ИСТОРИЯ И ВОСХВАЛЕНИЕ ВЕНЦЕНОСЦЕВ

ВВЕДЕНИЕ

Грузинская литература Руставелевской эпохи сохранила нам одно историческое сочинение, которое начинается так: “Ты, который рыбаков показал победителями всех риторов, язык же бессловесный сделал через архангела разговорчивым, выправь и теперь язык заикающийся, чтобы рассказать историю венценосцев и восхвалить их”.

В научной литературе, применительно к приведенным словам, это сочинение принято называть так: “История и восхваление венценосцев”, то есть — “История и восхваление царей”. Такое название точно выражает характер произведения: оно действительно является историей царей. Вначале в нем изложено, сравнительно кратко, царствование Георгия III, а затем подробно передается история царицы Тамары и ее мужа — Давида Сослани. Эта история в то же время является восхвалением, прославлением, то есть, воспеванием, настоящим панегириком в духе, например, *** Плутарха, того самого Плутарха, который, по словам автора, “преувеличивал в истории похвалу царей”.

Это сочинение является в высшей степени интересным памятником; его интерес заключается не только в том, что оно сохранило нам подробное описание царствования Тамары и ее отца Георгия III, с изложением одного эпизода из истории грузино-русских отношений той эпохи, но и в том, что при его помощи становятся возможным уразуметь, в какой то мере, характер и объем грузинской культуры XII — XIII веков и восполнить наши сведения о грузинской литературе указанного времени.

Произведение открыто в конце прошлого века в рукописи 1638 — 1646 гг.; с тех пор его изучают и им пользуются в грузинской научной литературе, но без осязательных успехов, так [5] как оно настолько искажено переписчиками, что данными его можно пользоваться под условием принципиального недоверия к начертанию в нем отдельных слов и предложений. Первое его печатное издание (1906 г.), принадлежащее проф. Е. С. Такайшвили, мало помогает в этом случае, так как оно преследует цель дать точную копию рукописи, со всеми ее дефектами и ошибками. Заинтересовавшись им, как литературным памятником первостепенной важности, мы решились дать критическое издание памятника, которое появилось в 1941 году с подробным историко-филологическим анализом (***), представляющим собою продолжение и восполнение анализа, сделанного нами еще раньше в работе на грузинском языке под названием “История и восхваление венценосцев как литературный источник” (***) ¹.

Памятник является одним цельным произведением, вышедшим из рук одного и того же автора в конце царствования Георгия IV Лаши (сына Тамары), около 1222 года ². Впрочем, есть в нем один, довольно обширный, эпизод церковно-религиозного пререкания между грузинским и армянским духовенством, который не гармонирует с общим духом памятника; он является, нужно полагать, вставкой какого-то фанатика-церковника, проделанной вскорости же после появления памятника.

Автор произведения не известен, но из содержания памятника видно, что он был современником Тамары. На эту мысль находят его слова: “Ныне я передам Истории и Василографии ³, что значит — “повествование о царях”, — только то, что или сам видел, или слышал от мудрых и разумных людей”. Мы не можем определенно сказать, духовное он лицо или светское. Он [6] сперва описывает военную и гражданскую деятельность своих персонажей, а потом говорит о религиозно-нравственных свойствах их. Религиозно-нравственная сторона их жизни выдвигается так ярко и настойчиво, что поневоле подумаешь: не является ли он духовным лицом. Но вместе с тем он прибегает к таким сравнениям, которые в устах духовного лица как-то неестественны. Так, например, царь Георгий III, по его словам, по некоторым обстоятельствам жизни, является «образом Христа». Мать Тамары, царица Бурдухан, «подобна была Марии, просветительнице неба и земли» (богородице). «Тамара, превратившая Табахмелу в Вифлеем, родила там богоравного сына». Тамару он называет не только «богоподобной», но и «богоравной» ⁴.

О характере памятника, как исторического сочинения, можно судить по его названию – «восхваление», – что означает оду, панегирик. И действительно, произведение, написанное, как автор намекает во введении, в стиле Плутарха, является настоящей одой в честь Тамары и её царствования, поэтому оно не гарантировано от претенциозных преувеличений. В нём личность Тамары сознательно превозносится, она окружена ореолом «святой и богоравной» женщины. За всё своё продолжительное царствование (31 год) Тамара, по словам автора, «не наказывала никого плетью»; без «плети» или насильственных мер ни одно правление не обходилось, не могла, конечно, обойтись и Тамара, и она к таким мерам прибегала. Это засвидетельствовано другим одописцем того времени Чахрухадзе, который в одной из од в честь Тамары говорит, что она «непокорных и непослушных заставляет плакать». Тенденциозно передан в произведении рассказ о призвании в супруги Тамаре русского князя Юрия или Георгия (сына Андрея Боголюбского), о расторжении брака с ним и о выселении его из Грузии. Здесь замолчаны те глубокие социальные и политические мотивы, которые обусловили это происшествие. То обстоятельство, что к Георгию примкнула, с целью его водворения на престол, вся почти западная и юго-западная Грузия, как это указывает сам историк, красноречиво говорит за то, что изгнание великого князя не может [7] быть объяснено теми причинами, которые указаны в произведении.

Основные черты мировоззрения автора в произведении выглядят в следующем виде.

В области политической он является сторонником неограниченной монархии. «Многоначалие» по его словам, «сопряжено с завистью и неустройством», то есть, со всевозможными беспорядками. Являясь ревнивым приверженцем политики Тамары, он категорически отмежёвывается как от злоухищрений крупных феодалов и чиновников, та и от парламентарных традиций Кутлу-Арслана. В политике он выглядит гуманистом, для него неприемлемо «мщение» и «насилие», то есть, правление, построенное на репрессиях, вместо «страха и ужаса» он проповедует «миролюбие». Такое умонастроение приводит автора к той идеализации образа Тамары, о которой мы говорили выше. Но этот идеализированный образ Тамары бесспорно отображает в себе известное общественное настроение и развитое национально-политическое самосознание грузинской феодальной общественности XII века.

Социальные воззрения автора обусловлены господствовавшим тогда кодексом «патронатского» уклада жизни; из рамок этого кодекса он не выходит. Впрочем, преуспеание общественной и государственной жизни он видит в благоденствии не только «патрона», но и «вассала». Он восхищён, что в царствование Тамары не только «азнаури (свободные) сделались вельможами, вельможи же властителями, но и земледельцы уподобились азнаурам», хотя это риторическое слово – излияние автора, идеализирующее ту эпоху.

Философское мировоззрение автора носит следы христианского провиденциализма. По его взгляду, всё, что делается, делается «по указанию свыше». В связи с одной военной операцией царя Георгия III автор замечает: «если бы всевышний промысел попустил царю и если бы позволили преследовать обращённого в бегство султана, низвержены были бы высоты сарацинские». «От времён до времён», говорит он, «по изволению свыше, появляются, как свет, миродержатели». По его же мысли, «человек наследует от предков своих не только душевные, но и телесные свойства», так что, « как дерево познаётся от [8] плодов, плоды же от дерева, так и дети от родителей». Например, «появившийся на свет отрок (сын Тамары), украшенный природной красотой, носил в себе образ и подобие своих родителей».

Настоящее произведение, подобно одам Чахрухадзе в честь Тамары, «сильно проникнуто яркими вспышками торжествующего патриотизма; вся эпоха, когда жил автор, представляет высшее жизненное развитие грузинской национальной государственности и военной славы, и он, автор, невольно передаёт современное настроение передового грузинского общества». Будучи горячим и искренним патриотом, он с гордостью говорит о любимой родине. Для её защиты и ограждения от внешних ли врагов или внутренних смутьянов он требует самопожертвования. Раз, пред самой решительной битвой, он влагает в уста царя Георгия следующие вслова, обращённые к войскам: «Вы знаете, как хорошо умереть за веру и евангелие Христа. Мы ублажаем тех, которые, следуя по стопам Христа, умерли за него бренным телом. Видите ли, насколько славнее умереть мужественно, чем изматываться от изнуряющей болезни, ибо хороший пример и доброе имя вечно будут следовать за нами!»

В памятнике мы имеем, как вскользь замечено и выше, исключительный источник для изучения своеобразной грузинской культуры эпохи Руставели. Источник этот важен не только сведениями о литературных фактах, содержащимися в нём, но и общим впечатлением в пользу изысканно-разнообразной культуры и образованности грузинского общества указанной эпохи. Политическое и экономическое развитие Грузии в XII веке обусловило собою, как известно, бурный рост её духовной культуры, представлявшей собою естественное развитие национальных достижений предшествовавших веков. Кроме своих собственных традиций, составлявших ядро национальной культуры, Грузия активно и творчески воспринимала элементы передовой культуры своих западных, христианских, и восточных, мусульманских, соседей, причём элементы эти, пройдя через горнило национального самосознания и всецело ассимилируясь, служили обогащению местных культурных традиций. Это обстоятельство с особенной силой даёт знать о себе в рассматриваемом историческом сочинении. Автор его выглядит человеком всесторонне [9] образованным, который, стоя на почве национальных культурных традиций, проявляет глубокое знакомство с образованностью Востока и Запада.

Это прежде всего, усматривается в титулатуре грузинского царя. Историк называет его не только Панкратидом и Горгаслидом (грузинские термины), но и Давидидидом и Соломонидом, как ведущего происхождение якобы от еврейских царей Давида и Соломона. С другой стороны, он его считает происшедшим от Августа Кесаря, Афродиты, Аполлона, применяет к нему также название Хосроида (от имени персидского царя) и султана. Этим он хочет сказать, что грузинские Багратионы (Панкратиды), будто бы происходящие из семени еврейских царей, являются носителями славы и могущества как греко-римских, так и мусульманско-иранских венценосцев. Это является показателем возросшего к тому времени национального самосознания.

Далее, об образованности автора говорит лексикон произведения, в котором немало греческих и восточных слов и терминов.

Об этом же говорят те сравнения и художественные образы, которыми так изобилует это произведение. Для сравнений автор обращается как к природе, так и к сказочно-мифологическим и историко-литературным персонажам. Для него одинаково доступны греческая и восточная мифология, история и литература. Это видно, хотя бы, из введения сочинения, в котором относительно Георгия III автор говорит: «Он – солнце среди светил, Александр и Кайхосро среди владык, Ахиллес, Самсон и Нимрод среди героев, Спандиат, Тахамтан и Сиояш среди голиафов, Соломон, Сократ и Платон среди мудрецов».

Автор хорошо знает мифологию, в особенности греко-римскую. Георгия он сравнивает с богинею охоты Артемидой, дочь его, Тамару – благоуханием Элисейского поля, Давид Сослани, по нему, вследствие искусного метания стрел, - кентавр. Из восточной мифологии он знает Зороастра, первого царя и звездочёта среди персов, которые колдовству и чародейству обученыбыли Юнитаном.

Особенное внимание обращает на себя литературная эрудиция нашего автора; по ней мы можем судить – что интересовало современную ему интеллигенцию, духовную и светскую. [10]

Для подтверждения своих мыслей, для сравнений и художественных образов он обращается к трем жанрам литературы: церковной, исторической и светской — художественной. Из церковной литературы он очень хорошо знает Библию, патрологию и агиографию.

В исторической литературе он знает Плутарха, которому он хочет следовать, знает и особый жанр исторической литературы, который он называет Василографиею (см. выше). Знаком он с некоторыми персонажами античной истории, как, например, с искусными строителями Пифадором и Критием. Ему известна история “Разрушения Иерусалима” Титом и Веспасианом и “Иудейская война” Иосифа Флавия, равно как хронография Георгия Амартола, откуда он приводит очень много цитат. Из отечественных историков особенно влияет на него история Давида Строителя.

Особенно интересен и богат каталог светских художественных произведений, которыми, видимо, зачитывалась тогдашняя грузинская литературная общественность. Неисчерпаемый материал он находит для себя в произведениях эпического жанра. Он дает своеобразную классификацию подобных произведений. По нему, есть три вида повествовательных произведений: агиографические, геройско-богатырские и романтические. Агиографические произведения ему давала, как выше замечено, церковная литература, геройские же и романтические — светская художественная литература.

Из художественной литературы его больше привлекают произведения романтического жанра. Примеры любовного увлечения он склонен находить даже в Библии. Помимо своей родной литературы автор хорошо знает повествовательную литературу западного, эллино-виэантийского происхождения, в частности поэмы Гомера и роман Псевдокаллисфена “Александрию”. Во введении к своему труду, принимая во внимание величие восхваляемых лиц, историк говорит: “как я осмелюсь хвалить их, “их должен хвалить Гомер”. Царь Георгий, по нему, есть, “Ахиллес среди героев”, “Новый Ахиллес”, Ахиллесу подобен и Давид Сослани. Имя Александра Македонского не раз встречается в этом произведении, возможно, оно попало сюда и из исторических сочинений, но есть в нем одна цитата, взятая, [11] нужно полагать, из “Александрии”, это — то место, где говорится об индийском царе Поре, побежденном Александром и после смерти искренно им оплаканном.

Поразительное знакомство автор обнаруживает с восточной литературой. “Шах-Намэ” Фирдоуси — одно из главных произведений, которое дает ему материал для сравнений и уподоблений. Имена Кайхосро, Сиандиата, Сияоша, Рустема, Гиви не сходят у него с языка. Упоминает он и главных персонажей “Висрамиани”, “Искандер-Намэ”, “Калилы и Димны” и др.

Сугубо интересные и богатые историко-литературные факты даны у нашего автора там, где он описывает заботу феодальной верхушки найти для Тамары достойного жениха. По общему мнению, жениха Тамары должны были украшать все достоинства выдающихся людей, он должен был превосходить всех влюбленных, каких знали по романтическим произведениям восточной и западной литературы. Автор дает целый список таких влюбленных. Это достопримечательное место нашего историка в расшифрованном, исправленном и восстановленном виде читается так: “Собрались озабоченные и сговорились подыскать подходящего для нее жениха и привести его в супруги ей. Он должен был напоминать времена богатырей-голиафов, или кровопролития [из-за женщины] среди эллинов-язычников, или удаление [в пустыню] влюбленных, потерявших разум из-за женщин, как, например, потеряли разум: Тахамтам из-за Тумпаны, Амиран — Хорешаны, шахин-шах Хосров — Бануи, Mзечабук -- хазарской солнце-красавицы, Яков - Рахили, Иосиф — Асенефы, Давид — Вирсавии и Ависаки, мужественный ратоборец Пелоп — Гипподамии, дочери Эномая, Плутон - Персефоны, Рамин — Виссы, Фридон — Шаринозы и Арнавазы, Шадбер — Айилиеты. Надлежало, чтобы явились герои из героев, или мужи, добрые и украшенные вояки, проливавшие кровь, подобно язычникам, из-за возлюбленных, или подобные льву и солнцу влюбленные, удалившиеся, как звери [в пустыню] из-за этого превышнего солнца [Тамары], более светлого и блистательного, чем те, которых изображали и представляли солнцем и светилами”. Это место, в историко-литературном и библиографическом отношении, одно из важных мест для выяснения характера грузинской литературы т. н. классического [12] периода. Автор приводит литературные примеры из мифологии, Библии, из грузинского романа Амиран-Дареджаниани и из произведений восточного происхождения, каковы: “Шах-Намэ”, “Висрамиани” и потерянное ныне сочинение Онсори “Шадбер и Айилиети”.

Критически установленный текст произведения разрешает много путанных, неясных вопросов в истории царствования Георгия III и дочери его Тамары. Такие вопросы и места указаны нами в свое время во введении к изданному нами грузинскому тексту произведения, повторения их интересы русского читателя не требуют.

Поразительно богатство и разнообразие поэтического аксессуара историка. Трудно, почти невозможно, показать все те художественные образы-картины и поэтические приемы, которые характеризуют это произведение, для этого пришлось бы целиком списать его. В общем нужно сказать, что это по замыслу историческое сочинение в оформлении автора перерастает в подлинно художественное произведение.

Язык произведения изящный, художественно-поэтический, высокопарно-риторический и потому не всегда легко понимаемый. Автор следует нормам т. н. “петрицонского” литературного стиля. Он употребляет сложные слова, необычайные для грузинского языка композиты, в особенности длинные периоды, в которых предложения сокращаются посредством причастной формы глагола, исполняющем вместе с тем функцию подлежащего.

В заключение два слова о нашем переводе.

Вследствие писательской манеры автора и особенностей петрицонского стиля его сочинения, последнее трудно поддается переводу на русский язык. Требуется много усилий, нужно зубами, как говорят, грызть гранит, чтобы понять мысль автора, а потом найти адекватную для ее передачи форму. Тем не менее нами сделано в этом отношении все возможное. Наше желание — дать прежде всего точный, понятный и лишь потом, по мере возможности, дословный перевод. Древность языка произведения [13] и церковно-библейский налет стиля обусловили собою некоторый архаический наряд перевода, но это не только не затемняет его, но и придает ему своеобразную колоритность.

Трудно было совладать с социально-политическими и административными терминами произведения, вроде: *** и проч. За неимением точного соответствия в русском языке пришлось или оставить некоторые из них без перевода и дать объяснение в примечании, или же, сообразуясь с функцией тех или иных должностных лиц, выискивать для этих терминов такое или иное наименование. Впрочем все это разъяснено в примечаниях, приложенных в конце настоящей работы.

Для удобства чтения наш перевод мы разбили на главы. Указанные в тексте библейские цитаты проставлены нами, в оригинале их нет.

Приложенные в конце примечания, по главам, рассчитаны, главным образом, для лиц, не знакомых с грузинской историей и не владеющих грузинским языком.

Комментарии

1 Руставелиевский Сборник, 1938 г. Данными этих двух работ мы пользуемся при составлении настоящего очерка.

2 Об этом см. в нашей работе ***, 1938 г, с. 122-124.

3 Basilograjeion (Du Сange, Glossarium t. 1, p. 181, 1891 an.) Georgii Pachimeryflchy, Michael Paleologus, p. 272—273, edit. 1729 an. К. Кекелидзе, Известия Тбилисского Государ. Университета, т. V, стр. 310-312. Наш автор этот термин понимает шире.

4. Хотя подобный титул (isoueoz) принят был и в Византии; «Богоподобной» называли и Екатерину II (ода «Фелица» Державина).

Текст воспроизведен по изданию: История и восхваление венценосцев. Тбилиси. АН ГрузССР. 1954