ЮСТ ЮЛЬ

ЗАПИСКИ ДАТСКОГО ПОСЛАННИКА В РОССИИ ПРИ ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ

13-го. Утром пристал к заставе. Тут прежде, чем меня пропустить, уведомили о моем прибытии городской совет; затем дали мне проездной лист, который следовало предъявить у прочих застав, (и) я прошел на веслах в средину города, в каналы, и поместился за десять ригсдалеров в неделю в шкиперском компанейском доме. О моем приезде я сейчас же уведомил пребывающего здесь герцога [334] Фердинанда Курляндского, французского посланника Bosenwolt'a ³²⁶, польского коронного маршалка Белинского, принца Рагоцкого и городского президента. Что же касается посланника фон Краненбурга, то он тотчас же прибыл ко мне на дом безо всякого (с моей стороны) извещения и прежде, чем я успел отрядить к нему посланного.

14-го. Вышеназванные князья и министры прислали мне ответные приветствия и поздравления по случаю моего приезда. Совет тоже (отрядил) двух советников поздравить и приветствовать меня. По уходе от меня советники эти тотчас прислали мне на дом 12 больших, высоких жестяных кувшинов, (из коих) шесть с рейнским вином, (а) шесть с canari secqu ³²⁷. Вино это называется “почетным” (Ehrenwein). Жбаны были расставлены по бокам у дверей по шести с каждой стороны.

Только в этот день получил я рескрипт от Немецкой канцелярии от 11 июня. В нем сообщалось, что так как его величество уехал из Копенгагена в осадный лагерь под Штральзундом, а из (членов) его Тайного совета сопровождает его только его превосходительство г. тайный советник Вибе, то все свои донесения я имею посылать in duplo ³²⁸: один (экземпляр) тайному советнику Сехестеду в Копенгаген а другой тайному советнику Вибе. Отмечаю это здесь затем, чтоб объяснить, что если я (до сих пор) не следовал сему (приказанию), то не по моей вине, а вследствие беспорядочного и неаккуратного получения мною (адресуемых мне) писем.

18-го. Накануне я заявил городскому президенту желание осмотреть (здешний) замок и просил его сделать нужные (на этот счет) распоряжения. (Вследствие этого сегодня) с раннего утра была приготовлена для меня городская шлюпка с красною палаткой, имевшая четырех гребцов в красной одежде с белым убранством и штурмана. На шлюпке были красные флаг и вымпел с двумя маленькими белыми крестами. Это данцигский герб. Шлюпка доставила меня в Miinden, находящийся в одной миле от города. Лишь только я пристал к крепостному мосту, меня встретил сам комендант, велел сделать из крепости 9 выстрелов и повел показывать все укрепления. Один городской секретарь был назначен сопровождать меня. Крепость мала, имеет (всего?) четыре бастиона (и) стоит так далеко от рейда, что обстреливать его не может, а защищает лишь проезд вверх по Висле в Данциг. Против крепости стоит другой, небольшой шанец, заложенный равным образом для защиты устья Вислы. Крепость Mtinden подведомственна не данцигскому коменданту, а президенту. Теперь (начальником) ее был некий капитан. При моем отбытии снова сделан был (салют) из 9 орудий. [335]

Я приказал перевезти себя на противоположный берег Вислы, куда велел (выехать) своей повозке, в которой затем и поехал в знаменитый монастырь Олива (Oliven-Kloster) ³²⁹. Тут в галерее перед церковью мне показали место, где был заключен Оливский мир ³³⁰. В память (этого события) здесь воздвигнута черная мраморная доска, (на которой) золотыми буквами обозначены день и (год) подписания мира. Церковь в Оливском монастыре большая и великолепная: в ней 25 алтарей. Вследствие многочисленных поборов, которыми разные враги обременяли в эту войну монастыри, главнейшие (предметы) церковного убранства проданы или заложены, так что (по части) достопримечательностей осталось лишь 22 главы (из числа) 11 000 (голов) дев, называемых ursulae, и хлеб, обратившийся в камень во время голода 1217 г. Обстоятельство (обращения этого хлеба в камень) считалось чудом. На (одном из?) церковных столпов природные полосы мрамора так явственно образовали (подобие человеческого) лица, что оно кажется нарисованным. (Оливский монастырь) — Цистерцианский монастырь ³³¹; в прежние времена (он) обладал большими богатствами и поместьями, но теперь крайне обеднел. В (разные) войны монастырь дважды (подвергся) разрушению и (дважды) снова выстраивался заново. Он имеет собственную прекрасную аптеку, а равно другие (sic) помещичьи права и привилегии.

В церкви над (бассейном со?) святою водой я заметил следующую любопытную надпись, которую привожу здесь слово в слово ввиду ее забавного (характера).

De AQVA BENEDICTA et fructibus ejus.

Alexander papa VI post S. Petrum instituit, omnibus Domi(ni)cis diebus in ecclesiis salem et apvam benedici ad aspersionem fidelium in remissionem peccatorum venialium, sine quibus nullus homo vivere potest, et ut ad hoc proreddantur attribuit seqventes indulgentias:

Qvotiescunqve homo, cujuscunqve sexus fuerit, aut conditionis, aqva benedicta se asperserit, toties unum peccatum veniale remittitur.

2.

Qvoties sacerdos aliqvem hominem arperserit, totum pondus peccatorum venialium unius diei deletur.

3.

Qvotiescunqve die Dominica aliqvis a sacerdote aspersus fuerit, toties pondus peccatorum venialium unius septimanae deletur.

4.

Qvotiescunqve in diebus unius Apostoli, toties pondus unius mensis deletur. [336]

5.

In principali festo, unius qvartualis anni deletur.

6.

Ubicunqve celebratur ecclesiae dedicatio, si qvis hominum inibi fuerit aspersus a sacerdote, pondus venialium totius anni deletur.

S. Bernhardus de aqva benedicta scribit in hunc modum: qvotiescunqve Christianus aqvam benedictam praeterit se non aspergens, toties se ridiculum in illusionem diaboli facit, dicit enim diabolus: qvod si mihi ejusmodi lavacrum praeparatum fuisset, dudum me ab omni deformitate purgassem, et ad pristinam pulcritudinem pervenissem.

Videat ergo homo, ne AQVAM BENEDICTAM praetereat, qvin se ea aspergat ³³².

На таблице рядом стояло:

Эту надпись в церкви названного Оливского монастыря, (начертанную) на таблицах над святою водой, я решил занести сюда, чтобы показать язычество католиков. Если б не сам я читал и (не сам) видел (ее), то сильно усомнился бы в том, что подобное заблуждение может существовать среди тех, кто именуют себя и желают слыть правоверными христианами.

В тот же вечер я поехал обратно в Данциг.

28-го. Получил от его превосходительства г. тайного советника Вибе письмо от 17 октября с (препровождением) копии адресованного мне королевского приказа от 28 сентября, (каковой приказ) таким образом запоздал на четыре недели; (:что (касается) оригинала, (то он) никогда (до меня) не дошел:). Этот королевский всемилостивейший приказ предписывал мне спешить без малейшего промедления в лагерь под Штральзунд к его королевскому величеству, так как служба моя была там нужна. Кроме того, в приказе этом сообщалось, что если я (желаю) окончательного отозвания от царского двора, то (король) на это согласится ³³³. (Затем) я как мог скорее собрался в путь и объездил иностранных посланников, (чтобы) проститься с ними.

(Вот сравнение) данцигских меры и веса с датскими. Один фунт данцигского веса для серебра на шесть датских лотов легче датского (фунта) серебряного веса. Данцигский фунт веса для железа на лот и % легче датского фунта серебряного веса. Тут кстати заметить, что в Данциге выделывается только серебро 13 пробы ³³⁴.

(Серебро) худшего (качества) не клеймится; (с другой стороны) то, которое высоко(пробнее), все же клеймится (лишь) 13 пробой, так (что) серебряных дел мастеру оно обходится в убыток. Серебро в Данциге обыкновенно взвешивается скотами. Полтора скота представляют один лот, а три скота два лота и т. д. Золото, так же как и все товары в бакалейных лавках, взвешивается весом для железа. На серебряный вес (весится) одно только серебро. [338]

Данцигский лисфунт содержит в себе 20 ф., а (данцигский) шиффунт равняется 20 лисфунтам или 400 фунтам. Центнер представляет 120 ф.

Данцигский ален на столько короче датского.

(В тексте проведена линия длиною в 5,4 см)

31-го. Данцигский совет прислал ко мне двух советников проститься со мною и пожелать мне счастливого пути от имени всех (советников). Вдобавок они были так вежливы, что согласно моей просьбе для безопасности отрядили со мною в дорогу до Dunamers'a, последнего (города) в данцигских владениях, поручика с восемью всадниками.

В Dunamers я приехал в тот же вечер, (сделав) четыре мили. Имел я восемь почтовых лошадей; платил гульден с мили и с лошади.

Ноябрь

1-го. Был на полдня задержан прусским караулом, который ввиду чумы стоял на границе, у места (местечка?), называемого Baquin'oм. Тут данцигские всадники покинули меня.

Сделав четыре мили, прибыл вечером в Вуцков.

2-го. (Проехав) 2 1/2 мили, достиг Лупова; (затем проехав еще) 2 1/2 мили — Столпе; (далее еще) три мили в Шлаве.

3-го. Прибыл в Кеслин — три мили.

4-го. Прибыл в Керлин — три мили, в Пинов — четыре мили и в Наугардт — четыре мили.

5-го. В Штаргард — четыре мили, в Пириц — четыре мили.

6-го. Достиг Нахузена — четыре мили, Ангермюнде — две мили.

7-го. Прибыл в Темплин.

8-го. Чрез Лихен в Стрелиц.

9-го. В Новый Бранденбург.

10-го. В Демин.

11-го. В Хогенваден.

12-го. (Прибыл) в лагерь под Штральзундом и в главную квартиру его королевского величества, (но) так как по случаю легкого нездоровья (король) не выходил, то в этот день я (не мог) всеподданнейше (ему) представиться.

14-го. Имел в первый раз честь всеподданнейше представиться его королевскому величеству, который, благодарение Богу, весьма кротко и милостиво меня принял. При этом случае, насколько то дозволяло присутствие многочисленных находившихся там служащих, я упомянул о (двух-трех) вопросах, касающихся русских дел, (причем) важнейшие и настоятельнейшие отложил до того времени, когда его королевскому величеству выдался бы случай всемилостивейше выслушать меня особо и с глазу на глаз; но многочисленные дела, которыми его величеству приходилось ежедневно заниматься, [339] мешали ему, так (что) за все время осады Штральзунда ему, (несмотря) на его желание, не представилось (возможности) назначить (часа) выслушать меня наедине.

Хотя в вышеупомянутом всемилостивейшем королевском приказе, полученном мною в Данциге, (и) было сказано, что я могу (испросить себе) отозвание, тем не менее (с одной стороны) я счел за лучшее и выгоднейшее не ходатайствовать об отправлении меня вновь к царскому двору; ибо если б я опять стал стремиться в (край), где мне сызнова предстояло бы (насильственное) спаивание и другие бесчисленные превратности, то это (значило) бы искушать Бога, столь милостиво сохранившего меня (Своим) промыслом в этой грубой и небезопасной стране. (С другой стороны) я не хотел просить и об отозвании, так как (опасался) быть неугодным его королевскому величеству, просясь с поста, который по обстоятельствам времени никак не мог (оставаться) незанятым. Я тем более не хотел просить об этом, что был уверен, что в то время никто охотно не согласился бы поехать в Россию. И таким образом я ждал до самого декабря месяца, не отказываясь (от места) и не напрашиваясь (на него вновь).

Декабрь

Однажды его величество приехал верхом в Barhoff, (находящийся) в одной миле от лагеря. Мне было поручено с помощью нескольких вооруженных лодок охранять там при входе и выходе суда, привозящие из Роштока хлеб для армии. (Выслушав) всеподданнейший мой доклад обо всем касающемся этой службы, его величество поехал обратно в лагерь. Я же вместе с некоторыми другими (лицами) последовал за [ним]. Тут он подозвал меня и спросил, желаю ли я снова ехать ко двору его царского величества, причем весьма милостиво (объяснил), что будучи доволен моею службой (в России), он желал бы, чтобы я, который лучше других знаю русский двор, снова поехал туда на короткий срок, до будущей весны, дабы привести к окончанию одно доверительное важное дело, которого он не хотел бы поручать кому-либо (другому), совсем незнакомому с русскими делами. Что касается (моего) желания снова ехать к царю — всеподданнейше отвечал я на это — то оно не (особенно) сильно, ибо мне из долгого опыта известно, какие неприятности предстоят мне от пьянства. Однако (так) как его величество всемилостивейше выразился, что он доволен моею службой и (желает) воспользоваться ею и в будущем, то все превратности, которых я (опасался) и которые могли бы постичь меня в действительности, не представят ни (малейшего) препятствия (для моей поездки), и я снова отправлюсь к царскому двору с теми же охотою и рвением, с какими, безо всякого с моей стороны о том ходатайства, из одного (лишь) [340] повиновения моему королю я поехал туда в первый раз. При этом я побуждал его королевское величество, не соблаговолит ли он всемилостивейше (приказать) снарядить (меня) как можно скорее, дабы не пропустить (благоприятного) времени, тем более что на путешествие мое к царю (и без того) потребуется немалый срок. Его величество обещал, что это будет исполнено, и (дело) стало на том, что я при первой (возможности) снова отправлюсь к царскому двору.

Вернувшись в лагерь, я отправился к его превосходительству г-ну тайному советнику Вибе и передал ему слова его величества. На это (г. Вибе) отозвался, что насколько он мог судить из разговора, бывшего между ним и королем, я буду избавлен от таковой поездки. Я отвечал на это, что и сам желал бы (не ехать), а что если еду, то единственно из желания повиноваться моему государю и королю. Далее, я попросил его превосходительство (ходатайствовать) пред его величеством о снаряжении меня в (возможно) непродолжительном времени, что (г. Вибе) мне и обещал.

На следующий день я передал его величеству в собственные руки памятную записку, в которой повторил (содержание) того разговора, что его королевское величество имел со мною как ехал верхом в поле, и всеподданнейше ходатайствовал поскорее предоставить мне возможность пуститься в путь к царскому двору. (Записка оставалась без ответа в течение недели); затем его королевское величество, прибыв опять верхом в Barhoff, поручил мне ввиду новой моей (предстоящей) поездки (в Россию) привести ему на возвратном пути оттуда несколько добрых коней. Тут я снова взял на себя смелость напомнить (королю) о (желательности) скорейшего моего снаряжения (в дорогу), ибо я опасался, как бы прочие чужестранные посланники при царском дворе, (пользуясь тем, что в России) в мое отсутствие решительно никого не оставалось для защиты интересов его величества, не повредили (этим интересам). Его величество обещал, что (необходимые меры) для моего путешествия будут приняты немедленно, и на этом (разговор) прекратился.

19-го. Я явился к его превосходительству г-ну тайному советнику Вибе осведомиться, скоро ли меня отправят. (Вибе) сказал, что, по всемилостивейшему решению его величества, прежде поедет королевский секретарь миссии monsieur Falk, (но на вопрос), последую ли я за ним, ничего не сумел мне ответить; однако (выразил) предположение, что я буду отозван. Ввиду этого я всепокорнейше и усерднейше попросил (Вибе) помочь мне в деле окончательного выяснения вопроса о моей поездке в положительном или отрицательном смысле, так как (лично) для меня ехать или оставаться было все равно и всего приятнее для меня было исполнить то, что его королевское величество считает наиболее полезным. (Вибе) обещал (дать) мне ответ и обещание (свое) исполнил [341] на следующий (же) день: он сообщил, что его королевское величество всемилостивейше решил отозвать меня и что поэтому мне достаточно будет послать (в Петербург) с секретарем миссии Фальком мои отзывные грамоты к царю, так как Фальк имеет (уже) письмо от короля к царю о моем отозвании. Копия с этого письма была мне при этом передана. (Вот его) содержание:

“Пресветлейший могущественнейший царь,

Признав за благо отозвать от двора вашего величества и любви состоявшего до настоящего времени при оном чрезвычайного посланника Юста Юля, с тем чтоб (удержать) его здесь на моей службе, я не хочу оставить братски— и соседски— дружественно известить об этом ваше величество и любовь настоящим (моим письмом). Не сомневаюсь в том, что ваше величество и любовь вполне довольны его поведением при вашем дворе, о чем мне (однако) было бы приятно узнать (положительно) от вашего величества и любви. Впрочем, не оставлю в непродолжительном времени снарядить к вашему величеству и любви другого министра, дабы поддерживать установившуюся между нами столь тесную и искреннюю дружбу, и остаюсь навсегда нелицемерно и проч., и проч.

21 декабря 1711 г. Фредерик R(ex)”.

21-го. Я и от себя написал его царскому величеству всеподданнейшее прощальное письмо, (доставление) коего (поручил) секретарю миссии Фальку. (Письмо было) следующего содержания ³³⁵: “Всепресветлейший, могущественнейший, великий государь и царь!

Ввиду того, что его королевскому величеству, моему всемилостивейшему королю и государю, (королю) датскому и норвежскому, благоугодно было всемилостивейше от(решить) меня от должности чрезвычайного посланника, каковую я некоторое время занимал при дворе вашего царского величества, — (с тем чтобы) удержать при себе на иного рода службе, как о том между прочим гласит собственноручная отзывная грамота моего всемилостивейшего короля, то всеподданнейший мой долг требует, (чтобы я) настоящим письмом выразил на прощанье вашему царскому величеству мою всеподданнейшую и всепочтительнейшую благодарность за все испытанные (мною) милости и щедроты во время моего посольства, в каковом (посольстве) я охотно продолжал бы состоять и долее, если б не определила иначе воля моего короля и (требования его) службы, и я тем более (желал бы состоять в этом посольстве), что и во все то время, пока имел величайшую честь пребывать при дворе вашего царского величества, у меня были самые основательные поводы быть довольным (милостями вашими). Одно меня огорчает, — это то, что мне (не выпало) счастья поцеловать [342] руки вашего царского величества и выразить всеподданнейшие чувства моей признательности устно, как я (ныне) выражаю их письменно, при чем и вполовину не могу высказать того (чувства) благодарности, которое ношу и в течение (всей) моей жизни буду носить в сердце.

Я желал бы лишь иметь счастье (узнать), что ваше царское величество были (все)милостивейше довольны моим поведением при вашем дворе, в каковом случае я всеподданнейше ходатайствовал бы (о том, чтоб ваше величество) всемилостивейше выразили это в рескрипте на имя моего всемилостивейшего государя и короля в ответ на его письмо, касающееся моего отозвания. (Смею надеяться, что) вашему царскому величеству равным образом благоугодно будет милостиво отнестись к прилагаемому счету, (в котором показано), что мне следует получить. Впрочем, не сомневаюсь в царственных милостях и щедротах, которые ваше величество постоянно проявляли (в отношении) иностранных министров при их отозвании.

В заключение (возношу) пожелания, чтоб всемогущему Богу угодно было благословить высокую и достойную особу вашего царского величества долгоденствием и здоровьем, а правое оружие ваше — рядом побед над вашими врагами. Затем, поручая себя высокой милости вашего величества, остаюсь, пока жив, и проч., и проч.

Ю.Юль”.

так как мне приходилось еще требовать у его царского величества известную сумму денег, причитающуюся мне в силу заключенного договора, по 10 ригсдалеров specie в день, а также разницу, следовавшую мне по праву за уплату мне (суточных ригсдалерами) courant, то я послал с названным секретарем Фальком следующее ходатайство от 21 декабря о возврате (мне этих денег): “Всепресветлейший и могущественнейший великий государь и царь,

Всеподданнейше довожу до сведения вашего царского величества, что из суточных 10 ригсдалеров specie, кои (должны) уплачивать ко-ролевско-датским посланникам, мне остается (дополучить за время) с 31 августа 1711 г., (день, в который) мне в последний раз уплачены (суточные) в армии на Днестре, по 21 декабря 1711 г., (число) коим помечен мой отзыв, что составляет 113 дней, — 1130 ригсдалеров specie. Я должен еще всеподданнейше представить, что за то время, когда я имел честь пребывать при дворе вашего царского величества, мне уплачивалось только по 80 к. за (каждый) specie ригсдалер, тогда как (на самом деле) в России specie ригсдалер всегда стоит 90 коп., — что представляет на 10 ригсдалеров суточных (разницу во) 100 копеек, кои ежедневно мне недоплачивались. Таким образом, считая по одному рублю ежедневно с 1 сентября 1709 г., дня первой произведенной мне уплаты, по 1 сентября 1711 г., дня последней уплаты, (т. е.) за два года, (мне) следует дополучить [343] 728 рублей или 808 ригсдалеров specie, (считая каждый ригсдалер) по 90 копеек. Об этой недоплате я (еще) из Москвы доводил до сведения его высокографского превосходительства г-на великого канцлера, (но) прежде своего отозвания не хотел настаивать на возвращении мне этих денег, ибо пребывал в надежде, что они будут мне возмещены (при отозвании). Уповаю (и теперь), что ваше царское величество всемилостивейше повелит своему приказу возвратить мне сии 808 ригсдалеров 80 к., равно как и вышеупомянутые ИЗО ригсдалеров, а во всем 1738 specie ригсдалеров 80 к., и проч., и проч.

Ю.Юль” ³³⁶.

Вместе с тем я послал также прощальное письмо ко князю Мен-шикову следующего содержания:

“Сиятельнейший князь, милостивый государь,

Так как мой всемилостивейший государь и король отозвали меня (из России) для другой службы и я адресовал по этому (случаю) его царскому величеству прощальное письмо, то я не хочу оставить выразить сим и вашему высококняжескому сиятельству, как сильно меня огорчает (то обстоятельство), что я не мог иметь чести лично и устно заявить вашему высококняжескому сиятельству о той признательности, которую я ношу и (буду) в течение (всей моей) жизни носить в сердце ввиду милостей и щедрот, оказанных мне вашим высококняжеским сиятельством во время пребывания моего при дворе его царского величества в качестве чрезвычайного посланника. Я буду всегда хранить в благодарной памяти таковую вашу высокую княжескую милость; и так как ваше высококняжеское сиятельство всегда выказывали себя истинным покровителем датских интересов, то я не премину достодолжно выставить это перед моим всемилостивейшим королем и государем и (сочту) своею обязанностью выставлять (это) при каждом случае. Затем (позволяю себе надеяться, что) ваше высококняжеское сиятельство не примет в худую сторону (если) я возьму на себя смелость приложить у сего в копии посланный мною к его царскому величеству счет того, что мне осталось дополучить, (и) так как в вашем высококняжеском сиятельстве я всегда находил могущественного покровителя, то льщу себя (надеждою), что ваше высококняжеское сиятельство употребите милостивое ваше посредничество как в данном (случае), так и в отношении прочих милостей, которые [344] обыкновенно милостиво оказывает его царское величество чужестранным министрам при их отпуске. Впрочем, подданнейше препоручая себя милостям и благоволению вашего высококняжеского сиятельства, каковые я, равно как и весь свет, по долгу высоко ценю ввиду вашей широко и далеко прославленной опытности в делах военных и гражданских, а равно по причине других многочисленных княжеских добродетелей и качеств ваших, остаюсь и проч., и проч.

Ю.Юль”.

Того же числа, а именно 21 декабря 1711 г., я написал прощальное письмо и к царскому великому канцлеру графу Гавриилу Ивановичу Головкину. (Письмо это было) следующего содержания: “Высокородный господин имперский граф и великий канцлер,

Так как моему всемилостивейшему королю и государю всемилостивейше угодно было отозвать меня от двора его царского величества и предназначить для другой службы, о чем я довел до сведения его царского величества всеподданнейшим моим прощальным письмом, то я не хочу оставить обратиться к вашему высокографскому превосходительству с настоящим письмом, дабы выразить мою покорнейшую благодарность за все милости и щедроты, проявленные (относительно) меня вашим высокографским превосходительством за время пребывания моего при дворе его царского величества. Да (благоволит) ваше высокографское превосходительство поверить, что я буду в течение (всей) моей жизни хранить в благодарной памяти таковые выказанные мне милости. Между (прочим), беру на себя смелость усердно препоручить вашему высокографскому превосходительству приложенный счет недоплаченных мне денег, чтобы они были мне уплачены по справедливости и либо переведены сюда верным путем, либо выданы секретарю королевской миссии Фальку. Остаюсь и проч., и проч.

Ю.Юль”.

После этого я всеподданнейше поблагодарил его королевское величество за свое отозвание. Таким (образом), вечная слава Господу, против моего чаяния и (без моего о том) ходатайства я был избавлен от новой поездки в Москву, где проводил время с величайшими неудобствами, опасностями и затруднениями, которых и тысячной (доли) не сумел бы описать. (Но) все это было мною позабыто, когда его королевское величество (в ответ) на мои изъявления благодарности за отозвание всемилостивейше заверил [меня], что он доволен моею деятельностью (в России) и что впредь будет иметь меня в виду для (другой) службы.

Так как его королевское величество решил уехать из осадного (лагеря) под Штральзундом, то я ходатайствовал о разрешении мне отправиться вперед в Данию, с тем чтобы в Холдинге, где ввиду свирепствовавшей в Копенгагене чумы пребывал королевский дом, ожидать приезда его королевского величества.

31-го. Я отправился в путь и достиг Прерова. [345]

Январь

2-го. Отплыл из Прерова на парусах и в тот же день, благодарение Господу, благополучно и счастливо прибыл в Стубекебинг и таким образом (вернулся) на родину.

5-го. Из (Стубекебинга) я пошел (далее) на нюборгской шнеке и вечером бросил якорь под Фэмэлем, где вследствие противного ветра вынужден был оставаться в течение нескольких дней.

10-го. Пришел в Нюборг, а затем до конца февраля находился в разных (местностях) Фионии и Ютландии; когда (же в конце февраля) узнал, что его королевское величество прибыл в Колдинг, то (и сам туда отправился). Вскоре его королевское величество был настолько милостив, что дал мне ордер в королевское казначейство на недополученный остаток моего добавочного годового жалованья по должности посланника, а равно и на те суточные по 10 ригсдалеров в день, коими я пользовался сверх (жалованья), (когда) сопровождал царя в путешествии или в походе. Затем по приказанию его превосходительства г-на старшего секретаря Немецкой канцелярии, тайного советника Христиана Сехестеда, (и) согласно установленному обычаю я сдал под расписку королевскому архивариусу, советнику юстиции фон Хагену, все те бумаги и дела, кои я имел при себе во время моего посольства. Копия с этой расписки, а равно и опись сказанным бумагам и письмам, у сего приводятся:

Опись

бумагам и документам, кои по возвращении моем из Москвы,
где я был чрезвычайным посланником, переданы мною,
согласно приказанию, г. советнику юстиции и
секретарю Немецкой канцелярии фон Хагену.

Королевские инструкции

Оригинал сей последней инструкции до меня не дошел. Я получил лишь копию с нее одновременно с письмом его превосходительства г. тайного советника Вибе от 17 октября.

Рескрипты Немецкой канцелярии

1710 г.

1711 г.

Инструкции и письма его превосходительства г. тайного советника Сехестеда

1709 г.

1710 г.

№

1711 г.

Книга копий с моих всеподданнейших донесений его величеству и с переданных царю и думе памятных записок.

Книга корреспонденции, веденной (мною) с министрами его королевского величества в чужих краях.

Далее следующие пронумерованные документы:

№ 1. (Данная) мне инструкция от 11 июня 1709 г. ³³⁷

№ 2. Копия с трактатов, заключенных в 1699 г. между блаженной памяти королем Христианом V и его царским величеством, а равно подтверждение оных ныне царствующим всемилостивейшим наследственным государем и королем нашим.

№ 3. Копия с трактата, (заключенного) в Дрездене 28 июля 1709 г. между нашим всемилостивейшим королем и королем Августом Польским.

№ 4. Копия с трактата, (заключенного) в Берлине 15 июля 1709 г. между королем (датским), королем польским и королем прусским.

№ 5. Копия с трактата, (заключенного) 22 октября 1709 г. между его королевским величеством и царем.

(Далее) подлинные резолюции царской думы, копии с коих в свое время были препровождены к королю:

№ 6, одна от 4 апреля 1710 г.

№ 7 ” ”15 апреля 1710 ”

№ 8 ” ”12 января 1711 ”

№ 9 ” ” 6 марта 1711 ”

№ 10. Резолюция, (помеченная) Москвою, о переименовании посла Измайлова в посланника.

№11. Копия с (ключа от) шифра, отпущенная со мною из канцелярии. Подлинник (шифра) был передан (мною) секретарю миссии г. Петру Фальку при отправлении сего (последнего) к царю, как видно из его расписки от 24 декабря 1711 г., выданной мне в лагере под Штральзундом и при сем прилагаемой под

№ 12-м.

Внизу описи следующая расписка: “Сим удостоверяю, что г. чрезвычайный посланник Юст Юль сполна передал мне вышеперечисленные бумаги, касающиеся его посольства к московскому двору. Кольдинг, 4 марта 1712 г. Фон Хаген”. [348]

Вследствие этой (расписки) его королевское величество всеми-лостивейше выдал мне следующую королевскую decharge ³³⁸ и удостоверение в снятии с меня в будущем ответственности за все те дела, кои я имел с собою:

“Мы, Фредерик IV (титул), чрез сие объявляем: ввиду того, что за некоторое время пред сим мы заблагорассудили отозвать (из России) нашего морского командора, любезного, верного, высокоблагородного Юста Юля, которого до того мы держали чрезвычайным посланником при царском дворе для устройства наших дел, и так как вел он себя во всех (отношениях) честно, (удостоился) всемилостивейшего нашего удовольствия и мы вполне (оценили) его службу, то мы всемилостивейше нашли справедливым вполне выгородить и освободить названного нашего командора от всякого возможного обвинения его или его наследников (в утрате) находившихся в его руках дел. Ввиду сего, заверяя (его) в нашей королевской милости, мы вполне выгораживаем его и освобождаем (от таких обвинений), и так как согласно нашему всемилостивейшему указу от 16 декабря 1704 г. он по своей присяге и долгу сдал обратно, под расписку нашего архивариуса, в нашу Немецкую канцелярию все свои бумаги, инструкции, подлинные предписания и документы, касающиеся порученных ему при царском дворе дел, то мы чрез сие всемилостивейше и вполне освобождаем и выгораживаем его и его наследников от всякого (по сему предмету) обвинения и ответственности. Дано за нашим королевским подписом и с приложением королевской печати в замке нашем Холдинге 5 марта 1712.

Фредерик R(ex). Х(ристиан) Сехестед”.

В самый день доставления мне этой decharge его королевское величество в знак высокой своей королевской милости и всемилостивейшего довольства малою моею службой, по всеподданнейшему долгу сослуженною (ему) в Москве, велел безо всякого с моей стороны ходатайства произвести меня в вице-адмиралы и кроме того изустно всемилостивейше заверил меня в высокой (своей) королевской благосклонности и милости.

Этим я и заканчиваю настоящий дневник моего путешествия в Россию и обратно.

Datum... ³³⁹

Domine, qvid tibi retribuam? ³⁴⁰ [349]

Дополнение

Спустя немалое время, а именно в июне (1712 г.), от его царского величества получен следующий ответ на отзывавшую меня грамоту всемилостивейшего моего государя и короля.

(По титуле.) “Из адресованной мне и полученной мною здесь на днях дружески-братской грамоты вашего королевского величества и любви от 21 декабря я усмотрел, что вашему величеству и любви угодно было отозвать состоявшего доселе при моем дворе чрезвычайного посланника Юста фон Юля, дабы воспользоваться им для иной вашей службы. Считаю по этому поводу долгом выразить вашему величеству и любви, что не только личность названного фон Юля всегда была мне приятна, но и что за время пребывания при моем дворе он так себя держал, что я имею основание быть (им) в высшей степени довольным, ввиду чего усердно препоручаю его дальнейшей милости вашего величества и любви, уверяя впрочем (ваше величество), что я остаюсь навсегда вашего величества и любви верный брат и друг

Петр. Граф Головкин. С.-Петербург, 13 февраля 1712 г. ст(арого) ст(иля)”.

Около того же времени получил я письмо от царского великого канцлера графа Головкина, (помеченное) из Петербурга 18 февраля 1712 г. (Письмо это) следующего содержания:

“Благородный, высокоуважаемый г. чрезвычайный посланник,

Из письма вашего благородия от 21 декабря, на днях врученного мне здесь секретарем миссии г. Фальком, я усмотрел, что его королевскому величеству (королю) датскому угодно было отозвать ваше благородие от двора его царского величества, всемилостивейшего моего государя, с тем чтоб воспользоваться вами на иной службе. Вследствие (этого) я не оставил исходатайствовать для вашего благородия у его царского величества желаемый рекредитив, каковой и препровождаю при сем вместе с копиею с оного. Я приказал также передать г. секретарю Фальку (суточные), на которые вы претендуете, (за время) с 1 сентября по 21 декабря, в размере 880 рублей, к каковым деньгам его царскому величеству всемилостивейше угодно было, во свидетельство (того, как он доволен) поведением вашим при здешнем дворе, а равно и милости к вашей особе, присоединить свой портрет и кроме того подарок, заключающийся в 39 парах соболей. Все это доставлено упомянутому г. Фальку для дальнейшего направления к вашему превосходительству. Впрочем, мне особенно приятно будет узнать о том, что вы здоровы, и иметь случай доказать на деле, с какою преданностью я есмь вашего благородия покорнейший слуга

Граф Головкин”.[350]

Из письма этого видно, что недоданные (мне) суточные (в размере) 10 ригсдалеров (в день за время) с 1 сентября по 21 декабря 1711 г. были выплачены секретарю миссии Фальку, имевшему доверенность на их получение, но следующая мне разница за specie ригсдалеры 808 ригсдалеров specie и 80 коп. — была по русской скаредности удержана.

Из этого же письма великого канцлера усматривается, что царь, во свидетельство своей милости (ко мне) подарил мне свой портрет, украшенный алмазами, и что (предложенный) мне, как посланнику, подарок состоял из 39 пар соболей. Однако впоследствии по (известной) причине, указанной в письме ко мне секретаря миссии Петра Фалька из Петербурга от 3 апреля 1712 г., к (соболям этим) прибавлено было (еще) 18 пар. (В этом своем письме Фальк) сообщает, что (так) как при передаче ему упомянутых 39 пар соболей писец Царского приказа взял с него расписку, на которой соболя оценены в 502 рубля, то он (Фальк) воспользовался этим обстоятельством, чтоб выставить великому канцлеру графу Головкину оказываемую мне несправедливость сравнительно с моим предшественником, получившим в подарок 1 000 рублей. Наконец, после долгих споров и препирательств, monsieur Фальк добился того, что великий канцлер сверх вышеупомянутых 39 пар прислал (к нему для меня) еще 18 пар соболей, так (что) во всем мне досталось 57 пар.

Усмотрев из означенного письма monsieur Фалька, что (этим путем) невозможно добиться (уплаты мне) остающейся за (русским правительством) разницы в 808 ригсдалеров specie и 80 коп., я всеподданнейше исходатайствовал всемилостивейший указ его королевского величества к monsieur Фальку об истребовании этих денег от царского двора. Указ сей был следующего содержания:

“Из приложения ты между прочим усмотришь, о чем всеподданнейше доводит до нашего сведения и просит наш вице-адмирал, бывший чрезвычайный посланник Юст Юль, по делу об уплате в силу заключенного между нами и (его) царскою любовью договора остатка должного ему содержания за бывшее его посольство. Так как мы не находим возможным отклонить это в высшей (степени) справедливое ходатайство, то ты имеешь усердно поддержать оное как пред (его) царскою любовью, так и пред благорасположенными к нам (царскими) министрами и требовать от нашего имени, чтобы ему, Юлю, была исправно выплачена и передана требуемая им (сумма).

За сим, и проч.

19 июля 1713. Фредерик R(ex)”.

На это (требование) (довольно) продолжительное время спустя последовал ответ Русского приказа от 29 октября 1713 г. следующего содержания: [351]

“В ответ на переданную 3 ноября нового стиля г-ном канцелярским советником Фальком памятную записку по высокому повелению его царского величества чрез сие (объявляется), что за время пребывания при дворе его царского величества посланника его королевского величества (короля) датского г. Юста фон Юля следующее ему согласно договору, заключенному между их величествами, содержание в 10 ригсдалеров specie (суточных) было ежедневно выплачиваемо ему сполна из приказа его царского величества находящимися в обращении русскими деньгами, (считая) по 80 коп. (за) каждый ригсдалер по тогдашнему повсеместному в России (курсу) на талеры, — что ему самому, г. канцелярскому советнику Фальку, достаточно известно; к тому же упомянутый г. фон Юль оставался этою (уплатой) доволен. Недоплаченное же приказом его царского величества вследствие внезапного и неожиданного отъезда г. посланника за месяцы сентябрь, октябрь, ноябрь и 20 дней декабря месяца было по ходатайству г. фон Юля выдано в марте прошлого 1712г. г-ну Фальку как тогдашнему секретарю его королевского величества (короля) датского при царском дворе, (в количестве) 880 р., с тем чтобы (деньги) эти были пересланы (г. Юлю); (о возмещении) же (какой-либо) другой недоплаты г. посланник ни прежде, ни после того не ходатайствовал, — из чего можно заключить, что он (уплатою вышесказанных денег) остался вполне доволен, и следовательно (достойно) удивления, что ныне, по прошествии столь долгого срока, г. посланник фон Юль возбуждает новые претензии к приказу его царского величества. Впрочем, г. канцелярский советник сим заверяется в благосклонности и милости (к нему) его царского величества.

Головкин”.

Вследствие этой (записки) я (представил) его королевскому величеству всеподданнейшее ходатайство (в форме) нижеследующего мемориала:

(По титуле.) “Ваше королевское величество были так милостивы, (что) рескриптом вашим из Husum'a от 19 июня 1713 г. изволили приказать канцелярскому советнику Фальку ходатайствовать пред царским двором [о возвращении мне] 808 ригсдалеров specie, кои, как я указал во всеподданнейшем моем прошении (на имя) вашего королевского величества, я должен был дополучить от его царского величества. (Деньги эти) были мне недоплачены на суточных, (по) 10 ригсдалеров (в день), следовавших мне по трактату за время пребывания моего при царском дворе в качестве чрезвычайного посланника вашего королевского величества. (Недоплата образовалась) чрез то, что за каждый specie ригсдалер мне выдано было только по 80 коп., тогда как на самом деле (в то время в России) ригсдалер in specie стоил 90 коп. и более. [352] За милость эту я и ныне еще приношу (вашему величеству выражение) наивсеподданнейшей (моей) признательности. Однако из резолюции от 29 октября 1713 г., переданной в Петербурге царским советом канцелярскому советнику вашего королевского величества Фальку и приложенной (сим последним) ко всеподданнейшему его донесению вашему королевскому величеству, усматривается, что (г. Фальк) получил отказ по (предмету) сего справедливого ходатайства. Не могу достаточно надивиться тому, что мне отказывают в таком основательном требовании, особенно (когда вспомню) крайнее несоответствие подобного (образа действий) с тою точностью, с какою производятся (эти) уплаты царскому послу, получающему не только свои суточные ригсдалеры в кронах, но и существующую (в данную минуту) разницу между кронами и sресiями. Не говорю уже о великой монаршей щедрости extra, оказанной вашим королевским величеством бывшему послу Измайлову и теперешнему послу князю Долгорукову. Но чтоб яснее показать вашему королевскому величеству, как мало веса (:по моему всеподданнейшему мнению:) имеют доводы, выставленные в этом ответе царского совета на (мое) требование, я разберу сей отзыв по пунктам.

Во-первых, в опровержение (моих домогательств) указывается, что во всех (частях) России за все время моего пребывания там specie ригсдалер стоил лишь 80 коп. Это я мог бы опровергнуть многочисленными доказательствами, но приведу только одно, против которого сами (русские) не могут возражать, а именно, что в марте 1711 г. его царское величество приказал Григорию Андреевичу Племянникову, заведовавшему Адмиралтейским приказом в Москве, озаботиться переводом 2000 ригсдалеров in specie пребывающему при дворе вашего величества (русскому) послу князю Долгорукову на нужды находившихся в то время в водах вашего величества царских фрегатов. Вследствие этого (Племянников) обратился ко мне с просьбою распорядиться выдачею в Копенгагене 2000 ригсдалеров specie или их стоимости (Долгорукому), причем со своей стороны обещал уплатить мне в Москве тожественную сумму по тогдашней стоимости specie ригсдалеров. (Операция эта) должна была произойти для обеих сторон a[l] pari, (т. е.) без зачета друг на друге вексельного лажа. Затем, сообразуясь с тогдашнею стоимостью specie ригсдалеров в Москве, мы условились, чтоб за каждый specie ригсдалер он уплатил мне 93 коп., что и было им исполнено. (Само собою) разумеется, что (Племянников) не осмелился бы этого сделать, если бы в действительности ригсдалер не стоил в то время так высоко. Основываясь на этом, я мог бы по праву требовать за всякий specie ригсдалер лишние 13 коп. Между тем требую я всего 10 коп., т. е. на 250 specie ригсдалеров менее (той суммы), какую мог бы искать по этому расчету. (Делаю я это), чтоб придать большую законность моей претензии. [353] (Что касается) возражения Царского приказа, что (уплаты) этого остатка я требую так поздно, (лишь) теперь, то (вот мой) ответ на это. В начале, по приезде моем (в Россию, а именно) в Нарву, я, как чужестранец, незнакомый со стоимостью (русских) денег, (поневоле) должен был довольствоваться тем, что (русским) угодно было мне платить. Но приехав в Москву, я узнал, что деньги мне недоплачиваются. Об этом я и заявил (сначала) устно вице-канцлеру барону Шафирову, а затем, довольно продолжительное время спустя, письменно, думе его царского величества, что можно видеть из моей копировальной книги. Кроме того, при моем отозвании я обратился с письменным о том ходатайством к его величеству царю, а также написал об этом князю Меншикову и великому канцлеру графу Головкину, но все (было) напрасно. Отсюда видно, что я (уже) требовал такового (возмещения мне денег). Если же в то время, как я находился в России, в посольстве вашего величества, я не особенно по этому (делу) шумел, то (сдерживался я) затем, чтоб из личных выгод не стать неприятным двору, при котором мне (казалось) настоятельнее работать на пользу вашего величества, чем для собственных (моих интересов). (Как бы то ни было), если (настоящее) требование мое справедливо и законно, а это всеподданнейше показано мною выше, то (слишком) позднее предъявление оного отнюдь не должно влиять (на ход дела). (Оно должно быть удовлетворено) даже в том случае, если бы я совсем его не предъявлял; между тем (на самом деле), как показано выше, оно было мною предъявлено.

Что касается другой остачи, об уплате каковой так пространно и так обстоятельно говорится в вышеупомянутой резолюции царского совета, то я не могу понять, для чего об этом в настоящем случае упоминается, ибо (вопрос этот) дела не касается и, будучи ясным и решенным, давно позабыт. (К тому же) ни в последнем моем заявлении, ни в настоящем он отнюдь не затрагивается. Если же (русские) чванятся этим с целью скрасить свой отказ, то я отвечу им, что уплата эта (ничуть) не нарушает моего права требовать (денег, мне) еще недоплаченных. Ввиду этих обстоятельств я наивсеподданнейше ходатайствую пред вашим королевским величеством о том, чтоб г. канцелярскому советнику Фальку послан был (повторительный) указ настоятельнейше подкрепить сие мое справедливое требование и чтоб настоящие мои доводы, (опровергающие) резолюцию царского совета, были сообщены ему для сведения с целью облегчить (ему задачу) приведения дела к успешному окончанию, — так как я не настолько (богат), чтобы не нуждаться в подобной сумме и (решиться) потерять ее, когда еще остается надежда ее получить благодаря всемилостивейшему заступничеству вашего королевского величества.

22 янв. 1714 г. Ю.Юль” [354]

После того его королевское величество был настолько милостив, (что) дал нижеследующую (повторительную) инструкцию канцелярскому советнику Фальку о том, чтоб продолжать поддерживать мое требование.

“Ф. IV.

Из приложенной у сего всеподданнейшей памятной записки ты между прочим (ознакомишься с тем), что всеподданнейше доводит до нашего (сведения) вице-адмирал Юст Юль по предмету удержания и недоплаты ему (русскими приказными) 808 ригсдалеров specie из тех (суточных), которые в силу заключенного между нами и (его) царскою любовью договора он должен был получить за время пребывания своего в качестве чрезвычайного посланника при царском дворе. И так как из приводимых упомянутым нашим вице-адмиралом во всеподданнейшем его прошении обстоятельств и оснований мы не можем усмотреть причин, по каким (в России) не соглашаются на возмещение (Юлю) таковых (недоплаченных ему) денег, (мы же), напротив, считаем (его) требование основательным и справедливым, то (сим изъявляем) всемилостивейшее желание, чтобы ты повторил справедливое ходатайство сказанного нашего адмирала и, (употребив) всяческие целесообразные и подходящие представления царскому двору, постарался привести к тому, чтоб правильная претензия его (Юля) была возможно скорее удовлетворена. За сим и проч.

Копенгаген, 10 марта 1714 г.

Фредерик”.

Что воспоследует далее, покажет время.

Будучи, как сказано выше, отозван из моего посольства во время следования за царем, (находившимся) в походе против турок, я (поневоле) оставил в Москве многих людей и большое количество домашней утвари, других же людей с некоторыми лошадьми, экипажами и прочим добром, не зная еще о своем отозвании, отправил из Шаргорода (в Москву?). Поэтому мне пришлось продать мои вещи в Москве чрез посредство посторонних (людей), (причем я понес) огромный убыток, ибо едва получил половину стоимости всего (проданного). Остальные мои вещи — домашнюю утварь, бумаги и т. п. — я должен был (сохранять) в Москве и притом содержать (там) часть моих людей, платить им жалованье и давать корм. Вернуть их мне удалось лишь (в 1713 г.). — 26 ноября 1712 г. я послал (за ними) в Москву моего секретаря Расмуса Эребо. В апреле 1713 г. (Эребо) благополучно вернулся домой и привез между прочим часть оставленных мною в Москве документов и бумаг, которые я затем сдал в королевскую Немецкую канцелярию, взяв с советника юстиции фон Хагена расписку следующего содержания:

“Я, нижеподписавшийся, исправно (получил от) г. вице-адмирала Юста Юля нижеследующие документы, переданные им мне [355] по приказанию его превосходительства г. тайного советника де Сехестеда:

1. Книгу копий, найденную после покойного посланника Хейнса.

2. Врученный названному посланнику проект армянских купцов касательно их торговли.

3. (Выданное) князем Меншиковым обязательство (отдавать) ордену Слона при его ношении (предпочтение) пред всеми прочими орденами.

4. Письмо ко мне адмирала Анкерстиерны по поводу моего задержания на пути в Нарву.

5. Полномочия, (данные) великому канцлеру Головкину и вице-канцлеру Шафирову, договариваться со мною насчет салюта.

6. Собственноручную королевскую резолюцию (о том), как мне держаться в отношении шведских судов по пути в Нарву.

7. Подлинное обязательство английского посла Витворта (относительно того), что английские посланники всегда будут уступать (почетное место) [датским] послам - даже в собственных домах (этих последних).

8. Удостоверение, выданное великим канцлером Головкиным (в том), что частная моя аудиенция у царя [вместо торжественной] не отзовется в отношении меня невыгодно [т. е. будет мне зачтена за торжественную (?)].

Сим надлежаще свидетельствую и удостоверяю, что вышепоименованные документы исправно переданы г. вице-адмиралом Юлем в королевскую Немецкую канцелярию.

Копенгаген, 24 апреля 1713 г. Фон Хаген”.

Итак, я сдал в королевскую Немецкую канцелярию все без малейшего исключения бумаги, касающиеся моего посольства в Россию. Теперь сдаю равным образом и последний документ — настоящий путевой дневник, приведенный ныне во имя Иисуса к окончанию как по существу, так и в его добавлениях.

Huiusqve Dominus auxiluim fuit ³⁴¹.

Комментарии

326 Bosenwolt или Besenvall в 1707 г., в бытность свою посланником при Карле XII, служил посредником между ним и Петром Великим, но вследствие упорства со стороны Карла примирить их ему не удалось.

327 канареечным сухим (искаж. фр. ).

328 в двух экземплярах.

329 Олива - небольшое местечко близ Балтийского моря, в 9 километрах от Данцига; некогда богатое Цистерцианское аббатство (Mons Olivarium), основанное в 1170 г. и упраздненное в 1832 г. Олива - древнейшая немецкая колония на севере.

330 Заключен 23 апреля (3 мая) 1660 г

331 У Юля Circisiner-Kloster.

332 О святой воде и плодах ее.

Александр, VI папа после св. Петра, установил, чтобы в каждый воскресный день в церквах освящались соль и вода для окропления верных во отпущение простительных грехов, без коих ни один человек не может (про)жить, и дабы было приступлено к этому, он прибавил следующие отпущения.

1. Сколько раз человек, какого бы пола или положения он ни был, окропляет себя святою водой, столько раз ему отпускается по одному простительному греху.

2. Сколько раз окропит какого-либо человека священник, (столько раз) снимется (с него) бремя простительных грехов за (целый) день.

3. Сколько раз кто-либо будет окроплен священником в воскресенье, столько раз снимется (с него) бремя простительных грехов за (целую) неделю.

4. Сколько раз в Апостольские дни - столько раз снимется бремя за целый месяц.

5. По годовым праздникам - за четверть года.

6. 6. Если где-либо празднуется освящение храма (и) какой-нибудь человек будет окроплен там священнослужителем, (то с него) снимется бремя простительных (грехов) за целый год.

Св. Бернард так пишет о святой воде: сколько раз христианин пройдет мимо святой воды не окропясь, столько раз он предаст себя на посмеяние диаволу, ибо диавол скажет: если б для меня было приготовлено такое умывание, я давно очистил бы себя ото всех пороков и достиг бы прежней красоты. Итак, да не пройдет человек мимо святой воды, не окропив себя ею.

333 Письмом от 28 сентября король предписывает также Юлю подробно ознакомить Левенерна с русскими делами, и это несомненно было главною задачей, возлагавшейся на Юля. Одновременно Левенерну дано было приказание посетить царя в Карлсбаде, частью чтоб поздравить его по случаю заключения мира с турками, частью же и главным образом, чтоб настоятельно побудить его к оказанию теперь, после заключения этого мира, обещанной помощи королю деньгами и войском, — ибо королевская казна совсем опустела от множества расходов; между тем расходы эти пошли, так сказать, на образование целой армии и снаряжение значительного флота, посредством коих король связал руки шведам и тем в значительной мере способствовал завоеванию русскими Лифляндии и прочих провинций, — ввиду чего в настоящее время ему, королю, пора позаботиться о выгодном (raisonnable) мире.

334 "13 lodig[t] solf" — по-французски а 13 derniers de fin; (16 lodigt solf — представляет собою чистое серебро).

335 Писано по-немецки.

336 Как видим, Юль близко принимал к сердцу вопрос о неправильном с ним расчете русских. Уже в январе 1710 г. он касается этого предмета в одном письме к Сехестеду: "Все это вместе взятое весьма убавит мои доходы и вынудит меня проживать мое имение и все то, что я должен бы употребить (на то), чтоб найти мужа для моей дочери; бедная девушка! Придет время, ты будешь вздыхать подобно многим другим, вследствие (неравного брака), а я буду вынужден служить начальником эскадры под командою Гюнтельберга и Юдихэра".

Однако опасения Юля относительно судьбы дочери не сбылись: она вышла замуж за богатого помещика (Крага).

337 Приводится ниже в Приложениях.

338 расписку (фр. ).

339 Пробел в подлиннике.

340 Господи, что Тебе воздам?

341 Господь был его (автора) помощником.

Текст воспроизведен по изданию: Лавры Полтавы. М. Фонд Сергея Дубова. 2001