ЖАК ДЕ ВИТРИ (ЯКОВ ВИТРИЙСКИЙ)

ТРИ КНИГИ ВОСТОЧНОЙ ИСТОРИИ

HISTORIA ORIENTALIS LIBRI III

622-1219

64. – Осада Дамиетты крестоносцами, по сказаниям очевидца.

1218 г. 

(В 1219 г.).

Описание осады Дамиетты крестоносцами составляет главную часть содержания третьей книги нашего автора, в отношении которой первые две (См. анализ извлечение из двух предыдущих выше, в ст. 48 и 56) составляют введение. Но автор, прежде нежели он приступил к самому делу, в начале книги записал в свою летопись обширное письмо Иерусалимского патриарха к папе Иннокентию III; в этом письме, патриарх, сообразно предписанию папы, представляет весьма интересную и обстоятельную картину Саладиновой монархии по смерти ее основателя, в начале XIII столетия, говорит о характере и нравах детей Саладина, их междоусобиях, и в заключение приводит описание их владений в отношения физическом и экономическом. Затем, приступив к рассказу шестого крестового похода, предпринятого Иерусалимским королем Иоанном Бриеннем и Андреем, королем Венгрии, автор говорит о их неудачных попытках на сухом пути, по направлению к Иерусалиму, и за которыми прошел 1217 г.; Андрей Венгерский, видя одни неудачи, вернулся домой, но за то в Аккон прибыли новые силы, а именно, флоты немецких городов, которые дали возможность Иоанну Бриенню, в 1218 г., нанести удар исламизму в самый центр, а именно, напасть на Египет.

В год от воплощения 1218, в месяце мае, начали прибывать в гавань Аккон (Птолемаиду) суда из провинции Кёльна и несколько других судов из провинций Бремена и Трира. Таким образом, все приготовлялись к приведению в исполнение того плана, который был утвержден в Риме на Латеранском соборе государем папою Иннокентием (III), блаженной памяти, и который состоял в том, чтобы направить воинство христово на владение Египта. Вследствие того, в течение месяца мая и после Вознесения Господня, вооруженные корабли, галеры и другие перевозные суда изготовились к отплытию, и Иоанн, король Иерусалима, патриарх, епископы Никосии и Аккона, Леопольд герцог Австрийский, три военные ордена и множество христиан, вышли все вместе из гавани Аккона. Местом сбора была назначена Башня Сына Господня, иначе называемая Башнею Пилигримов; но когда король, герцог и магистры трех военных орденов приплыли к тому месту, подул сильный северный ветер, и армия господня, пустившись вперед на парусах, явилась в третий день пред гаванью Дамиетты; она не делала высадки и два дня выжидала главных предводителей. Между тем знатнейшие люди в армии собрались близь портика храма, чтобы обсудить, как действовать в этом случае. Некоторые [612] предлагали возвратиться назад, но наконец, сообразно советам архиепископа Никосии, и по всеобщему желанию, мы высадились пред гаванью Дамиетты, под предводительством вождя Сарепонта, и вступили в неприятельскую землю, без всякого пролития крови и прежде нежели успели прибыть с своими галерами главные вожди, следовавшие за нами. В тот же день, около девятого часа (три часа пополудни), явились наконец и они, приветствуя вас и выражал свое изумление по тому случаю, что мы уже были заняты размещением своих палаток. Те же, которые промедлили долее пред Башнею Пилигримов, шли по нашим следам и прибыли к Дамиетте только в шестой день после нашего отправления из Аккона. Было много и таких, которые не успели в свое время окончить сборов и отплыли позже; одни из них долгое время боролись с противным ветром, а другие, скитаясь по морю в течение четырех недель и даже больше, пристали наконец с большим трудом. Архиепископ Реймса и епископ Лиможа, оба удрученные годами, остались в Акконе. Этот последний заплатил скоро свой долг природе; а первый, сев на корабль вместе с крестоносцами, чтобы возвратиться домой, умер на пути.

Во время нашей высадки, как я о том только что говорил, какой-то фриз, поставив правое колено на землю, а левою рукою потрясал стальное зеркало рабыни, пустил им в сарацина, игравшего на берегу, и поразил его на смерть. Навстречу нам выступило только небольшое число сарацин. Один из них пал вместе с лошадью, другие обратились в бегство, и мы беспрепятственно раскинули лагерь между морским берегом и рекою Нилом. Господь сделал для нас и другое чудо, не менее важное. В минуту нашего прибытия мы могли черпать пресную воду в Ниле у самого его слияния с морем, а впоследствии нам часто случалось находить одну соленую воду даже выше, поднимаясь до того здания, которое отстоит от Дамиетты почти на одну милю.

Несколько времени спустя после прибытия христиан, произошло солнечное затмение, почти полное. Хотя такие явления бывают почти всегда при полнолунии и по причинам весьма естественным, ибо и Господь сказал (Лук. XXI, 25): «и будут знамения в солнце и в луне», – мы объясняли это затмение к невыгоде сарацин, полагая, что оно должно предвещать поражение тех, которые верят в силу луны и приписывают больше значения ее росту и убыли. У Квинта Курция сказано, что когда Александр Македонский, этот молот вселенной, переправился из Греции в Азию для борьбы с Дарием и Пором, случилось лунное затмение в то самое время, когда он строил войско в боевом порядке; Александр объяснял это обстоятельство в пользу греков и к невыгоде персов, и, удвоив таким образом храбрость своих людей, повел их в битву и победил Дария.

Посреди течения Нила стояла башня, которую следовало нам взять, чтобы переправиться чрез реку. Фризы, нетерпеливые по своему праву, бросились с другой стороны, отняли стада у сарацин и, желая утвердиться лагерем на противоположном берегу, стали [613] крепко и вступили в борьбу с сарацинами, которые вышли из города для отражения их. Но они должны были из повиновения возвратиться, ибо наши князья считали неудобным оставить в тылу башню, занятую язычниками и наполненную агарянами (арабами). Между тем герцог Австрийский и Госпиталиты св. Иоанна изготовили на двух судах две лестницы. Немцы и фризы укрепились на третьем корабле и построили небольшую башню на вершине мачты, не приставляя к ней лестницы. Ими предводительствовал, управлял и судил граф Адольф из г. Монса, муж благородный и могущественный, брат Кельнского архиепископа, который умер пред Дамиеттою еще до взятия этой башни. Лестницы герцога и Госпиталитов были приставлены во время празднования дня св. Иоанна Крестителя, в первое последовавшее воскресенье; и сарацины сделали страшные усилия к сопротивлению. Лестница Госпиталитов была сломана и пала вместе с мачтою и теми воинами, которые стояли на ней; лестница герцога была одинаково разбита и почти в тот же самый час; отважные рыцари, которые стояли на ней, облеченные в полное вооружение, пали только своим телом, но их души, увенчанные славой мученичества, поднялись к небу. Египтяне, исполнившись радости, разразились великим смехом и великими криками, били в барабан и трубили в трубы; в то же время христиане были поражены горем и печалью. Между тем корабль Тевтонов, бросив якорь между башнею и городом, причинял большой вред египтянам при помощи своих стрелков и в особенности вредил тем из неприятелей, которые занимали мост, перекинутый с башни в город. С своей стороны, неприятели сильно нападали на этот корабль как из города, так с башни и с моста, и бросали в него греческим огнем. Наконец, этот огонь занялся; христианам предстояла опасность сгореть, и те, которые защищали корабль, работали с жаром и успели потушить пожар; после того этот корабль, унизанный стрелами внутри и извне, на башне, построенной вверху мачты, и в своих снастях, был наконец отведен на прежнее место, к величайшей чести христиан. Другой корабль Тамплиеров, снабженный такими же укреплениями и державшийся во время приступа постоянно возле башни, испытал равномерно большие повреждения.

Видя тогда, что мы не можем овладеть башнею, ни при помощи своих камнеметательных орудий, которые мы напрасно употребляли в дело в течение многих дней, ни посредством обложения ее, так как река представляла большую глубину; ни голодом, ибо город был близок к ней; ни посредством подкопов, так как вода доходила до самых стен; но в то же время, действуя на глазах Господа и повинуясь ему, как своему строителю, мы взяли два корабля у немцев и фризов, не без труда связали их вместе, прикрепив надежно друг к другу при помощи бревен и канатов, с тем, чтобы они не могли качаться; и потом поставили на этих кораблях четыре мачты и столько же рей (те перекладины, которыми укрепляются паруса). На вершине мачт мы поместили башню, твердо укрепленную при помощи реек и [614] прочных плетенок, чтобы она могла выдерживать действие неприятельских машин. Башня была обита медью извне и сверху, для предохранения ее от греческого огня; а под башнею мы построили лестницу, которая была привязана и вместе привешена толстыми канатами, и которая выдавалась на тридцать локтей впереди носа. Окончив все эти различные работы в короткое время и весьма счастливо, мы пригласили знатнейших людей в армии посмотреть, нет ли каких-нибудь недостатков которые могли бы быть восполнены деньгами или человеческим искусством; когда же нам отвечали, что еще никогда не было видано такой деревянной работы на воде, то мы сочли полезным подвергнуть ее испытанию. Между тем мост, которым проходили враги из города в башню, был почти совершенно разрушен машинами, действовавшими постоянно против него.

В шестой день педели, которая предшествует празднику св. Варфоломея, мы вышли с босыми йогами и с полным благочестием, вместе со всеми своими соотечественниками, с целью совершить процессию в честь св. Креста. Помолившись уничижено о помощи свыше, чтобы отклонить от дела господня всякое чувство ревности и тщеславия, мы пригласили к участию в своем предприятии людей всех наций, какие только находились в нашей армии, хотя число немцев и фризов было совершенно достаточно, чтобы наполнить корабли и управлять их движением. В день св. Варфоломея (24 августа), что пришлось в пятницу, вода в Ниле сильно прибывала, но, несмотря на все препятствия со стороны течения, мы успели, не без больших затруднений и даже опасности, подвести свою машину с того места, где она была отстроена, к самой башне. Корабль, помогавший нам в этом предприятии, выступал впереди, идя на парусах. Между тем духовенство оставалось на берегу с босыми ногами и обращало к небу свои мольбы. Когда мы достигли земли, наш двойной корабль не мог быть направлен к западному берегу; поднявшись вперед, мы пристали к северной стороне, и успели наконец укрепить наши канаты и якоря, несмотря на силу течения, которое пыталось оттолкнуть нас. Враги устроили над городскими башнями шесть машин, и даже более, чтобы действовать против нас; но уже при начале, одна из этих машин была разбита и доведена до бездействия; другие, после нескольких ударов ... (пропуск в манускрипте): по некоторые бросали в нас беспрерывно камни, падавшие градом. Корабль, стоявший впереди и у подножья башни, был вне всякой опасности. Греческий огонь, бросаемый на близком пространстве, с высоты башни, расположенной на реке, и издалека, с городских башен, падал на него подобно молнии, и мог внушить ужас. Однако, усердно работая, мы успели потушить его уксусом и песком. Между тем патриарх распростерся во прахе пред древом Креста, и все духовенство, облеченное в ризы, стояло с босыми ногами на берегу и поднимало крики к небу.

В это время защитники башни, при помощи копий, успели вымазать маслом верхнюю часть лестницы, потом покрыли ее [615] греческим огнем, и она немедленно воспламенилась, христиане, стоявшие наверху, прижались к одному месту, чтобы спастись от огня, и обременили своею тяжестию один конец лестницы, так что подвижной мост, прилаженный впереди, опустился. Знаменосец герцога Австрийского упал с лестницы, и сарацины захватили знамя. Христиане, стоявшие на берегу, сошли с лошадей, распростерлись на земле с мольбами к небу, и их крепко стиснутые руки и исказившиеся черты лица свидетельствовали об отчаянии, испытываемом ими за тех, которые подвергались стольким опасностям на столь глубокой реке ... (пропуск в манускрипте) и всего христианства. При таком доказательстве живейшего благочестия народа, и когда все поднимали руки к небу с мольбами, божественное милосердие дозволило поднять лестницу; слезы верующих утушили пламя, и наши, возвратив себе своп силы, напали на защитников башни и мужественно бились мечем, копьем, палицами и всяким другим оружием. Какой-то юноша из епархии Люттиха вступил первый на башню. Другой фриз, весьма молодой, держи в руке цеп, который он изготовил для битвы, связав его накрепко веревкою, поражал этим оружием направо в налево, и, опрокинув того воина, который держал желтое знамя султана, овладел этим знаменем. Другие тотчас последовали за первыми и восторжествовали над врагами, которых они считали столь твердыми и столь страшными, пока они сопротивлялись. О неизреченное милосердие божие! О восторг невыразимой радости христиан! После горя и печали, после слез и рыданий, какую мы увидели радость, какое торжество! Мы запели Те Deum laudamus; Bencdictus Dominus Deus Israel и другия благодарственный песнопения; мы повторяли тысячу раз громогласно хвалы Господу, и обильные слезы слились с восторгами сердца.

Между тем сарацины, удалившись в нижнюю часть башни, подложили огонь извне и сожгли всю обшивку; наши, хотя и были победителями, но не могли вынести такого страшного пожара и возвратились на свою лестницу. Мост, который был утвержден в нижней части нашей машины, обрушился и упал к подножию башни в глубину вод, которые окружали его со всех сторон; тогда победители приступили с железными молотами к небольшой двери башни, а заключенные за нею сарацины защищали ее с своей стороны. Между тем те два связанных корабля оставались неподвижными. Большая часть перевязок лестницы перервалась, и канаты, державшие твердо те корабли вместе, были протерты в различных местах, от ударов, наносимых им машинами. Христиане оставались в таком опасном положении от девятого часа пятницы до десятого часа следующей субботы. Но канат, которым была прикреплена лестница, оставался нетронутым, равно как и та небольшая башня, в которой сидели стрелки и люди, предназначенные для ее защиты и метания камней. Наконец, сарацины, заключенные в башне, просили вступить в переговоры, и сдались герцогу Австрийскому, под условием сохранения жизни; другие же спасались ночью, выскакивая из окон своей узкой темницы, но большая часть их [616] утонула или была убита на воде. В плен взято было около ста человек.

В ночь на праздник св. Агаты, девы и мученицы, когда собрались верующие, которые должны были сделать переправу чрез реку на следующий день, ветер и дождь много увеличили затруднение и опасность такого предприятия; но Бог, не допуская своих людей подвергнуться испытанию сверх сил, обратив свой взор на лагерь своих служителей и возобновив чудеса своего могущества, сделал легким и приятным то, что, при обыкновенном ходе событий, было бы трудно и даже невозможно. В полночь Господь поразил султана и его сатрапов столь великим страхом, что они, возложив всю надежду на бегство, оставили лагерь, о чем не знали ни мы, ни египтяне, которых они построили в боевой порядок для сопротивления нам. Какой-то апостат, который уже давно оставил христианскую веру и сражался вместе с султаном, приблизившись в берегу, закричал по-французски: «Что вы медлите? Почему остаетесь на месте? Султан ушел». При этих словах, он просил принять его на небольшое судно христиан, чтобы тем засвидетельствовать истину своих слов, и отдался в наши руки. С рассветом, когда в христианских молельнях началась обедня, отправляемая в день того праздника, песнопением Gaudeamus omnes in Domino, то известие пришло к легату, королю и всем другим. Вследствие того, и пока египтяне были заняты бегством, наши, соперничая друг с другом, перешли весело реку, не встретив никакого препятствия со стороны неприятеля и не пролив ни одной капли крови. Но дно реки было весьма илисто, и глубина вод до того затруднила переправу на неприятельский берег, что лошади с трудом добрались до него, несмотря на то, что всадники предоставили им свободу и сняли с них седла. Тамплиеры вскочили первыми на лошадей, подняли свое знамя и, двинувшись с несколькими братьями госпиталя св. Иоанна и небольшим числом светских рыцарей, пустились вскачь по направлению к городу и были остановлены только у лагеря язычников; встретив там около ста двадцати человек, они немедленно изрубили их. Мужественный король Иерусалима, сопровождаемый магистром и братьями госпиталя, вместе с графом Неверским, бросившись преследовать неприятельскую армию и возвратившись без всяких результатов, встретил у городских ворот несколько человек проклятого племени, намеревавшихся сопротивляться ему, и напал на них с яростью, хотя и [617] имел малочисленную свиту. Он обратил их в бегство и опрокинул, принудив столь могущественных людей показать тыл и искать спасения в городе; он преследовал их без устали своим победоносным мечем до самых городских ворот. Между тем братья госпиталя св. Иоанна и граф Неверский, не давая себе никакого отдыха и собрав несколько из наших, пустились с обнаженным мечем преследовать многочисленный отряд неприятелей, по дороге, которая ведет в город Танис, одних умертвили, а других принудили броситься в воду. «Секира не прославится без секущего его, ни пила без того, кто ею пилит» (Ис. X. 16).

Какое чудо может быть сравнено с этим или поставлено рядом, кроме того, о котором мы читаем в книге Царств, по поводу Бенадаба, царя Сирии, собравшего все свои войска и осадившего Самарию? Господь поразил его таким страхом, что он оставил лагерь и обратился в бегство. И точно также как тогда, прокаженные, стоявшие у ворот, известили самаритян о бегстве сирийцев, так и теперь один прокаженный, по крайней мере душою, а именно апостат, о котором я уже говорил, явился объявить нашим о бегстве египтян. И как тогда народ самаритянский овладел добычею в лагере сирийцев, так и теперь наша армия захватила палатки и богатства беглецов: и братья госпиталя, быв победителями вместе с прочими христианами, взяли себе их щиты, шлемы, железные крючья и все небольшие суда, которые они нашли на реке, ниже вышеупомянутого здания. Большое число неприятельских воинов, покинув своих жен и детей и испуганные неожиданною переправою нашей армии ушло из Дамиетты; самый же город был вскоре обложен нами со всех сторон и осажден с сухого пути. Наша армия была в то время разделена на два отряда: один оставался на песке, чтобы охранять как берега реки, так и гавань; другой же предназначался для осады города, который был весьма хорошо укреплен. Необходимость заставила нас также построить мост на быстрых водах реки Нила, которую невозможно переходить вброд; но чем более мы нуждались в этом мосте, тем более он нам стоил расходов и трудов. Наконец, с божиею помощию, мы устроили такой мост на прочных кораблях, которые были установлены в одну линию через реку, и таким образом мы, уничтожив гибельное для нашей армии разделение, заперли проход по реке своим врагам. Вследствие того город был обложен со всех сторон, и наша армия могла беспрестанно сообщаться с обоими берегами реви, соединенными при помощи того моста.

Небрежность и малодушие нескольких христиан, имя которых известно Господу, были причиною того, что враги, восстановив свои силы и свою отвагу и вспомоществуемые Нуреддином (султаном Алеппо, внуком Саладина), который явился к ним с войском из Алеппо и с многочисленною свитою, овладели тем пунктом, на котором мы совершили столь чудесный переход. Таким образом, осаждая город, мы увидели самих себя осажденными и преданными величайшим опасностям; если бы божественная [618] премудрость вперед не внушила нам мысли о необходимости охранения, при помощи немцев и фризов, того лагеря, который мы устроили сначала между морем и рекою, то гавань была бы отнята у нас, и все наше предприятие подверглось бы большой опасности. Но чтобы чудо нашей переправы явилось по всем своем блеске и было приписано одному Богу, сарацины удвоили свое безумие. В субботу на рассвете, пред воскресением, когда поют: Oculi mei semper ad Dominium, и когда мы не ожидали столь важной опасности, неприятель приблизился к нам толпою и бросился в наши окопы: но при помощи божией он был отбит и испытал значительную потерю в конных и пеших людях.

В вербное воскресенье того же года (1219), наши враги, после тою как они угрожали нам своим предприятием, в котором они должны были погибнуть сами или истребить нас, сделали ужасное приготовление; двинувшись с многочисленною армиею конных и пеших людей, они пошли на нас и напали со всех сторон на наши окопы, в особенности же на мост Тамплиеров и герцога Австрийского, который соединился с ними для защиты вместе с своими немцами. Отборные мусульманские всадники спешились и дали кровавую битву христианам; с обеих сторон было много убитых и раненых; наконец неприятели бросились на мост и сожгли одну ею часть. Тогда герцог Австрийский приказал своим оставить мост и предоставить свободный проход тем, которые желали бы двинуться дальше; но неприятель не осмелился идти вперед, из страха пред нашими всадниками, которые построились в боевой порядок с целью помогать защищавшим окопы. В течение всего этого времени, неустрашимые женщины приносили сражавшимся воду, камни, вино и хлеб; священники не переставали молиться, перевязывали раны христианам и благословляли Господа. В этот день нам не было дано носить других пальмовых ветвей, кроме арбалетов, луков и стрел, копий, мечей и щитов; так мы были сдавлены и страшно измучены, от восхода солнца до двенадцатого часа (то есть до вечера), теми, которые пришли погубить нас, в надежде на освобождение своего города. Но наконец они были обращены и бегство и отступили, претерпев немалую потерю.

Время весенней переправы наступило. Герцог Австрийский должен был вернуться домой, после того как он верно сражался полтора года за Христа, с благочестием, уничижением, преданностию и великодушием: помимо прочих своих расходов, он дал [619] ордену Тевтонских рыцарей, для войн как общественных, так и частных, большое число лошадей. Полагает, что он подарил двести марок и даже больше, для покупки земли, и пятьсот марок золота на постройку нового замка Тамплиерам. Сверх того, герцог Австрийский дал пятьсот марок серебра в пользу того же самого замка, чтобы вывести его стены и башни.

В начале мая пилигримы начали возвращаться толпами, предоставлял нас на жертву величайшим опасностям. Но наш милосердый и всеблагий Отец, наш руководитель и наша опора, щит всех тех, которые возлагают на него свою надежду, и кому легко даровать победу как с большим, так и с малым числом людей, и Иисус Христос не допустили неверных напасть на нас до прибытия новых пилигримов, которые стеклись толпами и оказали нам помощь, в которой мы так нуждались. Съестные припасы и лошади, доставленные нам по воле божией в изобилии, распространили радость в войске верующих.

Вероломные враги, после того как мы, сражаясь, испытали большие потери, в день Вознесения Господня напал на нас, по своему обычаю, с суши и с моря. Они возобновляли несколько раз подобные попытки, но не могли ничего сделать нам. Часто они приближались к самому нашему лагерю, чтобы вызвать наших, и если им удавалось причинить нам зло, то и мы платили им тем же. Однажды наши пешие люди захватили труп вероломного врага, облекли его в оружие, как живого человека, и установили на ногах; привязав к туловищу отрубленную голову за волоса, они выставили труп за лагерем, почти на расстояние полета копья от сарацин, которые разъезжали по равнине. При виде этого, семь сарацин выехали вперед в числе трех, потом явилось еще пять, и наконец все семеро бросились на труп, желая вызвать тем христиан; но, заметив вскоре, что голова отрублена и держится одними волосами, они отступили пред христианами, которые собрались, чтобы напасть на них.

К тому времени (то есть к ноябрю 1219 г.) город Дамиетта, доведенный до отчаяния сверх всякого вероятия или описания, как продолжительностию осады, так мечем, голодом и страшною чумою, возложил всю свою надежду на мир, который был обещан султаном. Голод дошел до того, что не было никаких съестных припасов, кроме порченого хлеба. В Египта зерно сохраняется недолго, вследствие мягкости грунта, на котором оно произрастает; впрочем выше Дамиетты и в окрестностях Вавилона (Каира) оно сохраняется целыми годами при помощи какого-то искусства. Мы слышали, что в ту эпоху одна айва продавалась в Дамиетте за [620] одиннадцать византинов. Голод распространил между жителями различного рода болезни; между прочими неудобствами, которые они должны были переносить, ночью их поражала такая слепота, что они не могли ничего видеть. Султан утешал их ежедневно ложными обещаниями и таким образом удерживал от сдачи. Они завалили изнутри все ворота, чтобы никто не мог перейти к нам и сообщить, до какой степени бедствия они были доведены. Если кому удавалось уйти потаенным проходом, или спустившись с высоты башни при помощи веревок, то его распухшее и истомленное голодом тело говорило нам красноречиво о той степени бедствия, до которой были доведены его соотечественники. Сарацины, нападавшие на нас из своего лагеря и из окрестности, начали равномерно испытывать недостаток в хлебе и в корме. Нил, который обыкновенно поднимается от праздника св. Иоанна Крестителя до Воздвижения Креста, и который заливает в это время всю равнину, не достиг нынешний раз своей обычной высоты, к которой привыкли египтяне, и мы полагаем, что вследствие того большая часть земель осталась ненаводненною и потому не могла быть в свое время ни обработана, ни засеяна.

Тогда султан, опасаясь дороговизны припасов и голода, и желая в то же время удержать за собою Дамиеггу. заключил с своим братом Конрадином (Маиск-Аль-Муадам-Шарфеддин, племянник Саладина и владетель Дамаска и Иерусалима) договор, в силу которого они должны были возвратить нам св. Крест, отнятый у нас Саладином, св. город Иерусалим, всех пленников, которые окажутся в живых во владениях Вавилона (Каира) и Дамаска, дать нам, сверх того, достаточную сумму денег для возведения стен Иерусалима, наконец восстановить нам в целости королевство Иерусалимское, удержав за мусульманами только два замка, Крак, и Монреаль, за которые султан предложил, платить дат, в течение всего перемирия. Эти два замка, расположенные в Аравии, держали в своей зависимости еще семь других твердынь, и сарацинские купцы, равно как и пилигримы, отравлявшиеся в Мекку или возвращавшиеся оттуда, всегда проходили мимо этих зам конь; но кто владел Иерусалимом и кто имел бы при этом силу и добрую волю, тот мог сделать много зла обитателям этих укреплений и разорить их виноградинки и их поля.

Король, французы, граф Лейстер и немецкие вожди стояли упорно на том, чтобы все эти предложения были приняты, как полезный, по их мнению, для христианства; и, конечно, нет ничего удивительного в том, ибо они согласились бы принять условия гораздо менее выгодные и которые им предлагались прежде, если бы не воспротивились другие, по своему великому благоразумию. С другой стороны, папский легат, патриарх, все италиянские вожди и многие другие опытные мужи восстали с успехом против заключения подобного договора, доказывая с основанием, что прежде всего следует овладеть городом Дамиеттою.

Между тем султан тайно ввел в город большое число пеших людей, которые прошли по болотам; двести сорок человек [621] между ними обратились в бегство; но пока христиане спали ... (пропуск в манускрипте) вечером в воскресение, после праздника Всех Святых (1 ноября 1219), они вступили; наконец, наш караул поднял тревогу, они были преданы смерти, и мы захватили более трехсот пленников.

Ноября 5 дня (1219), когда Спаситель правил миром на земле, а епископ Альбано отправлял должность легата апостолического престола, город Дамиетта был взять, вследствие на шихт, усилий и пашей бдительности, без всякого договора о сдаче, без сопротивления, бель насилия, грабежа и приступа, чтобы всякому было очевидно, что такая победа могла быть приписана одному Сыну божию, который внушит своему народу мысль вступить в Египет и распространил свою власть над этою страною. Пока мы занимали город. на глазах самого вавилонского султана, этот последний, по своему обычаю, не осмелился проникнуть за наши окопы, чтобы напасть на сподвижников Христа, которые были готовы защищаться. В то же время вода в реке значительно поднялась и наполнила наши рвы. Султан, придя в замешательство, сжег свой лагерь и бежал. Бог, собравший в третий день воду под небесами, гам ответь своих воинов по морю к гавани Дамиетте и доставил их туда в месяце мае в третий день недели. В феврале и точно также в третий день недели он перевел их через реку, чтобы осадить город. Мы можем сравнить Дамиетту, некогда потопленную землетрясением, «с трехлетнею юницею, которая громко вопиет» (Ис. XV, 5). Мы называем ее юницею, по причине ее распущенности нравов. Она имела в изобилии рыбу, птиц, паствы, хлеб, сады и огороды; она вела обширную торговлю, занималась морским разбоем, утопала в наслаждениях и грехах и погибла в геенне. Но час суда настал ... (пропуск в манускрипте). При третьем землетрясении жители погибли, но город остался в целости. Дамиетта была прежде осаждаема греками и латинами, которые оставили свое предприятие. В этот третий раз, Царь царствующих и Господь господствующих предал ее в руки своих служителей, ведомых Иисусом Христом, который живет, царствует, повелевает и торжествует, который наводняет и оплодотворяет Египет, «и овладеет смущение теми которые расчесывают лен и выделывают висон» (Ис. XIX 9).

За этим следует лирическое обращение к городу Дамиетте, в котором автор упрекает его за грехи, бывшие причиною его падения; и к жителям города Кёльна, которых автор приветствует, как главных виновников успеха всей осады:

Возрадуйся ты, страна Кёльна, воздай хвалы Богу, приди в восторг, ибо руки твоих обитателей, твои военные машины, твои воины и твое оружие, твои припасы и твои сокровища содействовали успеху этого похода более, нежели все остальное германское королевство. И ты, Кельн, город святых, сады которого дали у себя отпрыск лилиям девственниц, розам мучеников, фиалкам [622] исповедников веры, преклони колено для прославления благочестия твоих дев и вознеси громогласно твои бесконечные благодарения!

По возвращении того времени года (т. е. весною 1220 г.), когда короли обыкновенно отправляются на войну, Иоанн, король Иерусалима, оставил лагерь верующих, приводя многочисленные предлоги к извинению своего удаления и обещал скоро возвратиться назад; но он забыл прошедшее и предался будущему, между тем как Господь разверз свою длань и наполнил гавань Дамиетты всякого рода богатствами, винами, хлебом и маслом; сверх того в Дамиетту прибыло большое число пилигримов и лошадей, как бы для того, чтобы еще более обвинить короля за то, что он не продолжал предприятия, начатого столь счастливо.

Вместе с этим шестым транспортом пилигримов явились архиепископы Милана и Крита, епископы Генуи и Реджио и послы короля Фридриха (II, Германского), которые доставили грамоты от него с золотыми печатями и возвестили о его прибытие. Также прибыль епископ Бресчии и многие италиянские рыцари. Легат, видя во всем этом особенную благодать божественного милосердия, которое доставило все средства к обеспечению успехов дальнейшего похода, был снедаем горестию и печально смотрел на то, как бесполезно терялось время и упускались благоприятные обстоятельства. Вследствие того все знатные были призваны к совещанию, и сначала легат, а за ним архиепископ Милана и прочие епископы употребили все свои усилия, чтобы склонить к походу против султана, который стоял лагерем на берегах Нила, на расстоянии одного дня пути от Дамиетты; но рыцари, по совещании, отвергли все эти предложения, оправдывая свой отказ главным образом тем, что король Иерусалима удалился самовольно, и что между ними не было ни одного князя, который был бы в состоянии руководить народом божиим, и которому люди различных наций хотели бы повиноваться. Таким образом все решились оставаться в покое, и чрез то возросли бедствия в нашем лагере. В июле месяце прибыл граф Матвей из Апулии, ведя за собою восемь галер, из которых две были вооружены для нападения на христиан: он успел захватить их во время своего переезда.

Епископ Яков Витрийский.

Historia Orientalis. Libri. III. 622-1219. – Кн. III. [623]

Епископ Аккона Яков Витрийский (Jacobus de Vitriaco, Accoaensis, deinde Tusculanus episcopus, род. около 1180 г. и ум. в 1244 г.) принадлежит к числу замечательнейших писателей крестоносной эпохи, по той наблюдательности, с которою он излагает виденное им в странах чужеземных. Быв уроженцем города Витри, около Парижа, он обратил ни себя внимание папы Иннокентия III и, по его поручению, проповедовал в 1210 г. поход против альбигойских еретиков. Его имя сделалось столь известным, что жители города Аккона, в Палестине избрало его своим епископом. В новом звании, он обнаружил большую деятельность на пользу Св. Земли, писал несколько раз в Европу, возбуждая западные народы к походу в Иерусалим, и сам понимал участие в войнах с неверными. Наконец, Яков Витрийский решился быть историком виденного им, и оставил нам в трех книгах «Восточную историю»; в своем «Прологе», он сам объясняет причины, побудившие его взяться за такой труд (см. выше, на стр. 451). В первой книге автор является в роли путешественника и описывает Восток в отношении этнографическом и культурном: во второй книге он представляет картину нравственного упадка западного общества; и, наконец, в третьей излагает историю пятого крестового похода или осаду Дамиетты. Многие полагают, что эта третья книга не принадлежит нашему автору и составляет письмо Оливера Схоластика, написанное им своим согражданам, жителям г. Кельна, которые играла важную роль при взятии Дамиетты; но автор положительно упоминает в своем Прологе о третьей книге, и кроме того ее содержание во многих местах буквально сходно с сохранившимся письмом Якова Витри в Лотарингию, где он описывает также взятие Дамиетты.

Издания: Книги I и II изданы у Bongars, Gesta Dei per Francos, I, 1047-1145 стр.; книга II – у Gretser, Hortus crucis, III. – Переводы: франц. у Guisot, Coll. XXII. с предисловием.

(пер. М. М. Стасюлевича)
Текст воспроизведен по изданию: История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. Том III. СПб. 1887