ЮСТ ЮЛЬ

ЗАПИСКИ ДАТСКОГО ПОСЛАННИКА В РОССИИ ПРИ ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ

В этот же день я отдал первый визит английскому посланнику, и (он) в своем доме уступил мне старшее место, так же как (сделал я) относительно его, когда он был у меня. (Посланник) предложил мне пообедать с ним, каковое (приглашение) я принял. После полудня, как я был у него, его посетил государственный вице-канцлер Шафиров, и так как между этим последним и мною возобновились пререкания, возникшие (еще утром), то я расскажу (о них) здесь обстоятельно.

Незадолго до моего приезда в Москву я написал Шафирову письмо и послал оное к посланнику Грунту для доставления по назначению. На адресе этого письма я дал Шафирову титул excellence, так как знал, что после Полтавской битвы он из статс-секретарей (пожалован) в вице-адмиралы, и так как полагал, что упомянутый почетный титул надлежит ему (по праву). По приезде в Москву я (однако) узнал от посланника Грунта, что письма моего он Шафирову не передал, частью оттого что я должен был скоро приехать, частью же и главным образом потому, что я дал государственному вице-канцлеру означенный титул (excellence), который, по словам (Грунта), подобал бы ему лишь в том случае, если бы царь сверх того произвел его и в тайные советники; (но) в этом (Грунт) сомневался, ибо ни он, ни прочие находящиеся здесь посланники ни о чем [115] подобном извещены не были. При этом Грунт посоветовал мне не давать Шафирову титула (превосходительства), не убедившись наперед в том, что остальные посланники будут делать то же самое, ибо если приучить его к сему (титулу), то (впоследствии) будет нелегко отменить (заведенный порядок). И вот, не застав дома по случаю “славы” ни Шафирова, ни канцлера, я написал (первому из них) письмо, на адресе которого, следуя таковому совету моего предместника, не поставил титула excellence. Когда (в тот день утром) мой дворецкий и толмач Эйзентраут принес ему это письмо, Шафиров напустился на него и заносчивым (тоном) сказал, что в этот раз он письмо примет, но что на будущее время (отказывается принимать) от меня (пакеты), если на них не будет значиться титул excellence, по его словам принадлежащий ему по праву. У английского посланника я завел с Шафировым разговор по спорному вопросу, выразил, до (какой степени) мне неприятно, что между нами возникло подобное недоразумение, и заявил готовность положить оному конец на следующих двух основаниях: я обещал Шафирову, что не премину давать ему титул, которого он требует, если только он представит мне доказательство, что царь произвел его в тайные советники, или же если обещается мне, что с нынешнего дня не станет больше принимать от прочих иностранных посланников писем без титула excellence на адресе. Но ни на то, ни на другое склонить его не удалось. Так мы и расстались, ничем не решив (дела). (Шафирова) в его упорстве очень поддерживал царский посланник при императорском дворе Урбих, находящийся в то время в Москве. Некогда он состоял на датской службе, (но) теперь был до того озлоблен против Дании, что пользовался всяким (удобным) случаем, чтобы вредить ее интересам и выгодам.

Однако по прошествии нескольких дней спорный вопрос (о титуле) разрешился сам собою ¹²³ — тем, что Шафиров заявил английскому посланнику, посланнику Грунту, прусскому посланнику Кейзерлингу и другим иностранным министрам о своем производстве в тайные советники. Таким образом он поневоле подчинился (нашему требованию), ибо мы общим советом решили и постановили — до получения от него подобного извещения не давать ему титула excellence. Затем, по общему соглашению, мы стали давать ему оспариваемый титул. Впоследствии во всю бытность мою в Москве между мною и Шафировым постоянно существовали добрые дружеские отношения. [116]

10-го. В этот день мне в первый раз пришлось писать отсюда по почте. По этому случаю я осведомился о размере платы, взимаемой за письма, и почт-директор monsieur Фаденбрехт, заведующий почтовою частью, доходы с коей поступают к вице-канцлеру Шафирову, сообщил мне, что отправляемые из Москвы письма оплачиваются: в Гамбург 40 копейками за золотник, в Кенигсберг и в Бреславль ЗЗ копейками за золотник, в Вильну 10 копейками, в Мемель 15 копейками и т. п. Из Москвы я направлял свои письма в Кенигсберг, и таким образом всякий русский лот, который гораздо легче датского, стоил мне 99 копеек, т. е. 7 или 8 датских скиллингов, так что (вообще) в течение года моя переписка обходилась мне в довольно крупную сумму, — (тем более) что по причине беспорядков и неисправности почты предписания посылались мне in duplo и (сам) я должен был тоже посылать все свои письма в дубликатах, вдобавок я переписывался со всеми королевско-датскими посланниками за границею; писем по собственным моим делам уже не считаю.

Так как при здешней обычной деревянной (стройке) домов и при неосторожности простолюдинов всегда следует опасаться пожаров, с другой же стороны (приходится) остерегаться воров и разбойников, вламывающихся ночью в жилье, чтобы грабить и воровать, то всякий, кому позволяют средства, содержит (особого) человека для ночного дозора и охраны двора от воров и огня. По прошествии каждого часа (сторож) этот должен производить тревогу стуком в ворота и затем (указывать) медленными ударами, сколько пробило часов, дабы живущие в доме слышали, что он не спит, и знали, который час, а воры опасались бы пускаться на разбой и кражи, слыша, что во дворе бодрствуют люди.

12-го. По русскому стилю был Новый год. С утра царь прислал мне сказать, чтобы я, по принятому (обычаю), пришел к нему или в собор, или же к тому месту, где стоял фейерверк, который предполагалось сжечь вечером. Я отправился к нему в (собор), главную (здешнюю) церковь. Она весьма красива и пышна. В ней висят восемь больших круглых серебряных паникадил выбивной, чеканной работы, с восковыми свечами. Посредине церкви спускается большая серебряная люстра, локтей 14 вышиною; высокие ветви ее расположены семью венцами; нижние имеют в длину локтя три, а нижний круг, к которому они прикреплены, равен в обхвате большой винной бочке. Службу совершал митрополит Рязанский, он же и вице-патриарх ¹²⁴ (:ибо по смерти последнего патриарха ¹²⁵ царь не захотел утверждать нового ввиду великой власти и (многочисленных) сторонников, которых имеют в России [117] патриархи:). (Митрополит) служил по-русски, приемы его напоминали приемы наших священников. Любопытно, что царь стоял посреди церкви вместе с прочею паствой; и хотя обыкновенно он носит собственные волосы, однако в тот раз имел на (голове) старый парик, так как в церкви, когда ему холодно голове, он надевает парик одного из своих слуг, стоящих поблизости; по миновании же в нем надобности отдает его кому-нибудь по соседству ¹²⁶. На (царе) был орден Св. Андрея, надеваемый им лишь в редких случаях. Он громко пел наизусть так же уверенно, как священники, монахи и псаломщики, (имевшие) перед собою книги; ибо все часы и обедню (царь) знает, как “Отче наш”.

По окончании службы царь поехал со всем своим придворным штатом к тому месту, где вечером должен был быть сожжен фейерверк. Там для него и для его двора была приготовлена большая зала, во всю длину которой по сторонам стояло два накрытых для (пира) стола. (В зале) возвышались также два больших поставца с серебряными позолоченными кубками и чашами; на каждом (было) по 26 серебряных позолоченных блюд, украшенных искусною резьбой на старинный лад; не говорю (уже) о серебре на столах и о больших серебряных подсвечниках выбивной работы.

Сняв с себя орден, царь сел за стол. Тотчас после него сели прочие где попало, без чинов, (в том числе) и офицеры его гвардии до поручиков включительно. Как Преображенская гвардия, так и Семеновская стояли в ружье наружи. За одним этим столом сидело 182 человека. Мы просидели за столом целый день (сев за него) в 10 часов утра и (поднявшись лишь) два часа спустя после наступления темноты. Царь два раза вставал из-за стола и подолгу отсутствовал. Пили разные чаши, причем стреляли из орудий, поставленных для этой цели перед домом. Забавно было видеть, как один русский толстяк ездил взад и вперед по зале на маленькой лошади и как раз возле царя стрелял из пистолета, (чтобы) при чашах (подавать) сигнал к пушечной пальбе. По зале лошадку толстяка водил под уздцы калмык. Пол (залы) на русский лад был устлан сеном по колена.

Тут царь показывал мне меч, (весь) с клинком и рукоятью сработанный в России из русского железа и русским мастером. (Меч этот) царь носил при бедре. Он рассказывал мне, что накануне с одного удара разрубил им пополам барана поперек спины.

Митрополит, или вице-патриарх, со множеством архиереев, архимандритов, профессоров и попов сидел за особым столом по [118] левую сторону (от царя?). Так как все они были монахами, (а монахи) никогда не едят мяса, то им подавалась исключительно рыба.

В 10 часов (вечера) зажгли в высшей степени красивый и затейливый фейерверк. Замечательнее всего была в нем (следующая аллегория): на двух особых столбах сияло по короне; между ними (двигался) горящий лев; (сначала) лев коснулся одного столба, и он опрокинулся, затем перешел к другому столбу и покачнул его, так что (и) этот (столб) как будто готов был упасть. Тогда из горящего орла, который словно парил в воздухе, вылетела ракета, попала во льва и зажгла его, (после чего) он весь разлетелся на куски и исчез; между тем наклоненный львом столб с короною поднялся и снова стал (отвесно). Мысль эта была заимствована царем из (рисунка) одной серебряной медали, выбитой по распоряжению шведского короля ¹²⁷. (Царь) показывал ее мне; размером (она равняется монете) в две датские марки; на ней представлен лев (и два увенчанных короною столба); один из них лев схватил лапою и переломил пополам, причем корона с него упала; второй (столб он) схватил другою лапой и сильно наклонил. Шведы хотели этим выразить, что король шведский отнял у короля польского корону, а царя поставил в безвыходное положение.

Граф Пипер и прочие шведские генералы были приглашены смотреть на фейерверк, и для этого им отвели (особую) залу, где они стояли и на все смотрели.

В фейерверке замечались красивые голубые и зеленые огни, изобретенные (самим) царем, а равно многочисленные огненные шары и огненные дожди, превращавшие ночь в ясный день, так что и на далеком расстоянии можно было отчетливо видеть и узнавать всех проходящих.

На этом пиру царскую любовницу Екатерину Алексеевну и остальных женщин угощали в особой зале, так что в этот раз они, против обыкновения, не были вместе с мужчинами.

16-го. Между Рождеством и Крещением ¹²⁸ русские не соблюдают обычных недельных постных или рыбных дней, как уже указано, приходящихся в обыкновенное время на среды и пятницы. В нынешнем же году (самое) Крещение пришлось на пятницу, т. е. на постный день, а так как Крещение празднуется у них свято и потому поститься в этот день нельзя, то они постились накануне, в четверг.

17-го. По русскому стилю было, как сказано, Крещение. В этот (день) патриарх ежегодно совершает большое водосвятие. Теперь [119] оно отслужено было митрополитом Рязанским, который в качестве вице-патриарха исправляет его должность.

Чтобы видеть (церемонию), я поехал в Посольский приказ, где (должен был) дожидаться ее начала. (Посольский приказ) это канцелярия, ведающая иностранными делами. Пол в приказе, сени и ведущая наверх лестница выложены литыми чугунными плитами величиною и толщиною с готландские каменные плиты. На лестнице поверх этих чугунных плит положены еще железные прутья, чтобы зимою, когда по плитам ходить скользко, нога встречала более верную опору. Расстояние (между прутьями) равняется их толщине.

Так как прошло много времени, прежде чем духовенство приготовилось к водосвятию, и (мне) стало скучно, то в ожидании я пошел в главную церковь, находящуюся возле самого приказа. Там я видел тела трех покойников, стоящие по разным углам. Как мне сообщили, (лица эти) в свое время были митрополитами или архиепископами Московскими. Всякий подходил к телам и, крестясь, кланялся перед их гробами, а иные давали денег человеку, стоявшему у гроба; тот подымал его крышку, и заплатившие целовали в знак благоговения одежды покойника. Остальным, кто не платил, предоставлялось целовать только крышку гроба. В четвертом углу церкви находится небольшая темная четырехугольная закрытая часовня с горящими свечами и лампадами. Там стоял маленький мальчик и читал вслух из (какой-то) книги для всех, кто туда входил, чтоб поцеловать распятие, под которым, как говорят, хранится кусок ризы Господней. Много людей стояло наружи около этого угла и, обратившись к нему лицом, крестилось и кланялось.

Торжество (водосвятия) началось в полдень. (Открылось оно) так. Впереди шли два псаломщика, каждый с (хоругвию), подобною штандарту; за ними около 200 других диаконов, или псаломщиков; далее 227 попов, или священников; все (они были) в облачениях; за ними следовали еще два диакона, или псаломщика, каждый со стеклянным распятием, и между этими двумя распятиями (третий) псаломщик нес образ Божией Матери, перед которым человек нес на шесте фонарь с зажженною свечой; потом (шли) другие (духовные лица) с большими церковными книгами, окованными позолоченною медью; затем шел вице-патриарх, державший пред собою, на высоте лица, серебряное позолоченное распятие в пол-локтя длиною; за ним следовало 9 епископов в епископских облачениях и митрах; (последние), приблизительно в 1/4 локтя вышиною, из позолоченного серебра или меди, с выбивными изображениями, усажены жемчугом и разными камнями, а внизу опушены горностаем. Все шествие с обеих сторон (охранялось) солдатами с мечами наголо. В таком порядке духовенство (вышло) из главной церкви (и) спустилось на Москву-реку, протекающую сейчас за Посольским приказом. От этой реки получил свое название и [120] город. На ней, на льду, была устроена решетчатая загородь, (образующая) четырехугольник локтей в десять (в ту и другую сторону); (загородь устроена была с тем), чтоб никто не упал в воду, так как прорубленная во льду прорубь занимала все (внутреннее) ее пространство. Кругом всюду были постланы персидские ковры и красное сукно; особенно (отличалось убранство) с той стороны, где находилась дверь, ведущая к воде. Кругом этой загороди была другая, большая загородь, равным образом из решетки, занимавшая квадратную площадь шагов в 90; на всем этом (пространстве) лед был покрыт помостом из досок. У проруби, против дверей (внутренней) загороди, ведущих к воде, стоял митрополит, или вице-патриарх; прочее духовенство расположилось по правую и по левую руку от него, кругом внутренней решетки. Облачение вице-патриарха почти не отличалось от (облачения) других епископов; только на плечах его лежала белая лента шириною в полторы четверти (локтя); концы ее спускались один спереди, а другой сзади. Вот выступил диакон, или псаломщик, почитал над водою из книги, затем, взяв кадило, последовательно покадил им воде, всем принесенным образам, церковным книгам, распятиям, а под конец вице-патриарху, епископам и всему священству. Потом несколько маленьких детей в стихарях пропели какую-то (песнь), по окончании которой вице-патриарх обеими руками благословил стоявший за наружною решеткой народ. (При благословении он) соединял большой палец с безымянным, а прочие держал поднятыми кверху. Далее (митрополит) взял кадило, покадил воде, образам, книгам, духовенству, народу и наконец мне, ибо по моей просьбе и согласно приказанию царя я был впущен за решетку вместе со священниками. За сим два диакона, или псаломщика, поднесли митрополиту самую большую и великолепную из церковных книг, напечатанную in folio на александрийской бумаге, и держали перед ним открытою, пока он читал из нее третью главу Евангелия от Матфея о крещении Христа. Тон и манера (его чтения) были те самые, какими наши священники служат перед алтарем обедню. (За митрополитом) диакон, или псаломщик, снова прочел что-то довольно длинное, причем духовенство по обыкновению пело ему в лад. После этого вице-патриарх, (сопровождаемый) по сторонам двумя диаконами, подошел к (той) загороди, где была вода. Там один человек посредством небольшого решета, прикрепленного к длинному шесту, постоянно мешал воду, чтоб она не замерзала. В воде, у края, стояла большая дощаная посудина вроде тех, в которых мочится зерно, обращаемое в солод. Посудина эта, четырехугольная, продолговатая, плотно законопаченная и засмоленная, напоминала собою маленькую ладью. Вода не могла в нее проникнуть, и стоя в этой лодочке, можно было удобно черпать освященную воду, не рискуя упасть в полынью. Лодочка была вся обложена коврами. В нее спустился вице-патриарх, долго почитал [121] из книги, которую держали перед ним диаконы, подул между прочим три раза крестообразно на воду, три раза крестообразно провел по ней пальцами, наконец взял распятие и троекратно медленно погрузил его в воду, причем после всякого раза капли с него заставлял стекать на (предназначенное) к тому серебряное блюдо, стоявшее у него под рукою. (Вода), накапанная таким образом, считается наисвятейшею. Тем и заключилось водосвятие.

После того вице-патриарху подали несколько больших серебряных кувшинов, которые он первыми сам должен был наполнить новоосвященною водой для царского двора. Прежде чем зачерпнуть кувшином, он всякий раз крестообразно проводил им по воде. Между тем все устремились к проруби, чтобы набрать оттуда воды в кружки и кувшины, подвешенные к полотенцам. (А) епископы и прочие духовные лица трижды окунули пальцы в наисвятейшую воду, сбежавшую с распятия, и промыли себе ею глаза. Духовенство запасалось тут святою водой в таком количестве, чтобы ее, по их расчету, достало на весь год. Как только вице-патриарх отошел от (проруби), к ней подбежал мальчик-подросток в одной рубашке, бросился в воду и тотчас же выплыл. Некоторые прорубили себе проруби ниже течения и там купались в утекающей святой воде.

(С Москвы-реки) вице-патриарх и прочее духовенство прежним порядком пошли обратно в церковь, из которой вышли.

21-го. Был я у князя Меншикова. Живет он в Немецкой слободе, т. е. пригороде, на большом великолепном подворье. Все у него было пышнее, чем у других русских сановников и бояр, а кушанье приготовлено лучше. Гости сидели за прекрасным серебряным столом. Тем не менее старинные русские обычаи проглядывали во многом.

25-го. После многократных (с моей стороны) настояний и долгой проволочки великий канцлер граф Гаврила Иванович Головкин и государственный вице-канцлер Петр Павлович Шафиров прислали ко мне на дом сказать, что они в первый раз соберутся у меня, в моем доме, для тайных переговоров по делам моего короля. Но так как русские всегда заботятся о поддержании своего достоинства и чести, то (Головкин и Шафиров) велели мне в то же время сказать, что в сущности, как им хорошо известно, первая тайная конференция должна бы произойти в доме великого канцлера, но что, несмотря (на это), во избежание промедлений они придут ко мне сами.

Великий канцлер Головкин, высокий, худой, тем не менее видный старик, никакого языка, кроме русского, не знает и умом весьма недалек. Царь возвел его в графы, (а) затем римский император — в графы Римской империи. Как все русские, он весьма дорожит своею честью и достоинством. (Вообще) между прежними русскими и нынешними только та разница, что нынешние твердо знают, какая честь им надлежит (и какую) должны им оказывать (другие); между тем [122] сами они под предлогом недоразумения (или того) что они не знали, не были предупреждены (и проч.), забывают воздавать подобающее другим. Примером этому (может служить) следующий случай. Несколько дней спустя я препроводил к великому канцлеру памятную записку, в заголовке которой написал одно лишь “hochwohlgebohrner” ¹²⁹; ввиду этого он велел мне передать, что не будет принимать от меня писем, если я не буду давать ему титула: “hochgebohrner Hr. Graf” ¹³⁰, каковой на самом деле подобает одним имперским князьям ¹³¹.

Государственный вице-канцлер Шафиров, мужчина толстый (и) низкого роста. Предки его были евреями, но отец его и (сам) он перекрещены. Действительно, (как) он, (так) и его дети очень похожи на жидов. Некоторые уверяют даже, что втайне он остался евреем. А впрочем он крайне надут и чванен, подобно всем остальным (русским). В делах царь часто им пользуется. Вообще же (Шафиров) человек умный; по-немецки говорит как на родном языке; в переговорах с ним легко приходишь к соглашению, да и в иностранной политике он довольно сведущ.

27-го. Я был на свадьбе, на которую царь велел позвать меня накануне. Происходила она следующим образом. Маршалом на нее царь назначил генерал-майора Долгорукова. В руке (Долгоруков) держал длинный маршальский жезл, обтянутый красным сукном и (украшенный) бантом из белых лент; на рукаве у него была белая повязка. При нем постоянно находились четыре шафера с красными бантами и один форшнейдер с белою повязкой на рукаве.

В России невесту ведут в церковь ее отец и брат, если они живы и присутствуют (на свадьбе); если же их нет, то они замещаются двумя другими (лицами). (Жениха тоже должны вести в церковь его отец и брат, если они живы:). Ввиду этого обычая царь, дабы почтить жениха и невесту, сам заменил невесте отца, а мне приказал заменить ей на то время брата, что было сочтено за великую для меня честь. Невеста, сопровождаемая двумя офицерами, пошла в церковь пешком; (церковь) находилась возле самого (ее) дома. Царь и я заместо отца и [123] брата встретили ее на паперти и повели в церковь, на (то) место, где (ее должны были) венчать. Стала она там по левую руку от жениха, как при венчании в Дании. Тут вышел священник, покадил всем образам, бракосочетающимся и народу и затем дал в руки жениху и невесте по восковой свече, которую они приняли, поцеловав у него руку. Совершая (службу), священник тоже держал в руке свечу. На полу между ним и венчающимися лежал кусок белой камки. Пока священник читал над ними, диакон, или псаломщик, в промежутках (его чтения) пел по обыкновению “Господи, помилуй”, т. е. “Kyrie elejson” ¹³². Далее священник спросил венчающихся, желают ли они иметь друг друга (мужем и женою). Они отвечали утвердительно, после чего обменялись кольцами, как то делается в Дании на свадьбах в высшем кругу. Тотчас вслед за этим принесли два венца: один из них священник надел на голову жениху, другой был бы надет на невесту, если б она была девушкою, но так как она была вдова, то венца ей не надели. Потом (венчающиеся) дали друг другу руку, а священник отвернулся от них, но затем тотчас выступил с маленькою рюмкой красного вина и выпил за здоровье жениха и невесты. Рюмку (эту) принял от него жених и три раза выпил за здоровье невесты; она всякий раз отвечала ему (тем же); оставшееся в рюмке (вино) выпил жених. Затем священник осенил молодых крестным знамением и поднес им распятие, которое оба они поцеловали. Этим и заключилось венчание. Совершалось оно без малейшего благоговения и с такими суетными приемами, что (казалось) дело происходит (не в храме): кругом все шумели, болтали, смеялись, даже бранились между собою.

Когда мы вернулись из церкви в дом, то за (один) стол посадили: молодых под балдахином, форшнейдера рядом с новобрачною и затем всех женщин вообще, (а) за другой, насупротив: невестина отца и брата, т. е. заменявших ей их царя и меня, тоже под балдахином, и по обе стороны от нас невестиных друзей.

Вдовствующие царицы с их придворным штатом кушали в отдельной комнате.

За (обедом) маршал начал с чаши молодых, потом предложил здоровье ближних друзей невесты. В качестве таковых, пока последняя чаша обходила всех кругом, царь и я должны были стоять, а в заключение благодарить (присутствующих). Потом пили чашу маршала, за нею чашу шаферов и самою последней чашу форшнейдера. Далее (чаши пились) как попало.

После стола танцевали преимущественно польские танцы; (танцевали) как у нас, сперва медленно, затем немного веселее и наконец (пускались) вприскочку. (Выходили) не иначе как по три пары зараз. Танцующая пара начинала с того, что кланялась молодым, всем [124] поезжанам, взаимно друг другу, затем шла на нижний конец комнаты, кланялась там женщинам, потом опять возвращалась назад, повторяла поклоны и приветы молодым, и проч., и тогда уже начинался стройный танец. Первыми танцевали маршал с молодою и два других друга жениха, так что маршал открывал танцы. За этим (танцевали) царь и я как (посаженые) отец и брат молодой.

30-го. Меня посетил генерал-лейтенант Алларт ¹³³, кавалер ордена Св. Андрея. (Он) считается одним из лучших царских генералов и в битве под Полтавою (сражался) доблестно, так что стяжал себе известность. Родом он пруссак и по-видимому человек умный и честный.

После полудня царь ел у посланника Грунта, где присутствовал и я. Тут случилось любопытное (приключение), которое я не хочу пройти (молчанием). У царя есть повар, Иоганн фон Фельтен, уроженец графства Дельменгорст. Так как он весьма щекотлив и (при том) не любит шведов, то царь постоянно преследует его [щекочет?] и дразнит, называя шведом, хотя в сущности весьма к нему милостив и внимателен. Так было и здесь: царь начал его дразнить [щекотать?], браня шведом; но Фельтен убежал (от него) под мою защиту, прося ходатайствовать у царя, чтоб он перестал его дразнить. Но царь зажал мне рот, потребовав, чтоб я за него не просил, так как Фельтен будто бы швед. Когда же повар закричал, что нет, что он родился в Дельменгорсте, то царь возразил: “Ты швед, потому что родился в Бремене, в Вердене”. Этим он без сомнения намекал на посланника Грунта, который действительно оттуда родом.

31-го. Так как царь самоедов, француз Вимени, о котором пространно говорилось под 1 января, опившись во время “славы”, скончался, то царь, с особою заботливостью относящийся к своим придворным (:а Вимени считался одним из них:) и всегда, если он (только) не в отсутствии, провожающий до могилы прах последнего из своих слуг, приказал устроить ему замечательнейшие похороны, какие (вряд ли) были виданы ранее. (Сам) царь, князь (Меншиков), генерал-адмирал Апраксин, его брат казанский генерал-губернатор, великий канцлер и вице-канцлер, (московский) комендант и много других важных лиц, одетые поверх платья в черные плащи, провожали покойного, сидя на описанных под 1 января самоедских санях, запряженных северными оленями и с самоедом на запятках. Сани (эти) сбиты из двух длинных кусков дерева и нескольких [125] попееречных поверх (их) перекладин, на которых лежит доска, слегка устланная сеном. На царе, как и на всех других (провожавших), поверх его коричневой повседневной одежды был черный плащ, а всегдашняя его шапка повязана была черным флером. В таком порядке покойника отвезли [отнесли] в католическую церковь, ибо он был католиком. Там отпевал его и служил над ним один иезуит. (Католическая церковь) весьма красивая, каменная, (находится) в Немецкой слободе. Трудно описать, до чего смешон был этот похоронный поезд (как) на пути (в церковь), (так) и (по дороге) обратно.

После полудня царь с великим канцлером и вице-канцлером пришел ко мне на дом для тайных переговоров и по окончании (конференции) пробыл у меня до 8 часов вечера ¹³⁴.

Февраль

2-го. После долгого промедления и проволочек посланника Грунта повезли наконец на прощальную аудиенцию. За ним присланы были от царя два крытых экипажа, оба шестериком. Один, старый, принадлежал царю; другой, поновее, князю Меншикову. В 10 ч. (к Грунту) явился пристав, некий подполковник Преображенского полка, и сказал ему, что прислан за ним от царя. У себя в доме посланник предоставил ему (место по правую) руку, в повозке же Грунту (правое) место уступил пристав. В закрытой повозке князя сидели королевско-датский комиссар Бутенант-Розенбуш и секретарь королевской миссии г-н Schowboe. В таком (порядке) поехали во дворец. При следовании посланника туда и обратно Семеновский полк, растянувшийся по дороге, насколько (у него) хватало (людей), стоял в ружье с распущенными знаменами, и где проезжал посланник, там били в барабаны.

Любопытно, что когда (Грунт) ехал (во дворец), царь, (руководствуясь одним) старинным русским (обычаем), несколько раз посылал сказать (везшим его людям), чтоб они останавливались, а затем (приказывал им) ехать скорее. (Делал он это), чтобы показать свое могущество и власть; ибо следует заметить, что (как) он, (так) и (вообще) все русские не отрешаются ни от одного из (тех) старых русских обычаев, которые могут служить им к возвеличению, и в настоящее время только и делают, что изучают чужие (обычаи), пригодные для такого поддержания и умножения их достоинства и чести. [126]

В зале аудиенций пол и стены были сплошь устланы и увешаны персидскими коврами. В верхнем конце ее, справа, стоял стол, покрытый вышитым ковром; (над столом) был навес; слева от стола стояло кресло, сплошь усаженное тысячами восточных алмазов и разноцветных камней. Кресло это изготовлено в 1636 г. для Алексея Михайловича, отца (ныне царствующего) царя, о чем гласит латинская надпись, вышитая на спинке. Все кресло оковано золотом, в которое (и) вставлены камни. По правую сторону от стола, опираясь на него, стоял царь с непокрытою головой. К столу (вели) три ступени.

У дверей залы посланника встретил камергер и подвел к этим ступеням. Тут ему объявили, что ввиду прибытия другого посланника, имеющего его заместить, (и) согласно требованию его государя царь отпускает его. Затем Грунт сказал царю речь, причем, как было условлено ранее, не перечислил полностью его титула. (Было) также (решено), что на аудиенции посланник не будет обязан снять шпагу, каковое (обязательство) было однако установлено договором, заключенным между царем и блаженной памяти королем датским Христианом V. Речь свою посланник произнес по-немецки, слово в слово по (тексту), переданному им за два дня пред тем на письме: ибо в России прежде чем допустить посланника на аудиенцию, требуют от него списка с его торжественной речи, что в сущности незаконно и в других (государствах) необычно. Делают это (русские) с тем, чтобы заранее узнать, не заключает ли в себе (речь) чего-нибудь неприятного. Во время (чтения речи) царь все стоял у стола. Когда Грунт кончил, великий канцлер граф Головкин передал ему царскую отпускную грамоту к королю, запечатанную большою Российскою печатью и завернутую в кусок красной тафты, после чего (посланник) был допущен к царской руке. (Царь) просил (Грунта) кланяться его величеству королю датскому. Королевско-датский комиссар Розенбуш и состоявший при посланнике секретарь королевской миссии Sc(h)owboe, который тогда равным образом уезжал, тоже поцеловали у царя руку. Затем Грунт вышел задом из залы, сел в свою повозку и прежним порядком был отвезен домой.

Царь приказал угостить посланника в его доме (обедом). (За столом) по русскому обыкновению подавались сначала соленые яства, затем жаркие и потом супы. (Все подавалось) на серебряных блюдах старинной работы. Перед посланником положили два больших ножа с золотыми рукоятками и большую золотую ложку; перед остальными же гостями (лежали) обыкновенные серебряные ложки. Здоровья за столом пились из больших серебряных позолоченных кубков (в следующем порядке): чаша короля датского, чаша царя, чаша королевы датской, чаша датского наследного принца, чаша царевича московского, чаша датского королевского дома и чаша [127] русского царского дома; таким образом датский двор всегда предпосылался русскому.

Перед отъездом Грунта царь сделал ему честь, пожаловал ему свой portrait, или изображение, украшенное алмазами. Впрочем (алмазы) ввиду их плохого (качества) и изъянов не (представляли) большой ценности. Русские приняли за обыкновение перед отбытием иностранных послов от (царского) двора на родину взамен известной суммы денег, которая (в этом случае) дается им при других европейских дворах, дарить их соболями, чем соблюдается экономия, ибо соболи, ежегодно поступающие в Царский приказ из Сибири, достаются царю даром. Равным образом и Грунт вместо (денежного) подарка, надлежавшего ему по праву как посланнику, получил 100 пар соболей; впрочем, опасаясь, что он не выручит их стоимости, Грунт устроился так, что русские приняли соболя обратно и взамен уплатили ему 1000 рублей.

5-го. Царь катался по Немецкой слободе. Он велел привязать друг к другу 50 с лишком незапряженных саней и лишь в передние, в которых сидел сам, (приказал) запрячь десять лошадей; в остальных (санях разместились) важнейшие русские сановники. Забавно было видеть, как, огибая угловые дома, (сани) раскатывались и то тот, то другой (седок) опрокидывался. Едва успеют подобрать упавших, как у следующего углового дома опять вывалятся (человек) десять, двенадцать, а то и больше. Царь любил устраивать подобного рода комедии — даже, как сказано выше, и тогда, когда занят самыми важными делами, которыми между тем ведает один, ибо как на суше, так и на море должен сам все делать и всем распоряжаться, притом (решать) и текущие государственные вопросы. Что же касается его невежественных, грубых подданных, то от них (царь) имеет мало помощи, зато лично одарен столь совершенным и высоким умом и познаниями, что один может управлять всем.

10-го. Получив разные поручения от короля, я отправился рано утром (к царю) в слободу, называемую Преображенскою. (Расположена она) верстах в двух от Немецкой слободы. Царь живет там на небольшом неказистом, плохом подворье, построенном исключительно из леса и напоминающем священнический двор в Норвегии. Ворота (подворья) всегда заперты, и к ним приставлена стража, так что никто туда попасть не может; (посетителю) трудно даже добиться, чтоб (о нем) доложили. Сюда царь удаляется с двумя-тремя приближенными не столько для занятий, сколько во избежание всяких посещений.

После долгого промедления меня наконец впустили, и я доложил царю о своем деле. Он велел, чтобы я в тот же день повидался с его министрами и переговорил с ними. Вследствие такового (приказания) из Преображенского я поехал к великому канцлеру графу [128] Головкину и имел с ним и с вице-канцлером Шафировым разговор по королевским делам. Как при этом, так и при других свиданиях великий канцлер в своем доме всегда уступал мне (место по правую) руку. В конце концов решили, что на следующее утро мне будет дана царем не торжественная, а частная аудиенция. При этом я попросил, чтобы для сопровождения меня на аудиенцию прислали за мною по меньшей мере камергера, но (на это) не согласились и (назначили ко мне) только секретаря. Затем я отправился домой. Несмотря на все старания и просьбы, торжественной аудиенции с обычным церемониалом я добиться не мог. Предлогом к отказу (русские) выставляли то, что верительная моя грамота к царю была запечатана не большою королевскою канцелярскою печатью, а лишь кабинетною, подобно (простым) письмам, ибо она была писана и помечена во время путешествия короля по Италии, и что на адресе царский титул приведен не полностью. Я заручился однако от великого канцлера письменным удостоверением в том, что настоящая частная аудиенция не помешает мне в свое время требовать аудиенции торжественной. Привел я при этом следующие мотивы: предлог, на основании которого (русские) отказали мне в торжественной аудиенции, по самому существу не имеет значения, ибо подобного рода грамотам собственноручная подпись короля придает более весу, чем печать или титул, выставленный на адресе. Но (в настоящую минуту) мне приходилось мириться (с предложением русских), так как обстоятельства не позволяли (мне) входить (с ними) в особые пререкания ни по этому, ни по многим другим (вопросам).

11-го. Уведомившись рано утром, что для сопровождения меня на аудиенцию великий канцлер Головкин прислал ко мне лишь секретаря, я ввиду отсутствия в данном случае всякой торжественности предпочел отправиться на аудиенцию один, почему и велел сказать секретарю, что я еще не готов, (что) прошу его ехать вперед, а (что) сам поеду через час ^133а Затем секретарь уехал. Спустя некоторое время отправился (и) я в Преображенскую слободу, или предместье, где находился царь в своем убогом упомянутом и описанном выше доме. У дверей, лишь только я прибыл, встретил меня секретарь и повел на так называемый Головкинский двор, (находящийся) шагах в ста от царского домика. Когда граф Головкин прислал мне сказать, что пора (на аудиенцию), я поехал на царское подворье (в экипаже), а секретарь предшествовал мне (пешком). Как я вошел в комнату, смежную с царскою, граф Головкин вышел (ко мне туда), встретил меня и ввел к царю. Не будучи еще готов, царь [129] стоял полуодетый, в ночном колпаке, ибо о церемониях он не заботится и не придает им никакого значения или по меньшей мере делает вид, что не обращает на них внимания. Вообще в числе его придворных нет ни маршала, ни церемониймейстера, ни камер-юнкеров, и аудиенция моя скорее походила на (простое) посещение, нежели на аудиенцию. Царь сразу, безо всякого (обмена) предварительными комплиментами, начал говорить о важных предметах и с участием вице-канцлера стал обсуждать государственные дела. При этом, не соблюдая никакого порядка, мы то прохаживались взад и вперед по комнате, то стояли (на месте), то садились ¹³⁴. [130]

Предместье, где находится царский дом, в котором (царь дал) мне аудиенцию, называется Преображенскою слободой, ибо (состоит) она из бараков и домов Преображенского полка, главной царской гвардии. (Когда полк) в Москве, (в Преображенской слободе) живут (его офицеры и солдаты); когда (он) в походе, там остаются их жены и дети. Среди этих-то бараков на маленьком холме стоит деревянный царский домик; вокруг него расставлено небольшое количество металлических пушек.

Накануне капитан царского флота, норвежец Вессель, пригласил меня на свою свадьбу; но в самый день свадьбы царь с утра послал сказать всем званым, (в том числе) и мне, что произойдет она в доме князя Меншикова и что мы имеем явиться туда. Жених и невеста ввиду (предстоявших) им (новых) приготовлений по этому случаю пришли в немалое замешательство. Маршалом на свадьбе был сам царь, а я, по русскому обычаю, (посаженым) отцом жениха. Царь охотно (соглашается) бывать маршалом на свадьбах, чтоб не быть вынужденным подолгу сидеть на одном месте: вообще продолжительное занятие одним и тем же делом (повергает) его в (состояние) внутреннего беспокойства. В качестве маршала царь с маршальским жезлом в руке лично явился за женихом и невестою (и повел их) венчаться.

На свадьбе было весело, танцевали (все) вперемежку, господа и дамы, девки и слуги. Царь, как (уже) много раз (бывало) на подобных собраниях, неоднократно являл мне знаки великой и особливой своей милости. Вечером он сам сопровождал молодых домой. По пути на улицах пили и весело плясали под (звуки) музыки.

15-го. Пополудни великий канцлер Головкин прислал секретаря Остермана звать меня от имени царя на предстоявшее торжество (по случаю) аудиенции, даваемой на следующий день английскому посланнику Витворту, которого королева английская ¹³⁵ (только что) назначила послом. (Приглашенные имели) выслушать извинение, которое Витворт должен быть публично принести на этой аудиенции от имени ее величества по поводу насилия, учиненного, по мнению царя, над царским послом Матвеевым, задержанным при отъезде из Лондона за долги.

16-го. Английского посла возили на вышесказанную извинительную аудиенцию к царю. В свите (посла) было шесть пажей верхом, (а) пред экипажем, запряженным шестью лошадьми, шло 12 лакеев. Кучер и форейтор были в красной одежде, обшитой золотыми шнурами. (Витворта) сопровождало множество английских купцов. За ним был послан так называемый камергер — Салтыков, брат одной [131] из вдовствующих цариц. ¹³⁶

По воле царя я тоже присутствовал (на этой аудиенции). Царь стоял в той же зале, где принимал (и) посланника Грунта, аудиенция которого описана выше, под 2 февраля.

Посол, как приехал, подошел прямо к царю. Царь с непокрытою головой, не имея при себе ни шляпы, ни другого чего, чем (бы он мог) покрыть голову, стоял между столом и тремя ступенями, ведшими к трону, под самым балдахином, причем опять-таки соблюдал свое величие, ибо не оставлял для посла места около себя под балдахином и стоял один под передним его краем. Речь свою посол произнес по-английски, (стоя тоже) с непокрытою головой. Вслед за ним, по предварительному соглашению между царем и (послом) английский секретарь Вейсброд, стоявший внизу означенных трех ступеней, прочел ту же самую речь по-немецки, а секретарь Остерман, непосредственно вслед за этим, по-русски. Царь сам отвечал послу по-русски, а вице-канцлер Шафиров (перевел) ему царский ответ по-немецки.

С обстоятельствами этой аудиенции можно подробнее ознакомиться из приводимого ниже сообщения, напечатанного впоследствии на разных языках. (Приводим) немецкий текст.

“По предварительном на этот счет соглашении чрезвычайный посол, комиссар и уполномоченный ее великобританского величества, г. Карл Витворт, имевший дать от имени ее королевского величества сатисфакцию за афронт, причиненный в Лондоне царскому послу, был допущен 16 февраля к его царскому величеству на торжественную аудиенцию при следующих обстоятельствах:

1) За послом с каретами его царского величества был послан кравчий Василий Федорович Салтыков и с ним в церемониймейстера место стольник Афанасий Михайлович Дмитриев. С этими же лицами во внимание к тому, что названный посол не имел торжественного въезда в Москву, прислано было также для секретаря миссии и для посольской свиты двадцать карет, принадлежащих знатнейшим российским боярам.

2) В Кремле во время аудиенции оба гвардейских полка при звуках музыки, отдавая честь послу, стояли в ружье и с распущенными знаменами.

3) Как только посол, прибыв ко дворцу, вышел у ступенек крыльца из кареты, его встретил камергер г. Нарышкин.

4) Наверху послу была сделана вторая встреча; встречал окольничий князь Щербатов.

5) В сенях же пред залой аудиенции посла встретил г. тайный советник Мусин-Пушкин.

Его царское величество стоял с непокрытою головой под балдахином возле стола, сбоку которого помещалось царское кресло. Г. [132] посол вступил в залу аудиенции тоже с непокрытою головой и, сделав его царскому величеству три обычных поклона, взошел (на возвышение). Тут он сказал его царскому величеству речь на английском языке, каковая вслед за ним была прочитана сначала английским секретарем миссии по-немецки, дабы ее могли понять все присутствующие посланники чужеземных монархов, а потом царским секретарем по-русски для (разумения) русских (сановников). Речь была следующего содержания:

“Пресветлейший и великодержавнейший царь (Reiser). К крайнему моему сожалению, мне предстоит говорить вашему царскому величеству об оскорблении, недавно нанесенном вашему послу в Великобритании; но мне было бы несравненно неприятнее, если б я не получил от моей всемилостивейшей государыни нарочитого приказания и полномочия заявить, с какою заботливостью ее великобританское королевское величество стремится дать вашему царскому величеству полное по этому делу удовлетворение, которое к тому же с одной стороны отражало бы справедливость и великодушие, присущие королеве, а с другой — служило бы торжественным свидетельством той неизменной дружбы, каковую она постоянно питала и всегда намерена питать к вашему царскому величеству. Лишь только первая весть об этом злополучном оскорблении достигла двора, виновникам сего (оскорбления) пришлось испытать всю тяжесть королевской немилости, ибо их тотчас же схватили, привели в совет пред ее королевское величество, ввергли в темницу и преследовали по всей строгости наших законов; но так как (приложение в данном случае) сих последних казалось недостаточным, то означенные преступники, по единогласному решению всей нации (в лице ее представителей) в парламенте, признаны были “бесчестными”, и кроме того нация обнародовала особый акт, заявляющий о ее негодовании по поводу случившегося и постановляющий надлежащие меры в предупреждение на будущее время подобного рода оскорблений. Наконец лица эти, как отнюдь не достойные снисхождения и покровительства, исключены из (манифеста) о всеобщем прощении, всемилостивейше дарованном королевою ее подданным (даже тем из них, которые самым грубым образом посягнули на ее священную особу:), и вследствие этого поныне на страх другим пребывают в великой опале у его королевского величества. Дабы таковое правосудие королевы и проявление; ее дружбы разгласилось далеко по свету и выразилось бы в более определенной форме, ее королевскому величеству угодно было, почтив меня высоким званием ее чрезвычайного посла, комиссара и уполномоченного, приказать, чтоб я, представляя ее королевскую особу, как бы сама она здесь присутствовала, прежде всего засвидетельствовал искреннюю досаду и негодование королевы по поводу непростительного поступка, [133] совершенного в отношении иностранного посла, которого при том ее королевское величество весьма уважала; далее, чтоб я извинился по поводу неудовлетворительности нашей прежней государственной конституции, неприложимой к такому необычному нарушению международных прав, (виновники) коего должны бы, согласно справедливому требованию вашего царского величества, подвергнуться строжайшему наказанию, и наконец чтоб я самым нелицемерным образом заверил (ваше царское величество) в истинном стремлении королевы поддерживать старую дружбу и доброе согласие, столь долго процветавшие между обоими государствами — стремлении, о котором ваше царское величество можете между прочим заключить из сего письма, имеющего служить постоянным напоминанием великого расположения и уважения ее королевского величества к вашему царскому величеству. Не сомневаясь в чувствах вашего царского величества, я должен от имени ее королевского величества убедительно просить ваше царское величество — великодушно, благосклонно и с обычным братским расположением принять (настоящее объяснение) и не поставить ее королевскому величеству и британскому народу в вину сего злополучного деяния, совершенного отвратительными, недостойными людьми, а предать оное полному забвению и снова почтить британскую нацию вашею высокою благосклонностью. Что меня касается, то я буду считать себя несказанно счастливым, если сумею каким бы то ни было образом способствовать таковому решению этого важного вопроса, столь выгодному для обоих государств и столь необходимому для равновесия (Zustand) Европы. Высокие благодеяния и знаки милости, многократно оказанные мне вашим царским величеством в прежнем моем звании и постоянно вспоминаемые мною с глубочайшею признательностью, подают мне надежду, что в моем новом положении при дальнейшем пребывании здесь мне будет благосклонно открыт доступ к вашему царскому величеству всякий раз, как я должен буду, по приказанию моей милостивейшей королевы, входить в сношение с двором вашего царского величества. В заключение прошу у вашего царского величества позволения поручить присутствующих здесь британских подданных высокому покровительству вашему для охраны их свободной торговли — во внимание к тому, что предки их ценою больших затрат и многих жизней человеческих первые открыли путь (в Россию) через Архангельск”.

Вслед за этим посол передал его царскому величеству письмо ее Британского королевского величества. Потом его царское величество ответил послу:

“По существу надлежало бы, чтобы, согласно нашему требованию, ее королевское величество дала бы нам полное удовлетворение, наистрожайше наказав преступников, как делается (в [134] подобных случаях) на всем свете. Впрочем, так как ее королевское величество приносит чрез вас, своего чрезвычайного посла, извинение в том, что она не могла так поступить по причине неудовлетворительности ее прежних законов и что на будущее время она обнародовала по сему предмету новое положение, единогласно утвержденное парламентом, то мы принимаем это за знак ее к нам любви (affection), считаем себя удовлетворенными и прикажем нашим министрам привести с вами настоящее дело к полному окончанию”.

Затем посол был отпущен и с соблюдением прежнего церемониала доставлен к себе домой. Г-ну Салтыкову царь приказал угощать посла в продолжение трех дней.

На вышеописанную торжественную аудиенцию были званы важнейшие особы местного общества и все состоящие при царском дворе иностранные министры.

Далее, 9 (20) того же месяца в доме его сиятельного высокопревосходительства государственного канцлера графа Головкина между послом и министрами его царского величества состоялась конференция, на которой, к удовольствию обеих высоких заинтересованных держав, настоящее досадное дело приведено к полному окончанию, возникшее между сими державами недоразумение устранено и прежняя дружба и доброе согласие восстановлены.

К (изложенному) следует еще присовокупить, что условия, при которых должна была произойти аудиенция, наперед обсуждались между (русскими приказными и) английским послом. (Посол) требовал — и совершенно основательно — чтоб ему предоставлено было говорить (речь) с покрытою головой, в чем ему (однако) отказали под (тем) предлогом, что со своей стороны царь будет слушать его с непокрытою головой и заверит его, что впредь (порядок этот) будет равным образом соблюдаться и в отношении послов прочих государей. Вследствие сего как царь, так и посол присутствовали на аудиенции с непокрытою головой. Посол должен был (уступить в этом вопросе), ибо, зная о желании королевы как можно скорее прекратить несогласие, возникшее между нею и царем, он хотел воспользоваться временем, пока царь, со дня на день собиравшийся ехать в Петербург, находился еще в Москве. На самом деле, судя по книге Уикефорта о посольствах и по (его) описанию подобного рода церемоний, (Витворт) имел право говорить в шляпе, ибо на таких аудиенциях посол представляет высокую (особу) и величество своего государя, (следовательно) само собою может надеть шляпу даже в том случае, если бы государь, дающий ему аудиенцию, и пожелал стоять с непокрытою головой. Впрочем я заметил, что на аудиенции посол имел при себе шпагу.

Когда я, (находясь) вместе со многими другими (приглашенными) в зале, смежной с залою, где должна была произойти аудиенция английского посла, еще ожидал его прибытия, (каковое) замедлялось [135] разъездами взад и вперед посыльных — как было при поездке (на аудиенцию) посланника Грунта, о чем сказано при ее описании, — государственный вице-канцлер Петр Павлович Шафиров показал нам копию с вышеприведенной речи (Витворта), который должен был сообщить оную (русскому правительству) в силу местного обычая, значение коего (тоже) объяснено при (описании) аудиенции Грунта. (При этом) Шафиров привлек мое внимание на то, что в своей речи английский посол всюду дает царю титул императорского (keizerlige) величества, и хотя я и сам (без него) сразу же это заметил, тем не менее (вице-канцлер) беспрестанно повторял это — разумеется, с целью намекнуть, что и другие коронованные особы должны бы давать царю тот же (титул) ¹³⁷.

(Итак) вследствие счастия и успехов, выпавших в настоящей войне на долю (России), высокомерие (русских) возросло до такой степени, что они стремятся переделать слово “царь” в “Reiser” или “Caesar”, хотя на самом деле эти (понятия) совершенно различные, что я нахожу нелишним выяснить здесь обстоятельнее.

Прежде всего следует заметить, что общепринятое правописание слова “царь” — czar — неправильно и что, заменяя в этом слове русские буквы ц, а, р, ь латинскими, надо бы писать: “tsar”. Предположение, что “царь” (szar) есть сокращенное от “цесарь” и означает “Reiser”, вполне ошибочно: “царь” не (может) означать “Reiser”, так как звание это после падения римской империи осталось исключительно за (государями) Германии. Что слово “царь” значит не более, как “король”, а (отнюдь) не (значит) “император”

— можно подтвердить следующими доводами:

1) У русских, в славянской Библии, переводной с греческого, все короли, как-то Саул, Соломон и проч., называются царями; само собою разумеется, что они не могли быть императорами (Reiser) — титул, о котором в ветхозаветные (времена) не имели понятия.

2) В славянском лексиконе Московского издания, называемом “Slavonico-Latino-Graecum”, слово “царь” переводится словами rex и basileus, (слово) “царица” — (словом) regina, (слово) “царевич” — (словом) regis filius, а (слово) “царство” — (словом) regnum — государство. Слово “царство” взамен слова regnum встречается также в славянском переводе Нового Завета, во втором стихе молитвы [136] “Отче наш”. Все (перечисленные) слова, происходя от слова “царь” в значении “король”, всегда заключают в себе понятие, (связываемое) с этим последним (словом).

3) Praefectus Academiae Kiowiensis ¹³⁸ Феофан Прокопович, весьма начитанный и красноречивый человек, в своей поздравительной речи царю, произнесенной публично от лица всей академии по прибытии царя (в Киев) после Полтавской битвы, часто повторяет слово “царь”. Но так как речь эта была сказана по-славянски (она у меня хранится), то царь приказал Прокоповичу перевести ее по-латыни, и в этом-то переводе слово “царь”, встречающееся в речи чуть не через строку, всякий раз передано словом “гех” — “король”. Если же в (латинском) переводе (Прокопович) порою и употребляет слово “imperator”, то лишь в смысле “государь” (вообще), а не в смысле “Reiser” ¹³⁹.

4) Царь в своем титуле зовется царем казанским, царем астраханским, царем сибирским, (а равно) и (царем) некоторых других небольших государств. Но само собою разумеется, что эти малые государства не могли быть империями; иначе пришлось бы утверждать нелепость — что и повелевавшие ими мелкие правители, прежде чем подпасть под русское владычество, были со своей стороны императорами. (На самом деле) по завоевании этих незначительных государств русские великие князья получили титул царя ¹⁴⁰, а неразумные льстецы, по незнанию языка и поддаваясь в отношении слова “царь” самообману, вздумали переделать этот титул в титул “императора” (Keiser). (Следует иметь в виду, что) в древние времена, на (пространстве), занимаемом нынешнею Россией, находилось много мелких царств [королевств] и княжеств, впоследствии соединенных Владимиром под одну (державу), как (соединена была) Испания Фердинандом Католиком.

(Правда), для выражения понятия “en Konge” ¹⁴¹ на русском языке существует и другое слово — именно “король”; (однако) обстоятельство это никак не может служить опровержением (указанных выше доводов), потому что на славянском языке (который для русского, польского, богемского, венгерского (sic) и малороссийского (cosaquiske) является таким же (коренным) языком, каков латинский в отношении языков итальянского, французского, испанского, португальского и lingva franca ¹⁴²): слово (“царь”), как уже нами доказано, значит (Konge); в данном же случае (конечно) необходимо сообразоваться с коренным языком (славянским), а не с русским, представляющим лишь (один из) его диалектов. Что же касается (самого) слова “король”, то оно (по происхождению) польское (и) его не найдешь ни в одном русском [137] лексиконе. Образовалось (оно) из польского “krul” по тому же закону, по какому на русском языке (образуются) все слова, заимствуемые из других наречий, будь то наречие славянское, польское или немецкое. (Если) на языке, из которого заимствуются эти слова, они односложные и начинаются (буквами) muta cum liqvida ¹⁴³ — по школьному выражению, — как, например, glad, grad, pram и т. д., то при переходе их в русский язык между согласными вставляется по “о”; таким образом вместо “glad” русские говорят голод, вместо “grad” — город, вместо “pram” — паром, и вместо “krul” — король. (Последнее) слово, подобно многим другим, вкралось в русский язык из польского. Причиною (подобных заимствований) являются войны, которые уже в течение нескольких веков ведутся между Россиею и Польшею.

Однако несмотря (на все это) как в России, так и за границею находятся люди, которые (искали) — и в особенности теперь, после Полтавской победы, ищут — понравиться царскому двору императорским титулом, побуждая в то же время царя добиться ото всех коронованных особ Европы (признания за ним) этого титула. (Собственно говоря) царю (:который, (судя) по наружным (проявлениям), (и) не требует такого возвеличения:) при истинном превосходстве и большой храбрости, коими он мог бы (сравниться) с кем угодно, (не к чему бы к сему прибегать), (тем не менее) он не без тайного удовольствия внимает этому титулу. Со своей стороны, царские министры, желая косвенно показать, что царство их государя — империя, и (рассчитывая чрез то) пользоваться лично большим почетом и значением, добились у царя титулов имперского великого канцлера и имперского вице-канцлера. Более других стремится приравняться к императорским министрам государственный вице-канцлер Шафиров, к чему побуждает его царский посланник Урбих, некоторое время состоявший при императорском дворе, а до того служивший в Дании. Смеху достойно, что государственный вице-канцлер Шафиров требует равенства с римским имперским вице-канцлером, тогда как в сущности он не более как дьяк (Canceler) Посольского приказа, т. е. посольской канцелярии, ведающей всеми иностранными посланниками, каковых дьяков и приказов (Canceller) в Москве у царя более сорока. Римский же вице-канцлер действительно управляет в Вене всеми делами Римской империи и является викарием курфюрста Майнцкого, истинного канцлера Римской империи.

17-го. Царь, само(лично) прибыв ко мне на дом в сопровождении московского коменданта князя Гагарина, сообщил (мне), что по известиям, которые привез ему из Турции гонец, мир, заключенный между ним и турецким императором ¹⁴⁴, продолжен еще на 20 лет сверх [138] (срока), определенного трактатом. В жестах, минах и словах царя выражалась сердечная (его) радость и удовольствие по поводу (этого события). По всему городу во всех церквах тотчас затрезвонили в колокола, с вала (раздалась) пальба из орудий и во всех церквах стали петь “Те Deum laudamus”, т. е. “Тебя, Бога, хвалим”. Ибо в России в обычае оповещать подобные важные происшествия колокольным звоном и пушечною пальбой. Трезвон во все колокола производит ужасный шум и гул во всем городе, ибо церквей в Москве множество и при каждой церкви много колоколов. Хотя в этот раз трезвон и пальба для выражения радости ввиду отдаления опасной войны, которою угрожали турки, и вызывались чувством неподдельного удовольствия и признательности к Богу, ниспославшему русским такое великое благополучие, тем не менее в данном случае (они поступили) опрометчиво, ибо показали этим врагу, как они боятся войны с ним и какую (цену) придают миру, вследствие чего турки стали (в самом деле) их презирать.

В тот же день я узнал о смерти князя Луки Долгорукова, сын коего и поныне состоит царским послом в Дании. (Умер он) при следующих обстоятельствах. Накануне вечером он был в Преображенской слободе (в гостях) у царя, и там ему предложили выпить большой кубок вина. Но будучи трезвым (от природы) и имея более 70 лет от роду, к тому же женившись всего за 4 дня тому назад, князь решился вылить часть (кубка), чтоб не быть вынужденным выпить его (весь). Узнав о том, царь велел ему выпить стакан водки размером, как уверяют, в полтора пэля. Лишь только (Долгоруков) выпил (этот стакан), ноги у него подкосились, он лишился чувств и в обмороке был вынесен в другую комнату; там он через час и скончался. Говорят, смерть (его) весьма опечалила царя, но ввиду полученной на следующий день упомянутой радостной вести о продлении мира с турками горе было изобильно залито добрым венгерским вином.

20-го. Статский советник посланник Грунт, которого я здесь заместил, выехал из Москвы. (Как сам) он (с) женою, (так и) люди его, (а равно) и вещи направились на Киев, (чтобы следовать) далее через Польшу.

21-го. (Желая) поселиться на том подворье, в котором жил посланник Грунт и которое всегда предоставлялось для резиденции датским посланникам, я обослался (по сему предмету) с великим канцлером Головкиным и немедленно получил его согласие. Означенное подворье, сплошь деревянное, называется Бахарахтовым ¹⁴⁵, стоит оно особняком в уединенном месте, сейчас за Немецкою [139] слободой, или предместьем, на небольшом холме на самом берегу реки Яузы. При нем большой фруктовый сад со множеством плодовых деревьев, луг, дающий сорок возов сена в год, маленькая березовая роща и разные пруды и садки со всякого рода рыбою. (Подворье) представляет еще то великое преимущество, что по своему уединенному загородному положению не подвергается опасности от пожаров, каковые часто случаются в Москве и истребляют целые улицы, предместья, а нередко и полгорода.

В Москве есть другое, большое кирпичное, подворье, называемое Посольским, в котором в прежнее время останавливались все посланники и послы, но где теперь вследствие неудобства, темноты и разных других помех никто из иностранных (представителей) больше не живет. Впрочем датские посланники пользуются в нем несколькими комнатами, куда складывают большую и ценнейшую часть своего имущества (на сохранение) от воров и пожаров. Я тоже пользовался этими комнатами, сберегая в них часть моего добра.

22-го. Бывший английский посланник, (ныне) посол, monsieur Витворт чрез секретаря английской миссии Monsieur ¹⁴⁶ Вейсбродта, известил меня о своем прибытии в Москву в качестве посла. (Собственно) во время своего назначения из посланников в послы он из Москвы не отсутствовал, но все же (ввиду нового своего звания) считал себя последним прибывшим и потому имеющим право на первый визит (со стороны других представителей), что было вполне основательно.

Об этом (назначении Витворта) послом я слышал уже давно, прежде чем выехал из Нарвы, и за отсутствием в своей инструкции каких-либо на сей счет указаний запросил письменно свое (правительство), как мне себя держать относительно (его), т. е. следует ли мне уступать ему (место по правую) руку у него в доме? Ответа на это я не получил. Но когда Витворт был еще посланником, то мы, будучи между собою в дружеских отношениях, наперед сговорились, каким образом нам свидеться, дабы спор о (правой) руке и старшем месте при первом (моем) посещении (его) в его доме не помешал нашему свиданию. С этою целью Витворт показал мне в своей инструкции, подписанной самою английскою королевой, касающийся сего вопроса пункт, где говорилось, что (ее величество) предписывала ему, так же как и прочим своим посланникам, никогда не требовать, чтобы посол той или другой коронованной особы уступал им в своем доме (правую) руку и старшее место, так как со своей стороны (королева) не желает, чтобы который-либо из ее послов уступал у себя в доме (правую) руку и старшее место посланнику или ministre du [de] second ordre ¹⁴⁷ другой [140] коронованной особы. Тогда я (сказал) Витворту, что письменно обращусь к нему по этому предмету, и попросил его, чтоб он в своем ответе привел означенный пункт инструкции, заверив меня вместе с тем, что в случае, если я в его доме уступлю ему, как послу, (правую) руку и старшее место, то английские посланники будут повсюду оказывать (ту же честь) датским послам. Таковой обмен писем действительно между нами произошел, и (в конце концов) было решено, что при первом моем визите я уступлю ему в его доме (правую) руку и старшее место.

23-го. Прусский посланник Кейзерлинг, ездивший к своему двору, вернулся (в Москву), о чем (он) известил меня чрез посланного. Со своей стороны я немедленно послал его поздравить.

В тот же день я был зван на свадьбу казанского и астраханского генерал-губернатора Петра Матвеевича Апраксина. Адресованное мне приглашение во свидетельство русской надменности перечисляло все его титулы. Апраксин этот приходится братом генерал-адмиралу Феодору Матвеевичу Апраксину, который недавно назначен азовским губернатором, — ибо в ту зиму вся Россия разделена была на восемь губерний.

От приглашения я отказался, так как лежал не совсем здоровый в постели.

Наступал русский Великий пост, и все, как важные, так и простолюдины, спешили свадьбами, потому что (в течение самого поста) нельзя венчаться. (В России постом) даже половое общение между мужем и женою не дозволено.

24-го. Настала первая неделя поста, называемая по-русски масленицею. (На этой неделе) русские могут есть молоко, масло, сыр, рыбу и т. п., но отнюдь не мясо и не свинину.

В этот день я переселился на Бахарахтово подворье, где до меня жил посланник Грунт (и) которое описано выше.

27-го. Был в зверинце, находящемся недалеко за городом. Большая известность, которою он пользуется за границею, на самом деле не совсем заслужена: в нем (показывают) только живых льва и львицу, леопарда, двух почти (совершенно) черных росомах, желто-коричневого соболя и нескольких чернобурых лисиц.

28-го. Присутствовал на свадьбе у одного купца, на которой сам царь опять был маршалом. За свадебным (пиром) пришла весть о том, что генерал-майор Ностиц взял приступом Эльбинг. В тот день царь был весьма весел и несколько раз оказывал мне особенное внимание; так между прочим, взявши одну из трех царевен, приходящихся ему племянницами, чтобы танцевать с нею польский, он приказал князю Меншикову танцевать со второю (царевной), а мне с третьего. Царь желает, чтобы танцевали не иначе, как по три или по пяти пар зараз; если же танцуют в две или в четыре пары, он говорит, что это по-шведски, и те, кто провинились в этом, должны [141] выпивать в наказание большие стаканы вина. Так как незадолго пред тем на одной тайной конференции я получил на свои предложения не столь удовлетворительный ответ, какого желал и ожидал ¹⁴⁸, то подобное внимание, оказываемое мне (царем), должно было служить мне за это возмещением. Ибо если в России довольствоваться ответами in terminis generalibus ¹⁴⁹, то почестей и вежливостей, да и пожалуй денег на придачу, не оберешься. Если же, согласно присяге и долгу в отношении своего государя и короля, энергично настаивать, то все изменяется: (кругом) видишь недовольные лица и подвергаешься различным мелким неприятностям, с чем тот, кто хочет верно служить своему господину, должен наперед примириться.

На этом свадебном (пиру) царь выпил за процветание обоих флотов (русского и датского), причем только мне и князю Меншикову, занимающему во флоте должность капитан-командора, позволил благодарить его за таковой (тост).

Так как царь почти всегда путешествует с весьма малочисленною свитой, то он обыкновенно тщательно ото всех скрывает время своего отъезда, с одной стороны для того, чтобы оберечься от злоумышленников, с другой — чтоб нежданно являться (на место, куда едет) и проверять, все ли там сделано согласно его велениям. Таким же образом поступил он и теперь, пред отъездом своим в Петербург. Однако как ни соблюдалась тайна, все же можно было заподозрить, что он уедет в тот самый вечер. Правда, министры, которых я расспрашивал насчет этого, уверяли, будто они ничего не знают, (но) в сущности это была ложь, потому что позднее, уходя со свадьбы, царь говорил присутствующим: “прости, прости”, как бы указывая тем, что со всеми расстается. (Затем он) тотчас же сел в сани и поехал прямо в Петербург без министров и свиты, в сопровождении всего двух-трех слуг. (Выбыл он) из Москвы в полночь.

Март

1-го. Описывая под вчерашним числом (свадебный) пир, (я) забыл рассказать о двух обстоятельствах, которые, по-моему, следует отметить.

Среди пира царь послал за фельдмаршалом Рейншильдом. Когда тот, явившись, стал очень чваниться подобною царскою к нему милостью и я вступил с ним по этому поводу в разговор, царь подошел к [142] нему, будто сейчас только вздумал с ним поговорить, прикинулся весьма любезным (и) как бы в полудремоте спросил его, по какой причине он и (прочие) шведы спустя три дня после битвы под Фрауштатом хладнокровно умертвили 600 русских пленных, когда они уже были посажены в тюрьму ¹⁵⁰. В свое оправдание Рейншильд отвечал, что тотчас после битвы он должен был по приказанию своего государя и короля отправиться за 12 миль от (Фрауштата) и лишь по возвращении узнал об этих убийствах, которых(де) отнюдь не оправдывает. (Но) царь (продолжал) спрашивать его далее, отчего же в таком случае, вернувшись, он не наказал (виновных) или по крайней мере не выказал отвращения к такому позорному и среди христиан необычному, неслыханному делу. Так как на это Рейншильд ничего не сумел ответить, то царь отошел от него прочь, как человек, который остается при своем мнении, — оставил его одного посреди комнаты и потом не сказал ему более ни слова. Крайне этим озадаченный ¹⁵¹, Рейншильд не знал, что ему делать — ждать или уходить, наконец счел за лучшее удалиться. Вот как царь умеет притворяться! И нет никакой возможности догадаться, действует ли он преднамеренно или нет; но, конечно, вернее предположить, что государь такого ума (как он) говорит подобные вещи не спроста, а не иначе, как нарочно.

В тот же вечер, перед (самым) своим отъездом (в Петербург), (царь) послал за (одним) японским штурманом, которого хотел мне показать. (Штурман этот пришел) со своим кораблем из Японии в Азовское море (и там), на (русском) берегу, потерпел крушение.

2-го. Последний день масленицы. Масленица служит подготовительною неделей к следующему (за нею) Великому посту. Посредством тщательных расспросов мне удалось собрать сведения обо всех особенностях этого поста. (Сведения эти) нижеследующие.

Начинается пост с воскресенья, называемого в Дании Fastelavns Songad. Неделю, известную у нас под именем Fastelavns uuge, русские, как сказано, называют масленицею и в течение (этой недели) едят яйца, масло, сыр, молоко, а также рыбу, но ни мяса, ни свинины (не употребляют). По-русски это зовется лихоядением, т. е. лакомлением. Всю (масленицу) русские пьют, катаются и разъезжают человек по десяти, по двенадцати в одних санях, мужчины и женщины вперемежку, гонят (лошадей), гикают, кричат, орут, шумят, поют [143] песни, (и все это) среди улицы, так что ввиду разбойников и пьяных опасно выйти за ворота. На (масленице) русские ездят (также) к своим друзьям и знакомым и грустно прощаются с ними, словно перед смертью; впрочем, многие по причине строгого поста и воздержания на самом деле подвергают свою жизнь опасности; иные же (прощаются) ввиду прекращения на все время поста всяких удовольствий и сношений, что представляет немалое огорчение для людей, столь преданных пьянству, как (русские). К концу (масленицы), в последний ее день, т. е. сегодня, (русские) прощаются друг с другом со стенанием и плачем, так что вчуже жалко на них смотреть.

Следующая за тем неделя — первая неделя поста — называется сухоядением; в (течение) ее употребляется лишь сухая, холодная и невареная пища, как-то хлеб и лук, (а) крепкие напитки возбраняются, за исключением одного только кваса. Квас — это жидкое невкусное сусло. Первый день (поста) некоторые русские называют рот выполоскать. В следующие за тем четыре недели поста, до Вербного воскресенья, русские едят рыбу и всякого рода вареную пищу, кроме (кушаний) из молока, масла, яиц и мяса, и яства свои приправляют растительными маслами вместо коровьего. На Вербной неделе, т. е. на страстной (sic), опять, как и на первой неделе, сухоядение: едят одну сухую, холодную и невареную пищу.

Монахами пост и воздержание соблюдаются в (Великий) пост гораздо строже. Так как мясо возбраняется им и в (скоромные) дни, то в течение всего поста они не смеют вкушать и рыбы; иначе пост (этот) не отличался бы для них от их (всегдашнего) поста. Но в (эти) дни они (собственно) должны соблюдать воздержание строже, чем миряне, поэтому-то пост их строже, (именно) в том, что им, как сказано, воспрещается даже есть рыбу, а в обе недели сухоядения они не могут употреблять в пищу ничего согретого на огне и едят только хлеб, лук, коренья, грибы и прочие дикорастущие земные произведения. В течение четырех (sic) средних недель поста, когда (остальным) русским разрешается рыба, монахи должны довольствоваться отварным на воде горохом, кашею, (сваренною) на воде (же), размазнею, кислою капустой и отварными грибами. Однако на Благовещение, всегда приходящееся Великим постом, а также в Вербное воскресенье рыба разрешается и монахам.

Пост этот русские повсюду соблюдают весьма строго и неуклонно; исключение (составляют) лишь немногие из них, поумневшие в нынешнее царствование настолько, что они следуют в этом (отношении) обычаям иностранцев и не считают грехом есть что случится. Таковы (сам) царь, князь Меншиков, адмиралтейц-советник Кикин и некоторые царские придворные.

Тут кстати заметить, что вменяя себе в долг совести предпочтительно пред исполнением прочих заповедей Господних строго [144] соблюдать (Великий) пост, русские к концу его имеют такой плохой вид, что похожи на (людей) полумертвых, и так тощают и слабеют, что один (не постившийся) человек легко побьет четверых (постившихся). Оно и не удивительно, если (принять во внимание, что) русские столь долгое время поддерживают жизнь пищею, едва пригодною для прокормления собаки.

В пятницу, на пятый день второй недели поста, всякий русский должен пойти в церковь и сделать 500 земных поклонов.

3-го. Я сделал первый визит английскому послу и по состоявшемуся между нами предварительному соглашению уступил ему в его доме (правую) руку и старшее место. В этот же день я посетил и прусского посланника monsieur Кейзерлинга, ибо он прибыл в Москву последним.

8-го. Осмотрел московскую царскую аптеку, о которой много слышал прежде. Она поистине может считаться одною из лучших (аптек в мире) как в смысле обширности комнаты, так и (в отношении) разнообразия снадобий, царствующего в ней порядка и изящества кувшинов (для лекарств). На (кувшинах этих) изображен царский герб; развешаны они по ящикам, и повсюду на железных дощечках написан красками царский герб. Сделано распоряжение, чтобы (теперешние) кувшины были со временем (заменены) фарфоровыми, равным образом с царским гербом. В аптеке служат превосходные провизоры и помощники (провизоров) — все иностранцы. Старшим надсмотрщиком состоит английский доктор Арескин. При аптеке имеется большая (библиотека), в которой собраны лучшие на всевозможных языках сочинения по медицине или искусству лечить. Хотя содержание аптеки стоит больших денег, тем не менее она не обходится царю в убыток и даже приносит прибыль, ибо все походные и судовые аптеки армии и флота снабжаются медикаментами из (царской), в возмещение чего у военных и моряков, (состоящих) на службе у царя, как у старших, так и у младших — до простых солдат (включительно), — производится ежегодный вычет (из жалованья в размере) известной доли процента; сумма этого (вычета) превышает расходы (по аптеке).

В этот же день я осмотрел и московскую типографию, где видел новые русские буквы. Сам царь заменил часть старых букв (новыми), более удобными; теперь последние введены в употребление и ими уже напечатано — и в настоящее время еще печатается — много разных книг. Эта замена старых букв новыми и различие (между ними) указаны ниже, в том месте, где приводится русская азбука.

9-го. Несмотря на то что в течение целой недели я каждый день требовал подвод, чтоб следовать за царем в Петербург, и что приказ ежедневно (подтверждал свое) обещание доставить мне (лошадей), меня только водили за нос (и все) задерживали. [145]

В Москве две лютеранские немецкие церкви. Одна называется старою, другая новою. (Обе) каменные, хорошей постройки, (но) подобно всем местным зданиям, как деревянным, так и кирпичным, крыты тесом, ибо черепицу здесь еще обжигать не умеют; впрочем, по свидетельству иностранных купцов, причиною тому является отчасти непригодность для этого дела подмосковной глины. Обе церкви построены много лет назад, во времена прежних царей. (Снабжены) они большими каменными печами, которые обыкновенно топятся с таким (расчетом), чтобы к началу службы в церкви было тепло. Таким (образом) даже в самую суровую зиму, (присутствуя) на богослужении, не испытываешь холода.

Комментарии

123 Обер-секретарь Сехестед, прямой начальник Юля по “Немецкой канцелярии” (датскому министерству иностранных дел) по-видимому не очень-то был доволен этим препирательством о пустой формальности и ввиду важного значения для датского посланника в России дружеских отношений с Шафировым тотчас же пригласил Юля окончить спор полюбовно.

124 Стефан (в мире Симеон) Яворский, митрополит Рязанский и Муромский.

125 Андриан (в мире Андрей), десятый патриарх Московский и всея России.

126 Нечто подобное случилось и в Данциге в 1716 году. По причине сквозного •ветра в церкви царь, к изумлению молящихся, снял парик с головы бургомистра и надел на себя, а когда служба окончилась, отдал его обратно, поблагодарив за одолжение.

127 Одна из двенадцати медалей, выбитых в честь Карла XII после Альтранштадтского мира (в 1706 г. ).

128 У Юля, как и ранее - “св. днем трех королей, называемым русскими Крещением”.

129 “высокородный”.

130 “высокородный г-н граф”.

131 В письме к Сехестеду от 6 февраля 1710 г. Юль приводит другой пример того, насколько после Полтавской битвы вместе со значением России возросло и неприятно отразилось на отношениях к иноземным дипломатам в Петербурге сознание собственного достоинства у Головкина, а равно и у других русских сановников: “Полтавская битва настолько раздула (самолюбие) русских, что они не помнят себя (от чванства); они только и думают, как бы им (самим) получать почести, не воздавая их ответно (другим). Один царь прост в обращении и (всегда) одинаков. Вел. канцлер, когда пишет ко мне, ставит только “готовый к услугам” и не прибавляет даже “слуга” — (словом, пишет) как обыкновенно пишут своему арендатору. Мне кажется (такое поведение) в отношении к посланнику коронованной особы довольно-таки бесцеремонно”.

132 Кирие элейсон (греч. ).

133 Барон Людвиг-Николай фон Алларт (или Hallardt) долго служил в Венгрии; стяжал себе известность как превосходный инженер. Петру уступил его король Август. Царь произвел его в генерал-майоры по инфантерии. В битве под Нарвою Алларт попал в плен к шведам, из которого освободился в 1705 г. ; после битвы под Полтавою пожалован орденом св. Андрея Первозванного, ранен (как увидим ниже) в Прутском сражении, а также при осаде Штральзунда. Умер в 1727 г. Оставил записки; выдержка из них напечатана в настоящей книге.

133а Секретарь этот, как сам Юль отмечает ниже, был Курбатов, человек хотя и не чиновный, но столь выдающегося значения, что со стороны Юля было пожалуй неосторожно отказаться от совместной с ним поездки.

134 Упоминаемые здесь “государственные дела”, о которых приходилось договариваться Юлю, были не из особенно приятных. Вопрос касался денежного вспомоществования и был щекотлив. В промежуток времени, истекший между отъездом Юля из Копенгагена и первым его свиданием с царем в Нарве, в Копенгагене между Россиею и Даниею был заключен оборонительный и наступательный союз. Русский посол в Дании кн. В. Л. Долгорукий получил указ заключить этот союз вовсе без субсидии. Во время переговоров один из датских министров объявил, что король намерен вступить в войну со шведами, однако начнет ее в надежде, что царское величество, увидев тяжкие убытки королевские, если не теперь, то впоследствии окажет помощь. Долгорукий согласился хлопотать у царя об этой помощи. Но в конце концов ему удалось ввести короля в войну без субсидии с нашей стороны. “Не дал я ничего, ни человека, ни шелега”, — писал он с восторгом в Россию. Таким образом, в заключенном между Россиею и Даниею трактате денежная помощь не была прямо выговорена. Тем не менее по приезде к царскому двору Юль постоянно получал предписания напомнить о ней царю, и это, казалось, было главною его обязанностью. На описываемой аудиенции он начал именно с этого вопроса: заявил, что без субсидии датский флот не может быть снаряжен, а что вследствие этого все дело может окончиться неудачею и король лишится чести (vilde prostitueres). Но Петр отказался верить, что король действительно испытывает недостаток в деньгах, ибо Дания в течение многих лет пользовалась благами мира и торговля ее процветала. Юль возразил, что из опасения шведов и в виду готторпских интриг Фредерику поневоле приходилось содержать армию, как в военное время; что уже при вступлении короля на престол казна была обременена долгами, а что от торговли, благодаря голландским и английским корсарам, было мало прибыли. Тут русские, воспользовавшись слабою стороной трактата, сослались на отсутствие в нем упоминания о субсидии. Юль указывал на то, что, имея в виду вторгнуться в Шонию зимою, король поспешил заключить договор, не теряя времени на обсылку гонцами для ближайшего обсуждения вопроса о субсидии, но что датчане “тем более имеют оснований надеяться на помощь деньгами, что они великодушно (^ёпёгеизетеп!) заключили договор, предоставив все на добрую волю царя”. Петр не выразил прямого отказа в помощи, сказал только, что хочет сначала присмотреться к вооружениям турок, но когда Юль стал угрожать, что в таком случае нельзя будет снарядить флот, Петр обещал сделать что может, прибавив с “шутливым, дружелюбным видом”, что он лишь человек, а не Бог, и не может сделать невозможного. Шафиров же колко заметил, что если датчане не желают сделать всего, что могут, русские не должны нести за это ответственности. В вопросе о вспомогательных войсках царь и его министры выказали более сговорчивости (донесение Юля к королю от 13 февр. 1710 г. ).

135 Анна, дочь Якова II, родилась в 1665, в 1683 вышла замуж за принца Георга Датского, брата Христиана V, вступила на английский престол в 1702, умерла в 1711

136 Прасковьи Феодоровны

137 Как известно, Петр стал императором в 1721 г., когда титул этот был поднесен ему Сенатом и Синодом после заключения Нейштадтского мира. Пруссия и Голландия первыми тотчас же признали за русским царем новое его звание. В 1723 г. их примеру последовала Швеция, а в 1732 — Дания, первоначально уклонившаяся от подобного признания и добивавшаяся в оплату за него обеспечения со стороны русского правительства за королем датским Шлезвига и высылки из России герцога Карла-Фридриха Голштинского (впоследствия мужа царевны Анны Петровны). Остальные державы в следующем порядке признали за русским монархом право на императорский титул: Турция в 1739 г., Англия и Австрия в 1742, Франция и Испания в 1745 и, наконец, Польша в 1764.

138 Начальник Киевской Академии.

139 Император (нем. ).

140 У Юля: “русские цари получили титул великих князей” - очевидная описка.

141 Король (голл. ).

142 свободный язык (ит. ).

143 Дословно: “взрывными с плавными”

144 Мир в Карловицах, по которому Азов остался за нами.

145 Давид Бахарахт (Бахерахт или Бахр), из Глюкштадта, вел значительную торговлю с Россиею. Между 1636 и 1665 гг. датские короли Христиан IV и Фредерик III не раз оказывали ему содействие по истребованию от русского правительства крупных уплат частью за “теплые и краденные товары”, частью за поставки пороха в казну.

146 господин (фр. ).

147 министру второго ранга (фр. ).

148 Между 13 и 19 февр. Юль повторил царю и его Совету свои требования по части субсидии, но ему отвечали то же, что на аудиенции 11 февр. По получении царем 18 и 19-го добрых вестей о подтверждении мира с турками и о взятии Эльбинга Юль воспользовался этим случаем, чтобы снова напомнить царю о денежной помощи. Но Петр возразил, что теперь ввиду получения этих добрых вестей время веселиться, а потому не захотел говорить “об этой материи”.

149 в общих чертах.

150 Без сомнения Петр имел достаточно оснований упрекать Рейншильда, который даже по шведскому источнику (Lundblad: Carl XII's Historia, I, 366) “будучи жесток от природы, никогда не проявлял сострадания и после битвы под Фрауштатом, где русских рубили без пощады, предоставил шведам продолжать бойню долго спустя после окончания сражения”.

151 После Полтавского боя Петр ласкал его, хвалил его храбрость, подарил ему свою шпагу и, по-видимому, до описываемого случая продолжал относиться к нему милостиво.

Текст воспроизведен по изданию: Лавры Полтавы. М. Фонд Сергея Дубова. 2001