца Казимира Мешко II (Галл. Кн. I, гл. 20). Его имя наводит историков на мысль о возможном искажении истинного звучания Мечислав - Мешко (Miecislaw - Mieclaw - Mieszko): в польских источниках оно приобрело форму Маслав (Maslaw), в русских - Моислав. Носитель династического имени Мешко мог быть представителем боковой ветви Пястов, и его самостоятельная мазовецкая политика вызывала опасение у претендующего на единовластие Казимира Восстановителя. Хронисты, особенно Кадлубек, намеренно могли снизить его статус, назвав слугой (... de sordido famulatii genere - «... из низкого рода прислуги» - МРН. Т. II. Р. 285) (Urbanczyk S. Mieclaw (Maslaw). S. 350-356). В русской летописи он назван князем (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 155; Шахматов А. А. Разыскание о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 281-283).

13. Об участии русских в войне на стороне Мецлава Галл не сообщает (Галл. Кн. I, гл. 20). Кадлубек амплифицирует Хронику Галла, служащую ему источником, но его дополнения не всегда достоверны. Известно, что русские пришли на помощь Казимиру. Согласно договору Казимира и Ярослава Мудрого, скреплённому браками польского князя с Добронегой и Изяслава с Гертрудой (см. : Галл. Кн. I, гл. 19, примеч. 2; гл. 23, примеч. 2), русские обязались оказать помощь в овладении Мазовией. Русская летопись трижды сообщает о походах Ярослава на мазовшан (1041, 1043 и 1047 гг.) (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 154-155). Под 1047 г. сказано: «Ярославъ иде на Мазовшаны, и победи е и князя ихъ оуби Моиславъ, и покори я Казимеру» (Там же. Стб. 155), противник был разгромлен, и Мазовия подчинилась государству Пястов (Bieniak J. Panstwo Mieclawa. S. 9-66; Пашуто B. T. Внешняя политика... С. 39-40; Руссоцкий С. Мазовецкая государственность в период феодальной раздробленности (XIII-XVI вв.). С. 157).

14. При сравнении с летописными сообщениями рассказ Кадлубка об убийстве Мецлава пруссами представляется исследователям фантастичным. См. : Кадлубек. Кн. III, гл. 22, примеч. 10; Mistrza Wincentego... S. 110. Prz. 81.

15. Кадлубек порицал погоню за богатством, полагая корысть первым из грехов. Возможно, его воззрения отвечали всё более распространявшемуся в Польше культу нищенства (Hertel J. Podstawy spoleczne polaka sredniowiecznego. S. 58).

16. Изложение ведётся по Хронике Галла (Кн. I, гл. 23).

17. Анализируя этот эпизод, М. Плезя предположил, что Кадлубек описывал здесь поход Болеслава Смелого на Киев не в 1069 г., а в 1076/1077 гг., когда тот оказывал помощь Изяславу Ярославичу уже по требованию Рима (Plezia М. Dookola sprawy sw. Stanislawa Studium zrodloznawcze // Analecta Cracoviensia. Krakow, 1979. T. 11. S. 251-413). Однако Кадлубек следовал в своём изложении Галлу, который, безусловно, имел в виду события 1069 г. Анекдот о «золотом поцелуе мира», как и рассказы о русских податях (Галл. Кн. I, гл. 26), с некоторой натяжкой могут быть признаны откликом на историю с присвоением Болеславом русских сокровищ, которые Изяслав и его жена, тётка польского князя, Гертруда привезли из Киева в 1173 г. в надежде вновь обрести помощь в Польше (Щавелева Н. И. Польки - жёны русских князей. С. 53-54). Известно, что на этот раз Болеслав Смелый не стал поддерживать русского родственника, но деньги отобрал. Скандал дошёл до Рима. Папа Григорий VIII, к которому обратилась уже из Германии русская чета, потребовал выдачи Изяславу полученных сокровищ и оказания военной помощи. Вероятно, Болеслав выделил вспомогательные войска, но предполагать его личное участие в походе невероятно. Аргументированным представляется опровержение выдвинутой М. Плезей гипотезы, опубликованное С. Козловской-Будковой в 1984 г. (Kozlowska-Budkowa Z. W sprawie relacji Mistrza Wincentego. S. 121-125).

18. Володарь Ростиславич (до 1067-1124), сын тмутараканского Ростислава, князь перемышльский с 1097 г. О нём см. : Галл. Кн. II, гл. 23, примеч. 4. О том, какие намерения были у Ростиславичей в отношении поляков, можно судить по рассказу Василько, брата Володаря, опасающегося, что Давид его выдаст ляхам: «... азъ бо Ляхомъ много зла творихъ, и хотелъ есмь створити и мстити Русьскеи земли... » Князь раскрывает свои неосуществившиеся планы собрать берендичей, печенегов и торков, присоединив дружину князя Володаря зимой и летом взять землю Лядскую и отомстить за Русскую землю, а после «переяти Болгары Дунаискые и посадити я усобе... » (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 266; Т. II. Стб. 240). В начале 20-х годов Володарь Ростиславич готовился к войне с Польшей. Болеслав Кривоустый вёл напряжённую борьбу с поморянами, и, когда он был близок к победе, вынужденный поворот к русской границе мог свести на нет его длительные успехи в Поморье. Опасная ситуация складывалась также при дворе польского князя. Назревал бунт палатина Скарбимира, который, видимо, имел поддержку Владимира Мономаха и его сына Андрея (Zakrzewski S. Okres do schylku XII wieku. S. 89 n.), а теперь, возможно, был в заговоре с поморянами и Володарем (Kijas A. Wolodar. S. 573).

19. Речь идёт о Петре Властовиче, одном из самых знаменитых польских вельмож XII в. Существуют несколько гипотез о его происхождении. Великопольская хроника XIII в. называет его Петром из Дании. Считают его выходцем из Дании («Великая хроника»... С. 94-95, 217), из Чехии, потомком племенных князей слензян, наконец, приписывают ему русское происхождение. Краткий обзор гипотез предлагает М. Цетвиньский. По мнению Цетвиньского (Сеtwinski М. Piotr Wlostowic czy Piotr Rusin? S. 429-443), датская и чешская гипотезы (Friedberg М. Rod Labedziow w wiekach srednich. S. 7 n. ; Stadnicki K. Przyczynek do heraldyki polskiej w srednich wiekach. S. 174-175) слабо подкреплены источниками. Наиболее аргументированно представлены версии о силезском (Plezia М. Раlatyn Piotr Wlostowic. S. 3-4; Bieniek S. Piotr Wlostowic... S. 31-38) происхождении Петра и русском (Reiche F. Die Herkunft des Peter Wlast. S. 127-132; Sawicki W. Studia nad wplywem praw obcych w dawnej Polsce. S. 171, 189).

Цетвиньский, отметив близкое знакомство Петра с Русью, перечисляет несколько доводов, согласно которым Петра можно считать уроженцем Руси. Одним из таких аргументов является женитьба на русской княгине (Cetwinski М. Piotr Wlostowicz czy Piotr Rusin? S. 440). Однако близкое знакомство Петра с обычаями и языком русских как раз и может быть объяснено женитьбой в 1117 г. на Марии Святополковне, сестре Сбыславы Святополковны, жены Болеслава Кривоустого (Wasilewski Т. Piotr Wlostowic // SSS. 1977. Т. IV, cz. 1. S. 113), что и облегчило Петру проникновение в русские владения Ростиславичей. Не вызывает удивления в этой связи и кириллическая надпись с именем дочери Петра Агафьи на знаменитом тимпане Аббатства в Олбине (Maczewska-Pilch К. Tympanon fundacyjny z Olbina... S. 17), которая приводится автором в качестве доказательства русского происхождения Петра. Нет убеждённости в справедливости тезиса Цетвиньского о непременной принадлежности каменных мет при измерении расстояний только русской традиции (см. примеч. 6 к гл. 12 кн. II). О железных метах, поставленных Болеславом Храбрым при обозначении границ, пишут не только Галл Аноним и Кадлубек, но и многочисленные польские анналы. Есть свидетельства о подобных знаках в венгерских памятниках и немецких источниках Тевтонского ордена. Кроме того, маловероятно, чтобы чужеземец-юноша, прибывший в свите княжеской невесты, сумел в короткое время совершить столь головокружительную карьеру и, более того, стать силезским наместником. Не аргументированным выглядит предложение видеть в отце Петра черниговского князя Святослава, в 1106 г. постригшегося в монахи и известного под законным именем Николая (Cetwinski М. Piotr Wlostowic czy Piotr Rusin? S. 441). Последним контрдоводом против гипотезы польского исследователя, на наш взгляд, представляется утверждение, будто «Пётр Святославич уже своими современниками назван был Русином (Русским)», что тогдашние интеллектуалы передавали как «Dacus... ». Приводится в пример карта Генриха Майнцского, где Русь якобы именуется Дакией. Здесь следует принять во внимание особенности европейской географической мысли XII в., непременно учитывать тот смысл, который вкладывал в этот топоним майнцский автор, на карте которого формула, заимствованная у Исидора, «Дакия, где и Готия» была заменена на формулу «Дакия (здесь) и Руссия» - Dacia hec et Russia (Чекин Л. С. Традиционные и новые сведения в западноевропейской географии XII-XIII вв. С. 160-161).

20. Princeps alti sanguinis - эти слова послужили С. Бенеку новым подтверждением его гипотезы о происхождении Петра из племенных князей слензян (Bieniek S. Piotr Wlostowic... S. 31-38). Однако Пётр был наместником Силезии, князем (princeps) именуется у Галла и вроцлавский наместник Магнус (см. кн. II, гл. 4). В Магдебургских анналах Пётр также назван «princeps» (MGH. SS. 1859. Т. XVI. Р. 187).

21. Пётр занимал должность палатина и воеводы. Современники именовали его комесом - comes Palatii Poloniae (термин римского происхождения; первоначальное значение - «спутник»), употреблялся в Польше для обозначения высоких сановников при княжеских дворах; ср. : princeps Palatii (см. об этом: Rutkowska-Plachcinska А. Comes w zrodlach polskich... S. 676-686; Bogucki A. Komes w polskich zrodlach sredniowiecznych. Torun, 1972). Кроме того, женитьба на сестре жены Кривоустого Сбыславы Святополковны Марии сделала его родственником князя, а ясность ума, энергия, мужество и дипломатический талант поставили в первые ряды государственных мужей. Пётр был вторым лицом в государстве после монарха.

22. Только в Хронике Кадлубка Пётр именуется Влостидом, что позволяет предполагать у него отца по имени Влост. С. Бенек считает, что в корне имени, выводящегося из праславянского *vold - «владыка, власть», скрывается намёк на политическую власть, которой обладали племенные князья силезцев (слензян), бывшие предками нашего героя (Віепіек S. Piotr Wlostowic... S. 38). Цетвиньский приводит свидетельство Краковского компилированного рочника XIV в., где отца Петра называют Святославом. По его мнению, слово «Влостид» ошибочно появилось в одном из списков Хроники Кадлубка XIV в., так как не мог автор краковского аннала не знать Кадлубка, а если так, то в его тексте Влостида не было (Cetwinski М. Piotr Wlostowic czy Piotr Rusin? S. 434-435). Цетвиньский предпочтение отдаёт краковскому анналу и отцом считает некоего Святослава. Отвергает он и все поздние сообщения источников о сыновьях Петра, в частности Ипатьевской летописи (см. примеч. 13), где речь идёт о детях, полагая действительно существовавшей лишь дочь Агапию. Тем самым автор отрицает общепринятую в историографии связь Петра с родом Лабендзов (Cetwinski М. Piotr Wlostowic czy Piotr Rusin? S. 435-439; Friedberg M. Rod Labedziow w wiekach srednich; «Великая хроника»... С. 217, примеч. 1 к гл. 27).

23. Притч. 8, 1-3.

24. Sallustius. De coniuratione Catilinae. Proemium.

25. Мф. 3, 10.

26. Рассказ, который приводит Кадлубек, весьма правдоподобен. Видимо, Володарь принял на некоторое время Петра на службу. В. Н. Татищев (сопоставив данные польских авторов XV-XVI вв.) писал, что «у Володаря был воевода Петрон, родом поляк, который, ослепясь дарами и обесчаниями польскими, имел тайную с ними пересылку и, усмотря Володаря в безопасности, тотчас дал знать полякам» (Татищев В. Н. История российская. Т. II. С. 135, 261).

27. Притч. 25, 2.

28. Двустишие Кадлубка.

29. Похищение поляками перемышльского князя Володаря Ростиславича в русской летописи относится к 1122 г. : «и Володаря яша Ляхове лестью Василкова брата» (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 292; Т. II. Стб. 286). Какие же источники мог использовать Кадлубек? Следует указать Хронику швабского Цвифальтенского монастыря, написанную аббатом Ортлибом по рассказам монахов, побывавших в Польше, и датированную 1135-1140 гг. (MGH. SS. 1852. Т. X. Р. 91). Кроме того, о смелой идее Петра Властовича есть упоминание у Герборда в Житии Оттона под 1158 г. Герборд основывался на рассказах Тимона, воспитанника епископа Оттона, и Сифрида, который в течение пятнадцати лет неотступно следовал за Оттоном. Житие, написанное Гербордом, считается весьма достоверным (Herbordi dialogus de Vita Ottonis // MGH. SS. Hannoverae, 1856. Т. XII). Рассматриваемые события в Житии Оттона представлены несколько иначе, чем у Кадлубка. Здесь интрига затевается с целью ослабить положение грозного русского соседа (atrox gens Rithenorum), не дать развязать новую войну с Польшей, сохранить тот мир, который был скреплён в 1103 г. по обоюдному согласию Руси и Польши браком Болеслава III и дочерью киевского князя (см. : Галл. Кн. II, гл. 23, примеч. 2, 4) и который после смерти Сбыславы грозил вот-вот нарушиться. Различаются и некоторые детали. Так, русский князь (которого Герборд называет rex - король) подвергается нападению на охоте, а не на пиру, как у Винцентия. Можно допустить, что Житие Герборда послужило канвой для Кадлубка, которую он расцветил подробностями со свойственным ему искусством. Не исключено, что некоторые детали (имя князя, непосредственные причины замысла) могли быть переданы устно: лишь 50 лет отделяли время создания Кадлубковой истории от живых свидетелей событий 1122 г. Попутно можно указать на сообщение об этом и в Великопольской хронике, которая в своем изложении следует Кадлубку («Великая хроника»... С. 94-97). Согласно Герборду, русские, против которых применил хитрость Пётр, были в союзе с поморянами: ... habent etiam Pomeranos (Herbordi II, 4). В историографии существует мнение, что Володарь был женат на дочери поморского князя (Baumgarten N. Genealogies et manages... S. 15, tabl. 3; MPH. NS. 1974. Т. VII, cz. 3. S. 67; prz. 79; Liman K. Dialog Herborda... S. 57, 125—126), и это обстоятельство скрепляло формальный союз русских и поморян (МРН. Т. II. Р. 72, prz. 2; Dabrowski J. Dzieje Polski sredniowiecznej. S. 121; Wlodarski B. Rus w planach politycznych... S. 48). Свидетельство Герборда как «неясное» подвергают сомнению К. Малечиньский и JI. Кошчеляк (Maleczynski К. Boleslaw III Krzywousty. S. 147-148; Koscielak L. Zwiazki dynastyczne pomorskie-ruskie... S. 196-198).

30. Благодаря коварной затее Петра Болеславу удалось обеспечить на некоторое время покой на русской границе. Герборд писал, что поляки взяли с русских обещание не обращаться за помощью к поморянам: «... ne Pomeranis ultra forent auxilia» (Herbordi. II, 4). Таким образом польский князь сумел овладеть устьем Одера и получил от поморского князя Варцислава ленный трибут. Освобождение Володаря, кроме того, принесло Кривоустому значительные богатства (см. гл. 29). Часть выкупа получил Пётр Властович. О приобретении им Скшинского поместья свидетельствует Великопольская хроника. Однако его подвиг не получил одобрения. Нравственная ценность коварного похищения подверглась сомнению. Кадлубек в последующих главах повествует о грандиозной благотворительной деятельности Петра, воплотившейся в фундации многочисленных церквей и монастырей. Из ссылок на св. Августина можно понять, что старания его были покаянием за обман Володаря и обладание его богатством. О возложенном на Петра покаянии (за овладение какими-то легендарными сокровищами) пишет и великопольский хронист («Великая хроника»... С. 108). В середине 40-х годов Пётр попал в опалу. Владислав II Изгнанник, сын Болеслава Кривоустого, учинил над ним жестокую расправу. Русский источник подтверждает справедливость возмездия за нанесённую Володарю обиду: «Той же зиме, Владиславъ Лядьский князь емъ моужа своего, Петрка ислеаи, а языка емоу оуреза и домъ его розъграби, токмо съ женою и съ детьми, выгна, изъ земли своея, и иде в Роусь яко же еоуангельское слово глаголетъ еюже мерою мерить възмерить тися ты емъ Роуского князя лестью, Володаря, и оумоучивы и имение его оусыхыти» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 319). Кадлубек обходит молчанием эту обидную несправедливость, нанесённую Властовичу, ибо хронисту было заманчиво показать столь яркий эпизод, в котором главным героем, карающим «непокорного» русского князя, выступал не непосредственно князь, в данном случае Кривоустый, а храбрый знатный вельможа - будущая опора государства.

31. Владимирко (1104-1153), сын Володаря Ростиславича, князь звенигородский и белзский, с 1141 г. князь галицкий. После смерти Володаря и Василько Ростиславичей уделы их были поделены между сыновьями. Однако вскоре Владимирко их объединил под своей властью. В заслугу ему можно поставить установление княжеского стола в Галиче на Днестре, городе, который стал центром одной из самых богатых и развитых земель Древней Руси. Именно в Галиче Владимирко сумел осуществить объединительную политику, не опасаясь нападения соседей, как в Теребовле, расположенном на степной границе, или в Перемышле, соседствующем с Польшей (Крип'якевич І. П. Галицько-Волинське князівство. С. 73). Тесные узы связывали Ростиславичей с Венгрией. Есть предположение, что Владимирко был внуком венгерки (Шушарин В. П. Древнерусское государство в западно- и восточноевропейских средневековых памятниках. С. 435; Baumgarten N. Genealogies et manages... P. 15, tabl. III, N 1) и сам был женат на дочери венгерского короля Кальмана (1095-1116) (Baumgarten N. Genealogies et manages... P. 15, tabl. III. N 7).

32. Величина выкупа поразила уже Герборда, который писал: aurum et argentum et quequae preciosa in vasis et vestibus et variis opum speciebus, quadrigis et camelis in Poloniam appertantibus, ita ut Ruthenia tota insolita pauperitate contabesceret - «столько золота и серебра, и всяких драгоценностей в вазах и одеждах, и разного рода богатств было привезено на колесницах и верблюдах в Польшу, что вся надменная Русь зачахла от непривычной [для неё] бедности» (МРН. Т. II. Р. 75). Одним из непременных условий освобождения Володаря был разрыв Ростиславичей с враждебным Польше Мономахом (Wlodarski В. Rus w planach politycznych... S. 51).

33. Володарь был выкуплен достаточно скоро. Уже под 1123 г. он упомянут вместе с братом среди участников осады Владимира (ПСРЛ. Т. II. Стб. 287).

34. В латинском тексте «religio», Б. Кюрбис отмечает, что Кадлубек толковал понятие «религия» в значении «обязанности», этимологически близком к «узам», «обязательствам», и предлагает переводить эту фразу так: «поучая, что [святая] обязанность довлеет над любовью [сыновней], а любовь над богатством». По её мнению, так Кадлубек тонко намекает на то, что Владимирко быть может выманил сокровища у церквей на этот откуп (Mistrza Wincentego... S. 161, prz. 127).

35. Паннонцами хронист называет венгров или мадьяров, в IX в. переселившихся с берегов Камы на территорию бывшей римской провинции Паннонии. Вскоре заселённая ими земля Паннония получила этническое наименование «Венгрия» - «Hungaria».

36. Б. Кюрбис видит в этом эпизоде намёк на события 1132 г., когда Болеслав Кривоустый помогал восстановить права на королевство Борису, сыну венгерского короля Кальмана, и русской княжны Евфимии (Mistrza Wincentego... S. 161, prz. 128). Кальман, вероломный тиран, ослепивший брата Альмоша и его маленького сына в будущем короля Белу II, вскоре отослал жену назад на Русь и не признал сына Бориса. Спустя два десятилетия разразился международный скандал, в который вмешались, кроме Руси и Венгрии, Польша, Германия и Византия. В 30-х годах XII в. противники короля Венгрии Белы II выдвинули Бориса на венгерский трон, борьба продолжалась до середины 40-х годов. Болеслав Кривоустый поддержал Бориса Коломановича, выступив против Белы II и его союзников: немецкого императора Лотаря, чешского князя Собеслава и галицкого князя Владимира. Впоследствии, в 1152 г., Владимирко Володаревич напоминал сыну Белы II Гезе, что он сам когда-то помогал силами и войсками его слепому отцу (ПСРЛ. Т. И. Стб. 450; Васильевский В. Г. Из истории Византии в XII в. С. 79-91; Kerbl R. Byzantin Princessinnen... S. 58 n.). Решающая битва 22 июня 1132 г. была Болеславом проиграна. Неудачными оказались и попытки 1133 и 1134 гг. Рассказы о войне Болеслава III и Белы II сохранились в «Деяниях венгров» (40-70-е годы XII в.), зафиксированных в тексте сводной иллюстрированной хроники XIV в. (Chronicon Pictum. Cap. 149, 160, 161, 163, 166; Шушарин В. П. История Венгрии. Т. 1. С. 274).

37. Вислица - древняя крепость на р. Нида, построенная на рубеже X-XI вв. Приблизительно в 70-е годы XII в. была отстроена как резиденция Казимира Справедливого (Odkrycia w Wislicy / Red. W. Antoniewicz, P. Bieganski. W-wa, 1963. S. 37). Великопольский автор, заимствуя Хронику Кадлубка, в этом месте поместил легенду о Виславе и Гельгунде («Великая хроника»... С. 97-102). Б. Кюрбис высказывает предположение, что она имела место в погибшем оригинале Хроники Кадлубка (Mistrza Wincentego... S. 161, prz. 129). Именно поэтому автор назвал город славным.

38. На основании этих слов хрониста некоторые исследователи делают вывод, будто Борису были переданы функции каштеляна - prefectus - Вислицы (Lesny J. Wisliza. S. 493). Поскольку другие памятники не содержат известий о роли Бориса в разрушении Вислицы, подобные выводы представляются необоснованными.

39. Польские источники отметили поражение поляков у Вислы прд 9 февраля 1135 г. (МРН. Т. II. Р. 797, 832, 875; МРН. NS. 1978. Т. V. Р. 57, 236). В польской историографии бытует мнение, что в этом сообщении Кадлубка кроются отзвуки действительных событий. В 1135 г. на Вислицу напал венгерский король Бела II, которому споспешествовал Владимирко Володаревич (Wlodarski В. Rus w planach politycznych... S. 56). В источниках нет сведений об участии в этих событиях Бориса Коломановича. Однако, пользуясь ошибочными данными Великопольской хроники, где Борис назван зятем Болеслава (Васильевский В. Г. Из истории Византии в XII в.... С. 87), полагают, что Вислицу сдал галицкому князю Борис в отместку за перемену политики [Болеслав согласился на требование венгров и императора Лотаря не вмешиваться в дело Бориса (Maleczynski К. Boleslaw Krzywousty... S. 159-160; Lesny J. Wislica. S. 493; Snoch B. Protoplasta ksiazat slaskich. Katowice, 1985. S. 27-28)]. Советский исследователь В. П. Шушарин, к мнению которого мы присоединяемся, полагает, что ни венгерские источники, ни другие памятники, связывающие столкновение польского князя с Белой II (Ottonis Frisingensis Chronicon. VII, 21, 34; Canonici Wissegradensis. Continuatio Cosmae. P. 138 etc.), не позволяют отождествить упомянутого «паннонца» (гл. 22) с Борисом. Тем более что далее, в 26-й главе (МРН. Т. II, Р. 358), Кадлубек говорит о потомке королевского рода (stirps regiae), изгнанного венгерским королем (которому Болеслав помогает вернуть родину и королевство), имея в виду Бориса (ср. : «Великая хроника»... С. 103-105, 220).

40. Это ещё один довод в пользу предположения, что Кадлубек не имел в виду Бориса Коломановича и знал о его истории только понаслышке. Борис не оставлял притязаний на трон, был в крестовом походе Людовика VII, погиб в середине 50-х во время византийско-венгерской войны. Расправа Владимирко над предателем-паннонцем вымышлена хронистом, как и казнь Мецлава пруссами (см. кн. II, гл. 14), с поучительной целью (Mistrza Wincentego... S. 162, prz. 134).

41. В русских источниках нет сообщений о нападении Болеслава на Русь в 30-х годах XII в. Уместно сравнить данные Кадлубка с изложением всего цикла событий у польского хрониста XV в. Иоанна Длугоша (Dlugossii... L. IV. Anno 1124). В 1124 г. Володарь, по рассказу Длугоша, пользуясь отсутствием Болеслава, посылает в Польшу сына с войском. Согласно летописям, в 1124 г. Володарь умер, следовательно, можно предполагать хронологическую неточность, так как Длугош датирует его смерть 1126 г. Под 1125 г. сообщается об ответном набеге Болеслава на Русь, т. е., корректируя известие своего предшественника в XV в., Длугош предлагает собственную логику последовательного изложения. К сожалению, нет оснований доверять ему целиком. Под 1134-1135 гг. Длугош излагает события чрезвычайно похожие на только что рассмотренные. Князь Ярополк замышляет заговор, но в Польше выискивается некий вельможа Пётр Властович, который предательски захватывает мятежного князя. Выкупает его уже сын, а не брат Василько. С наибольшей вероятностью можно допустить, что именно в художественных рассказах Кадлубка замаскированы традиционные воспоминания о действительных польско-русских столкновениях 30-х годов XII в. (Пашуто В. Т. Внешняя политика... С. 152).

42. Болеслав Кудрявый (1125-1173), сын Болеслава Кривоустого, князь мазовецкий и куявский с 1138 г., силезский и краковский с 1146 г. Ок. 1137 г. был женат на дочери новгородского князя Всеволода Мстиславича Верхуславе (ПСРЛ. Т. II. Стб. 300; Balzer О. Genealogia... S. 159; Щавелева Н. И. Русские княгини в Польше. С. 119).

43. О пагубности язычества для душ христиан писал знаменитый вдохновитель крестовых походов Бернар Клервоский (PL. Т. 182. Col. 924).

44. Матф. 22, 21.

45. Галл. Кн. II, гл. 42, примеч. 5.

46. Такие густые, непроходимые пущи и болотистые трясины перекрывали доступ в прусские земли со стороны Мазовии и Полесья. Опасность военных предприятий увеличивалась необходимостью пользоваться в пути посредниками-проводниками, рекрутировавшимися из беглых рабов или предателей, знакомых с этой территорией (Okulicz-Kozarin L. Zycie codzienne Prusow... S. 202, 222).

47. Сообщения Кадлубка несут ценную информацию о военной тактике пруссов. Заманив в глубь лесных чащоб, пруссы обстреливали противника стрелами издалека, нападали в теснинах, заводили в болота, где враги гибли под тяжестью собственных доспехов.

48. Поход датируется 1166 г. Погиб в нём брат Болеслава Кудрявого и Казимира Справедливого Генрих, прозванный сандомирским (МРН. Т. II. Р. 798; Historia Pomorza. Poznan, 1969. Т. I, cz. 1. S. 424).

49. Мешко III Старый (1126-1202), средний сын Болеслава Кривоустого, великопольский князь с 1138 г., краковский в 1173-1177, 1191, 1198-1202 гг. После смерти своего старшего брата Болеслава Кудрявого (см. примеч. 1 к гл. 30 кн. I) занял главенствующее положение в стране, стремился распространить власть на уделы младших братьев. По праву старшинства получил в 1173 г. и Краковскую землю. Могущественные вельможи Малой Польши не смирились с властью сеньора, навязывающего им неугодную экономическую и фискальную политику. В 1177 г. князь был вынужден покинуть Краков, а затем и пределы Польши. Далее Кадлубек рассказывает о скитаниях Мешко в поисках поддержки в Чехии у зятя Собеслава, в Поморье у зятя Богуслава I и т. д. Описывая многочисленные связи Мешко с иностранными государствами, Кадлубек стремится подчеркнуть никчемность усилий Мешко в борьбе за Краков с Казимиром Справедливом и его сыновьями.

50. Собеслав II, князь оломоуцкий и чешский (ум. в 1180 г.), в 1173/ 1177 гг. женился на Эльжбете, младшей дочери Мешко от первого брака.

51. Саксонский граф Бернард III (ум. в 1212 г.) был женат на Юдите. Брак датируется также 1173/1177 гг.

52. Граф Лотарингский Фридерик (ум. в 1207 г.) еще до 1170 г. был женат на старшей дочери Мешко Верхуславе Людмиле.

53. Речь идёт о втором муже Эльжбеты (см. примеч. 2) Конраде, маркграфе Нижних Лужиц. Брак был оформлен в 1180/1190 гг, (Jasinski К. Uzupelnienia do genealogii... Dokonczenie. S. 92-94).

54. Богуслав I, князь Западного Поморья (ум. в 1187 г.), был ленником Мешко Старого, который защищал его владения от притязаний Дании. Союз щецинского князя с Мешко был закреплён в 1177 г., когда овдовевший Богуслав женился на Анастасии Мешковне.

55. Ещё до 1177 г. сестра Анастасии Саломея была выдана за сына Богуслава I Рацибора (ум. в 1183 г.) (его ошибочно называет Белёвский Богуславом II). По свидетельству Великопольской хроники, благодаря союзу Мешко добился «не только покорности, но и приязни и дружбы приморского народа» («Великая хроника»... С. 121).

56. «Князь галицкий Ярослав Осмомысл (1153-1187) ок. 1177 г. выдал свою дочь за старшего сына Мешко Одона. Имя Ярославны установлено на основе записи братской книги любиньского костела: «Domina Wisseslaua suscepit fraternitatem cum filio Wlodizlauo» (MPH. 1888. Т. V. P. 578). Умерла Вышеслава после 1194 г. Этот брак служил залогом союза польского сеньора с одним из могущественных русских князей (см. примеч. 2 к гл. 14 кн. IV; Jasinski К. Uzupelnienia do genealogii... Dokonczenia. S. 91-92).

57. Женой Болеслава с 1181 г. была словенская княжна Доброслава (Jasinski К. Uzupelnienia do genealogii... Dokonczenia. S. 95-96).

58. Один из младших сыновей Мешко, Владислав Лясконогий, в 1194 г. женился на Лючии, дочери князя Ругии Яромара I (Scheil U. Zur Genealogie der einheimischen Fursten von Rugen. Koln, 1962. S. 36-42).

59. «Одон (ок. 1141/1149-1194), с 1177 г. князь познаньский и калишский. В 1177-1179 гг. выступил против отца, изгнанного из Кракова. Рано начал стремиться к самостоятельному правлению, не уступая отцу Великопольский удел.

60. Стефан (1150-1166/1177). Сведений о нём сохранилось мало (Balzer О. Genealogia... S. 193).

61. Болеслав (ок. 1159-1195), князь куявский с 1194 г. (см. примеч. 9).

62. Мешко (1160/1165-1193), возможно, был князем калишским (Jasinski К. Uzupelnienia do genealogii... Dokonczenia. S. 201).

63. Владислав Великий Лясконогий (1165-1231), князь познаньский с 1203 г., гнезненский с 1203 г., краковский в 1202 и 1228 гг. (см. примеч. 10).

64. Первой женой Мешко была дочь венгерского короля Белы II Эржебет. Есть мнение, что отцом её был не Бела II, а Альмош, сын короля Гезы I и брат короля Кальмана. Брак датируется 1140 г. (MPH. NS. Т. VIII. Р. 157, prz. 306).

65. Вторично Мешко был женат на дочери киевского князя Изяслава (ум. в 1154 г.) Евдокии. Брак был заключён в начале 50-х годов, в период правления Изяслава Мстиславича в Киеве, когда Мешко был великопольским князем. Этот матримониальный союз возобновлял прервавшиеся на время контакты Пястов с великими киевскими князьями (возможно, поэтому Кадлубек называет великого киевского князя королём). Приблизительно в те же годы сестра Мешко Агнешка по решению Ленчицкого съезда была просватана за брата Евдокии Мстислава Изяславича (Balzer О. Genealogia... S. 179-183; Щавелева Н. И. Польки - жёны русских князей. С. 56-57).

66. Начав повествование о временах правления младшего сына Болеслава Кривоустого Казимира, прозванного Справедливым (1138-1194), Кадлубек, предвосхищая события, рассказывает читателю, сколь много подвигов совершил восхваляемый монарх. Перечисляя его завоевания, он пишет о том, как по приказу Казимира были покорены и русские города и земли. Захватившему власть при поддержке малопольского можновладства Казимиру приходилось остерегаться множества противников, главными среди которых были его братья (Grodecki R., Zachorowski S. Dzieje Polski sredniowiecznej. S. 163). В стремлении завоевать престол они не останавливались перед средствами. Так, Мешко неоднократно пытался подкупить германского императора Фридриха I, подстрекая его к вмешательству во внутренние дела Польши. При таких обстоятельствах Казимиру надо было дорожить русским союзом, оказывая всяческую помощь своим русским племянникам (Ловмяньский Г. Взаимные отношения Польши и Руси в средние века. С. 28), считая их будущими помощниками. Поэтому и в комментируемых словах Кадлубка следует видеть некоторое преувеличение. Речь идёт не о завоевании этих земель, а о получении поддержки правящих там князей (Wilkiewicz-Wawrzynczykowa A. Ze studiow nad polityka polska na Rusi... S. 6; Kuczynski S. Stosunki polsko-ruskie... S. 28—31; Wlodarski B. Sasiedstwo polsko-ruskie... S. 8-13).

67. Перемышль - древнерусский город, расположенный у Северного хребта Карпат на правом берегу р. Сан. Впервые упоминается в летописи под 981 г. Он, возможно, входил в состав Червенских городов (см. : Галл. Кн. I, гл. 7, примеч. 14). Есть предположение, что город назван в честь основателя чешской династии Пшемысловичей и, возможно, был заложен Болеславом II Чешским (Исаевич Я. Д. Грады Червенские и Перемышльская земля... С. 119). Кадлубек писал о ІІеремышльской провинции. Земля Перемышльская формировалась с прилегающими к ней сёлами и градами с X-XI вв. В 1092 г. ею владел Рюрик Ростиславич, а в 1097 г. летопись называет Перемышль в качестве главного города, выделенного Володарю по решению княжеского съезда. Волость вокруг него сложилась к 1100 г., а с 1130 г. это была уже устойчивая территориально-государственная единица (Котляр Н. Ф. К вопросу о генезисе восточнославянских городов... С. 125). Южная граница земли проходила в карпатских хребтах, западная - в карпатских лесах между реками Вислокой и Дунайцем и Сандомирской пущей от нижнего Сана до Вислы (Исаевич Я. Д. Грады Червенские и Перемышльская земля... С. 107-108), на юго-востоке земля ограничивалась р. Стрый. «Горная страна Перемышльская», как именовал её летописец, долгое время не имела устойчивой границы с Польшей. Пограничные войны не выходили за Вислоку (Крип'якевич І. П. Галицько-Волинське князівство... С. 7). Перемышль располагался на отрезке торгового пути, связывающего Кёльн, Майнц, Аугсбург, Регенсбург с Багдадом, Самаркандом и Китаем (Даркевич В. П. К истории торговых связей Древней Руси... С. 99), отсюда возрастающее значение этой территории в польско-русско-венгерских спорах. В 40-х годах, во времена княжения Владимирко Володаревича, Перемышль со своей волостью стал одной из главных составляющих могучего Галицкого княжества. С середины XII в. в летописи появляются названия новых городов в Перемышльской земле: Ярослав, Любачев, Городок, Санок, Самбор и др. В начальный период правления Казимира Справедливого там княжил Ярослав Осмомысл (1153-1187), сильный, могучий правитель, союзник Киева, добрый сосед Польши и Венгрии, поэтому не могло быть и речи о каком-либо подчинении его городов, тем более сильного Перемышля, власти польского князя. Хронист делал вывод из собственных представлений о внешней политике воспеваемого князя, выдавал желаемое за действительное.

68. Владимир Волынский - городской центр на р. Луге правом рукаве Буга. Полагают, что назван в честь Владимира I Святого. Первое упоминание в летописи под 988 г., когда князь Владимир передаёт Владимир сыну Всеволоду. В середине XI в. город известен как центр формирующейся Волынской земли, которая во второй половине XII в. уже имела такие крупные города, как Туров, Пинск, Дорогобуж, Пересопницу, Волынь, Червень, Белз, Берестье и Луцк. К середине XII в. границы Волыни достигали Дрогичина (Котляр Н. Ф. Формирование территории и возникновение городов... С. 66). Город, раскинувшийся на слиянии рек Смочи и Луги, был связан с такой крупной водной артерией, как Буг, и служил перевалочным пунктом на торговом пути, связывающем Киев с Краковом, Германией, Балканами, Крымом. Владимир Волынский уже в XII в. имел развитую экономику, был высок культурный уровень княжеского центра. Известно, что здесь в XIII в. была составлена Г'алицко-Волынская летопись (Котляр Н. Ф. К вопросу о генезисе восточнославянских городов... С. 124-125; Кучинко М. Древний город Владимир на Волыни. С. 67-69). Говоря о Владимирской провинции, Кадлубек, скорее всего, имеет в виду всю Волынскую землю, которая в конце XII в. была в руках родственных Казимиру Справедливому Мстиславичей, там правили сыновья его родной сестры Агнешки (Щавелева Н. И. Польки - жёны русских князей. С. 56-57): Владимир, Роман, Всеволод и Святослав (ПСРЛ. Т. II. Стб. 383-385, 445-446).

69. Берестье (соврем. Брест) - древнерусский город, основанный на рубеже X-XI вв. у впадения в р. Западный Буг её правого притока р. Мухавец. В XIX в. при сооружении Брестской крепости город был отодвинут к востоку. В древности Берестье было заселено славянским племенем дреговичей. Славянского происхождения и название - от основы «берест» (дерево). Впервые упоминается в летописи под 1019 г. В первой половине XI - начале XII в. Берестье входило в состав Туровского княжества (Lowmianski Н. Swietopelk w Brzesciu w г. 1019. S. 229-244; Крип'якевич I. П. Галицько-Волинське князівство. С. 26). По мнению Н. Ф. Котляра, однако, Берестье, расположенное далеко от Турова, не могло принадлежать Туровскому княжеству (Котляр Н. Ф. Формирование территории и возникновение городов... С. 50). После смерти Святополка Изяславича (см. : Галл. Кн. II, гл. 36, примеч. 2). Берестье вместе с Туровом находилось под властью великого киевского князя. Со второй половины XII в. было включено в состав Владимиро-Волынского княжества. Ко времени, описываемому в этой главе (70-80-е годы XII в.), Берестье всё ещё не выделилось в самостоятельное княжество, хотя тенденция к этому наблюдалась с начала XII в. Однако Кадлубек говорит, видимо, о Берестейской провинции (Brescze cum omni suorum incolatu - «Берестье со всем населением своих [городов]»). Берестье располагалось на крайней западной границе Руси, там, где начиналась польская земля. Город был своего рода «окном в Польшу». «Святополку... поиде же к Берестью к Ляхомъ» (ПСРЛ. Т. I, вып. 1. Стб. 269). «Ярослав же бежа на Ляхье и приде Берестью» (Там же. Стб. 271; Лысенко П. Ф. Археологическое изучение древнего Берестья // Древнерусское государство и славяне. Минск, 1983; Он же. Берестье: Автореф. дис.... д-ра ист. наук. М., 1987). Берестье располагалось на важном водном пути из Киева на Мазовию по рекам Днепр, Припять и Буг, по которому осуществлялась торговля через Дрогичин (см. примеч. 5) с Прибалтикой (Лысенко П. Ф. Археологическое изучение древнего Берестья... С. 38-40; Он же. Киев и Туровская земля // Киев и Западные земли Руси в X-XIII вв. Минск, 1982).

70. Дрогичин - городской центр, расположенный на р. Буг. С VII в. здесь по среднему течению Буга фиксируются поселения славян дреговичей. Начало города датируют XI в. В источниках упоминается впервые в 1142 г. После Берестья Дрогичин был вторым административным центром в Побужье. Водная магистраль вела из Берестья по Бугу в Наровь и далее в польский город Пултуск. Находился Дрогичин на перекрёстке путей, идущих из Киева в Мазовию, Пруссию, Гданьск и Западную Европу. Дрогичин был центром международной торговли. На его территории обнаружены клады куфических монет и тысячи свинцовых пломб XI-XIII вв., использовавшихся при товарообмене. Будучи фактически пограничной крепостью на польско-русском рубеже, Дрогичин играл важную роль в контактах Руси с Мазовией, а непосредственное соседство с прусскими племенами ятвягов со временем сделало город пунктом сбора союзных войск перед антипрусскими походами. Длугош даже ошибочно считал Дрогичин ятвяжской столицей, путая его, по всей видимости, с Райгродом (Musianowicz К. Drohiczyn od VI do XIII wieku. S. 96). В Дрогичине короновался князь Даниил Галицкий, и, следовательно, в XIII в. там был княжий двор (Рорре A. Drohiczyn. S. 386—387; Крипіякевич І. П. Галицько-Волинське князівство. С. 26). О событиях в Дрогичине Кадлубек повествует в следующих главах.

71. Издавна Галицко-Волынская Русь была важной территорией, через которую проходила большая часть второго пути «из варяг в греки», где остановочными пунктами служили города Дрогичин, Берестье, Галич (см. примеч. 4, 5 к гл. 8 кн. IV). Особенно важную роль следует отвести Берестью, бывшего объектом распрей даже самих русских князей (Пашуто В. Т. Очерки по истории Гвлицко-Волынской Руси. С. 166-167). Сообщение Кадлубка вызывает сомнения. А. Белёвский (МРН. Т. II. Р. 417-418) в сноске к слову «Urbs Brestensium» отмечает, что это место во всех кодексах попорчено: в одной рукописи над словом сверху подписано «Halicz», другой кодекс дает «Viescensium», а не «Brestensium». Объясняется путаница обычно более поздней традицией, запечатлённой в Великопольской хронике (гл. 39) и анналах Длугоша (кн. V), согласно которой после завоевания Берестья войска пошли к Галичу, где и разыгрались события по водворению на стол Казимирова племянника. Г. Лябуда, который предположил наличие какой-то погибшей хроники, содержащей сведения, неизвестные Кадлубку и заимствованные великопольским компилятором, полагает, что последний сознательно поправлял Кадлубка и поправлял неверно, так как в 1182 г. в Галиче правил Ярослав Осмомысл (1153-1187) и никаких споров за овладение галицким столом быть не могло (Labuda G. Zaginiona Kronika... S. 21).

72. Какому племяннику помогал Казимир? Кто был «первородным сыном» его сестры? Судя по разноречивым известиям продолжателей Кадлубка, это не было ясно ни великопольскому хронисту, ни Длугошу, которые искали в истории XII в. подходящие для обиженного пасынка кандидатуры. Исследователи предполагали под ним Кальмана, первого сына сестры Казимира Юдиты и её мужа венгерского королевича Бориса (см. кн. III, гл. 22, примеч. 6). Для доказательства Белёвский приводил комментарий Яна Домбрувки (XV в.) к этому месту, где раскрывается повод войны и разъясняются причины, побудившие якобы Кальмана просить помощи у дяди (МРН. Т. II. Р. 407-408). Ныне это допущение отвергнуто. Известно свидетельство византийского автора Иоанна Киннама о том, что Борис взял жену из родственниц византийского императора Иоанна II Комнина (1118-1143) (Иоанн Киннам. Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов. СПб., 1859. С. 128-129; Никита Хониат. История / Изд. В. И. Долоцкий. СПб., 1860. Т. I, кн. IV, гл. 5). Венгерская историография признает только брак Бориса и византийской принцессы. М. С. Грушевский (Історія України-Русі. Т. 2. С. 574-577) не склонен был верить Кадлубку. Его смущало отсутствие каких-либо сведений об этом в русских источниках, и, пытаясь найти в известной ему истории тех времен что-либо подобное, опираясь на Великопольскую хронику, он перенёс события в Галич. По его концепции, Кадлубек принимал за племянника Казимира пресловутого Олега Настасьича, незаконнорожденного сына галицкого Ярослава Осмомысла, который по завещанию отца княжил с 1187 г. в Галиче, но был изгнан оттуда братом Владимиром (см. кн. IV, гл. 15). Можно ли обвинить Кадлубка в смешении судеб Кальмана и Олега? Польский хронист был современником галицко-волынских распрей и мог знать об Олеге и его матери, судьба которых служила поводом для столкновений между Ярославом Осмомыслом и галицкими боярами, принявшими сторону отвергнутой княгини, тем более что Ольга с сыном Владимиром в 1173 г. восемь месяцев жила в Польше. Весьма вероятно, правда, что она пребывала при дворе старшего брата Казимира Мешко Старого в Познани, поскольку в 70-х годах Ярослав Осмомысл, примирившись с женой, выдал за его сына Одона (ум. в 1194 г.) свою дочь Вышеславу. Кадлубек писал о князе Галиции, приходившемся сыну Мешко тестем (кн. IV, гл. 2, примеч. 8). Этот брак стал залогом союза великопольского Мешко и галицкого князя Ярослава Осмомысла (Ваитgarten N. Genealogies et manages... P. 15-16, tabl. III. N 18; Balzer O. Genealogia. S. 194). О. Бальцер (Genealogia. S. 171-173) считал сведения Кадлубка достоверными и отвергал дополнение Великопольской хроники. Основанием для выводов Бальцера служили венгерские, русские и польские источники, с помощью которых поход был датирован 1182 г. Он первый предположил, что сын Пястовны, о котором идёт речь, - это Святослав, первенец другой сестры Казимира Агнешки, выданной за волынского князя Мстислава Изяславича в 1151 г. (Щавелева Н. И. Польки - жёны русских князей. С. 57), следовательно, родной брат князя Романа, о котором речь пойдёт ниже. Это мнение разделяет и Б. Кюрбис (Mistrza Wincentego... S. 201, prz. 153). О подобных драматических событиях нет известий в русских источниках, и предположение исследователей не выглядит убедительным.

73. Рассказ Кадлубка настолько неясен, что в течение полутора веков исследователи не могут найти единого и достоверного решения всех обнаружившихся в нём загадок. Принимая во внимание данные последующих историографов, учёные строят гипотезы, ни одна из которых пока не стала ведущей. В русских летописях никаких сведений о подобных событиях нет. Лишь в «Истории» В. Н. Татищева приводятся выдержки из так называемой Полоцкой летописи, содержащие данные, к которым прислушиваются исследователи. Действие разыгрывается у Берестья, как полагают, в 1177 г. (Татищев В. Н. История. Т. III. С. 127-128). Поляки вмешиваются в борьбу дрогичинского князя Василько Ярополчича и минского Владимирка за Берестье. Василько обращается к «брату своей жены Лешко» (который ошибочно назван здесь тестем), и тот после овладения городом требует от русского князя компенсации, не получив её, оставляет Берестье под своей властью. Русские памятники XII-ХIII вв. не имеют подобных известий.

Какой же князь правил к 1182 г. в Берестье? После смерти Мстислава Изяславича в 1171 г. Владимиро-Волынское княжество было распределено между его сыновьями. В Червене сидел Святослав (ПСРЛ. Т. II. Стб. 564), во Владимире - Роман, в Белзе - Всеволод. Ипатьевская летопись под 1173 г. извещает о смерти в Берестье брата Романа по имени «... мир», видимо Владимир. Кто после него владел Берестьем, неизвестно. Летописи не имеют сведений о событиях в Берестье 70-80-х годов, и посему князь этой земли определяется гипотетически. Можно полагать, что им сразу стал червенский Святослав и с ним в 1181/1182 г. столкнулся Казимир. Однако, по приведённой выше Полоцкой летописи, Берестье входило в сферу притязаний дрогичинского князя Василько (ум. после 1178 г.), отец которого бужский князь Ярополк Изяславич (брат Мстислава Волынского) держал Берестейскуьв землю с 1154 по 1170 г. В польской историографии на основании того же известия Полоцкой летописи принято считать Василько зятем польского князя Болеслава Кудрявого (Balzer О. Genealogia... S. 188-190; Baumgarten N. Genealogies et manages... P. 23, tabl. V; Mitkowski J. Leszek Boleslawicz // PSB. Krakow, 1972. Т. XVII; Wlodarski B. Sasiedstwo polsko-ruskie... S. 11; Gaban W. Polityka polnocno-wschodnia Kazimierza Sprawiedliwego... S. 200) и, следовательно, мужем сестры юного Лешка Болеславича (ок. 1165-1186). После смерти отца в 1173 г. опекуном Лешка стал его дядя Казимир Справедливый, который выделил племяннику в удел Мазовию и Куявию, поручив заботу о нём палатину Жирону (Щавелева Н. И. О княжеских воспитателях... С. 126-127). К этому Лешку, согласно Полоцкой летописи, и обращается Василько за помощью. Ещё Белёвский привлекал внимание к словам Кадлубка в 8-й главе четвёртой книги о взятии русских провинций «по приказу Казимира», полагая, что с согласия и повеления опекуна Лешек водил войска на помощь Василько, изгонял из Берестья Владимира Минского. Претензии Владимира Володаревича Минского (ум. в 1216 г.) на земли соседних волостей дрогичинской и берестейской могли быть обусловлены не только пограничными распрями. Есть предположение, что его отец Володарь Глебович в 30-х годах был женат на дочери Болеслава Кривоустого Риксе, следовательно, сестре Казимира Справедливого (Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия IX-XIV вв.... С. 59; Gallen J. Vem var Valdemar... S. 273-288; Щавелева Н. И. Польки - жёны русских князей... С. 56). Значит, были и у держателей Минска достаточно прочные связи с Польшей и основания претендовать на берестейско-дрогичинские земли.

После Владимира Минского [В. Цабань считает - после его смерти, хотя, по Н. Баумгартену (Tabl. VIII, N 26), он умер в 1216 г. ] предположительно Берестье было передано Святославу, во владениях которого был Червень. Бальцер, Кюрбис, Цабань и другие исследователи (см. примеч. 2) предлагают видеть в нём того самого племянника, которого Казимир сажает вопреки требованиям взбунтовавшихся горожан в Берестье. Таким образом, открывается якобы неизвестная русским источникам трагедия первых лет супружества Агнешки и Мстислава (Balzer О. Genealogia. S. 183). Однако и Бальцер сомневался в том, что Святослав был старшим. Сведения о нём в летописи крайне скудны. В 1173 г. (по Н. Г. Бережкову: Хронология... С. 159, в 1170 г.) Святослав передает Владимиру Галицкому (см. о нём в кн. IV, гл. 15, примеч. 3) во княжение Червень. Это единственное свидетельство, дающее возможность предположить определённую широту власти Святослава, который в 70-х годах, видимо, держал Владимир Волынский и контролировал другие земли Волыни (Рапов О. М. Княжеские владения... С. 176-177).

74. Всеволод (ум. в 1195 г.), сын волынского князя Мстислава Изяславича, князь белзский с 1170 г. Если взятие Берестья можно датировать 1182 г., следовательно, Кадлубек первым упоминает Всеволода. Русская летопись называет его под 1186 г. (ПСРЛ. Т. II. Стб. 662) в связи со спором, возникшим из-за г. Владимира между ним и Романом. Участие Всеволода в описанном конфликте исследователи подвергают сомнению. В частности, Белёвский сомневается, мог ли Всеволод, неоднократно поддерживавший Казимира на Руси и в Польше, выступать на стороне противника.

75. Белз - древнейший город Юго-Западной Руси, впервые упоминается в летописи под 1030 г. Расположен в Галицкой земле на р. Солокия. Город имел большое экономическое и стратегическое значение, являясь «военно-опорным» пунктом всего региона, что обусловило выдвижение его в столицу отдельного княжества. Тесными были связи Белза с Польшей. Река Солокия, левый приток Буга, впадает в Вислу и даёт возможность соединиться с Балтийским морем, а через Западный Буг и с Чёрным. Белз был остановочным пунктом и на торговом пути Киев - Волынь - Червенские города - Краков и Прага, и на соляной дороге. Польские влияния сказались в керамике, так называемой мазовецкой формы (Петегирич В. М. Торговые и культурные связи Древнего Белза. С. 101-102). Из Белза в Польшу в 1382 г. была вывезена знаменитая чудотворная икона, известная ныне как Ченстоховская Божья матерь, попавшая, как полагают, в Белз из Византии в XII в. (Рогов А. И. Культурные связи западных и восточных славян... С. 175-176).

76. Во Владимире правил князь Роман Мстиславич (см. примеч. 12).

77. В Галиче сидел Ярослав Осмомысл (ум. в 1187 г.). Участие его войска в борьбе за Берестье сомнительно.

78. Парты - здесь, видимо, половцы и ятвяги (Mistrza Wincentego... S. 201, prz. 156).

79. В польских памятниках это первое упоминание об орле - символе царской власти (Andrulewicz Н. Geneza orla bialego jako herbu Krolewstwa Polskiego // StZ. 1968. T. 13. S. 17; Mistrza Wincentego... S. 202, prz. 164).

80. Первая книга Самуила 28, 7.

81. Ничего о судьбе Святослава мы не знаем. После 70-х годов следы его обрываются. Именно поэтому исследователи без особого труда на основании комментируемого путаного известия Кадлубка рисуют картину бунта берестейского боярства против неугодного, более того, навязанного чужеземцами князя (Головко А. Б. Социальная функция городского населения... С. 30). На наш взгляд, разноголосица в мнениях историков по поводу места действия, действующих лиц и хода так называемых берестейских событий говорит прежде всего о невозможности однозначных решений этих вопросов. Рукописи хроники ждут своего прочтения, которое, возможно, даст на них внятные ответы. Пока мы придерживаемся точки зрения историографии XIX - начала XX в., согласно которой либо кодексы не донесли до нас первоначально содержания сочинения хрониста, либо он сам не был точно осведомлён о русско-польских событиях. Возможно, автор посчитал племянниками Казимира сыновей галицкого князя Ярослава Осмомысла Олега и Владимира и смешал события в Берестье и Галиче. Посему воздержимся от выводов о сильной феодальной верхушке в Берестье.

82. Роман (1165-1205), с 1168 г. князь новгородский, с 1170 по 1187 г. князь владимирский, с 1199 г. князь галицкий. Одна из самых выдающихся фигур конца XII - начала XIII в. Сын Мстислава Изяславича и Агнешки. По словам Кадлубка (см. кн. IV, гл. 23), воспитывался в детстве при дворе Казимира Справедливого. Его кратковременное правление в Новгороде кончилось со смертью отца, и малолетний Роман почти двадцать лет провел во Владимире Волынском, поддерживая дружеские отношения с галицким князем Ярославом Осмомыслом, скреплённые в итоге браком дочери Романа Феодоры и внука Ярослава Галицкого. В летописи нет сообщений о вокняжении Романа в Берестье, что, по нашему мнению, является ещё одним подтверждением путаницы в изложении Кадлубком событий в Берестье и Галиче.

83. См. кн. IV, гл. 14, примеч. 12.

84. Назвать Галицкое княжество королевством Кадлубек мог исходя из собственных представлений о тамошних событиях. Притязания венгерских королей на Галицию, достигавшие, как видно из дальнейшего изложения, временных успехов, были закреплены грамотами и королевскими титулами (Щавелева Н. И. Тенденциозность средневековой историографии... С. 159; Кн. 4, гл. 15, примеч. 4). В начале же XIII в. в результате мирного договора Польши и Венгрии 8-летний сын венгерского короля Кальман, обрученный с 3-летней Саломеей, внучкой Казимира Справедливого, был коронован и получил титул короля Галича. Допускают, что церемонией бракосочетания обручения руководил сам краковский епископ Винцентий Кадлубек (см. : «Великая хроника»... Гл. 27, примеч. 10; Гл. 30). Столицей княжества был город Галич, расположенный на возвышенности между правыми рукавами Днестра, самым крупным из которых считается р. Луква. Впервые упоминается в летописи под 1141 г. (ПСРЛ. Т. II. Стб. 308) как столица княжества Владимирко Володаревича. Галичане, или жители Галича, названы в Киево-Печерском патерике под 1096 г. (Патерик... С. 207). Галицкая земля фиксируется в источнике под 1152 г. Областная территория Галицкого княжества сложилась в середине XII в. В его состав входили такие крупные пограничные города-крепости, как Перемышль, Теребовль, Звенигород, Бужск и др. Город быстро развивался, его росту и экономическому подъёму способствовали «центральное положение в Галицкой земле» (Тихомиров М. Н. Древнерусские города. С. 329) и размещение его на самых популярных торговых магистралях средневековья. По Днестру проходила часть знаменитого пути «из варяг в греки». В районе Галича брало начало ответвление пути вдоль подножия Карпатского хребта через перевалы в Словакию, Венгрию и Среднее Подунавье (Кропоткин В. В. Время и пути проникновения куфических монет в Среднее Подунавье; Hensel W. Slowianszczyzna Wczesnosregniowieczna. W-wa, 1965. S. 569). Происхождение названия Галича возводят к греч. * ??? - соль. В окрестностях города вокруг Галича велась добыча соли. Здесь уже в VII в. пролегал знаменитый соляной шлях, по которому из Галича везли соль в Киев. Известны соляные бунты в Киеве, связанные с прекращением ввоза соли из Галича. Соль была главным экономическим ресурсом Галича и всей Галицкой земли. Она обеспечивала богатство края, в свою очередь способствовавшее развитию ремёсел и культуры. Владимирко оставил в 1153 г. сыну Ярославу богатейшее княжество, раскинувшееся на обширной территории между Днестром, Саном и средним течением Дуная. Громадные средства были сосредоточены в руках галицких князей и бояр. Об этом говорят и величина выкупа за Володаря, и суммы, выдаваемые наёмникам. Наконец, в «Слове о полку Игореве» находим подтверждение в похвале Ярославу Галицкому Осмомыслу, сидящему «на златокованном столе». Не случайно земля была вожделенной добычей для окружавших её соседей, князей волынских и киевских, польских и венгерских.

85. Владимир Галицкий (ок. 1150-1199), сын Ярослава Осмомысла и Ольги Юрьевны, дочери великого киевского князя Юрия Долгорукого, князь галицкий с 1187 г. Перед смертью его отец славный Ярослав разделил своё могучее княжество между сыновьями: стол в Галиче завещал любимому сыну Олегу, рождённому от наложницы по имени Настасья из рода Чаргов, бесталанному и нелюбимому Владимиру - Перемышль. Решение было скреплено «крестным целованием», Владимир обещал «не искать» Галича. Однако после смерти отца галицкие бояре выгнали Олега, мать его сожгли ещё в 1173 г. (возможно, прав Крип'якевич, считавший Настасью половчанкой и в этом видевший причину ненависти к княжеской любовнице. См. : Крип'якевич І. П. Галицько-Волинське князівство. С. 79) и посадили на княжение Владимира. Однако разочарование пришло быстро. Владимир «не держал совета с мужами галицкими», был пристрастен к вину и жил с попадьёй, от которой имел двоих сыновей, и т. д. Положением воспользовался князь владимирский Роман и «подътыкал их [бояр] на князя своего». В 1188 г. галичане по наущению Романа вынудили Владимира с попадьёй и сыновьями, захватив много золота и серебра, бежать в Венгрию. Роман занял его место (ПСРЛ. Т. II. Стб. 659-662).

86. Наследовал королевство после своего брата Иштвана III, умершего в 24-летнем возрасте. Владимир обратился к Беле III не случайно: покойный Иштван ок. 1167 г. был женат на его сестре, которая, вероятно, проживала на венгерской земле. Бела счёл возможным использовать удобный момент и отправился на Русь, но не для того, чтобы помочь Владимиру, а самому захватить Галич. В. П. Шушарин приводит сохранившуюся грамоту епископа церкви г. Скардовы, в которой Бела именуется «славнейшим королем Венгрии, Далмации, Рамы и Галации» (Codex diplomaticus Hungariae. Т. II. P. 247; Шушарин В. П. История Венгрии. Т. 1. С. 143).

87. В Ипатьевской летописи находим более подробные сведения о галичских событиях. После изгнания Романа из Галича венграми он остался без удела, поскольку, уходя на княжение в Галич, свой г. Владимир отдал брату Всеволоду. Теперь Всеволод не пустил Романа в его вотчину, и тот был вынужден просить помощи в Польше. Но в первый раз «Романови же не бы и в ляхах помочи» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 660); стало быть, Казимир не желал помочь ни Роману, ни Владимиру, опасаясь порвать союз с венграми. Вторично же Роман «пришелъ с Ляхы на брата с Межько уемъ своимъ» (Там же. Стб. 662), который также ничем не помог Роману. Обрести Владимир ему удалось спустя год благодаря тестю, киевскому князю Рюрику. Всеволод стал княжить в Белзе.

88. Согласно летописи, в 1189 г. венгерский король Бела «посади в Галиче сына своего Андрея» (Там же. Стб. 661) - Эндре II (1176-1235), короля Венгрии в 1205-1235 гг.

89. Историки сомневаются в истинности свидетельства Кадлубка о нападении Владимира на Польшу, бесчинствах и грабежах, учинённых им незадолго до изгнания его венграми. Мог ли он обращаться с просьбами к Казимиру, недавно получившему от него оскорбление? Длугош разделяет эти события годичным промежутком. Б. Кюрбис допускает, что набеги Владимира могли иметь место в начале правления его в Галиче (Mistrza Wincentego... P. 203, prz. 178). Г. Лябуда видит здесь перемещение событий. Нападение Владимира на Польшу могло произойти в 1197/1198 г., и тогда, по его мнению, легко объясняются конфликты на польской границе этого десятилетия (Labuda G. Zaginiona Kronika... S. 23). На наш взгляд, хронист мог намеренно очернить русского князя, чтобы подчеркнуть достоинства Казимира. В изложении Кадлубка присутствует логика. По крайней мере объяснимо нежелание Казимира споспешествовать своему оскорбителю и обращение того к императору. Хронист в очередной раз указывает на милость и благочестие возлюбленного правителя, простившего богохульника Владимира, который должен был опасаться божьей кары (Hertel J. Podstawy spoleczne polaka sredniowiecznego... S. 59).

90. Кюрбис полагает, что этим пышным эпитетом именуется Казимир (МРН. NS. Т. VIII. Р. 162, prz. 356; Balzer О. Studium о Kadlubku... Т. I. S. 340). Однако Белёвский (МРН. Т. II. Р. 414) усматривал здесь намек на германского императора Фридриха I, о котором писал русский источник. Ипатьевская летопись иначе подает сведения о приключениях Владимира, который бежит к «цареви немецкому», от которого и получает жалаемую помощь, пообещав ему выплачивать ежегодно по 2000 гривен серебра (приблизительно 140 кг). Казимир помогает Владимиру лишь по приказу германского императора (ПСРЛ. Т. II. Стб. 665), тогда как у Винцентия главным действующим лицом является польский князь. Умалчивание у Кадлубка, несомненно, свидетельствует о тенденциозности его сообщений. Особенно невыгодно было хронисту говорить о содействии Роману, оказанном Мешко (см. примеч. 5), поскольку в его рассказе Мешко - постоянный соперник и недруг краковского князя, а Роман - помощник и ставленник. Сведения Кадлубка интересны и отражают действительные события, но сомнение вызывает их подача. Русский источник приписывает Казимиру лишь конечную акцию, т. е. водворение (по императорскому приказу) в Галиче князя Владимира, тогда как польский хронист считает Казимира инициатором овладения Галичем. По-видимому, Кадлубек остается верен задаче показать завоевание краковским князем соседних русских земель даже вопреки исторической правде. И если принять во внимание, что Винцентий писал последнюю книгу хроники в период правления князя Лешка Белого (Кн. IV, гл. 23, примеч. 1), основной задачей которого было завоевание соседних русских территорий, что отчасти ему удалось после смерти в 1205 г. князя галицкого Романа, то в рассуждениях хрониста можно усмотреть намерение исторически обосновать притязания малопольского князя.

91. Краковский воевода палатин Николай из могущественного рода Лисов играл важную роль в польско-русских сношениях конца XII в. Кадлубек называет его «sacri palatii princeps» (МРН. Т. II. Р. 409). Запись в Ипатьевской летописи под 1190 г. подтверждает участие Николая в изгнании венгерского королевича Андрея (ПСРЛ. Т. II. Стб. 666). В венгерских источниках это событие не отражено.

92. Ovidius. Remedia Amoris, I, 44.

93. См. кн. IV, гл. 15, примеч. 9. Палатин Николай возглавлял войска, посланные Казимиром для восстановления Владимира Ярославича в Галиче.

94. Имеется в виду Бела III (см. примеч. 4 гл. 15 кн. IV).

95. Владимир Галицкий, согласно Кадлубку, был прощён только милостивым монархом (Кн. IV, гл. 15). Для польской знати он оставался врагом.

96. Кадлубек правдиво излагает причины недовольства группы можновладцев политикой Казимира. Подчинение императору и поддержка по его приказу Владимира Галицкого грозили нарушением мирного договора с венгерским королем, что вызвало бунт провенгерской оппозиции вельмож и рыцарства. Сторонник григорианской реформы, освобождающей церковь от светской зависимости, суровый ригорист, будущий архиепископ гнезненский Генрих Кетлич (1150-1219) особенно строго порицал необдуманную политику Казимира. Следует полагать, что по его инициативе в Краков вступил Мешко вместе с сыном Болеславом (1159-1195), князем Куявии. В анналах Малой Польши кратко излагаются эти события под 1191/1192 г.

97. Излюбленный приём хрониста - сравнение друзей и недругов с птицами. Под орлами с востока разумеются русские князья Роман и Всеволод Мстиславичи.

98. Постоянным соперником Казимира Справедливого был его старший брат князь Великой Польши Мешко Старый (см. примеч. 1 к гл. 2 кн. IV). Согласно завещанию Болеслава Кривоустого, власть в государстве передавалась старшему (сеньору), который, кроме собственного удела, осуществлял правление над так называемыми сеньориальными землями. В первую очередь к ним относились Краковская земля и часть Сандомирской. Правление сеньора предусматривало подчинение ему других князей удельной Польши и объединение государства под единой властью. Однако сеньорат вызвал серьезное сопротивление у польских вельмож. Они изгнали старшего сына Кривоустого Владислава и теперь всячески препятствовали Мешко Старому овладеть малопольскими землями («Великая хроника»... С. 37-38, 222-223). На защиту интересов своего ставленника Казимира Справедливого выступили духовные и светские вельможи. Во главе оппозиции были краковский епископ Пелка и малопольский палатин воевода Николай (см. примеч. 1). Мешко прилагал многократные усилия для завоевания позиций сеньора. В 80-х годах обращался за помощью к императору. Однако и здесь Казимир оказался удачливее. Имея санкцию на власть в Малой Польше от папы Александра III, он привлек на свою сторону и второго «оракула» средневековой Европы. Казимир выплатил трибут Фридриху Барбароссе и признал его главенство над польским государством. Завоевание Кракова могло ныне осуществиться лишь военным путем. Мешко старался переманить на свою сторону противников Казимира в Венгрии и на Руси. Женившись в 50-х годах на Евдокии, дочери киевского Изяслава Мстиславича, Мешко был дядькой волынским Мстиславичам и со стороны жены, и со стороны сестры Агнешки, приходившейся им матерью (см. примеч. 17 к гл. 2 кн. IV). В 70-х годах он обеспечил себя родством с галицким князем Ярославом Осмомыслом (Кн. IV, гл. 2, примеч. 8). Известны совместные предприятия великопольского князя и русских войск (см., например, кн. IV, гл. 15, примеч. 5).

99. В летописи нет подтверждения участия владимиро-волынских князей в освобождении Кракова. Известие Кадлубка представляется достоверным. Роман, отвоевав у Всеволода Владимир, главенствовал на Волыни. Помощь, оказанная Казимиру, была очередным шагом на пути Романа к будущим завоеваниям в Галичине и Киеве, которые требовали безопасности пограничных рубежей.

100. В польских анналах также отмечено, что Генрих Кетлич был схвачен и отправлен в изгнание на Русь: Henricus Ketlicz capitur et in Rusiam in exilium mittitur (MPH. Т. II. P. 835). Русские памятники не знают об этом. Кетлич был изгнан Казимиром на Русь в наказание за предводительство в бунте, другие вельможи из оппозиции вновь перешли на сторону малопольского князя, который согласился выполнить их основное требование - достичь компромисса в польско-венгерских спорах вокруг Галича (Grodecki R., Zachorowski S. Dzieje Polski sredniowiecznej... S. 172). По сообщению Хроники Кадлубка (МРН. Т. II. Р. 421), союз с королём венгров был восстановлен. В. Т. Пашуто датирует заключение договора 1192 г. (Пашуто В. Т. Внешняя политика... С. 162). Венгерский издатель свидетельства Кадлубка Ференц Альбин Гамбош датой восстановления договора считает 1193 г. (CF. 1938. Т. III. Р. 229).

101. Кадлубек, как и Галл (Введение, примеч. 11), называет пруссов, в данном случае прусское племя ятвягов, гетами. Древнейшие сведения о ятвягах хранят русские источники (ПСРЛ. Т. I. Стб. 153).

102. Польское название ятвягов полешане (роllехіаnі) приводит впервые Кадлубек. Название образовано от слова Полесье (Polesie) (Zajaczkowski J. Problem Jacwiezy w historiografii. S. 40; Nalepa J. Polekszanie. S. 212-213).

103. Поход датируется 1192/1193 г. Кто был дрогичинским князем в то время, неизвестно. Отождествить этого князя с кем-либо из русских правителей не удаётся. Можно лишь предполагать, что им был кто-то из минских или полоцких князей, незнакомых Кадлубку. Слова о «вечном рабстве» следует рассматривать как иллюстрацию утверждения о завоевании Дрогичина (Кн. IV, гл. 8). Польский историк В. Цабань допускает, что поход Казимира был обусловлен стремлением предотвратить проникновение русских на западные рубежи ятвяжского пограничья. К концу XII в. возросла колонизация земель между Нарвой и Бугом. Поляки расселялись с запада на северо-восток, русские поселения ширились от Буга в направлении Нарвы (Caban W. Polityka polnocno-wschodnia Kazimierza Sprawi- edliwego... S. 206).

104. См. кн. IV, гл. 14, примеч. 3.

105. За три дня преодолевался путь длиной приблизительно в 90 км от Дрогичина до Визны, «центра колонизации Пруссии», соединяющей Мазовию с Русью и Ятвягией (Kaminski A. Wizna па tie pogranicza polsko-rusko-jacwieskiego // Rocznik Bialostocki. 1961. Т. 1. S. 27 n. ; Пашуто В. Т. Внешняя политика... С. 154; Caban N. Polityka polnocno-wschodnia Kazimerza Sprawiedliwego... S. 208). Духовные лица непременно сопровождали войско в походе. Галл (Кн. II, гл. 23) писал о епископе Балдвине, выполнявшем вместе с русским князем Ярославом роль посредника-примирителя в споре Збигнева и Болеслава Кривоустого. Принятие причастия перед боем внушало надежду на божью помощь (Le Goff G. Kultura sredniowiecznej Europy. S. 323-354; Hertel J. Podstawy spoleczne polaka sredniowiecznego... S. 64).

106. Епископ Вит (1186/76-1206).

107. Общераспространённое в эпоху крестовых походов название язычников, образованное от имени египетского султана Салах-аддина (1171-1198), против которого ополчалось «христово воинство».

108. Разоряя Ятвяжскую землю, Даниил Галицкий говорил: «... крестьяномъ пространьство есть крепость, поганым же есть теснота, деряждье обычай есть на брань» («... христианская сила в широком пространстве, а поганым - в узком, им привычна битва в лесу») (Галицко-Волынская летопись. С. 318-319).

109. Подобный мотив жертвования сыновьями во спасение Родины прозвучал уже при описании битвы глоговян с германским императором (см. : Галл. Кн. III, гл. 8; Mistrza Wincentego... S. 210, prz. 219).

110. Вера в переселение душ в зверей, птиц, растения и прочие живые существа сохранилась в прусско-литовских легендах (Die Kronike von Pruzinlant des Nicolaus von Jeroschin. S. 59; Okulicz-Kozarin L. Zycie codzienne Prusow... S. 231 n.).

111. Дети умершего в 1194 г. Казимира Справедливого: Лешек, будущий князь краковский и сандомирский (ок. 1186-1227), в ту пору ему было восемь лет, и Конрад, впоследствии князь Мазовии (ок. 1187-1247), семи лет.

112. Роман Волынский (см. примеч. 12 к гл. 14 кн. IV). О водворении его на галицкий стол Кадлубек говорит в настоящем времени, на этом основании Б. Кюрбис делает предположение о том, что хронист писал о битве на Мозгаве ещё при жизни Романа (ум. в 1205 г.) (Mistrza Wincentego... S. 219, prz. 267). После смерти Казимира остались несовершеннолетние сыновья. Руководящую роль играли в государстве вельможи, известные нам епископ Пелка и воевода Николай. Верные сторонники Казимира, они, как и прежде, искали поддержки на Руси против усилившегося влияния Мешко Старого. Наиболее сильным союзником был волынский князь Роман Мстиславич, двоюродный брат Казимировичей. Как раз в то время он обратился к Польше за поддержкой в борьбе с владимиро-суздальским князем Всеволодом и тестем, но получил в ответ такую грамоту: «Мы быхомъ тобе раде помогле, но обидить насъ, стрыи свои Межька, ищеть под нами волости; а переже оправи насъ, а быхом быле вси Ляхове не раздно, но за одинемъ быхомъ щитомъ быле с тобою и мьстили быхомъ обиды твоя» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 686-687).

113. Первой женой Романа была дочь великого киевского князя Рюрика Предслава. По свидетельству русских летописей (Там же. Стб. 683, 685), своего тестя Роман не очень боялся, это преувеличение Винцентия. Развёлся Роман в результате конфликта с её отцом из-за территорий в «Русской земле». Роман потребовал у киевского князя части (удела) в землях Киева, Чернигова и Переяславля, которые были коллективной собственностью русских князей. Рюрик отдал ему несколько городов на р. Рось (Торческ, Треполь, Корсунь, Богуслав, Канев). Однако сильный суздальский князь Всеволод вынудил Рюрика отобрать у Романа эти города. Спустя несколько лет (ок. 1199 г.) Роман женился на византийской аристократке из знатного рода Каматеросов, от которой у него было два сына - Даниил и Василько. В 1204 г. Роман заставил первую жену вместе с тестем и тёщей уйти в монастырь (Там же. Т. I, вып. 1. Стб. 412-413, 420; Т. II. Стб. 717; Бережков Н. Г. Хронология... С. 185; Grala Н. Drugie malzenstwo Romana Mscislawowicza. S. 115-127).

114. «Сражение с Мешко Старым происходило на р. Мозгаве в сентябре 1195 г. (МРН. Т. III. Р. 715). Потери были велики с той и другой стороны. Роман был ранен и вернулся к себе несмотря на уговоры епископа Пелки защищать Краков от Мешко. Впрочем, тот, удручённый гибелью сына Болеслава, не собирался воевать дальше.

115. Болеслав, сын Мешко Старого (род. в 1159 г.), князь куявский с 1194 г. В некрологе чешско-силезском указана точная дата его смерти - 13 сентября 1195 г. (Balzer О. Genealogia... S. 200; МРН. Т. II. Р. 800, 835).

116. Епископ Пелка или Фулкон, как его ещё называют (1186-1207), возможный информатор Кадлубка. Участник многих походов Казимира, а после его смерти защитник интересов Казимировичей, занимал краковскую кафедру в то время, когда магистр Винцентий был там пресвитером.

117. Речь идёт о сторонниках Мешко Старого, сыновьях его старшего брата Владислава Изгнанника. Кадлубек пишет об участии в Мозгавской битве Мешко Лорипеда и племянника Болеслава Высокого Ярослава (ум. в 1201 г.) (МРН. Т. II. Р. 432, 434; Smolka S. Mieszko Stary... S. 369; Хек P. Феодальная раздробленность в Силезии. С. 89).

118. Годом смерти Владимира Ярославича принято считать 1199 г. (Grala Н. Drugie malzenstwo Romana Mscislawowicza. S. 121; Labuda G. Zaginiona Kronika... S. 29). Последнее упоминание в летописи Владимира относится к 1196 г., первое известие о господстве Романа в Галиче - к 1201 г. (ПСРЛ. Т. II. Стб. 715). Подробностей о вокняжении Романа русские источники не знают. Тем большее значение приобретают сведения польского хрониста - современника событий.

119. В 1167 г. Ярослав Осмомысл женил 16-летнего Владимира на Болеславе, дочери черниговского князя Святослава Всеволодовича. По мнению Баумгартена, от этого брака были сыновья Иван и Василько, женатый на дочери Романа Феодоре (ПСРЛ. Т. II. Стб. 188; Baumgarten N. Genealogies et manages... S. 15-17, tabl. III. N 17, 20). Известно по летописи, что в 1188 г., когда Владимир бежал к венгерскому королю, галичане, видимо, по требованию Романа отняли у него Феодору. О судьбе Василько, как и о других возможных детях Владимира, имеются лишь смутные сведения. Баумгартен считал, что его сыновья погибли в Венгрии в конце 80-х годов (Ibid.). По возвращении в Галич Владимир не имел законной жены, галичане упрекали его в связи с попадьёй, от которой имел сыновей. Как незаконнорожденные, они не могли претендовать на отцовское наследство. Об этом, видимо, было известно Кадлубку.

120. Объединение своего Владимиро-Волынского княжества с Галичиной было давней задумкой Романа. Этому предшествовали разного рода дипломатические акции, подготавливающие почву для осуществления планов. После событий 1191 и 1195 гг., когда Роман защищал Краков от великопольского сеньора, с Польшей был налажен прочный и длительный союз. Важным внешнеполитическим шагом стал заключённый мир с Венгрией. Венгерский король Андрей (Эндре II; см. кн. IV, гл. 15, примеч. 6), как полагает В. Т. Пашуто, сам искал сближения с Романом (Внешняя политика... С. 183).

Тесными были связи Романа с Византией, скреплённые матримониальными узами и обусловленные разгромом половцев, которых Роман отвлек с Балкан, тем самым защитив Римскую империю от кочевников. Половецкие походы, как и разгром в 1196 г. ятвягов, сделали Романа одним из наиболее чтимых на Руси князей. Популярность снискал он и у галичан, большая часть которых ушла с ним на Волынь в 1188 г., когда венгры вынудили его покинуть Галич Щавелева Н. И. Тенденциозность средневековой историографии... С. 163; Котляр Н. Данило-Галицький. Киев, 1979. С. 13-19).

121. Половцев (см. примеч. 8 к гл. 14 кн. IV).

122. Роман и Лешек, внуки Болеслава Кривоустого, двоюродные братья. Кадлубек в родственных узах видел прообраз общественных связей. Они, по его мнению, составили «publicam utilitatem» - «общественную пользу». Долг детей по отношению к родителям подобен обязанностям гражданина перед Родиной (Mistrza Wincentego... S. 45).

123. Кадлубек - один из немногих современников Романа, сохранивший его косвенную характеристику. Это особенно ценно, поскольку летописание Романа не дошло до нас, лишь начало Галицко-Волынской летописи передаёт часть панегирика, содержание которого убеждает в значимости деяний Романа, сравнимого лишь с его дедом Мономахом (ПСРЛ. Т. II. Стб. 715-716). Кадлубка считают создателем эпического образа Романа, о котором, по словам Длугоша, ещё в его время в Польше слагали песни (Жданов И. Н. Песни о князе Романе. С. 17; Щавелева Н. И. Тенденциозность средневековой историографии... С. 163).

124. Избалованное и кичившееся самостоятельностью галицкое боярство, скупившее основное богатство края, предпочитало видеть иноземного правителя или его наместника (о чём свидетельствует венгерское правление в Галиче 1188-1190 гг.), нежели властного самодержца Романа, без сомнения намеревавшегося самостоятельно распоряжаться государственными доходами (Крип'якевич І. П. Галицько-Волинське князівство... С. 85). Присоединяя Галичину к своим владениям, Роман привлекал на свою сторону горожан. Конфискованные боярские земли «шли на раздачу служилым людям» (Пашуто В. Т. Внешняя политика... С. 164; Он же. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. С. 181).

125. Исследователи считают несомненным факт помощи Роману со стороны Польши, но отрицают зависимость, в которую вступал Роман по отношению к 13-летнему Лешку (Wlodarski В. Polska i Rus. S. 21).

126. Намёк на поход 1205 г. Романа на Польшу, в котором он был убит. Свидетельство об этом есть во многих польских анналах (МРН. NS. 1978. Т. V. Р. 69-70, 239).

127. В латинском тексте «satrapes et eubagionum florentissimos». Термин «eubagio» - «iobagio» обозначал в Венгрии вельмож и баронов. Возможно, Кадлубек имел в виду представителей венгерской знати, оставшихся в Галиче (ср. : Mistrza Wincentego... S. 225, prz. 2; S. 289). Исследователи отмечают стремление хрониста к использованию политических терминов, не встречающихся в других польских средневековых источниках. Общим названием для всех польских сановников служил термин «satrapa» (Balzer О. Studium о Kadlubku. Т. I. S. 446; Bogucki A. Terminologia polityczna... S. 61-62).

128. О расправе Романа с непокорными галичанами нет известий в русских источниках. Полагаем, что эти сведения достоверны. Других методов усмирения противников тогда не знали. Видимо, в рассказе Кадлубка кроются отзвуки борьбы Романа с непокорными «кормиличичами» - боярином Володиславом с братом (ПСРЛ. Т. II. Стб. 722, 724).

129. В Ипатьевской летописи со словами «не погнетши пчелъ, медоу не едать» обращается во время боярской смуты сотник Микула к сыну Романа Даниилу (Там же. Стб. 763). Остаётся гадать, каким образом эта поговорка попала в Хронику Кадлубка?

130. Овладев галицкими землями, Роман стал распоряжаться на всей огромной территории между Днестром, Саном и Бугом. Союз с всесильным суздальским князем Всеволодом позволил ему овладеть Киевом. Роман стал единовластным правителем Юго-Западной Руси. Связи с Византией, Польшей, Венгрией, победы над степняками и литовско-ятвяжскими племенами подняли его международный авторитет, дав возможность летописцу назвать Романа самодержцем всей Руси. Н. М. Карамзин писал: «Роман оставил память блестящих воинских дел, известных от Константинополя до Рима... Ему принадлежит честь знаменитости между нашими древними князьями» (ИГР. Т. III. С. 68-69).

(пер. Н. И. Щавелевой)
Текст воспроизведен по изданию: Польские латиноязычные средневековые источники. Тексты, перевод, комментарий. М. Наука. 1990