КАБУС-НАМЕ

Глава сороковая

ОБ УСЛОВИЯХ ВЕЗИРСТВА ПРИ ЦАРЕ

Знай, о сын, что если станет так, что попадешь ты в везиры, то умей отчитываться, разбирайся в делах и народах. Умей хорошо вести дела с повелителями своими будь правдив, воздавай должное благодетелю своему. Не желай все [забрать] себе, ибо говорят: кто желает всего, то все и утратит. Всего тебе не дадут. Если на время тебе и дадут, то по том с тебя стребуют. Если вначале [малое] спустят, то потом не спустят.

Потому оберегай добро господина своего и, если будешь проедать, ешь двумя пальцами, чтобы не застряло оно у тебя в горле. Но одним разом руки чиновников от добра не отталкивай, ведь если пожалеешь жира на огонь, то жаркое будет сырым. Если не оставишь другим даника, не сможешь сам проесть * дирхем. Если же проешь, обездоленные молчать будут и не позволят этому остаться скрытым.

И если будешь ты справедлив к благодетелю своему, то к войску подданным будь еще справедливее, жалких подачек им не давай, ибо мясо, которое вытащишь между зубов зубочисткой, брюха не насытит. Дать подачку — важнее всякого барыша, а малой подачкой озлобишь войско и озлобишь подданных против господина своего. Если хочешь проявить способности в собирании богатства, то увеличивай дары умножением благоустройства. Возделай все запущенные земли страны, чтобы дары умножились в десять раз и не оставил ты творения господа всевышнего без пропитания.

Рассказ. Знай, что один из царей Парса прогневался на везира, отставил его, приставил к везирству другого, а отставленному сказал «Выбери себе другое место, чтобы я тебе его подарил и ты поехал туда с добром своим и свитой своей и было бы там твое житье». Везир сказал: «Не хочу я богатств, все, что у меня есть, подарил я господину. Не хочу я, чтобы дарил он мне возделанные земли. Если будет он мне милосерд, пусть подарит из [всего] царства [одну] разоренную деревню на праве собственности. Поеду я туда с моими приближенными, сделаю ее процветающей и там поселюсь». Царь приказал: «Дайте ему столько разоренных деревень, сколько он пожелает».

Обыскали все царство падишаха, ни одной разоренной деревни, одной пяди запущенной земли не нашли, чтобы можно было ее дать ему. Известили царя. Везир сказал: «О царь, я знал, что по всей стране, вверенной мне в управление, нет ни одного разоренного места. Теперь, когда взял ты у меня страну, дай ее такому человеку, чтобы, когда бы ты ее от него ни потребовал, он вернул ее тебе такой, какой вернул ее я».

Когда стали эти слова известны, царь попросил извинения у отставленного везира и вернул ему везирство. [95]

Потому в должности везира будь устроителем и справедливым, дабы язык и руки твои всегда были длинными и не нужно было [тебе] бояться за жизнь. Если войско взбунтуется против тебя, господину поневоле придется укоротить твою руку, чтобы оно не укоротило руку самого господина. Значит, [будучи] несправедливым, ты учинишь несправедливость не только для себя самого, но и для войска, для господина и для себя, и эта [жалкая] подачка станет оплошностью в твоем деле.

Потому поощряй господина, чтобы он благодетельствовал и войску и подданным, ибо падишах процветает подданными и войском, а деревня — дихканом. Следовательно, если ты стараешься о процветании, стремись к расширению власти, а расширение власти становится возможно при посредстве войска, а войско можно держать золотом, а золото добывается благоустройством, а благоустройство достается справедливостью и правосудием. Потому не пренебрегай справедливостью и правосудием.

Если бы даже ты не питал коварных чувств и был осторожен, всегда опаасайся царя. Никому не надо так страшиться царя, как везиру.

И если падишах будет юным, не считай его юным, ибо царевичи — наподобие утят, а утят учить плавать не надо. Не пройдет много времени, как он уже разберет твои дурные и хорошие стороны. Итак, если падишах взрослый и совершенный, то может быть только два случая: или он мудрый, или же невежественный. Если он мудр и не стерпит предательство твое, он каким-нибудь благовидным способом укоротит твою руку. Если же он невежествен и глуп, то, хотя прибегаем к Аллаху, он самым безобразным образом отстранит тебя. От мудрого, может быть, спасешь жизнь, а от невежественного и глупого никак не избавишься.

А затем, куда бы падишах ни поехал, не оставляй его в одиночестве, дабы твои враги не воспользовались случаем оговорить ему тебя и не изменили бы его отношение [к тебе]. Не упускай все время осведомляться о настроении благодетеля и имей сведения о его настроении. Пусть его близкие будут твоими шпионами, чтобы тебе было известно всякое дыхание его и для каждого яда у тебя было готово противоядие.

Будь осведомлен о царях окрестных стран, и нужно, чтобы во всех странах друг и враг твой не могли выпить глотка воды без того, чтобы их люди не уведомили тебя. О их царстве будь так же осведомлен, как о царстве своего царя.

Рассказ. Слыхал я, что в дни * Фахруддавла Сахиб Исмаил ибн Аббад два дня не приходил во дворец, не заседал в диване и никого не принимал. Доносчик сообщил об этом Фахруддавла. Тот послал кого-то [сказать]: «Слыхал я, что ты обижен. Если есть причины твоей обиды в стране, сообщи, чтобы мы могли взяться за устранение их. Если же есть у тебя обида на меня, то скажи, чтобы мы могли извиниться». Сахиб ответил: «Избави боже, может ли быть у раба обида на господина? Дела же страны в порядке. Пусть господин предается утехам, эта обида раба скоро будет устранена».

На третий день он пришел во дворец в обычном настроении, довольный Фахруддавла спросил: «От чего была обида?» Ответил: «Мой доносчик писал из Кашгара, что хакан совещался с таким-то * сипахсаларом, а я не мог узнать, что он ему сказал. У меня хлеб в горло не проходил от обиды; зачем же это нужно, чтобы хакан Туркестана что-то сказал, и мы этого здесь не знали? Сегодня пришло другое письмо, [сообщают], в чем там дело. Вот я и доволен».

Потому-то и нужно, чтобы ты был осведомлен о делах царей мира и излагал их дела господину своему, дабы ты был в безопасности от друга и недруга и способности твой стали известны.

И какую бы должность ты ни давал, давай тому, кто ее достоин, из алчности мир притеснителям не отдавай, ибо Бузурджмихра спросили: «Был на службе у дома Сасана и заведовал делами их такой, как ты, почему же дела их запутались?» Отвечал: «Потому, что в великих делах [96] искали они поддержки у малых гулямов, вот и пришло их дело в такое состояние».

Нищему чиновнику должности не давай, ибо, пока он не получит для себя выгоды, твоими выгодами не займется. Разве ты не видел, что, когда поливают посевы и грядки, если ведущий к посевам и грядкам арык влажен, то вода быстро попадает на грядку, так как влажное место не много впитывает воды. Если же арык сухой и давно не получал воды, когда пустят в него воду, пока он сам не пропитается водой, он воду на посевы и грядки не пропустит. Вот нищий чиновник вроде сухого арыка, сначала заботится о себе, а потом уже о тебе.

Приказ свой считай важным и не позволяй, чтобы его кто-нибудь нарушил, ни под каким видом.

Рассказ. Так слыхал я, что * Абулфазль Балами дал Сахлю Худжанди должность * сахибдивана Самарканда. Написали * маншур, скрепили [его], и дал он ему халат. В тот день, когда он собирался уехать, он пошел во дворец ходжи попрощаться и испросить указаний. Когда он совершил прощальный поклон и помолился о благе и сказал те речи, которые при всех хотел сказать, он попросил дать ему переговорить с глазу на глаз. Ходжа приказал [всем] покинуть комнату. Сахль сказал: «Да продлится жизнь господина, когда раб уедет и приступит к работе, конечно, отсюда пойдут приказы. Пусть господин даст рабу знак, какие дела надо продвигать, чтобы раб знал, которые из приказов выполнять, а которые выполнять не надо». Абулфазль Балами ответил: «О Сахль, хорошо ты сказал, и знаю, что ты это долго обдумывал. Нам тоже нужно подумать, чтобы надумать. Сразу ответ дать нельзя. Подожди несколько дней».

Сахль Худжанди пошел домой. Сулейману ибн Яхье ас-Самгани дали должность сахибдивана Самарканда и отправили его с халатом и * маншуром. Сахлю же он приказал: «Нужно, чтобы ты год не выходил из дому». Сахль год просидел у себя в доме, заключенный. Через год он позвал его и сказал: «О Сахль, когда ты видал, чтобы я давал два приказа, один правильный, а другой ложный?» Великих мира мы учим покорности мечом. Приказ у нас один. Что за глупость ты видел во мне, что мы можем учить подчиненных непокорству? То, что мы хотим видеть исполненным, то мы приказываем, чего не хотим делать, не приказываем. Мы никого не боимся и не страшимся и в делах не бессильны. То же, в чем нас заподозрил, — дело беспомощных. Раз ты счел, что мы в делах пешки, и мы тебя в должности сочли пешкой, [нельзя] чтобы ты поехал на работу с такими мыслями, что мы можем что-либо приказать, а ты это не выполнишь. Ни у кого не хватит смелости не выполнять наши приказы».

Потому, пока ты жив, не давай ложной скрепы, а если твой чиновник не исполнит приказа, основательно накажи. Если ты при жизни скрепу свою не сделаешь прославленной и действительной, после тебя никто не будет выполнять скрепленного тобой приказа, как теперь выполняют приказы, скрепленные везирами прошлого.

Царям и везирам надлежит иметь один приказ и приказ решительный, чтобы сохранилось [к нему] уважение и дела шли.

А вина не пей, ибо от питья возникает беспечность, и вялость, и грех, упаси нас Аллах от всякого везира и * амиля беспутного!

И когда царь займется питьем вина, да еще и везир займется, быстро беда проникнет в страну. Так ты предашь и себя и главу своего. Будь таким, как я сказал, ибо везиры — стражи страны, а очень это безобразно, если стражу нужен еще другой страж.

Ну, а если не случится тебе быть везиром и станешь ты * сипахсаларом, то соблюдай условия сипахсаларства. А вспомоществование от Аллаха.

Глава сорок первая

ОБ УСЛОВИЯХ И ОБЫЧАЯХ СИПАХСАЛАРСТВА

Знай, о сын, что, если будешь ты сипахсаларом, будь благодетелем для войска и подданных. И от себя делай добро и от [имени] господина своего и испрашивай милости для подданных. Будь всегда величавым а способы изучения войска и построения боевых рядов знай основатель но. В день, когда случится бой, на правое и левое крыло посылай полководцев опытных, испытанных в бою и видевших мир. Самого смелого полководца с лучшими людьми поставь позади войска, чтобы эти люди заднего отряда были в тылу войска. Если бы даже враг был слаб, не считай его слабым и того слабого остерегайся так же, как и сильного. В бою не будь отчаянным, ибо от отчаянности погубишь войско, но не будь и особенно опасливым, ибо своей опасливостью ты вызовешь поражение своего войска.

Не упускай случая послать лазутчика. В день боя, когда будешь смотреть на вражеское войско и оба отряда будут строиться друг против друга, смейся и своему войску говори: «Кто они, каково их происхождение, вот сейчас мы их истребим».

Сразу же войско вперед не двигай, посылай отделение за отделением и полк за полком, конных. По одному назначай * саларов и * сархангов [говоря]: «Эй, такой-то, ты ступай со своими людьми!» Того, кто годится для нападения на эмира, держи подле себя. Всякого, кто хорошо бьётся и кого-либо выбьет, или ранит, или возьмет конного, или приведёт коня или принесет голову и окажет похвальную службу, ты за эту службу уважь халатом или прибавкой в оплате. И в это время имущество не захватывай и не сквалыжничай, чтобы твое намерение осуществилось. Когда это увидят, всему войску захочется сражаться, и никто в бою не оплошает, и достанется тебе та победа, которой ты хочешь.

Если твое желание таким образом осуществится, то и прекрасно и великолепно, ты только не торопись, оставайся на своем месте и в бой не вступай, ибо, когда бой дошел до сипахсалара, дело плохо. Потому, когда бой дойдет до тебя, крепко бейся, о бегстве не помышляй и бейся до смерти, ибо, кто приготовился к смерти, того с места не сдвинешь. Смотри, не будь таким сипахсаларом, о которых говорит Асджади, [описывая] завоевание Хорезма султаном Махмудом:

Стихи:

Сипахсалар, не разбивающий войско, от которого в конце концов
Было разбито войско, но только их же войско.

Когда добьешься победы, бегущих долго не преследуй, ибо при внезапном обращении назад может случиться много бед и нельзя знать, как обернется дело. Великий эмир, отец мой, да смилуется над ним Аллах, никогда не гнался за бегущими и никому гнаться не позволял, а правил ведения войн никто лучше него не знал. Султан Махмуд тоже этого придерживался и говорил: «Беглецы, когда истомятся, дойдут до исступления, остановятся и, уж если они снова повернут [на тебя], с ними биться не следует, чтобы беды не случилось».

Когда идешь в бой, волей-неволей видишь своими глазами путь, которым входишь, но нужно также и внутренними и внешними очами видеть и выход, ибо, может быть, бой сложится не так, как ты того хочешь.

И еще это слово не забывай, хоть я его и сказал в другом месте, но снова повторяю. Когда случится бой, хотя бы тебе было тесно, а, к примеру, на шаг позади тебя будет просторное место, смотри, и одного шага назад не отступай. Ибо стоит тебе отступить на пядь, как тебя сейчас же обратят в бегство. Старайся все время продвигаться вперед и ни на шаг назад не ступай. [98]

И так надо, чтобы войско твое все время клялось твоей жизнью и головой твоей. А ты к войску будь щедр. Если нельзя одарить его халатами и подарками, не скупись на хлеб и вино и ласковые речи. Ни куска хлеба, ни кубка вина без войска своего не вкушай, ибо то, что хлеб делает, того золото и серебро и халат не сделают.

Войско всегда поддерживай веселым; если хочешь, чтобы они не жалели ради тебя жизни, не жалей ради них куска хлеба.

Хотя все дела и зависят от предопределения бога, да возвысится слава его, однако ты сделай все, чего требует предусмотрительность, правильным путем, ибо то, что предопределено, все равно случится.

Ну, а если господь всевышний смилуется над тобой и даст тебе царскую власть, ты соблюдай условия царствования и веди достохвальный образ жизни и держись великих помыслов и будь независимым.

Глава сорок вторая

ОБ ОБЫЧАЯХ И УСЛОВИЯХ ЦАРСТВОВАНИЯ

Знай же, о сын, что если будешь ты царем, то будь праведен и отвращай глаза и руки от чужого гарема и блюди свою чистоту, ибо чистота нравов — чистота веры. Во всяком деле следуй разуму, в каждом деле, которое собираешься сделать, советуйся с разумом, ибо лучший из везиров — разум.

Пока видишь возможность медлить, не торопись. При всяком деле, в которое хочешь вступить, рассчитай сначала, как из него выйти, и, пока не увидишь конца, на начало не смотри. Во всяком деле соблюдай мягкость и, если дело удается при помощи мягкости, иначе как мягкостью его не продвигай....

Не одобряй неправосудия и на все дела и речи взирай оком справедливости, чтобы смочь различить во всяком деле истину от лжи, ибо, если падишах не раскрывает око разума, истинный и ложный пути перед ним не откроются.

Всегда говори правду, но говори мало и мало смейся, дабы младшие с тобой не обнаглели. Ибо говорят: худшее дело для царя — наглость подданных и непокорность приближенных.

Если будешь раздавать дары, давай их достойным. Будь величавым на вид, дабы не унизиться в глазах войска и подданных. Обещаний своих не нарушай, а к творениям господа всевышнего будь милостив. Но к безжалостным не будь милостив, прощать их в обычай не бери, а будь к ним грозен, в особенности к своему везиру.

Перед своим везиром простодушия не выказывай и не нуждайся все время в его советах. Что бы везир ни сказал о ком-нибудь, какой бы путь ни указал, выслушай, но сразу же ответа не давай. Скажи: «Посмотрим, а там прикажем, как будет нужно». Потом прикажи расследовать то дело, ищет ли он в нем твоего блага или выгоды для себя. Когда выяснишь, тогда и дай ответ так, как сочтешь правильным. Тогда он не будет считать, что ты без его совета обойтись не можешь.

Кому бы ты ни дал должность везира, в этой должности дай ему полную власть, дабы дела, и работа, и страна твоя не пострадали. Стар ли ты будешь или молод, но везиром держи старика, молодым этой должности не давай, ибо по этому поводу сказано:

Полустишие:

Пусть никто не будет полководцем, кроме старика.

Если ты сам будешь стар, то некрасиво, чтобы юноша давал советы старцу, а если сам будешь молод, да и везир молод, огонь юности у вас обоих сольется, и от этих двух огней сгорит страна.

Нужно, чтобы везир был благообразен, старик или зрелый муж, в полном обладании силы, мощного сложения, с большим животом, а у везира [99] тощего, малорослого и чернобородого нет никакой представительности. Везир должен быть длиннобородым в полном смысле слова.

Рассказ о том, как захотел султан * Туграл-бек дать должность везира кому-нибудь из веэиров Хорасана. Выбрали одного мудреца, а у того мудреца борода была до пупа, крепко длинная и широкая. Вызвали его и передали весть от султана, что мы, мол, назначили тебя своим везиром, должен ты взять в руки управление нами, ибо не вижу я никого, кто лучше тебя подходил бы для этой должности везира.

Мудрец ответил: «Скажите господину мира, да продлится твоя жизнь тысячу лет. Должность везира — это такое занятие, для которого нужно много разных свойств, а из всех этих свойств у раба, кроме бороды, ничего нет. Пусть господин не ослепляется бородой раба, воссылающего за него молитвы, и соблаговолит пожаловать эту службу кому-нибудь другому».

Ему и близким его оказывай благодеяния и не плошай в назначении кормления и в милостях. Но родных и близких его на должности не назначай, ибо нельзя все сало сразу отдавать кошке. Ведь ни под каким видом не будет он требовать настоящего отчета от близких своих и ради твоего добра свою родню не обидит. А кроме того, родственники везира именем везира сотни несправедливостей причинят людям, каких чужой и одной не сделает. Везир ив рук родни подпишет, а от чужого нет.

Разбойников не милуй, прощать убийц дозволенным не считай, ибо, если ты простишь того, кто заслужил казни, ты за его преступление тоже ответишь в день воскресения мертвых, а кроме того, если не будет кары твоей, то у всякого найдется смелость пролить кровь.

К слугам своим будь милосерден и охраняй их от зла, ибо господин, словно пастырь, а младшие — как стадо; если пастырь будет безжалостен к своему стаду и не охранит его от хищников, то оно скоро погибнет.

Если ты у кого-нибудь найдешь незаконную наживу, то на него не полагайся, но все же давай ему поручения и должности у него не отнимай, может быть, тот доход, который он получит от своей должности, соединится с его незаконной наживой, и будет он жить безгрешнее, и тебе меньше придется о нем заботиться. Службу давай сообразно [способностям] человека. Но когда даешь слуге какую-нибудь службу, то хорошенько присмотрись и дай ему службу подобающую. Тому же, кто службы не достоин, ничего не поручай. Например, тому, кто годится в виночерпии, должность фарраша не давай, а того, кто годится в казначеи, не делай хаджибом. Не всякое дело можно поручить любому человеку, ибо говорят: для каждой должности — свои люди. Иначе хулители будут злословить о тебе и в делах будет ущерб. Ведь, если ты поручишь слуге какое-либо дело, а он этого не умеет, он ради выгоды своей ни под каким видом не скажет, что не умею, мол, а будет его делать, но дело-то будет испорчено. Потому поручай дело тому, кто умеет его делать, тогда избавишься от докуки.

Стихи:

Прошу в молитве вспомоществования тебе, дабы
Работу ты поручал только тому, кто умеет ее делать.

И потому, если будет у тебя благосклонность к кому-либо и захочешь ты его уважить, без поручения должности можно дать ему всяких благ и богатств, не поручая ему неподходящей работы, дабы не доказать своего невежества.

И, царствуя, не допускай, чтобы кто-либо презирал твой приказ, иначе он и тебя будет презирать. Ведь отрада царской власти — повелевать, а, если бы не это, облик-то у царя и у подданного тот же самый, а разница между царем и подданным та, что он приказывает, а подданный повинуется.

Рассказ. О сын, слыхал я, что в дни деда твоего, султана Махмуда, был у него амиль, звали его * Абулфатх Бусти. Ему дали в управление Нису. Он схватил человека из Нисы, богатство у него отнял, [100] поместья конфисковал, а самого бросил в * зиндан. Потом этот человек ухитрился, бежать из зиндана, поехал в Газну, нашел путь к султану и потребовал правого суда. Султан приказал, чтобы ему дали из дивана грамоту. Тот поехал в Нису и предъявил грамоту. Амиль сказал: «Этот человек в другой раз в Газну не поедет и султана не увидит». Земли он ему не вернул и по грамоте ничего не сделал. Человек вторично пустился в Газну. Когда он приехал в Газну, он каждый день ходил к воротам дворца султана Махмуда, пока, наконец, как-то раз султан возвращался из сада; тот человек, [увидев его], поднял крик и стал жаловаться на амиля Нисы. Султан снова приказал дать грамоту. Человек сказал: «Я уже раз ездил, грамоту привез, он ее не выполняет». А султан был в это время чем-то занят, в задумчивости он сказал: «Мое дело давать грамоты, а если он не повинуется, то что же мне делать? Ступай и посыпь себе прах на голову». Человек спросил: «О падишах, амиль твой не повинуется твоему приказу, а мне нужно посыпать прахом голову?» Султан ответил: «Нет, ходжа, я ошибся, мне нужно посыпать прахом голову».

Тотчас же он назначил двух дворцовых гулямов, чтобы они поехали в Нису и вызвали * шахна области. Грамоту эту прицепили на шею Абулфатху и повесили его в деревне, а глашатаю поручили кричать: «Вот как карают того, кто не выполняет приказы господина своего». После того ни у кого не хватало смелости не выполнять приказы повелителя, они стали действительными, а люди нашли покой.

Рассказ. Знай, о сын, что когда сел на царство * Масуд, он вступил на путь смелости и мужества, но управлять царством он совсем не умел и вместо того, чтобы царствовать, предпочитал развлечения с рабынями. Когда войско и чиновники увидели, чем он занят, они стали непокорными, и все дела у людей запутались, а войско и подданные обнаглели. Пока как-то раз не приехала из рабата Фараве обиженная женщина и не пожаловалась на амиля того вилаята. Султан Масуд дал ей грамоту, амиль приказа не выполнил и сказал: «Эта старуха в другой раз в Газну не поедет». Старуха поехала вторично в Газну, пошла в приказ, где принимали жалобы, потребовала доступа [к султану] и правосудия. Султан Масуд приказал дать ей грамоту. Старуха сказала: «Я уже раз ее возила, он ее не выполняет». Султан сказал: «Что же мне делать?» Старуха ответила: «Держи вилаят так, чтобы приказ твой там выполняли, или же откажись от него, чтобы его смог взять тот, чьи приказы будут выполнять, а ты продолжай предаваться утехам, тогда рабы господа всевышнего не будут истерзаны притеснением твоих амилей».

Масуд крепко устыдился и приказал, чтобы права старухи были восстановлены, а амиля того повесили на воротах. Затем он проснулся от сна небрежения и уже ни у кого не хватало смелости оплошать с выполнением его приказов.

Итак, царь, приказы которого не имеют хода, — не царь. Как между ним и людьми есть разница, так должна быть разница между его приказом и приказом других, ибо порядок в стране зависит от исполнения приказов, а исполнение приказов связано со строгостью. Итак, не плошай и будь строг, чтобы приказы [твои] выполнялись и дела не знали ущерба.

А затем блюди войско и не давай ему власти над подданными, как соблюдаешь выгоды войска, так соблюдай и выгоды подданных. Ибо падишах словно солнце: не годится, чтобы одному он светил, а другому не светил. А подданных можно удерживать правосудием, и подданные от правосудия процветают, ибо доход ведь получается от подданных. Потому не допускай в стране несправедливости, ибо справедливостью держится царский дворец и держится долгие годы, дворец же несправедливых быстро уничтожится. Ведь справедливость — процветание, а несправедливость — запустение. Процветание создавать дольше, но оно долго и длится, а что покоится на запустении, то быстро и рухнет. Как говорят мудрецы: источник радости для мира — справедливый царь, а источник скорби — царь несправедливый. [101]

Не допускай, чтобы рабы господа всевышнего страдали. Не уединяйся слишком много, ибо, если тебе общество людей и войска будет неприятно, то и войску ты станешь неприятен. В оказании благодеяний войску и подданным не плошай, ибо, если оплошаешь, эта оплошность будет наградой для врагов.

Не держи войско из одного племени: каждый падишах, у которого войско одноплеменное, всегда в плену у войска и всегда перед ним бессилен. Ибо одноплеменники сплочены между собой и их нельзя [применять, чтобы] наказывать друг друга. Когда войско из разных племен, то это племя из страха перед другим и другое из страха перед этим не сможет ослушаться и твоя власть над войском будет крепкой. Господин, дед твой, султан Махмуд держал четыре тысячи тюркских гулямов и четыре тысячи индийцев и постоянно наказывал индийцев при посредстве тюрков, а тюрков — при посредстве индийцев, таким образом, оба племени были ему покорны.

Постоянно приглашай войско на хлеб и вино и осыпай их милостями, [давая] халаты, и подарки, и обещания, и знаки внимания. Но, если захочешь сделать кому-нибудь подарок и он будет мал, собственными устами при всех [об этом] не говори, скажи кому-нибудь тайно, чтобы он был посредником, дабы не показалось это отсутствием великодушия: во-первых, то, что даришь что-то, царям неподобающее, а затем — то, что становишься ты известным всем людям как не имеющий великодушия. Я восемь лет был в Газне надимом султана * Мавдуда, а трех вещей от него никогда не видел: первое — то, что о подарке, который был меньше двухсот динаров, он при всех не говорил, а [передавал его] через посредника, второе — никогда не смеялся так, чтобы были видны зубы; третье — когда гневался, никогда никого не бранил. Эти три обычая очень хороши. Слышал я, что и царь Рума держится этих обычаев. Но есть у них обычай, какого у царей персидских и арабских нет. Если цари Рума ударят кого-нибудь своей рукой, то уже ни у кого не будет смелости ударить того человека, пока он жив. Говорят: его побил царь своей собственной рукой, чтобы его ударить, нужно такого же царя, как тот.

А теперь вернемся к нашей беседе о щедрости. Я тебе не могу сказать: будь через силу щедрым; если не можешь ты побороть природы своей, то хотя бы, как я сказал, не показывай своих помыслов перед всеми. Ведь, если ты не будешь щедрым, люди начнут питать к тебе вражду. Если сразу же не смогут ничего тебе сделать, то, когда будет у тебя враг, жизнью своей ради тебя не пожертвуют и подружатся с врагом твоим.

Старайся не опьяняться вином царской власти и не плошай в шести свойствах и блюди их: грозность, справедливость, щедрость, памятливость, терпеливость и правдивость. Если царь отбросит одно из этих шести свойств, то он близок к опьянению властью, а всякий царь, который опьяняется властью, тогда отрезвеет, как власть от него уйдет.

Царствуя, не пренебрегай осведомлением о положении царей мира. Нужно так, чтобы ни один царь не мог вздохнуть без того, чтобы это не стало тебе известно.

Рассказ. Я слыхал от покойного эмира, отца моего, да помилует его Аллах и да продлит твою жизнь, сынок мой, слыхал, что Фахруддавла бежал от своего брата Азудаддавла и нигде не мог найти пристанища. Пришел он ко двору деда моего, царя Кабуса, просил о пощаде. Дед мой обещал ему безопасность и принял его, был к нему много великодушен и дал ему мою тетку, и на той свадьбе беспредельно веселились, ибо бабка моя была теткой Фахруддавла, а отец мой и Фахруддавла были оба сыновьями дочерей Хасан Фирузана.

Потом Азудаддавла прислал посланника к Шамсалмаали и дал ему письмо и после прославления [бога] в письме сказал: «Азудаддавла посылает много приветов и говорит: брат мой, эмир Али, туда приехал а ты знаешь, каковы между нами и вами дружба и братство. Наши оба [102] рода — одно, а этот брат мой — враг мой, нужно, чтобы ты отослал его! ко мне, и тогда я в награду за это из моей страны любую область, которую ты пожелаешь, тебе предоставлю и дружба наша еще укрепится. Если же ты не хочешь, чтобы пал на тебя этот позор, то там же дай ему яду. Тогда и мое желание осуществится и тебе позора не будет и достанется тебе та область, которую хочешь».

Эмир Шамсалмаали сказал: «Великий боже! Что может заставить столь уважаемого человека говорить такому, как я, эти слова? Ведь невозможно, чтобы я сделал дело, позор которого ляжет мне на шею до самого дня воскресения мертвых».

Посланник сказал: «О господин, не делай этого, не оскорбляй Азудаддавла ради эмира Али, т. е. Фахруддавла. Ибо наш царь любит тебя больше, чем единокровного брата своего», и клялся он и так и этак, что: «В тот день, когда царь дал мне письмо и отправил меня, посреди беседы как-то он сказал: — бог ведает, как я люблю Шамсалмаали. Вплоть до того, что, когда я услышал, что в такую-то субботу, когда прошло столько-то дней от такого-то месяца, Шамсалмаали пошел в баню, в средней комнате поскользнулся и упал, я тогда огорчился и сказал: «неужели после сорока семи лет он так состарился и силы его сдали?»

А цель у посланника была та, чтобы Шамсалмаали знал, как осведомлен о его делах их господин, и этому научил его Азудаддавла.

Шамсалмаали сказал: «Да продлится жизнь его, мы очень обязаны ему за эту любезность, но только извести его, что я еще более скорблю [о следующем]: в тот вторник, когда он тебя посылал, было такое-то число месяца, в ту ночь он в такой-то комнате пил вино и там-то лежал, уединившись с кравчим Ануштегином. В полночь он оттуда вышел и направился в женский покой, поднялся на крышу и пошел в * худжру Хайзуран Аваде и с ней тоже уединился.

Когда он спускался с крыши, нога его поскользнулась и он упал с лестницы. Я тоже все думал о нем и говорил: человеку сорок два года, неужели же рассудок его так пострадал? Зачем же пить столько вина, чтобы даже не мочь спуститься с крыши, и зачем посреди ночи менять ложе? Вот тогда и случается такая беда!»

Так он известил посланника о том, что и ему все известно.

И подобно тому, как ты будешь иметь сведения о царях мира, нужно, чтобы ты и о стране своей и о состоянии войска и подданных тоже все знал, каково оно.

Рассказ. Знай, о сын, что в дни дяди твоего Мавдуд ибн Масуда я поехал в Газну. Он меня почтил и уважил. Когда прошло столько-то времени, он меня повидал и изучил и дал мне должность личного надима, а личный надим — это такой, который никогда не отсутствует на пирах и беседах. Потому мне всегда нужно было присутствовать во время еды и питья, были ли при этом другие надимы или нет.

Как-то раз, ранним утром, он совершал утреннюю попойку и так, нетрезвым, дал войску прием. Люди пришли, поклонились и ушли. Вошел великий * ходжа Абдурраззак ибн Хасан ал-Майманди, он был его везиром. Он тоже получил доступ. Когда прошло некоторое время, вошел дворцовый соглядатай, поклонился и передал слуге Али ибн Раби записку, а слуга подал ее султану. Тот прочитал ее, потом обернулся к везиру и сказал: «Прикажи проучить этого доносчика сотней палок, чтобы он в другой раз писал доносы подробнее. Здесь написано, что вчера в Газне в двенадцати тысячах домов застали азартную игру, а я не знаю, в чьих это домах и в каких кварталах было. Как хочешь, так и делай». Везир ответил: «Да продлится жизнь господина, он сократил это для облегчения. Если бы он все подробно изложил, получилась бы книга, и в один- два дня нельзя было бы прочитать. Может быть, господин будет милостив и простит его, а я скажу, чтобы в другой раз он писал подробнее». Ответил: «На этот раз я прощаю, но другой раз пусть пишет так, как говорит ходжа». [103]

Потому-то нужно, чтобы ты был хорошо осведомлен о положении войска и подданных и не был лишен сведений о своей стране, в особенности же о своем везире, и нужно, чтобы ты знал, стоит твоему везиру выпить хотя бы глоток воды. Ибо весь свой дом ты вручил ему и, если будешь невнимательным к нему, будешь невнимательным к своему собственному дому, а не только к везиру. С окрестными царями, если они ровня тебе, если дружишь, то не будь полудругом, а если враждуешь, враждуй явно. Если можешь враждовать явно, то с родней своей тайно не враждуй, ибо я слышал

Рассказ, что Искандар шел на войну со своим врагом. Ему сказали: «О царь, этот человек, враг твой — беспечен, надо неожиданно напасть на него ночью». Искандар ответил: «Тот не царь, кто ворует победу».

Царствуя, привыкай творить великие дела, ибо царь — больше всех, и нужно, чтобы и речи и дела его были величавее всех. Тогда он добьется славы, ибо великую славу добывают великими делами и речами. Как сказала эта проклятая собака * Фараон, проклятие Аллаха на нем: я — господь ваш высочайший. И до дня воскресения будут читать этот стих Корана и почитать его имя из-за сказанного им великого слова.

Потому будь таким, как я сказал, ибо у незаботливого царя славы не будет. Подпись свою чти и всяких безделок не подписывай, только если даришь великий дар, или великую область, или великий корм. Если подписал, подписи своей не нарушай, разве что по очевидной причине. Ибо нарушение обещаний для всех непохвально, а царю еще непристойнее.

Вот условия царского ремесла. Хоть это и высокое ремесло, но я, согласно порядку книги, рассказал и написал [и о нем]. А если случится у тебя другое занятие, как дихканство, и другое какое дело будешь делать, нужно, чтобы и его правила ты соблюдал, дабы всегда распорядок и устройство дел твоих процветали. А вспомоществование от Аллаха.

О ПРАВАХ И ОБЫЧАЯХ ДИХКАНСТВА И ВСЯКОГО ДРУГОГО ДЕЛА, КОТОРОЕ ТЫ УМЕЕШЬ

Знай, о сын, что если ты будешь дихканом, то будь знающим [нужное] время. Что бы ты ни задумал посеять, не пропускай положенное на то время. Если посеешь на десять дней раньше времени, то это лучше, чем посеять на один день после срока. Держи наготове орудие и упряжку волов. Волов покупай хороших и хорошенько корми сеном. И нужно, чтобы у тебя в стаде всегда была запасная хорошая упряжка волов, чтобы не сорвалась у тебя работа и не прошел срок твоего посева, если у вола приключится какой-нибудь недуг.

Когда настанет время жатвы и посева, ты неустанно перепахивай землю и о посеве будущего года заботься в этом году. Сей всегда на такой земле, которая себя саму одевает, тогда она и тебя оденет. А такая земля, которая себя не одевает, не оденет и тебя. Действуй так, чтобы всегда заниматься устроением хозяйства, тогда от дихканства получишь прибыль.

Если же будешь ремесленником из числа ремесленников на базаре, то, каким бы ты делом ни занялся, работай быстро и тщательно, чтоб было много покупателей. Работу делай лучше, чем твои соседи, и довольствуйся незначительной прибылью. Чем получить за один раз десять на сто, лучше получи два раза по пять на сто. Не отпугивай покупателей запрашиванием и препирательством из-за цены, тогда ремесло тебя прокормит и больше людей будет иметь с тобой дело. Чтобы продать что-нибудь, говори с покупателем, [называя его] милым, и другом, и братом и [поминая] господа творца, в смирении не плошай, ибо при [104] ласке и любезности у тебя что-нибудь купят, а путем хмурости, и неприветливости, и глупости цели не добьешься.

Если будешь так поступать, то будет у тебя много покупателей, и поневоле будут тебе завидовать другие ремесленники, и станешь ты самым известным и знаменитым среди всех ремесленников.

Всегда держись привычки говорить правду, особенно о том, что продаешь. Остерегайся скупости, но соблюдай выгоду. Тем, кто ниже тебя, дари, а перед тем, кто выше тебя, заискивай. Не пользуйся слабостью других, в сделках с женщинами и детьми лишних выгод не ищи. С чужестранца не запрашивай, с застенчивым слишком не торгуйся. С достойным обращайся хорошо. С царем будь честен, но не стремись к нему на службу. С военными не общайся. С * суфиями будь и сам чистым суфием. Весы и гири держи правильные. С семьей не будь двоедушным, доходов для нее не отделяй. Товарищей не обманывай, в изделиях, которые изготовляешь, и для знатока и для неопытного, работай одинаково и будь честен.

Если будет у тебя возможность, пользуйся случаем давать в долг. Ложных клятв не давай, а только правдивые. Избегай брать проценты и не будь слишком жестоким в сделках. Если дашь нищему или неграмотному, то, раз ты знаешь, что средств у него нет, не требуй все время и не будь слишком настойчив. Будь чист сердцем, дабы видеть удачу, чтобы господь всевышний благословил заработок твой.

Каждый ремесленник, который так поступает, благороднее всего благородного. У ремесленников, у всякого цеха в их работе есть путь * джавонмарди. То, что является [необходимым] условием для ремесла, уже было сказано, в последней главе я расскажу о джавонмарди всякого цеха по мере своих сил, если даст Аллах всевышний.

Глава сорок четвертая

ОБ ОБЫЧАЯХ ДЖАВОНМАРДИ

Знай, о сын, что если будешь ты действовать как джавонмард, то сначала узнай, что такое джавонмарди и откуда происходит оно.

Итак, знай, что есть три вещи из свойств человеческих. Не найдешь ты ни одного человека, который бы сам о себе засвидетельствовал, что у меня этих [трех свойств] нет. Мудрый, и неразумный, и разумный — все благодарят за это господа всевышнего, хотя господь всевышний очень мало кому дал все эти три вещи, а у кого эти три вещи есть, тот из числа избранников господа всевышнего. Первое — разум, второе — правдивость, третье — человечность.

Если ты присмотришься по существу, то никто из людей, притязающих на разум, правдивость и человечность, не высказывает ложного притязания, ибо нет такой твари, в которой не было бы этих трех свойств, но вялость, и тупость, и порывистость основной путь этот для большей части людей закрывают. Господь всевышний создал людей как целое из разъединенных частей, назовешь ли ты их макрокосмом или микрокосмом, все равно. Ведь в теле человека есть часть природных сил, и небосводов, и звезд, и материи, и элементов, и формы, и души, и разума. Все это — раздельные миры, различающиеся по степеням, не вступающие в соединение, а люди составлены из этих миров и являют их целое.

И творец все это установил в связи и связал их друг с другом. Как ты можешь видеть, в этом большом мире существует связь небосводов, и звезд, и природных сил — они зависят друг от друга, хотя и различны по субстанции. Например, огонь и вода по всем качествам противоположны друг другу, противоположны друг другу и земля и воздух. Тогда земля стала посредником между водой и огнем, стала связью. У земли по сухости есть связь с огнем, а по холодности с водой, у воды — [105] по холодности с землей, а по мягкости с воздухом, у воздуха — по мягкости с водой, а по теплоте с огнем, у огня — по субстанции с эфиром, а у эфира — по пламенности с солнцем, которое царь звезд и небосводов, у солнца — по субстанциальности с материей, по принятию им воздействия от материи, ибо солнце из субстанции пятого элемента. У материи оказалась связь с душой по высшей эманации, а у души — с разумом. Итак, у пассивных явлений возникла связь с активными по материи и потенции, и, если пассивные явления не получают от активных материю и потенцию через ту связь, которая между ними установлена, они разрушаются. И так же активные силы — от небосводов, а небосводы — от материи, а материя — от души, а душа — от разума. Далее суди по аналогии.

И все, что собиралось в человеческом теле из темноты и тяжести, собралось от природных сил. Формы, и лицо, и жизнь, и сила, и движения собрались от небосводов. Пять телесных чувств, как слух, и зрение, и обоняние, и вкус, и осязание, собрались от материи, а духовные чувства, как память, решение, размышление, воображение и речь, собрались от души. Все же то, что в человеческом теле величавее всего, для чего источников нет и места ему указать нельзя, как человечность, мудрость и совершенство и благородство, основой чему является разум, [все это] появилось в теле от эманации высшего разума.

Следовательно, тело живо жизнью, а жизнь — душой, а душа — разумом. Если видишь у кого двигающееся тело, то там неизбежно должна быть жизнь, а кого видишь говорящим, там неизбежно есть душа, а где душа, — там неизбежно разум. Это есть у всех людей, но когда между телом и жизнью появляется завеса болезни, связь равновесия слабеет, от жизни в тело прилива сил не поступает, т. е. движения сил. У кого между жизнью и душой становится завесой тяжесть формы, у того не поступает притока сил от души в жизнь совсем, т. е. пяти чувств. У кого между душой и разумом становится завесой темнота и непонимание, там не поступает приток от разума к душе, т. е. мысли, решения, человечности и правдивости.

Следовательно, поистине, нет тела без разума и человечности, но высшая эманация закрывает духовный приток. Притязание находилось, а сути нет. Потому-то нет никого в мире, кто бы не притязал на человечность. Но ты, о сын, старайся не быть таким, как другие, не делай лишенных сути притязаний и держи открытым духовный приток для высшей эманации путем изучения и вникания, дабы стать сплошь сутью без притязаний.

Но знай, о сын, что мудрецы изготовили фигуру из человечности и разума, на словах воплощенную. У этой фигуры было тело, жизнь, чувство и духовные свойства, как человечность. Сказали они: тело этой фигуры — джавонмарди, жизнь ее — правдивость, молодость ее — мудрость, духовная сущность — свойства. Та группа, которой в удел досталось тело, это — айяры, и воины, и люди базара, которым дали прозвание джавонмард. Та часть, которой достались тело и жизнь, — обладатели внешних знаний и нищие — суфии, которых люди называют познавшими и смирившимися. Та часть, которой достались и тело, и жизнь, и чувства, — мудрецы, и пророки, и святые, которых люди считают самыми мудрыми. Та же часть, которой достались и тело, и жизнь, и свойства, — это ангелы, а среди людей — посланники.

Итак, те люди, которым в удел досталось джавонмарди, связаны с этой группой, если знать истинную связь. Как говорят: основа джавонмарди — три вещи: первое — что говоришь, то и делай, второе — не поступай против правды, третье — будь терпелив. Ибо всякое свойство, имеющее отношение к джавонмарди, покоится на этих трех вещах.

Итак, о сын, если это тебе трудно, я разделю эти три свойства по этим группам и выявлю основу и меру каждого из них, дабы ты знал.

Раздел. Знай, что благороднейший айяр — тот, у которого несколько добродетелей: то, что он смел и мужествен, терпелив во всяком деле, [106] держит обещания, целомудрен, чистосердечен, никому не причиняет вреда, допускает вред себе ради выгоды друзей своих, на пленников не посягает, нищих одаряет, злых удерживает от злых дел, говорит правду, правдивое слушает, воздает должное, за тем столом, где ел хлеб, зла не творит, за добро злом не отплачивает, ведет добрые речи, в беде видит благо. Если присмотришься, то все это восходит к трем вещам, которые я помянул, как передают в рассказе.

Рассказ. Слыхал я, что однажды в Кухистане сидела компания айяров. Вошел какой-то человек, сказал селам и молвил: «Я гонец от айяров Мерва. Они прислали вам привет и говорят: в Кухистане есть такие-то и такие-то айяры. Один из нас придет к вам. Есть у нас вопрос. Если вы на тот вопрос дадите правильный ответ, который нас удовлетворит, мы признаем ваше старшинство, а если правильного ответа не дадите, старшинство — наше». Ответили: «Говори». Сказал: «Пусть скажут, что такое благородство и что такое неблагородство и в чем разница между благородством и неблагородством. И если айяр будет сидеть на дороге и пройдет мимо него человек, а немного спустя, следом за ним, пройдет другой человек с мечом, собираясь убить того, и спросит айяра, проходил ли здесь какой-то человек, какой ответ должен дать айяр? Если скажет, будет донос, если не окажет, будет ложь, а и то и другое айярам неуместно». Когда услышали айяры Кухистана этот вопрос, поглядели они друг на друга. Был среди них один человек по имени Фазль Хамадани. Он встал и сказал: «Я отвечу». Сказали: «Говори!» Молвил: «Основа благородства — в том, чтобы делать то, что говоришь. А разница между благородством и неблагородством та, что ты терпишь. А ответ айяра таков, что он отодвинется на один шаг в сторону от того места, где сидел, и скажет: с тех пор, что я здесь сижу, никто не проходил; тогда он скажет правду».

А если ты будешь знать эти речи, тебе станет ясно, что такое благородство.

Свойство воинов. Итак, это благородство, о котором мы упомянули у айяров, воинам тоже обязательно поступать этим же образом, но еще полнее. Ибо воинское звание — это более совершенное айярство. Ио у воина к этому должны еще прибавиться великодушие, гостеприимство, щедрость, благодарность, чистота одежды и хорошее вооружение. Но пристрастие к женщинам, себялюбие, готовность служить и заносчивость у воина — добродетель, а для айяра — порок. Благородство людей базара тоже имеет свои условия, но об этом мы уже говорили в главе о ремесленниках.

Свойство богословов. Те люди, которым от фигуры человечности достались тело и жизнь, это, как мы уже сказали, обладатели религиозной науки и нищие суфии, их благородство называют знанием и смирением. У этих людей благородства больше всего, ибо благородство — тело фигуры, а правдивость — жизнь ее, а у них есть и жизнь, т. е. правдивость. Потому не нарушай вежливости по отношению к этим людям, так как они обладатели познаний богословских, как благородные улемы. Тот, кто обладает этими свойствами, ведет смиренные речи и достохваль-ные, и точно так же и действия его смиренны и достохвальны. В делах веры они пристрастны, далеки от лицемерия, никогда ни на кого не гневаются, кроме как в делах веры, никогда ради лицемерия не разглашают никаких тайн и не дают * фетвы, пока не смогут подтвердить ее клятвой о разводе, фетвами людей они не донимают и, если у кого-нибудь в каком-либо деле случится ошибка и у них есть средство исправить ее, они не скупятся и без всякой алчности поучают его [что делать]. Веры за мирские блага они не продают, свой аскетизм людям напоказ не выставляют, если они известны доброй славой, то все же грешника грехами его не попрекают, особенно на людях.

Если они дают кому-либо совет, то делают это тайно от людей, ибо давать людям совет при всех — это словно попрек и притеснение. Никогда они не решаются пролить чью-либо кровь и разрешения на это не [107] дают, хотя бы даже знали, что тот человек достоин казни, так как мертвый не воскреснет. Для них обязательно не называть человека кафиром из-за пристрастия к иному толку, ибо куфр — противоположность веры, а не противоположность толка. Неизвестных ему книг и наук он не отрицает и [не говорит, что то], что ему неизвестно, — неверно. Не дерзает он совершить проступок, но не теряет надежды на милосердие господа всевышнего.

Всякий законовед и набожный человек, обладающий такими свойствами, — и человек и джавонмард.

Свойства суфиев. Но условия суфизма и правила и благородство этих людей сами мастера их изложили, особенно устод имам * Абул-касим Абдалкарим Кушайри в книге «Послание о правилах суфизма», и шейх Абулхасан ал-Мукаддаси в «Изложении чистоты», и Абумансур ад-Димишки в книге «Величие», и * Али Вахиди в книге «Изложение о раскрытии очевидного». Я полностью не могу изложить правил тариката в этой книге, это изложено в книгах других шейхов, ибо моя цель в этой книге — дать совет и добиться для тебя успеха. Однако условие напоминания все-таки выполнено для того, чтобы, если придется тебе водиться с этими людьми, ни ты бы не был им неприятен, ни они тебе.

Я изложу тебе условия благородства этих людей, ибо никому из людей не достанется столько скорби в жизни, которую они [стремятся вести] чисто и богобоязненно. Они считают себя лучше всех людей. Слыхал я, что первый, кто открыл этот путь, был пророк Узейр, мир над ним; он достиг таких пределов в чистоте «времени» своего, что евреи назвали его сыном бога, прах им в уста!

Слыхал я также, что в дни пророка было двенадцать «людей суффе», отдававших рубище. Пророк часто с ними уединялся и очень их любил. Потому-то благородство для этих людей труднее, чем для других людей. Благородство у них двух видов: одно свойственно нищим суфиям, другое — влюбленным. Я упомяну и то и другое. Знай, что совершеннейший дервишизм — в том, чтобы ты ничего не имел, ибо отсутствие имущества и учение о единстве и есть самая суть суфизма.

Рассказ. Так слыхал я, что как-то раз шли вместе два суфия, у одного ничего не было, а у другого было пять динаров, Тот, у которого ничего не было, шел смело, не страшась, и, куда бы ни приходил, чувствовал себя в безопасности, спал в опасных местах и валялся, как сердце его желало. Обладатель пяти динаров от страха не решался спать, но все же сопровождал его. Как-то раз пришли они к колодцу, место было страшное, на скрещении нескольких дорог. Суфий без имущества поел и сладко заснул, а обладатель пяти динаров не смел заснуть. Он все говорил: «Что мне делать? У меня пять динаров золотом, место это страшное, ты заснул, а меня сон не берет, т. е. спать не смею и уйти не смею». Суфий без имущества сказал: «Дай мне [эти] пять динаров». Тот отдал их ему, и он швырнул их в колодец и сказал: «Вот ты и избавился! Спи спокойно или сиди, ибо нищий — в медной крепости».

Итак, по согласию всех шейхов, суфизм состоит из трех вещей: отсутствие имущества, вручение себя богу и твердая вера. Если ты на все смотришь единым взором, далек от зла и во всех своих делах препоны не имеешь, то у тебя уже и есть сущность тариката. Итак, дервиш всегда должен проявлять смирение перед богом, никогда не должен ни одному из братьев раскрывать свои мысли, кроме как о другом брате или себе самом. Ревность его должна быть всегда направлена на то, что почему мой брат не лучше меня, а себялюбие он должен изгонять из головы. Не должен он иметь личных целей, должен отложить их в сторону, должен смотреть взором отречения и подтверждения, а глазом двойственности ни на что не должен глядеть, от своих взглядов, предположений и несогласий должен отказаться. Ибо взор без предположений и есть подтверждение. Никто ему не будет противиться, ибо суть [108] истины — отрицание двойственности, а суть искренности — отрицание противоречия.

Знай, о сын, что если кто-нибудь с полной искренностью ступит на воду, вода под его ногой окрепнет. И если будут говорить об этом, с точки зрения разума это приемлемо, хотя и невозможно. Раз ты узнал истинную искренность, не отрицай и принимай на веру, ибо искренность — это такое явление, которое ни разумом, ни силой нельзя вложить себе в сердце иначе, как по дару господа, всевышнего и преславного, если она будет вложена в тело.

Дервиш — тот, кто смотрит взором искренности, страх не делает привычкой, и снаружи и внутри одинаков. Сердце его не бывает пусто от размышления о единстве, но в помыслах своих он предпочитает некоторую медлительность, дабы не сгореть в огне размышлений. Ибо люди тариката признали размышление огнем, водой для которого служит утешение. Потому-то веселие, и танец, и пение они ввели как средство утешения, а если дервиш не будет склоняться к пению и чтению нараспев, он всегда будет гореть в огне размышления. Тот же, кто не помышляет о единстве, тому слушать музыку и пение нельзя, ибо они еще умножают его омрачение.

* Шейх Ахи Зангани под конец жизни воспретил музыку и сказал: «Музыка — вода, вода нужна там, где есть огонь, лить же воду на воду умножает помутнение и осадок. Если там, где есть пятьдесят человек, один с огнем, то нельзя умножать помутнение сорока девяти человек ради одного, от этого одного можно потребовать терпения, как от остальных — искренности».

Если у дервиша внутреннего духовного воспитания нет, то нужно иметь хотя бы внешнее воспитание, чтобы из этих двух он был украшен хотя бы одной внешней формой.

Итак, дервиш должен быть набожным, красноречивым, безобидным, скрывающим порочность, выявляющим смирение, носящим чистое платье, снабженным всеми принадлежностями дервишей для путешествия и пребывания на месте, как посох, чаша для подаяния, кувшин для омовения, молитвенный коврик, веер, гребень, иголки, ножик для подрезания ногтей, он не должен нуждаться в шитье и стирке, а, напротив, оказывать эти две услуги братьям.

Он должен любить странствия, но один в странствие не должен ходить.

В * ханаку он не должен входить один, ибо от одиночества возникают грехи, а когда вступит в ханаку, не должен препятствовать благу, т. е. никого не должен удерживать от приближения [к цели]. Он должен сначала разувать левую ногу и обувать правую ногу. Подпоясанным выходить наперед он не должен. Садиться он должен там, где положат его коврик, а, садясь, должен испросить разрешения и по разрешению выполнить два ракъата [намаза]. Когда он входит или выходит, произнесет ли он приветствие или нет — безразлично, только утренний привет пусть не опускает.

Пусть водится с добрыми людьми и остерегается запретных деяний. Если не умеет он добиваться откровений, то пусть заучит слова откровений, дабы стать более любимым, тем дольше он пробудет в ханаке. Пусть насильно не добивается общения с кем-либо, пусть уважает старцев, ибо уважение к ним — обязательное предписание, а общение — необязательно. Пусть все, что делает, делает с согласия и по приказу всего общества. Если общество его попрекает, то, хотя бы он был невиновен, пусть не противоречит обществу, пусть просит прощения и несет кару.

К людям пусть крепко не придирается, дабы к нему самому так же крепко не придрались. Пусть редко отлучается со своего молитвенного коврика, лишний раз на базар пусть не ходит. Если он захочет предпринять какое-нибудь дело, по какой бы то ни было надобности, или захочет осуществить какое-нибудь свое дело, пусть делает это с разрешения всего общества. Если наденет халат или скинет его, пусть попросит [109] разрешения у общества или у старца общества. На коврике пусть не сидит, скрестив ноги или прислонившись к чему-либо. Тайком от людей пусть * хырки не разрывает и тайно от людей пусть ничего не ест, даже если бы это была одна миндалина, ибо это считают низостью. Пусть не называет вещей по их внешним признакам, а только так, как все общество их называет. Пусть среди общества много не говорит. Если наденут хырку, пусть и он делает то же, если снимут, — точно так же. Если может, то пусть ничью хырку не разрезает на куски и не собирает пищу, ибо для этих двух дел есть условия, которые не всякий может выполнить. Пусть пользуется всяким случаем омыть руки, пусть не кладет ноги на чужой коврик или чью-нибудь хырку. Посреди общества торопливо пусть не ходит и перед обществом взад и вперед не проходит, на чужое место не садится и не бывает обидчивым.

Когда поют или разрывают хырку и открывают голову, пусть не встает, ни с кем не говорит, ненужных танцев не пляшет. Когда одежда на теле будет разорвана, пусть сейчас же снимет и положит перед старцем. Если дервиш его укорит или похвалит, пусть поблагодарит уста его и предложит ему что-нибудь. Если дервиш даст ему хырку, пусть возьмет, скажет, что следует, поцелует, а затем вернет ему. Если он выполнит для дервиша какую-нибудь работу, сошьет ему одежду или вымоет, пусть без благодарности ему не возвращает. Если будет от него дервишу какая-нибудь неприятность, пусть поскорее исправит и отплатит. Если же будет удовольствие, пусть скорее поблагодарит и воздаст должное. Себе же, пока может, пусть должного никогда не требует, особенно от дервишей. Исфаханцы сами требуют, ко другим не воздают, хорасанцы не требуют, но и не воздают, табаристанцы не требуют, и не воздают, жители Парса и требуют и воздают. И я слыхал, что суфизм прежде всего возник в Парсе.

Дервиш в молодости должен считать труд сокровищем, а в старости избирать медлительность. Во время принятия пищи он не должен отсутствовать от стола, дабы люди его не ждали, раньше всех руку к еде не протягивать и не должен кончать еду первым, а только в согласии со всеми. Он не должен желать большего, чем то, что ему досталось, никому без разрешения своей доли не уступать. Если он не может есть по болезни, он должен извиниться прежде, чем накроют скатерть. За едой он не должен говорить. Если он постится и накроют к еде, он не должен говорить о своем посте и может нарушать его. Омовение он не должен совершать без разбору, не должен становиться на молитвенный коврик, не должен совершать омовение по разным обрядам.

Условия благородства у суфиев таковы, как я сказал. Условия же влюбленных — в том, что они не должны отрицать экстатические изречения суфиев, а просить о разъяснении их. Их пороки [влюбленный] должен считать добродетелями, например, неверие их считать верой. Тайны их он никому не должен говорить, о похвальных делах хорошо отзываться, а непохвальные стараться исправить.

Когда он идет к ним, он должен надевать чистое платье, сидеть почтительно, хырку, если выпадет она ему на долю, уважать и надевать, и прикладывать к голове, на землю не класть, на низкое дело ее не применять. Пока только может, он должен творить добро. Если он увидит, что суфии сняли хырку, пусть и он снимет. Если же эту хырку сняли от веселья, то пусть откупит ее за обещания или за пищу, возьмет и, поцеловав, вернет хозяину. Если же эта хырка упала от раздора, пусть никоим образом в это не вмешивается, а предоставит это пиру. Пусть никогда не входит, если у суфиев раздор, а если случайно попадет, то пусть сидит на месте и ничего не говорит. Пусть они сами уладят свои дела.

И среди суфиев нет доверенного божьего, который говорил бы: пришло время намаза, или: вставайте, совершим намаз, никто не понуждает их к служению богу, ибо они в этом не нуждаются, и никто им этого не приказывает. [110]

Пусть он в их среде много не смеется, но и не делает постного кислого лица, такого человека называют «туфлей». Если он достанет какую-нибудь сладость, хотя бы мало, пусть снесет им и извинится, что мало: хоть и мало было, но не хотел я прийти с пустыми руками, сладость больше подходит для суфиев.

Я — суфий, а твое лицо — единственное среди всех красавиц,
Все знают, стар и млад, женщины и мужчины,
Что твои алые губы по сладости — халва,
А халву нужно дарить суфиям.

Если ты будешь таким, то целиком и как следует выполнишь обязанности друга суфиев, ибо правила благородства и правдивости друзей таковы.

Но те люди, которым от фигуры человечности достались тело, и жизнь, и чувства, т. е. благородство, и правдивость, и мудрость, — это пророки.

Если только эти три свойства в нем объединятся, то это, несомненно, ниспосланный пророк или мудрый хранитель, ибо в нем есть оба толкования: и физическое и духовное. Физическая добродетель — правдивость и знание, духовная добродетель — мудрость. И если от тебя сокрыто, почему мудрость поставили выше знания и почему мудрость предпочли знающему, то я это затруднение тебе разрешу. Знай, что знание [маърифат] по-персидски значит познание, а познавать означает, что ты что-либо от порога познавания перевел в степень узнания. Мудрость [дониш] же по-персидски — знание [илм], когда ты знакомое и чужое полностью различаешь, по знакомству и чуждости, чтобы выявить степени добра и степени зла. И знай, что полнота знания в * пяти разделах. Что? и каково? и сколько? и почему?, т. е. что ты такое? каков ты есть? и почему ты? и сколько тебя?

И на вопрос: что ты? ответ таков, что ты скажешь: я знаю о том-то, что это такое или кто это такой. Это и есть знание, и звери это знание с людьми разделяют, ибо они признают свою пищу и своих детенышей, и человек точно так же, но так как у человека прибавилась еще и мудрость, то он может знать и что, и как, и сколько, и почему. Разве ты не видишь, что если поджечь пастбище зверей, то, пока они головы в огонь не сунут и не почувствуют боли от огня, они не удалятся, ибо они расценивают огонь через что, а не через как, а человек познает и что и как. Так стало очевидно, что мудрость выше знания.

Потому-то я и сказал, что у кого есть совершенство мудрости, тот — пророк, ибо пророки настолько выше нас, насколько мы выше зверей. У животных есть знание что и только, а у человека и сколько и как, а у пророков, которые наиболее совершенны среди людей, и как, и сколько, и почему и до конца. Звери знают только, что огонь жжет, человек знает, как он жжет, а совершеннейший знает, что жжет, и как жжет, и почему жжет, и по какой причине он жгуч.

Совершеннейший из людей — тот, у кого полнота благородства, а полнота благородства — в том, что у него полнота знания, а это только у пророков. Пророки полностью духовны, ибо у людей нет степени выше пророческой степени. И, следовательно, людьми, которым от фигуры человечности достались тело, и жизнь, и чувство, и свойство, могут быть только пророки. И когда, поистине, кому-либо досталась полная доля от фигуры человечности, то описать его можно только, как «чистого», и выше его только ему подобный, и познание его — через общение, речью и опытом. Ибо тот, у кого чистота, един в себе и от него в нем и им, и в нем от него через него, он от него через него и он с ним. Вода его чиста, цели его — без личных помыслов и искательства, свободен он от страха, чист от себялюбия и удален от разрыва. Его бытие в небытии, от небытия через небытие он вечен, в небытии при бытии существует. В чистоте он чист без определения. Он видит себя вне себя, а то, что [110] он вне себя, без себя не видит. Он взирает на сущность оком лишенного сущности. Потому, если степень этих людей велика и они достойны уважения, то это приемлемо.

Итак, о сын, старайся, каким бы ты ни был. быть впереди и сблизиться с благородством, чтобы быть избранником мира. К какому бы разряду ты ни относился, если хочешь вступить на путь благородства, не будь неосторожен и всегда три вещи держи закрытыми: глаз, и руку, и язык от того, что не следует видеть, и не следует делать, и не следует говорить. Три же вещи держи развязанными для врага и для друга: дверь дома, углы скатерти и завязки кошеля.

Насколько только можешь, не лги, ибо основа неблагородства — говорить ложь. И если кто-либо доверяет твоему благородству, то если бы ты сам был славнейшим человеком и самого дорогого для тебя человека убили бы и был бы это злейший враг твой, если он только сдался тебе и признал свою слабость и из всех людей доверился именно тебе, если бы даже погибла жизнь твоя в этом деле, дай ей погибнуть и не бойся, но до последней капли крови старайся ради него, тогда у тебя будет благородство.

А затем, пока ты жив, не мсти за прошлое и не задумывай предательства, ибо это не входит в правила благородства.

Но знай, о сын, что эта улица — длинная, и, если я раскрою благородство всех слоев населения [с пояснением], как и почему [оно так складывается] у каждого слоя, речь моя затянется. Скажу я кратко, и все, что я сказал, вытекает из этого слова: знай, что совершеннейшее благородство в том, чтобы ты считал свое добро своим, а чужое — чужим и не жаждал добра других людей. Если у тебя что-либо есть, должен ты давать долю людям, но на чужое добро не рассчитывать. То, что ты не клал, не бери; если не можешь людям сделать добро, ты хоть обереги их от зла, ибо в этом величайшее благородство. Кто будет так жить, как я сказал, тому достанется и этот мир и мир будущий.

Знай, о сын, что в этой книге я в нескольких местах говорил о нетребовательности. Еще раз повторяю: если хочешь никогда не знать докуки, всегда будь нетребователен и не будь завистлив, тогда сердце твое всегда будет весело, ибо основа огорчений — зависть, и в этом поражает людей доброе и злое действие небосвода.

Учитель мой говорил: человек должен быть предусмотрителен, но перед действием небосвода должен склонять шею и открывать рот, дабы, если слабость постигнет его от неба, поднять ее на шею, а если достанется вкусный кусок, положить в рот. Как говорит господь, великий и преславный: * бери то, что я дал тебе, и будь из числа благодарных.

Действие небосвода только этих двух видов и бывает. Если ты ступишь на этот путь, твое свободное тело никогда не станет рабом.

Не давай алчности места в сердце своем. Как тебе случится так, будь это добро или зло, тем и довольствуйся. Знай, что все разряды людей, сколько бы их ни было, — рабы господа всевышнего и преславного, все они — сыны Адама, мир над ним, один не меньше другого. Когда человек выбросит алчность из сердца и возьмет себе правилом нетребовательность, он не нуждается более во всем мире.

Если ты отгонишь алчность, о сын, все станет легко,
Стоянки твои от нетребовательности будут процветающими.

Итак, почтеннейший человек в мире — тот, кто ни в ком не нуждается, а наиболее жалкий и низкий — тот, кто нуждается в людях и не стыдится этого и ради золота и серебра служит себе подобному.

Рассказ. Слыхал я, что однажды * Шибли, да помилует его Аллах, пошел в мечеть, чтобы выполнить два ракъата намаза и отдохнуть. В мечети были школьники. Случайно было как раз время их завтрака, и двое ребят уселись около Шибли, да помилует его Аллах. Один был сын богача, а другой — сын нищего. Стояли у них две корзинки. В корзинке [112] богача были хлеб и халва, в корзине сына нищего — пустой хлеб. С: богача ел хлеб с халвой, и сын нищего попросил у него халвы. Сын богача сказал: «Если я дам тебе кусок халвы, ты будешь моей собакой?» Ответил: «Буду». Сказал: «Полай, чтобы я дал тебе халвы». Тот несчастный стал лаять, а сын богача давал ему халвы. Несколько раз он сделал так, а шейх Шибли, да помилует его Аллах, смотрел на них и плакал. Муриды спросили: «О шейх, что с тобой случилось, что ты плачешь?» Сказал: «Смотрите, что делает алчность и отсутствие нетребовательности с человеком. Что было бы, если бы этот ребенок довольствовался своим сухим хлебом и не жаждал халвы того ребенка? Не пришлось бы ему тогда и быть собакой у себе подобного!».

Потому, о сын, будешь ли ты отшельником или блудником, будь всегда нетребовательным и довольным, дабы стать величайшим и чистейшим в мире.

Знай, о сын, что в этих сорока четырех главах этой книги я рассказал тебе о всех науках, которые знал, как мог, и в отношении всего дал тебе несколько слов назидания и совета, кроме как в отношении разума. Ибо никак не могу я тебе сказать: будь насильно умным, ибо силой разуму научиться нельзя.

И знай, что разум двух видов: один — разум природный, а другой — благоприобретенный. Благоприобретенному можно научиться, но природный — это подарок господа преславного и всевышнего, обучением ему не научишь. Если только даст тебе господь, преславный и всевышний природный разум, — великое это счастье для тебя, старайся тогда о разуме благоприобретенном, научись ему и соедини благоприобретенный с природным, станешь тогда диковиной своего времени. Если же природного не будет, ни я, ни ты, никто тут ничего сделать не может. Тогда не оплошай хоть с благоприобретаемым, сколько можешь, учись, чтобы, если не станешь ты одним из мудрецов, не быть по крайней мере и одним из глупцов. Ведь если из этих двух будет у тебя один, это лучше, чем ни одного не иметь. Ибо сказано: если нет отца, то нет никого лучше отчима.

Теперь, если хочешь быть разумным, учись мудрым изречениям, ибо при помощи мудрых изречений можно научиться разуму.

Как спросили мудреца Аристотеля: «В чем сила разума?» Ответил: «У всех сила от пищи, а у разума — от мудрых изречений».

Теперь, о сын, знай, что все, что мне было в привычку, я объединил в книгу и о всякой науке и искусстве и всяком ремесле, которое знал, поместил я по главе в сорока четырех главах этой книги. И знай, о сын, что с детства и до старости был у меня такой обычай, и таков я был и шестьдесят три года моей жизни я провел таким образом и при таком поведении. И книгу эту я начал в четыреста семьдесят пятом году. И после этого, если подаст господь жизни, буду я таким же, пока буду жив, и то, что считал я хорошим для себя, считаю хорошим и для тебя. Если ты найдешь обычаи и свойства лучше этого, будь таким, как тебе лучше, если же нет, то вникай этим моим советам и увещаниям ухом сердца и повинуйся им. Если не послушаешь и не примешь, нет на тебя насилия, тот, кого бог сотворил счастливым, прочтет и поймет, ибо все это — признаки счастливых в обоих мирах.

Господь, да святится и возвысится он, да помилует меня и тебя, и пусть моя благосклонность подействует на тебя, во имя Мухаммада избранника и семьи и ради его, чистого, и да благословит его [бог] благословением великим, и слава Аллаху, господу миров.

^{Текст воспроизведен по изданию: Энциклопедия персидско- таджикской прозы. Душанбе. Ифрон. 1983 г.}