ЮСТ ЮЛЬ

ЗАПИСКИ ДАТСКОГО ПОСЛАННИКА В РОССИИ ПРИ ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ

Могущественнейший всемилостивейший наследственный государь и король ¹,

Всемилостивейшая инструкция, данная мне вашим королевским величеством (в то время) ², как (вы) посылали (меня) в качестве чрезвычайного посланника к его царскому величеству, предписывала мне, между прочим, вести в течение моего путешествия исправный дневник и по возвращении в отечество представить оный (вашему королевскому величеству). Всеподданнейше исполняя (сие) всемилостивейшее вашего королевского величества приказание, повергаю ныне этот дневник, веденный мною во время поездки в Россию и обратно, к стопам вашего королевского величества.

Принял он большие размеры по той причине, что я не хотел ограничиться происходившим в России, а записывал равным образом и то, что случалось со мною по пути туда и обратно в других странах.

Если бы я составлял этот труд для удовлетворения моей собственной или чужой любознательности или если бы я имел в виду посредством печати сделать его (достоянием) всеобщим, (то) я, конечно, прибегнул бы к некоторой осторожности и выключил бы из него те (места), в коих царь и его подданные рисуются в красках малопривлекательных; ибо, если б настоящий дневник дошел до сведения царя, он, я уверен, пожаловался бы на меня вашему королевскому величеству, (обвиняя меня) в намеренном посрамлении русской нации, так что, быть может, за мои труды меня ожидала бы только неприятная награда.

Но дневник этот, как сказано, я писал единственно во исполнение нарочитого всемилостивейшего приказания вашего королевского величества, а потому я и не колебался отмечать в нем как достойное хулы, так и достойное похвалы: мне казалось непростительным скрывать от вашего королевского величества правду. К тому же для вашего королевского величества, как и для всякого (другого) правителя, весьма важно быть осведомлену об особенностях двора, о населении и условиях того края, куда (посылается) для переговоров (известный) посланник, так как при этом представляется [12] возможность (сообразуясь с имеющимися данными) принять те или другие полезные решения, которые в противном случае (приняты) не были бы. Так, я уверен, что если бы до заключения союза с царем ваше королевское величество имели точные сведения о русских (и о том), насколько можно на них положиться, особенно в делах денежных, то сведения эти, без сомнения, послужили бы к немалой пользе и выгоде (для Дании).

Я далек от мысли выдавать настоящий дневник за полное описание России, ибо для подобного труда нужно (бы) основательное знание русского языка и многолетнее спокойное пребывание в (этой) стране. Могу только сказать (одно), что я записал все, что мне было возможно (записать, но при том записал) лишь то, что я по вполне достоверным сведениям считал за истину. Более подробные исследования (о России) не представлялись для меня возможными ввиду краткости моего там пребывания (и того, что) большую часть времени (я) провел в поездках туда и сюда, (обстоятельство) служившее немалою помехой для точных обо всем расспросов и расследований.

Если многое в этом дневнике стоит не в том порядке, в каком оно занесено в черновые (наброски), с которых (настоящий дневник) списан, то случилось это по той причине, что (хотя) в течение моего пребывания в России я (и) заносил все (происходившее) под теми днями, в которые был тому свидетелем или о том узнавал, — здесь, в этой чистовой копии, (однородные заметки) иногда собраны вместе, дабы имеющее взаимную связь не было слишком широко разбросано.

Да не примет ваше королевское величество во гнев, что настоящий дневник, столь поздно изготовленный, представляется (вам лишь теперь). Случилось это не вследствие какого-либо с моей (стороны) промедления, но по той причине, что часть дневника, по 29 мая 1711 г., осталась в числе прочих моих вещей в Москве после того, как я оттуда выехал, чтобы сопровождать его царское величество в поход против турок, а так как вашему королевскому величеству благоугодно было всемилостивейше отозвать меня (из России) 21 декабря того же года, (в то время как я находился) в лагере под Штральзундом, то (дневник свой) я получил вместе с прочими моими вещами лишь весною 1713 года на родине в то время, как (уже) готовился выйти в море с флотом вашего королевского величества. Ввиду сего (последнего обстоятельства) я должен был отсрочить приведение в порядок и переписку начисто этого обширного труда до моего возвращения из плавания, (т. е.) до конца ноября того же года. Таким (образом), мне не представилось возможности (приняться за) обработку дневника прежде (наступления) истекшей зимы. С другой стороны, я не (мог) окончить этот (труд) ранее (и) вследствие (участия в) различных военных советах, (а равно) и [13] (вследствие) других даваемых мне время от времени поручений по службе вашего королевского величества.

В заключение пожелаю, чтобы ваше королевское величество всемилостивейше нашли удовольствие в (чтении) настоящего дневника. Вместе с тем всеподданнейше благодарю ваше королевское величество, во-первых, за то милостивое доверие, которое (вы) выказали (к) моей преданности, возложив на меня важную должность чрезвычайного посланника при царском дворе безо всякого моего о том непосредственного или через других лиц ходатайства, а во-вторых, за то, что ваше королевское величество по собственной (своей) королевской милости (тоже) безо всякой моей о том просьбы, непосредственной или чрез других лиц, всемилостивейше (отрешили) меня от этой должности, отозвав на родину.

От (всего) сердца желая и всеподданнейше испрашивая себе продолжения высокой милости и благосклонности вашего королевского величества, остаюсь с наиглубочайшим всеподданнейшим (почтением) телом и кровью

вашего королевского величества

[подписи нет] ³.

[14]

1709 год

Апрель

8 апреля их превосходительства тайные советники Отто Краббе и Христиан Сехестед, коим на время отсутствия короля, (отправившегося) путешествовать в Италию, было всемилостивейше поручено управлять (на) общее благо (государством), приказали мне немедленно явиться в королевскую ратушу. Я тотчас же туда отправился и застал (их) там. Они сообщили мне, что получили от короля всемилостивейшее повеление — предложить мне ехать в качестве его чрезвычайного посланника к его царскому величеству. На столь неожиданное предложение я не мог отвечать сразу, а потому почтительнейше попросил упомянутых гг. тайных советников предоставить мне несколько дней на размышление, (но) в то же время выразил всеподданнейшие (чувства) признательности за доверие, которое его королевскому величеству угодно было всемилостивейше мне выказать, признав за благо назначить меня на такую важную должность. Так как названные сановники изъявили желание получить от меня ответ настолько своевременно, чтобы мочь послать его к его королевскому величеству с первою же почтою, то на обсуждение вопроса и на совещание с друзьями я выговорил себе всего один день.

Затем, когда я, с одной стороны, взвесил (неприятности), ожидавшие меня среди народа еще грубого и неотесанного, (и) опасности столь дальнего и трудного путешествия, а равно расстройство здоровья, (неизбежное) при дворе, где чрезмерное пьянство в таком ходу, что нет возможности от него избавиться, (когда) с другой стороны, (я принял в соображение), что долг каждого подданного — быть всегда готовым к служению своему государю, в особенности когда дело касается столь важного и многозначительного поручения, как в данном случае, в переживаемые нами времена ⁴, моя покорность и всеподданнейшая любовь ко всемилостивейшему моему государю одержали верх над всеми соображениями об опасностях и трудностях (путешествия), и 9 апреля, явившись опять в королевскую ратушу к гг. тайным советникам, я отвечал им, что, согласно высочайшей воле моего короля и государя, готов ехать по [15] его поручению к царю (и) что (при этом) не хочу, по примеру других лиц, делавших это до меня, ставить, прежде чем принять сию должность, какие-либо условия о вознаграждении (меня) по моем возвращении из (России), а предоставляю то милости(вому) усмотрению самого короля. Лишь об одном прошу гг. тайных советников — всеподданнейше ходатайствовать от моего имени пред его королевским величеством (о том, чтобы он) благоволил не оставлять меня в России на долгое время и назначил мне судно для перевоза меня, моих людей и вещей в Архангельск.

Тайные советники обещали всеподданнейше довести обо всем этом с первою же почтою до сведения (короля, но) вместе с тем предложили мне приготовиться в ожидании ответа к путешествию в Россию, чтобы я по получении моих кредитивов мог выехать немедленно. Они распорядились также насчет выдачи мне 1000 ригсдалеров в кронах на закупку необходимого для путешествия — (суммы) обыкновенно выдаваемой тем, кто посылался таким образом, как я. Согласно всемилостивейшей воле его королевского величества, было равным образом (приказано) командор-капитану Тамбсену привести в готовность транспортное судно “Faeroe” для доставления меня в Архангельск.

Мне объявили также, что, как посланник, я буду получать годовое содержание в 3000 ригсдалеров кронами и что (жалованье) это будет мне производиться с того дня, как я выеду из Копенгагена, и по тот день, как я туда возвращусь. Сверх того, я должен был получать по 10 ригсдалеров in specie [в сутки] от его царского величества — со дня въезда моего в пределы царских (владений) и по день выезда моего из них. (Суточные эти производились мне) в силу договора, заключенного на сей предмет между Данией и Россией в 1684 году ⁵. По (договору этому) царь в своем государстве должен был также предоставлять мне даровые подводы, даровую квартиру, дрова, свечи и воду.

Помимо этого, за все (время), пока я сопровождал царя в походе или в путешествии за Москвою, (из казны) его королевского величества выдавалось мне добавочное содержание по 10 ригсдалеров кронами в день.

Когда (все) это было решено, я написал к его королевскому величеству всеподданнейшее (письмо, в котором) благодарил его за то, что он безо всякого с моей стороны ходатайства, непосредственного или чрез третье лицо, избрал меня на эту должность, (и заявлял) что принимаю оную, единственно чтобы выказать мою всеподданнейшую покорность (и) намерение вести себя так, как следует и приличествует честному верноподданному. [16] При этом я предложил королю, чтобы со мною в качестве королевского секретаря миссии ехал г-н Петр Фальк, ибо находившийся в то время в Москве секретарь миссии г-н Скоубо потребовал, чтобы его отозвали одновременно с пребывавшим в Москве королевским чрезвычайным посланником, статским советником Грундом.

Затем я стал нанимать людей и делать заказы (по части) экипажей, сбруи, платья и прочего. К средине июня все было готово, корабль “Ферэ” также. Нанял я и письмоводителя, или секретаря для личной моей переписки, студента Расмуса Эребо. ⁶

Июнь

17-го ⁷. Когда транспортное его королевского величества судно “Ферэ” под командою командора-капитана Тамбсена было (уже) готово и вещи мои погружены для перевоза в Архангельск, их превосходительства королевские тайные советники Отто Краббе и Христиан Сехестед получили от короля приказание изменить мой (маршрут так) чтобы вместо Архангельска я в самый день (получения этого приказания) ехал в Бранденбург, в Потсдам, за дальнейшими повелениями, а чтобы корабль с моими людьми и вещами шел тем временем в Пилау и там ожидал меня.

Вместе с приказанием мне ехать гг. тайные советники с тою же почтою получили от его королевского величества заверение, что пробуду я в России не долее трех лет, а равно и согласие (короля) на отправление со мною в Москву г. Петра Фалька в качестве секретаря (датской) миссии.

Во исполнение вышеуказанной воли его королевского величества я пустился в путь в этот же вечер, в 7 часов, и прибыл в Роскильде в 11 ч.

18-го. проехал через Рипгстед, Слагельсе, Корсёр, Бельт, Нюборг и в 10 часов вечера прибыл в Оденсе.

19-го. проехал чрез Асенс, (перебрался) чрез Малый Бельт, чрез Хатерслебен и вечером (прибыл) в Фленсбург.

20 проехал чрез Рендсбург и Ицехо.

21-го. в 7 ч. утра, прибыл в Гамбург. (Тут) остановился на короткое (время) для свидания с королевскими агентами де Гертоге и с резидентом его королевского величества, статским советником Хагедорном; затем в тот же вечер (продолжал) путь в Потсдам и прибыл в Эшебург.

22-го. проехал Бойценбург, Любтен и Ленцен.

23-го. проехал Перлебург, Кюриц и Фербелин. [17]

24-го проехал Науен и около 10 часов прибыл в Потсдам.

Таким образом, путешествуя днем и ночью, я, благодарение Богу, благополучно совершил этот 90-мильный переезд в 6 дней и 7 ночей.

Не найдя в Потсдаме помещения, я велел доложить о себе королевско-прусскому гоф-фурьеру, который (и) отвел мне (квартиру).

Я думал застать его королевское величество в Потсдаме, но (здесь) узнал, что он еще пребывает в Дрездене у короля польского Августа ⁸; о том, когда мой всемилостивейший государь и король и короли прусский ⁹ и польский съедутся, как было условлено, в Потсдаме — толковали неопределенно.

Дабы узнать обстоятельнее, что мне делать в Потсдаме, должен ли я там оставаться или нет, я написал к их превосходительствам тайным советникам Ленте и Вибе, находившимся в свите его королевского величества в Дрездене, и, согласно высочайшему королевскому повелению, известил их о своем приезде в Потсдам.

(По распоряжению) его величества короля прусского между Гамбургом и Потсдамом учреждены для путешественников (две) почты, обыкновенная и чрезвычайная. Обыкновенная ходит два раза в неделю. (Едущие с нею) лица платят каждый два (серебряных?) гроша (goede grosken) с мили; в счет этой платы путешественник может везти с собою 50 ф. (багажа); за все, что он везет свыше этого веса, платится особо. По желанию, можно пользоваться и чрезвычайною почтой, причем за лошадь и милю платится один дриттель. Два лица, путешествующие (вместе), имеют право везти с собою (без приплаты) 200 фунтов (багажа) и не обязаны платить более чем за две лошади. Если путешествуют совместно трое или несколько человек, то они платят за три или за несколько лошадей, смотря по [18] объему и тяжести багажа. При каждой перепряжке вагенмейстер получает за труды два (серебряных?) гроша (и) из (этих денег) платит королю прусскому по грошу с ригсдалера, каковой (сбор) вносится в почтамты. Со своей стороны, почтальоны (:так называются везущие (путешественников) проводники:) ¹⁰ получают ежегодно каждый: 100 ригсдалеров, голубой мундирный кафтан почтового ведомства, шелковый шарф, почтовый рожок на шелковом шнурке и почтовую с прусским гербом бляху, навешиваемую на грудь. Встречаясь с другою повозкой, а также проезжая врытою или вообще узкою дорогой, почтальон трубит в рожок, при чем все едущие навстречу должны уступать ему дорогу. Всякие мостовые и заставные сборы обязан уплачивать сам почтальон, но на деле почтальоны требуют сии деньги с не знающих этого (правила) путешественников.

Между Гамбургом и Потсдамом все дома крыты плоскими черепицами, как в Дании (они крыты) дощечками; только черепицы висят на перекладинах с крючками.

В деревенских домах не позволено иметь печей для печения (хлеба): они должны находиться в порядочном расстоянии от домов. Из опасения пожара печи запрещено даже покрывать досками или (какою-либо) другою кровлею.

На всех перекрестках, где расходятся две, три или несколько дорог, стоят столбы с (прибитыми к ним) руками. На (этих последних) написано название места, куда ведет дорога, а также сколько миль считается до того или другого (пункта), что служит значительным облегчением для путешественников, которые благодаря таковым рукам, указывающим пути, могут сами найти дорогу, если только знают, чрез какие деревни (им) ехать.

Относительно монеты следует заметить, что между Гамбургом и Потсдамом, а также в Берлине, во всем Бранденбургском крае, в Померании, Люнебурге и Саксонии, в обращении находятся дрит-тели, которые в Берлине стоят на 12 % ниже датских крон. Три дриттеля, будь они бранденбургские, люнебургские или саксонские — ибо (все) они обращаются безразлично по всему краю, — составляют ригсдалер courant. Ригсдалер равняется 24 грошам (грош равен 3 и 3/4 датского скиллинга) или 48 sexpfenniger'aм; (зекспфеннигер) представляет приблизительно два датских скиллинга. Дрейер, то же, что датский скиллинг, заключает в себе 3 пфеннига. Пфенниг равняется датскому hvid'y.

Недалеко от Фербелина (простирается) широкий луг (с) болотом мили в 3—4 длиною; чрез него к Фербелину ведет большая плотина, (по которой?) проходит дорога в Мекленбург. Здесь (в пользу) короля прусского (поступают) большие таможенные сборы, [19] особенно с рептинского пива. Фербелин известен победою, которую отец ныне царствующего короля, Курфюрст Бранденбургский, одержал недалеко от (этого города) над шведами в 1675 г.

Потсдамский дворец весьма роскошен и увешан ценными штофами и картинами. В большой зале находится великолепный серебряный вызолоченный поставец и серебряная люстра в три (венца). Дворцовый сад разведен с большими затратами на болоте. (Впрочем) за исключением весьма богатой и роскошной оранжереи с лавровыми, апельсинными и другими деревьями, в (саду этом) нет ничего достойного примечания.

В (принадлежащем) прусскому королю фазаньем парке близ Потсдама фазанов мало, зато (есть) красивая беседка и красивая аллея в 1000 шагов длиною, (ведущая) к Потсдаму.

Королевский сад с обеих сторон окаймлен рекою Хафель, берущею начало близ Шпандау и впадающею в Эльбу близ Хафельберга.

Потсдамский (олений) парк обнесен лучшею, более прочною и (при том) менее дорогою оградою, чем (ограды) наших датских (оленьих) парков, (а именно) огорожен расколотыми дубовыми и буковыми (кольями), вбитыми одним концом в землю плотно друг возле друга, сверху же затесанными округло и остро и для скрепления (всей) ограды заплетенными на ширину ладони лозняком, как заплетаются плетни.

Здешние печи сложены наглухо из поливенных кафель.

Следует также оговорить, что король Пруссии содержит на реке Хафель охотничью яхту, весьма роскошно расписанную и позолоченную (как) снаружи, (так) и внутри. Она имеет белый флаг, гюйс, вымпел и рейный флаг (nocke-flag), на котором изображен черный орел, представляющий прусский герб. В частности надо отметить, что когда я был на этой королевской яхте и хотел спуститься по заднему трапу, чтобы осмотреть каюту, мне предложили спуститься по переднему трапу, так как никому, за исключением короля и королевы, не дозволяется спускаться по заднему. Quantum est in rebus inane ¹¹.

29-го. Сюда прибыл батальон гренадер; они будут держать караулы, когда приедут высочайшие особы.

30-го. В Потсдам прибыл его величество король прусский, а также три его единокровных брата — маркграфы ¹².

(Как) мне (случилось) заметить, стихари в лютеранской церкви в Потсдаме отличаются от датских тем, что не имеют рукавов и разрезаны на четыре (полотнища), из которых одно висит спереди, [20] другое сзади, а (остальные) два, поуже, свисают с плеч, как откидные рукава.

При причащении (причастники), принимая хлеб, преклоняют колена поодиночке с правой стороны алтаря; затем, чтобы принять Чашу, переходят на левую сторону и (там) становятся на колени на скамью. При произнесении слов Таинства они стоят, а во время молитвы опускаются на колени. В это время четыре подростка-школьника в белых стихарях с фиолетовыми поясами стоят на коленях перед алтарем и, (всякий раз) как произносится имя Христово, кланяются в землю. При причащении эти четыре (мальчика) стоят попарно с двух сторон алтаря и держат под хлебом и Чашею красный шелковый платок.

Произнося перед алтарем (слова): “Господь с вами”, священник всякий раз осеняет (паству) крестным знамением, (так же) как когда возглашает благословение. Делаемое им при этом знамение подобно Андреевскому кресту.

Июль

1-го. Прибыла швейцарская гвардия; (люди ее) одеты в короткие синие куртки (и) широкие брюки: шпаги они носят на перевязи через плечо; воротники их похожи на воротники датских священников; шляпы остроконечны с узкими полями (и) с торчащим кверху белым пером.

Прибыла также лейб-вахта короля прусского в голубых с золотым убранством мундирах, подобных в прочем (мундирам) остальных королевских служителей.

В Потсдаме, да и во всем Бранденбурге, потолки в домах, как бы последние ни были убоги, всегда замазаны в уровень с балками глиною и (поверх ее) известью. Это заменяет употребляемый в Дании гипс, служит прекрасным (предохранительным) средством от пыли, (обыкновенно) летящей (с гипсовых потолков), удерживает тепло в комнатах и при разговоре в нижнем (этаже) препятствует звукам проникать в верхний. При пожарах (такие) потолки тоже (оказывают) пользу, замедляя распространение огня и (предоставляя чрез то жильцам возможность) спасти имущество и жизнь.

Потолки эти лепятся таким образом: берут палки, обвивают их соломою, засовывают их между (потолочными) балками, потом замазывают глиною; снизу (глина эта) залепляется другим (слоем) глины, (затем потолок) заглаживается и обмазывается известью.

(Обернутые соломою палки употребляются) затем, чтобы потолок был легче, держался крепче и не обременял балок и дома.

2-го. Прибыли их королевские величества: мой всемилостивейший государь, король датский, и король польский. Его величество король прусский выслал к ним навстречу за полмили от [21] Потсдама своих трех братьев, маркграфов, — Альбрехта, Филиппа и Людвига ¹³, а равно и свою лейб-вахту.

Я также отправился за (город), но (проехал еще) на милю (за то место), где ожидали их величества маркграфы. (Увидав меня), мой всемилостивейшей государь и король, сидевший в экипаже по правую руку от короля Августа Польского, велел остановить (лошадей), и я имел честь представиться ему и показать, что согласно его всемилостивейшему повелению я уже тут. Затем они поехали в Потсдам. Когда они прибыли во дворец, им сделан был салют боевыми зарядами из 36 металлических (медных?) 24-фунтовых орудий, привезенных для этой цели из Берлина и поставленных в Потсдамском саду. Нижние комнаты дворца, по правую сторону, отведены были моему всемилостивейшему королю, комнаты (тоже нижние) по другую сторону — его величеству королю польскому; король прусский занял помещения над королем датским, а королева — помещения над королем польским.

3-го. В 11 часов я отправился ко двору, где узнал, что по вопросу о предхождении и старшем месте состоялось (следующее) решение: старшим местом его величество король датский и его величество король польский будут пользоваться поочередно, через день. В тот день была очередь короля польского, которому выпало по жребию первому пользоваться предхождением. Обоим им, как своим гостям, король прусский предоставлял старшее место.

За столом высочайшие особы занимали места в следующем порядке: его величество король польский сидел на первом месте, рядом с ним король (датский), затем его величество король прусский и около него трое маркграфов. По левую руку от короля польского сидела прусская королева ¹⁴, но в таком расстоянии от (него и прочих) королей, что между ними (и ею) свободно могло бы поместиться еще одно лицо. Рядом с королевою сидели обе маркграфини ¹⁵. Наконец, по обе стороны (высочайших особ) — датские и польские придворные. При каждой (заздравной) чаше, выпиваемой королями, производилось из орудий, поставленных в саду, по девяти выстрелов, а при чашах маркграфов по три выстрела. (Кругом) стола, в расстоянии 6—7 шагов от (него), швейцарцы образовывали круг, (который смыкали) своими алебардами и куда никого не впускали, за исключением служивших (за столом) камер-юнкеров и важнейших лиц (из свиты) [22] королей. Большая часть (придворных) стояла вокруг (швейцарцев), вне круга, в таком количестве, какого мне никогда не случалось видеть (и) при французском дворе, даже в наиторжественнейшие дни.

Того же числа пополудни в оранжерее давалась французская комедия ¹⁶, по (окончании) которой (высочайшие) особы наслаждались прогулкою по саду. При их возвращении во дворец (снова) стреляли из пушек.

4-го. (Во дворце) был такой же пышный (куртаг), как накану не. Присутствовали многие кавалеры королевского Прусского орде на. По уставу золотой крест (этого ордена), покрытый голубою (эмалью), носится на рудо-желтой ленте, а звезда с (золотою) каймой (пристегивается) к груди. (В средине звезды) изображен черный орел с круговою (надписью): “Suum cuique” ¹⁷. Крест имеет 8 оконечностей, вроде мальтийского; посредине написано: “Fridericus Rex” ¹⁸. Орел [на звезде] на груди держит в одной лапе лавровый венок, а в другой молнию, причем надпись: “Suum cuique” указывает на то, что одних он награждает, других карает, смотря по делам каждого.

Пополудни снова игралась комедия. Вечером метали жребий: из кубков, которые держал маршал, (кавалеры вынимали) билетики и соединялись в пары с теми дамами, имена коих были написаны на (этих билетиках). Затем вынимали билетики дамы. (На их билетиках) значился только номер, и так как все стулья были пронумерованы, то (кавалер), которому в (эту) лотерею (досталась та или другая дама), садился за стол по номеру (ее билетика). Когда пора было садиться, номера выкрикивались и всякий шел со своею дамой к столу, (а потом) и из-за стола, по своему номеру. Затем танцевали, (соблюдая) равным об разом (очередь) по номерам. В тот вечер я имел честь кушать за большим столом вместе с тремя королями; по жребию мне выпало быть в паре с графинею Флемминг, дочерью шведского графа Бьелке.

5-го. Как в этот день, так и накануне и (вообще) во все время пребывания королей в Потсдаме, ни (сами) они, ни прочие являвшиеся ко двору (лица) не имели (при себе) шпаг, ибо король прусский считает Потсдам увеселительною дачей, где никто не нуждается в шпаге.

В полдень короли кушали вместе; пополудни игралась комедия, вечером (происходила), как и накануне, лотерея, чтобы (кавалерам и дамам) соединиться в пары, при чем, как и в женитьбах, одни [23] оставались довольны, другие нет. (Местные придворные) не могли брать билетиков прежде, чем их не возьмут все иностранцы из свиты королей. Если оставались места, то прусские придворные вынимали (последние) билетики.

К каждому из иноземных дворян, приехавших из Дрездена в свите королей, было (назначено) по королевскому лакею и по королевскому экипажу для выездов. (Лакеи) служили (дворянам) в их помещениях и должны были докладывать (в дворцовое управление), чего последним недостает.

В тот же день состоялась охота в миле от Берлина; загнано в тенета немалое количество крупной дичи, из числа коей застрелено с лишком 60 штук. Загнано также четыре лисицы: две, ко всеобще му удивлению, перепрыгнули через тенета. Диких свиней попалась всего одна. (Она была) поймана королем польским в капкан.

6-го. Как и каждый день, в 11 часов (у.) конная лейб-вахта, гренадеры и швейцарцы прибыли на дворцовый двор.

Короли обедали порознь в своих помещениях.

В нижних покоях, выведенных сводом, ежедневно в полдень и вечером накрывалось пять столов, каждый на 24 персоны. (Один) из них был обер-гофмаршальский; за (него) могли садиться только лица, принадлежащие к свите двух иностранных королей.

Вечером, как и накануне, дамы разыгрывались в лотерею, и (та ким образом) всякий вечер (все рассаживались) за стол на иной лад: вообще строго наблюдалось (за тем), чтобы иностранцы пользовались во всем особенным почетом сравнительно с прочими (гостями).

7-го. Во дворце, в помещении каждого из трех королей, отправлялось богослужение на разных языках и по (обрядам) разных вероисповеданий; у моего государя и короля (служил) на датском языке, по Аугсбургскому исповеданию, магистр Ивар Бринк; у короля прусского (происходила служба) на немецком языке, по кальвинской вере, а у польского короля старый итальянский иезуит, патер Вота, совершал обедню по римской вере и говорил проповедь на французском языке.

Вечером был такой же торжественный (банкет), как и в предшествующие вечера.

8-го. Три короля кушали в королевском увеселительном доме “Капот”, находящемся в одной миле от Потсдама; вернулись под пару сами по Хафелю и высадились при пушечном салюте из сада и с яхты. (Все) так там веселились, что у большей части (гостей) сознание оказалось совсем капут. (По возвращении) все легли спать и встали (лишь) к вечеру, чтобы отобедать таким же образом, как в прежние дни.

9-го. Видел я у королевского лейб-медика, юстиц-советника доктора Вульфа, двух живых хамелеонов, привезенных им из Италии, из Ливорно: у них четыре лапки (и) длинный заостренный хвост; похожи они немного на ящериц, но по крайней мере раза в четыре [24]больше; некрасивы и противны; блекнут, если их посадить на несколько минут в закрытую коробку; когда их вынешь и положишь на солнце, на них замечаются маленькие блестящие крапины вроде серебряных и золотых песчинок, что послужило основанием к общераспространенному) заблуждению, будто они меняют цвет соответственно тому предмету, на который их положат; (как) заверил меня юстиц-советник Вульф, это неправда. Глаза их, очень маленькие, как будто вставлены в нечто вроде кокосовых орехов, обращающихся кругом, так что (хамелеоны) могут смотреть вниз, вверх, вперед и назад, причем самые глаза (их) остаются совершенно неподвижными в центре (сего подобия кокосовых орехов. Хамелеонов этих) кормят только раз в неделю или раз в две недели; остальное время они питаются сами мухами, которых к себе привлекают (своим видом?). Хамелеоны созданы так, что целую неделю могут жить без пищи.

Все три короля отправились вместе в Шпандау, где в полдень кушали. Вечером (они) поехали в увеселительный замок Шарлоттенбург, откуда, за недостатком помещения для (сопровождавших) их в (значительном) количестве людей и слуг, послали последних в Берлин, чтобы они там ожидали своих государей.

Вечером я отправился в Берлин, отстоящий в четырех милях от Потсдама. Как и всем прочим, помещение мне отвел гоф-фурьер. (Поселился я) на улице Св. Духа у тайного советника Борке (Bourk), где мне было очень хорошо и удобно.

Берлин весьма красивый и нарядный город ¹⁹,все (в нем) опрятно, как в Голландии.

10-го. Осматривал берлинский дворец, представляющий собою большое великолепное здание. Роскошнейшее (из) показываемых там (предметов) — это королевина постель алого бархата с пологами, на которых настоящим жемчугом вышито королевское имя, (увенчанное) короною; одеяло и все отделение, где стоит постель, равным образом (шиты жемчугом), так что (все это) пришлось (бы) оценить в несколько бочек золота. Qvantae luxuriae sordes! ²⁰ Я видел также план тех (помещений), которые предполагается еще пристроить ко дворцу. Замысел так обширен, что, по уверению самых сведущих людей, с внутреннею и наружною отделкой и меблировкою (помещений) он и в 15 лет не может осуществиться.

11-го. Я был в новом построенном прусским королем цейхгаузе; наполнен (он) множеством прекрасных металлических пушек, [25] в числе коих одна, по имени “Азия”, отлитая год тому назад, стреляет 100-фунтовыми ядрами. Отлита она исключительно из орудий, отнятых у турок. Король прусский хочет отлить еще три таких пушки, равным образом из отнятых орудий; пушки эти будут названы именами трех остальных частей света. Не знаю, для какой цели (он это затевает), разве затем, чтобы вместо одного — иметь целых четыре бесполезных и негодных орудия...

В тот же день я осмотрел королевские конюшни; в них больше 200 лошадей. На (сеновале) показываются королевские одноколки (carioler), сани, верховая сбруя, оружие, попоны (и) два трехколесных стула, подаренных прусскому королю королем польским. В числе (разного) редкого оружия я видел там штуцер, из которого можно стрелять и маленькою, и крупною пулею: для стрельбы крупною пулею следует вынуть внутренний ствол. Там есть также большие пищали для охоты на гусей и лебедей, положенные на рапеты, как орудия. Показывают там и различные мечи палачей, в том числе один, которым, как говорят, было казнено более 160 человек.

В тот же день я осмотрел сад, содержимый королем прусским для травли диких зверей. Там находились дикий буйвол (зубр?), три льва, два леопарда, белая лисица, несколько медведей и много ост-индских ежей (дикобразов?).

[12-го?] Переночевавши в Шарлоттенбурге, короли около полудня прибыли (в Берлин), провели полчаса во дворце и (затем) отправились в город крестить новорожденного сына у генерал-фельдмаршала графа Вартенслебена. Ребенка держал мой всемилостивейший государь и король, имея слева от себя королеву, а справа короля польского.

Пополудни в королевской часовне крестили дочь ²¹ прусской наследной принцессы ²², разрешившейся от бремени за два дня пред тем. Крестными отцами были все три короля. По окончании (обряда) крещения произведен салют изо всех пушек кругом города.

В тот же день было рождение короля прусского ²³, ввиду чего Прусский орден носился не на ленте, а на цепи, как у нас в известные дни Датский орден; цепь (при этом) лежала на плечах так же, как (цепь Датского ордена). Почти вся она сквозной работы (и) покрыта (эмалью); восемь “F”, (соединенные) попарно, образуют круг; под каждою парой “F” корона. (К кругу этому) прикреплен черный орел, затем (к орлу опять круг) и т. д. [26] При дворе не было никакого торжества — ни танцев, ни другого чего, только короли обедали вместе.

Здесь, как и в Потсдаме, женщины не могут являться ко двору иначе, как в зашнурованных платьях, так строго соблюдается при здешнем дворе пышность и этикет.

14-го. Так же, как в Потсдаме, у королей, в (их) прихожих, происходило богослужение, у каждого на его родном языке и (по обрядам) его вероисповедания. Отпущенный моим всемилостивейшим королем и государем накануне вечером, я в (этот день) откланялся ему и поцеловал у него руку; представился я также королю польскому. Однако на следующий день я (не выехал), будучи задержан нездоровьем.

Достойно замечания, что при прусском дворе высшая должность — (должность) обер-камергера ввиду того, что (сам) король, в качестве курфюрста Бранденбургского, камергер Римской империи. В то время должность обер-камергера исполнял граф Вартенберг, красивый, благовоспитанный человек. Я несколько раз ел у него.

Таким же образом первый министр или высшее должностное лицо при саксонском дворе всегда обер(гоф)маршал, так как курфюрст Саксонский — маршал Римской империи. В то время при саксонском дворе должность эту исправлял тайный советник Пфлуг. Впрочем, все государственные дела обдумывались генерал-фельдмаршалом графом Флеммингом, находившимся при короле Августе Польском, в его свите.

В Пруссии же государственные дела по большей части обдумываются тайным советником Ильгеном, хотя первым министром и называется граф Вартенберг. (Причина этому) та, что в государственных делах (Вартенберг) менее сведущ, чем (Ильген).

Все три короля кушали у английского посла милорда Раби. Для мест (гости) вынимали билетики и садились по выставленным на последних номерам. Вечером короли кушали у графа Вартенберга, живущего со всеми своими (домочадцами) в собственном помещении во дворце и содержащего там (свой особенный) двор.

Относительно (этикета) прусского двора надо еще заметить, что когда кушанье подано и маршал приглашает (высочайших) особ сесть за стол, он держит в руке длинный серебряный жезл, на верхушке которого (изображен) орел, а затем все время стоит за столом, пока (высочайшие) особы не встанут. Тогда должность маршала занимал Эрлах, бывший вместе с тем и капитаном швейцарцев. В строю перед своими швейцарцами он носит короткую куртку, широкие брюки, короткий плащ, на пол-локтя недостающий до колен; (все одеяние сшито) из белой тафты и оторочено узким золотым кружевом. Воротник, который носит (Эрлах), напоминает несколько воротники датских священников, впрочем он несравненно уже. Остальные [27] находящиеся под начальством (Эрлаха) обер-офицеры одеты так же, как он, с тою лишь разницею, что их платья (обшиты) вместо золотых серебряными кружевами.

16-го. Короли, все трое, кушали у генерал-фельдмаршала Вартенслебена. Мой всемилостивейший государь, король датский, уехал тотчас после стола при салюте из орудий.

17-го. Тронулся в путь на Кенигсберг; в этот день проехал Бернау и Нейштадт; в Ней-Ангермюнде переночевал.

18-го. В 4 часа утра (выехал) из Ангермюнде в Нейгауз, проехал Пириц (и) Штаргарт — прекрасный город, а затем ехал всю ночь до Наугарта.

19-го. (Выехав) из Наугарта, проехал Пиннов (и) Керлин и (прибыл) в Кеслин, где переночевал.

20-го. От Кеслина проехал до Шлаве. На пути (между этими городами) в полумиле от Кеслина находится большая гора Кольберг. Мне пришлось чрез нее переезжать, (она) весьма высока (и) поросла густым кустарником. С вершины менее чем в полумиле расстояния видно море, а также два города (селения?), расположенные и тот и другой в полумиле от Кеслина; открывается (равным образом) прекраснейший вид на леса, луга, нивы, многочисленные церкви и деревни. Это (и есть) та большая Кольбергская гора, высочайшая на всем побережье, которую за столько миль видно с моря. В старину на (ее) вершине стоял монастырь. Теперь от него почти не осталось следов. Шпиц церкви этого монастыря до сих пор хранится в кеслинской церкви. Лес, росший сперва на этой горе, уничтожен нарочно, чтобы лишить убежища разбойников, пользовавшихся в прежние времена его дебрями, чтобы (безнаказанно) убивать и грабить проезжающих. Случаи подобных убийств и грабежей были тогда настолько часты, что у дороги, по которой я ехал, я (насчитал) 80 памятников, поставленных над убитыми (путешественниками); за последнее же время, в продолжительный (сравнительно) срок, убит всего один (человек).

В тот же день я проехал из Шлаве чрез Стольпе в Лупов; здесь переночевал на большом прекрасном постоялом дворе.

21-го. Присутствовал на богослужении в луповской церкви. (Служат) в ней по-кочубски, (известный) диалект польского язка, так как большая часть простолюдинов плохо понимает немекий (язык). Евангелие читается с проповедальной кафедры и пред алтарем по-кочубски и по-немецки. Проповедь говорится на верхне-немецком наречии, (но) по ее окончании тотчас же произносится другая, по-кочубски.

Я был зван в гости к полковнику Грумбкову, обладавшему великолепною усадьбой возле упомянутого постоялого двора. (Самый) постоялый двор тоже принадлежит ему. Жена его — одна из [28] красивейших женщин, которых мне случилось видеть во время моего путешествия от Копенгагена (досюда). Она рожденная Слафрендорф.

На постоялом дворе нельзя было достать ни вина, ни французской водки. Не держали их с тою целью, чтобы (Грумбкову) легче было сбывать свое пиво и хлебное вино, так как все, что продавалось на постоялом дворе, забиралось у него. Замок (Грумбкова), построенный в итальянском (стиле), по красоте, роскоши и размерам может сравниться с лучшими датскими замками.

После обеда я продолжал путь на Вуцков, последнее (местечко) в прусских владениях. Здесь начинается (обращение) польских денег, а бранденбургский, саксонский и люнебургский дриттели уже не в ходу и (принимаются лишь) с потерею 5 %. Три польских гульдена (злотых) составляют один талер, или, на наши деньги, один ригсдалер courant. На (польский) счет гульден (злотый) содержит 30 грошей, представляющих приблизительно 30 датских скиллингов, или один бранденбургский дриттель. Собственно, польский злотый заключает в себе пять sexer'ов, зексер два дытка, дыток три гроша; achtzehener, или тынф, содержит 18 грошей; в ригсдалере courant заключается 5 тынфов, т. е. 90 грошей. Ригсдалер в датских кронах стоит ниже польского ригсдалера courant на 12—14 %. Польский или прусский грош содержит три прусских скиллинга. Скиллинги эти такой же величины, как датские “виды” (hvide), или дриллинги, и почти одинаковой с ними ценности. Полновесный золотой дукат стоит 8 прусских гульденов или 240 грошей. Specie-ригсдалер стоит три прусских гульдена и 18 грошей, т. е. 108 грошей или 6 тынфов.

В ту ночь я приехал в Дюнамерс.

22-го. Отправился из Дюнамерса в Данциг. Здесь (был вынужден) остановиться (и переночевать) ввиду недостатка в подводах, ибо все подводчики убежали за город смотреть, как колесуют одного преступника. Удивления достойно, как развита в человеке жестокость: чтобы поглядеть, как истязуют его ближнего, он бросает свои занятия и заработок!..

При проезде через Данциг я узнал, что (там) свирепствует сильная болезнь, (от которой) еженедельно умирает 200—300 человек. Некоторые считали ее чумою, другие пятнистым тифом, но так как в подобных случаях преждевременная предосторожность лучше небрежного (отношения к делу), то я письменно уведомил отсюда всемилостивейшего моего государя и короля о появившейся болезни (впоследствии действительно оказавшейся чумою), дабы (его величество мог) вовремя распорядиться о прекращении торговли с Данцигом ²⁴. [29]

23-го. Из Данцига выехал на почтовых; в полдень за городом переехал Вислу и в течение ночи проехал чрез Стеге, Кальберг и Польский. От Данцига до Польского, последнего (местечка) в дан-цигских владениях, считается 12 миль. За наем повозки для (этого переезда) в данцигскую почтовую контору уплачивается по два ригсдалера courants с человека; кроме того, при каждой перемене повозки путешественник платит проводнику один achtzehener или тынф.

24-го. Проехал из Польского в Пилау. Дорога идет по косе (называемой Danziger Nehrung) ²⁵ и отделяющей Балтийское море от Пресного ²⁶. Последнее образуется частью (водами) реки Прегель (текущей от Кенигсберга), частью же (водами) Вислы, (протекающей (чрез) Польшу. Пресное море выливается в Балтийское и соединяется с ним близ Пилау. По дороге между Польским и Пилау на береговой черте виднелись (следы) больших несчастий, лежали обломки судов и выброшенные (на берег) корабли, несколько дней тому назад погибшие от бури. В Пилау я еще застал транспортное его королевского величества судно “Ферэ”, ожидавшее в этой гавани моего прибытия, чтоб везти (меня) дальше (морем).

Вскоре по моем приезде пилауский губернатор граф Дона, а за ним и комендант крепости бригадир Wopse, почтили меня своим посещением.

25-го. Поехал в Кенигсберг, расположенный в семи милях от Пилау. В (одном) лесу, находящемся на пути, я видел очень крупного лося. Говорят, в Пруссии лосей, а также медведей и зубров (uhroxer) великое множество.

26-го. Поехал в небольшое имение Шарлоттенталь посетить герцога Гольштейнбекского ²⁷, живущего, впрочем, обыкновенно в Кенигсберге. (Герцог) главнокомандующий всех прусских войск (soldateschen). В Пруссии кроме вербуемых солдат есть еще милиция (Land-Militie), устроенная на тех же приблизительно основаниях, как датская.

27-го. Провел (день) в Кенигсберге. Там мне отвели (помещение) у купца Poul La Fargue. В тот день чрез Кенигсберг проехал гонец, посланный 24 июля прусским резидентом в Варшаве к королю прусскому с вестью, что шведский король наголову разбит царем в Украине (Cosakenland), под Полтавою. О подробностях этой победы не было возможности разузнать, так как лицам, получавшим (подобного рода сведения), король Пруссии раз навсегда воспретил распространять неблагоприятные известия о шведской [30] армаде, прежде чем о них не будет сообщено (ему) и не станет известно в Берлине; поэтому (в тот день) я напрасно в разных местах старался (добыть желаемые подробности). Узнал (я) о них (только) два дня спустя от королевского надворного советника де Фера (de Feer), к которому был направлен упомянутый гонец из Варшавы. Подробности эти я немедленно, в тот же день, сообщил по почте его королевскому величеству, моему всемилостивейшему государю и королю.

29-го, вечером, поехал в Пилау. Для выхода в море ветер был благоприятный, но настолько слабый, что лоцмана не решились вывести корабль (из порта. А там) снова задул противный ветер, задержавший меня в Пилау до 11 августа.

Август

Тут не излишне заметить, что как в Пилау, так и в Кенигсберге пиво, вино и водка измеряются одною мерой, называемой stob'ом. Stob содержит 4 прусские кварты (Quarteer), равняющиеся полутора датским потам (pot, potte).

Как я имел (случай удостовериться), причащение в лютеранских церквах в Кенигсберге совершается по тем же обрядам, как в Потсдаме; (об обрядах этих) сказано выше.

Тем временем, как противный ветер задерживал меня в Пилау, я ходил иногда на веслах к расположенной насупротив косе “Dan-ziger Nehrung”. На противоположный ее (берег) Балтийское море выбрасывает много янтаря, собираемого (здесь) королем прусским. На косе, состоящей из одних песчаных бугров и холмов, поставлены два продольных плетня из ивняка с тою (целью), чтобы гонимый ветром песок ложился грядою посреди (косы), а не уносился в ту или другую сторону в море и почва (чрез это) не (сравнялась) бы со временем (с уровнем моря) и не была сплошь затоплена (им. Это и случилось бы) если б на косе не содержалось подобных плотин. С милю выше на (косе) этой растет красивая роща из ольхи и берез; там видно (также) множество пней и корней срубленных деревьев, (обстоятельство) доказывающее, что прежде там (повсюду?) был лес и плодородная почва. Во многих местах ветер намел такие высокие холмы (песку), что деревья скрыты в них до вершин.

Я собрал следующие сведения об условиях сбора янтаря. Весь янтарь, выбрасываемый на берег, считая от Польского на “Danziger Nehrung”, где начинаются прусские пределы, и [вдоль берега] мимо Пилау до Мемеля, а также за Мемель до “Heiligen-A”, принадлежит королю прусскому. На пространстве этом сбор янтаря разделен, однако, на две (полосы). Первая (простирается) от Польского вдоль берега до Тенхиттеля, на две мили за Пилау. Янтарь, [31] собираемый на этом протяжении, сдается под наблюдением инспектора таможни, который присягает в том, что всячески будет соблюдать пользу и интересы короля, в так называемый королевский прусский лиценцгауз в Пилау. Сбор со второй (полосы), от Тенхиттеля до “Heiligen-A”, по ту сторону Мемеля, свозится в округ, называемый Palmich. Когда янтаря наберется много, то из обоих этих мест, (т. е.) из Пилау и из Пальмиха, его везут в Кенигсберг (и складывают) в (особый) определенный на то в крепости дом. (Самый) сбор янтаря происходит таким образом. Когда юго-западная или западно-юго-западная буря примоет янтарь, на берег вызываются крестьяне и другие назначенные на этот предмет королевские подданные, принесшие предварительно присягу в том, что будут правильно сдавать все собранное, ничего из оного не утаивая. Приходят они со скребками, (прикрепленными к) шестам в 10—12 локтей длины, и при спокойном море забрасывают их в воду, вылавливая и вытаскивая таким образом янтарь на берег. Сбор всякий вечер сдается определенным на то присяжным, береговым объездчикам, которые со своей стороны доставляют его в подлежащие места, в Пилау или Пальмих. За свой труд (каждый) крестьянин получает столько соли, сколько он набрал янтаря: бочку за бочку, stob за stob и т. д. Когда из (Пилау и Пальмиха) в кенигсбергский янтарный дом поступает большое количество янтаря, управляющий (этим домом) — в настоящее время (это) тайный камер-советник Купнер (Cupner) — принимает меры к оповещению (публики) посредством открытых писем и чрез газеты, что янтарь будет продаваться с аукциона, но (еще) до аукциона янтарь сортируется на три (разряда): первый называется сортированным янтарем (Sortiment-Barnsteen) и состоит из крупных кусков в кулак и больше; стоит (он) обыкновенно от 1 000 до 1 020 ригсдалеров тонна. Следующий сорт называется тонным янтарем (Tonnenbarnsteen); куски его меньше; стоит он обыкновенно 600—700 ригсдалеров тонна. Третий сорт набирается из самых мелких кусочков; зовется он лаковым янтарем (Fernis-barnsteen) и стоит 100, 110, 120 ригсдалеров тонна, смотря по многолюдности аукциона и по спросу. На аукцион стекаются многочисленные купцы из Гамбурга, Данцига, Штеттина, Померании, (а также) из окрестностей этих (мест), и покупают большое количество (янтаря). Кроме того, (янтарь) приобретают и кенигсбергские купцы. Таким образом, король прусский получает от этой (продажи) от 50 до 60 тысяч ригсдалеров ежегодно, расходу же по сбору янтаря, на жалованье береговым объездчикам и рабочим, у него всего 4 000 ригсдалеров (в год). Ходить по берегу собирать янтарь (посторонним) воспрещается под страхом смертной казни, да и назначенные на то (люди) могут (являться на берег) лишь когда их вызывают на сбор (янтаря). [32] Прусский локоть короче датского на столько (в тексте проведена черта в 2,8 см.) ²⁸,

им отмеряется всякого рода суконный товар, полотно и шерстяные (материи), за исключением (тканей), имеющих в ширину всего один прусский локоть. (Ткани эти) отмеряются на шток (stock). Шток содержит в себе два прусских локтя.

По части веса прусский фунт на семь лотов и один квинтин (qvintin) легче датского, так что (100 датских фунтов) на 22 датских фунта и 21 датских лота тяжелее 100 (прусских фунтов), т. е. 100 прусских фунтов представят лишь 77 датских фунтов и 10 лотов.

Это обыкновенный вес, употребительный во всех лавках; но кроме него есть еще другой, называемый весом золотых дел мастеров; в сущности, (оба эти веса) по тяжести друг от друга не отличаются, разница только в названии (мелких единиц веса, а именно золотых дел мастера) взвешивают золото и серебро на скотты (scott). Скотт равняется 2/3 лота, следовательно, три скотта составляют два лота, а 32 прусских лота равняются 48 прусским ювелирным скоттам. В общем, (единицы) прусского веса следующие:

1 малый центнер (Centner klein) = 112 ф.

1 большой кенигсбергский центнер (Centner grosz Koenigsberger) = 128 ф.

1 большой штейн (Stein grosz) в Кенигсберге равняется 40 ф.

1 малый штейн (Stein klein) = 25 ф.

1 шиффунт содержит 20 лисфунтов, или 10 штейнов, или = 400 ф.

1 лисфунт в Кенигсберге равняется 20 ф.

1 фунт заключает в себе 32 лота на обыкновенный вес, 48 скоттов на ювелирный, или 4 квинтина.

Одна марка серебра содержит 24 скотта или 16 лотов. На берегу моря, возле Пилау, стоит башня, построенная исключительно для мореходов, с тем чтобы они могли видеть ее с моря, издалека. С нее постоянно стерегут лоцмана, не идут ли с моря корабли, и (заметив судно) тотчас выезжают (к нему навстречу), чтоб ввести его (в гавань). В Пилау, у самого лиценцгауза, т. е. таможни, стоят два бака — две высокие заметы из леса, построенные для руководства лоцманов, (которые соображаются с ними) при вводе и выводе кораблей. Содержатся они таможенным инспектором на счет короля прусского. В Пилау находятся 12 лоцманов; все они присяжные, жалованье получают от короля, каждый по 87 ригсдалеров courants в год. За это (жалованье) они обязаны во всякое время (дня и ночи?), если только погода и ветер позволяют, вводить и выводить суда. Со шкипера они ничего не могут требовать, разве сам он добровольно пожелает дать им небольшое вознаграждение за их труд. Но таможенному инспектору шкипер должен [33] уплатить таможенный и лоцманский сбор, по одному ригсдалеру за каждые 20 ластов вместимости судна; (сбор этот) зачисляется в королевские доходы.

Я осмотрел те восемь быков, что поставлены перед (стоянкою) кораблей в Пилауской гавани для ограждения судов ото льда, идущего весною, при половодье, от Кенигсберга. Быки поставлены один от другого на расстоянии, (соответствующем) ширине большого корабля. С внешней стороны, (обращенной) к морю, они остры, а с внутренней, (обращенной) к земле, широки. Построены они в виде наклонных треугольников и сзади почти на 3 фута возвышаются над водою. Сделаны они из бревен, вбитых в дно тремя наклонными рядами, из которых два наружных расходятся в стороны, образуя полость упомянутых (?) ящиков (sic) ²⁹. Последние наполнены камнями и окованы и обвязаны вокруг крепкими железными полосами и болтами.

В (Пилауской) крепости в одной и той же церкви совершается и кальвинское и лютеранское богослужение. Одно воскресенье служит лютеранский (священник), другое кальвинский.

Чуть не по всей Пруссии, да и в других краях, распространился (слух), будто в Кенигсберге лютеране и кальвинисты причащаются (вместе) вперемежку. По тщательной поверке этого слуха я убедился, что возник он из следующего (соглашения), состоявшегося между лютеранским и кальвинским священниками кенигсбергского Сиротского дома помимо чьего бы то ни было согласия, одобрения или приказания, единственно по собственному их взаимному стремлению к сближению разных вероисповеданий (syncretismus).

3 июля лютеранский священник, проповедовавший в Сиротской церкви, объявил с кафедры общине, что (на следующее воскресенье) назначено причащение для реформатской общины и что накануне, в 2 часа, в церкви будет (читаться) приготовление (к причастию). В этот приготовительный день проповедь говорил кальвинскии священник на текст 1Кор. XI, ст. 28, после чего, по обыкновению, (причастники) заявили о желании причаститься. На следующий день, 10-го июля, третье воскресенье после Троицы, за обеднею (снова) проповедовал кальвинский священник, (в этот раз) на обычный текст Евангелия от Луки XV, 1—7, а после проповеди был прочитан обычный употребительный в кальвинской церкви предпричастный formular. По окончании молитвы подошел к трапезе лютеранский священник, затем причастники стали брать преломленный хлеб из рук кальвинского священника, а у лютеранского Св. Чашу. Наконец лютеранский священник преломил хлеб для своего сотоварища, подал ему его, а равно и Чашу. При таинстве оба пользовались формуляром, принятым в кальвинской церкви. Во время причащения пели 103 псалом [34] Лобвассера. (Обедня) заключилась благословением и (словами) Gott sey gelobtt etc ³⁰. После обедни кальвинский священник огласил на следующее воскресенье причащение для лютеранской общины. 16 июля, в субботу, накануне 4-го воскресенья после Троицы, при приготовлении к причастию проповедовал, по обыкновению, лютеранский священник. Темой его был ст. 12 псалма LI. 17-го того же месяца, в четвертое воскресенье после Троицы, проповедовал он же на текст Евангелия того дня, от Луки VI, 36. По окончании проповеди он подошел к трапезе одновременно с кальвинским священником и там прочитал лютеранский-предпричастный формуляр. Затем выступили вперед причастники и приняли хлеб от лютеранского священника, а Чашу от кальвинского. В заключение кальвинский священник (предложил) хлеб и Чашу своему сотоварищу. При причащении произносимы были слова, принятые в лютеранской общине, и пели “Jeszu meine Freude” ³¹, затем прочитано благословение.

Король прусский одобрил было этот поступок (лютеранского и кальвинского священников), но так как против оного с обеих сторон вооружилась теология, то во избежание больших волнений король немедленно запретил говорить об этом (деле) и обсуждать его: что уже было сделано, то должно было остаться без последствий. И с тех пор действительно это более не повторялось. (И так) вот что дало повод к вышеприведенной лишенной (всякого) основания басне.

В Пилауской крепости находится своего рода экзерциц-академия, в которой имеются учителя танцев, фехтования и верховой езды: сюда знатные люди посылают своих детей учиться разным военным и гражданским упражнениям. (Они) охотнее посылают их (в Пилаускую крепость), чем в Кенигсберг, так как (пребывание) в Кенигсберге дает повод к беспутству, какового нельзя предполагать в крепости, где (учащиеся) более стеснены и находятся под более бдительным надзором, вследствие чего успешнее могут совершенствоваться.

10-го. (В Пилау) прибыл русский капитан Станислав Лец (Stanislaus Lets), участвовавший в сражении русских со шведами под Полтавою и посланный царем к русскому послу в Голландии. (Лец) подтвердил все те (вести о Полтавской битве), которые получены были ранее по почте.

11-го. В церкви Пилауской крепости в воскресенье, во время проповеди, стояла пред алтарем одна женщина, совершившая прелюбодеяние: лишь только произнесены были слова таинства и настало время причащения, ее выслали из церкви, ибо в Пруссии, у лютеран, в силу существующего обычая лицо, совершившее прелюбодеяние, прежде чем быть допущено к причастию, должно три [35] воскресных (обедни) кряду стоять посреди церкви и быть высылаемо (вон) перед причастием. Это имеет некоторое сходство с экскоммуникациею, существовавшей в перво(начальной) церкви. После такой (эпитимии) священник произносит над (караемым) лицом благословение, после чего оно допускается к причастию.

В Пилау вследствие постоянного противного ветра я пробыл с 24 июля по 11 августа, (но в этот последний день) ветер сделался благоприятным, и, сев после богослужения, в 10 часов (утра), на судно, я немедленно вышел на парусах из Пилау. Погода (была) тихая, ветер слабый, восточный. Против крепости я (велел) салютовать девятью выстрелами; (крепость) отвечала мне тем же (числом выстрелов). Так как судно (“Ферэ”) сидело настолько глубоко, что без предварительной разгрузки и облегчения не могло перейти через мели, (находящиеся при входе) в гавань, то мы (выйдя из гавани) бросили якорь на пилауском рейде, на 12 саженях глубины, куда к нам подошел с нашим выгруженным балластом Bording (:так называются барки, нанимаемые для разгрузки входящих судов и для подвоза балласта на (уходящие) суда:). Балласт (этот) начали тотчас же (снова) грузить (на наш корабль). Принятие его окончили в 9 ч. вечера; затем мы подняли (наши) шлюпки, снялись с якоря и в 10 часов тронулись в путь при легком бризе OtS. Курс (наш) был NNW.

12-го. Ветер тот же при хорошей ясной погоде; курс NtW и N. Утром, в 4 часа, показался Bruеsterort в направлении О и OtS приблизительно в расстоянии трех миль. При солнечном восходе определились по солнцу и нашли, что компас отклоняется к норд-весту на полрумба. По расчету к полудню место (где мы проводили измерение) находилось от нас в 8 милях к SO, на четверть (мили?) южнее (?). Курс NtO.

13-го. Ветер южный, легкий бриз при хорошей ясной погоде. До 9 часов шли по курсу NNO и NOtN, потом NO. В полдень по расчету Либава находилась от нас к OtN в расстоянии 5 1/2 мили. Удачно определились по солнцу; (находились мы) на 56°33' сев. шир. В 8 часов вечера увидели со стеньги к OtN берег приблизительно в 5 милях расстояния (и) заключили, что это так называемый замок герцога Альбы. Курс N, ветер прежний.

14-го. Свежий бриз SW; курс NtO. В полдень по расчету Виндава находилась от нас в 10 1/2 милях к SOtS; удачно определились по солнцу; (мы находились) на 58°6' север, шир. Курс NOtN. Пополудни бриз SSW засвежел, пошел дождь и стало пасмурно; ввиду (ветра) поставили с правого борта Schonfarseil и бизань. В течение всей ночи до свету были относимы к NO.

15-го. Свежий марсельный бриз WSW при довольно ясной погоде. Снова поставили паруса. В 3 часа утра увидали Дагерорт к OtS [36] в расстоянии 2 1/2 миль. Курс между N и О кругом Некманской мели, а затем OtN. В полдень (прошли) мимо Экгольма, оставшегося в одной миле от нас к OtS. В 8 ч. вечера при довольно свежем бризе прибыли на ревельский рейд, (где встали) на якорь.

16-го. Снявшись в 3 часа утра, пошли под парусами при прежнем марсельном бризе WSW (и) ясной погоде. По уходе с ревельского рейда (и) до 8 часов (шли по) курсу ONO и OtN, потом до 12 часов О. (В полдень) прошли на полрасстояния пушечного выстрела мимо острова Экгольма, (находившегося от) нас к SW. Около полудня (в то время, как мы) таким образом шли вдоль лифляндского берега, я заметил в одной бухте, восточнее (названного) острова, приблизительно в миле (от нас), стоявший на якоре шведский фрегат; бухта эта зовется Каспервик. Сказанный фрегат тотчас поставил паруса и, будучи на ветре, спустился по ветру. Командор-капитан Тамбсен, увидав, что швед хочет с ним говорить, приказал убрать большой парус, чтоб дождаться (фрегата). Хотя командиру шведского судна нетрудно было зайти вперед и лечь в дрейф, чтобы подождать (приближения) корабля “Ферэ”, тем не менее, однако, он обошел его сзади и, несмотря на то что по (нашим) флагу, гюйсу и вымпелу мог ясно видеть, что то королевский датский корабль, а к тому же из уборки большого паруса заключить, что (мы) замедлили ход, дабы подождать (его), а не бежать, — таки выстрелил вперед (нас) боевым выстрелом. Вслед за этим, чтобы скорее вступить с ним в разговор, (мы) еще убавили парусов. Курс (держали) OtS. Ветер был SW, слабый бриз. Когда (фрегат) поравнялся (с нами), (мы) спросили (командира), чего он желает. (Со своей стороны) он осведомился, не идем ли мы в Нарву. Мы попросили его прибыть к нам на судно на своей шлюпке, если он желает говорить с нами. (На это) он сказал, что если мы (намереваемся) идти в Нарву, то можем тотчас же поворотить назад, и (отвечал), что мы на нашей шлюпке должны прибыть к нему на судно. Несмотря на заявления наши, что (на судно) к другому должен прибыть тот, кто имеет сказать ему что-либо, (командир шведского фрегата) ни за что не хотел на это согласиться, ввиду чего для окончания пререканий (мы) послали к нему шлюпку с лейтенантом Снидсторфом объявить, что судно (наше) — королевский датский транспорт и везет его величества короля датского чрезвычайного посланника, имеющего высадиться в Нарве, (с тем) чтобы оттуда ехать далее в Москву. Лейтенант Снидсторф вернулся со шведским капитан-лейтенантом Авраамом Дикманном (Abraham Dichmann). В ответ на наши расспросы последний сообщил, что королевское шведское судно называется “Wolgast” (и находится) под командою премьер-лейтенанта Ионаса Скрува (lonas Skruw).

Я выразил (Дикманну), до какой (степени) мне представляется странным и неслыханным — в мирное время стрелять боевым [37] выстрелом по королевскому кораблю, когда (существует) сигнал, (по которому) королевский корабль, желающий говорить с другим королевским кораблем, производит холостой выстрел с противоположного от него борта и может вступить с ним в разговор только после произведенного таким же образом ответа. Ввиду того, что его капитан (прибавил я) не последовал (в этом) общепринятым морским (правилам), а (поступил) необычно, невежливо и враждебно, я предоставляю себе в будущем жаловаться от имени его королевского величества, моего всемилостивейшего государя и короля, на подобный (образ действий). Выстрел снарядом лейтенант (Дикманн) неудовлетворительно оправдывал тем, что нельзя верить флагу и вымпелу, ибо под их прикрытием всякий мог бы идти торговать в Нарву.

Затем я спросил у шведского лейтенанта, что имеет мне сказать его капитан или о чем (хочет) со мною говорить. Он отвечал на это, что (их фрегату) приказано задерживать и приводить к адмиралу Анкарстьерну, начальнику шведской эскадры, стоящей у Бьерке, в финских шхерах, все без исключения суда, идущие в Нарву или из Нарвы, кому бы они ни принадлежали и под каким бы предлогом ни шли. Я возразил, что его величество король датский послал меня в качестве своего чрезвычайного посланника к царскому двору и предоставил мне свой королевский корабль для перехода в Нарву, где я должен был высадиться, чтобы ехать далее в Москву. Дабы вполне убедить его в этом, я показал ему мой паспорт за собственноручною (подписью) и печатью короля. Он отвечал (на это), что (ему) строго воспрещено пропускать кого бы то ни было. (Затем я) послал Дикманна на шлюпке с “Ферэ” обратно (на шведский фрегат) сказать его капитану, что несмотря на его запрещение я намерен продолжать путь в Нарву; при этом я просил (Дикманна) обратить внимание капитана на последствия, которые могут произойти (от) задержания (датского) королевского судна, особенно (в данном случае), когда оно везет посланника, пользующегося (по званию своему) у всех народов вежливым (обхождением) и свободою. Пусть (капитан) примет в соображение, что подобно тому, как поступают со мною здесь, могли бы, быть может, поступить (и) со шведским посланником (в Дании), который однако не только в настоящее время пользуется полною безопасностью, но (пользовался ею и) в 1700 году, когда (между Данией и Швецией) была на самом деле война и шведский флот стоял против Копенгагена.

По возвращении (на “Ферэ”) шлюпки, отвезшей (Дикманна), я приказал прибавить парусов и продолжать путь на Нарву. Тогда командующий фрегатом шведский премьер-лейтенант Ионас Скрув сам прибыл ко мне на судно. Сказал он то же, что и его лейтенант, ввиду чего я и ему предъявил свой паспорт, с которого (вдобавок) дал ему точный список за моею подписью. (При этом) я заверил и [38] его, так же как сделал это относительно его лейтенанта, что судно (наше) остановится только на нарвском рейде и что по свозе на берег моих людей и вещей оно тотчас же пойдет обратно в Копенгаген. Вдобавок я заверил (премьер-лейтенанта Скрува), что на (нашем) судне нет ничего, что могло бы (послужить) к усилению царя в ущерб шведам, или что назначалось бы для содержания либо вооружения (русской) армии; (что) с другой стороны, (на нем) нет ни одного царского офицера или подданного, а также никого, кто желал бы сделаться таковыми. Если он мне не верит, пусть сопровождает меня на своем фрегате на нарвский рейд, и там при выгрузке моих вещей я предоставлю его шлюпке держаться на расстоянии ружейного выстрела от (нашего) судна, дабы (он мог) убедиться, что (в данном случае) не скрывается никакого обмана или хитрости. Я выражал также готовность в случае, если (Скрув) не верит моим словам, выдать (ему) на этот (предмет) письменное (удостоверение). Далее (я) объяснил ему, что (если) король шведский препятствует морскому сообщению с Нарвою, (то делает это) единственно затем, чтоб не допускать усиления неприятеля чрез подвоз оружия или военных припасов, а что (наш) корабль ничего подобного с собою не (везет) и потому не подлежит задержанию. Со своей стороны (Скрув) утверждал, что должен следовать (полученному) приказанию и воспрепятствовать (продолжению нашего) путешествия. На это я сказал, что если ему угодно и если он считает то соответствующим полученному им приказу, он может стрелять по (нашему) судну. Тут он поехал назад (на свой фрегат), а я, велев вторично поставить паруса, продолжал путь к Нарве. Курс (держали) на восток; ветер был SSW и S.

Когда судно (наше), несколько отставшее вследствие уборки парусов, (снова) поравнялось с (фрегатом), (Скрув) опять (приказал выстрелить по (“Ферэ”) боевым выстрелом, (но) снаряд (в нас) не попал. Распорядился ли он относительно промаха (нарочно или таковой случился по вине того, кто направлял орудие), мне неизвестно. Затем (Скрув), снова прислав (к нам) на судно своего лейтенанта, велел чрез него сказать, что выстрелил (он) снарядом, желая предупредить нас, что если ему не удастся убедить нас вернуться (добровольно) или зайти с ним в порт (и ждать там) получения им дальнейших приказаний от его адмирала, к которому он пошлет лодку, то он силою и неприятельскими действиями помешает нам идти в Нарву; при этом (лейтенант) показал инструкцию (Скрува), подписанную, за отсутствием адмирала Анкарстьерны, вице-адмиралом де Пру.

(Я отвечал), что обсыпаться со мною долее излишне, что боевыми выстрелами (Скрув) проявил относительно меня, как посла, враждебные действия и таким образом поступил против закона, свято и нерушимо соблюдаемого всеми народами, и что я все-таки намерен [39] продолжать путь, (хотя бы пришлось подвергнуться) его (залпу) всем бортом. С этим ответом лейтенант уехал. Затем мы снова поравнялись с (“Волгастом”), причем нас спросили с него, не хотим ли мы нарушить мир. (Мы) отвечали, что нарушаем мир не мы, а он, уже стрелявший (по нас) снарядами, так что от его усмотрения будет зависеть продолжать (по нас) стрелять, если (то) доставляет ему удовольствие, или же прекратить (эту стрельбу). (Скрув), прислав (к нам) опять свою шлюпку, велел в последний раз передать, чрез своего лейтенанта, что если я добровольно не соглашусь вернуться, он силою помешает продолжению (нашего) путешествия; (но) тут ветер, который начиная с полудня время от времени стихал, сменился штилем, пасмурною погодой и дождем (и под конец обратился) в совершенно противный, так что при нашем положении между рифами обоим нам предстояли другие заботы, дальнейшие же обсылки друг с другом (пришлось отставить). В 6 часов (мы) вынуждены были поворотить оверштаг назад; затем в течение часа шли на WSW, наконец, чтобы не сесть на мель, должны были встать на якорь. Встали между рифами на глубине 13 сажень близ прибрежного местечка, называемого Wirky. Ночью (шведский фрегат) стоял на якоре в расстоянии двух-трех пушечных выстрелов от меня. (Еще) в сумерки, (когда мы) стояли на якоре, (к нам) прибыл (его) унтер-лейтенант (и) еще (раз) от имени своего капитана просил меня изменить курс, ибо в противном случае (говорил он) мне помешают силою. При дальнейшем разговоре со мною лейтенант сознался, что (как) ему (самому), (так) и его капитану было заранее известно о моем прибытии.

17-го . На рассвете (лейтенант) снова приехал (к нам) с тем же требованием, прося, чтобы квартирмейстер его шлюпки присутствовал (при нашем разговоре и был) свидетелем того, что он (лейтенант) скажет, каковая (его просьба), хотя необычная и бессмысленная, была уважена (из снисхождения) к его слабо(умию). Он повторил свои настояния относительно того, чтоб я шел назад; потребовал выдачи ему (с нашего) судна лоцмана, а также (разрешения) осмотреть (наш) трюм. По всем этим пунктам ему было отказано. Затем послана (на шведский фрегат) шлюпка с королевским секретарем Петром Фальком и лейтенантом Снидсторфом. Так как (из слов), сказанных накануне вечером шведским лейтенантом, можно было заключить, что он и его капитан знали о моем приходе, (Фальку и Снидсторфу) приказано было (точнее) разузнать об этом. (Шведский) капитан, или (вернее) командующий лейтенант, равно как и унтер-лейтенант, сознались (Фальку и Снидсторфу), что давно (уже) имели точные сведения о моем прибытии и что на нарвском рейде меня стерегут два (других шведских) фрегата, не считая того, который я сам мог видеть на якоре под Stok-Eiland'ом, а также [40] других крейсеров вдоль берега, коих еще нельзя было видеть. Капитан выдал (мне) точную (засвидетельствованную) его подписью копию с той части его инструкции, которая предписывала ему задерживать все суда, шедшие в Нарву, к какой бы стране они ни принадлежали и под каким бы предлогом ни (шли). К этому он присовокупил, что так как (наше) судно королевский корабль и (везет) посланника, то он (Скрув) не настаивает на отводе его к шведскому флоту, стоящему у Бьерке, а требует лишь, чтобы оно вернулось назад, (и), по мере возможности, приложит все старания к тому, (чтобы требование это было исполнено). В заключение (Скрув поклялся) великою клятвой, что если он этого не сделает, то поплатится головою. Далее прибавил, что он (и сам) знает, как следует относиться к посланнику, но что в данном случае, если бы даже (сам) король датский лично находился на (нашем) корабле, он не мог бы поступить иначе.

(Тогда) приняв в соображение:

1) что всемилостивейшим указом по сему предмету, данным мне в Берлине ³², его величество, мой всемилостивейший государь и король, (между прочим) предписывал мне вернуться назад в том случае, если по (моему) кораблю будут стрелять снарядами, а это случилось уже двукратно;

2) что его королевское величество запретил отвечать (на выстрелы) выстрелами;

3) что шведский фрегат (“Волгаст”), имевший 26 орудий, из коих (стоявшие) за мачтою были 12-фунтовые, и с лишком 120 человек команды, в том числе (человек) сорок солдат, был не только равносилен с “Ферэ”, но и сильнее его ³³;

4) что по двум боевым выстрелам и из заверения (шведов), что им было известно о приходе (нашего) судна, я легко мог заключить (о) твердо (принятом ими) решении нарушить jus gentium ³⁴; [41]

5) что на виду у нас, у Шток-Эйланда, стоял другой шведский (корабль);

6) что если, быть может, я и обогнал бы (“Волгаста”) и пришел бы на нарвский рейд за час до него, то все-таки в конце концов он и (другие) стоящие там (шведские суда) не только помешали бы мне высадиться на берег, но и несомненно привели бы (наш корабль) к (шведскому) флоту в шведские шхеры —

приняв все это в соображение, я совместно с командор-капитаном Тамбсеном решил (от)лавировать назад, чтобы вывести корабль из (его) опасного между рифами положения, и, (так как) ничего нельзя было сделать и не было возможности пройти в Нарву, (то я) предпочел поберечь людей и переменил принятое накануне вечером решение подвергнуться (со стороны шведского фрегата) залпу всем (его) бортом. Тут я послал на фрегат секретаря миссии Фалька и лейтенанта Снидсторфа, первого — протестовать от моего имени против насилия, сделанного относительно меня contra jus gentium ³⁵, а второго — протестовать от имени командор-капитана Тамбсена против глумления, которому подвергся вверенный ему его королевским величеством королем датским корабль, в отношении которого не было никакого основания действовать неприятельским (образом), тем более что судно это было транспортом, снаряженным единственно для моего путешествия в Нарву, а не (судном), вооруженным для (военных целей) и высланным воевать. В то же время я известил (Скрува), что предполагаю отлавировать назад в первую гавань и, дождавшись (там) благоприятного ветра, идти обратно в Копенгаген.

По возвращении нашей шлюпки (мы) снялись при WtW с якоря и принялись лавировать многими галсами, поворачивая от рифов на глубине 12 сажен, а от берега на глубине в 10 сажен. Шведский фрегат тоже пошел под парусами. Вечером (наше судно) встало на якорь против бухты Каспервик на глубине 22 саж. на вязком грунте. К NW (от нас) в расстоянии четверти мили лежал островок Экгольм. Вечером шведский фрегат, не дойдя (до нас), бросил якорь в двух милях за ветром.

Из (рассказанного можно) судить о прирожденном высокомерии шведов, (проявляющемся) в их действиях относительно кораблей даже тех иностранных государей и властителей, с которыми они находятся в мире. (Шведы) мешают плаванию не только торговых судов (других государств), пользующихся одинаковым с ними dominio maris ³⁶, но и королевских кораблей, (имеющих) флаг и вымпел, (и) притом (в тех) даже (случаях), когда на них посылаются посланники по таким важным делам, (по каким был послан я). [42]

Будучи крайне огорчен, что чрез мое возвращение замедляется поручение его королевского величества, и желая избежать этого, я решил написать к шведскому адмиралу Анкарстьерну письмо и переслать оное с оказиею в Бьерке; (я хотел) попытаться убедить его предоставить мне возможность продолжать путь. В ожидании ответа я думал оставаться под Экгольмом на якоре; (я хотел) избежать упрека (в том), что не испытал всех средств к продолжению моего путешествия, (имевшего предметом) поручение его величества. Письмо это к адмиралу я (действительно) написал, горько жалуясь в нем на невежливое задержание, происшедшее, по моему мнению, не по незнанию задержавшего меня, а по наперед обсужденному нарочитому приказанию (самого) адмирала, о чем я заключал из признания командующего шведским фрегатом лейтенанта Ионаса Скрува, что (ему) давно известно об (ожидавшемся) приходе королевского датского судна, (везущего) посланника. Ввиду этого я (в будущем) предоставлял себе жаловаться как на (самого) адмирала, так и на задержавшего меня лейтенанта Ионаса Скрува, причем не сомневался, что мой всемилостивейший государь и король сумеет в свое время (истребовать) удовлетворение за бесчестие и насилие, которым подверглись его флаг и посланник, и проч.

(Письмо это) занесено в мою копировальную книгу ³⁷.

Но 18-го и 19-го был такой свежий бриз NO, что шведский фрегат не мог ко мне подойти, ввиду чего отправление письма пришлось отложить до —

20-го. (Шведский фрегат) лавируя подошел (ко мне) и вечером встал на якорь в расстоянии, меньшем пушечного выстрела. Тут я немедленно послал к нему шлюпку с письмом на имя адмирала Анкарстьерны, прося отправить оное по назначению. (Скрув) безотлагательно, в тот же вечер, послал свою шлюпку на берег и распорядился об отправлении письма следующим утром на рыбачьей лодке в Бьерке. (Пошло оно) в 4 часа (утра).

21-го. Брамсельный бриз SW.

22-го. Слабый бриз WSW. После полудня съезжал на берег и осмотрел бухту Каспервик на лифляндском берегу. (В бухте этой) есть большая прекрасная гавань, с которой по моему приказанию снят был точный план; я убедился, что в гавани этой, по ее положению, при всяком ветре, за исключением одного (лишь) северного, может стоять одновременно в полной безопасности сотня военных судов. [43]

23-го. Свежий марсельный бриз NWtW. После полудня я съезжал на Экгольм. На островке этом, где пасется скот, принадлежащий береговым жителям, нет ни людей, ни жилищ. Один край его песчаный, имеет небольшую (заросль) кустов; (все) остальное камень.

24-го. Брамсельный бриз SW. Мы посылали на берег шлюпку за съестными припасами. Прибрежные жители рассказывали, что их несколько раз грабили русские войска и что обер-лейтенант шведского фрегата “Волгаст” велел, чтобы всякий раз, как они будут выходить ко мне (на гребных лодках) для продажи (припасов), они шли от меня к нему и уведомляли, за каким делом ко мне (ходили). Под конец он даже вовсе запретил (им) продавать (нам) что бы то ни было и (вообще) выезжать к (нам), вследствие чего (мы) порою испытывали большой недостаток в (съестных) припасах. При этом упомянутый обер-лейтенант, тогдашний капитан фрегата “Волгаст”, был так недоверчив, что лишь только я или кто-нибудь другой съезжали на шлюпке с судна, он приказывал своей шлюпке идти вслед (за нами) и смотреть, что мы (будем) делать.

26-го. Порывистый марсельный бриз SW.

Около полудня с нарвского рейда прибыла шведская бригантина “Vaderen” (“Овен”) под командою обер-лейтенанта Дукласа.

Я послал просить Ионаса Скрува, чтобы он помог мне купить у местных жителей несколько лодок для моего переезда и (для перевоза) моих вещей в Нарву. На это он отвечал, что отнюдь не может позволить, да и на (самом деле) не позволит мне идти в Нарву.

Вечером ветер перешел к SSO, и хотя он стал благоприятен для путешествия в Копенгаген, тем не менее я решил простоять на месте ту ночь и еще одни сутки, с тем чтобы дождаться ответа от шведского адмирала, каковой (ответ) мог, по моему расчету, прийти в этот срок. (Вообще) пока оставалась надежда на (возможность) совершить путешествие (в Нарву), я предпочитал не возвращаться (в Данию).

27-го. Прежний марсельный бриз SSO. Я не изменил решения переждать тот день (на якоре). Снова обослался с лейтенантом Скрувом, (отправив к нему) королевского секретаря миссии Петра Фалька. (Я) повторил прежнюю мою просьбу о (найме) лодок для переезда в Нарву, предложив его шлюпке держаться на веслах в половинном расстоянии пушечного выстрела от (нашего) судна и следить за тем, чтобы в эти лодки ничего, кроме моих (людей и вещей), не грузилось. При этом я заверил его, что после моего ухода на парусной лодке (“Ферэ”), не заходя в Нарву, вернется в Копенгаген при первом благоприятном ветре.

В этой моей просьбе (Скрув) по-прежнему мне отказал. (Вообще) во всех (отношениях) он был весьма неучтив, (но) особенную [44] (невежливость) проявил в том, что приказал своей шлюпке задержать возле самого “Ферэ” ялик (jolle), шедший к (нам) для продажи съестных припасов, притащил его к (своему) судну и заарестовал находившихся в (нем) людей — под тем предлогом, (что) ночью они будто отправили на лошади в Нарву одного из моих людей, что (впрочем) было вымышлено им (самим).

Пред полуднем (мы) увидели два парусных судна, лавирующих со стороны Hogland'a. To были королевский шведский фрегат и королевская шведская бригантина. Когда фрегат приблизился к (нам) на расстояние двух-трех пушечных выстрелов, я послал (на него) секретаря Фалька узнать, не привезено ли мне от шведского адмирала Анкарстьерны писем или ответа на посланное ему письмо. Но лейтенант Ионас Скрув, начав невежливостью, (невежливостью) же и кончил: велел своей шлюпке выехать навстречу моей и запретил (последней) идти к шведскому фрегату. (Приказания) своего (он) не отменил и тогда, когда его уведомили, что (Фальк) послан по моему распоряжению, (и) таким образом секретарь должен был вернуться назад, не исполнив (моего) поручения. После того как шведский корабль встал на якорь, (я) снова послал с тем же поручением королевского секретаря миссии и лейтенанта Снидсторфа. Когда (Фальк) съезжал с судна, фрегат сделал четыре выстрела, на каковые я велел ответить тремя. (Как я) тут узнал, фрегат назывался “Falken” (“Сокол”) (и находился) под командою капитана Анкарстьерны, а бригантина называлась “Giotha” и была под командою обер-лейтенанта Сэстьерна. (Узнал я) также, что капитан Анкарстьерна имеет ко мне от своего отца, адмирала, письмо и собирается безотлагательно привезти его ко мне на судно. Действительно он (приехал) тотчас же. Письмо (адмирала), написанное весьма вежливо, заключало в себе между прочим разрешение (мне) ехать в Нарву и (оговорку), что фрегат и бригантина, которым и без того назначена там стоянка, будут сопровождать меня на нарвский рейд. Так как (капитан Анкарстьерна) выказал относительно меня большую вежливость, то (мы) распили (с ним) по стакану вина за здоровье обоих наших королей, (при чем) производились выстрелы (из пушек). При его съезде с (нашего) судна тоже сделано девять выстрелов. В то время было (уже) слишком поздно, чтобы ставить паруса (и) идти далее.

28-го. Утром слабый бриз SSW. Поставили паруса, но так как к полудню совсем заштилевало, то принуждены были встать на якорь у Tolsberg'a. Я посетил (на “Соколе”) капитана Анкарстьерну. При моем съезде (он) приказал сделать 16 выстрелов.

29-го. Ввиду благоприятного, хотя и слабого бриза (мы) поставили паруса и пошли OtS. Днем бриз усилился. Но так как засветло мы не успели бы достичь нарвского рейда, то остановились [45] примерно (на высоте) Tribergen'a на глубине 11 сажен (и) вместе со шведским фрегатом и обеими шведскими бригантинами простояли там ночь.

30-го. Снявшись рано утром, прибыли в 5 1/2 ч. на нарвский рейд, где вместе с фрегатом и обеими бригантинами встали на (якорь) на глубине 10 сажен.

Я тотчас же послал секретаря королевской миссии Фалька и лейтенанта Снидсторфа на шлюпке на берег известить нарвского коменданта о моем прибытии. (Но) в полдень шлюпка пришла обратно: офицеры русской береговой стражи не дозволили ей приблизиться к берегу и идти в Нарву. Вернули они ее, требуя присылки письма к нарвскому коменданту, каковое они (впоследствии и) получили от секретаря Фалька. (То было) письмо русского посла в Копенгагене ³⁸ к русским властям вообще, какие первые мне встретятся. Письмо это они обещались доставить коменданту до (наступления) вечера с собственною лодкой и прислать мне ответ.

31-го. Так как обещанного ответа от нарвского коменданта я не получил, то рано утром послал на берег секретаря Фалька и лейтенанта Снидсторфа с подлинною моею проезжею грамотой ³⁹. [46]

Сентябрь

3-го. Отчасти по причине бури, отчасти вследствие задержек (на берегу) секретарь миссии Фальк вернулся на судно лишь (сегодня). Как он передавал, ему не позволили идти на шлюпке дальше устья (Наровы) и оттуда повезли в город верхом под стражею из двенадцати казаков; (в Нарве поместили) в одном доме, запретив как ему самому, так и находившимся при нем людям высовывать (нос) на улицу. После продолжительного сидения в означенном доме (Фалька) привели наконец к коменданту, полковнику Василию Зотову.

Показав ему мой подлинный королевский проезжий лист, Фальк потребовал, чтобы меня встретили и пустили на берег; но комендант, подозревая, что под этим что-то таится, все не решался дать согласие и на тот раз велел только отвести Фалька в один (другой?) дом, где он (и) провел ночь.

На следующее утро комендант пригласил его к себе в гости, но Фальку (долго) не удавалось убедить коменданта; (наконец) следуя моему приказанию, Фальк сказал ему напрямик, что если он добром не разрешит мне высадиться и не захочет встретить мою особу (sic), я, будучи послан его величеством королем датским к его царскому величеству с важным поручением, сойду на берег один, а судно со всем (что на нем находится) отправлю обратно, и если это возбудит неудовольствие, ответственность за то пред его царским величеством ляжет на него (коменданта). Тогда он изъявил наконец согласие встретить меня и отослал Фалька обратно с провожатыми (встречниками?) на шлюпку.

Насколько я мог судить, комендант отказывался встретить меня и выпустить на берег не столько по неприязни, сколько по невежеству: так как я пришел в сопровождении трех вооруженных неприятельских судов, то он вообразил себе, что датские флаг и судно представляют лишь западню или военную хитрость, скрывающую намерение сделать высадку и захватить его врасплох. Ввиду этого комендант для большей верности послал в Петербург к генерал-адмиралу Феодору Матвеевичу Апраксину за заключением и приказаниями, что ему в данном случае делать, а поэтому (впоследствии) и задерживал меня до тех пор, пока посланный (в Петербург) гонец не вернулся с ответом.

Получив эти сведения, я тотчас же отправился на берег в шлюпке вместе с секретарем миссии Фальком. На берегу, возле устья реки, меня встретил капитан-лейтенант Яков Андреевич Беклемишев, которому приказано было состоять при мне во время моего путешествия, делать необходимые заготовления и доставлять все нужное. Таких лиц, называемых по-русски приставами, в обычае назначать к приезжающим в Россию иностранным посланникам. Солдаты на берегу были поставлены предо мною в ружье. Затем меня [47] пригласили в царский шлюп (Slup), высланный за мною для доставления меня в (Нарву). На нем гребло восемь солдат, одетых в суконные (мундиры) couleur de feuille morte, т. е. коричнево-желтого цвета, как сухие листья, — с cиними отворотами. Таков же был и мундир солдат, стоявших на часах на берегу.

На упомянутой царской лодке я поднялся на веслах к городу, расположенному в двух милях от морского (берега). (Датская) шлюпка и ялик с частью моих вещей следовали за нами. За четверть мили от города была устроена (пристань) для схода на берег. Здесь меня встретил один майор с двумя каретами, принадлежащими коменданту, и с несколькими заводными лошадьми: мне таким образом предоставлялось на выбор ехать (в экипаже) или верхом. Караулы, мимо которых я следовал, стояли в ружье. Прибыл я в город в 6 час. вечера в сопровождении командора Тамбсена. Там мне тотчас же отвели дом и для оказания большего почета поставили у моих дверей стражу из 12 (солдат) при одном унтер-офицере.

После того как я известил коменданта о своем приезде, он прислал одного майора благодарить меня и сказать, что сам он сейчас меня посетит; однако после долгого промедления велел извиниться: теперь-де ему нельзя — (мешают) обстоятельства, вследствие чего он вынужден отложить (свое посещение) до утра. Тем временем он прислал мне разного рода съестных припасов и напитков, меду и водки, а также кухонную посуду, которою я мог пользоваться до своза собственной моей посуды на берег. Пристав, высланный ко мне навстречу на берег, остался при мне для снабжения меня дровами и водою.

4-го. Часов в 9 утра меня посетил комендант; в свите его было несколько офицеров, (приехавших) верхом. Войдя в комнату, как сам он, так и бывшие при нем русские огляделись вокруг, (чтобы отыскать) на стене образ, и когда увидели (его), перекрестились на него и поклонились; затем (комендант) поздоровался со мною. По всей России в обычае, чтобы в комнатах в углу, обращенном к свету, непременно висело по одному или по нескольку образов, на которые входящий, не обращая внимания на присутствующих, как бы знатны они ни были, три раза крестится и кланяется и тогда уже приветствует и кланяется сперва почетнейшему (из находящихся) в комнате, затем (остальным), каждому особо.

Поклонившись на обе стороны, (комендант) извинился предо мною, что так долго не пускал меня на берег, подозревая во мне шведа, и (на будущее время) предложил мне всяческие свои услуги и внимание. Я осведомился, где могу застать царя, ибо мне приказано было ехать к нему как можно скорее, (а также) попросил (коменданта) сделать распоряжение относительно даровых подвод, помещения и суточных десяти ригсдалеров (in) specie, коими я имел [48] пользоваться в силу заключенного в 1684 году между моим и его государями договора, копию с которого я ему (тут же) показал. Он отвечал, что не знает наверно, где в настоящее время находится царь; требования же мои, касающиеся договора, просил передать ему на письме и обещал послать их с нарочным на заключение генерал-адмиралу Апраксину, каковое обещание он и исполнил в тот же день.

5-го. Я был зван на обед к коменданту. Обед происходил, по русскому обычаю, следующим образом. Прежде чем мы сели за стол, русские много раз перекрестились и поклонились на образа, висевшие на стене. Стол, накрытый человек на 12, был уставлен кругом блюдами; (но блюда) стояли возле самых тарелок, так что середина стола оставалась свободною; на этом свободном месте находились уксус, соль, перец и большой стакан (Romer) с крепким пивом. На блюдах находились лишь холодные соленые яства: ветчина, копченые языки, солонина, колбаса, селедка, соленья; все это было очень солоно и сильно приправлено перцем и чесноком. За сею первою переменой последовала другая — из различных жарких. Третья перемена состояла исключительно из супов. Таким образом, порядок блюд за русским обедом совершенно обратен принятому в Дании.

Комментарии

1 Фредерик IV (1699—1730). — Здесь и далее примеч. Г.Л.Грове с дополнениями Ю.Н.Щербачева.

2 В круглые скобки Ю. Н. Щербачевым заключены слова, отсутствующие в подлиннике, но очевидные по смыслу в русском переводе. — Примеч. ред.

[Примечания в квадратных скобках действительны исключительно в электронном тексте. Они были добавлены по мере обработки текста М. В. Вознесенским, вычитывавшим данное сочинение]

3 В прямые скобки Ю. Н. Щербачевым поставлены слова, пропущенные в оригинале по недосмотру. — Примеч. ред.

4 Времена были действительно неспокойные. В Европе воевали почти всюду. На юге и на западе шла борьба за испанское престолонаследие, в которой участвовали с одной стороны Испания, Франция и Бавария, с другой — Австрия, Англия, Нидерланды, Португалия и Савойя. Мало того, что все эти державы воевали между собою — другие, в сущности непричастные, государства, как, напр., Дания, посылали им вспомогательные войска. На востоке и на западе велась война между Швецией и Россией, а Дания и Польша, которых в начале Северной войны Швеция принудила к миру, сгорали желанием при первом же удобном случае возобновить враждебные действия, возвратить утраченные провинции и отомстить за свое унижение.

5 Договор от 10 августа.

6 [Эребо оставил весьма интересные записки, правда более краткие. Мало того, есть все основания полагать, что и в написании записок Юля его секретарь Расмус Эребо принимал самое активное участие. Текст записок Эребо близок, а в ряде случаев почти тождественен дневнику посланника. Отметим, что переводчик и публикатор Ю. Н. Щербачев также отмечает факт близости обоих сочинений. Тем более, что рукописный оригинал полностью написан рукою секретаря – М. В. Вознесенский].

7 Астрономические знаки, сопровождающие число месяца, означают: (солнце) — воскресенье, (месяц) — понедельник, (Марс) — вторник, (Меркурий) — среда, (Юпитер) — четверг,  (Венера) — пятница, (Сатурн) — суббота.

8 Фридрих-Август, или Август Сильный (р. в 1670, ум. в 1733). Король польский и курфюрст Саксонский, сын Иоганна-Георга Саксонского и принцессы датской Анны-Софии, сестры короля датского Христиана V, следовательно двоюродный брат Фредерика IV Датского. В описываемое время Фридрих-Август, пригласивший короля Фредерика на возвратном пути из Италии посетить его в Дрездене, с величайшею пышностью праздновал это свидание. В течение нескольких дней длились блестящие процессии с волшебною обстановкою в стиле рококо. Специально для этих процессий построен был целый дворец. Он был деревянный, окрашен в зеленый цвет и занимал обширную площадь. В дрезденском королевском собрании гравюр (Kupferstichsammlung) хранятся красивые современные раскрашенные от руки изображения этих любопытных процессий. Теперешний дрезденский каменный цвингер построен на месте старого деревянного дворца совершенно по тому же плану (за исключением одного лишь флигеля). Таким образом, это прекрасное сооружение, заключающее всемирно известные дрезденские собрания, обязано своим возникновением посещению Дрездена датским королем Фредериком IV.

9 Фридрих I Прусский, или Фридрих III, курфюрст Бранденбургский (р. в 1657, ум. в 1713).

10 Скобки с двоеточием внутри имеются в оригинале дневника. — Примеч. ред.

11 Сколько во всем ничтожества. — Перевод иностранного текста в данном источнике, за небольшими исключениями, выполнен Л. Масиелем Санчесом. — Примеч. ред.

12 Филипп-Вильгельм (р. в 1669, ум. в 1711), наместник магдебургский, Альбрехт-Фридрих (р. в 1672, ум. в 1731), наместник Нижней Померании, и Христиан-Людвиг, (р. в 1677, ум. в 1734), хальберштатский наместник и соборный пробст.

13 Христиан-Людвиг.

14 София-Луиза (р. в 1685, ум. в 1735), мекленбургская принцесса, на которой король за год пред тем женился третьим браком.

15 Супруги двоих из вышеназванных единокровных братьев короля — Иоганна-Шарлотта (р. в 1682, ум. в 1750), дочь Иоганна-Георга, князя Ангальт-Десса-уского, в замужестве с 1699 г. за маркграфом Филиппом, и Мария-Доротея (р. в 1684, ум. в 1743), дочь герцога Курляндского Фридриха-Казимира, в замужестве с 1703 г. за маркграфом Альбрехтом.

16 “L'impromptu des bergers de Potsdam, prologue heroique par le Sr. Sevigny, comedien du roy. A Cologne sur la Spree, chez Ulrie Liepert, imprimeur du roy” (“Экспромт потсдамских пастухов, героический пролог г-на Севиньи, королевского комедианта. В Кельне на Шпрее, у Ульриха Липерта, королевского печатника”, фр. ) — комедия, в которой потсдамские пастухи и пастушки при ветствуют трех королей.

17 “Каждому свое”.

18 Король Фридрих.

19 Берлин, настолько пострадавший в 30-летнюю войну, что в 1638 г. в нем насчитывалось всего 6000 жителей, при великом курфюрсте, отце Фридриха I, так оправился, что в 1688 г. — год смерти великого курфюрста, население города уже возросло до 20 000. В царствование этих двух государей Берлин украсился многими красивыми сооружениями.

20 Сколь велико ничтожество роскоши!

21 Принцесса Фридерика-София-Вильгельмина (род. 3 июля 1709, ум. в 1758) в 1731 г. вышла замуж за маркграфа Фридриха Бранденбург-Байрейтского.

22 София-Доротея (род. в 1687, ум. в 1757), дочь короля английского Георга I, в 1706 г. вышла замуж за прусского наследного принца Фридриха-Вильгельма (I), имела от него 14 детей, один из коих был Фридрих Великий.

23 Король Фридрих I, род. 12 июля 1657 г.

24 Чума была-таки занесена в Данию в 1711 г. ; в одном Копенгагене от нее умерло с лишком 20 000 человек, т. е. более трети тогдашнего его населения.

25 У Юля, очевидно смешивающего значение слов Nahrung и Nehrung, стоит “Данцигское пропитание” (вместо “низменный берег”).

26 Фрише-Гаф, в подлиннике Ferske Hav (вм. Friske Hav), т. е. “Пресное море”.

27 Герцог Фридрих-Людвиг (род. в 1653, ум. в 1728).

28 В подлиннике черта эта проведена на поле.

29 так.

30 Да будет восхвален Господь.

31 Иисус моя Радость.

32 Путешествие на Нарву взамен поездки на Архангельск было решено ранее посещения Юлем короля в Берлине. Поездку на Архангельск король находил слишком длинною; другой же путь, о котором затем думали — на Кенигсберг и далее сухим путем чрез край, разоренный шведами и все еще опустошаемый ими, — нашли слишком опасным, но и при поездке морем в Нарву имелись в виду возможные со стороны шведов задержки и другие неприятности, которые и произошли на самом деле. Ожидали даже более серьезных осложнений. Это видно из проекта инструкции от 6 июля 1709 г., выработанного Юлем по приказанию короля в Потсдаме и хранящегося в государственном архиве в Копенгагене. Проект этот, предписывающий Юлю, как ему поступать при разных случайностях во время его поездки, снабжен по каждому пункту резолюциею короля, помеченною Берлином, 12-м июля. Между прочим инструкция эта предлагает Юлю “в крайнем случае” бросить его посольские документы в море.

33 “Ферэ” был фрегат с 20 шестифунтовыми пушками и 70 человеками команды.

34 Международное право.

35 Против международного права.

36 Дословно: “власть над морем”.

37 Книга эта (Breve-Protocolle) хранится в государственном архиве в Копенгагене. Из нее видно, что письмо Юля к адмиралу Анкарстьерну было помечено 20 августа. Содержание его приведено выше довольно подробно.

38 В то время нашим послом в Копенгагене был князь Василий Лукич Долгоруков.

39 Латинский текст ее вписан в подлинный дневник (очевидно впоследствии, частью на полях). Хотя грамота эта, составленная по обычному образцу тогдашних паспортов, особого интереса и не представляет, тем не менее для полноты помещаем здесь ее перевод.

“Мы, Фредерик IV, Божиею милостию Король датский (и проч. ), всем и каждому, кто прочтет эту нашу королевскую грамоту, объявляем (следующее). Так как нам угодно было назначить чрезвычайным посланником нашим в (государство) Московское благородного и любезного нашего морского капитана первого ранга Юста Юля, усердно и верно нам преданного, то мы сочли за благо снабдить его в это путешествие ради безопасности и удобства (сею) рекомендациею и нашим королевским охранным письмом; вследствие чего всех и каждого, кого это будет касаться — королей, князей, городские власти, начальников крепостей, флотов и гаваней, в королевства, княжества, города, округа, моря и гавани которых прибудет по какой бы то ни было причине вышеназванный чрезвычайный наш посланник, дружественно, благосклонно и милостиво просим и требуем, чтобы он со своею свитой, прислугой, лошадьми, повозками, сундуками и со всем при нем находящимся не только везде пользовался безопасным путем, беспрепятственно останавливался и продолжал свою дорогу, но чтобы по мере надобности ему оказываемо было всяческое благорасположение, помощь и содействие. Всякие (такого рода) знаки дружбы и внимания мы примем с особенным удовольствием и не преминем, когда представится случай, вознаградить (кого надлежит) нашею королевскою дружбой, благорасположением и милостию. В королевстве же нашем повелеваем исполнить нашу волю по сему приказу. В удостоверение (сего) настоящую грамоту, подписанную рукою нашей, утвердили нашею королевскою печатью. Дана в Потсдаме, 7 июля 1709 года.

Фредерик К(ороль)”.

Текст воспроизведен по изданию: Лавры Полтавы. М. Фонд Сергея Дубова. 2001